На протяжении первых 20 лет своего существования «Шин Бет», сокращенное наименование от «Шерут Битахон», была сравнительно маленькой организацией, насчитывавшей всего несколько сотен сотрудников и имевшей очень скромный бюджет. Тем не менее перед ней стояло очень много задач.
Эта служба состояла из нескольких оперативных и вспомогательного управлений.
Первое Управление состояло из пяти отделов:
— Отдел «Ап» вел наблюдение и проверку вновь прибывших репатриантов;
— Отдел «Ют» контролировал высшие учебные заведения и молодежные организации;
— Отдел «П» осуществлял работу против праворадикальных организаций типа Херут, ЛЕХИ;
— Отдел «К» разрабатывал Компартию Израиля;
— Отдел «Д» проводил наблюдения за прочими политическими партиями;
— Отдел Исследований прессы обобщал по легальным источникам общественные умонастроения, а также осуществлял цензуру в СМИ.
Второе (контрразведывательное) Управление, иначе — Департамент неарабских дел, — самый крупный и важный департамент, который отвечал за контрразведку, наблюдение за иностранными дипломатами и иностранными делегациями.
Это Управление, осуществляющее стандартные контрразведывательные функции, включало четыре отдела:
— Отдел «Восток» в основном работал против разведок стран Варшавского договора, прежде всего против КГБ.
— Отдел «Запад» сосредотачивался на работе против разведок англосаксонских и романо-латинских стран.
— Общий Отдел осуществлял наблюдение за гражданскими лицами, посещающими Израиль.
— Экономический Отдел контролировал деятельность и персонал иностранных фирм, работающих на территории государства.
Третье Управление или, как его часто называли, — арабский департамент, — отвечало главным образом за разработку арабских меньшинств в приграничных районах Израиля, которые с 1965 года жили в условиях военного положения.
В Пятое Управление входил департамент защиты, в задачу которого входили обеспечение безопасности военной промышленности, вооруженных сил, защита посольств Израиля и других зарубежных объектов, а также охрана премьер-министра и других официальных лиц и стандартные мероприятия по охране гос-тайн.
В Десятом Управлении выделялись служба «Ше-вах» — наружное наблюдение, оперативная фото- и (со временем) видеосъемка, «Хет» — следственный отдел, «Мааджонанот» — отдел оперативной техники, «Цена» — цензура частной переписки и перлюстрация писем.
В административном управлении имелись департаменты допросов, оперативной техники, администрации, координации, планирования и материально-технического обеспечения операций. Работа «Шин Бет» в сфере внутренней безопасности имеет серьезную правовую основу в виде нескольких законов о подрывной деятельности и шпионаже против Израиля. До сих пор действует порядок введения чрезвычайного положения, установленный англичанами в 1945 году и использовавшийся для подавления как палестинских арабов, так и евреев. Он позволял английской армии, а потом и Силам обороны Израиля арестовывать и депортировать нежелательных лиц в «закрытые районы», куда не допускались другие лица, в том числе журналисты. В 1966 году эти полномочия были переданы от вооруженных сил полиции, но на практике все решения принимаются в «Шин Бет». В 1955 и 1957 годах были приняты дополнительные законы в этой сфере.
Израиль, небольшая страна, хронически обремененная значительными расходами, даже в контрразведке старалась обходиться малым. Большинство западных служб безопасности исходит из расчета: для круглосуточного наблюдения за одним объектом необходимо около трех десятков оперативников, работающих посменно. В «Шин Бет» такую работу выполняют 10 человек, хотя и с предельным напряжением сил. Часто привлекаются курсанты специальных школ, для которых это является полезной практикой.
Считается, что если объект слежки применяет профессиональные приемы для ее выявления и «отрыва», то он наверняка шпион. Однако наружка «Шин Бет» скоро установила, например, что «чистые» дипломаты и члены различных делегаций от соцстран обладают высокой квалификацией в плане выявления слежки. Это вызывало подозрение контрразведки, она была вынуждена вести наблюдение за этими ложными объектами — что приводило к распылению сил и отвлечению внимания от действительных шпионов.
С момента своего создания в 1948 году «Шин Бет» вела наблюдение не только за дипломатами стран Восточного блока, но и за представителями дружественных стран Запада. Уже через несколько месяцев после создания Государства Израиль военный атташе посольства США в Тель-Авиве полковник Е. Арчибальд обнаружил, что его телефон прослушивается.
Спустя год агенты пытались путем шантажа завербовать сотрудника американского консульства в Иерусалиме и получить от него секретные документы. У этого сотрудника была любовная связь с израильтянкой; «Шин Бет» хотела использовать это для шантажа. С этой целью, как водится, была пущена в ход легенда о том, что молодая женщина нуждалась в аборте.
В 1954 году работники безопасности посольства США в Тель-Авиве обнаружили тайные микрофоны в кабинете американского посла. В 1956 году еще два подслушивающих устройства были обнаружены в телефонных аппаратах американского военного атташе.
Задолго до КГБ «Шин Бет» стала с помощью денег и женщин соблазнять морских пехотинцев, которые несли охрану посольства США…
Сразу после того, как Харел возглавил «Моссад», в «Шин Бет» появился новый, чисто номинальный руководитель: Исидор Рот, еврей польского происхождения, который был заместителем Харела. Ранее он, побыв некоторое время помощником у Шилоя в «Моссаде», изменил свое имя на еврейский манер — Иззи Дорот — и перешел в «Шин Бет». В первые два десятилетия существования Израиля переход сотрудников из «Шин Бет» в «Моссад» и обратно был довольно частым явлением.
Исидор (Иззи) Дорот пробыл на этом посту только один год и оставил о себе впечатление весьма посредственного руководителя. В сентябре 1953 года его отправили в отставку, и он жил в Израиле в полной безвестности вплоть до своей смерти в 1979 году. О нем почти никто не вспоминает.
Новым руководителем (уже далеко не номинальным) «Шин Бет» стал Амос Манор.
Он родился в октябре 1918 года в Трансильвании, входившей в Австро-Венгерскую империю. В то время его звали Артур Менделевич. В 1939 году Менделевич проходил действительную службу в венгерской армии. Он, как и другие евреи, продолжали службу и при пронацистском режиме, даже когда их заставили носить на своей форме желтую звезду. Только в 1943 году евреев изгнали из армии — и Менделевич оказался в одном из первых эшелонов, направлявшихся в Освенцим.
В Освенциме погибли миллионы, но Менделевич выжил и возвратился в Трансильванию, которая к этому времени стала частью Румынии. Вскоре после окончания войны он понял, что для него как еврея нет будущего в Восточной Европе, и попытался уехать в Палестину.
Но в «Алии-Бет» решили, что этот твердый человек, прошедший войну, может быть им полезен на месте. Они убедили Менделевича вступить в «Алию-Бет», и он в течение трех лет работал в бухарестском подполье над различными проектами, в результате которых тысячи евреев, переживших Холокост, были отправлены на прародину.
Менделевич продолжал работать на Израиль и после получения страной в 1948 году независимости, хотя никогда прежде не бывал там. Он воспользовался своим шансом только в 1949 году, когда коммунистическое правительство Румынии запретило все сионистские организации. С фальшивыми паспортами, опасаясь, что в случае ареста их обвинят в шпионаже, Менделевич и его жена бежали в Израиль. Через три дня после прибытия в Израиль Менделевич встретился с министром иностранных дел Шареттом, который и порекомендовал продолжить деятельность в спецслужбах, и предложил ему сменить свое европейское еврейское имя на «более современное». Так Артур Менделевич стал Амосом Манором.
Шеф «Алии-Бет» Шауль Авигур справедливо посчитал, что Манор еще многое может сделать на поприще разведки, что он обладает неоценимым опытом и полон энергии — жизнь в Израиле нисколько не уменьшила его патриотизма. Авигур направил его в «Шин Бет» к Харелу. На Харела он произвел хорошее впечатление и был принят на работу.
Начав с самой низшей ступеньки, Манор быстро продвигался по службе и за считанные годы вырос до поста начальника контрразведки.
Манор с самого начала считал, что наибольшая угроза шпионажа исходила от стран коммунистического блока, а не от соседних с Израилем арабских стран. Арабам не удалось задушить новорожденный Израиль, и не было никаких оснований полагать, что арабские шпионы окажутся лучше арабских армий в 1948–1949 годах. Успехи же советских и восточноевропейских разведчиков в той мере, как они становились известными, впечатляли.
Когда Харел заменил Шилоя на посту директора «Моссада», Манор стал заместителем нового руководителя «Шин Бет» Иззи Дорота. Когда в 1953 году Дорот ушел в отставку, Манор возглавил службу внутренней безопасности.
Блестящая карьера, учитывая, что Манору было всего 36 лет и он только четыре года назад приехал в Израиль.
…Он не входил в узкую клику «стариков», которые сражались бок о бок в рядах «Хаганы» или в ее штурмовых отрядах «Палмах».
…Он не служил в британской армии или в ее знаменитом Еврейском легионе.
…Он не сражался за независимость Израиля в войне 1948–1949 годов.
…Даже на иврите он говорил с неистребимым венгерским акцентом и вел себя скорее как европеец, чем как представитель «новых израильтян»[175].
Что-то в этом было непривычно, нетрадиционно, даже сомнительно…
Некоторые сомнения относительно него были не только в самом Израиле. У ФБР тоже были серьезные подозрения в отношении Манора, который так быстро после эмиграции из Румынии сделал головокружительную карьеру в спецслужбах Израиля, и подозрения эти выливались в действия — так, например, в 1952 году, когда разворачивалось стратегическое сотрудничество между разведками, Бюро пыталось не допустить его в США.
Очень много препятствий было на его пути — однако Манор стал тем, кем стал, и очень много сделал для укрепления службы безопасности. Факты отвечали на сомнения и подозрения.
Хотя не все факты становятся пока что не только достоянием гласности, но и известными многим заинтересованным сторонам…
…Но далеко не все действия «Шин Бет» определялись Амосом Манором. Он оставался и в подчинении, и в зависимости от «Иссера Маленького». Харел в системе разведсообществ был первым среди равных. Во всяком случае, он никогда не выпускал из рук рычаги управления внутренней безопасностью[176].
Харел сосредоточил в своих руках огромную власть, гораздо большую, чем у кого-либо из руководителей западных спецслужб. Один человек обладал властью, которую можно было сравнить с объединенной властью директора ФБР США Эдгара Гувера и директора ЦРУ Азлена Даллеса. «Маленький Иссер» действительно обладал такой мощью и пользовался неограниченной поддержкой и доверием Бен-Гуриона.
За это «мемунех» платил безоговорочной лояльностью и был готов выполнить почти любое поручение правительства. Например, по желанию Бен-Гуриона Харел охотно превращал спецслужбы в политический инструмент правящей партии «Мапай».
Лояльность к партии Бен-Гуриона была совершенно естественной. Для большинства израильтян в те годы партия «Мапай» была синонимом борьбы за независимость. Правящая партия «Мапай», естественно, контролировала большинство правительственных учреждений, промышленных предприятий, профсоюзов, военную иерархию и разведсообщество.
Бен-Гурион и партия «Мапай» руководствовались простым принципом — кто не с нами, тот против нас. Соответственно и Харел приказал «Шин Бет» в порядке работы по «подрывным элементам» проникнуть в оппозиционные партии Израиля.
В первую очередь внимание было уделено правым партиям. Агенты Харела установили наблюдение за заклятым врагом Бен-Гуриона, бывшим лидером подпольной группировки «Иргун», а к тому времени лидером партии «Херут» Менахемом Бегином[177]. Харел высказал в своем докладе абсолютно беспочвенное предположение, что «Херут» намеревалась создать миниподполье в вооруженных силах. Трудно сказать, на чем были основаны такие подозрения — Менахем Бегин к этому времени стал настоящим парламентским демократом; пожалуй, Харел, в духе одной еврейской поговорки, даже тень горы принимал за гору. Практических мер не последовало.
«Шин Бет» удалось разгромить несколько мелких организаций, связанных с религиозными фундаменталистами и правыми кругами.
Одна из таких организаций, называвшая себя «Союзом энтузиастов», объявила о своем намерении воссоздать древнее еврейское царство в строгом соответствии с религиозными догматами. Бородатые, одетые в традиционную черную одежду ортодоксы поджигали автомобили, рестораны и мясные лавки, в которых продавалось не кошерное мясо. «Шин Бет» проникла в эту группу «энтузиастов» и, выявив всю организацию, арестовала их. В данном случае речь шла, с точки зрения государственной безопасности, не более чем о наивных дилетантах, но Харел доложил Бен-Гуриону, что они представляли смертельную угрозу для демократии[178]. «Мемунех» хотел, чтобы «Шин Бет» приобрела репутацию эффективного борца с подрывными элементами.
Много шума наделала история «срыва» покушения на жизнь министра транспорта Давида Цви Пинкуса. По обвинению в подготовке теракта были арестованы лидер подпольной группировки «Лехи» Шаалтиель Бен-Яир и два его помощника. Они якобы намеревались заложить бомбу около дома министра в знак протеста против введения ограничений на движение транспорта по субботам.[179] Бен-Яир был предан суду, но оправдан за недоказанностью обвинения. По иронии судьбы, несколькими годами позже он стал работником разведки и принес немало пользы государству.
То, что «Шин Бет» также установила интенсивную слежку за малочисленной коммунистической партией Израиля, казалось, учитывая несовместимость принципов сионизма и пролетарского интернационализма, в порядке вещей; но в поисках подрывных элементов «Шин Бет» «направил свой прожектор» и на партию «Мапам», социалистическую партию с безупречной сионистской репутацией. Партия состояла вовсе не из теоретиков и радикалов; она не имела равных в своей активности по созданию еврейских поселений и киббу-цев. Члены этой партии охотно служили в армии, и некоторые из них достигли высокого положения в вооруженных силах. Иначе говоря, заслуги партии в государственном строительстве были несомненны.
С другой стороны, когда лидеры «Мапам» пришли к выводу, что Бен-Гурион намерен вести Израиль в сторону от социализма, они в гневе прекратили с ним всякое сотрудничество и даже пошли дальше, выразив восхищение Иосифом Сталиным.
Для Харела это было равносильно тяжкому самообвинению «Мапам». «Мемунех» пришел к выводу, что партия «Мапам» (в которой он сам некогда состоял) действовала как агент советского блока. Он даже подозревал, что поскольку партия имела немало членов среди офицерского корпуса армии, она могла готовить военный переворот с целью захвата власти в стране. И его подозрения стали воплощаться в практические действия, не всегда, мягко говоря, совместимые с нормами демократического общества.
29 января 1953 г. секретарь партии «Мапам» Натан Пелед продемонстрировал во время пресс-конференции миниатюрный радиопередатчик. Он заявил журналистам, что этот «жучок» был обнаружен под столом лидера «Мапам» Меира Яари. Пелед также заявил, что закрытые внутрипартийные дискуссии каким-то образом становились известны Бен-Гуриону. Кроме того, сказал он, после обнаружения «жучка» охранниками были задержаны два взломщика, пытавшиеся проникнуть в штаб-квартиру «Мапам». Они были переданы полиции, но судья проявил к ним необычайную снисходительность — минимальное наказание в виде двух недель лишения свободы.
Пелед предложил следующее объяснение этой ситуации. Он заявил, что задержанные были работниками «Шин Бет», посланными Харелом по приказу Бен-Гуриона и «Мапай». Правящая партия, как водится, все обвинения отрицала, но обвинения были отнюдь не голословны: у «Мапам» была своя внутренняя информация. Мало для кого являлось секретом, что партия имела своих агентов, работников партийной службы безопасности, в штаб-квартире «Шин Бет», других партиях и разведсообществе.
В январе 1951 года удалось выявить одного «партийного шпиона», следившего за его агентами. Довольно высокопоставленный работник «Шин Бет», Гершон Рабинович, был уволен из-за его явных симпатий к «Мапам». Однако остальная агентура «Мапам» уцелела и продолжала снабжать партию информацией, имеющей отношение к ее безопасности.
Так, в частности, Яков Баръам, израильтянин, занимавший в МИД достаточно значимый пост и очень выгодное положение с точки зрения доступа к секретным докладам «Моссада» и военной разведки (в арабской секции исследовательского отдела МИД). В мае 1955 года он был пойман в момент передачи секретов представителю службы безопасности партии «Мапам», которая, очевидно, заботилась о том, чтобы иметь свою собственную картину того, что происходило в Израиле и ближайшем окружении.
Харел не стал добиваться привлечения Баръама к уголовной ответственности, чтобы не обострять конфликт между «Мапай» и «Мапам».
Но в МИД действовали не только «свои», принадлежащие к другим политическим течениям государства, осведомители — там был пойман Зеев Авни, шпион, который работал на КГБ еще до приезда в Израиль.
