Мошенники времени

Глава 2

Агнес Ферчайлд была хо-о-орошей девушкой. Не то чтобы красавица, но мила и щедра. А в постели и вовсе бесподобна. По многолетнему опыту Скитер знал, что застенчивые, робкие институточки доставляют больше всего удовольствия: нет ничего занятнее, чем преодолевать их предрассудки и обучить nape-другой безумных штучек. Он часто сожалел, что женщины никогда не остаются с ним надолго, но с другой стороны, черт возьми, недостатка в новых в Ла-ла-ландии тоже никогда не было. И все тот же многолетний опыт научил Скитера не быть слишком требовательным к внешности. Отзывчивость и искренность — вот что гораздо ценнее.

Поэтому, когда в жизни Скитера появилась Агнес Ферчайлд, он был более чем доволен. А когда она предоставила ему шанс сотворить что-то вне Вокзала Времени, он осыпал ее всеми знаками внимания из своего арсенала. Она даже обучила его азам латыни, достаточным, чтобы продержаться недолго на случай, если они отобьются друг от друга — чего он ни за что не допустил бы… до самого дня Игр. Да и гид из Агнес был что надо. Скитеру нравилось таскаться с их группой почти так же, как проводить со своей страстной возлюбленной душные римские ночи. Оживший древний город напоминал Скитеру голливудскую киношку, поставленную специально для него, но наполненную живыми людьми, живые руки которых он мог освободить от некоторого количества живых денег без риска, что они побегут жаловаться на него — все равно они все давным-давно уже померли.

Разумеется, Агнес он этого не говорил. Он просто наслаждался ее обществом и видом, как наслаждался огромным форумом Августа или нагромождением торговых рядов у пристаней, где ловкие пальцы помогли ему несколько улучшить свое материальное положение. Впрочем, большую часть времени он занимался очаровыванием всех в группе, от самого богатого из миллионеров — на чей пухлый кошелек Скитер давно уже положил глаз — и до самой маленькой глазастой девчонки, называвшей его не иначе как «дядя Скитер». Ему даже доставляло удовольствие щекотать и щипать ее, когда она щекотала и щипала его. Она была очень мила. К своему удивлению, Скитер обнаружил, что любит детей. А ведь были времена, когда вид другого ребенка — особенно мальчика — леденил ему кровь.

«Это было давно, Скитер, очень давно. Ты больше не чей-то „богда“».

И это, пожалуй, было лучше всего. До тех пор, пока он играет в свои плутовские игры, развлекается теми штучками, которым научило его жестокое детство. Скитер Джексон никогда не будет чьим-то духом-во-плоти, одиноким, бессловесным — бессловесной жертвой, не имеющей права ответить, когда другие мальчишки дразнили его, — ну разумеется, ведь божеству не положено скандалить, как бы его ни провоцировали на это. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как набраться терпения и оставаться жертвой — или стянуть что-нибудь из вещей одних своих мучителей и подложить их к вещам других. В этой игре он преуспел, со мстительным наслаждением наблюдая за результатами.

Все это относилось к тем вещам, которые мало кто может понять из других людей, и Скитер скорее умер бы, чем признался в этом даже тому, кто дошел до этого своим умом.

Порой он думал, не мучают ли его друга Маркуса воспоминания еще страшнее его собственных. Проведя в Риме две недели, он убедился в этом воочию. Понаглядевшись того, что творится на улицах, он специально попросил Агнес отвести его на невольничий рынок. То, что он там увидел… что ж, если раньше Скитера и могли терзать слабые угрызения совести, то, что он там увидел, избавило его от всяких сомнений.

Сколько бы он ни украл у любого богатого римского ублюдка, тот все равно еще и не того заслуживал. Он заслуживал гораздо большего. Чем больше, тем лучше. Вот когда слова Маркуса — когда он сравнил его с Голди Морран — были абсолютно справедливы. Порок здесь был возведен на шокирующую высоту. По сравнению со здешними профессионалами порока Скитер — прямо-таки святой. Полуприкрыв глаза, он смотрел на бесконечные дефиле богатых, надменных римлян в шикарных портшезах и вспоминал свирепые ледяные ветры, задувавшие в степях, где он вырос.

