Молот Валькаров

I

Грэхем даже не мечтал о том, что отопрёт дверь в бесчисленные незнаемые миры.

Возможности, которые открывал эксперимент, он осознал не сразу - Грэхем не принадлежал к учёным, жаждущим сенсаций. Он был терпеливым психологом и изучал влияние определённой разновидности слабых электромагнитных вибраций на сознание.

Седеющий, усталый, сутулый мужчина сорока лет, он месяцами подвергал животных воздействию своего луча. И однажды вдруг понял, какой необычайный потенциал таит в себе этот луч.

Грэхем сказал Харкеру, молодому физиологу, своему лучшему другу из Нью-Йоркского фонда научных исследований:

- При помощи этого луча я мог бы войти в другой мир!

Харкер с недоумением, но пристально изучал собранный

Грэхемом аппарат — неуклюжую штуковину, чуть напоминавшую поисковый прожектор с кварцевой линзой.

- В другой мир? Не понимаю. Я так понял, ты говорил о том. что луч просто выталкивает сознание животного из его тела - каким-то образом.

Грэхем кивнул.

- Именно так. Сознание, как ты знаешь, нематериально.

Это сплетение электрических токов, некий электрический узор, который обитает в мозге, но может быть выдворен оттуда, если воздействовать на него должным образом... Что и делает мой луч. Он выбивает этот электрический узор за пределы мозга, и за пределы трёхмерной вселенной — тоже. Харкер, я уверен, что он выталкивает сознание на одну из других Земель!

Коллега бросил на него совсем уже недоумённый взгляд.

- Другие Земли? О чём ты?

Грэхем объяснил:

- Это базовая теория современной физики: наша Земля - лишь одна из бесчисленных возможных, несбышиихся Земель... Вообрази: метеорит уничтожил на юной Земле первую амёбу. Сегодня в нашем мире не было бы жизни. Вообрази, что Чингиз- хан покорил Европу. Сегодня Европа была бы монгольским континентом... Таковы параллельные миры. Современная физика утверждает, что все эти Земли существуют так же, как существует наша Земля, что всё это — разные ответвления дороги Времени, отделённые от нашего мира внепространственной бездной... Материя не может попасть из одного ответвления в другое, с нашей Земли — на параллельную. Но сознание — не материя. Сознание можно перенести через бездну на какую-нибудь несбывшуюся Землю, если приложить правильную силу. Мой луч, я уверен, делает с сознаниями подопытных животных именно это.

Харкер смотрел на него с недоверием.

- И сознание животного возвращается потом в его тело?

Грэхем кивнул.

- Возвращается, как только вытолкнувший его луч исчезает.

Коллега покачал головой.

- Фантастическая теория! И доказать её невозможно.

- Если в эти несбывшиеся миры перенести сознание человека, — сказал Грэхем задумчиво, — он вспомнит о том, что с ним произошло.

Харкер засмеялся.

— Скажешь тоже! Кто в здравом уме позволит проделать с собой что-то подобное?

— Неужто мир образца 1948 года столь беспечален, - воскликнул Грэхем с горечью в голосе, - что никто не захочет его покинуть?

Этот вопрос терзал его до вечера, когда он наконец запер лабораторию и вышел в морозную зимнюю ночь.

Лязг и дребезг Нью-Йорка, орды усталых, жалких, бодрящихся людей, спешащих домой в холодных ветреных сумерках, небоскрёбы, призрачными замками проступающие во мгле, - всё это как никогда раньше наводило на Грэхема уныние.

Когда он переступил порог дома, крохотная квартирка была темна - такой она встречала его восемь долгих лет. Грэхем уныло протащился по сиротливой комнате и зажёг лампу.

Он просидел в маленькой луже света несколько часов, размышляя об удивительных перспективах своего открытия.

Его мысли снова и снова возвращались к тому, что он сказал Харкеру о возможностях луча.

«Если в эти несбывшиеся миры перенести сознание человека...»

Почему бы тебе не сделать это самому? Не перенестись через пропасть в несбывшиеся миры?

Он был уверен, что у него получится. Луч сделает с ним то же, что делал с животными: вытолкнет его сознание на параллельную Землю.

Почему бы и нет? Разве этот мир, эта Земля настолько к нему добра, что он должен бояться её покинуть?

Грэхем поднял глаза на фотографию, смотревшую на него из полумрака поверх лампы, и сердце зашлось старой болью. В другом мире, на другой Земле Эдит не умерла... или же он её не повстречал, не полюбил, не потерял - и не обречён на серое одиночество до конца своих дней.

Разве боль его жизни - исключение? Он знал, что это не так. Его знакомые по большей части, как говорил Торо, прозябали в тихом отчаянии*, освещаемом лишь редкими золотыми моментами счастья.

Кто не предпочёл бы параллельную Землю этому миру 1948 года? Миру, где миллионы медленно умирают от голода и равнодушия; где большинство пассивно, истощено и обозлено; где на горизонте маячит самая последняя, самая разрушительная война.