Вольф Гольдштейн родился в 1912 году в еврейской семье, которая вскоре эмигрировала из Восточной Европы в Швейцарию. В юношестве Вольф увлекался марксизмом-ленинизмом. Был завербован советской разведкой, выезжал в Москву для специального обучения. Его подготовили для внедрения в израильские правительственные учреждения.[180]
В Израиле в разгар войны 1948 года он поступил на работу в МИД — экономическому департаменту министерства срочно требовались специалисты. По израильскому обычаю он сменил свое имя и стал Зеевом Авни.
В начале 1950-х годов он уже был экономическим советником посольства Израиля в Брюсселе. Как раз в то время это посольство вело секретные переговоры с Западной Германией о выплате репараций израильским евреям-жертвам Холокоста. Авни, как было выявлено в ходе расследования, регулярно информировал КГБ о ходе этих переговоров.
Позже он получил назначение в Белград, где, собственно, ему и удалось нанести наибольший ущерб национальной безопасности Израиля.
Основная его работа в посольстве была связана с обеспечением экономических отношений Израиля с Югославией, но из-за нехватки персонала по совместительству Зеев выполнял обязанности шифровальщика. Он научился работать на шифровальной машине. Все с благодарностью отмечали готовность Авни работать сверхурочно или подменить заболевшего шифровальщика. Вскоре шпиону удалось получить и передать «хозяевам» коды, с помощью которых КГБ начал читать всю секретную переписку МИД с дипломатами, а также разведчиками, работавшими под дипломатическим прикрытием.
Харел, который постоянно наблюдал за работой службы безопасности, человек с врожденным контрразведывательным инстинктом, обратил внимание на Авни и его энтузиазм. Он связал несколько странное поведение этого дипломата в Белграде с провалами израильской разведки.
Харел придумал предлог для того, чтобы в апреле 1956 года отозвать Авни в Тель-Авив. Ничего не подозревавший Авни вылетел в Израиль и по прибытии был арестован «Шин Бет». В ходе допросов Авни во всем признался, и контрразведка получила от него очень важные сведения.
Авни вышел на свободу через 10 лет и отправился в Швейцарию, где прошло его детство, но вскоре вернулся в Израиль. По согласованию с комитетом «Вараш» он еще раз сменил имя и фамилию, поселился в киббуце к северу от Тель-Авива и даже какое-то время работал в израильской армии в качестве психолога.
Примерно к тому же периоду относится разоблачение журналистки Мэри Фрэнсис Хаген.
Американка Мэри Хаген работала на несколько печатных изданий и телерадиоканалов в нью-йоркской штаб-квартире ООН. У нее было много друзей среди арабских делегатов; личные отношения стали основой вербовки — по просьбе своего жениха, сирийского дипломата Галаба аль-Хейли, она согласилась заниматься шпионажем против Израиля.
В 1956 году она приехала как журналистка в Израиль и, работая в интересах сирийской разведки, стала проявлять повышенный интерес к границам Израиля и его военным объектам. Такое поведение для американской журналистки, специализирующейся по совсем другим вопросам, было явно необычным, и «Шин Бет» установила за ней круглосуточное наблюдение, а затем и арестовала Хаген.
Она была предана суду на закрытом заседании, на которое ее коллеги-журналисты не были допущены. 27 августа 1956 г. она была признана виновной в шпионаже и провела 8 месяцев в израильской тюрьме. Подробностей процесса не разглашали, известно только, что Мэри только в ходе допроса и суда осознала, что выполнение «просьб» жениха являлось просто шпионажем. Несколько обогатив свой личный опыт, но, видимо, все еще наивная Мэри Хаген вернулась в Нью-Йорк — но, к ее удивлению, ее «жених», аль-Хейли, отказался с ней встретиться.
Усилия разведок арабских стран по проникновению в Израиль в те годы отличались примитивизмом. Специалисты «Шин Бет» отмечали, что у арабов не хватало ни знаний, ни профессиональных навыков, ни терпения, которые были необходимы для осуществления долгосрочных разведывательных операций. Положение несколька изменилось, когда спецслужбы ОАР и отдельных стран стали больше сотрудничать с советской разведкой. В результате ими было осуществлено несколько удачных агентурных операций.
В том же году была осуществлена операция, которая резко повысила престиж «Моссад» и во многом оказалась важным переломным моментом в отношениях с ЦРУ. Эта операция — получение полного текста доклада Н. С. Хрущева XX съезду КПСС.
По всем данным, заслуга здесь принадлежит именно «Шин Бет». Второй человек в «Шин Бет», которого называли номинальным главой контрразведки, но который был ее фактическим руководителем, Амос Манор, знает это точно — хотя прямых высказываний до сих пор он не делал. Он вообще большую часть своей профессиональной карьеры оставался как бы в тени. Пройдя (с чрезвычайной легкостью) все ступени служебной лестницы, Манор в течение 11 лет возглавлял «Шин Бет», вплоть до своей отставки в 1964 году, — и все эти годы он очень редко говорил с журналистами. «Я никогда не обсуждал свою работу и не вижу причин отступать от этого правила», — заявлял Манор даже после отставки, когда на протяжении четверти века занимался бизнесом, входил в совет директоров различных компаний.
И все же есть все основания полагать, что получение текста секретного доклада Хрущева действительно было одним из его и «Шин Бет» выдающихся достижений.
У Манора были отличные источники в Восточной Европе, в задачу которых входило осуществление контроля за соблюдением американского эмбарго и выявление попыток внедрения агентуры советского блока в Израиль — настоящая контрразведка становится эффективной, когда она не ограничивается действиями на своей территории.
Канва событий такова: один из агентов Манора в Варшаве сумел получить оригинальный русский текст доклада Хрущева и во второй половине апреля 1956 года направил его в штаб-квартиру «Шин Бет», располагавшуюся в окрестностях Тель-Авива, в Яффе. Манор (эмигрант из Венгрии, он не знал русского языка) поручил одному из своих близких помощников, выходцу из Советского Союза, перевести брошюру с текстом доклада на иврит, а ведущим экспертам «Шин Бет» по Советскому Союзу поручил внимательно изучить текст и дать заключение о его подлинности[181].
13 апреля, в пятницу, укороченный рабочий день, предшествовавший праздничной субботе, шеф израильской контрразведки прочел речь Хрущева. Он уже несколько недель слышал о том, что это было какое-то очень важное выступление и что за этим текстом гонялись американцы. Манор сразу понял, что это был действительно важный документ и сильное выступление, раскрывавшее глаза на многое, что было скрыто непроницаемой завесой в Советском Союзе.
Закончив чтение, Манор взял текст (на иврите) и единогласное заключение экспертов о подлинности этого документа и отправился прямо домой к Бен-Гуриону.
В субботу Бен-Гурион и Манор встретились снова, и когда премьер окончательно убедился в подлинности документа, он приказал немедленно передать его американцам. Только после этого Манор отправился домой к Харелу и, не раскрывая источник, ознакомил его с полученным документом.
Израильтяне всегда стремились использовать каждый шанс для того, чтобы произвести впечатление на американцев, и уже через два дня после того, как Бен-Гурион принял решение, в Вашингтон к Джеймсу Энглтону[182] вылетел курьер израильской разведки с докладом Хрущева.
Премьер инстинктивно почувствовал, что это может стать прорывом, который сделает Израиль уважаемым стратегическим союзником Соединенных Штатов. Бен-Гурион также справедливо полагал, что если Израиль сам предаст огласке текст доклада, то это еще больше осложнит и так уже достаточно напряженные к тому времени отношения между Израилем и ранее поддерживавшим его Советским Союзом.
Доклад Хрущева не только прочли с интересом в ЦРУ. Американцы дали утечку в «Нью-Йорк таймс», а затем полный текст доклада был передан по радио на всех языках через радиостанцию «Радио «Свободная Европа» и «Радио «Свобода». Брошюры с текстом даже забрасывались с помощью воздушных шаров в страны за «железным занавесом».
Даже в 1970-е годы Манор не собирался раскрывать имя героя, стоявшего на другом конце информационного канала. Однако известно, что Манор был недоволен попытками Харела присвоить эту заслугу «Моссаду».[183] Секретный доклад Хрущева добыл не «Моссад», а «Шин Бет», но кто направил «Шин Бет» этот доклад из Европы? В мире шпионажа ответы всегда порождают новые вопросы.
Следы ведут в Польшу, к Стефану Стажевскому. В 1950-х годах он был партийным руководителем в Варшаве и в 1980-х годах сам признался, что именно он снял покров секретности с речи Хрущева.
Стажевский рассказывает, что текст речи был направлен нескольким лидерам компартий Восточной Европы. Один экземпляр речи — 58 страниц на русском языке — курьер доставил Эдуарду Охабу, первому секретарю ПОРП. Тот не присутствовал на съезде и был шокирован прочитанным — полным подтверждением всего худшего, что когда-либо говорилось о Сталине. Охаб ознакомил с текстом некоторых польских партийных лидеров. Сначала им приходилось всем читать единственный экземпляр, который Охаб держал в своем сейфе. Потом Охаб приказал перевести доклад на польский язык и отпечатать строго ограниченное число экземпляров, которые были разосланы местным партийным руководителям, в том числе и Стажевскому. Секретарь Варшавского горкома, по его словам, решил, что речь заслуживает более широкой огласки, и приказал размножить ее «для партактива». Одновременно был размножен (о технических деталях этого подробностей не приводится, весьма вероятно, что это было сделано без ведома Э. Охаба, который к тому времени больше контролировал конфиденциальность распространения переводного, чем сохранность оригинального текста) и исходник, русский текст, — и Стажевский утверждает, что сам он лично передал этот текст журналисту по имени Филип Бен[184].
Уроженец Лодзи, польский еврей Норберт Нижев-ский уже в юношеские годы занимался журналистикой. В 1939 году он в возрасте 26 лет был призван в польскую армию. После разгрома Польши вместе с остатками польской армии бежал в Советский Союз, а затем южным путем с армией генерала Андерса оказался на Ближнем Востоке. Нижевский в 1943 году осел в Палестине и вновь занялся журналистикой. Он сменил польское имя: Норберт Нижевский стал Филипом Беном — «бен» на иврите означает «сын», а отца Норберта звали Филипом.
Бен больше писал о международных событиях, чем о внутренних проблемах и ближневосточном кризисе. Он был одаренным международным обозревателем и в 1952 году стал работать корреспондентом французской газеты «Монд», особо специализируясь на проблемах Восточной Европы. Бен обладал широким кругом источников, и его репутации мог позавидовать любой журналист. Бывший посол Израиля в Польше Моше Авидан вспоминает, что иностранные дипломаты часто обращались в израильское посольство за информацией, ссылаясь на то, что «ваш молодой журналист все знает». Они имели в виду Бена[185]. Филип Бен мог быть агентом Манора в Восточной Европе: глазами и ушами «Шин Бет» в самом сердце коммунистического блока.
Бен, в то время уже женатый человек, сумел нелегально вывезти свою любовницу-польку, красавицу Франку Торончик, за рубеж. Сестра Бена, Ханна Тик-нчинская, вспоминает: «Он всегда был окружен ореолом таинственности». С этим согласна Франка Торончик, связавшая с Беном свою последующую жизнь. «Он умел хранить секреты и почти никогда мне ничего не рассказывал». Бен много лет был корреспондентом при ООН в Нью-Йорке и умер в 1978 году. Для публики он написал много, но еще больше нерассказанного унес с собой в могилу.
Одна из таких нерассказанных историй касалась его роли в публикации секретной речи Хрущева.
Один из давних коллег Бена по газете «Маарив» считает «вполне возможным и даже естественным», что Бен делился со службами безопасности своей страны информацией, которую он собирал во время посещения различных городов. Если бы Стажевский дал Бену речь Хрущева, она вполне могла попасть в израильскую разведку и оттуда в ЦРУ.
Повторим, полной уверенности в том, что именно Бен был тем «источником в Восточной Европе», который так послужил «Шин Бет», нет — но вероятность весьма велика.
Контрразведка, прежде всего с «подачи» очень политизированного Харела, активно вмешивалась в деятельность прессы. В начале пятидесятых им была инспирирована «битва журналов», которая по сей день воспринимается в Израиле со смехом.
Издававшийся на иврите популярный журнал «Этот мир» представлял, по мнению Харела, явную угрозу премьер-министру, партии «Мапай» и всей системе.
Журнал, выпускаемый талантливым коллективом, давал довольно нетрадиционную картину жизни современного Израиля. Подход был, в общем, в типичной — манере журналов для широкого круга читателей — публиковалась пестрая смесь сплетен, криминальной хроники, сексуальных скандалов и детективов. Общее направление было не более чем либеральным, но политические ориентиры выставлялись отчетливо. Журнал выступал за примирение с палестинскими арабами. Его главный редактор Ури Авнери открыто призывал Бен-Гуриона проявить благородство и согласиться на создание палестинского государства сразу после победы в Войне за независимость.
Сейчас это реальность политики, но в начале 1950-х годов это звучало как настоящая ересь.
Сам Бен-Гурион и его авторитарные методы руководства были естественной мишенью для отравленных перьев журналистов. В порядке взаимности правящая партия откровенно ненавидела Авнери. Руководимый «Мапай» политический истэблишмент организовал бойкот журнала, но изданию удалось сохранить и даже увеличить тираж. А когда в 1956 году на обложке журнала появилась информация о коррумпированности шефа полиции Тель-Авива, журнал буквально рвали из рук. Шеф полиции был не кем иным, как сыном Бен-Гуриона, Амосом.
Авнери также позволял себе прямые нападки на «Шин Бет», чем приводил Харела в ярость, так как в то время вообще никто не смел писать о спецслужбах. Саму «Шин Бет» Авнери называл не иначе как «орудием тьмы», характеризовал как монстра, беспардонно нарушающего права граждан, и вообще возлагал на «Шин Бет» вину за все плохое, что было в Израиле.
Официальный глава «Шин Бет», Амос Манор, обвинил журнал в «провокационной лжи» и установил за сотрудниками журнала слежку с целью сбора компромата.
Еженедельник ответил на выпад «Шин Бет» в жанре детективной журналистики, что было довольно рискованно, так как по закону в то время было запрещено упоминать в печати имена сотрудников спецслужб. Но до суда дело так и не дошло. Иссер Харел решил применить нестандартное оружие — соперничающее издание. «Шин Бет» с 1 августа 1956 г. начала издавать свой собственный журнал (естественно, без указания его «ведомственной принадлежности») под названием «Гранат». Но Харел напрасно пытался зашифровать связь этого журнала со спецслужбами — журналисты что в Израиле, что во всем мире не самый сдержанный на язык народ; да и в самой «Шин Бет» не все поддерживали «Мапай».
Что касается творческой стороны, то это издание было в лучшем случае просто зеркальное отражение «Этого мира», но зеркало оказалось тусклым и неровным. Вместо критического подхода журнала Авнери к освещению текущих событий «Гранат» стал проводить официальную линию вперемешку со сплетнями, рассчитанными на то, чтобы поднять тираж. Однако эта имитация не могла сравниться с уровнем оригинала — творческий уровень «проверенных» и «благонадежных» журналистов по вполне понятным причинам оказался заметно ниже.
Проигрывая в качестве подачи, «Гранат» попытался сыграть на остроте материалов, развязал яростную словесную войну против «Этого мира» — но и это не привело к росту тиража.
Манор никогда не одобрял журнального проекта Харела, но никто не мог переубедить «мемунеха», пока наконец красноречивое падение продаж не сказало само за себя. После яростной кампании журнальной войны, взаимных обвинений и обливания друг друга грязью, ослабление позиций «Граната» стало очевидным. Спецслужбы проиграли войну тиражей. Три года убытков заставили «Шин Бет» прекратить публикацию «Граната».
В 1955 году Харел убедил Бен-Гуриона в целесообразности привлечения на работу в разведку наиболее способных членов бывшей подпольной организации «Лехи», известной еще как «банда «Штерн». Несмотря на свою неприязнь к ним, Бен-Гурион согласился.
В обстановке политической напряженности и подозрительности, которая в тот период существовала в Израиле, это был беспрецедентно смелый шаг. До того времени члены этой правой террористической группировки не принимались на правительственную службу как лица, представляющие угрозу безопасности. Харел долго присматривался к ним и пришел к выводу, что они[186] уже не представляли реальной угрозы внутри государства и поэтому их конспиративный опыт может быть использован.
В числе таких новобранцев, пришедших в «Шин Бет» и «Моссад» из рядов «Лехи», был один из бывших ее руководителей — Ицхак Ереницки[187].
Ехошуа Коэн, принимавший участие в убийстве в 1948 году посредника ООН, шведского графа Фолька Бернадотта, стал начальником личной охраны Бен-Гуриона.
Некоторые члены «Лехи» вошли в состав других разведслужб Израиля.
Яааков Элиав был направлен в Испанию.
