Мой новый босс (СИ)

1. Появление Рыкова

Сегодня происходит что-то необычное, кто-то пришёл на работу раньше меня. Перед турникетом на проходной стоит импозантный мужчина в шикарном костюме и дымчатых очках.

— Лозман, — зло говорит он по телефону, не обращая на меня внимания, — ты, блядь, с ума сошёл? Вы тут все вообще что ли королями себя возомнили? Я всю твою шайку сегодня же разгоню! Команда, блядь! Нахера мне такая команда! Я стою на проходной и халдей меня не пускает, а ты ещё в гостинице прохлаждаешься. Где вам надо быть? Вы должны уже час, как по стойке смирно стоять и встречать меня с караваем, музыкой и девками. Почему на меня до сих пор пропуска нет?

Я терпеливо жду, когда он закончит отчитывать провинившегося подчинённого.

— Чего тебе?! — обращает он на меня внимание, его глаза, скрытые полупрозрачными стёклами, мечут молнии.

Я пожимаю плечами и показываю на турникет, на пути к которому он стоит:

— Мне пройти нужно.

Он ничего не отвечает, поворачивается спиной и продолжает распекать своего Лозмана. Я теряю дар речи от такой наглости, несколько секунд смотрю в его широкую спину и решаюсь легко похлопать по плечу. Он опускает руку с телефоном и оборачивается ко мне в пол-оборота.

— Кто такая?

— Во-первых, вы ведёте себя крайне невоспитанно, а, во-вторых, я здесь работаю и вы мне мешаете пройти.

— Больше не работаешь, — выплёвывает он и снова показывает мне свой затылок.

— Мужчина, отойдите в сторонку, не мешайте. Сейчас подразделение вызову, — вступает вахтёр.

— Твою мать, Лозман! — рычит незнакомец в телефон. — Считай, ты покойник.

Странный посетитель, самоуверенность из него так и прёт, наверняка какой-то московский боярин. К кому, интересно, он приехал? У генерального в плане ничего такого нет. Я поднимаюсь на второй этаж и вхожу в приёмную. Дверь в кабинет директора открыта, наверное уборщица не закрыла. Заглядываю.

Ну разумеется, в такую рань он не появляется, хорошо, если вообще придёт сегодня. Весь кабинет завален бумагами — рабочий стол, стол для совещаний и даже пол вокруг стола.

Я как-то попыталась это всё систематизировать и убрать, так он меня чуть не убил. Пришлось научиться ориентироваться в его системе. Закрываю дверь и подхожу к своему столу. Надо успеть выпить кофе, проверить почту, проконтролировать план и сделать несколько звонков, пока здесь не начался Содом и Гоморра.

Уже через час всё начинает вертеться и кружиться в обычном ритме и часам к десяти я совершенно забываю об утреннем происшествии. Телефон звонит не умолкая.

— Слушаю, приёмная.

— Большаков у себя?

— Нет, Зинаида Фёдоровна, пока нет.

— Когда будет?

— Не могу сказать. Он с утра в городской администрации. Когда приедет не знаю. Вы, пожалуйста, отчёты Бажакину продублируйте, потому что он совещание проведёт, если генерального не будет. Я его предупрежу.

— Хорошо.

Большаков достал уже, если честно. Ни в какой он не в администрации. Больше, чем уверена, пьёт опять, а я его выгораживай. Предприятие на куски разваливается, а он решил в депрессию погрузиться и с восторгом утопить свой корабль. Можно подумать, мне больше всех надо…

Дверь открывается и заходит Серков, начальник транспортного цеха, высокий худощавый, вечно недовольный старик с пожелтевшими от никотина пальцами.

— На месте? — кивает он в сторону кабинета.

— Нет, Виктор Алексеевич.

— Он же вчера сам велел прийти.

Я развожу руками. То вчера было.

— Запил что ли?

— Ну что вы, я такой информацией не располагаю. А что у вас?

Он раздражённо машет рукой и с чувством опускает, практически швыряет мне на стол пачку бумаг.

— Я на своей что ли машине должен продукцию вывозить? — грозно нависает он надо мной — Подвижного состава нет, все вагоны только что в ремонт отправил. В РЖД говорят пока лично начальник не даст распоряжение, ничего не поставят. Большаков должен был с ним переговорить вчера. И что?

— Виктор Алексеевич, вы те вагоны, что под панель выделены, ставьте под погрузку, не можем же мы завод останавливать, а с панелью потом решим. Сейчас генеральный появится и я ему доложу, а не появится позвоню, попрошу заняться вопросом или скажу, чтобы Бажакин с РЖД связывался. Придумаем что-нибудь.

— Бажакин… — с презрением произносит он.

Серков, острый на язык, едва сдерживается, чтобы не выругаться. Забирает свои бумаги и уходит.

Снова раздаётся звонок, на этот раз мобильный. Ого, ничего себе! Наташка Сазонова, моя школьная подруга. Она уже года два, как перебралась в Москву.

— Алло.

— Дашка! Приве-е-ет!

— Наташ, ты что, приехала что ли?

Я поднимаюсь с кресла и делаю шаг к большому окну, поправляю штору и смотрю на площадь перед заводоуправлением.

— Ага, приехала. Погощу у родителей недельку, специально под твой день рождения подгадала. Ну ты как живёшь-то? Работаешь?

— Ага, пропади она пропадом, работа эта.

— Чего так?

— Да денег не платят уже третий месяц, а пахать приходится от зари до зари.

— Так почему не уволишься?

— Шутишь? У нас и раньше-то работу не найти было, а теперь и подавно.

Я отворачиваюсь от окна и вздрагиваю. Прямо перед моим столом стоит давешний джентльмен с проходной.

— Ой, Наташ, извини, не могу говорить. Потом перезвоню, ладно?

Не дожидаясь, ответа, я отключаю мобильный и возвращаюсь к своему столу.

— Вы что-то хотели?

Я невольно рассматриваю его. Синий костюм в полоску сидит идеально, наверняка шит на заказ. Он подчёркивает широкие плечи, узкую талию и накаченные бицепсы. На нём белоснежная рубашка, пижонский галстук завязан стильно и элегантно. На вид посетителю лет сорок, губы плотно сжаты, будто вырублены из камня, подбородок зарос густой щетиной. Красивый, сволочь…

— Не нравится работа, значит? — холодно спрашивает он и снимает очки.

Я вглядываюсь в лёд его идеально голубых глаз и меня дрожь пробирает. Он смотрит вызывающе и до ужаса высокомерно, как утром на проходной. Так смотреть может только человек, наделённый властью и привыкший к полной безнаказанности. Мои щёки начинают краснеть. С удивлением я осознаю, что вместе с возмущением во мне поднимается ещё какое-то странное чувство… и волнение. А в сердце зарождается смутная тревога.

— Вы к Алексею Семёновичу? — пытаюсь я сохранять спокойствие и оставаться вежливой.

— К тебе.

Он буравит меня взглядом. Да просто пялится, рассматривая лицо, шею и грудь. Хам.

— Слушаю вас, — спокойно говорю я, хотя внутри всё горит от такой наглости.

— Ты, блядь, велела Серкову подавать вагоны под комплекты вместо панелей?

Что? Да ты кто такой вообще, чтобы так со мной разговаривать!

— Простите, я не знаю, кто вы и не могу обсуждать с вами производственные вопросы.

— Херовая ты секретарша, раз не знаешь. Должна раньше всех быть в курсе. Иди за мной.

— Что? Куда вы идёте! Я сейчас охрану вызову.

Он не отвечает и уверенно распахнув дверь директорского кабинета, входит внутрь. Я выскакиваю из-за стола и бегу за ним.

— Немедленно выйдите! Что вы себе позволяете!

Он останавливается, удивлённо оглядывая разложенные Большаковские бумаги.

— Это что? — спрашивает он, оглядываясь на меня. — Архивы вывозите? Да успокойся ты, а то сейчас сердце остановится. Теперь я твой босс. Большакова больше нет.

— Что?

Гость по-хозяйски усаживается за стол и сбрасывает на пол все бумаги.

— Потом разберёшь, когда я уйду.

Я даже задыхаюсь от такого беспардонного своеволия.

— Так. Ты кто такая?

— Что?

— Ты секретутка, правильно? Твоё дело какое? Кофеёк принести, да сексуальное напряжение шефу помочь снять. А ты куда лезешь? Если даёшь директору, значит царица что ли? Нет, я понимаю, с такой жабой, как ваш Большаков трахаться так себе удовольствие, тем более такой, в общем-то симпатичной бабе, как ты.

У меня кровь приливает к щекам. Как вообще такое можно говорить! Это отвратительно! И это абсолютная ложь! Он просто поливает меня грязью.

— Но это не даёт тебе права решать, как рулить заводом. Давай, принеси мне кофе. Эспрессо, без сливок и сахара. И я с тобой ещё не закончил.

Я сломя голову несусь в приёмную, но не для того, чтобы скорее сделать кофе, этому наглецу, а чтобы позвонить в отдел кадров.

— Здравствуйте, Юрий Михайлович, это Розанова из приёмной.

— Привет, Дарья Андреевна. Видела уже нового шефа?

— А как так? Я не понимаю ничего. Что случилось-то?

— Так по решению суда за долги все Большаковские акции передали «ТКМ СТАР», её владелец Роман Григорьевич Рыков назначен и. о. генерального, а Большаков написал заявление.

— Как-то очень внезапно всё.

— А ты почитай, — говорит кадровик понижая голос, — про эту контору в интернете. Рейдеры. Но формально действуют в рамках закона. И про Рыкова тоже почитай…

— Почитаю, Юрий Михайлович. Спасибо за пояснения.

— Даша, новый шеф тобой интересовался. Дело твоё запросил.

О-хо-хо…

Внезапно оживает динамик:

— Где мой кофе? Его что, из Бразилии везут?

Я встаю из-за стола и подхожу к кофе-машине. Через пару минут вхожу в знакомый кабинет, ставший в один миг совершенно чужим. Рыков пристально смотрит на меня, пока я несу поднос.

— Бля… Ты полчаса чашку кофе готовила. Как вы тут живёте в своём мухосранске? Не удивлён, что завод профукали.

Я ставлю перед ним поднос. Он смотрит, не отрываясь, будто рентгеном просвечивает.

— Вы ещё что-то хотите?

— Как догадалась? Хочу. Сегодня со мной поедешь после работы.

Я вспыхиваю.

— Покажешь мне что у вас тут и как.

— Знаете, — едва сдерживаясь, чтобы не зареветь, говорю я, — вы мне утром сказали, что я здесь больше не работаю. Я вдруг поняла, что теперь и сама не хочу оставаться. Вся документация находится здесь, вот она прямо перед вами. Кофе-машина в приёмной, а сексуальное напряжение пусь вам ваш Лозман снимает.

2. Возвращение

Он долго молча смотрит на меня исподлобья. Выдержать его взгляд я не могу и отворачиваюсь.

— Смотри-ка, дерзкая какая, — наконец произносит он. — Характер мне показываешь? Я знаешь сколько таких как ты видел? Значит так. Здесь никто никого держать не собирается. Скоро за каждое рабочее место настоящая драка будет. Не хочешь работать, убирайся. Но обратно уже не возьму, даже туалеты драить. Хорошо подумала?

Ничего я не подумала. И знаю, что работу с такой зарплатой я не найду. В лучшем случае, со своим красным дипломом по управлению пойду работать кассиром в супермаркет. И то, если повезёт. Но и терпеть всё это я не собираюсь. В первый же день он мне практически прямым текстом говорит, чего от меня ожидает.

Я ничего не отвечаю.

— Ясно, — кивает он. — По закону ты должна две недели отработать, но ты мне здесь такая гордая не нужна. Собирай монатки и завтра чтобы духу твоего не было. Всё, свободна. Кофе, кстати, ты не умеешь готовить. Дрянь, а не кофе.

Я поворачиваюсь и иду к двери, физически ощущая ледяной взгляд его голубых глаз на своей спине и ниже. Иду от бедра, как модель на подиуме, выражая тихую ярость. Когда берусь за ручку двери, до меня доносится голос теперь уже бывшего босса:

— И вот ещё что.

Я останавливаюсь, не поворачиваясь к Рыкову.

— Позвони коммерческому, пусть его секретарь сейчас же переходит на твоё место.

Я открываю дверь и выхожу в приёмную. На моём лице появляется улыбка, совсем не добрая. И мне за это должно быть стыдно, но я чувствую удовлетворение. Не особо умная и несобранная, похожая на куклу, вечно занятая своей внешностью, секретарь коммерческого станет прекрасной местью за моё изгнание. Уж она-то и кофе не сделает, и бумаги все перепутает, зато сексуального напряжения точно не будет.

.

— Дашка, ну ты даёшь, подруга. Только поговорили, и на тебе. И чего делать теперь будешь?

— Да что тут делать-то? Резюме рассылать, по интервью бегать, знакомых трясти. Может где чего подвернётся.

— Эх, в Москву тебе надо перебираться с твоими способностями да с дипломом красным. Там тебя точно с руками оторвут.

Мы сидим на маленькой уютной кухне у Наташки Сазоновой, как в старые добрые времена. Её мама подкладывает молодую картошечку, малосольные огурчики и свои фирменные биточки. В школьные годы я их не любила. Дурочка была…

— Переберусь. Когда-нибудь.

— Лет через двести? Знаю я тебя. Расскажи про женихов своих.

Я смеюсь:

— Женихи? Да какие у нас женихи? Ты ж сама помнить должна. Всех хороших уже расхватали.

— Понятно, — пожимает плечами моя подруга. — Ну что, жахнем ещё по одной?

— Наташ, шутишь? У меня вон после первой стопки уже в глазах троится. Не могу я. Мне ещё домой ехать.

— Так оставайся у нас.

— Я бы с удовольствием, но там же бабушка.

— А нельзя сиделку попросить с ней переночевать?

— Нет, с ней заранее нужно договариваться, у неё ведь тоже семья, дела разные. Так что я уж поеду скоро. Приходи ты ко мне. Времени у меня, похоже, много будет в ближайшее время.

— Слушай, так теперь у тебя и на сиделку денег не будет?

— Ну, за бабушкой поухаживать я и сама смогу, но лекарства все эти, знаешь, там целое состояние нужно, чтобы их покупать постоянно. Ладно, выкрутимся. Где наша не пропадала. До конца месяца дотяну, а там, глядишь, и работа какая-нибудь подвернётся.

— Даш, я тебе могу занять, ты только скажи. Немного, конечно, но сейчас любая копейка пригодится.

— Нет, спасибо, лучше не надо. Я и так в долгах, как в шелках. Мне же вон сколько уже зарплату задерживают. Но теперь, надеюсь, всю выплатят.

