Мой учитель Лис. Книги 1-4

Глава 1 Тайна зелёных младенцев

…Мой учитель Лис.

По крайней мере, он был моим учителем те несколько месяцев, что стали судьбоносными в моей жизни. Мистер Лис, месье Ренар или Ренье, истинный британский джентльмен французского происхождения, блистательно образованный, знающий несколько языков, гений маскировки, прирождённый актёр и, кроме всего прочего, лучший частный сыщик-консультант от Бога!

К его дедуктивному методу прибегала полиция многих стран, он умел найти общий язык с кем угодно, от королевы Англии до случайного румынского побродяжки с двумя полупенсами в кармане. Он мог помочь и помогал любому! Деньги не имели для него значения, ибо превыше всего Ренар ценил настоящую дружбу, хороший кофе и опасные приключения. Любовь к последним и погубила моего наставника. Или не совсем так?

Возможно, мне стоит поправиться, память всё чаще переиначивает мысли старого человека на свой лад. Мне очень хочется успеть довести свои скупые записи до логического конца, тогда, возможно, и ждать этого самого конца было бы не столь бессмысленно. Быть может, это отдаёт тщеславием, но просто сидеть ждать бессмысленно вдвойне.

Небеса не даровали мне великого таланта литератора уровня сэра Уильяма Теккерея или хотя бы миссис Шарлотты Бронте. Их скрупулёзность и дотошливость к каждой детали, длительное описание даже самых случайных персонажей, и близко не влияющих на сюжет, но имеющих право быть, а также долгие, многозначительные диалоги и монологи по нескольку страниц кряду всегда вызывали у меня неподдельное восхищение.

Что ж, если мои записи в сравнении с шедеврами британской классики покажутся придирчивому взгляду читателя слишком поверхностными и легковесными, то мне остаётся уповать лишь на то, что главный персонаж всегда спасёт мой текст, потому что всё это о нём – о благородном рыжем лисе Ренаре…

Именно поэтому в связи с вышеизложенным я обязан, как истинный англичанин, сопровождать каждый свой рассказ небольшим экскурсом в прошлое. Всё началось ещё до моего рождения, когда в конце тысяча восемьсот двенадцатого года комета, пролетавшая над нашей планетой, вдруг (хотя папа римский уверен, что исключительно по воле Божьей!) способствовала появлению на Земле разумных животных.

Тех самых, которые постепенно стали неотъемлемой частью населения нашей великой империи, а впоследствии и подавляющего большинства цивилизованных стран. Наш мир электричества и пара вдруг оказался вполне себе готов к таким радикальным изменениям.

Люди и звери сумели вместе перевернуть новую страницу. И теперь вряд ли хоть кого-то могли бы удивить поющие кебмены-кони, портовые киски, русские медведи в личной охране британской королевы, доберманы в полиции, еноты – разносчики газет и все, все, все, кто делал наше существование ещё более человечным. Если такое возможно…

– Шарль?

– У вас пять минут на умывание и переодевание.

– Да пресвятой электрод Аквинский! – Я успел вскочить, скидывая одеяло на пол и в прыжке ловко попадая обеими ногами в тапки. – В конце концов, не забывайте, кто платит вам жалованье!

– Моё жалованье поступает на мой банковский счёт вне зависимости от ваших пожеланий, – сухо откликнулся он. – Через четыре минуты жду вас внизу. Классический бокс не терпит долгих перерывов.

– Но потом я наконец-то получу свой кофе по-бретонски?

– Три минуты.

…Со времени трагической смерти моего учителя месье Ренара, Ренье, Лисицына (и ещё с десяток других имён, которые он носил в разных странах) прошло чуть более недели. Первые пять дней, сколько помнится, пронеслись в сумасшедшем угаре из постоянных встреч, телеграмм соболезнования, визитов важных персон, надоедливых газетчиков, адвокатов, предлагающих услуги своих контор, торговцев недвижимостью и прочих.

Если бы не решительные действия инспектора лондонского отделения Скотленд-Ярда сэра Хаггерта, поставившего два полицейских наряда у нашего парадного, они бы меня просто растерзали. Мне не рекомендовали выходить на улицу, поскольку «Таймс» умудрилась первой опубликовать ряд статей на тему: «Нелепая гибель знаменитого сыщика…», «Маленький мальчик – большие претензии», «Наследник Ренара не пожелал встречаться с кредиторами!», «Ученик скрывает факты смерти учителя!», «Он носит имя русского учёного. Совпадение?».

И это ещё только цветочки, если не упоминать до кучи яркий в своём эмоциональном посыле визит бабули. Она заявилась на второй день, разодетая во всё, что нашла подходящим, пьяная в портовую гавань, дабы, как она выразилась, «осмотреть владения внука и вступить в свои права!». Под этим подразумевалось её переселение в дом моего наставника, запуск рук по локоть в его капиталы и воспитательное прижатие меня к ногтю.

– Я одна вырастила этого неблагодарного мальчишку! Я ночей не спала, кормила, поила и одевала недоноска, а он хочет отделаться от меня парой фунтов и бутылкой виски?!

Благо старина Шарль какой-то египетской силой сумел увести её подальше, в ирландский паб, за поворот, через улицу, до того как их заметили вездесущие журналисты. Уже через пять-шесть минут из заведения доносилось слаженным хором:

Я знал эту песню, тот же донец Фрэнсис периодически исполнял её на русском. В общем и целом там характерный для заснеженной России сюжет о лютых холодах, несчастной лошади и отмороженном (замороженном?) мужчине, который хочет обнять красавицу-жену, но перед этим ему надо напоить своё верховое животное. Кажется, так.

