Морской узел

Глава вторая

Хутор Хольт расположен недалеко от поселка. В такой, как сегодня, погожий денек стоящий на взгорье побеленный каменный дом похож на вытащенного из воды пинагора. Дом излучает сияние, словно королевский дворец из сказки. В такие места путники обычно направляются лишь затем, чтобы вызволить из плена несчастную заколдованную принцессу и получить в награду полцарства. И нужна изрядная смелость, чтобы приблизиться к этим сказочным хоромам, особенно если идешь один и собираешься сторговать там лодку.

Но мальчик, спешащий по дороге к дворцу, идет туда не первый раз. Он бывал здесь с одной девочкой, внучкой старого Гейри. Каждый раз он обнаруживал тут новые комнаты и убежден, что это самый замечательный дом на свете. В гостиной стоит орган, и если очень попросить хозяйку, она сыграет на нем. А когда Лои приходил в Хольт последний раз, комната напротив кухни была полна цыплят — они вылупились из инкубатора в углу.

Лои стучит в наружную дверь, и сердце его от волнения начинает колотиться. Что делать, если Гейри наотрез откажется продать ему лодку?..

Дверь открывает старушка в коричневом, с цветочным узором платье. Она худая и беззубая, почти такого же роста, как Лои. На голове у нее платок, который еще больше подчеркивает худобу ее лица. Это старая Руна, сестра Гейри.

— Гейри дома? — спросил Лои, поздоровавшись.

— Да, Аусгейр дома.

— Можно с ним поговорить?

— Заходи, дружок, — пригласила его в дом Руна.

Гейри сидел за кухонным столом и ставил на яйца клеймо. В прошлый раз Лои тоже застал его за этим занятием. Гейри был не выше подростка, тощий, с редкими волосами на голове. Глаза его светились мальчишеским задором, словно жизнь состояла из одних веселых проказ. Вот и сейчас он с видимым удовольствием ставил на яйца клеймо, точно дразнил этим кур. Лои никогда не видел его без трубки в углу рта и постепенно начал верить рассказам, будто Гейри и спит с трубкой, потому что она накрепко приросла к губам.

— Здравствуй[3],— произнес Лои, входя в кухню.

— А, здравствуй, здравствуй, мальчуган. Ты очень кстати. Мне как раз нужен на лето паренек вроде тебя… Ты небось шустрый?

— Не знаю, — кротко ответил Лои.

— Ну если ты похож на своих родителей, то страсть какой проворный. Отец-то твой, когда доходило до дела, мог любого заткнуть за пояс, он был прямо одержимый. Знаешь, что такое одержимый?

— Нет…

— Ну конечно, откуда тебе знать. Одержимый — это человек, на которого нет управы, когда он берется за работу… Он швыряет большущие камни так высоко в небо, что они падают по ту сторону земного шара, в Австралии… Он может один, без посторонней помощи, за день построить хлев… Может неделями не есть, не пить, не спать, только работать. Вот что значит одержимый, друг ты мой. Такого человека не удержишь. И тебе этим летом нужно работать так же: за пять минут вычистить хлев, в десять часов слетать в магазин по поручению Доуры и через семь минут вернуться с покупками… И ничего при этом не забыть… И бежать так, чтобы изо рта пар валил, а все бабы на дороге при виде тебя падали замертво со страху… Главное, дружище, не слоняться без дела, помни об этом. У лентяя на коленях сидят семеро чертей, да еще ему приходится чесать спину восьмому. Так что никогда не отлынивай от работы, запомнишь?

— Да…

— Ну и отлично. Будешь летом у меня работать. А я позабочусь о том, чтобы утром тебя поили молоком, а вечером давали кашу на воде.

Болтая, Гейри не забывал ставить на яйца клеймо и время от времени поглядывал на собеседника. Торчавшая изо рта трубка прыгала вверх-вниз, но упрямо висела на прежнем месте.

— Ладно, оставь мальчика в покое, — вмешалась старая Руна, вытирая руки о край передника. — Лои, дружочек, хочешь молока с хлебом?

