Монстры повсюду

Теория Немезиды

В свой первый день в Гриссенберге Джонни Куган услышал все о трех парнях, которые перелезли через стену. Глухая ночь, строгая изоляция, и все же они выбрались. Охранники внимательно следили за всеми на случай какого-нибудь массового побега, как по телевизору, но зэки их перехитрили. Начальник тюрьмы мог сколько угодно нести всякую чушь, но он никак не мог выкрутиться. Ведь одно можно было сказать наверняка: из его тюрьмы исчезли люди.

В блоке "С" сокамерником Кугана был Луис Кардоне, державший в страхе всю округу боевик уличной банды "Латинские Лорды", которую в испанском Гарлеме называли "Обезьяны-мусорщики", потому что они продавали "скэг" и "крэк" бедным и обездоленным. Но в застенках - отбывая пожизненный срок за множественные убийства - он увлекся звездами над головой. Он мог подолгу рассказывать о туманностях, пульсарах и спиральных галактиках. Куган знал, что так бывает с заключенными. Когда они оказывались в тюремных застенках и их старые пороки были им недоступны, они заглядывали внутрь себя и находили что-то сугубо личное, на чем можно было зациклиться. А если не находили, то сходили с ума.

- Ты когда-нибудь слышал об Облаке Оорта, браток? - спросил его Луис.

- Не могу припомнить.

- Это то, о чем я постоянно вижу сны. Облако Оорта.

Луис рассказал, что теоретически Oблако Оорта - это туманное сферическое облако из кристаллов воды, аммиака и метана, которое существует сразу за Плутоном. По его словам, считалось, что это остаток первоначальной солнечной туманности, которая распалась, образовав Солнце и планеты. Также считалось, что это место - источник комет, которые летели в сторону Земли и внутреннего космоса.

- Проходящая через него каждые тридцать миллионов лет звезда - возможно, красный карлик - запускает цепную реакцию комет, которые бомбардируют Землю и вызывают массовые вымирания, - объяснял Луис, полностью завороженный темой. - Это называется теорией Немезиды. Видишь ли, они считают, что эта звезда – звезда-компаньон нашего Солнца, темная звезда, как они ее называют.

- Ты говоришь так, будто не веришь в это.

Луис пожал плечами.

- О, я верю в это. Просто иногда я задумываюсь, может быть, это нечто большее. Может быть, это не кометы, которые летят в нашу сторону, а что-то другое... не что-то вытесненное звездой, а что-то, что приходит сюда, потому что хочет этого.

- Ты имеешь в виду, как что-то живое?

Луис снова пожал плечами.

- Почему тебе снится Oблако? - спросил Куган.

Луис покачал головой.

- Не знаю. Но сны плохие, чувак. Все время снится одно и то же... что в Облаке Оорта что-то есть, что-то наблюдает за нами, что-то... ужасное. Это заставляет меня задуматься о следующем вымирании.

Луис был психом, но в его безумии было что-то почти искреннее, как будто он пытался предостеречь тебя, предупредить любопытного: будь осторожен, брат мой, ибо здесь водятся монстры.

В Ливенворте Куган сидел с грабителем банков старой закалки по имени Бобби Лефорест, который получил правильное воспитание, то есть несколько раз побывал в тюрьме. Бобби был отличным парнем, но время от времени слетал с катушек и начинал с пеной у рта кричать на призраков давно умерших людей.

В общем, учитывая все обстоятельства, Куган понимал, что такое сумасшествие, и решил, что сможет с этим смириться. Кроме того, когда ты был в клетке, нужно было учиться терпимости. И частью этого был интерес к одержимости твоего сокамерника.

- Слышал, тебе не понравились условия в "Теплице", кореш, - сказал ему Луис, имея в виду федеральную тюрьму в Ливенворте.

- Не-а. Я решил уехать в кузове хлебного фургона. Только вот вышла одна проблема - они меня поймали.

Луис рассмеялся.

Куган мотал срок в федеральной тюрьме за вооруженное ограбление, вымогательство и крупную кражу - десять лет, три из которых он уже отсидел в Оберне, штат Нью-Йорк, за кражу со взломом. И этим - десятью годами – он отделался только потому, что его адвокат, какой-то жирный еврей, который болтал без умолку, добился смягчения приговора. Иначе легко могла бы светить и двадцатка. Вот только... теперь это было уже пятнадцать лет из-за той попытки побега в Ливенворте, которая привела его сюда, в Гриссенберг. Пятнадцать лет. Некоторые зэки, особенно те, кто были заняты работой, говорили, что можно отсидеть пятнадцать лет, как нечего делать. Как два пальца... Но пока Куган сидел здесь, глядя на стены своей камеры, пятнадцать лет казались ой каким долгим сроком. Пятнадцать лет могут выжать из человека все соки. Он уже отсидел два года в застенках Ливенворта и три года в Обернской исправительной колонии, и предстояло еще семь, прежде чем Джонни получит право на условно-досрочное освобождение.

- Надеюсь, тебе понравится здесь, в Грисс-Сити, - сказал ему Луис. - Хотя я точно знаю, что нет.

Куган тоже подумал, что ему это вряд ли будет по душе. Он видел, как все эти годы тянутся перед ним, как бесконечный черный туннель без света в конце.

Луис стоял у окна, прижавшись лицом к железным прутьям, и смотрел наружу сквозь них и стальную сетку, натянутую за ними. Жестом он подозвал Кугана подойти.

- Смотри, - сказал он. - Ты видишь это?

Куган прищурился и увидел башни Гриссенвилля, участок звездного неба над головой... вот только часть его исчезла. Это место прорезал спиралевидный рукав черноты.

- Облако?

Луис кивнул.

- Что-то похожее на Oблако. Началось около месяца назад, и каждую ночь становится все больше, съедает все больше неба. Оно все ближе к нам. И увидеть это можно только ночью.

Куган, конечно, уловил связь.

- Ты думаешь, что оно приближается, не так ли? То, что находится в Облаке Оорта?

Луис забрался на свою койку и вытянулся.

- Дело не в том, что я думаю, а в том, что я знаю. Каждую ночь, немного больше, немного ближе. Звучит дико, я знаю. Но ты подожди... ты увидишь, как здесь все устроено... ты увидишь, как это приближается ночь за ночью. Ты почувствуешь это под своей кожей. Тогда я не буду единственным сумасшедшим.

Чи-Чи сказал, что его повязали за ерундовое обвинение в том, что он банчил отравой. Шили ему хранение двух кило "Мексиканского Коричневого"[31] с целью распространения их между штатами, в чем они, вообще-то, были правы. Он полагал, что его сдала бывшая, потому что он надрал ей задницу, когда застал в постели, делящей товар со своим сводным братом. Чи-Чи тогда избил ее и вышвырнул на улицу. Дело было так: у него было два кило шмали, распакованного на пятидолларовые порции, только что из его тайной фасовочной в Бэд-Сти - десять голых панамских баб, не говорящих по-английски, сидели в закрытой комнате, бадяжили скэг с хинином и молочным сахаром, расфасовывали его по пакетам и ждали, когда подвалят его "мулы", но вместо них появляется отряд из УБН[32] – эти свиньи вышибли дверь и разнесли его хату к чертям.

- Но это показывает, насколько они были чертовски тупы, - говорит Чи-Чи Кугану, наблюдая за тем, как бывалые зэки мутят дела, а "петухи" расхаживают вокруг, привлекая к себе внимание при отсутствии баб. - Потому что у меня в багажнике было три килограмма чистого сицилийского, а они даже не посмотрели.

Розали взбесилась, когда Чи-Чи вышвырнул ее, и поэтому сдала его федералам, раскрыв всю операцию. Он угодил за решетку, но она – которая жестко сидела на игле - вколола чистого кокаина столько, что можно было убить десять человек. Чи-Чи об этом позаботился. Это называлось "хот-шот", и это была излюбленная казнь для наркоманов. Попробуй тут что-нибудь доказать.

Истории о прежних похождениях и рыболовные байки сменяли друг друга. Куган подумал, что было приятно снова встретиться с Чи-Чи. Вдвоем они держали в страхе всю "Теплицу". Чи-Чи был высоким, жилистым уличным громилой, волосы которого были заплетены в длинные дреды, а единственный золотой зуб сверкал на солнце. Спокойный и холодный как лед, но не стоило выводить его из себя.

- А что насчет этих побегов? - спросил Куган. – Дюжина за последний месяц? Я все правильно понял?

- Так и есть.

- Что, черт возьми, происходит?

Чи-Чи сказал, что об этом можно только догадываться. Казалось, между ними не было никакой связи, только то, что каким-то образом заключенные продолжали исчезать из поля зрения... навсегда. Пропадающие люди были забавной особенностью Гриссенберга.

- Отсюда идет какой-нибудь трубопровод? - спросил Куган, заинтригованный этой идеей.

Чи-Чи рассмеялся холодным, горьким смехом.

- Ты должен учитывать, о каких парнях мы говорим. Эти трое - Тони Бэббот, Чарли ЛеРой и здоровенный уродливый ходячий шкаф, по кличке "Мутный". ЛеРой был настоящей телезвездой, без балды. Его задницу показывали в одном из шоу "Самые тупые преступники Америки". Он был тем, кто ограбил три магазина в трех штатах, надев униформу из "Quik-Lube" - пункта по замене масла. Знаешь, в той, на которой была его именная бирка.

Чи-Чи добавил подробностей. Сказал, что Бэббот был ненамного умнее. Он был угонщиком. Угнал пять машин за одну ночь, перевез их через границу штата. Когда угонял последнюю – "Лексус" последней модели - он устал, поэтому решил сбагрить автомобиль первым делом с утра. Тони припарковал его на подъездной дорожке своей матери и лег спать. По каким-то непонятным причинам седан "Лексус" очень уж бросался в глаза в гетто, и копы сразу же повязали угонщика.

- Да, согласен, эти двое были идиотами, - сказал Куган. - А как насчет Мутного?

Чи-Чи рассмеялся.

- Он был не умнее, Куг. Решил, что его подружка трахается с каким-то чуваком, на которого она работает, поэтому выследил его и пристрелил на глазах у десятка свидетелей. Единственной проблемой было только то, что Мутный, с его образованием в пять классов и всеми вытекающими отсюда последствиями, не смог прочитать имя на почтовом ящике, поэтому выследил и завалил не того чувака. Парень, которого он убил, был агентом Казначейства США, - Чи-Чи, смеясь, выпустил дым из носа. - Итак, это - три наших гения криминального мира. Думаешь, у кого-то из них хватило ума сбежать из федеральной тюрьмы строгого режима пятого уровня? Думаю, нет.

- Тогда где они?

Чи-Чи пожал плечами.

- Я не знаю. Они словно провалились в большую черную дыру.

Чи-Чи рассказал, что ЛеРой и Бэббот были сокамерниками, а Мутный сидел с каким-то большим жирным албанским наркобароном, которого в блоке называли Микки Болт, он же "Трехногий человек", что было грубой ссылкой на его личное снаряжение.

- Ну, ладно, Куг, допустим ЛеРой и Бэббот слиняли на пару. Но как Мутный ускользнул, даже не разбудив Микки Болта? Они же были заперты вместе.

Куган ответил, что не имеет ни малейшего понятия.

- И никто не знает. Остальные девять пропавших зэков исчезли ночью, после отбоя и блокировки замков. Начальник тюрьмы в бешенстве.

- В их исчезновении должна быть какая-то связь.

- Может быть, она и есть, - сказал Чи-Чи, - но, скорее всего, это не то, о чем ты или я хотели бы узнать.

Когда Куган спросил его, что, черт возьми, он имеет в виду, Чи-Чи только покачал головой.

- Видишь вон того типа, что стоит у забора? - поинтересовался он. - Это Эдди Слоат. Узнаешь имя? Слышал о Нитонвилле? О том культе в горах Вермонта три года назад? Обо всех тех трупах? Черт. Еще один Джонстаун[33]. Слоат был их лидером. Он единственный остался в живых.

Слоат. Эдди Слоат. Конечно, Куган помнил. О том деле в Нитонвилле болтали много странного дерьма. Сотни трупов. Федералы говорили, что они проглотили яд, но просочилось множество историй о состоянии трупов, о том, что яд не мог превратить тела в слизь. Некоторые люди даже говорили, что Слоат был почти что антихристом, если так можно выразиться.

Куган присмотрелся к нему. Ничего особенного. Высокий, сальный на вид, черные глаза-пуговицы осматривают двор.

Но что-то такое в этом парне было.

Его окружала очень странная атмосфера. Это не было обычным состоянием заключенного - враждебность, неуважение или медленно нарастающая ярость - это было что-то другое, что-то, что он не мог определить. Ему казалось, что в животе у него дыра, которая только и ждет, когда все вывалится наружу. Хотя стоял август и было тепло, внезапный порыв холодного ветра пронесся по двору, отчего у него по рукам побежали мурашки. Ветер издавал стонущий звук, облетая блокгаузы и часовню, похожий на жалобную погребальную песню, проникающую прямо в череп.

Куган продолжал смотреть.

Внезапно образ Эдди Слоата начал расплываться в его глазах, мерцать, как в потоках горячего воздуха... и он изменился.

Куган чуть не упал со скамейки. Чувство абсолютного, нереального ужаса поднялось внутри него, и он заставил себя подавить его. Это уже был не Эдди Слоат, а кто-то другой.

Это же Фрэнки МакГрат, чертов Фрэнки МакГрат.

Куган был уверен, что узнал бы его где угодно, потому что видел, как тот умирал в исправительной колонии Оберн в Нью-Йорке.

Даже сейчас он видел холодную ухмылку МакГрата, когда тот соединял тело, сначала руки, потом ноги. Эта ухмылка... словно тебе улыбается мертвый карп... годами преследовала Кугана в его снах.

Галлюцинация.

Но Эдди Слоат вдруг стал похож на Фрэнки МакГрата.

Куган чувствовал, как реальность искажается, деформируется и, наконец, распадается вокруг него.

От Слоата/МакГрата начал дуть жаркий сухой ветер, и Куган ощутил запах закиси азота, словно порыв коричневого предсмертного тумана, вылетевшего из гроба. Это была смесь вони гангренозных ран и сгоревшей дотла плоти, выгребных ям, клокочущих рвотой и капающей трупной слизи. Мерзкая вонь, не похожая ни на что, что он когда-либо чувствовал прежде. Его буйное человеческое воображение не могло ни определить это, ни описать.

А Слоат... МакГрат... кем бы он ни был, Господи, он словно раскололся, как желтая яичная скорлупа, и что-то просочилось и выскользнуло наружу... выпуклая пузырящаяся масса, перепончатая и раздутая, нити и волокна студенистой ткани прорастали сквозь него и из него, блестящие усики извивались в воздухе, как щупальца морского анемона. Правая сторона его тела была вся в кружевах соплеобразной слизи и живой сетке. Левая была раздута, как воздушные шары, и представляла собой изобилие бледных мешочков, похожих на поплавки медузы, испещренные пурпурными прожилками. Когда он дышал, эти мешочки расширялись с резиновым звуком.

Куган увидел, как тварь вздулась и раскрылась, выпустив множество сочных красных щупалец, каждое из которых потянулось к нему...

А потом оно исчезло.

Джонни сидел на прежнем месте, ошеломленный и потрясенный, с разинутым ртом, и с застывшим в глазах невыразимым ужасом.

- Ты в порядке, Куг? - спросил Чи-Чи. - Похоже, у тебя гребаный инсульт или что-то в этом роде.

Куган сглотнул, стараясь держать себя в руках.

- Так что он здесь делает? - сумел проскрежетать он сухим голосом.

- Федералы обвинили его в трех убийствах детей, и он получил пожизненное без права досрочного освобождения, - сказал Чи-Чи.

Куган посмотрел в сторону забора.

Там стоял Слоат, а не Фрэнки МакГрат. Не какой-нибудь слизистый монстр из второсортного фильма.

Какого хрена здесь происходит? Я что, схожу с ума?

- Куг? - окликнул Чи-Чи, но Куган не ответил ему, потому что там снова был Фрэнки МакГрат, смотревший прямо на него, и именно в этот момент что-то схватило Джонни, стиснуло, словно руками, и сдавило горло.

Его затрясло. Глаза побелели. Зрение затуманилось, потекло, как горячая ириска, и он посмотрел за пределы этого мира на... кладбище. Он увидел Грисс-Сити... но с трупами, разбросанными во дворе и по тюремным блокам, столовой, часовне и промышленным зданиям. Останки зэков были изуродованы, продырявлены, проткнуты трубами, стержнями и кирками, многие были разрублены пополам, а другие представляли собой лишь груды конечностей и внутренностей, и все это было разбросано, словно куклы из красной бумаги, замысловатое переплетение разлагающейся плоти, переплавляющееся в общее месиво... шеренга трупов, растворяющихся в красном, пузырящемся желе.

А вверху, высоко-высоко, но с каждым мгновением все ближе, над тюрьмой нависало что-то вроде хаотичного водоворота из спиралевидной материи и кипящего черного тумана, распахнутого, как глаз...

Куган моргнул, и все исчезло.

- Куг, - повторил Чи-Чи, хватая его. - Ты в порядке?

Куган сглотнул и покачал головой. Он снова увидел Гриссенвилль таким, каким он был. Никакого Фрэнки МакГрата с отполированными смертью глазами, только Эдди Слоат стоявший на том же месте.

- Было... э... э... э...

- Видение? - подсказал Чи-Чи. - Думал, ты видел, как этот козел превратился во что-то другое?

- Ага.

- Ты не первый. Многие люди боятся этого белого парня, Куг, - сказал он, вытаскивая из-за уха сигарету и прикуривая ее от спички, которую прикрывал сложенной чашечкой ладонью. – Ммм-хмм, но ты об этом еще услышишь. Он оказывает забавный эффект на зэков: одним от страха хочется наложить в штаны, другие хотят завалить этого ублюдка.

Куган ничего не ответил. На одну безумную секунду ему показалось, что он видит бесформенные тени, мечущиеся вокруг Слоата. Но он моргнул, и все исчезло. Тепловой удар, галлюцинация, завихрения пыльного смерча или что-то в этом роде. Джонни сжал руки в кулаки и попытался успокоиться.

- Ты встретишь здесь таких же типов, которых знал в "Теплице", - сказал ему Чи-Чи. - Только еще хуже. Видишь вон того толстого черного чувака? Да, это Бастер Крей. Он игрок. Те парни с ним, все заядлые картежники, местные таланты. Бастер занимается тем, что достает с воли наркоту и толкает ее в этих стенах. Если что – обращайся к нему. Видишь, как головорезы Бастера рыскают вокруг Слоата? Будут проблемы. Бастер хочет, чтобы Слоат умер.

- Что он с ним не поделил?

- Это личное. Помнишь тот культ, который был у Слоата? Одной из убитых была племянница Бастера.

- Дерьмо.

