Монстр ушел, и мы со стариками смогли выдохнуть. Это же надо, чтобы «такое» стояло у них во главе. Они, наверное, его до мокрых металлических штанов бояться, даже не думают подниматься, хотя монстр уже скрылся за воротами замка. Пока я в уме думала, успеем ли мы со стариками сбежать, пока эти тугодумы поймут, что главного уже нет, они поднялись и принялись расходиться по лагерю.
– Вон, один идет по наши души, – сказал старейшина, и остальные старики с обреченным видом встали с сена.
Я как все обернулась в сторону замка, откуда деловито шагал один из металлических человечков. Правда, он немного отличался от остальных, шлем его имел причудливую форму, чем-то напоминающий совиную голову. Бабушки и дедушки вдруг обступили меня, как будто пытаясь защитить от него, так что я почувствовала смешанное чувство жалости и гордости за них.
Уродец встал напротив насупленного старейшины, но вместо того, чтобы смотреть на него, почему-то глядел исключительно на меня. Мне ничего не оставалось, кроме как осторожно обойти дедушку и, скрестив руки на груди, встать на защиту старших.
– Чего надо? – очень некультурно и не скрывая вызов, поинтересовалась у этой «совы».
Металлическое изваяние зависло, как будто не ожидая от меня подобной фразы, и я запоздало вспомнила, что играю роль деревенской девочки. Пришлось срочно опускать руки, строить заплаканную рожицу и слащавым голоском поинтересоваться:
– Дяденька, а когда нас домой отпустят?
«Дяденька» отмер и решил, что совершил ошибку, потому как попытался взглянуть на старейшину, недоуменно смотревшего на меня. Но выбирать себе собеседника было уже поздно, так что «дяденька» сдался и заговорил, обращаясь ко мне:
– Вас не отпустят домой. Вам выпала огромная чес…
– Как не отпустят? А как же матушка? Как же коровушка моя, Зоренька? А свиньи мои как? С голоду помрут же!!! Мы, кстати, есть хотим, чего тут пленных не кормят?! Совсем не совестно, что ли, вам, так со старшими себя вести?! – щебетала, играя в простушку, мне не сложно, как говорится, как выгляжу, так и действую.
«Дяденька» попытался снова заговорить с дедом, но я и шанса не дала, горестно заплакав и закрыв глаза руками (ибо слез там и в помине не было), завыла на всю долину:
– И что же с нами теперь будет?
– Вы будете работать в замке, пока главный военачальник, Артал Устрашающий будет находиться здесь. Надеюсь, вам все понятно? – голос у них какой-то странный, может это из-за брони? Но по-нашему они говорят неплохо, к моему удивлению.
– Устрашающий? Это что, у него имя такое? Он реально, такой страшный? – сделала глаза побольше, мол, удивлена такой пафосной кличке, любят же мужички себе соответствующие клички придумывать. Слышу отчетливый скрип зубов, не из-под шлема же, да?
– А что за работа-то, хлопец? Мы как-то не в том возрасте, чтобы батрачить, милок, – спас меня от гнева «дяденьки» дед Тимофей.
– Убирать будете, на кухне помогать. Мы знаем, что ваши старики слабы, потому и оставили вас здесь. – При этом щели опять уперлись в заметно выделяющуюся меня.
– А что с детками нашими-то? Куда их забрали? – баба Люба выступила вперед, ее глаза были полны слез, а старые сморщенные руки мелко дрожали.
«Дяденька» молчал, трудно было сказать почему.
– Где наши дети, внуки? – подержала бабу Любу толпа стариков.
– Они живы, пока что, – ответила «сова» наконец, и баба Люба схватилась за сердце.
– Вы что совсем, что ли?! Такое старому человеку говорить? – прошипела на него, помогая бабушке сесть обратно на солому. – А если она умрет?!
– Если она умрёт, это будет всего лишь еще одна жертва на войне и ничего больше, – безучастно ответило это отвратительное существо, и мне захотелось дать ему по металлическому клюву. Я даже подалась вперед и остановилась от него на расстоянии удара, вот только тварь выше меня прилично, в размерах больше, да и, похоже, не видит она во мне противника.
