Морские ворота

4

Пожить одному, давняя мысль и, конечно, ничего не значащая. Севр тщательно подобрал крошки, нашел под мойкой маленькое мусорное ведро с педалькой… Только не забыть еще об одном: он не должен ничего бросать в мусоропровод, из-за матушки Жосс. Вот что это значит: пожить одному! Долгий перечень мелких надоедливых забот, да еще этот нескончаемый монолог, эта жвачка, существование насекомого… Он посмотрел на часы: десять минут седьмого. Засомневавшись, поднес их к уху: остановились. Привыкнув к автоматическим часам, он позабыл завести хронометр Мерибеля. Конечно же, время не имело никакого значения. Но это все же была какая-то связь с чужой жизнью. Он в каждый момент времени мог представить себе, что сейчас делает Мари-Лор, полиция, другие люди… Теперь он потерялся во времени… Он подумал о себе, как о ребенке, заблудившемся в длинном коридоре, замурованном обвалом, и понял, что если сейчас займется чем-нибудь конкретным, то, как параноик, все больше и больше будет запутываться в совершенно не связанных с действительностью мечтах. Со вчерашнего дня он оказался за бортом, на обочине. И если он хочет выйти из этого положения, навязанного самому себе как кара, он должен сначала хоть как-то устроить свою жизнь. Пряный грог вернул ему подобие тепла. Он решил повнимательнее изучить квартиру. Расставив банки с провизией, положив тряпку в мойку, он вернулся в комнату, выбрал пару голубых простынь и заправил постель. Под таким тонким шерстяным одеялом, годным для лета, будет не жарко… В той квартире кровать была лучше. Может, можно позаимствовать одеяла? Надо посмотреть… Он прошел через коридор и вошел в гостиную. Сразу заметил бледное пятно телеэкрана, зажег свет. Да. Большой Филипс. Первый подарок случая, судьбы, удачи, всего, что играет им как игрушкой — на жизнь и на смерть. По телевизору он сможет следить за ними, теми, кто говорит о нем, о Мерибеле, о крахе. Он щелкнул кнопкой. Телевизор был старый. Пришлось ждать, пока нагреется. Он повертел рукоятки, и услышал сначала голос, который говорил: «Бог заботится о каждом из нас, братья мои. Потому что каждый из нас, с Пасхи, плоть и кровь его…» Появилось изображение: спины верующих, длинной чередой до самого алтаря, совсем маленького, вдалеке, перед которым двигался белый силуэт. Это была воскресная месса. Севр быстро подсчитал: примерно четверть двенадцатого. Он уселся на диван, проверил часы, удовлетворенно вздохнул. Он едва слушал снова проповедника. Он только что узнал, который час, и это было ему важнее, чем Истина. Время в каком-то смысле и было истиной. Оно внедряло его в этот воскресный день, в лоно ночи, давало ему долготу и широту, как заблудшему кораблю.

Время от времени, когда порывы ветра слишком раскачивали антенну, на экране серыми волнами возникали помехи. Севр выключил телевизор, как будто хотел и его сэкономить, освободить от работы свыше сил. Он вернется к нему позже. Это удовольствие надо растянуть… Гостиная состояла из двух отдельных комнат, соединенных высокой аркой. С одной стороны — салон, с другой — столовая. Обстановка скорее роскошная, но картины не много стоят. Фрек не знаток. Добротная массивная мебель. В застекленном шкафу несколько книг, в большинстве карманных, без сомнения, купленных в киоске на первом этаже. Севр сразу не подумал об этой лавочке, наверняка потому что она располагалась в противоположном крыле здания. В сентябре, вероятно, все вывезли. Однако, надо бы туда прогуляться. Может, в этой лавочке найдется продуктовый отдел. Даже наверняка. На самом деле это был базар, по старинной моде, как однажды сказала ему Дениза. Он уже не помнил хорошенько, но когда-то он даже поссорился с Денизой по этому поводу. Из-за одного слова. Он не любил эти американские словечки, которыми она так охотно пользовалась. Севр перебирал пустые вешалки. Однако в одной из коробок он нашел маленький электрообогреватель, показавшийся ему не менее ценным, чем телевизор. Он отнес его в комнату и поставил у кровати. Обогреватель прекрасно работал. Спираль очень быстро раскалилась. Севр сел на пуф и протянул руки к теплу. Ветер все так же неистовствовал, но в комнате становилось теплее, уютней. Севр слушал тиканье часов. Нет. Это более медленный и четкий шум… Вдруг Севр вскочил, как ужаленный. Где-то здесь есть часы и они идут. Невозможно! В квартире с самого лета никто не жил. Он прислушался. Тиканье было еле уловимым, как и запах духов. Оно было везде и нигде, неслышное здесь, отчетливое в другом месте.

