Московский характер

Действие первое

Кабинет Потапова. Высокая комната. Светлая мебель. На маленьком столике модели станков, бронзовые детали. Полдень. Лето. Окна раскрыты. За окнами московский пейзаж. Потапов, в очень хорошем расположении духа, вместе со своим секретарем Шурой, молоденькой девушкой, стоит перед большой диаграммой с красными и черными шнурками и передвигает красный шнурок на самый высокий столбик.

Потапов. Шура, а ведь не учел художник.

Шура. Не учел, Алексей Кирьяныч... Как же быть?

Потапов. Больше ста двадцати пяти не предполагал, а мы - сто тридцать семь процентов. Ошибся художник.

Шура. Может, отдать переделать?

Потапов. Не надо, Шура, не надо... Мы поверх столбика. Вот так булавочку переставим. (Прикалывает высоко красный шнур. Затем отходит чуть в сторону, любуясь диаграммой.)

Шура подходит к нему.

Айвазовский прямо. Как, Шура?

Шура. Красиво, Алексей Кирьяныч!

Потапов. Вот именно. (Напевает.) «Бабушка козлика очень любила, вот как, вот как, очень любила...»

Телефонный звонок.

Шура (снимает трубку.) Секретарь директора... Сию минуту. Алексей Кирьяныч, жена... (Передает трубку Потапову.)

Потапов. Да, Ирина Федоровна. (Напевает.) «Вот как, вот как, очень любила...». Почему хорошее? Еще бы не быть хорошему!.. Поздно, поздно. В главк поеду. Ты тоже поздно?.. Ну, конечно. Профсоюзный актив. .. Понимаю, понимаю... Кстати, профсоюзный актив, придешь раньше - чай вскипяти. Вот и прекрасно... Ко мне? Пусть едет. Конечно, приму. И даже без очереди... По важному делу?.. Ну, какие там у вас важные дела могут быть? Ситцевая республика... Хорошо, хорошо. Так не забудь насчет чая. (Кладет трубку.) Беда, Шурочка, когда жена профсоюзный работник: за общественным питанием смотрит, а муж, как овца, на подножном корму. Будете замуж выходить, учтите.

Шура. Учту, Алексей Кирьяныч.

Потапов. И правильно сделаете. Вот что, Шура, ко мне приедет директор текстильного комбината Северова, так вы ее без очереди.

Шура. Хорошо, Алексей Кирьяныч.

Потапов. Вызовите Кривошеина.

Шура. Сию минуту. (Выходит, едва не столкнувшись с входящим Зайцевым.)

Зайцев. Алексей Кирьяныч, министр звонил?

Потапов. Звонил. Поздравил нас, Сергей Сергеич. Каково?

Зайцев. Ну что ж, нам, с одной стороны, не привыкать, а с другой - приятно...

Потапов. А все, Сергей Сергеич, почему? Производство налажено. По всему Советскому Союзу идут наши станки. Попадете вы, к примеру, в Казахстан во время отпуска...

Зайцев. Чего меня туда понесет?

Потапов. Или в Поволжье...

Зайцев. Отпуск я планирую на Клязьме с удочкой.

Потапов. Как говорят, «на одном конце червяк, а на другом...» Что там на другом, Сергей Сергеич?

Зайцев. Шутник вы, Алексей Кирьяныч!

Потапов. А чего ж не пошутить? Заработали. (Напевает.) «Бабушка козлика очень любила, вот как, вот как...»

Зайцев (в тон Потапову). Она из него мыло варила, вот как, вот как...

Входит Кривошеин.

Кривошеин. Алексей Кирьяныч, что-нибудь случилось?

Потапов. Случилось, товарищ технолог, случилось, Игнат Степаныч! Скажи ему, Сергей Сергеич.

Зайцев. Министр звонил.

Кривошеин. А-а...

Зайцев. Вот рыба: хоть бы шелохнулся! Поздравлял нас.

Кривошеин. Что ж, мы хорошо работали.

Зайцев. Но министр же звонил! Министр!

Кривошеин. Не понимаю, что ты восклицательные знаки ставишь.

Потапов. Нет, конечно, приятно все-таки... Ценят нас, тебя, Игнат Степаныч.

Кривошеин. Ценят?

Потапов. Еще бы! (Подходит снова к диаграмме, за ним следуют Зайцев и Кривошеин.) Игнат Степаныч, если мы дали сто тридцать семь процентов за прошлый месяц, значит, мы пятилетку выполним?

