Мой дорогой герцог

Глава 7

Незнакомые голоса разбудили Келси. Она не сразу поняла, где находится. Ей снился какой-то странный сон. Она была вся в поту.

Голоса стали громче. Но разобрать слов она не могла. Низкий голос принадлежал женщине. Опять, наверное, у него свидание с любовницей. Келси зажгла свечу и выбралась из постели. Ее взгляд упал на часы, стоящие на камине. Было два часа ночи. Келси на цыпочках подошла к двери, соединяющей ее комнату с комнатой Солфорда, приложила к ней ухо.

Крики прекратились. Дверь дернулась. Кто-то прошел по коридору и подергал другую дверь.

Келси задула свечу, снова легла в постель и закуталась в одеяла.

Минуту спустя до нее донеслись первые аккорды «Турецкого марша» Моцарта. Келси снова вскочила с кровати.

Моцарт перевернулся бы в гробу, если бы услышал, как кто-то барабанит по фортепьяно с такой силой, что того и гляди разобьет инструмент.

Она уставилась на смежную дверь.

– Салфорд, – процедила она сквозь зубы. Может, у него очередной приступ из-за ссоры с любовницей? Она легла, положив подушку на голову. Но все равно слышала шум. Прижала подушку к ушам – шум прекратился.

Ну, все, кажется, он успокоился. Она сняла подушку с головы.

Салфорд снова забарабанил по клавишам. На этот раз он взялся за «Лунную сонату» Бетховена.

Зная, что она не уснет, пока не скажет ему, что это бесстыдство, Келси снова зажгла свечу и выбралась из постели. Надела халат, прошла через маленькую ванную, подошла к двери напротив и, попробовав замок, поняла, что она не заперта.

Келси рывком открыла дверь, поискала глазами Салфорда. Огромных размеров кровать из красного дерева пустовала, на столике рядом с кроватью горел канделябр. Массивные резные стулья, стол, кресла, бургундские шторы и обои – все было в темных, мрачных тонах.

Звуки доносились из-за двери в противоположном конце комнаты. Келси устремилась к ней, открыла, вошла и захлопнула за собой.

Тишина.

Эдвард сидел за фортепьяно в другом конце комнаты. От неожиданности Келси выронила свечу, и все вокруг поглотила кромешная тьма.

Она уже раскаивалась в том, что ворвалась в его логово.

Келси вспомнила, что случилось в прошлый раз, когда они оказались в темноте.

– Что, черт возьми, вы делаете в моих покоях?

Он сказал это довольно мягко, но она подскочила от испуга. Зацепилась за что-то и едва сохранила равновесие. Когда она почувствовала мягкую ткань между пальцами, она поняла, что споткнулась о диван или кресло или что-то в этом роде. От боли она осмелела и выпалила первое, что пришло в голову:

– Вы всегда сидите вот так в темноте? Какая глупость!

– Не ваше дело! А теперь уходите к себе!

– Но это мое дело. Вы заботитесь только о себе! Я не могу спать, если вы барабаните по клавишам, буквально издеваясь над Моцартом и Бетховеном.

– Значит, моя игра мешает вам спать?

– Еще бы!

– Ко всем вашим талантам у вас еще и прекрасный слух, если вы услышали мою игру с другого этажа.

– Я не на другом этаже, а в соседней комнате.

– Рядом с моей! – прорычал он.

Она с трудом скрывала нахлынувший на нее страх.

– Уоткинс на время поместил меня в эту комнату, но если вас это беспокоит, я немедленно покину ее. Прямо сейчас.

– Подождите!

– Зачем? Чтобы вы рычали на меня в темноте? Я слишком устала, а вы в плохом состоянии.

Келси уже взялась за ручку двери, но Эдвард сказал:

– Вы пожалеете, мисс Келси, если покинете эту комнату, все равно я пойду за вами. – В его голосе звучали теплые, бархатисто-мягкие нотки. Он снова начал играть, на этот раз Бетховена. Играл великолепно, с вдохновением.