Еще он вспоминал блики зимнего солнца на клинках и тысячи способов лишения человека жизни, которым вырастившие его люди обучают своих детей. И, вспоминая это, Скитер продолжал видеть, как измываются богатые римляне над беспомощной беднотой, остро сожалея, что не может свести этих людей лицом к лицу — римлян и монголов-якка, клинок против клинка.

Поскольку возможность такого поединка представлялась маловероятной, он назначил себя полномочным представителем рода Якка в этом городе мрамора, денег и нищеты. Ему не терпелось приступить к избавлению римлян от серьезных сумм золота, заработанного на крови, — несколько случайных кошельков не в счет; так, разминка для пальцев. Долгожданный шанс наступил утром последнего дня их пребывания в Риме. Весь их заезд в полном составе вышел из гостиницы еще на рассвете.

— Все становитесь в свои группы! — командовала Агнес, и эхом ей отзывались гиды остальных групп и даже несколько добровольцев, подрядившихся проводить желающих в места, находящиеся в стороне от основного маршрута, и благополучно вернуть их обратно. Поскольку Скитер стоял рядом с Агнес, он слушал только ее указания. — Наши места будут в верхнем ярусе, отведенном рабам и иностранцам. Проверьте, захватили ли вы мелочь на билеты, и не забудьте цветные платки, чтобы подбадривать ту колесницу, за которую будете болеть. Бои гладиаторов начнутся не раньше полудня, сразу по окончании бегов…

Скитер слушал вполуха. Он обдумывал свой план и еще раз припоминал инструкции Маркуса. Кошелек его был наполнен наполовину — в основном унциями (один асе — фунт меди — делился на двенадцать унций, если верить Агнес, первых монет, отчеканенных римлянами). К ним примешивалось некоторое количество серебряных денариев и сестерциев, что в сочетании с несколькими брошенными сверху золотыми ауриями придавало содержимому кошелька вполне солидный вид. Агнес снабдила его и серебром, и золотом, чтобы он — если верить его собственному объяснению — производил благоприятное впечатление на местных купцов. Так, дескать, они вряд ли посмеют надуть его.

— Пойми, Агнес, я не хочу, чтобы они считали меня провинциальным увальнем, недостойным того, чтобы тратить на него время.

Интересно, подумал он, как долго она сможет еще выносить зрелище того, что римляне проделывают с неримлянами. Двух недель хватило ему по горло, даже без гладиаторских поединков, а ведь он пять лет провел в юртах рода Якка.

— Скитер!

Он поднял глаза и увидел адресованную ему нежную улыбку Агнес.

— Да?

— Готов?

— Всегда готов!

Улыбка ее была столь очаровательна, что он не удержался и поцеловал ее, завоевав восторженные вопли и свист зрителей. Она покраснела до корней своих каштановых волос.

— Ладно, все готовы? Тогда пошли!

Скитер беззаботно потянулся за Агнес вместе с первой группой. От гостиницы, которой «Путешествия во времени» владела на Авентинском холме, двинулись они узкими, извилистыми улочками через многолюдный, шумный Рим. День Игр! Это висело в воздухе, и Скитер безошибочно распознавал охватившее весь город напряжение, так отличающее это утро от всех предыдущих дней. Он сбавил ход, отставая от Агнес. Туристы, нетерпеливо ожидавшие своих первых — и для большинства единственных — настоящих римских развлечений, толкаясь, спешили вперед. Никто из них даже не оглянулся. Скитер ухмыльнулся, потом незаметно скользнул в сторону от группы и направился в Большой Цирк по другому, подсказанному ему Маркусом две недели назад маршруту.

Он знал, что нужный ему вход находится где-то у ворот на арену в милю длиной. Несмотря на ранний час, лавочки, предлагавшие снедь, вино, памятные кружки с изображениями колесниц, корзинки и подушечки для сидения, были уже открыты, и торговля кипела вовсю. Утренний воздух казался чистым и золотым в рассветных лучах, окрасивших горячее латинское небо. Аромат жарящихся бобов с колбасой смешивался с вонью зверей в клетках, запахом вина и пота от нескольких тысяч мужчин и женщин, торопившихся ко входам в Цирк. Еще бойчее шли дела у нескольких букмекерских будок, при виде чего рот у Скитера наполнился слюной от возбуждения.