Зайцев. Что за вопрос?

Потапов (Зайцеву). Подожди. (Кривошеину.) Выполним?

Кривошеин. Конечно. Даже раньше...

Потапов. А как раньше?

Кривошеин. Я думаю - в четыре года...

Потапов. В четыре? Нет, Игнат Степаныч, в три с половиной! И чтобы дух вон! В четыре! В четыре все выполнят. Это не доблесть...

Кривошеин. Как же не доблесть...

Потапов. Хорошо - доблесть... А нам подвиг нужен. Мы впереди должны быть... Уж если мы перешли на поток. Ну-ка, Игнат Степаныч раскинь мозгами.

Зайцев. А если в три?

Потапов (Зайцеву). Подожди. Неплохо, конечно, в три, но нет, не выйдет... Так вот, Игнат Степаныч, тебе задание: так все разработать, чтобы в три с половиной. Выйдет?

Кривошеин. Попробую. Думаю, что получится.

Зайцев. Хладнокровный ты какой-то, Кривошеин. «Попробую...» «Подумаю...» Взойдем - и все!

Кривошеин. Да, ты-то взойдешь!

Потапов. Вот этим мы и жить сейчас будем. От этой печки танцевать... (Кривошеину.) Кстати, на новоселье скоро позовешь?

Кривошеин. Скоро. Вот устроюсь немного...

Потапов. А на свадьбу?

Кривошеин (взглянув на Зайцева).Я свободен, Алексей Кирьяныч?

Потапов (Зайцеву). Сергей Сергеич, дуй на склад готовой продукции. Там у них с транспортом не в порядке.

Зайцев (потянувшись к телефону). А я дам указания.

Потапов. А ты без указаний. Так сказать, лично проверь, персонально.

Зайцев (неохотно идет). Что ж, пойду персонально. (Уходит)

Потапов (вслед ему). Пойди, пойди. (Кривошеину.) Что случилось, Игнат Степаныч?

Кривошеин. О чем вы?

Потапов. Квартиру тебе дали. Знали - женишься...

Кривошеин. Я могу съехать с квартиры.

Потапов (почти задушевно). Оставь, Игнат Степаныч, этот тон. Думай обо мне лучше. Я ведь не из любопытства. Все хотел спросить... Говори по-мужски, не стесняясь.

Кривошеин. Что ж стесняться... Сделал ошибку, теперь расплачиваюсь.

Потапов. Да в чем ошибка-то?

Кривошеин. Оттолкнул Кружкову от себя.

Потапов. Поправимо...

Кривошеин. К сожалению, нет.

Потапов. И давно?

Кривошеин. Несколько месяцев.

Потапов. Чего ж молчал?

Кривошеин. Радости мало говорить об этом.

Потапов. Да в чем дело? Что ты там начудил?

Кривошеин. Понимаете, Алексей Кирьяныч... Она работница. Показалось мне, что трудно будет нам друг с другом... Ну, как вам объяснить? Неправильный тон взял. Ну, не сложилось как-то...

Потапов. Да что у тебя там не сложилось?

Кривошеин (вдруг горячо). Хотелось мне ее как-то поднять, ну, все сразу, понимаете?.. Ну, чтоб все она узнала... И в музеи, и в театры, и лекции... А чувствую, что устает она от всего.

Потапов. Еще бы!. Она ж, милый, в вечерней школе учится...

Кривошеин. Я помочь хотел...

Потапов. От такой помощи ноги протянуть недолго... О любви-то ты ей говорил?

Кривошеин. Мало.

Потапов (передразнивая). «Мало»... Эх ты, инженер...

Кривошеин. Одним словом, она ушла.

Потапов. Не с того начал. Ты бы ей о любви, а потом она уже за тобой не то что в музеи, а на край света пошла бы.

Кривошеин. Вот так...

Потапов. Да, нехорошо... А сейчас она депутат Верховного Совета. Вот тебе и работница!.. А ты ее любишь?

Кривошеин. Получается, что люблю.

Потапов. А знаешь что? Пойди к ней на прием. Объяснись. Если она любит, поймете друг друга.

Кривошеин. Нет, сейчас это уже невозможно.

Потапов. Ай-яй-яй, квартира из трех комнат пропадает! А может, обойдется? Вот мы с Ириной тоже вроде оба с характерами, а ничего... Ей богу, ничего. Где уступишь, для виду, конечно, а в общем - глава семьи. Хозяин положения. Чтобы она когда-либо пошла против меня? Нет, не бывает так. Тебе, конечно, было бы труднее. Сам глава семьи, а жена - депутат... Попробуй подать голос против? А? Не подашь? Не подашь...