— Нет, спасибо, я только что поел, — соврал Лои.

Гейри бросил на него удивленный взгляд:

— Где это видано, чтобы гости отказывались от угощения? На хуторе от угощения не отказываются, даже если у тебя распирает живот… Глядишь, дома съешь меньше, другим больше останется, ха-ха-ха! А кстати, зачем же ты пожаловал, если не собираешься идти ко мне в работники? Купить яиц? Милости прошу — лучшие яйца во всей Солнечной системе. Смотри-ка, одно такое яйцо от Гейри из Хольта питательнее десятка килограммов простых куриных яиц… Так ты за яйцами?

— Нет…

— Тогда за чем же? Может, хочешь покататься верхом?.. Слетать на моей кляче до перевала и обратно? Мальчишкой я этим очень увлекался. Гнал лошадь в гору, а потом она съезжала на хвосте до самого моря. И тебе такого захотелось?

— Нет-нет…

— Ну хватит! Останешься у меня на лето, и все тут. Сделаю из тебя примерного крестьянина. Таким ребятам, как ты, гораздо полезнее быть на сенокосе, чем целыми днями болтаться на пристани, где вы сплошь и рядом падаете в воду и приходится вас спасать… Только мешаете людям работать.

— Я вообще-то пришел спросить, не продашь ли ты мне «Оладью», — смущенно улыбаясь, проговорил Лои.

Гейри отложил в сторону клеймо и неторопливо поднял глаза сначала на Руну, которая стояла у плиты, потом на Лои. Мало того. Слова мальчика настолько поразили его, что он даже вынул изо рта трубку. Лицо Гейри не изменилось бы больше, если бы он лишился, к примеру, носа или ушей — настолько неотделима была трубка от его лица. Но это длилось одно мгновение. Трубка вернулась на прежнее место, а в глазах Гейри зажегся плутовской огонек.

— Ага, значит, решил заняться рыбным промыслом?

— Да, решил…

— А деньжата у тебя есть?

— Немного… на сберкнижке.

— Мама об этом знает?

— Конечно.

— А сколько тебе лет?

— Восемь… почти девять.

Гейри оценивающе посмотрел на Лои.

— Почти девять, понятно, — не спеша промолвил он. — Мне кажется, в следующий день рождения тебе исполнится уже не девять, а все девятнадцать.

В кухне воцарилась тишина. Гейри, видно, отродясь еще не держал рот закрытым так долго, как на этот раз. Его молчание вызывало у Лои чувство тревоги и неуверенности. Если Гейри откажется продать ему «Оладью», нечего и мечтать о промысле, о больших уловах, которые они хотели сдавать на холодильник. Человек, не имеющий собственной лодки, навсегда останется бедняком… Даже порядочным крестьянином ему не стать.

Тишину нарушила старая Руна. Она подошла к мальчику и, желая подбодрить его, обняла за плечи.

— Ты, значит, не только внешностью в отца выдался… — сказала она. — Зачем нам вообще эта лодка? Ее и на воду-то никогда не спускают, только гниет и приходит в негодность.

Гейри бросил на сестру быстрый взгляд.

— Гниет, говоришь? У нас тут ничего не гниет, кроме меня самого. Ты, Лои, знаешь, что такое гнить? — Лои промолчал, но все же решился посмотреть Гейри прямо в глаза и улыбнуться. — Если ты объяснишь мне, что значит гнить, так и быть, отведу тебя к этому морскому кораблю… Ведь «Оладья», скажу я тебе, и есть самый настоящий морской корабль. Правда, на веслах она чертовски тяжелая.

К счастью, Лои не раз слышал от дедушки, что «Оладья» у Гейри гниет, хотя никогда не задумывался над смыслом этих слов. Теперь же, когда одно-единственное слово могло решить его судьбу, надо было как-то выкручиваться. Он тщательно подумал, прежде чем ответить:

— Это значит становиться старым и ненужным.

