"Самая тяжелая обида переносится легче, если проглотить ее вместе с обидчиком".
(Змей Горыныч)
"Он утонул, хотя был рыба по гороскопу и дерьмо как человек".
(Невероятная история)
И вот мы снова в Преславице.
Дорога от Запутья заняла у нас совсем немного времени — от Березани до столицы была проложена крепкая, уверенная кротовина, через которую наш многочисленный отряд проскочил как по маслу.
Великий князь Велимир радовался нашему возвращению, как ребенок. Вместе с мужем навстречу нам за стены города вышла молодая княгиня Смеляна; также, в сопровождении своих четверых сыновей, рядом со свекром шествовала жена князя Гордяты Северина. Вслед за князем и его свитой за городские ворота вывалило едва ль не полгорода — по крайней мере, мне так показалось. Смутившись, я привычно нырнула за плечо Дара.
— Вот даже и не мечтай, — не поворачивая головы, насмешливо бросил мне Гордята.
И точно: обняв сыновей, князь Велимир тут же выудил меня из-за спины мужа и притянул к себе, заставив зарыться лицом в плотный белый шелк его корзна.
— Ну, что, нашлась наконец-то наша пропажа! — с удовольствием произнес он, стискивая меня сильными руками. — Уж больше-то мы тебя не упустим!
Вопреки моим опасениям отец Дара совсем не рассердился на то, что оба наших венчания состоялись Боги знает где.
— И правильно, — согласно кивнул он, выслушав старшего сына. — И молодцы. Этой неуловимой пташке надо было сразу колечки на лапки надевать!
Я и не подумала обижаться — так была рада, что всё самое плохое осталось позади. Мне даже не захотелось ворчать, когда великий князь закатил в честь нашего возвращения и свадьбы такой пир, какого не помнил даже бывалый придворный люд. Отсидела, как паинька, с самого начала и до конца, по уши закутанная в подвенечное платье, сшитое ещё минувшим летом дворцовыми портнихами. Дивилась на сахарные замки, слушала песельников, смеялась над ужимками скоморохов. Скромно опускала ресницы, под крики "Горько!" послушно подставляла губы для поцелуев. Словом, делала всё то, при одной мысли о чем у меня прежде начинало ломить от раздражения зубы. А нынче — пожалуйста. Добровольно и с радостью.
Хорошо, когда есть, с чем сравнить.
На этот раз великокняжеский терем уже не казался мне постылой темницей — конечно, прежде всего, потому, что теперь я не томилась здесь в одиночестве, а рядом со мною неотлучно находился мой любимый чародей. Кроме того, больше мне не приходилось по нескольку раз в день встречаться с двумя ходячими проклятиями моей прежней дворцовой жизни: узнав от Радоша о преступном участии своих старших жен в похищении невесты сына, великий князь Велимир здорово осерчал и повелел держать обеих интриганок в их покоях под замком. На мой "добрый" взгляд, злобным бабам было бы самое место в какой-нибудь отдаленной крепости под строгой охраной, однако не стоило ждать от князя настолько решительных действий по отношению к матери наследника престола. Да и князь Гордята, хоть и не особенно ладил с мамашей, мог бы обидеться.
Как я и предсказывала, появление красавца-эльфа в великокняжеских палатах повергло женскую половину его обитателей и гостей в полный шок. По возвращении в Преславицу мы перестали скрывать тот факт, что вместе с нами приехали представители старших народов (только Радош наотрез отказался раскрывать тайну своей сущности). Вопреки моим опасениям, никто даже и не подумал разбегаться с криками "Спасите, кровожадные гномы!" или "Хлопцы, ратуйте, эльфы наступают!" Засада подстерегала нас совсем с другой стороны.
Конечно, Унгор тоже не был обойден вниманием, но до Аллардиэля ему было далеко. Не прошло и трех дней, как ушлые мамаши предусмотрительно и дальновидно распихали своих дочек по светелкам, а сами вовсю принялись обхаживать нашего ушастого друга — к его великому неудовольствию (нет, ну в самом-то деле, додумались: пригожих девок попрятали, а теток подсунули! они б ещё за бабками сбегали!) И куда только подевалась их привычная сдержанность? Типа "глазки в пол, сидим по углам, вышиваем крестиком, говорим тихо и по делу"? Ага, прям щас! Все просто как с цепи сорвались! А уж что выделывали две мающиеся от безделья немолодые вдовушки из бывшей свиты княгини Валины! Эта парочка перезрелых прелестниц расставляла силки на приглянувшуюся им дичь по всем правилам охотничьего искусства. Ошалевший от такого напора ушастик не нашел ничего лучше, как спрятаться от теток в моей собственной опочивальне.
Вскоре дошло до того, что загнанный эльф почти перестал вылезать из наших с Даром покоев. Раздраженно щурясь, он без устали жаловался на "глупых похотливых человеческих самок" (вот ведь расист какой!), из-за которых ему, Перворожденному, приходится отсиживаться вот практически под лавкой! Кстати, прятался Ал не только от гоняющихся за ним женщин, но и от их мужей — бедняги просто покой потеряли от свалившейся на их головы длинноухой напасти. Довольно быстро созрел целый заговор с целью хорошенько попортить красавчику прическу. Несмотря на строгий приказ великого князя (эльфа с гномом не обижать, вести себя с ними со всей учтивостью и усердно налаживать добрые отношения), от неминуемой расправы моего друга спасала исключительно его неуловимость — не пойдешь ведь бить нелюдя в личные покои княжеского сына-чародея.
Словом, очень скоро я заподозрила, что вот она, настоящая причина войны людей и эльфов. Недаром, ох, недаром двести лет назад люди так решительно взялись за длинноухих! Ну, а остальные старшие народы просто под руку подвернулись…
Да я Ала уже и сама порой была готова убить, особенно, когда эта жертва собственной нездоровой притягательности (кстати, а может, это такая разновидность природной эльфийской магии?! медаль мне на грудь за открытие!) начинала отказываться покидать наши личные покои даже на ночь! (Ничего себе заявочки, да?) Дескать, не успеет он и шагу ступить за порог, как тут же на него, красивого, все скопом набросятся и обесчестят.
— Топай, топай, интриган ушастый, не больно ты там кому-то нужен! — шипела я, выпихивая цепляющегося за дверной косяк нелюдя.
— Злая ты, — совершенно как Степка наловчился закатывать глаза эльф. — Не бережешь друга!
— А я тебе говорила: нечего было за нами увязываться! Сидел бы дома!
— Ты несознательная, — находчиво упрекал меня Ал. — А как же налаживать дружеские связи между нашими народами?!
— Гляжу, ты уже много наналаживал! Сидя у меня на лавке-то!
— А тебе что, лавки жалко?! Жадина.
— Жалко, конечно. Вон уже какую дыру своей задницей протер! А, между прочим, мог бы делом заняться! Связался бы уже наконец-то с кем-нибудь.
— Чур меня, чур! — картинно отшатывался эльф. Вдовушек, поди, вспомнил.
— Иди отсюда, лицемер. Там ваши с Унгором покои четыре ратника охраняют. Вместе вы от любых поползновений отобьетесь. Ну, или к чьей-то радости не отобьетесь…
— Славка!!!!!! Как тебе не стыдно??
В свободное от нытья и кривляния время Аллардиэль повадился томно вздыхать, бросать на меня проникновенные взгляды и совершенно неостроумно ругать женскую жестокость. Бессовестный врун.
Мой же муж, убедившись, что его собственную жену хваленая эльфячья красота оставляет равнодушной, совершенно успокоился, перестал обращать на Ала внимание, засел в своем кабинете и с головой зарылся в какие-то жутко волшебные книги, в которых я не могла разобрать ни страницы.
— Да-а-р, ну сделай что-нибудь! — периодически принималась канючить я. — Он целыми днями сидит и на меня пялится! Шел бы он лучше… во двор!
— Твой друг — ты и делай, — посмеивался Дар, не отрываясь от очередного фолианта.
— Я не могу. Его там живо изловят. А мне его жа-а-алко! Он ведь стра-а-адает, бедненький.
— Ну, не делай, — рассеянно кивал муж.
— О нас сплетничают, — мрачно сообщала я. — Причем, обо всех троих, включая тебя, и болтают такое, что у меня от их грязных измышлений даже пятки краснеют.
— Да на здоровье, — легкомысленно отмахивался любимый. — Пусть себе сплетничают. Может, у них от этого цвет лица улучшается. Кстати, на покрасневшие от стыда пятки я бы взглянул.
— И ты совсем не боишься, что он мне вдруг понравится?!
— Славка, да в твоем распоряжении целых два месяца был целый рассадник эльфов! Однако же ты здесь, со мной, — хихикал чародей, изучая через увеличительное стекло страницу книги, а потом предлагал: — Ну, хочешь, дай ему в глаз. Тогда он обидится и уйдет, а фингал сделает его менее привлекательным для охотящихся на него теток.
— Не сделает, — вздыхала я, вспоминая эльфа в горошек, и все оставалось по-прежнему. Одна радость — запертые по светелкам девицы уже не могли докучать мне лично. Да и вздыхали они теперь не по моему мужу, а по Аллардиэлю.
Однажды я не утерпела и спросила Дара:
— А вот интересно, почему на меня внешность эльфов не действует, словно на кота — валерьяна? Вот на всех действует, а на меня — нет! Ты же видел: даже безупречная княгиня Северина, не говоря уже о Смеляне, строит Алу глазки!
Точно, обе строят, да ещё как. Пришлось потратить не один день, чтобы вправить на место мозги (впрочем, какие мозги? мозги тут не причем!) двум женщинам, чье будущее мне было совсем не безразлично. Кроме того, я очень сурово потребовала от эльфа, чтобы тот даже и смотреть в их сторону не смел! Ушастый пообещал, обе княгини тоже очень честно на меня моргали, однако Аллардиэль уже успел мне со злорадством насплетничать, что дамы не угомонились. Хм, похоже, и этих пора запирать по светелкам — от греха подальше.
— Может, тебе просто не нравятся худые узкоплечие блондины? — насмешливо фыркнул чародей.
Я надулась.
— Среди эльфов, если ты припомнишь, и брюнеты встречаются!
— Это ты о своем лохматом Правителе? — подковырнул муж.
— Он не мой!