— А ты не узнавала, может дешевле будет какой-то интернат найти, чем так вот?

Про это мне уже все знакомые тысячи раз говорили, но я остаюсь при своём мнении. Дома бабушке будет лучше.

— Наташ, ну ты чего? Бабушка меня одна растила, всем жертвовала, а я её в интернат отправлю? Нет, я так не смогу. Ладно, пора мне уже. Ты когда придёшь? Она, кстати, обрадуется тебе.

— Да приду как-нибудь на днях.

Два дня проходит в отчаянных попытках найти хоть что-нибудь стоящее. Я посылаю резюме, мучаю звонками отделы кадров, откликаюсь на все объявления. Но город у нас небольшой и с работой туго. Мне попадаются вакансии и на нашем предприятии, но памятуя угрозы Рыкова, я туда даже не звоню.

Рыков… Его фамилия разливается львиным рокотом… За что же он свалился на мою голову, за какие такие прегрешения… Я представляю его сжатые челюсти, высокую крепкую фигуру и ледяные голубые глаза, прожигающие насквозь. Обида и гнев немного притупились, но я по-прежнему очень сердита на него.

Так… Требуется работник склада. Два дня рабочих, один выходной. Необходимо хорошее здоровье. Зарплата восемнадцать тысяч рублей плюс социальный пакет. Требуется ночной сторож…

Я сижу за ноутбуком и прочёсываю все доски объявлений, когда в прихожей раздаётся звонок. Кто бы это мог быть? Сиделка уже пришла, да у неё свой ключ имеется. Может Наташка? Не вовремя она, мне надо собираться на собеседование в турфирму. Интересно, их услугами ещё кто-то пользуется?

Звонок раздаётся снова и я спешу к двери. За порогом стоит высокий мужчина с чёрными вьющимися волосами и тёмными смеющимися глазами.

— Дарья Андреевна, здравствуйте.

— Здравствуйте, — отвечаю я и пытаюсь вспомнить этого человека. Я его не помню, откуда же он меня знает?

— Я Лозман Борис Маркович, — продолжает посетитель. — Вы позволите войти? Мне нужно поговорить с вами.

— Это не очень удобно… Я должна уходить через пять минут. Да и о чём нам разговаривать?

— Тогда давайте я вас подвезу и мы поговорим по дороге. Я пришёл не с мечом, а с миром.

Поколебавшись, я впускаю его и провожу в гостиную и, по совместительству мою комнату.

— Подвозить меня никуда не нужно, но я действительно тороплюсь. Поэтому излагайте своё дело как можно короче, пожалуйста.

Он кивает.

— Дело, собственно, простое. Рыков просит, чтобы вы отработали, положенные по трудовому кодексу две недели.

— Просит? Он умеет просить?

Лозман усмехается:

— Нет, он разумеется требует, это я прошу, причём очень прошу.

— Он же не хотел меня видеть и приказал немедленно убираться.

— Знаете, он человек горячий, может и накричать на ровном месте, но речь не об этом.

— А о чём тогда?

Я смотрю на его лицо. Оно довольно открытое, взгляд прямой, но совсем не такой жёсткий и обжигающий, как у его начальника. Вообще, Лозмана можно назвать симпатичным мужчиной.

— На самом дела, речь о том, что без вас невозможно работать и завод просто остановится. В компании всё оказалось завязанным на вас. Вы просто центр решений. Такое ощущение, что бывший директор Большаков был лишь вашей тенью. И, опять же, с теми залежами документации, что он хранил в кабинете, кроме вас, судя по всему никто не разберётся.

— А что секретарь коммерческого, разве она не навела порядок?

Лозман смешно замахал руками:

— Что вы, что вы! Это же просто недоразумение какое-то, а не секретарь. Послушайте, Дарья, соглашайтесь. Во-первых, Рыков готов повысить вам зарплату, а во-вторых, мы без вас просто не разберёмся. Роман Григорьевич неплохой человек, поверьте. Когда вы к нему притрётесь, станете не разлей вода, вот увидите.

— Это вряд ли.

— В любом случае, вы сможете уйти в любой момент.

Не знаю как, но я даю себя уговорить и, на всякий случай, переношу собеседование в турфирме. В любом случае, я, вроде, ничем не рискую, а деньги сейчас нужны позарез. Я сразу уйду, если что-то пойдёт не так. И осознание этого факта делает меня более сговорчивой и заставляет чувствовать свою силу.

.

Всю дорогу, что мы едем на завод, Лозман нахваливает мои стратегически верные и правильные решения на посту помощника директора.

— Сознайтесь, по правде это вас нужно называть настоящим директором, а не этого увальня Большакова.

Когда мы идём в кабинет генерального, я готовлюсь к триумфу. В приёмной нас встречает Эльвира, секретарь коммерческого директора. Она пристально и неприветливо смотрит на меня.

Мы заходим внутрь и я снова чувствую себя как на подиуме, уверенно и красиво вышагиваю, приближаясь к столу генерального директора. Даётся мне это нелегко, потому что он буквально срывает с меня одежду своим взглядом.

— Явилась? — вместо приветствия грозно произносит Рыков, и от его голоса, честно говоря, начинают трястись поджилки, и бегут мурашки. Но я не показываю вида и стараюсь выглядеть холодной и сильной.

— Значит так, — продолжает он. — Ту идиотку из приёмной немедленно выгнать. Нет, сначала пусть покажет тебе, как делать нормальный кофе и потом выметается. Приготовь кофе, возьми самый толстый блокнот, чтобы записывать поручения и готовься вкалывать так, как ещё никогда не вкалывала. Будешь разгребать конюшни, которые сама же и засрала вместе со своим Большаковым.

Это что, шутка такая? Я вопросительно смотрю на Лозмана, но его лицо в этот момент абсолютно непроницаемо. Стоило ехать сюда, чтобы опять выслушивать оскорбления! Этот человек просто невыносим.

— Простите, — говорю я, пытаясь выдержать его взгляд, — кажется, у нас возникло недопонимание. Я думала, вам нужно разобраться в делах, а вы…

— Думать тебе больше не надо. Похоже, не это твоя сильная сторона. Тебе нужно просто выполнять, что я говорю, а думать я тебе запрещаю.

— До свидания, — как можно спокойнее говорю я, — кажется, приехать сюда было ошибкой.

Не говоря больше ни слова, я разворачиваюсь и иду к выходу. В повисшей тишине слышен только стук моих каблуков. Но когда я приближаюсь к двери, раздаётся разъярённое звериное рычание, от которого я невольно втягиваю голову в плечи.

— Стоять! Ты в игры решила поиграть? Быстро подошла сюда!

3. Мелкая месть

Честно говоря, я даже не знаю, как реагировать. К такому обращению я совершенно не готова. Какой-то исключительно казарменный стиль. Меня охватывает целая буря чувств — гнев, страх, смятение и высшая степень удивления. И я совершенно не понимаю, что мне делать в такой ситуации. Я оборачиваюсь и, замерев смотрю на Рыкова, как на диковинную зверушку, странную и очень небезопасную.

— Дарья Андреевна, вы не торопитесь с решением, пожалуйста, — мягко вступает Лозман.

Рыков мечет в него синие молнии, и его глаза полыхают яростным огнём, он разгневан. Встретившись с ним взглядом, Лозман замолкает и виновато покашливает.

— Тебе что здесь, куколки да бантики? — продолжает генеральный, возвращаясь ко мне. — Хочу буду работать, не хочу не буду? Не будешь дорабатывать свои четырнадцать дней, вылетишь не по собственному, а по статье за злостные прогулы. И потом уже вообще никуда не устроишься. Всё понятно?

— Нет, — решаюсь я противопоставить стихии свой слабый голос. — Вы же сами велели мне убираться и чтобы духу моего здесь не было.

— А сейчас велю, чтобы ты пошла на рабочее место и занялась делом, потому что тупая кукла из секс-шопа, что там сидит меня уже достала. Не факт, конечно, что ты лучше, но это мы скоро выясним. Запомни, если захочу, повелю, чтобы ты на четвереньках по заводоуправлению ползала, и будешь ползать!

Нет, это уже слишком! Унижать себя я не позволю! Да как вообще можно так с подчинёнными разговаривать! Солдафон!

— Потрудитесь, — я часто и глубоко дышу, стараясь чтобы голос не выдал моё волнение и жуткую обиду, — потрудитесь не орать на меня и прекратите оскорбления. Иначе…

— Детский сад! — перебивает Рыков, и прикрывает глаза ладонью. Вроде как век бы меня не видел. А я-то его тем более.

— Роман Григорьевич, я сообщил Дарье Андреевне, что вы предложили повысить ей зарплату на тридцать процентов, — снова оживает Лозман.

— Да за что ей? За гонор и непокорный характер? Тем более я ничего не предлагал, это твоя идея была, так что нечего со своей головы на здоровую.

Уж кто бы говорил.

— И я бы хотела получить задолженность по зарплате за три месяца. Раз уж у нас трудовые отношения строятся строго на базе кодекса, полагаю такую задержку неприемлемой.

Сердце уходит в пятки. Я до ужаса боюсь собственной отчаянной смелости и острая резь в желудке сигнализирует о стрессовой ситуации. Но на удивление шеф не орёт и не гневается, а даже улыбается, хоть и криво, но всё-таки…

— Нет ты видел? — спрашивает он у Лозмана. — Провинциальная хватка. Практичность. Ладно, всё получишь. А вот я похоже так и буду ждать. Кофе мне дадут сегодня или нет?

Ну это у куклы своей и спрашивай… Я иду в приёмную и прошу Кристину сделать кофе. В общем-то, если посмотреть на сухой остаток, то всё вышло не так уж и плохо, особенно если деньги мне действительно выплатят. Можно попытаться поработать с этим ужасным человеком. Главное, не тушеваться и давать отпор, думаю я держась за живот, терзаемый болью. Подлая психосоматика, или как это называют… Кристина возится с кофе-машиной и, наконец, добывает чашечку кофе. Отдать её мне она не соглашается и несёт Рыкову сама. Я плетусь следом.

— Вот что, Жанна…

— Кристина, — обиженно и жеманно поправляет она Рыкова.

— Не перебивай. Кристина ты или Жанна, мне всё равно. Сейчас ты покажешь Розановой, как делать нормальный кофе, а потом заберёшь своё барахло и вернёшься к Бажакину.

— Так он вместо меня кого-то уже принял, — недовольно возражает Кристина и бросает на меня взгляд, полный злобы и ненависти.

Рыкову эти проблемы кажутся исключительно неинтересными и он делает ей жест удалиться. Я выхожу вместе с ней, но от кофейного мастер-класса отказываюсь, потому что кофе-машина у нас автоматическая, и чему меня может научить Кристина? Она не попрощавшись и с гордо поднятой головой, удаляется восвояси.

— О, Даша, ты вернулась? — заходит в приёмную главный бухгалтер. — Это хорошо. Генеральный у себя?

— Да, но у него сейчас Лозман.

— Розанова, зайди, — разражается селектор недовольным голосом Рыкова.

— Извините, Лилия Рашидовна, вызывает. Я ему доложу о вас.

Я иду в кабинет шефа, как осуждённый на эшафот.

— Там Салихова в приёмной, — говорю я.

— Подождёт. Всё равно толку от неё ноль. У вас здесь просто цирк уродцев, а не завод. Что ни деятель, то экзотическое существо и дегенерат. Единственный нормальный мужик начальник транспортного, да и тот старик уже. Как вы раньше не развалились! Уму непостижимо. Значит так, ответь-ка мне, что у нас за предприятие?

— Уточните вопрос, пожалуйста.

— Лозман, может зря я тебя послушал и вернул эту хамку? Она, кажется, ещё и умственно отсталая.

Это я хамка? Невероятно! И вот значит, кому я обязана своим возвращением. Лозману.

— Ну, где ты работаешь? Шевели мозгами!

— Я работаю на предприятии, выпускающем мебель. Можно сказать, на мебельной фабрике.

— Додумалась, наконец-то. Правильно, но не совсем. Это вчера было. Теперь ты работаешь на предприятии, выпускающем исключительно мебельную панель, потому что только она приносит нам деньги, а все остальные производства деньги только сжирают. Поэтому ты уже три месяца и не можешь зарплату получить.

— То есть вы хотите закрыть производства корпусной и мягкой мебели?

— Всё это мы пускаем под нож и частично сокращаем персонал. Вернее, сокращаем почти полностью. Одновременно расширяем производство панелей и обучаем оставшихся рабочих и мастеров.

— Но это значит, что будет уволено почти семьдесят процентов сотрудников. И что они будут делать? Работы для такого количества людей в городе нет.

— Я не знаю, что они будут делать, на биржу труда пойдут. Я не для того покупаю компании, чтобы из своих средств содержать зверинец из ненужных мне работников. Вообще, это совершенно глупые вопросы. Речь не об этом.

Я замолкаю. Как же так, разве не люди самое важное на предприятии?

— В общем, — продолжает директор, — мне нужно, чтобы все руководители, пока ещё остающиеся на своих местах, подготовили проект перехода на новую схему работы. Но они, чего я никак не могу понять, без тебя не в состоянии это сделать. Ты за всех директоров что ли здесь отдувалась? Тогда понятно, почему предприятие в крутом пике.

Спасибо за высокую оценку моих способностей…

— Организуешь работу по созданию отчётов и планированию. Предоставишь всю аналитику за предыдущие периоды, сделаешь презентацию. Нужны предложения и анализ ситуации. Курировать тебя будет Лозман. Давай, Боря, подключайся. Он, между прочим, доктор экономических наук, так что учись, пока есть возможность. По всем вопросам — к нему. Срок — до конца следующей недели. Но и обязанности секретаря никто не отменял. Проверишь и принесёшь на утверждение список встреч на завтра, ответишь на письма и передашь документы главному инженеру, причём, его соображения мне нужны как можно раньше. И научись уже делать нормальный кофе. Свободна.

— А с главбухом что?

— Скажи, вызову, когда понадобится. Сейчас пусть идёт на рабочее место.

.

Я выхожу из кабинета.

— Простите, но сейчас не может принять. Говорит, что пригласит вас чуть позже, — сообщаю я дожидающейся Салиховой. У него там Лозман, и не знаю сколько ещё пробудет.

Главбух с недовольным видом уходит, и в приёмной тут же появляется и Лозман.

— Даша, прежде всего, давай на «ты», ладно?

— Как-то не комильфо, Борис Маркович.

— Да, перестань.

Я сажусь за компьютер, а он встаёт напротив, опёршись о край крышки моего стола. До меня доходит аромат его парфюма, древесный, пряный и немного сладкий, можно даже сказать, волнующий. Самую малость.

Я всматриваюсь в его лицо. Оно выглядит мужественным, но добрым. Улыбка кажется немного виноватой, а карие глаза — полными неизъяснимой грусти, будто ему уже три тысячи лет и всё это он уже многократно видел. Всё было и будет снова.

