Мораль и религия

1. ИСТОРИЧЕСКИЙ И КЛАССОВЫЙ ХАРАКТЕР МОРАЛИ

Сторонники и проповедники религии всегда твердили и твердят, что основой морали является религия, так как нравственным человеком может быть якобы только тот, кто верит в бога. Кто не верит в бога, говорят они, у того нет ничего святого, с чем он мог бы всерьез считаться, нет той силы, которая была бы достаточно авторитетной для его совести и с которой он мог бы согласовывать свои поступки. Достаточно отнять у человека веру в бога, сделать его неверующим, чтобы лишить его того внутреннего начала, перед которым он чувствовал бы постоянную ответственность за свое поведение, за свой образ жизни, которое не позволяло бы ему делать зло и направляло бы к добру.

От людей многое можно скрыть, утаить; недаром говорится: «не пойман — не вор». От бога, как вещает церковь, ничего не скроешь, ничего не утаишь не только в делах, но даже в мыслях. Бог все видит, все слышит, все знает; он никогда ни в чем не ошибается, поэтому его суд является безошибочным и бесконечно справедливым. Страх перед судом божьим — великая и ничем не заменимая нравственная сила. Без страха перед гневом всемогущего бога нет той нравственной узды, которая сдерживала бы человеческие страсти, удерживала бы человека от дурных поступков, от злых намерений, от недостойного или преступного поведения. Словом, без религии нет морали, и кто не верит в бога, тот заведомо безнравственный человек.

Идеологи современной буржуазии немало потрудились над тем, чтобы с помощью этой старой, затасканной выдумки очернить коммунистов, представить их в глазах рабочего класса, в глазах трудящихся ничем не обузданными людьми, отрицающими мораль и проповедующими безнравственность. Коммунисты не только сами не признают бога, а и других совращают с пути истинного. Чего же можно ожидать от коммунистов? Это же смутьяны, посланники самого сатаны, разрушители всех нравственных устоев. Идеологов буржуазии более всего возмущает тот факт, что коммунисты не просто не веруют в бога, — это бы еще ничего, — а призывают к уничтожению якобы богом установленных капиталистических порядков и этим как бы замахиваются на самого бога. Поэтому, с точки зрения буржуазных идеологов, нет таких пороков, которые нельзя было бы приписать коммунистам.

Такого рода рассуждениям дал достойную отповедь еще В. И. Ленин в своей речи «Задачи союзов молодежи». «Но существует ли коммунистическая мораль? Существует ли коммунистическая нравственность?» — спрашивает В. И. Ленин и тут же отвечает: «Конечно, да. Часто представляют дело таким образом, что у нас нет своей морали, и очень часто буржуазия обвиняет нас в том, что мы, коммунисты, отрицаем всякую мораль. Это — способ подменять понятия, бросать песок в глаза рабочим и крестьянам.

В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность?

В том смысле, в каком проповедовала ее буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счет, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы…

Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов…

Мы говорим: нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов» (Соч., т. 31, стр. 266, 268).

В. И. Ленин подчеркивает, что коммунисты не только не отрицают мораль, но являются борцами за самые благородные и нравственно возвышенные цели. Делом всей жизни коммунистов является борьба за освобождение трудящихся, т. е. подавляющего большинства человечества, от социального гнета и порабощения. Что может быть более нравственным, чем эта высокая цель!

Коммунисты выступают против буржуазной морали, против тех норм поведения, которые проповедуют буржуазия и ее идеологи. Это, конечно, верно. Коммунисты прямо и открыто сами заявляют об этом. Но разве критика и разоблачение буржуазной морали означает отрицание всякой морали? Буржуазия и ее идеологи присвоили себе право рассуждать от имени всего человечества, свои понятия морали выдавать за общечеловеческие, считать нравственным лишь то, что соответствует их узкоклассовым интересам и взглядам. Поэтому всякий, кто выступает против норм буржуазной морали, кто отвергает буржуазную мораль, в глазах буржуазии представляется разрушителем морали, проповедником безнравственности. В действительности же как раз наоборот: именно тем, что коммунисты отрицают буржуазную мораль, что проповедуемые буржуазией нормы поведения они разоблачают как безнравственные, они не только не разрушают мораль, но спасают ее от разрушения, являются защитниками и проповедниками подлинно нравственных норм поведения.