Разве любая из множества несбывшихся Земель не лучше измождённого, изборождённого войнами мира, в котором счастливы единицы - и который бездумно шагает к заключительной катастрофе?

Подойдя к окну, Грэхем взглянул на частокол небоскрёбов, словно сбившихся в кучу под покровом гнетущей зимней ночи.

Новое, внезапное волнение пело в его крови, вином растекаясь по жилам.

«Ведь я могу оставить этот мир, уйти в другие миры, на несбывшиеся Земли, где всего этого никогда не было!»

Теперь он знал, что сделает это.

На следующее утро он шёл по лабиринту улиц к лаборатории - и смотрел на Нью-Йорк, как заключённый смотрит на тюрьму, которую вот-вот покинет.

Но когда Грэхем подготавливал излучатель, чтобы испытать луч на самом себе, осторожность вновь умерила его возбуждение.

Он не мог рассчитать, на какую именно несбывшуюся Землю луч вытолкнет его сознание. Расчёты показывали, что сознание окажется в теле несбывшегося Грэхема с другой Земли, но какой она будет — он предсказать не мог.

Грэхем решил, что сначала попытает счастья в нескольких параллельных мирах. Он снабдил излучатель автоматическим регулятором, чтобы тот каждые несколько часов увеличивал мощность луча, а потом и вовсе отключил прибор.

Если теория Грэхема верна, всякий раз с увеличением мощности луча сознание будет переноситься через пропасть в следующий параллельный мир. А когда аппарат отключится, сознание вернётся на эту Землю, в свой разум и своё тело.

Только тогда он решит, в котором из других миров хочет найти постоянное пристанище - и по меньшей мере его сознание сможет вернуться и остаться там навсегда. Потребуются новые расчёты и переделка аппарата, но всё это осуществимо.

Была ночь, когда Грэхем кончил прилаживать автоматический регулятор. Он сел и всмотрелся в кварцевую линзу неуклюжей машины, которая миг спустя швырнёт его сознание через пропасть в несбывшееся.

Момент настал, и автоматический регулятор повернулся. Щёлк!

II

Миг переноса был оглушающим; потом Грэхем обнаружил себя в другом теле.

Он не владел этим телом и не контролировал его. Оно принадлежало другому человеку а Грэхем был лишь странным гостем в его мозгу. Ему были доступны ощущения и воспоминания владельца тела, а тот о присутствии Грэхема даже не догадывался.

Грэхем сразу понял, что другого тоже зовут Грэхемом.

Он осознал, что расчёты оказались верны: сознание перенеслось через пропасть на несбывшуюся Землю на другой временной ветке и там проникло в тело несбывшегося Грэхема.

Другой Грэхем шёл в это время по тёмному, мрачному зимнему лесу. На Грэхеме была одежда из кожи и шерсти, на его поясе висел длинный меч, за рукоять которого он то и дело брался. Он знал, что с каждым шагом погружается глубже в пучину опасности.

— И всё-таки здорово, что я вернулся, — пробормотал он себе под нос.

Как давно он покинул Дальнюю Англию? Шёл год 1948-й. Десять лет минуло с той поры, как он бежал, преследуемый судьбой...

- Всё это время я знал, что однажды вернусь, - прошептал он.

Десять лет! Он был странствующим наёмником и продавал свой меч всякому, кто готов был его купить, - и холодным королевствам викингов на севере, и португальской империи рабовладельцев на южном континенте.

За эти годы он постарел. Не столько внешне - время лишь добавило стали его взгляду и деснице. Однако Грэхем уже не был горячим юнцом двадцати девяти лет от роду, который некогда скакал по этим самым лесам, уходя от гибельной погони герцогских дружинников.

Или, может, в закалённом теле солдата жил всё тот же молодой олух? Видимо, так - иначе он не рисковал бы сейчас головой.

чтобы взглянуть на жену, которая наверняка его позабыла. Эдит вряд ли захочет его видеть, она может испугаться за себя и детей..

- Но она не вышла замуж снова, - сказал себе Грэхем. —

За эти десять лет она не вышла замуж!

Об этом ему поведала служанка, с которой он тайно передал Эдит письмо.

Где-то на севере тёмную безлистную чащу вспорол волчий вой. Грэхем обернулся и прислушался.

«Их тут мало, — подумал он. — Слишком уж много стало в округе замков и городов».

Когда Грэхем это подумал, первый Грэхем, остававшийся наблюдателем в чужом мозгу, впитал его память и знания — и осознал, насколько эта несбывшаяся Земля на другой временной ветке отличается от его мира.

История этой Земли была другой: здесь не было Возрождения, и Европа не пробудилась внезапно от судорожной жизни и мышления Средних веков. Из-за этого пробела прогресс здесь шёл бесконечно медленнее.

Компас и современные парусные суда появились тут лишь в XVIII веке. Только в 1810 году первые английские корабли основали колонию на материке, который именовали не Америкой, а Винландом — так назвали его норвежские первооткрыватели.

