Мой любовник

ГЛАВА 59

Чтобы отвезти женщину в ее родовое поместье они воспользовались каретой, оставленной на конюшне. Тормент взял на себя управление поводьями, в то время как Дариус остался с женщиной в карете, желая обеспечить ей комфорт, понимая, что предложить ей особо нечего. Поездка была долгой, и цокот копыт, доносящийся спереди сильный скрип скамьи, и хлыст хомута были столько громкими, что исключали всякую возможность завязать беседу.

Хотя Дариус прекрасно понимал, что даже будь их транспортное средство тихо, как сам шепот и спокоен, как вода в кубке, их драгоценный груз не проронил бы ни слова. Она отказывалась от питья и еды, и ничего не делала, кроме как сидела, сосредоточившись на пейзаже, пока они проносились через фермерские угодья, деревушку и лес.

Пока они держали курс в южном направлении, Дариусу пришло в голову, что симпат, должно быть, внушил ей, будто она каким-то образом привязана к месту, где ее держали в первый раз сразу после похищения, и предполагала, что этот парный экипаж доставит ее в тот каменный особняк… в противном случае, она бы рискнула дематериализоваться за пределы досягаемости.

Как не прискорбно, но о таком исчезновении на данный момент нужды беспокоиться не было, потому, как она была слишком слаба… хотя, ему следовало бы быть начеку. Учитывая ее мученическое выражение терпения, он имел четкое представление, что она чувствовала себя заключенной, не смотря на обретенную свободу.

Возникло искушение послать Тормента вперед, с известием для ее мамэн и отца о хорошей вести, что она спасена, но Дариус сдержался. Многое могло произойти в течение поездки, и ему было необходимо, чтобы Тормент управлял лошадьми, пока он присматривает за женщиной. С учетом потенциальной угрозы со стороны людей, лессеров и симпатов, они с Тором держали свое оружие наготове, но, тем не менее, Дариус не отказался бы от подкрепления. Если бы только был способ связаться с другими Братьями и позвать их…

Уже близилось к рассвету, когда истощенные лошади ввезли их в деревню, на пути к дому женщины.

Словно узнав место, где они находились, она подняла голову, ее губы зашевелились, а глаза расширились, наполнившись слезами.

Наклонившись и протянув к ней ладони, Дариус сказал:

— Успокойся… это должно быть…

Когда ее взгляд переместился на него, он увидел немой крик, сдерживаемый в ее душе. «Только не это», произнесла она одними губами.

А затем дематериализовалась прямо из кареты.

Дариус выругался и ударил кулаком о боковую панель кареты. Когда Тормент остановил лошадей, он выскочил наружу…

Она не могла далеко уйти.

Ее белая ночная сорочка мелькнула в поле с левой стороны, и он последовал за ней, появившись прямо позади нее, когда она побежала. Обессилившая, и шатающаяся походка была отчаянной из-за нанесенного ей вреда, и он позволил ей бежать так долго, сколько она могла.

Позже он задумается о том, что это было, когда достаточно убедится, в какой безумный порыв женщина втянула их обоих. Она не могла отправиться домой. И не из-за того, через что ей пришлось пройти… а из-за того, что она вынесла из своего испытания.

Когда женщина споткнулась и упала наземь, она ничего не сделала, чтобы защитить живот.

И, воистину, впиваясь ногтями в землю, она ползком продолжила двигаться вперед, но он больше не в силах был наблюдать за ее борьбой.

— Умерь свой пыл, — сказал он, поднимая ее с холодной травы. — Остановись сейчас же…

Она боролась с ним изо всех оставшихся сил, а затем обмякла в его объятиях. В этот краткий момент затишья между ними, ее дыхание тяжело вырывалось изо рта, а сердце колотилось так… что в лунном свете ему была видна ее трепещущаяся яремная вена, и он мог чувствовать гул в ее венах.

Несмотря на ее слабый голос, она твердо произнесла:

— Не возвращай меня обратно… не держи курс в том направлении. Не вези меня туда.

— Ты не в серьез так говоришь. — Он осторожно откинул волосы с ее лица и внезапно вспомнил, как в ее комнате обнаружил светлые прядки волос. Многое изменилось с тех пор, как она в последний раз сидела перед зеркалом и готовила себя ко сну в своем родовом поместье. — Тебе слишком многое пришлось пережить, чтобы ясно мыслить. Ты нуждаешься в отдыхе…

— Если вернешь меня обратно, то я снова сбегу. Не заставляй моего отца проходить через это.