Кривошеин. Теперь, конечно, не подам. Я прошу, Алексей Кирьяныч, больше никогда не говорить об этом.

Входит Шура.

Шура. Товарищ Северова.

Потапов. Проси.

Шура выходит, входит Северова.

Дорогу текстильной промышленности! Здравствуйте, Ольга Ивановна! И познакомьтесь. Наш главный технолог Игнат Степанович Кривошеин.

Северова. Северова.

Знакомятся.

Потапов. Ольга Ивановна, директор текстильного комбината.

Кривошеин. Я знаю. (Потапову.) Я больше вам не нужен?

Потапов. Пока нет.

Кривошеин, поклонившись Северовой, уходит. Северова провожает его недружелюбным взглядом.

Что ты на него так, Ольга Ивановна? Понравился небось? Женщина всегда остается женщиной.

Северова. А зачем же ей быть мужчиной! Их и так достаточно.

Потапов. Не скажи, на нас сейчас большой спрос.

Северова. А-а, Потапов, кто-то сболтнул однажды глупость, а ты повторяешь!

Потапов. Однако ты его с интересом рассматривала. Яркий представитель сильного пола? Заинтересовалась бы. Холост. Неплохой жених бы для тебя был.

Северова. Оставь, Потапов. Я к тебе не за женихами пришла.

Потапов. Зачем изволила, соседка?

Северова. Помог бы нам... по-соседски.

Потапов. Так вы ж ситчик делаете. Восемнадцатый век. А мы - станки. Я б вас давно за московскую черту вывел, во Владимир куда-нибудь или там в Муром.

Северова. Что так близко? Подальше бы...

Потапов. Можно и подальше. Москва, Ольга Ивановна, давно уже из ситцевой стала индустриальной.

Северова. Лозунгами разговариваешь?

Потапов. Ладно, не ругайся... В чем дело-то?

Северова. Алексей Кирьяныч, выслушай меня серьезно. Ты ведь знаешь, тесть твой с инженером Горбенко станок изобрели.

Потапов. Старик всю жизнь что-нибудь изобретает.

Северова. Понимаешь, станок для электромеханического способа гравирования. У нас сейчас рисунок гравируется от трех недель до двух месяцев, а этот станок дает возможность гравировать в два дня. Понимаешь, в два дня! Какое богатство тканей разных рисунков мы можем выпускать... Ну, вот мы сейчас даем примерно девяносто рисунков в год... А сумеем восемьсот. Восемьсот, Потапов!

Потапов. Да что вы, художественная мастерская?!

Северова. Конечно! Станок улучшит ткани, сделает их веселее.

Потапов. Ну-у?

Северова. Человечество за это время какой путь прошло? Быстрее звука летать стало. Атомная энергия перестала секретом быть.

Потапов. Как известно, перестала.

Северова. А материю мы выпускаем еще по старинке.

Потапов. Отсталая вы отрасль, Ольга Ивановна.

Северова. Так вот мы революцию в текстильной промышленности делаем!

Потапов. Ого!

Северова. Нам война помешала.

Потапов. Портянки делали?

Северова. И парашютный шелк.

Потапов. Теперь занавесочки будете?

Северова. И занавесочки...

Потапов. А может, не надо занавесочки? Может, не надо заслонять солнце от человека? И вообще о человеке больше думать! Станки надо делать, Ольга Ивановна! А ты с ситцами!

Северова. Я со станками. Помоги нам, ты можешь. Ведь станки эти близки по профилю тем, которые ты выпускаешь...

Потапов. Этак ты и до анфаса доберешься.

Северова, Алексей Кирьяныч, задумали мы просить министерство, в правительство решили обратиться с предложениями...

Потапов. Очень хорошо, просто замечательно!

Северова. Поддержишь нас?

Потапов. А чего ж нет?

Северова. Вот спасибо тебе!

Потапов. Да не стоит... А завод-то какой предлагаете?

Северова. Твой.

Потапов. Мой?!

Северова (скромно). Твой, Алексей Кирьяныч.

Потапов (рассмеявшись). Вот характер женский! Ведь нет разума, одно голое чувство.

Северова. А ты одень его. (Расстегивает портфель, достает яркий отрез ткани очень красивой расцветки и, развернув, бросает его на стол.) Вот! Хорош?