Шаалтиель Бен-Яир, которого еще четыре года назад подозревали в том, что он пытался подложить бомбу одному из министров, отправился в Египет и стал одним из самых удачливых разведчиков Израиля.
Давид Шомрон был направлен в парижскую резидентуру «Моссада», а Элияху Бен-Элиссар работал в Европе с агентурой в арабских странах.
Эти правые экстремисты были вечно благодарны Харелу за то, что он помог им выйти из карантина и дал возможность доказать свою полезность для Израиля.
Что же касается лично Ицхака Шамира, то ему очень трудно давался переход от подпольной работы, которой он занимался еще до создания израильского государства, к мирной жизни. Еще в то время, когда он возглавлял «банду «Штерн», которая вела борьбу с англичанами и арабами, а также в период своих продолжительных командировок по линии «Моссада» в Европе,[188] Шамир привык относиться ко всему с подозрением, вести аскетический образ жизни и работать с большим напряжением.
«Шамир был интровертом, исключительно преданным своему делу и очень трудолюбивым», — вспоминал один из его коллег в «Моссаде».
На него всегда можно было положиться, хотя, по словам некоторых его сослуживцев, «он никогда не выдвигал особо блестящих идей». Но служением своему делу и своей стране он занимался с полной самоотдачей; характерно, что его дочь Гилада тоже работала в разведке, а сын Яир стал военным летчиком, завершил карьеру в звании полковника ВВС.
Во время преобразований, произошедших после смены руководства и прихода в «Моссад» Меира Амита, Ицхак Шамир, возглавлявший европейский отдел «Моссада», подал в отставку и открыл собственное дело, но его фабрика прогорела. Ему не оставалось ничего, как в довольно почтенном возрасте (52 года) пойти в политику. Этот человек, всегда привыкший держаться в тени, стал публичным деятелем, — но даже став премьер-министром, Шамир всегда с теплотой вспоминал напряженную и полную драматизма работу в разведке.
«Мои дни в «Моссаде» были счастливейшим периодом жизни. Никакая политика и даже пост премьера не могут с этим сравниться», — вспоминал Шамир.
Египетская и сирийская разведки никогда не считались достаточно сильными, но они тоже предпринимали активную агентурную работу против Израиля. Им удалось завербовать нескольких израильских арабов — далеко не идеальный выбор, так как все они находились под «колпаком» Шин Бет и достаточно скоро были выявлены и арестованы, — а также время от времени направлять свою агентуру в Израиль под видом туристов.
Наиболее дерзкие операции арабов были зеркальным отражением действий Израиля. Арабские агенты учились выдавать себя за евреев и направлялись в Израиль под видом иммигрантов, которые в потоке новых переселенцев не привлекали особого внимания.
Кобрук Яковян, армянин, работавший в Египте, сумел освоить эту хитрость. Под именем Ицхака Кошу-ка он в декабре 1961 года въехал в Израиль из Бразилии. Израильское консульство в Рио-де-Жанейро, первый «фильтр», приняло его за настоящего еврея, стремящегося к возвращению на библейскую родину, и выдало въездную визу.
В действительности египетская разведка завербовала Кошука, когда он находился в каирской тюрьме за малозначительное правонарушение. Чтобы замаскировать Кошука под еврея, ему даже сделали обрезание.
В Израиле Кошук, как большинство новоприбывших, некоторое время работал в киббутце под Ашкелоном, а затем поступил в израильскую армию. Специальная подготовка, полученная в Египте, была направлена на внедрение разведчика в бронетанковые части. И действительно, Кошуку очень хотелось попасть в танковые части — это стремление нашло отражение в досье, которое вела «Шин Бет», но до своего ареста в декабре 1963 года он так и не продвинулся дальше небольшого транспортного подразделения. Доказательства агентурной деятельности были собраны бесспорные, да и сам разведчик на допросах дал полные признания. Кошуку повезло, так как в Израиле нет смертной казни за шпионаж. Он провел несколько лет в тюрьме и был выслан (в обмен на агента «Моссад») в Египет.
Возможно, самой удачной из «расшифрованных» операций египетской разведки стали действия шпиона, ставшего известным как Жак Битон. В конце 1960-х годов он — один из самых лучших агентов, по свидетельству египтян, — документировался в Тель-Авиве. Он тоже выдавал себя за еврея и также подвергся обрезанию.
«Жак Битон» открыл туристское агентство на улице Бреннера в Тель-Авиве и неплохо использовал возможности общения с израильскими туристами и теми, кто посещал страну, в том числе и в целях совершения паломничества. Постоянное общение с приезжающими и уезжающими также облегчали возможности связи с Каиром. В отличие от Кошука, его поймать не удалось — при первых признаках опасности «Жак Битон» скрылся, даже его настоящее имя осталось контрразведчикам неизвестным.
В 1988 году египетское телевидение показало боевик, снятый по мотивам истории Битона. Сначала израильтяне заявили, что это арабская выдумка, но после того, как стали известны детали, вынуждены были признать, что у них под носом действительно работал арабский шпион, которому удалось уйти. Тем не менее израильтяне настаивают, что ущерб, причиненный этим агентом, был минимальным — слишком многие в Израиле твердо убеждены, что египтяне просто неспособны ни на что дельное.
А египетский разведчик получил редкую для шпиона возможность спокойно уйти в отставку. Через некоторое время по возвращению в Каир ему предоставили новую легенду и разрешили уехать в Западную Германию, где он жил с семьей до конца своих дней.
О деятельности охранных служб по защите святая святых Израиля, его ядерных секретов, будет отдельный рассказ в соответствующем разделе. Здесь мы приведем только один эпизод, в котором непосредственное участие принимала «Шин Бет».
…Курт Ситта — его считали гением математики — получил образование в Праге. Он был женат на еврейке — и во время войны фашисты сочли это достаточным поводом для отправки молодого ученого в Бухенвальд. Ситга выжил и после войны изучал ядерную физику в Великобритании, а затем преподавал этот же предмет в университете штата Нью-Йорк, в Сиракузах.
ФБР, подозревая в нем коммунистического агента (это был период «охоты на ведьм»), подвергло его допросу и попыталось завербовать в качестве двойного агента. Курт не дал признаний и не поддался на вербовку, но счел свое дальнейшее пребывание в США излишним и в 1953 году выехал в Бразилию.
Спустя два года его пригласили прочесть курс лекций в «Технионе» в Хайфе, израильском эквиваленте американского Массачусетского технологического института.
Курту понравилась страна, понравились люди, понравилась работа, — по крайней мере, так он говорил, когда принял пост директора департамента физики. Работал он очень успешно; столь же успешно, как оказалось, снабжал секретной информацией резидента чехословацкой разведки, работавшего под прикрытием посольства ЧССР.
Значительные успехи, которых нееврей Ситта сумел достичь в Израиле, открывали большие возможности для чехов. «Шин Бет» потребовалось 5 лет, чтобы выйти на эту секретную операцию. И только 16 июня 1960 г. был произведен арест и предъявлено обвинение в шпионаже. Ситта был арестован за два дня до того, как первый израильский экспериментальный реактор в Нахаль Сорек был запущен на полную мощность.
Этот арест явился шоком для его друзей, коллег и студентов в «Технионе», а также в политических кругах Израиля.
В ходе судебного заседания был назван примерно ущерб, который Ситта нанес Израилю. Аналитики сравнивают его деятельность с тем, что сделали Розенберги в США и Клаус Фукс в Великобритании. Конечно, это явное преувеличение. В те годы Израиль просто не располагал разработками в этой области, которые бы значительно опережали советские или американские. Даже сторона обвинения проговаривалась, что передаваемая Куртом информация была второстепенной и не имела стратегического значения. Косвенным признанием этого может служить и то, что Ситта был приговорен к пяти годам лишения свободы, но вскоре вышел на свободу, без помех выехал из страны и начал новую научную карьеру в Западной Германии.
Суд учел и мотив действий Курта Ситты — его шантажировали спецслужбы Чехословакии, угрожая расправиться с его престарелым отцом-пражанином.
Совместно с «Шин Бет» «Моссад» установил связи с большим количеством иностранных спецслужб, став членом «Киловатта», секретного объединения представителей различных спецслужб, занимающихся борьбой с международным терроризмом. В этом объединении были представлены разведслужбы Италии, Бельгии, Западной Германии, Великобритании, Голландии, Швейцарии, Дании, Франции, Канады, Ирландии, Норвегии и, конечно, Израиля. «Моссад» также имел связи с некоторыми другими европейскими странами, в частности с Португалией, Испанией и Австрией. В большинстве из этих стран «Моссад» имел свои зарубежные резидентуры.
Штаб-квартира ЦРУ в Лэнгли всегда рассматривала сотни тысяч переехавших в Израиль американских евреев как потенциальный резерв агентов. Однако их сдерживало то, что эти евреи переселились в Израиль по религиозным соображениям либо в силу приверженности сионизму и их лояльность к Израилю в конечном счете может одержать верх над их прошлыми связями с Америкой. Израильские спецслужбы всегда исходили из того, что в потоке иммигрантов из Советского Союза должна быть советская агентура, но они никогда всерьез не подозревали, что ЦРУ может делать то же самое. Сотрудники «Шин Бет» считали, что в жизни все возможно, но они не верили, что среди американцев могут быть какие-то американские «кроты», вывезенные в Израиль.
С другой стороны, американцы принимали как факт то, что среди израильтян, приезжавших в США на учебу или с деловыми целями, были израильские шпионы. И действительно, как могла страна, считающая себя находящейся в состоянии войны, не посылать шпионов туда, где можно было найти ценную информацию?
Деятельность израильской разведки в США действительно была широкомасштабной, но она не была такой уж четко организованной и такой зловещей, как это могло представляться ФБР и другим ксенофобам. Израильтян, выезжавших за границу, иногда просили проявлять внимание к какой-то проблеме, особенно если они были учеными, работавшими по проектам, имевшим значение для обороны Израиля. Но они формально не вербовались «Моссадом» или «Аманом», и им не выплачивалось вознаграждение. Многие из этих «путешественников» видели свой патриотический долг в том, чтобы посылать домой информацию, которая может помочь Израилю. Большинство израильтян в Америке, конечно, не занимались ничем подобным, к тому же им на глаза не попадалось ничего, что могло бы представить интерес для шпиона. Но от тех немногих, кто помогал, израильская разведка — иногда через институты и компании, имевшие представительства за границей, — получала пользу.
Во всяком случае в тайных операциях на территории США «Моссад» избегал использовать сотрудников своей резидентуры в Вашингтоне — точно так же, как американцы поступали в Израиле. Когда израильский агент направлялся с заданием в Америку, вашингтонская резидентура «Моссада» об этом не информировалась. Если израильская разведка должна была платить агенту за информацию, следуя американскому рецепту, она старалась использовать «флаг» какой-то другой страны или, что еще лучше, представлять дело так, что речь будто бы идет о каком-то безобидном промышленном шпионаже другой американской компании.
Триумфальное завершение «шестидневной войны», о котором уже не раз было сказано в этой книге, стало вбдоразделом в истории Израиля, и разведывательное сообщество тоже не миновали радикальные перемены, последовавшие за этой победой.
1 января 1967 года Йозеф Хармелин сменил Амоса Манора на посту директора «Шин Бет»[189].
Но перемены произошли не только в руководстве: время потребовало выполнения совершенно новых задач, сосредоточения усилий на тех направлениях, которые еще недавно казались второстепенными.
Прежде всего это касалось отношений с палестинцами в целом и Организацией Освобождения Палестины (ООП) в частности.
С момента создания в 1964 году эта партизанская организация стала важным объектом внимания израильской разведки.
Вот цитата из брошюры, которая распространялась на Западном берегу: «Мы должны организовать подпольную борьбу на каждой улице, в каждом квартале, в каждой деревне. Каждый должен бороться с врагом. Сбрасывайте большие камни со склонов гор и блокируйте ими дороги. Поджигайте автомашины противника. Мы должны бойкотировать все экономические и культурные учреждения оккупационных властей». Эти призывы завершались инструкцией по изготовлению «коктейля Молотова», зажигательной смеси.
Лидеры ООП надеялись сразу же поднять «национально-освободительную борьбу» в духе Мао Цзэдуна и Фиделя Кастро. ООП позаимствовало у Кубы, Китая, Вьетнама и Алжира не только общую концепцию, но и тактику. Палестинцам активно помогал полковник Ахмед Суэдани, руководитель сирийской военной разведки, который был горячим сторонником «народной борьбы» на Ближнем Востоке, но, разумеется, не в самой Сирии.
Группировки ООП направляли десятки боевиков, вооруженных автоматами, гранатами и взрывчатыми веществами, на оккупированные территории для создания боевых ячеек. Ясир Арафат[190], лидер ООП, лично подбирал людей для боевых операций и утверждал их мельчайшие детали. Боевые группы нападали на военные патрули и автомашины, устраивали засады на узких улицах поселений Западного берега.
В самом Израиле палестинцы взрывали бомбы на рынках, автобусных остановках, в кинотеатрах и ресторанах, не щадя ни военных, ни гражданских. Они, возможно, были убеждены, что ведут честную вооруженную борьбу, но по сути тогдашняя тактика ООП имела одно название: терроризм.
В числе важных задач «Шин Бет», естественно, были попытки схватить или уничтожить проявленных лидеров ООП и палестинского сопротивления в целом. В частности, операции против Арафата предпринимались более десяти раз. Однажды от поимки отделяли считанные минуты: когда оперативники ворвались в трехэтажную виллу в Рамаллахе на Западном берегу реки Иордан, кровать была еще теплой, простыни и одеяла разбросаны по комнате, в чайнике кипела вода и чай в чашках был еще горячим, но человека по имени Абу Аммар в доме уже не было. Он выпрыгнул из окна второго этажа и спрятался в припаркованном вблизи автомобиле…
Несмотря на неудачу с Арафатом, «Шин Бет» могла многим гордиться в 1967 году. Прежде всего, «Шин Бет» удалось сорвать попытку ООП поднять «народное восстание».
В то время служба внутренней безопасности была довольно небольшой замкнутой организацией, работавшей в обстановке абсолютной секретности. Само название «Шин Бет» было неизвестно широкой публике, цензура не пропускала ни малейшего упоминания об этой организации, и закон запрещал раскрывать имена сотрудников «Шин Бет». Общая численность сотрудников агентства не превышала 500 человек. Внутри организации царила почти родственная атмосфера, все знали друг друга. «Семейные секреты», то, что происходило внутри службы, никогда не раскрывались посторонним.
Вместе с тем это была весьма мало признанная в обществе организация, которая всегда стояла в тени «Моссада» и «Амана». Лишь изредка на долю «Шин Бет» перепадали какие-то крохи признания, главным образом благодаря деятельности оперативного департамента, который был общим с «Моссадом». Репутация «Шин Бет», как, впрочем, соответствующих служб во всех странах, была весьма невысока.
Сейчас, в новых условиях, на службу безопасности возлагалась, помимо всего прежнего, новая, масштабная и ответственная задача: непосредственное участие в решении «палестинского вопроса».
Всего за год до Шестидневной войны правительство Израиля ликвидировало военную администрацию, существовавшую в арабских поселках и деревнях с момента окончания Войны за независимость 1948 года[191].
Израильтяне арабского происхождения всегда имели право голосовать на выборах в кнессет, но их повседневная жизнь управлялась совсем не так, как у еврейского населения. Кроме того, в районах с преобладающим арабским населением, особенно в Галилее, на севере Израиля, все жители находились под неусыпным наблюдением «Шин Бет».
Задача «Шин Бет» заключалась в том, чтобы не допустить превращения арабов в пятую колонну, которая будет действовать в интересах «своих братьев по ту сторону границы». Отмена военной администрации, по мнению «Шин Бет», способствовала бы интеграции арабов в израильское общество, внесла бы успокоение в этот сектор общества и способствовала изоляции экстремистов, недовольных жизнью в Израиле.
Это знаменовало собой внесение существенных коррективов в работу «Шин Бет», с которых, собственно, и началась эра Хармелина.
До того времени, когда ему предложили заменить Манора, Йозеф Хармелин возглавлял в «Шин Бет» службу контрразведки. Теперь он перенес свой опыт на всю организацию работы «Шин Бет».
«Новый шеф, — вспоминает один из его бывших подчиненных, любил профессию контрразведчика. Достижение успеха на этом направлении требовало особой изощренности, а допросы подозреваемых — немалого интеллектуального напряжения. Чтобы выявить слабые места у подозреваемого, нужно было вообще хорошо знать человеческие слабости».
У высокого, статного Йозефа Хармелина было абсолютно бесстрастное лицо. Умение скрывать свои чувства — очень полезное качество для разведчика, и он, видимо, был наделен им от рождения.