— Розанова, — снова оживает селектор, — зайди ко мне.

Сердце испуганно подпрыгивает и я вскакиваю из-за стола. Боюсь, мой затравленный вид не укрывается от Лозмана, но ничего не могу с этим поделать.

— Вот что, — говорит Рыков относительно миролюбиво, — подскажи мне, где здесь можно пообедать.

— Наша столовая заводская считается очень хорошей. Здесь вкусно готовят и цены невысокие. Сюда полгорода на обед приезжает.

— Мне как раз такое не надо. Где-нибудь поблизости есть приличное место, где мало людей? Я в вашем городе пока не ориентируюсь.

— Нет, такого места я не знаю.

Взгляд голубых глаз становится насмешливо-ироничным. Он ощупывает меня глазами с ног до головы, а потом небрежно кивает на дверь:

— Понятно.

Я выхожу.

— Даша, а может, сходим перекусим? Время обеденное, — предлагает Лозман. Он ещё не ушёл и дожидается моего возвращения. — Заодно обсудим шаги по выполнению задания.

— Ой нет, боюсь, шеф потом меня саму перекусит. В нескольких местах. Я ведь только что пришла.

Дверь кабинета открывается и в приёмной появляется мой босс. Одет, как всегда с иголочки, выглядит элегантно и высокомерно. Ему бы с таким видом на балах блистать, а не на мебельной фабрике сидеть. Всё-таки он, определённо, красавец. Был бы великолепным кавалергардом. Но характер и манеры, конечно, никуда не годятся. Наверняка закончил бы свою никчёмную жизнь на дуэли.

— Я буду через час, — бросает он. — Звони водителю, чтобы подавал машину.

— Ну вот, видишь, нам и карты в руки — с улыбкой говорит Лозман, когда Рыков выходит из приёмной. — Здесь неподалёку есть неожиданно классное кафе, и там нам точно не помешают. Так как, пойдём?

Я вдруг ловлю себя на мысли, что совсем не против того, чтобы пообедать с Лозманом, но сейчас всё-таки не лучшее время.

— Нет, Борис Маркович — сегодня я не пойду, — не хочу Рыкова злить, он и так, по-моему, смириться не может, что пришлось обратно меня брать, да ещё и зарплату повышать.

— Он и не узнает. Мы через полчаса уже вернёмся. У меня же машина под боком. Пошли, стресс снимем. И я угощаю, это не обсуждается.

А что, у него тоже стресс? Но, всё равно. Денег на дорогие кафешки у меня нет, а позволять ему платить за себя я не хочу. Будто читая мои мысли, Борис добавляет:

— У меня командировочные, которые негде здесь у вас потратить, так что, это не за мой счёт, а за счёт владельца компании.

Уловка так себе, но я соглашаюсь.

.

Кафе, на удивление, действительно очень приятное, и здесь совсем мало посетителей. Мы садимся к столику у окна. Я — с видом на небольшой симпатичный парк, а Лозман — лицом к залу.

— Ну что, бизнес-ланч? — спрашивает он, потирая руки.

— Ой, всё равно, лишь бы поскорее, чтобы раньше шефа вернуться.

Я перевожу взгляд с парка на лицо Лозмана и замечаю, что он смотрит поверх моей головы и выглядит при этом так, будто привидение увидел. К нам приближаются шаги и останавливаются за моей спиной.

— Не знаешь, значит, такого места, да? — клокочет над моей головой голос Рыкова, едва сдерживающего ярость. — Это что мелкая месть такая? Смотри же, не пожалей!

Сердце обрывается. Я вскакиваю, чувствуя себя школьницей застигнутой в момент поцелуя и беспомощно прижимаю руки к груди.

4. В клетке с хищником

— Роман Григорьевич, это просто стечение обстоятельств, — тараторю я, оборачиваясь. — Я ведь сама здесь первый…

Я не договариваю, потому что вижу лишь спину Рыкова, и он явно меня не слышит, направляясь к выходу из кафе.

— Ну всё, он теперь меня с потрохами съест. Он же спрашивал про приличное и уединённое место, типа вот такого кафе, а я сказала, что не знаю.

— Не беспокойся, я это улажу. Зайду и всё объясню.

Я с сожалением смотрю на Лозмана:

— Блин, да это ещё хуже. Получится, что я тебе жаловалась…

В общем, обед проходит на пониженном градусе оптимизма, зато мы успеваем в общих чертах набросать план действий. Но всё равно, я возвращаюсь в приёмную с чувством, будто отчаянно провинилась и теперь меня ждёт страшное наказание.

.

Вернувшись, я погружаюсь в текущие дела и постепенно забываю обо всех этих глупых совпадениях и собственных страхах, потому что мне становится просто некогда думать о чём-то кроме работы. И даже принесённая мне зарплата за все три месяца не производит такого уж впечатления. Меня буквально рвут на части, поскольку я остаюсь практически единственным мостиком к Рыкову.

Лозман и остальные приезжие члены команды не в счёт, поскольку они находятся на стороне нового хозяина, а я, вроде как, могу донести до Рыкова то, что тревожит коллектив. Знали бы вы, что в действительности я могу только взбучки получать.

Все мои варианты решений категорически забраковываются. Кажется, единственным основанием для этого служит то, что это именно я предлагаю сделать то или иное. Всё дело во мне. Поняв это, я закрываю рот на замок и превращаюсь из полезного информированного советника в молчаливую тень.

По крайней мере, это лишает Рыкова удовольствия выставлять меня идиоткой перед посетителями. А посетителей сегодня много.

Их поток бесконечен, да и телефон тоже разрывается. Настоящий кошмар. Думаю, за сегодняшний день я уже потеряла несколько километров нервов и пару килограммов живого веса, а всего этого у меня и так не слишком много.

В принципе всё происходящее мне понятно, но есть одна небольшая странность. Лозман. Он должен заниматься финансами, перетрясать бухгалтерию и финансовый отдел, а также выедать мозг финансовому директору. Но он постоянно заходит ко мне в приёмную.

Сначала под предлогом корректировки нашего плана, а потом просто поболтать. О погоде, о кино, о ресторанах и о путешествиях. Признаюсь, все эти темы довольно далеки от меня. Кино я, конечно, время от времени смотрю, хотя и предпочитаю читать книги, и про рестораны и путешествия знаю, по большей части, из этих самых книг и кино. Но главное, сегодня мне точно не до пустых разговоров.

Лозман видит, что всё это не ко времени и смущается, но, всё равно, продолжает торчать в приёмной уже безмолвно. Пару раз его замечает Рыков и бросает на него недоумённые взгляды. Впрочем, ему тоже некогда и он это даже не комментирует. Дважды натолкнувшись на Рыкова, Лозман, наконец, уходит. Вероятно, инстинкт самосохранения пересиливает все остальные чувства.

.

Время проносится быстро и я замечаю, что уже глубокий вечер, только когда звонит бабушкина сиделка и напоминает, что ей пора домой. Ох, ёлки…

— Лидия Антоновна, дорогая, простите! Подождите, пожалуйста, меня ещё полчасика. Вы представляете, я же сегодня зарплату получила, так что всё что задолжала, отдам до копеечки.

Я выключаю компьютер, убираю со стола все бумаги и гашу свет в приёмной. Надо попрощаться с шефом, но заходить к нему мне совсем не хочется. Ладно… Постояв с полминуты перед его дверью, я наконец решаюсь и несколько раз быстро стучу. Не дождавшись ответа, робко заглядываю в кабинет.

Он разговаривает по телефону. Заметив меня, машет рукой, чтобы я вошла и подождала.

— Арина, — говорит он, — я действительно рад, что ты приехала. Я очень ценю это.

Его голос звучит совсем иначе, чем при разговоре со мной, более мягко и… волнующе, можно даже сказать, трепетно. Ого, он оказывается не только рычать умеет. И почему-то в сердце вонзается холодная и острая игла. Сама не понимаю, с чего бы…

— Да, хорошо, я уже выезжаю, так что скоро увидимся.

Он отключает телефон и смотрит на меня так, будто впервые увидел. Хотя нет, он смотрит так, будто я голая. У меня аж щёки разгораются от этого взгляда, а в груди снова просыпается томительная тревога, будто мне грозит смутная опасность.

— Слушаю тебя, — говорит он, раздев меня взглядом. Голос звучит так, что моё волнение только усиливается. Хотела бы я понимать, что у него на уме…

— Роман Григорьевич, мне уже пора, — как-то уж излишне взволнованно говорю я. — Я хотела сказать, что сегодня был очень насыщенный и интересный день. Спасибо, что доверили мне столько важных и ответственных дел. Я вас не подведу. Всего доброго, хорошего вам вечера и до завтра.

— Вообще-то, я полагал, что ты постесняешься так рано уходить с работы. И нечего мне зубы заговорить притворными речами. Мне о тебе уже всё практически ясно.

Голос Рыкова звучит недовольно, и в нём не остаётся и следа чувственной проникновенности, которую он только что дарил неведомой Арине.

Его слова как пощёчина. Притворными речами? Так рано уходить с работы?!!! Уже десятый час, вообще-то! От моего благодушия не остаётся и следа. Идиотка! И чего это я расчувствовалась! Нашла, кого благодарить. Этот целиком проглотит и не поперхнётся. Я делаю глубокий вдох и долгий медленный выдох.

— У меня бабушка инвалид, её нельзя одну оставлять, поэтому я должна идти. До свидания.

Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь и выхожу в приёмную, беру свою сумочку и направляюсь к выходу. Скорее отсюда! Меня трясёт. Я толкаю дверь и… Она не поддаётся. Я ещё раз толкаю дверь, нажимаю ручку и даже давлю плечом. Никакого результата. Это что за новости! Я щёлкаю выключателем, но освещение ничего не меняет.

Похоже, дверь заперта на замок. Причём, хитрость в том, что изнутри его открыть нельзя, на этом в своё время настоял глава службы безопасности.

— Ну что, никак уйти не можешь? — раздаётся за спиной недовольный голос Рыкова. — К бабушке уже не торопишься?

Да чтоб тебя! Из-за этого кафе я теперь всегда буду в его глазах лгуньей и притворщицей?

— Дверь не могу открыть, — тихо говорю я.

— Да что ты?

Сколько сарказма! Ну, подойди и сам попробуй. Я демонстративно отхожу в сторону предоставляя ему решать эту неожиданную проблему. Он бросает высокомерный взгляд, успевая скользнуть по моим ногам, и берётся за дверную ручку.

Его взгляд, это нечто. У меня ощущение, будто он раскалённой рукой проводит по телу. Давай-ка лучше без этого, иди к своей Арине, а меня просто оставь в покое.

Дверь не поддаётся и я фыркаю, когда вижу полное недоумение на лице Рыкова. Он дёргает ручку и пытается надавить, а потом и ударить плечом. Дверь вообще-то сделана из толстенного металла, как сейф в банке. Денег на неё в своё время не пожалели.

— Это ещё что такое? Да ты… — он с грозным видом поворачивается ко мне. — Твоя работа? Глупая девчонка! Думаешь что-то мне доказать своими нелепыми поступками?

— Похоже, снаружи заперто. Сейчас на вахту позвоню, — говорю я едва сдерживаясь и пытаясь сохранять спокойствие.

Подхожу к своему столу и набираю номер. Никто не отвечает.

— Может ещё обход не закончил. Явно он совсем недавно здесь был. Нашёл незапертую дверь и закрыл.

— А внутрь заглянуть ума не хватило?! — задыхается от гнева Рыков. — Звони начальнику охраны, пусть немедленно разбирается! Людей пусть присылает, дверь вырезает, что угодно! Да скорей же давай!

Я набираю начальника службы безопасности и объясняю ситуацию. Он обещает всё выяснить и перезвонить. Директор, весь бледный от гнева, продолжает дёргать ручку. Расстроился, что опаздывает к своей Арине, злорадно думаю я.

— Идиоты! — рычит он и с чувством пинает дверь.

Звонит начальник службы безопасности.

— Они не могут связаться с дежурным. Возможно, тот провёл обход и куда-то ушёл, — передаю я Рыкову его слова. — Сейчас начальник охраны приедет сам, в его сейфе хранятся дубликаты всех ключей. Он приедет и нас выпустит. Не волнуйтесь, пожалуйста. Максимум тридцать минут.

Рыков подскакивает ко мне и схватив за плечи крепко встряхивает.

— Не волнуйтесь?! Вы здесь все с ума сошли что ли?! Паноптикум какой-то! Это где, блядь, видано! Это что за служба безопасности! Всех! Всех до единого уволю! Идиоты!

От того, что он оказался так близко, мне становится страшно. Не от угроз быть уволенной, а от самого его присутствия. Все чувства смешиваются.

— Если узнаю, что это ты устроила… — его идеально голубые глаза мечут самые настоящие молнии.

Гневный голос кажется грозным рыком беспощадного зверя или даже перекатами грома, неукротимой стихией.

— У меня дочь надолго в экспедицию уезжает, прилетела на один вечер проститься, а какой-то мудак запер меня в собственном кабинете!

Из всего сказанного я понимаю только слово «дочь» и против воли улыбаюсь.

— Что смешного? Ты что, ненормальная?

Я вдыхаю его аромат и голова начинает кружиться. Он пахнет сандалом, кожей и невероятным парфюмом, явно с гипнотическим эффектом.

От него исходит невыносимый жар, и в тех местах, где моих плеч касаются его руки, наверное, останутся ожоги. Я враз теряю контроль над телом, и оно выходит из повиновения. Ноги делаются ватными и грудь тоже оказывается забитой ватой, и от этого дышать становится очень трудно.

Мои губы сохнут, сердце стучит глухо, но очень часто, перегоняя кубометры внезапно вскипевшей крови, а под ложечкой растекается сладкая тоска.

Я скольжу взглядом по его мужественному, заросшему густой щетиной подбородку и по едва заметным морщинкам. Вдруг наши взгляды пересекаются и что-то происходит, незримое и совершенно непонятное. Босс замирает, поражённый какой-то внезапной мыслью или видением. Мы стоим друг напротив друга и не можем пошевелиться.

Я даже не вижу, а скорее, необъяснимым образом чувствую, как его губы чуть-чуть раскрываются. Мысли путаются и меня начинает трясти. Я дрожу.

Лицо генерального медленно, очень медленно приближается, и я, не понимая уже ровным счётом ничего, тянусь ему навстречу.

5. Звериный рык

Голова практически полностью отключена, да и какие размышления в такой момент. Сейчас всё решает тело, его жар, нервный озноб и томительная тяжесть внизу живота. Я чувствую дыхание и вдыхаю пьянящий и терпкий аромат своего начальника. Я отдаюсь безысходности, как человек, испытывающий восторг от падения в пропасть.