Хотя, Ньютон-шестикрылый, я могу и ошибаться, русский язык слишком сложен для англичанина. Но давайте по порядку, вернёмся к тому серому осеннему утру, которое и задало импульс долгой череде таинственных и жутковатых событий, что происходили со мной вплоть до Рождества. И даже святое предновогоднее чудо отсвечивало белым платьем пера Уилки Коллинза…

Дворецкий терпеливо ждал внизу, держа на вытянутых руках две пары боксёрских перчаток. Опоздания, как и оправдания, не принимались, учитывая, что на данный момент для него моё нахождение в этом доме, как и возможное вступление в имущественные права, было понятием зыбким. Моё положение определялось где-то от «молодой господин» до «мальчик для битья». Хотя, возможно, я слишком строг к старине Шарлю, в конце концов, он лишь неукоснительно выполняет свои прямые обязанности.

– Выше локти. Не горбиться. Смотреть в глаза, держать пресс. Я сказал, смотреть в глаза.

Наверное, это самое трудное. Когда тебя нещадно колотит бывший чемпион полка по французскому боксу, то есть используя удары руками и ногами, а ты обязан отвечать исключительно в английской манере, то есть только кулаками, силы заведомо неравны. Но дворецкого это никогда не волновало, по его словам, даже само понятие «честный поединок» как таковой есть лишь общепринятая фикция и самообман, устраивающий обе стороны.

В последующие несколько минут я был шесть раз сбит с ног, жутко болели рёбра, никак не проходил звон в правом ухе, но, кажется, мне удалось понять, каким именно способом лысый француз делает подсечку стопой под колено. Уверен, что даже мог бы это повторить, но…

– Нельзя отрывать взгляд от глаз противника, – сухо напомнил он, помогая мне подняться с пола.

– Я вроде… всё делал правильно, но… подставился, да?

– Умойтесь. Завтрак будет готов через пятнадцать минут. Утренняя почта ждёт в гостиной.

– Шарль.

– Да?

– Мне очень его не хватает.

– Тело не найдено, – с едва заметной хрипотцой ответил он. После чего снял перчатки, забрал у меня вторую пару и отправился на кухню.

Я же проверил указательным пальцем, не шатается ли коренной зуб слева, кровь была, но вроде ничего. Надо будет прополоскать раствором соды.

И да, местонахождение тела моего учителя до сих пор неизвестно. Мне говорили об этом каждый день. Все, кто приходил в наш дом, считали своим долгом напомнить о том, что лис Ренар так и не найден мёртвым, ни в городе, ни на отмелях Темзы.

Хотя в тот день, когда он, раненный, свалился с воздушного шара, увлекаемый вниз коварным преступником, распустившим свои щупальца по всей Великобритании, любой шанс вернуться живым в ту страшную грозу был равен нулю. Никто не знал (и не должен знать!), как я плакал по ночам, вспоминая его голос и короткий жест воздушного поцелуя…

Шарль терпеливо ждал меня внизу. Когда я спустился к завтраку (на отдых, умывание и переодевание моей светлости было выделено ровно восемь минут), он приветствовал меня коротким кивком. Вместе с наследством сэра лиса Ренара согласно его нотариально заверенному завещанию ко мне переходил и его высокий титул.

Оказывается, теперь я мог именоваться графом Майклом Эдмундом Алистером Кроули де Ренье! Звучит красиво, даже в чём-то торжественно, и уж наверняка должно вызывать уважение, однако попробуйте объяснить это моему несносному дворецкому…

– Опять овсянка, Шарль?..

– Каша полезна.

– Она даже несолёная?!

– Соль вредна.

– А мой кофе?

– Молоко.

– Вы испытываете моё терпение…

– Пф-уф! – Иначе передать полный презрения, снисхождения, иронии и откровенного французского наплевательства звук со стороны старого дворецкого я не сумел. Как ни разу не сумел поставить его на место. Да вы бы сами попробовали, знаете, как он дерётся?! Вот именно.

На завтрак была подана традиционная овсянка, густая настолько, что ложка стояла, тосты с маслом, малиновым джемом и тёплое молоко. Пока был жив мой хозяин месье Ренье или Ренар, мне всегда перепадал традиционный британский чай. Это нормально, это правильно и это по-джентльменски. Но молоко?

– Полезный продукт для мальчиков. Содержит кальций.

– Виски, кстати, тоже.

– Не для вас, – обрезал неумолимый Шарль.

Мрачно дожёвывая поджаренный хлеб с джемом, я взял в руки утреннюю «Таймс», по методу моего учителя пробегая пристальным взглядом каждую страницу. Нет, разумеется, я и грезить не смел, чтобы также стать внештатным консультантом Скотленд-Ярда, но соблюдение хотя бы некоторых традиций этого дома вселяло толику уверенности в завтрашнем дне.