Йозеф Хармелин появился на свет в Вене в 1923 году. После аншлюса 1938 года, когда Австрия была включена в состав нацистского рейха, родители Хармелина успели уехать в Мексику и тем самым избежали приближавшегося Холокоста. Некоторое время спустя юный Йозеф отправился в Палестину, где учился в сельскохозяйственной школе Бен Шемен, из которой вышли будущий премьер Шимон Перес и будущий шпион Вольфганг Лотц. Какое-то время Хармелин работал в киббуце, а потом поступил в британскую армию.
После окончания Второй мировой войны он вступил в «Хагану», где познакомился с Харелом, а когда Израиль обрел независимость, стал сотрудником «Шин Бет» и постепенно достиг высшего поста в этой организации.
Леви Эшкол, премьер-министр, по устоявшейся структуре подчиненности служб отвечавший за деятельность «Моссада» и «Шин Бет», стремился к тесным и даже дружеским отношениям с Хармелиным, которого считал безукоризненно честным и искренним человеком. Но в то же время Хармелин был, видимо, слишком скучен для Эшкола, изощренного политика, мастера партийных интриг и в то же время веселого обаятельного человека, любителя шуток и хохм на идише. Рассказывают, например, такой эпизод из их взаимоотношений: сразу после гибели президента США Дж. Ф. Кеннеди Хармелин, в обязанности которого в тот период входила организация охраны премьер-министра, заявил Эшколу (а премьеру неоднократно угрожали), что теперь у него будет два круглосуточных телохранителя вместо одного.
— Но это люди, которые строжайше соблюдают секреты. Вы можете быть совершенно спокойны, — добавил будущий шеф «Шин Бет», намекая на куртуазные развлечения нестарого вдовца Эшкола. — Если у вас будут интимные встречи — они не проронят ни слова.
Эшкол с типичным для него юмором ответил:
— Наоборот. Пусть рассказывают.
Но Хармелин даже не улыбнулся этой шутке…
Передача «Шин Бет» ответственности за поддержание порядка на оккупированных территориях[192] произошла через неделю после окончания Шестидневной войны, 19 июня 1967 г., на заседании «Вараш» — комитета начальников разведслужб Израиля.
По традиции комитета «Вараш», на заседании председательствовал руководитель «Моссада»; в заседании участвовали руководители «Амана» и «Шин Бет» — соответственно Аарон Ярив и Йозеф Хармелин, а также начальник национальной полиции и генеральный директор министерства иностранных дел.
Надеясь вбить клин между большинством палестинцев и воинствующим меньшинством, руководители разведсообщества решили, что жителям будет позволено вести нормальную жизнь. Одновременно было предписано неотвратимо и строго наказывать тех, кто будет участвовать в подрывных или насильственных действиях. Палестинцы, помогающие повстанцам, будут наказываться тюремным заключением и уничтожением домов — обычно путем подрыва их динамитом. Эти громкие взрывы должны были служить предостережением всем остальным. В качестве первого шага оперативники Хармелина, с помощью военной разведки, стали распространять слухи о том, каким строгим будет оккупационный режим. Эти слухи (а их охотно подхватывали и в соседних арабских странах, и в отдалении — например, в СССР) были не столь верны, сколь устрашающи.
Потеря дома для каждой семьи была, конечно, большим несчастьем, и такая угроза заставляла многих очень серьезно задуматься; но самым суровым наказанием, которое могла применить и применяла «Шин Бет», было изгнание. С первых же недель управления тем, что Израиль называл «административными территориями», арабы, подозреваемые в связях с ООП, выдворялись в Иорданию без права возвращения.
Практическая реализация всего комплекса охранно-профилактических мероприятий была непростой задачей, и агенты «Шин Бет» не были к этому готовы. Для них новые территории были «терра инкогнита» — незнакомый и чуждый мир, где агентство не имело ни своих сотрудников, ни агентуры, и все надо было начинать с нуля.
Задачу предотвращения палестинских восстаний и борьбы с терроризмом Хармелин поручил Аврахаму Ахитуву, возглавлявшему небольшой (в тот период) арабский департамент «Шин Бет».
Ахитув по образованию был юристом и работал с той методичностью, которой требовала его профессия. Однако его работа имела довольно сомнительную правовую базу, хотя все коллеги по «Шин Бет» отмечали его заслуги в создании на оккупированных землях разветвленной сети осведомителей в среде израильских арабов[193].
Опыт у него был немалый. В 1956 году во время кратковременной оккупации Израилем сектора Газа Ахитув отвечал за проведение в этом районе операций «Шин Бет». В 1967 году ему было предложено использовать свои способности и добиться на всех оккупированных территориях того же результата, какого он в тот период достиг в арабском секторе Газа.
Самым ценным помощником Ахитува был Иегуда Арбел, невысокого роста человек с преждевременной сединой и гипнотическим взглядом. Его ярко-голубые глаза, казалось, излучали леденящий холод. По воспоминаниям некоторых друзей и коллег, в неслужебное время это был романтик и эстет, любивший музыку, искусство, хорошее вино и красивых женщин. Те же, кто оказывался его оппонентом — точнее, немногие, согласившиеся поделиться воспоминаниями о столкновениях с ним, — почему-то не отмечают ни романтики, ни эстетства.
Биография Арбела была очень похожа на биографии других сотрудников разведки.
Он родился в Трансильвании, бывшей в то время частью Венгрии, а позже вошедшей в состав Румынии; уехал в Палестину; служил в британской армии; участвовал в Войне за независимость 1948 года; служил полицейским и, наконец, в 1955 году пришел в «Шин Бет».
К началу войны 1967 года он возглавлял небольшое районное отделение «Шин Бет» в Западном секторе Иерусалима. Это был спокойный район, не доставлявший особенных хлопот. Тогда в районе было очень мало арабов и Арбелу приходилось заниматься главным образом контрразведкой и наблюдением за иностранными дипломатами.
После завершения Шестидневной войны скучать не пришлось. Арбел находился в постоянном движении, ездил от одной деревни на Западном берегу к другой, вербовал осведомителей, координировал работу по проникновению в ячейки сопротивления. И активная работа принесла результаты. В кратчайший срок «Шин Бет» удалось справиться с главной проблемой на оккупированных территориях. «Шин Бет» стала получать превосходную информацию, а это было главной предпосылкой успешной борьбы с оппозиционным подпольем — палестинцы были практически лишены возможности поднять восстание, «Шин Бет» получала предупреждение обо всех планах серьезных акций ООП.
Ахитув и Арбел сумели покрыть весь Западный берег и сектор Газа густой сетью осведомителей и тайных агентов. Большинство из них были арабами, работавшими за деньги или из чувства страха, но среди них также встречались израильтяне, свободно говорившие по-арабски. Информаторы снабжали «Шин Бет» упреждающей информацией о готовящихся акциях партизан. Именно этот непрерывный поток сведений позволил «Шин Бет» в декабрьскую ночь 1967 года так близко подойти к вилле Арафата в Рамаллахе.
По наводкам информаторов оперативникам «Шин Бет» нередко удавалось арестовывать участников тайных сходок или захватывать палестинских боевиков в момент подготовки ими террористических актов. Эта система работы, получившая название «превентивной разведки», является пределом мечтаний любого сотрудника службы внутренней безопасности, призванного вести борьбу с насилием и терроризмом: предотвращение преступления.
К декабрю 1967 года «Шин Бет» имела внушительные достижения: большинство палестинских групп сопротивления было разгромлено, и их штаб-квартира на Западном берегу вынуждена была эвакуироваться в Иорданию. Около 200 палестинцев было убито в стычках с армейскими подразделениями и оперативными группами «Шин Бет», более тысячи — арестовано.
Успехам контрразведки способствовали и тактические просчеты ООП.
В тот период в больших формированиях бойцы знали друг друга и своих начальников. Сам Арафат и его старшие командиры, вопреки требованиям конспирации, знали большинство членов подпольных ячеек. Система связи была примитивной, коды — ненадежными, маршруты отхода не предусматривались. Конспиративные квартиры часто были расшифрованы. Члены подпольных групп также не были готовы к допросам в случае задержания, и сразу же после ареста они во всем признавались. «Фидаины не умеют держать язык за зубами», — такая характеристика из уст оперативника «Шин Бет» кочевала по страницам газет. В результате подпольные ячейки сыпались, как костяшки домино. Коды раскрывались, секретные сообщения перехватывались и расшифровывались, явки проваливались, оружие и взрывчатка изымались «Шин Бет».
Исключительно важным фактором, предопределившим, по большому счету, неуспех партизанской войны в Палестине, была слишком ограниченная поддержка населения. Поставленное перед выбором «кнута и пряника», получая возможность для вхождения в экономически более благополучное общество, местное население предпочитало мир, спокойствие и процветание сотрудничеству с подпольем.
…Оперативники Ахитува стали известны как «короли территорий».
Почти как во времена феодализма, каждый оперативник получал свой «надел», обычно деревню или группу деревень, и там он должен был стать глазами и ушами Израиля, быть в курсе всего, что происходило в его владении. Он должен был знать всех жителей «своей» деревни по именам, в то время как они звали его только по псевдониму. Административные порядки тоже напоминали о временах феодализма. Если палестинец хотел получить разрешение на строительство дома, военной администрации вменялось в обязанность согласовать этот вопрос с оперработником «Шин Бет». Торговец-араб, пожелавший вывезти свой урожай цитрусовых за пределы сектора Газа или оливковое масло за пределы Западного берега, мог получить экспортную лицензию только с согласия «Шин Бет». Практически вся повседневная жизнь палестинцев находилась под контролем «Шин Бет». Получалось так, что за возможность нормальной жизни арабы были вынуждены поддерживать хорошие отношения с «Шин Бет», предоставляли контрразведке информацию — а взамен действительно получали безопасность и некоторые блага. Оппозиция, по большому счету, была раздавлена и только через несколько десятилетий сложились новые исторические условия, которые позволяют говорить о создании палестинского государства.
…Но к тому времени имидж Израиля в мире стал в значительной степени определяться политикой, проводимой на оккупированных территориях. А она, формально говоря, была такова, что отношение к Израилю в мире изменилось. Израиль превратился в отвратительное, осуждаемое всеми государство. Практически все хорошее, чего добился Израиль за два десятилетия, было всерьез дискредитировано в глазах мировой общественности. Вызывавший сочувствие и подвергавшийся угрозам до 1967 года, он вдруг превратился в жестокого оккупанта чужих земель. Отношения Израиля со многими странами значительно ухудшились…
Все разведывательные службы отражают этику, мораль и ценности своего общества. Изменился Израиль, изменилась и «Шин Бет». До Шестидневной войны сотрудники агентства представляли собой большую семью, происходившую от общих корней: практически все они служили в британской армии, состояли в «Хагане» и были «ашкенази» — выходцами из европейской ветви еврейства. Объединяла их общая благородная задача: они защищали свой большой дом, свою в борьбе и страданиях обретенную большую семью.
После 1967 года «Шин Бет» трансформировалась в орган подавления, играющий главную роль в управлении оккупированными территориями. «Шин Бет» стала службой безопасности оккупационной державы, самоуверенной и даже наглой. Значительное расширение масштабов деятельности отрицательно сказалось на профессиональном уровне, безупречность и тщательность в работе уступили место импровизациям, серьезно изменился и подход к кадрам.
Для обеспечения нужд значительно расширившейся разведывательной сети нужно было срочно увеличивать штаты организации. В северной части Иерусалима была построена новая штаб-квартира «Шин Бет» взамен скромной в Яффе.
Совершенно определенно снизились требования к кадрам. Острая потребность в сотрудниках, владевших арабским языком, заставляла обращаться к «сефардской», то есть восточной и африканской части еврейского населения. У «сефардов», выходцев из слаборазвитых стран, репутация в Израиле не слишком высока, особенно в те годы. Были, конечно, исключения, но в целом этот сектор еврейского общества был значительно менее образован и продвигался в жизни не за счет своих мозгов, а за счет мускулов. Практика деятельности «сефардов» в «Шин Бет» свидетельствует о том, что действовали они весьма брутально, хотя зачастую решительно и эффективно.
Все делалось в спешке, и это привело к падению социального престижа организации. До сих пор большинство сотрудников проходило через элитные боевые подразделения израильской армии.[194] «Шин Бет» в погоне за кадровым пополнением стала больше ориентироваться на вспомогательные подразделения, где не уделялось такого внимания тонкостям этики и морали, «воспитанию». Результаты не преминули сказаться. В частности, Йосси Джиноссар, «герой» двух самых громких скандалов в истории израильского разведсообщества, был призван в ряды «Шин Бет» из адъютантов, был штабистом, который всегда отсиживался в тылу и никогда не бывал на фронте.
Борьба с ООП перерастала в особую войну. Тысячи арабов задерживались для допросов, чуть ли не ежедневно проводились специальные операции, а в то же время на улицах израильских городов взрывались заминированные автомобили, отели в самой стране и за ее пределами, представительства и авиалинии становились объектами террористических актов; от «Шин Бет» требовались срочные действия. Фактор времени становился решающим элементом стратегии «превентивной разведки».
Быстрота требовала жестокости и не оставляла времени для размышлений. Сейчас уже как сентиментальный анекдот вспоминали, что в начале карьеры Йозеф Хармелин уволил молодого следователя за то, что тот отвесил допрашиваемому палестинцу оплеуху. Хармелин по-прежнему считал, что можно обойтись без физического насилия, — но уже допускал, что высокое мастерство интеллектуального допроса и психологического воздействия доступно не каждому следователю. Новые условия диктовали свои правила. Оперативники «Шин Бет» стали осознавать, что такое поддержание режима жесткой оккупационной политики. Они делали грязную. работу ради, как им казалось, благородного дела.
Фактически терроризм удалось победить путем введения метода, который сотрудники ведомства называли «Системой».
Методы работы службы безопасности действительно создавали систему двойного стандарта в соблюдении гражданских прав и отправлении правосудия. Один — демократический — применялся к гражданам Израиля; другой — весьма далекий от демократии, включающий попросту запрещенные в цивилизованных странах методы, — применялся к палестинским «смутьянам» и подозреваемым на оккупированных территориях.
«Система» с ее двойным стандартом создала новую страну «Шин Бет» с ее особыми границами.
В стране «Шин Бет» были свои тюрьмы, отличные от тюрем для израильских граждан. Арестованные палестинцы помещались в специальные блоки в местах заключения. Полиция и администрация никогда не заглядывали в эти блоки.
Арабы, обвиненные в терроризме, подвергались жестоким допросам. Банальные избиения были редкостью, но зато применялись другие пытки, не оставлявшие следов. Когда за арестованным палестинцем захлопывались ворота тюрьмы, ему обычно надевали на голову черный мешок и оставляли на палящем израильском солнце или в леденящую стужу ожидать допроса. Допрос мог продолжаться несколько часов. Арестованным обычно не давали спать и часто обливали холодной водой.
Не всем сотрудникам «Шин Бет» нравилось то, что им приходилось делать, но в своем большинстве они видели в этом часть борьбы за национальное спасение. Они верили, что защищают страну от угрозы терроризма.
«Чего ждут от нас террористы, которые убивают женщин и детей? Что мы будем стучаться к ним в дверь и приглашать их на чашку кофе?» — спрашивал ветеран «Шин Бет», который в течение многих лет возглавлял отдел допросов…
Был один экзотический проект, в котором «Шин Бет» сотрудничала с «Аманом» и «Моссадом», — большая операция, направленная на решение «демографической проблемы». Он отражал обеспокоенность израильских властей тем, что, в силу гораздо более высокого уровня рождаемости, к концу XX века численность арабов в Израиле и на оккупированных территориях превысит численность евреев.
Разведсообщество получило задание поощрять палестинцев к эмиграции. Была создана специальная подставная израильская фирма в Европе, которая покупала землю в Бразилии, Парагвае, Португалии и Ливии для арабов Западного берега и сектора Газа, выражавших желание эмигрировать. В ходе операции по стимуляции переселения палестинцев с Западного Берега реки Иордан и из сектора Газа, эмигрировало около 20 тыс. жителей. Около 1 тыс. палестинцев получили деньги из секретного переселенческого фонда. Однако операция была прекращена и в связи с осложнениями, которые возникли в Ливии и Парагвае[195], и в связи с тем, что масштабы эмиграции реально оказывались в сущности совсем небольшими по сравнению с общей численностью населения. Подавляющее большинство палестинцев осталось на своих землях и научилось жить в условиях оккупации. Некоторые остались для того, чтобы бороться, хотя достаточно скоро самым горячим головам пришлось признать, что традиционными методами реально противостоять объединенным силам «Шин Бет» и израильской армии не удалось и шансов на подъем народного восстания очень мало.