Потапов (пробует на ощупь). Сколько платили в комиссионном?

Северова. Потапов! Это нашей фабрики. Пробная. Да если твоя Ирина оденется в такое?!

Потапов. А зачем ей? Она профсоюзный деятель. Я б для профсоюзных деятелей форму изобрел. Коричневое платье с черным передником. Заседать в таком удобней.

Северова. Помоги нам, не сопротивляйся. Подсоберешь резервы — ведь профиль-то близкий, ведь не ткацкий станок, а электрогравировальный. Понимаешь, для всей текстильной промышленности, для всей!

Потапов. О женщины, женщины! И как вам доверяют государством управлять? Милая моя, хлеб нужен. Я станки для сельхозмашиностроения выпускаю.

Северова. Я ж тебе не предлагаю заменить. Ты справишься с двумя заказами. Совместишь. Я знаю твою мощность.

Потапов. Мою? Преувеличиваешь. Да ты пятилетний план читала?

Северова. Все читала. А если что новое появляется, полезное, думаешь, будем ждать следующей пятилетки?!

Потапов. Слушай, Ольга Ивановна, ты сама директор, должна понять: что значит принять новый заказ? Мне ж тебе не нужно объяснять. А у меня такие планы, такой разворот предполагаю сделать... Пятилетку в три с половиной года. А ты — с ситцами!

Северова. Я тоже хочу, ну хотя бы в четыре...

Потапов. Бог в помощь...

Северова. Ты хотя и не бог, а прошу у тебя помощи.

Потапов. Демагогия, Ольга Ивановна. Типичное женское легкомыслие.

Северова. Ты так думаешь?

Потапов. Конечно.

Северова. Значит, нет?

Потапов. Нет.

Северова. Ошибку допускаешь, Потапов. Мы думали в тебе найти поддержку.

Потапов. Рекомендую тебе не тратить понапрасну время, а двигать ваш станок, как и положено в таких случаях, по всем бюрократическим инстанциям.

Северова. Странные слова ты говоришь, Потапов. Ну ладно, только имей в виду: у нас московский характер. Уж если что мы решили сделать для пользы народа, сделаем, как бы ни было нам трудно.

Потапов. Желаю удачи. Только ты бы лучше о своей фабрике подумала, с планом-то у вас того...

Северова (пряча ткань в портфель). Не беспокойся...

Потапов. Женишка бы тебе найти, злость бы, может, пропала, а то лютуешь.

Северова. Это уже не твоя печаль. До свидания. (Уходит.)

Потапов (стоит, барабаня пальцами по столу). Характер, выдумала тоже, московский... А у нас, что ли, бразильский? И что они власть такую взяли?

Входит Зайцев.

Зайцев (подавая Потапову пакет). Вот, из министерства прислали!

Потапов (вскрывая пакет). Ну, что тут нам пишут?

Зайцев. Наверно, благодарность. А может, премия?

Потапов (читает; по мере того, как знакомится с содержанием пакета, улыбка сходит с лица). Так, так... Уже успели. Нет, ты подумай, Сергей Сергеич! Уже успели! Что ж, поборемся, товарищи женщины! Вы с характером, а мы что, в лесу родились? Как думаешь?

Зайцев. Насчет женщин - отрицательно.

Потапов. Так вот, дорогие женщины, на этот раз мы вам дорогу не уступим. Будем невежливыми, Сергей Сергеич. Вот что, давай сюда Кривошеина. Хотя... стой! Потом Кривошеина. (Взял бумагу, спрятал ее в портфель.) Они в министерство - и я в министерство! (Зайцеву) Передай в цех, пусть форсируют сборку. Слышишь?

Зайцев. Слышу, Алексей Кирьяныч... Только, в чем дело, не пойму...

Потапов. Я им выгравирую такое на память... такие рисуночки будут...

Зайцев. Это для клуба, что ли?

Потапов. А-а, Зайцев!.. Вот приеду из министерства, узнаешь. Скажи Кривошеину, чтоб ожидал меня. И нажимай здесь.

Зайцев. Когда будете?

Потапов. Не знаю. (Уходит.)

Зайцев. Что за рисунки? Вот человек! (Садится на место Потапова. Снимает трубку.) Диспетчера. Передайте в сборочный - Алексей Кирьяныч приказал форсировать сборку... Уже сто сорок? Хорошо... Какие еще указания? Неважно. Но они будут, указания будут. Обязательно будут... Какие? Неважно, какие... Важно, чтобы были указания!