– Свадьба герцога Уэссекского. Выставка сокровищ королевского дома в Тауэре. Лондонский театр обещает новое прочтение комедии Уильяма нашего Шекспира «Сон в летнюю ночь» как «Бодрствование в зимний день». Габсбурги пытаются породниться с Романовыми. Тори и виги вновь начали выращивать розы. Не красные и белые, а именно розовые розы. Скука-а! Продолжается розыск тела мистера…

Это было на самой последней странице мелким шрифтом, явно просто для того, чтобы хоть как-то закончить колонку новостей. Имя моего наставника уже не считалось достойным первых газетных полос. Мир забывчив. Какие бы замечательные расследования ни проводил месье Ренар, как бы он ни спасал разведки разных стран, какие бы запутанные ситуации ни разруливал, но вот его нет чуть больше недели, а Лондон продолжает жить собственной жизнью и ему плевать на прах вчерашних героев.

– Шарль, будьте добры…

– Да?

– У меня такое ощущение, что нам принесли кем-то уже читанные газеты?

Дворецкий крайне внимательно посмотрел на заголовок небольшого объявления, подчёркнутый чьим-то твёрдым ногтем. Впервые, как мне показалось, его тонкие брови нервно дёрнулись вверх. Значит, я не ошибся.

– Мне поговорить с почтальоном?

– Если вас не затруднит.

– Это моя обязанность, – коротко кивнул он.

Я так же отвесил короткий поклон и после соблюдения всех условностей тем не менее предпочёл вернуться к той самой подчёркнутой статье. Не уверен, что она была жутко интересна для чтения. По мне, так просто ни о чём.

«Барон Гастингс имеет честь сообщить о рождении сына. Наследник, обладатель двух состояний и двух фамилий, будет воспитываться при Королевском Норфолкском полку, куда зачислен в чине младшего офицера». И что, собственно, я должен был из всего этого вынести? Это, вообще, хоть кому-то важно? Уж не мне точно…

Я повернул голову, услышав требовательный стук электрического дверного молотка. Шарль, только что стоявший рядом, испарился, словно йод над маточным рассолом золы морских водорослей с концентрированной серной кислотой. Секундой позже он уже вежливо перед кем-то распахивал двери.

Сначала я демонстративно вальяжно развалился в кресле на манер моего учителя, но, услышав гулкие шаги, предпочёл быстренько вытереть губы и вскочить, вытянувшись по струнке. В гостиную, сурово сдвинув седеющие брови, шагнул глава Скотленд-Ярда инспектор Хаггерт.

Высокий мужчина, крепкого сложения, с усами и седеющими бакенбардами, чей стальной взгляд был способен остановить толпу ирландских бунтовщиков, а железная воля служила примером для подражания любому начинающему бобби. Человек-легенда, никак не меньше, уж поверьте…

– Майкл?

– Сэр? – Мы обменялись церемонными поклонами, после чего он первым как старший позволил мне пожать ему руку. Сам бы я и не посмел тянуться к нему своими пальчиками.

– Тело не найдено, – сразу начал он.

– Прошу, присаживайтесь. Шарль, вы не могли бы…

– Ваш бренди, инспектор, – тут же склонился лысый дворецкий, держа в руках серебряный поднос с толстостенным стаканом, на две четверти наполненным янтарно-прозрачным алкоголем. Вкусы всех постоянных гостей мы знали практически наизусть.

– Сегодня вы без Гавкинса, сэр?

– Сержант занят. Но у меня… – На мгновение он замялся, сделал глубокий глоток, подчёркнуто медленно выдохнув через нос. – У меня есть пара вопросов. Майкл, вы знакомы с неким господином Диего Агуарачаем?

– Никогда не слышал этого имени, сэр, – совершенно честно признался я.

– Он приехал вчера из Южной Америки, «близкий к природе», так называемый гривистый волк. В его послужном списке работа на агентство Ната Пинкертона, участие в ряде федеральных расследований и крайне высокие рекомендации от весьма влиятельных лиц. Был ранен, до сих пор прихрамывает.

– Но дело не в этом? – каким-то наитием угадал я.

– Совершенно верно, молодой человек. – Благожелательно кивнув, инспектор сделал ещё один глоток. – Уж не знаю почему, но он крайне заинтересован в деле некоего барона Гастингса.

– Сэр, но разве существует такое дело? – удивился я, изо всех сил делая вид, что ничего не знаю о подчёркнутой газетной заметке в утренней «Таймс». Благородный мистер Хаггерт не обратил внимания или сделал вид, что не заметил моих колебаний. Возможно, я просто перестраховывался, мне трудно судить о себе самом со стороны…

– Разумеется, официально нет.

– Сэр?

– Дьявольщина… – Он махом выплеснул остатки бренди себе в глотку. – Дела нет! Но младенец Гастингса странным образом исчез почти сразу же после рождения! Вопрос…

– Ко мне, сэр?

– Нет, к самому себе. Какого чёрта я рассказываю вам то, что могло бы представлять интерес лишь для самого Ренара?!

– Возможно, потому, что я его единственный ученик?

На минуту мы оба замолчали. Каждый думал о своём. Уж не знаю, да и не берусь, честно говоря, предполагать, какие мысли блуждали в мозгу седого инспектора Скотленд-Ярда, но лично у меня в голове была полная, то есть абсолютная, Ньютон-шестикрылый, тёмная, звонкая пустота…

– Шарль?

Дворецкий, как всегда, успел наполнить пустой бокал, прежде чем инспектор хотя бы поднял взгляд.

– Чем мы можем помочь вам?

– Право, даже не знаю, – рассеянно вздохнул Хаггерт. – Скорее всего, ничем. Но… допустим… если бы хоть какие-то уроки Ренара были восприняты… если он заранее искал, ставил последователя…

– Сэр, – подумав, начал я, – поверьте, будь во мне хоть частичка знаний моего учителя, то…

Инспектор заинтересованно обернулся ко мне с бокалом в руке.