По слухам, которые время от времени появлялись в печати, ученые работали и над «генетическим оружием» — чтобы обеспечить избирательное поражение арабов. Очень сомнительно, чтобы эти слухи имели основания — не в силу этических соображений, а в силу чрезвычайной генетической близости семито-хамитов. Вот в ЮАР или в США это куда более вероятно. Так что слухи эти если не сознательная дезинформация, то часть «дымовой завесы», за которой пряталась совсем другая спецслужба и другая страна…
Уже упоминалось, что после очевидной неудачи плана подъема «народного восстания» в радикальных кругах ООП сделали ставку на террор. Причем объектами нападения стали люди и имущество Израиля в самых различных странах.
Сведения об активизации палестинских эмиссаров и их контактах с радикальными группами в ряде европейских стран стали поступать от различных европейских спецслужб. Основным вербовщиком выступал Жорж Хабаш, возглавлявший марксистско-ленинское крыло ООП, известное под названием Народный фронт освобождения Палестины (НФОП).
Эмиссары палестинских лидеров использовали идеологические аргументы и материальные стимулы для привлечения молодых радикалов на Ближний Восток для борьбы с «сионистскими оккупантами» и их «империалистическими союзниками». Десятки молодых идеалистов из самых разных стран откликнулись на этот призыв ООП и оказались в тренировочных партизанских лагерях в Иордании и Ливане.
Однако налетами на территорию Израиля дело не ограничивалось.
23 июля 1968 г. Хармелин информировал премьера Леви Эшкола: «Самолет компании «Эль-Ал» «Боинг-707», следовавший рейсом из Рима в Тель-Авив, захвачен воздушными пиратами и совершил посадку в Алжире».
Захват авиалайнера был осуществлен тремя арабами. Народный фронт освобождения Палестины начал широкомасштабную кампанию террора.
«Шин Бет» и «Моссад» оказались не готовы принять срочные и решительные меры; оставалось только наблюдать за развитием событий. Пассажиры и экипаж в течение трех недель были пленниками в Алжире, и только после выхода на свободу дюжины раненых палестинских партизан, воздушные пираты отпустили заложников. Произошла унизительная для страны и создающая опасный прецедент капитуляция перед бандитами.
Израильское руководство поставило задачу: исключить подобные случаи в будущем. И этот случай действительно стал последним успешным захватом израильского лайнера. Попытки террористических нападений продолжали предприниматься с пугающей частотой[196], но теперь встречали все более жесткое сопротивление.
Основным приоритетом «Шин Бет» стало создание обороны против террористов. Йозеф Хармелин говорил, вспоминая начальный период схватки: «Мы были на грани отчаяния. Борьба с терроризмом, особенно воздушным, казалась нам невозможной».
Но это не означало капитуляцию. «Шин Бет» начал прорабатывать все возможные направления противодействия боевикам. Например, как только по разведданным происходил выезд экстремистов ООП за границу, «Шин Бет» немедленно посылала оперативников за ними следом.
«Моссад» вынужден был согласиться с тем, что «Шин Бет» обязана расширить сферу своих действий и начать преследование террористов за рубежом. Агенты «Шин Бет» стали направляться в посольства Израиля за рубежом, прикомандировываться к резидентурам «Моссада» или действовать самостоятельно. Разгорелась настоящая подпольная война между разведчиками и террористами, война, в которой было позволено все.
В считанные месяцы практически с нуля была создана изощренная система защиты посольств, банков, туристских бюро, представительств национальной авиакомпании. Посольства и консульства были превращены в настоящие крепости: толстые стальные двери защищали вход, телевизионные камеры осматривали каждого посетителя, сами здания по периметру были оснащены электронными датчиками, сотрудники «Шин Бет» несли круглосуточную охрану.
Были укреплены пункты регистрации пассажиров; впервые было применено новшество, позже подхваченное во всем мире: на каждом рейсе под видом пассажира летел вооруженный охранник. К этому были привлечены люди, прошедшие подготовку в элитных частях и виртуозно владевшие оружием. Официально они числились служащими авиалинии, но «Шин Бет» готовила их и определяла тактику действий. Комплекс мероприятий обошелся в несколько сотен миллионов долларов, но авиалиния «Эль-Ал» стала самой безопасной в мире.
В феврале 1969 года система сопровождения сработала: охранник Мордехай Рахамин застрелил одного и ранил еще троих боевиков. Дальше вмешалась швейцарская полиция, Рахамин и трое раненых террористов были арестованы. Охранник провел несколько месяцев в тюрьме и вернулся в Израиль в ореоле славы. Поскольку в результате инцидента он был расшифрован, «Шин Бет» назначила его личным телохранителем премьер-министра Голды Меир — работа, не требовавшая анонимности[197].
Первые эпизоды борьбы, несомненно, существенно обострили напряженность отношений с НФОП и радикальными крыльями ООП — против Израиля развернулась настоящая террористическая война. Чисто защитные меры, предпринимаемые «Шин Бет», в разгорающейся войне были явно недостаточны. Вся израильская разведка, привлекая по мере необходимости армию и другие структуры, перешла к наступательный действиям и акциям возмездия против террористов.
После захвата израильского самолета в аэропорту Афин 26 декабря 1968 г. премьер-министр Эшкол провел специальное совещание руководителей министерства обороны и разведывательных служб, на котором заявил: «Мы просто не можем оставлять это без ответа». Было решено предпринять военную карательную акцию против Бейрута, откуда террористы выехали в Афины. И через два дня, 28 декабря, в 21.15, подразделение специальных войск Израиля высадилось с вертолета в международном аэропорту к югу от ливанской столицы и завязало бой с охраной аэропорта, а также уничтожило 13 самолетов, принадлежавших авиакомпании Ливана и авиакомпаниям других арабских стран. Мир осудил Израиль за этот акт государственного терроризма — но и восхищался его решительностью.
Операцией командовал бригадный генерал парашютно-десантных войск Рафаэль (Рафуль) Эйтан, а выполняли силы специального назначения «сайерет»[198].
Почти каждый сектор израильских вооруженных сил имеет свой «сайерет». Такие подразделения есть в десантных войсках, в пехоте и на флоте. Кроме того, есть еще один «сайерет» — элита элит, — известный как «сайерет маткал»[199], подразделение, непосредственно подчиненное начальнику генерального штаба. Сыновья высокопоставленных чиновников и знаменитостей при наличии соответствующих данных часто идут служить в «сайерет». Один из таких примеров — племянник генерала Моше Даяна полковник Узи Даян, принимавший участие в рейде на бейрутский аэропорт. Несмотря на полученное еще до службы в армии ранение, он сумел попасть в это элитное подразделение.
В действительности «сайерет маткал» выполняет задания как начальника генерального штаба, так и руководителя «Амана». Это разведывательно-диверсионное подразделение было создано в 1960 году для проведения специальных акций в тылу противника, то есть на территории соседних стран. Его создатель и первый командир — старший офицер «Амана» генерал Аврахам Арнан, который лично отобрал наиболее храбрых и способных солдат и офицеров.
Обычно они действовали небольшой группой по три-четыре человека: неслышно переходили границу для установления наблюдательного поста, подключения к телефонной сети арабской страны, для похищения или уничтожения какого-то человека или военного объекта.
Во время войны, когда в ходе артиллерийских дуэлей были убиты сотни израильтян и тысячи египтян, спецназ провел дерзкую акцию: ночью 26 декабря 1969 г. они на двух вертолетах подняли новейший радар советского производства, установленный на Суэце, — махину весом 7 тонн — и перенесли его на израильскую территорию. «Сайерет маткал»[200] стал первым спецназом, который успешно использовал вертолеты для проведения операций на чужой территории.
Радар был немедленно переправлен на секретную военную базу, где специалисты подробно изучили этот замечательный трофей, который мог сравниться только с самолетом «МИГ-21», полученным три года назад. Израиль поделился информацией об этом радаре с ЦРУ и разведкой ВВС США.
8 мая 1972 г. палестинцы захватили бельгийский авиалайнер. Рейс авиакомпании «Сабена» № 571 направлялся из Брюсселя в Тель-Авив и приземлился по расписанию в аэропорту Лод. Там террористы, угрожая оружием, задержали пассажиров «Боинга-707» и потребовали освобождения 317 арестованных палестинцев.
Начальник «Амана» генерал Аарон Ярив лично вел переговоры с двумя мужчинами и двумя женщинами, захватившими самолет, в то время как спецназовцы готовили настоящий ответ. 9 мая, в 16.22, в дело включилось специальное подразделение «сайерет», обученное штурму самолетов и освобождению заложников. Одетые в форму служащих аэродрома, десантники ворвались в самолет одновременно с разных сторон, застрелили обоих мужчин-террористов, ранили двух женщин и освободили 97 заложников. В перестрелке был убит один пассажир.
Жестокие схватки с террористами продолжались. 30 мая три боевика из японской «Красной армии» убили 27 пассажиров, большинство из них — христианские паломники из Пуэрто-Рико, которые только что прибыли в аэропорт Лод. Охрана аэропорта открыла огонь, убила двух террористов и захватила живым Кей-дзо Окамото. На суде Окамото заявил, что он и его сообщники предприняли массовое убийство паломников в качестве реванша за неудавшуюся три недели назад попытку захвата самолета компании «Сабена» и действовали из чувства солидарности с Народным фронтом освобождения Палестины.
По примеру Израиля другие государства стали создавать у себя антитеррористические подразделения. ФРГ, Великобритания и другие страны направляли в Израиль на выучку своих специалистов.
Многие создали свои собственные специальные отряды по израильской модели. В Великобритании — это «САС», или «Специальная авиационная служба», в Германии — это «ГСГ-9».
Ответный удар «Моссада» был осуществлен в традициях «посылочных бомб», которые направлялись египетским чиновникам в 1950-х годах, а также немецким ученым в начале 1960-х годов. Бейрутский поэт, член НФОП, Хасан Канафани, спланировавший резню в аэропорту Лод, бьы убит поступившим по почте взрывным устройством. Спустя два дня такое же устройство взорвалось в руках другого функционера НФОП, Бас-сема Абу Шарифа, который потерял один глаз и несколько пальцев.
Следующий виток насилия произошел во время Олимпийских игр в Мюнхене 5 сентября 1972 г. Семь арабских террористов подпольной организации «Черный сентябрь»[201] захватили в Олимпийской деревне 11 израильских спортсменов.
Как и в ходе всех предыдущих террористических актов, палестинцы потребовали освобождения из израильских тюрем 250 своих товарищей. Израильское правительство ответило отказом, а премьер-министр Голда Меир поручила освобождение заложников шефу «Моссада» Цви Замиру. Он немедленно вылетел в Мюнхен и начал переговоры с немецкими коллегами.
Замир просил разрешить ему пустить в дело израильских спецназовцев. Но по конституции окончательное решение оставалось не за разведчиками и даже не за канцлером, а за местными властями, которые ответили отказом. Замир бессильно наблюдал из диспетчерской мюнхенского аэропорта, как плохо подготовленные парашютисты не смогли убить всех террористов первым залпом. Трое оставшихся в живых палестинцев расстреляли и забросали гранатами находившихся в вертолетах скованных наручниками спортсменов.
За этой трагедией наблюдали миллионы телезрителей. Многие наконец-то стали сознавать, что терроризм выходит из-под контроля и необходимо принимать срочные и жесткие меры.
Голда Меир создала новый пост «советника премьер-министра по вопросам контртерроризма» и назначила на него генерала Аарона Ярива, многолетнего директора «Амана» и одного из героев Шестидневной войны 1967 года.
А на передышку нельзя было рассчитывать, причем следующий удар был направлен непосредственно против разведчиков. Спустя пять дней после резни в Мюнхене араб с марокканским паспортом в упор расстрелял сотрудника посольства Израиля в Брюсселе[202]Задока Офира в кафе «Принс». Офир, сотрудник «Моссада», действовавший под прикрытием должности первого секретаря посольства, был тяжело ранен, но выжил. Оказалось, что араб-террорист был двойным агентом и находился у него на связи.
Впервые действующий израильский разведчик за рубежом стал объектом террористического нападения…
Израильский кабинет создал специальный секретный комитет (его точный состав неизвестен) под председательством Голды Меир и Моше Даяна, который должен дать террористам ответ за Мюнхен. Секретный комитет фигурировал просто как «Комитет «Икс»», и даже не все члены кабинета министров знали о его существовании. Именно «Комитет «Икс»», принял решение уничтожить всех членов «Черного сентября», прямо или косвенно связанных с резней в Мюнхене.
Задача была поставлена предельно четко: пленных не брать. Это был откровенный акт мести: террор против террора. Исполнение было поручено «Моссаду». Команду возглавил Майк Харари[203], который лично отобрал оперативников, мужчин и женщин, и открыл командный пост в Париже. Планирование операции осуществлялась самим Харари и сотрудником «Моссада» Аврахамом Гехмером, работавшим под прикрытием должности первого секретаря посольства Израиля в Париже.
Прежде всего были выявлены по оперативным каналам все, принимавшие участие в мюнхенском теракте. Потом опергруппа приступила к розыску террористов, которые осели в разных европейских странах, занимаясь как легальной, так и нелегальной деятельностью. Каждый раз, когда Харари и его люди были готовы нанести удар, запрашивался «Комитет «Икс». Премьер-министр и ее тайный комитет давали согласие на каждое убийство.
И вскоре загремели выстрелы и взрывы. В октябре 1972 года был убит Адель Ваель Звейтар, интеллектуал, который работал на «Черный сентябрь» в Риме. За последующие 10 месяцев команда Харари уничтожила еще 12 палестинцев. В Риме, Париже и Никосии их убивали из пистолетов с глушителями из проезжающих автомобилей или с мотоциклов и с помощью дистанционно управляемых взрывных устройств.
Вскоре последовал и ответ «Черного сентября»: 13 ноября 1972 г. в Париже был застрелен Хедер Кану, израильский агент. 26 января 1973 г. на пороге своего дома на Гран виа в Мадриде был застрелен Барух Коэн, прибывший из Брюсселя по заданию израильской разведки.
Один из его братьев, Меир Коэн, был председателем кнессета. Барух до войны 1967 года работал в арабском департаменте Аврахама Ахитува, оперативником в Галилее. После войны был губернатором Наблуса и в июле 1967 года едва не поймал Арафата, который бежал, переодевшись в женскую одежду с традиционной арабской чадрой.
В 1972 году ему удалось выявить еврейско-арабскую шпионскую группу сирийской разведки. Потом Коэн был направлен в Европу для работы с агентурной сетью из молодых палестинцев. Один из его агентов оказался двойником, работавшим на «Черный сентябрь», он и застрелил Коэна.
В «Моссаде» и «Шин Бет» попытались проанализировать причины трагедии. Так, было установлено, что за несколько месяцев до этого убийства арабские газеты писали, что «Черный сентябрь» приговорил к смерти одного израильского агента. Это должно было насторожить разведку — эта газета, равно как прочие арабские издания, прочитывалась и анализировалась; аналитики в обзоре указывали вероятность того, что над каким-то агентом нависла конкретная опасность, и можно было выявить наиболее угрожаемых агентов, возможно, перепланировать операции — например, Баруха Коэна не следовало посылать в Мадрид, произвести «рокировку» в последний момент и поручить аналогичное задание в другой стране. Еще большую тревогу вызывало то, что подстраховывавшие Коэна агенты, опасаясь то ли собственной расшифровки, то ли за свою безопасность, не ответили на выстрел террориста. Такое было отнюдь не в традиции оперативников и свидетельствовало, что боевой дух агентов начинает снижаться. Кроме того, смерть Коэна послужила предупреждением о том, что палестинцы проникли в центр израильских разведывательных операций в Европе. Разведсообществу следовало связать воедино убийство Коэна, покушение на Офира и убийство двойного агента Кану.
Возможно, «утечка» шла не прямо в ООП, а через посредство какой-то другой разведки, скажем ГРУ или Штази, у которой в «Моссаде» или группе Харари был «двойник», — но такое предположение было высказано только спустя годы. Тогда же ответом «Моссад» стал второй рейд израильской разведки в Бейрут за последние четыре с половиной года.
Он проходил под кодовым названием «Весна молодости». Спецназовцы, действовавшие под руководством опергруппы «Моссада», ночью высадились с вертолета на ливанском пляже. На берегу их ждали арендованные «мерседесы»; заранее, благодаря агентурной работе, были известны адреса и особенности квартир намеченных жертв. И ночью 10 апреля 1973 г. два командира «Черного сентября» — Мухаммад Наж-жар и Камаль Адван, а также пресс-офицер ООП Камаль Насер, — были застрелены в своих квартирах в Бейруте. Эвакуация отряда специального назначения также прошла благополучно.
В числе участников этой операции были молодые офицеры, Ехуд Барак[204] и Амнон Липкин-Шахак, которые впоследствии займут высокое положение в разведывательном сообществе.
Но следующая операция стала черным пятном на «Моссад».
