Морская невеста

Она смотрела, как он крутил монету пальцами. Странно, ей было не по себе, но она не была против. Монета была слишком интересной, чтобы отвлекаться на мысли.

— Хорошо, — продолжил он. — Так почему ты тут?

— Я пересекла ради него моря.

— Где ты его встретила?

— Его корабль разбился возле моего дома. Я увидела его в воде и подумала, что он утонул. От этой мысли болело сердце, и я спасла его.

— Ты его исцелила?

— Вряд ли, — она нахмурилась. Она должна была помнить что-то важное, но не помнила.

— Попробуй еще, русалочка.

— Возможно. Я не хотела, чтобы он умер, но он не был мертв, когда я его схватила.

— Но ты исцелила его, когда принесла на остров.

— Может, немного? Просто слезы русалки, они не делают ничего такого.

Он выругался, но это было неважно. Монета крутилась в его пальцах так быстро, словно они были волной.

— Они исцеляют больше, чем ты знаешь, русалка. Что ты сделаешь, если я попытаюсь забрать тебя у него?

— Буду биться зубами и когтями. А если ты преуспеешь, мое сердце порвется надвое, и моя кровь разольется по волнам, — она робко протянула руку, ждала, пока монета остановится. — Можно мне ее?

Монета замерла между его средним и большим пальцами.

— Уверена, что хочешь ее?

— Да.

Он приподнял бровь.

— Сколько тебе?

— Почти исполнился первый век. Так можно ее? — даже она слышала раздражение в голосе.

— О, так ты еще кроха? — он закрутил монету, и она легла на его костяшки. — Бери, и я дам свое имя.

— Я не хочу твое имя.

— Монета лепрекона — это обещание, кроха. Я буду приглядывать за тобой, как и когда смогу, но если возьмешь монету, я — часть тебя, как тот мужчина, что стоит у бара и выглядит так, словно его мир рушится.

Сирша замешкалась.

— Я не хочу никому принадлежать.

— И не будешь. Даю слово.

Она кусала губу, но золотистый свет был манящим. Сирша бросилась над столом и выхватила монету из его кулака.

Монета была теплой и тяжелой, металл был почти мягким под ее пальцами. От такой красоты было больно закрывать глаза. На поверхности была вырезана маленькая русалка среди волн.

Сирша тихо и радостно выдохнула.

— Спасибо.

Он кивнул.

— Меня зовут Деклан.

— Рада знакомству, Деклан. Меня зовут…

— Сирша.

Она моргнула, удивленно посмотрела на него.

— Да. Откуда ты знаешь?

— Монета говорит мне больше, чем ты думаешь, — Деклан кивнул на ее ладонь. — Храни ее все время. Потерянное золота лепрекона — к неудаче.

— О, — выдохнула она. Сирша прижала монету к груди, сжимая крепко, словно ее пальцы могли без разрешения выпустить ее. — А она хочет потеряться?

— Не должна, — он склонился ближе, все еще улыбаясь. Сирша заметила, что его зубы были чуть заостренными. Настоящий лепрекон проглядывал сквозь его морок.

— Тогда я буду осторожна.

— Уверена, что хочешь идти по этому пути, русалочка?

Она решительно кивнула.

— Ладно, — он недовольно нахмурился. — Я не рад. Храни эту монету все время. Если случится что-то плохое, я узнаю.

— Кто ты? — спросила она. — Ты не говоришь как другие, и ты не был бы тут, если бы не был изгнан, но…

— Да?

От его хитрой улыбки она поежилась.

— Ты не кажешься изгнанным.

— Скажем так, я отправился в приключение из дома. Увидеть мир важно, согласна?

— Но кто ты?

Она искала ответ в его взгляде, искала в воспоминаниях хоть что-то о лепреконе.

Обычно они были скрытными. Дворфы любили свое богатство, но лепреконы были другими фейри. Богатство текло из них. Золото бежало по их венам, как кровь, драгоценные камни сыпались из их глаз вместо слез. Все в них было горой богатства.

Лепреконы держались в стороне. Она знала, что они были из тех, кого не признавал Неблагой двор. Сирша помнила слухи под волнами.

Принц лепреконов, которым не управляли родители, такой дикий и свободный, что даже звери не хотели его трогать. Они послали его в мир людей научиться скромности и ценить их историю.

Она больше ничего не слышала, и было сложно понять, был ли это принц. У всех лепреконов были рыжие волосы, веснушки и впечатляющее телосложение.

Если только…

Она приподняла бровь, его улыбка стала шире, открывая золотой зуб.

— Это ты, — прошептала она. — Ты — принц-лепрекон.

Он скривился.

— Не люблю это имя, но так и быть.

— Я еще не встречала принца, — Сирша склонилась, говоря тихо, чтобы их не подслушали. — Я должна сделать реверанс?

— Только не это.

— Но я должна?

Деклан отвел взгляд, и этого ответа ей хватило.

— Какой кошмар! — Сирша не дышала. — Что еще я наделала из того, за что меня убили бы при дворе Неблагих?

— Не так и много, русалочка, но мы не такие строгие в этом, в отличие от Благих.

— Я слышала, что они больше придерживаются правил.

— Разве ты не из Благого двора?

— Отчасти. Мое племя русалок жило на краях обоих королевств, но так далеко, что мы не переняли обычаи.

Он тихо присвистнул.

— Ты из редких блуждающих фейри? Не связанных ни с одним двором?

— Можно и так сказать. Я не знала, что мы так зовемся.

— Ты опаснее, чем я думал.

Две кружки опустились на стол между ними. Сирша узнала сильные ладони Мануса в шрамах, сжимающие кружки так крепко, что она переживала, что они разобьются.

— Она опасна? — прорычал он. — Можно и про тебя так сказать.

Деклан лишь пожал плечами.

— Не каждый день можно встретить такую, как она, да?

— Почему же? — голос Мануса звучал опасно, и Сирша не дышала.

— О, думаю, ты знаешь, ведь ты украл ее из океана и притащил в ад на земле. Мне звать тебя ее мужем или похитителем?

Манус оскалился.

— Попрошу тебя уйти, друг.

— Но твоя маленькая подруга оставила хорошее впечатление. Я предупрежу, потому что она мне нравится, — монета появилась между пальцев Деклана. — Ты не знаешь, с чем имеешь дело.

— Прекрасно знаю. Милый юноша, приходящий так в бар, обычно получает по зубам.

Деклан кивнул с хищной улыбкой, зубы снова стали острыми.

— Так тому и быть. Орел? Решка?

Он подбросил монету, и Сирша смотрела, как она дико крутилась между мужчинами. Происходило что-то важное. Она не могла понять, что, но должна была.

Знание бурлило в ее разуме. Если она дотянется до него, то остановит происходящее. Но она не помнила, что-то было связано со стражем, с тоской по волнам, что обрушивались на ее разум, и она не могла думать ни о чем, кроме…

Сирша бросилась и схватила монету в воздухе.

Время замедлилось. Люди в баре склонились в предвкушении, но глаза не сияли. Деклан медленно повернул к ней голову, улыбка с острыми зубами была невозможно широкой.

— Ты умнее, чем кажешься, — сказал он. — Удачи. Если нужен, вспомни о монете.

Она моргнула, время снова пошло. Манус бросился, но сжал руками пустое место, где до этого сидел лепрекон. Монета пропала из пальцев Сирши, как и ее владелец.

— Проклятье, — буркнул Манус, проводя ладонью по голове. — Что это было?

— Лепрекон.

— Что? — его глаза расширились. Он медленно опустился на скамью перед ней. Его руки снова дрожали. — Скажи, что ты шутишь.

— Что такого с лепреконами?

— Это проклятые существа! А ты… — он склонился и перевернул ее ладони. — Ты коснулась монеты. Она не осталась у тебя?

— Нет.

Он уловил ее замешательство, пронзил ее взглядом, щурясь от ее невинного вида.

— Что ты мне не говоришь?

— Монеты нет, Манус. Я коснулась ее, но она пропала с ним.

Он искал ложь в ее взгляде, но фейри не могли врать. Он вздохнул, отклонился, а ее ладони опустились на стол.

Сирша сделала глоток из своей кружки эля. Ей было больно из-за хрупкости и глупости людей. Манус знал фейри, понимал их обычаи, но не думал, что она могла исказить правду.

Монета с русалкой нагрелась на ее груди, напоминая, что лепрекон оставил след, хоть Манус и не хотел. Связь осталась.

Сирша не хотела гадать, почему согласилась. Манус мог ее защитить, но ей все равно было не по себе. Это было не родное для нее место, и она ничего не знала о местных.

Было хорошо заручиться опекой одного из своего вида.

— Нам нужно домой, — проворчал Манус. Он осушил кружку и стукнул ею по столу. — Идем.

* * *

Манус смотрел на гниющую крышу и гадал, почему так долго шел сюда.

Он обещал, он считал себя человеком слова. Так почему не пришел к этому порогу недели назад?

Потому что был трусом, признавал это. Мысль о том, что он скажет жене Артуро, что он не вернулся, терзала душу Мануса. Это было несправедливо. Артуро должен был выжить в крушении.

Но его тело лежало на дне океана. Его кости обглодают рыбы и русалы, которые еще снились ему в кошмарах. Это был плохой конец для такого благородного человека.

Что он скажет?

«Твой муж был лучше всех, с кем мне доводилось плавать, — попробовал он. — Нет, не так. Я не любил его».

Что еще он мог ей сказать? Артуро был как брат, и было больно, что его больше тут не было.

Крик донесся из окна в ночи. Манус скривился. Ребенок вырастет без отца, это было еще обиднее. Он знал эту боль. Ребенок заслуживал того, кто его любил.

Он поправил куртку, прошел на крыльцо дома Артуро и постучал.

Через пару секунд его жена открыла дверь, и Манус понял, что так и не узнал ее имя.

Она была милой, невысокой, с веснушками на щеках и волосами цвета золота. Она держала метлу в руке, пыль была на ее простом платье.

— Чем могу помочь? — спросила она.

Язык не слушался. Он видел в ее глазах свое будущее. Милая жена, ребенок и домик у моря. Жена жила одна, потому что ее муж пропадал при каждом возможном случае.

И жена останется одна и будет страдать от голода.

— Ох, вы побледнели, — пробормотала она. — Заходите.

— Я не должен…

— В дом, — ее строгий тон напомнил его мать.

Манус прошел в ее скромный дом и чуть не закрыл глаза от боли в груди. Об этом месте так часто рассказывал Артуро.

Дом был небольшим, как и говорил друг. Милым и полным женской заботы. Маленькие гобелены висели на стенах, на кроватке лежало одеяло, сделанное своими руками. Даже чашки были расписаны цветами.

Ребенок закричал снова, жена Артуро подбежала к люльке.

— Простите, ей пора есть, и я не могу пропустить, иначе она станет недовольной.

Он смотрел, как она подняла маленький сверток на руки и заворковала. Он представил Сиршу такой. Его русалка чудесно смотрелась бы с несколькими детьми.

— Все хорошо, — сказал он, когда она отвернулась от него. — Не спешите.

— Простите, обычно я любезнее с гостями. Вы — друг Артуро?

Он запнулся:

— Я-ну-да. Да, был.

Ее спина напряглась.

— Так он не вернется.

Ему пора было сдержать слово и быть лучше. Слова застряли в горле.

— Он все время говорил о вас, — сказал он. — Даже в конце он думал только о вас.

— Это было быстро?

Ребенок сжал ткань платья матери кулачком. Манус смотрел туда и понял, что не мог врать.

— Нет, мэм.

Она вздохнула.

— Как это произошло?

— Корабль потонул. Звучит безумно, но мы заплыли в воды фейри. Только я выжил, потому что фейри решила спасти мою жизнь.

Жена Артуро накрыла одеяльцем свое плечо и грудь и повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Почему вас?

— Не знаю.

— Эта фейри не спасла моего мужа, а спасла только вас?

— Она не понимает, почему спасла меня. Я сто раз спрашивал, а ответ один. Она не знает.

Тишина била по ушам, жена Артуро разглядывала его. Ребенок пошевелился под одеялом, и Манус посмотрел на дочь, которую его друг так и не увидел.

Манус кашлянул.

— Он просил передать вам, что очень вас любил, а так и было. Он все время говорил о вас, о ребенке, о жизни, что вы собирались построить.

— Но всегда уходил в море, — ответила она. — Брал жизнь в свои руки. Я говорила, что это погубит его. И нас.

Слезы блестели в ее глазах, терзали его сердце, и он не мог закрываться перед ней.

— Простите, — прохрипел он. — За все.

— Вы не виноваты, что сирены звали его. Но спасибо, что передали его слова.

Он развернулся, но не мог идти быстрее. Манус хотел покинуть дом, полный эмоций и темных воспоминаний.

— О, моряк?

Он замер на пороге.

— Позаботьтесь о девице, что вас привязала. Не будьте как мой Артуро. Будьте с ней, когда придет буря.

Слова звенели в его ушах, он миновал ее порог и побежал к дому.

* * *

Сирша стояла на краю скрипящей пристани, белая ночная рубашка хлопала по ногам, развевалась за ней как большой хвост стражницы. Она крепко обвивала себя руками. Волны бились об берег, принося с собой серебряный свет луны.

Она смотрела темными глазами на горизонт, искала то, что не могла назвать. Не семью. Хоть она ценила воспоминания о них, она не могла так жить. Эликсир свободы все еще тек по ее венам. Та жизнь больше ей не подходила.

Тогда чего она искала? Что-то в глубине ее души желало большего, но она не знала, чего именно.

Она впилась пальцами в свои бока.

Дыра открылась внутри нее. Она не знала, что это была за боль, не могла ее назвать или указать, где болело. Но так было. Неизвестная боль обжигала.

Босые ноги прошли по потертым доскам. Каждый тяжелый шаг напоминал ей, что она была не одна. Что жизнь уже была не только ее.

И уже не будет.

Манус вздохнул за ней и обвил ее руками. Его жар проникал в ее спину, и напряженные мышцы тут же расслабились. Его подбородок опустился на ее плечо, он крепче обнял ее.

— Что такое, моя жемчужина?

— Хм? — тихо отозвалась Сирша. — О чем ты?

— Ты задумчива.

— Задумчива? Не знаю, о чем ты, — она ощутила, как он вдохнул, щекоча ее шею.

— Ты скучаешь по ним?

Сирша замешкалась на миг.

— Я скучаю по некоторым аспектам. Некоторые из них были добрыми, хоть и думали не лучшим образом.

— Ты вернулась бы?

— Никогда, — она покачала головой. — Я не смогла бы вернуться под волны после всего, что увидела. Это место, хоть и с грязью и тайнами, все еще красивое.