«Есугэй, твой бродячий „богда“ попал наконец в настоящий рай!»

Впрочем, извилистые улицы сбивали его с толку, да и входы в Цирк, похоже, тоже. Арок, ведущих в огромный Цирк, оказалось гораздо больше, чем он ожидал. И толпы валили в каждую из них. Черт, которую имел в виду Маркус? Он прошел весь фасад до спрямленного торца Цирка, до зловонного Тибра — тот нес свои мутные воды мимо въездных ворот и двух небольших храмов, знакомых ему по фотографиям. Визг запертых в клетки львов и леопардов и ржание зебр больно били Скитера по барабанным перепонкам. Обнаженные по пояс мужчины сгружали клетки с пришвартованных к пристани барж на берег. Пугливые лошади рвали поводья из рук владельцев; рабы в железных ошейниках катили маленькие, похожие на чайные чашки колесницы из дерева и ивовой лозы к месту старта первого заезда. Мужчины и мальчишки — судя по цвету туник, возницы — стояли кучкой в стороне и, похоже, с полной серьезностью обсуждали стратегию предстоящей гонки.

«Ладно, — решил Скитер. — Выберу вход, ближний ко всему этому безобразию, и буду надеяться на удачу. Похоже, Маркус имел в виду именно это».

Он нашел славное с виду местечко и приготовился к осуществлению своего замысла. Хотя Агнес и обучила его «аварийным» фразам, которых он не знал раньше, несколько недель, предшествующих отправлению, он не потратил зря. Пользуясь компьютерным доступом к библиотеке, он вызубрил как можно больше латинских фраз — как необходимых ему для общения, так и возможных ответов со стороны потенциальных клиентов. И уж на случай, если не хватило бы и этого, с особой тщательностью он вызубрил: «Пожалуйста, я бедный иностранец. Ваша латынь слишком сложна для меня. Не могли бы вы говорить попроще?» Он узнал даже, какие ярлыки положено давать тем, кто делает ставку. То, как положено выплачивать выигрыши, его не интересовало…

Поскольку бои гладиаторов не должны были начаться раньше полудня, план Скитера не отличался особой сложностью: набрать как можно больше ставок и сделать ноги, не дожидаясь окончания скачек. Он вернется с выручкой в гостиницу, чуть позже, после обеда, извинится перед Агнес, ссылаясь на недомогание, и когда вечером Римские Врата снова отворятся, он вернется в Ла-ла-ландию богатым человеком. И главное, неприкасаемо-богатым человеком — во всяком случае, до тех пор, пока он не будет пытаться отправиться со своим выигрышем куда-нибудь в Верхнее Время.

Потирая мысленно руки, Скитер Джексон окинул взглядом толпу, изобразил на лице обаятельную улыбку, набрал в легкие побольше воздуха… и закричал:

— Ставки, делайте ваши ставки, только на бои гладиаторов, лучшая выдача в городе…

Спустя каких-то полчаса он начал уже сильно сомневаться в том, что у его плана имеются шансы на успех. Большинство из тех, кто подходил к нему, вообще не делали ставок. Те, кто рисковал, были в основном из бедноты, и ставили они не больше медного асса, а чаще одну из тех медных монет, на которые он делился.

«Отлично. Должно быть, выбрал не тот вход, черт бы его подрал».

Он как раз собирался было сняться с места и попытать счастья у одной из других арок, когда к нему подошел высокий мускулистый мужчина с коротко стриженными светлыми волосами, лет тридцати — тридцати пяти. За ним следовал раб в ошейнике.

— Что, принимаем ставки, а? — спросил мужчина, смерив Скитера испытующим взглядом. — На бои?

— Да, господин, — расплылся в ответной улыбке Скитер, пытаясь скрыть волнение. Судя по обилию золота и вышивки на одежде, этот парень был действительно богат.

— Тогда скажи-ка мне, любезный, как у тебя котируется Люпус Мортиферус?

— На выигрыш или проигрыш?

В темно-янтарных, волчьих глазах мужчины мелькнуло раздражение.

— На выигрыш, конечно.