В норвежском городке Лиллехаммер в июле 1973 года опергруппа Майкла Харари продемонстрировала все просчеты, которые только случаются с шпионами. Трудно сказать, что стало причиной: излишняя ли самонадеянность, чувство ли превосходства, которое, увы, не раз отмечалось у израильтян, пренебрежение к «провинциальной» полиции, неудачное стечение обстоятельств, снижение внутренних норм, принятых разведчиками (похоже, не все в группе боролись «за идею», некоторые воспринимали работу как авантюру), или все вместе взятое, — но провал был оглушительный. Западные спецслужбы сочувствовали «Моссаду», многие предшествующие операции были «заметены под ковер», но эта вызвала не столько сочувствие, сколько разочарование. Единственное, что хоть как-то снижало вину самого Майкла Харари, было привлечение в опергруппу нескольких новых людей, которые были «своими» в Норвегии, но крайне слабыми оперативниками. Дилетанты, которые скорее всего сражались не за идею, а из романтико-авантюристических побуждений и, возможно, жажды славы.
Группа охотилась за «Красным принцем», Али Хассаном Саламехом, оперативником «Черного сентября» в Европе. Именно он спланировал акцию в Мюнхене и убийство Баруха Коэна в Мадриде. Саламех был сыном крупного командира ООП и возглавлял «подразделение 17 — спецслужбу ООП, отвечавшую за охрану Ясира Арафата[205]. Он, как выяснилось позже, также поддерживал тайные связи между ООП и ЦРУ.
Сам Али Саламех был неплохим конспиратором и несколько раз выскальзывал из ловушек. Несколько раз ему удавалось оторваться от погони и затеряться «где-то в Европе». И вот после очередного исчезновения и нескольких месяцев поисков его вроде бы опознали в далеком Лиллехаммере.
Опергруппа Харари — прежде всего «новобранцы», успешнее других акклиматизированные в Норвегии, — установила слежку и вроде бы убедилась в идентичности подозреваемого с Саламехом. Тогда в страну въехали ликвидаторы, и вечером 21 июля прошла заключительная часть акции. Затем исполнители немедленно (и благополучно) покинули Норвегию, а прочие агенты укрылись на конспиративных квартирах.
Наутро стало известно, что произошла недопустимая ошибка — убит ни в чем не повинный марокканец Ахмад Бучики, женатый на норвежке[206], кстати, даже не слишком уж похожий на Саламеха, человек с безупречным и легко проверяемым постоянным проживанием в Норвегии.
Полиция расследовала дело в считанные дни. Оказалось, что агенты хваленого «Моссада» ездили по Лиллехаммеру на автомобилях, арендованных на их подлинные имена. Наружное наблюдение за Бучики велось чуть ли не демонстративно, не соблюдая никаких правил конспирации. Два израильских оперативника, Дан Эрт и Марианна Гладникофф, арестованные в момент, когда возвращали арендованную машину, сразу же признались, что работают на разведку, и сообщили адрес конспиративной квартиры «Моссада». На квартире полиция задержала еще двоих членов опергруппы. Тут же была провалена и вторая конспиративная квартира. Самому Харари удалось скрыться, но Аврахам Гехмер и еще пятеро оперативников были арестованы.
Дан Эрт, который страдал клаустрофобией и мигом «раскололся» после темной одиночки, в знак благодарности за то, что его перевели в большую камеру, рассказал все, причем не только об операции в Лиллехаммере, но также о перевозке в 1968 году в Израиль целого судна с урановой рудой — это именно он по заданию «Моссада» купил старый пароход под названием «Шеерсберг А», на котором были перевезены вокруг Европы и благополучно переданы возле Крита на «нужный» борт знаменитые 560 металлических бочек.
Что касается дней нынешних, то после допросов Эрта спецслужбы выявили, каким образом Израиль направлял группы боевиков в европейские страны, как он использовал временно привлеченных лиц для обеспечения наблюдения и обслуживания основной оперативной группы.
При разработке других арестованных были получены доказательства причастности Израиля еще к нескольким нераскрытым убийствам палестинцев.
У одного из агентов «Моссада» оказались с собой ключи от парижской квартиры, в которой французская контрразведка нашла ключи от других конспиративных квартир, используемых «Моссадом».
В числе арестованных была также Сильвия Рафаэль, которая путешествовала как канадский фотограф с фальшивым паспортом на имя Патриции Рохбро.
Рафаэль родилась в Южной Африке и была завербована «Моссадом» после того, как поработала в киббуце; в лиллехаммерском деле и ее судьбе произошел мелодраматический поворот — она влюбилась в норвежского адвоката и после непродолжительного заключения[207] в норвежской тюрьме вышла за него замуж.
…А с «настоящим» Саламехом удалось расквитаться только спустя пять с половиной лет. Небольшая оперативная группа въехала в Ливан с канадскими паспортами. 22 января 1979 г. они запарковали автомашину, начиненную взрывчаткой, на обочине дороги в Бейруте и взорвали ее в тот момент, когда мимо проезжал «Красный принц».
Воспоминания о провале в Норвегии еще долго преследовали Израиль. Многие разведчики до сих пор вспоминают о Лиллехаммере как о «лейла-хамар», то есть как о «горькой ночи».
Развалив «Черный сентябрь», спецслужбы решили разделаться с лидером НФОП Жоржем Хабашем. 10 августа 1973 г. израильские истребители перехватили ливанский гражданский самолет и заставили его приземлиться на израильской авиабазе. Пассажиров вывели поодиночке и допросили, но террориста среди них не оказалось. «Наводка» от самого ценного агента в среде палестинских партизан, женщины по имени Амина аль-Муфти, на этот раз оказалась неверной.
Этот инцидент заметно подорвал репутацию «Моссада», хотя следующая операция, «чудо в Энтеббе», стала всемирно знаменитой и весьма серьезно подняла авторитет разведывательного сообщества Израиля.
Французский аэробус авиакомпании «Эр франс» выполнял рейс из Тель-Авива в Париж, имея на борту 250 пассажиров. Вооруженные до зубов налетчики, два террориста из Народного фронта освобождения Палестины и два — из печально известной немецкой банды Баадер-Майнхоф, посадили самолет 27 июня 1976 г. в угандийском аэропорту Энтеббе. Террористы взяли в заложники только израильских граждан, отпустив всех других иностранцев. Ситуация выглядела как абсолютно проигрышная — ее усложняло еще и то, что Иди Амин, который три года назад пришел к власти в результате военного переворота, организованного с помощью израильских военных советников, бывший боксер и сержант английской армии, безумный убийца, бросавший своих политических противников на съедение крокодилам, к тому времени переориентировался в сторону арабского мира. Сейчас он не только не препятствовал террористам, но даже предоставил отряд солдат в помощь группе палестинцев, которая заранее прибыла в страну для поддержки воздушных пиратов.
Израиль с самого начала отверг требование террористов об освобождении 40 арестованных палестинцев и сделал ставку на силовую операцию.
Ключевую роль в подготовке этой операции сыграл Брюс Маккензи, британский фермер и бизнесмен, осевший в Кении. Он был другом кенийского президента Джомо Кениаты и единственным белым членом кенийского кабинета. Маккензи, резидент британской МИ-6, помогал кенийцам в организации системы обороны и безопасности и одновременно сотрудничал (с ведома «МИ-6») с «Моссад». У израильской разведки в Кении также были хорошие позиции — Кения считалась одним из трех стратегических опорных пунктов израильской разведки в Африке.
18 января 1976 г. кенийская полиция арестовала в окрестностях столичного аэропорта трех палестинцев, вооруженных портативными советскими зенитными ракетами — террористы намеревались сбить заходящий на посадку рейсовый пассажирский самолет со 110 пассажирами на борту. Палестинцев и их сообщников, двух немцев, Томаса Ройтера и Бригитту Шульц, негласно выдали «Моссаду». В Израиле они были преданы суду и приговорены к длительному сроку лишения свободы.
Когда началась спецоперация по освобождению заложников в Энтеббе, Маккензи договорился с президентом Кении, Джомо Кениатой, о предоставлении израильской разведке базы для спецоперации. Уже через несколько часов в Найроби прибыли первые 10 агентов «Моссада» и «Амана», затем еще два десятка. Кто под прикрытием легенды туристов, кто — бизнесменов, а кто просто нелегально переправившись через озеро Виктория, они проникли в Уганду, в район аэропорта Энтеббе для рекогносцировки и изучения систем охраны аэропорта, путей подхода и отхода. Кения также разрешила израильскому «крылатому госпиталю» совершить посадку на своей территории после успешного завершения операции. Тайные связи «Моссада» на этот раз полностью себя оправдали.
В ночь на 3 июля 1976 г. израильские ВВС перебросили несколько групп «сайерет» за 2 тыс. миль в Уганду. Им удалось обмануть бдительность контрольной вышки аэропорта Энтеббе и бесшумно посадить несколько самолетов типа «Геркулес» с десантниками, вооружением и даже полевым госпиталем.
Особая группа десантников в черном «мерседесе», точной копии лимузина Иди Амина, ворвалась в старое здание аэровокзала и в течение нескольких минут уничтожила семерых террористов и 45 угандийских солдат. Три других члена НФОП были тайно захвачены в плен израильтянами. Десантники освободили более сотни заложников, хотя двое мирных людей погибли под перекрестным огнем. С израильской стороны была одна-единственная жертва — подполковник Ионатан Нетанияху, командир одной из элитных групп, сраженный снайперским выстрелом с контрольной вышки. Можно сказать, что в этой операции сработало все лучшее, что было наработано спецслужбами, начиная от грамотного планирования, привлечения партнерских связей с разведслужбами и правительствами третьей стороны, использования современных технических средств и до мастерства и решимости штурмовых подразделений. Возможно, элемент везения все-таки присутствовал — но будем считать, что за него заплачено кровью командира «сайерет».
Но если говорить в целом, то следует признать, что последствия не только этих провалов и неудач, а всей антитеррористической «войны» операции отрицательно сказались на израильской разведке. Силы «Моссада» и «Шин Бет» были практически полностью завязаны на поиске террористов в ущерб другим задачам разведки; даже другим ветвям разведывательного сообщества выпала излишняя нагрузка. В самом деле, представьте только объем и сложность такой работы — выслеживать чуть ли не по всему миру многие десятки хорошо подготовленных, знакомых с конспирацией, умеющих маскироваться, искусных и решительных боевиков, не всех из которых даже знали как следует.
И при всей отвратительности терроризма вообще, и при действительной, жизненной необходимости многих операций, таких как освобождение заложников, в данном случае Израиль сильно преувеличивал опасность палестинского терроризма, поскольку в конечном счете угроза самому существованию Израиля исходила не с этой стороны. История показала, что пути решения этого лежали не в сражениях и убийствах боевиков и не в охоте за палестинскими лидерами; но на пути к конструктивному диалогу было еще много крови и много горя.
Кроме того, применение террористических методов в борьбе с врагами оказывает определенное деморализующее воздействие на тех, кто к этому прибегает.
Есть определенная разница между фанатиком-террористом, который идет на смерть ради идеи — пусть неправильной, пусть отвергнутой историей идеи, — и между профессиональными сообществами, которые становятся на путь кровавых и жестоких преступлений, рискуя, но не жертвуя жизнями своих исполнителей.
Все пять с половиной лет, пока Цви Замир стоял во главе «Моссада», основной упор израильская разведка делала на борьбу с терроризмом. Это была стратегическая ошибка. Не стоило тратить столько сил, времени и средств на погоню за Саламехом или Хабашем, а следовало придавать более серьезное значение угрозе со стороны арабских стран. Но израильские лидеры оставались глухи к нарастающей угрозе.
После войны 1967 года никто еще не осознавал, что действительную наибольшую угрозу внутренней безопасности представляли группировки ультраправого толка[208]. У них появился какой-то мессианский комплекс: религиозный фанатизм, крайний национализм, замешенный на непримиримой ненависти к палестинцам. Так, политическая платформа партии «Ках», преемницы созданной в США раввином Меиром Кахане «Лиги защиты евреев», сводилась к изгнанию всех арабов из Израиля и с оккупированных территорий. Только со временем наиболее прозорливые аналитики разведывательного сообщества стали рекомендовать предпринимать меры по борьбе с этим явлением.
Агенты «Шин Бет» проникли в партию Кахане и стали регулярно сообщать обо всех планах и своевременно предупреждали о готовящихся экстремистских действиях, например, политических убийствах, и на основе агентурной информации производились аресты. За решетку попадали и члены других праворадикальных группировок, в частности те, кто планировал взрывы мечетей[209] и других мусульманских святынь в Иерусалиме.
Но ряд фактов указывал, что в некоторых терактах против арабов участвуют не только полулюбители-ортодоксы. В частности, покушение на трех мэров городов Западного берега не походило на действия само-учек-«твердолобых»». Высокий технический уровень взрывных устройств, а также отсутствие отпечатков пальцев и других материальных следов заставляли достаточно серьезно отнестись к подпольной группировке, организовавшей взрывы, — это был вызов системе. Главными подозреваемыми были киббуцники — ультранационалисты из числа поселенцев имели и средства, и мотивы для организации такого покушения. Но «Шин Бет» встретилась с немалыми трудностями, когда дело дошло до «разработки» поселенцев, которые считались трудолюбивыми патриотами, чуть ли не символом Израиля — а многие еще и имели тесные связи с Бегином и партией «Ликуд». Премьер-министр запретил внедрять агентов в среду поселенцев Западного берега. Профессиональные стандарты безопасности и разведки были принесены в жертву политическим соображениям. Сейчас кажется несомненным, что Ахитув мог и должен был принять самостоятельное решение о создании осведомительной сети среди еврейских поселенцев на Западном побережье. А так «Шин Бет» и вооруженные силы не могли предпринять серьезных шагов по пресечению насильственных действий со стороны «еврейского подполья». В июле 1983 года несколько киб-буцников с Западного берега, переодевшись в арабскую одежду, ворвались на территорию Исламского университета в Хеброне и расстреляли троих палестинцев. В мае 1984 года полиция обнаружила сразу 12 бомб, подложенных в арабские автобусы в Восточном Иерусалиме, в которых находились женщины и дети. Чудом удалось избежать кровавой бойни, и на этот раз «Шин Бет» смогла нанести ответный удар. Армейская взрывчатка в зарядах указывала на связь террористов с солдатами или резервистами, имеющими доступ к арсеналам. К этому времени агентура, все-таки внедренная в «еврейское подполье», уже начала давать отдачу, и «Шин Бет» знала, кого надо арестовывать. Не удерживал «Шин Бет» и Бегин, который в 1983 году ушел в отставку. Новый шеф «Шин Бет» Аврахам Шалом, бывший заместитель Ахитува, довел расследование до конца.
Было установлено, что террористическая организация насчитывала в своих рядах около двух десятков киббуцников, ставивших целью уничтожение палестинцев. «Шин Бет» обращалась с арестованными евреями мягче, чем с арабскими террористами, но тем не менее все они признались в совершенных преступлениях, были преданы суду и приговорены к тюремному заключению.
Работа по ограничению или пресечению деятельности крайне правых, склонных к терроризму еврейских группировок, которые всемерно противились объективной исторической тенденции к созданию арабской палестинской государственности и в конечном счете примирению народов, обреченных на жизнь по соседству друг с другом, стала парадигмой деятельности спецслужб и полиции в девяностые годы. Но говорить о преодолении «внутреннего экстремизма» никак нельзя — как в связи с недостаточной жесткостью и масштабностью этой борьбы, так и в связи со значительной базой этих движений, опирающихся на общество, перенасыщенное религиозно-национальным экстремизмом.
Фанатики, проникнутые крайними воззрениями, есть во всех структурах государства, и их немало. В 1996 году «весь Израиль» был потрясен убийством премьер-министра страны Ицхака Рабина (опытнейшего разведчика и политика, и отнюдь не «голубя мира»), совершенным его охранником Игалом Амиром. Кадры, запечатлевшие тысячи людей, которые плачут и воздевают в гору руки на площадях и улицах, обошли телеэкраны всего мира — как и изображения весьма уверенного в своей правоте убийцы. Было выявлено, что Амир, религиозно-националистический радикал, помимо основных своих обязанностей по линии «Шин Бет», с которыми он так своеобразно справился, являлся сотрудником службы «Натива», о которой ранее общественность ничего не знала. Штаб-квартира этой организации расположена в уютном домике в бывшей немецкой колонии Сарон в Тель-Авиве.
Сейчас, когда создание палестинского государства стало реальностью, задача борьбы с экстремизмом (с обеих — и еврейской, и арабской — сторон) стала, по-видимому, важнейшей и не предполагает скорой победы: слишком большой заряд взаимной ненависти накоплен в этом уголке мира.
13 апреля 1984 г., палестинскими террористами был захвачен рейсовый автобус Тель-Авив — Ашкелон в момент отхода автобуса с центрального автовокзала. Военная цензура запретила все публикации о ситуации с заложниками, но сам факт захвата автобуса нельзя было долго хранить в секрете и вскоре об этом узнали десятки репортеров и фотографов, освещавших работу проходившего в тот день съезда «Ликуда».