— Хорошо-хорошо, не твой. Но лохматый. Ладно, Славушка, не обижайся. Думаю, это твоя змеиная сущность помогла тебе не потерять голову от ушастых. Если ты припомнишь, змеевихи рассматривали всех мужчин исключительно как пищу. Какая уж тут влюбленность? Видишь — все-таки, нет худа без добра! А вот узы, связывающие нас с тобой, даже яду оборотнихи оказались не по зубам.
— Угу, — мрачно кивнула я и вышла из светлицы.
Любые разговоры на тему моей второй сущности были по-прежнему очень болезненны. Прилежно принимая по утрам снадобье, приготовленное на крови моего чародея, я всё равно ощущала пульсирующий узелок боли в своей груди. Змеюка никуда и не думала уходить. Напротив — она настойчиво пыталась наладить со мною отношения, мягко, но упорно подталкивая меня к мысли о том, что она, змейка, — крайне полезная в хозяйстве штука! А что: хочешь — будет тебе зрение, как у ловчего сокола, хочешь — клыки, как у медведя, хочешь — ловкость и быстрота реакции ласки. Практически сплошная выгода!
Дару я решила пока не говорить о своих внутренних диалогах с притаившейся тварью. Что зря нервировать? Он и так по уши занят, готовится к схватке с нежитью и Сивелием. Да к тому же он мне сам рассказывал, что могут пройти месяцы, если не годы, пока вторая сущность полностью не исчезнет. А значит, нечего волноваться. Всё идет своим чередом.
Тем временем в Преславицу начали стекаться чародеи со всей Синедолии. Хм, а я-то до сих пор считала, что нас гораздо, гораздо меньше. Хотя, что с меня взять? До минувшей весны я вообще ни одного мага, кроме бабушки Полели, не встречала. Да уж, что ни говори, а живем мы все наособицу друг от друга, каждый сам по себе…
Вскоре в великокняжеских палатах не осталось ни одной свободной светелки. Поначалу обитатели дворца заметно растерялись от такого наплыва чародеев, однако уже через пару дней пообвыклись и перестали удивляться всяким магическим штучкам, которые походя творили привыкшие к уединению волшебники. Из-под каждой двери тянуло разнообразными зельями, а непобедимые дворцовые мыши в спешном порядке уносили куда подальше свои лапки и хвосты — особенно хвосты, ценный и незаменимый компонент множества очень нужных снадобий. Дар, отложив книги и нагрузив меня заданиями по отработке неизвестных мне прежде чар, целыми днями пропадал с приехавшими ведунами.
Все ждали возвращения Тешена Твердого из Долины Драконов. Старый чародей, хотя и посоветовал собрать в Преславице как можно больше магов, согласовать с ними совместные действия по войне с хищной нежитью и вооружить их новыми заклинаниями, сам до сих пор не объявился. Заканчивал дела в долине. Что ж, он прав: несколько дней погоды не сделают, а вот союзники-драконы нам бы точно не помешали. Вот только Ванятки мне очень не хватало! Я сильно соскучилась по своему названному братишке, а кроме того, мне не терпелось рассказать ему о том, что его родители нашлись. Хотя и в довольно непривычном облике…
Несколько раз я открывала заветный ларчик, дождавшийся меня в полной неприкосновенности (ха-ха, лезть под охранные чары и магию артефактов дураков не нашлось!). Хорошее такое заклинание, действенное. Сама с трудом сняла…. Всё, к бесам, больше я его не использую. Да и кому придет в голову пытаться обокрасть битком набитые разными колдовскими примочками покои двух чародеев?!
Открывала и снова закрывала: ни перстень Белого Дракона, ни свои старые обереги надевать почему-то совсем не хотелось. Отвыкла, что ли? Перстень болтался на моих пальцах, то и дело цепляясь за венчальное кольцо. Словом, мешался страшно. Да и зачем его сейчас носить? Потом, позже, когда настанет время — вот тогда, думаю, придется. Охранными же амулетами Дар меня увешал заново, так что Гапкин подарок, уничтоживший Владана демон, тоже скучал себе под крышкой. Его, как и перстень, я достала за всё это время из ларца лишь однажды, и то не для себя: мало ли какая может случиться нужда, а мне хотелось, чтобы могучие артефакты признавали моего мужа своим хозяином так же, как и меня.
Да я и за ворота-то почти не выходила. А здесь кого стеречься? Кота? Да я его хорошо, если раз в три дня видела — похоже, Степка поставил себе благородную цель обойти всех кошек Преславицы. Эльфа? Ну, от этой напасти ни один амулет не поможет.
В общем, на носу была война, великокняжеские палаты бурлили, тетки вовсю сплетничали, дворцовые служанки передрались за право убираться в наших покоях, где засел длинноухий красавчик, сам Аллардиэль достал меня до желудочных колик, Ванятка пропадал невесть где, съездить в мой родной Черный Лес никак не получалось — и всё равно я была бессовестно, невообразимо, непростительно счастлива! Ведь теперь каждый день, каждый миг я находилась рядом со своим обожаемым чародеем, засыпала и просыпалась на его плече, теряла голову от его прикосновений, глядела в его насмешливые серебристо-серые глаза, дышала одним с ним воздухом. И знала, что так будет всегда.
Наивная.
— Лян, пойдем со мною в баню, а то мне одной скучно.
— Я бы с радостью, Славочка, но сегодня никак, — Смеляна наморщила свой точеный носик. — Что-то Милашке нездоровится. Капризничает моё солнышко, да так, что все няньки уже с ног сбились.
— Может, мне ее посмотреть? — встревожилась я. Мало ли что может приключиться с такой крохой в этом муравейнике, по чистому недоразумению называемому дворцом великого князя!
— Да нет, пока не стоит. Думаю, у нее просто зубик режется. Слюни рекой, в рот всё тащит, ноет… хоть "караул!" кричи. Только у меня на руках и успокаивается. Так что, я лучше с нею посижу. Ты ведь на меня не обидишься?
— Да ладно тебе, Лян, какие обиды? — улыбнулась я. — Схожу одна. Я попозже к вам зайду, все-таки гляну на малышку, хорошо?
— Конечно, приходи, — ласково ответила моя подружка. — Посидим, поболтаем.
Непременно поболтаем. И даже хорошо, что Смелянка сегодня не высовывается из своих покоев: одуревший от скуки Аллардиэль решил наплевать на вздыхающих по его неземной красоте женщин, наконец-то прервал свое добровольное заточение и отправился в компании Унгора на прогулку по Преславице. Правда, парочка предусмотрительно слиняла из дворца через черный ход, да эльф ещё и шапку натянул едва ль не до кончика носа, но чем бесы не шутят?
Наша собственная маленькая мыльня не шла ни в какое сравнение со здоровенной баней, выстроенной по приказу великого князя прямо позади его палат. Просторная парная с искусно сложенной печью давала отличный пар, в новеньких ушатах мокли веники на любой вкус, от березового до можжевелового, в отдельной светелке помещался длинный стол, сплошь уставленный квасками, медками и водицами. Да что говорить — там была даже громадная купель с чистой прохладной водой, в которой при некоторой сноровке можно было даже поплавать! Словом, мне очень нравилась великокняжеская баня, и я повадилась посещать ее едва ль не через день. Пару раз ко мне присоединялась Смеляна, однажды я даже подбила на это мокрое дело Дара, но чаще всего париться приходилось в одиночестве. А и ладно! Вряд ли я успею помереть там со скуки!
Кивнув крепко сбитой банщице, я отпустила ее отдохнуть. Нет, ну зачем мне эта тетка? Что я, сама не попарюсь? Самой-то ещё и лучше. Не то эта богатырша как веничком хлестнет, так из меня и дух вон! Да и взгляд у бабы какой-то…чересчур внимательный.
Раздевшись в роскошно убранной комнате, я небрежно бросила одежду на лавку, а затем осторожно сняла все амулеты и обереги, сложив их аккуратной горкой на небольшом угловом столике. Такая немаленькая кучка получилась. Полюбовавшись на нее, я бережно положила сверху свое венчальное кольцо, украшенное здоровенным рубином. Всё правильно: ни в парилке, ни, тем более, в купели мне все это добро без надобности. Только мешаться будет. Я поплотнее завернулась в широкую простыню тонкого полотна, ухватила со стола сладкую булочку — для банника (хоть домашняя нежить здесь, во дворце, ни разу мне на глаза не показывалась, я свято верила: они где-то тут), и, поглаживая ободок обручального кольца, бдительно поблескивающий на моем пальце, пошла в парилку. О-о, что это у нас тут? Новый коврик? Красиво.
Пестрый квадрат ворсистой ткани приятно защекотал босые ступни. А затем меня вдруг с головою накрыло ледяной волной страха и боли, заставив согнуться пополам и выбив из груди стон. Мои колени подогнулись, и, ловя ртом воздух, я осела на мягкий гостеприимный коврик. Перед глазами закружился веселый хоровод серебристых мушек. А потом вокруг взметнулась стена знакомого жадно втянувшего меня черного пламени.
— Ага. Наконец-то.
В сухом старческом голосе прозвучало удовлетворение. Так говорит человек, в конце концов справившийся со сложным кропотливым делом. Полно, да человек ли это?
Собравшись с духом, я открыла глаза — и снова зажмурилась. Затем опять открыла — и нехорошо выругалась сквозь зубы. Похоже, Пресветлые Боги решили, что недостаточно посмеялись надо мною. Просторная комната, сплошь заставленная высокими книжными шкафами, как и черное пламя, оказалась до боли знакомой. Как и широкий, заваленный свитками и книгами стол, ярко освещенный целой дюжиной свеч. Да и равнодушно взиравшего на меня поверх стола старикана в темной мантии я, к своему большому сожалению, хорошо знала.
— Это опять вы? — обреченно пробормотала я, поднимаясь с пыльного пола. Надо же, так за все это время никто тут и не подмел.
— А кого ты собиралась увидеть? — холодно поинтересовался Сивелий. — Русалку?
— Да уж, на русалку вы не тянете, — хмуро согласилась я, подтягивая сползающую простыню. Ледяные глаза некроманта скользнули по моим плечам. Ишь ты, пенек старый — а всё туда же!
— По-моему, это вполне закономерный итог твоего глупейшего побега, — скрипнул колдун.
— Вы о чем? — прищурилась я. — О русалках?
— О твоем возвращении, о чем же ещё, — Сивелий пожал узкими плечами. — Ведь я же предупреждал тебя: ты моя собственность, моя вещь, так что даже не пытайся мне мешать. Всё равно будет по-моему. Но теперь тебе придется понести наказание. Нет, убивать или калечить тебя я пока не стану, но отныне тебе запрещено покидать твои покои. Кстати, надеюсь, ты оценила болевую составляющую, специально включенную мною в заклинание переноса?
