Моряк

Мушка

Настало веселое, теплое лето. Мишка, Гришка да Мушка целыми днями резвятся на воле.

У Мишки — бабушка. Она старенькая и любит ворчать на Мишку. Если за дело — Мишка терпит, слушает, а если зря, ни за что, ни про что, — тут уж Миша себя в обиду не даст, за словом в карман не полезет!

С улицы посмотреть, — можно подумать, будто Гриша и Миша живут в одном доме. Но это только так кажется. На самом деле у них дома разные, только крыша одна. И дворы разные. И жизнь разная. У Гришиной мамы сегодня, скажем, щи из овощей, у Мишиной бабушки — суп перловый. Гришина мама сегодня, примерно, суетится у печки, гремит кастрюлями, горшками, а Мишина бабушка сидит тихонько в уголочке и седые свои волосы расчесывает… Разная жизнь, разные обычаи! Но Гриша и Миша все равно приятели и поминутно бегают друг к другу.

А Мушка — это собака. Артельская.

На Мишкином дворе, надо вам сказать, работает артель овчинников. Они овчины выделывают, которыми тулупы кроют.

Там у них весело, на Мишкином дворе. С раннего утра до позднего вечера кипит работа в артели.

Вот Мушка и пристала к этой артели. Артельщики вовсе не думали обзаводиться собакой. Им вовсе нужна была лошадь, а не собака.

Они и купили лошадь… Сначала они купили Рыжего — жеребца. Потом они его обменяли на Белую — лошадку. Но Белая оказалась ленивой до невозможности. Тогда они ее продали и опять купили Рыжего, только не того, а другого, потемней. Это был добрый конь — всем вышел: и сильный, и статный, и резвый, с длинной гривой и тонкими ногами. На нем сам председатель артели ездит — товарищ Мейер.

Товарищ Мейер заботится о Рыжем: кормит его вовремя и поит, и Рыжий хорошо бежит под Мейером — кнута никакого не надо!

Товарищ Мейер давно обещал взять Мишку и Гришку в город, только все не приходится: то телега нагружена товаром, сесть некуда, то он укатит чуть свет, когда ребята еще спят. Но эго ничего! Товарищ Мейер, если обещал, — наверняка сделает. И ребята терпеливо ждут. Они Мушку тоже возьмут с собой в город. Она будет бежать за телегой, она сильная. А что, ей не добежать до города, что ли?..

Когда Мушка пристала к артели, все обрадовались: а ведь собака нам, пожалуй, очень даже кстати будет! Особенно были рады товарищ Мейер и сторож Евдоким. Тот самый Евдоким, у которого острая бородка, как у козла, громадные ноги и который научился в артели отлично говорить по-еврейски.

Но больше всех к Мушке привязались, конечно, Мишка и Гришка. Мушка тоже к ним привязалась. Куда они, туда и она. Они на баштан— и она на баштан; они в сад за яблоками— и она в сад за яблоками; они на речку— и она на речку…

Когда Мушка появилась в артели, она была худа, как голодный волк. И шерсть у нее была серая, волчья, и уши торчали, как у волка, а хвост был трусливо поджат.

Но Мишка с Гришкой взялись за нее как следует, и через недельку собаку нельзя было узнать. Она стала веселая, гладкая, пушистая, и все, кто хоть сколько-нибудь понимает в собаках, все говорили:

— Замечательная собака у артельщиков. Где они раздобыли такую?

И Мишка с Гришкой гордо переглядывались. Они были рады.

Беда была только с Мишкиной бабушкой. Она в собаках ничего не понимает, и вот она невзлюбила Мушку.

— Я ее когда-нибудь кипятком ошпарю, вашу собаку, — грозилась она, — не надо мне собак. Я уже, слава богу, шестой десяток обхожусь без собак!

Ох, Мишка разозлился! Ох, он давай ругаться с бабушкой!

— Ты только тронь ее, — кричал он, — ты только вот столечко ее тронь! Я тебе тогда покажу «кипятком ошпарю»!