Столовая в квартире Потапова и Гриневой. Просторная светлая комната. Квартира расположена на пятом или шестом этаже. Ощущение высоты создают сотни огней в других домах, видных через раскрытую дверь балкона. В столовую ведут две двери из других комнат. Московский летний вечер. За окнами все еще светло. Вместе с открытием занавеса в комнату входят Гринева и Кружкова. У Гриневой в руках газеты и письмо, она только что вытащила их из почтового ящика. Кружкова останавливается на пороге балкона. Гринева зажигает свет.

Кружкова. Зачем, Ирина Федоровна, свет зажгли? Еще видно.

Гринева. Не люблю полумрак. Или темно, или полный свет. Садись, Аня. Будем хозяйничать. (Достает из буфета заварной чайник.) Мы с Алексеем чаевники. (Уходит и возвращается.) Поздно актив кончился.

Кружкова. Вы хорошо говорили, Ирина Федоровна.

Гринева. Жизнь научит. А потом, знаешь, складно говорить не так уж трудно.

Кружкова. Трудно. Ко мне приходят разные люди. Простые и непростые. Иной говорит, а я чувствую: проверяет меня, где я неправильно скажу, где не знаю чего, — а я еще многого не знаю. А мне говорят, просят меня: помогите, решите, вмешайтесь! А если мне самой нужно помочь?

Гринева. Да, депутату нельзя ошибаться.

Кружкова. Вот меня и беспокоит... Вот хотя бы эта Свиридова.

Гринева. Наша Свиридова?

Кружкова. Она... Пришла ко мне, плачет. «Может, мне не к вам надо было, говорит, может, в партком или еще куда, а я к депутату решила. Своя работница, говорит, поймет. Муж вернулся из армии. Ушел слесарем, вернулся капитаном. Говорит мне: «Отстала ты от меня, трудно нам понять друг друга, запросы, говорит, у тебя, и вообще, говорит, культура страдает. Не ровная мы пара теперь. Давай врозь». Объявление в «Вечерку». А какое же тут объявление, когда у меня двое ребят! Да что ребята? Ребята - полбеды. Я их прокормлю. Жили без него. А как быть с любовью? И в чем я отстала? От кого я отстала? Я на Почетной доске. День и ночь работала всю войну. И сейчас. Не хочу я врозь!» - говорит. И плачет: «Помоги, Анна Сергеевна, ты депутат, ты все можешь». А как помочь? И мне горько стало. И я сижу и плачу. Сидим и обе плачем.

Гринева. Долго ж вы плакали?

Кружкова. На часы не смотрела... Сказала, что поговорю с ним. Вызову его. А что я ему скажу? Выругаю, — а вдруг не поймет. А может, и выругать не смогу. О другом буду думать.

Гринева. О Кривошеине?

Кружкова. О нем.

Гринева. Сама же ушла!

Кружкова. Ушла, а вот любовь не ушла. Я не хотела быть при нем, хоть он и умный, Ирина Федоровна. Слишком он все мне объяснял... Может, это от профессии. Хороший технолог, говорят.

Гринева. Пошел он к черту со своей технологией! В станках понимает, а в людях разобраться не может. Знаешь, Анна, трудно быть советчицей в таких вопросах, но я бы на твоем месте выбросила его из головы. Инженер?! Когда мы поженились с Алексеем, кем я была? Простой прядильщицей. А он инженер. И вот видишь: двенадцать лет - как один день. Живем.

Кружкова. И не бывает у вас ссор?

Гринева. По правде сказать, почти не бывает.

Кружкова. Так всегда у вас было?

Гринева. Было... А что, Кривошеина ты с тех пор не встречала?

Кружкова. Он приходил ко мне, в апреле. После выборов уже... Я спросила его, почему не приходил раньше, до выборов. Ушел... Один раз встретила его на улице - перешел на другую сторону. Знаете, Ирина Федоровна, я бы давно уехала куда-нибудь. В Иваново или в Орехово-Зуево.

Гринева. Зачем же тебе? Пусть он едет.

Кружкова. А вдруг я неправильно сделала? Вдруг я свое личное счастье прогнала?

Гринева. А что ты все-таки скажешь мужу Свиридовой?

Кружкова. Я не судья. Я сама потерпевшая. Попрошу его помочь жене, если она в чем отстает.

Гринева. А тебе Кривошеин не мог помочь?

Кружкова. Пытался, но не так.

Входит Виктор.