– То, во-первых, я бы проверил этого странного гостя из Южной Америки. А во-вторых, занялся бы всеми моментами исчезновения младенца. Вряд ли наследник такого высокого рода был брошен, оставлен без материнского ухода, без пригляда десятка нянек и служанок. Именно среди них и стоит искать первые нити.

– Ничего нового, – с лёгким оттенком разочарования протянул Хаггерт. – Полиция тоже не зря ест свой хлеб. Думаю, если преступление и имело место быть, мы и сами сумеем задержать злодея. Э-э… мм…

Он несколько рассеянно оглянулся, но старый дворецкий стоял непоколебимо, словно корабельная мачта. Это значило, что бренди больше не обломится. Суровые брови инспектора сошлись на переносице, словно два флагманских корабля, и раздражённо дали задний ход. Переупрямить Шарля невозможно, тут уж без вариантов, кто бы что ни говорил.

– Сэр, а каким образом барон Гастингс потерял ребёнка? – вдруг опомнился я, хотя, держу пари, мой вопрос граничил с неуважительностью или даже некоей грубостью, недостойной истинного джентльмена. – То есть когда это произошло? Как правило, сразу после родов дитя остаётся с матерью. Вы поговорили с ней?

– Хороший вопрос, – после некоторой паузы ответил инспектор, практически уже стоя в дверях. – Как ни странно, но именно на этот момент упирал и заезжий американец. Теперь у нас с ним есть предмет для разговора. И да… мне жаль…

Я понимал, к чему он клонит, но в сто пятисотый раз выслушивать, что надежда есть, поскольку тело ещё не найдено, и вдруг… мой наставник… каким-то чудом, несмотря ни на что, окажется…

Думаю, и дальше всем всё понятно без особого разжёвывания. Когда инспектор Скотленд-Ярда покинул наш дом, мы с дворецким практически нос к носу сошлись над той самой, отмеченной для нас заметкой в газете. Правда, как оказалось, каждый выбирал своё.

– Младенец-лорд пропал?

– Подчёркнуто ногтем или когтем?

Мы уставились друг на друга. Ни у него, ни у меня в глазах не было какого-то особого озарения, хотя, наверное, мы оба ждали чего-то подобного. Вот только чего, подсказал бы кто, пресвятой электрод Аквинский?!

Когда я не знал, что делать, то традиционно спускался в мастерскую. Ибо если тебя подводит голова, то стоит дать волю рукам. Моя экспериментальная дубинка показала себя достаточно хорошо. Конечно, можно продолжать её усовершенствование годами, но смысл? Ведь пытливый ум всегда готов предложить что-то иное, более практичное, незаметное, но действенное.

Я всерьёз задумался о модификации самых простых наручников. Что будет, если любая попытка снять их откликнется получением доброго электрического разряда? Идея перспективная, но если задуматься, так первый удар может схлопотать сам полицейский, неаккуратно или слишком торопливо надевающий наручники на преступника.

С другой стороны, весь вопрос в силе сопротивления. Когда обычный воришка в наручниках покорно идёт за констеблем, то с ним ничего и не случится. Но вот если он попытается разорвать их, уповая на силу мышц, тут вступает в действие электричество. А оно неподкупно.

Задача не самая простая, но вполне себе выполнимая.

Дворецкий лишь на мгновение наклонил голову, подтверждая моё право на уединение. Мастерская всегда помогала мне думать, ну или, честно говоря, наоборот, не думать. Попробую объяснить.

В моём разностороннем ученичестве месье Ренар уделял внимание самым разным аспектам: самодисциплине, физическому развитию, рукопашному бою, иностранным языкам, истории, точным наукам и много ещё чему. Однако рядом с ним я вечно чувствовал себя каким-то недоразвитым тупицей, которым он играет, словно уличный лицедей куклой, надетой на руку.

Иногда это жутко раздражало! Но мистер Лис был слишком умён и обаятелен, чтобы на него всерьёз можно было сердиться едва ли больше минуты. По крайней мере, у меня это никогда не получалось. Разве что у сержанта Гавкинса, когда мой наставник изрядно доставал служаку-добермана, а это было излюбленным развлечением…

Я вытер невольно выступившие слёзы. Мальчики не плачут, а британцы тем более.

Итак, источник электрического разряда должен быть достаточно компактен. Мне требовалась самая маленькая и одновременно самая мощная батарея, включаемая обычной кнопкой. Цепь послужит отличным проводником. Сами кольца наручников придётся делать полыми, хорошая сталь это позволяет. Удар должен наноситься исключительно в момент разрыва звеньев.

Бумага и электрическое перо всегда были под рукой, чертёж уже складывался у меня в голове. Не знаю, сколько времени я пробыл в мастерской, полчаса, час, полтора, – звонок дворецкого оторвал меня от работы, когда как минимум два приблизительных чертежа были полностью забракованы. Мне явно не хватало технического опыта. Как говорится, интересно придумать ещё не значит успешно реализовать.

– Сержант Гавкинс, – доложил Шарль, стоило мне подняться наверх.

Деловой и чопорный доберман, в служебном мундире и длинном плаще, с которого на пол катились дождевые капли, замер в прихожей, словно бронзовая статуя. Без разрешения старого дворецкого даже английская королева не посмела бы сделать лишний шаг у нас в доме.