Коммунисты руководствуются до конца научным, марксистско-ленинским взглядом на мораль. Они исходят из того, что мораль не дана людям свыше и что ее нормы не являются вечными. Нормы морали или правила поведения людей устанавливаются не на небесной, а на сугубо земной основе и являются отражением тех исторических и социальных условий, в которых люди живут.

Что такое мораль, или нравственность, с точки зрения марксизма-ленинизма?

Мораль, или нравственность, — это одна из форм общественного сознания, исторически сложившиеся нормы поведения людей в их отношении к обществу и друг к другу. В классовом обществе мораль всегда носит ярко выраженный классовый характер, в своих принципах и нравоучениях она всегда защищает материальные интересы того или иного класса, выражает отношение людей к своему классу, к своей партии и к враждебным классам и партиям.

До возникновения марксизма-ленинизма не было научного взгляда на вопросы морали. Даже наиболее передовые мыслители до Маркса и Энгельса считали, что принципы морали носят внеисторический, общечеловеческий характер. Они не понимали, что нормы и принципы морали основаны не на якобы раз навсегда данной «человеческой природе», неизменных принципах справедливости, вечном человеческом разуме, а на постоянно изменяющихся условиях материальной жизни разных классов общества, на материальном бытии людей.

Ограниченность всех и в особенности современных буржуазных взглядов по вопросам морали состоит в том, что все они так или иначе считали и считают мораль чем-то раз навсегда установленным, неизменным, одинаково пригодным для всех времен, для всех классов и сословий. Касаясь взглядов немецкого материалиста XIX века Людвига Фейербаха, Энгельс писал: «С моралью Фейербаха случилось то же, что со всеми ее предшественницами. Она выкроена для всех времен, для всех народов, для всех состояний и именно потому она неприложима нигде и никогда» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIV, стр. 660–661).

Марксизм-ленинизм учит, что нормы морали изменчивы, как изменчива сама жизнь. У людей разных исторических эпох и в особенности у разных общественных классов разные, а то и прямо противоположные взгляды на мораль. Одни и те же поступки людей в одних исторических условиях расцениваются как нравственные, а в других — как безнравственные. Чтó нравственно с позиций одного класса, то чаще всего безнравственно с позиций другого класса.

Это подтверждается всей историей человеческого общества. В первобытном обществе, например, считалось вполне естественным и справедливым убивать и даже поедать стариков, потерявших способность к труду и обеспечению собственного существования. Это объяснялось чрезвычайно низким уровнем производства, когда каждый человек был в состоянии производить не более, чем требовалось для поддержания собственной жизни и в лучшем случае жизни своих детей. Поэтому жестокая практика избавляться от нетрудоспособных стариков не только не подвергалась моральному осуждению, но и находила полное нравственное оправдание.

Кто из нас не возмутился бы сейчас самой мыслью о чем-нибудь подобном!

Рабовладелец считал вполне справедливым, от бога данным, что рабы были лишены всех человеческих прав и приравнены к скоту. Крепостника-помещика возмущала всякая попытка крепостной «черни» к освобождению от крепостнической неволи, и он жестоко расправлялся с подобными «бунтовщиками». Капиталист считает своим святым правом и непререкаемой справедливостью из своей собственности извлекать сверхприбыль, беспощадно эксплуатируя и обкрадывая рабочего и его семью. Всякий сознательный рабочий не может мириться с этим и по праву считает высшей справедливостью вести против этого священную, непримиримую борьбу.

Правда, во все времена и всеми классами нравственным считалось и считается все то в поведении людей, что приносит добро и направлено против зла. Поступки людей всегда и всеми оценивались с точки зрения добродетели, справедливости, чести, совести, долга и т. п. Все, что честно, справедливо, добродетельно и т. д., — это нравственно. Все, что идет вразрез с этими понятиями, — безнравственно. В этой части нет каких-либо различий в толковании морали как между представителями разных эпох, так и между представителями разных классов.

