Мой ректор — смерть

8

Горы Сизифа вблизи были еще более величественны, чем издали. Их каменное тело было насыщено темным минералом, отчего они почти что сливались с грозовым небом. Мы шли по узкому серпантину, еле удерживаясь от того, чтобы не упасть в разверзнутую пасть пропасти, а острые глыбы нависали над нами молчаливыми стражниками.

— Мы подходим к тому месту, где отбывает наказание тот, кто осмелился обхитрить смерть… — мрачно сообщил ректор Алларк, я же поежилась от внезапно охватившего меня холода.

Мы вышли к высокой наклонной и уступистой скале. Вверх шла узкая нахоженная тропка, что вилась, словно змея, вокруг скалы. И хотя Подземье было в основном безлюдно, я различила на этой тропе человека. Он что-то делал, что-то катил вверх, на гору.

— Кто это?

— Сизиф, — ответил ректор Алларк. — Он обречен катать тяжелый камень вверх на эту гору. Камень никогда не достигает вершины, все время падая вниз. Ему приходится начинать свою работу заново.

Я ужаснулась.

— Кто придумал ему такое наказание?

— Я, — был мне ответ.

Мы молча пошли дальше. Миновали и несчастного Сизифа, обойдя его по другой дороге, поднялись на вершину горы. С такой высоты должен был быть виден весь этот мир, все Подземье, но ничего невозможно было различить из-за тьмы, что подобно туману, сгущалась в низинах. И от этого к горлу подступал удушающий страх.

— Я устала… Я хочу есть… — заканючила я, поддавшись упадническому настроению.

Ректор Алларк остановился.

— Прямо сейчас?

— Да! Я устала… правда… очень…

— Нет. Не устала. Ты боишься тьмы, что клубится внизу. Там, у подножия гор… — прошептал Алларк.

Я не хотела туда идти. Ни за что на свете! Не хотела окунаться в эту страшную темень! Да, ректор был прав! Я совсем не хотела ни есть, ни спать. Не было во мне и усталости. Словно все мои желания и чувства испарились куда-то. Остался лишь ужас и леденящий холод.

— Я не пойду туда! — закричала я, готовая ринуться вниз, обратно со скал, лишь бы идти с ректором Алларком.

Он усмехнулся.

— Пойдешь, Лилит. Никуда не денешься.

Я кинулась в обратную сторону, но меня удержали сильные руки. Я же словно обезумела. Царапалась, кусалась, пыталась вырваться, что-то кричала. Но ничего не помогало.

Лишь поцелуй… горячий, пылающий страстью, со вкусом корицы и пряностей, привел меня в чувство. Я вспыхнула, словно алый цвет, отстраняясь от того, кто с лукавой улыбкой смотрел на меня.

— Спасибо, что привели меня в чувство, ректор Алларк, — холодно заметила я и первой начала спускаться с горы.

— Тьма внизу — объятия моей матери, Нюкты. Она была порождена из Хаоса и Мглы. Она же породила все, что есть на свете. Там внизу она правит лишь до прихода ее дочери, Гемеры.

Я не хотела слушать. Все это претило мне. Я хотела назад, в свой уютный дом, но вернуться уже не могла. Спускаясь в тьму, я замечала как мелькают мимо долины и поля, как сгибается в почтенном поклоне разнотравье, как кружатся ночные мотыльки и стрекочут цикады.

— Смерть, Смерть идет! — шептали таинственные голоса. Я боялась, но ректор Алларк лишь еле заметно склонял голову. Он знал, кто он есть.

Мы дошли до небольшого луга, расположенного на берегу белого, как молоко, озера. Ректор Алларк остановился и предложил мне руку.

— Дайте мне свою ладонь, Мишель, — сказал он.

Я нерешительно коснулась пальцами его горячей руки. Пальцы тут же переплелись с моими. Его другая рука легла мне на талию.

Я удивленно приподняла бровь.

— Что это значит? — прошептала я.

— Хочу потанцевать с Вами, Мишель… — так же тихо ответил мне Алларк.

И словно по волшебству здесь, на этом лугу, зазвенела тихая и тонкая мелодия. Словно тысячи колокольчиков, переплетаясь с ветром и флейтами, образовывали удивительную музыку. Совершенную.