Он убрал прядь волос ей за ухо, чуть потянул ее за мочку уха.

— Твоя способность всегда видеть хорошее во всем — первое, что восхитило меня в тебе. Ты знала об этом?

— Другие умеют видеть добро в мире.

— Не как ты, — он сжал ее талию и подул на ее шею. — Я должен извиниться за свое поведение сегодня.

— Я понимаю, почему ты кричал.

Так и было. Сирша понимала, что была редкой в этом месте. Он переживал, что она пропадет от дуновения ветра. Она не соглашалась с ним, но понимала его волнение.

Он боялся потерять ее. Этого ей хватало, чтобы знать о его чувствах, хоть он и не озвучивал их.

— Нет, — пробормотал он. — Этого мало. Я вел себя как хам, а не имел права.

— Ты переживал за меня.

— Но мог поступить лучше. У меня никогда не было… леди.

Она повернулась в его объятиях, обняла его шею. Его слова звенели печалью, страхом и чем-то, что она не могла назвать. Это было солью на ее языке, напоминало об останках ракушек.

— Я не знаю, что ты пытаешься сказать, Манус.

— Просто… Ладно. Я скажу это, а тебе уже принимать. Я не считал себя тем, кто мог жениться. Я проводил время с женщинами за деньги, те дамы не были моими. Мне не нужно было переживать из-за того, что я потеряю их, потому что у меня их и не было. Понимаешь?

— Думаю, да, — она пыталась скрыть изумление в голосе.

— Когда я увидел тебя с тем мастером стекла, я хотел оторвать ему голову. Он трогал тебя, и хоть я не имею права тебе указывать, что делать, я хотел закинуть тебя на плечо и запереть подальше от всех глаз. Я не привык к такому, Сирша.

Она смотрела, как он пытался подобрать слова. Они срывались с его губ так быстро, что она едва понимала их, но это не имело значения. Она ощущала слова, задевающие ее разум, покалывающие на ее спине.

Он переживал. Так сильно, что от этого менялся, и он не мог этого понять.

Но она могла справиться с этим.

Сирша встала на носочки и прижалась губами к его губам. Поцелуй был скромным и нежным, сладким, как все, что она делала.

— Все хорошо, — прошептала она. — Все прощено.

— Да?

— Я не могу долго на тебя злиться, Манус. Я пересекла моря ради тебя, ничто этого не изменит.

Его ладони скользнули по ее спине, касаясь ребер так нежно, что она чуть не заплакала.

— Чем я тебя заслужил?

— Порадовал божество.

— Точно. Ведь у тебя такое большое сердце, что может исцелить раны в моем, — он склонился и целовал ее, пока она не поджала пальцы ног.

Она любила этого мужчину. Любила до боли, так сильно, что переживала за свою душу.

8

Цена золота

Сирша сонно открыла глаза. Она смотрела на потолок, пытаясь понять, что происходило.

Они какое-то время жили в лачуге, но теперь она была голодна. Прошлой ночью Манус покачал головой, когда она попросила немного хлеба. Он дал ей воду и укутал в одеяло на кровати.

— Вода наполнит желудок, — пробормотал он. — Я попытаюсь что-нибудь придумать, пока ты спишь.

Но лучше не стало. Ее желудок урчал, словно хотел съесть тело вместо еды. Было так больно, что она переживала, что это убьет ее.

Что ее разбудило?

Сирша подвинула ноги и задела теплый вес.

— Манус, — сказала она. — Ты вернулся?

— Я надеялся уберечь тебя, — ответил он.

Она склонила голову. Он сидел, уткнувшись лицом в ладони, едва умостившись на кровати. Его спина была плавно изогнута от стыда и поражения. Она ощущала эмоции в воздухе, такие густые, что ей было тяжело.

— Ты не нашел еду.

— Нет работы для мужчины, который был рожден моряком. Они все меня знают. Я не могу работать на ферме, в магазине, у меня нет никаких навыков.

Она потерла ладонью его спину.

— Тогда мы найдем другой способ.

— Есть только этот, и я не хочу просить тебя рисковать собой.

— Рисковать? Из-за чего?

Он повернулся, взял ее за руки и кашлянул.

— На острове ты приносила мне золото и кристаллы. Находила красивые монеты и считала их неважными. Но тут они важны. Так мы платим за еду, напитки и вещи.

— Я понимаю, что такое деньги, Манус.

— У меня нет денег, — его щеки покраснели. — Думаю, я настолько беден, что смерть близко. Я потратил все, что имел, и не могу никак пополнить припасы.

Сирша моргнула, огни вспыхнули в голове.

— Ты хочешь, чтобы я нашла больше золота.

— Это возможно? Тут вряд ли разбивалось много кораблей.

— Корабли разбиваются всегда. Но, Манус, под водой не просто опасно. Смертельно опасно. Если меня увидят твои люди…

— Не увидят. Я им не позволю. Мы возьмем лодку, отплывем от берега, и никто не будет знать, что ты делаешь, пока мы не вернемся. А потом скажем, что это твое наследство.

— Мое «что»? — в смятении склонила голову она.

— Обычно у женщин есть приданое, когда их выдают замуж. У многих тут это скот, но все уже думают, что ты аристократка. Так что никого не удивит, что у тебя есть деньги.

Его глаза пылали, словно от лихорадки. Она еще не видела его таким. Даже на острове, когда она приносила ему горсти украшений и бесценных камней.

Ее могла найти ее семья, в этом крылась опасность. Но вряд ли они забрались бы так далеко на север. Ее могли заметить акулы и разболтать. Но это не было концом света.

— Можно лишь один раз, — сказала она. — Как только моя семья узнает, где я, я не смогу вернуться в воду.

— Они разве еще не узнали?

— Вряд ли, — она надеялась на это. Ее ноги уже зудели от отчаянного желания освободиться от оков человечности. Сирша хотела ощутить воду, стекающую по ее коже. — Мы бы их уже увидели.

Дом был близко к воде. Русалы могли выйти к нему, и их сила на суше потрясла. Раз на них еще не напали, отец не знал, куда уплыла Сирша.

Манус сжал ее ладони.

— Ты спасешь нас. Понимаю, я прошу о многом, но, Сирша, мы будем обеспечены.

— Сколько нужно достать?

— Всего раз? Уверена?

Она кивнула.

— Тогда то, что сможем найти. Все. У меня есть несколько друзей с лодкой, мы сможем заплатить им, чтобы они молчали.

— Манус, — она облизнула губы. — Где мы это осуществим? Тут везде опасно.

— Я придумаю. У меня были друзья в высоких местах, хоть они не признаются, что знают меня. Когда у нас будут деньги, люди нам помогут. Нам просто нужно их добыть, — он поднял ладонь и провел пальцами по ее челюсти к волосам. — Ты сделаешь это?

— Если ты этого хочешь.

— Я хочу заботиться о тебе. Я хочу дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь, но я не могу сделать это один, моя жемчужина, — он потянул ее за шею, прижался лбом к ее лбу. — Ты — спасение, Сирша.

Она не ощущала себя так. Все ее тело болело от голода, и он был не в лучшем состоянии. Щеки Мануса были впавшими, было видно ребра, и он двигался медленнее обычного. Им нужно было что-то менять.

Пришла ее очередь спасать их.

Она свесила ноги с кровати, сжала его плечо для равновесия.

— Мне нужно быть подальше от кораблей, и даже так нужно, чтобы никто меня не увидел.

— Я добуду лодку. Готовься.

Они помогли друг другу встать, и Манус поспешил к двери.

Сирше не нужно было готовиться. Ничто не поможет ей в океане. Острые ножи в углу были хороши для еды людей, но не помогли бы против акул или косатки.

Она прикусила губу и сцепила пальцы. Была ли это хорошая идея?

Многое могло пойти не так. Многое могло случиться под поверхностью, где Манус не видел ее. Если ее найдет ее семья…

Нет. Она не давала себе так думать. Отец точно отправил за ней всех русалов, кого мог. Она не была особенной, но предала его во всем. Если он узнает, где она, не уймется, пока не вернет ее на глубины, заперев на всю жизнь.

Дрожь пробежала по ее спине. Она не могла допустить такое. Воды тут были холодными, поток — сильным. Русалы не смогут ее найти.

— Я могу это сделать, — прошептала она.

Послышался топот ног, дверь открылась, и стало видно исхудавшего Мануса.

— Готова?

Она кивнула.

— Тебе не нужно переодеться?

Сирша посмотрела на свое простое голубое платье и пожала плечами.

— Все равно слетит.

Его рот раскрылся на миг, но потом опомнился.

— Точно. Как быстро я забываю, что ты — не человек. На миг я стал переживать, что ты замерзнешь.

— Вода — мой дом, Манус. Там я не ощущаю холод.

Он взял ее за руку и повел из хижины. Древняя лодка была привязана к пристани старой веревкой. Выглядело опасно, хотя за себя она не переживала. Сирша могла выжить, но Манус был уязвимым в океане.

— Это безопасно? — спросила она, шагая по пристани. — Так выглядит, словно ее давно нужно было выбросить.

— Я бы не поплыл на этом в открытое море, но у берега безопасно. Дай руку.

Сирша взяла его за руку, и он опустил ее в лодку. Она подогнула ноги под себя, пригладила юбку и смотрела, как он забирается следом.

Весла поднялись и беззвучно опустились в воду. Каждый взмах поднимал капли, что падали на спокойные воды бухты. Вода была розовой, солнце поднимало голову и целовало небо.

Она думала, что волны были спокойными, но ошибалась. Они задержали дыхание, ждали, когда она опустит пальцы ног в воду. Русалка возвращалась в объятия своей великой матери. Океан знал, что она делала, и следил за ней серьезным взглядом.

Манус направил их лодочку среди кораблей с обвисшими парусами, мимо морских котиков, выглянувших из воды. Стеклянные глаза смотрели на нее, и Сирша ощущала, как ее душа взлетала.

Она скучала по этому. Мир под волнами был редким и прекрасным, и было больно покидать его.

Стражница была права. Без океана она едва дышала. Жизнь была тусклой и бесцветной.

— Сирша, — его низкий голос отвлек ее от мыслей. — Тут подойдет.

Она посмотрела на него, и мир расцвел красками. Может, она никогда не поймет, что в нем звало ее, но его существование было зовом сирены, которому она не могла сопротивляться. Он был цветом, жизнью и магией в одном существе, и это было непонятным.

Теперь она нырнет в воду и рискнет жизнью, чтобы сохранить его жизнь. Кивнув, она потянулась к краю платья, но замерла, когда он сжал ее запястье.

— Просто… — он запнулся. — Будь осторожна.

— Я постараюсь. Океан не самое безопасное место.

Он прикусил губу.

— Вернись ко мне.

Он думал, что она покинет его? Сирша не могла бросить его, как бы ни хотела вернуться домой. Она не выжила бы без другой части души.

Она прижала ладонь к его щеке.

— Я всегда буду к тебе возвращаться, mo ghaol. Не бойся.

Моя любовь.

Не стоило так говорить. Ее сердце уже было в опасности с Манусом. Он владел ею так, что Сирша переживала, что пропадет. Но это было правдой.

Любовь к нему ярко сияла в ее груди, он должен был заметить. Судя по потрясению на его лице, он и не догадывался.

— Стоило сказать это раньше, — прошептала она. — Может, совсем по-другому. Я не имела в виду, что это прощание. Надеюсь, ты знаешь.

Он молчал. Он ошеломленно глядел на нее, и ей от этого было не по себе.

Сирша глубоко вдохнула и сняла платье через голову. Голубая ткань упала на колени Мануса, легкая, как перышко. Сирша не мешкала. Она нырнула в воду, описав дугу, не оставив ряби, когда пропала под волнами.

Счастье, такое яркое, что было почти больно, охватило ее тело. Оно покалывало на макушке, когда волосы поднял поток. Оно пробежало по ее спине, соединило ноги, но без страданий. Она ощущала только эйфорию, когда чешуя замерцала на хвосте.

Ее хвост был сильным. Он двигался от малейшей мысли, нес ее по ледяному океану. Она опускалась все ниже, вытянула руки, чтобы океан мог лучше гладить ее тело. Тут было ее место. Тут она родилась, и она отчаянно скучала. Она не понимала, что от этого была несчастна.

Пузырьки смеха вырвались из ее рта. Дом. Она была дома.

У дна Сирша замерла и взглянула на поверхность, где одинокая лодка покачивалась среди волн.

Было сложно помочь обеим душам. Они оба хотели свободы океана и соленого воздуха. Они оба были скованы цепями. Он — от желания богатства и комфорта, она — от желания безопасности и любви.

Ее мысли стали мрачными. Если бы она могла спасти их обоих… Но она могла пока лишь принести им золото.

Хотя она понимала, что это не поможет. От этого будет только больше проблем.

Деньги были опасны для людей. Она видела, как они тратили много монет на рынке, торговались, покупали то, что им не нужно было. Но всегда тратили деньги.

Ее жабры раскрылись. Она напоминала себе, что теперь было так.

Она повернулась, поток понес ее, куда хотел. Потонувшие корабли всегда оказывались в одном месте. Океан двигал кусочки головоломки под волнами, куда хотел.

Острый камень торчал из дна океана, обрамленный длинными водорослями, что почти доставали до поверхности. Тут было не так много жизни, как в ее доме. Несколько рыб пронеслись мимо, задели ее бока, но не было толком китов или дельфинов.

Медуза коснулась ее головы длинными щупальцами. Ток вызвал у нее смех, она отогнала медузу.

— Иди, — рассмеялась она. — Я не твое угощение!

Медуза явно обиделась и хмуро уплыла.

Сирша устремилась сквозь воду. Она вытянула руки, кружась. Она обожала так плавать, и дельфины любили за ней наблюдать.

Тут пока не было дельфинов. Она слышала эхо из смеха издалека. За ними печально вскрикнул кит, и вдруг стало тихо.

Вдали виднелся корабль. Он был тенью со сломанными мачтами, но она помнила его по своему пути сюда. Он прятался чудищем в глубинах.

Сирша не знала, как давно он затонул. Кусков не хватало по бокам, их украли океан и морские существа. Трещина тянулись в центре, и из двух половин высыпались золото и камни.

Она еще не ощущала себя неловко возле разбитого корабля. Корабли были мертвы — воспоминания, а не вещи.

Этот пел так, как ей не нравилось. Потоки несли забытые вопли и крики боли. Души умирающих остались с этим существом из дерева.

Она замерла в мутной воде. В глубинах что-то двигалось? Она не могла разобрать существо, но точно заметила плавник. Таких существ она еще не видела.