Его игра гипнотизировала ее так же, как сам исполнитель. Он сказал, что пойдет за ней, и выполнит свое обещание. Интуиция подсказывала ей, что Эдвард никогда не причинит ей зла, однако она не сомневалась, что он снова попытается ее соблазнить. Но этого она ему не позволит.

Она никогда не имела дела с умалишенными, но была уверена, что, если не будет перечить ему, выберется отсюда целой и невредимой.

– Вы прекрасно играете.

– Неужели? – В его голосе сквозило самодовольство.

– Не теряйте над собой контроля, и ваша игра станет еще прекрасней. И приступы прекратятся.

Он рассмеялся. Весело, громко.

– Напрасно вы так легкомысленно относитесь к вашей болезни. Даже видите в ней что-то забавное.

– А вы не видите?

– Я не настолько бессердечна, чтобы смеяться над чужой бедой.

– Над моей вполне можете смеяться, потому что ненавидите меня.

– Вы плохо меня знаете. Я стараюсь не замечать недостатков людей, которые меня окружают.

– Но во мне вы видите одни недостатки.

– Ошибаетесь, – взволнованно произнесла Келси и уже спокойно добавила: – Обидно, что вы обо мне так думаете.

– Но вы должны признать, что ненавидите меня.

– Это не ненависть. Просто вы мне не нравитесь. Скажем так.

– Согласитесь, что это вежливая форма ненависти.

– Хорошо, считайте, что я вас ненавижу. Теперь вы довольны? – Теряя терпение, Келси шагнула к нему, наткнувшись на что-то, ушибла ногу и вскрикнула.

– Вы в порядке?

Музыка смолкла. Он направился к ней. Она попятилась, выставив в темноту руку.

– Не подходите ко мне, я в порядке. Слишком поздно. Он подхватил ее и поднял.

– Что вы делаете? – Она попыталась разомкнуть его руки. – Отпустите меня.

– Не волнуйтесь, я знаю, что противен вам, и больше не буду приставать. – Эдвард осторожно опустил ее в кресло. Она вздрогнула, когда его пальцы коснулись ушибленной ноги, и спросила:

– Как вы догадались, какую ногу я ушибла?

– Я видел.

– Видели? Но здесь совершенно темно.

– Я привык к темноте.

Она старалась не думать о его руках, которые в этот момент касались ее. Когда его пальцы дотронулись до лодыжки, по ноге прошла сладкая дрожь, а внизу живота стало горячо.

Она поерзала в кресле.

– Все в порядке. Я ушибла только палец. Боль почти прошла. – Она попыталась убрать ногу, но он не отпустил ее.

– Сидите спокойно, я посмотрю, не сломан ли палец. Какой именно вы ушибли?

– Мизинец, но он не сломан. Я знаю, какая при этом бывает боль. Однажды сломала большой палец, когда спрыгнула с крыши. – Сейчас она ощущала только его руки, и у нее перехватило дыхание.

– Кажется, ничего не сломано.

Пытка закончилась. Он сел рядом с ней. Так близко, что тепло его рук жгло ее кожу сквозь халат и ночную сорочку. Он сейчас не касался ее, но ей казалось, будто он лежит, прижавшись к ней. Келси порывисто встала.

– Мне пора возвращаться в свою комнату.

– Никогда не думал, что вы трусиха.

– Боже, что вы имеете в виду?

– Только то, что сказал.

– Я не трусиха.

– Тогда докажите это. Сядьте и поговорите со мной. Грустные нотки в его голосе смягчили ее. Она знала, что не в силах побороть предчувствие, что она пожалеет о том, что собирается сделать, но все же снова села. Она положила голову на спинку кресла, вглядываясь в темноту, слушая его дыхание, разделяя с ним это абсолютное молчание, зная, что ему нужно было почувствовать кого-то рядом с ним. Она чувствовала, что близка к нему, ближе, чем тогда, когда они целовались. Это было не физическое ощущение, но она чувствовала боль и отчаяние, исходившие от него. Она протянула руку, чтобы достать до него, но в последний момент передумала и опустила ее на колено.