Чи-Чи сказал, что все бойцы Бастера были с пожизненными сроками. Им нечего было терять. Они делали то, что им говорили, потому что у него были "зеленые", а бояться им было уже нечего.

Куган наблюдал, как они приближаются к Слоату.

В этом заведении стать кровным врагом такого человека, как Бастер Крей, означало стать трупом. Эдди Слоат должен был держаться в тени, умолять охранников обеспечить ему безопасность, поместить его под Защитную опеку[34] вместе с другими стукачами, слабаками и насильниками детей... но он не умолял об этом. На самом деле, он совсем не выглядел испуганным.

Просто... сумасшедшим.

Чи-Чи указал на другого устрашающе выглядящего черного чувака.

- Это Пучеглазый. Он чертовски крут. Он подойдет к Слоату сзади и... не-а, вот и "хаки"[35].

Двое охранников мельком взглянули на них и прошли в сторону Слоата. Головорезы Бастера разбрелись прочь. Пучеглазый растворился в толпе. Слоат теперь пристально смотрел на Бастера, и можно было практически почувствовали запах ненависти. Бастер отвернулся, не в силах вынести этот взгляд. Он выглядел как маленький ребенок, который только что услышал скрежет когтей под своей кроватью.

Куган изучал серые бетонные башни и блокгаузы исправительного учреждения Гриссенберг, семидесятифутовую стену из красного кирпича, ограждавшую все это, и думал, каково это - пройти через стену. А может, прямо через ворота.

Его мысли снова вернулись к Фрэнки МакГрату: дьявол в темноте, бугимен, облизывающий белую плоть, ацтекский бог жертвоприношений с желтыми зубами, обломками костей и глазами, сверкающими белизной, как у упитанных личинок трупа, ярко-красными клоунскими волосами, с закрученной челкой и сбитыми местами так, что под ними был виден зияющий череп неандертальца. И всегда ухмыляется, ухмыляется, ухмыляется. Ублюдок скалится, как труп, - сказал однажды Шон Болланд в Оберне. - Ты заметил это? Как труп, который только что ожил. Конечно, это был МакГрат. Всегда сверкающий своими мертвенно-белыми зубами, губы оттянуты назад, так что видны серые десны и узкие вампирские клыки. Эта ухмылка всегда вызывала настороженное недоумение - какое кладбище разграбил старина Фрэнки МакГрат в поисках холодного ужина.

Конечности трудно вырвать из суставов, Куг, так что не морочь голову, просто возьми пилу и отрежь их.

Куган обнаружил, что ему внезапно стало очень не хватать воздуха, руки с железными пальцами сдавили его дыхательное горло.

У забора снова был Слоат... потом это был уже не Слоат, а Фрэнки МакГрат, ухмыляющийся, как фетишистский череп в хижине бокора[36], глаза огромные и канализационно-темные, как токсичные нефтяные пятна. Куган видел себя тонущим в них, словно мастодонт, которого засасывают чернильные глубины. Еще один порыв ветра заставил что-то вдалеке звенеть, как ветряной колокольчик, обвешанный белыми отполированными костями младенцев. Это было внезапное воспоминание о черной смерти, засевшее в нем до мозга костей.

Потом снова Слоат, просто Слоат.

- Кого он тебе показал? – спросил Чи-Чи. - Я не знаю, что это, Куг. Но он может загипнотизировать тебя как змея. От этого парня жди беды. Заставляет тебя видеть то, чего нет. Посылает сны и всякое дерьмо в твою голову. Он делал это со мной. Спроси об этом Луиса. Луис кое-что знает. Он тебе расскажет.

Если бы Чи-Чи сказал что-то подобное, когда они были в "Теплице", Куган бы рассмеялся. Чи-Чи действительно никого не боялся. Но Слоат так взвинтил его, заставил сейчас напрячься, как многих из них.

- В чем его фишка? Как он это делает?

Чи-Чи вытер пот с лица.

- Я не знаю, чувак. Зависит от того, кого ты спросишь. Некоторые из этих парней думают, что он ведьма, колдун или что-то в этом роде, - Чи-Чи покачал головой. - Я не заморачиваюсь по поводу этой ерунды. Но я знаю одну вещь. Те двенадцать, которых мы потеряли ночью... Слоат назвал их всех перед тем, как они исчезли. Указал на них и сказал, что они собираются в путешествие.

Куган просто сидел там, затягиваясь сигаретой, с белой кашицей внутри, понимая, что эта тюряга, в которой он оказался, не похожа ни на одну другую, которую он когда-либо знал.

Федеральное Исправительное Учреждение Гриссенберг было федеральной тюрьмой строгого режима, где содержались худшие из худших: наркоторговцы и заказные убийцы, психопаты и бандиты, солдаты мафии и серийные убийцы, террористы, расисты, душевнобольные и безжалостные хищники всех мыслимых мастей. Это была яма. Дарвинизм в его самом вырожденном виде: выживает не только сильнейший, но и самый грязный, подлый и бешеный. Свалка, где обитали татуированные монстры с мертвыми глазами, которые постоянно патрулировали двор в поисках слабаков для эксплуатации и жертв для мучений.

На вершине невысокого холма возвышался готический мавзолей, выкрашенный в серый цвет сумасшедший дом, окруженный высокими стенами из надгробий. За этими стенами на протяжении полумили в любом направлении не было ничего, кроме аккуратно подстриженных полей (если бы арестант сбежал, спрятаться ему было бы негде), а за ними - лишь на мили непроходимых темных лесов. В радиусе пяти миль не было даже города. В стенах тюрьмы находились здания тюремной промышленности, лазарет (известный как "Ферма трупов"), административное крыло, часовня и прямоугольник, образованный бетонными тюремными блоками, которые снаружи выглядели как унылые серые монолиты, а внутри - как сложенные ярусами обезьяньи клетки[37]. Внутри этого прямоугольника находился двор с твердым грунтовым покрытием, которое каждую весну превращалось в грязь. Круглый год его патрулировали охранники с настороженными глазами, которые с подозрением и часто с опаской наблюдали за старыми быками и за теми, кто считает каждый день до конца своего срока, но особенно за представителями банд: АБ (Арийское братство), Ямайские отряды, Мексиканская мафия, Черные округа Колумбия и различными байкерскими группировками, такими как "Ангелы ада", "Монголы" и "Вне закона".

Это был Гриссенберг.

Это была тюряга.

Еще три побега. Начальник тюрьмы Шинс не мог в это поверить. Он проработал в Федеральном бюро тюрем двадцать семь чертовых лет и за все это время видел всего три успешных побега, а теперь, всего за неделю, их произошло целых пять. Таким образом, за последний месяц их была уже дюжина.

И все началось в тот день, когда появился Эдди Слоат, - подумал он, сжимая руки в кулаки. - В тот день, когда эту блевотину привезли из ФИУ Терра Хаут.

Нет, нет, он не собирался туда ехать. Оставьте эти безумные мысли говнюкам за решеткой; он был выше всего этого. Он должен был быть выше всего этого.

ФБТ[38] прыгал вверх и вниз на его волосатой заднице, и он отплачивал ему тем же, прыгая на задницах, начиная с капитана Гетцеля, его лейтенантов, и заканчивая каждым чертовым надзирателем. И он говорил им всем одно и то же:

- Это неприемлемо, это, блядь, неслыханно, и лучше бы, блядь, разобраться с этим, иначе многие офицеры исправительных учреждений будут скоро жарить гамбургеры в "Микки, мать его, Ди"[39].

Гетцель попытался образумить его.

- Начальник... это странно... но Эдди Слоат продолжает предсказывать, кто это будет. Он называет их имена перед тем, как они пропадают. Он...

- Мне плевать на то, что говорит Слоат, придурок, - без обиняков заявил ему Шинс. - Эдди Слоат - гребаный псих. Ему место в психушке, но, как и любой другой дисфункциональный, разочарованный, чокнутый кусок дерьма в системе, его взвалили под мою ответственность. Я не хочу больше слышать ни слова об этой слюнявой, параноидальной, мозговыносящей луже мочи. Ты меня понял?

- Да, сэр, - сказал Гетцель, чувствуя, что его яйца сжимаются в тисках.

- Слоат - сумасшедший. Конец истории. Ты думаешь, я куплюсь на это дерьмо, которое несут зэки? Что Эдди Слоат - какой-то гребаный пророк, чернокнижник или кто там у Христа? Боооооже, капитан! Хватит уже! Займитесь этими обезьяноподобными ублюдками, которых вы называете исправительными офицерами! Я хочу, чтобы это чертово место было надежно заперто! Хочу, чтобы перевернули каждую камеру! Хочу, чтобы обыскали каждого! Предложите своим чертовым крысам сыр и заставьте их говорить, потому что кто-то должен что-то знать! А если они не хотят говорить, отведите каждого заключенного в медицинский кабинет и лично погрозите каждому пальцем! Из этого места идет подземная железная дорога, и я хочу, чтобы она была перекрыта!

- Да, сэр. Это уже делается.

- Давай действуй, парень, - сказал ему Шинс. - Потому что прямо сейчас я должен позвонить одному конгрессмену из комитета по надзору за ФБТ, который получает огромное удовольствие от использования моей прямой кишки в качестве шляпной коробки! Пошевеливайся!

В течение следующих двадцати четырех часов каждый заключенный был должным образом обыскан, каждую камеру перетряхнули сверху донизу... но ничего не обнаружили. Гриссенберг был полностью изолирован от внешнего мира семьдесят два часа подряд, но никто ничего не говорил.

По крайней мере, ничего, что имело бы хоть какой-то смысл.

Во сне Куган провалился во тьму, гладкую, как дымчатое стекло. Ночь вырвалась наружу угрюмой и всепоглощающей чернотой, черным похоронным крепом, серым саваном и растекающимся угольным туманом. Она выходила в виде тусклых теней, которые скапливались и оседали, жирея и раздуваясь от собственного избытка, выходили за пределы своих берегов и погружали вселенную в яму ползучей тьмы.

В этом не было никакого смысла, но вот что именно он увидел и узнал:

Его влекло по черному коридору, в котором эхом отдавался хрустальный смех, разлетавшийся вокруг него вдребезги. Осколки были очень острыми; Джонни чувствовал, как они режут его кожу. Он был не один, внутри и снаружи его теснили другие, шепча и напевая нечестивые мелодии.

Он видел глаза, похожие на зеленые драгоценные камни, горящие горячим индиго-изумрудом, как дымящиеся ядра реактора. Его понесло вперед, в зияющую бездну зеркальной серости. За ним следило множество глаз - огромные кошачьи, крошечные пузырящиеся жабьи и зрачки, похожие на желтые бриллианты. Взгляды следовали за ним группами и скоплениями. Он оказался в поле раздутых трупно-белых наростов, которые поднимались выше его талии. Они казались влажными и мясистыми, когда прижимались к нему, извивались и изгибались дугой, обвивали запястья и ползли вверх по рукам, как мясистые виноградные лозы. Они были липкими и влажными, и держали его очень крепко. Куган начал биться. Начал кричать. Он вырывал их целыми горстями... а потом, спотыкаясь, пробирался через вязкий сад нитевидных грибов, пока не упал, задыхаясь, на пороге города, подобного которому он никогда прежде не видел: огромные башни без окон из черного камня, выглядевшие не столько как построенные, сколько как выросшие, словно минеральные кристаллы, отполированные и блестящие, тянущиеся к бессолнечному и безлунному небу с люминесцентными эллиптическими зелеными облаками.

Гриб позади него шелестел, шептал и шипел из-за тайных подводных течений и приливов. Оглянувшись один раз, Джонни увидел дюжину искаженных лиц, выплывающих из зелени, словно поднимающиеся пузыри.

Перед ним было мутное овальное отверстие, ведущее в одну из башен. Внутри него была пронизанная тенями полость, не пропускающая ни лунный, ни звездный свет, ни что-либо яркое и откровенное. Высоко стоящая гробница тайн и мрачных секретов, и никакой свет не смел открыть ее темное великолепие.

Но он мог видеть, казалось, с помощью другого чувства, родственного зрению, но не столь грубого или рудиментарного.

В его поле зрения было пульсирующее прозрачное голубое свечение. Оно показывало ему комнату, которая была геометрически искажена - бесконечное, головокружительное пространство безграничной черноты, простиравшееся в самое сердце космоса. Куган осознавал огромные высоты над головой и низвергающиеся вниз глубины. Он двигался сквозь пустоту, пока не увидел двенадцать цилиндров из иссиня-черного металла, сверкавших, как полированное стекло.

Здесь Джонни остановился.

С помощью активировавшегося неведомого шестого чувства он понял, что в цилиндрах находятся живые существа, и не просто живые, а сознательные и разумные, и что каждое из них знает, что на них смотрят, потому что и они смотрели в ответ.

Куган с ужасом отпрянул, а затем покинул здание, выброшенный, как горошина из стручка, в сам город, затерянный в лабиринтообразном клубке его улиц. А над этими высокими зданиями, возвышающееся, как полная луна над суровым, мертвым некрополем... было лицо.

Огромное.

Невозможное.

Гротескное, искаженное лицо, похожее на белый кладбищенский гриб, с огромными черными кукольными глазами и зияющим овальным ртом, открытым, как кровавый нарыв. Оно подплыло к нему, эфирное и бестелесное, приближаясь, чтобы поглотить город. Он чувствовал, как от него исходит влажный холод ночных черных могильных пустот, ощущал его дыхание, разившее гниющей рыбой и застоем подземных канализаций.

Оно прошептало ему нечто сокрушительное:

- Ты будешь спасен.

Куган очнулся, задыхаясь. Он все еще чувствовал, как удушливая, безвоздушная пустота царапает его легкие. Смахнув пот с лица обеими руками, изучая свои влажные пальцы и блестевшие на них капли, он в конвульсиях упал на пол, его внутренности поднимались по задней стенке горла, как узловатые слизистые змеи.

- Тебе все это приснилось, дружище, - сказал ему Луис, его голос не был хриплым со сна, а ясным и мягким, как будто он наблюдал за всем происходящим.

Куган поднялся с пола.

- Мне никогда раньше не снились такие сны.

- Возможно, это было видение. Может быть, ты к чему-то там подключился. Вероятно, тебе стоит рассказать мне об этом.

Куган так и сделал, закурив сигарету. Он рассказал ему о полях грибов, о городе, о здании, о цилиндрах и о том гнусном лице, возвышающемся над всем этим.

- Я сразу почувствовал это... что-то наблюдало за мной в городе. Смотрело вниз из зеленых облаков.

- И...?

Куган вздохнул и выложил все.

- Сегодня Чи-Чи указал на Эдди Слоата... но я не видел Слоата. Я видел парня, который мертв уже много лет. Но он был там. Он смотрел прямо на меня... потом случилось это...

- Что?

Куган покачал головой, решив не упоминать о чудовищной вещи, которую он видел.

Луис некоторое время размышлял.

- Забавно, что в этом месте все дороги ведут обратно к Эдди Слоату, - oн прислушивался к ночи, время от времени наклоняя голову. - Не ты один грезишь о том месте, приятель. Многим из нас оно снится. Большинство не могут справиться с кошмарами, и их утаскивают в Дурку. Остальные... мы просто живем с этим. Расскажи мне о тех цилиндрических канистрах.

- Это был просто сон, - сказал Куган, выпустив дым в потолок. - Вот и все. Просто сон...

- Расскажи мне.

- В них что-то было, что-то живое. Что-то, что могло видеть меня, чувствовать меня или знать, что я там. Не могу это объяснить. И не проси меня об этом.

Луис просто сидел молча. Наконец, он сказал:

- Я тоже видел эти канистры. Многие из нас видели. В них определенно что-то есть... только многие из нас не хотят знать что.

Куган подумал, что все это чертовски безумно, о чем так и сказал Луису. Слоат посылает людям сны, заставлял зэков исчезать по ночам. Всем снится одно и то же дерьмо. Галлюцинация. Это все было искаженной игрой воображения. Такой же бредовой, как сны Луиса о чем-то зловредном, поджидающем в Oблаке Оорта и каждую ночь подкрадывающемся к Земле все ближе и ближе.

- Ты видел эту дыру в небе, Куг. Ты отрицаешь то, что показывают твои глаза?

- Черт.

- Тогда слушай.

- Что?

- Закрой глаза, друг мой, - сказал он, - и... просто... слушай. Ты можешь услышать это там. Слушай.

С сигаретой, тлеющей у него во рту, Куган так и сделал. И было ли это чересчур разыгравшимся воображением или он действительно что-то слышал? Своего рода гудение, отдаленное дыхание колоссальных бездн... постоянный шипящий статический шум тупикового пространства, приближающийся все ближе и ближе.

Он затушил сигарету и натянул на голову тонкую казенную тюремную подушку, чтобы отгородиться от всего этого. Нет, я не буду слушать, я не хочу слышать... ЭТО. Я не позволю себе...

Куган знал об Эдди Слоате то же, что и все остальные: дикая смесь фактов и чуши, переплетенная так туго, что трудно было сказать, где начиналось одно и заканчивалось другое. В основном бульварная чепуха. Основание какого-то культа в Вермонте. Палаточный городок под названием Нитонвилл. Секта с промытыми мозгами и массовое самоубийство на вершине горного холма, в тени какого-то странного каменного круга. Слоат ушел. Но большинство - почти 500 мужчин, женщин и детей, чьи умы были вскрыты галлюциногенами, как консервным ножом, - этого не сделали. В зависимости от того, кого вы спрашивали и что вы готовы были слушать, они либо перерезали себе горло, либо вырвали себе глаза, либо были отравлены... а иногда и все из перечисленного сразу. Ходили слухи, что их тела были обнаружены в болезненном, желеобразном состоянии, и не одна история ходила о том, что при вскрытии их мозг отсутствовал - и это без единого следа от шва, шрама, прокола или укола.

Один факт был непреложным: Эдди Слоат выжил.

Никто, казалось, понятия не имел, кем он был до того, как он создал культ, набирая членов из всех мыслимых экономических, социальных и расовых групп, но впоследствии каждый новостной журнал, сеть и полицейское агентство следили за каждым его шагом.

Преследуемый ФБР, Слоат двинулся на запад. Затем произошли убийства детей. Одно в Неваде, другое в Калифорнии, а затем третье. Полиция штата арестовала его за пределами Антимони, штат Юта. В багажнике у него было тело его последней жертвы. Осмотр не выявил никаких признаков насилия или растления. На самом деле судмедэксперт и его люди так и не смогли адекватно определить причину смерти.

По крайней мере, публично.

В частном порядке они слишком хорошо знали: мозг ребенка был удален. Так же, как и у других. Но где он находился и как его можно было извлечь из черепа без разрезов и проколов, оставалось загадкой.

И она не разглашалась общественности.