Как здесь, в Дальней Англии, так и на старом континенте владычествовала статичная средневековость. Сохранявшаяся феодальная тирания душила любые новшества. Десять лет назад Грэхем вынужден был бежать, оттого что нарушил железные лесные законы.

«Будто это дело - вешать человека за охоту на герцогских оленей!» - с горечью думал он.

Грэхем взошёл на небольшой холм и с северных высот посмотрел вниз, на остров и огни Нового Йорка.

Город располагался на месте Нью-Йорка, но был совсем другим. Он имел средневековый вид: хитросплетение каменных мостовых, стен, крыш, над которыми возвышался массивный замок герцога Кларенса, генерал-губернатора Дальней Англии.

Обнесённый стеной город помещался на краешке острова, севернее тянулись земли сельских общин. Ещё дальше начинался тёмный лес, на опушке которого стоял Грэхем.

Он зашагал веселее, когда увидел с опушки гигантские ветки огромного клёна.

Клён остался прежним. Точно таким же, каким был, когда они с Эдит — пара влюблённых — тайно встречались под его ветвями. Она приходила сюда из города и ждала его - стройного, в черной накидке...

Она ждёт его и сейчас!

Едва завидев её, Грэхем понял, что в глубине души никогда не сомневался: Эдит ответит на его письмо - и придёт.

Десять лет боли и страданий соскользнули с его разума, как изношенная одежда; он подошёл к жене и обнял её.

— Эдит! Эдит!

Она была бледна, в тёмных глазах стояли слёзы.

— Ты не должен был возвращаться! Здесь слишком опасно! Ты по-прежнему вне закона и...

— Она права, Грэхем, возвращаться не следовало!

Скрипучий голос из тьмы заставил Грэхема обернуться. Его

меч выпрыгнул из ножен.

Он сразу узнал грузного человека в кольчуге, вышедшего из тени большой сосны. Этот человек преследовал его десять лет назад - Фрэнсис Кварл, первая ищейка герцога.

Огромное лицо Кварла перекосилось от зловещей ухмылки. И когда Грэхем увидел тёмных всадников, выезжающих из-за деревьев, он ощутил озноб: стало ясно, что ускользнуть не удастся.

Грэхем поднял меч и спросил сквозь зубы:

— Полагаю, меня выдала служанка, с которой я передал записку?

— Она почуяла наживу и сначала пошла ко мне, - кивнул Кварл самодовольно. - Герцог будет доволен. Все увидят, что мы делаем с преступниками.

Эдит издала сдавленный вопль; Грэхем яростно оттолкнул её, когда дружинники ринулись в атаку.

Отступив к гигантскому клёну, он прижался к нему спиной; его клинок обрушился на их стремительные мечи.

Он нанёс три коротких, беспощадных удара. После первых двух сморщенный вояка упал на колени и схватился за живот, третий пришёлся на шею нескладного юноши.

— Всем отойти! — заорал Кварл басом, хладнокровно нацеливая на Грэхема тяжеловесную трубу.

Грэхем узнал пороховой огнестрел — громоздкое кремнёвое ружьё; они появились недавно, но использовались, он слышал, всё чаще.

Ружьё изрыгнуло огонь, и тяжёлая пуля вонзилась в правое плечо.

Он попробовал переложить меч в левую руку, но тщетно.

На него навалились всей гурьбой.

Эдит завопила, когда один из солдат дёрнул голову Грэхема за волосы и вытащил кинжал.

— Не здесь, идиоты! — проревел Кварл. — Герцог захочет повесить его как полагается!

Грэхема умело и крепко связали и понесли прочь. Оглянувшись. он увидел Эдит — она рыдала, съёжившись на земле.

Поимка и обещание смерти вогнали Грэхема в ступор, но одна обманутая надежда продолжала давить на сердце.

Он так и не увидел детей. Эдит не решилась привести их с собой, и теперь ему не суждено...

Грэхема несли по узким булыжным мостовым. Новый Иорк не радовал разнообразием. Вездесущая тьма с редкими тусклыми огнями, одинаковые дома с вычурными эркерами, одни и те же грязные конуры.

Он помнил время, когда замок герцога был для него величайшим творением зодчих. Он помнил, как с благоговением юнца глядел на тёмную лестницу, что вела вниз, в подземелья; на лестницу, по которой волокли сейчас его самого.

Он сидел в холодной каменной темнице, куда его бросили, и баюкал пульсирующую болью руку. Он размышлял и вспоминал, зная, что ни мысли, ни память не проживут долго.

Дверь открылась, и вошёл священник. Грэхем узнал товарища по детским играм, прилежного и робкого Эрика.

— Меня послал к тебе капитан Кварл, — сказал Эрик неуверенно. — Чтобы я помог тебе прийти к миру с собой прежде, чем...

Он замер, и Грэхем кивнул.

— Значит, меня вот-вот повесят? Хоть бы предупредили.

Внезапным потоком раскалённой лавы его душу затопил гнев.