— Я принадлежу только себе, — злобно прошипела я, старательно буравя глазами худосочного старичка, — а с недавних пор ещё и собственному мужу!
— Да, мне доложили, что ты имела глупость обвенчаться с каким-то никчемным колдунишкой, учеником этого Тешена Твердолобого, — поджал тонкие губы чернокнижник. — Что ж, тем хуже для него. Хотя, это ещё с какой стороны посмотреть: по крайней мере, он умрет быстро. Мои планы относительно тебя не изменились. И я больше не собираюсь выжидать благоприятного расположения звезд. В ближайшие дня три мне не до тебя, но затем…. Подойди сюда и протяни руки.
Вот ведь гнида!
Я отскочила назад и проворно спрятала руки за спину. Некромант презрительно усмехнулся и поманил меня худым пальцем, на котором свободно болталось плоское кольцо с тусклым черным камнем. И тут же я почувствовала, что больше не владею собственным телом. Словно кукла на веревочках из коробки заезжего кукловода, я, спотыкаясь, двинулась к столу.
— Руки, — властно повторил старик, когда я оказалась прямо перед ним.
Предавшее меня тело покорно подчинилось. Всё, что я могла, так это с ужасом смотреть, как злобный колдун, моё проклятие, надевает мне на запястья тусклые металлические браслеты, защелкивает их, проводит по ним пальцами, и — о, Боги Пресветлые! — узкие ледяные полоски прямо на глазах врастают в мою кожу. Руки сводит болезненной судорогой, но я изо всех сил терплю, не желая радовать чудовище в человеческом облике своей слабостью.
— Вот таким образом, — удовлетворенно сказал Сивелий. — Это уникальный артефакт контроля и подчинения, изобретенный лично мною. С его помощью я могу знать, где ты находишься, причинить тебе боль, заставить валяться у себя в ногах. Кроме того, браслетики не позволят тебе воспользоваться заклинанием перехода и вообще любой серьезной магией. Никаких пространственных чар, никаких боевых заклинаний, вообще ничего серьезного, понятно? Нет, браслеты тебя не убьют, на это даже не рассчитывай. Просто не пустят. И не надейся, что кто-нибудь сумеет тебя отыскать и придти на помощь — я принял дополнительные меры. И не пытайся избавиться от этого артефакта. Помни: мне достаточно пошевелить кончиком пальца, чтобы ты рассыпалась в прах. Кстати, колдовать ты можешь — так, по мелочи, не нарушая наложенных ограничений. Мне недосуг возиться с тобою, так что бытовая магия тебе очень пригодится. Да оно и выгоднее, чтобы ты не запускала свой дар. Помнишь? Чем сильнее мать, тем больше магии она передаст своим детям.
И вот тогда мне стало по-настоящему жутко — так жутко, как не бывало никогда прежде, ни в мертвых селах, убитых заклинанием Владана, ни во время сражений со свирепой нежитью, ни на жертвенном камне змеевих, ни даже в логове свирепой Тиамат. Только теперь до меня окончательно дошло, что это вовсе не страшный сон, а явь, до которой далеко самому изощренному ночному кошмару. Я снова оказалась в безраздельной власти сумасшедшего колдуна и совершенно точно знала, что скорее умру, чем покорюсь его злой воле. Но теперь-то я была не одна! Вслед за мной погибнет мой любимый чародей, моя вторая, обожаемая половинка, с которым силой любви и магии мы стали единым целым — его душа просто истечет кровью в вечной разлуке со мною.
Я оглушенно помотала головой. Наверное, я и впрямь была слишком, непростительно счастлива, ещё нынче утром была, и завистливые боги, оскорбившись, решили меня наказать, низвергнув в бездонный колодец одиночества и отчаянья. И им это удалось. Трудно было придумать что-нибудь страшнее.
Мир вокруг меня подернулся влажной пеленой. Усилием воли я загнала слезы обратно и выпрямилась. Мое тело снова подчинялось мне, и я не собиралась покорно скулить у ног своего заклятого врага. Напротив, меня охватила злость. И, едва ее ощутив, в моей груди робко шевельнулась затаившаяся змейка.
Одиночество? А вот это ещё с какой стороны посмотреть! Как ни странно, мне стало чуть легче.
— Да, это было очень глупо с твоей стороны — вернуться в Преславицу, — противно хехекнул старикашка. — Впрочем, будь ты умнее, то не стала бы даже пытаться от меня сбежать. А была бы совсем умной, то по сей день сидела бы в своем медвежьем углу — где ты там росла? Пока ты не объявилась в княжеских палатах, я и не подозревал о твоем существовании. Хотя, рано или поздно я бы тебя все равно отыскал, в какую бы мышиную нору ты не забилась.
Но как тебе только достало ума спрятаться у эльфов?! Ума не приложу — как ты смогла с ними договориться? Кстати, не хочешь мне рассказать, чем именно ты взяла перворожденных зазнаек? Нет? Ну, я так и думал. Ничего, попозже я тобой займусь — все выложишь, как миленькая. Ведь даже я пока не рискую связываться со старшими народами! Но это только пока.
Ага, значит, ты, старый пенек, все-таки побаиваешься Перворожденных? Как жаль, что эльфийская следилка осталась валяться в кучке амулетов! Так Эрвиэль и не узнает, кто виноват в моей смерти. И на помощь я его позвать не смогу. Хотя нет, этого я бы ни за что не стала делать — не хватало ещё, чтобы мои ушастики рисковали из-за меня жизнью.
— Ну, а кентавры? — ляпнула я и прикусила язык. Не стоит лишний раз демонстрировать проницательному Сивелию свою осведомленность.
— А ты откуда знаешь? — остренько глянул на меня колдун. Вот, так и знала, сразу заметил мою оплошность!
— Да так, — как можно равнодушнее ответила я, — что-то подобное краем уха слышала.
— С кентаврами у меня старые счеты, — дернул плечом старик. — Но я их хваленым магам не по зубам. К сожалению, они мне тоже. Опять же — пока.
— А драконы? Драконы-то, наверное, никому не по зубам, даже вам? Хотя, наверное, с ними связываться — себе дороже!
Осторожнее, ещё раз напомнила я себе, Сивелий — не Владан, перед ним уж совсем деревенскую дурочку ломать не стоит. Пусть зловредный чернокнижник и дает мне всячески понять, что ума у меня — кот наплакал, однако вряд ли он позабыл, как лихо я смоталась из хорошо защищенного занорыша. Да ещё и следы запутала.
Однако на мое счастье колдун, видимо, решил, что от разговоров большой беды не случится, а там, глядишь — и девка брыкаться перестанет.
— Ну, как раз без драконов мне никак не обойтись. Но на них тоже своя управа имеется. К сожалению, мой бывший ученик, что б ему вечно гореть в Преисподней, додумался отдать… ммм… некий необходимый для этого предмет какой-то неумытой девахе, а сам потом взял, да и сдох. Позволил себя убить! Тупица, слабак! Девка тоже — как сквозь землю провалилась, вместе с артефактом. Ищи его теперь! И Тиамат эта хороша — девку ту видела, а этот…эээ…предмет у нее не отняла. Пять голов — и все безмозглые!
Надеюсь, на моем лице не отразилось ничего, кроме простодушного любопытства и недоумения ("что-то я не пойму, о чем это вы говорите? какие-то девки с пятью головами, тупицы с артефактами… а слово "Тиамат" я и вообще впервые слышу!"). Потому что мои мысли разом сорвались с места и понеслись вскачь, не разбирая дороги, прямо по кочкам и рытвинам. Значит, Сивелий до сих пор не догадывается, что та самая злополучная девка-неумойка и есть я, а "некий артефакт" преспокойно полеживает в моем собственном ларце?? Очень хорошо, просто замечательно. Можно сказать, первая радость за сегодняшний день. Да вот только перстень Белого Дракона не должен попасть в жадные руки некроманта ни под каким видом; но если колдун узнает, где находится вожделенный артефакт, то он запросто вынудит Дара его отдать. К примеру, пригрозит ему, что запытает меня до смерти — и дело сделано. Этого нельзя допустить, причем любой ценой!
Да, и что же получается, Сивелий по-прежнему общается с Тиамат?! Впрочем, что тут странного — даже надежно замурованная повелительница Преисподней остается бесценным источником тайных знаний и магии. Ох…
Я непроизвольно поёжилась. Умной драконихе будет достаточно хоть однажды увидеть меня, чтобы она тут же узнала во мне ту самую девицу, сложила два и два и сообразила, как раздобыть перстень.
— А зачем вам ещё и драконы? — небрежно спросила я и затаила дыхание в ожидании ответа. — Вы ж и так всю Синедолию, да и не только ее, нежитью наводнили. Да какой! О воргах уже легенды слагают!
Точно, слагают. А потом делятся друг с другом надежными способами, как с этой дрянью половчее расправиться.
— Нежить — нежитью, а драконы — драконами, — рассудительно ответил Сивелий. Ага, значит, я все-таки угадала, предположив, что за расплодившимися монстрами стоит именно он!! — Синедолию я и в одиночку растопчу, — злорадно посулил некромант, — дайте срок.
— Что — надеетесь самостоятельно справиться с сотнями чародеев? — я скептически прищурилась.
— Я даже в этом не сомневаюсь, — презрительно ответил колдун. — Им нечего противопоставить имеющимся в моём распоряжении силам.
Ох, и ничего ж себе! Интересно, что же это могут быть за силы и как эта злобная немочь сумела их подчинить? И сумела ли? Ведь, судя по тому, что я о нем знаю, этот старикашка соврет — только краше сделается.
— Кроме того, — скривил тонкие губы старец, — я бы никому не посоветовал пытаться меня убить: конечно, такое маловероятно, но если это всё-таки случится, то моя смерть сама уничтожит моего убийцу, причем так, что тот пожалеет о том дне, когда родился. Расставаться с жизнью он будет долго и очень страшно. (Ох, мамочки…) Но вот, чтобы подчинить старшие народы, — продолжил вещать Сивелий, — мне потребуется уже не столько нежить, сколько безграничная власть над самыми сильными разумными существами этого мира — да и иных миров. Кстати, никто не умеет так легко пронзать межмировое пространство, как драконы. Но заметь: мне не нужны соратники, мне нужны слуги. Хотя недавно я сотворил пару-тройку новых чудовищ, против которых и кентавры будут бессильны. Позавчера я запустил одного из моих малышей в Восточные Горы — так, на пробу. Думаю, гномам понравилось, — старикашка гадко усмехнулся.