Но, по версии правоохранительных органов, Слоат задушил детей, и Слоат, защищая себя, не стал оспаривать этот факт. Он пересек границу штата, поэтому дело стало федеральным, и это позволило ему получить камеру в Гриссенберге.

На поле были две команды заключенных, и все, даже охранники, делали ставки, хотя азартные игры любого рода были строго запрещены ФБТ.

Обе команды были выстроены в линии: черные на одной стороне, белые на другой. Первые были бандитами, торговцами, маньяками, сидящими за федеральные преступления; вторые - байкерами, "Арийскими братьями", нетерпимыми реднеками, которым просто нравилось причинять боль всем, у кого кожа темнее их собственной. Игроки не носили ни щитков, ни шлемов. Так им больше нравилось выплескивать свою агрессию.

Куган наблюдал, как белый квотербек получил удар при передаче паса и упал. Какое-то чудовище с дредами из Ямайских отрядов подхватил мяч, проехал зигзагами пять ярдов очень легко и непринужденно, а затем массивный байкер схватил его, повалил и четыре раза подряд врезал коленом ему в живот. Ямаец, потеряв сознание, остался лежать на месте, конвульсивно подрагивая. Игра стала приобретать скверный поворот. Много ударов руками и ногами, сыплющиеся со всех сторон расовые оскорбления. "Хаки" набросились на них с дубинками, разнимая.

Тони Боб, один из тюремных охранников, подошел, оглядел Кугана с ног до головы, подмигнул, указав своей дубинкой на мужчин в поле.

- Что это за игра, черт возьми? - сказал он, вена на его толстой шее пульсировала. - Как, блядь, они это называют?

- Футбол, босс, - ответил ему Куган.

- Футбол? Я играл в футбол два года за команду штата Огайо, пока не повредил колено, и знаешь что? Это не футбол.

Когда он беззаботно пошел своей дорогой, а зэков на поле разогнали, Джонни посмотрел в сторону часовни.

Слоат вернулся.

И этот ублюдок, насиловавший детей, смотрел прямо на него.

Он расхаживал взад-вперед, шаркая расслабленными ногами. Его волосы были темными и жирными, как нефтяное пятно. Они соответствовали цвету его глаз, которые были черными, как жженая пробка. Лицо безжизненное и бледное, почти бескровное, и от этого кипящие стигийские глаза казались темными и бездонными, как беспросветные глубины.

- Подождите здесь, - сказал Куган Чи-Чи и Луису. - Я хочу взглянуть поближе.

- Не делай этого, - предупредил его Луис. - Пожалуйста, парень, не мути воду.

Но тот все равно пошел. Что-то в нем требовало этого.

- Держи себя в руках, - сказал ему Чи-Чи. – Надзиратели пасут нас.

Куган пересек двор, перекинулся у трибун парой фраз с двумя старыми зэками, которые не видели воли лет сорок, при этом ни на секунду не сводил глаз со Слоата. Затем он оставил сидельцев и прошел мимо Слоата, который стоял в одиночестве в центре двора, его бледное лицо, словно след от ножа, рассекала ухмылка, глаза были похожи на мертвые дороги через миазматические болота.

Джонни остановился и прикурил сигарету, стоя спиной к Слоату.

Ты действительно хочешь сделать это?

Он знал, что мужчина наблюдает за ним, и чувствовал что-то похожее на озноб, будто холодное дыхание на своей шее. Куган повернулся, сморщив нос от внезапно нахлынувшего резкого неприятного запаха. Он был мускусным и горячим, как в террариуме, и, похоже, исходил от Слоата.

- Хули вылупился, мудила? - услышал он свой вопрос.

Джонни шагнул ближе, хотя сама мысль об этом была отвратительна, так как вонь с каждым мгновением становилась все более невыносимой. Слоат продолжал ухмыляться, и Куган понял, что ему придется разобраться с ним. За такое его на неделю упекут в карцер, но это придется сделать, потому что Слоат пялился, ухмыляясь, как вырезанная в хеллоуиновской тыкве физиономия, проявляя к нему неуважение.

Это было бы просто. Куган был опытным уличным бойцом, быстрым и сокрушительным. Его верхняя часть тела была накачанной от регулярных упражнений с железом: широкие и рельефные плечи, шея как пень, руки, бугрящиеся тугими мышцами. Уже тогда он чувствовал, как на него накатывает желание причинить боль этой рыбе, доказать свое превосходство. Его ноги уже сгибались, пульсируя силой, как поршни. Джонни замахнется правой, и, если Слоат хоть немного мужик, он попытается блокировать удар, а когда он это сделает, Куган врежет ему в бок с такой силой, чтобы сломать ребро.

Ближе, вонь усилилась, заставляя содержимое его желудка переворачиваться.

- Я спрашиваю, какого хрена ты уставился?

Если Слоат и был напуган, то не подавал виду. Он просто стоял там, его ухмылка становилась все шире, и казалось, что она вот-вот съест его лицо. Слоат был бледен как клоун, не смешной, а скорее такой, который ездит с мертвыми детьми в багажнике своей машины.

Куган слышал, как Чи-Чи и Луис собираются вмешаться, но знал, что Слоат окажется на земле задолго до этого. Потому что уже не мог остановить все это прямо сейчас. Ему нужно было хорошенько вздрючить этого смазливого насильника детей. Слоата нужно было растоптать, раздавить, как какую-нибудь членистоногую тварь, выползшую из затянутого паутиной угла подвала.

Затем произошли две вещи.

Первое – вместо Эдди Слоата, вдруг оказался Фрэнки МакГрат: огромный, ощетинившийся, с жаждой смерти в глазах. Затем раздался глухой голос, словно ветер из далеких бездн:

- Снова как в Оберне, а, Куг? Мы с тобой делимся своими маленькими грязными секретами.

Татуировки на руках МакГрата - спиралевидные символы и буквы, переплетенные змеями, гроздья глаз и переплетающиеся червеобразные щупальца - казалось, шевелились, колебались, клубились, как пар, поднимающийся из кастрюли, превращаясь в движущийся гобелен галлюцинаторной паразитической жизни.

Куган почувствовал, как по его лицу струится холодный пот.

Он услышал высокий, нечестивый детский смех у своего левого уха.

А потом там снова стоял Слоат, его ухмылка становилась все шире, непристойный оскал осколков битого стекла. Пустым бесполым голосом, который, казалось, доносился из подземных глубин, он сказал:

- Ты будешь спасен.

Что... что ты, блядь, несешь? - успел подумать Джонни, когда от наплывающего со всех сторон черного шума в его голове все заскрипело, и сознание грозило закрыться, как лепестки цветка.

Но потом Чи-Чи и Луис оттащили его, и он был слишком слаб, чтобы сопротивляться, опустошенный и оцепеневший.

Слоат просто стоял там, скаля зубы в ухмылке.

Но теперь, когда Куган вышел из игры, парочка падальщиков двинулись в его сторону, чтобы получить свой кусок пирога. Два чернокожих сокамерника, известные в блоке как Рондо и Мондо, сидели в общей сложности тридцать лет за торговлю наркотиками. Они подошли прямо к Слоату, а этот идиот не мог перестать улыбаться.

- Я думаю, ты будешь отстегивать нам пару купюр в неделю, белый парень, - сказал Рондо, - а мы сохраним тебе девственность. Как тебе такое предложение?

Мондо хихикнул. Он хихикал над всем, что говорил Рондо.

Куган видел и слышал это, он знал, как ведутся такие игры. Может, эти двое хотели любви Слоата, а может, это было чистое вымогательство, трудно сказать. Но еще один боевик из BGF[40] внимательно следил за происходящим, и это в значительной степени выдало его. Эти двое будут доставлять Слоату неприятности, а другой парень придет ему на помощь, защитит его, вот как это работает. А возможно, это именно он заплатил Рондо и Мондо за то, что они делали.

Но, опять же, Слоат не выглядел испуганным.

- Ты слышал, что тебе мужик говорит, а, ублюдок белозадый? - сказал ему Мондо с неприкрытой угрозой за своими словами.

Рондо собирался перейти на повышенный тон, но внезапно остановился. Его рот открылся, затем закрылся. Было заметно, как он побледнел под темной кожей.

Что-то поменялось. Агрессор превращался в жертву, и это было видно так же, как то, что Слоат питается этим, накачивая себя. Его глаза были такими огромными, что казалось, будто они выпирают прямо из головы, как два черных блестящих яйца.

- Будете ли вы спасены, братья мои? - спросил он их. - Или будете искать причастия Черным туманом?

Рондо попытался заговорить, но его горло заполнилось густым темным илом; попробовал отвести взгляд, но глаза Слоата затягивали его в мрачные лабиринты с царящей в них гробовой тишиной. Когда он все-таки смог моргнуть, слезы боли потекли по щекам, потому что его затянуло в черные червоточины глаз Слоата, которые показали нечто искаженное, нереальное и гротескное:

Оцепеневший, бестелесный циклопический глаз кроваво-красной луны взирал вниз, на изрезанный канализационно-сырой ландшафт внизу, где тени шуршали в подвалах, а огромные кристаллические черви поднимались из рек шипящей грязи. Безликие крылатые фурии раздирали в клочья костлявых младенцев с лицами кладбищенских крыс и пировали, сбившись в стаю. Потрошители могил с глазами цвета кровавого заката и слишком большим количеством призывно извивающихся конечностей, ухмыляющиеся ржавыми зубами с вершин проклятых холмов, где мерзости, похожие на извивающиеся внутренности, выползали из развороченной почерневшей земли. Он услышал высокий, сладкий голос ребенка, поющий из пустоты, пронзающий ночь раскаленной иглой.

Рондо в шоке уставился на Слоата, изо рта у него нитями свисала слюна, с губ срывалась тарабарщина:

- Ктулху фхтагн! Йа, йа, Ктулху фхтанг!

Затем в его руке появилась бритва, и он полоснул ею Мондо по глазам.

Мондо рухнул на колени, но не пытался защищаться. Он лишь поднял руки в мольбе, что-то бормоча, из глаз его текли алые слезы. Рондо снова и снова полосовал ему лезвием по горлу, пока горячая кровь не залила его, словно чернильная клякса, ярко-красная и сверкающая.

Мондо издал булькающий звук и упал лицом вперед на землю, мертвый или близко к этому.

К тому времени "хаки" были уже повсюду, они отпихнули Слоата в сторону и швырнули Рондо на землю, избивая дубинками, а сотни заключенных стояли вокруг и молча наблюдали за происходящим широко раскрытыми глазами, рты их двигались, но не издавали звуков.

Чи-Чи и Луис к тому времени вернули Кугана на их места.

- Что это было за дерьмо? - спросил Чи-Чи. - Ты видел это? Ты, блядь, это видел?!

Куган видел все слишком хорошо. Он сидел там, пытаясь прийти в себя, пытаясь сказать себе, что на самом деле не видел, как эти татуировки двигались на руках МакГрата. Не видел, как они скользят и ползают, поднимаясь из плоти множеством извивающихся личинок, а затем раздвигающихся, как шторы, открывая ему вид на тот мертвый город из его снов: некрополь, превращающийся в слизь и гниль в бездорожье неведомых межпространственных трущоб, где отвратительный ужас возвышался над скоплением надгробных сооружений, словно полная луна.

В тюрьме снова ввели карантин.

Начальник тюрьмы Шинс не знал, что еще делать, и запер своих говнюков в клетках. Он приказал спустить Слоата вниз и посадить в одиночку. "Хаки" сказали Слоату, что это для его собственной защиты, но на самом деле Шинс не был уверен, кто больше нуждался в защите: Слоат или остальные заключенные.

В течение двух дней Луису и Кугану нечем было заняться, кроме как сидеть в своей камере, читать, курить, играть в карты, отжиматься и приседать. Ко второму дню Куган как только мог избегал разговоров о Эдди Слоате. Затем сдался.

- Что ты думаешь о Слоате? - наконец сказал он. – Обо всем этом дерьме, случившемся во дворе?

Луис некоторое время молчал, уставившись в пространство. Потом он облизал губы и сказал:

- По улицам ходила эта кислота. Ее называли "Третий глаз". Я закидываю таблетку и ожидаю, что меня накроет часа на четыре, но меня не цепляет. Происходит что-то другое. Мое восприятие обостряется, открываются какие-то проходы, я пробираюсь в темные углы пространства-времени и как иголка проникаю в безымянные пропасти, где геометрические формы вопят, истекая кровью. Я смотрю в абсолютный первобытный хаос в самом центре Вселенной и прикасаюсь к башням из черного хрусталя на мертвых лунах, где руки пришельцев нацарапали Желтый знак на живой плоти скал. Я взбираюсь на Фиолетовые горы и попадаю в воронку Великого Белого Пространства. Я бесформен и лишен тела. Но не одинок. Ты слышишь меня, парень? Я не один.

Куган затянулся сигаретой и вздохнул. Опять эти безумные разговоры. Но он слушал, потому что каким-то образом знал, что это важно.

- Кто был там с тобой?

- Другие разумы из других мест, и я сталкивался с ними, прокладывал туннель сквозь них, когда они вторгались в меня, и мы запутывались вместе в большой клубок пряжи в бесконечной плоскости теней, - признался Луис. - Как отделить одно от другого? Я был холстом, чувак, белым и унылым, без единого мазка кисти, который можно было бы назвать моим, а они - эти умы, древние, древние умы - начали рисовать на мне, учить и наставлять меня, и тогда я понял, что значит быть ими. Ну как тебе объяснить? Эти умы... они совершают скачки повсюду, через время и пространство, из одного измерения в другое. Проникают в сознание существ в прошлом, настоящем и будущем, в этом мире и в миллионе других миров, о которых ты никогда и не слышал. У них есть имя, но тебе не обязательно его знать. У них было много врагов, но они боялись только одного.

- И чего же?

- Чего-то ужасного в космосе, что ждет на краю нашей Солнечной системы.

Джонни спросил:

- Чего-то в Облаке Оорта?

- Да. Это сущность... колония древних разложившихся разумов, существовавшая задолго до возникновения этой Солнечной системы. Особь, живущая в холодной бесформенной черноте, существо, ненавидящее все живое. Нечто первобытное, бестелесное и разрушительное. Что-то, носящее имя Миллион Злобных Разумов, для нас же известное как Немезида.

- И какое отношение это дерьмо имеет к Эдди Слоату?

- Это имеет к нему самое непосредственное отношение, братан. Он - своего рода проводник к этому, в чем я нисколько не сомневаюсь. Он связан с этой сущностью и несет ответственность за пропавших людей, как и за то, что произошло вчера во дворе, и за сны, которые мы все видели. Он часть того, что ждет нас снаружи, что приближается с каждой ночью, и, если ты думаешь, что я сошел с ума, дружище, что ж, ничего страшного. Но через час стемнеет, и тогда ты выглянешь в окно, и та тьма, которую ты видел, станет больше и ближе. И вот тогда ты скажешь мне, настолько ли я сумасшедший.

Куган вздохнул. Все это противоречило тому, чем он был, тому, что он знал, всему тому, что он видел и пережил.

- Он... что? Какой-то сверхъестественный тип или что-то в этом роде?

- Не знаю, парень. Я правда не знаю. Но он - часть этой сущности, - Луис сделал паузу, размышляя. - Ты сказал, что у него было лицо парня, которой вроде как склеил ласты в Оберне.

- Да. Фрэнки МакГрата.

- Я слышал о нем. Головорез семьи Луккезе в Нью-Йорке.

- О, да. За ним там числилось много трупов.

- Значит он умер... когда?

Джонни сказал ему, что в этом месяце было уже четыре года с момента тех событий.

- Это значит, что вскоре после его смерти Эдди Слоат появился со своей сектой в Вермонте. Интересно.

Кугану нравился Луис... но все звучало как безумие, как полный бред. Сумасшедшее дерьмо, которое иногда можно услышать от зэков, чей разум размягчился от тюремного заключения, их просто выворачивало наизнанку от чувства вины за то, что они натворили и кем они были. Так он продолжал твердить себе, но сам не мог заставить себя поверить в это. Джонни теперь видел все иначе, чувствовал, как вокруг него кружатся безымянные силы и злые энергии... как он мог отрицать это? Слоат не был человеком. Просто не мог им быть. Он носил лицо МакГрата, обладал силой, способной отправить вас в странные антимиры, и заставил тех двух черных ублюдков во дворе уничтожить себя. Во всем этом была сила, которой не могло быть у человека.

А еще было то, что он показал Кугану в тот первый день во дворе: это ползучее чудовище. И, Господи, неужели это было истинное лицо Слоата?

- Откуда ты можешь знать такие вещи? - спросил Джонни Луиса.

A тот просто пожал плечами и сказал:

- Я их чувствую. И верю, что это правда. Этот "Третий глаз" испоганил меня так, как ты себе даже представить не можешь, чувак. У меня появились чувства сверх обычных пяти. Но когда я увидел его в тот день, в тот первый день, когда Слоата перевели на общий режим, у меня мурашки поползли по коже, а сам я весь покрылся холодным потом. Я сталкивался с такими, как он, когда сидел на "Третьем глазе"... может быть, не видел, но знал, что они там есть. Когда я путешествовал по этим внешним сферам, то осознавал, что там что-то есть, что-то наблюдает за мной, следит, проявляя большой интерес к тому, кем и чем я являюсь. Холодная, первобытная ненависть. Понимаешь, о чем я?

Луис сказал, что перестал принимать "Третий глаз", потому что тот открывал внутри него, что-то, что потом было трудно закрыть обратно. Стены восприятия истончились. Реальность вокруг него начала разлетаться на части. По словам Кардоне, в те дни он работал с "Латинскими Лордами", перевозил целые горы героина и оружия в Восточном Гарлеме, на 103-й улице. Одно упоминание его имени могло привести в ужас кого угодно... но после "Третьего глаза" все уже не было как прежде. Он начал видеть и чувствовать что-то необычное... будто нечто невидимое двигалось вокруг него, взаимодействовало и играло с ним. Именно тогда Луис понял, что нечто из внешних сфер последовало за ним в наш мир и преследует его, как призрак.

- Сначала это были мелочи, приятель, - признался он, его голос был сухим и скрипучим. - В моей комнате вещи оказывались не на своих местах. Глубокой ночью распахивались двери. Содержимое шкафов пропиталось канализационной вонью, которой тянуло из-под моей кровати. Я лежал там, пытаясь заснуть, и слышал голоса, шепчущие в стенах, слышал, как что-то царапает ногтями мою подушку, - Луис покачал головой, дрожа. - Все становилось только хуже. Однажды ночью все окна в доме разлетелись вдребезги в три часа ночи. Что за хрень? - подумал я. – Как такое могло произойти? Осколки окон вылетели наружу, а не внутрь. Вот объясни мне это, если сможешь.