Севр двигался как тень, вертясь на мягком пуфе. Его взгляд ощупывал все возможные места, где могли бы находиться часы. Здесь кто-то был. Это тиканье означает, что здесь кто-то был… Он почти инстинктивно опустился на колени и заглянул под кровать. Будильник был там. Маленький дрожащий будильник, в кожаном чехле на двух кнопках. Он схватил его и встал на ноги. Стрелки показывали десять минут пятого. Он, наверно, уронил его, когда впервые вошел в комнату. Он, видимо, стоял на низенькой прикроватной тумбочке. От падения механизм снова заработал. Он попробовал завод, — ключ не поддавался.

Теперь Севру уже стало жарко. Только не делать поспешных выводов. Если бы кто-нибудь этот будильник заводил, то поставил бы его точно. Значит?.. Надо найти объяснение, иначе вся квартира станет подозрительной… пугающей… тут будет невозможно жить. Он заметил, что тяжело дышит, и руки дрожат. Сел на кровать, повернувшись лицом к двери, прислушиваясь… Ветер, все время ветер… Что тут еще придумаешь?.. В объяснениях нет недостатка. Самое простое выплыло само собой: будильник сломан. По какой-то причине он остановился сразу после завода несколько месяцев назад, а только что, упав на пол, снова пошел. У Севра когда-то были такие же часики, которые постоянно выделывали подобные штуки. Пройдет час или два, будильник снова встает и проблема испарится сама собой. Это, конечно же, именно так… если будильник остановится. Но даже если и нет, придется этим решением ограничиться, ведь, по всей видимости, в квартире давно уже никто не живет.

Несмотря ни на что, видеть будильник было неприятно. Севр кинул на него взгляд; он стоял на столе, циферблат за футляром почти не было видно, он выглядывал из отверстия, как маленький зверек из своей норки, но тиканье казалось ужасно громким. Пальцем Севр опустил кожаный квадратик; на нем стояли инициалы: Д. Ф. Доминика Фрек… Севр не сдержал какого-то детского чувства стыда. Повернул будильник циферблатом к стене. У него есть более серьезная проблема. Прежде всего, может, это матушка Жосс во всем виновата. Забыла же она выключить счетчики! Почему бы ей, проходя здесь в последний раз, не завести будильник? Он устроился перед электрообогревателем и попытался собраться с мыслями. Ну-ну, в самом деле, если бы он остался ждать полицию вместо того, чтобы разыгрывать весь этот спектакль, что бы было?.. Раз Мерибель выбрал самоубийство, значит его мошенничество было немного более крупным, нежели он в том признался. В любом случае, пришлось бы пойти на крайние меры. С Кабинетом Севра все кончено! Крах был неизбежен. Он разорен. Но разыграв свою смерть, он развязал себе руки. В конечном итоге, разве он не прав? И если уж Мерибель за несколько месяцев сумел организовать такое выгодное предприятие, то что ему мешает за границей основать порядочное доходное дело, с его-то опытом?.. В самом начале необязательно располагать большим капиталом. У Мари-Лор есть небольшое личное состояние. К счастью, по брачному контракту она избегает конфискации. Квартира в Нанте на ее имя. Она легко сможет ее продать. Все это — значительные средства. Кроме того, Мари-Лор — его единственная наследница. Как только все убытки будут возмещены, она непременно вступит во владение еще несколькими миллионами. Наконец, почему бы ей и не развестись? Эта идея не слишком-то привлекательна, на первый взгляд, но разве она не вытекает по логике вещей? Все будут думать, что Мерибель в бегах. В таком случае, разве такая респектабельная женщина, как Мари-Лор, может оставаться супругой мошенника? И если однажды она за границей, под девичьей фамилией заведет дело, кто этому удивится? И все-таки, именно в этом появится смысл его жизни, потому что из-за кулис это он будет дергать за веревочки. Одному ему не справиться. Вместе с Мари-Лор и за ее спиной он сможет все начать сначала. При условии, что никто его никогда не узнает… особенно Мопре. Но ни к чему далеко загадывать, в настоящий момент все решается в охотничьем домике. Если расследование пойдет гладко, и ему повезет, все будет хорошо!.. Благодаря телевизору, он скоро узнает.