– Жертвы на войне – это солдаты, те, кто должен защищать страну и свои семьи. Она же просто бабушка, она – не жертва войны, она, как и все остальные, жертва вашей бесчеловечности! – выпалила на одном дыхании, так что сердце забило дробь в ушах.
– Мы не люди, нам ваши человеческие законы не писаны.
– Действительно, вы не люди. Люди знают, что такое уважение к старшим и не заставили бы стариков голодать и спать под открытым небом двое суток! Вы не люди, вы монстры! – меня понесло, причем конкретно. Главное, что мое пылкое высказывание не осталось незамеченным. Остальные металлические человечки начали обступать нас со всех сторон и что-то страшно шипеть. Зрелище было настолько страшным, что я решила сразу привлечь «сову», ибо тот и не думал отгонять от нас своих солдат.
– А можно мне на кухне готовить, я готовлю очень хорошо, – хлопаю глазками, мило улыбаясь, но чего-то после моих предыдущих слов верить мне никто не торопится.
– У нас есть собственный повар, не хватало, чтобы вы монстра… Артала Устрашающего отравили!
Сдается мне, что и в мою заведомую невинность никто уже не верит. И как он догадался, что я собиралась сделать? Мне же не показалось, что он собственного командира монстром назвал? Если я их монстрами считаю, то насколько ужасен тот, которого они сами монстром называют? Монстр монстров? Самое ужасающее существо в мире? Может, у меня и в самом деле получится его отравить?
– Да что вы такое говорите? Да я бы никогда… – оборвала эту фразу, дабы никто не смог поймать на слове.
– Идите в замок, быстро! – вместо ответа приказал «сова», развернулся и пошел в сторону замка. Нам ничего не оставалось, как последовать за ним под шипение его солдат. Что-то мне подсказывает, что всё пошло явно не по плану. Как мне теперь сельскую дурочку играть?
Ну, может, будучи служанкой, легче будет пробраться в кабинет этот самого главного монстра? А дальше-то что? Как потом отсюда убежать? Да еще и стариков бросить, что ли? Как же тяжело жить-то!
Мы пошли по опущенному перед рвом подъемному мосту и остановились на входе. Все потому, что внутри металлических человечков не было. Даже тот же «сова» вдруг снял свой шлем, позволяя черным волосам почти до задницы укрыть броню. К нему подбежал один из солдат. У него тоже не было шлема, и я невольно вытаращилась на его темные до лопаток волосы, завязанные в тугую косу. Лицо его при этом было очень симпатичным, но, как мне показалось, слегка сероватым. Когда солдат помог снять амуницию с рук и ног «совы», тот повернулся к нам. Черты миловидные, на первый взгляд мне показалось что женские, так что я не удержалась и ляпнула:
– Баба, что ли?
Черные глазки прищурились, миловидное личико скривилось, и я решила не сходить с опасного пути:
– Со шлемом вам лучше было, солидней, так сказать. Может, наденете обратно?
А что я? Я ничего! С чего я должна быть тактичной? Не надо было на мою страну нападать, женоподобный уродец!
Солдат, помогавший ему раздеться, что-то удивленно зашипел, на что «сова» – резко на него шикнул.
– Не груби, девочка, – остановил меня старейшина, так что я решила закрыть свой рот от греха подальше.
«Дяденька», как действительно оказалось в кавычках, подошел к нам и решил усмирить грозным взглядом, высоким ростом и… серым цветом лица? Посмотрела на солдата, потом на остальных, все их лица мне тоже показались какими-то серыми, что ли.
– А вы чего серые, отравились чем-то? – предположила, невинно хлопая глазами. То, что они такие от природы было и так ясно, но после моих слов личико «совы» скривилось еще больше, отчего на моей душе стало очень приятно, – еще говорили, что повар не отравит.
– Вас спасает только одно, девочка, никто из вас больше никогда не покинет этот замок, – мрачно произнес он, и я съежилась.