У корабля ждали сундуки, полные золота. Видимо, выпали, когда корабль треснул. Она могла подплыть и забрать, сколько удержит.

Хоть Сирше нравилось снова быть собой, она не хотела тут задерживаться. Тут было страшно и слишком опасно.

Она прижала ладони к животу и поплыла вперед. Медленно, чтобы не спугнуть то, что было в глубинах.

Древние паруса неподалеку трепетали от потоков. Она могла сделать из них сумку для золота. Путь с таким весом будет долгим, но зато она управится за один раз. Стиснув зубы, она потянула за ткань, скованную илом и грязью. Оторвался небольшой кусок, но и он подходил.

Сирша замешкалась. От страха желудок сжался, она чуть не согнулась от боли.

Она устремилась вперед, сунула горсти монет в центр паруса. Она завяжет его потом, но ей нужно было спешить. Тревога давила на ее плечи, впивалась в череп.

— Кроха пожаловала в гости? — голос донесся из останков корабля. — Русалка?

Сирша застыла, монеты высыпались из ее охапки на дно. Она смотрела на тени в корабле. Там могли быть щупальца? Она не знала существ такой формы. Это было чудище, о котором фейри давно забыли?

Сияющие желтые глаза открылись, потом еще одни, и вскоре множество желтых глаз уставилось на нее из кишащей тьмы. Тела извивались массой. Угри были связаны друг с другом, собраны так тесно, что Сирша не могла понять, где заканчивался один и начинался другой.

— Не ответишь? — спросил голос. — Я хочу услышать голос милой русалочки.

Она поежилась.

— Я говорю только с теми, кого вижу. Кто ты?

— Ты хотела спросить, что я, верно?

— Редкие существа обитают на таких глубинах. Мне интересно, что ты такое, но я не хотела оскорбить.

— Двигайтесь, милые.

Угри недовольно извивались, щелкали пастями, пока не раскрылись посередине, как занавес. Сирша все еще не видела сквозь тени, но там кто-то прятался. Что-то смотрело на нее из мрака.

Появилась бледная ладонь. Она сжала угря. Острые кости выпирали под тонкой кожей. Существо выбиралось из дома с гнездом угрей, раскрывая длинные белые волосы и тело, которое смутно напоминало человеческое, но было слишком худым.

Оно ползло по телам угрей, кряхтя, соскользнуло на дно и поднялось на руках.

Сирша слышала о таких существах, но только в легендах. Банши оставались на суше. Они выли, предупреждая о смерти. Их крики можно было услышать рано утром или в отчаянной тьме ночи.

Они не должны были тонуть. Они не могли умереть, но и не могли находиться вечно на дне океана, словно изгнанные туда.

Эта женщина совершила нечто ужасное, раз ее так наказали. И это явно была женщина, Сирша видела, как обвисла кожа там, где раньше были изящные изгибы.

Ладони с когтями впились в грязь.

— Зачем ты тут?

— Я хочу немного твоего богатства, благородная дева, — Сирша поклонилась, как могли редкие русалки.

— Моего богатства? Зачем русалке такое? — банши поднялась на четвереньки, а потом встала. Она была высокой. Наверное, на суше она была красивой.

— У меня есть возлюбленный. Человек хочет жить в комфорте.

— Люди лишь занимают место. Они прогнали нас с наших земель, превратили нас в зверей, которые питаются их объедками.

— Он не такой, как остальные, — Сирша сцепила пальцы.

— Они все одинаковые, дитя, — банши укоризненно посмотрела на нее. — Не закрывай глаза на их изъяны.

— Я люблю его, — выпалила Сирша. — Всем естеством.

— Любишь? Любовь — выдумка, фейри не умеют любить.

— Думаю, мы можем. Нам долго говорили, что такое только для людей, и мы забыли, что это возможно. Это сильно. Я ощущаю пальцами, — она вытянула ладони, словно они могли сиять от сильных эмоций. — Он — все для меня.

Банши цокнула языком. Звук вылетел пузырьком из ее рта и лопнул с эхом.

— Я видела таких фейри, как ты. Истории заканчивались плохо.

Любопытство впилось в Сиршу. Она сжала золото, а потом прошептала:

— Что с ними случалось?

Улыбка появилась на лице банши. Улыбка была кривой и исполненной голода так, что Сирша отпрянула.

— Они умерли, — ответила фейри. — Они привязали себя к людям, чья жизнь однажды кончится. Ты знаешь, что они живут всего пятьдесят лет или около того? Сто, если повезет, но то редкие случаи. Люди хрупкие. Один миг они с тобой, а потом? — банши щелкнула пальцами. — Угасают, как свеча.

— Фейри умерли? — спросила Сирша. — Как это? Они могли вернуться в свои дома, откуда прибыли. Их семьи прогнали их?

— О, ты такая милая, — угорь отцепился от остальных и обвил плечи банши. — Они умерли от разбитых сердец. Фейри любят всем естеством, ты сама это сказала. Он теперь часть тебя, свет, что ведет тебя. Как думаешь, что будет, когда он умрет?

Она о таком не думала. Манус всегда сиял жизнью, с чего ему умирать?

Но однажды это случится.

Сирша ощущала себя глупо. Она должна была понимать, что он умрет, и к чему это приведет. Полюбив человека, она сократила себе жизнь.

Банши пронзительно рассмеялась.

— Ты не знала? Или не думала, что такое будет. Русалочка, нужно быть ужасно глупой, чтобы связать себя с тем, чье время ограничено.

— Нет, — Сирша покачала головой. — Я не пожалею о своем решении. Я люблю его, и жизнь без любви бессмысленна. Я предпочту короткую жизнь с ним, чем долгую одной.

Другая фейри повернулась спиной к Сирше. Ее спина была прямой, длинные белые волосы окружали ее, потрескивая током. Угорь обвил ее руку, посмотрел холодно на Сиршу.

— Я… — Сирша кашлянула. — Я не хотела оскорбить, дева.

— Оскорбила.

— Я часто не так подбираю слова. Мне стоит научиться думать, а потом говорить.

— Стоит, — банши подняла ладонь, ее плечи были странно напряженными, тело не двигалось. — Бери, что хочешь, и уплывай.

Сирша связала парус, набила его до краев. Она закинула сумку на плечо, кряхтя от веса, но не желая давать банши время передумать.

— Спасибо, — тихо сказала она.

— Ты — проклятая фейри, — ответила банши. — Твой человек с душой, ты знаешь. Я их видела. Белые эфемерные штуки летают по нашему миру вечность. А ты?

Сирша попала в плен черного, как бездна, взгляда. Банши сияла, ее волосы источали свет, который озарял корабль и его тени. Тысячи угрей извивались, скаля зубы.

Банши оскалила свои зубы, указала на угрей.

— У тебя нет души, ведь ты — фейри. Ты умрешь и станешь морской пеной, и никто тебя не спасет. Помни это, возвращаясь в свою теплую кровать.

Ее охватили непонятные эмоции, Сирша бросилась прочь от проклятого разбитого корабля. Банши была жестокой, одинокой, устала после многих лет изгнания. Ее слова должны были ранить.

К сожалению, они преуспели.

Сирша ощущала сомнения, впивающиеся в ее плоть, в ее решимость. Они пробивали дыры в будущем, которое она видела для себя, расплетая его на нити.

Смерть? Она и не думала о таком. Фейри не переживали из-за смерти. Они были почти бессмертными, если не погибали в войне. Русалок почти не трогали хищники, и они могли прожить тысячи лет. Она знала тех, кто был старым, как океан.

Она поежилась. Манус состарится, как все люди. Они становились слабее, уставали, смерть забирала остатки их жизни.

Связав себя с ним, она дала себе такую же судьбу. Она состарится, устанет и будет ощущать такой голод, от которого все тело болело.

Усталость от борьбы с тяжелым мешком золота посылала ток от ее живота до макушки. Не думая, она схватила ближайшую рыбу и впилась в нежную плоть на боку зубами. Рыба тут же перестала извиваться от такой атаки.

Она не могла перестать есть, пока не остались только кости. Только тогда она поняла, что убила рыбу.

Когда-то она встретит существо, что сможет убить ее. Будь то банши, воющая в ночи, или сама Морриган, или беспечный человек. И однажды она угаснет.

— Нет души? — прошептала она в полумраке океана.

У нее не было души? Она ощущала себя как человек, так было всегда, значит, там что-то было? Она была фейри, которая могла любить. Это должно было считаться перед богом людей.

Еда придала ей сил, она устремилась к поверхности. Парус впивался в плечо, оставляя красные следы, которые будут заживать днями. Сирши стиснула зубы и искала лодочку Мануса.

Она была почти там же, где и до этого, чуть подвинулась от волн и потоков. Силуэт был темным, как тени на глубине, но наполненным жизнью, которую она видела сквозь дерево.

Он склонился над краем, сильные ладони сжимали борт, он пытался увидеть ее в воде.

И все встало на места. Ее страхи отступили от такой сильной любви, что она обожгла ее легкие, жабры широко раскрылись.

Это того стоило — потерять бессмертие, ощущать страх грядущего. Это того стоило, ведь она знала, что он существовал, ощущала эту яркую и чистую любовь.

Воздух целовал ее щеки, она всплыла, свет солнца плясал на ее лбу. Сирша выдохнула, закрывая жабры на шее. Она охнула, подняла руку, закинула ее на край лодки.

— Манус, — позвала она. — Прошу, забери это.

— Сирша?

Любимый склонился к ней, глядя на нее с непонятным выражением лица.

— Тяжелое, — она подняла плечо, показывая самодельный мешок. — Бери. Думаю, я взяла достаточно.

Он поднял мешок, сунул в центр лодки и склонился к Сирше.

— Иди сюда, — пробормотал он. — Я тебя держу.

Манус сунул ладони под ее руки и легко вытащил ее в лодку. Его бицепсы двигались, солнце блестело на карамельной коже. Но тепло в его глазах заставило ее вздохнуть от счастья.

— Постой? — сказала она. — Подержи меня над краем, пожалуйста.

— Зачем?

— Мой хвост сползет, и нам не нужно это в лодке, — слизь была неприятной. Она не знала, удастся ли оттереть ее от досок.

— Ах, — пробубнил он.

Его руки подняли ее, и она прильнула к его груди. Он прижался подбородком к ее плечу, пока они смотрели на восход солнца.

— Манус? — позвала она.

— Что такое, моя жемчужина?

— Я рада, что я тут.

Он не спросил, было ли опасно под волнами. Он явно ощущал ее дрожь, видел страх в ее взгляде, понимал, что она не хотела озвучивать ужасы. Но он держал ее, прижимая к сердцу.

— И я рад.

— И однажды… — она глубоко вдохнула. — Когда мы постареем и устанем, я буду вспоминать этот миг, зная, что поступила правильно, выбрав тебя.

Он сжал ее талию, выражая мало эмоций словами. Но он понимал ее. Она была в этом уверена.

— Хорошо, — сказал его баритон ей на ухо. — Потому что ты будешь для меня королевой.

* * *

— Так где мы? — спросила Сирша.

Она смотрела на большое здание, стараясь не бояться горгулий у входа. Каменные ступени ощущались странно под босыми ногами. Манус говорил, что ей нужна обувь, но никто все равно не видел ее ноги. Платье, которое он надел на нее этим утром, доставало до земли. Разве кто-то станет заглядывать под ее платье, чтобы проверить?

Он ворчал, но не стал ей мешать ходить босиком.

— Это поместье О’Салливанов. Это старая семья, они жили тут веками.

— И что мы у них попросим?

— Он управляет банком. Они смогут помочь нам сохранить эти богатства.

— Да? — Сирша посмотрела на Мануса. Она ощущала, что он нервничал. — Ты не кажешься таким уверенным, как мог бы быть.

— О’Салливан не очень-то меня жалует.

— Почему?

Щеки Мануса покраснели.

— Я спал с его женой.

— Не вижу во сне проблемы, — от его выражения лица она кивнула. — А. В этом смысле.

— Многие мужчины не любят, когда другие так близко знают их жен.

— Тебе понравилось бы, если бы другой мужчина так меня знал?

Он застыл с ладонью у двери. Он опустил брови, выпрямил спину, напряжение разошлось от его спины к плечам. Сирша смотрела, как его поднятая ладонь стала кулаком, костяшки побелели.

— Я убью любого, кто так тебя коснется.

— Думаешь, и он такое ощущает? — она источала невинность, глядя на него большими темными глазами.

Сирша знала, что делала. Манус плохо думал о людях при встрече. Он бывал жесток порой, осуждал себя. Она смягчала его словами или состраданием.

Манус покачал головой.

— Вряд ли он может убить. Это замарает его руки, а он слишком нежен для такого.

Он постучал в дверь три раза и отступил на пару шагов.

Сирша не знала, почему Манус так нервничал. Его пальцы стучали по штанинам, и он ощущал себя неловко в тесном черном костюме, который едва налез на него. Ее желтое платье было тесным на талии, мешало дышать. Но почему-то он настоял, что нужно так одеться.

В этом не было смысла. Зачем носить одежду, которая не нравится? Почему им не могло быть удобно, как всем?

Но так жили люди, и ей нужно было научиться и этому.

Дверь приоткрылась, появилось хмурое лицо. Мужчина смотрел на них пару секунд и стал закрывать дверь.

Манус прыгнул и сунул ногу, чтобы помешать.

— Я тут к О’Салливану.

— Господин не принимает посетителей.

— Он поговорит со мной.

— Не думаю, сэр. У вас назначено?

Рыча, Манус прижал плечо к двери и толкнул. Сирша слышала, как мужчина отпрянул, ударился обо что-то твердое и выругался.

— Вы не имеете право проходить в этот дом силой…

— Сюда могу. Скажи ему, что я тут.

— Манус, — возмутилась она, но поздно. Мужчина уже напрягся, фыркнул и пропал за углом. — Может, мы будем добрее к бедному мужчине?

— Он работает на О’Салливана, так что видал хуже.

— Уверен? Он был напуган, а я не хочу никому вредить.

Манус погладил челюсть пальцем.

— Я разберусь, моя жемчужина. Это мой народ, не твой, и я знаю, как они работают. Идем со мной.

— Куда?

Он не ответил. Манус взял ее за ладонь, опустил ее руку на свое предплечье. Они вместе прошли по коридору в широкую комнату с диванами. Сирша озиралась на яркие пятна цвета, резные кресла и большое изобретение в конце, что выглядело как крылья на шнурках.

Под ногами был толстый ковер. Она не узнавала узор. Оранжевый, красный и желтый, он добавлял месту красок, делал комнату уютнее.

— Что это? — она указала на странное творение в углу.

— Это арфа. Мы играем на ней музыку.