Разумеется, Скитер в первый раз слышал об этом треклятом Люпусе Мортиферусе или его послужном списке. Впрочем, ставки он принимал все утро, так что, быстро прикинув в уме возможные варианты, безмятежно улыбнулся:

— Три к одному.

— Три к одному? — Глаза высокого мужчины слегка расширились; в них вспыхнул неподдельный интерес. — Что ж, хорошо. Право же, занятная выдача. Ты, судя по всему, чужестранец?

— А даже если и так? — ухмыльнулся Скитер. Тот наконец тоже ухмыльнулся.

— Сделаю-ка я ставку у тебя, чужестранец. Как насчет пятидесяти аурий? Потянет твой кошелек такой проигрыш?

Скитер совершенно оцепенел. Пятьдесят золотых аурий? Это будет… это будет… пять тысяч серебряных сестерциев! Подумать только, сколько кредиток он получит, обменяв пятьдесят аурий в лавочке Голди Морран, вернувшись на Вокзал Шангри-ла…

— Нет проблем, дружище! Конечно! Может, я и чужестранец, но не без средств. Ты меня просто обижаешь! — Скитер приготовил ярлык.

— Стеллио! — окликнул мускулистый римлянин своего раба. — А ну принеси из моего сундука пятьдесят аурий! — Он достал из поясной сумки ключ и протянул рабу.

Раб нырнул в толпу.

— Меня еще дела торопят, — с улыбкой пояснил римлянин, пряча ярлык к себе в кошелек, — но уверяю тебя, моему рабу можно доверять. Он был безнадежным прохвостом, когда я покупал его, но любые дурные привычки можно исправить, надо только знать как. — Римлянин засмеялся. — Лишенный языка раб куда покорнее. Не говоря уж о том, что молчаливее. Ты согласен?

Скитер кивнул, но на деле ему сделалось немного не по себе. Как-то, еще мальчишкой, ему довелось видеть человека с вырванным языком…

Римлянин исчез в толпе. Конечно, Скитер промахнулся, назвав ему дурацкую котировку этого чертова Люпуса. Впрочем, с другой стороны, его все равно уже не будет здесь, когда этот парень явится получать свои сто пятьдесят аурий. Скитер подавил невольную дрожь. Интересно, черт подрал, что этот несчастный раб натворил такого, что ему вырвали за это язык?

Ничего удивительного, что Маркус не хочет возвращаться сюда. Ни за что не хочет.

В ожидании Стеллио с деньгами Скитер продолжал принимать ставки, наполняя потихоньку свой кошелек и раздавая ярлыки. Пронзительные звуки римских фанфар, открывавших вступительный парад, взбудоражили уличных птиц. Толпа в Цирке возбужденно взревела. Скитер принял несколько последних ставок, и тут в толпе показался бегущий Стеллио. Раб задыхался, широко раскрыв рот от бега. Скитер судорожно сглотнул. Языка у раба действительно не было.

— Нрргахх, — произнес бедолага, протягивая Скитеру увесистый кошелек.

Он убежал, прежде чем Скитер успел прийти в себя и ответить что-то. Продолжая ощущать легкую дурноту, Скитер открыл кошелек и высыпал на ладонь несколько золотых монет. Раб не обманул его: пятьдесят золотых аурий… Они сияли на солнце, слепя глаза бликами, словно молнии в грозовом небе Гоби. Скитер с ухмылкой ссыпал их обратно в кошелек, затянул шнурок и привязал его себе на пояс. Подождем, пока это не увидит Голди!

Несколько припозднившихся зрителей сделали свои ставки — одна медь, начиная с асса и до всех возможных его частей: сикстанов, квадранов и триен, и, конечно, вечные, самые популярные унции. Он получил даже еще пару серебряных сестерциев — и почти сразу же после этого трубы возгласили начало первой гонки колесниц.

Время уходить.

Он решил промочить глотку вином и потратил часть своей выручки, купив его в одной из множества лавок, размещавшихся тут же, под трибунами. Там же он заметил вареных креветок, выложенных на виноградные листья, и решил попробовать, каковы они на вкус. Хм! Эти римляне умели готовить креветок! Расправившись с ними, он заметил на полке у задней стены сырные пирожки, некоторые в форме женской груди.

Он спросил о них у лавочника.

