Мой разрыв с сектантами-трясунами

НРАВСТВЕННОСТЬ… ИЛИ ЛИЦЕМЕРИЕ?

Сектанты не жалеют сил и времени, чтобы преподнести в розовом свете свои собственные достоинства. Помню одну из бесед Мачульской. Она всегда любила поговорить о высокой «нравственности» членов общины, чтобы подчеркнуть их отличие от всех остальных людей. Мир, говорила она, наполнен злом, только божьи дети носят в сердце своем любовь.

Любовь! Нет такой проповеди, беседы или моления, в которых бы сектанты десятки раз не повторяли и не склоняли по всем падежам это дорогое для человека слово. «Бог есть любовь» — эту строку евангелия вы встретите на стене в любом сектантском молельном доме.

В юности я просто-напросто верил Мачульской, Буту и другим «наставникам», окружавшим меня. Но вот однажды я усомнился в библии. Я подчеркнул слова Иисуса Христа: «Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас»[4]. И задумался: «Как же это так? Если, предположим, на твою Родину напали враги, то с ними нужно не бороться, а благотворить им?.. Да, наверное, в этом есть истина и великая цель человеческой жизни.

Читаю дальше. «Думаете ли вы, что я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение; ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться: трое против двух и двое против трех»[5].

Ничего не понимаю! В первом случае речь идет о всеобщей любви и прощении. А здесь всемогущий бог выступает сторонником распрей. Как же это так?

Переворачиваю еще страницу, потом еще одну. «Если кто приходит ко мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником»[6]. Тут я совсем растерялся. Значит, бог не всемилостив? Он требует ненависти, а не любви?

Сомнения не давали мне покоя. Я пришел на исповедь к Мачульской.

— Сатана ввел тебя во искушение, сын мой, — пробормотала старуха и опустилась на колени.

— Молись вместе со мной, чтобы простил господь твои мирские заблуждения.

И я молился. Мне казалось, что действительно сатана вводит меня в заблуждение и моему разуму не дано постигнуть высокий смысл божьих слов.

Это мучило меня до самых последних дней пребывания в секте, потому что среди членов общины я никогда не видел той самой настоящей любви, о которой слишком много говорят сектанты.

Недавно пришла ко мне Полина К. Ей 26 лет, живет с матерью. В личной жизни девушки случилось горе. Она дружила с парнем, который не мог оценить глубины чувств Полины. Ради любви она готова была даже порвать с сектой. Но парень покинул ее. Чтобы скрыть позор, Полина решила избавиться от ребенка, которого ждала с нескрываемой радостью. В секте об этом узнали.

— Сил моих больше нет, Федор, — рассказывала мне Полина. — Где же их любовь, скажи? Придут к матери и ни слова не говорят, пока я в доме. Я ухожу, куда глаза глядят. А вернусь — мать в слезах, смотреть на меня не смотрит и выгнать не может. Ведь она же мать, Федя! Должна все понимать, но не понимает. Нет у них любви, и не говори мне про это. Нет!

Разговор с Полиной у нас был в августе 1958 года, когда мои сектантские заблуждения были давно позади. В тот вечер мы вместе с ней вспомнили немало случаев поистине жестокого отношения сектантов к людям.

Вот история молодого пятидесятника Семена Матяша. Он полюбил неверующую девушку и женился на ней. Дружно и ладно жила молодая семья. Но общине это было не по нутру. В проповедях и в частных беседах Семена изо дня в день запугивали адскими муками. Чтобы не выпустить из своих рук члена секты, сектанты не брезгуют никакими средствами, подчас самыми грязными. Сектантки-старухи распускали про молодую женщину всевозможные сплетни, чернили ее, всячески добивались своего. У Семена не хватило сил защитить свою любовь. Он оставил семью. Потом община женила его на сектантке Ире.

Нравственность и сектантство — понятия несовместимые. Их нельзя представить вместе, так же как нельзя представить розу, выросшую на болоте. Сколько бы сектанты ни говорили о высоких моральных качествах членов общины, факты свидетельствуют о другом.

Можно вспомнить печальную историю руководителя секты во Фрунзе Василия Федоровича. Жестокий человек, он погубил свою первую жену, выгнал из дома вторую жену, на руках которой было уже четверо его детей, и в третий раз женился на молодой девушке из общины Любе Громек.