– Добрый день, сержант, – вежливо улыбнулся я. – Вижу, лондонская погода не балует разнообразием, на улице вновь моросит?

– Я забираю мальчишку, – не обращая на меня ровно никакого внимания, сквозь зубы прорычал он.

Шарль не ответил, это было бы ниже его достоинства. Но и Гавкинс отлично понимал, когда стоит проявить власть, а когда лучше не нарываться, поэтому он молча достал из внутреннего кармана мундира вчетверо сложенный лист бумаги и протянул его мне.

Что ж, я прочёл текст вслух:

– «Дорогой Майкл, если вы не слишком заняты, то, возможно, смогли бы присоединиться к нам? Ваш технический взгляд на вещи мог бы оказаться полезным в одном щекотливом вопросе». Подпись инспектора Хаггерта.

– Плащ на стене, зонт в стойке, чай будет подан в четыре часа пополудни. – Дворецкий командовал так, словно он был здесь главным. Впрочем, как и всегда.

На то, чтобы собраться, мне хватило трёх минут. У меня мелькнула мысль предложить сержанту горячие сливки или хотя бы стул, ведь месье Ренар именно так бы и поступил, но, судя по холодному взгляду Шарля, этого не стоило делать, чтобы никого не ставить в неудобное положение. Ладно, может быть, в следующий раз.

– Моя электрическая дубинка? – вовремя вспомнил я.

– В кармане плаща. Не опаздывайте к чаю.

Последнее было сказано больше для сержанта. Это означало, что во избежание возможных неприятностей меня должны вернуть вовремя, к указанному часу, в целости и сохранности. Я надвинул на лоб котелок, так солиднее, застегнул макинтош на все пуговицы и взял тяжёлый зонт. Вроде бы всё.

Гавкинс коротко дёрнул подбородком, подтверждая, что слова дворецкого, по крайней мере, были услышаны. Уж как это будет исполнено, не знаю, да и не особенно интересно: если по совести, последние дни я безвылазно торчал дома, поэтому выйти на свежий воздух было просто здорово.

У мостовой нас ждал кеб. Мне хотелось бы увидеть рыжего Фрэнсиса, но увы…

– На западный угол Итон-сквер и Итон-плейс, – тихо проворчал строгий доберман, пропуская меня вперёд.

Могучий сивый коняга в насквозь промокшем клетчатом пальто неторопливо перекатил в жёлтых крупных зубах окурок толстой вонючей сигары и повёл плечом:

– Четверть гинеи, сэр.

– Я из полиции, – напомнил сержант.

– Прошу прощения, сэр, запамятовал. Тогда с вас ещё пять пенсов за ожидание.

На мгновение показалось, что Гавкинс начнёт засучивать рукава и полезет разбираться с упёртым возницей, и кто знает, чем бы это закончилось, поскольку конский профсоюз, как правило, Скотленд-Ярд в грош не ставит, но я вовремя успел вставить слово:

– Принято, милейший! Трогайте!

Кебмен важно кивнул мне, качнув белой чёлкой, и взялся за рычаги машины. Колёса видавшего виды кеба загрохотали по чёрному мокрому булыжнику.

Сержант скрестил лапы на груди и демонстративно прикрыл глаза, не желая ни разговаривать, ни даже смотреть в мою сторону. Нет, он не злой, просто работа в полиции, ежедневное столкновение с преступным миром, невысокая зарплата, отсутствие права на ношение оружия и постоянный риск, сопряжённый с угрозой для жизни, редко способствуют весёлости нрава. Седой кебмен прокашлялся:

Это был тот редкий случай, когда негромкий, даже в чём-то безэмоциональный голос способствовал наилучшей подаче текста. Я никогда раньше не слышал этой песни, хотя в мелодии, возможно, угадывалось что-то жутко простонародное и потому знакомое, в стиле распевов старого Ливерпуля. Вспомнилось, как мы на пару ездили с моим наставником, и сердце вновь кольнуло раскалённой иглой. Почему его нет рядом?

Дорога была достаточно длинной, в это время дня улицы Лондона переполнены – брички, паровые кебы, самодвижущиеся экипажи; оживлённое движение вкупе с постоянным дождём создавали и не такие пробки. Тем не менее приблизительно за час или чуть больше мы добрались до указанного места.

Гавкинс приказал остановиться близ старинного четырёхэтажного особняка и честно расплатился по счёту. Думаю, нарушить устный уговор с кебменом не посмел бы и сам фельдмаршал Веллингтон, разгромивший воспрянувшего Наполеона в битве при Ватерлоо. С конским профсоюзом такие штучки не проходили.

Буквально в четырёх шагах по тротуару неподвижно застыли два констебля из нижних чинов. Сержант, не оборачиваясь, двинулся к ним, оба парня одновременно задрали подбородки: один – человек, другой – молодой бульдог из «близких к природе».

– Все на месте? – бросил доберман. Парочка молча кивнула. – Никто не выходил?

– Так точно, сэр, – отрапортовали оба, но мне почему-то показалось, что голос бульдога был какой-то неуверенный. Но самостоятельно переспрашивать полицейских без разрешения сержанта было явно не в моей компетенции, поэтому я быстро проследовал за Гавкинсом, который буквально на секунду придержал для меня дверь.

В прихожей размером с четверть поля для регби нас ждали сразу двое чернокожих лакеев. Это было большим шиком позволить себе взять в прислугу негра или индуса мог далеко не каждый вельможа, и жалованье они получали почти вдвое больше, чем белые. Мой макинтош и служебный плащ сержанта эти двое приняли с таким видом, словно вообще брезговали прикасаться к нашей одежде.