Однако главное не в этом. Главное в том, какое содержание вкладывать в эти понятия, что считать добром, а что злом, что справедливо, а что нет, что честно, а что нечестно. Вот в этой части представители разных эпох и тем более представители разных классов чаще всего резко расходятся между собой. Например, благо или зло частная собственность на средства производства; честно или нечестно жить в роскоши за счет нетрудовых доходов; справедлив или несправедлив капиталистический строй и т. д. Разве можно на все эти вопросы ожидать одинакового ответа от буржуа и пролетария? Все ратуют за честность, выступают за добро, ссылаются на справедливость, но каждый по-своему это понимает. А поскольку это так, то у представителей разных исторических эпох и тем более у идеологов разных классов разные понятия морали, разное понимание того, что нравственно, а что нет, ибо мораль, или нравственность, производна от всех этих понятий.

Однако если люди разных эпох и разных классов понимают мораль каждый по-своему, вкладывают в понятия морали неодинаковый смысл, то это вовсе не значит, что здесь все неопределенно и никакой верной мерки нет. Такая мерка есть, и она впервые указана марксизмом. Этой меркой являются интересы и благо подавляющего большинства общества — трудящихся, широчайших народных масс. Все, что соответствует интересам трудящихся, что идет на благо народа, — справедливо, добродетельно, честно, а значит, нравственно. Все, что идет в ущерб народу, что приносит ему вред, — несправедливо, дурно, нечестно, а значит, безнравственно. Это действительно верная, объективная мерка, объективный критерий. Здесь нет места для произвольных суждений, ибо здесь речь идет не об отвлеченных понятиях добра или зла, справедливости или несправедливости, а о том, чтó справедливо и честно с определенной и весьма конкретной точки зрения — именно с точки зрения народа. Преданность не вымышленному богу и не отвлеченным понятиям справедливости, которые можно толковать и так и этак, а преданность народу, трудящимся — вот основа подлинной морали. Только с этих позиций можно и должно правильно оценивать поступки людей или целых классов как в прошлом, так и в настоящем.

При изложении своих взглядов на мораль идеологи буржуазии ссылаются на предписания свыше, на волю бога. В действительности же они руководствуются сугубо земными соображениями, которые диктуются классовыми интересами буржуазии. Но все дело в том, что интересы буржуазии являются корыстными, эксплуататорскими, антинародными, поэтому прямо и открыто изложить их нельзя. Прямо и открыто изложить классовые интересы буржуазии — значит открыто признаться в том, что буржуазия является заклятым врагом рабочего класса, широких масс трудящихся, противопоставить ее подавляющему большинству общества. А это невыгодно и даже опасно для буржуазии. Поэтому ее идеологи маскируют подлинные взгляды буржуазии, выступают от имени всего человечества, свои понятия морали выдают за повеления свыше, прикрываются ссылками на бога.

Когда-то идеологи буржуазии были атеистами. Это было в те времена, когда буржуазия шла к власти и боролась против феодально-крепостнического строя, от которого более всего страдали трудящиеся. Интересы буржуазии тогда во многом совпадали с интересами народных масс, поэтому у нее не было особой нужды маскировать свои взгляды. Но те времена давно прошли. Как только буржуазия достигла своей цели — пришла к власти, ее интересы резко разошлись с интересами народных масс. От свободолюбивых атеистических идей прежней революционной буржуазии не осталось и следа. Идеологи буржуазии стали проповедовать религию и мистику, против которых вели страстную борьбу их предшественники.[1]

Теперь буржуазии нужен бог для того, чтобы его именем прикрывать свои антинародные эксплуататорские интересы, на его счет относить всю тяжесть жизни трудящихся при капитализме, его волей оправдывать свои преступления перед народом. Недаром буржуазные идеологи говорят, что если бы бога и не было, то его стоило бы выдумать. Буржуазная идеология, и, в частности, буржуазная мораль не может обойтись без религии, без мистики, без ссылок на авторитет вымышленного бога.

В наше время только коммунистическая мораль не нуждается в вымыслах и масках. Ей нечего скрывать от народа. Она подчинена интересам рабочего класса, трудящихся, широчайших народных масс. Для нее интересы и благо народа — превыше всего. Все нормы коммунистической морали направлены к одной цели — к освобождению трудящихся от эксплуатации, к построению бесклассового коммунистического общества. Для столь высокой и благородной цели не требуется оправданий и ссылок на волю бога: справедливость этой цели очевидна и ясна сама собой. Правое дело не нуждается в масках. В масках и вымыслах нуждается заведомо неправое дело, каковым являются эксплуататорские интересы и устремления буржуазии.