— Динь-динь-динь… динь-динь-динь… — повторила я за мелодией. — Да это же вальс!

Ректор Алларк засмеялся, увлекая меня за собой в танец. Раз-два-три, раз-два-три…

Мы кружились по лугу, а вокруг нас в этой непроглядной тьме сверкали светлячки и звезды горели на небе. Теперь я не боялась ее, этой тьмы. Словно она сама протянула ко мне свои объятия, благословляя и наставляя на путь.

Раз-два-три, раз-два-три, ректор Алларк кружил меня все быстрее и быстрее, дыхание уже давно сбилось, а сердце норовило выскочить из груди, как вдруг все прекратилось. Он замер, его темные волосы, гладкие как шелк, касались моего лица. Его губы, я еще помнила их вкус, были совсем рядом.

— Мишель… — прошептал ректор Алларк.

Я подняла на него робкий взгляд. Что он делает? Чему хочет научить на этот раз? Почему все так странно?

— Моя Мишель… — вновь шептал он. — Ты ничего не знаешь, маленькая моя глупышка…

— Ничего не знаю?

— Ничего…

Запах мирры и пряностей окутал меня, словно теплое одеяло. Я отстранилась, не желая, чтобы он вновь целовал меня. Но это нежелание было вызвано больше смущением, чем страхом. Я перестала его бояться. Во мне поселились иные чувства.

Мы пошли дальше, и шли, пока не вышли к большому разлому в земле. Такие я видела только на картинках. Это напоминало Великий Каньон на плато Колорадо. Красная глинистая почва расходилась на многие метры вширь. Внизу протекала тонкая речушка, словно серебряная змейка. С краев разлома то и дело срывались вниз камни, с гулким плеском падая в воду.

— Здесь находится вход в Нижнее Подземье. В одной из пещер, что расположены внизу.

— Нам нужно будет спуститься? — спросила я, но ректор покачал головой.

— Нет. Вниз мы не пойдем.

— Но как же… Как же Вик? Как мы его тогда спасем?! — удивилась я.

Ректор Алларк улыбнулся.

— Он уже давно на корабле с остальными. Выполняет свое задание по практике. Я думаю, что он запомнил, что не стоит совать свой нос в дела Смерти…

Сердце вновь забилось раненой пташкой в груди. Что все это значит? Как это так?! Вик дома…

— Но то чудовище… — прошептала я.

— Смерть многолика, Лилит… Вы плохо запоминаете преподнесенные Вам уроки.

Я стояла, словно громом пораженная.

— Но я не понимаю, зачем! — закричала я. — Зачем Вы мучаете меня!? Зачем испытываете мои чувства!? Почему все время обманываете… — из моих глаз невольно покатились слезы. Ректор было сделал шаг ко мне, но его остановил насмешливый и незнакомый мне голос.

— Что, довел-таки девушку до истерики, братец?

Я подняла заплаканный взгляд. Рядом с нами стоял человек. Его лицо было как две капли воды похоже на лицо ректора Алларка. Однако волосы его были светлы. И не было на лице надменной и самодовольной усмешки.

Этот человек поклонился мне.

— Здравствуй, харита Пасифея!

— Ты! — закричал ректор Алларк, молнией бросившись на брата. Черное сплелось с белым. Два лица различных природой… Два меча зазвенели на краю ужасающего разлома.

— Не нужно! Не стоит драться… — зачем-то крикнула я, забыв про слезы обиды.

Мужчин остановил мой голос, и вот, они уже стоят и лишь молчаливо смотрят на меня.

— Как Вы назвали меня? — обратилась я к брату Алларка.

Он едва заметно улыбнулся.

— Пасифея… харита.

— Что это!? Что все это значит!? — я хотела знать. Я имела на это право.

— Мой брат, Танатос похитил тебя из твоего уютного мира, милая девушка… — начал Гипнос, брат ректора Мура Алларка. Ему явно нравилось дразнить брата. И именно поэтому он и рассказывал мне все сейчас. Не будь ему интересно, он бы даже и словом не обмолвился.

— Это мне известно, — сказала я.

Гипнос мне не нравился. Слишком ускользающий он был, непонятный… Смерть тоже была изворотлива и умна, но Гипнос вселял мне еще больший страх, потому что не был понятен.

