Мой русский любовник

Орли, пять дня

Ну вот, сдала чемодан в багаж и получила посадочный талон. Осталось только пройти паспортный контроль. Нужно быть у стойки номер три за пятьдесят минут до вылета.

Еще успею позвонить в Польшу.

На сей раз трубку берет Эва:

— Свекровь передала мне, что ты звонила.

— Я — в аэропорту, меньше чем через час — мой самолет.

— А куда ты летишь?

— В Варшаву.

Молчание в трубке.

— Ты одна сейчас?

— Одна-одинешенька.

— А он? Он знает, где ты?

— Нет, не знает.

Снова молчание.

— Мама! Он потрясающий мужик. Любая женщина многое бы отдала, чтобы быть с ним рядом. А он любит тебя.

— Я возвращаюсь в Варшаву.

— Мама… — голос Эвы куда-то отдаляется, слышу его сквозь какой-то треск, — не надо уезжать из Парижа — останься с ним.

— Не могу.

— Куда ты хочешь вернуться, в эту жалкую квартирку в бетонной многоэтажке?

— Я возвращаюсь к… тебе.

Молчание.

— У тебя должна быть своя жизнь, мама. И она у тебя есть. Ну, правда, тебе хорошо с этим человеком. Я видела вас вместе — и знаю, что говорю. Не разрушай этого.

— Все и так само разрушилось. Понимаешь… она приехала. Надя.

— И ты хочешь освободить ей место? Не будь такой великодушной. Борись за него. Или хотя бы позволь, чтобы он боролся за тебя. Не надо убегать…

Мои глаза наполнились готовыми хлынуть слезами.

— Ей двадцать три года, и ее нельзя просто так бросить одну. Саша несет за нее ответственность…

— И все-таки почему ты решила преподнести ей этот подарок, тем самым сломав себе жизнь? Нельзя делать таких подарков. Мама! Мама! Ты еще на проводе?

— Встречай меня в варшавском аэропорту, — говорю я и кладу трубку.

Еще вчера все было по-другому. Утром мы проснулись, Александр пошел в душ, а я валялась в кровати. Вдруг раздался звонок в дверь. Я подумала, что это почта. После Сашиного возвращения из Америки стало приходить огромное количество корреспонденции.

За дверью стояла Надя. Она вытаращила глаза при виде меня:

— Пани Юлия… так это вы здесь живете? В отеле я просила дать мне адрес Саши, а они написали на бумажке этот… Видно, не поняли меня…

— Пожалуйста, входите, — наконец выдавила я.

— Я ведь к Саше приехала… может, у вас есть его новый адрес?

— Да входите же, — повторила я приглашение.

Надя взяла чемодан и переступила порог квартиры, робко озираясь.

— Вы когда приехали?

— Ох, ехала-ехала, на поезде ведь… и доехала только что. Саши в отеле не оказалось. Написала его имя и фамилию на бумажке, а они накорябали мне адрес… Добралась сюда на такси. Вижу, вы здесь обжились, в этом Париже… А я вот не знаю, что с Сашей, может, уехал куда или поменял гостиницу…

Она умолкла на полуслове, потому что — совсем как в театре — распахнулась дверь и из ванной появился Александр. Он был абсолютно голый.

— Полотенце, женщина! — крикнул он.

И только тут заметил ее и остолбенел. Мы втроем стояли как приклеенные к своим местам. Две женщины. Молодая и старая, а между ними — мужчина в чем мать родила. Во всей своей мужской красе. Широкие плечи, узкие бедра, длинные мускулистые ноги. С волос капало на пол, вода ручейками стекала по прекрасно вылепленному телу. Мы могли оценить в полной мере, что одна из нас теряет и что приобретает другая.

— Какого черта ты сюда заявилась? — спросил он, загораживая ладонями свое мужское достоинство.

— Я… я приехала, потому что от тебя не было писем… ты обещал написать… — залепетала Надя испуганно.

Так закончился первый акт этой пьесы для трех актеров. Александр вынул из шкафа полотенце и скрылся в ванной, оставив нас наедине. Надя взглянула на меня. Глаза у нее были квадратные — в них отражалось безграничное удивление.

— Значит, Александр Николаевич тоже здесь живет?

— Пойдемте, я сделаю вам кофе, — сказала я и, не подождав ответа, ринулась в кухню. Она поплелась за мной.

