– Чем занимаешься? – он с размаху упал на кровать так, что меня подбросило. – Меня обсуждаете? – и вытянул шею, пытаясь заглянуть в экран, но я уже заблокировала телефон.
– Вот еще! – фыркнула я. – Будто нам больше обсуждать нечего! Девчонки рассказывали как ходили на стриптиз. Я бы, между прочим, тоже могла там быть, – и натянула на себя свободный угол одеяла.
– Жалеешь? – Лёха вопросительно изогнул бровь. Ну до чего же хорош, поганец. И сам прекрасно об этом знает. – Хочешь, я тебе стриптиз покажу, – и прищурился.
Да что же это такое? Такой сексуальный прищур просто не имеет право на существование. Или их в этих Англиях специально этому обучают? Да не нужен мне уже никакой стриптиз, итак щеки пылают, словно фонари. Наверное, даже с улицы видно какие они красные, а низ живота наливается тянущей тяжестью. Что вообще происходит?
Поймала себя на том, что ощупываю взглядом обтянутую футболкой грудь. Задержалась на темной впадинке, образовавшейся там, где пояс домашних брюк отошел от тела, и нервно облизнула губы. Невыносимо захотелось провести пальцем по коже, почувствовать ее тепло и бархатистость, ощутить как под ней учащает пульс. Я сглотнула.
– Так ты включишь музыку, – низкий, какой-то тягучий голос звучал лучше любой музыки. Зачем она нам? Еще родители придут, посмотреть почему это я слушаю без наушников и мешаю остальным спать.
Я оттолкнулась локтями от кровати. Миг. Взмах ноги, и я уже верхом на его бердах. Чувствую их напряжение и вижу переполненный восхищения взгляд Лёхи.
– Слышь, ты чё такая дерзкая? – немного растерянно спросил он. Кажется, моя внезапная атака выбила из-под него почву.
– А ты привык иметь дело в безответными идиотками? – я хищно оскалилась.
– Вот сейчас как сброшу тебя, – Лёха попытался исполнить угрозу, но я держалась крепко. Не зря же годами занималась гимнастикой. Ноги у меня сильные. – А ты, клещ, – тогда воскликнул он и потянулся руками, чтобы наконец оторвать меня от себя.
Я улыбнулась еще плотояднее, стянула футболку и прижав его руки к простыне, впилась в губы.
Желание сопротивляться как-то быстро исчезло, и я почувствовала, как его пальцы впиваются в мои бедра, а рот податливо открывается.
Послушный мальчик. Его губы были очень приятными – одновременно мягкими и упругими – и пока я посасывала их, обводила контур языком, временами проникая в ждущий меня горячий рот, Лёха, ухватив меня за задницу, заставлял двигаться взад-вперед, чтобы я терлась о его бедра и чувствовала, как возрастает возбуждение.
И от этого я заводилась еще сильнее. Зародившаяся между ног горячая пульсация разлеталась по всему телу пронзительно-колкими искрами, и в желании найти успокоение, я все теснее вжималась в Лёху.
Мы поцелуями глушили стоны друг друга, чтобы нашу маленькую тайну не разоблачили. Сплели пальцы и сжимали до хруста, не в силах сдержать разрастающееся желание. Мы оба тяжело дышали и обоим было мало, тогда Леха начал стаскивать в меня шорты вместе с трусами. Я сразу же освободила его от своего веса и, пока раздевалась, он тоже успел избавиться от одежды. Теперь нам уже ничего не мешало слиться воедино.
От пронзившего удовольствия выгнуло спину и пришлось закусить губу, чтобы об этом не узнал весь дом. Я так разогналась, что Лехе пришлось придерживать меня, чтобы попадать в темп.
– Это не спринт, дорогая. Это стайерская дистанция, – между короткими рваными вдохами сказал он, и пришлось замедлиться.
Но я все равно чувствовала каждое его движение внутри и подчиняла их себе. Мы двигались навстречу друг другу в едином ритме и ведомые единым желанием достижения единой цели.
И каждый его толчок, каждый мой ответ все больше приближали нас к ней.
Я сдалась первой – задрожала так, словно вибрировал каждый натянутый, словно струна, нерв. Но Лёха не отпускал и только крепче сдавил мою талию. Его движения стали резче, глубже, а я… я только позволяла ему делать все, что пожелается, и жалобно поскуливала сквозь стиснутые зубы, хотя хотелось кричать, вопить от удовольствия, усиливающегося с каждым толчком.
Когда же, казалось, сил терпеть уже нет, и весь дом услышит насколько мне хорошо, Лёха рывком поднялся, обхватил за спину и заткнул меня поцелуем.
Я кусала его губы, пока он, как и я, забыв обо всем, вколачивался в меня. Кажется, я уже перестала существовать, остался лишь сгусток наслаждения, болезненно сильного, раздирающего на части. Я уже не скулила, только всхлипывала, когда внутри толкнулось особенно сильно, и Лёха с хриплым стоном уткнулся мне в шею.
Он легонько покачивал меня, словно баюкая, и усмиряя сотрясавшую меня дрожь.
– Тихо-тихо, хорошая моя. Я и не знал, что ты так быстро заводишься и такая громкая, – сквозь шум в ушках расслышала я.
Будто он вообще обо мне много знал.
Я фыркнула и сползла, а вернее сказать, стекла с него, потому что больше всего напоминала себе кисель. Будто все кости, а вместе с ними и мышцы превратились в какую-то аморфную субстанцию.
– Куда? – тут же отреагировал он и, обняв, положил голову мне на плечо.
– Уверен, тебе еще ни с кем не было так хорошо, – самодовольно заявил он.
Ну не паразит а?
Хотелось спихнуть его с кровати, сказать что-то обидное, чтобы не зазнавался, но мозги тоже не желали работать. Дыхание понемногу выравнивалось, но предметы в комнате продолжали делать вид, что они в невесомости.
– А завтра будет баня, – уже сквозь туман сна расслышала я сладкоголосое обещание. А может мне вообще все приснилось. Ведь такого просто не может быть.