— Я видела такое на дне моря. Нити всегда были разорваны.

— Струны.

— Хм? — Сирша посмотрела на него с вопросом во взгляде.

— Это не нити, а струны. Можешь коснуться, если хочешь.

— Не могу. Это не мое, — но она отчаянно хотела. Ее пальцы уже покалывало от мысли. Как она звучала? Печально, как песнь кита? Или высоко, как смех дельфинов?

— Мы тут гости. И у нас достаточно денег, чтобы заплатить, если ты ее сломаешь.

Она хотела покачать головой, заявить, что она взрослая и может подождать, пока хозяин дома не даст ей разрешение, но струны сияли, и золотой изгиб арфы звал ее как сирена. Она сдалась покалыванию пальцев.

Сирша прошла по ковру и обогнула арфу. Она робко протянула палец и задела струну.

Цельный звук донесся от инструмента, наполняя комнату трепетом крыльев бабочки. Глаза Сирши расширились, и ее душа взлетела вместе с потрясающим звуком. Ее грудь и болела, и показалась свободнее.

— Тебе нравится? — спросил Манус.

Она подняла голову, поймала его благоговейный взгляд. Он смотрел на нее, словно она была из магии. Может, так и было, потому что она сыграла этот звук снова и ощутила себя как богиня.

Она опустилась на стул за собой, подвинулась к арфе. Она редко могла так экспериментировать с музыкой, и такой шанс был как дар. Сирша хотела использовать каждый миг.

Ее пальцы танцевали на струнах, создавая разные мелодии, дрожащие и величавые. Когда она поняла, какие звуки издает это странное творение, она поняла, как воссоздать музыку в голове. Она играла колыбельную русалки, песнь кита, вой рыдающей матери и вздох новой невесты. Струны гудели под ее пальцами, прося ее продолжить.

Она замерла. Музыка осталась в ней, не хотела освобождаться. Пока что. Она ждала, чтобы в тишине появился новый звук.

Гулкий голос нарушил спокойствие.

— Браво! Чудесно, моя дорогая девочка.

Она вскинула голову так резко, что шея хрустнула. Мужчина стоял на пороге, такой большой, что занимал все пространство. Его живот выпирал перед ним, рубашка натянулась. Странные кудрявые волосы были над его губой, почти касались сдвинутых бровей.

Он прошел в комнату, Сирша смотрела на удивительно тонкие ноги. Они не подходили к его телу. Может, и он был фейри, ведь странно, что он стоял с таким животом.

Сирша встала, держась за арфу, и сглотнула. Она хотела извиниться, но не могла произнести слова. Музыка была такой красивой, наверное, самым невероятным, что она испытала на суше. Она не могла извиняться за то, что нашла ее.

О’Салливан помахал удивительно маленькой ладонью в ее сторону.

— Прошу, милая, присядь. Такой талант нужно наградить. Манус, я был готов выгнать тебя, но ты привел ко мне чудесное создание.

Сирша сглотнула и посмотрела на Мануса, тот явно сдерживался с трудом.

— Вряд ли ты мог бы меня выбросить, О’Салливан.

— Да? Давно мы не общались, Манус, но я уже не бедняк. Пришел за моей женой? — О’Салливан посмотрел на Сиршу недовольно, и она поежилась. — Можно и обменяться.

— Не смотри на нее.

— Почему? Ты не можешь иметь такую красоту. Она безумна, если тратит время на такого, как ты.

Сирше не нравилось, куда шел разговор. Кашлянув, она обошла арфу и встала рядом с Манусом.

— Лорд О’Салливан, да? — спросила она.

— Вы милая. Я не лорд, дорогая, но ценю комплимент.

Сирша опустилась в реверансе, как ее научил Манус, и затаила дыхание. Он объяснял, что женщины редко говорили, пока к ним не обращались. С этим она была знакома.

Русалы были как этот странный мужчина. Они срывались рядом с другим мужчиной. Они хотели быть больше, сильнее, опаснее в океане, как бы ни выглядел другой.

Она могла это вытерпеть. Такое она понимала и узнавала.

— Спасибо, что простили нас за грубый вход в ваш дом, — сказала она медовым голосом. — Роскошь этого поместья делает вас достойным титула лорда.

О’Салливан рассмеялся.

— Где ты нашел эту маленькую актрису, Манус? Она впечатляет. Встань, милая. Ты напомнила мне о роли джентльмена, за это я благодарен.

Она выпрямилась и улыбнулась мужчине.

— Спасибо. И если вы не против, я буду обращаться к вам так же, как мой муж.

Его брови уползли к волосам.

— Муж? Боже, что ты наделал?

Манус хмыкнул.

— Сложно представить?

— Да, если честно. Я не думал, что ты привяжешь женщину к себе до конца ее жизни, еще и такую изысканную. Что ты сделал с бедной девочкой?

— Ничего!

— Уверен? Ни одна женщина в здравом разуме не станет жить с тобой…

Сирша шагнула вперед и опустила ладонь на предплечье О’Салливана.

— Прошу, простите за прямоту, но я была бы рада прогуляться по вашему дому, О’Салливан. Я слышала много историй о роскоши в нем, и я хотела бы повидать все сама. Вы придумали этот чудесный дом?

Он лепетал, рот раскрылся, пока он пытался ответить ей:

— Я-ну-нет. Мы наняли команду мастеров, они все построили.

— Но вы точно управляли. Я вижу в этом здании всюду ваш разум!

— Да? — его усы дрогнули.

— Точно. И я хотела бы встретить женщину, что завладела вашим сердцем. Мы можем ее встретить? Можете рассказать мне о вашем доме по пути.

— Манус? — О’Салливан оглянулся поверх ее головы. — Или она чудесная актриса, или ты поймал себе ангела. Но мне не по себе.

— Она так влияет на людей.

— Идем, милая, — сказал он, похлопав по ее ладони на своей руке. — Я проведу вас по дому, и мы встретим мою жену. Я не знаю, захочет ли она снова видеть твоего мужа, но мужчинам нужно обсудить дела.

Она улыбнулась.

— Спасибо, О’Салливан.

— Рано благодарить. Я еще не согласился на просьбу вашего глупого муженька.

О’Салливан вел их по дому, останавливаясь местами и сообщая, где он помогал в создании, и в чем он еще проявил себя в доме. Она знала, что он пытался впечатлить ее, и у него получалось.

Она смеялась весь путь до небольшой гостиной. Было легко притворяться такой, кто успокаивал тревоги людей. Она ненавидела каждый миг.

Жена банкира была тихой женщиной, ее улыбка, казалось, вот-вот разобьется. Она сидела на диване с чашкой чая в руке, дрожащие ладони опустили чашку на блюдце со звяканьем.

— Муж?

О’Салливан взмахнул рукой.

— Да, милая, я знаю, что Манус тут.

— Кто с тобой?

— Его жена, — он подвинул Сиршу, указал ей садиться рядом с его женой. — Это Дейрдре, моя любимая жена.

— Рада знакомству, госпожа.

— Она прямолинейная, да? — Дейрдре взглянула на мужа, а потом на Мануса.

Сирше не нравилось, как одобрительно расширились глаза другой женщины. Ревность горела в ее груди. Эта женщина знала Мануса близко. Он убил бы мужчину, так узнавшего Сиршу.

Почему он не подумал, что она захочет убить женщину рядом с ней?

Манус прошел за О’Салливаном в другую часть комнаты, принял бокал с янтарной жидкостью. Дейрдре не сводила с мужчин взгляда.

Сирша кашлянула.

— Я так понимаю, что вы замужем за О’Салливаном?

— Ах.

Дейрдре посмотрела на нее пылающими глазами.

— Зачем вы тут?

— Нам нужно поговорить с вашим мужем по делу, — она повторила слова Мануса, хотя и не понимала их. — Мы верим, что мистер О’Салливан может помочь нам с вложением.

— У Мануса нет собственности.

— Теперь есть.

Вопль из другой части комнаты перебил их. О’Салливан опустил напиток на деревянный столик и закричал:

— Что? И сколько у тебя?

— Тише. Тут дамы.

— Где ты это взял? Я не помогу тебе в схеме, с которой ты обокрал человека. Или ты убил кого-то ради денег?

— Я никого не убивал, О’Салливан.

— Тогда откуда? Ты не привез деньги на корабле, это точно. Корабли не возвращались с таким большим грузом.

Мышцы дергалась на его челюсти, Манус тихо указал на Сиршу.

Все посмотрели на нее. Ее щеки пылали от смущения, но она ничего не могла добавить. Таким был план. Она была наследницей богатства, ее отец умер, и ей нужен был брак для получения состояния. Она добавила, что они полюбили друг друга, и Манус согласился.

О’Салливан кашлянул.

— Ты? У тебя деньги.

— Она наследница, — объяснил Манус. — Это деньги старой семьи, и мы не можем закопать их за хижиной. Мне нужно безопасное место, и я хотел бы купить дом, подобающий нашему положению.

— Положению? — О’Салливан почесал шею. — Прости, но я не могу принять глупого моряка как богача.

— Привыкай, старик.

Сирша встала.

— Манус, прошу. Эти люди впустили нас в свой дом и были любезны с нами.

— Он оскорбляет нас обоих.

— Пускай. Его слова не могут нам навредить. Он может нам помочь, — она сцепила ладони у груди. — Мистер О’Салливан, ваша помощь важна для нас обоих, что бы ни говорил мой муж.

— Вы хотите дом и безопасное место для богатства, — выдавил О’Салливан. — Я не думал, что этот день настанет.

— Так ты нам поможешь? — спросил Манус.

— Я не рад этому, но в окрестностях продается несколько домов. Мы можем поговорить с хозяевами, и мне придется поручиться за вас.

— И ты поручишься?

Сирша затаила дыхание, боясь, что этот мужчина и его жена прогонят их. Были другие варианты, но Манус говорил, что О’Салливан был самым надежным. Он был хорошим.

Она услышала, как Дейрдре недовольно тихо выдохнула.

Сирша сжала кулаки, напомнила себе, что она не была человеком. Русалки не опускались до уровня людей. Она терпела штормы, атаки акул, русалов. Она могла вытерпеть презрение женщины, что когда-то касалась Мануса.

Но ей хотелось напасть на Дейрдре когтями и зубами.

О’Салливан кивнул.

— Хорошо. Я помогу вам. Я хочу увидеть, куда зайдет ваша история. Это мое условие. Оставайся на связи, Манус.

— Понятно.

Они пожали предплечья, и Сирша ощутила, как узел развязался в груди. Этого он хотел, они оба этого хотели. Нормальной человеческой жизни.

Вместе.

* * *

Манус окинул все жестом, улыбаясь так, каким она его еще не видела.

— Ну? Что думаешь? Это все, о чем ты мечтала?

Сирша разглядывала бело-золотой интерьер. Она не мечтала о таком доме, ее глаза слезились. Было слишком ярко. Поверхности все отражали. И было слишком шумно.

Но как ей испортить его счастье? Манус любил этот дом, он уже позвал людей на ужин. Она не знала, что имелось в виду.

— Тут довольно красиво.

— Красиво? Есть слова лучше, Сирша! Восхитительно! Пир для глаз! — он взмахнул руками и рассмеялся. — И он наш. Ты сделала это возможным, моя жемчужина. Я не знаю, как тебя отблагодарить.

Она ничего не сделала. Она украла у банши, которой не нужны были деньги. Вина терзала ее изнутри, отрывая куски желудка.

— Манус, думаю, мне нужно прилечь.

— Погоди, — он сжал ее руки и держал перед собой. — Я не сказал тебе, что нанял работников.

— Работников? — Сирша нахмурилась. — О чем ты?

— Они будут на нас работать. Убирать в доме, ухаживать за садом, делать все, что нужно.

Он звучал так восхищенно. Она вздохнула.

— Зачем нам люди для этого? Мы и сами справимся. До этого справлялись.

— Так не делается. Знаю, тебя это путает, но ты привыкнешь. Обещаю, — он поцеловал ее лоб, задержался на пару секунд. — Иди. Служанка ждет в твоей комнате. Она поможет тебе одеться.

— Я хочу раздеться.

— С этим я могу помочь, — он улыбнулся как волк.

— Манус.

— Ты права. У меня много дел. Иди наверх. Увидимся позже.

Он развернулся и вышел за входную дверь, весело насвистывая.

Сирша хотела быть счастливой. Большой дом ощущался пусто. В комнатах ее шаги отражались эхом, и она оставалась босой, чтобы было тише. Статуи стояли в коридорах, глядя на нее с недовольными лицами пустыми глазами.

Теперь тут было больше людей? Больше чужаков будет гадать, откуда она, пытаться узнать о ее прошлом. Она не могла искажать слова и улыбаться, пока Манус объяснял, откуда она была. Ее застанут одну, и она не сможет соврать.

Она встревожено поднималась по большой лестнице и прошла по коридору к ее комнате. Она настояла, что ей хватит одной. Но ей дали несколько.

Даже двери тут были другими. На ее были вырезаны маленькие колокольчики, дверь была раскрашена от руки и украшена золотыми листьями.

Она замерла перед дверями и покачала головой. Это было слишком.

Дверь открылась, за ней стоял человек. Сирша завизжала от удивления, другая женщина охнула и выронила одежду.

— Миледи!

— Кто вы?

Женщина провела ладонью по светлым волосам и бледному платью.

— Я ваша служанка. Я думала, господин сказал?

— Господин?

Сирша покачала головой. Все менялось, и она не знала, что чувствовала.

Служанка покраснела.

— Простите, он не сообщил, что я тут буду?

— Сообщил. Просто я не привыкла к служанке.

— Не представляю. Если слухи не врут, вы заморская принцесса. Служить вам — честь для меня, миледи.

Принцесса? Это он говорил людям? Как она на такое могла ответить?

Сирша покачала головой и прошла к кровати.

— Я хотела бы отдохнуть.

— Конечно. Я отодвину одеяла для вас. Снаружи прохладно. Я могу согреть вам простыни над углями.

— Не надо. Я справлюсь сама.

— Меня наняли для этого, миледи. Позвольте помочь с платьем…

Сирша не могла это вытерпеть. Она не могла позволить, чтобы другая женщина ухаживала за ней. Она была сама на это способна.

— Прошу. Хватит.

Служанка быстро опустилась в реверансе и развернулась. Она замерла и сказала:

— Я благодарна вам и Манусу за то, что выкупили меня из борделя. Есть места, где с женщинами хорошо обходятся, но не там. Тут у меня новое начало.

Она пропала за дверью, убегая, словно за ней зналась Дикая Охота.