Я принялась хлопотать в кухне, вернее, бестолково крутилась на одном пятачке, без конца натыкаясь взглядом на приклеенную к шкафчику фотографию — вырезку из газеты светской хроники, с идиотской надписью под ней. Все боялась, что Надя заметит. К счастью, на ней я была сфотографирована одна, а Надя не знала французского. Но ей не нужны были никакие другие доказательства. Главное доказательство у нее на глазах закрылось в ванной.

Я сварила кофе и поставила перед ней чашку. Она сидела за столом, не сняв плаща. Похоже, до нее еще не совсем дошел смысл происходящего.

Стукнула дверь в ванную, Александр прошел в прихожую, его присутствие длилось недолго. Сорвал с вешалки плащ и уже в дверях крикнул, что у него важная встреча. Он просто сбежал, бросая на меня Надю и все выяснения отношений.

— Он еще придет сюда? — задала вопрос Надя, глядя на меня глазами испуганного ребенка.

— Придет. Должен прийти.

Он вернулся под вечер. Надя так и сидела в кухне и, несмотря на все мои уговоры, не желала расстаться с плащом. По правде говоря, мы с ней почти не говорили обо всем этом. Она только сказала, что если мне надо выйти, то пожалуйста. Она подождет Сашу здесь. Я сходила в магазин, купила кое-что из еды и предложила ей перекусить, но она отказалась, сказав, что не голодна. Мы обе ждали Александра, она — на кухне, а я — в комнате. Пыталась даже читать. Я уже знала, что не сумею простить ему такого поведения. У меня в голове не укладывалось, что эта утренняя сцена вообще имела место. И закончилась тем, чем закончилась. Да, приезд Нади застал его врасплох, он мог сразу не сообразить, как выйти из положения, решил потянуть время. Но так могло продолжаться час-другой, а не целый день. В какой-то момент я даже заволновалась, не случилось ли с ним что — ведь он выскочил из дому на взводе. Отсюда и мой страх за него. Но стоило мне услышать, как он вошел в дом, и я превратилась в фурию — выскочила из комнаты, чуть не сбив его с ног.

— Прекрасно, — крикнула, — теперь моя очередь бежать отсюда!

Он не позволил мне уйти. Попросту закрыл дверь на ключ, а ключ спрятал в карман.

— Прошу тебя, успокойся, — сказал он. — За ней сейчас приедет Катя, она переночует у Ростовых. А утром отправлю ее в Москву, лично посажу в самолет.

Надя появилась на пороге кухни.

— Я у чужих людей ночевать не буду, — заявила она. — Я к тебе, Саша, приехала.

Мы с Сашей смотрели на нее в молчании.

— Здесь ты не можешь остаться, — наконец проговорил он.

— Почему не могу?

— Потому что здесь живем мы с Юлией. До тебя еще не дошло?

— Но… вы ведь не спите…

— Конечно, спим, поэтому мы здесь и вместе!

Надя смотрела на него с недоверием, все еще не понимая, о чем это он.

— Саша, да она же старая!

Послышался легкий стук в дверь. Это примчалась Катя.

— Надежда Ивановна Емелинская, Екатерина Александровна Ростова, — представил их друг другу Саша.

Он уже владел собой, был спокоен, но неестественно бледен.

— Ну, хорошо. Вы собирайтесь, поедем к нам. На свежую голову думается легче, и вообще, утро вечера мудренее.

— Я никуда не поеду, — возразила Надя. — Тряслась в поезде чуть не целую неделю… я к Саше приехала, он здесь живет, значит, и я буду здесь…

Катя, всегда такая красноречивая, на сей раз онемела. Долгое время никто не отзывался.

— Я тебя сюда не приглашал, ты приехала на свой страх и риск, — заговорил наконец Александр. — Неужели тебе в голову не пришло, что, если человек тебе не ответил ни разу за полгода, значит, в его жизни могло многое измениться?

— Да как мне это могло прийти в голову, Сашенька, когда я знаю, что ты не любитель писать письма… Даже твоя мама сказала, поезжай к нему… мужчина, оставленный на произвол судьбы, способен наделать глупостей…

Я слушала их пикировку с чувством разрастающейся внутри пустоты, будто из меня вынули сердце, легкие, желудок. Я была целиком выпотрошена. От неловкости хотелось провалиться сквозь землю, бежать куда глаза глядят, спрятаться. Но я продолжала стоять, не в силах сдвинуться с места.

— Надежда Ивановна, Надя, — вмешалась в разговор Катя, — не упрямьтесь, поехали со мной. Вы ведь видите, у Саши — другая женщина… Можете пожить у нас какое-то время, отдохнуть после долгого путешествия, мы с моим мужем займемся вами — поедем куда-нибудь на экскурсию. Покажем вам замки Луары и…

— Я приехала к Саше, — тупо повторила Надя.