— Я кончу свои дни на верёвке - но за что? За пару оленей, убитых десять лет назад! Какой в этом смысл? Разве это справедливость?..

— Ни смысла, ни справедливости, - протянул Эрик. - Но в таком уж мире мы живём.

— Клянусь богом, я хотел бы, чтоб этот мир был другим! — гремел Грэхем.

— Наш мир мог бы быть другим, — задумчиво сказал Эрик, — если бы другой была его история. Всех феодалов и тиранов, тормозящих развитие науки, давно не было бы, если бы воплотились мечты Роджера Бэкона... Бэкон жил несколько веков назад, он был фантазёром и пророчествовал о том, что однажды мудрость человека и его наука подчинят природу, укротят молнии, и люди полетят по воздуху, а работу будут выполнять машины. Он верил в то. что это случится... но этого не случилось.

Грэхем бросил на Эрика свирепый взгляд.

— Да уж, если бы его пророчества сбылись, Земля была бы совсем другой! Подумать только — люди, овладей они наукой, могли бы жить без боли и страха!

Его плечи поникли.

— Это мир несбывшегося. А мы... мы должны жить там, где живём.

Они молча сидели рядом, пока сквозь прутья решётки в камеру не просочилась заря. Послышался грубый топот приближающихся сапог.

Грэхем со связанными за спиной руками - правая, раздробленная, болела просто кошмарно - молча поднялся на внутренний двор замка, где Кварл и его палач безмятежно ждали у герцогского эшафота.

Небольшая толпа движимых любопытством и сочувствием горожан собралась, чтобы посмотреть, как вершится возмездие герцога. Грэхем услышал, как кто-то выкрикнул его имя, и узнал голос Эдит.

Он нашёл её смертельно бледное лицо в толпе. Рядом стоял высокий испуганный мальчик четырнадцати лет; его брат и сестра чуть помладше прижались к Эдит с другого бока.

Он знал. Он знал, что Эдит придёт, чтобы он увидел детей перед смертью.

Грэхем посмотрел на них, и его горло сжалось. Он слышал, как Кварл отдаёт приказы, но словно бы издалека. Петля скользнула на его шею почти неощутимо.

Он смотрел на детей и улыбался. Они увидят, что отец умирает как мужчина. Большего он дать им не мог.

Кварл отдал ещё один приказ, и...

Щёлк!

III

Грэхем медленно высвобождался из тьмы, в которой вдруг очутился.

На миг он перестал понимать, что происходит. Потом понял, что излучатель, как и было запланировано, автоматически переключился и перебросил сознание в очередное ответвление времени, на ещё одну несбывшуюся Землю.

И вот он попал в голову еше одного несбывшегося Грэхема - и воспринимал мир через его органы чувств! Только звали этого человека по-другому.

Его звали Граам, и был он верховным звездочётом Храма Звёзд великого города Новый Майяпан в роковом году, соответствовавшем 1948 году на другой временной ветке.

Грэхем смотрел на мир глазами Граама и помнил всё. что помнил Граам. Он стоял в маленькой круглой комнате, на каменных стенах которой были затейливо высечены странные иероглифы; в сводчатой крыше над ним зияли щели. Под одной такой щелью помещалось изогнутое зеркало на медной опоре, отражавшее яркую звезду.

Граам пристально изучал звезду на зеркальной поверхности, осторожно меняя угол отражения при помощи опоры, на передвижном основании которой имелась градуированная шкала.

- Полгода я ждал! - приговаривал он возбуждённо, не прерывая работы. - Сегодня ночью я узнаю, прав я - или это всего лишь мои фантазии!

Грэхем знал, что именно пытается сделать Граам. Ему грезилось, что звёзды бесконечно далеки, и он пытался доказать это методом триангуляции.

В маленькую обсерваторию на крыше храма вошли женщина и мужчина. Грэхем знал, что это Эйда, жена Граама. и его друг Итциль.

Глаза прекрасной темнокожей Эйды были выпучены от страха. Все трое были одеты в короткие белые льняные туники с алмазными перьями - украшением майянских аристократов.

- Граам, здесь нельзя оставаться! - воскликнула женщина. - Город уже почти опустел!

Её поддержал мужчина:

- Ацтекские войска жгут деревни на той стороне реки! Убедись сам, если не веришь!

Он потащил Граама на маленький балкон, опоясывавший высокую башню обсерватории.

Они смотрели вниз, на тьму великого Нового Майяпана. Его величественные террасированные пирамиды чёрными монолитами врезались в ночь, однако лишь несколько огоньков светились на улицах и в садах, ибо над городом нависла тень рока.

Город возвышался на том же острове, где в реальности Грэхема возник Нью-Йорк. Глядя на мир глазами Граама, Грэхем впитывал знание о столетиях другой истории, в которой это место достигло расцвета — и теперь готово было рухнуть во тьму.

На этой Земле история пошла другим путём, не таким, как в его собственном мире или на феодальной Земле, откуда он прибыл сюда. Здесь Старый Свет не породил никакой цивилизации - и не завоевал Новый.