Сирша опустилась на кровать. Ее кости болели, сердце сжималось. Она ощущала себя древней. Не такую жизнь она ожидала. И хоть были мгновения счастья, была и постоянная река боли.

Она рухнула на спину и вздохнула.

Такой будет ее жизнь среди людей. У нее были деньги, дом, заботливый муж. Что еще она могла хотеть?

Но она думала о маленьком острове с белым песком.

9

Притворяться человеком

Сирша замерла в дальней части комнаты, сжимая бокал вина у груди. В их доме было слишком много человек.

Группы мужчин и женщин появились, услышав о новых деньгах. Ей уже сказали, что их дом возле утеса был чудесным летним домиком известного Барона. Когда его жена умерла, он все продал, ведь его горе стало невыносимым.

Они печалились из-за смерти Барона и думали, что его сын захочет выкупить эту землю. Но захотят ли они ее продать?

Она еще никогда не встречала столько грубых людей в своей жизни. Они ворвались в ее дом, говорили ей, как нужно было вести себя, одеваться, а потом уходили, словно их оскорбили.

Наконец, Сирша сдалась. Она забилась в угол с бокалом и тихо кивала тем, кто пытался с ней заговорить. Пусть считают ее неотесанной принцессой, они не посмеют пустить слухи.

Они все еще думали, что она была принцессой. И для них это было важнее ее характера.

Манус был на другой стороне комнаты, говорил с высоким мужчиной с развевающимися белыми волосами. Они размахивали руками с напитками, смеялись. Все шло хорошо, как казалось, но Сирша не знала, кем был тот мужчина.

Она не знала этих людей, но должна была принять их в жизнь без возражений.

Вино окружало ее язык сильным вкусом, успокаивая нервы.

— Я подозревал, что найду тебя тут, — голос был теплым и слишком прямолинейным для этих незнакомых людей.

Сирша проглотила вино и посмотрела на высокого рыжеволосого мужчину рядом с собой.

— Я не думала, что увижу тебя тут.

— Это удивляет? — он улыбнулся. — Я все-таки принц.

Он соответствовал титулу больше нее. Деклан был одет как мужчина его статуса. Узкий пояс, бледные кожаные штаны, черный камзол, что натянулся на широких плечах. Даже в одежде аристократа он выглядел как дикий зверь.

— Итак, — начала она, — ты наряжаешься как аристократ на земле? Разве это можно?

— Ты о чем?

— Тебя послали сюда научиться скромности. Как ты научишься, если все еще избалован?

— Я наблюдаю за ними. Люди восхитительный, их просто читать.

Она смотрела на толпу красок, гадая, что он видел. У многих людей были маски на лицах. Они говорили одно, но подразумевали другое. Они шептались за веерами, глядя на нее, но не объясняя, что привлекло их внимание.

— Не знаю, согласна ли я с тобой, — ответила Сирша. — Они прячут себя даже от тех, кого любят. Людей сложно понять.

— Становится проще со временем среди них.

— Да? Я не представляю такого. Я предпочитаю наш образ жизни.

Хищная улыбка появилась на его лице, вызывая у нее дрожь. Тревога звенела в ней. Ему нельзя было доверять, хоть в мороке он был красивым. Лепреконы были Неблагими.

Она напомнила себе не искушать его. Это было идеальное место для Неблагого разбушеваться, и Манус разозлится на нее.

Деклан протянул ей руку.

— Тебе нужно научиться их намеки. Эмоции людей легко читать по их телам. Это фейри неподвижны.

— Ты меня научишь?

— Я думал, ты не спросишь.

Она опустила бокал на столик рядом с ними.

— Как?

— Мы станцуем.

Танец. Она не понимала, с чем это поможет. Но она хотела понять их всех, не только Мануса. Она опустила ладонь в перчатке на его руку.

Деклан тут же перевернул ее ладонь и стал медленно снимать ткань палец за пальцем.

— Что ты делаешь? — охнула она. — Манус сказал, что женщине неприлично быть с голыми руками.

— Именно. Мы видим их истинные краски, когда бросаем вызов их идеалам приличия. Осмотрись, Сирша. Не так. Не глазей на людей, словно не знаешь, что я делаю, иначе нам помешают. Из-под ресниц, чтобы никто не знал, что ты на них смотришь. Хорошо. Как реагируют люди?

Она медленно выдохнула.

— Леди недалеко от нас покраснели и держат веера, чтобы говорить за ними.

— Они дико машут веерами или держат их неподвижно?

— Неподвижно.

— Хорошо, — он снял первую перчатку, сунул ее в нагрудный карман пиджака и протянул руку за другой ладонью. — А мужчины?

— Пристально следят за тобой, но не двигаются.

— А Манус?

Она подняла голову, отыскала его взглядом. Ее желудок сжался.

— Он все еще говорит с беловолосым мужчиной. Он не заметил.

Деклан снял другую ее перчатку и убрал.

— Я подытожу. Женщины хотят быть на твоем месте. Их веера не двигаются, потому что они шепчутся, как скандально то, что неженатый мужчина осмелился так трогать замужнюю женщину. Мужчины замерли, потому что завидуют. Они наблюдали за тобой весь вечер и хотели сделать так же.

— Уверен? — Сирша покачала головой. — Вряд ли я им интересна, кроме как диковинки, на которую можно глазеть.

— Тут ты ошибаешься. И я могу доказать.

— Можешь? — она посмотрела в его пылающие глаза. — Как?

Деклан не ответил. Он снял свои перчатки и протянул к ней ладонь.

— Я не могу. Это неправильно.

— Мы с тобой из другого мира, Сирша. Они не могут это понять, как и не могут понять нашу связь. Мы можем подстроиться под их обычаи или показать им танец фейри.

Она уже представляла гнев Мануса. Танец с другим мужчиной, скорее всего, тоже был запрещен. Но Деклан пел как сирена, и она отчаянно хотела следовать.

Может, потому она ощущала себя не на месте. Сирша не была человеком. Фейри не врали, не хихикали и не шептались за веерами. Они достали бы острые клинки, но она хотя бы знала об их истинных намерениях.

Сирша опустила ладонь на его ладонь.

Теплая и гладкая, как у нее, кожа нагревала ее. Деклан потянул ее в танец, высоко подняв их руки.

Веера затрепетали, мужчины опустили напитки. Никто не двигался, но было ясно, что вся толпа затаила дыхание в предвкушении. Музыка играла, другие пары танцевали, а Деклан все еще улыбался.

— Ты знал, что это их не обрадует, — пробормотала она.

— Конечно. Такие вечера можно улучшить неудобными ситуациями.

— Я не хочу создавать волны. И эта ночь с этими людьми что-то значат для Мануса.

— Манус? — Деклан шагнул ближе, музыка заиграла, и он протянул руку. — Ты про своего мужа?

— Вряд ли тут есть другой Манус.

— Ах, прости. Я забыл, что он был тут.

Слова жалили. Ей не нужно было напоминать, что ее муж еще не заметил, что она была в руках другого мужчины. И каждый поворот в комнате давал ей заметить, что он не смотрел на нее.

— Не переживай так сильно, милая, — сказал Деклан. — Мужчин так легко отвлечь.

— А фейри — нет?

— Мы не идеальны, но мы знаем, когда нужно уделать внимание спутнику.

Она вздохнула.

— Хотела бы я согласиться с тобой. Русалы не ведут себя мило с их спутницами.

— Русалы — почти не фейри.

— Они бы с тобой не согласились.

Они обошли ряд людей, ненадолго оказались в паре с другими. Она протянула руку к высокому мужчине, и тот застыл. Она ждала с ладонью без перчатки, и он не знал, что делать.

— Все хорошо, — она прошла мимо него к Деклану.

— Думаешь, они знают, что мы другие? — отметил он. — Часть их крохотных мозгов должна ощущать хищника среди них.

— Хищника? Странно ты о себе думаешь.

— Ты не согласна?

— Думаю, они боялись бы всего иного. Ты льстишь себе, думая, что это из-за нашего вида. Они нас не понимают. Если бы мы были людьми, реакция была бы той же.

— Интересно, — он нахмурился в смятении. — Я о таком варианте не думал.

— Но сказал, что умеешь их читать.

— Читать и знать — разные вещи, русалочка. Хотя я уверен, что ты скоро поймешь.

Музыка остановилась, партнеры расступились. Пока все вежливо хлопали, Деклан держал ее за руку. Он не давал ей отойти.

— Мы закончили, — сказала она. — Мне нечего тебе сказать. Спасибо за отвлечение, но я не хочу устраивать сцены.

— А ты предпочитаешь тратить время, притворяясь той, кем не являешься?

— Я не притворяюсь, Деклан. Я такая и всегда такой буду. Это не меняется от того, где я живу.

Джентльмен шагнул вперед, прижимая руку к груди.

— Миледи, все хорошо.

— Да, спасибо.

Деклан отпустил ее руку и отошел.

— Хорошего вечера, миледи.

И он ушел. Сирша хотела бы тоже не переживать. Теперь на нее смотрело слишком много людей. Она почти слышала их мысли.

Высоко держа голову, она пошла сквозь толпу к Манусу. Люди расступались перед ней. Они ничего не говорили, не пытались привлечь ее внимание. Они гадали, кем она была, слишком красивое существо. Сирша была той, кого они не могли понять.

Может, Деклан в чем-то был прав. Она пыталась подстроиться, но они вряд ли ее примут. Они всегда будут ощущать в ней фейри.

Она встала рядом с Манусом, а он не перестал говорить.

— Это будет хорошим вложением для нас обоих. Корабль будет лучше, чем мы могли мечтать. Я знаю моря…

— Манус.

— Они меня послушают. Всегда слушают, и если я буду капитаном, я учту это. Слишком много кораблей было потеряно из-за того, что капитан не уважает силу океана.

— Манус.

Беловолосый мужчина кивнул ей.

— Миледи, боюсь, мы еще не встречались.

— Нет.

Манус удивленно посмотрел на нее.

— Сирша! Прости, моя жемчужина. Я забыл, что ты тут почти никого не знаешь. Могу я познакомить тебя с капитаном Рамзи?

Она устала от знакомств. Все люди были одинаковыми, недоверчивыми и излишне любопытными. Но она расправила плечи и выдавила улыбку.

— Не узнаю имя. Вы не из этих краев?

— Моя семья отсюда, но я вырос на Карибах.

Теплые эмоции хлынули на ее голову. Она с восторгом склонилась ближе и сказала:

— Я скучаю по Карибам. Там невероятно, и вода кристально-чистая.

Капитан приподнял брови.

— Вы там были? Вы кажетесь принцессой из провинции ближе из-за вашего цвета кожи.

Она сказала что-то не то. Он смотрел на нее с подозрением, Манус покачивался на пятках. Но что не так она сказала?

Сирша посмотрела на мужа. Он не взглянул на нее, и она кашлянула.

— Я путешествовала по миру. Хоть отец не был рад, мне нужно было понять другие культуры.

Она искажала правду почти до боли. Ее язык покалывало от близости лжи, боль напоминала, как опасно она играла.

К счастью, капитану понравился ее ответ.

— Ого! Ты женился на просвещенной женщине, Манус. Это редко в этих краях.

Сирша услышала его тихий выдох облегчения.

— Да. Мне повезло найти такую драгоценность.

Капитан отправился искать свою жену. Как только он отвернулся, Манус повернулся к Сирше. Он увел ее на балкон с тенью штор и убывающей луны.

— Это было близко, — прошептал он, подведя ее спиной вперед к перилам. — Даже слишком.

— Я говорила, что нужно опасаться такого.

— Я не очень хорошо слушаю.

Сирша закатила глаза.

— Я заметила.

— Где ты научилась так делать? — он коснулся ее щеки шершавой ладонью.

— Как?

— Закатывать глаза. Ты так не делала раньше, и это явно человеческая черта.

— Фейри могут выражать отвращение или недовольство. Мы тоже закатываем глаза.

Он прижал ладони к ее лицу и погладил ее щеку большим пальцем.

— Я узнаю нечто новое о тебе и твоем виде каждый день.

— Почему ты говорил с тем капитаном о корабле, Манус?

— Почему ты танцевала с громилой из таверны?

Он ее поймал. Сирша уставилась на него.

— Думала, я не смотрел?

Манус нежно притянул ее к своей груди. Его ладони легли на ее талию, пальцы гладили ее спину.

— Я всегда смотрю. Не могу иначе. Ты выглядела как принцесса, танцуя с ним. Вы оба были как из другого мира.

Она не могла ему врать. Сирша злилась, знала, что он пытался ее отвлечь, но он заслуживал знать правду о ее жизни.

— Он тоже не человек, — исправила она. — Он изображает аристократа, но он не такой, как вы. Танцы фейри сильно отличаются от человеческих.

— Это я видел, — Манус убрал прядь волос за ее ухо и опустил голову. Он прижался лбом к ее лбу и вздохнул. — Ты сожалеешь? Что не выбрала фейри и не убежала в Иной мир?

— Жестокий вопрос.

— Потому что это правда?

— Это два несравнимых будущих. Если бы я выбрала фейри, я была бы с русалом. А если меня и полюбил бы другой, вряд ли я была бы счастлива. Фейри холодные, голодные, всегда хотят больше власти.

Его пальцы погладили ее шею сзади.

— Тогда почему ты выглядишь разочарованно?

— Люди не такие, как я ожидала. Я думала, твой вид будет честным, может, более веселым. Но ваши аристократы зловеще похожи на наших. Люди там носят маски вместо лиц. Они меня пугают.

— Как они могут тебя пугать? Ты принцесса из другой земли, наследница крупного состояния и моя жена.

Манус прижал ладони к ее спине, согревая ее тело. Он прижался к ее губам, вливая в нее любовь. Она ощутила жгучий вкус виски на его языке.

Он отодвинулся и глубоко вдохнул.

— Не танцуй со многими мужчинами, моя жемчужина. Мое сердце не выдержит.

— Твое сердце? — она погладила его уши. — Или твоя гордость?

— И то, и другое. Ты — все для меня, причина, по которой я тут, мое богатство, счастье и удача. Я не знаю, что буду делать без тебя, Сирша.

Этого было мало, но пока что хватало. Она прижалась головой под его подбородком, выдохнула с облегчением. Он переживал за нее, и она могла вытерпеть эту странную жизнь со слугами, тайнами за веерами и скрипом дома в ночи.

— Я люблю тебя, — она прижала слова над его сердцем, желая, чтобы они проникли в него и наполнили его тело магией. Его грудь выпятилась, спина выпрямилась, и она ощутила кусочек себя в его теле.

Магия русалок была слабой, по сравнению с другими фейри. Она могла лишь дать ему уверенность, здоровье и счастье, вдавив их в его кожу как щит от других.