Бедные гномы, сочувственно скривилась я. Представляю, какую дрянь могла создать нездоровая фантазия Сивелия!
Мы помолчали.
— Слушайте, Сивелий, а зачем вам всё это? — осторожно поинтересовалась я.
— Что — это? — нахмурился старик.
— Ну, это всё? Власть над миром, к примеру? Что вы с нею будете делать? Править народами? Собирать с них дань? Интересно, как вы себе это представляете — с теми же эльфами или кентаврами, к примеру? И, кстати, вам что, не хватает золота? Или вы так любите повелевать?
— Я не нуждаюсь в золоте, — спокойно ответил колдун, разглядывая меня. — И покорность людей или нелюдей мне тоже безразлична. Мне нужны их жизни.
— Что???
— Жизни, — повторил он, — жизни разумных существ, положенные на алтарь эгрегора Зла. Ты хоть знаешь, что такое эгрегор?
— Слыхала, — дрожащим голосом ответила я.
— Ну, так вот, каждому покоренному мною разумному существу предстоит сделать выбор: либо искренне и безоговорочно стать адептом эгрегора Зла, отдав ему все силы своей души и разума (а кому-то и собственный магический дар), либо обагрить своей кровью его алтари. Ведь мощная астральная сущность, коей является эгрегор Зла, способна — заметь, единственная из всех! — воспринять и вобрать в себя не только веру и убеждения живых, но и некроэнергию, свою любимую пищу, в то время как для любого другого эгрегора жертва — этот всего лишь символ поклонения ему! И в этом плане магические народы мне куда интереснее людей — их смерть гораздо труднее и, как следствие, ярче, насыщеннее страданиями. Зато людей можно заставить принять любую идею и последовать за нею. Люди, знаешь ли, слабы и легко внушаемы.
Сивелий начал воодушевляться и повысил голос. Я же с нескрываемым ужасом смотрела на распаляющегося колдуна. А тот, не обращая внимания на мою реакцию, продолжал:
— А потом вслед за этим миром придет черед миров иных. И мне понадобятся могучие слуги, а также безусловная преданность и поддержка моих собственных магов, порожденных и взращенных мною, моей плоти и крови, моих соратников и наследников!
И вот тогда-то я, наконец, по праву стану главенствовать над всеми служителями эгрегора Зла! Я, только я, а вовсе не эта бестолковая ящерица Тиамат, ворочающаяся в своем подземелье! Более того, я смогу сам воплотиться в его сущность! Я…
Всё, больше не могу! Не могу и не хочу слушать бред сумасшедшего фанатика, намеревающегося стереть с лица земли десятки и сотни тысяч разумных существ. Причем, крайне опасного сумасшедшего: каким-то непостижимым образом я чувствовала, что в одном только кончике его мизинца было больше магии, чем во всей мне, и ему вполне по плечу сделать то, к чему он пока ещё только примеривался! О, Боги Пресветлые, как же ошибался Дар, полагая, что Тиамат заменила Сивелия на Владана из-за того, что старичок отказался проводить особо жуткие обряды и убивать людей сотнями! Да он их готов уничтожать сотнями тысяч, лишь бы только занять "почетное" место воплощенного Зла! Должно быть, в какой-то момент древняя дракониха поняла, что готовность чернокнижника идти по трупам включает и ее собственное тело, пусть не мертвое (бессмертная она, Тиамат-то!), но опустошенное и выпитое досуха. Вот она и попыталась придержать одержимого колдуна.
Да только есть ли на свете силы, способные остановить безжалостного убийцу?! Откуда в этом тщедушном тельце столько мощи? Где находится источник его нечеловеческого могущества? И как оторвать полоумного старика от этого демонова источника?
Не в силах дольше смотреть на брызжущего ненавистью чернокнижника, раздираемая на части жгучими вопросами, я, не дослушав Сивелия, зажала уши, выскочила из комнаты и стрелой полетела в сторону своих бывших покоев, звонко шлепая босыми ногами и распугивая встревоженных нойн. Я была готова своими руками запереться в застенке и выбросить ключ в окно, лишь бы только обрести хоть какое-нибудь, хоть самое призрачное укрытие от захлестывающего меня ужаса.
Однако постепенно я замедлила бег и перешла на шаг. Я не позволю себе сходить с ума от страха, как бы меня ни старались запугать! И если Сивелий надеется, что я, цепляясь за жизнь, сдамся, то его поджидает серьезное разочарование. Развернув плечи, я упрямо вздернула подбородок. Вот так.
В комнату я вошла с высоко поднятой головой. Затворив за собою дверь, я прижалась к ней спиной, приложила руку к груди и, мысленно обратившись внутрь себя, прошептала:
— Ну, что же, приветствую тебя, мой враг.
В светелке, снова ставшей моей тюрьмой, ничего не изменилось — словно я никуда и не уходила. Даже полотняное полотенце, брошенное мною в изножье постели, валялось на том же самом месте. На столе стояла пустая кружка, вся в некрасивых засохших разводах, а рядом на тарелке лежал кусок хлеба, зачерствевшего до состояния камня. Я провела пальцем по столешнице — пыль, пыль, всюду пыль. Бр-р-р!
Вздохнув, я открыла ларь, в котором, насколько я помнила, хранилась одежда. Как ни противно мне было надевать на себя принадлежащее колдуну платье, на сей раз выбора у меня не было. Ну, то есть, выбор-то присутствует всегда, однако перспектива ходить в одной простыне вдохновляла ещё меньше. Порывшись в тряпках, я обнаружила, что Сивелий придерживается традиционных взглядов на то, как должна быть одета женщина: в ларе было сколько угодно длинных, в пол, рубах, понев и сарафанов, но ни одних нормальных штанов. Что ж, привередничать мне не приходится — да, в общем-то, и недолго осталось.
Раздраженно морщась, я натянула простую белую рубашку и переплела косу. Подумав, обернула вокруг бедер полосатую поневу и небрежно затянула гашник. Выбрала самые толстые шерстяные чулки и широкий теплый плат: должно быть, к Дыре тоже подступала зима, и в светлице было зябко и промозгло.
В распахнутом зеве очага ещё с лета лежала сиротливая кучка дров. Ладно, убедили: помирать буду с удобствами. Щелкнув ногтями, я заставила поленья вспыхнуть. Вот и хорошо, вот и ладно. Теперь можно и поразмыслить.
Две вещи я знала совершенно точно. Первая: сумасшедшего колдуна необходимо уничтожить любой ценой. И вторая: ни моих магических, ни телесных сил на это не хватит. Впрочем, у меня оставалось кое-что, о чем многомудрый Сивелий даже не подозревал, и что я сама себе поклялась не использовать никогда и ни за что. Похоже, наступил как раз тот случай, когда придется переступить через собственные зароки. Насколько я поняла, о моей второй сущности некроманту невдомек; в ипостаси же змеевихи, пусть даже и недообращенной, мои сила и скорость многократно увеличиваются. И всё это совсем без магии, которую старикан учует за версту. И никакие браслеты подчинения мне не помеха. Можно рискнуть. Или мне повезет, или колдуну, спасая свою тощую шею, придется нас обеих уничтожить.
"Кое-что", почувствовав мой настрой, настороженно шевельнулось. Потерпи, мой враг, уже скоро. Скоро я буду готова даже к тому, чтобы добровольно уступить тебе свое место — в последней схватке. Правда, мы с тобою наверняка погибнем, и, как я понимаю, не самым легким образом — некромант совершенно недвусмысленно дал понять, что его смерть для убийцы будет страшнее его бессмертия.
Но, Боги Пресветлые, как же это было мучительно! Оказывается, страшнее всего расставаться вовсе не с жизнью — умереть я не боялась; должно быть, я не погрешила против истины, сказав однажды, что столько раз за последнее время встречалась со смертью, что утратила перед нею должный трепет. Гораздо больнее прощаться с быстро закончившимся счастьем, не тем, которое ты ещё только ждешь, а тем, которое уже состоялось, напитало тебя своей силой, заставило в себя поверить.
А ещё хуже — сознавать, что придется пожертвовать не только собою; что твоя гибель убьет того, чье дыхание для тебя дороже всех сокровищ мира. И неважно, что я понимала: без меня Дар всё равно не сможет жить; добровольно идти на верную смерть, тем самым обрекая на нее любимого — это совсем другое. Это как если бы я своими руками собиралась разрядить ему в грудь самострел или напоить его кровью жертвенный камень.
Однако самое жуткое — это представить, что мой замысел увенчается успехом, и уже полностью обращенная змеевиха сумеет каким-нибудь чудом увильнуть от гибели. И в один "прекрасный" день мой любимый разыщет меня — такую, в облике проклятой нежити, лишенную бессмертной души, и будет вынужден убить собственными руками…
Сивелий не соврал: ему и впрямь было не до меня. Но ведь он не знал, что время оказалось моим союзником. С каждым днем моя вторая сущность, которую больше не подавляла кровь Дара, становилась все сильнее. Примерно к началу третьих суток заточения я поняла, что она окрепла настолько, что при малейшем толчке уже может начаться частичная трансформация. Вообще, я начала подозревать, что снадобье, которым меня так усердно пичкал мой чародей, не нанесло змейке большого ущерба. Освободившись от его действия, чудовище пришло в себя как-то уж слишком быстро. Что ж, теперь мне это было только на руку.
Дни напролет я сидела у окна, скользя невидящим взглядом по каменистой пустоши, прислушиваясь к всё более уверенным движениям твари в своей груди, и вспоминала, вспоминала. Я неустанно и бережно перебирала в памяти каждый миг нашей с Даром любви, словно скупец — крупинки золота, словно голодный — крошки хлеба, нищий — медные гроши. Я заново переживала каждый взгляд своего любимого, каждое его слово, каждое прикосновение. Моя душа истекала слезами, но вместе с тем, закаляясь, обретала твердость, необходимую для последнего шага в бездну.