Взамен невиданного блеска и великолепия достигла древняя цивилизация майя, развитию которой никто не препятствовал. Великая империя майя вышла за пределы южной прародины и, распространяясь на север, заняла почти всю восточную половину континента. Здесь, в Новом Майяпане, крупнейшем городе империи, величие майянской науки достигло своего апогея.

Эйда протянула руку на запад, в сторону тёмной реки.

- Взгляни, это горят деревни!

Граам смотрел на уродливые алые шрамы на лице ночи.

- У ацтеков есть лодки, через несколько часов ацтекские воины войдут в Новый Майяпан! — протараторил Итциль. - Мы должны бежать!

- Несколько часов? - пробормотал Граам. - Этого времени хватит, чтобы завершить мой эксперимент.

- Ты с ума сошёл? - закричал Итциль. - Ты же знаешь, что будет, если они найдут тебя здесь!

Грэхем знал. Все знали о том, каково жить под пятой ацтекских завоевателей.

Его накрыло глухое отчаяние, терзавшее майянские сердца уже много месяцев. Великая империя майя, равной которой не было на свете, вскоре погибнет.

Они напали на империю, когда изобрели новые виды оружия — арбалет и катапульту. Они наносили столь стремительные, концентрированные и адски точные удары, что почти вся империя пала к их ногам.

- Все наши великие древние города завоёваны, - у Эйды перехватило дыхание. — Ушмаль, Старый Майяпан, Паленке... Даже древняя и священная Чичен-Ица. Настал черёд величайшего Нового Майяпана...

- Это конец цивилизации, - сказал Граам мрачно. - Старый Свет погряз в варварстве навсегда, а отныне и в Новом Свете не будет ничего, кроме варварства ацтеков.

Он грустно покачал головой.

- Мир лежит в руинах — мир страха и тьмы. Л ведь всё могло быть по-другому! Если бы народы Старого Света создали свою цивилизацию, они могли бы нам помочь! Майянский народ жил бы с ними в дружбе и согласии в спокойном, счастливом мире...

- Не время думать о несбывшемся! - прервал его Итциль. - Империя умирает, но мы избегнем участи ацтекских рабов, если немедля уйдём из города!

Граам обернулся, посмотрел на свою маленькую обсерваторию. покачал головой.

- Я не могу уйти! Я почти совершил величайшее открытие... почти проник в тайную природу звёзд и вселенной!

- Что толку от твоего открытия, когда мир погружается

в варварство? — завопил Итциль. — Почему ты должен жертвовать ради науки вашей с Эйдой свободой?

Граам дотронулся до дрожащего плеча жены.

- Эйда, уходи с Итцилем. Я скоро вас догоню.

Задохнувшись от ярости, она стала протестовать, но он сказал как отрезал:

- Это приказ! Уведи её, Итциль... скорее!

Когда они ушли, Граам ещё раз взглянул на запад. Огонь почти добрался до берега реки.

- Мало времени, - пробурчал он. — Но, может быть, мне хватит...

Он поспешил обратно в маленькую обсерваторию и склонился над медной опорой зеркального телескопа.

Граам тщательно настраивал инструмент и снова и снова проверял результаты, забывая обо всём на свете.

- Другой угол! - говорил он сам с собой, и волнующаяся кровь стучала в его виски. - Теперь расчёты...

Полгода назад он произвёл угловое измерение великой зелёной звезды севера. Теперь, когда Земля была по другую сторону от Солнца, он произвёл это же измерение вновь - и угол оказался чуть другим.

При свете лампады Граам с тростниковым стилом в руке согнулся над бумажными листами. Его мозг производил вычисления с огромной скоростью, и Граам тщательно проверял каждое из них.

Прошёл час. потом другой. Слабый дымок вплыл в обсерваторию, а с ним пришло и далёкое эхо триумфальных, волчьих возгласов.

Граам отложи;! стило и встал; его трясло от восторга.

- Всё так и есть! Эту звезду отделяет от нас немыслимое расстояние. Значит, это тоже солнце, такое же, как наше, - оно лишь кажется крошечным!

Граам вышел на балкон. Он даже не взглянул на зловещие тёмные лодки, переплывавшие кроваво-красную, будто подожжённую реку. Его глаза поднялись к священному звёздно<чу небу.

Он ощущал благоговение.

- Каждая из этих светящихся точек - великое солнце!

Я первым из людей вижу истинное лицо вселенной!

Граам был на сияющей вершине экзальтации - и тут же сорвался в чёрную бездну отчаяния.

- Это знание погибнет вместе со мной - или выживет,

но лишь как искажённая легенда! Что толку от истины в преддверии долгой ночи варварства?

Под ним ацтекская армия наводняла город, потрясая факелами в исступлении от своего воинского триумфа. Граам знал, что теперь сбежать не удастся. Он знал это с самого начала.

