Лучано Паваротти Мой мир

ПРЕДИСЛОВИЕ УИЛЬЯМА РАЙТА

Порой личность прямо-таки вырывается из пределов, ограниченных сферой ее деятельности, и завоевывает любовь самой широкой публики. В спорте можно привести такие примеры, как Джо Ди Маджио, Билли Джин Кинг и Майкл Джордан. Рудольфа Нуриева знали и любили миллионы людей, не слишком разбиравшихся в балете. Даже из унылых казенных комнат пансионов выходили Тед Тернер, Ли Йококка и Дональд Трамп. Опера дала миру Энрико Карузо и Марию Каллас. А теперь вот Паваротти.

Завоевывая такую широкую популярность, оперный певец преодолевает свойственное многим предубеждение против серьезной музыки. Особенно это справедливо для сегодняшнего дня, когда насаждается совершенно иная манера исполнения популярной музыки с ее «неживым», электронным звучанием. Тем не менее, подобное засилье поп-музыки и широко распространенное неприятие классического пения не стали препятствием на пути к необычайной популярности Паваротти.

Обаяние его таланта преодолевает национальные, культурные, возрастные границы. Наверное, это происходит потому, что для того, чтобы оценить настоящую музыку, язык не имеет значения. Народы совершенно различной музыкальной культуры — например китайцы, маори, пакистанцы — все, казалось, оценили по достоинству те привлекательные качества этого замечательного певца, без которых его музыка могла бы остаться для них чужой.

Способность Паваротти завоевывать сердца людей, пленять их своим искусством успешно преодолевает и возрастные барьеры. Среди своих поклонников Паваротти может насчитать миллионы детей, еще слишком юных, чтобы оценить симфонии Бетховена, но также и много людей, слишком старых, чтобы увлечься непривычной для них современной популярной музыкой.

Я написал две книги о Паваротти и его жизни, поэтому могу считать себя знатоком в этой области. И вот что интересно: сколько бы я ни встречал людей, все они, узнавая о моих планах, с удовольствием начинали рассказывать мне о необыкновенной притягательности Лучано. У каждого насчет его необычайной популярности была своя теория, но эти люди все же не подозревали, что не только они, но и многие миллионы его почитателей размышляют, почему же все-таки они так любят Паваротти?

Чаще всего называют несколько основных причин его всеобщей популярности. Являясь артистом высочайшего класса и владея данным ему природой инструментом несравненной красоты, Паваротти обладает редкой способностью к перевоплощению, столь же прекрасной, что и его голос. Выразительность мимики и жестов — качества, не самые необходимые в оперном театре, но они идеальны для телевидения и кино. Благодаря возможностям кино- и телеэкрана зрители в австралийской глубинке или в норвежской деревне смогут ощутить на себе магию искусства Паваротти лучше тех, кто держит ложи в «Метрополитэн-Опера». Некоторых оперных певцов лучше слушать издалека. У Паваротти же значительная часть его обаяния на расстоянии теряется.

Паваротти не только покоряет зрителей, когда поет, но замечательно проявляет свои привлекательные качества и на телевизионных ток-шоу. Перед телекамерой он не теряет сердечности, чувства юмора, истинного человеколюбия, не позволяет себе излишней откровенности, отвечая на каверзные вопросы ведущего. В наши дни, когда на телевидении ничем не выдающаяся особа надевает платье с глубоким декольте, посылает, извините, на три буквы и вмиг становится известной на всю страну, зрителю приятно для разнообразия послушать человека, получившего право сидеть рядом с Леттерманом или Лено, потому что он действительно умеет что-то делать хорошо.

Сочетание высокого мастерства и современных технических средств записи делает Паваротти идеальным исполнителем. Обладая редкостным даром и используя эти технические возможности, Паваротти, может быть, оставит в истории музыки такое большое наследие, как никакой другой исполнитель до него. Когда говорят о масштабах его успеха, Паваротти сначала изумляется, даже слегка смущается, но при этом всегда готов направить свое дарование на что-то большее, чем просто слава и богатство.

Во-первых, он постоянно стремится увеличить аудиторию слушателей классической музыки. Выполняя эту свою миссию, Паваротти часто участвует в больших телевизионных шоу или в совместных концертах с исполнителями поп-музыки. Он как бы предлагает слушателям, которые не любят оперу: «Я спою вам кое-что из вашей любимой музыки, если вы послушаете мою». Долгие годы он отказывался исполнять популярную музыку, считая, что это не его дело. Теперь можно сказать, что его редкие набеги на Тин Пэн Эли[1] (даже если он и делает это не с таким блеском, как Синатра) приносят свои плоды, разрушая препятствия, мешающие многим наслаждаться серьезной музыкой.