К этому примешивается чувство паники, зарождающееся в груди, в сердце и ещё каких-то тёмных, непроглядных глубинах. Причина для паники у меня довольно веская. Поцелуй.

Наши губы соприкасаются. Меня бьёт током и я едва не лишаюсь чувств. Его вкус яркий и терпкий, похожий на черешню, а язык сильный и дерзкий. Время неимоверно замедлившееся, когда наши губы ждали этого соприкосновения, теперь летит во весь дух, заставляя сердце сжиматься, как на американских горках.

Мамочка… Как страшно, стыдно и сладко…

Его руки гладят спину, пальцы ерошат волосы на затылке и уже через мгновение будут до боли сжимать мою грудь, пробираясь под блузку к стянутой и затвердевшей коже вокруг сосков.

Что я делаю! Я отчаянно пытаюсь думать, но мысли хаотично и пугливо разбегаются и исчезают, вытесняемые несмолкающим в голове, восторженным звоном.

Внутри меня мечется огонь и электрические импульсы в восторге мчат и идут вразнос, выстреливая во все стороны, сталкиваясь и разбегаясь. Они гонят по телу потоки стыдной сладости, и я изнемогаю от этой муки.

Его подбородок, покрытый жёсткой щетиной, царапает мне кожу, язык мешает дышать, и всю меня трясёт мелкой дрожью. Мне даже кажется, что это похоже на смерть. И тут происходит то, что рано или поздно должно было произойти и то, чего мы, собственно, ждали с самого начала. Раздаётся звук вставляемого в скважину ключа.

Я напрягаюсь, неловко отстраняюсь и тихонечко говорю совсем не романтичные слова:

— Кажется, начальник службы безопасности приехал.

Похоже, у Рыкова, как и у меня, на какое-то время отключилась голова, потому что он выглядит так, как будто находится в гипнотическом трансе. Осознав происходящее, он выпускает меня из рук, отчего я чуть не падаю, а сам отшатывается от меня, как от чумной.

Дверь распахивается и мы оба оборачиваемся к ней, с выражением недоумения на лицах. На пороге стоит перепуганный насмерть дежурный. Он наклоняется в нелепом полупоклоне и начинает бормотать слова извинения, не смея даже взглянуть на генерального.

— Разберись, — бросает мне Рыков. — Завтра доложишь. Меня машина ждёт.

Вот так? Разберись?

Он быстрым уверенным шагом выходит из приёмной, даже не взглянув на провинившегося охранника. Мне тоже надо бежать и разбираться с ним совсем нет сил. Мне бы с собой разобраться.

— Где вы были, почему не отвечали на звонки? — спрашиваю его.

— Да я на три минутки отошёл только, мне там надо было…

— Понятно, — перебиваю я, не желая вдаваться в подробности. — Напишете объяснительную своему начальнику. Так, а теперь закрывайте и опечатывайте. И на будущее. Первое. Нужно проверять, есть ли кто-то в помещении, прежде чем его закрыть. Второе. Неплохо бы знать, здесь генеральный или нет.

Мне сейчас совсем не до этого бедолаги, которого не ждёт ничего хорошего. Все мои мысли сейчас о том, что только что произошло и о том, что могло произойти, не появись он здесь в эту минуту.

От таких размышлений я краснею до корней волос. Что это было вообще! Ну, с Рыковым понятно, он просто берёт то, что хочет, или даже не так… Берёт, потому что может. Но со мной-то что не так? Ведь я же всё это знаю и понимаю и вдруг так поплыла. Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже…

Да и как это вообще понять, он что, мне нравится? Глупость какая… Я же его вообще не переношу. Стыд какой! Настоящий и никакой не сладкий, а до ужаса горький и жгучий стыд… Рыков теперь будет думать, что я доступная и вообще… Блядь…

От этого слова мне становится очень жарко и до ужаса обидно. Незаслуженные обвинения больно ранят, а заслуженные ранят ещё больнее. Буду приносить кофе и снимать сексуальное напряжение. Просто жесть.

И если у него есть дочь, то кто-то должен был её родить, а связь с женатым — это вообще кошмар.

Подходя к дому, я начинаю реветь и даже не стираю с лица ручейки слёз. На помощь мне приходят сумерки и начинающийся тёплый дождь, делая мою трагедию незаметной для окружающих…

.

Промучившись без сна почти всю ночь, я поднимаюсь с твёрдой уверенностью, что всё произошедшее, не более, чем глупая случайность. И этого больше не повторится. Мне, конечно, понравилось, но только чисто в теории.

Ну, то есть Рыкова можно назвать привлекательным мужчиной и, при определённых условиях он мог бы мне даже действительно понравиться, но в реальной жизни нужно держаться от него как можно дальше. Особенно в сексуальном смысле.

Я думаю… Вообще-то даже не знаю, что и думать… Как я так внезапно оказалась в его объятиях? Ладно… Будем считать это прививкой, маленьким, но действенным впрыском вакцины. Я увидела его «чары» в действии и на этом нужно остановиться.

Другое дело, что он, возможно, захочет продолжить. Но я, думаю, сумею ему противостоять, главное, не нафантазировать себе всяких глупостей. Он, может быть и охотник, но вот я не дичь. И не стану чучелом в зале с его охотничьими трофеями.

.

С самого утра в приёмной собирается много людей, стремящихся попасть к Рыкову. Я люблю работать в тишине, но сегодня даже рада, что буду не одна, когда он появится. Представить нашу встречу один на один после вчерашнего, да ещё и на том же самом месте нелегко.

Как бы я ни успокаивала себя и ни накачивала умными мыслями и рассуждениями о здравом смысле, я прихожу в жуткое волнение, когда Рыков появляется в приёмной.

Он входит уверенной походкой, на мгновенье замедляет ход, мельком оглядывая собравшихся, и идёт к своему кабинету. При его появлении я встаю из-за стола и чуть краснею, не зная, как справиться с волнением.

— Доброе утро, Роман Григорьевич.

Он молча кивает и на меня даже не смотрит. Ну конечно… Рыков скрывается за дверью, а я начинаю готовить кофе. Через минуту щёлкает селектор и раздаётся его строгий голос:

— Дарья, зайди ко мне, пожалуйста.

Не Розанова, а Дарья? Да ещё и пожалуйста? Ох, не нравится мне это… Я беру в руку чашку и захожу в кабинет. На трясущихся ногах, с молотящим сердцем и внезапной сухостью во рту.

— С начальником отдела безопасности разобралась? — спрашивает он, глядя в бумаги.

— Пригласила к одиннадцати, сказала, чтобы доклад подготовил.

— Сама разберись.

— Поняла.

Он отрывается от бумаг и смотрит на меня в упор. Спокойно, строго, с превосходством. В общем, как всегда. Ну и хорошо… Я чуть выдыхаю и немного успокаиваюсь.

— И вот этих ходоков в приёмной не собирай, перенаправляй к соответствующим руководителям.

— Там только руководители, Роман Григорьевич.

— Всё равно. Я не народный целитель, чтобы ко мне очереди выстраивались.

— Хорошо.

— Ты с Лозманом работаешь по моему заданию?

— Да, конечно. Мы уже серьёзно продвинулись, и к установленному сроку всё будет готово.

Он одобрительно кивает. Это уже выглядит странным. Никаких подначек, оскорблений и грубостей.

— Ты кофе-то поставь. Чего держишь? После планёрки соедини меня с Лыковым из администрации президента.

Я такого не знаю и немного теряюсь.

— Какого президента?

— Байдена, блядь. Ты президента нашего не знаешь? Хорош тормозить, Розанова. Найдёшь телефон администрации, там тебя переключат куда надо. Скажешь, помощница Рыкова.

Ну вот, выходим на обычную орбиту. А то даже странно было. Он встаёт из-за стола и подходит ко мне. На нём белая рубашка, облегающая тело, ворот расстёгнут и узел галстука немного ослаблен. Он высокий, сильный и от него очень приятно пахнет. Его глаза сегодня идеально синие и вместо острого льда и враждебности в них пляшут ироничные огоньки. Но это всё очень плохо для меня. Зачем он встал?

— Ну ты чего такая напряжённая, Розанова? Поставь ты свой кофе.

— Роман Григорьевич… — начинаю я, не зная как правильно выразить свою мысль.

— Ну? — чуть улыбается он, что совершенно сбивает меня с толку.

— Я хотела сказать, что вчерашний… инцидент… Это… Надеюсь, это просто нелепая случайность, которая больше не повторится. Я к подобным вещам отношусь крайне негативно… Я дорабатываю последние дни, так что мне терять нечего, имейте это в виду. Отношения между нами могут быть исключительно рабочими…

Боже! Что я несу! Какая я идиотка! Мне хочется сквозь землю провалиться.

— Да работай ты спокойно, никто тебя не уволит, — усмехается Рыков. — Даш, ну ты чего? Всё ж нормально.

Даш? Это он так сказал? Да чего же тут нормального?

Он протягивает руку, намереваясь поправить мне прядь волос, но я отступаю назад.

— Ну ладно, ты же всё понимаешь, чего ты? Давай, подойди ко мне. Тебе же понравилось вчера, я почувствовал. Иди.

Он шарит по мне взглядом и взгляд этот совсем не скромный. Он делает шаг ко мне и протягивает теперь уже обе руки. Меня охватывает ужас и гнев. Вчера это было одно, но теперь, после того, что я сказала, совсем другое! Не подходи ко мне! Не приближайся!

Но он никак не может понять, что я не шучу. Он делает ещё один шаг и просто не оставляет мне выбора. Мне ничего другого не остаётся и я делаю это. В моих руках по-прежнему находится чашка с горячим кофе. Я беру её с блюдца и выплёскиваю на своего босса.

Время вдруг замедляется и я вижу как на его белоснежной рубашке, прямо на груди расплывается большое коричневое пятно. А потом я слышу очень громкий, поразительно мощный звериный рык.

--------

Дорогие мои читательницы! Мне очень приятно, что вы заинтересовались этой историей. Надеюсь, до самого финала она будет приносить вам приятные мгновенья. Пожалуйста, подпишитесь на меня, чтобы мы не потеряли друг друга в будущем. Ещё хочу сказать, что буду признательна вам за комментарии. Они наполняют меня энергией и дают настоящее вдохновение. Будьте моими музами)))

6. В плохом настроении. В очень плохом

Мне вдруг делается необычайно легко и спокойно на сердце. Я вижу, как наполняются яростью глаза босса и, не дожидаясь его оценки случившегося, выбегаю в приёмную. Свежие рубашки у него есть. Они висят в шкафу в маленькой комнате отдыха, куда можно попасть только из кабинета. Там есть диван, телевизор, и небольшая туалетная комната с душем. Наверное, в мыслях Рыкова, там я и должна была бы оказывать ему служебные ласки.

Приёмная меня встречает полной тишиной. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, глядя на изумлённых посетителей, потрясённых грозным рыком директора. Я делаю извиняющееся лицо и сокрушённо качаю головой:

— В плохом настроении. В очень плохом. Не советую заходить.

Сама удивляюсь своему легкомыслию. Приёмная мгновенно становится пустой и я спокойно занимаюсь делами. Шеф тоже больше не беспокоит. Минут через пятнадцать появляется Лозман.

— Привет, Даш. У себя?

— Да, Борис Маркович. Проходите.

Ему можно заходить без доклада, как главе команды завоевателей, приехавшей вместе с Рыковым.

— Хорошо. Мне надо перед планёркой пару проблем обсудить.

— Разумеется, Борис Маркович.

— А что так официально? У тебя всё хорошо?

— Лучше не бывает. Шеф сегодня интересовался нашей с вами работой. Надо бы нам немного поднажать, а то если завалим задание, будет нам на орехи.

— Как скажешь, давай поднажмём. Ты ж сама занята всё время.

— Я тогда скажу начальникам служб, что вы их на совещание приглашаете, хорошо?

— Лады. Давай только не сегодня. Завтра, например. Договорились? Ну, я пошёл.

Он скрывается в кабинете и буквально через минуту выскакивает весь красный и взъерошенный.

— Как ты вообще с ним работаешь! Я вот никак привыкнуть не могу, честное слово.

Я ничего не говорю и лишь грустно улыбаюсь, мол что поделать, такая уж моя планида.

Щёлкает селектор:

— Розанова, быстро ко мне.

Не могу сказать, что сердце совсем не ёкает, но какого-то экстремального мандража нет. В конце концов, что он сделает? Выгонит? Так самому же хуже будет, а я с трёхмесячной зарплатой на руках как-нибудь уж продержусь, пока найду новую работу. Да хоть бы и кассиром в супермаркете. Что плохого? Хорошая работа, ответственная, продукты всегда под рукой и всегда знаешь, во сколько дома будешь.

Я захожу в кабинет, буквально в пасть к тигру.

— Вызывали, Роман Григорьевич?

Я говорю спокойно и смотрю на него ласковым взглядом, как у стюардессы. Он похож не на тигра, а на разъярённого быка, глаза, налиты кровью, глядит исподлобья. Некоторое время он молча прожигает меня взглядом и, наконец, произносит с раздражением:

— Через десять минут планёрка. Где отчёты и сводки? Я каждый раз напоминать должен?

— Они у вас на столе, в коричневой папке, — отвечаю я, — слева, как обычно.

Рыков недовольно поворачивает голову и, заметив папку, раскрывает её.

— Не забудь с Лыковым меня связать, не то я тебя в заводской столовой в котёл с борщом с головой засуну. И распорядись, чтобы кофе-машину мне в комнату отдыха перенесли. Больше ты кофе не готовишь. Свободна.

Ну и вот, ну и ничего страшного. Сейчас позвоню завхозу и прощай, кофе-машина. Туда ей и дорога.

.

Постепенно подтягиваются начальники производств и директора, участвующие в планёрке. Здесь также присутствуют Лозман и другие варяги, члены команды Рыкова. Накопив всех в приёмной, запускаю их в кабинет. Тут же раздаётся голос по селектору:

— Розанова, зайди.

Я вхожу в кабинет и останавливаюсь в дверях.

— Дарья Андреевна, — обращается ко мне Лозман. — Можно вас попросить чашечку кофе, пожалуйста?

— Нет! — рявкает Рыков. — Не кофейня. У себя попьёшь. Кофе больше не подаётся. Розанова, за стол! Будешь участвовать, чтобы потом глухого телефона не было.

Босс указывает на свободное место за столом заседаний. Это что-то новенькое.

— Так, все явились?

— Да, Роман Григорьевич, все на месте, — отвечаю я.

— Хорошо. Лозман, начинай.

.

После планёрки все быстро расходятся. Каждый из присутствовавших получил свой собственный нагоняй и индивидуальную порцию тумаков от Рыкова. Только я осталась обделённой. И правильно, мало ли, что я ещё выкину.