Будильник в кожаном футляре храбро тикал. Севр встал. Ему не хотелось больше мучатся сомнениями. К нему возвращался дух борьбы, после стольких часов безысходного отчаянья. Он отвернул в ванной кран с горячей водой, но водопровод не действовал слишком давно. Ванну он примет попозже. Приготовил завтрак: грибы с зеленым горошком, закурил сигарету. В пачке осталось еще шестнадцать. Этого ему ненадолго. Да и сухари кончаются. Чтобы чем-нибудь заняться, он разделил провизию на четыре части: понедельник, вторник, среда и четверг. Если Мари-Лор задержится, положение станет критическим.

Он быстро позавтракал, но не осмелился помыть посуду. Почти тринадцать часов; пора разузнать новости. Он включил телевизор в гостиной, снял сапоги, за которые ему было стыдно. Диван был мягкий, как свежий газон. Почти сразу появилось изображение… Биафра… Вьетнам… наконец, обычные новости… в Европе дождливая погода… в Северном море затонул сухогруз… сила ветра в ста шестидесяти километрах, на верху Эйфелевой башни… Он, взволнованный, напряженный, как актер перед выходом на сцену, ждал. И вот вдруг настала его очередь… «Из Нанта сообщили о самоубийстве известного посредника, Жоржа Севра. Он покончил жизнь выстрелом из ружья в голову. По первоначальной версии, причиной трагедии могли явиться серьезные финансовые затруднения…» И все. Дальше — обзор дорожных происшествий. Севр выключил телевизор. Это все, но это значит, что версия о его смерти принята. Если б были сомнения, утверждение не звучало бы так уверено, ведь, в конце концов, полиция ведет расследование уже со вчерашнего вечера. У них было время подумать. Значит, для Мари-Лор самое трудное позади. Севр лег на диван, закурил еще одну сигарету. Теперь он согласен отдохнуть. Он был доволен, что среди паники сумел обратить положение в свою пользу. Если уж ему удалось так разыграть сцену, что даже полиция поверила, то наверняка у него хватит сил выполнить свой план устройства за границей.

Глаза закрывались. Однако, спать он не хотел. Ему еще необходимо было поразмыслить, обдумать множество вещей… Впервые за очень долгий промежуток времени он был наедине сам с собой, и ему показалось очень важным выяснить такие трудные истины, какие?.. Ну например, отношения с Мари-Лор… Он распоряжается ею, как счетом в банке. Но речь, конечно, не об этом. Речь — он все время к этому возвращается — об этом внезапном стремлении исчезнуть. Он воспользовался случаем, не размышляя, как злоумышленник, старающийся обмануть преследователей. Он ни разу не сделал ничего плохого. Он был хорошим сыном, хорошим братом, хорошим мужем. Безупречным. Внимательным по всем своим обязанностям. Аккуратным, возможно, даже слабовольным особенно с Денизой… Неважно, что он все же поддался искушению. Он «увидел» себя на месте Мерибеля; ему захотелось оказаться на этом месте. Итак, незачем осуждать Мерибеля, смотреть на него свысока. Мерибель не устоял перед деньгами. Он сам тоже не устоял… Только неизвестно перед чем, и это тем более непонятно, что, сумев устроиться в другом месте, он возобновит, без сомнения, все то же ровное размеренное существование. А позади останется этот странный провал!.. Странно… Неясные картины сновидений следовали за словом. Он заснул. Сквозь глубокий сон он слышал свои собственные стоны. Хотелось пить. Поворачиваясь, он чуть не упал и с трудом очнулся; он еще раз вернул в мир незнакомца, который снова станет задавать свои вопросы…

Было начало восьмого. Он проспал весь вечер. Еще одна ночь и четыре дня… На столе тикал будильник… Ну уж нет! Хватит вопросов! С вопросами покончено! Он налил в ванну воды и с каким-то забытым наслаждением погрузился в воду. Если бы рядом был врач, он бы конечно объяснил, что он пережил нервное потрясение, и что в таких случаях самое странное поведение — обычная вещь. Незачем и доискиваться дальше. Он расслабился, лениво слушая шелест дождя.