– Боитесь дотронуться до меня?

Келси вздрогнула при звуке его голоса. Она забыла, что он видит в темноте. Она попыталась скрыть это, поддразнив его:

– Это нечестно: вы видите меня, а я вас – нет.

– Вы избегаете моего вопроса. – Он уже не скрывал своих эмоций. – Боитесь дотронуться до меня? Я жду ответа.

– Да… нет… Я не знаю точно. – Келси стало неудобно, она поерзала в кресле.

– Чего вы боитесь? – Его голос дрожал от нетерпения.

– Ничего.

– Ложь! – Он схватил ее за плечи и встряхнул.

– Ну хорошо, хорошо! Я вас боюсь! – Она отвела его руки и встала, дрожа всем телом.

– Не понимаю почему, вы же не видите моего лица, – сказал он с горечью в голосе.

– Вы ничего не понимаете. Думаете, я боюсь вас из-за вашего лица? Да ничего подобного! Это здесь! – Она похлопала себя по груди, в том месте, где сердце. – Меня пугает ваша жестокость, пренебрежение к чувствам других…

– В таком случае вы должны увидеть меня во всей красе. – Он сжал ее запястья.

– Нет! Оставьте меня! – Келси попыталась высвободиться, но он тащил ее, как тряпичную куклу.

Эдвард втолкнул ее в свою спальню, где все еще горели свечи. Она видела только его широкую спину, длинные темные волосы. Он был в белой рубашке и черных брюках. Эдвард поставил ее и повернулся к ней лицом.

– Теперь можете посмотреть на чудовище!

Келси отвела глаза, боясь вздохнуть, боясь шевельнуться, а еще больше – выдать свой ужас. И она посмотрела прямо на него.

Его волосы цвета красного дерева растрепались. Одна половина лица, совершенно не тронутая, была прекрасна. Вторая – страшно изуродована.

Она судорожно сглотнула, но глаз не отвела. Один шрам начинался с середины брови и шел через правый глаз, исчезая под черной повязкой, затем, извиваясь, спускался к скуле. Второй шрам шел от уха почти к самому рту. Шрамы поменьше ответвлялись от нижнего шрама, и часть лица была полностью изрезана ими.

Келси чувствовала на губах его горячее дыхание. Он ждал ее реакции, глядя на нее единственным глазом. Но она молчала, чтобы не вывести его из себя каким-нибудь неосторожным словом.

– Мне очень жаль… я не знала. – Она инстинктивно протянула руку, чтобы дотронуться до изуродованной стороны лица.

– Мне не нужна твоя чертова жалость! Лучше бы ты ненавидела меня! – Он оттолкнул ее.

Келси рухнула на кровать. Откинула волосы, упавшие ей на лицо, часто задышала.

– Да, я ненавижу тебя! – вырвалось у нее. – Но не из-за твоего уродства! И не испытываю к тебе жалости. Поделом тебе за то, что хотел сбежать с Клариссой и причинил боль моему отцу! – Она вскочила и выбежала из комнаты через смежную дверь.

– Не нарушай правил, а то пожалеешь! – закричал он ей вслед.

Келси влетела в комнату, захлопнула дверь, в ушах звучали его слова. Обливаясь слезами, она задыхалась. Сердце готово было выскочить из груди. Она с трудом нашла в темноте замок, дрожащими руками вставила ключ. Открыла и бросилась к кровати, зарывшись головой в подушки, чтобы он не слышал ее рыданий.

Некоторое время спустя Келси услышала грохот за дверью. Она никак не могла уснуть. Эдвард, видимо, в припадке все крушил. Наконец наступила тишина. Потом снова послышался грохот.