Между тем, за время моего отсутствия Дыра заметно оживилась. То есть, около замка всё оставалось по-прежнему. Но время от времени, опробуя свои возможности взаимодействия с второй сущностью, я изменяла зрение на змеиное. Вернее, на зрение оборотня — настоящие-то змеи видят не особо хорошо. Так вот, в такие моменты я легко могла разглядеть, что творится по краям занорыша, где всё было совсем иначе: то там, то сям в окружении всё тех же нойн довольно часто пробегали стаи нежити, среди которых я пару раз с содроганием заметила черные капюшоны мортисов. Также моё внимание привлекли крупные горбатые волки с несуразно длинными лапами — должно быть, те самые ворги, а однажды я увидала гигантскую костлявую тварь, похожую на мохнатого травяного коконопряда. Гусеница-переросток недовольно пятилась от осторожно теснящих ее нойн и то и дело норовила встать на дыбки, судорожно поводя здоровенными жвалами.
— Это костяной червь, — сообщил из-за моей спины сухой безразличный голос. — Красавец, не правда ли?
Вздрогнув, я, тем не менее, сумела удержать себя в руках и не обернуться прежде, чем мои слишком зоркие глаза не примут нормальный человеческий вид.
— Нежить?
— Разумеется. Совершенно незаменим, если требуется преподать незабываемый урок тому, кто считает себя неуязвимым лишь на том основании, что прячется в подземных ходах и пещерах. Костяной червь, смотря по ситуации, может действовать целиком или рассыпается на тысячи и десятки тысяч независимо действующих червячков. Его точная копия на днях неплохо порезвилась у горных гномов. Вряд ли теперь эти обнаглевшие коротышки посмеют отказывать мне в кое-каких камушках — и по первому же требованию! В Восточных Горах, знаешь ли, много того, что необходимо для моих опытов.
Да уж, мне ли не знать, как много интересного скрывают гномьи подземелья! Бедные гномы…
— По-моему, это просто гадость, — с отвращением произнесла я, отходя от окна.
— Я и не надеялся, что ты сумеешь осознать всю ценность моего шедевра, — равнодушно пожал плечами Сивелий. — Впрочем, мне это безразлично. Всё закончено.
— Что закончено? — я испуганно уставилась на старика.
— Думаю, Преславицы больше не существует. Как, собственно, и всех ее обитателей. Так что, судя по всему, ты уже можешь считать себя вдовой. Ну, или ею вот-вот станешь.
— Как это? — прошептала я, опускаясь на край ларя с одеждой.
— Сегодня рано утром столицу Синедолии со всех сторон окружила Белая мгла. Это моя самая последняя и, наверное, лучшая разработка, — с легким самодовольством в голосе сказал Сивелий, — могучее заклинание, сметающее всё на своем пути. На его изготовление мне потребовались годы времени и тысячи жертв. Белая мгла убивает всё живое и направляет некроэнергию прямиком эгрегору Зла! А уж мудрейшая и сильнейшая из астральных сущностей сумеет оценить по достоинству город, принесенный ей в жертву. И очень скоро я получу прямой доступ ко всем потокам силы, которыми располагает мой эгрегор! Ко всем, а не только к жалким крохам, до которых я могу дотянуться сейчас!
Полагаю, к следующему утру будет покончено не только с Преславицей, но и со всеми селами и городами южной Синедолии… демоны Преисподней, кто додумался выпустить вурдалаков, когда здесь находится костяной червь?! Безмозглые нойны, они разве не знают, что даже если я сумел заставить нежить не уничтожать подобных себе, то уж представителя другого вида она ни за что не пропустит?!
Ну, вот и всё. Некоторое время я сидела и тупо смотрела, как колдун, стоя перед распахнутым окном, делает короткие резкие пассы раскрытыми ладонями, словно разгоняя кого-то в разные стороны. Нежить подралась. Это хорошо. Чем меньше нежити останется, тем потом нашим будет легче ее уничтожить. Всё верно. Так и случится.
Краем оглушенного рассудка я сознавала, что утекают последние капли моей жизни. Ну и ладно. Лучше так, чем оставить в живых этого гнусного упыря, который только что соврал, будто убил моего любимого чародея. Старый пенек не знает, что Дар жив, иначе моё сердце уже разорвалось бы от боли. Но даже это теперь всё равно.
Знакомая волна лютой ярости, вскипев, затопила мое сознание, и я впервые осознанно, по собственной воле и даже с неким болезненным наслаждением отпустила на свободу нетерпеливо поскуливающую тварь.
И в тот же миг бесшумно рассыпались в тончайшую пыль браслеты подчинения, надетые на мои запястья Сивелием. Вырвавшиеся на волю змеиные чары походя распылили чужую магию.
Она оказалась хитра, моя вторая сущность. Как ни рвался из нашей с нею груди свирепый рык, она сумела совладать с нами обеими и бесшумной молнией метнулась к сухонькой фигурке у окна. Её инстинкт змеевихи требовал как можно скорее дотянуться до смертельного врага, колдуна, чья магия казалась безграничной, но одно-единственное прикосновение проклятого оборотня должно было сделать ее ничтожной. Её природа требовала уничтожить стоящего перед ней мужчину, и в первый раз за все эти месяцы я не пыталась ее остановить. В ее действиях не было ни крошки магии; так что могучий чернокнижник, черпающий, как я теперь поняла, свои силы не у стихий, как другие чародеи, а у самого эгрегора Зла, даже не почувствовал, что вот-вот умрет, пока мои пальцы, украсившиеся длинными кривыми когтями не впились ему в костлявые плечи, а острые клыки не сомкнулись на шее.
Я не видела его лица и могла только догадываться, какие чувства отразились на нем в то мгновение, когда он понял, что его безмерная сила неким необъяснимым образом вдруг обернулась дрожащей старческой немощью, и смерть, прежде такая невозможно далекая, совсем нестрашная, довольно и снисходительно ухмыльнулась прямо в его гаснущие глаза. Он слишком долго бегал от нее, самыми разными способами оттягивая миг их встречи — и вот теперь он настал, тогда, когда он его меньше всего ожидал.
По-моему, некромант даже не сразу понял, кто сумел оборвать его земную жизнь. Остатком своего человеческого, ведовского разума я ощущала, как отчаянно продолжает цепляться за хилое тело черная душа Сивелия, а тем временем мои сильные руки оборотня, повинуясь приказам крепнущей сущности змеевихи, рвали его на куски. Мне безумно хотелось снова пустить в ход клыки, ещё раз почувствовать на них жаркий вкус крови, однако что-то меня останавливало, словно я подозревала, что в жилах колдуна течет смертельный яд.
Лишь когда голова чернокнижника отлетела от туловища и, неровно и глухо стуча, покатилась прочь, я увидала, как от останков, в которых теперь трудно было признать человека, отделилась исполинская мрачная тень. Клубясь, словно грозовая туча, она постепенно перетекла в уродливую харю. Волна понимания и лютой ненависти исказила ее, едва безумные призрачно-дымные глаза остановились на мне. В тот же миг тень сложилась в огромное копье, которое, не задумываясь, ринулось вперед и пробило мою грудь, швырнув меня на пол. Выгнувшись, я захрипела.
От такого удара я была должна умереть в тот же миг. Однако этого не происходило. Моё тело жгло огнем, выворачивало наизнанку, ломало на части, но конец не наступал. Зловещее копье одновременно убивало меня и не подпускало ко мне смерть. И вот тогда мне стало понятно, что имел в виду Сивелий, говоря, что его гибель будет страшнее жизни.
Заклятье, наложенное чернокнижником на собственную душу, обрекало меня, его убийцу, на вечную смертную муку.
Черное копье мстительно подрагивало в моей груди. Казалось, оно, насыщаясь моими страданиями, становилось всё плотнее, всё материальнее, грозя перейти из мира призраков в мир живых. Наверное, если бы случилось что-либо подобное, на земле появился бы такой запредельный сгусток зла, что противопоставить ему было бы нечего.
Но… окутанный магией призрак вонзился в сердце уже не человека, а оборотня.
Моё изломанное, корчащееся от боли тело, стремительное и сильное тело змеевихи, словно налилось свинцом — так тяжело, так невозможно было оторвать от пола даже палец. А моя человеческая сущность, это жалкое, слабое создание, от которого уже почти ничего не осталось, больше не могла мне ничем помочь.
Ну, и бес с нею.
Собрав воедино каждую оставшуюся крупинку воли, пьянея от боли и ненависти ко всему мирозданию, я рванулась навстречу туманному копью, вбирая в себя его потустороннюю мощь. А агонизирующий человек обрывками своей магии каким-то чудом подтолкнул меня вперед, объединяя наши силы в этом самом последнем рывке.
Гаснущим взглядом я ещё успела увидеть, как зловещий призрак разлетелся на тысячи брызг, но уже не смогла этого осознать. Всё, что от меня осталось — это исковерканное тело с дымной дырой в груди.
— Пей! Ну же, Славка, ну пожалуйста! Ещё хоть один глоток!
Горячие густые капли потекли по моим губам. Затем соленая влага попала на язык. Я почувствовала, как по моему телу прокатилась нетерпеливая дрожь — с такой силой всё моё существо устремилось к этим драгоценным каплям.
— Смотри-ка, ресницы дрогнули, — прощебетал над ухом нежный голосок. — Добрый знак!
— Не знаю, что там за знак, — устало ответил измученный голос, от звука которого я затрепетала, — но если она сейчас не выпьет ещё хоть чуть-чуть, то все наши усилия пойдут насмарку. Ты же слышал, что сказал Тешен.
— Не пойдут, — уверенно чирикнул голосок. — Посмотри-ка: она задышала.
— Слав, Славка! Очнись! — в мою шею ткнулось что-то мягкое и щекотное. — Немедленно прекращай меня пугать! Дар, может мне ее укусить?
— Я тебе укушу! — пригрозил усталый голос.
— Не, ты зря, — не сдался мягкий и щекотный, — однажды знаешь, как помогло?
— Степ, уйди от греха.
— Не уйду, — сварливо огрызнулся Степа, — даже не мечтай. Эй, Славка, открой глазки! А ну, открывай сейчас же, кому говорю!!
— Славушка, ну, давай же!
По моим приоткрытым губам потекла тонкая струйка солёной влаги, и я негромко застонала от удовольствия. Чудесная жидкость, растекаясь по языку, буквально возвращала меня к жизни. Её теплый источник, словно почувствовав мою жажду, мягко прикоснулся ко рту. Глоток, ещё один… внезапно я ощутила, как ручейки доброй силы устремились в каждый уголок моего тела, и нетерпеливо распахнула глаза.