Гринева. А, студент!

Виктор. Уже почти не студент. (Бросив книги на стол.) Последний экзамен сдал.

Гринева. Поздравляю.

Виктор. Еще диплом, Ирина!

Гринева. Ты хоть бы поздоровался с незнакомой девушкой.

Виктор. Я знаком. Виктор Гринев. Я вас знаю. Был доверенным лицом по вашей кандидатуре.

Гринева (испуганно). А чайник-то, наверно, перекипел? (Уходит.)

Виктор и Кружкова некоторое время молчат, подыскивая тему для разговора.

Кружкова. Какой же диплом у вас?

Виктор. «Настоящее и будущее Москвы».

Кружкова. Красивая тема.

Виктор. Увлекательная. Вы знаете, Анна Сергеевна, мне снится она!

Кружкова. Кто?

Виктор. Москва... Воздушная, золотая, пронизанная голубизной.

Кружкова. Счастливый вы, Виктор, институт заканчиваете.

Виктор. Я счастливый? А вы?!

Кружкова. Я только месяц назад девятый класс вечерней школы окончила.

Виктор. Я не о том....

Кружкова. А о чем же еще?

Звонок. Виктор уходит открывать дверь. Возвращается вместе с Федором Степановичем Гриневым. Из кухни приходит Гринева.

Гринев. Принимай гостя, дочь. Алексей дома?

Гринева. Садись, отец, чай будем пить.

Гринев. Погорячей бы чего-нибудь...

Гринева. Сегодня не праздник.

Гринев. Это правильно, будни. (Виктору.) У тебя-то что, дипломат?

Виктор. Не дипломат, а дипломант.

Гринев. Все одно - на ассамблее дипломаты, в районе дипломаты, дома тоже дипломаты. Разговоры одни.

Гринева. Чем ты недоволен?

Гринев. А то не знаешь, предфабком? Почему наш станок не пускают в ход?

Гринева. Пустят, обожди немного.

Гринев. Все ждалки отсидел. Надоело. В министерство блюстиции пойду.

Гринева. Куда, куда?

Гринев. В министерство блюстиции.

Гринева. Изобретаешь, отец.

Гринев. Твое дело - слушать. Сказал: блюстиции — значит так оно и есть. Блюсти советские законы надо. (Кружковой.) Вот напишу тебе жалобу, депутат, что будешь делать?

Кружкова. Напишите, займемся.

Гринев. Все занимаются, а дела ни с места. (Гриневой.) Алексей-то где?

Гринева. В министерстве или в главке.

Гринев. Заседают? Никак до текущих дел не доберутся.

Гринева. Хватит ворчать, отец... Поздравил бы лучше Виктора: все экзамены сдал. Историком будет.

Гринев. В глубь веков? Нет чтоб, как все люди, пойти по науке и технике. Впрочем, поздравляю. Историков еще у нас в роду не было. Может, про меня историю сочинишь?

Виктор. Про Москву пишу.

Гринев. Раз про Москву, без меня не обойдешься. Москва без меня - что я без Москвы. Весь век друг за друга держимся. Что ж ты напишешь?

Виктор. О том, какая она сейчас есть, какой будет. Как люди будут жить в Москве.

Гринев. А тебе, что ли, известно?

Виктор. Известно.

Гринев. Завирает молодое поколение.

Виктор. Ты вот уже и сейчас Тверскую не узнаешь? А какой она станет! На девять километров от Красной площади сплошь подымутся фронтоны величественных зданий. Новый Арбат, как стрела, врежется в Можайское шоссе.

Гринев. Врежется?

Виктор. Как стрела.

Гринев. Ну, врезай дальше.

Виктор. А вот всего через несколько лет здесь, под нами, набережные Москвы-реки превратятся в прекрасные прогулочные магистрали столицы.

Гринев. Говоришь ты плохо.

Виктор. Почему?

Гринев. Прогулочные магистрали... Будто специально для прогульщиков...

Виктор. Не придирайся, отец. Ты представь себе. Весна, теплый вечер, шелестят листья над рекой. Девушки идут в ярких, как весенний луг, платьях...

Гринев. Платьев не будет.

Виктор. То есть как - не будет?

Гринев. А так, не будет! В чертежах твои девушки будут ходить, из синей кальки с белыми пунктирчиками блузки шить будут. Не делают ведь наш электрогравировальный станок. Маринуют. А станок не гриб, он не любит, когда его маринуют. Где Алексей? С ним переговорю.