Принимая то или иное решение, Паваротти помнит о своей миссии проповедника классической музыки. Когда в 1993 году к нему обратились с предложением вторично участвовать в «Концерте трех теноров», первая его реакция была отрицательной. Паваротти сомневался, что он и его коллеги смогут создать такое же настроение увлеченности и приподнятости, которые царили на концерте 1990 года в Термах Каракаллы. Когда ему сообщили, какое количество людей, еще не приобщившихся к серьезной музыке, будет на этот раз охвачено с помощью телевидения и аудиозаписей (то есть аудитория в сотни раз большая, чем на первом концерте), он понял, насколько возрастет популярность классической музыки и оперного пения, и изменил решение. Концерт, состоявшийся в Лос-Анджелесе в июле 1994 года, транслировался по телевидению, и его одновременно слушали до двух миллиардов зрителей. Число их намного возросло, когда впоследствии этот концерт передавали в записи.

У Паваротти есть еще один способ использовать собственный успех во благо другим — это помощь молодым артистам. Немногие люди искусства сделали столько, сколько сделал Паваротти, чтобы помочь неизвестным певцам. Связан ли он графиком собственных выступлений или отдыхает перед следующим сезоном, Лучано почти каждый день находит время для работы с подающими надежды певцами, которых направляют к нему концертмейстеры и другие артисты.

Его филадельфийский конкурс вокалистов будет проходить уже в пятый раз. Это очень большое мероприятие, единственная цель которого — открыть и воспитать неизвестные таланты. Пока Паваротти разъезжает с гастролями по всему свету, его помощники в Филадельфии договариваются о прослушиваниях, чтобы потом он по целым дням слушал молодых певцов в Париже, Буэнос-Айресе, Портленде… Трудно назвать другого такого артиста, который бы в расцвете своей творческой карьеры посвящал столько времени и сил начинающим певцам.

Используя собственную славу для благородных целей, он постоянно ищет новые пути для применения своего таланта. Многие артисты, достигнув таких вершин, каких достиг Паваротти к 1970-м годам, естественно, становятся осторожными и избегают всего, что может помешать их с трудом завоеванному положению. Они идут по знакомой и доходной колее: один сезон в «Метрополитэн-Опера», отдельные выступления в других крупных оперных театрах, изредка — в концертах.

Но все это не для Паваротти. Одна из черт его характера — неистребимая любовь к новизне. Это она подвигла его на участие в романтической комедии в Голливуде, когда у него был самый большой в его жизни вес, заставила его петь в Карнеги-Холл вместе со звездами рока или поехать в Китай с постановкой «Богемы». Пятнадцать лет, прошедшие со времени нашей совместной работы над первой книгой (которая в основном была историей восхождения Паваротти к славе), — это его постоянные побеги из мира оперной звезды, освященного традициями. Этот период жизни Паваротти был особенно волнующим и богатым событиями. И не столько из-за необычайного успеха певца, сколько из-за его постоянной жажды непознанного, неожиданного, рискованного.

Конечно, за эти годы у Паваротти были переживания и личного характера. Страшная и загадочная болезнь младшей дочери Джулии стала мучительным испытанием для него и его семьи. Больное колено (которое уже прооперировано) временами очень затрудняло участие певца в спектаклях. И, конечно же, непрекращающаяся борьба Паваротти с собственным весом — это проблема, которая постоянно приводит его в отчаяние, а с возрастом и угрожает его здоровью.

В своей карьере (несмотря на длинный список побед) он испытал и не столь радостные мгновения: например его зашикали в «Ла Скала» и освистали на концерте в Модене. Паваротти не уходит от обсуждения этих неприятных моментов, а судит о них беспристрастно и самокритично.

Работая с Паваротти над книгой, я старался «вытянуть» из него истории и эпизоды, в которых наиболее полно раскрывается истинный характер этого человека. Мне было необходимо услышать его мнение и размышления по поводу того или иного события, узнать больше о том, что близко его сердцу: о семье, друзьях, музыке, пении, лошадях, пище. Я постарался включить в книгу эпизоды, в которых обнаруживается неистребимая любовь Паваротти к шутке, озорству, непредсказуемость и порывистость его характера. Мне удалось «похитить» у него несколько рассказов, которые косвенно свидетельствуют о его доброте, сострадании, впечатлительности, верности, подлинной скромности — качествах, которые вмещает только очень большое сердце.

