Мортен. Охвен. Аунуксесса

1

Недалеко от бурной и пенящейся речки Гломмы, посреди возвышающихся скал и разбросанных там и сям валунов течет вовсе уж безымянный ручей. На берегу этого ручейка в изобилии произрастает обалденно вкусная трава. Так, во всяком случае, могут думать козы, если, они вообще могут думать. Их пасет короткими летними месяцами мой взрослый друг Охвен, ну а я ему с энтузиазмом, свойственным моему юному организму, помогаю. Говорят, что сыр, получаемый от наших коз, самый вкусный у нас во фьорде. Это наше с Охвеном твердое убеждение, потому как работа эта совсем не в тягость, а если делом заниматься в удовольствие, то и продукт получается отменного качества. Конечно, пастушеское ремесло почетно и прибыльно (беглый взгляд на заурядного пастуха, грязного и в лохмотьях подтвердит это предположение), но в дальнейшей жизни я планировал к козам не иметь никакого отношения, разве что сугубо потребительское. Я грезил далекими странами, воинской доблестью, славой героя. Охвен все это уже пережил, поэтому оба мы были вполне удовлетворены: я, уверенный в своей будущей карьере викинга и полным кошельком искусителей человечества рыже–желтого цвета, и Охвен, уважаемый за прежние подвиги самим конунгом, никогда не стесненный отсутствием средств. Приходилось, правда, доказывать некоторым завистникам свою состоятельность, как личность, но все реже и реже.

Моя помощь ветерану была очень кстати, так как, обладая огромным ростом, широченными плечами и крепкой мускулатурой, он практически не мог бегать, сильно хромая на левую ногу. Увечье досталось ему в стародавнем походе, при выручке из беды своих боевых товарищей. Но, тем не менее, после излечения он вновь занял свое место в дракаре и совершил еще немало славных дел.

Хотя и выглядит Охвен как истинный викинг, светловолосый, голубоглазый, но родился он далеко от этих мест, на краю мира, за землями таинственных финских колдунов, на осколке древней Гипербореи. Как он попал сюда – рассказ особый, мне пока так и не удалось услышать сентиментальные воспоминания о былой юности нашего мира.

Наша жизнь текла бы и дальше подобным устоявшимся образом, если б однажды чудным туманным утром я не проявил любопытство, увидев, как над лесом взмыли в одночасье все птицы округи. Возбужденно крича, они наперегонки нарезали несколько кругов в воздухе и рассыпались по своим пряткам, будто их и не было. Лишь пара соек где–то воодушевлено трещала, как горох, падающий на барабан. Эти сойки возвестили всему свету, что мир изменился, по крайней мере, мой и Охвена.