Гринева. Он вам не поможет. У него свой план.

Гринев. А я что, для частника-кустаря стараюсь? (Жест в сторону Виктора.) Вот он, дипломат, о новой Москве рассказывает. Каменщики дома на Можайке строят. Котельщики мосты на Яузе клепают. А я что? Я тоже хочу свой кирпич положить.

Виктор (сестре). Отец прав. Не понимаю! Да за такое дело двумя руками ухватиться надо. Почему Алексей не поможет отцу? Хотя бы поинтересовался немного!

Гринева. Это не твое дело.

Виктор. И ты бюрократкой становишься?

Гринев. Понять этого не можете. Да если б правительство знало, оно бы приказало выполнить все, что товарищи Горбенко и Гринев придумали. (Кружковой.) Молчишь, депутат? Доложи правительству.

Кружкова. Доложу.

Гринев. Будут с тобой считаться?

Кружкова. Будут.

Гринев. Сей момент! (Гриневой.) Расскажи обо всем Алексею.

Гринева. Пойми, отец, — ты родня ему. Нельзя такие дела по-родственному решать.

Гринев. Слушайте, что она говорит?! Бюрократизм, значит, и равнодушие - можно по-родственному? Это разрешается? По-родственному? Да у нас теперь вся земля родственная. Понять этого не можешь, предфабком! (Собирается уходить.) Ладно, пойду я. (Гриневой.) Но если ты (Кружковой) и ты такое дело в землю зароете, я напишу и про тебя, Ирина, и про тебя, слуга народа, про все ваше районное начальство, — тут уж я разберусь, кто мне родственник, а кто посторонний. Спасибо за компанию. (Уходит не прощаясь.)

Виктор. Довели человека! Дочь, называется!

Гринева. Молчи уж ты!

Виктор. Отец прав.

Гринева. Не рассуждай. Догони отца лучше. Знаешь ведь, что он в таком настроении сделает, еще милиционера какого с поста сшибет.

Виктор. На самом деле, пойду. (Кружковой.) До свидания... Жаль, что не вместе... А может быть, по пути?

Гринева. Анна у нас в гостях.

Кружкова. Мне пора. Завтра в первую смену. Идемте, Виктор. (Прощается с Гриневой.)

Оба уходят.

Гринева выходит на балкон, смотрит вниз, затем возвращается к столу. Заглянув в пустой чайник, идет в кухню с чайником. Возвращается. Садится за стол, читает газету. Открывается дверь, входит Потапов. Гринева не слышит. Потапов подходит к Гриневой и целует ее в висок.

Гринева (поднимается). Алешенька!

Потапов. Испугалась?

Гринева. Читала...

Потапов. Легла бы отдохнуть... Устала ведь?

Гринева. Тебя хотела дождаться.

Потапов. Может, соскучилась?

Гринева. Я всегда по тебе скучаю, Алеша.

Потапов. И я, Ириша...

Гринева. Скоро чай закипит... Садись, давай твой чемодан. (Забирает портфель.)

Потапов снимает пиджак, галстук. Все это Гринева уносит в другую комнату. Потапов разворачивает газету и ложится на диван. Гринева возвращается.

Потапов. У тебя гости были?

Гринева. Были... Кружкова, отец заходил, Виктор... (Подсаживается на диван к Потапову.) А ты где был сегодня? Ну, рассказывай.

Потапов. У министра. (Приподнявшись.) По вашему семейному делу.

Гринева. Ты всегда шутишь.

Потапов. Какие уж тут шутки!.. От отца твоего отбивался.

Гринева. Алеша, я всегда была недогадливой...

Потапов. Не наговаривай на себя... Ты ведь знала, с чем Северова приезжала ко мне?

Гринева. Знала.

Потапов. А о том, что Северова в два министерства написала, в ваше и наше, знала?

Гринева. Нет.

Потапов. Значит, обошли профсоюзного деятеля. А мне только мороки прибавили. Мой министр поручил мне представить докладную записку о возможности изготовления вашего заказа на моем заводе. Но так как ясно, что это невозможно, то я спокоен. Просто придется Кривошеину два дня покорпеть над материалами. Мы определим мощность завода! Не беспокойся.

Гринева. Я вижу, что ты взволнован.

Потапов. Я абсолютно спокоен. Абсолютно!

Гринева. А может быть, ты сумел бы принять этот заказ, Алеша?

Потапов. То есть, конечно, сумел бы, но это трудно. И потом - много канители с новым заказом.