Обогреватель нагрел комнату. В общем, проблема жилища решена. Это уединение не так уж неприятно, пусть и похоже чем-то на заточение. Раньше Дениза возила его в монастырь Св. Анны в Анжере. Изредка ее охватывали религиозные чувства и тогда она удалялась в какое-либо из таких заведений. Потом со своими подругами она сравнивала достоинства монахов, келий, служб. Он — ужасно скучал. Тогда как теперь в этой пустой квартире, без крыши над головой, без друзей, без документов, почти без еды, он чувствовал себя спокойно, вручив свою судьбу в чужие руки.

Он долго вытирался. Если бы у него было чистое белье, он испытал бы хоть миг истинного блаженства. Завтра устроит стирку. Прежде чем открыть банку с крабами, он снова включил телевизор, чтобы не пропустить сигнала точного времени; потом, в кухне, поужинал. Из гостиной слышались голоса и музыка. К нему возвращались забытые воспоминания. Когда Дениза была еще жива, он часто не выключал телевизор, садясь напротив нее за стол в столовой. У него вечно не хватало времени на газеты, и он довольствовался тем, что слушал новости, пока она говорила. «Ты меня слушаешь?» «Да, конечно… Ты пригласила мадам Лувель к чаю». Он не любил эти чаи, где говорилось ни о чем кроме политики. Он представил, что она сейчас сидит напротив и так же ест крабов на кухонном столе: это было настолько неправдоподобно, что он мысленно попросил у нее прощения. Сейчас он делает все то, что она осудила бы. Он никогда не пришел бы в гостиную с чашкой в руке под тем предлогом, что сейчас начнутся новости. Он никогда не вытер бы рот носовым платком… Общий рынок… Подумаешь!.. Это его больше не интересует. Но он же верил в это… Ядерное разоружение… Все это происходит в другом измерении… Учения в саду Дома Инвалидов… Он чуть не улыбнулся. Дениза столько интриг, чтобы ему дали какую-нибудь награду… Программа подошла к разделу происшествий. Он поставил чашку на подлокотник дивана. Снова про шторм… В Морбиане снесло несколько крыш. Пропал без вести катер, Мари-Элен из Коннарно… Так, так… А дальше?.. Вот и о нем… «Расследование по делу Севра продолжается. Наш корреспондент в Нанте передает…» На экране появилось изображение охотничьего домика. Дворик забит полицейскими машинами. «По предварительным данным, финансист после жестокой ссоры с зятем, Филиппом Мерибелем, выстрелил себе в голову из ружья. Филипп Мерибель исчез, но его машина, Шевроле Импала, найдена на стоянке у вокзала Сен-Назер…» Камера показала Шевроле, жандарма, стоящего заложив пальцы за форменный ремень, глядя прямо в объектив. Потом — снова домик под дождем, и вдруг, крупным планом лицо Мари-Лор; несчастное лицо в сером свете.

Мадам Мерибель не смогла сообщить следователю ничего ценного. Ее брат и муж ладили между собой. Их дело, несмотря на кризис, процветало… Комиссар Шантавуан отказался дать какие-либо пояснения. Самоубийство вызвало массу сожалений в местах, где живут друзья покойного. Появилась его фотография, и он против воли отпрянул от экрана. Он увидел себя мертвым, таким, как покажут миллионам людей завтрашние газеты. Эта фотография была сделана три года назад, когда заканчивалось строительство «Двери в Бесконечность». Он казался уверенным в себе, значительным. «Со времени смерти мадам Севр, преждевременно скончавшейся от неизлечимой болезни, финансист вел очень замкнутую жизнь. Этот траур мог бы частично оправдать драматический исход…» Начались спортивные новости. Севр выключил телевизор. На этот раз он победил. Он снова взял чашку и стоя доел краба, чувствуя какое-то недовольство. Нет, траур ничего не может оправдать. Если комиссару этого достаточно, что ж, тем лучше! Но он-то сам знает, что дело вовсе не в этом… Сначала, конечно, потеря была ужасной. И даже сейчас долго думать об этом невозможно. Однако…

Он вымыл чашку, стакан, щеткой смел со стола крошки. Что он будет делать весь вечер? Может, сходить взглянуть на этот киоск внизу, хоть пройтись немного. Он оделся, засунул фонарик в карман куртки и вышел.