— Розанова!

А вас, Штирлиц, я попрошу остаться… Ну вот, сама себя сглазила.

— Да, Роман Григорьевич.

— Проконтролируешь выполнение работ всеми участниками совещания. Отныне будешь это всегда делать.

— И Лозмана контролировать?

— А что, он особенный что ли?

— Вообще-то да, он же ваша правая рука. Может отказаться.

— Не откажется. Если что, мне сообщишь. Свободна.

Пронесло. Я уже подхожу к двери, когда шеф снова меня окликает.

— Розанова.

— Да, Роман Григорьевич.

— Пока машину не перенесли, сделай мне эспрессо.

Хм…

Я возвращаюсь в кабинет через пару минут с чашечкой кофе, такой же, как утром.

— Поставь на стол для совещаний.

Я выполняю.

— Роман Григорьевич, я могу продолжать готовить для вас кофе. Это же было не нападение, а самооборона. Так что вам ничего не угрожает.

— Что!? Да ты… — чуть не лопается он от злости. — Свободна.

Я иду к двери, буквально физически ощущая его взгляд на спине. Вернее, ниже спины. Когда берусь за ручку, он снова меня окликает.

— Розанова.

— Да, Роман Григорьевич.

Я оборачиваюсь.

— Ты смотри, Лыкова мне не прощёлкай.

— Я уже связалась с его помощником. Через десять минут можно будет разговаривать.

— Свободна.

Я открываю дверь и выхожу.

— Оставь кофе-машину, где стоит, — несётся мне вслед.

.

.

Сегодня Лозман опять целый день кружит вокруг меня. И такой милый, просто само обаяние. Работать мешает, но, хотя бы не вызовет гнев босса, тот сразу после обеда уехал к губернатору и, похоже, сегодня уже не вернётся.

Лозман, чувствуя безнаказанность, весь день хохмит, рассыпает шутки и комплименты, доставая их, как дед мороз подарки из мешка.

— Борис Маркович, вы уже дайте мне поработать-то, а то меня розгами высекут, а вам всё шуточки.

— Ладно. Гонишь меня, значит? Ухожу. Ещё пожалеешь, вспомнишь, а меня уже и след простыл.

— Пока вы находитесь здесь, ваша доля работы в нашем совместном задании плавно перетекает ко мне. У меня даже складывается впечатление, что это и есть ваш план. Да и люди шептаться начинают, что это мол Лозман из приёмной генерального не вылезает?

— Ох, злая ты, Дарья, — притворно грозит он мне пальцем, но всё-таки уходит.

На самом деле, он неплохой и даже симпатичный, но я действительно зашиваюсь и не хочу даже минуту времени расходовать на что-то не относящееся к делу, например, на флирт с Лозманом.

Но размышлять, делая рутинные дела, мне никто не запрещает, и я размышляю. Теоретически, конечно, чисто теоретически. Если сравнивать Лозмана и Рыкова, то внешне, безусловно, Рыков оставляет Лозмана далеко позади. Глаза, лицо, атлетическая фигура — всё на его стороне. Рыков настоящий красавец, но, с другой стороны, и Лозман не так уж плох. Довольно привлекательный, в меру спортивный, эрудированный, как я успела убедиться и с хорошим чувством юмора.

А что касается характера, то Лозман просто чистое золото. Такого, как он днём с огнём не найдёшь. Понятно, что я его совсем не знаю и принимаю то, каким он предстаёт передо мной за истинную монету, но всё-таки.

Падать в его объятия я совершенно не намерена, это просто глупенькие девичьи думки. Но он явно проявляет ко мне интерес. Какие-то меркантильные причины представить я не могу, зачем я ему сдалась? Доступ к шефу у него самый прямой, прямее некуда. Наверное, всё-таки испытывает симпатию.

Можно допустить, что он просто ищет удобный объект для регулярного секса, но, думаю, найдётся куча способов, чтобы решить эту проблему без имитации влюблённости. Впрочем, не знаю я, что у него в голове. Поживём увидим.

Ближе к концу дня в дверь стучат и на пороге появляется тот самый охранник, который запер нас с Рыковым. Смотри-ка, не уволили. Легко отделался.

— Там курьер приехал, — говорит он. — Здрасте. Мы его пропустить не можем без пропуска, вот я сам решил принести. Можно?

— Странно, я ничего не заказывала, никакого курьера не жду. А что там такое?

— Да вот, букет вам передали.

Охранник отходит на шаг в сторону и возвращается с огромным, просто гигантским букетом алых роз.

— Он сказал, что там вода уже есть вот в этом контейнере.

Сколько же здесь цветов? Я столько в жизни не видела в одном месте. И от кого? Неужто от Рыкова. Нет, быть такого не может, ни за что не поверю.

Охранник ставит цветы на журнальный столик. В это время в приёмную снова входит Лозман.

— Ого! — говорит он, — от кого это такие чудесные цветы? Даша, это тебе?

— Да, говорят, мне.

— Ну, так ты посмотри, может там записка какая-нибудь имеется.

Точно, записка есть. Я раздвигаю цветы и нахожу небольшой красный конверт. Вскрываю его и достаю листок, на котором написаны три буквы.

— БМЛ, — читаю я.

— Что же это может значить, и кто этот загадочный поклонник? — вслух размышляет Лозман.

— Судя по вашему виду и явной заинтересованности, рискну предположить, что это ваши инициалы, Борис Маркович.

Он застенчиво улыбается и, не выдерживая моего нажима, признаётся, что цветы действительно от него.

— Не хотел же признаваться, да вот, тщеславие сгубило.

— Спасибо огромное. У меня такого букета никогда в жизни не было. Настоящая прелесть. Но прошу вас, больше не делайте ничего такого.

— А что, в домогательствах обвинишь? Это сейчас модно.

— Не хочу давать повода для сплетен, да и нескромно это выставлять напоказ интерес к своей персоне.

— Да ты прямо олицетворение скромности. Хватит, кстати, меня по имени отчеству называть, хотя бы, когда никто не слышит.

— Хорошо, Борис, я постараюсь, но правда, не надо больше таких заметных знаков внимания, я очень прошу.

Пообещать Лозман не успевает, потому что дверь резко распахивается и в приёмную вваливается Рыков.

— Лозман! Тебе что здесь, мёдом намазано? Ты чего, блядь, здесь торчишь всё время? Делать нечего? Я тебе сейчас накидаю задач. Будешь областные социальные проекты курировать. То, что ты любишь, да?

Рыков замечает букет и замолкает, глядя на него.

— А это что за хрень? Кто-то умер? Ну, чего замерли?

— Это мне подарили, — испуганно говорю я, не желая подставлять Лозмана, но он, вообще-то сам хорош. Это же надо было додуматься притащить такую гору цветов. Красиво, не спорю, но очень эпатажно и даже, можно сказать, вульгарно.

— Кто?!

Мы молчим.

— Кто, я спрашиваю! Ты что ли?! — упирает он палец в грудь Лозмана. — Конечно ты, кто ещё мог до такого додуматься! Стоит, лоснится, как блин на масленицу. У тебя голова работает вообще? Или ты второй головой решения принимаешь? Ты что, Ромео, соображать совсем разучился?

На Рыкова смотреть страшно. Он мечет громы и молнии, стараясь испепелить вытянувшегося по струночке Лозмана.

— А ты, значит, всех подряд решила на подвиги поощрять? Доказать что-то хочешь, я не понимаю? Вам что здесь, дом свиданий?! — обрушивается он уже на меня.

Он ещё хочет что-то сказать, но задыхается от гнева. Бросает свирепые взгляды то на меня, то на Лозмана, а потом машет рукой и быстрыми размашистыми шагами идёт в свой кабинет. Войдя туда он с такой силой хлопает дверью, что стёкла в окнах отзываются испуганным дребезжаньем, а несколько роз роняют лепестки.

Я не успеваю опомниться, как раздаётся щелчок селектора:

— Розанова, ко мне!

* * *

Я вот тут подумала… Как вам кажется, если бы Даше нужно было выбирать жениха, на кого стоило бы обратить внимание, на Лозмана или Рыкова?

Зранее её будущее я открыть не могу, но вот было бы интересно узнать, что вы думаете))))

7. Лозман не сдаётся

На этот раз мне не по себе. Громовержец разбушевался не на шутку. Он так мне и шею свернёт в состоянии аффекта. Я бросаю взгляд на Лозмана, но тот лишь плечами пожимает, да руками разводит. Мол, а что я могу… Подставил ты меня, Боря ни за что, ни про что.

Я вхожу в кабинет с выражением полного спокойствия. Мне стыдиться нечего, я свою честь не уронила, даже от самого Рыкова отбилась. Улыбочку, впрочем, включать не рискую.

— Ещё раз увижу его здесь, уволю обоих, — едва сдерживая гнев, цедит Рыков. Ещё чуть-чуть и взорвётся.

— Так мы же совместно выполняем задание.

— Всё сказал. Свободна. И передай этому засранцу, чтобы зашёл. И вот что, ты его не знаешь, а я знаю. Знаю, как облупленного. Держись от него подальше, если не хочешь вляпаться в дерьмо. Он тебе точно не пара.

Ну это как-то уже не похоже на производственные отношения. Может ты мне ещё какао на ночь подашь?

— Слушайте, — я начинаю злиться, — я уж сама, как-нибудь разрешу проблемы своей личной жизни. И уж точно без ваших советов.

— Если бы могла, давно решила бы. Тебе сколько лет, двадцать шесть? А муж где и дети? Решит она. Хер ты что сама решишь.

— Ну знаете что, это уж точно не ваше дело! Я с работой справляюсь? Косяки у меня имеются? Я ответственная? Так что вам ещё нужно? Идите вы знаете куда?

— Эй-ей! Ты сильно-то не наглей, а то я и всыпать могу.

— Чего-чего?

— Ремнём сейчас тебя высеку, станешь как шёлковая сразу. А если не станешь, быстро на бирже труда окажешься! Устроила здесь амуры!

— Да вы сами-то не наглейте! Кто тут ещё амуры устроил, посмотреть надо. Я вам что крепостная что ли? Всыплет он! Нашёлся всыпальщик! Я сама что ли эти цветы у него выпрашивала?! Достали вы меня оба!

Я быстрым шагом направляюсь к двери.

— Куда?! — ревёт Рыков. — А ну вернулась, быстро! Я с тобой ещё не закончил!

Я вихрем выскакиваю в приёмную, едва не пришибив Лозмана дверью. Он успевает увернуться, но смотрит на меня, как на дикую буйволицу. Я хватаю злополучный букет и тащу в кабинет. Он такой тяжёлый, что я едва его удерживаю. В дверях несколько цветков обламываются, но мне дела нет.

Я с размаху водружаю этот куст на стол перед Рыковым. От удара цветы роняют немного лепестков и Рыков с вытаращенными глазами оказывается в приятном, романтическом и благоуханном дожде.

— Вот! Дарю! Делайте с ним что хотите! И с Лозманом своим тоже! Можете до полусмерти мериться мужественностью и стегать друг друга розовыми шипастыми розгами. А я домой. Счастливо оставаться. Если в понедельник на работу выходить не нужно, пришлите смс.

Пропадать, так с музыкой! Высоко подняв голову и держа осанку я направляюсь к двери.

— Бар-р-рдак! — рычит босс, вскакивая из-за стола. — А ну стой!

Полундра! Вторят ему разбушевавшиеся во мне духи. Рыков несётся, как обезумевший, и я вынужденно отступаю в сторону.

— Устроила не пойми что! Шапито!

Он пинком распахивает дверь и выбрасывает несчастный букет из своего кабинета. Лозман, всё-таки получивший дверью, летит к дивану для посетителей, а сверху на него падают великолепные алые розы, разлетающиеся по всей приёмной.

— Ты ещё здесь? Вы только взгляните на него! А ну пошёл отсюда, Казанова!

Рыков хватает Лозмана за шкирку и выволакивает из приёмной. Просто водевиль какой-то. Разошёлся он совсем не на шутку, и мой задор потихоньку спадает. Не огрести бы самой, а то возьмёт и выпорет, с него станется.

Он врывается в кабинет и останавливается передо мной. Руки упёрты в бока, глаза налиты кровью, взгляд исподлобья, дышит тяжело. Дикий зверь. Мне бы потупить взор, сжаться в комок, превратиться в облачко и испариться, но я как заворожённая не могу отвести взгляд от его лица. И какой-то тоненький птичий голосок чирикает мне в ухо: «Ах, как он прекрасен!»

— Я тогда домой… — тихонько, как девочка-паинька говорю я и бочком-бочком проскальзываю мимо босса.

Он ничего не отвечает и только мрачно смотрит мне вслед.

.

.

— Ох, Дашка, ну ты даёшь! С тобой не соскучишься!

Наташка Сазонова хохочет.

— Ну ты посмейся пока, а я пойду бабушку проверю.

Сегодня суббота. На работу я не пошла, хотя и собиралась. Побоялась, что встречусь один на один с Рыковым. Надо бы дать ему остыть. Я всё рассказала Наташке, пришедшей проведать нас с бабушкой, и теперь она смеётся.

— Смотри, что бы ты без меня делала? — говорит Наташка. — Поиск информации моя суперсила. Ты знала? Вот, я тебе досье подготовила из открытых источников.

Она машет двумя распечатанными листами бумаги.

— Скажу тебе, — продолжает она, — на твоего Рыкова инфы очень мало. Он, похоже, специально занимается тем, что всё подчищает. Ну, это понятно. Всё-таки у него контора, вернее, конторы проводят захваты компаний. Это всё вроде как в правовом поле, но я тебе скажу возможностей для давления там хватает.

— Нас, как я поняла, они совершенно легально купили.

— Короче, захватывают, то есть покупают, потом закрывают убыточные подразделения, всё оптимизируют и продают гораздо дороже, чем купили. Рыков занимается каждым новым проектом лично. Я его фоточки посмотрела, он, конечно, ничего так, красавчик и при бабках.

— А второй?

— Да погоди, дай сначала про этого закончить. Семейное положение нигде не удалось обнаружить, но ты говоришь, у него дочь уже взрослая. Значит жена есть или, хотя бы была. Если он тебе не наврал. А теперь самое интересное. Баблос. Здесь тебя не порадую.

— Неужели?

— Ага, информации официальной нет. Вернее, не так. По официальной информации, состояние оценивается примерно в двести миллионов долларов.

— Фу, копейки.

— Да ладно, не иронизируй. Для него это действительно копейки. По данным некоторых журналистов, реальное состояние — несколько миллиардов и в альтернативном списке «Форбс» о находится в первой десятке. Это как-то уж чересчур, правда? Нереально прям кажется.