А Гришка стоял под окном, слушал, как Мишка спорит с бабушкой, и думал:

«Чего она мешается не в свое дело? Что ей Мушка сделала? Разве можно такую замечательную собаку — кипятком? Старуха такая злющая!..»

Потом он стал думать про Мишку:

«Интересно, а что Мишка сделает, если она на самом деле ошпарит Мушку?»

А Мишка все спорил с бабушкой, все спорил. Он сердито макал вареную картошку в соль, глотал, почти не жуя, и кричал:

— Попробуй только! Я тогда знаешь чего сделаю! Я соберу всех собак, всех, какие только есть в городе и за городом. И щенков, и цепных, и даже бешеных. Кормить найдется чем, мездры и овчины у нас хватит. Вот ставь тогда воду бочками, готовь кипяток! Посмотрим, как ты с ними справишься!

Гришка под окном ухмыльнулся. Он представил себе, что весь двор заполнен разными собаками: белыми, темными, желтыми, пестрыми, большими, маленькими, охотничьими, дворняжками, пуделями, таксами, бульдогами… целый двор собачий!

«Ну их, — подумал Гришка, — лучше не надо! Они будут грызться между собой и рычать. Лучше пускай Мушка останется! Она ведь разведчиком может быть, ребята говорили. На войне если! А Мишкина бабка ничего не понимает. Хорошо, что он ее настращал. Не будет трогать!»

Каждое утро ребята ранехонько выбегали на двор — где Мушка? Вот она, Мушка, на месте. Спит в тени, свернувшись калачом. Всю ночь она ходила с Евдокимом, помогала ему сторожить, и теперь спит. Тшш, не будите! Но Мушка сама проснулась и кинулась к ребятам. Она обнимает их, виляет хвостом, и вид у нее такой, будто она хочет сказать:

— Товарищи, вы собрались идти куда-то, что ли? Пойдемте, в чем же дело? Я не прочь!

Ребята рады. Они оглядываются, не смотрит ли кто в окно, и достают из кармана угощение для Мушки: хлеб с маслом, кусочек мяса от вчерашнего обеда или еще что. Мушка не отказывается. Она ничем не брезгает. Она быстро все съедает и потом с веселым визгом как начнет носиться по двору — ни за что не догонишь!

Один денек выдался особенный. Первым делом, в этот день надо поработать в артели. Там Мишке и Гришке задание: перебрать две сотни засоленных овечьих шкурок. Ребята на этом деле заработают два рубля. Можно будет купить мороженого, подписаться на «Пионерскую правду», и еще останется на кино.

Потом они пойдут на речку — рыбки половить. А после речки — на МТС Там сегодня спектакль. В общем — работы много.

Раньше всех в этот день проснулся Мишка. Он вышел на крылечко и свистнул:

— Фью… Мушка!

Мушка не отзывается. Оглохла, что ли? Или спит где-нибудь крепко?

— Мушка… Мушка… Фью…

Вместо Мушки на свист примчался Гришка. Он был в одних трусах — без рубашки, без чулок.

— Спит, наверное, — сказал он. — Пойдем в артель!

И Миша с Гришей пошли на склад перебирать шкурки.

Работа пошла дружно. Они успели перебрать уже больше сотни шкурок, а Мушки все не было.

— Поискать бы ее, — сказал Мишка.

— Сперва работу закончим, — сказал Гришка, — а то соль разъест пальцы. Немножко осталось!

Они еще посвистали на всякий случай — Мушка, Мушка! — Мушки нет и нет.

Гришка молча посмотрел на Мишу, и без слов было ясно, что он хочет сказать:

«Уж не бабушка ли твоя… того…»

Мишка покачал головой, и тоже было ясно без слов:

«Будь спокоен, она ее теперь ни за что не тронет!»

Ребята разделались со шкурками и побежали к колодцу мыть руки. Гришка заодно помыли шею, и грудь, и ноги… Но где ж Мушка?