- Я был напуган, прям по-настоящему, до усрачки. Но к кому я мог обратиться? К священнику? К матери? Черт, никто бы не понял, и особенно те уличные отбросы, с которыми я тусовался, - Луис зарылся лицом в свои руки. Склонив голову, он сказал: - Я неплохо зарабатывал. Сбывал наркоту, продавал оружие, на стороне на меня еще работали несколько девчонок. Просто сутенер, толкающий наркотики, но у меня было много бабла на карманах. Я мог купить что угодно или кого угодно. У меня было уважение, дом, и это было потому, что люди боялись меня и боялись "Лордов". Но... после "Третьего глаза" все пошло наперекосяк. Я стал нервничать. Не мог спать. Дошло до того, что я стал бояться темноты. Ты можешь это представить? Я. Гребаный "Латинский Лорд", гроза испанских районов. Но, да, я боялся. Все время был на взводе. Чувствовал себя спокойным, только когда принимал какую-нибудь дрянь, это меня расслабляло. Правда заключалась в том, что я был никем иным, как наркоманом. Жестоким, безбашенным торчком, который боялся собственной тени. И у меня были веские причины. О да, братан, очень веские причины.

Луис сказал, что по ночам ему стало казаться, что в доме кто-то ходит. Он слышал это... цок-цок-цок. Как звук цокающих по полу ногтей. Его парализовал страх, как маленького ребенка, который затаив дыхание ждет, что из шкафа вылезет ужасный пустоглазый бугимен. Утром он находил следы и отметины того, кто явился за ним.

- Какие-то существа бродили по моему дому, чувак, существа, которые последовали за мной из внешних сфер. Я не знал, что это такое. Отпечатки, которые они оставляли, не были отпечатками людей... просто следы с тремя углублениями, словно что-то ходило, оставляя отметины кончиками грязных когтей, - Луис продолжал сглатывать, пытаясь сохранить горло влажным. Его широко открытые глаза, с покрасневшими воспаленными веками, были остекленевшими от страха. - Я не сомневался, что они наблюдают за мной. Я не мог их видеть, потому что они не хотели, чтобы их видели. Но однажды ночью... около трех часов утра... я увидел, как что-то вошло в мою комнату, и это был не человек... странная призрачная фигура приближалась к моей кровати. И оно не шло, а передвигалось скачкообразными рывками. И когда я закричал... оно прошло прямо сквозь стену.

Куган слушал с напряженным вниманием. Он чувствовал себя так, будто сам был под кайфом. Все это было абсолютным безумием, но в искренности слов Луиса не было никаких сомнений: он абсолютно верил в то, что говорил, и воспоминания о тех днях преследовали его в кошмарах до сих пор.

Луис рассказывал, что страх его становился сильнее, потому что начали исчезать люди. Те, кто жил по соседству. Кое-кто из банды "Лордов". Что-то забирало их по ночам.

- Что? - спросил Куган, зная, что должен это сделать. - Немезида?

- Нет, не Немезида, - ответил Луис. - Другая раса, которая находится в союзе с Немезидой, используется ею. Может быть, по собственному желанию, а может быть, из страха. Я не знаю.

- Они похищали людей? - сказал Куган. - Эти существа?

- Да, в некотором смысле. В каком-то смысле. Забирали их в небо.

Люди исчезали, а потом возвращались через неделю, не помня, где они были.

- Их забирали... а потом возвращали обратно, как будто что-то хотело, чтобы я точно знал, насколько они сильны и насколько я слаб. Как человек, который вытаскивает муравьев из трещин в тротуаре, чувак, и собирает в банку, а потом, когда ему вздумается, возвращает их на место.

- С какой целью?

- Опять же, я не знаю. Но эти существа забирали людей, а когда возвращали их обратно, те уже никогда не были прежними. Наверное, они что-то делали с их мозгом. Изменяли его, перестраивали, ну и так далее. Я думаю... я действительно думаю, что это как-то связано с теми канистрами из снов. С этими ужасными канистрами.

Луис признал, что все его размышления были очень запутанными. Те люди, которые вернулись, казались другим совершенно обычными, но для самого Луиса они были ползучими мерзостями, монстрами. Перед другими они могли притворяться, но он видел их насквозь, видел, какими мерзкими они были на самом деле. Луис называл это "порчей". И способен был распознавать ее. Он думал, что их вернули, чтобы использовать как шпионов или что-то в этом роде, как агентов под прикрытием или пятую колонну, чья работа заключалась в том, чтобы наблюдать и ждать, сообщая обо всем, что они видели.

- Да, я знаю, как это звучит, Куг. Как первостатейная, гребаная полоумная чушь. Бред сумасшедшего, который гарантирует тебе смирительную рубашку... но я клянусь, это правда, или, по крайней мере, я был в этом твердо уверен. Все становилось только хуже и хуже. Я был взвинчен, ошарашен, практически на грани нервного срыва, дергался от любого звука, слишком напуган, чтобы спать. Чувствовал себя разбитым. И все это из-за "Третьего глаза"... из-за того, что он сделал со мной.

Он курил сигарету, а его руки при этом не переставали дрожать. Лицо Луиса было напряженным, желтым, как у человека, близкого к инсульту.

- Надо мной надругались, осквернили, мое сознание уже не было прежним... ты не представляешь себе, каково это. Все время... какие-то звуки, запахи, ощущение, что за тобой наблюдают, как за микробом на предметном стекле... видишь, как вокруг тебя сменяются измерения, словно изображения в калейдоскопе, как будто смотришь через миллион окон. Ты не знаешь, на что это было похоже, Куг. Просто сидеть и наблюдать, как все эти двери вокруг тебя распахиваются, пульсирующая зеленая субстанция застилает твое зрение, безглазые чудовища и бледные червеобразные твари скользят по первобытному омуту антиматерии... и знать, знать, что как бы ужасно это ни было, есть нечто гораздо худшее, ненормальное и дьявольское, чего ты НЕ ВИДИШЬ, потому что они НЕ ХОТЯТ, чтобы их видели. Ночью... о да, Куг... ночью мой третий глаз открывался полностью, и я видел призрачный город из башен, сфер, поднимающихся конусов и труб. И тогда приходили ОНИ: существа из незапамятных времен, Старцы или Древние, серые, с головами морских звезд и светящимися, ярко-красными глазами. Они питались мной, разряжая, как психическую батарею. Паразиты, Куг, паразиты разума. Им нужны были мои воспоминания и мой опыт, потому что они были застойными, мертвыми и сухими, в них больше не было ничего, кроме времени и пыли.

- Это были те твари, которых ты видел проходящими сквозь стену? - спросил Куган. - Те, которые оставляли следы?

- Нет, нет. Я не знаю, что это были за существа. Но их можно было увидеть во внешних сферах, преследовавших мертвые города, дрейфующих вокруг. Все, чего они хотели, это проникнуть в твой разум и выпить твои мысли, энергию и память. Какие-то паразиты... старые, древние, что-то, что вымерло давным-давно и стало просто призраками, тенями. Те, что преследовали меня и уводили людей в ночь... они были другими.

Луис сказал, что примерно в то время, когда он начал видеть существ из других измерений и чувствовать, как они крутятся вокруг него, он просто слетел с катушек. Луис стал замечать свою девушку в компании с тремя "Лордами". Всех их забрали и вернули обратно. Они были не в себе. Их лица гримасничали и мелко подрагивали, словно что-то под ними хотело вырваться наружу, и Луис видел за их глазами, что-то, наблюдающее за ним. Что-то не человеческое. Когда они собирались вместе, они начинали шептать безумные вещи, о математике, физике, кривизне пространства, упоминали в разговорах четвертое измерение. Когда он обнаружил, что они собираются вот так, примерно в третий раз, он достал хромированный "Глок-9" и выпустил в них всю обойму. Он скрылся, а когда его выследил агент ФБР, он застрелил и его, решив, что это слуга преследующих его тварей.

- Я ошибался. Он был просто "быком"[41], каким-то ретивым служакой, который возомнил себя крутым спецагентом. Я все равно убил его.

Луис был немедленно арестован и помещен в столичный исправительный центр в Нью-Йорке в ожидании суда. За убийство, караемое смертной казнью, нельзя было выйти под залог. Поэтому он застрял в исправительном центре, где его дела понемногу пошли на поправку.

Его держали в одиночной камере, и время там текло плавно и совершенно незаметно. Единственным способом отмечать дни были периоды сна или часы, когда ему разрешали включать свет. В положенное время кормили. Иногда "хаки" приносили ему журналы. Постепенно Луис потерял счет времени, проведенному в камере. Искаженное чувство восприятия начало исчезать. Он был, наверное, единственным парнем в исправительном центре, который радовался, что угодил туда, что был вдали от того, во что превратилась его жизнь. Но через неделю, не слыша ничего, кроме биения своего сердца, тиканья каких-то внутренних часов, Луис почувствовал себя изолированным и брошенным. Паранойя захлестнула его, и ему стало казаться, что в темноте с ним по ночам находятся какие-то существа - безликие, бесформенные и злобные.

- Я начал слышать звуки и понял, что меня выследили. Те твари, которые преследовали меня. Я чувствовал их вокруг себя. В соседней камере... я слышал эти забавные звуки... как будто что-то мокрое тащили по полу, и царапающие звуки, как если бы когтями скребли по стене. По ночам я слышал сухое, холодное хихиканье, будто там кто-то смеялся.

Однажды ночью, не в силах унять дрожь, Луис заглянул под раковину и увидел там решетку - вентиляционную решетку, соединявшую камеры. Собравшись с силами, он подполз к решетке и чиркнул зажигалкой, понимая, что должен знать, должен увидеть, должен убедиться, что он не сошел с ума.

Потому что там что-то было.

Что-то, что пришло мучить его.

Что-то из внешних сфер.

Он чувствовал влажную, сырую вонь. Мерцающее пламя осветило днище раковины, трубы, облупившуюся бетонную стену и саму решетку. Сквозь стальную сетку он ясно видел глаза, уставившиеся на него: шесть сверкающих зеленых не мигающих жабьих глаз.

Это продолжалось и продолжалось.

- Я не знаю, что это было, чувак. Не те твари, которых я видел раньше... а что-то другое, может быть что-то вроде Эдди Слоата.

Ночь за ночью Луис слышал оттуда скользящие звуки, как будто змеи ползали по полу и поднимались по стенам. Иногда это звучало так, как будто кто-то пробирался через лужу собственной блевотины.

Это продолжалось и продолжалось. Если он звал кого-нибудь из охранников - а те не торопились к нему приходить, потому что он был убийцей полицейских, - звуки стихали.

Однажды ночью, когда он съежился во тьме, один в этой камере, чувствуя, как безымянные существа прячутся в тенях, его охватило чувство ужаса, которое было осязаемым и разрушительным. Оно поселилось в его сердце, как засевшие намертво ледяные иглы.

Что-то возилось за решеткой.

Луис чувствовал его горячее и лихорадочное дыхание.

Затем тварь заговорила с ним:

- Я следил за тобой годами, живя в сгустках извивающихся теней, ползая по канализации времени/пространства и пробираясь через холодную радиоактивную грязь разрушенных внепространственных гетто в черной пустоте. Просто еще один разум из многих. Но я наблюдал и ждал. В конце концов, ты будешь ползать и пресмыкаться, но не будешь ходить как человек...

Луис замолчал, его история наконец-то была рассказана, и Куган знал, что он был первым человеком, который когда-либо слышал ее. Сам факт, что Луис сидел в федеральной тюрьме, а не в сумасшедшем доме, был доказательством того, что он ни словом не обмолвился об этом ни своим адвокатам, ни прокурорам, ни копам, ведущим расследование.

- Вот и все, Куг. Теперь ты знаешь то, что знаю я. Те способности, которые появились у меня после употребления "Третьего Глаза" - шестое чувство, экстрасенсорное дерьмо, называй как угодно - они, похоже, заглохли после того, как меня засунули сюда пять... или шесть лет назад? Неважно. Все было спокойно, тихо. Я был преступником и оказался в тюрьме. Отбывал наказание за решеткой. Я заслужил то, что получил, а ты не услышишь, чтобы многие из тех животных, что сидят за этими стенами признались бы в этом, - oн пожал плечами и затушил сигарету. - Да, все словно встало на паузу. Ни снов, ничего другого. Потом появился Слоат. Как только я его увидел... ну, все началось снова. Не так сильно, но постепенно набирает силу. И когда я впервые услышал, как он говорит, знаешь что? Я узнал голос, потому что это был голос того существа, которое говорило со мной в исправительном центре.

Куган не знал, что об этом думать. Все это было похоже на огромный заговор, но не аккуратный и упорядоченный, а большой и беспорядочный, не имеющий границ. Он слушал, что Луис говорил еще. Тот считал, что первобытная ненависть, Немезида, находится где-то в Oблаке Оорта, и с каждым днем приближается к Земле. Другие существа... те, что следовали за ним и похищали людей, изменяли их сознание... были как-то связаны с ней. У них тоже был интерес к человеческой расе. Но не с целью истребить ее. Они хотели чего-то другого.

- И чего же? - спросил Куган.

- Я не знаю, братан. Но послушай меня: Эдди Слоат - часть Немезиды. Как-то, каким-то образом. Именно он говорил со мной в исправительном центре. Он родился примерно в то же время, когда умер Фрэнки МакГрат, и я готов поспорить, что до этого он был сотнями других людей. Он - проводник. Он - маяк. И ничего хорошего ждать не приходится. Если мы хотим остановить это, то мы должны остановить Эдди Слоата.

Глядя в окно на расширяющуюся в небе черноту, Куган решил, что это должно произойти как можно раньше. Время истекало, и даже он понимал это абсолютно точно.

Когда-то давным-давно, еще в средневековые времена становления тюремной системы, "Дыра" была, по сути, железной клеткой без какой-либо мебели. Ты спал голым в грязи и темноте и мочился в полую трубу, вделанную в пол. В наши дни у тебя есть койка, туалет и раковина. В изоляторе свет можно было жечь с утра до вечера, в карцере же двадцать три часа в сутки стояла темнота. Эдди Слоат был помещен именно в карцер.

Когда капитан Гетцель и двое его охранников вели Слоата в оковах вниз, он чувствовал запах сырости и скисшего молока страданий, сочащегося из бетонных стен, ощущал темноту и клаустрофобию.

Капитан подумал, что это хорошее место для такого человека, как Слоат.

Два дня спустя он зашел посмотреть, как идут дела. Охранник сказал, что они держат Слоата в темноте все двадцать четыре часа, и что тот пока ведет себя тихо.

- Посмотрим, может, это его сломает, - сказал Гетцель.

Пока Слоата в цепях вывели в душ, Гетцель осмотрел его камеру.

Он изучил рисунки на стенах – нацарапанные имена, различные части женской анатомии. Но над койкой были сложные каракули и какие-то диаграммы. От одного взгляда на них у капитана похолодело внутри. Он присмотрелся, и ему показалось, что к ним примешаны символы и цифры, написанные судорожным почерком. Это было похоже на какую-то странную математику, возможно, алгебру или геометрию... но не на ту, которую Гетцель видел раньше.

- Что это за дерьмо? - спросил он наконец.

Охранник пожал плечами.

- Не спрашивайте меня.

- Он пишет это в темноте?

- Подозреваю, что так, сэр.

Теперь все это нравилось Гетцелю еще меньше.

- Похоже на какие-то расчеты.

- Так точно, сэр, похоже.

- Как, блядь, он делает это в темноте? Ты уверен, что у него нет фонарика, спрятанного в заднице?

- Уверен, сэр. Мы каждый день проводим ему осмотр полостей. Никаких источников света.

Гетцель продолжал разглядывать граффити. Это была математика... он видел цифры и расчеты, множество переплетающихся геометрических фигур, но символы - полумесяцы и перевернутые треугольники, скрещенные посохи и сгруппированные шары - и слова, которые он видел, были ему совершенно чужды. Здесь были сложные формулы, кривые, неровные углы, экзотические формы, похожие на сложные многогранники и антипризмы, сливающиеся и накладывающиеся друг на друга или превращающиеся в абстрактные наборы пересекающихся поверхностей и линий. Это выглядело как причудливое сочетание математики, астрологии и алхимии.

В этом было что-то очень неправильное, и Гетцель начал обливаться то холодным, то горячим потом. Возможно, это было его воображение, но казалось, что по мере того, как он прослеживал глазами фигуры - дойдя до суммы определенного выражения, занимавшего половину стены, - сама стена словно мерцала, становилась туманной. Казалось, что она движется, пытаясь схлопнуться.

Почувствовав тревожное головокружение, Гетцель отвернулся.

- Следи, чтобы никто с ним не разговаривал, - сказал он, быстро направляясь к двери. - У него... с ним что-то не так.

Пока он дошел до лестницы, Гетцель только и успел подумать: Слава Богу, слава Богу, что не я дежурю здесь по ночам рядом с этим уродом.

Три дня спустя, когда карантин был снят, Тони Боб вышел из здания Тюремного промышленного комплекса, рухнул на колени в пожухлую траву, и его вырвало. К тому времени, когда двое других охранников добрались до него, он был белым и дрожал.

- Там, - пролепетал он. - В столярном цеху... O, Боже...

Два надзирателя - Филли и Уайтстеп - посмотрели друг на друга, а затем, сообщив через свои рации, ворвались внутрь. В это время дня - 3:30 пополудни - большинство заключенных были собраны и возвращены в свои камеры, кроме попечителей и тех, у кого был особый наряд на работу. Тони Боб ходил собирать отставших и рабочих из производственных цехов. Последним местом, куда он заглянул, была столярная мастерская.

И именно туда сейчас смотрели Уайтстеп и Филли.

То, что они увидели, было настолько выразительно, жестоко и похоже на голливудскую кровавую бойню, что поначалу казалось, что это не может быть реальностью. Но это была реальность, и когда вонь крови и мяса ударила им в носы и проникала в кишки, их ноги затряслись, и им пришлось отвернуться.

Трупы.

Столярная мастерская была превращена в свалку трупов, в лагерь смерти - груда вздутых туловищ, зияющих глаз цвета тухлого яйца и окоченевших конечностей. Обильное содержимое склепа, влажное покрытое гнойными волдырями, казалось, сочится и плавится, превращаясь в дряблое рагу из разлагающейся кожи, розовой мышечной массы и сгустков вытекших желто-фиолетовых органов.

Такие слова, как "отвратительный", "ужасный" и "мерзкий", едва уловимо отражали суть этого чудовища.

Позже Уайтстеп сказал, что это выглядело так, будто тела попали в штамповочный пресс для металла и из них выдавили соус, но Филли подумал, что это неточно. То, что он увидел, напомнило ему один из документальных фильмов о природе, где поднимали глубоководных рыб, и те взрывались от сильной декомпрессии. Именно так выглядели трупы: раздувшиеся, превратившиеся в багрово-пурпурные мешки плоти, глаза выскочили из орбит, телесные жидкости растеклась по полу, как свежий слой воска, кровь забрызгала стены, токарные станки и настольные пилы. Один ботинок взрывом отбросило на стропила, где он и остался висеть, с носка капала кровь. А внизу перекошенные в агонии лица с разинутыми ртами из которых выплеснулись внутренности, словно фонтан кровавого рагу, как у раздавленных лягушек.