Как буржуазная, так и коммунистическая мораль в своих нравоучениях выражают интересы определенных классов. Но все дело в том, что проповедники буржуазной морали тщательно и настойчиво скрывают это, пытаются представить свою мораль как общечеловеческую, вечную, единственно возможную, данную всему человечеству раз и навсегда самим богом. Они более всего боятся разоблачения того несомненного факта, что их мораль есть мораль буржуазная, выражающая интересы не всех людей и даже не большинства общества, а лишь его ничтожного меньшинства — буржуазии.

Другое дело — сторонники коммунистической морали. Они прямо и открыто говорят, что коммунистическая мораль выражает классовые интересы рабочего класса. Но поскольку интересы рабочего класса в основе своей совпадают с интересами всех трудящихся, с интересами народа, то коммунистическая мораль является одновременно моралью всех трудящихся, моралью широких народных масс. Когда исчезнут общественные классы, когда будет построено бесклассовое коммунистическое общество во всем мире, тогда коммунистическая мораль останется единственной и перестанет быть классовой. Поэтому если уж говорить об общечеловеческой морали, то на эту роль может претендовать только мораль коммунистическая, поскольку в будущем коммунистическом обществе она будет представлять собой нормы поведения всех членов общества, всего человечества.

Таким образом, нормы морали при всех и всяких условиях имеют земное происхождение, возникают на земной почве. Правила поведения людей регулируются не предписаниями свыше, а нуждами повседневной жизни. Нормы морали — это неписаные законы, которые устанавливаются независимо от людей как отражение условий их жизни, законы, с которыми люди в своих же интересах не могут не считаться. Нужды повседневной жизни, сугубо земные материальные интересы, в том числе и в первую очередь интересы классов, общественное бытие людей — вот та почва, на которой произрастают нормы морали и вслед за изменениями которой они изменяются.

Отсюда ясна сама собой несостоятельность утверждений, будто поведение людей, нормы морали регулируются свыше и что основой морали является религия. Религиозные наставления и предписания соблюдаются только в том случае, если они не вступают в явное противоречие с нуждами и потребностями повседневной жизни. В противном же случае они нарушаются и игнорируются даже наиболее верующими людьми.

Это и понятно. Человек со всеми своими чувствами, мыслями, целями, взглядами — продукт общественного бытия. Его сознание является отражением всего того, чтó его окружает, с чем он сталкивается в повседневной жизни, чтó имеет в его жизни практическое значение. Каждый верующий хорошо знает, что, сколько бы он ни молился, материальные блага, необходимые для жизни, не упадут с неба, одними молитвами не проживешь и одного дня. Сама жизнь учит и даже принуждает считаться не с богом в первую очередь, а с окружающими условиями жизни, в том числе с окружающими людьми. Бог — нечто слишком далекое, неощутимое, ничем и ни в чем себя не обнаруживающее. Богу, конечно, можно и помолиться, но это можно делать лишь в оставшееся время от трудов ради хлеба насущного. Богу можно молиться, а можно и не молиться — в реальной жизни, практически ничего от этого не изменится, а вот не трудиться, не производить материальные блага, не добывать хлеб насущный нельзя. На повседневных уроках жизни человек, будь он верующий или нет, твердо усваивает истину, что нужно считаться в первую очередь с реальными, ощутимыми вещами, а не с невидимым, неощутимым богом; что с видимыми, ощутимыми вещами безнаказанно не считаться нельзя, тогда как с так называемыми предписаниями бога можно и не посчитаться — реально, практически ничего от этого не произойдет.

Словом, с молоком матери человек учится соблюдать в первую очередь требования реальной жизни, а потом уж внушенные ему предписания несуществующего бога, и то лишь в той мере, в какой эти предписания можно совместить с требованиями реальной жизни. Каким бы глубоко верующим человек ни был, но и он, вопреки своим религиозным убеждениям, согласует свои поступки прежде всего с тем, чтó необходимо для реальной жизни, а потом уж думает о вымышленном царствии небесном. Надежды на царствие небесное способны лишь мешать и действительно мешают человеку в его земных делах, поскольку они отвлекают от этих дел, но они не могут заставить его не соблюдать тех требований, которые ставит перед ним жизнь, человек не может не выполнять тех правил поведения, которые возникают на основе этих требований.