Я воспользовался своим положением стороннего наблюдателя, чтобы вызвать у читателя радость и волнение оттого, что он находится рядом с Паваротти, рассказать об эмоциональном подъеме певца во время спектакля или о том, как он отдыхает дома в Италии. Он так наслаждается жизнью, что мне в этой книге хотелось показать, как это радостно быть Паваротти.

На протяжении последнего года, часто находясь в его обществе, я постоянно был свидетелем поступков, которые поражали меня: в них проявлялась самая суть Паваротти. Например, у него дома это стремление самому хватать трубку звонящего телефона, прежде чем кто-нибудь из пятнадцати — двадцати родственников или гостей, стоящих рядом с телефоном, успеет поднять ее (жадность к жизни). Или во время обеда — я видел, как он «похищает» у жены с тарелки ригатони (хороший аппетит). Или как он болтает со служащим аэропорта, своим поклонником, а в это время зафрахтованный лайнер задерживается со взлетом (непоколебимое человеколюбие). Это может быть и его нежелание дурно отозваться о коллеге, даже когда все вокруг это делают (профессиональная щепетильность). Это и то, как скоро проходит его гнев, вызванный раздражением (незлобивость).

Паваротти отличается той непосредственностью, благодаря которой постоянно возникают эти «божественные» проявления, давая писателю материал для книги, а всем остальным — живое представление о человеке. Это не имеет ничего общего с теми ситуациями, когда этот человек «заведен». Просто это значит быть Паваротти. Для него самого очень важно «ловить момент», избегать рутины и привычного, подшучивать над друзьями, заставляя их смеяться, или вдруг появляться неожиданно и «откалывать» такое, что удивляет даже тех, кто знает его давно.

Незначительный эпизод из его поездки в Китай был лишь очередным типичным для него экспромтом, который выделяет Паваротти из большинства других, особенно крупных артистов. Во время этого турне, организованного с помпой государственного визита, Паваротти пригласили посетить традиционную китайскую оперу. Этот древний вид искусства, такой же стилизованный, как «кабуки», весьма отдаленно напоминает западную оперу. Сидя в первом ряду, Паваротти делал то же, что обычно делают знаменитости, зная, что на них устремлены все взгляды. Когда китайские певцы визжали и мычали, он казался захваченным сценическим действием, бурно аплодировал, а после спектакля позировал фотографам и обменивался комплиментами с участниками.

Но Паваротти сделал кое-что еще: он сказал китайским певцам, что сам хотел бы спеть в их опере. Следствием этой неожиданной просьбы стало наложение полного грима и облачение в костюм — мучительный трудоемкий процесс, продолжавшийся четыре часа. Паваротти должен был также выучить мелодию, которая была ему абсолютно чуждой, как и сам стиль исполнения, изменивший его голос до неузнаваемости. Но никто из увидевших результат этого эксперимента, особенно китайцы, никогда не забудет выступления Паваротти, а столь рискованный поступок певца дал оперным архивариусам отснятый на пленку исторический материал.

Решились бы на такое, без боязни выставить себя на посмешище, Юсси Бьёрлинг или Мария Каллас? Сомневаюсь. Тут я пристрастен. В Паваротти же я нахожу замечательное сочетание того, что ему хочется сделать для собственного удовольствия, с тем, что мы хотели бы, чтобы он сделал для нашего.

Среди забавных приведу еще один характеризующий Паваротти эпизод. На красивом быстроходном катере мы выходили из гавани в Пезаро, где находится его вилла. Как и требовалось по правилам, мы двигались медленно. Щегольской белый катер привлек всеобщее внимание, да и сам Паваротти у руля в своей красочной гавайской рубашке невольно бросался в глаза. Когда мы проходили мимо туристских яхт, пришвартованных в гавани, пассажиры смотрели сначала на катер, потом на человека у штурвала и когда его узнавали, то начинали кричать: «Эй, Паваротти! Привет, маэстро! Чао, Лучано!» Двигаясь дальше, мы проходили мимо других судов, но там люди на борту его не заметили. К моему удивлению, Лучано начал им кричать: «Эй! Привет! Добрый день!», словно говоря: «Проснитесь! А то пропустите кое-что. Рядом Паваротти».

Так вот, главное, на что я надеюсь, публикуя эту книгу, это чтобы она возвестила: «Эй, проснитесь! Рядом Паваротти!»

Загрузка...