— Ты должна вернуться домой…

— У меня нет дома. Больше нет и никогда не будет.

— Никто не узнает, что произошло. Это был не вампир, что помогло бы, поэтому никто никогда…

— Я ношу дитя симпата. — Ее взгляд стал холодным и жестким. — Моя жажда наступила в ту самую ночь, он услужил мне, и с тех пор у меня не было кровотечений, по женской части. Я ношу ребенка.

Выдох Дариуса громко прозвучал в тишине, вырвавшись облачком теплого дыхания в морозном воздухе. Что ж, это все меняло. Если вынашиваемое в ее чреве дитя появится на этот свет, была вероятность, что он мог сойти за вампира, но полукровки такого рода были непредсказуемы. Невозможно было определить равновесие генов, в какую чашу весов обеих сущностей они склонится.

Но, возможно, это был способ уговорить ее семью…

Женщина схватилась за лацканы его жесткого плаща.

— Оставь меня на солнце. Оставь меня умирать, я хочу этого. Я бы перерезала себе горло, если б могла, но у меня не хватит на это сил.

Дариус оглянулся на ожидавшего в экипаже Тормента. Махнув парню рукой, чтобы тот подошел, Дариус сказал женщине:

— Позволь мне переговорить с твоим отцом. Позволь подготовить почву.

— Он никогда не простит меня.

— В этом нет твоей вины.

— Вина не затруднительное положение, а результат, — мрачно ответила она.

Когда Тормент дематериализовался и принял форму перед ними, Дариус поднялся на ноги.

— Верни ее обратно в экипаж и езжайте к тому лагерю под деревьями. Я к ее отцу.

Тормент наклонился, неловко сгребая женщину в свои объятия и выпрямился. В крепких, но бережных руках парня, дочь Сампсона вернулась к тому вялому состоянию, которое у нее было в течение всей поездки домой: ее глаза были открытыми, но пустыми, голова откинута в сторону.

— Присмотри за ней, — сказал Дариус, поправив свободную ночную рубашку женщины плотнее к ее телу. — Я скоро вернусь.

— Не беспокойся, — ответил Тормент, шагая по траве.

Дариус мгновение смотрел им вслед, а затем растворился в ветре, снова принимая форму перед домом ее семьи. Он направился прямо к входной двери и привел в действие массивный дверной молоточек в виде львиной головы.

Когда дворецкий широко распахнул дверь, стало очевидно, что в особняке стряслось что-то ужасное. Он был бледным, как туман, руки дрожали.

— Господин! О, будьте благословенны, входите.

Дариус нахмурился, переступая через порог.

— Независимо от того, что…

Из кабинета вышел хозяин дома… а следом за ним симпат, сын которого был виновником сей трагедий.

— Что ты здесь делаешь? — потребовал Дариус у пожирателя грехов.

— Мой сын мертв. Ты убил его.

Дариус обнажил один из черных клинков, размещенных в нагрудных ножнах.

— Так и есть.

Симпат кивнул, не проявив, казалось ни малейшего беспокойства. Проклятая рептилия. Неужели они лишены даже родительских чувств?

— А девушка, — спросил пожиратель грехов. — Что с ней?

Дариус быстро представил в своей голове образ цветущей яблони. Симпаты могли считывать не только эмоции, а он обладал знаниями, которыми не намерен был делиться.

Он посмотрел на Сампсона, который, казалось, постарел на тысячу лет и без предисловий сказал:

— Она жива. Твоя кровная дочь… жива и в порядке.

Симпат направился к двери, его длинные одежды волочились по мраморному полу.

— Тогда мы имеем следующее. Мой сын мертв, и его род прерван.

Когда Сампсон закрыл лицо руками, Дариус последовал за пожирателем грехов, схватил его за руку и вытащил на улицу.

— Ты не должен был показываться здесь. Эта семья и так достаточно настрадалась.

— О, но я должен был. — Симпат улыбнулся. — Потери нужно переносить одинаково. Конечно, бьющееся сердце воина должно уважать эту истину.

— Ты ублюдок.

Пожиратель грехов поддался вперед.