— Что ты, для меня это то, что надо. Маловато даже.

— Да ну тебя, Дашка. Можно подумать я о себе забочусь.

— Конечно, о себе. Удовлетворяешь своё любопытство. Ну ладно, моё тоже немного. Давай дальше.

— А дальше у нас Лозман Борис Маркович. О нём сведений чуть больше. Правая рука Рыкова. Был дважды женат, двое детей от двух браков, разведён. Состояние небольшое, не больше пятидесяти миллионов. Более точных данных нет, но, в принципе, я думаю, тебе и этого за глаза хватит.

— Пятидесяти миллионов? Ну, если экономить, должно, думаю, хватить на пару лет.

Мы смеёмся.

— Наташ, ты пойми, где они, а где я. Да им обоим, даже «нищему» Лозману, один раз пальцами щёлкнуть и такие красотки набегут, что ого-го. А причём я здесь?

— Да в том-то и дело таких как ты одна на миллиард. Может мне развестись и к тебе переехать? А то здесь такие женихи пропадают…

— Давай, можешь обоих забирать.

— Зря ты так, Дарья, ох, зря. Тебе, можно сказать, в руки падают редчайшие возможности, такие мужики, а ты даже подсуетиться не можешь. Что за апатия, вообще…

Раздаётся телефонный звонок. Номер неизвестный, но похоже, московский… Сердце вздрагивает.

— Алло.

— Даш, привет, это Боря.

— Привет.

— Ну ты как там после вчерашнего?

— Да я-то норм, а вот вы как? Ничего не повредили?

— Да нет, я тоже нормально. Слушай, у меня тут мысль такая, может сходим пообедаем?

— Чтобы нас Рыков где-нибудь там застукал?

— Не застукает, он на выходные в Москву улетел.

В Москву улетел? Как это? Вообще-то хорошо, что улетел, не будет его призрак здесь маячить все выходные… Но почему тогда я чувствую необъяснимую и смутную тревогу, расплывающуюся под ложечкой?

— А вы почему не улетели?

Во-первых, мне не к кому, а во-вторых, Рыков меня за себя оставил, так что я не могу уехать, на случай если что-то случится.

Не к кому, а Рыкову, значит, есть к кому… Ну что же, меня это не касается… А что же он тогда ко мне…

— Ну что, согласна?

— Не получится, Борис Маркович, — выдыхаю я.

— Почему? — его голос враз делается скучным.

— Ко мне в гости подруга пришла, мы несколько лет не виделись. Не могу же я её выгнать, да и бабушку не с кем оставить, у сиделки сегодня выходной.

— Понятно, — говорит Лозман с бесцветной интонацией. Ну, может быть тогда завтра? Как насчёт завтра.

Блин, ну как бы его с этой темы перевести…

— Не знаю, надо с сиделкой поговорить, она обычно неохотно в выходные приходит…

— М-да… как всё сложно у тебя. Ладно, ты поговори с сиделкой, предложи ей двойной тариф, я добью. А мы пообедаем. Да ничего такого, ты не думай, просто поболтаем да и всё. Потом домой тебя отвезу.

— Я попробую с ней договориться.

— Ну ладно, гут. Я тогда… Слушай, можно я тогда к тебе поднимусь на минутку?

— В смысле?

— Ну я просто сейчас перед твоим домом стою. Ну так что, можно?

8. Тайна Лозмана

Блин! Ну и что мне с ним делать? Позвать домой? Странная ситуация, честно говоря…

— Алло, Даш, ты ещё там?

— Да здесь я, здесь. Думаю, что с вами делать.

— Да я на минуточку только.

Все так говорят. На минуточку.

— Ну ладно, на минуточку, так на минуточку. Поднимайтесь. Четвёртый этаж…

— Да знаю я, знаю. У меня же целое досье на тебя есть…

Ну да, как же не быть…

— Даш, кто это? — пожирает меня взглядом Наташка.

— Лозман твой любимый.

— Да-а? Он придёт что ли? Прямо сейчас?

— Ага. Говорит на минуточку. Блин… Хорошо хоть уборку успела сделать.

Я рассеянно оглядываю свои хрущёвские «хоромы».

— Вот прямо сейчас-сейчас?

Раздаётся звонок в дверь. Быстрый какой. Я открываю и сразу отступаю назад. На меня движется новый букет роз, теперь уже белый, но такой же большой.

— Война белой и алой розы, Борис Маркович?

— Тяжёлый зараза… Куда поставить?

— Ну проносите вот сюда, в комнату. Это же каждый день теперь будет происходить, я правильно поняла?

Лозман проходит следом за мной и ставит букет на журнальный столик.

— Ух! Каждый день, наверное, не осилю. Это взамен вчерашнего, жестоко разрушенного вероломным шефом.

— А жестоко разрушенную карьеру чем заменим?

— Твою или мою?

— Мою, разумеется.

— Карьеру можно много чем заменить, например, счастливой семейной жизнью или другой карьерой, или просто деньгами.

— Фантазия у вас замечательная.

— Держи, вот я тебе ещё подарки принёс.

— Вы как Дедушка Мороз прямо. Спасибо, конечно, но я не заслужила. И не заслужу, кстати. Сразу предупреждаю.

— Не зарекайся, — криво усмехается он. — Вот держи, «Вдова Клико» и конфеты, «Красный Октябрь», мои любимые.

— Здравствуйте, — раздаётся за моей спиной.

Это Наташа.

— Это Наташа, моя подруга. А это и. о. моего босса, Борис Маркович.

— Просто Борис, — отвечает Лозман, внимательно разглядывая Наташку.

— Выпьете с нами чаю, Борис? — спрашивает она и застенчиво улыбается. Артистка.

— Я бы с удовольствием, да хозяйке обещал, что лишь на минутку зайду.

— Да ладно, — машу я рукой. — Чего уж там. Пойдёмте на кухню. Вот и конфеты ваши пригодятся.

— Что же, если настаиваете, останусь. Это же чудесно побыть с двумя такими прекрасными девушками.

С двумя? А ты озорной, товарищ Лозман.

— А вот скажите, Борис Макарович… — начинает Наташка.

— Маркович. Но лучше всё-таки без отчества, а то я себя стариком чувствую в вашей компании. И я совсем не против быть на «ты».

— Ой, прошу прощения. А вот скажи, Борис, почему Даша работает больше восьми часов, а сверхурочных не получает? Ты как её и. о. можешь положить этому конец?

— Жаловалась на шефа, да? Я ему передам.

Я пинаю Наташку под столом.

— Да чего я сказала-то? Чего ты пинаешься?

Она не идиотка, просто дурачится, будто школьница или гимназистка из романа. Лозману это нравится, судя по всему. Любит ролевые игры, наверное…

Мы пьём чай с конфетами и болтаем о всякой ерунде.

— Ну что же, — говорю я примерно через полчаса, — спасибо, что зашли, но мне пора бабушку кормить.

— Да-да, — мигом отзывается Борис, — мне уже тоже пора. Ну что насчёт завтра? Пообедаем?

— Я поговорю с сиделкой.

— Хорошо. Тогда я позвоню часика через два, ладно?

Вот же какой. Никак не отделаешься от него.

— Ну ты чего, Дашка? — набрасывается на меня Наташка, когда Лозман, наконец, уходит. — Иди давай, обедай с ним. Клёвый дядечка, фактурный такой, породистый, интеллигентный. Видно, что прям нравишься ему.

— Ты тоже ему нравишься. И тоже фактурная и интеллигентная. Вы просто идеальная пара.

— Но я замужем. Хоть мой Олеженька в подмётки ему не годится, а всё ж свой, отец моих детей. Будущих. А тебе и карты в руки. Ну а что? Потусуешься с ним, приглядишься, а потом уже и решишь, что делать.

— Ладно, я подумаю.

— Да когда думать-то? У тебя всего два часа времени осталось.

.

В воскресенье Лозман приезжает за мной около часа. Я всё-таки дала согласие на обед, хотя совсем не уверена, что стоило это делать. Но он впился в меня, как пиявка и я поняла, что легче согласиться и сходить, чем постоянно увиливать.

— Что ты любишь? — спросил он вчера.

— Однозначно высокую кухню, предпочтительно французскую, хотя сгодится и итальянская, но тогда обязательно должны быть свежие сырые лангустины и паста с каракатицей.

— Да, извини, я понял, что глупость спросил.

И вот мы сидим в лучшем, вернее самом дорогом ресторане города и заказываем окрошку, люля и аджапсандал.

— Ты уж прости, с лангустинами не вышло, — с улыбкой говорит Борис.

— Не беда, я всё равно их ни разу не пробовала, так что не уверена, что мне бы понравилось.

— Значит ещё обязательно попробуешь, какие твои годы. Хочешь, можем на выходные полететь в Италию?

— Стоп-стоп, Борис Маркович, лучше притормозите. Я ваша подчинённая, так что здесь домогательством попахивает.

— Да ладно, тебе, подчинённая. Ты Рыкову подчинённая, а мне коллега.

— Коллега, это когда на одном уровне, но вы, начальник, а в данный момент и вовсе непосредственный.

— Ну хорошо. Расскажи о себе. Что ты любишь? Почему не замужем ещё?

— А вы не слишком деликатный. Я много чего люблю, так и не скажешь. Окрошку вот, например. А вы?

— Окрошку? Ну да, можно и окрошку.

— Скажите, почему это вдруг такой завидный жених залип на секретаршу? Вы со стыда не сгорите, если нас кто-нибудь из вашего круга увидит?

— Какого круга? Шутишь что ли?

У меня звонит телефон. Номер незнакомый, поэтому я не отвечаю, убирая звук.

— Так почему? Думаю, прекрасные нимфы охотятся на вас целыми стаями. Красавицы, супермодели и просто умницы. Ведь так? Я ведь совсем не такая. В чём подвох?

Он долго молчит, разглядывая моё лицо.

— Ты особенная, — наконец отвечает он.

— Да ну! Вот это откровение.

— Правда. В тебе всё особенное — твой ум, дерзость, независимость. Это совершенно уникальные качества.

— Да бросьте вы. Думаете, куплюсь на эту чепуху?

— Это не чепуха. И потом ты очень красивая.

Тут уж я начинаю просто смеяться, но Лозман этого будто не замечает.

— Твоя красота тоже особенная, не броская, не вульгарная, а… не знаю как сказать… настоящая, что ли…

— Понятно, — говорю я с улыбкой.

Снова раздаётся телефонный звонок. Опять тот же номер, и опять я не отвечаю.

— Знаешь, — продолжает Лозман, — мы всю страну вдоль и поперёк изъездили. Месяц здесь, месяц там. Купили, разделили, лишних людей уволили, продали и поехали дальше. Это круговорот. Жить в нём нелегко, но привыкнуть можно, тем более, что деньги, которые мы зарабатываем, перекрывают все неудобства.

Он делает знак официанту, чтобы тот принёс ещё вина.

— Только в этой гонке теряется что-то человеческое и все люди для нас превращаются в учётные записи, статьи расхода. Все они, всего лишь, издержки, которые нужно минимизировать. При такой жизни очень скоро становишься холодным циником. Всё время в разъездах, всё время в гостиницах, всё время среди чужаков, среди женщин, для которых сам ты тоже лишь запись с той лишь разницей, что являешься статьёй дохода. То есть с тебя можно что-то поиметь. Вот и привыкаешь всех иметь в ответ. Я ведь дважды был женат, и обе мои жены были такими же, как и я, жаждали иметь. Всё и всех, больше и больше. А ты не такая.

Я с удивлением замечаю, насколько он серьёзен. Обычно ироничные и насмешливые глаза кажутся сейчас беззащитными. Лицо его, не выглядит насмешливым, напротив, оно сосредоточено и даже чуточку трагично. И эта затаённая трагедия, выглянувшая из-под обычной маски, кажется настоящей и достойной сочувствия. Настолько, что мне делается некомфортно и немного совестно, будто я увидела что-то очень интимное и личное, непредназначенное постороннему.

— Вы меня не знаете, я ещё хуже, — пытаюсь я снова перейти к более непринуждённому и немного саркастичному стилю беседы, не требующему такого доверительного контакта. — И вообще, что за меланхолия? Это неправильно.

— Я тебя знаю и вижу, какая ты. У меня опыт, ты уж поверь. Ну ладно, мои откровения выглядят неуместно? Больше не буду. Хочешь… а хочешь я тебе расскажу кое-что про босса? Такое, что ты, наверняка не узнаешь из интернета. Тайну.

— Хочу. Рассказывайте.

— Но не просто же так, иначе какой я бизнесмен?

— А что взамен? Поцелуй?

— Хорошо, пусть будет поцелуй. Я согласен.

— Это не предложение, а ирония.

— Поздно. Цена назначена.

— Она слишком высока.

— Как хочешь, можешь отказаться.

— Что же, спасибо за обед. Было здорово, но уже пора ехать.

.

Мы подъезжаем к моему дому.

— Даша, мне было очень приятно. Я прекрасно провёл время. Надеюсь, и ты не слишком скучала.

— Да, всё было отлично. Спасибо.

— Ладно, тогда увидимся завтра.

— А как же секрет?

— Какой?

— Да ладно, вы же не серьёзно?

— Ты про страшный секрет, касающийся Рыкова?

— Да, но возможно, никакого секрета и нет вовсе. Это, наверное простая уловка, да?

— Нет, секрет имеется, — Лозман улыбается открытой улыбкой. — Но он продаётся, ты можешь его купить.

— Ясно, детские приколы.

Борис протягивает руку и очень легко, кончиками пальцев касается моего виска. Он поправляет прядку волос, закладывает её за ухо. Только не продолжай, не нужно…

— Ты мне очень нравишься, Даша, — говорит он очень тихо.

Он чуть наклоняется ко мне, и я ощущаю его запах. Это запах парфюма. Он не сильный, едва уловимый и очень дорогой. Но за ним нет больше ничего, запах самого Лозмана надёжно спрятан за этим ароматом.

— Даша, — шепчет он и тянется ко мне.

Я чувствую смятение и неуверенность. Он неплохой и он мне даже нравится, но я совсем не хочу с ним целоваться, по крайней мере сейчас, да ещё вот так, в машине. Но и отталкивать его мне не хочется. Не хочу чтобы он почувствовал себя уязвлённым.

Его рука опускается мне на плечо, на спину и начинает притягивать к себе, и сам он старается подтянуться как можно ближе ко мне. Это выглядит совершенно нелепо и я не знаю, что мне делать. Я уже готовлюсь выскочить наружу, как вдруг на помощь мне приходит телефон.

Он снова начинает трезвонить.

— Да кто это целый день меня добивается! — бодро говорю я, выуживая телефон из кармана.

Взглянув на экран, я сразу становлюсь серьёзной и собранной, а сердце подпрыгивает и бьёт в гонг. Это босс!