Даже если это будет стоить ей жизни, Сирша решила защищать его ото всех опасностей мира людей.

* * *

Чайки кричали над пристанью, кружили над рубаками, надеясь на угощение. Ножи стучали по дереву, рыба била хвостом по земле. Дети бегали в толпе, пытаясь быстро украсть из карманов прохожих.

— Держись рядом, — Манус взял ее за руку. — Не хочется бегать за мальчишками.

— Это всегда мальчики? — она смотрела, как один бежал по толпе, мужчина преследовал его, громко ругаясь.

— Девочки обычно стоят на улицах и просят милостыню, и они куда милее женщин. Или… — он не сразу сказал и кашлянул. — Для бедных женщин есть другие варианты, но нам не стоит их обсуждать.

— Ты всегда так говоришь, — рассмеялась Сирша. — Словно тебя растили как лорда, а не такого же мальчишку.

— Так и было.

Она застыла.

Манус запнулся, она удерживала его руку. Он оглянулся.

— Сирша?

— Ты не говорил, что не всегда был уличной крысой. Ты шутил много раз, что родился на улице, и я… — она пожала плечами. — Я не знаю, что я думала.

— Я не был богачом или аристократом, если ты об этом.

Он попытался пойти дальше, но она потянула его за руку.

— Манус, скажи! Я хочу знать.

— Нам нужно осмотреть корабль, моя жемчужина.

— Это важно. Это часть тебя, и я хочу знать.

Мышца дергалась на его челюсти, но он сдался.

— Моя мать работала на кухне. Ее редкие знали, но она понравилась одному лакею, и появился я. Они дали ей оставаться в доме, пока я был крохой, но когда я начал ходить, они нас выгнали. И все.

— Все? — она вдруг вспомнила, как уверен он был. Манус купил их дом, даже не посмотрев его. Он называл комнаты, и ей казалось, что все люди так умеют. Она покачала головой. — Ты вырос в доме, в котором мы живем, да?

Манус облизнул губы, ему было не по себе от разговора.

— Да.

— Потому ты хотел его купить?

— Я восстановил справедливость. Теперь мне принадлежит дом мужчины, который выгнал мою мать на улицы. Если бы я мог, я похоронил бы его на заднем дворе и топтался бы по могиле каждую ночь.

Ей не нравилась эти сторона Мануса. Мрачный голос клинком впивался в ее сердце. Она знала, что их дом не ощущался безопасно и любимо. Они жили в гробнице плохих воспоминаний, прошлого, что он не мог отпустить.

Манус вздохнул.

— Не переживай так сильно. У нас милый дом, мы счастливы. А прошлое оставь в прошлом, Сирша.

— А ты можешь?

Он не ответил, вел ее по пристани к большому кораблю с чистыми белыми парусами, висящими на трех мачтах. Корабль впечатлял, и она видела такой лишь раз. Королевский корабль.

Манус раскинул руки, откинул голову и рассмеялся.

— Разве не красота? Моя жемчужина, Рамзи нам не врал. Это самое поразительное творение, что я видел.

— Корабль красивый и вынесет много штормов.

— Штормов? Даже море фейри!

— Вряд ли, любимый. Он не переживет гнев стражницы, — она встала рядом с ним и улыбнулась. — Но может унести нас далеко от берега.

— Хочешь осмотреться?

— Очень.

Она коснулась руки Мануса, и они вместе прошли на корабль.

Они почти весь день бродили по нему. Манус знал корабли как свои пять пальцев. Он указывал на трещинки, которые нужно было заполнить смолой, на отличную мебель и комфорт каюты капитана.

Это была любовь его жизни. Сирша смотрела, как он становился увереннее с каждым мигом на корабле. Его шаги стали шире, спина была прямой, он щурился и ловил взглядом все детали. Он впечатлял.

Он обвил рукой ее плечи у носа корабля.

— Видишь?

— Океан? Он красивый сегодня. Волны мягко нас покачивают, ведь знают, что ты хочешь скоро начать приключения.

— Не это, моя жемчужина.

Он указал на мачту. Корабли всегда были украшены вырезанным существом, приглядывающим за ними. Сирша восхищалась вырезанными китами, рыбами и воинами. Но в этом значения было больше.

Русалка поднимала руки к своим волосам и смотрела на океан. Ее хвост бил по волнам, хотел, чтобы океан был осторожнее с людьми на борту.

— Манус, — выдохнула Сирша. — Она прекрасна.

— Я попросил, — ответил он и сжал ее крепче. — Если у меня будет корабль, то я хочу, чтобы моя фейри все время приглядывала за мной.

— Мне нравится. Корабль прекрасен.

— Как ты.

Манус поднял ее руку над ее головой, закружил ее и поймал у своей груди, она смеялась.

— Я назову корабль «Сейрса».

— Свобода?

— Это он даст мне, моим людям и всем, кто будет на борту. И все будут знать, что корабль с русалкой помогает и позволяет всем на борту выражать свои мысли.

— Когда они узнают это?

— Как только я их найму.

Она рассмеялась. Он поднял ее над палубой и закружил, пока ее голова не закружилась. Только когда она закричала, он дал ей снова коснуться досок, притянул к себе и поцеловал в лоб.

— Спасибо, — сказал он. — Ты сделала это возможным для меня, идеальное создание. Никакое золотое в мире не может отплатить за то, что ты сделала.

— Мне нужна только твоя любовь.

Он обнял ее крепче, они вместе смотрели на море.

* * *

Гром звучал вдали, буря близилась к берегу, треща молнией. Волны с белой пеной догоняли ее.

Гул дрожал в груди Сирши, она улыбнулась. Бури были редким явлением на ее родине. Она едва слышала их шум под водой, но порой плавала к поверхности послушать могучий зов. Было красиво и страшно одновременно.

Молния вспыхнула и озарила ее комнату, ее улыбка увяла. Ее комната была одинокой, хоть и напротив комнаты Мануса. Ей не нравилось быть далеко от него, но его ответ был одинаковым. Было неприлично для их статуса быть в одной спальне.

— Так не делается, Сирша, — сказал он. — Если хотим так жить, нужно слушаться.

У людей были странные традиции. Они настаивали на браке, а потом требовали, чтобы пары оставались порознь.

Ее пальцы ног дрогнули, как было часто, когда она была недовольно. Это осталось со времен, когда ее хвост покачивался в воде, ее брат любил указывать на это. Сиршу было легко читать даже людям.

Она села в кровати, волосы спутались. Так было только в ее спальне. Служанки не выпускали ее без косы, что натягивала кожу лица.

— Хозяйка дома, — буркнула она, свесив ноги с кровати. — Они меня такой не считают.

Они считали ее необычной. Милой. Но не хозяйкой дома.

Она вряд ли справилась бы с тяжелой работой. Ее не интересовали убора и расстановка мебели.

Как женщины людей не умирали от скуки?

Но она прошла от кровати к дверям балкона. Молния ударила по океану далеко в море, но из этого дома она видела это, словно стояла рядом. Яркий свет опалил ее глаза.

Буря создавала вдов. Черные тучи угрожали кораблям. К счастью, она не видела теней на поверхности воды.

Ее ночная рубашка хлопала вокруг ее ног, обвивала их. Служанка вот-вот закричит, чтобы она надела шаль. Женщина простынет снаружи, и что сделает господин тогда?

Порой она хотела сказать им, что была фейри. Что простой холод не был угрозой. Болезни фейри сильно отличались от людских.

Сирша обвила себя руками. Она ощущала себя одиноко. Манус всегда ухаживал за ней, когда она была рядом с ним. Но в последнее время он всегда был на корабле. Он хотел, чтобы все было идеально для их путешествия.

Она понимала желание. Это был первый корабль, где он будет капитаном, а он мечтал о таком статусе с детства. Море звало его. Чем дольше он был вдали от волн, тем хуже ему было.

Волны бились об утес под ней, стонали. Звук пробежал по ее спине к черепу. Она уже хотела быть на корабле, чтобы ощутить движение воды.

Теплые ладони сжали ее плечи, скользнули по ее рукам и притянули ее к твердой груди. Мурашки побежали от шершавой кожи на ее нежной коже. Он укутал их обоих в одеяло и опустил подбородок на ее плечо.

— Ты все еще не спишь.

— Не могу уснуть.

Он хмыкнул ей на ухо.

— Ах. Буря тебя пугает? Вряд ли ты много таких видела далеко в океане.

— Нет, мне нравятся бури. Они красивые, выпускают свои эмоции. Я еще такого не встречала до них.

Молния ударила вдали. Сирша затаила дыхание, ждала гром. Тучи озарило в глубинах темной массы. Молния трещала, копилась, а потом устремилась зигзагом в океан.

— Стоило понять, что тебе понравятся бури, — Манус прижал ее к себе, потирая ее руки. — Тебе не холодно?

— Почему все у меня это спрашивают?

— Потому что им холодно, а ты стоишь снаружи почти без одежды. Они удивляются.

— Я крепче людей. Я выросла в холодных глубинах. Немного холодного воздуха — пустяки для меня.

Он рассмеялся.

— Я уже хочу послушать твое впечатление от нашей зимы. Даже глубины океана не сравнить со снегом.

Несколько крупных капель дождя упало на каменный балкон. Сирша позволила ему увести ее внутрь, хоть ей хотелось, чтобы вода плясала на ее коже. Она скучала по этому.

Скучала до боли.

Манус прижал палец под ее подбородком, приподнял ее голову, чтобы она посмотрела на него.

— Хватит думать об этом. Ты тут, со мной, и никто тебя не заберет.

— Словно не думать о своем доме.

— Теперь я твой дом. Я оберегаю и грею тебя. Я исцеляю все твои раны и вытираю слезы, — он опустил ее ладонь на свое сердце. — Ты же ощущаешь это? Тут твое место.

Сирша широко растопырила пальцы, ощущая ровное биение.

— Ты все еще переживаешь, что я уйду.

— Как не переживать, когда ты смотришь на океан так, словно я тебя украл оттуда?

— Это был мой выбор, Манус.

— И я не дам тебе забыть об этом, — яростно прорычал он.

Она как-то напугала его. Сирша позволила ему поднять ее на руки и отнести к кровати.

Мягкая перина оказалась под ее спиной, она словно была на волнах. Манус опустился следом, раздвинул ее бедра и прижался к ней со стоном, сотрясшим все ее тело.

— Я тебя не покину, — прошептала она. Молния вспышкой озарила спальню. Она озарила его силуэт серо-голубым светом, оставив лицо в тени.

Он был прекрасен, нависал над ней с понятными намерениями. Сирша не могла сказать ему, даже если бы хотела. Он был всем, о чем она мечтала, и больше.

Золотая статуя принца была воплощенным идеалом. Он был детской мечтой о будущем с фантазией и магией. Манус был настоящим, из кожи, костей и крови. Его кожа была теплой.

Он нежно провел пальцами по ее горлу.

— Разве я недостаточно тебя занял, моя жемчужина? Я купил самый большой дом, нанял слуг, тут сады и лошади, а ты прячешься в своей комнате.

— Мне не нравятся взгляды людей, гадающих, кто я. Я не могу отвечать на их вопросы.

Манус склонил голову и коснулся губами кожи за ее ухом.

— Я забыл, что ты так невинна. Моя идеальная жемчужинка, не способная врать.

Она выгнулась к его поцелую. Тепло расцветало от прикосновений, согревая ее прохладную кожу. Когда она замерзла? Это было важно? Он был печью, полной страсти.

Его ладонь опустилась по ее горлу к ключицам, легла между грудей, и он ощущал биение ее сердца.

— Ты моя, — прорычал он в ее ухо. — Моя и ничья больше.

— Я твоя.

Он вдруг оказался всюду и нигде. Его ладони скользили по ее телу, зубы тянули за ухо, бедра вжимались в ее бедра. Она извивалась под ним.

— Манус, — застонала она.

— Повтори. Снова и снова, пока не запомнишь навеки, моя жемчужина.

— Я твоя.

Ударила молния, зазвучал гром в тот же миг. Буря била по окнам, гремя ими. Серебряный свет озарял Мануса вспышками. Она следила за вспышками, словно была не в своем теле, пока он стягивал ее ночную рубашку через голову.

Шея Мануса выгнулась, он поймал зубами розовый сосок. Мышцы его спины напряглись, напоминая изгибы волн. Его пальцы впились в ноющие мышцы ее спины. Она выгнулась, позволяя ему сильнее играть ее телом.

Она потянула за его жар, ярко выраженную страсть. С каждым вдохом она все сильнее привязывалась к нему. Нити их жизней были так сплетены, что они создали лабиринт, из которого не могли вырваться.

Молния шипела. Сирша ощущала ток в воздухе, охнула, когда Манус оказался между ее ног. Его спутанные волосы щекотали ее бедра, но она не могла думать ни о чем другом, кроме ощущений, что он создавал.

Гром сотряс дом. Они могли гореть, а она и не заметила бы. Ток бежал по ее венам. Он шипел в ее голове, и она слышала только шелест волн, бьющихся об берег.

Манус скользил губами по ее телу, тепло поцеловал ее в губы.

— Ты моя.

— Твоя, — выдохнула она.

Он вошел в нее как одержимый. Она заметила сдержанное выражение на его лице в яркой вспышке света. Он отмечал ее, завоевывал, заставлял ее признать, что она была полностью его, где бы ни оказалась в мире.

Гром отозвался дрожью в ее спине, и она закричала, когда молния ударила у балкона. Комнату ярко озарил свет. Ее пират выгнулся, вонзаясь так глубоко, что Сирша не могла понять, где кончалась она и начинался он.

Они закричали вместе, как могли только влюбленные. Они вместе содрогались, соперничая своими криками с небом. Они были созданиями страсти. Даже мать-природа соглашалась, и погода отражала пылающий пожар в их душах.

Манус ласкал каждый дюйм ее тела, поклонялся ей, как богине, и наказывал ее, как рабыню. Она позволяла своим страстям вырваться наружу. Сирша молила о его ласке, шептала ободряющие слова, радостно вздыхала, когда он слушал.

Всю ночь она пыталась понять, извинялся он, уговаривал ее остаться или прощался.

Он опустился на бок и притянул ее к себе.

— Я хочу, чтобы ты была тут счастлива. Ты же это знаешь?

— Конечно, — Сирша поцеловала его потную грудь. — Я знаю, что ты этого хочешь.

Его тело расслабилось, он засыпал, и она не мешала ему.

Сирша не могла сказать ему, что, хоть он хотел ей счастья, она не могла быть полностью счастливой. Море ждало ее там, а она жила на суше.