Я отметил, каких трудов доберману стоило не скрипеть зубами, но тем не менее он держал себя в руках.

– Вы не вытерли ноги, джентльмены.

Мы с сержантом, разумеется, вытирали обувь о коврик, но сделали это ещё раз.

– Этого недостаточно, джентльмены. Проявите больше уважения.

Я было принялся шоркать подошвами ботинок в третий раз, но Гавкинс, цапнув меня за рукав, молча и решительно потащил за собой вперёд.

– Не заставляйте нас повторять, джентльмены… – донеслось вслед, и, клянусь Ньютоном-шестикрылым, теперь уже и мне захотелось вернуться с электрической дубинкой наперевес. В конце концов, мы сюда не набивались, нас пригласили для расследования преступления. И если здесь так заносчивы даже лакеи, то каковы же хозяева дома?

Мы прошли через прихожую, поднялись по лестнице на второй этаж, где попали в длинный коридор, от пола до потолка увешанный старинными картинами в толстых золочёных рамах. Тематика полотен, впрочем, была однообразна, на нас взирали различные леди в кринолинах, шелках и парче или благородные мужи в рыцарских доспехах и охотничьих костюмах.

Хорошо, что Гавкинс явно был тут не в первый раз, уверенно чеканя шаг впереди меня на расстоянии вытянутой руки. За поворотом нас встретили ещё двое лакеев, стоявших по обе стороны высоких дверей. Оба белые, но высокомерия и им, как оказалось, было не занимать. Благо сержант не стал ни здороваться, ни кивать, ни спрашивать разрешения, а просто толкнул одну из створок дверей.

– Наконец-то. – В достаточно просторной, но жутко захламлённой детской комнате нас встретил несколько нервный инспектор. – Майкл, какое счастье, что вы смогли найти время и прийти. У нас тут небольшая проблема. Честно говоря, не уверен, что смогу объяснить, но…

– Я в вашем распоряжении, сэр.

Хаггерт разгладил усы, судя по тому, как он коснулся сухих губ, ему бы явно не помешал бокал бренди, но, видимо, здесь не наливали.

– Это прекрасно. Итак, пропавший младенец находился здесь. Кто-то сумел проникнуть в дом, подняться на второй этаж, забрать ребёнка, уложить его в детскую корзину-переноску и бесследно исчезнуть.

Незаметно осматриваясь по сторонам, я отметил большой камин, два окна, судя по всему выходящие во внутренний двор, кучу самой разнообразной мебели, гору игрушек и, самое главное, тонкие проводки сигнализации, аккуратно закреплённые под потолком.

– К охранной системе «Эдисон & Ко» подключено всё здание, – проследив мой взгляд, буркнул сержант, пряча нос в платок. – Прошу прощения, сэр, у вашего приятеля жутко вонючий одеколон.

– Сеньор Диего использует дорогие экзотические ароматы, – согласился инспектор. – Сейчас он беседует с несчастной матерью. Она ещё не вполне пришла в себя после такого жуткого известия. Сам барон воспринял удар судьбы с хладнокровием и честью, присущими всей их фамилии.

Не скажу, что мне оно хоть как-то интересно. Клянусь пресвятым электродом Аквинским, меня ведь пригласили не за этим. Сигнализация, вот ради чего я здесь.

– Где находится распределительный щиток?

Меня сопроводили в коридор. За углом, за одной из картин, находилась панель или щит электрической сигнализации. Одного взгляда на пятимиллиметровый слой пыли хватило, чтобы понять: устройства давным-давно не касались ничьи руки. Лампочки горели исправно, все проводки в целости, все переключатели находились в нужном положении. Придраться не к чему.

– Сигнализация не отключалась минимум месяц, – вернувшись, доложил я.

Инспектор угрюмо откашлялся в кулак. Видимо, его стройные версии рушились, словно карточный домик, построенный на ветру меловых скал Суссекса.

– Сэр, смею заметить, что возлагать надежды на мальчишку было слишком… – начал было доберман, но я перебил его:

– Здесь на сигнализации всё: двери, окна, но не камин. Камин никогда не подключается к электричеству. Максимум, что там может быть, это решётка в трубе.

– Дон Диего говорил об этом, – задумчиво пробормотал инспектор, кусая губы. – Мы проверили камин, решётки там нет, но труба настолько узкая, что и обезьяне не пролезть.

– Прошу прощения, а при чём тут…

Я не успел закончить вопроса, когда в комнату качающимся шагом вошёл невысокий павиан из «близких к природе». Он был одет в дорогой костюм, несомненно заказанный у лучшего лондонского портного, пальцы унизаны перстнями, а от режущего запаха тройного одеколона хотелось по примеру Гавкинса прикрыть нос.

Причём он им не брызгался, он его пил! Я не утрирую, в правой руке павиан держал флакон одеколона популярной марки, из которого регулярно прихлёбывал. Ньютон же шестикрылый, как он это делает-то?!

– Барон Гастингс, позвольте представить вам нашего общего друга и помощника Майкла Алистера Кроули. Ученика знаменитого месье Ренара, увы, ныне покойного консультанта Скотленд-Ярда.

– Инспэктор, – растягивая букву «е» на какой-то иностранный манер, сощурился павиан, – вы нашли моэго отпрыска?

– Мы прилагаем все усилия. И даже достигли некоторых результатов.