Когда прибыл начальник тюрьмы Шинс и смог наконец взять под контроль свой желудок, он выслушал то, что рассказали Уайтстеп и Филли, хотя это звучало немыслимо и допускало возможность безграничных кошмаров. Они узнали некоторые из изуродованных лиц, те принадлежали пропавшим осужденным.

Их забрали, - размышлял Шинс, наблюдая за тем, как тела издают треск и лопающие звуки, продолжая разлагаться и растворяться. - Эти люди были похищены отсюда, задушены, раздавлены, разорваны, изломаны, взорваны давлением внутренних газов... а потом брошены обратно. И как вам это нравится?

Честно говоря, ему это не очень нравилось.

- Они тают, - сказал Уайтстеп, и Шинс тут же решил, что с ним, вероятно, что-то не так, потому что ни один человек не может смотреть на это и не испытывать тошноту до глубины души, но Уайтстеп был практически беспристрастен в своей оценке.

- Как такое может быть? - сказал комендант, поморщившись, когда большой желтый глаз выскользнул из глазницы и лопнул, как мыльный пузырь, выплеснув кровь на носок отполированный туфли.

- Смотрите, начальник, вы можете видеть прямо сейчас, как это происходит.

И он видел: как застывшее желе, которому дали оттаять. Так выглядели тела. Как тающие ледяные скульптуры. Они растворялись в мясистом, сочащемся море тканей, жидкостей и пузырящейся плазмы. Через час не останется ничего, кроме чертовски уродливых пятен. Коронеру понадобится швабра и ведро.

- Я хочу покончить с этим дерьмом, - сказал Шинс. - Это, блядь, чертовски неестественно, и если эти говнюки наверху пронюхают об этом, у нас на руках будет четыре яруса гребаного бунта. Ни слова. Ты меня понял? - oн посмотрел на Уайтстепа, который кивнул. - Ни единого, мать его, звука.

Он посмотрел на Филли, который был таким же зеленым, как яйца и ветчина в одной детской сказке.

- Да... э... так точно.

Затем Шинс, которому каким-то образом удавалось держать свое самообладание в узде, а желудок - на своем месте, вышел на улицу, надменной, уверенной походкой... и, упав на колени, выблевал свой обед.

Во дворе Куган курил, наблюдая, ожидая, слушая, как Луис и Чи-Чи говорят о вещах, о которых он не хотел слышать.

- Дерьмо, которое они заливают нам в уши, - это чушь собачья, - сказал Чи Чи. – Кого они хотят обдурить? Я слышал об этих трупах.

- Тебя не устраивает версия начальника тюрьмы? – спросил Луис.

- Я тебя умоляю.

Куган, конечно же, слышал обо всем этом, и даже слышал ту бездарную чепуху, которую комендант крутил на своей шарманке: будто группу зэков раздавило грузом сорвавшихся брёвен. Даже "хаки" отпускали по этому поводу дурацкие шуточки. Что произошло на самом деле, никто не говорил. Но слухов было предостаточно.

- У меня есть приятель на Ферме Трупов, чувак, - сказал Луис. - Хочешь знать правду - вот она. Он подслушал разговор начальника тюрьмы с доком. ФБР провело вскрытие тел. Понимаешь, они не просто выблевали свои кишки... их легкие были разрушены от отравления газом, кровь полна обогащенного метана.

- Что, черт побери, это значит? - спросил Чи-Чи. - Где они могли надышаться метаном?

- Не на этой планете, братан.

- Так или иначе, они все равно мертвы, - сказал Куган.

Луис хмыкнул.

- Мертвы? Черт, мужик, мертвец мертвецу рознь. Вскрытие показало, что смерть наступила в результате взрывной декомпрессии. Те тела были кристаллизованы. Пусть меня считают сумасшедшим, но чтобы произошло что-то подобное, нужно очень необычное стечение обстоятельств.

- Уайтстеп проболтался мне, что тела плавились, - сказал Чи-Чи. – Но, если что, я тебе этого не говорил.

Луис кивнул.

- Они... растворялись. К тому времени, как федералы добрались сюда, большая часть останков превратилась в жижу. Но есть кое-что еще хуже, кое-что еще более странное.

Куган и Чи-Чи смотрели на него.

Луис огляделся по сторонам, словно готовился выдать государственную тайну.

- У них не было мозгов.

- Чего? Что ты имеешь ввиду? – воскликнул Чи-Чи.

Луис облизал губы, которые к этому моменту были бледнее его лица.

- Я имею в виду именно то, что сказал. Во всех телах отсутствовал мозг, а на черепах не было ни единого разреза. А теперь скажи мне вот что: как можно извлечь мозг, не оставив даже следа?

Куган сидел, дрожа, и чувствовал, как что-то вторгалось в него, проникая глубоко, как корни, ищущие горячей красной влаги.

Идея убийства Фрэнки МакГрата возникла у Кугана в Обернской исправительной колонии, когда он зашел в подготовительную комнату тюремного морга, в котором работал, и увидел МакГрата, сидящего на корточках голышом над трупом, который он разделывал на полу. Труп, как выяснилось, был не каким-то мясным ассорти из одного из ящиков - что было бы уже достаточно скверно, - а телом худощавого латиноамериканского парня девятнадцати лет по имени Армандо Рамирес, рецидивиста, тянущего десятилетний срок за грабеж. Когда Рамирес исчез, все решили, что он перебрался через стену.

Оказалось, это не так.

Позже стало известно, что Фрэнки МакГрат избил его и, пока он лежал в тюремном лазарете, задушил, а после каким-то образом доставил тело в морг.

Там его и нашел Куган.

При виде этого неуклюжего, дикого ужаса, сидящего на корточках над телом, Куган почувствовал во рту вкус желчи. Он так и застыл на месте, не зная, что ему делать. Джимми "Штырь", Шон Болланд и еще один громила по имени Винни Скуццио были уже на подходе, и Куган надеялся, что они поторопятся.

Он потерял дар речи.

МакГрат посмотрел на него снизу вверх, огромный, как бритая горилла, голый и весь в татуировках, его рыжие волосы пылали адским пламенем, в глазах опарышами шевельнулось безумие, а в руках были ножи с кровавыми потеками. Он ухмылялся, оскалив зубы, похожие на окровавленные белые бриллианты торчащие в могильной яме.

- Убери это дебильное выражение с лица, Куг, - сказал МакГрат скребущим, грязным голосом. - Это мое дело, и оно не касается ни тебя, ни других. То, что я делаю, позволяет мне оставаться в живых.

К этому моменту Куган уже много где побывал. Он видел все зверства, которые может предложить тюремная жизнь. И никого не боялся. Но это... это заставило его рот наполниться привкусом ржавого металла и тошнотворной сладости. Он чувствовал вонь трупа и крови – резкий, липкий запах жира и мяса, и мог только смотреть на МакГрата вытаращенными глазами.

МакГрат продолжал улыбаться, зубы торчали из бледно-розовых десен.

- Смотри, что я делаю, потому что ты можешь чему-то научиться. Сейчас ты тусуешься с этими парнями, но лишь вопрос времени, когда тебе придется разделывать тело, соединять труп, и я могу показать тебе, как это делается. Конечности трудно выворачивать из суставов, Куг, так что не морочь голову, просто возьми пилу и отрежь их. Конечности нужно удалить. Потом голову. Чтобы ни стоматологические карты, ни отпечатков пальцев не смогли помочь в опознании. Затем возьми куски и разбросай их на все четыре стороны, так далеко друг от друга, чтобы они никогда не смогли собрать Шалтая-Болтая снова.

В конце концов Куган спросил его, почему он вообще это сделал, почему убил парня, а затем сделал с ним это.

- Ты ни хрена не знаешь, Куг, никто из вас не знает, - ответил ему МакГрат. - Однажды со мной кое-что случилось. Давным-давно. То, чего ты никогда не сможешь понять. Но с тех пор я стал другим, понимаешь? На улицах я убивал людей по заказу. И, да, мне это нравилось. Но это - нечто большее. Многие первобытные воины считали, что если кого-то убить, то впитаешь в себя его силу, его душу, его сущность. Видишь эти татуировки на моей спине? На груди? Это не просто татуировки, Куг, а чертежи, инструкции, описывающие некий ритуал. Если я убиваю людей определенным образом, если я довожу их до абсолютного страха - то, что в них есть, становится сильнее, и когда я забираю это, сильнее становлюсь я сам. Понимаешь? То, что вытатуировано на моем теле, описывает ритуал, показывает как его проводить, такие мелочи, как высасывание ужаса из жертв и соединение их трупов особым образом, чтобы добиться благосклонности извне... от других...

Абсолютное безумие... и все же Куган поверил в это. Он почти чувствовал притяжение тех, кто ждал за порогом, чтобы принять свою жертву. И татуировки... таинственные слова и символы, черепа и полумесяцы, кости и растерзанные тела, бесчисленные кричащие лица, абстрактные изображения демонов с головами жаб или призраков с клубками щупалец там, где должны были быть волосы... все это перемешалось, сгрудилось, сгруппировалось на теле МакГрата так, что у вас почти перехватывало дыхание, когда вы следовали по лабиринту чернил и видели, где начинается одно и заканчивается другое, все это таяло в галлюциногенной дымке образов, слов и символов.

Позже Куган рассказал об этом Джимми "Штырю".

Джимми "Штырь", он же Джимми Пагано, был человеком из нью-йоркской семьи Луккезе. В Оберне мало что происходило, к чему не приложили руку Джимми "Штырь" и некоторые другие старые макаронники. Пусть банды устраивали разборки во дворе сколько угодно, парни вроде Джимми "Штыря" практически владели этим местом. Ходили слухи, что МакГрата убьют в качестве одолжения одному высокопоставленному члену мексиканской мафии; Рамирес был его двоюродным братом. Кровь требовала крови. Когда Джимми "Штырь"привлек к этому делу Шона Болланда и Кугана, все уже было решено.

- В пятницу вечером большинство арестантов в блоке "К" будут смотреть кино, - сказал он. - Я собираюсь устроить для Фрэнки небольшое развлечение с "петухом", о котором я ему рассказал. Только, когда он придет в комнату отдыха, его будет ждать не пидорок, а мы.

К тому моменту Джонни успел сцепиться с несколькими парнями, пырнул одного заточкой и избил многих других, но он никогда никого не убивал. Он был вором, а не убийцей. Но все же Куган решил присоединиться, и в основном потому, что Джимми "Штырю" нельзя было отказать, ведь он был тем парнем, который мог сделать вашу жизнь очень легкой или очень тяжелой. Отчасти это было так. Но настоящая причина была в том, что МакГрат был животным, абсолютным зверем... и после того, что он делал, и тех ужасных вещей, которые он говорил, с этим ублюдком нужно было покончить.

Когда МакГрат вошел в комнату отдыха и увидел Джимми "Штыря" и Кугана, стоящих там в пластиковых пончо и со свинцовыми трубами в руках, он догадался, как животное, приведенное на бойню и почувствовавшее смертоносный смрад кишок, мозгов и крови, - он все понял.

Его лицо ухмылялось, как жертвенная зарождающаяся луна.

Он бросился вперед и вцепился в Кугана, прежде чем тот успел даже подумать о том, чтобы замахнуться трубой.

– Ах, ты, ублюдок! Я мог бы столько тебе показать! Я мог бы отвести тебя в такие места...

Когда огромные обезьяньи руки МакГрата схватили его, с Куганом произошло то, что он никогда не сможет объяснить: это было похоже на удар током. Электрический разряд пронзил его, как будто он только что сжал в кулаках оголенные провода. Его тело напряглось, пылающий жар огня поглотил его, а в голове... словно дюжина солнц взорвалась вспышками призматических цветов, а затем рухнула в собственную массу, в нечто вроде засасывающей, вихревой гравитационной воронки, которая выдернула его, брыкающегося и кричащего, из его собственной головы, швырнула на световые годы через какое-то извращенное многомерное гиперпространство в расколотый черный космос, где звезды были продолговатыми мертвенно-белыми лицами, глядящими вниз из бездонной шепчущей черноты, и он увидел огромную сферу, мчащуюся на него. Она была окутана туманом, как маской, которая медленно растворялась, открывая...

Но к тому времени Шон Болланд взмахнул своей трубой, и она с чавкающим мясистым звуком врезалась в голову МакГрата, его череп раскололся, из него потекла кровь, серая слизь и что-то похожее на белый гной, а сам он рухнул на колени.

Куган пришел в себя сидя на заднице, обмякший, онемевший, с мурашками на коже.

Потом он поднялся, и все они замахали своими трубами с диким, идиотским ликованием. Голова МакГрата была разбита, кровь и мозговое вещество сочились по полу, как застывающий пудинг. Зубы разлетелись как игральные кости, зазубренные концы костей торчали под безумными углами из синюшной, набухающей багряными пятнами плоти. Трубы продолжали опускаться, пока МакГрат не превратился в огромный растянутый, скулящий кожаный мешок с разорванными органами и раздробленными костями, ползущий по слизистым следам собственных жидкостей. Один раз он посмотрел вверх, прямо на Кугана оставшимся целым глазом, который плавал в месиве из желчи и внутричерепной жидкости, его голова превратилась в раздробленную головоломку из обломков костей черепа, а лицо – в мясистую кровоточащую массу.

И на одно безумное, нереальное мгновение, когда эта сфера ненависти впилась в него, Кугану показалось, что он видит, как что-то поднимается из тела МакГрата - что-то вроде тысячи зеленых резиновых червей, распустившихся в сумасшедшие заросли гигантских грибов с ухмыляющимися изумрудноглазыми клоунскими лицами, которые распадались на сверкающую сахарную белизну мертвых детей, открывающих свои огромные тлеющие глаза-щели, чтобы показать засасывающую, безграничную вихревую черноту, которая пришла, чтобы превратить мир в кладбище начисто обглоданных костей.

Потом и это исчезло.

МакГрат умер с пронзительным воплем десятка гиббонов, с которых заживо сдирали шкуры, и оглушительным воем истекающих кровью призраков, который эхом разнесся по комнате отдыха вместе с заряженным энергией песнопением, превратившимся в кровавый туман, оседающий и стекающий каплями с потолка и стен.

- Дело сделано, - сказал Джимми "Штырь", стоя в своем залитом кровью пластиковом пончо, лицо его было белым, как мука.

- Ты видел... - начал Куган.

- Ни хрена я не видел, и ты тоже, - сказал Джимми "Штырь". - Что сделано, то сделано, и мы больше не будем об этом говорить.

Пластиковые пончо и трубы отправились в мешок для стирки, и на этом все закончилось.

По крайней мере так думал Куган в то время.

Через два дня после того, как они сгребли останки с пола столярной мастерской, Бастер Крэй пришел к Кугану. С ним была целая компания охотников за головами и громил из гетто: черные, белые, латиноамериканцы, даже азиат со шрамом от ножа через все лицо от уха до уха, как извивающийся розовый червяк. Отморозок. Труподел. Выглядел так, будто мог сожрать чугуна и даже не подавиться.

- Ты Куган? Джонни Куган? - спросил Бастер. - Слышал, ты пытался вырваться из "Теплицы", но не совсем удачно.

- Правильно слышал.

- У меня есть там друг по имени Рауль Мингл, - сказал Крэй. – Ты знаешь его под именем Эль Минг. Он сказал, что ты должен ему пять косарей, и я здесь, чтобы получить долг.

Дерьмо. Вот что это было. Потому что было правдой. Куган был должен Эль Мингу "зеленых", но надеялся, что попытка побега и перевод в Гриссенберг аннулируют это. Но не тут-то было. Тюремная молва снова нанесла удар.

- Скажи Мингу, что он получит их, когда они у меня будут.

Бастер был толстым и рыхлым - мясистый розовый арканзасский черномордый боров. Он постоянно вытирал полотенцем свою потную лысину, обезжиривая ее, из его кривого рта торчал изжеванный окурок сигары. Куган сразу понял, что тот не склонен к физическому насилию. Он платил другим за то, чтоб они причиняли людям боль. За глаза Крэя называли "Шоколадный пудинг", но никогда в лицо, потому что в этих глазах смерть кипела на медленном огне.

- Мингу плевать на твои проблемы, сука. И мне тоже. Ему нужны его деньги.

- Ну, у меня их все равно нет.

- Все может обернуться плохо.

- Как будто сейчас все хорошо.

Куган уже напрягся, готовый сорваться.

Его рост был ровно шесть футов[42], он был крепко сложен и накачал мускулы, добросовестно делая 2000 отжиманий в день, качая железо и работая с боксерской грушей. Он был известен как спокойный, по большей части, человек, с которым можно поговорить, парень, который поможет тебе, если ты действительно заслуживаешь помощи. Но он также славился своим абсолютно грозным нравом. Он требовал уважения в каждом заведении, в котором проводил время. Это был единственный способ выжить. В тюряге строгого режима ты был либо хищником, либо добычей. И если этот толстяк думал, что Джонни можно запугать, то он был прав: для кого-то все может очень плохо обернуться.

- Есть, конечно, и другой способ решения этого вопроса - сказал ему Бастер, стараясь выглядеть абсолютно безразличным. - Ты можешь присоединиться к нам. Видишь ли, мы представляем организацию нового типа, основанную на братской любви и слепую к цвету кожи, расовой принадлежности и прочей подобной ерунде. Если хочешь подняться на борт - добро пожаловать. У нас есть то, чего нет у остальных – "хаки" на побегушках. А эти пять штук? Забудь о них.

Куган прикурил сигарету.

- И что я должен сделать, чтобы избавиться от этого долга?

- Ты знаешь Эдди Слоата?

Вот оно.

- Слышал о нем.

Бастер кивнул, его глаза наполнились бессмысленным страхом.

- У нас с ним будут кое-какие дела. Ты знаешь, о чем я говорю?

Куган знал, и ему не понравилась эта идея.

Потому что если он убьет кого-то - даже такого паразита, как Слоат, - это будет долгая, гребаная жизнь в клетке.

Бастер вытер свой блестящий купол. Куган изучал линии на лице мужчины: гусиные лапки, расходящиеся от уголков глаз, швы и морщины, расходящиеся, как трещинки на тонкой керамике. Следы от всего, что он когда-либо сделал, и всего того, что хотел бы, чтобы никогда не происходило.

- Все стало забавным с тех пор, как этот крекер[43] попал сюда, - сказал он.

- В каком смысле забавным?

Бастер посмотрел на свою банду, а те все склонили головы, прикрыв глаза, как бы в знак почтения к этому преступному божеству, которое ходило среди них.

- Что за вопрос, что за вопрос, - сказал Бастер, покачав головой. - Ублюдок, ты увидишь его, узнаешь его и признаешь его таковым. Вот и все, что я могу сказать.