Она сунула голову под его подбородок, прижала ладонь над его ровно бьющимся сердцем. Биение убаюкало ее, наполнило сны тихим стуком барабана, ослабив боль в груди.

* * *

Теплые губы прижались к голому плечу Сирши. Она улыбнулась, сонно понимая, кто так ее касался.

— Манус, — прошептала она. — Пора вставать?

— Давно пора, моя жемчужина.

Она медленно повернулась на спину и открыла глаза. Он сидел на краю ее кровати, одетый в мягкие штаны и белую рубаху, расстегнутую у горла. Он собрал пряди волос кожаным шнурком. Бусины на концах дредов постукивали, когда он двигался.

Сирша вытянула руки над головой.

— Куда мы идем?

— Это сюрприз.

— Сюрприз? — она зевнула. — Манус, я не люблю сюрпризы.

Он прижал палец к ее губам, глаза блестели.

— Шш, моя жемчужина. Тебе понравится. Вылезай из кровати, служанки ждут тебя, чтобы одеть.

— Я могу одеться сама.

— Но разве не забавно, когда это делают за тебя? — он подмигнул ей и встал, оставил за собой дверь приоткрытой.

Сирша закрыла лицо руками, застонав от мысли, что нужно вставать. У нее были такие хорошие сны. Волны покачивали ее тело, рыбы мелькали в ее волосах, сильный хвост направлял ее сквозь воду…

— Миледи?

Сирша опустила руки.

— Доброе утро.

Служанки прошли в комнату, одна развела огонь, другая собралась наряжать Сиршу в то, что сама выбрала. Словно Сирша была дорогой игрушкой. Они одевали ее, заплетали волосы, пудрили лицо, а потом ставили в углу гнить, а сами в это время жили.

— Господин говорит, что надо вставать, и вы слушаетесь, — кровать задрожала. — Нельзя весь день быть в постели, миледи. Или вам нездоровится?

— Я в порядке, — прошептала она, хотя устала, но не знала, почему. Она хорошо спала ночью.

— Думаю, вы будете отлично смотреться в бирюзовом. Верно?

Служанка подняла платье, ниспадающее с ее руки на пол. Оно потрясало, было очень красивым. В нем ее талия будет узкой, и мех на плечах ее согреет, а вышивка придаст ей женственности.

Сирше было все равно.

— Да, подойдет.

Служанка сжала локоть Сирши и помогла ей встать. Они вместе подошли к маленькому столику, где служанка стала наносить слой за слоем ткани.

Сирша послушно стояла. Они могли делать с ней, что хотели, но не из-за власти над ней, а потому что знали больше нее. Обе служанки работали с ее волосами. Иначе один человек заплетал бы такую длину часами.

Как-то раз они предложили подрезать их.

— Лишь немного, — сказали они.

Реакция Сирши не была доброй. Они больше не приносили в ее комнату нож.

— Как вы сделали волосы такими? — спросила одна из служанок. — Они темные, но сияют почти зеленым на солнце. Как китовое масло.

— Это мой естественный цвет.

— Нет! Невозможно иметь волосы такого цвета.

— Возможно.

Они болтали о том, на что Сирше было плевать. Служанки всегда что-то комментировали. Нового садовника, прошлый ужин, и как дворецкий считал себя лучше всех.

Они ничего не говорили сначала, но быстро поняли, что хозяйка не против их разговоров. И после этого хлынул поток. Они почти не прерывались на дыхание.

Сирше это даже нравилось. Их слова проносились мимо нее пузырьками звука. Ей было все равно, что они говорили. Слова мало значили. Но ритм она ценила. Этот звук мог убаюкать ее и успокоить нервы.

— Миледи?

— Да?

— Думаю, мы закончили. Что думаете?

Сирша открыла глаза и посмотрела на существо в зеркале. Она не выглядела как человек. Ее глаза были раскосыми, волосы странного цвета, кожа — молочно-белой. Но она выглядела красиво, и служанки расстроились бы, если бы она сказала иначе.

— Вы превзошли себя, леди. Я не заслуживаю ваших талантов.

— Не стоит говорить так служанкам, но нам приятно.

Сирша встала с мягкой улыбкой.

— Вы заслуживаете всех похвал.

Она проигнорировала напряженные лица служанок. Они были странными. Сирша никак не могла их понять.

Они сделали реверансы.

— Господин сказал, что ждет вас в конюшнях.

— В конюшнях? — Сирша вздохнула. — Он знает, что я не люблю езду верхом.

— Я не думаю, что он это собирался делать. Сегодня доставили карету.

— Карету? Разве там не нужен кучер?

Они захихикали за ладонями и поспешили за дверь. Потому что не хотели отвечать на странные вопросы Сирши, скорее всего.

Она провела ладонью по корсету бирюзового платья. Оно не подходило для того, что задумал Манус, но было как броня. Она выглядела хорошо. Если она не будет говорить, ничего не испортит.

Не было времени думать об ее новой жизни. Сирша выпрямила спину, пошла по коридорам дома к конюшням. Ей не нравились лошади. Они были странными, смотрели на нее и рыли землю, когда она подходила близко.

Они не хотели ее рядом. Она больше подходила келпи, который рассекал бы волны с жутким визгом. Не к этим подобиям зверей фейри.

— Готова, моя жемчужина? — сказал Манус. — Сегодня много сюрпризов!

Он стоял возле блестящей черной кареты. Колеса были выше нее, золотые шторы закрывали окна, мешая видеть интерьер. Это впечатлило бы людей, но было таким же пугающим и чужим для Сирши. Снова нужно было терпеть странности.

Но он хотел, чтобы она была рада. Его улыбки были редкими, а сегодня он улыбался. Она не испортит это.

Сирша выдавила улыбку.

— Что ты приобрел, муж? Это станет жуком на закате, или это сделано людьми?

— Людьми. Думала, мы такое не можем? — он надел черные перчатки с хлопком. — Готова?

Она кивнула и поразилась своим мужем. Он был диким зверем в костюме. Его дреды были собраны кожаным шнурком, он отказывался избавиться от таких волос. Темные штаны плотно облегали его ноги, и она была уверена, что женщины упадут в обморок при виде него. Черный пиджак прикрывал белую рубашку, но она знала, что пуговицы он так и не застегнул.

Они были странной парой. Дикой и прирученной одновременно.

Ворона каркнула над ними, глядя пристально. Манус изобразил дрожь и поманил Сиршу ближе.

— Морриган следит за нами. Иди ко мне. Для безопасности.

— Она фейри, так что знает хорошую историю, когда видит ее.

— Фейри как ты или чудовище?

— Мы все фейри, — ответила она. Смех вырвался из-за ее губ от радости. — Нет никаких чудовищ.

— Как так? Что тогда они?

— Некоторые из нас просто меняют облик лучше других.

Ей понравился шок на его лице. Сирша вытянула руку для него.

— Мы уезжаем, Манус?

Он стиснул зубы.

— Ты сделала это специально, да?

— Что?

Он молниеносно обвил руками ее талию. Сирша прижала ладони к его груди, охнув.

— Хитрое создание, стоило послушать священника, — он поймал губами ее ухо, рыча слова.

— Священник говорил мне убегать от тебя.

— О, я слышал не такое, жемчужина. Ты всегда была хищницей, манящей меня своей песней и милой улыбкой.

— Я тебе ни разу не пела!

— И не нужно было, — прошептал он у ее горла. — Твое тело поет так, как слышу только я.

Как она могла рассказать ему, сколько это значило для нее? Что он выражал любовь тысячей способов? Она могла читать его проще, чем всех людей.

Сирша отодвинулась и провела пальцем по его носу.

— Тогда, надеюсь, эта песня будет звучать много лет.

Он поцеловал кончик ее пальца.

— В путь?

Она думала, он поможет ей сесть в карету, как делали богатые женщины. Они поправляли юбки, кивали лакею, и дверца запирала их внутри. Сирша боялась такого.

Манус, похоже, знал ее лучше, чем она думала. Он помог ей сесть спереди на место кучера. Скамья была чуть неудобной, но юбки это смягчали.

— Манус? Так можно?

Он сел рядом с ней, карета покачнулась от его веса.

— Наверное, нет, но это наш день вместе. И я знаю, что тебе нет дела до приличий.

— Мне уже нравится этот сюрприз.

Манус вытащил из-под сидения длинный хлыст.

— И лошади скучали бы, если бы я спрятал тебя.

Ближайшая лошадь тряхнула хвостом и недоверчиво оглянулась на них.

— Вряд ли, — Сирша рассмеялась. — Но я лучше буду ехать тут, ощущать ветер в волосах.

Он ударил хлыстом, и они покинули дом. Сирша вытянула шею, чтобы увидеть, как дом пропадает за деревьями. Дом был красивым. Хоть в его коридорах были плохие воспоминания, она надеялась, что однажды они заполнят его своими счастливыми воспоминаниями.

Изумрудные холмы окружили их. Ветер ласкал высокую траву, и поля выглядели как зеленый океан. Тут ей было уютно. Пряди волос выбились из косы на голове и щекотали ее щеки.

Каменные стены высотой до колен отделяли участки земли. Каждый участок принадлежал разным фермерам. Овцы усеивали холмы.

Ей нравились овцы. Они были со странными глазами и пушистыми телами, но были добрыми. Она ощущала их любовь и верность, хоть они держались вдали.

Несколько лошадей бродило среди травы, хотя обычно их держали в стойлах, чтобы хозяева могли найти их. Сирша улыбнулась и помахала фермеру, тот перестал работать и с интересом проводил их взглядом. Вряд ли он видел такое раньше.

Он робко помахал в ответ и улыбнулся. Она могла помочь тем, кто нуждался. Кто хотел марать руки.

— Манус?

— Да, моя жемчужина?

— Мы можем отдавать обществу? — она указала на дом фермера. — Некоторые крыши выглядят плохо. Мы можем поделиться, чтобы они подготовились к зиме.

— Хорошая идея, — Манус взял ее за руку. Он поцеловал ее пальцы. — Ты бы отдала часть состояния, чтобы помочь остальным?

— Все равно это не наши деньги. Это банши поделилась богатством с другой фейри.

Она не смогла сказать ему, что деньги фейри обычно были проклятыми. Использование всех этих монет вызывало у нее неудобство, хоть изначально золото было людским. Оно успело стать проклятым?

Карета покачнулась, колеса попали в яму. Лошади фыркнули и потянули сильнее. Сирша отлетела к Манусу, и он прижал ее к себе.

Они приехали в город, и она думала, что они остановятся. Там был день рынка. Толпы собрались у лотков с цветами, едой, тканями и прочим. Ей нравились краски, хоть некоторые люди и толкались в толпе.

Дамы строили глазки Манусу, некоторые даже махали ему пальцами. Сирша старалась игнорировать их, выдохнула с облегчением, когда они выехали на дорожку, ведущую к морю.

— Ты скажешь мне, куда мы едем? — спросила она.

— Мы почти на месте, жемчужина. Потерпи еще немного.

Она не хотела терпеть. Он не мог брать ее поплавать, Манус не стал бы так ею рисковать, хоть она и отчаянно хотела в воду. Но она не знала, чем еще он мог ее удивить.

Они ехали к белому песку пляжа. Внизу маленький домик стоял среди желтых морских трав. Дым поднимался из дымохода из красного кирпича. Дом был теплым и уютным.

Манус направил карету к крыльцу, спрыгнул и привязал лошадей к аккуратному забору вокруг дома. Плющ рос на каменных стенах, зеленые листья были не меньше ее ладоней. Тот, кто тут жил, заботился о доме и земле.

Входная дверь открылась, и вышел мужчина, вытирая руки о белую ткань. Хоть он отвернулся, закрывая дверь, Сирша узнала его.

Она посмотрела на довольного Мануса большими глазами.

Он улыбнулся.

— Я не мог успокоиться, моя жемчужина. Теперь ты увидишь все, что он создал, и мы закажем что-нибудь в наш дом.

Мастер развернулся и замер.

— Милорд, вы рано.

— Ужалось раньше, чем я ожидал, — Манус помог Сирше слезть с кареты и опустил ее с шелестом юбок. — Могу я представить мою жену? Вы ее уже раньше встречали.

Сирша потрясенно посмотрела в его глаза.

— Я не думала, что увижу вас снова, мастер. Я запомнила ваши таланты.

— О, — он кашлянул и покраснел. — Вы сильно отличаетесь от того, как я вас обоих запомнил.

— Ясное дело. Простите, если обманули.

— Я всегда считал вас принцессой, даже в том рваном платье и с грязью на щеке, — он сунул ткань в нагрудный карман. — Добро пожаловать в мой дом.

Она шагнула вперед, Манус следом. Врата открылись от ее толчка рукой, не скрипя.

Мастер снова открыл дверь, его щеки были красными.

— Я хотел проверить песок, но это подождет. Пару ночей назад была серьезная буря. Ваш дом задело?

— Да, — прошептала она, минуя порог его дома. — Думаете, будет больше стекла?

— Так всегда, миледи.

В доме было теплее. Она не заметила прохладу в воздухе, пока не прошла внутрь. Она, не думая, сбросила обувь и пошла по дому.

Маленькая печь стояла в углу у стола, плющ был вырезан на ножках. Травы висели под потолком, сохли на зиму, заполняя воздух сладким ароматом. Сирша вдохнула и провела пальцами по лаванде, чтобы ощутить запах сильнее.

На камине стояли безделушки. Стеклянные животные, бутылочки с цветами и песок с пляжа. Она с улыбкой коснулась камина.

Мужчины замерли за ней, и мастер нарушил тишину.

— Она всегда чувствует себя вот так, как дома?

— Не всегда, — она слышала улыбку в голосе Мануса. — Только в местах, где ей нравится.

Она оглянулась, они смотрели на ее ноги.

— Помню, — отметил мастер. — Она была без обуви, когда я ее встретил в тот раз.

— Она не любит обувь.

— Странно для леди ее статуса.

— В ней нет ничего нормального.

Она скривилась, глядя на Мануса.

— Я нормальная, может, это вы все странные.

Мастер кашлянул.

— Вас растили как принцессу на другой земле, так что мы все странные для вас, миледи.

Снова этот глупый слух. Сирша сжала кулаки, злясь, что ложь снова преследовала ее. Она не стала подтверждать или отрицать и указала на комнату.

— Зачем мы тут? Я рада встрече, мастер, но мне интересен повод визита.

Манус прошел к ней и снял стеклянную лошадку с камина.

— Я подумал, что ты захочешь увидеть его мастерскую, а потом мы сделаем заказ.

— Тут вы работаете? — спросила она у мастера.

Он кивнул.

— Я бы хотела посмотреть. Я еще не видела таких творений из стекла, как у вас, даже в богатых домах, — мысли кружились в голове Сирши. — Почему так?