Они обшарили весь двор. Они даже на МТС побежали — может, она туда забрела. Они спрашивали у всех мальчишек: может, кто видел Мушку?

— Неужели ваша Мушка пропала? — удивились мальчишки.

— Да, — вздохнул Миша, — убежала куда-то.

— Постой, — хватился Гришка, — а помнишь, на прошлой неделе кто-то хвалился, что уведет Мушку?

— Пустое, — махнул Миша рукой, — она не даст себя увести. Это не такая собака!

— Я знаю, не такая, а все-таки…

— Нет, я, знаешь, на кого думаю? Ты заметил, на кого Мушка всегда кидается и рычит?

— На Мурло?

(«Мурло» — так прозвали толстого Иону из Марьяновки.)

— Ты думаешь, она зря на него?

— А что?

— А то! Мурло всегда дразнит Мушку. Он говорил: поймаю Мушку, обдеру ее и жене меховые туфли сошью.

— Из Мушкиной шкуры? — ужаснулся Гришка.

— Ну, да! Ты еще его не знаешь, какой он!

— Ай, Мушка его на кусочки разорвет!

Ребята побежали в артель. Они осмотрели все чаны. Артельщики стали спрашивать: в чем дело, кого вы ищете? А ребята отмахиваются, ничего не отвечают.

Решили ждать председателя. Товарищ Мейер приедет, — он-то живо найдет, «где собака зарыта». Грустно стало ребятам. На речку они не пошли. Какая уж тут речка! С трудом они дождались вечера, и побежали на шоссе. Товарищ Мейер всегда возвращался из города к вечеру.

Вот ребята легли на траву около дороги.

Вот ребята легли на траву около дороги…

Ждут. А Мейера все нет! Проехало уже, наверное, штук двадцать разных телег, а артельской телеги все нет! Они-то ее сразу узнают, за версту. Хоть бы стадо скорей прошло, и то легче станет!

Но вот, наконец, вдали показалось стадо. Впереди шла большая черная корова с кривыми рогами. За ней — еще корова, и еще и еще — бурые, серые, черные, коричневые, пестрые… Ребята и своих коров узнали: черную с белыми пятнами — Мишкину, и пеструю — Гришкину. Ребята загляделись на стадо и даже на время забыли про Мушку.

Вдруг на шоссе раздался стук колес. Постойте, знакомый стук! Погодите, это ведь артельская телега так стучит!

Ребята со всех ног бросились на стук. Скорей бы увидеть громадный козырек товарища Мейера, серую его кепку, запыленные усы!.. Вот он уже близко! Впрочем, нет. Это не он, это кто-то чужой. Лошадь артельская, Рыжая, а седок чужой.

— Вижу! Знаю! — вдруг закричал Мишка. — Это Евдоким, вот кто!

Они подбежали к Евдокиму. И вдруг из-за телеги с визгом бросилась на них громадная серая собака.

— Му… Мушка! — закричали ребята — Мушечка! Где ж ты была, Мушечка?

Они ухватились за край телеги, взобрались на нее, сели рядом с Евдокимом и все смотрели назад, на дорогу: там, за телегой, весело бежала Мушка и скалила зубы на ребят…

Теперь все объяснилось: товарищ Мейер поехал не в город, а на станцию (ему надо было на поезд, в Житомир), Евдоким его отвез. А Мушка увязалась за ними, и побывала на станции, и поезд посмотрела.

— Жалко, — почесал Мишка затылок, — не знали мы…

— Мы бы тоже поехали, — подхватил Гриша. — Ты бы взял нас, Евдоким?

Они рассказали Евдокиму, как они искали Мушку, и все. Евдоким долго смеялся, а потом по-еврейски сказал:

— Ого-го, Мушка!.. Клугер гунт!

И все впятером — Евдоким, Мишка, Гришка, Рыжий и Мушка — с грохотом понеслись по дороге, обгоняя медленное стадо.