— А кто тебя звал, черт побери! — взорвался он. — Думаешь, если мы с тобой трахались как кролики, ты имеешь на меня права?! Я люблю другую женщину, пойми наконец!

— Кого ты любишь, Саша? — переспросила она с ужасом.

Этот вопрос сбил его с толку. Только я понимала, откуда он взялся. Надя даже мысли не допускала, что его со мной могут связывать близкие отношения. Мое присутствие она объясняла себе тем, что мы просто живем в одной квартире, как жили когда-то в соседних номерах гостиницы. И ничто — ни его слова, ни Катины — не в состоянии были повлиять на эту уверенность.

— Ладно, хватит, я поеду с Катей, — сказала я.

— Ах так, тогда поедем вместе к Ростовым, — твердо сказал Саша. — Здесь я не останусь.

Ситуация начинала выглядеть гротескно, как в той головоломке с перевозчиком через реку, которому надо было переправить на другую сторону волка, козу и капусту. Кого забрать с собой первым, чтобы все пассажиры остались целы и невредимы? Посадит первым в лодку волка — коза съест капусту, возьмет капусту — волк на берегу съест козу…

— Ты говоришь, Саша, что нас ничего не связывает. А как же мой аборт два года назад? Ты не хотел ребенка, и он не появился на свет…

Я почувствовала, как горячая волна подступает к горлу, и едва успела добежать до ванной. Рвотные судороги выворачивали мой желудок чуть ли не наизнанку. Александр рвался в ванную, но я не впустила. Потом Катин голос позвал меня из-за двери. Кате я позволила войти. Меня пошатывало от слабости, я присела на край ванны.

— Положение трудное, но усугублять его не стоит, — сказала Катя. — Ничего не поделаешь, придется вам с ней остаться здесь до утра, а Саша поедет к нам. Вы согласны?

Я молча кивнула.

— И пожалуйста, помните, что он вас любит.

Я лишь жестом показала Кате, что больше ничего не надо говорить. Александр еще раз подошел к двери.

— Приеду рано утром, — сказал он.

Я сидела на краю ванны, не зная, что мне с собой делать. Ну не могла же я просидеть тут всю ночь. Тяжело поднявшись, подошла к умывальнику — и увидела в зеркале свое лицо. В который уже раз оно показалось мне чужим и снова не ассоциировалось со мной. Так происходило всегда, когда мне приходилось испытывать что-то очень хорошее или, наоборот, плохое. Во мне сразу пробуждались подозрения — я давно уже отвыкла от спонтанного проявления чувств. Не может быть, чтобы это касалось меня! Неужели я и есть эта женщина? — пытал меня какой-то внутренний голос. Однако именно я была этой женщиной, чувствовавшей себя так, будто почва уходит из-под ног. И что будет дальше? Как я выйду из ванной и посмотрю в глаза этой девушке? Что ей сказать? Что-то ведь придется сказать…

Я застала ее в кухне, по-прежнему сидящей в плаще за столом. Лицо у нее горело, красным был даже лоб. То, что здесь произошло, должно быть, стало для нее сильным потрясением, хоть она и производила впечатление человека, которого нелегко вывести из равновесия.

— Надя, прошу вас, снимите плащ, — сказала я решительным голосом. — Нам надо что-нибудь поесть.

На сей раз она меня послушала, пошла в прихожую повесить плащ. Она была одета в платье с кружевным воротничком и выглядела в нем как ученица выпускного класса.

Я принялась готовить ужин, достала из холодильника сыр, ветчину, овощи.

— Может, я вам помогу чем? — предложила Надя.

— Помойте и порежьте помидоры, разделочная доска над мойкой висит…

Я поставила чайник на газ и, когда раздался свисток, заварила чай.

— Может, вы предпочитаете травяной? — спросила.

— Да нет, пусть будет этот.

— После черного чая иногда трудно заснуть…

— Я и на гвоздях могу спать как убитая, — ответила она.

За целый день она, как видно, нагуляла аппетит, мне несколько раз пришлось нарезать хлеб.

— У нас только одно спальное место — тахта, — сказала я. — Достаточно широкая, но…

— Как-нибудь поместимся, — бодро ответила она. — До чего же вкусный этот сыр… как он называется?