— Тебе не приходило в голову, почему такой обычной и не очень умной девушкой вдруг заинтересовалась сама Смерть? Потому что ты не обычна… Ты — харита, одна из тех, что была рождена для веселья, любви и музыки. Одна из тех, кто должна была развлекать Афродиту, великую богиню любви. Но — увы! Тебя навеки вечные запрятали в человеческом теле. Из рода в род ты перерождалась, ничего не зная о том, кто ты. Ведь ты олицетворяла тайну. Однако… о тебе стало известно, не так давно. Ты предназначалась мне в дар, за одно дело, которое я помог выполнить…

— За предательство, Лилит! Ты досталась ему за предательство! В дар! Я же никогда не беру даров! Смерть не принимает даров, Мишель! — закричал Алларк.

— Мой братец любит все драматизировать, харита Пасифея… — продолжал тем временем Гипнос. — Он слишком нервно воспринял мою помощь одной из богинь. Решил, что я недостоин такого подарка. И, выкрав тебя из твоего мира в человеческом обличии, спрятал в своей ничтожной Академии! Спрятал от того, чьей ты была по предназначению!

— Я не вещь! — крикнула я, отступая назад к Алларку.

— Но тебя продали! Отдали! Подарили!

— Я не вещь! И не дар! Тем более Вам!

— Дар! Моя! Моя Харита! Сама Гера отдала тебя мне! — Гипнос надвигался на меня, я же отступала к Алларку. Но ректор ничего не мог сделать. Лишь молчаливо стискивал зубы.

От боли и обиды я развернулась к нему.

— Ну помогите же мне! Вы же всесильны! — закричала я, покрываясь от чувств, слез и страха красными пятнами.

— Не могу, Лилит… Все что я мог, я сделал, — его голос был полон тоски и печали. А еще в нем была обреченность… и это больше всего пугало.

— Но Вы же любите меня! — вдруг ясно озвучила я то, что чувствовала на протяжении всей нашей дороги. — Любите, ведь так!?

Гипнос, замерший в паре метров от меня, зло захохотал.

— Что?! Любит? У Танатоса железное сердце! Это все знают! В грудной клетке, за ребрами, у него лишь кусок металла! Так что, юная харита, прошу пройти со мной!

В отчаянии я вновь обернулась на ректора. Тот стоял, побелевший как мел. Словно вся жизнь ушла из него.

— Мое сердце… — глухо сказал он. — Оно больше не холодно как лед…

Словно в доказательство своих слов, он запустил свою руку себе в грудь, словно она была призрачной, полой… Жаром опалило меня, и свет засиял, настолько ослепительный и яркий, что я с трудом могла смотреть на то, что показывал ректор Алларк. На своей ладони он держал сердце. Огненное сердце, пылающее! Оно билось и источало тепло, настолько сильное, что им можно было согреться даже в самую лютую стужу.

— Но этого не может быть! — заголосил Гипнос. — Оно же железное! Оно не живое!

— Железо тоже можно нагреть. А если раскалить докрасна, то жар от него будет сильнее любого другого. Нежная маленькая харита, моя Лилит, зажгла его.

Я смотрела на все это и меня охватывало странное чувство. Я знала, что он любит меня, знала, с какой нежностью и страстностью смотрит, я помнила вкус его поцелуев… И его поступок… Если все так, как рассказывал Гипнос… То ректор Алларк — не та Смерть, которую я боялась…

— Она не твоя! Она — дар! Дар мне, Гипносу! — вновь закричал брат Алларка.

Я усмехнулась и сделала шаг к нему. Совершенно ничего не боясь. Отчего-то, обретя знание, страх исчез во мне, словно его и не было.

— Я не дар! — процедила я сквозь зубы. — Имя мне — Смерть!

И выдохнув это имя, обозначив себя, поняв, кто я есть на самом деле, этим словом я низвергла Гипноса вниз, с самого края обрыва. С диким криком он падал, проклиная меня и проклиная Алларка. Но мне было все равно. Я знала кто я. И я знала, что обрела любовь.

Горячее дыхание обожгло мне шею, спускаясь ниже к плечам. Повинуясь разгоравшемуся в теле пожару, я повернулась и, обвив шею самого дорого мне существа, сплелась, соединилась с ним в победном смертельном поцелуе.