Кугану показалось, что большой плохой тюремный воротила и подколодный змей Бастер Крэй дрожит на грани того, чтобы признаться в чем-то, вылить яд из глаз, может быть, выжать черную кровь из души. Он был близок, очень близок. Ему нужен был кто-то, кто услышал бы его, кто-то, чьи уши были бы подключены к работающему мозгу... а не эти пустоглазые ходячие швабры, которые были у него в бригаде.

Так что Куган рискнул, воспользовался моментом и, как говорится, взял быка за рога.

- Ты говоришь загадками, друг мой, - сказал он. - Но я тебя понимаю. У меня тоже есть одна для тебя. Как парень, которого убили в Оберне четыре года назад, мог сегодня разгуливать по двору?

Бандиты нервно поглядывали друг друга. Они были примитивными, простыми существами, которые только что эволюционировали из черных джунглей животного невежества, чтобы познать страх перед мертвыми.

Бастер облизал губы.

- Кошмары и реальность здесь становятся мягкими, текучими, начинают смешиваться, - oн затянулся сигарой. - У тебя бывают видения, Куг?

- Никогда.

Бастер рассмеялся с резким металлическим звуком.

- Будут, парень. Поверь мне, ты был здесь достаточно долго, так и будет, - oн оглядел своих головорезов. - Рано или поздно Слоат выберется из "Дыры". Мы забудем об этих пяти штуках, если ты сделаешь то, что нужно.

Куган выпустил дым ему в лицо.

– Если ты хочешь, чтобы его убрали, почему бы тебе не поручить это одному из своих долбоебов?

- Потому что я хочу, чтобы это сделал ты.

- Этого не будет.

Бастер просто повел глазами.

- Кожа, - сказал он. - Сделай это.

Азиатский чувак с кровожадным взглядом бросился на него, но Куган был готов к этому. Кожа нанес рубящий удар, но Джонни уклонился, схватил его ногу, вывернул ее и ударил коленом по яйцам. Пока азиат падал, Куган нанес ему резкий сокрушительный удар в челюсть. Валяясь на траве, Кожа выплюнул три зуба в брызгах розовой пены. Еще один здоровяк сунулся к нему, но Куган подловил его на удушающий захват и ткнул большим пальцем в глаз. Тот с криком упал, пуская кровавые слезы.

Прежде чем остальные успели сделать хоть шаг, Куган сдавил горло Бастера.

– Отзови своих псов, или я сломаю твою толстую гребаную шею, - сказал он ему.

- Полегче, полегче, - пробормотал Бастер. - Пожалуйста, просто... успокойся...

- Если тебе нужен Слоат, разбирайся с ним сам, - сказал Куган, отталкивая толстяка в сторону его прихвостней. - Я не хочу вмешиваться.

Бастер просто посмотрел на него.

- Сынок, если ты здесь, ты уже втянут.

После того, как Куган отправился своей дорогой, а парни разошлись, Бастер остался стоять один, осматривая двор, предаваясь воспоминаниям и ощущениям, его желудок переворачивался и он думал, что изо рта вот-вот хлынет. Крэй хотел бы рассказать Кугану, отвести его в сторону и объяснить, что такое Слоат, что в Грисс-Сити пришел большой плохой волк и какие у него острые зубы. Но Куган, каким бы разумным и выдержанным он ни был, никогда не смог бы разобраться во всем этом, никогда не смог бы понять, что обитает в шкуре Слоата и каковы его планы.

А Бастер знал, потому что каждую ночь видел это в своих снах.

Бастер закрыл лицо руками, сжал их, теряя себя, забываясь, утопая в омутах отрицания и жаждая оцепенения, пустого и похожего на сон.

Он наблюдал за зеками во дворе. Те бросали мячи туда-сюда. Стояли, прислонившись к стенам и строили планы. Сбивались в группы, курили, спорили и качали права. Заключенные наблюдали за другими заключенными. Зэки наблюдали за охраной с их дубинками и стволами на орудийных башнях. Заключенные играли в азартные игры. Бывалые следили за новичками во дворе, оценивали их. Зэки пасли своих мальчишек-блядей, чтобы никто не смел их тронуть. Игра. Бессмысленная игра, в которую заключенные играли двадцать четыре часа в сутки, заводные игрушки, в которых никогда не кончались батарейки, и часы, которые никогда не переставали тикать. Все они, надув грудь и распушив хвосты, сканировали двор едкими взглядами мертвых глаз, думая, что загнали рынок зла в угол, не зная, и даже не догадываясь, что они всего лишь жалкие любители. Потому что они не знали о секретах, которые хранят, и о загадках, за которыми ухаживают, как за темными садами, о людях, от которых воняло сырыми, кровоточащими тайниками, с глазами, похожими на лужи кипящей кислоты. О людях, которые были вовсе не людьми, а тварями, которые откладывали яйца в низких, дымящихся местах, и об ужасных вещах, которые они совершали.

Тик-так, тик-так, тик-так.

Часы продолжали идти, и в глубине души Бастер знал, что до полуночи остается десять минут.

Скоро наступит конец.

Днем в Гриссенберге царила постоянная какофония шума, сливающаяся в один сплошной глухой рев: мужчины перекрикивались из камеры в камеру, лязгали стальные двери, бранились охранники, зэки орали на телевизоры в комнатах отдыха, грохотали бумбоксы, кто-то вопил, религиозные фанатики громко молились во весь голос, конкретно поехавшие головой бессвязно бормотали со своими мучителями, которых больше никто не видел. И так далее, и так далее.

Но по ночам это было тихое урчание зверя, спящего в клетке, и видящего жестокие сны о крови, мясе и смерти. Капала вода, и люди стонали во сне. Крысы скреблись в стенах, трубы гудели, воздуховоды дребезжали, остывая. Зэки шептались, рыдали и молили Иисуса и Марию о прощении и искуплении грехов. Воздух был горячим и влажным от вони немытой кожи, пота, мочи и мусора. Хаки совершали свой ежечасный обход по коридорам и лестницам, и вы могли чувствовать запах их одеколона, жевательной резинки, дым их сигарет. К полуночи, кроме случайного отдаленного крика, отдающегося эхом в пустоте, оставалась только тишина, в которой дышал зверь, наполняясь ночью, заряжаясь энергией для нового дня, изголодавшийся по насилию, изоляции и нетерпимости, которые делали его брюхо полным, а зубы острыми.

- О, Боже, опять началось, - вздохнул Филли.

Он работал в ночную смену, и вынужден был слушать гребаного Слоата.

Тот снова болтал в своей камере со своими невидимыми друзьями.

Филли отложил свой журнал с девочками и подошел к камере, готовый стукнуть в дверь своей дубинкой и сказать Слоату, чтобы он заткнулся.

Но не сделал этого.

Он прислушался.

Странный, дребезжащий голос, похожий на нудное пчелиное жужжание, произнес:

- Мы послали их через Белое Пространство... они шли, шли, и шли, проваливаясь в пустоты, кувыркаясь и вращаясь, маленькие потерянные мальчики, открой глаза, это Юггот, девятый мир... где царит ужасная тьма без названия... циклопические ямы, полные древних грибов... посмотри, как теплокровная жизнь корчится от холода и отсутствия атмосферного давления, как твои внутренности извиваются червями на бесплодной равнине...

После этого Филли сидел в своем кресле, дрожа, как ребенок, который ждет, что из шкафа на восьми паучьих конечностях выползет какой-нибудь монстр с глазами гоблина. То горячий, то холодный пот струился по его голове, отчего темные волосы облепили череп. В его мозгу стоял постоянный скребущий белый шум, который лишь едва перекрывал звуки, доносившиеся из камеры: скользящие и царапающие звуки, необъяснимый металлический скрежет и низкий свистящий гул, который, он мог поклясться, заставлял землю гудеть и пульсировать под ним. Слышались звуки, похожие на то, как будто что-то ходило на множестве шипастых ног, постоянное шипение и шепот, которые, казалось, исходили из дюжины отдельных ртов. Слоат вел негромкие, приглушенные разговоры, и от всего этого по коже Филли ползли мурашки.

Боже милостивый, что там происходило?

Когда Куган закрыл глаза той ночью, сон пришел к нему сразу же.

Он увидел, как его окутало поле зеленой энергии, вспышки кобальта и индиго, направленные ему в глаза, яркие, как лазер, ослепили его, а затем позволили ему увидеть, увидеть по-настоящему, как его тащит вперед некая термоядерная приливная сила, несущая свою раскаленную добела волну с невероятной скоростью к зияющей зоне черноты, которая была темнее всего, что он мог себе представить. Порог был достигнут: сияющая огненная буря, сжигающая изнутри, как плавящееся солнце... и тогда он прошел.

Он прорвался.

Да, именно так: прорвался.

Порог был взломан, и Джонни с криком упал в озеро холодной пузырящейся плазмы, которое было невероятно близко к Гриссенбергу и одновременно невероятно далеко.

Он не знал, где находится.

Его разум говорил ему, что это мир между мирами... Сырая канава в каком-то межпространственном антимире.

Все вокруг изменилось, вывернулось наизнанку, плоть превратилась в дым, а дым стал плотью, атомы рассеялись и снова собрались воедино. Разум Кугана был колючим кустом черных роз, прорастающим, цветущим, вырывающимся из его черепа, которого больше не существовало в этом абстрактном месте.

Перед ним была бездонная тьма, и он сразу же увидел город: тот был похож на скопление сгрудившихся поганок и сальных высоких грибов, омываемых серой бурлящей рекой ползучей плесени. Подойдя ближе, Куган увидел не поганки, а здания, высокие и узкие, похожие на гробы, поставленные на торцы, от которых веяло чернотой, отчаянием и невероятной старостью.

Во сне он не шел, а летал, паря над городом. Джонни увидел, что строения были сделаны не из кирпича и камня, а из труб и тростника, бедренных и локтевых костей, спаянных вместе материалом чем-то похожим на паутину, тонкие нити которой соединяли здания, поглощая их и проникая сквозь стены.

Город был трупом.

Во сне Куган знал это. Дрейфуя над городом, он видел, как по нему медленно передвигаются существа, похожие на раздутых слизней. Они были отвратительного, фосфоресцирующего белого цвета, проникали в здания и выползали из них. Это были личинки, странные инопланетные личинки, питающиеся гнилью города.

Рты миног искали его теплое, пульсирующее горло, и повсюду - разложение и слизь, город стал губчатым от гниения, а тени были пьянящими от погребального запаха, и эта кипящая река плесени визжала сотней скрипучих голосов.

Куган скользнул в одно из зданий, как тень. В огромной выпуклой камере он увидел движущиеся фигуры. Не человеческие. Но разумные. Ужасные, но не обязательно угрожающе.

Они были похожи на каких-то гротескных инопланетных насекомых или ракообразных, стоящих вертикально на колючих клешнях. Существа были от тускло-оранжевого до телесно-розового цвета и состояли из сегментированных полос белой субстанции с несколькими наборами изогнутых пластинчатых крыльев на спине. Посаженные на концах мясистых, морщинистых стеблей, их яйцеобразные головы венчались массой колючих усиков. Насколько Джонни мог видеть, у них не было ни глаз, ни рта, только костяные полости.

Они были абсолютно непристойны.

И чем внимательнее он всматривался, тем меньше они походили на насекомых или ракообразных, ибо казалось, что они состоят не из плоти как таковой, а из мельчайших переплетенных нитей и волокон, похожих на волокна плесени, сотканных вместе, перекрывающих друг друга, спаянных в единое целое. Как большая колония грибка.

Куган знал, что они видят его.

Их усики-антенны меняли цвет, то вспыхивая, то угасая, как хроматофоры глубоководных кальмаров. Они общались. Обсуждали его, и Джонни знал это.

Ми-Го: Грибы с Юггота, Внешние.

Так их называли на Земле, и они хотели, чтобы он это знал.

Это были существа, которые следовали за Луисом из внешних сфер: Ми-Го.

Они начали двигаться в его сторону.

Джонни видел... МакГрата перед собой на плите из черного камня, словно макака-резус, ожидающая вскрытия, деформации и изменения. Да, Фрэнки МакГрат, но изувеченный и изломанный, точно такой же, каким он выглядел после того, как его забили до смерти. Теперь он был здесь и сейчас, в этом месте.

Куган видел его не с помощью зрения, как такового, а каким-то другим чувством, ярким, но странно похожим на сон... МакГрат выглядел искаженным, непристойным, четырехмерной инопланетной интерпретацией. Чисто субъективно: бледно-белое пузатое существо, бурлящее жидкостями, жирами и наполненное газами. Отталкивающая и совершенно чудовищная тварь.

Хотя Куган - или его хозяин - был отвратителен, нужно было сделать необходимые вещи, и тонкие трехзубчатые крабовые клешни делали их с невероятной ловкостью... лучи света вскрыли черепную коробку, рассекли мембрану пополам, пульсирующий сгусток извилистой ткани, который все еще жил своей жизнью, был отделен, отсеченный от миллионов нервных волокон.

Затем мозг, был вынут из черепа... все еще живой...

И помещен в контейнер. Одну из тех канистр, которые он видел в своих видениях.

Изъятый у МакГрата.

Чтобы быть помещенным в другое место.

Куган отстранился от всего этого. С глухим и далеким криком он оторвался от тварей, препарировавших МакГрата. Джонни бежал через антимир, набирая скорость, внутри него разгорался ужас, а затем скорость, пространство и время рушились вокруг него, распадаясь и фрагментируясь.

Куган отстранился от всего этого. С пустым и далеким криком он двинулся прочь от того, что препарировало МакГрата. Он бежал сквозь антимир, набирая скорость, внутри него разгорался ужас, а затем скорость, пространство и время рушились вокруг него, расплетаясь и распадаясь на фрагменты.

И откуда-то из далеких черных бездн донесся гулкий:

- Ты смог прорваться, Куган. Приготовься к новому рывку...

Бастер Крэй не мог уснуть.

Эдди Слоат назвал его имя. Настала его очередь.

Весь день он чувствовал, как это приближается к нему, подкрадывается все ближе, и теперь Бастер боялся, что оно стоит прямо за ним.

Прижимая к груди распятие своей матери, он шептал:

- Умоляю, Мария, умоляю, Иисус, сейчас и в час моей смерти...

Окутанный кислым, желтым смрадом страха, он дрожал, на его лбу выступили бисеринки пота размером с горошину. Когда он медленно качал головой из стороны в сторону, его глаза не моргали. Его лицо было так напряжено, что казалось, будто череп под ним пытается вырваться наружу.

Позади Крэя раздался шипящий звук.

Что-то происходило, что-то формировалось вокруг него. Атмосфера его камеры была будто опустошена.

Бастер просто стоял там, с влажными, широко раскрытыми глазами. Они идут. Как и в моих снах, они идут сквозь свет.

В углу, в том самом месте, где сходились стены, образовался шов черноты. Он раскрылся, как трещина, расширился, и через него хлынул бледно-голубой свет, растекаясь и заставляя всю камеру мерцать люминесцентными пульсациями материи.

Не просто свет, а янтарная фосфоресценция, которую можно было осязать... он чувствовал, как заряженные частицы, из которых она состояла, ползают по его коже, словно миллионы паучьих лапок.

И он оказался в ловушке. Заперт в стальной клетке.

Бастер вертелся из стороны в сторону, вытаращив огромные, остекленевшие глаза, изо рта текли струйки слюны. А потом он закричал. Резкий, режущий, абсолютно агонизирующий звук эхом разнесся по блоку, как сирена воздушной тревоги. Крэй бросился к прутьям своей камеры и бился о них лицом до тех пор, пока на его черной коже не распустились кровавые соцветия росистых багряно-алых роз.

- ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ! ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА! - кричал он сквозь стиснутые зубы, когда по его щекам катились слезы, летели брызги слюны, а кулаки колотили по прутьям. - ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ НА ХУЙ ОТСЮДА...

И тут он увидел фигуры в свете - кривые, сгорбленные, похожие на гротескных страшилищ. Их было пять или шесть, они выпрыгивали из туманно-голубого поля в его сторону, издавая высокочастотный свистящий звук, будто спаривающиеся кузнечики на летнем поле. Когда мысли Бастера потекли, как теплый сок, он увидел нечто похожее на расправленные крылья горгульи и тянущиеся к нему дрожащие инопланетные конечности.

Но это было все, что он увидел, прежде чем его схватили.

Внизу, в одиночной камере Слоата, снова раздались голоса, и, да поможет ему Бог, но Филии, казалось, не мог перестать прислушиваться к ним.

- ...теперь они все знают... чувствуют это... ощущают это... видят это в своих видениях... близко, очень близко... все эти безмозглые маленькие черви, о да, они не могут заслониться от величия того, что приходит... они принадлежат ему, все до единого! – дыхание Слоата стало очень частым. Послышалось тихое шуршание бегущих насекомых, когда что-то двигалось по полу, за которым последовал хлопающий звук, как будто простыней на веревке или... расправляющихся крыльев. - Время пришло, и мы сделаем так, чтобы это произошло... Я слышал голоса, зовущие из зеленых бездн, где катятся черные сферы...

Затем раздался этот дребезжащий голос, который, по мнению Филли, не мог сымитировать ни один человек. Он колебался, тон его становился то выше, то ниже, как у радиосигнала, идущего с большого расстояния:

- ...Йа йа Ктулху фхтагн... сейчас, как и в прошлые дни... высокие обезьяны больше не властны... истреблены гневом... и Он, о священный и любимый владыка, восстанет из затонувшего города... и как Черный Козел правит лесом, так и Миллионы Злобных Разумов будут насыщены... даже сейчас они приближаются... к Оку Полыни... йа... как в стародавние незапамятные времена... древние звездные звери пробудятся в своих гробницах под ледяными холодными пустошами... наполнят небеса... это будет время роения, как в древности... воздайте хвалу тому, что сидит на корточках во тьме... пусть то, что ждет в центре первобытного хаоса, услышит наши многочисленные голоса...

Филли был напуган до полусмерти, потому что, сколько ни твердил себе, что все, что он слышит из камеры Эдди Слоата, всего лишь бред больного разума, но сам себе не верил. Ибо что-то внутри него отпрянуло и задрожало от ужаса. Филли знал, что где-то там, в ночном черном космосе, в хаотическом великолепии ждет нечто, и оно придет за человеческой расой.

Лежа без сна, Куган слышал это совершенно отчетливо:

Цок-цок-цок.

Оно появилось снова, и было еще ближе. Плоть Джонни покрылась мурашками. Слюна пересохла во рту. Он хотел окликнуть Луиса, но не осмелился объявить о своем присутствии тому, что приближалось по коридору. Казалось, в тюрьме исчезли все звуки, воцарилась всеобъемлющая мертвая тишина. Были слышны только бормотание какого-то измученного зэка, молящегося в ночи, и эти щелчки.