Мастер потер шею.

— Я как ваш муж, миледи.

— Как мой муж? — повторила она. — О чем вы?

— Когда я был мальчиком, мама отправила меня в поле, потому что я был болен. Я уже был не таким маленьким, чтобы привлечь фейри, но и тогда у меня был талант к искусству. Они взяли меня к себе, исцелили, обучили всему, что я знаю о стекле, — он сел за стол и подвинул рубаху. У его горла был известный ей знак.

Ее сердце билось в горле. Это был мелкий цветочек, едва заметный. Многие приняли бы его за шрам. Благие фейри помечали своих рабов-людей. Она не знала, чьим был этот символ, но понимала, что это значило.

— Мне жаль, — выдохнула она. — Они не должны были забрать вас.

— Было не так плохо, как вы думаете. Они были добрыми, кормили меня и научили использовать руки так, как я и не мечтал, — он поднял ладони, чтобы она посмотрела. — Хотя они не мои.

Ее желудок сжался от страха. Сирша шагнула вперед и поймала его ладони своими. На его запястьях были тонкие серебряные линии. Она не заметила раньше, но ладони отличались немного по цвету от его тела.

— Я такого еще не видела, — пробормотала она. — Что они с вами сделали?

— Больно не было, миледи.

— Они не должны были так делать, — ее тело содрогнулось, тон был жестоким.

Глаза мастера расширились, он явно все понял. Тихо, чтобы Манус их не подслушал, он сказал:

— Это сделали не вы.

— Но мне все равно стыдно.

Она прижала его пальцы, подняла ладони и поцеловала их центр. Магия русалки потекла от ее губ к его коже. Она направила сострадание и исцеление в его тело.

Он потрясенно выдохнул.

— Миледи, вы не должны…

Поздно. Дар фейри сиял на его ладонях, пальцы подрагивали.

Мастер смотрел огромными глазами.

— Они… они ощущаются…

— Лучше?

— Да, — слово дрожало от шока. — Словно знают, что они мои руки.

— Дары фейри идут с ценой. Эти ладони всегда знали, что принадлежали другому, и не хотели вас принимать, — она сжала его пальцы. — Теперь знают вас.

— Это повлияет на мое искусство?

— Думаю, ваше мастерство станет лучше. Руки будут помогать вам, а не мешать.

— Спасибо, миледи. Большое спасибо.

Она улыбнулась.

— Это меньшее, что я могу. Вы подарили мне много снов с чудесными стеклянными фигурками.

Мастер резко встал, энергия из его тела трещала в воздухе.

— Тогда позвольте оживить ваши сны. Вы видели, как я работаю, идемте теперь со мной. Я покажу вам, что я могу создавать. Это я не продавал.

Она взяла его за руки, провела пальцами по шву. Манус держался в тени, нервничал. Ему не нравилось, что другой мужчина ее трогал. К счастью, он не стал мешать.

Они прошли к задней двери. Она увидела едва сияющие руны на поверхности. Некоторые она узнала, слова содержали силу и скрытые тайны. Другие не знала, их линии были изображены старательной рукой.

— Магия? — спросила она. — Кто оставил это в вашем доме?

— Друг-фейри. Когда я вернулся, все мои друзья и семья были мертвы. Двести лет прошло в этом мире, — мастер указал на дверь. — Это был мой последний подарок от тех, кто многому меня научил.

Она посмотрела на верхнюю руну, в ней было нечто знакомое. Сирша охнула от шока.

— То дверь в Другой мир.

— Да.

— Они дали вам дверь к фейри? — она посмотрела на мастера, впечатленная его навыком. — Они любили вас.

— Отчасти. Двор Благих не был мне другом, но им нравилось, что я делал. Идемте, нас не побеспокоят.

Сирша заставила бы Мануса остаться у двери в других обстоятельствах. Другой мир был опасен для всех. Но она видела солнце под дверью, узнала руны защиты.

Тот, кто создал эту дверь, хотел уберечь мастера.

Сирша прижала ладонь к потертому дереву. Дверь пульсировала любовью, отчаянием и тоской, такой чистой, что ее ладонь жгло.

— Она вас любила, — отметила Сирша. — Как для фейри, сильно.

— Она считала меня особенным.

— Но вы не могли быть вместе.

Мастер шаркнул ногой.

— Фейри-аристократы не могут быть с людьми. Не так, как мы хотели, а другое не подходило.

— Оттуда ваше вдохновение. Не из Другого мира, — она повернулась, оставив ладонь на волшебной двери. — Ваше вдохновение от нее.

— Во всем, что я создаю.

Любовь в ее сердце опаляла ее изнутри. Конечно, фейри избегали этой эмоции. Было больно, даже когда любовь была не своей.

Манус поймал ее взгляд. Его лицо смягчилось, он нежно смотрел в ее темные глаза. Он тоже это ощущал. Она была уверена.

— Можно? — спросила она.

— После вас.

Сирша открыла дверь и прошла в сад, но такой вид она не ожидала.

Растения всех форм и размеров цвели выше ее головы. Большие синие гиацинты окружали стеклянные фигуры людей в полный рост. Женщины застыли посреди танца. Мужчины кланялись и протягивали розы любимым. Разные фейри кружились, пели, играли музыку. Застывший двор был с любовью создан из стекла.

Солнце сверкало на фигурах, пускало радугу по гроту. Нежный ветер разносил семена. Огоньки фейри окружили Сиршу. Они опустились на ее волосы и высоко пели.

Она закрыла руками рот.

Дом. Она была дома, насколько это было возможно.

— Это… — язык не слушался. Она не могла думать и едва дышала.

Манус остановился рядом с ней и обнял ее.

— Это прекрасно.

Мастер шел по саду, сцепив ладони за спиной.

— Я годами создавал так много, хоть не так тяжело, как вам кажется. Ладони много работы делают для меня.

— Как много вы создали? — спросила она.

— Сотни. Фейри порой приходят и забирают одну, но оставляют что-нибудь в подарок, — он замер у пруда. — Знаю, вы хотели сделать заказ, но у меня есть то, что вы захотите.

Сирша очарованно шла за ним по тропе из ракушек и кусочков гладкого стекла из моря. Каждый шаг пел ей песню, покалывал ступни.

Пруд был кристально чистым. Он тянулся в глубины, соперничал по синеве с небом. Соленая вода ужалила ее нос, наполнила ее воспоминаниями. Бархатные камни кольцом окружали вход в море.

Она хотела погрузиться в воду. Ее семьи тут быть не могло, они жили на краю Другого мира, так далеко от царств фейри, что не могли знать, где она была.

Манус сжал ее руку.

Он всегда знал, когда мысли ее уходили к волнам. Она тряхнула головой и вежливо спросила:

— Где же это, мастер?

Он указал на темный угол, где ручеек впадал в пруд.

Стеклянная русалка сидела на камне и вычесывала волосы ракушкой. Она смотрела печально вдаль. Хвост был из ярко-зеленого стекла, сочетался с ее волосами.

Такое потрясающее творение Сирша еще не видела. Она была похожа на живую больше остальных фигур, казалось, вот-вот повернет голову и посмотрит на них.

И Сирше почему-то стало невыносимо печально. Слезы наполнили глаза, дыхание застряло в горле.

— Манус, — прошептала она. — Я хочу это.

— Уверена? Мы можем заказать что угодно. Он сделает это с радостью.

Она была уверена. Это творение из стекла ей нужно было дома. Им придется прятать это от людей, они заметили бы, что его создали фейри. Даже если статуе нужна была тайная пещера, Сирша хотела забрать ее.

Она не могла говорить и рьяно закивала.

Манус хмуро посмотрел на нее. Он знал, что что-то было не так, всегда понимал, даже когда она пыталась скрыть от него.

— Мастер, — сказал он. — Мы заберем эту домой.

— Буду рад выполнить дополнительные заказы.

— Есть парочка, если вы не против.

Мастер указал на стол, окруженный стеклянными слугами.

— Присаживайтесь. Набросаем идеи, и они будут готовы через несколько месяцев.

Они оставили Сиршу стоять и глядеть на русалку.

Она не понимала бурю эмоций внутри себя. Счастье, печаль и разочарование слились в ком в ее животе. Она ненавидела это. Она хотела, чтобы этот ком пропал.

Эта жизнь была хорошей. Мирной, в роскоши и с любящим мужем. Как бы она ни скучала по морю, та часть ее жизни кончилась.

Печаль пронзила ее сердце, ядовитые нити опутали тело.

Стеклянная русалка, казалось, посмотрела на нее с печалью в глазах. Они были схожи, это творение и русалка. Без моря Сирша тонула в своей печали.

Это она отдала. Она сама сделала выбор.

Она повернулась и пошла к столу, где сидели мужчины. С каждым шагом она слышала тихий вой забытой русалки и меланхолию моря.

10

Золотой свет, бушующее море

Манус поднял голову со стола, ворча, провел рукой по лицу, стирая остатки сна. Как долго он был тут?

Он посмотрел на догорающую свечу. Довольно долго. Свеча была новой, когда он спустился сюда, чтобы добавить правки в документ, который дал ему капитан Рамзи. Мужчина решил оформить бумаги на случай, если Манус передумает и откажется от корабля.

Но не было столько демонов в аду, чтобы переубедить Мануса. Он нанял надежный экипаж — со всеми поговорил сам, убедился, что они умеют работать. Он был готов к покачиванию волн. Неподвижность земли нервировала его.

Он склонился и потушил огонек. Тьма накрыла его теплым одеялом.

Сирше нужно было знать. Она была слишком невинной, и она не поймет, почему ему нужно отправиться одному.

Он не мог взять ее. Русалы скрывались под волнами. Их пальцы с перепонками и вытянутые лица все еще снились ему в кошмарах. Он видел, как они забирали ее у него снова и снова. Проклятая рука тянулась к нему, но они оба знали, что он не мог ее спасти.

Манус сжал кулаки. Он не мог многое, но сохранить ее безопасность было важнее дыхания. Если из-за этого придется не видеть ее месяцами, он так и сделает.

Пальцы покалывало. Он хотел коснуться ее нежной кожи, чтобы вспоминать на корабле, где он застрянет с мужчинами надолго.

Забудет ли он ее? Никогда.

Забудет ли она его?

Мысль тревожила. Ему нравилось думать, что он был незабываемым, но она слишком часто смотрела на воду. Она слышала зов сирен, как он.

— Эгоист, — буркнул он.

Он был таким. Он держал ее тут, хотя она хотела домой, но там было опасно, и мир был против них. Две стороны монеты, которые не могли увидеть друг друга.

Он встал из-за стола и опустил ладонь на поясницу. Она пошутила бы, что он старел, и Манус надеялся, что так и было. Они старели вместе, она не покинула его, как и другие жены-русалки не сделали бы.

Проверив, что все бумаги были стопкой в углу, он вышел из кабинета и направился к лестнице. Еще несколько подписей могли подождать. Пока что у него были дела важнее.

Дом был зловеще тихим, пока он шел к главной лестнице. Сирша оставалась в комнате напротив его, и он ночевал у себя. Обычай был странным, но он не хотел сплетен слуг.

Его ладонь погладила гладкое дерево двери, успокаивая мысли. Он вспомнил жену Артуро.

«Будь с ней, когда наступит буря».

А бури придут. Потому что все моряки слышали зов моря, все умерли. Если он не сможет уберечь себя, то убедится, что она будет жить в роскоши до конца жизни.

Он не бросит ее сломленной с ребенком и без денег. Он сделает все, чтобы уберечь ее.

— Господин? — тихий голос зазвучал из теней. — Можно сказать?

— Этейн? — Манус обернулся. — Что-то не так?

Милая служанка вышла из теней, сжимая пальцами ткань юбки.

— Нет, все хорошо. Дом прекрасен.

— Я верю твоим словам.

— Нам с моей сестрой тут очень нравится. Это… лучше.

Он заметил, как она запнулась. Он взглянул на лестницу в сторону своей комнаты, а потом спустился к служанке.

— Тебя что-то беспокоит.

— Просто как-то неправильно, что мы тут.

— Почему?

— Эти люди, — она указала за себя, — не как мы с моей сестрой. Они родились для таких работ. Они всю жизнь работали в таких домах, а я боюсь дотрагиваться до всего. А если я разобью вазу?

Он сунул руки в карманы.

— Тогда я куплю новую.

— Это расходы, Манус, и ты знаешь об этом.

Она легко назвала его по имени. Но они вместе выросли на улицах. Он воровал хлеб для нее и ее сестры, даже когда те смогли найти работу в борделе. Они оберегали его после смерти его матери, пока он не встал на ноги.

Она шмыгнула носом.

— Просто это неправильно. Мы бы хотели уйти, если ты не против. Просто… Может, таким, как мы, не дано подняться выше нашего статуса. Да? Может, есть люди, которые не должны так жить. Может, мы заслужили то, что дала нам судьба.

— Этейн, умолкни, — он вытащил руки из карманов и раскрыл объятия. — Иди сюда.

Она подбежала к нему, и он поймал ее в теплые объятия. Ее плечи дрожали под его ладонями, волосы цеплялись за его щетину.

— Посмотри, чего я добился. Думаешь, я смотрю на всех этих людей, думая, что не принадлежу к их обществу?

— Конечно.

Он рассмеялся.

— Может, немного. Но я получил кроху, которая поклоняется земле, по которой я ходил. У меня есть дом, которому даже лорды завидуют, и корабль готов плыть под моим руководством. Мы не скованы жизнями, что нам дали. И никто не заставит нас поверить в это.

— Она тебя любит, — прошептала Этейн в его плечо. — Больше, чем любая женщина имеет право любить. Такая любовь опасна, Манус.

— Только если я ее покину.

— Я видела такое раньше. Как один любит другого так сильно, что душа вытекает понемногу каждый раз, когда они видят другого человека. Это высушивает их и превращает в пыль.

Он отклонился и посмотрел в ее глаза.

— Что ты пытаешься сказать?

— Тебе нужно любить ее в ответ, или она тоже станет пылью.

— Я люблю ее больше всего.

— Больше моря?

Вопрос обжигал. Сердце болело, а голова кружилась.

— Я не могу на это ответить, Этейн.

— Настанет день, когда придется.

Да, но он не был рад такому разговору. Такая любовь ужасала его, ведь Этейн была права. Их любовь была сильной, опасной, темной и поглощала его.

Манус был не тем, каким был раньше. Он увидел ее, и что-то в нем растаяло. Он хотел коснуться ее волос, погладить ее щеку, обнять ее и никогда не отпускать. Но так он подверг бы ее опасности, потому что не мог отпустить и море.