— Сырные пирожки с миндалем, — ответил тот. — Продаю только целиком.

Ну что ж, вон тот, в углу, казался совсем небольшим. Он ткнул в него пальцем, и лавочник с готовностью положил пирожок на прилавок перед ним в обмен на несколько монет из «выигрыша» Скитера. Откусив кусок, Скитер сразу же понял, что по сравнению с изделиями Йаниры Кассондры этот в общем-то неплохой пирог был все равно что баночная тушенка по сравнению с икрой. Пока он деловито жевал пирог, на трибунах раздался оглушительный рев.

— Что, первый заезд? — поинтересовался Скитер, гордясь своими познаниями в латыни.

Вид у лавочника был, похоже, здорово удивленный.

— Заезд? Ты что, не слышал? Повелением Императора у сегодняшних Игр особенное открытие.

— Правда? — переспросил Скитер, стараясь казаться равнодушным. Он проголодался сильнее, чем думал, да и пирог был все-таки не так уж и плох, особенно в сочетании с этим вином.

— Да, — кивнул лавочник, не скрывая своего удивления при виде подобного невежества. — Специальный показательный поединок его любимого гладиатора.

— Что?! — Скитер чуть не подавился пирогом.

— Да. Поединок до первой крови в ознаменование сотого выхода Люпуса Мортиферуса на арену. — Лавочник хохотнул. — Вот это чемпион! Со времен его восьмидесятой победы на него не ставили меньше чем один к четырем. Должно быть, бой вот-вот кончится…

Дальше Скитер не слушал. Ста пятидесяти аурий на выплату за эту кретинскую ставку у него все равно не было. Черт, черт, черт! Он пулей вылетел из лавки, забыв про недоеденный пирог, и зашагал вдоль длинного фасада Цирка в сторону города. Где-то за его спиной весело журчал Тибр. Он умерил свой шаг до просто быстрого, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. С тем количеством денег, что он нес, его вполне могли принять за вора.

«О’кей, Скитер, не пори горячку. Ты попадал в переплеты и хуже этого. Не придет же он за своими деньгами прямо сейчас, даже если поединок уже кончился. Возвращайся в гостиницу „Путешествий во времени“ и не высовывай носа на улицу до открытия Врат, тогда все с тобой будет в ажуре. Бывало и хуже. Гораздо хуже».

Новый рев с трибун потряс окрестности. Скитер вздрогнул. И тут же на огромной арене воцарилась тишина. Скитеру отчаянно хотелось сорваться на бег, но он сдержал себя и продолжал идти быстрой походкой, словно спеша по неотложному делу.

И тут словно в кошмарном сне…

— Эй! Эй, ты, чужестранец!

Он оглянулся — и кровь его застыла в жилах.

Ярдах в ста за его спиной стоял тот самый высокий мускулистый римлянин, что сделал у него ставку. Даже с такого расстояния Скитер разглядел на его руках и одежде брызги крови.

«Ох, ну надо же… Было ведь у меня нехорошее предчувствие насчет этого чертова Люпуса Мортиферуса».

Скитер сделал единственное, что мог сделать исходя из логики и понятий чести.

Он бросился бежать как проклятый.

— Стой! Стой, ты…

Остальная часть фразы состояла из тех латинских слов, которые Скитер еще не выучил.

Он нырнул за первый угол и наддал ходу. Тяжелые кошельки на боку нещадно колотили по бедрам, мешая бежать. Окружающие Цирк кварталы представляли собой лабиринт узеньких переулков и извилистых проходов. Скитер петлял по ним, выкладываясь из последних сил, не сомневаясь, однако, что без труда оторвется от более грузного римлянина. С учетом того что он научился бесследно растворяться в местах, где прошло его детство, затеряться в Риме для него было проще простого.

Но и его преследователь оказался быстрее, чем он ожидал.

Скитер оглянулся и с трудом удержался от вскрика. Тот парень не отставал — более того, он приближался. Грозовые тучи над равнинами Монголии выглядели не столь угрожающе, чем физиономия этого типа. И в руке он держал длинный нож. Жутко длинный нож.