Келси поднялась с постели и осторожно открыла дверь в коридор. Услышав шипение, взглянула вниз и увидела Брута. Он прошел в комнату, помахивая рыжим полосатым хвостом.

– Ну что же, привет!

Кот вспрыгнул на кровать, замурлыкал и потерся об ее спинку.

– Что, унюхал молоко?

Уоткинс оставил ей чашку молока, чтобы легче было заснуть, а так как она ненавидела теплое молоко, то оставила его у кровати. Келси налила молоко в блюдце и поставила на пол около кровати.

– Вот. И если опять зашипишь на меня, я уберу это. – Она села на кровать, глядя, как Брут пьет молоко. Он допил, поточил когти о стеганое покрывало и свернулся клубком на краю матраса. Он смотрел на нее так же, как Салфорд. Стоит ей дотронуться до него, и он на нее набросится. В точности как его хозяин. У них много общего. Наблюдая за тем, как Брут машет хвостом, Келси не заметила, как уснула.

– С добрым утром, мисс.

Келси приподняла подушку над головой.

– Мэри, уходи! – пробормотала она.

– Мисс, лорд Лавджой велел мне вас разбудить, он хочет поговорить с вами.

– О чем, не знаешь?

– Не знаю, но кажется, о хозяине. – Мэри подошла к шкафу и заглянула внутрь. – И еще о том, что произошло в комнате хозяина. Боже, там такое творится. Фарфоровые статуэтки разбиты. В припадке злости, что ли. На хозяина это совсем не похоже. Хорошо еще, что меня не выгнали после вчерашнего. Бедную Доркинс уволили. Она упала в обморок, когда увидела лицо хозяина. Он зашел вчера днем в библиотеку, злой как черт. – Мэри выглянула из-за дверки шкафа с голубым муслиновым платьем в руке. – Ему пришлось ловить бедную Доркинс. Она была на лестнице, когда увидела его. И свалилась как мертвая. Я тоже видела его лицо, но не упала в обморок. Это из-за нее он все перебил. Обычно у него в комнате идеальный порядок. Даже убирать нечего.

Мэри вздохнула.

– А где он сейчас? – спросила Келси.

– На озере. В лодочном домике. Уоткинс молчит, но очень расстроен. Все время смотрит на озеро из окна. Лорд Лавджой пошел туда и вернулся такой мрачный. Наверняка что-то случилось.

Келси прикусила губу, ведь это из-за нее у Салфорда приступ. Не надо было ходить в его комнату ночью. А может, это к лучшему? Она увидела его таким, какой он есть на самом деле, не подлеца, пытавшегося сбежать с Клариссой и разрушить жизнь отца, не призрачного любовника, героя ее снов, а изуродованного, психически нездорового человека, одинокого и несчастного.

Она раскаивалась в том, что наговорила ему ночью. Такое больше не повторится. Она будет держать себя в руках и относиться к нему с полным равнодушием. Голос Мэри вернул ее к действительности:

– Вы не слушаете меня, мисс. Вы только взгляните на это прелестное платье! – Мэри держала светло-голубое муслиновое платье с синими бархатными рукавами. Она не дождалась ответа Келси и продолжала тараторить: – Вся эта одежда куплена вчера. Уоткинс приказал принести ее сюда. Все новое. Там еще есть прекрасное шелковое белье. Я причешу вас, если позволите. Я умею. Правда, этого не скажешь, глядя на мои собственные волосы, но из ваших я сделаю очень красивую прическу.

Келси посмотрела на платье и вспомнила Уоткинса.

– Я не смогу в нем работать. Порву его.

– Вам не придется сегодня много работать. Там сейчас двое мужчин, они отдирают остатки штукатурки. Уоткинс нанял их вчера. Они пришли сегодня утром. Там ничего нельзя делать, пока они не закончат. А лорд Лавджой ждет вас в гостиной.

– О, тогда мне надо поторопиться.