Религиозные заповеди тоже не продиктованы свыше, а сформулированы на основе реальных взаимоотношений между людьми. От имени бога говорят люди. В нормах религиозной морали легко обнаружить самые обыкновенные, земные интересы людей и именно интересы господствующих эксплуататорских классов, которые от имени бога, через якобы богом продиктованные заповеди и наставления излагают свою собственную волю, прикрывают ими сугубо земное, классовое содержание своей морали.

Правда, это вовсе не значит, что религия со всеми своими заповедями и наставлениями является преднамеренным вымыслом. Она возникла стихийно, независимо от воли людей. Однако религия в силу самой своей сущности, в силу тех причин, которые ее породили, легко ставится на службу эксплуататорам, легко поддается приспособлению к их эксплуататорским интересам.

Религия, вера в бога порождена бессилием людей в борьбе с господствующими над ними стихийными силами внешнего мира, в частности бессилием эксплуатируемых в борьбе с эксплуататорами. Иначе говоря, главной причиной религии классового, эксплуататорского общества является чувство придавленности, беспомощности, безысходности. Все религиозное мировоззрение есть плод отчаяния и разочарования в попытках что-либо изменить в жизни, чего-либо добиться. Поэтому и вся мораль, вытекающая из этого мировоззрения, — мораль примирения с тем, что есть, мораль покорения судьбе, какой бы тяжелой она ни была, то есть это такая мораль, которая выгодна господствующим, эксплуататорским классам, ибо она внушает трудящимся мысль о бесполезности борьбы за лучшее будущее на земле, воспитывает их в духе рабской покорности своим хозяевам. Конечно, в религиозные представления и вытекающие из них нормы морали господствующими эксплуататорскими классами с помощью отцов церкви вносились те или иные изменения и дополнения. Но дело не столько в этих изменениях и дополнениях, сколько в самой сущности религии, на которой лежит неизгладимая печать тех причин, которые ее породили.

Выходит, даже нормы религиозной морали не предписаны свыше, а порождены условиями бытия, возникли из условий повседневной жизни людей. В сознании человека нет ничего, что не было бы отражением окружающих условий, окружающего мира. Это отражение может быть правдивым, каковым является наука, а может быть искаженным, каковым является религия, но обязательно отражением, достоверной или извращенной копией реального мира, реальной жизни.

Поэтому человек со всем своим сознанием, включая и его религиозные представления, — продукт окружающего мира, в частности тех общественных условий и отношений, в которых он живет. Человек живет и действует не по правилам, продиктованным свыше, данным ему от бога, а по тем правилам, которые сами собой сложились в ходе общественной жизни. Именно этим объясняется тот факт, что люди в своих поступках руководствуются не небесными, а земными предписаниями. В реальной, практической жизни суд людской даже для наиболее религиозного человека является куда более авторитетным и действенным, чем суд божий. Как бы ни были ужасны кары господни, но раз их никто никогда не испытывал и не испытывает, то с их угрозой иногда практически мало считаются даже те, кто твердо верит в бога. Мораль, или нравственность, как и все на свете, может держаться и держится на реальной, а не мифической основе. Все ее нормы и правила поведения основаны на ответственности не перед вымышленным, несуществующим богом, а на ответственности перед обществом, перед людьми.

Еще французский материалист XVIII века Гольбах писал: «Самые религиозные люди часто оказывают бóльшее уважение к лакею, чем к богу. Иной человек, твердо верящий, что бог все видит, все знает и всюду незримо присутствует, позволяет себе наедине такие поступки, на которые он никогда не решился бы в присутствии последнего из смертных» («Письма к Евгении. Здравый смысл», издательство АН СССР, 1956 г., стр. 364).

Нельзя не согласиться, что это замечание старого атеиста является весьма метким и справедливым. Практически даже очень религиозный человек меньше всего стесняется бога. При совершении какого-либо недостойного или просто неприличного поступка он оглядывается, нет ли поблизости кого-либо из людей, и меньше всего оглядывается на бога.