Тем временем солдаты на одном из пикетов сумели прострелить шины автобуса, и он остановился в секторе Газа в шести милях от границы с Египтом. Автобус был окружен большим количеством солдат и сотрудников «Шин Бет». На место прибыл сам Аврахам Шалом.
Аврахам Шалом (Вендор) родился в 1929 году в Германии. Его семье процветающих бизнесменов удалось выехать в Палестину после прихода Гитлера к власти. В Тель-Авиве, как и в Берлине, родители постарались дать Абрахаму респектабельное буржуазное образование, но юный Шалом-Вендор предпочел социалистические ценности и вступил в киббуц. В 1948 году он оказался в армии, где его заметил Иссер Харел и завербовал в «Шин Бет». Шалом свободно владел английским и немецким, был сдержан, аскетичен и хладнокровен и отличался чрезвычайной добросовестностью.
За 35 лет работы в «Шин Бет» Шалом принимал участие во всех крупных операциях, в том числе в совместной с «Моссадом» операции по похищению в Аргентине Эйхмана. Шалом всегда оставался оперативным работником. Он установил тесные деловые и дружеские отношения с Иегудой Арбелом, и вместе они провели немало операций против палестинских террористов. На посту директора «Шин Бет» он сменил Аврахама Ахитува.
На месте происшествия находились, помимо Шалома, несколько старших армейских офицеров и министр обороны Моше Аренс, но обстановку практически никто не контролировал. Это была типичная для Израиля ситуация: слишком много людей, пытающихся включиться в работу, обстановка уверенности и даже бравады, при отсутствии четкого плана действий. Автобус с пассажирами, захваченный четырьмя вооруженными террористами, стоял, залитый светом нескольких прожекторов. Кроме военных и оперативников службы безопасности, неподалеку находились более десятка фотокорреспондентов и добрая сотня любопытных.
Когда с помощью приборов ночного видения и подслушивающих устройств были собраны полные данные о террористах, стало ясно, что это дилетанты, вооруженные только пистолетами. Начался штурм. Солдаты «сайерет», которые сотни раз проделывали подобное на учениях, разбили окна и в считанные секунды проникли в автобус, открыли огонь и мгновенно убили двух террористов и ранили двух других. Заложники были освобождены, хотя в ходе операции одна молодая женщина была убита и один пассажир легко ранен. Спецназовцы завершили еще одну блестящую операцию по освобождению заложников — после двух дюжин подобных операций, проведенных начиная с 1967 года, — внешне легкую и элегантную, но почти неосуществимую для других стран.
Двух раненых террористов передали представителям армии и следователям «Шин Бет». Несколько фотокорреспондентов засняли, как палестинцев, награждая тумаками, загоняют в фургон. В первоначальном официальном заявлении армейской пресс-службы говорилось, что 2 террориста были убиты и 2 ранены. Спустя час это заявление было исправлено, и теперь говорилось, что все 4 террориста были убиты.
Тем временем пресс-секретарь Аренса, Нахман Шай, попросил военную цензуру не пропускать ни одного сообщения о возникшем противоречии. Кроме того, Шай предупредил все газеты, что любая статья о захвате автобуса должна пройти цензуру. В качестве причины запрета указывали, что любой намек на то, что двое террористов были захвачены живыми, а потом убиты, может повлечь смерть израильтян, находящихся в плену у палестинцев.
Но газета «Хадашот» опубликовала фотоснимки своего фотокорра Либака, сделанные на месте происшествия, с короткой сопроводительной подписью о том, что министерство обороны создало специальную комиссию для расследования этого инцидента. Следуя примеру «Хадашот», другие газеты также стали раскрывать детали происшествия.
Реакция министра обороны была быстрой и суровой. Пользуясь предоставленными ему полномочиями, он закрыл «Хадашот» на 4 дня[210] и заявил, что инцидент будет тщательно расследован. Это был первый случай закрытия газеты, издававшейся на иврите, со времени закрытия в 1952 году газеты коммунистической партии «Коль Хаам».
24 мая 1984 г. комиссия Зореа представила секретный доклад, в котором четко заявила, что двое террористов были взяты живыми. Доклад был разослан в управление криминальной полиции, министру юстиции, в прокуратуру и военную полицию.
Сотрудники «Шин Бет» заявили следователям комиссии Зореа, что они получили двух террористов от представителей армии так жестоко избитыми, что даже не могли допросить их. По этой версии «Шин Бет», террористы вскоре скончались от побоев, и таким образом вина за убийство возлагалась на армию. Работавшая параллельно группа следователей прокурора Ионы Блатмана была склонна поддерживать версию «Шин Бет». Примерно такую версию оперативники, которые уводили террористов, изложили на дисциплинарном суде «Шин Бет»[211].
«Шин Бет» считал священным принципом постулат о том, что, несмотря на то что сама природа работы разведчика и контрразведчика требует лжи внешнему миру, своим руководителям оперативные работники должны говорить только правду. Рано или поздно человек, которому разрешили солгать в одних условиях, станет лгать и в других. Именно это и произошло с тремя старшими руководителями «Шин Бет»: заместителем Шалома Рувеном Хазаком, руководителем службы безопасности Пелегом Радаи и Рафи Малкой.
Шалом приказал им всем дать дисциплинарному суду «Шин Бет» ложные показания и представить фальсифицированные меморандумы. Они это сделали — но вскоре начали жаловаться на Шалома и даже требовать его отставки. В отставку отправили их — и тогда три офицера «Шин Бет» в конце 1985 года обратились к министру юстиции генералу Замиру и сообщили ему новые сногсшибательные подробности лжесвидетельства и попыток замять этот скандал, а Рафи Малка обратился с иском в Верховный суд, обвинив Шалома в том, что тот неправомерно отстранил его от должности, и потребовал восстановления.
Ицхак Замир заявил премьер-министру Пересу, что намерен передать все материалы, включая документы и свидетельские показания, в полицию для официального расследования. Речь шла не просто о том, как надо обращаться с захваченными террористами. Это был вопрос об ответственности руководства, о морали и доверии. Единственным вариантом прекращения огласки Замир считал немедленную отставку Шалома. Перес срочно посоветовался с «клубом премьеров», Шамиром, вице-премьером, и министром обороны Ицхаком Рабином. «Клуб премьеров» пришел к выводу, что надо как можно скорее отправить в отставку Замира. Но министр юстиции решил пока не уходить, а закончить расследование дела «Шин Бет», и 18 мая официально передал материалы в полицию.
Государственное телевидение передало краткое (изуродованное цензурой) сообщение о расследовании, затрагивающем «Шин Бет». Но американское телевидение, пренебрегая запретом, сообщило, что Аврахама Шалома подозревают в том, что он лично отдал приказ об убийстве двух террористов и что правительство пытается спустить это дело на тормозах, несмотря на протесты собственного министра юстиции.
23 июня Шалом инициировал тайное ночное заседание всего кабинета министров. Правительство приняло беспрецедентное решение: глава «Шин Бет» и 3 «бунтовщика» будут отправлены в отставку, а 11 сотрудников «Шин Бет», в той или иной мере связанных с этим делом, будут прощены, и им не надо будет представать перед судом. Кабинет также создал правительственную комиссию из трех прокуроров для расследования дела «Шин Бет». Комиссия установила, что глава «Шин Бет» лгал, приказывал лгать своим подчиненным и обманывал тех, кто проводил предыдущие расследования. Приказ об убийстве террористов отдал не кто иной, как сам Шалом. Раненые террористы были отправлены в штаб-квартиру «Шин Бет» для допроса и потом убиты. Шалом утверждал, что он просто действовал в рамках властных полномочий, предоставленных ему премьер-министром. Шамир признал факт разговора с Шаломом, но отрицал приписываемое ему указание «не брать пленных».
В докладе отмечалось, что представитель «Шин Бет» в комиссии Зореа, Йосси Джиноссар, был «троянским конем» Шалома, информировавшим своего босса о направлениях расследования и оказывающим влияние на заключение комиссии в пользу шефа «Шин Бет». Джиноссар изменял некоторые показания, скрывал свидетельства и документы. Перед каждым заседанием комиссии он инструктировал сотрудников «Шин Бет», которые должны были выступить перед комиссией, чтобы их показания не противоречили другим.
Доклад потряс общественность[212] и пошатнул веру в разведсообщество. Граждане почувствовали, что глава службы безопасности демократической страны руководил этой службой в худших традициях диктаторских режимов. «Шин Бет» стала пугалом, которым родители стращали непослушных детей. Были случаи, когда люди, арестованные по ошибке или за чистую уголовщину, признавались во всем чем угодно только от угрозы, что их передадут в «Шин Бет» на дальнейшую «разработку».
Аврахам Шалом был отправлен в отставку и устроился (даже возвратив старую фамилию Вендор) в Нью-Йорке в компании, торгующей оружием израильского производства. Но и там были проблемы: например, портовая администрация Нью-Йорка и Нью-Джерси, узнав, с кем имеет дело, аннулировала контракт с ним на сумму 75 тыс. долларов.
Если отбросить моральные соображения, само по себе это убийство — не более чем хладнокровный профессиональный ход, вполне приемлемый в условиях войны. Террористы, захватившие автобус, были дилетантами, действовавшими по своей собственной инициативе, и не могли сообщить никаких сведений об организациях противника. Не обладая информацией, они не представляли никакого интереса для «Шин Бет». Их даже не стоило предавать суду. Но войны в Израиле не было — просто сказалось отрицательное влияние ливанской авантюры 1982–1985 годов на «Шин Бет».
Ливан был для «Шин Бет» «диким Западом». В Ливане царила настоящая анархия и военный беспредел, и приобретенные там привычки распространились потом и на оккупированные земли. Вот маленькая история времен вторжения в Ливан.
…В чистеньком и процветающем городке Кафр Кама в горах около Тивериады проживало самое маленькое израильское национальное меньшинство: несколько тысяч черкесов, выходцев с советского Кавказа. Как многие молодые черкесы, Нафсу записался добровольцем в израильскую армию и дослужился до звания лейтенанта. В 1976 году, задолго до вторжения Израиля в Ливан в 1978 и 1982 годах, его направили служить на юг Ливана — примерно в 30 милях от Кафр Кама, но за границей. Это были первые дни израильского присутствия в том регионе. В задачу юного лейтенанта входило снабжение оружием, боеприпасами и медикаментами христиан и мусульман-шиитов, которые выступали против палестинцев.
Нафсу называл Ливан, раздираемый религиозными и межклановыми распрями, «местом, которое разрушает души». Он писал в дневнике: «Здесь мне легче ликвидировать человека, чем мафии в Нью-Йорке. Меня окружают джунгли беззакония и жестокости. Везде мы видели то, что, по нашим понятиям, было совершенно немыслимым: убийства и месть. Человеческая жизнь стоила очень дешево».
В декабре 1979 года Нафсу женился, а 4 января 1980 года был вызван — якобы для выполнения секретного задания в Ливане, — привезен в Хайфу и арестован «Шин Бет». Допросы — главным аргументом Джонисса-ра служили побои и угроза публично объявить Нафсу гомиком, «завербованным» любовниками из ООП, невыносимое обвинение для молодого черкеса, — продолжались сорок дней, и наконец невиновный «сломался» и признался во всем, в чем его обвиняли, включая измену и шпионаж против Израиля в контакте с ООП.
На суде военного трибунала он отказался от своих показаний, заявив, что его «признания» были следствием побоев и угроз. Сотрудники «Шин Бет», естественно, это опровергали, и судья, как это обычно бывало в случаях, затрагивающих национальную безопасность, поверил им. Нафсу был признан виновным, разжалован в рядовые и приговорен к 18 годам тюрьмы. Только 24 мая 1987 г., после настойчивых апелляций и под влиянием скандала с Шаломом и Джониссаром, Верховный суд Израиля снял с него обвинения в шпионаже и измене и отменил приговор. Неоднократно всплывали случаи «выколачивания» показаний и даже смертельных истязаний — причем по крайней мере однажды это было «покрыто» фальсификацией результатов вскрытия в уважаемом, пользующемся хорошей репутацией правительственном Институте патологической медицины.
«Следует воздерживаться от оказания чрезмерного давления на допрашиваемых лиц. Это давление не должно достигать такой стадии, когда причиняются физические страдания, когда в отношении человека проявляется жестокость, когда страдает его честь и достоинство как личности. Степень применения этих мер должна соотноситься со степенью предполагаемой опасности. Это означает, что степень психологического и физического давления должна быть определена заранее. Руководители должны решительно и остро реагировать на любые отступления от этого правила».
(Из резолюции Комиссии Ландау по расследованию работы «Шин Бет»)
Интифада, по-арабски «восстание», стала самым наглядным свидетельством кризиса разведывательного сообщества Израиля, да, впрочем, и всего комплекса отношений с палестинцами и режима оккупации. То, что происходило в период интифады, несет на себе отчетливый отпечаток системного кризиса, который если и преодолен в конце концов, то стал основанием новых реалий на Ближнем Востоке. Восстание было не просто социальным протестом против оккупации, но кампанией, направленной на свержение военного режима правления. Протестующие хотели и в конечном счете в общих чертах смогли создать альтернативную систему управления во главе с арабами, которая стала бы основой инфраструктуры будущего палестинского государства.
Восстание было как раз тем, чего «Шин Бет» не должна была допускать. Но почти никто в разведсообществе и в целом в Израиле не мог поверить в массовое восстание палестинцев. Все уже привыкли, что большинство жителей в полной мере приняли навязанные им стандарты существования и тем самым обеспечивали себе более или менее нормальную жизнь.
Интифада началась 9 декабря 1987 года как разрозненная цепь действий, которые позже стали координироваться Объединенным национальным руководством через листовки, подпольные радиопередачи из Сирии и через устные инструкции.
Позодом к началу выступлений стала маленькая трагедия в секторе Газа 8 декабря, когда водитель израильского грузовика врезался в толпу палестинцев, убив четверых и ранив семерых человек. Полиция со, скажем, не стопроцентными основаниями квалифицировала инцидент как дорожно-транспортное происшествие. Но жители сектора Газа восприняли это как убийство и сигнал к бунту, который зрел два десятилетия. На следующее утро жители вышли на улицы, движение протеста перекинулось на Западный берег. Коллаборационисты стали главным объектом интифады, но были случаи сведения личных счетов с помощью ножа или пули. Под лозунгом «очищения Палестины», убивали торговцев наркотиками, обычных преступников и проституток. За первые три года восстания было убито более 700 палестинцев и 60 израильтян. И около 300 палестинцев были обвинены в сотрудничестве с «Шин Бет» или израильской армией и «наказаны» в соответствии с обстоятельствами. В отдельные недели больше арабов было убито самими арабами, чем израильтянами.
Если коллаборационисты были все-таки, что называется, на виду, то тайных информаторов вроде бы не полагалось засвечивать. Но в маленьких поселениях, где секреты почти невозможно сохранить, информаторов «Шин Бет» нередко знали. Среди более миллиона палестинцев Западного берега и сектора Газа их были всего только пару тысяч — и практически все они было либо убиты, либо прошли через разного рода «воспитательные процедуры» и прекратили сотрудничество с «Шин Бет», — и это при том, что Объединенное национальное руководство призывало жителей Западного берега и сектора Газа не убивать своих соседей, если только они не были приговорены к смерти «судами интифады».
Руководитель «Шин Бет» Хармелин вынужден был сообщить, что осведомительная сеть агентства разваливается.
Совершенно уверенно можно сказать, что службы безопасности, полностью уверенные в своих способностях сохранить порядок, допустили стратегические просчеты. «Шин Бет», на счету которого было несколько случаев убийства арестованных (не считая жертв в ходе боевых операций и вооруженных столкновений), тем не менее выступал против применения смертной казни, считая, что неотвратимость смерти лишь заставит «фидаинов» драться еще ожесточеннее, причиняя еще большие потери, в то время как в иных условиях они могли бы сдаться. Одним из следствий этой, несомненно правильной позиции стало то, что тюрьмы переполнились пленными «фидаинами». Многие из них освобождались в результате обмена, проводившегося, несмотря на официальную риторику против сделок с террористами. В результате этого к 1985 году на Западном берегу собралось около 600 закаленных политических активистов и боевиков. После нескольких лет идеологической обработки в тюрьмах «фидаины» на свободе создавали всякого рода группы и кружки, начиная от изучения марксизма и кончая тактикой ведения допросов, изучали тактику противодействия «Шин Бет» под самым носом у этого агентства.
Но в то время как десятки тысяч арабов ежедневно выезжали в Израиль, где мирным трудом зарабатывали себе на жизнь — и вкладом в экономику уже обеспечивали влияние, — израильтяне не позаботились о том, чтобы создать реальное влияние (а не только сеть «стукачей») в секторе Газа и на Западном берегу.