Келси слушала, как Мэри непрерывно болтала обо всем, пока помогала ей надеть платье цвета тутовых ягод, затем она развернула ее к зеркалу и принялась за волосы.

Когда Мэри закончила, Келси посмотрела на свое отражение в зеркале. Яркий цвет платья подходил к цвету ее глаз, и сидело оно точно по фигуре, подчеркивая тонкую талию, пышную грудь; в нем она казалась немного выше. Она взглянула на свое лицо и не узнала его. Полные красные губы, большие глаза, изящный овал лица – все было как всегда, но ее пышные черные волосы, обычно завязанные сзади чем придется или заплетенные в косу, сейчас были уложены в красивую прическу.

Она улыбнулась отражению Мэри в зеркале:

– Ну что ж, Мэри, тебе потребовалось сорок пять минут, чтобы привести меня в порядок.

– О, мисс, вы выглядите прекрасно. Как настоящая леди. Лорд Лавджой потеряет голову, увидев вас.

– В самом деле? – спросила Келси, думая не о лорде Лавджое, а о сумасшедшем, грустившем где-то.

Она все еще думала о Салфорде, когда вошла в библиотеку. Джереми нетерпеливо прохаживался перед камином. На нем были прекрасно скроенный желто-коричневый жилет, светло-зеленые брюки и коричневый сюртук. На груди – булавка с рубином. Келси отметила, что он высокий, почти одного роста с Салфордом, но не так широк в плечах. Он хлопнул парой перчаток и уже собрался уходить, когда заметил ее и остановился.

– Мисс Уолларил, рад вас видеть. Вы прекрасно выглядите. – Он тепло улыбнулся, но в глазах его была грусть.

– Спасибо. – Келси слегка покраснела. – Я слышала, что-то случилось с лордом Салфордом?

Улыбка Джереми угасла.

– Это ужасно! Я никогда не видел Эдварда таким. Даже после несчастного случая. Мне не хотелось бы вас утруждать, но, может быть, вы с ним поговорите? Эдвард провел в лодочном домике всю ночь, но мне не удалось уговорить его вернуться в дом. Уоткинс говорит, вы могли бы на него повлиять. Вы – моя последняя надежда. Просьба не из приятных, я знаю.

– Уоткинс преувеличивает мои возможности, но я с радостью поговорю с ним, – сказала Келси.

– Я провожу вас.

– Думаю, мне лучше пойти одной.

– А если вы вдруг увидите его лицо?

– Я уже видела. – Келси выразительно посмотрела на Джереми.

– О!.. – Джереми опустил взгляд на свои перчатки. – Это ужасно. Он был таким красивым!

– Да, но оставьте свою жалость, он слишком жалеет сам себя. Это ему не на пользу. Все, что ему нужно, – это хороший пинок под зад. И он его получит, не сомневайтесь.

Озеро было так прекрасно, как на картинах. Солнечный свет создавал тысячи голубых алмазов, сверкавших на поверхности воды. Плакучие ивы своими тонкими ветвями касались воды. Мотыльки кружились над желтыми нарциссами. Посреди озера был маленький остров. На нем стояла беседка с колоннами, увитыми розами. Она просто тонула в потоках света и живых цветах. Но пустые лавки беседки выглядели забытыми.

Она взглянула на другой берег озера. Среди зеленой травы и нарциссов стояло небольшое белое строение, похожее на лодку. Возможно, Салфорд был там, прятался за стенами, упиваясь своим несчастьем. Увидев его лицо, она поняла, через какие страдания ему пришлось пройти. Она могла бы пожалеть его, но пока он не избавится от злости и эгоцентризма и не обретет потерянного самоуважения, так и проведет всю жизнь в страданиях, прячась от всего мира в тюрьме, которую сам для себя построил. Даже врагу она не пожелала бы такой участи. Она попробует помочь ему. Кто-то должен это сделать.