— Предпочел бы, чтобы она у меня покончила с собой? Был другой путь, которым я и пошел.

— Она не заслужила подобного. Также как и остальные члены ее семьи.

— О, разве? Вполне возможно, что мой сын взял то, что она сама предложила…

Дариус обеими руками схватил симпата и развернув его, впечатал в одну из массивных колонн, поддерживающих здоровенный вес особняка.

— Я мог бы убить тебя прямо сейчас.

Пожиратель грехов снова улыбнулся.

— Мог бы? Сомневаюсь. Твоя честь не позволит тебе убить невинного, а я ничего плохого не сделал.

После этого пожиратель грехов материализовался из захвата Дариуса и принял форму на лужайке.

— Желаю этой женщине целую вечность страданий. Чтобы она жила долго и несла свое бремя без изящества. А сейчас я должен идти, чтобы позаботиться о теле своего мальчика.

Симпат исчез, как будто его никогда и не было… и тем не менее свидетельство его действий Дариус мог видеть через открытую дверь: хозяин огромного имения рыдал на плече у своего слуги, ища утешения друг у друга.

Дариус прошел через арку главного входа, и звук его шагов заставил главу семьи поднять голову.

Сампсон отстранился от своего верного доджена и не пытаясь скрыть выступивших слез своего горя, подошел к нему.

Прежде чем Дариус смог заговорить, мужчина сказал:

— Я заплачу вам.

Дариус нахмурился.

— За что?

— Чтобы… увезти ее от сюда и позаботиться о том, чтобы у нее был кров над головой. — Хозяин повернулся к слуге. — Ступай, возьми из казны и…

Дариус сделал шаг вперед, схватил Сампсона за плечо и сжал его.

— Что вы такое говорите? Она жива. Ваша дочь жива и хорошо будет себя чувствовать под этой крышей и в этих стенах. Вы ее отец.

— Уходите и заберите ее с собой. Прошу вас. Ее мамэн… не переживет этого. Позвольте мне обеспечить…

— Ты кара, — выплюнул Дариус. — Кара и позор своего рода.

— Нет, — возразил мужчина. — Она. Отныне и навеки.

На мгновенье, Дариус был ошеломлен в повисшей тишине. Прекрасно зная об унижениях со стороны глимеры, и будучи подвергнутым им сам, он все равно был потрясен.

— У вас с симпатом много общего.

— Как смеете вы…

— Ни у одного из вас нет сердца, чтобы оплакивать свое дитя.

Дариус направился к двери и не остановился, даже когда мужчина крикнул ему вслед:

— Деньги! Позвольте мне обеспечить вас деньгами!

Дариус не настолько доверял себе, чтобы ответить и дематериализовался назад к лесистой долине у реки, на которой он находился несколько минут назад. Принимая форму у кареты, его сердце пылало огнем. Сам, будучи тем, от которого отреклись, он прекрасно осознавал всю трудность нахождения безродным и отвергнутым от всего мира. И это все без дополнительного бремени женщины, которое она, в буквальном смысле, носила в своем чреве.

Несмотря на то, что солнце вот-вот угрожало появиться из-за горизонта, ему необходимо было время, чтобы успокоиться и сформулировать, что сказать…

Из-за драпировки окна кареты прозвучал женский голос:

— Он сказал тебе забрать меня отсюда, не так ли?

Воистину, Дариус осознал, что нет таких выражений, в которых он мог бы представить все в лучшем свете.

Он положил свою руку на холодную деревянную дверь кареты.

— Я позабочусь о тебе. Я буду обеспечивать и защищать тебя.

— Почему?.. — с болью в голосе спросила она.

— Поистине… это будет правильным и достойным поступком.

— Ты герой. Но то, что ты стремишься защитить, не станет для тебя наградой.

— Станет. Со временем… сама убедишься.

Когда не последовало никакого ответа, Дариус прыгнул на место возницы и взялся за поводья.

— Мы едем ко мне домой.

Шум скачущих лошадей и подкованных копыт по утрамбованному грунту, сопровождали их на всем пути из леса. Он повез их другим путем, держась подальше от особняка и семьи, социальное положение которой, было гуще крови.

А что касательно денег? Дариус не был богатым мужчиной, но он скорее отсек бы себе руку собственным кинжалом, чем принял бы хоть пенс от ее слабодушного отца.