Отсюда следует, что набожность, религиозность, вера в бога сами по себе не могут удерживать от дурных поступков, от недостойного поведения, от преступлений. И это подтверждается самой жизнью на каждом шагу. Подумать только, сколько самых диких и бесчеловечных преступлений совершено в истории с именем бога в душе и святой молитвой на устах! Числа этим преступлениям нет. Достаточно вспомнить позорную деятельность святой инквизиции католической церкви. Сколько человеческих жизней она загубила, сколько замучила, сожгла на кострах! Среди уничтоженных людей было много великих ученых своего времени, мужественных борцов за истину. Религия нисколько не останавливала от этих преступлений. Более того, все эти бесчисленные преступления совершены во имя религии, во имя веры в бога.

Религия и не может удержать от преступлений, предостеречь от греха. Ведь согласно самой же религии всякий грех можно замолить. Бог ведь бесконечно добр, милостив, он все простит. Достаточно лишний раз да поусерднее помолиться, чтобы освободиться от греха. Или достаточно принять таинство вероисповедания, сходить к отцу духовному, покаяться — и все в порядке, грехов как не бывало. В средние века католическая церковь даже официально узаконила торговлю так называемыми индульгенциями, отпущениями грехов. Внесешь определенную сумму, выдадут бумажку — документ об отпущении грехов. И, пожалуйста, можешь начинать грешить сколько угодно заново. От грехов, оказывается, можно откупиться. Чего же стоят тогда все разговоры о том, что вера в бога — это огромная сила, сдерживающая от недостойного поведения, от преступлений. Наоборот, раз от греха можно откупиться, раз его можно замолить, то религия как бы ободряет и подталкивает тех, кого тянет на преступление, подсказывает им мысль, что с богом всегда можно договориться. Молитва чаще всего посвящена тому, чтобы очиститься от греха, получить от бога санкцию на преступление. Это ярко отражено в реалистических художественных произведениях. В частности, в романе А. М. Горького «Фома Гордеев» мы наблюдаем такую картину:

«Приехав на пароход во время молебна, Фома стал к сторонке и всю службу наблюдал за купцами.

Они стояли в благоговейном молчании; лица их были благочестиво сосредоточены; молились они истово и усердно, глубоко вздыхая, низко кланяясь, умиленно возводя глаза к небу. А Фома смотрел то на того, то на другого и вспоминал то, что ему было известно о них.

Вот Луп Резников, — он начал карьеру содержателем публичного дома и разбогател как-то сразу. Говорят, он удушил одного из своих гостей, богатого сибиряка… Зубов в молодости занимался скупкой крестьянской пряжи. Дважды банкротился… Кононов, лет двадцать назад, судился за поджог, а теперь тоже состоит под следствием за растление малолетней. Вместе с ним — второй уже раз, по такому же обвинению — привлечен к делу и Захар Кириллов Робустов — толстый, низенький купец с круглым лицом и веселыми голубыми глазами… Среди этих людей нет почти ни одного, о котором Фоме не было бы известно чего-нибудь преступного…

„Притворяются!“ — восклицал про себя Фома. А стоявший обок с ним горбатый и кривой Павлин Гущин, не так давно пустивший по миру детей своего полоумного брата, проникновенно шептал, глядя единственным глазом в тоскливое небо:

— „Го-осподи! Да не яростию твоею обличиши мене, ниже гневом твоим накажеши мене…“

И Фома чувствовал, что человек этот взывает к богу с непоколебимой, глубочайшей верой в милость его…

Все это врезалось в память Фомы, возбуждая в нем недоумение пред людьми, которые, умея твердо верить в милость бога, были так жестки к человеку».

Нарисованная великим художником картина до предела убедительна и правдива. Благочестивая набожность никогда и никому не мешала вести самую бесчестную, безнравственную жизнь. Там, где у власти стоят эксплуататоры и где церкви принадлежит господствующее положение, самые кошмарные преступления сопровождались и сопровождаются молебнами и молитвами. В этом отношении особенно показательна деятельность современных поджигателей войны.

Что может быть более преступным, а значит, и более греховным, чем убийство миллионов людей. Казалось бы, тот человек, который верит в бога, должен отдать все силы, а если нужно и жизнь, чтобы предотвратить такое всемирное бедствие, как современная война. А между тем кого мы видим среди поджигателей войны? Чаще всего глубоко набожных людей. Таким был, например, Гитлер. Он не ел мяса, так как считал, что убивать животных грех. Но он же убийца миллионов людей, в том числе стариков, женщин, детей. Идя на это преступление, он не побоялся бога, в которого верил твердо и непоколебимо.