То же можно рассказать и о Николае Фортуне. Ежедневные моления не мешали ему притеснять жену Елену и сожительствовать с пятидесятницей Еленой Шевчук. Жена, доведенная до отчаяния, хотела покончить жизнь самоубийством. Только случайный прохожий предотвратил несчастье.

В семье руководителя сектантской общины во Владивостоке Ивана Бондаренко это несчастье случилось. После преждевременной смерти сына Евгения старик начал преследовать молодую сноху Екатерину. Он запретил ей выходить на улицу, встречаться с подругами, читать книги. В доме с ней говорили только на религиозные темы и силой заставляли молиться. Как ни пыталась Екатерина вырваться из этого страшного сектантского плена, молодая женщина ничего не могла поделать, старики были глухи к ее мольбам. Уходя, они запирали ее на замок.

Но женщине все же удалось убежать из дома. Она устроилась работать в пошивочной мастерской, получила комнату, забрала к себе двух малолетних детей, которых приняли в детский сад. Нужно было начинать жизнь снова… Однако сектанты не хотели примириться с уходом Екатерины. Они преследовали ее на каждом шагу. Когда у женщины не стало больше сил терпеть, она решилась на крайний шаг. Однажды подруги, придя в ее комнату, обнаружили труп самоубийцы. Екатерине было тогда 22 года.

Можно было бы привести немало примеров, когда пятидесятники вмешивались в личную жизнь людей и бессердечно разбивали жизнь дружных и хороших семей. Николай Горетой прямо заявляет, что после принятия крещения член секты не должен выходить замуж или жениться на неверующих. Хитрый проповедник хорошо понимает, что сектанту очень трудно увлечь за собой неверующего, а неверующему куда легче раскрыть глаза сектанту.

Вот почему, когда молодая пятидесятница Вера Миськова вышла замуж за неверующего, ей не давали прохода. В общине с Верой Миськовой не здоровались, даже родители не стали садиться с дочерью за один стол.

Немало горя принесла секта семьям, где кто-либо оказывался неверующим. Я читал письмо шофера треста «Дальморгидрострой» Н. Солотчина, опубликованное в газете «Красное знамя»[7]. Этот человек рассказывает, как он познакомился с Варей Курочкиной. В годы войны у молодой женщины погиб под Ленинградом муж, и она осталась с двумя дочерьми. Полюбив Варю, Солотчин решил заменить ее девочкам родного отца. Дружно и ладно жила семья. Через два года у них родился сын — только бы жить да радоваться!

Беда пришла нежданно-негаданно. В их доме поселилась тетка жены Прасковья Клочко, убежденная пятидесятница. Ей удалось однажды заманить Варю на собрание, потом познакомить с проповедниками. Молодая женщина постепенно втянулась в общину. С тех пор ее как будто подменили. Исчезла прежняя жизнерадостность, она стала молчаливой и грустной. Следуя указаниям руководителей общины, Варя принялась приобщать к религии детей. Старшие дочери стали поговаривать о смерти… Как ни пытался муж вернуть жену и детей к нормальной жизни, ничего не помогало. Счастье из семьи ушло.

Такая же история произошла в семье Дмитрия Ильюши, Андрея Марченко и многих других честных тружеников.

Когда в газетах стали появляться взволнованные письма людей, у которых пятидесятники отняли радость семейной жизни, проповедники стали заявлять, что все это «клевета», за которую, дескать, «покарает безбожников господь», хотя они прекрасно знают, что люди пишут правду. Общественность справедливо возмущается их бессердечным вмешательством в личную жизнь граждан. Однако проповедники, потеряв всякую совесть, продолжают действовать по-прежнему, обливая грязью авторов газетных выступлений.

Я не сомневаюсь, что, читая и эти строки, руководители общины, как я уже писал в начале брошюры, наверное, сочиняют анафему своему бывшему «брату». Меня это не страшит. Люди должны знать о «трясунах» правду.

Но продолжим рассказ о «нравственности» пятидесятников.

Мелкие дрязги, взаимное недоверие, склочничество, сплетни — обычные явления в душной, атмосфере сектантов, сторонящихся людей, живущих своим обособленным заплесневелым мирком.