— Рыков, — почему-то шепчу я, и, прежде чем Лозман успевает сказать хоть слово, отвечаю на звонок.

— Слушаю, Роман Григорьевич.

— Тебя где носит?! — вместо приветствия выпаливает он грозным, не обещающим ничего хорошего голосом. — Почему на звонки не отвечаешь?

— Так вы же не звонили…

— Тебе мой помощник полдня дозвониться не может! Не много ли чести, чтобы я сам тебе названивал? Думаешь, если ты развлекаешься, то и мне делать нечего? Ты там что, с Лозманом что ли опять крутишь? Немедленно дуй домой! Поняла? Немедленно!

— А что случилось…

— Случится! — перебивает он. — Если не успеешь вовремя. Тебя там человек ждёт.

9. Неожиданные взлёты и падения

— Какой человек? — недоумеваю я.

— Водитель. Увидишь чёрный микроавтобус. Номер тебе мой помощник сообщит. Значит быстро сейчас мчишься домой и собираешь вещи. Много не бери, на одни сутки. Садишься в машину и едешь в заводоуправление. Там берёшь отчётность по панелям. И по шпону, и по ламинату.

— А зачем, я не пойму?

— Тихо. После этого возвращаешься в ту же машину и едешь в аэропорт. Ты уже должна в полёте быть давно. Шарахаешься где-то!

В каком полёте… Что-то я туго соображаю…

— А как, Роман Григорьевич? У нас же рейсы на Москву только утром. Или мне в Хабаровск? Тоже не сейчас вроде.

— В какой Хабаровск! У тебя что с головой? Тебя самолёт ждёт в аэропорту, пока ты не пойми где носишься. Давай пулей. Позвони Лозману и скажи, что завтра тебя не будет. Пусть возьмёт кого-то на замену. Всё поняла?

— А я точно нужна? Я же все данные просто прислать могу…

— Не зли меня! — хрипит Рыков, явно теряя самообладание. — На вопросы будешь отвечать, так что во время полёта всё наизусть вызубришь, чтобы не опростоволоситься.

— А кому на вопросы отвечать?

Он отключает телефон и последней фразы уже слышит. Блин! Ну кто так строит! Надо же ещё с бабушкой решить. И костюм погладить надо, но это наверное в гостинице можно будет… А я вообще-то где ночевать буду?

— Что там? — раздаётся рядом голос Лозмана.

Я рассеянно оборачиваюсь. Как-то я даже забыла про него.

— Рыков звонил. Надо лететь с отчётами по панели. Ничего не понимаю… Мог бы главного инженера взять…

— Про меня спрашивал?

— Сказал, чтобы вы меня кем-то заменили на завтра.

— Понятно. Главный инженер дальше носа своего не видит, а у тебя кругозор и понимание работы предприятия в целом. Не хочет тебя хвалить, но он тебя ценит.

Ценит? Рыков меня ценит? Не смешите меня, пожалуйста…

— Когда летишь?

— Прямо сейчас.

— Ну вот, видишь, даже самолёт свой за тобой прислал.

Я хлопаю глазами. За мной одной целый самолёт?

— Завтра совещание в министерстве будет по мебельной отрасли. Импортозамещение, ускоренное развитие и всё такое. Так что решил подстраховаться и тебя притащить. Будет тобой министра колотить, чтоб финансы вырвать.

— Министра?! Ужас! Я ж всё испорчу, буду там бе-бе, ме-ме…

— Не будешь. Ладно, беги. Секрет остаётся у меня, и цена на него повышается.

— Чего?

— Пока не слишком, но имей в виду, будет только дороже.

Сейчас этот нелепый секрет меня волнует меньше всего, слишком много всего интересного, чтобы думать о каких-то приколах Лозмана.

— Ладно, Борис Маркович. Побежала я. Спасибо за обед.

— Не за что, — говорит он. — Я вот что тебе скажу. С Рыковым будь поосторожней. Не доверяй ему слишком. Поняла? Я его хорошо знаю, он реально опасный человек.

Да вы что, договорились что ли со своими предупреждениями? Надо от обоих от вас подальше держаться!

.

Сиделка, что присматривает за бабушкой, конечно, в шоке, но я ей обещаю двойное вознаграждение и она, поворчав, соглашается. С деньгами у неё не очень, так что деваться некуда, бабушку она любит, и та к ней давно привыкла.

— Ба, ты не скучай, я через денёк вернусь. Ты пока с Лидией Антоновной побудь, ладно?

Она кивает, тревожно глядя на меня. Говорить после инсульта она не может и передвигаться без посторонней помощи тоже. Так и живём… Я приношу к ней в комнату белый Лозмановский букет и она начинает улыбаться и качать головой. Надо было ещё вчера это сделать. Я обнимаю её и Лидию Антоновну тоже и, схватив дорожную сумку выбегаю из дому.

.

Идеально белый, просто красавец и весь мой! Это Ту-134. Он наверное не молод, но выглядит идеально, как новенький. У трапа меня встречает пилот и провожает в салон.

— Располагайтесь, пожалуйста, — говорит он вкрадчивым бархатным голосом. — Стюардессы на сегодняшнем рейсе нет, но если вы захотите пить или перекусить, берите всё, что вам понравится. Здесь орехи, печенье, сухофрукты. Ну, а это напитки. Вода, соки, вино, коньяк, виски… Выбирайте, коллекция внушительная. Всё в вашем расположении.

Он обаятельно улыбается и я смущаюсь. В облегающей элегантной униформе пилот кажется сошедшим с обложки дорогого журнала. Настоящий плейбой. Так не бывает, всё выглядит слишком уж фантастически.

— Если вам что-то понадобится, нажмите вот эту кнопку, и я вас услышу. А теперь сядьте, пожалуйста, в кресло и пристегнитесь. Нам пора взлетать.

Я осматриваюсь. Салон просто роскошный. Кожаный диван, стол, массивные кресла, бар полный первоклассных напитков. Кругом натуральное дерево и дорогие запахи.

Я достаю ноутбук и погружаюсь в изучение цифр, но постоянно отвлекаюсь и любуюсь интерьером. А потом мысли перескакивают на Рыкова. Я вспоминаю, как вылила на него кофе, как он разозлился из-за цветов, как бросил тяжеленный букет в Лозмана, и мне становится смешно.

А ещё я никак не могу соединить в одного человека того сердитого и вечно недовольного директора практически обанкротившегося завода и хозяина вот этого роскошного самолёта. И то, что он послал его за мной…

Просто невероятно… Я вдруг начинаю фантазировать, что всё это не из-за завтрашнего совещания у министра, а только для того, чтобы поразить моё воображение и сделать мне приятно.

Впрочем, в глубине души я всё же немного опасаюсь, что в какой-то момент самолёт вдруг превратится в тыкву и весь этот чудесный сон окажется каким-нибудь диким кошмаром. Я тут же гоню глупые мысли и снова утыкаюсь в цифры отчётов.

Когда мы совершаем посадку, у трапа меня встречает такой же чёрный микроавтобус, как и тот, что отвозил в аэропорт. Он подъезжает прямо к самолёту. Ну как тут не заважничать…

— А куда мы поедем? — спрашиваю я у немолодого водителя в костюме и галстуке.

— Я отвезу вас в гостиницу, — вежливо отвечает он. — К сожалению, возможны пробки, дело к вечеру, так что дорога займёт около сорока минут или чуть больше.

Ну что же, сорок так сорок, мне спешить некуда.

Отель находится на Тверской. Надеюсь, у меня будет хоть немного времени, чтобы погулять по Москве. Я подхожу к стойке регистрации и называю имя. Девушка портье любезно улыбается и выдаёт ключ от номера.

— Ваш номер находится на третьем этаже. Лифты расположены прямо за вами, — она быстро сообщает мне все стандартные подробности, а у меня голова кругом всё ещё идёт от происходящего.

Номер оказывается небольшим, но очень уютным. В пятизвёздочной гостинице я впервые и с любопытством разглядываю, тапочки, махровый халат, и фирменную косметику в маленьких одноразовых флакончиках. Я сажусь на кровать. Обалдеть можно.

Так. Ну а что теперь? Звонить Рыкову? Как-то боязно… Непонятно, если у меня сейчас свободное время, то я хочу пройтись, погулять, а если я сегодня буду нужна, почему никто ничего не сообщает…

Раздаётся стук в дверь. Я открываю и вижу невысокого худощавого мужчину лет шестидесяти с аккуратной бородкой.

— Я Подгорный, Иннокентий Дмитриевич, — представляется он, — помощник Романа Григорьевича. Обустроились?

Не дожидаясь ответа он оборачивается назад и говорит вглубь коридора:

— Завозите.

Высокий человек в ливрее завозит багажную тележку с вешалом. На нём висит несколько платьев и жакетов.

— Подождите, это не моё.

— Да-да, но размер ваш. Благодарю, можете идти, — говорит Подгорный коридорному и протягивает ему свёрнутую купюру.

— Что происходит? Для чего это?

— Босс поручил подобрать для вас два подходящих туалета. Назавтра вам потребуется строгий деловой костюм. Юбка, жакет, блуза. Вот, здесь два варианта разных фасонов. Фигура у вас прекрасная, — говорит он, придирчиво меня оглядывая. Мне даже прикрыться хочется.

— Но у меня есть костюм.

— Значит появится ещё один. Прошу вас примерить вот это. То что не подойдёт мы отправим обратно в магазин. Меня вы можете не стесняться, впрочем, я отвернусь.

Я нерешительно соображаю, что мне делать. Что за бред. Что вообще в моей жизни случилось, что она вдруг превратилась в театр абсурда?

— Ну же, у нас не так много времени, поторопитесь, пожалуйста.

То есть я должна раздеваться при этом совершенно незнакомом мужчине?

— Послушайте, Иннокентий Дмитриевич. Всё это довольно странно. Вы уверены, что Рыков именно это велел сделать.

— Несомненно. Что вас смущает? Моё присутствие?

— Вообще-то да, немного смущает.

— Хорошо, я выйду из комнаты. Постучите, когда будете готовы. Я обязательно должен увидеть. Это распоряжение Романа Григорьевича.

Он выходит в коридор, а я постояв ещё какое-то время, начинаю переодеваться. Костюм сидит идеально. Представляю, сколько он стоит. Марка дорогущая. Зову своего стилиста.

— Неплохо, — говорит он. — Давайте дальше.

Он снова выходит, а я примеряю следующий костюм. Здесь юбка немного короче и весь он более облегающий.

— Этот, — кивает Подгорный. — В нём вы сексуальнее. Более раскрепощённый вид, тем не менее, костюм предельно официальный, хотя и с намёком на чувственную раскованность.

— Надеюсь, то что вы сказали, это хорошо, — скептически кривлюсь я.

— Несомненно. Теперь второй наряд.

— А он для какого случая?

— Для делового, но не слишком официального ужина. Это платье на сегодняшний вечер. Приступайте, пожалуйста. Но имейте в виду, вы идёте на приём, как помощник Романа Григорьевича.

— А почему тогда вы не идёте? — Настораживаюсь я.

— Я помощник в хозяйственных делах, а вы в других… в бизнес-вопросах.

Не нравится мене это «в других»… Я примеряю всё что есть и останавливаю выбор на длинном платье в пол. Оно подчёркивает грудь и мою природную нежность. Чудесное платье. Цвет пудровой розы, плечи открыты, ткань струится и ниспадает волнами. В нём я могла бы оказаться принцессой эльфов, или дебютанткой на балу веке в девятнадцатом.

— Уверены, что хотите оставить именно это платье?

— Ну а что, по-моему, оно чудесно.

— Я бы не советовал. Слишком фривольно и даже вызывающе. Мне кажется, не лучший вариант.

— Да чего здесь вызывающего?

Я представляю, как предстану перед Рыковым в этом платье. Его глаза распахнутся и он замрёт, не в силах произнести ни слова. Да, я этого хочу. Реванш, за все его придирки и замечания. Пусть видит, какой бесценный и красивый, между прочим, сотрудник работает в его компании.

— Но я-то хочу именно его! Только его и ничего другого.

Не зная, чем крыть, Подгорный соглашается.

— Хорошо. Только сообщите Рыкову, что решение было именно вашим.

— Ладно.

— Что же, тогда, если вы уже готовы, я заберу не подошедшие платья и костюмы. Вам тоже уже скоро выходить. Вам позвонят с ресепшн, когда босс будет здесь.

От этих слов я вдруг начинаю волноваться. Одно дело готовиться к какой-то там гипотетической встрече, а совсем другое — осознавать, что время уже пришло.

Через несколько минут после ухода Подгорного, мне звонят с ресепшн и я выхожу из номера. Спускаясь вниз, я жутко волнуюсь и сердце стучит громче обычного. Ничего-ничего. Успокойся, говорю я сама себе, — всё будет отлично.

Увидев меня, Рыков распахивает глаза, точно как в моей фантазии. Он не отводит от меня взгляда и просто пожирает глазами. Ну что, съели?

— Здравствуйте, Роман Григорьевич, — скромно говорю я.

— Это… Это… Это Подгорный тебя так вырядил?!

Я хлопаю глазами. Что?

— Вы что, дебилы?! — наконец гремит голос Рыкова. — Ты на бал собралась? С князем Болконским?!

Люди в фойе затихают и смотрят на нас.

— Немедленно переодеваться! Немедленно!

— Во что? — чуть не плача, спрашиваю я.

— Подгорный здесь ещё? — мечет громы Рыков.

— Нет, ушёл уже…

— Я ему голову оторву! Идиот.

Он смотрит на часы, соображая, что со мной делать, потом поднимает взгляд на меня и тут же закрывает глаза, словно мой вид причиняет ему невероятную боль.

— Быстро! — наконец восклицает он, хватает меня за руку и тащит через фойе с такой силой, что я начинаю чувствовать себя воздушным шариком, болтающимся на ниточке.

— Может ещё успеем, — бросает он, выволакивая меня из отеля.

10. В театре абсурда

Рыков запихивает меня в огромный чёрный джип, а сам быстро обходит машину и садится с другой стороны рядом со мной. Впрочем, места между нами достаточно, автомобиль действительно большой.

— Саша, — обращается он к водителю, — ты не знаешь, ЦУМ ведь открыт ещё?

— Открыт, Роман Григорьевич. Он сегодня вообще до двадцати трёх работает.

— Давай тогда, только времени у нас мало, включай светомузыку.

Вечер вокруг нас внезапно расцвечивается синими всполохами. Мы отъезжаем от отеля и врубаемся в воскресный трафик, время от времени резко взвывая сиреной. Сбитые в пробку, машины нехотя расступаются, и мы двигаемся к цели. Мне сегодня ещё только в космос осталось слетать для полноты транспортных ощущений.