Так, оказывается, я по-прежнему нахожусь в "своих" покоях в Дыре. Точнее, лежу на полу — примерно там же, где упала, сраженная призрачным заклятием. Как ни странно, у меня ничего нигде не болит — вернее, я практически не ощущаю собственного тела, и уж тем более почти не могу заставить его пошевелиться. Но, по крайней мере, чувствую себя живой…
Дар, растрепанный и осунувшийся, стоял на коленях, прижимая к моим губам своё кровоточащее запястье и пристально вглядываясь мне в лицо. От любимого веяло таким отчаянием, что, мгновенно испугавшись, я дернулась к нему, пытаясь обнять его слабыми, совсем непослушными руками. Вздрогнув, он уставился на меня, а затем, быстро наклонившись, прижался сухой горячей щекой к моему ледяному лбу.
— Успел! — выдохнул он.
Руки не желали повиноваться своей хозяйке, но всё-таки, задыхаясь от усилия, я сумела затащить их на плечи чародея и попыталась притянуть его к себе.
— Ну вот, я же говорил, — нежно пропел незнакомый голосок, — всё будет в порядке.
— Это я, я говорил! — ревниво мяукнул Степка и подсунул голову мне под локоть, пытаясь оттереть Дара в сторону. Посопев, кот глубокомысленно добавил: — Ведь недаром же я ей целую жизнь отдал, одну из своих девяти! Ну, почти целую и почти отдал…
В переводе с кошачьего на человеческий это означало лишь одно: Степа замучил всех окружающих ценными советами по моему спасению. Достал, наверное, до зубовного скрежета…
— Не ссорьтесь, — прошептала я пересохшим ртом. — Дайте лучше попить. Нет, мой хороший, не твоей крови, а просто воды.
— Вот чего нет, того нет, — укоризненно сообщил кот, неизвестно к кому обращаясь.
— Ты ж здесь, вроде, старожил, — подначил его обладатель нежного голоса. — Не знаешь, где раздобыть водички?
Молча выпрямившись, Дар приподнял меня под плечи и выдернул прямо из воздуха большую глиняную кружку. Холодная вода потекла по моему подбородку, но я даже не заметила этого. Жмурясь от восторга и захлебываясь, я наслаждалась каждым глотком.
Насладившись сполна, я немедленно начала дрожать от холода: грязная, изодранная в клочья и намокшая от крови рубаха ничуть не защищала ни от промозглой сырости воздуха, ни от ледяного каменного пола, от которого меня отделял лишь влажный ковер.
— Д-д-дар, т-т-там в-в л-ларе од-д-дежд-да л-л-лежит-т-т…
— Вот ведь женщины! — хохотнул Степка. — Не успела очухаться — и сразу о тряпках!
— Х-х-холод-д-дно!
— Может, вы для начала переложите Веславу на кровать? — рассудительно предложил щебечущий голос.
Я попробовала скосить глаза — интересно, кто это у нас такой умный? Попытка не удалась: всё, что я сумела рассмотреть — это колышущееся, словно огонек на ветру, солнечно-рыжее пятнышко. Заблудившийся солнечный зайчик, что ли?
Дар решил последовать совету мудрого "зайчика". По-прежнему поддерживая меня под плечи, он пихнул куда-то в сторону пустую кружку и осторожно подсунул освободившуюся руку мне под колени. Потолок надо мною качнулся, пополз вбок, и через пару мгновений я почувствовала, что лежу уже не на жестком полу, а на мягкой-премягкой постели, на пухлой-препухлой подушке.
— Сп-п-пасиб-б-бо…. Но руб-б-башку д-д-другую д-д-дай, п-п-пожалуйста.
— Сейчас, моя родная, — мой чародей нехотя выпустил меня из своих объятий. — Степ, покажи мне, где одежда лежит.
— Конечно, — самодовольно фыркнул кот, — куда ж ты без меня? Моя Славушка льдом успеет покрыться, пока ты ей сухую одежку разыщешь!
— Степа. Не нарывайся.
— Это кто нарывается? Это я нарываюсь?! Да как твой язык только повернулся такое сказать??!!!
— Степа. Довольно.
Так, похоже, скоро у меня всё-таки будет на одного кота меньше. На этот раз мой голубчик определенно доиграется.
— А давай я тебя пока немного согрею, — вдруг чирикнул прямо рядом со мною нежный голос.
Следя за перепалкой мужа и кота, я как-то совсем упустила из вида, что в комнате есть кто-то ещё — голова пока варила не так, чтобы очень: помнила-то я вроде бы всё, однако соображала совсем неважно. Слегка повернув голову, я попыталась ещё раз рассмотреть неизвестное чудо — и изумленно ойкнула. Рядом со мною, прямо на подушке, сидел крошечный, размером с новорожденного котенка, огненно-рыжий дракончик.
— Ну что, согласна? — дружелюбно спросил он и облизнулся дрожащим раздвоенным язычком.
— Т-т-ты кт-т-то? — прошептала я, ошеломленно разглядывая малютку.
— Меня зовут Альбирео, — безмятежно прощебетал тот. — Я — янтарный дракон, старейшина рода.
Хорошо, что моих сил хватало только на шепот и лязганье зубами. Но про себя я всё-таки рассмеялась. Новорожденный котенок ну никак не походил на старейшину драконьего рода.
— Ой, — вдруг сообразила я, — ты — настоящий янтарник? А что, Горыныч тоже здесь?
— Здесь, здесь, — кивнул кроха, — и ты чуть позже непременно его увидишь. Так ты не возражаешь?
С грохотом упал перевернутый поставец, в котором ничего кроме нескольких тарелок отродясь не хранилось. Я услышала, как Дар негромко выругался сквозь зубы, а Степка гадко захихикал. Стукнула откинутая крышка. О, кажется, уже "теплее".
— А как ты меня греть собираешься? — с некоторым подозрением спросила я.
— Ну, как, как? — удивился малыш. — Я, между прочим, дракон! — и выдохнул вверх узкую струю пламени.
Оторопев, я проследила глазами за кинжально-острой струйкой огня и уставилась на появившееся на потолке аккуратное пятно копоти.
— Мда, впечатляет. Может, я лучше рубашку подожду? — перспектива изобразить запеченного молочного поросенка меня как-то совсем не порадовала.
Дракончик серебристо рассмеялся.
— Веслава, я же всё-таки дракон, а не печка безмозглая. Ну, протяни руку, не бойся.
Точно, мозги по-прежнему пребывали в отключке. Иначе как ещё можно объяснить то, что я послушно протянула малявке дрожащие от слабости и холода пальцы. Ну, вроде как рукой больше, рукой меньше — а у нас не считают, да и вообще уже всё равно.
Однако, вопреки ожиданиям, из пасти огненно-рыжего чуда вырвалось не свирепое пламя, а тонкая струйка не очень горячего воздуха. Моя ладонь сама потянулась к мордочке дракоши.
— Ну, вот, — радостно чирикнул тот, — ты больше не боишься. Прекрасно! — и выдохнул целое облако тепла, заставив меня зажмуриться от удовольствия.
— Спасибо, Альби, — раздался совсем рядом голос Дара, — у тебя просто здорово получается. Но дай-ка, я все же переодену эти лохмотья. Незачем их сушить.
— Хорошо, — пропел дракончик, — но потом я ее ещё погрею. Так твоя жена быстрее пойдет на поправку.
— Молодец, что напомнил, — к моим губам снова прижалось сочащееся кровью запястье. — Ну-ка, Славик, пей.
— М-м-м??
— Не мычи, а пей. Ну нет у меня с собою того зелья, в котором надо кровь разводить. Так что, не привередничай давай.
Всё верно, я наконец-то вспомнила: кровь моей второй половинки — это то самое лекарство, которое может выдернуть меня даже с того света. Ну, если не очень далеко уйду, конечно. Вот что, оказывается, Дар имел в виду, когда сказал "Успел!". Я покорно принялась глотать пахнущую солью и железом жидкость.
Теперь силы возвращались ко мне с каждым новым глотком. Очень скоро я смогла не только сесть (с помощью моего любимого чародея, конечно) и самостоятельно натянуть чистую рубаху, но ещё и строго — правда, пока ещё только шепотом — цыкнуть на потерявшего всякий стыд кота, решившего, что уж ему-то на время моего переодевания вовсе не обязательно отворачиваться. Тактичный Альбирео предупредительно перепорхнул на оконницу и принялся разглядывать берущие за душу пейзажи Дыры.
Бу-бух!! Замок покойного Сивелия затрясся от основания до крыши — даже что-то такое колючее нам на головы посыпалось. Следом за ударом раздался истошный вой, свист и чьи-то торжествующие вопли. Слов я, правда, не разобрала, но голос показался знакомым. Несмотря на шум и крики, никто кроме меня даже и ухом не повел.
— Дар, а там, снаружи, что происходит-то? — робко спросила я.
— А это стая вурдалаков к входу в замок попыталась прорваться, — вместо чародея ответил дракончик, с живым интересом следящий за событиями. Затем малыш плотоядно облизнулся и сам у себя спросил: — Пойти, что ли, тоже нежить погонять?
— Кто-то, между прочим, обещал бедную девочку погреть, — противным голосом сообщил коварный Степка. — На тебя, Альби, вся надежда и осталась: меня эта ушибленная на голову прочь гонит, от мужа ее вообще никакого толку…
От возмущения — или от очередного глотка крови — у меня даже голос прорезался.
— Степа! Я тебя, конечно, очень люблю, но, по-моему, сейчас ты переходишь всё границы! Может, тебе пойти погулять? Вурдалаков опять же погоняешь…
— Вот она, женская благодарность, — мученически закатив глаза, протянул кошак, а затем злорадно прибавил: — Да что с тебя взять, упырица! Кровопийца! Давай, спасай ее после этого!
Ох! Боги Пресветлые! Точно. Как это я могла позабыть? Ужас-то какой!!
— Дар, — вцепилась я обеими руками в рукав чародея, — Дар! Послушай! Что со мною? Я ведь точно помню, что обратилась! В последний момент мне пришлось полностью уступить место своей второй сущности — она успела здорово окрепнуть без зелья с твоей кровью, — а другого способа справиться с этим ненормальным колдуном у меня не было. Ну, чтобы самой, без нее…. Я выпустила ее на волю. И она… я… мы растерзали Сивелия!!! Но ты знаешь, он ведь на себя наложил посмертное заклятие, обрекающее на вечную смертную муку его убийцу. А почему я тогда жива? И больше не мучаюсь?.. Постой-ка, получается, я теперь змеевиха?! Но… это же не так!! Я ее сейчас даже не чувствую…
— Так вот оно как всё было… — задумчиво протянул чародей, с любопытством выслушавший мою сумбурную речь. — А мы-то гадали: как тебе удалось убить столь могучего чародея, да ещё и самой выжить.