Скитер свернул еще за угол, врезался в стайку женщин, осыпавших его визгливыми проклятиями, и продолжал бежать. «В гостиницу сейчас нельзя. Он выследит меня и разорвет на кусочки. Тогда куда?» Черт, почему он так плохо ознакомился с планом города? Скитер свернул еще раз, вихрем пронесся по длинному переулку, снова свернул и…

И отчаянно заорал, тщетно пытаясь остановиться.

Улица почти сразу же кончалась обрывом в Тибр. Сила инерции сорвала Скитера с кромки и швырнула вниз. Скитер сделал вдох — он прекрасно понимал, что золото утащит его под воду. Он врезался ногами вперед в грязную воду и погрузился почти до самого дна. Он отчаянно, из последних сил замолотил руками, пытаясь вынырнуть и удерживая дыхание. Потом голова его вырвалась на поверхность, и он судорожно глотал воздух. Легкие горели.

Что-то твердое ударило его по плечу. Скитер взвыл, ушел под воду… и вцепился во что-то, погрузившееся в воду прямо перед его носом. Его полностью выдернуло из воды. На мгновение он оказался лицом к лицу с ошалевшим рабом, вцепившимся в тяжелое весло большой лодки. От удивления тот выпустил весло. И Скитер камнем ухнул обратно в воду. От удара он захлебнулся, но весла не отпускал, и ему удалось снова высунуть голову на поверхность. Он попробовал выморгать воду из глаз и набрать побольше воздуха.

Возвышавшаяся над ним лодка оказалась прогулочной посудиной. Гребцы у обоих бортов бросили грести и наклонились, чтобы посмотреть на него. Несколько весел с грохотом столкнулись в воздухе. Лодка накренилась.

«Замечательно. Вот и говорите теперь насчет того, чтобы не привлекать внимания».

Быстро взглянув через плечо, Скитер увидел на берегу Люпуса Мортиферуса, грозившего ему кулаком и неслышно выкрикивавшего что-то, судя по всему, очень обидное. «Боже, помоги мне выбраться из этой переделки, и клянусь тебе, я никогда шагу не ступлю обратно в этот Рим. Я займусь исключительно туристами, и правительственными чиновниками, и всеми прочими типами из Верхнего Времени…» Скитер судорожно вцепился в весло. Лодка тащила его за собой, но это подарило ему несколько драгоценных секунд на то, чтобы он смог перевести дыхание. Потом через борт перегнулся надсмотрщик.

— Какого…

Большей части замысловатого ругательства Скитер перевести не смог, но в целом смысл его явно сводился к «Убирайся к черту с моего весла!».

Скитер собрался уже было выдать душещипательную историю, способную убедить этого парня пустить его на борт, когда сукин сын хлестнул его кнутом по рукам. Пальцы обожгло как крапивой. Он взвыл, невольно ослабил хватку — и, конечно же, ухнул обратно в воду. Прежде чем он сумел вынырнуть, он набрал носом изрядно воды.

«Надо на берег… Пока я не лишился сил и не утонул».

Черт, какое тяжелое это проклятое золото! Однако несколько секунд отдыха, пока он цеплялся за весло, помогли. Скитер поплыл к ближайшему берегу — по счастью, это оказался противоположный Цирку и ужасному Люпусу Мортиферусу. Когда ему наконец удалось выбраться на берег в облепившей его мокрой тунике, его шатало от усталости. Зато золото все еще было при нем. И он все еще был жив.

Он как раз хотел отреагировать на эти два факта улыбкой облегчения, когда до ужаса знакомый голос крикнул, казалось, у него над самым ухом:

— Вон! Вон он!

Люпус Мортиферус перешел Тибр по мосту, которого Скитер и не заметил.

И не один, а с друзьями.

Здоровыми, злобными, уродливыми ублюдками.

Скитер выругался и заставил себя подняться на ноги. «Сейчас мне от них уже не убежать». Он и на ногах-то еле держался. Попробовать задурить им голову? Убедить их, что все это просто досадное недоразумение? По-английски ему это, возможно, и удалось бы. Но не на латыни. Незнание языка делало это, увы, невозможным. Лихорадочно думая о том, что делают римляне с пойманными на месте преступления — рев толпы со стороны Цирка дал ему некоторое представление об этом, — Скитер затравленно озирался по сторонам в поисках выхода.