– Моя благородная супруга в нэдоумэнии…

Высокомерие барона было слишком откровенным и давление на полицию столь явным, что сержант невольно заворчал. Он всегда отличался излишней прямолинейностью в отношении «близких к природе». То есть, если вы поняли, толерантность – это не про него.

Жёлто-зелёные глаза уставились на меня.

– Тебе эсть что нам сказать, мальчик?

– Мы уже на «ты», сэр? – неожиданно для самого себя выпалил я.

Повисла нехорошая, но недолгая пауза. Инспектор, краснея и бледнея, смотрел в сторону, Гавкинс хихикал в кулачок, а хозяин дома не сводил с меня раздражённого взгляда.

– Я барон Гастингс, владэлец поместий в Уэссексе, зэмель в Уэльсе, замков в Шотландии, Ирландии, а также пристани с двумя паровыми кораблями, пэресекающими Ла-Манш. И я трэбую, чтобы в моём домэ…

– Мне удалиться? – спросил я Хаггерта. Тот категорически замотал головой.

Что ж, видимо, не сейчас. Всё-таки Скотленд-Ярд имеет возможности хоть как-то отстаивать собственное мнение, а не послушно прогибаться под каждый титул. В этом смысле Великобритания по уровню демократии далеко обошла такие страны, как Германия, Австрия, Франция, Соединённые Штаты Америки и даже Российская империя.

Барон-павиан скрипнул зубами, демонстративно вздёрнул подбородок и объявил:

– Эсли в течэнии суток мой сын, законорождэнный наслэдник фамилии и всэх благосостояний, нэ вэрнётся в наш дом, то я буду вынужден принять собствэнные мэры. Какие имэнно? Вам лучше этого нэ знать, джентльмэны, вам это может нэ понравиться.

– Я уважаю ваше право, – примирительно выдохнул Хаггерт. – Но угрожать инспектору полиции не самая лучшая стратегия…

Хозяин дома позволил себе презрительный смешок, и теперь уже Гавкинс обнажил зубы. Клыки матёрого добермана впечатляли, хотя, конечно, павиан также мог похвастаться отличным оскалом, но тем не менее барон Гастингс предпочёл отступить. Пятясь задом, он молча покинул комнату и уже за её пределами шумно потребовал от лакеев подать виски!

«Крайне неприятный тип», – подумал я. С другой стороны, даже мой малый жизненный опыт не советовал принимать скоропалительных решений. Меж тем в коридоре раздались лёгкие шаги, и вскоре к нашей компании присоединился тот самый гривистый волк.

– Но это же… Сэр, вы?! – У меня перехватило дыхание.

– Тот самый мальчишка? – Волк кивком головы приветствовал сержанта. – Брось, парень, мне уже сто раз говорили, что мы похожи с вашим знаменитым сыщиком, как две подковы. – Он протянул мне затянутую в чёрную лайковую перчатку лапу. – Будем знакомы, дон Диего Фернандес Агуарачай, агентство Пинкертона в Южной Америке. Да, я отлично знаком с правилами международного этикета, но я не снимаю перчаток. Никогда!

Словно заворожённый, я пожал его крепкую ладонь. Дон Диего был заметно ниже моего наставника, более широк в плечах, кареглаз, он явно подкрашивал усы чёрным, действительно пользовался жуткой смесью одеколонов и одевался в несколько вызывающей манере, способной сбить с толку истинного англичанина. Короткая кожаная куртка по пояс, мешковатые штаны из синей парусины, вязаный клетчатый шарф на шее и широкополая шляпа. Чем-то похож на ковбоя.

И да, сколько я помню из школьной программы, хоть лисы очень похожи на гривистых волков, но, несомненно, этот зверь не мог быть месье Ренаром. Сердце вновь кольнуло иглой…

Видимо, разочарование было слишком заметно на моём лице, потому что инспектор попытался ободрить меня улыбкой и даже потрепал по плечу.

– Что вам удалось выяснить, коллега?

– Очень немного или очень многое, сеньоры, – загадочно усмехнулся волк, подошёл к окошку, посмотрел во внутренний двор и продолжил: – Мать младенца убита горем. О санта Лючия! Это понятно, она пьёт ромашковый чай, почти всё время плачет и не хочет ни с кем разговаривать.

– Даже с вами? – Сержант нарочито прикрыл нос.

– Даже со мной. Увы! Однако кое-кто из чёрных слуг этого дома оказался гораздо более разговорчивым. Мы начнём с завязки всей этой истории, а в ней узлов больше, чем в письме индейцев племени чероки.

Дон Диего подмигнул, подкрутил усы и продолжил, чуть понизив голос. Должен признать, с его слов складывалась не самая лицеприятная картинка. Разумеется, барон Гастингс не был «продолжателем древнего рода» в общепринятом смысле. По невнятной причине старый, бездетный аристократ усыновил мальчика-павиана, дал ему образование и сделал наследником, успешно скончавшись практически на следующей неделе после подписания всех соответствующих бумаг. Коронер констатировал остановку сердца во сне, в кругах знати пьянство старого барона давно стало притчей во языцех.

Молодой Гастингс умудрился в короткий срок овладеть всеми пороками приёмного родителя, вылететь из знаменитого полка колдстримских гвардейцев из-за постоянных склок и ссор с другими офицерами, попал в плохую компанию лондонских прожигателей жизни, где пристрастился к виски и карточным играм. Деньги таяли как мартовский снег.