Буря немного утихла. Он выглянул в сад, увидел, что дождь уже кончился и вышел на дорожку. Было темно, но небо время от времени светлело: Севр вспомнил, что теперь полнолуние. Ему сначала захотелось курить, но потом он раздумал.

Из города его никто не увидит. Ближайшие дома метрах в пятистах, за пустырем. Даже в темноте он легко представил себе распланированный участок, где уже размечены были улицы, стояли фонари, которые, может, никогда не зажгутся, щиты с большими буквами: Кабинет Севра. Ла Боль. Проспект Ласточек. Их наверняка опрокинуло ветром. Еще одно предзнаменование!

Пляж остался слева. Там вольно плескалось море, и его гул переполнял ночь. Никому им в голову не придет искать здесь. Севр медленно направился к агентству. Это самое агентство — истинное спасение, там все ключи, оставленные матушке Жосс. Дверь от ветра приоткрылась. Севр вошел, еще раз обшарил ящики стола и картотеку. Нашел три ключа на одном колечке с этикетками: Ворота. Задний двор. Гараж. Если что-то и осталось, то непременно в гараже. Но в котором? Под каждым блоком, в подвале, располагались стоянки, с боксами по бокам. За каждым углом справа сразу видны были наклонные дорожки спусков. Севр торопливо сбежал вниз. Его фонарь вспугнул тени, а шаги разбудили эхо. Он попытался открыть два ближайших бокса, но ключ не влез в скважины. Он прошел вдоль огромной стоянки, с удовольствием отметив, что стены и пол совершенно сухие. Четвертый бокс открылся сразу. Он весь был завален коробками, мешками, звенящими бутылочными ящиками. Настоящий продуктовый склад! Луч фонаря осветил коробки консервов, в некоторых местах банки раскатились по полу. Странно. Севр направил луч вверх, чтобы осмотреть бокс полностью. У него появилось такое чувство, будто продукты либо были свалены в кучу как попало, либо кто-то уже обшарил бокс. Но, очевидно, тут никого не было. Надо думать, владелец магазина поручил все убрать какому-нибудь безответственному служащему, а тот исполнил поручение в последний момент, перед самым закрытием.

Севр быстро осмотрел коробки: и тут крабы. Уже в горло не лезет! Тушенка, сардины в масле, говядина в собственном соку, все то же, что обычно и бывает во всех бакалейных магазинах, с этим можно прожить долгие месяцы и умереть от гастрита. Множество фруктовых соков. Ящики минеральной воды. Никакого вина. Никакого кофе. Он запинался о детские ведерки, мячики, шезлонги. Здесь же стояли ящики с разборными воздушными змеями, коробки настольных игр. Его руки нащупали пустую коробку, с порванным верхом… В самом ли деле порванным?.. Может, это просто он сам стал недоверчивым, как затравленное животное?..

В дальнем углу в куче коробок он нашел аптечные принадлежности широкого потребления, лезвия, зубные щетки, но бритвы не было. Она наверняка заржавела бы. Он растолкал по карманам несколько банок сардин, упаковку аспирина. Незачем нагружаться. Он возьмет еще, когда понадобится. На три с половиной дня ему хватит. Он закрыл за собой дверь, облегченно вздохнув. Раз уж устроил разведку, надо зайти в квартиру Блази и забрать красный плед, который заметил в прошлый раз. Эти хождения взад-вперед немного развлекли его. Завтра попытается починить дверь агентства. Конечно, он не великий мастер, но вспоминать о незакрывающейся двери было неприятно. В кабинет может зайти кто угодно. А если случайно Матушка Жосс придет в голову обойти помещения, чтобы посмотреть, не сильно ли Резиденция пострадала от бури, — она увидит, что кто-то проник в агентство и его могут поймать. Нельзя пренебрегать ни малейшей предосторожностью.

Небо посветлело. Облака, сияющие, прозрачные, как дым, пролетали так быстро, над самыми крышами, что было удивительно — почему их не слышно. Море, казалось, зашумело громче, но теперь легче было различить удар каждой волны, ее шелестящий бег по песку. Если бы осмелился, он пошел бы прогуляться по бесконечному пляжу. В конце концов, он ведь свободен, свободен как никогда. Разве не от этого его самая тайная тоска?.. Он обошел всю квартиру Блази. Но красного пледа не нашел. А может, его и никогда не было. Севр ошибся… Однако…