Кто-то коснулся его руки, и он резко обернулся. Искажённое лицо Эйды было как белая клякса в полумраке.

- Эйда, что ты наделала? — воскликнул он. - Теперь нам не убежать. Ты знаешь, что с нами сделают ацтеки.

- Знаю, — ответила она. — Но что бы нас ни ждало - я разделю будущее с тобой.

Граам обнял её и прижал к себе.

Внизу в великом городе вспыхивали красные костры — фанатичные ацтеки начали поджигать храмы.

- Таков конец империи, - прошептал Граам. — Таков конец нашего мира.

На какой-то миг его разум заволокла слепая, тщетная тоска по несбывшемуся.

- Если бы Старый Свет не отставал от Нового, настали бы блаженные дни, - шептал Граам. - Блаженный мирно мы его не увидим.

Он обнял дрожащую женщину крепче, чтобы её успокоить.

- Что бы нас ни ждало, мы к этому готовы.

Ацтекские солдаты почти добрались до Храма звёзд и...

Щёлк!

VI

На этот раз, выплывая из темноты. Грэхем сразу понял, что излучатель вновь перебросил его сознание на другую временную ветку: ещё одна Земля, ещё одно тело.

Ещё до того, как Грэхем увидел мир новыми глазами, он знал, что его зовут Гра — и что он раб Чешуйчатых.

Вместе с дюжиной других мужчин и женщин, облачённых, как и он, в шёлковые набедренные повязки, Гра жался к полу в комнате, которая выглядела более чем экзотично.

Её искривлённые стены из бледного пластика слабо мерцали. Окон в комнате не было, а освещалась она сияющей пластинкой в потолке.

Грэхем, как и Гра, знал, что комната расположена в квартале рабов Нового Города их хозяев, Чешуйчатых. Знал он и то. что мужчины и женщины собрались здесь, чтобы составить заговор.

- Мы можем сбежать, если вы примете мой план! - говорил Гра. — В холодных северных землях мы будем в безопасности - и мы обретём свободу!

Эа, его женщина, смотрела на него с тревогой.

- Но, Гра, если нас поймают, наказание...

- Разве не лучше умереть, чем вечно служить Чешуйчатым? - вспыхнул Гра.

Старый Фур покачал седой головой.

- Даже если мы доберёмся до северных земель, Чешуйчатые рано или поздно найдут нас.

- Они ненавидят холод и вскоре прервут поиски, - заявил Гра. - Мы можем спрятаться, нас станет больше, мы изготовим такое же, как у них, оружие.

Он добавил:

- Нам или нашим потомкам удастся однажды свергнуть Чешуйчатых и сделать хозяином Земли человека!

Ужас и изумление проступили на лицах, будто он сказал нечто кощунственное.

- Хозяевами могут быть только Чешуйчатые... они были ими всегда! - возразил один из мужчин.

Из того, что знал Гра, Грэхем понял, что так оно и было.

На этой несбывшейся Земле история пошла по другому пути миллионы лет назад.

Здесь люди так и не стали владыками планеты. Власть над Землёй принадлежала рептилиям. Великие кланы рептилий, которые на Земле Грэхема вымерли в результате климатического сдвига, уступив место млекопитающим, на этой временной ветке не погибли - они выжили и стали разумным народом.

Этот народ, двуногие Чешуйчатые, за столетия создал свою цивилизацию. Новый Город, занимавший остров, на котором в параллельном мире стоял Нью-Йорк, был лишь одним из их многочисленных мегаполисов. Чешуйчатые были хозяевами а люди, опоздавшие в развитии на много веков, стали их рабами.

- Так вышло лишь по случайности, - уверял Гра. -

Я подслушал лекцию, которую великий учёный С’Си читал перед другими Чешуйчатыми в университете... Он сказал, что если бы одному виду рептилий не посчастливилось стать достаточно разумными и пережить изменения климата, все большие рептилии погибли бы - и человек унаследовал бы Землю.

Остальные глазели на него, и Эа выразила всеобщее недоверие:

- Мир, в котором правят люди? Это невозможно.

- Это мир был возможен, — настаивал Гра. Его голос стал задумчивым, мечтательным. — Ах, если бы Земля была именно такой! Люди правили бы планетой в мире и согласии, правили бы мудро... Это несбывшийся мир, но мы можем хотя бы попытаться стать свободными! Для этой попытки

я выбрал вас, потому что вы больше всех прочих жаждете освободиться.

Он выпрямился.

- Пришло время действовать - именно сейчас, когда почти все Чешуйчатые собрались в большом зале на Празднество Деторождения. Мы с Эа уходим. Вы можете присоединиться

к нам - или остаться.

Мгновение все колебались, потом поднялся старый Фур.

- Я знаю, что скажу за всех. Мы идём с вами.

Гра вынул из тайника свёрток со всеми тайными приготовлениями и пошёл к двери.

- Тогда вперёд!

В мозгу Гра бурлила гремучая смесь волнения, надежды и страха; он вёл свой маленький отряд по тусклому пластиковому коридору - одному из множества путей в лабиринте Нового Города.