Оно приближалось.

Единственным включенным светом были лампы системы безопасности, и они отбрасывали тусклый, почти жуткий свет на стены камер. Цок-цок-цок. Куган почувствовал запах, похожий на смрад сухой гниющей соломы. Он знал, что это была та самая вонь, которую Луис почувствовал в своем доме, когда к нему приходил Ми-Го. Крепко зажмурив глаза, более чем напуганный, Джонни выжидал.

Запах становился все сильнее.

Необъяснимый холод проникал сквозь решетку.

Он приоткрыл глаза и увидел, как над ним промелькнула гротескная, искаженная тень, когда что-то проскочило мимо его камеры. А потом исчезло, и запах стерся из памяти. Но каким-то образом Куган знал, что это еще не конец, потому что именно это Луис называл "порчей": способность видеть их со стороны, узнавать их, когда другие не могли.

Теперь он слышал звук шагов.

Это был всего лишь охранник, совершавший обход. И ничего больше. Куган прислушался, когда туфли на мягкой подошве подошли ближе, затем остановились перед его камерой. В полумраке он мог видеть караульного... но также и кого-то еще, стоящего прямо за ним... мутного, призрачного, сгорбленного, как тролль из книги сказок. Эта фигура, казалось, обретала твердость, становилась более существенной... наполнялась, обретала плоть, словно ее накачивали гелием. Какой-то кошмарный мультяшный бугимен, наполняющийся украденной, газообразной жизнью... лицо выпуклое и искаженное, как у кишащего опарышами трупа, черные кристаллические глаза запавшие в продолговатые дыры, губы красные и раздутые, как черви, спаривающиеся в бульоне из желчи.

И злая, издевательская ухмылка.

Это был Фрэнки МакГрат.

Пока Куган лежал, парализованный страхом, охранник исчез. МакГрат подошел прямо к решетке, его лицо сползало влажной, сочащейся мякотью. Он вцепился в прутья, его пальцы были бескостными и мягкими. Они извивались, как жирные белые плоские черви.

Когда Куган завопил от леденящего ужаса, МакГрат превратился в мягкую, пластичную субстанцию, которая растаяла, превратившись в колышущееся желе, десятки жилистых шиферно-серых отростков вырвались из дряблой центральной массы светящихся желтых глаз и извивающихся внутренностей. Они обвились вокруг прутьев, и сжались с такой силой, что те застонали от чудовищного давления. МакГрат протискивался внутрь, несколько щупалец с пульсирующими розовыми присосками на нижней стороне проскользнули между стойками, дергаясь и подпрыгивая, как силовые кабели, прочесывая пол в поисках чего-нибудь, за что можно зацепиться и ухватиться...

Куган слышал крики людей.

Выстрелы охранников.

Молитву Луиса.

Приближающиеся шаги.

- Оно идет, Куг, оно идет за всеми вами, - говорил жуткий сиплый голос МакГрата. - Хочешь, чтобы я открыл дверь? Показать тебе, как манипулировать четырехмерным пространством? Показать, что находится по ту сторону? Я сделал это для Джимми "Штыря" не далее как три месяца назад. Бедный глупый макаронник, он отправился туда так же, как и другие: небольшое путешествие в колодец тьмы. Солнце на Югготе никогда не встает, Куг. Бедный Джимми "Штырь" корчился на этой беззвучной инопланетной равнине, метан разрывал его легкие, вода выкипала из его глаз, пока они не вылетели из глазниц, как яйца всмятку... но к тому времени отсутствие атмосферного давления... ха! Он взорвался, как гребаный воздушный шар. Это заняло всего пятнадцать секунд, максимум. Но это были чертовски долгие, скверные пятнадцать секунд, Куг.

- А Шон Болланд? Я вообще не заморачивался. Отправил этого ублюдка прямиком в Облако Оорта, чтобы он встретился с Миллионом Злобных Разумов. Они расщепили его на субатомном уровне, рассыпали его плоть, как рисовые зерна, но не раньше, чем он взглянул на них, и из него выкачали все до последней теплой капли ужаса, его мозг был высосан и выжат досуха, пока не превратился в сморщенный комочек, твердый, как персиковая косточка...

- Приготовься, Куг... сейчас будет... время прорыва...

Щупальца отступили, и МакГрат растворился в текущем потоке черного желе, который удалился в тень.

- Что за хуйня тут творится? – спросил караульный, сканируя камеры своим фонариком. - Кто из вас, ссаных говнюков, орал?

Но никто ему не ответил.

Пока тюрьма спала, Луису Кардоне приснился сон, только вот он не был точно уверен, что это вообще сон. Луис снова видел большое Облако Оорта на самом краю Солнечной системы: туманную сферу, которая простиралась во всех направлениях и, казалось, уходила в бесконечность. Субъективно он видел его как черную дыру, которая проглотила пылающую, излучающую нейтроны массу звезды, но не смогла полностью переварить, а только удерживала в своем горле, как мерцающий колдовской свет. Объективно он знал, что Облако представляло собой медленно вращающийся хаотический водоворот планетарных фрагментов, льда, межзвездных газов и радиоактивных пыльных бурь, горячую печь комет, время от времени вспыхивающую струями сверхгорячей плазмы и лучистыми вспышками ионизирующего вещества. Все это медленно сжималось в паутине противоречивых, пульсирующих магнитных полей, которые сдавливали это, как субатомный кулак. Чем ближе Луис подходил к нему, попав в штопор гравитационного поля, тем больше оно выбрасывало сине-белых гейзеров взбудораженных атомов и горячего газа, похожих на щупальца, пытающиеся поймать его в ловушку. Он всмотрелся в Облако, заглядывая глубже в его анатомию, чем когда-либо прежде, прямо в само ядро кометы, изменяющееся свечение рассеивалось, открывая ядро за его пределами, которое было спиралевидным и невероятно черным, ультрахолодный морозильник абсолютного нуля, который не был мертв, но жил чем-то непристойным, неименуемым и невероятно злобным.

Что-то наблюдало за ним, космическое око абсолютной злобы.

И ненависти.

Затем его, казалось, оторвало от Oблака, втянуло во вращающийся вихрь белой материи с ослепительной скоростью, которая, как он знал, была близка к скорости света, если не превышала ее. Затем Луис оказался на свободе, падал... падал, как камень сквозь пространство, вращаясь до тех пор, пока ему не показалось, что его внутренности вылетят изо рта... и тут он открыл глаза.

Куган одной рукой прижимал его к койке, а Луис бился, мотая головой из стороны в сторону. На один безумный, сюрреалистичный кошмарный момент ему показалось, что это не его сокамерник, а огромный кристаллический паук, опускающийся на него.

- Успокойся, - сказал ему Куган. - Господи Иисусе, ты кричишь во сне.

Луис обмяк, учащенно дыша в озере пота. Он не мог перестать дрожать.

Внезапно вспыхнул свет, когда Куган прикурил сигарету, по его лицу поползли тени.

- Что это было?

Луис перевел дыхание, задержал его, облизнув губы.

- Облако Оорта, - ответил он. - Оно здесь... я думаю, оно здесь...

Наверху, на орудийной башне, капитан Гензель уставился в черноту, нависшую над ФИУ Гриссенберг, кожа на нижней части его живота медленно покрылась мурашками. Это была необъятная бездонная тьма, превосходящая все, что он когда-либо видел прежде. Эбеновый, непроходимый мрак, который, по его представлению, должен существовать за пределами известной вселенной.

Ночь была ясная, но звезд на небе не было.

На самом деле никакого неба не было. Чернота была небом.

Мейсон, старый сотрудник тюрьмы, подошел к нему.

- Что вы думаете об этом, кэп?

- Я... я не знаю. Никогда не видел ничего подобного раньше. Какой-то странный грозовой фронт?

Мейсон пожал плечами.

- Радио говорит, что в ближайшие три дня будет ясно и спокойно. Это не шторм.

- Тогда что это за чертовщина?

- Я не знаю, кэп, - ответил Мейсон почти шепотом. - Но оно растет в небе уже несколько недель. И знаете что? Я был в городе прошлой ночью, и оттуда этого не видно. Здесь - единственное место, где это можно увидеть.

Гетцель продолжал смотреть снизу вверх, чувствуя, как внутри у него что-то оборвалось.

Примерно в то время, когда Кугану удалось закрыть глаза и приблизиться к чему-то похожему на сон, раздался раскатистый глухой гул, который потряс всю тюрьму и заставил Джонни почувствовать, как будто что-то схватило его и переместило на десять футов.

Его сбросило с койки, как и Луиса, и сотни других заключенных.

Вверху и внизу в тюремных блоках раздавались крики, а вещи разбивались вдребезги, падая на пол. Распространилась странная, резкая вонь, похожая на озон, и еще на что-то, вроде перегоревшей проводки.

А потом наступила тишина.

Давящая, тяготящая, гробовая тишина, которая длилась секунд десять, и единственным слышимым звуком был неземной низкий вой, похожий на отдаленный туманный горн[44], отдающийся эхом в подземных трубах. Он то нарастал, то спадал, но никогда не исчезал полностью.

В тюрьме погасли все лампы.

Резервные генераторы не включались.

И у каждого человека, лежащего в оцепенении на полу или пытающегося подняться на ноги, голова кружилась от дезориентации, у всех было одно и то же ощущение: что сам воздух, атмосфера тюрьмы были вывернуты наизнанку, как будто время, пространство и законы физики были вывернуты и потеряли смысл.

Затем люди начали кричать.

Заключенные колотили чем попало по решеткам своих камер.

Раздавались стоны и страдальческие вопли.

А в блоке "С" над всем этим с пронзительными истерическими нотками возвышался один-единственный голос:

- Помогите мне! Господи Иисусе, помогите мне! Вытащите меня отсюда! – надрывался кто-то. - Здесь что-то есть! Оно схватило Джоуи Кея! Оно вылезает из этих гребаных стен...

Именно в этот кульминационный момент все двери камер в тюрьме распахнулись, выпуская осужденных во тьму, к тому, что их там ждало.

Одиночка.

Оказавшись в темноте, Филли увидел, как пульсирующее голубое свечение лижет края стальной двери в камеру Слоата. Оно переливалось под ней, растекаясь светящейся лужей, похожей на лунный свет.

Затем дверь распахнулась, и что-то отбросило на стену тень, похожую на ветви, колышущиеся на ветру. Филли повернулся, но там ничего не было. Отползая на четвереньках от голубого сияния, он услышал звук, похожий на сухой шорох прямо позади себя... щелчки, словно хитиновые пальцы терлись друг о друга. Филли замер, дрожа, с колотящимся сердцем, затем снова начал ползти, охваченный безумным страхом, который не отпускал его.

Звуки не прекращались.

Его активно искали.

И он с детским ужасом понял, что нечто, находящееся за ним, хочет, чтобы он увидел его. Вынуждало его посмотреть на себя.

Внезапно появилась сильная вонь крови, мяса и чего-то еще хуже... вроде сухого, гниющего сена. Холодная тень упала на Филли, и он закрыл лицо руками и начал рыдать, как в детстве, когда ветка древнего дуба царапала ночью его окно.

А потом поднял глаза, зная, что должен посмотреть.

То, что он увидел в голубом свете, было ниже человека, может быть, пяти футов[45] ростом... оно было похоже на сгорбленного ракообразного, покрытого оранжево-розовыми сегментами, разделенными рельефными гребнями. У существа было два набора суставчатых конечностей, которые заканчивались чем-то вроде крабовых клешней... только они были с тремя когтями, один из которых противостоял двум другим.

Тварь протянула лапу и поманила его.

Филли закричал.

Существо не шелохнулось. Оно стояло на другой, более толстой паре конечностей, балансируя на кончиках клешней. У особи были крылья... несколько комплектов крыльев, которые оно складывало с кожистым, скрипучим звуком. Был у него и хвост, который казался продолжением тела. Он сужался к острию с острыми шипами, выступающими из костных гребней.

Дрожащий, высокий жужжащий голос произнес:

- Ты спасен, малыш. Иди ко мне...

Филли просто сидел, качая головой из стороны в сторону.

Он не понимал, что обмочился.

Или что его кишечник опорожнился.

Или что он бормочет и пускает слюни.

Он воспринимал только тот ужас, что стоял перед ним.

У этого были имена, много имен, и они возникали в голове Филли: Внешний, Грибок из Юггота, Ми-Го. Все это не имело для него смысла, но воспаленный мозг был рад, что ему есть что назвать, ибо человеческий разум требует определения для всех вещей.

Ми-Го.

У него была голова в форме костяного восьмиугольника, покрытая тонкой блестящей плотью. У твари не было ни глаз, ни рта... только глубокие продолговатые камеры, расположенные на морде. В них не было ничего, кроме темноты, как во впадинах черепа. От головы отходили антенны... сочлененные, как ноги паука. Они мигали разными цветами и постукивали друг о друга.

Это были щелчки, которые он слышал.

Хотя у существа не было глаз, Филли знал, что Ми-Го смотрит на него. Было ощущение, что тварь злорадствует. На тот моменту Филли знал очень мало, но был уверен, что это было именно злорадство.

Измученным, мальчишеским голосом Филли пропищал:

- О, пожалуйста... пожалуйста... нет... не прикасайся ко мне... не трогай...

- Никакой боли, малыш, - прожужжал голос. - Только избавление...

К этому моменту они уже окружили Филли, шесть или семь Грибов с Юггота. Он стоял перед ними на коленях, всхлипывая, с теплым безумием в голове. И когда они протянули конечности и коснулись его, разум охранника лопнул, как кровавый волдырь, и вытек, как сок.

Комендант Шинс работал допоздна, когда тюрьму тряхнуло. Он тоже шлепнулся на задницу, а к тому времени, когда головокружение отступило, вокруг было темно.

Телефон не работал.

Ноутбук отключился.

Мобильник не подавал признаков жизни.

- Что, черт возьми, происходит? - закричал он. - Где этот гребаный свет?

И тут он понял, что не один в комнате. Бледный и мерцающий голубой свет, казалось, лился прямо из стен, а Эдди Слоат появившийся там, шагнул к нему, как смерть.

Это был сомнамбулический фантом с лицом из трупной слизи и телом из шелестящих, голодных теней. Он протянул к начальнику тюрьмы пальцы, похожие на белые подсвечники, и изо рта у него вырвались два извивающихся черных щупальца, идеально гладких, идеально маслянистых и абсолютно смертоносных.

К тому времени, когда Шинс подумал о том, чтобы закричать, щупальца уже сдавили его горло, и кричать было уже невозможно.

Хаос, полнейший хаос.

Пока охранники поднимались на ноги, многие из них были порезаны и истекали кровью от разлетевшегося стекла, заключенные - теперь уже свободные - начали буйствовать, кричать, вопить и орать. Они избивали конвоиров, резали их, калечили, расчленяли в маниакальном кровавом ритуале. Зэки захватили тюрьму за считанные минуты, хлынув во двор и в административное здание, стрелки на орудийных башнях пытались перебить их из снайперских винтовок, оснащенных приборами ночного видения. Но бунтовщиков было просто слишком много.

В течение двадцати минут все "хаки", кроме нескольких, были мертвы.

Тюрьма была разрушена, все коридоры завалены телами и залиты кровью, пламя охватило промышленные корпуса и часовни.

А когда не осталось ни одного охранника, зэки набросились друг на друга, используя заточки, трубы, осколки стекла, ножки столов и захваченные стволы.

Ми-Го выжидали на высоких стенах, как гротескные горгульи, наблюдая, наконец, за ужасно забавными стадами внизу, которые суетились и налетали друг на друга, как роящиеся белые муравьи на склоне холма, убивая своих в великой чистке, очищении, освобождении от грубой, дикой агрессии приматов. Растягивая свои рифленые крылья и подавая друг другу сигналы хроматическим языком своих сочлененных антенн, все было именно так, как они и предвидели.

Пророчество исполнилось.

И как раз в это время черная бездна в небе разверзлась вращающимся вихрем гравитационной, магнитной и пульсирующей кинетической энергии.

Прибыла Немезида.

Тюрьма дрожала, вибрируя от чего-то похожего на сейсмические волны, которые Куган ощущал подошвами ног. Пока зэки бушевали, а ночь превратилась в дикое шоу теней, от тел с криками и воплями мечущихся по коридорам и уровням, он держался за решетку своей камеры, а Луис был рядом с ним. Снаружи горели здания, и тюремный корпус заливал мерцающий оранжевый полумрак.

- Оно здесь, Куг! - прокричал Луис, перекрывая шум. - Мы должны найти Слоата! Мы должны убить этого ублюдка! Только так можно это прекратить!

Куган наблюдал, как по коридору снуют группы зэков, обезумевшие, жаждущие крови и возмездия, за бандами, набрасывающимися друг на друга с самодельными ножами и обрезками труб. Слышал вопли ни одного человека, когда того перебрасывали через перила или затаптывали толпой.

Безумие, абсолютное безумие.

Время от времени Кугану казалось, что он видит фигуры, движущиеся вместе с толпой... смутные, расплывчатые, нечеткие... Призраки, которые прыгали, как саранча.

Теперь вся эта проклятая тюрьма была в месте прорыва.

Он не знал, где они находятся, но это точно была не Земля. Больше нет. Куган сомневался, что очень многие из окружающих еще не знали об этом, но чувствовали, что все, что они когда-либо знали, было втянуто в какой-то черный трансгалактический коридор.

Луис вложил что-то ему в ладонь: четырехдюймовое стальное лезвие с рукояткой, обмотанной черной изолентой.

- Мы должны найти его! - сказал он.

Куган кивнул.

- Даже если нам придется прорубать себе путь через каждого из них! Пошли!

Они разделились, растворяясь в шумном буйстве жестоких стад, в поисках создателя теней.

Чи-Чи был охвачен безумием, как и все остальные, его несло потоком разъяренных зэков, он стал частью буйно помешанного, яростного зверя, в которого они превратились, который бил и получал удары. Его сбивали на пол, топтали, пинали, а он цеплялся когтями, вскакивал на ноги, чтобы убивать, убивать и снова убивать. Здравый смысл исчез, и Чи-Чи ничего не соображал, он знал только, что должен выжить, что слева и справа и повсюду вокруг враги, слюнявые недочеловеческие твари, которые хотят его убить.

Он вытирал кровь с глаз, искал оружие, а в глубине сознания пронзительный певучий голос твердил: Собирайтесь, собирайтесь, вы должны собраться немедленно.

Ему просто необходимо было выбраться во двор; побуждение было непреодолимым.

Но бунтующие мутанты вокруг него мешали ему этого сделать. Чи-Чи уворачивался от цепких щупальцев, суставчатых конечностей и покрытых слизью рук, с которых капало, словно воском с горящих свечей. Полз на животе по лужам крови и по растерзанным трупам.