Известно, что очень религиозным человеком является государственный секретарь США Даллес. Он возглавляет одну из многочисленных религиозных организаций США. Каждая его речь переполнена ссылками на бога. Он не забывает упомянуть имя бога в каждом уместном и неуместном случае. И что же? Чем знаменит этот человек? Тем, что он делает все от него зависящее, чтобы ввергнуть человечество в страшное бедствие — в новую мировую войну. Даже сам мифический дьявол, которому по штату полагается совершать самые кошмарные грехи, и тот, вероятно, остановился бы перед таким преступлением. А Даллес, высоконравственный с точки зрения религии, преданнейший богу человек, с верой в бога идет на это преступление.

И сейчас есть немало отсталых людей, которые под влиянием угроз империалистических агрессоров развязать атомную войну просят бога предотвратить это бедствие. Разумеется, такие упования на «всевышнего» особенно распространены в капиталистических странах. И правящая верхушка этих стран использует подобные мольбы в своих целях. Например, в декабре 1957 года по приезде в Париж на сессию совета агрессивного Североатлантического блока президент США Эйзенхауэр и государственный секретарь Даллес лицемерно молились «за мир», но это не помешало им добиваться от зависимых стран — членов НАТО согласия на размещение на их территории ракетной техники, атомного и водородного оружия.

В стане империалистов особым почетом пользуется такое смертоносное оружие, как атомная и водородная бомбы. Перед ними преклоняются, как перед неким божеством, им посвящаются проповеди, произносимые с церковных амвонов, и даже молитвы. Служители церкви в США, Англии и других капиталистических странах не останавливаются даже перед таким кощунством, как моление бога не о спасении рода человеческого, а о ниспослании ему всеобщей мучительной смерти от атомной или водородной бомбы в случае гибели капитализма. Глава английской церкви архиепископ Фишер не постеснялся своего высокого церковного сана, чтобы в одной из своих статей написать: «Бог, возможно, предопределил, что человечество должно уничтожить себя водородными бомбами». Служители бога вроде Фишера, окропляя водородную бомбу святой водой перед тем как пустить ее в дело, разумеется, менее всего рассчитывают на силу святой воды. Они хорошо знают, что средством при расщеплении ядерного вещества служит тяжелая вода, тогда как святая вода бесполезна. Но зато их заклинания и молитвы убедительно показывают, какова цена религии, веры в бога как якобы основы морали.

На этих примерах можно видеть, чего стоит чувство ответственности перед богом. Если вера в бога не может остановить даже перед таким преступлением, как массовое истребление человеческих жизней, то как же можно говорить о ней как об основе морали. Страх божий, как видно, слишком слабая помеха в том, чтобы удерживать кого бы то ни было от зол и преступлений. Если поджигатели войны все же пока не решаются развязать войну, хотя и хотели бы этого, то это объясняется отнюдь не тем, что они боятся бога, а тем, что они боятся гнева народов. Они беспокоятся в данном случае не за свои дела в будущем загробном мире, хотя многие из них верят в существование этого мира, а за свою судьбу в земной жизни, за свои земные дела. Это подтверждает лишний раз, что люди живут не по небесным, а по земным законам, согласовывают свои поступки с тем, что их непосредственно окружает, а не с невидимым и неосязаемым богом.

Таким образом, мораль, или нравственность, есть отражение материальной жизни людей, ее нормы не даются свыше, а возникают на основе общественного бытия. Каково бытие людей, таково и их сознание, а следовательно, и их мораль. Каков класс и его положение в обществе, таковы и его взгляды на жизнь, а следовательно, и нормы морали, которые он проповедует и защищает. Вместе с историческими условиями, в которых жили люди, вместе с гибелью тех или иных классов уходили в прошлое и старые понятия морали. Когда прогрессивным ходом истории буржуазия как класс будет ликвидирована, вслед за ней навсегда исчезнет и лицемерная, прикрытая ссылками на предписания бога буржуазная мораль, а ее место займут возвышенные принципы подлинно общечеловеческой морали будущего бесклассового коммунистического общества.

Марксизм-ленинизм разоблачает вымысел о божественном происхождении морали. Принципы морали устанавливаются на земной основе и именно на основе условий материальной жизни данного общества, данного класса. Религия служит лишь прикрытием земного происхождения морали и ее исторической и классовой сущности.