Даже выход за пределы квартала без разрешения был для людей неслыханным нарушением закона. Однако именно на это и рассчитывал Гра.

Они пробирались привычным маршрутом, который он помнил с детства; в эту ночь тёплые, насыщенные паром коридоры, залы и наклонные переходы великого города рептилий были пусты.

Жуткие и торжественные напевы под странную, чуждую людям музыку плыли по лабиринту, появляясь откуда-то сверху.

- Музыка Празднества Деторождения. - прошептала дрожащая Эа.

- Нам нужно пройти через большой зал, чтобы добраться до западного шлюза, где пришвартованы лодки, - сказал Гра. — Другого пути нет.

- Но как мы справимся со стражами шлюза и с замками? — боязливо спросил кто-то.

- У меня есть план, - повторил Гра. - Скорее, скорее!..

Музыка сделалась громче, и люди пригнулись — они пробирались по балкону высоко над большим залом.

Большой зал Нового Города был действительно велик.

На зелёных светящихся стенах колоссального овального помещения были изображены огромные двуногие рептилии из далёкого прошлого - предки Чешуйчатых.

Тысячи Чешуйчатых города почти все собрались внизу и стояли молчаливыми рядами. Их позы были торжественны, их прямые фигуры размером и формой отдалённо напоминали человеческие, на их металлических плетёных доспехах сверкали драгоценные камни; немигающие глаза на плоских мордах рептилий смотрели в дальний конец зала.

Там на помосте приближалось к кульминации ежегодное Празднество Деторождения. Сотни яиц, принесённых из инкубаторов ради торжественного ритуала, трескались, и музыка становилась триумфальной. Нарождалось новое поколение Чешуйчатых!

- Человеку запрещено смотреть на ритуал под страхом смерти, - пробормотала Эа, дрожа сильнее прежнего.

- Не останавливайся! - шёпотом приказал Гра. - Мы должны успеть до конца Празднества!

Они оставили большой зал позади и побежали по пустым коридорам и высоким мостам между зданиями; с мостов открывалась панорама Нового Города - изогнутые стены, крыши и минареты, светившиеся странным величием под восходящей луной.

Они спустились по петляющему наклонному переходу, вышли в прохладную ночь и побежали к каменному причалу, вдоль которого были пришвартованы силовые лодки Чешуйчатых - плоские, длинные, сделанные из металла.

От причала людей отделяла высокая металлическая решётка. По эту сторону запертых ворот стояли в дозоре двое беспечных Чешуйчатых.

жизнь на то, что стражи были не в состоянии вообразить, будто раб-человек решится преступить закон.

Он передал свёрток фуру и вышел из тени на лунный свет прямо перед стражами. Немигающие глаза Чешуйчатых тут же уставились на него и тех. кто стоял за ним.

- Чей приказ привёл вас сюда в поздний час, люди? — спросил один из стражей монотонным, шипящим голосом.

Гра ответил:

- Приказ Джарры. нашего хозяина. Он прислал нас сообщить вам, что...

Продолжая говорить, Гра шёл к стражам. Внезапно он прыгнул на того, который стоял ближе.

Чешуйчатый не мог поверить в то. что его атакует человек, и потянулся за оружием слишком медленно. Из глотки стража вырвался шипящий вопль.

Но Гра успел выхватить из складок набедренной повязки украшенный драгоценными камнями кинжал, который украл несколько недель назад. Остриё пробило дыхательный мешок Чешуйчатого, и тот упал, хрипя и задыхаясь.

Второй страж, на которого набросились другие мужчины, неистово извивался. Гра подбежал и несколько раз воткнул кинжал в сердце рептилии.

- Ворота! Как мы пройдём за них? - закричал старый Фур.

- Всем отойти! - воскликнул Гра. Он схватил золотую огненную трубку первого стража.

Наведя её на закрытые ворота, он нажал на спусковой крючок. Трубка сработала — раздался гром, и полоска пламени расплавила замок.

Когда они вбежали на причал, на башнях 11ового Города стали загораться огни. Повсюду звучал монотонный сигнал тревоги.

- Фур, отцепи для нас одну лодку! - закричал Гра. - Все на неё, скорее!

Сам он побежал по причалу, и трубка в его руке обожгла корму каждой металлической лодки. Полоски пламени плавили одну силовую установку за другой.

Он мчался назад, когда Фур запустил силовую установку на оставшейся лодке. Гра запрыгнул на борт, и силовые трубы изрыгнули под водой огненную струю.

- Они уже здесь! - закричала Эа.

Чешуйчатые выбегали из наклонного перехода на причал, но плоская металлическая лодка уже неслась по залитой лунным светом глади.

Ударило громовое стаккато, и из огненных трубок вылетели вдогонку беглецам полоски пламени. Вода за кормой кипела и пузырилась.

- Им нас не достать! - ликовал Гра. - Фур, правь в открытое море!