— И как же?
— Старикана убила оборотниха, сумев блокировать его магию. И посмертное проклятье ударило не по тебе — по ней. И с ним справилась тоже она. Кстати, я и не предполагал, что эта способность змей-оборотней проявляется даже при неполном обращении. Но, видимо, получилось так, что последнее колдовство Сивелия оказалось слишком мощным, хотя он, наверное, и помыслить не мог, что в принципе существует сила, способная ему противостоять. Твоя вторая сущность всё-таки сумела развеять чары, но при этом погибла сама.
— Она нас всех спасла! — прошептала я, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами. Никогда не думала, что однажды буду плакать по змеевихе… — Дар, мне так ее жаль…
— Она спасала только себя, — хмуро возразил чародей. — И да, судя по всему — погибла. По крайней мере, я ее тоже больше в тебе не ощущаю. К счастью, твоя человеческая ипостась как-то сумела устоять. Всех нас спасла ты — и выжила.
Я немного помолчала, переваривая услышанное. Сидящий рядышком Дар молча перебирал мои пальцы. Как-то он уж очень невесело выглядит, несмотря на то, что, по его словам, все спасены, и даже я почти жива-здорова. И в моё лицо вглядывается с каким-то беспокойством и, я бы даже сказала, сожалением…
Снаружи опять что-то заревело и грохнулось.
— А… кто там нежить гоняет?
— Драконы, — пробормотал Дар, целуя мою ладонь. — Спелись с эльфами и устроили образцово-показательную охоту.
— Драконы? Эльфы?! Какие ещё эльфы?? Как они вообще тут оказались???!
— Только благодаря мне, — твердо сказал кот, нагло щурясь на Дара, — а вовсе не стараниями твоего растяпы-мужа. Говорил ведь я тебе: не женись на нем, Славка!
— Я и не женилась, я замуж вышла, и очень счастлива. Степ, ты нынче какой-то странный, прямо как с цепи сорвался. Тебя что, мыши покусали? — мы словно опять вернулись в те далекие времена, когда ревнивый кошак старательно блюл мою девичью честь, не давая влюбленному Дару даже толком за руку меня взять.
— Слав, Степан просто винит меня в том, что я проглядел ловушку Сивелия, — вздохнул Дар. — И я с ним совершенно согласен. Нет-нет, даже не спорь. Я не имел права отойти от тебя ни на шаг, зная, что старый колдун охотится за тобой. И отцовский дворец — вовсе не исключение. А я этого не сделал, понадеявшись на охранные заклинания. И именно Степка первым обнаружил твое исчезновение: ты ему зачем-то позарез понадобилась, а ждать твоего возвращения он не пожелал. Прошмыгнул в баню — а там только кучка одежды и амулеты горочкой.
Ну, коты вообще хорошо магию чувствуют, а уж Степан в этом деле вообще непревзойденный мастер (кошак немедленно задрал нос). Он тут же учуял уже знакомое ему заклинание переноса, а потом даже заметил след этих чар на банщице. Тетка как раз пришла всё прибрать да затереть. А там уже наш котик бузит так, что едва ль не полдворца сбежалось. Бабу эту лично Гордята допрашивал — до тех пор, пока та ещё могла отвечать. Да только она ничего толком не знала — сделала, что велено, вот и все дела.
— А велел-то кто? Сам Сивелий, что ли?! — я даже позабыла возмутиться тем, что мой чародей снова решил заняться глупым и неоправданным самобичеванием — не без Степкиной, как я понимаю, помощи.
— Да нет, жена Гордяты, Северина, быстро сообразила, что ключница-то наша дворцовая прежде была доверенной служанкой княгини Валины. Вот так цепочка и выстроилась. Ох, отец теперь лютует! Личная дружина поднята по тревоге. Семью, свиту и слуг взгрел так, что по сей день чешутся. Ключницу эту… — Дар выразительно махнул рукой. — Даже Валину казнить велел — государственная, говорит, измена.
— И что же, казнил? — охнула я.
— Да нет, пока под стражей держит. От Валины-то к Дивее снова тропочка наметилась. А та, как не крути — мать наследника престола.
— Ох уж эта ваша политика! — в сердцах сказала я. — Век бы с нею не встречаться!
— Ладно, — усмехнулся Дар, — слушай, что было дальше. Пока все по двору скакали да банщицу по полу размазывали, Степка наш Аллардиэля с Унгором разыскал, да все им вывалил. Эльфенок как в баню влетел, так сразу к твоим амулетам и кинулся. Помнишь ту следилку, что тебе Эрвиэль навесил?
— Ещё бы, — пробормотала я, — такое захочешь — не забудешь.
— Ну вот, Ал ее мигом цапнул да пополам разломил. А потом ещё и каблуком растер для верности. Вот именно, Слав, мольбу о помощи послал. Ты изумлена? А теперь представь, как мы там ахнули, когда два дня спустя в аккурат посреди великокняжеского подворья открылась изрядная кротовина, и оттуда вывалилось полторы дюжины вооруженных до зубов эльфов, три кентавра, десяток гномов с топориками наперевес и тот самый орк, с которым ты так мило любезничала в лесу по пути в гномьи земли!
— О-бал-деть!! — по слогам произнесла я. — Это как же у них вышло?
— Вышло-то всё, как я понимаю, совсем несложно. Оказывается, тот самый баэлнорн, которого ты до судорог боялась, магистр Бранниан, может легко и непринужденно проложить кротовину хоть на другой конец света. Да и вообще, он маг такой силы, что ещё поискать!
— Так что ж он не колдует? — удивилась я. — Эльфы-то вот уже два века без магии стонут.
— А не хочет, — встрял кот. — Я, говорит, и не эльф больше, а этот, ну, как его?.. лич, во! Всё могу, но ничего не буду. Вот ведь какие несознательные личности встречаются!
— Ну да, примерно так, — кивнул Дар, поплотнее укутывая меня в покрывало. — Магистр Бранниан действительно отошел от магических практик и полностью посвятил свое посмертное существование чистой науке. Даже тот эликсир для тебя он готовил в виде очень большого исключения — или эксперимента, кто его разберет. Ну а тут Эрвиэль его к стенке припер, вот и пришлось магистру организовать переброску сводного отряда старших народов, направляющегося выручать одну молоденькую ведунью.
— Что, и сам Эрвиэль здесь?!!
— Собственной персоной. По первому же зову твоего амулета пренебрег всеми условностями, лишь бы вызволить тебя из беды. Кстати, он уже успел подружиться с Кернунносом на почве общей нелегкой доли — ведь теперь супруг Данары повелевает всеми драконами долины. Да, милая, Перворожденные ящеры, конечно, предпочитают одиночество, но и они порой нуждаются в организующем начале. Так что, можно считать, что эльфы остались верны своему слову и, хоть и пришли тебе на выручку, но сражаются бок обок не с людьми, а с драконами — по крайней мере, их правитель. Вон, летают на пару — один крыльями машет и нежить огнем поливает, а второй у него на загривке сидит, руками полощет да улюлюкает. Ты мне дашь по порядку рассказать?
— Я, я расскажу! — запрыгал по моей постели Степка. Кошаку надоело дуться, тем более, его заслуги уже были озвучены и признаны, да не кем попало, а заклятым соперником. — Ты только прикинь, Славка, какие рожи были у стражников, когда в двух шагах от дворца из воздуха поперли разнообразные герои преданий, сказок и легенд! Особенно кентавры всех впечатлили!! Да и вообще — сперва ты невесть куда сгинула среди бела дня, а потом вот такое безобразие! Ну как тут не занервничать?! Думаю, даже хорошо, что о той войне со старшими народами уже никто из людей толком не помнит. Не то мигом бы непрошеных гостей в ножи взяли! А так — лишь окружили, да самострелами чуток потыкали.
— Да уж, — покрутил головою Дар, — совсем нехорошо могло получиться.
— Короче, — отмахнулся от него кот, дескать, не мешай рассказывать, — наши кто за самострел схватился, кто за секиру, эльфы — за мечи, гномы — за топорики. Орк кистенем помахивает, разбойник этакий. Кентавры подковы свои полупудовые проверяют да огненные шарики из ладони в ладонь перекидывают. Дворня и свита княжеская изо всех щелей лезет. И вдруг — бац! — парадная дверь настежь, и с красного крыльца кубарем Аллардиэль скатывается. Ужом между стражниками проскочил и хлоп на одно колено перед Эрвиэлем: "Приветствую Вас, о, Правитель". А затем другому эльфу на шею бросается: "Здравствуй, папа!". Ну, смотрю, у свитских личики повытягивались — прям залюбуешься! Они и одну-то ушастую напасть никак изловить не могут, а тут к нему такое подкрепление пожаловало.
— Степа, — нежно пощебетал Альбирео, — у тебя, мой друг, талант рассказчика!
— Вернее, сказочника, — буркнула я.
— Не важно, — качнул головой дракончик. — Я просто заслушался.
Степка приосанился.
— Вот, хоть кто-то оценил меня по достоинству!
— В общем, — продолжил Дар, ничуть не впечатленный Степкиной риторикой, — хорошо, что поблизости Гордята случился. По-моему, он получил огромное удовольствие от того, что они с Эрвиэлем поменялись местами, и теперь он хозяин, а тот — гость.
— Точно-точно, — гаденько ухмыльнулся кот, — а там и сам великий князь на крылечко вывалился. Красный, потный — очередной разгон домочадцам давал, пыхтит, утирается. Пожалуйте в палаты, говорит, гости дорогие, извините, что нынче мы без церемоний, у нас тут государственная измена приключилась, так палачи не справляются, приходится помогать.
— Степ, — укоризненно вздохнул чародей, — ну что ты врешь? Когда отец такое говорил? Он великий князь или скоморох ярмарочный?
— Говорил-говорил, — скороговоркой пробормотал кот. — Что, если князь, так уже и не человек вовсе? Словом, успокоились гости дорогие и прошли в палаты великокняжеские, отдыхать с дороги. Только кентавры по лестницам ходить не любят, так их сразу в столовом покое и разместили.
— Потрясающе, — чирикнул Альбирео. — Степа, ты неподражаем! А как мы прилетели, тоже можешь рассказать?
— Чего не видел — о том и врать не буду, — с достоинством отказался кот.