В среде палестинцев было несколько тысяч осведомителей во всех слоях, от рабочих до интеллигентов. Но «Шин Бет» сосредоточилась на предотвращении террористических актов. Информаторы получали особенно большие премии за сведения о деятельности групп, ориентирующихся на применение насильственных методов. В результате на оккупированных территориях практически не было серьезных террористических проявлений. Какое-нибудь ординарное покушение на поселенца на Западном берегу раскрывалось «Шин Бет» достаточно быстро благодаря информации, поступавшей от агентов, внедренных в террористические группы, просто купленной «на улице» или полученной в результате жестких допросов десятков «подозреваемых», захваченных в облавах в районе инцидента.
На оккупированных территориях сложилась особая система отношений. Оперативники «Шин Бет» знали, что их ненавидят. Они также знали, что самое худшее, что могут сделать политическому активисту Западного берега, так это прикинуться его другом, например, зайти в его дом и выйти оттуда с улыбкой на лице или приветствовать его на улице. Арест мог сделать молодого активиста героем, а намек на дружбу с ним мог означать его конец. Настоящих информаторов израильтяне снабжали специальными пропусками «Шин Бет» для прохода через военные кордоны без обысков и допросов, давали оружие и платили, обычно ежемесячно. Но «Шин Бет» концентрировалась на сборе информации, а не на ее анализе. Сообщения об акциях протеста приводили к арестам и допросам, которые давали новую информацию о поселках, лагерях беженцев и лицах, которые требовали расследования. Но общая картина ускользала.
Агенты «Шин Бет» в целом верно определяли направления проникновения, в частности в среду религиозных экстремистов, но и здесь были существенные просчеты: «Шин Бет» временами стимулировала фундаменталистские группы, надеясь, что они станут полезной альтернативной ООП. Но во время интифады мечети тоже выступили против «Шин Бет», призывая коллаборационистов «сдаться и покаяться», а экстремистская религиозная группа «Хамас» за свои действия была вообще запрещена израильтянами.
С большими трудностями столкнулась и армия, спешно брошенная на «умиротворение» территорий. Армейские подразделения не были подготовлены к специфическим действиям против массовых выступлений. Когда палестинцы перешли от изолированных террористических акций с небольшим числом участников к менее насильственным, но более массовым акциям, оказалось, что они могут успешно противостоять военной мощи Израиля. А государство в своем демократическом развитии уже перешло ту стадию, когда на людей, кидающих камни и поджигающих автопокрышки, бросают танки и артиллерию.
В стычках между подразделениями израильской армии и повстанцами, вооруженными в основном камнями и бутылками, в первый год интифады погибло более 300 арабов и примерно столько же в следующем, 1989 году. Десятки убитых и раненых были и в армейских подразделениях. В конце концов высшие руководители признали[213], что «Шин Бет» и армии не удается подавить восстание — а оно уже, например, заставило госсекретаря США Джорджа Шульца прилететь на Ближний Восток с планами открытия мирных переговоров. Но системный кризис заставлял Израиль цепляться за старые рецепты; на помощь были призваны все ветви разведсообщества.
Стало известно, что лидеры ООП, находящиеся за пределами этих территорий, организуют акт солидарности с восставшими — демонстративное возвращение части изгнанников и вынужденных эмигрантов. Предполагалось, что с борта парома «Аль-Авада»[214] («Возвращение») высадится на побережье Израиля 131 палестинец. Акция была «обречена» на пропагандистский успех — и было решено ее сорвать традиционными средствами «Моссада».
Директор «Моссада» Адмони организовал тщательное наблюдение за подготовкой рейса. Пассажиры уже собирались в Афинах, и было известно, что в расположенном неподалеку порту Пирей их будет ждать судно. Но пока «Аль-Авада» стояла не в Пирее, а в Лимассоле на Кипре. Люди «Моссада» составили полный список потенциальных пассажиров. В это плавание отправились, помимо ветеранов палестинского сопротивления, десятки журналистов и телевизионных репортеров, и даже один член кнессета. Это был страховой полис ООП, гарантия того, что ВМС не потопят паром. Идти на крупный скандал разведчики не хотели — и было решено потопить судно еще до того, как на нем появятся пассажиры. Шеф «Моссада» представил план уничтожения судна премьер-министру Шамиру. Премьер-министру доложили, что операция будет проведена так, чтобы избежать человеческих жертв, но одновременно попросили санкционировать убийство[215] ответственного представителя ООП, 35-летнего подполковника Мохаммеда Султана Тамими, активиста по прозвищу «Хамди».
Хамди был создателем ответвления ООП под названием «Джихад ислами»[216] (Исламская священная война), которое должно было привлечь на сторону ООП религиозных мусульман.
«Моссад» знал от агента в близком окружении Хамди, что палестинский подполковник намерен 13 февраля 1988 г. вылететь из Афин на Кипр. 14 февраля 1988 г. была получена точная информацию о том, что Тамими поедет на машине вместе с Марваном Кайяли, офицером ООП, который готовил «Аль-Аваду» к выходу в море. Агенты «Моссада» заложили мощное радиоуправляемое взрывное устройство в зеленый «фольксваген» Кайяли. Третим в автомобиль сел Мохаммед Хассан Бухеис, известный также как Абу Хассан, еще один активист департамента оккупированных территорий ООП. С точки зрения «Моссад» — вполне достойная цель. Сигнал был послан, и «фольксваген» разнесло на куски. Все трое палестинцев погибли. На следующее утро в порту Лимассол прогремел еще один взрыв и паром оказался непригодным для плавания. На этот раз жертв не было. Кипрская полиция определила, что водолазы прикрепили магнитную мину к корпусу «Аль-Авады». Это была чистая работа. Взрыв уничтожил все следы, которые могли бы привести к установлению изготовителя мины. Практически не имелось никаких шансов найти подводных диверсантов.
Шамир и его разведка победили — будущие пассажиры устали ждать и покинули Грецию. Мировая пресса утратила интерес к происшедшему; но на ход интифады это практически не повлияло — разве что только спровоцировало ООП на ответную операцию. Халил эль-Вазир, более известный как Абу Джихад («отец Священной войны»), военный советник Ясира Арафата, направил троих боевиков в Египет, где они взяли из тайников оружие и через Синайскую пустыню перешли в Израиль. Затем боевики «Фатх» пробрались с Синайского полуострова в пустыню Негев и захватили рейсовый служебный автобус, перевозивший служащих из Беер-шебы к сверхсекретному реактору в Димоне. Это было косвенное нападение на самый защищенный израильский объект.
Автобус был перехвачен полицией, остановлен и взят штурмом, в ходе которого всех троих террористов убили. Однако вместе с ними погибли трое пассажиров-работников ядерного центра. Арафат заявил, что жертвы были связаны с секретным израильским центром по производству ядерного оружия — «самой опасной военной целью на Ближнем Востоке». Эта акция ООП вызвала горячий отклик у участников интифады.
В ответ, руководствуясь той же кризисной логикой, министр обороны Ицхак Рабин предложил шефу «Моссада» Адмони изучить возможность убийства Абу Джихада, которого тоже никак нельзя было считать лидером маленькой авторитарной группы — во многих вопросах он был фактически вторым человеком в ООП. Но предложение премьера — это приказ, и вскоре Адмони информировал своих коллег, руководителей других разведслужб, что за 30 дней «Моссад» при поддержке вооруженных сил сможет провести точечную акцию по уничтожению Абу Джихада. Комитет «Вараш» одобрил идею, и подготовка началась.
Некоторые министры[217] уже тогда понимали, что главный реальный мотив убийства Абу Джихада — попытка поднять моральный дух израильской общественности, достаточно сильно подорванный неспособностью властей подавить восстание палестинцев. Но Малый кабинет в целом дал «Моссаду» и армии «добро» на подготовку операции — убийство палестинского лидера должно было произойти в Тунисе, почти в полутора тысячах миль от Тель-Авива. Подготовка была поручена двум высшим израильским генералам, начальнику штаба Шомрону и его заместителю Ехуду Бараку.
Барак был очень опытным человеком в вопросах разведки и военного дела, 15 лет назад он сам принимал участие в рейде на Бейрут. Теперь ему снова предстояло работать с разведчиками, и задача заключалась в том, чтобы повторить успех 1973 года, хотя на этот раз дистанция была в 15 раз длиннее.
Исходя из представлений о спецоперации разведки, все было произведено на высоком уровне. «Моссад», «Шин Бет» и временами «Аман» в течение нескольких лет следили за Абу Джихадом. Агентура и осведомители в арабских странах регулярно сообщали в Тель-Авив о его передвижениях. О самом Вазире тоже знали много. В досье «Моссада» имелась информация о том, что в 1954 году в возрасте 19 лет он уже был задержан египетской армией за установку мин на Синайском полуострове. После создания израильского государства семья Вазиров оставила Палестину и поселилась в секторе Газа, которым в то время управлял Египет. В 1955 году молодой Вазир получил боевое крещение в ходе нападения на станцию водоснабжения на израильской стороне. Спустя несколько лет он познакомился с Арафатом, и в 1959 году в Кувейте они создали «Фатх», на первых порах небольшую организацию, которая в конце концов взяла под свой контроль всю ООП.
Резидентура в Тунисе предоставила точные данные о месте проживания Вазира, его доме, даже о системе охраны и оповещения. Затем двое мужчин и одна женщина, которые использовали ливанские паспорта и совершенно свободно говорили по-арабски с ливанским произношением, прилетели в Тунис разными рейсами под видом туристов и арендовали два микроавтобуса — «фольксваген» и «пежо-универсал». Спецназ ВМС — «сайерет-13» — обеспечил доставку (на ракетном катере) группы армейского спецназа. В ночь на 15 апреля ракетный катер высадил десант из 30 бойцов «сайерет маткал». Диверсанты глубокой ночью высадились на туристском пляже с резиновых лодок. На берегу — их встретили агенты «Моссада». От пляжа Руад было совсем недалеко до пригорода Сиди Бусаид, в котором Абу Джихад проживал со своей женой, тоже активистом ООП, и двумя детьми: 14-летней дочерью и 2-лет-ним сыном. Связь и руководство осуществлялось с борта «Боинга-707», который пролетал над Средиземным морем в 30 милях от побережья Туниса в рамках пассажирского коридора, известного под названием «Блю-21». Генералы Барак и Шахак находились на борту авиалайнера и поддерживали прямую радиотелефонную связь с диверсантами.
Около часа ночи 16 апреля в квартале от этой виллы диверсанты вскрыли заранее выявленный агентом «Моссада» телефонный распределительный ящик и вывели из строя телефонный кабель. К дому Вазира подъехал микроавтобус с восемью боевиками, за рулем которого сидела женщина. Разделившись на 2 группы по 4 человека, они ринулись на штурм[218] виллы. Из пистолетов с глушителями убили водителя Вазира и находившегося в подвале палестинского охранника. Другая группа взломала дверь, застрелила тунисского охранника и, проникнув в дом, увидела Абу Джихада с пистолетом в руке на лестнице, ведущей со второго этажа. Выстрелить Вазир не успел — четыре ствола буквально изрешетили его автоматным огнем, вогнав в него 70 пуль. Больше убивать никого не стали. Жена партизанского лидера, которая называла себя Умм Джихад — «мать Джихада», — встала и повернулась лицом к стене, ожидая, что ее тоже расстреляют. Вместо этого один из израильтян приказал ее дочери по-арабски: «Позаботься о своей матери». С этими словами боевики покинули дом, сели в микроавтобус и на большой скорости скрылись. Среди нападавших была оперативник-женщина, которая снимала убийство на видеокамеру. Тунисские власти обнаружили только 3 покинутые автомашины и следы людей на пляже в 10 милях от дома Вазира.
Официальные израильские источники представили американской телевизионной компании «Эй-Би-Си» и газете «Вашингтон пост» довольно полную информацию о том, что сделали «Моссад» и армия, хотя единодушия в руководстве уже не было. Министр Эзер Вей-цман публично заявил репортерам: «Это не будет способствовать успеху борьбы с терроризмом, отдалит мирный процесс и обострит обстановку. Это также делает нас более уязвимыми в мире». Хотя большинство израильтян одобряли действия разведки и вооруженных сил, но скоро поняли, что смерть Абу Джихада ничего не изменила, скорее наоборот — его похороны (хоронили Вазира в Сирии) стали для палестинцев поводом для едва ли не самых грандиозных и неуправляемых протестов в секторе Газа и на Западном берегу. Реакция Израиля была прежней — в тот день солдаты убили 5 человек и несколько десятков ранили; тут же имена убитых и раненых стали повторяться в листовках Объединенного национального руководства как имена мучеников и героев, толпы стали их скандировать и, естественно, начинались новые забастовки, демонстрации и другие формы протеста.
Разведывательные службы старались применять все более решительные меры, но результаты оказывались плачевны. Так, радиопеленгаторы «Амана» установили, что радиостанция «Радио аль-Кудс», оперативно информирующая жителей оккупированных земель и весь мир о ходе интифады, находится на юге Сирии и действует с очевидного одобрения властей Дамаска в интересах радикальной группировки ООП. Но распространение этой информации в среде палестинцев дало нулевой эффект. Ничем закончилась и мера, предпринятая от бессилия «Шин Бет», — печать фальшивых листовок от имени Объединенного национального фронта. Это была попытка организовать «встречный пал» — распространяли дезинформацию относительно времени забастовок и места акций протеста, рекомендовали более «приемлемые» с точки зрения Израиля, ощущающего существенный экономический ущерб, формы борьбы. Одна из таких фальшивых листовок призывала арабов протестовать, но не нарушать работу предприятий; другая — к непрерывной семидневной забастовке; это предполагало, что арабы побоятся терять заработок на столь долгий срок и это подорвет их веру в организаторов восстания. Истинных же производителей листовок и прокламаций старательно вылавливали и как большие победы подавали сообщения об аресте то двух парней, которые перевозили готовые листовки, то — каково! — целого ротапринта в арабском секторе Иерусалима.
Стоит ли удивляться, что все больше людей в стране и в мире воспринимали это как абсурд, тем более что листовки — все более талантливо и квалифицированно написанные — продолжали регулярно появляться в городах и деревнях. В ноябре 1988 года они призвали палестинцев выйти на улицы в поддержку решения Национального совета Палестины о создании независимого государства. Израиль пошел на то, чтобы отключить электричество на всей территории сектора Газа и на Западном берегу и ввести комендантский час, — и израильские солдаты гонялись по улицам за мальчишками, размахивавшими черно-красно-зелеными палестинскими флагами, взрывавшими петарды, пытавшимися танцевать и петь.
Разведсообщество прибегло к использованию секретных военных подразделений. Было сформировано два армейских подразделения — «Самсон» и «Вишня», в которые вошли евреи, владевшие арабским языком. В гражданской одежде они направлялись в сектор Газа и на Западный берег, где смешивались с местными палестинцами — а затем при случае хладнокровно расстреливали активистов интифады. Власти Израиля, естественно, это категорически отрицали. Были случаи, когда «Шин Бет» производила аресты и, возможно, ликвидации, прикрываясь названиями зарубежных телекомпаний, например «Эй-Би-Си»[219], которые пользовались большой симпатией палестинцев. На Западном берегу и в секторе Газа иностранные корреспонденты имели практически свободный доступ в арабские деревни, особенно американцы, которым стремились понравиться как израильтяне, так и палестинцы. «Шин Бет» нередко вели слежку в арабских районах из машин с надписью «Иностранная пресса». В августе 1989 года группа израильских солдат, замаскированная под туристов, с фотокамерами и туристскими рюкзаками, открыла огонь по группе арабов, бросавших в них камни. В сентябре солдаты, переодетые в арабскую одежду, в клетчатых платках, ворвались в дом и попытались произвести арест. Хозяин, опознав чужаков, выпрыгнул из окна третьего этажа, получил многочисленные переломы и в состоянии комы был арестован… — но в конечном итоге «победа» над восстанием отодвигалась все дальше и дальше. Средство победило все традиционные методы. В долгой борьбе, в ходе которой отчетливо был осознан системный кризис и общества, и разведывательных служб, сформировались новые реалии жизни в ближневосточном регионе.
Сложная, напряженная, взрывоопасная обстановка во всей зоне, где существуют национал-террористические режимы вроде иракского, продолжаются конфликты в целом ряде африканских и азиатских стран, где расширяется террористический религиозный экстремизм, необходимость развитых и эффективных разведывательных служб не уменьшилась; но методы их действий уже определяются реалиями нового тысячелетия. Когда-нибудь придет время для рассказа о них.
Годы действительных успехов и целенаправленных утечек о «славных делах» разведки были одновременно и годами очевидных провалов, проявлений жестокости, самодовольства, дилетантизма, наглости, ошибочной стратегии и соперничества между различными службами.