Все, что он увидел, — это группу возниц, заводивших беговых лошадей на баржу. Лошади находились как раз между ним и взбешенными гладиаторами. Возможно, навыки Скитера и не отличались особым разнообразием, но одной из немногих вещей, которым он обучился, живя в юртах рода Якка, было умение держаться на лошади, да и на любой твари, если только у нее имелось четыре ноги с копытами.

Поэтому он бросился бежать не от своих преследователей, а к ним, успев увидеть удивленное лицо Люпуса Мортиферуса.

— Прошу прощения, мне это сейчас нужнее, — бросил он оцепеневшему от подобной наглости вознице, хватаясь за повод ближней к нему лошади. Мгновение — и он уже сидел на спине животного. Застигнутая врасплох лошадь заржала и попятилась, но Скитеру доводилось укрощать и более строптивых. Он пришпорил ее пятками и туго натянул поводья, поворачивая в нужную сторону. Лошадь поняла все правильно: «На мне сидит не какой-то там новичок!»

Скитер еще раз пришпорил лошадь, посылая ее в быстрый галоп. Люди вокруг выкрикивали проклятия, но было уже поздно. За несколько секунд он оказался вне досягаемости всех своих преследователей. Да, что-что, а скакать эта лошадка умела.

Скитер довольно рассмеялся и склонился к самой шее животного. Развевающаяся от встречного ветра грива хлестала его по лицу. Ногами он ощущал перекатывающиеся под лошадиной шкурой мускулы. Ему не хватало привычных железных монгольских стремян, напоминавших формой голландские деревянные башмаки, но и без них он без труда удерживал равновесие — и он неплохо научился ездить без седла; он все надеялся, что Есугэй позволит наконец ему ездить верхом на настоящих лошадях. Пешеходы с криками и проклятиями шарахались из-под копыт. Он лишь смеялся, наслаждаясь потрясающей скоростью. Похоже, в руки ему попал настоящий чемпион!

Конечно, это запоздало на несколько лет, и все же Скитер наконец-то завершил свой ритуал посвящения в мужчины. «Уау! Наконец-то! Я угнал своего первого коня!» Жаль только, рядом не было никого из рода Якка, чтобы стать свидетелями этого и должным образом отметить. Хан Якки не позволял Скитеру участвовать в подобных набегах, опасаясь того, что с его забавным маленьким «богдой» случится что-нибудь, способное принести несчастье. Скитер ухмыльнулся. «Вот уж не думал, что мне выпадет шанс совершить это! Не так уж и плохо для парня, упавшего через нестабильные Врата в место, где никто не ожидал, что он сможет выжить!»

Ему страсть как не хотелось расставаться с лошадью.

Однако скакать по Риму на краденой беговой лошади, пока оскорбленные в лучших чувствах гладиаторы и владельцы лошади ищут его, было бы неразумно. А ни родная мать, ни — в особенности — его приемная мать не могли пожаловаться на то, что вырастили болвана. Если уж быть точным, похищенная Есугэем невеста не только смирилась со своим браком, но постепенно начала править юртой мужа словно прирожденная царица, и она одна из чужаков приняла забавного маленького «богду», оказавшегося в таком же затруднительном положении, обучив его множеству нужных вещей и просто ласково улыбаясь ему.

Поэтому, вспомнив советы обоих своих приемных родителей насчет осмотрительности, Скитер перевел лошадь на шаг, дав остыть, потом — как только решил, что он в безопасности, — остановил, спешился и потрепал по взмыленной шее.

— Спасибо, дружище. Я в долгу перед тобой. Жаль, но расплатиться сейчас не могу.

Конь мягко дохнул ему в лицо и дружески толкнул носом в грудь.

— Ага, — улыбнулся Скитер, потрепав того по морде — Ты мне тоже нравишься. Но мне надо бежать, а тебе надо скакать.

Он привязал поводья к ближайшему фонтану, чтобы конь мог по крайней мере напиться, а сам отправился на поиски надежного, укромного убежища, где бы он смог отсидеться до момента открытия Римских Врат, что должно было случиться около полуночи. Звон золота в кошельках у него на поясе был для него победной музыкой.

Скитер ухмыльнулся.

Неплохо для одного дня.

Очень даже неплохо.