— Драконы прилетели ещё через день, — сказал Дар. — Я ведь отправил Тешену светлячка-гонца, едва узнал о твоем исчезновении. В общем, не успела Преславица придти в себя после "нашествия" старших народов, как на берегу Светлой приземлились восемь здоровенных ящеров, среди которых Данара — самая изящная. Ни Тешена, ни Ваньки, ни тем более Альбирео с Горынычем рядом с ними городская стража просто не заметила. Бравые вояки даже и не подумали за оружие хвататься. Ворота зачинили и давай в медное било дубасить. Умные они у нас, стражники — спасу нет. Дракону ворота, ясное дело, большая помеха…. Так ведь и колотили, пока им лично воевода Горобой в зубы не насовал. Хорошо хоть через бойницы плеваться не пробовали…
— Только мы в город всё равно залетать не собирались, — мелодично пропел янтарный дракоша. — Ну, сама посуди, где, скажем, Кернуннос, сможет там поместиться? Он же не кентавр, в конце-то концов, чтобы в столовый покой втиснуться. Мы-то с Горынычем, конечно, не связаны подобными условностями, — довольно хихикнул Альбирео, ничуть не комплексующий рядом со своими гигантскими сородичами.
— Ну, вот, а потом мы вместе с чародеями-кентаврами ещё полтора дня искали этот бесов занорыш — Сивелий, не будь дураком, после твоего побега умудрился его слегка сместить относительно нашего мира, так что пришлось изрядно помучиться. А уж когда его нашли, всё стало гораздо проще. Драконы сюда проскочили, как по маслу, несмотря на все охранные заклинания. И нас перенесли. А тут уж Степка тебя быстро разыскал.
— Да, Сивелий мне говорил, что лучше драконов никто не может пронзать межмировое пространство, — задумчиво кивнула я, поглаживая довольного собою кота.
— А теперь они вместе с эльфами последнюю нежить уже добивают. Там на них какая-то здоровенная гусеница попыталась сходу наскочить, так Данара её в одиночку по ветру развеяла, даже пепла не осталось.
— Эта тварь называлась "костяной червь". Старый бес хвастался, что натравил такого на горных гномов…
— Всё-то ты знаешь, — недовольно мяукнул кот. — Ну, ладно, может, горные коротышки теперь посговорчивее станут!
— Точно. Он тоже на это рассчитывал…. Послушайте-ка, — вдруг сообразила я, — А что с Преславицей? Сивелий мне сказал, что напустил на город какое-то жуткое заклятье, Белая мгла называется, которое должно уничтожить всё живое в городе и вокруг него! Вообще весь юг Синедолии!!
— Ты и об этом слышала, — помрачнел Дар, — а я пока не хотел тебе рассказывать, чтобы не расстраивать. Только ляг, не прыгай. Да уж, такую жуть даже трудно выдумать. Она пьет жизнь, словно воду. Уничтожает всё живое, вплоть до последней травинки, оставляя за собою только мертвую пустошь. Не прилети вместе с Тешеном драконы — и я даже не представляю, что бы было. Чародеев, конечно, в Преславице собралось немало, и от магии эта дрянь очень даже разрушалась, так что, думаю, к городским стенам мы ее по любому не пропустили бы. Однако, пока бы мы окончательно разобрались в природе чар, пока подобрали бы ответное заклинание…. Людей и так полегло немало, а было бы гораздо больше.
— А что драконы?
— Да они и разбираться не стали. Просто выжгли эту белесую муть к бесовой матери! — кот тявкнул так гордо, словно сам плевался огнем бок обок с ящерами. — Едва увидали, как она в сторону стен Преславицы ползет и за собою мертвую пустошь оставляет, так и принялись огнем поливать. Так что, теперь вокруг Преславицы на полверсты даже земля обуглилась — почти от самых посадов. У драконов какое-то особенно жаркое пламя есть — всё горит, хоть камни, хоть чары.
— Есть, — грациозно кивнул Альбирео, очень довольный.
— А где Тешен, где Ванька?
— Ванька наш сидит под стражей — его Радош со Смеляной сторожат. Не то он уже на полном серьезе собрался идти войной на Сивелия и вовсю доставал Кернунноса, чтобы тот протащил его в Дыру в своей пасти. Едва не уговорил — ты ж его знаешь. Тешен, Зоран и Смеян здесь, обыскивают замок.
— А что же гномы, кентавры? Они тоже тут?
— Ага, точно, а теперь представь себе кентавра верхом на драконе! Нет, они вместе с остальными нашими чародеями и двумя драконами нежить по Синедолии гоняют. Она, нежить то есть, с ночи словно озверела. Лезет напролом, даже прятаться не пытается. Мечется, между собой грызется.
— Интересно, а сколько я тут без сознания провалялась? — заинтересовалась я.
— Не знаю, — хмуро проворчал Дар, — может, и недолго, а может, и целые сутки.
— Значит, возможно, нежить просто перестала получать команды от Сивелия — ну, когда я его того… убила? Или наоборот — сработало ещё какое-нибудь посмертное проклятие старого колдуна?
— Ещё как возможно, — прощебетал дракончик. — Дар, мы вообще-то собираемся отсюда уходить или остаемся?
Чародей внимательно меня оглядел, затем, приложив ладони к моей груди, прислушался. Какая-то тень снова промелькнула у него в глазах. Смятение? Растерянность? Тревога?
— Что? Что такое? — я попыталась привстать.
— Ничего, ничего, полежи пока, — Дар неловко отвел взгляд. — Ты как себя чувствуешь?
— Да нормально, — удивленно ответила я, — особенно, если принять во внимание, что ты меня только что с того света вытащил.
— Ну, вот и хорошо. Ещё немного отдохнешь, и я тебя отнесу к Данаре, а она нас в Преславицу переправит. Боюсь, обычные чары перехода ты не переживешь.
— Всё так плохо? — у меня задрожали губы.
— Да нет же! — преувеличенно бодро ответил мой чародей. — Просто ты ещё очень слаба. Хоть змеевиха и приняла на себя основной удар, тебе тоже досталось. Силы выпиты досуха, аура сожжена едва ль не дотла…
— А от магии вообще полный пшик остался, — радостно закончил фразу Степка.
— Степа, — простонал Дар, — ну я же просил!
— А что я такого сказал? — искренне удивился кот. — Это ж всё Тешен твой начал…
— А я просил не дергать мою жену по пустякам, а дать ей хоть немного придти в себя и окрепнуть, прежде чем взваливать на нее ещё и такое!..
Пустяки??? И он называет то, что моя магия иссякла, пустяками?!
— Дар, — испуганно прошептала я, — но почему? Я ведь совсем не колдовала, чтобы истощиться. Ну, подумай сам: разве я смогла бы сладить с самим Сивелием с помощью своей волшбы? Поэтому я и уступила место второй сущности, которая была намного сильнее физически, да ещё могла нейтрализовать чужую магию, даже такую могучую. Она сама со всем справилась — наверное…
Чародей ещё больше помрачнел.
— И, тем не менее, это так. Прислушайся к себе — и поймешь.
Точно. Он прав. Я ведь действительно больше не ощущала в себе ни капли магии. Не могла нащупать даже отголосков ведовской силы. В груди, около сердца, поселилась странная пустота, слишком обширная, чтобы быть незаметной. Не желая в это верить, я пробормотала заклинание иллюзии — одно из самых легких, сделала пасс рукой. И ни-че-го…. Ни мышки, ни птички, ни мотылька.
— Скажи, это скоро пройдет? — я умоляюще посмотрела на Дара. Тот сочувственно моргнул.
— Не знаю, Славушка. Надеюсь, скоро. Но не хочу тебя обманывать — иногда случается так, что сильное проклятье как бы отсекает чародея от его магии. Тешен говорит, что порою навсегда. И это совсем не похоже на магическое истощение, которое, конечно, смертельно опасно, но хотя бы изучено и понятно…
Застонав, я закрыла глаза. Только сейчас я сообразила, что чародей даже не стал мешать моей попытке поколдовать, что при разрушенной ауре было смертельно опасно. Значит, Дар знал наверняка, что у меня всё равно ничего не выйдет — нечем…
Старый колдун, чтоб его демоны Преисподней ещё раз на кусочки порвали, всё-таки успел сделать мне "на прощание" незабываемый "подарок"! В этот миг я меньше всего думала о тех муках, которые испытывают отлученные от магии чародеи. Но, Боги Пресветлые, как же я теперь посмотрю в глаза своему любимому?! Я, превратившаяся в самую обычную пустышку…
— Прекрати немедленно, — шепнул мне на ухо родной голос, — даже не смей думать свои глупости.
Я горько всхлипнула. В тот же миг мой чародей бережно поднял меня на руки и прижал к груди.
— Мне плевать на всю магию мира, — негромко сказал он, нежно баюкая меня в своих объятиях, — плевать на всех чародеев, ведунов и алхимиков. Я люблю тебя, и любил бы, даже если бы ты никогда не умела наколдовать простого светлячка. Я переживаю только потому, что не хочу, чтобы ты из-за этого страдала. Да забудь ты об этой магии. Ведь жила ты как-то почти всю жизнь без нее! Твои знания и умения знахарки всё равно никуда не денутся. Захочешь — будешь, как и прежде, травами лечить. Лечат же эльфы! И вообще — ещё рано делать какие-то выводы. Дай-то Боги, дня за три я смогу залатать твою ауру, и к концу седмицы она уже заработает самостоятельно, без подпитки извне. Вот тогда и посмотрим. Ну, не надо, малыш, не плачь, пожалуйста! Нет ничего, что стоило бы твоих слез.
— А что же твой отец? — продудела я в теплое надежное плечо, понимая, что все эти "рано делать выводы" и "тогда и посмотрим" — не более чем довольно неловкая попытка хоть как-то меня утешить. — Он ведь так мечтал о династии чародеев!
— Видишь, какие разные у всех мечты, — пробормотал Дар, зарываясь лицом в мои волосы. — А я мечтал о тебе. И мне всё равно, будут наши дети магами или не будут. Главное, чтобы со мною рядом была ты.
Я недоверчиво подняла заплаканные глаза. Мой любимый чародей наклонился и легко коснулся губами моих губ. В его взгляде было столько любви и ласкового терпения, что в тот же самый миг я поверила каждому его слову, а мои тревоги вдруг начали стремительно таять, словно призраки на утреннем солнце. И я поняла, что все наши беды, наконец-то, закончились, отныне мы уж точно будем жить долго и счастливо, и умрем в один день.
А магия? Что ж, и без нее люди живут.