— Ну молодчага! Не такой уж ты простачок, как может показаться на первый взгляд. Гнить — это значит становиться старым и никуда не годным… Совершенно верно… Валяться у силосной башни незащищенным от ветров и непогоды и чувствовать, как с корпуса слезает один слой краски за другим, а борта рассыхаются, так что в щели видно весь наш Дальвик… Очень приятно… вернее, чего ж тут хорошего!

— Да, это плохо, — согласился Лои.

— Плохо! Не просто плохо, мой мальчик, — произнес Гейри, поднимаясь с места. — Это непростительно перед богом и людьми! Нельзя позволять чему бы то ни было на свете, «Оладье» или Гейри из Хольта, гнить и становиться ненужным!

— Что за чушь ты вбиваешь мальчугану в голову, — заметила Руна, давая Лои баранку и два кусочка сахара.

Гейри вдруг развеселился и, едва сдерживая смех, стал натягивать сапоги.

— Пройдусь-ка я с нашим рыбаком к силосной башне, взгляну на корабль, — сказал он сестре, открывая дверь на улицу. — Что такое морской корабль, ты, конечно, знаешь, спрашивать тебя об этом нет нужды, — продолжал Гейри, когда они вышли из дома.

— Это корабль, который плавает по морям, и с ним ничего не может случиться.

— Вот именно… корабль, которому не страшны никакие испытания, точь-в-точь как рыболовным ботам нашего Эйвиндюра. Он был первым корабельным мастером в Исландии и жил тут у речки Карлсау… Строил такие вот лодки, вроде «Оладьи», и ходил на них до самого острова Кольбейнсей, как будто до него не дальше, чем до ближайшего ручейка. Вот и ты, дружок, лучше бы сам построил себе лодку, а не отнимал у старика последнее, что у него есть.

— Я не умею строить лодки, — смутился Лои.

— А мастер Эйвиндюр был совсем мальчонкой, когда сделал свою первую лодку… Кажется, он к тому времени даже не ходил. Да-да, теперь я вспомнил. Он еще ползал. Вместо соски он держал во рту молоток, а дощечки таскал у отца. Вот это был мастер, за любое дело брался. Ты, дружок, ставь перед собой большие цели и не бойся, если на первый взгляд кажется, будто их даже за кончик не ухватить. И никогда не довольствуйся сделанным, считай, что в другой раз сумеешь достигнуть большего. Ты еще успеешь быть собой довольным. Дотянешь до моих лет, будешь радоваться и тому, что пережил ночь.

Они подошли к силосной башне, возле которой лежала перевернутая вверх днищем «Оладья». Две верхние бортовины были в пятнах и трещинах. Некоторые щели оказались настолько большими, что через них виднелась поблекшая трава. Железная обшивка киля отлетела и валялась рядом, красная от ржавчины, форштевень был сломан, уключины отскочили.

Хотя Лои и расстроился, увидев «Оладью» в таком состоянии, нельзя было, конечно, подавать виду. Как-никак это лодка.

— Что ж, выглядит она неплохо, — заявил Лои.

— Ну, я бы этого не сказал. Но если несколько раз промазать днище смолой, законопатить щели, поработать скребком, а лодку выкрасить, она будет как новая. Женщины этим каждый день занимаются — скребут и красят!

— Да, это несложно, — поспешил заметить Лои.

— Дерево еще крепкое…

— А сколько ты за нее возьмешь?

Тут-то и пошел серьезный разговор. С тех пор как у Лои возникла мысль о покупке лодки, его беспокоили не деньги, а согласится ли Гейри ее продать.

— Ну… твой дед когда-то продал ее мне за тысячу крон… Наверное, будет справедливо, если я уступлю ее тебе за ту же цену?

Эти слова заставили Лои склониться над лодкой и начать ее внимательно осматривать. Он знал, что дедушка в свое время получил за «Оладью» всего десять, крон. Теперь же, когда лодка была намного старше и находилась в таком плачевном состоянии, Гейри просил за нее тысячу крон! А она действительно была в плачевном состоянии. Много это — тысяча крон — или мало, в данном случае не имело значения. Таких денег у Лои просто не было.

— А можно, я заплачу тебе сейчас триста шестьдесят две кроны, а остальное в конце лета, когда выручу деньги за улов?