Нет, я догадывалась, что нас всех в конце убьют. Это было очевидно, мы же можем многое узнать за то время, которое нам позволят жить. Но все же, мне хотелось верить в лучшее. Отвернулась и громко во весь голос зарыдала, прижавшись к бабе Любе и всхлипывая: «Матушка, как же так!!!». Кажется, в этот раз я сыграла очень убедительно, потому как страшно мне было по-настоящему. И как мне спасти стариков от такой незавидной участи? Меня должна высвободить Настасья, но как же они?
– Моё имя Марат Скрытный. Я, по-вашему, управляющий при Артале Устрашающем, за ваши действия перед главнокомандующим буду отвечать я, так что и карать буду вас я. И знайте наперед, у нашей расы нет предрассудков – жалеть старших, а наказание одно – смерть.
Спаситель мой, сколько пафоса прозвучало, как будто целую жизнь репетировал. Однако жутко стало, и несколько бабушек заплакало.
Марат что-то зашипел солдату, и тот развернулся к нам.
– За мной, л-людиш-шки, – прошипел солдат, и я немного удивилась.
Это что получается, они все умеют по-нашему говорить? Но при этом мы совсем не понимаем их язык. Нам пришлось пойти за ним в левое крыло замка. В самом замке было сыро и пахло чем-то странным. Чем дальше мы заходили внутрь, тем чаще я начала замечать необычную вещь, везде стояли цветочные горшки со странным фиолетовым сорняком. Вот честно: листья длинные, на сорняк похожие и почти каждые пять метров встречаются. Зачем им столько комнатных горшков, да еще в таких местах, где и света-то нет, чтоб они росли? Что-то сомневаюсь, что предыдущие владельцы замка эту гадость разводили.
– Баб Люб, а что это за замок? – спросила тихонько.
– Здесь пан жил, гад редкостный, да правда, сбежал со всем ценным еще до того, как объявили, что враги близко. В молодости я здесь служанкой работала, не думала, что еще на своем веку придётся здесь побывать, – тихо проговорила она, все еще прижимая меня к себе.
Мы остановились в большом зале, здесь странные горшки были повсюду. Солдат встал посреди зала и начал нас делить. Дедушек он сразу послал на конюшни, бабушек разделил на прислугу и кухонных рабочих. Я без спросу пошла сразу за Любой, хотя меня ни в ту, ни в другую группу не включили. Солдатик вообще как-то странно косился на меня все время. Нас отвели на кухню и оставили там. Комната большая, столы, плиты, печи, двери большой кладовой.
Когда из кладовой появился их повар, мы с бабушками испуганно подпрыгнули. Это был мужчина с проседью в темных волосах, завязанных в хвост. Тучный слегка, он поставил перед нами мешок с колбасами и вяленым мясом и скривился. На лице его была седая борода, а цвет кожи был почти темно-серый, так что белки глаз смотрелись необычно белыми.
– Выбросить! – приказал этот их повар с отвращением и вернулся в кладовую. Я с удивлением заглянула в мешок и обомлела. Все свежее, хорошо пахнущее и такое на вид вкусное. И выбросить? Да он что, издевается? Видели бы мои раненые, как эти гады еду выбрасывают! Стариков они не кормили, при том, что еды оказывается полно! Да как так-то?
– Может, мы ее себе оставим, раз уж вы есть не будете? – предложила я тихо, из последних сил сдерживая свою злость.
– Я же сказал: ВЫБРОСИТЬ! Вы вообще есть не обязаны, отребья! – поворачиваясь, заревел повар, так что моя рука сама схватила сковородку и припечатала его по лбу.
Сначала мне показалось, что ударила слишком слабо, ибо он остался стоять, поэтому я ударила еще раз, а потом еще, и еще, пока безвольное тельце не упало прямиком в кладовую.
– И что теперь будет? – испуганно пискнула бабулька.
Пелена злости с глаз сошла, и я поняла, что натворила. Тяжело вздохнула, про себя говоря, что он сам виноват, не надо было еду переводить, когда столько людей в стране голодает.
– Готовить будем, что ж еще, – шмыгнула носом, опуская сковородку на плиту. Мне все больше кажется, что это просто мой кошмар.