Приняв решение, она начала обходить озеро, чтобы пройти к лодочному домику, но небольшая лодка у берега привлекла ее внимание. Она выглядела мило и гостеприимно. Не желая испачкать новую одежду, она сняла туфли и шелковые чулки, подняла платье и нижнюю юбку и закрепила за поясом. Этому она научилась еще в детстве, когда мама заставляла ее носить платья. Оттолкнула лодку от берега и забралась в нее.

Мелкая рябь пошла по гладкой поверхности. Над головой плыли перистые облака.

Приблизившись к лодочному домику, Келси подгребла к берегу, сложила весла и вылезла из лодки. Она пошла к домику босая по влажной бархатной траве. Подойдя к двери, открыла ее и осмотрела помещение. Это была просторная комната с деревянными лавками вдоль стены. Задняя стена выходила на озеро, одна из лодок была привязана и качалась на воде. Несколько голубей ворковали на деревянных балках вверху.

Келси повернулась, полагая, что Солфорда здесь нет, но вдруг услышала удар, затем проклятие, донесшееся из лодки. Она повернулась, прошла вдоль лавок, по пирсу, перегнулась и посмотрела вниз.

Салфорд лежал в лодке, держа в одной руке бутылку виски, другой прижимал к себе весло. Волосы закрывали здоровую половину лица. Он был в тех же брюках и рубашке, что и вчера ночью. Лежал не двигаясь. Келси даже подумала, что он уснул. Но в этот момент Эдвард поднес почти пустую бутылку ко рту и сделал глоток.

– Похоже, тебе не очень-то удобно, – сказала она, скрестив руки на груди.

Он не двинулся, даже не взглянул на нее.

– Убирайся к черту!

– Если хочешь жалеть себя, – сказала она, проигнорировав его слова, – делай это в более уютном месте, например, в постели со своей шлюхой. Так делал мой отец, когда напивался и начинал ныть.

– Ты не перестаешь меня удивлять.

– Не вижу ничего плохого в честности.

– Ты хотела сказать – в грубости?

– Ладно, пусть в грубости. Хватит валять дурака, пожалей хотя бы своего кузена, иди домой и ложись в постель. А я попробую найти твою любовницу, может, она присоединится к тебе.

– Ты найдешь мне шлюху и проследишь, чтобы моя постель была согрета? Твоя заботливость не знает границ.

– Можешь оставить свои колкости при себе. Я слышала, как вы вчера ругались, и могла бы замолвить за тебя словечко. Но если хочешь валяться в лодке и пить виски, оставайся, а я пойду.

– Подожди!

– Чего ждать? – Она остановилась.

– Помоги мне выбраться, и я пойду с тобой. Он посмотрел на нее, и взгляды их встретились. Ему казалось, будто он видит ее впервые.

– Ты выглядишь очаровательно. У тебя стройные ноги. Правда, коротковаты. Ты специально обернула их платьем, чтобы раздразнить меня и выманить из лодки? – Он вскинул бровь. – Но, глядя на тебя, я могу повести себя не как джентльмен.

Она совсем забыла про платье, покраснела и одернула подол. Его замечание о том, что у нее короткие ноги, задело Келси за живое.

– Знаешь, я просто боялась его намочить.

– А я думал, чтобы соблазнить меня. – Он бросил взгляд на ее грудь и почувствовал желание.

Она не осталась равнодушна к его взглядам. Видимо, заметив это, он усмехнулся.

– Ты что, так и будешь там стоять или поможешь мне? – Он протянул руку.

Поколебавшись, она взяла ее. Главное, чтобы он не почувствовал, что ее влечет к нему, иначе он найдет способ этим воспользоваться.

Не сводя с нее глаз, он сказал:

– Тяни сильней, – и попытался вылезти из лодки. Она стала тащить его обеими руками.

Лодка качнулась. Келси уперлась пятками в пирс, но было поздно. Он не отпустил ее руку. Странная улыбка скользнула по его губам, прежде чем он упал назад, а она свалилась в воду.