Гринева. Что ж, Алеша, все, что делаешь новое, всегда трудно. Ведь правда.

Потапов. Правда-то правда, но, знаешь, меня просто возмутила бесцеремонность твоей Северовой. Лезет на чужой завод. За своим надо смотреть. У меня, слава богу, за прошлый месяц сто тридцать семь процентов плана! Сто тридцать семь! А у вас девяносто восемь? Двух процентов не дотянули... И теперь шумихой о новом станке хотите покрыть невыполнение плана? Да еще за чужой счет!

Гринева. Алексей, ты нехорошо говоришь, мне не нравится...

Потапов. А мне дела ваши не нравятся. Появляется ваша тетя, угрожает министерством, письмами в правительство. Нет уж, извините, там, где я хозяин, где я директор, где люди подчинены мне...

Гринева. Алеша, а почему ты так часто говоришь «мой завод...», «я директор...», «я хозяин»? Ты хозяйственник, Алеша, а хозяин все-таки государство, народ хозяин. Тебя твой секретарь парткома Дружинин на партийном собрании в этом же упрекал.

Потапов. Ирина, ты ведь не на профсоюзном собрании. Не учи меня.

Гринева. Я не учу, просто напоминаю.

Потапов. Ну и что ж, что я так говорю. Я на самом деле директор, — и, кажется, неплохой! Или я ошибаюсь?

Гринева. Насколько мне известно, не ошибаешься. Ты действительно хорошо руководишь заводом. Но, Алексей, мне кажется, в своем характере ты постепенно теряешь одно качество...

Потапов. Какое же?

Гринева. Чувство нового, Алексей...

Потапов (ошеломлен). Что? Что?

Гринева. Чувство нового.

Потапов (вскочил с дивана, заходил по комнате и вдруг громко захохотал). Ха-ха! Вот это действительно ново! Типичный профсоюзный деятель! При отсутствии аргументов говорит лозунгами. Ириша, повторяю: мы не на собрании членов профсоюза.

Гринева. А ты думаешь, наше дело - только членские взносы собирать и смотреть за работой детских яслей?

Потапов. Вы еще должны воспитывать массы...

Гринева. Да, представь себе... И не только массы, но и отдельных членов профсоюза...

Потапов. А поскольку я являюсь членом профсоюза...

Гринева. Да, поскольку ты являешься...

Потапов. Но почему я должен делать все на своем заводе? Почему заказ не может быть выполнен на другом московском, уральском или сибирском заводе? Почему, я спрашиваю тебя?

Гринева. Но ведь твой завод может это сделать.

Потапов. Мой? Не может!

Гринева. Слово коммуниста?

Потапов. Типичное женское легкомыслие.

Гринева. Опять просчет. Ты просмотрел большую силу.

Потапов. Какую?

Гринева. Я говорю о женщинах.

Потапов. Почему? Я всегда с удовольствием смотрю на женщин!

Гринева. Не говори пошлости.

Потапов. А ты говори доказательно. Ты, кажется, завтра где-то доклад делаешь?

Гринева. Делаю... Тебе-то что?

Потапов. Я чувствую... На мне тезисы проверяешь?

Гринева. Дурак!

Потапов. Спасибо!

Гринева. Пожалуйста!

Потапов. Вы закруглились?

Гринева. Да!

Потапов. Теперь послушай меня.

Гринева. Не хочу!

Потапов. Я требую!

Гринева. Я знаю, что ты мне скажешь!

Потапов. Тем лучше! Так заруби себе на носу и передай своей Северовой. У меня свой план! Свой завод! Свое ритмично налаженное производство! И я не допущу вмешательства. Тебе понятно?

Гринева. Мне понятно, что я была права!

Потапов. Ладно... Теперь давай мне... чаю!

Гринева. Чайник на кухне, можешь взять сам.

Потапов. А ты?

Гринева. А я уже напилась, сыта по горло! (Уходит в свою комнату.)

Входит Виктор.

Виктор. Здравствуй, Алексей!

Потапов (рассеянно). А-а, пришел, садись чай пить...

Виктор. Что это у вас жженым пахнет?

Потапов. Где? Да, да! Ой, чайник! (Убегает на кухню.)

Виктор поднимает с пола уроненные во время спора газеты. Входит Потапов с коричневым дымящимся чайником.

Виктор (радостно). Распаялся?

Потапов. Что радуешься! Распаялся. Да еще как! Погорели мы на этом деле, Виктор!