Он видел, как зэки перемещались обезьяньими стаями, размахивая при этом руками, большинство из них едва держались на ногах. Слышалось их нечленораздельное ворчание и кряхтение, разило мочой деградировавших до первобытного состояния особей.

Один из них направился в его сторону, и Чи-Чи выхватил бейсбольную биту из холодных пальцев мертвого заключенного. Примат приближался к нему галопом, отчаянно борясь с желанием опуститься на четвереньки. Когда неандерталец приблизился, рыча и скаля зубы в доминантном желании защитить свою территорию, Чи-Чи врезал ему битой по лицу. А видя, что поверженный еще шевелится, он прыгнул на зверя, ломая кости, а потом заносил биту над головой, раз за разом с силой опуская ее на свою жертву, пока конец не окрасился кровью и не покрылся сгустками тканей и клочьями волос.

Остальные обезьяны разбежались.

Со всех сторон раздавались крики и вопли умирающих и искалеченных людей, а также визг, вой, приглушенное рычание и другие звериные звуки, которые никак не могли исходить от людей.

А над всем этим голос абсолютного господства:

Собирайтесь, собирайтесь сейчас, вы должны собраться немедленно...

Слева от него по металлической лестнице на четвереньках поднялись трое осужденных. Их лица трансформировались в крысиные морды. По полу за ними волочились змеиные хвосты.

Чи-Чи отпрянул в сторону, уклоняясь от них.

Затем снова побежал, спотыкаясь, по коридорам, которые перетекали один в другой, расплывались, не в силах сохранять свою форму. Клетки растворялись, железные прутья текли, как горячий жир, стены пузырились. По потолку бежали потеки крови. С каждым шагом толпы заключенных деформировались и видоизменялись, принимая новый облик. Были те, кто превратились в червей, ползающих по бетонным стенам, а другим выпала куда худшая участь.

Мир двигался, смещался, углы пересекались и расходились. Подобно тающей пленке, огромные дыры начали прожигать стены, открывая бесконечную черноту за ними. Из этих пространственных воронок за происходящим наблюдали твари с глазами из фиолетовых кристаллов, взывая голосами, похожими на скрип битого стекла.

Другие существа проплывали сквозь дыры.

Чи-Чи увидел тягучие облака желтого вещества, за которыми следовали целые косяки многоцветных пузырьков, плавающих друг вокруг друга и проходя друг друга насквозь, как будто состояли из тумана. За ними следовали огромные светящиеся концентрические кольца кристаллических зубов... словно живые акульи челюсти.

Они проходили сквозь твердые стены и полы, словно те были нематериальными.

Чи-Чи почувствовал, что еще немного и его мозги начнут закипать.

Он видел зэков с огромными фасеточными глазами, как у мух. Другие передвигались на слишком длинных ногах или присасывались к стенам. Повсюду прыгали, скакали, ползали и визжали, когда банды сталкивались с бандами разгорались кровавые бойни.

Его сбивали с ног, его безжалостно пинала группа существ, вместо голов у которых были извивающиеся протоплазматические ложноножки, корчащиеся в постоянном движении. Другая толпа осужденных, превратившихся в раздувшихся земноводных, спугнула их, пустившись в погоню.

Чи-Чи поднялся на ноги, вырубил дубинкой пару парней, у которых на животах росли прозрачные щупальца, и был отброшен в сторону гротескной неуклюже волочащейся тварью с плоскими желтыми глазами и жаберными щелями на шее.

Потом появилось жабообразное существо.

Оно прыгнуло в сторону Чи-Чи. Потянулось к его лицу пальцами с пухлыми, мясистыми подушечками. Черный блестящий язык облизывал пухлые слюнявые губы. Чи-Чи взвизгнул и взмахнул битой, сломав твари левую глазницу, глаз выдавился в клубок тканей, и напоминал теперь косточку в апельсиновой мякоти. Существо упало, издав ужасный болезненный крик, и Чи-Чи, слетев с катушек, начал орудовать битой, ломая конечности и превращая органы под набухающей бугристой кожей в лопнувшие ошметки. С последним криком ярости он раздробил голову твари, но этого было недостаточно. Он погрузил липкие от крови пальцы в расщелину черепа и тянул до тех пор, пока голова не раскрылась, как орех, и он не смог добраться до блестящей лягушачьей икры, которая была у твари вместо мозга.

Весь забрызганный кровью, он на четвереньках отбежал от жабы.

Вокруг Чи-Чи были отвратительные мутанты. Он единственный не потерял человеческий облик и должен был остаться в живых. Должен, потому что... потому что...

Собирайтесь сейчас, собирайтесь сейчас. Вы должны собраться немедленно.

Но Чи-Чи знал, что у него ничего не получится, потому что его настигла смешанная банда существ, передвигавшихся ползком и на карачках. Они неумолимо подкрадывались к нему с ножами, дубинками и деревянными планками, заточенными под копья.

- Вот он, - сказал один из них. - Видите? Это монстр...

Но они ошиблись: это они были чудовищами, а не он.

По мере того как они приближались, их лица искажались и становились гротескными, словно раздавленные сильным давлением или переплавленные в красно-белую волокнистую массу.

Когда вонзилось первое копье, и удар ножа ослепил его, Чи-Чи закричал визгливым, побежденным голосом, но не от боли, а в безысходном отчаянии, от того, что он не успеет дойти до двора, до места сбора и посмотреть на то, что ждет его там.

Умирая, он воскликнул:

- Фнглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн...

И протянул к небу пальцы с желтыми присосками.

Луис вытер с лица брызги и отступил от истекающего кровью заключенного у своих ног.

Он смотрел, как столовую наполняли потоки теплого зеленого моря, похожего на желатин. Студенистое вещество подрагивало и колыхалось, сносимое мимо его ног вялым течением. Большие и маленькие существа, чем-то напоминающие насекомых, как ожившие черные и красные экзоскелеты, плавали, летали, а зачастую и просто растворялись, превращаясь в лавину взбудораженных микроскопических червей, судорожно пытавшихся спастись от гигантских дрейфующих скоплений розовых пульсирующих глаз, которые сами удирали от огромных мерцающих пузырей с тысячами колеблющихся конечностей, состоящих из трупно-белого желе.

Луис не смел пошевелиться, боясь, что существа обратят на него внимание.

Те кружили вокруг него, проходили его насквозь.

Он посмотрел вниз, и казалось, что пола больше нет.

Из титанической черной бездны далеко внизу росли ветвистые сучья деревьев. На них не было ни почек, ни листьев, только необозримый лес переплетенных веток, которые тянулись к нему и шевелились, как пальцы рук.

Закричав, он вывалился обратно в коридор.

Куган был отброшен в сторону беснующейся толпой. Его лихорадило, было жарко, тело было покрыто не потом, а слоем слизи, похожей на послед. Его рука казалась чужой, когда он провел ею по лицу.

Боже милостивый.

Между пальцами были тонкие кожистые перепонки.

Он физически менялся, мутировал, становился менее человечным, чем остальные. Монстром. Он становился чудовищем. Искажение меняло их всех.

Слоат. Нужно добраться до этого сукина сына.

Да.

Он двинулся по коридору стремительной походкой.

Перед ним сквозь стену прошла старуха. Ее лицо было похоже на ветхую плетеную ткань, проеденную бесчисленными дырами, из которых вытекала непроглядная чернота. На руках она держала пухлую коричневую крысу с человеческим лицом, которое злобно ухмылялось.

Рядом с ней стояли три или четыре высоких существа, чьи тела напоминали сужающиеся бочки. У них были большие перепончатые крылья и головы в форме морских звезд, извивающиеся лучи которых заканчивались блестящими красными глазами.

Куган почувствовал, как они пытаются вторгнуться в его сознание, хотят втянуть его в углы, которые разрывали тюрьму на части.

Он двинулся вдоль стены, из его пор потекла коричневая жидкость, вонявшая гниющей рыбой. Джонни подошел к зарешеченному окну и выглянул наружу.

За стеной все исчезло. Там было только зеленоватое туманное марево, клубящееся вихрями и выпускающее клочья и шлейфы тягучих сгустков.

Подняв взгляд выше, Джонни увидел ячеистый, похожий на пчелиные соты город с красными пятнами башен и труб, которые были очень похожи на узкие вытянутые дымоходы гидротермальных каналов. В городе жили существа, которые плавали, помогая себе крыльями. Это были те красноглазые твари, что были со старухой.

Вверху в небе открывалась Немезида.

Его рука. Она была распухшей, пальцы широкие и сплюснутые, перепонка между ними тонкая, полупрозрачная. Казалось, конечность состояла из какого-то белого студенистого материала, похожего на жир свиной отбивной. Под кожей виднелась сложная система голубых и зеленых вен, проходящих через всю руку и переплетающаяся на пальцах, словно вьющийся плющ. Они опутывали всю его руку.

Потом он увидел Слоата. Эдди вел группу зэков вниз по лестнице, и они следовали за ним, как стая пищащих крыс.

Куган догнал его как раз в тот момент, когда тот собирался выйти во двор.

Слоат обернулся. Но слишком поздно.

Куган набросился на него с безумной инстинктивной яростью. Когда Слоат повернулся, Куган закрыл ему рот своей бесформенной мясистой белой рукой и ударил заточкой в грудь, вогнав ее по самую рукоятку. Слоат издал горловой хныкающий звук, а Куган из всех сил заработал рукой - потянул лезвие вверх и в сторону, затем вниз и опять вбок, словно переключая передачи в автомобиле. Слоат упал навзничь, размахивая руками, пронзительный оглушительный рев сорвался с его губ красным туманом. Он попытался закричать, но его горло было заполнено кровью, и все, что вышло, - это поток алой рвоты, который потек по его подбородку, когда кровь фонтаном хлынула из разорванной груди и живота.

Куган уставился на него сверху вниз, его мутировавшая рука пульсировала, набухшие узлы на животе покалывало.

Слоат поднял на него глаза, его лицо было забрызгано кровью. На мгновение он выглядел почти благодарным... потом это ощущение исчезло, его лицо исказилось в сардонической насмешливой ухмылке, глаза пылали безумным весельем.

И тогда это произошло.

В тот самый момент, когда Слоат должен был испустить дух и умереть, то, что жило в нем, питаясь, как присосавшаяся пиявка, решило проявить себя. Слоат выгнулся дугой назад, все его тело конвульсивно содрогалось в агонии, черная слизь пузырилась из его глаз, оставляя чернильные дорожки, похожие на слезы из туши, на его вялом, белом как у клоуна лице. Молочная желчь закипела у него во рту, а на щеках, лбу и подбородке взбухли пылающие красные узелки... каждый из которых извергался тонким прозрачным усиком, похожим на извивающегося червя. Их было так много, что вскоре все его лицо скрылось под шевелящейся массой паразитов.

Куган с криком отшатнулся, машинально выдернув окровавленную заточку.

Живот Слоата разошелся, как родовой канал, из которого выплеснулись брызги прозрачного желе... и откуда-то из внутренностей вырвалось что-то извивающееся, бесформенное, похожее на корчащегося амебообразного слизняка с отвратительными пурпурно-синими прожилками. Оно было сальным и желеобразным, множество желтых выпуклых глаз, словно кладка яиц, были распахнуты, дюжина маслянистых, багровых, хлыстообразных придатков, похожих на цепкие щупальца медузы "Львиная грива", колыхались вокруг в поисках чего-нибудь, за что можно было ухватиться.

Куган отбил несколько из них, еще один рассек заточкой, и на пол полилась желто-зеленая кровь. Другой отросток вырвал у него клок волос, а еще один, почти с любовью, скользнул по голой руке Джонни, щупальце было гладким, почти шелковистым на ощупь.

Затем откуда-то снаружи донесся пронзительный, жуткий свист, на который вскоре ответили, казалось, сотнями других таких же свистов, переходящих в пронзительный, оглушительный хор и достигающих единой, ревущей, режущей слух ноты, которая заставила каждого человека в тюрьме упасть на колени. Звук пронзал уши, как раскаленные добела иглы.

Куган, вся кровь которого отхлынула от лица, сдавил руками виски, чтобы череп не разлетелся на части от сильного внутреннего давления.

Откуда-то с силой зарождающегося циклона начал дуть горячий чумной ветер.

Немезида принимала свое подношение.

Луис Кардоне почти не обращал внимания ни на бунтующих заключенных, ни на запах дыма, ни на тела, валявшиеся отдельно и сваленными в кучи по всей тюрьме.

Что-то другое взывало к нему.

Песня сирен. Это был призыв, и перед ним невозможно было устоять. Он, спотыкаясь, брел по коридору, обезумевшие толпы заключенных, чьи глаза были огромными, стеклянными и совершенно безумными, то отбрасывали его в сторону, то волокли за собой. Он слышал что-то похожее на отчаянный визг тысячи ошпаренных младенцев и знал, что это умирают люди во дворе... умирают от страха.

Он вышел в ночь и посмотрел в небо.

Миллион злобных разумов.

Немезида.

Живая первобытная тьма, неудержимый магнетический призрак, бестелесный многомерный фантом, состоящий из миллиона злобных глаз, облученная органическая пространственная червоточина, питаемая кипящим горячим ядром реактора разложившихся инопланетных разумов, жаждущих пропитания: человеческого серого вещества, разрываемого ужасом, паникой, разрушительным суеверным страхом.

Луис смотрел на это, охваченный ужасом, а оно потянулось к нему и нашло его подходящим, и тогда он начал кричать, пока его мозг не превратился в кровавый суп от эмболии, вызванной страхом, которая взорвалась в его черепе, как кассетная бомба.

Когда тюрьма была захвачена Немезидой, Кугана обхватили ищущие щупальца и с криками втянули в разрастающуюся эмбриональную массу Слоат-твари. Оно показало ему лицо Фрэнки МакГрата и лица сотен других, но он не испугался. Джонни атаковал, заточка все еще была в его руке и все еще была острой как бритва. Он вонзил его в трепещущую цитоплазменную плоть существа, и ему в лицо брызнула кислотно-зеленая кровь. Движимый яростью и отвращением, Куган резал, кромсал, рубил и вспарывал существо с чистой беспричинной животной ненавистью.

Слоат-тварь была мерзостью.

Туман, слизь и кровоточащие кости, белый, покрытый гнойными язвами, нерожденный паук, зародыш червя и нечто, состоящее из стеблей и пульсирующих пузырей, выброшенных на летний пляж в переплетении глубоководных водорослей. Смердящее, гниющее и разлагающееся. Призрак телеплазмы, клубки внутренностей и мешанина бугристых мускулов, борющихся за господство.

Именно таких тварей убивал Куган.

Лицо Слоата, горячее и бесцветное, с дрожью пыталось удержать форму на украденных костях. Но его блестящие глаза были живыми и смертоносными, желтыми и дымящимися.

- И Древние унаследуют тушу мира, - произнес он клокочущим голосом, его смрадное дыхание напоминало вонь сточных вод.

А потом он/оно развалился на части - живое рагу из извивающихся щупалец, пульсирующей плоти и сочащегося зеленого яда - и Куган рухнул в него, испуская последние вздохи, когда разорванные органы внутри него затрепетали, а токсичный яд существа превратил его кровь в холодный свертывающийся соус. Он лежал в останках твари, чешуйчатую кожу на спине покалывало, белая студенистая плоть руки непрерывно пульсировала, его живот раскрылся с водянистым потоком черного ихора, обнажив три зарождающиеся несформировавшиеся конечности.

...Куган закрыл глаза...

...он почувствовал, как чернота затопила его голову...

...его высосало из черепа...

...но он не умер...

...агония...

...резкая боль...

Он почувствовал всасывание, сильное магнетическое притяжение, взрыв тепла и холода, когда его подтянули к тому, что зависло над Гриссенбергом, втянули в воронку гравитационного стока, опалили языками сверхгорячей плазмы и утопили в бассейнах жидкого метана.

Ужас от того, что ему предстояло увидеть, опустошил его разум до самого примитивного, суеверного уровня.

Куган видел образы инопланетных городов, возвышающихся конусами ведьминских шляп на вершинах древних гор. Видел черные базальтовые колонии Ми-Го на склонах холмов. Видел, как эти города распадаются на части во времени, заброшенные, разрушающиеся, поглощенные древним катаклизмом только для того, чтобы возродиться снова, населенные разумом неживым и бестелесным.

И голос, который он слышал во сне, донесся до него первобытным, пронзительным ветром:

- Ты будешь спасен.

Образы исчезли.

Пульсирующее черное ядро самого Oблака Оорта распахнувшись, затягивало его, и он увидел миллионы горящих красным кристаллических глаз, уставившихся на него, превращая его разум в холодную грязь. Эти бесчисленные безумные монолитные разумы, вонзались в его собственный, как ледяные лезвия, вскрывали его, разрывая и расчленяя его воспоминания, инстинкты и простые животные побуждения, когда что-то в нем кричало о вторжении и надругательстве.

Затем он был отвергнут, выплюнут в космос.

Скорость.

Время.

Пространство.

Он был в туманно-темном сне, в дымке, запертый в какой-то судорожной перистальтике ужаса, в каком-то обособленном... дрейфующем небытии, расколе, который поглощал сам себя. Затем появилось какое-то чувство. Что-то похожее на зрение. Куган вглядывался в лица, которые были не лицами, а чешуйчатыми наростами, похожими на черепа пришельцев. Ми-Го. Да, Джонни знал, что это Ми-Го, и он находился в одном из их зданий на Нитоне. Десятки их приблизились к нему, кружась вокруг, как мясные мухи над тушей. Он чувствовал, как их клешни ползают по нему, словно личинки, копаются в нем, прокладывают туннели, разрезают на куски и изменяют. Куган видел, как его внутренности вырываются из живота в пузырящихся сгустках крови. Видел, как они перебирали его органы и ласкали его кишки, передавая их от одного к другому, словно дети, играющие в игру.

Джонни закричал, и его крик эхом разнесся по темным безднам.

Ми-Го были в его голове, проникали в его череп и разрывали его сенсорную сеть: осторожные, дотошные, опытные. Его мозг был яйцом, блестяще-серой яйцеклеткой, липкой, склизкой, желтоватой массой, которая вырвалась на свободу, развоплотилась, упала в темную пасть ямы, погрузившись в бесконечные черные околоплодные воды, которые были кровью космоса. Цилиндр. Там он ждал вместе с сотнями других, надежно спрятанных в своих индивидуальных контейнерах, ожидая своего нового рождения, общения с каким-то далеким иным. И Куган видел этого иного, носителя, с которым ему вскоре предстояло общаться: извивающаяся, безликая оболочка, ползущая сквозь сгущающиеся тени стерильного мира. Он был спасен от Немезиды, спасен, чтобы исцелиться и стать единым целым с ползучей инопланетной чумой. И именно это знание, как ничто другое, заставило сущность, известную как Джонни Куган, прекратить свое существование.

Ⓒ Nemesis Theory by Tim Curran, 2012

Ⓒ Перевод: Виталий Бусловских, 2022