В городе Токмаке произошло такое событие. Община разбирала «дело» Александра Жеребилова. Молодой парень женился на сектантке Вале Кривоплясовой. Молодые поселились у матери Вали. Теща стала прятать от зятя не только вещи, но и продукты питания. Однажды утром она обвинила Александра в воровстве: пропало сто рублей. Валентина тут же поддержала мать, и обе они набросились на Александра. Тот ушел из семьи. Впоследствии оказалось, что в пропаже денег парень был не виновен.

Жадность многих членов общины стала, что называется, «притчей во языцех». Когда семье Павла Иваненкова, приехавшего в Находку без копейки денег, решено было оказать помощь, это вызвало ожесточенные споры.

— Зачем ему деньги! Хотел ехать, пусть бы заработал! Нечего нам его детей кормить! — захлебывалась Прасковья Агеева. Ее поддержала моя мать, дед, Валя Кривоплясова и многие другие.

И это называется любовью к ближнему! Как же совместить такой эгоизм, такую неприкрытую скаредность с проповедью о всеобщей любви, о братстве? И не говоря уже о морали, — ведь у многих сектантов есть деньги на сберегательных книжках.

В тяжелом материальном положении оказалась после переезда в Находку семья регента Никифора Стаценко. Когда на собрании молятся за нуждающихся, Никифор заливается слезами, как ребенок. Все хорошо знают о бедственном положении семьи, но ни один не протянул ему руку помощи.

Ханжество, лицемерие, двоедушие — вот что насквозь пропитывает отношения между сектантами. На словах, в проповедях — одно, а на деле — совсем другое. «Своя рубашка ближе к телу» — вот истинная заповедь сектантов.

Особо мне хотелось бы остановиться на так называемом «молчаливом согласии», являющемся вершиной ханжеского лицемерия пятидесятников.

Человек не может не любить ту землю, где он родился и вырос. Советские же люди особенно горячо любят и гордятся своей великой Отчизной. Разве забудут люди, как стояла у виселицы гордая Зоя Космодемьянская, предсмертные слова которой были преисполнены великой любви к Родине? Разве изгладится из памяти людей подвиг Александра Матросова, заставившего собственной жизнью замолчать вражескую амбразуру? Имена лучших сынов и дочерей навсегда вошли в сердца советского народа.

Но в семье, говорят, не без урода. Когда честные люди уходили добровольно на фронт, сектанты-трясуны призывали «не брать в руки оружия». Это одна из их основных заповедей. Пятидесятники понимали, что сказать об этом вслух — значит навлечь на себя гнев и презрение всех трудящихся. Поэтому они прибегали и прибегают сейчас к «молчаливому согласию»: говорить на эту тему избегают, но думают по-своему.

С омерзением вспоминаешь молодых сектантов, которые в трудные для нашей Родины дни шли на самые подлые авантюры, лишь бы только избежать исполнения священного долга советского человека.

Вот Николай Лунин, крепкий и здоровый парень. Когда пришла пора защищать Родину, он длительное время умышленно морил себя голодом. На призывной пункт он явился крайне истощенным. Медицинская комиссия освободила его от прохождения службы.

Какой это был козырь для сектантов!

— Бог помог брату Николаю, — шумела община, — бог избавил!

Мне тоже это внезапное «избавление» казалось невероятным. В этот период я не встречался с Луниным и не знал, что за «божьим заступничеством» скрывалась такая подлость.

Если пятидесятник все же попадал в солдатские ряды, секта давала ему наказ — быть подальше от оружия. Всеми силами добиваться какой-нибудь работы на кухне, в сапожной или пошивочной мастерской — где угодно, только подальше от оружия. Пусть, мол, Родину защищают другие.

Как-то в Барнауле молодой парень Михаил Сапкун, которого втягивали в секту, прямо завел речь о том, как должен поступить пятидесятник в случае войны. Проповедник Иван Мозговой ответил:

— Нельзя нам об этом беседовать, сам понимать должен.

Однако другой сектант, Николай Циммерман, цинично улыбнулся:

— Господь устроит, чтобы верующие были избавлены от участия на стороне Советского государства в войне с любым противником.

Вот куда привела сектантов их пресловутая «нравственность».

С каждым днем жизнь раскрывала мне глаза. Я больше не мог оставаться в секте и молиться рядом с этими людьми.

Но рассказ об этом впереди.