— Бри…

— Бри, — повторила она. — Когда я здесь жила, Саша покупал разные сыры, но мне они не нравились — от них несло затхлостью, а этот не воняет…

Я расстелила постель на тахте, когда Надя пошла в душ, — мне не хотелось, чтобы она видела, как я меняю простыни. Из ванной она вышла в ночной сорочке выше колен. «Наверняка везла ее для Саши», — подумала я, и будто чья-то рука сжала мне горло. Что за ужасная ситуация!

Потом в ванную отправилась я и торчала там довольно долго. Настолько долго, что, по моим предположениям, она должна была уже заснуть. Мне показалось, что девушка спит, но, когда я потушила свет и влезла под одеяло со своей стороны кровати, она сказала:

— Мы и дальше бы жили с Сашей, но эта его семья… бабка и мать… они бы хотели видеть рядом с Сашей принцессу, никак не меньше… Когда я забеременела, он сказал, что женится на мне, Саша он такой… честный очень. Но тут ко мне заявилась его мать и начала говорить, что я ему карьеру порчу… да и не пара мы, не подходим друг другу… что ребенок вырастет несчастным… Так меня заболтала, что я уже и сама не понимала, что мне делать… Повезла меня к своей знакомой врачихе, чуть ли не силой достали у меня ребенка из живота…

«И он еще хотел, чтобы я поехала с ним в Москву, — подумала я. — Что бы теперь родные сказали насчет его выбора!»

— Мы с Сашей так странно познакомились… вы же знаете, пани Юлия, что у нас сейчас творится, нищета сплошная, и только. Никогда еще такого не было. Я работала помощницей парикмахера, зарабатывала мало, денег не хватало на оплату за газ и свет, а мама моя на пенсии… Ее пенсия по сравнению с моим жалованьем — вообще копейки… И вот одна моя подруга подговорила меня пойти работать в агентство… в Москве теперь таких агентств чуть ли не в каждом доме… А заработки какие — ого-го!

— А что это за агентство?

— Вы что, не знаете? Светского досуга… а что, думала я, голодной ходить, что ли? Помогу себе и маме… Однажды мы получили приглашение на мальчишник. И там был Саша… Начал мне выговаривать, что так нельзя жить, что это унижает женщину… Ушли мы оттуда вместе. Ну я и вернулась в парикмахерскую, а он стал давать мне деньги. Купил для меня небольшую квартирку, правда, довольно далеко от центра — квартира в центре стоит целое состояние. До этого я жила поближе, но мы ютились вдвоем с мамой в одной комнате коммуналки — кухня общая с соседями, кроме нас, еще пять семей. Колхоз, да и только… Может, я плохо поступила, может, живи мы вместе с Сашей, он бы меня не оставил… материально-то я теперь хорошо живу — у меня своя фирма. Его мать помогла, дала денег. Выходит, заплатила мне, чтобы я оставила в покое ее сыночка, а он все равно забрал меня в Париж. Сперва не хотел, но моя мама меня накрутила, что одного его нельзя отпускать. Так я и просила и плакала… в конце концов он не выдержал и взял с собой… может, и сейчас все как-то уладится. Саша так чувствителен к женским слезам… Но сегодня у меня заплакать не получилось — наверное, слишком устала после поезда. В голове так и стучит — та-та, та-та — от этих колес, и ноги опухли от долгого сидения, шутка ли сказать, столько часов в одном положении… Может, надо было взять плацкарту, но это ведь дороже…

Надя говорила все тише, пока совсем не умолкла. Я поняла, что она заснула, даже носом начала посапывать.

И что мне со всем этим делать? Возможно, она действительно была не пара Александру, и его мать была права, стараясь оградить его любой ценой. А разве я не старалась отговорить Эву от замужества с Гжегожем? Все делала, только бы этого не допустить. Матери все одинаковые. Но в этих обстоятельствах мое положение было другим — я была одной из сторон треугольника, хотя Надя и не относилась ко мне как к сопернице. По ее мнению, разница в возрасте между мной и Александром автоматически исключала меня из числа возможных претенденток на эту роль. Одновременно она хотела перетянуть меня на свою сторону своими откровениями. Я понимала, что она делала это неосознанно, что ей это подсказывал ее инстинкт.

А что подсказывает инстинкт мне? Только одно — я должна уйти с их дороги. А ведь я знала это с самого начала. Но все оттягивала момент — мне было так хорошо с Сашей. И ему, кажется, было хорошо со мной. Судьба или рок — не знаю, кто или что, — сделали так, что годы нашего рождения сильно не совпадали во времени…

В окнах посерело, из темноты начали проступать очертания предметов. Я встала и, стараясь вести себя как можно тише, принялась собирать чемодан.