Гейри от души расхохотался:

— Почему же именно триста шестьдесят две кроны? Почему не триста или триста пятьдесят? Ведь круглые цифры куда красивее. Когда занимаешься коммерцией, старайся всегда округлять до ста или пятидесяти. Тот, кто толкует о двух кронах, приобретая морской корабль, ничего не смыслит в деньгах. Из такого никогда не получится настоящий судовладелец. Надо привыкнуть ворочать большими цифрами… Никогда не говори «тысяча», лучше сразу «миллион». А кроны и эре хороши только для расчетов в лавке.

— Я это запомню. Так можно заплатить тебе триста пятьдесят крон, а остальное летом?

— У тебя деньги при себе?

— Нет, но я могу сразу же сбегать в сберкассу.

Гейри посасывал трубку и глядел на лодку.

— Ладно, на том и сойдемся. Остальное заплатишь летом.

Гейри еще не договорил фразу, как Лои кинулся ему на шею и расцеловал его.

— Я бы не прочь почаще что-нибудь продавать, если бы все сделки заканчивались вот так, — сказал Гейри и погладил Лои по голове. — Хороший ты мальчуган…

Лои весь трепетал от волнения.

— Только кто-нибудь должен помочь мне переправить лодку к нам, — одним духом выпалил он.

Но Гейри, видимо, не слышал его; во всяком случае, он не откликнулся на эти слова, а подошел к лодке и стал оглаживать ее, словно старую конягу, которой предстояла отправка на бойню.

— Лодка, конечно, замечательная, просто замечательная, — чуть слышно произнес он.

— Ты не бойся, когда тебе захочется выйти в море, я ее тебе всегда дам, — сказал Лои. — Если меня не будет дома, так я наверняка на пристани. Можно и у мамы попросить, это все равно…

Гейри потупил взгляд, прикрыл глаза рукой и долго стоял так, не произнося ни слова. Очень даже невесело было смотреть на него: взрослый, а плачет… Похоже, Гейри принимал продажу «Оладьи» слишком близко к сердцу. Может, лучше бросить эту затею? Наверняка попадется какая-нибудь другая лодка, зачем отнимать у старика то немногое, что у него есть?..

Но тут Гейри поднял взгляд.

— Глупыш ты, глупыш… Лучше обещай мне другое: что ты подаришь мне свою «божью рыбку». Знаешь, что такое «божья рыбка»?

— Не совсем, — ответил Лои. — Это палтус?

— Что у тебя только в голове творится! Не палтус это, а первая рыба, которая попадается в первый выход на промысел, так и запомни. Первый настоящий промысел приносит человеку «божью рыбку».

— А если первым попадется палтус, что тогда?

— Тогда это будет палтусная «божья рыбка»! И пожалуйста, не забывай, что перед каждым выходом в море нужно перекреститься.

— Хорошо.

— И обещай никогда не отчаливать при береговом ветре.

— Обещаю.

— И еще: на море нужно быть очень осторожным. С ним шутки плохи… Отчаянных голов, которые пускаются в море, и без тебя хватает. Понял?

— Да.

— Вот и прекрасно. На том и кончим. Больше я тебе ничего говорить не буду, во всем остальном разберешься сам.

Гейри протянул Лои руку.

— А не отметить ли нам теперь нашу сделку молоком с плюшкой? Мне в собственном доме плюшки да пирожные удается отведать только при гостях. Вот тогда мои бабоньки тащат на стол всякую вкуснятину и потчуют ею первого встречного-поперечного… Разве это справедливо? Когда женишься, заведи такой порядок: пусть торты и пироги стоят у вас на столе с утра до вечера. Тогда я буду приходить к тебе пить кофе. Так как, пойдем к нам?

— Нет… Мне пора бежать…

— Ну беги… И спасибо, что пришел.

Гейри неспешным шагом двинулся к дому. Он посмотрел вслед Лои и с усмешкой покачал головой: мальчик летел по направлению к поселку, словно спасаясь от нагонявшей его волны.