Нахохленный и мерцающий Новый Город стремительно отступал: вскоре лодка миновала узкое горлышко залива и вступила в противоборство с океанскими волнами.

- Держим курс на север! - приказал Гра. — К холодным землям 1

Заря застигла их в открытом море. Признаков погони не было. Однако и силовая установка выдохлась.

- Вскоре мы будем в безопасности, - провозгласил Гра. - Они ненавидят северный мороз так сильно, что не последуют за нами.

Он указал на свёрток.

- Внутри есть парус и синтепнща, её хватит на много дней. Мы сможем доплыть до северных земель.

Остальные безмолвно и боязливо смотрели на безбрежный серый океан.

- Мы тоже рано или поздно умрём в северных землях, — пробормотал кто-то.

Другой добавил:

- В Новом Городе мы хоть не страдали так, как страдаем сейчас.

Голос Гра ожесточился:

- Мы будем страдать, но теперь у нас по крайней мере есть шанс обрести свободу — и построить новый мир для нашего народа. И нам - или другим, таким же, как мы, — однажды удастся это сделать... Мир, в котором рептилии вымерли

и человек унаследовал Землю, не сбылся. Но мы можем стать свободными!

Старый мудрый Фур кивнул:

— Да, наш мир будет миром страданий и боли. Но. сдаётся мне, таков любой мир. Жизнь без боли и без радости невозможна: боль и радость сами по себе - часть жизни.

Храбрость вернулась в их сомневающиеся сердца. Они поставили сборную мачту, и маленький шелковый парус раздулся на ветру.

Гра сидел, держа Эа за руку и глядя вперёд, в серую муть.

- Эа. однажды люди вернутся с севера! Однажды они...

Щёлк!

V

Грэхем в четвёртый раз ощутил, как его сознание несётся сквозь ревущую пустоту к внезапному шоку и тишине.

Он открыл глаза. Он смотрел в круглую бледную кварцевую линзу излучателя.

Грэхем недоверчиво оглядел привычный интерьер своей залитой электрическим светом нью-йоркской лаборатории.

— Я вернулся! — прошептал он.

Автоматический регулятор вновь сработал, заставив луч погаснуть, и сознание Грэхема перенеслось с иных Земель на родную временную ветку - на родную Землю.

Грэхем замер: его мысли бурлили, когда он вспоминал три не- сбывшихся мира, в каждом из которых прожил несколько часов.

- А ведь другие Грэхемы в других мирах тоже мечтали о не- сбывшихся Землях!

О, трагическая ирония! Тот, другой Грэхем из феодальной реальности грезил о том, чтобы Земля стала миром науки, потому что в таком мире все люди были бы счастливы!

И Граам из 11ового Майяпана грезил о блаженном мире, в котором Старый Свет создал цивилизацию, - звездочёт и не подозревал, что при таком раскладе его цивилизация была обречена на гибель столетия назад.

И Гра, раб, мечтал о том, чтобы люди стали хозяевами - и повсюду царили мир, счастье и мудрость.

Трое других Грэхемов жаждали несбывшегося, не понимая, что, если бы оно сбылось, их ждало бы трагическое разочарование.

«Как ждало оно меня в моих несбывшихся мирах, когда я в них проник», — подумал Грэхем уныло.

Может, такова космическая насмешка вселенной над человеком, если тот во всех неисчислимых параллельных мирах мечтает о несбывшемся, которое на деле столь же отвратительно, как и его собственный мир?

Грэхем подошёл к окну, поднял штору и посмотрел на башни Нью-Йорка - серые и мрачные громады в лучах рассвета.

Он знал теперь, что сбежать в несбывшиеся миры не удастся. Он был пойман в ловушку; он оставался узником несчастливого мира, в котором родился.

«Номы должны жить там. где живём».

Слабый, призрачный голос воскрес в его памяти.

Грэхем — другой Грэхем — сказал это прежде, чем взойти на эшафот и умереть с улыбкой на устах, чтобы его дети запомнили отца именно таким.

Тот Грэхем, и Граам. и Гра - да, все они мечтали о несбывшемся. Тем не менее они храбро смотрели в лицо своим, куда более мрачным мирам.

«Жизнь без боли и радости невозможна: боль и радость сами по себе - жизнь!»

Глядя из окна на нью-йоркские башни в лучах рассветного солнца, Грэхем понимал теперь, что эти слова - правдивейшая из правд.

Камень не знает ни несчастья, ни счастья. Но каждое живое существо их знает — оно выменивает длительность агонии на золотые моменты радости. И чем выше оно забирается на гору жизни, тем больше страдание и экстаз. Для живого существа жаловаться на страдания - всё равно что жаловаться на то, что оно живёт.

Плечи Грэхема распрямила новообретённая храбрость.

Он прошептал своим параллельным «я», пусть они и не могли его услышать:

— Грэхем. Граам, Гра - вы многому меня научили. Я не забуду!

Он искал счастье в несбывшемся — и не нашёл его. Зато он отыскал истину, и она дарила спокойствие.