Рыков на меня не смотрит, он читает что-то в телефоне. Вообще-то чувство собственной неполноценности у меня возникает после практически любой критики, но сейчас оно явно проигрывает восстающему чувству собственного достоинства. Я покашливаю.

— Чего? — поворачивается ко мне Рыков.

Я чуть развожу в стороны кисти рук:

— Хорошее платье. Какого хрена!

— Ну и оставь себе, будешь в драмтеатр ходить на премьеры и на губернаторский бал.

Он снова отворачивается и утыкается в телефон.

— Гляньте на неё, какого хрена ещё, — бормочет он под нос.

Мы подъезжаем к ЦУМу.

— Где там женская одежда? — снова спрашивает Рыков водителя.

— Ой, да там везде, в принципе… Не знаю, если честно…

— Ладно, разберёмся. Так, Наташа Ростова, за мной.

В магазине он выглядит немного растерявшимся, осматриваясь по сторонам и я наслаждаюсь видом его неуверенности. Пожалуй, я такое впервые вижу.

— Идём, — наконец, принимает он решение.

— Если бы я знала, что мы ищем, я бы конечно помогла, а так…

— Шляпку и зонтик.

— Понятно…

Он задаёт вопрос продавцу и в конце концов мы оказываемся там, где нужно.

— Девушка, помогите нам, пожалуйста. Мы ищем платье вот для этой… — он подбирает слово, — особы. Элегантное, но строгое, вот без этой всей… розовой… Короче, не офисное, но, скорее деловое, без романтизма и голых плеч.

Мне приносят несколько платьев.

— Вот, начни с этого, — говорит Рыков.

— При всём уважении, Роман Григорьевич, но стилист вы явно так себе.

— Так, рот закрой и делай, что велят. Что-то ты расслабилась совсем. Давай быстро.

— Да вы шутите, что ли, я же не бабка старая. Главбуху нашему привезите, вот ей понравится.

— Розанова, — рычит он. — Я сейчас сам тебя переодену.

Да это что за деспотизм! Нет такого закона, чтобы подчинённых принуждать уродские платья носить.

— Ну, ты готова?

— Почти.

— Выходи.

Я отодвигаю тяжёлую портьеру и выхожу с недовольной гримасой, типа, ну вот, что я говорила. Платье полный отстой.

— Отлично! То, что нужно.

Я аж рот открываю.

— Вы издеваетесь, что ли? Я в нём на Шапокляк похожа!

— Платье здесь не причём.

— Что?!

Это уже наглость!

— Девушка, — окликает продавца Рыков, — нам ещё туфли нужны вот под это платье. Розанова, какой размер у тебя?

— Не скажу, я в своих пойду.

— Не зли меня. Какой размер, тебя спрашивают.

— Тридцать седьмой.

— Тридцать седьмой, принесите.

— Вы как хотите, но я в этом платье никуда не пойду. Посмотрите. Это просто позорище. Я не знаю, зачем вам это нужно, но это не платье, а настоящий кошмар. Ткань грубая, сидит плохо, фасон вообще древний. Оно мне кожу царапает! В общем, моё слово «нет»!

Бред какой-то, и что-то мне уже надоело в нём участвовать. Я возвращаюсь в кабинку и тянусь к молнии. Ещё и не расстегнёшь… Хоть проси босса помочь.

— Возможно, ты до одиннадцати вечера хочешь платье выбирать, но у нас очень мало времени. Это вполне приличное, мне нравится, так что быстро выходи!

Ага, сейчас прямо. Не заставишь ты меня в этом уродстве идти. Я уже почти стягиваю его с себя, когда штора, закрывающая примерочную отлетает в сторону и я вижу гневного Рыкова.

И он тоже меня видит.

Руки мои заведены за спину, поэтому выставленная вперёд молодая девичья грудь без бюстгальтера оказывается в зоне его прямого обзора.

Он некоторое время смотрит на мои прелестные перси, потом на моё ошарашенное лицо с открытым, кажется, ртом и, догадывается-таки выйти вон.

— Розанова! Почему где ты, там всегда бардак?

Чуть помолчав, он добавляет:

— Ладно, всё равно разделась уже. Можешь другое платье выбрать.

Да идите вы со своими платьями! Я теперь отсюда вообще не выйду!

— Ты слышишь меня?

Слышу. Лучше бы никогда не слышала. Я опускаюсь на пол, прижимаю колени к груди и плачу, тоненько, как котёнок.

Сначала он молчит, а потом, похоже, догадывается, что это за звуки. Я закрываю рот рукой, но уже поздно.

— Даша, ну ты чего… Ты плачешь что ли?

Позорище… А грудь-то у меня маленькая совсем. Нет, точно не выйду отсюда. Никогда. Буду вот так сидеть, пока не скончаюсь от голода и жажды… Он назвал меня по имени? Даша? Нет, показалось…

— Даша… Ну… прости меня…

Чего? Прости меня? От неожиданности вся моя жалость к себе вмиг улетучивается и ручеёк из слёз пересыхает. Он извинился? Я не ошиблась? Первый раз такое. Нет, даже поверить не могу.

— Слушай, ну я не ожидал, что ты уже разделась. Извини, ладно? Давай, бери другое платье и пошли. Нельзя нам опаздывать.

И почему я такая добрая? Я глубоко вздыхаю, надеваю первое подвернувшееся платье из кучи и выхожу. Выглядит нормально. Не знаю… Потянет.

— Ну вот, отлично. Давай, переобувайся.

Туфли неплохие. Если честно, просто шикарные. И удобные. Таких у меня в жизни не было и вряд ли ещё будут, они стоят, как самолёт. Ладно уж, не буду капризничать.

— Розовое платье, упакуйте, пожалуйста, дама пойдёт в новом. И туфли тоже.

Ого! Дама! Вот что вид женской груди делает даже с закоренелым строптивцем.

.

— Значит так, — говорит мне Рыков, когда мы поднимаемся в лифте в какой-то несусветно крутой ресторан. — Ужинаем с Сургановым. Зовут его Тимур Сергеевич. Это такой очень непростой человек. Он в мебельной отрасли с девяностых работает, настоящий зубр. Я хочу продать ему твой завод.

— Продать?

— Ну разумеется, не век же мне с вами нянчиться. Вздохнёте свободнее. Сейчас по-быстрому всё перестроим и отдадим ему конфетку. Все довольны, все в прибыли.

— Кроме тех, кого сократят.

— Да, кроме них. Но тут ничего не поделать. Закон джунглей. В общем, сегодня мы условия сделки обсуждать не будем, но о заводе разговор обязательно зайдёт, будь наготове, не тормози. Ситуацией ты владеешь, да?

— Владею.

— Хорошо. Сильно не зажимайся, первоклассницу не изображай, но и не наглей, как обычно.

— Что?!

— Ладно-ладно, не напрягайся. Короче, всё поняла?

— Рта не раскрою.

— Ну-ну. Выходи.

Мы выходим из лифта и идём в зал. Здесь неимоверно красиво, современно и без пафоса. Огромные панорамные окна открывают вид на вечернюю Москву. Аж дух захватывает. Нас подводят к столику, за которым сидит мужчина с прямым, вызывающим взглядом.

У него короткая стрижка и густая борода, карие глаза, перебитый нос. Возможно, боксом занимался. При нашем появлении он встаёт. Ого какой огромный, человек-гора. Под костюмом скрывается тело античного атлета. Он протягивает руку сначала Рыкову, а потом мне. При этом смотрит так, будто в мозг проникает.

— Тимур, — говорит он и чуть сжимает мою кисть. Ничего себе у него лапища.

— Дарья, — отвечаю я, не отводя глаз, хотя это ох, как непросто. — Очень приятно.

— Это моя помощница, — представляет меня Рыков. — Дарья занимается нашим заводом.

— Из твоей команды?

— Нет, непосредственно с предприятия.

— Так там же Большаков. Его, наверное, нужно было позвать? Вы давно работаете?

— Большаков твой угробил завод, так что его звать мы точно не будем, — вступает Рыков. — Дарья понимает и знает производство гораздо лучше, хотя проработала там всего пять лет.

— И кем?

— Я была секретарём генерального.

— Да? — говорит Сурганов чуть удивлённо и слегка поднимает брови. — Секретарём?

Мы усаживаемся за стол.

— Как там Ирина? — спрашивает Рыков.

— Да в принципе неплохо, спасибо. Она с семьёй ездила в круиз, ну и приболела. Вернее, они все там заболели, но, слава Богу, вроде ничего серьёзного.

— Хорошо. Привет передавай, пусть выздоравливает. Я ей книжку принёс, которую обещал, передай, пожалуйста.

— Передам. Это директор моего офиса, — поясняет Сурганов мне. — Они учились вместе.

Мы заказываем еду и разговариваем о вещах, не касающихся завода — о курсе, о перестановках в правительстве, о целевых программах и прочем. Вернее, говорят мужчины, а я помалкиваю. Замечаю на себе короткие заинтересованные взгляды Тимура Сергеевича. Кажется, он не понимает, с чего бы секретарша Большакова оказалась за этим столом. Даже если она любовница Рыкова, всё равно это странно.

Постепенно разговор переходит на наш завод.

— Рома, — говорит Сурганов, чуть усмехаясь, — ну а зачем мне вообще твоё предприятие покупать, если Большаков, как ты говоришь, его убил? В чём смысл?

Рыков пожимает плечами и смотрит на меня.

— У нас потенциал сохраняется очень высокий. Сейчас мы переориентируемся исключительно на выпуск панели. Оборудование у нас лучшее в мире было закуплено, поэтому качество отличное, продукция не хуже итальянской или немецкой. На рынке сейчас ощутимый дефицит, из-за проблем с импортом, так что вам Тимур Сергеевич слава и львиная доля рынка. Это при условии, что Роман Григорьевич закончит реструктуризацию и вольёт инвестиции. Вернее, он уже вливает.

— Завтра, кстати на совещании я ожидаю предоставления поддержки от правительства. Ты же будешь там? — вступает Рыков.

— Буду, — кивает Сурганов. — А в цифрах вы можете мне обозначить перспективу?

Да без проблем. Я чётко и по полочкам раскладываю все циферки, усиливая эффект от описываемых возможностей.

— Впрочем, есть и другой путь, — говорю я. — Можно сохранить производство мебельных комплектов. Это даже ещё интереснее, но требует больших вложений для расширения ассортимента. Зато вы не сокращаете, а увеличиваете рабочие места, что сейчас очень важно. За это вас похвалит президент, а правительство предоставит дополнительное финансирование по госпрограмме поддержки бизнеса. Потратив немного времени и чуть больше денег, мы можем полностью занять освободившуюся после ухода ИКЕА нишу, а это сто двадцать три миллиарда в год. Технологические возможности для этого у нас очень хорошие. Как вам такое?

— Другой путь мы пока рассматривать не будем, — говорит Рыков с улыбкой, но в его глазах я вижу настоящую сталь.

— Слушай, — отвечает ему Сурганов, — а могу я купить только Дашу, а предприятие оставить тебе?

Чего?! Это могло бы быть дурной шуткой, но он говорит очень серьёзно, и даже не глядя на меня.

— Или, для того, чтобы приобрести её, мне придётся покупать весь завод?

— Прошу прощения, — спокойно говорю я, хотя даётся мне это нелегко. — Я отойду не надолго.

Я встаю и иду в туалет. Какого хрена! Это что вообще такое! Это он меня специально что ли наряжал, чтобы под Тимура подложить? Это вот реально ни капельки не смешно сейчас. Нет, нет и нет! Это ерунда какая-то, полный бред. Это, должно быть, юмор такой у магнатов… Я долго стою перед зеркалом, но в конце концов выхожу из туалета. Не могу же я здесь век торчать.

Я делаю несколько шагов и натыкаюсь на Сурганова. Я останавливаюсь, а он подступает и нависает надо мной, склоняя голову. От него пахнет опасностью, и никакой самый дорогой парфюм не в состоянии это скрыть.

— Я тебе сейчас вопрос задам, ты только ответь на него ясно и чётко.

Его тёмные холодные глаза ничего не выражают и смотрят в упор. Мне становится не по себе, а по спине пробегает холодок.

— У тебя с Рыковым есть что-то? Ну, как это говорится, отношения.

— Да что вы вообще себе позволяете? Вы в уме? Ваше-то какое дело?

— Да ты не бойся, говори как есть, это ни на что не повлияет, только на цену.

— Пропустите, мне пройти надо.

— Значит нету, я так и знал. Ну и ладненько, ну и хорошо. В общем, сейчас тут закончим и ты со мной поедешь.

Я задыхаюсь от гнева и… ужаса, чего уж там. Огромная фигура Сурганова вызывает у меня страх. Я беспомощно озираюсь по сторонам и замечаю Рыкова, направляющегося в нашу сторону.

— Тимур, — громко говорит он, — ты чего-то недопонял, мне кажется.

===========================

Дорогие друзья, я тут поняла, что ваши комментарии не просто вдохновляют, но и дают идеи, подпитывают историю новыми импульсами, так что не жалейте своих мыслей!

А ещё хочу напомнить, что подписки и добавления в библиотеку очень помогают книге и наполняют моё сердце радостью и благодарностью)))))

11. Фиалка на лугу

Неторопливо, но уверенно Рыков подходит к нам.

— Тимур, — говорит он холодно, — сейчас совсем не та ситуация, я же всё объяснил, кажется…

— Нормальная ситуация, обыкновенная. Ты хочешь продать, я могу купить. Чего ещё? А секретаршу твою я вперёд забираю. Типа тест-драйв. Неужели из-за маленькой прихоти покупателя ты всю сделку отменишь? Покупатель всегда прав, так ведь? Тем более, кроме меня, тебе продать эту халабуду вообще некому.

Губы Сурганова трогает усмешка, а глаза остаются холодными и ничего не выражают. Как у животного. Я перевожу взгляд на лицо Рыкова. Оно ледяное и непроницаемое. И у меня в груди тоже лёд, холодная пропасть.

— Нет, она не часть сделки.

— Да ладно, всё может быть частью сделки с таким-то количеством нулей. А секретарша Большакова — тем более, даже такая умненькая и смазливенькая. Я её забираю. Прямо сейчас. Потом отдам, если захочешь.

У меня кровь приливает к лицу, а сердце стучит так, будто сейчас выскочит. Это они обо мне! Я вдруг понимаю, что значит чувствовать себя вещью. Губы трясутся и как бы мне вообще в обморок не рухнуть, прямо к ногам победителя в виде готового к отправке брикета. Вот сейчас они поговорят и решат, кому я буду принадлежать. Сурганов меня возьмёт попользуется, а потом отдаст кому-то ещё. Нет… Это правда со мной происходит? Ну почему он молчит!!!?