Пошатнувшееся финансовое положение он решил поправить выгодным браком. Однако слава его в определённых кругах была такова, что он смог получить лишь руку не очень богатой вдовы одного из купцов Ост-Индской компании, к тому же беременной на четвёртом месяце. Вряд ли женщина была так уж счастлива подобным предложением, но тем не менее под давлением родственников их брак состоялся.

– А теперь, сеньоры, скажите мне, не кажется ли вам подозрительным исчезновение законного наследника двух фамилий в то самое время, когда барону вновь накинули лассо на шею кредиторы? – резюмировал дон Диего и сам себе поаплодировал.

Инспектор и сержант одновременно вздохнули. Я слишком хорошо знал их обоих, поэтому почти наверняка мог бы сказать, о чём они сейчас думали. Барон Гастингс, несомненно, очень подозрительный тип и уж точно замешан в этом грязном деле. Вопрос в другом: каким образом негодяю удалось украсть ребёнка, не привлекая внимания слуг и не отключая сигнализации? Как выяснить, где он прячет малыша? И самое главное, чем мы прижучим злодея? Где доказательства?

– Единственно, в чём можно быть уверенным, – после паузы весомо добавил волк, – так это в том, что младенец жив. Смерть маленького лорда не принесёт выгоды ни барону, ни его подручным.

Гавкинкс и Хаггерт столь же синхронно кивнули. Совершенно верно. Похищение младенца ради выкупа отнюдь не ново и относительно безопасно, ведь ребёнок в силу возраста попросту не сможет опознать преступников. Не с этим ли связана столь неприкрытая угроза павиана применить «собствэнные мэры»?

– Окна заперты изнутри, попытка открыть их снаружи привела бы к срабатыванию системы, – как мне казалось, мысленно начал проговаривать я, памятуя порой болезненные, но всегда действенные уроки своего наставника. – Со стороны в дом не попасть, просто так из него же не выйти. Слуги зациклены на правилах, обойти их невозможно. Либо ребёнок всё ещё где-то дома, либо он превратился в туман и вылетел через камин. В таком случае…

Я вздрогнул, поймав на себе три пристальных взгляда одновременно. Потом все трое взрослых неуверенно подошли к камину.

– Сержант? – вопросительно вскинул бровь инспектор.

– Так точно, сэр. Я лично проверял, труба камина слишком узка, уверен, что даже мальчишка в неё не пролезет.

– Всё верно, сеньор, – отважно залезая в грязный камин и задрав голову, заявил дон Диего. – Павиан довольно крепок, с такими плечищами тут никак не развернуться.

– Майкл? – Теперь уже вопрос относился ко мне, а я никак не мог понять, чего же тут не так. Зола, пепел, кучка каменного угля, совок, кочерга, мелкие фарфоровые безделушки на каминной полке, чугунная решётка…

– И в самом деле странно, – неожиданно поддержал меня инспектор Хаггерт. – Как помнится, уголь держат в специальном ведёрке, а не ссыпают вот так в углу.

– Да пресвятой же электрод Аквинский! – Я при всех хлопнул себя ладонью по лбу. – Конечно же! Что, если злодей попал на крышу через собственное окно, отключив сигнализацию в кабинете или спальне? Тогда он мог спустить верёвку через каминную трубу, спокойно навестить малыша перед сном, переложить его из кроватки в ведёрко для угля, привязав верёвку к дужке, выйти, собственноручно запереть дверь и, вернувшись к себе, вытянуть младенца на крышу! А уж потом, держа его одной лапой, спуститься по верёвке с малозаметной стороны особняка на землю и…

– Бред собачий, – подумав, прервал меня доберман. – Младенец в угольном ведре? Да он бы орал как резаный!

– Он мог спать, как весенний сурок, – деликатно вступился гривистый волк. – Поверьте, есть много способов подарить ребёнку долгий и крепкий сон.

– У нас есть версии, но нет доказательств, джентльмены, – пожимая плечами, сообщил инспектор. – Это весьма прискорбно. Гавкинс, прошу вас, верните мальчика домой. Майкл, огромное спасибо, что пришли к нам на встречу.

– Я могу и сам вернуться.

– Не спорь со старшими, – проворчал сержант, козырнул начальству и за плечи развернул меня на выход.

Пылкий, как и все южане, дон Диего Агуарачай сначала попрощался со мной вежливым поклоном, а потом, не удержавшись, шагнул вперёд и обнял меня, на миг прижав к груди, словно младшего брата. Да, одеколон у него был сродни нашатырному спирту, настоянному на бананах и цветках гибискуса, я чуть не чихнул…

Гавкинс без лишних слов или сантиментов сопроводил меня вниз, практически отобрал у мрачных чернокожих лакеев мой макинтош, котелок и зонт и вместе со мной вышел на улицу. Двое констеблей по его приказу остановили первый же попавшийся кеб.

– Доставить в целости и сохранности! – рявкнул сержант, делая строгие брови.

– Слушаюсь, офицер, – приподнял видавшую виды шляпу чалый конь средних лет, с благородным римским профилем, взяв деньги вперёд. По правилам профсоюза кебменов теперь он поедет до нашего дома, приглядывая за мной, как за китайской вазой эпохи Мин или золотым фондом Соединённых Штатов в крепостных стенах Форт-Нокса.

Горло противно щекотала лёгкая досада. Нет, не обида, настолько униженным я себя не ощущал, но всё-таки… Это ведь я выдвинул версию о камине, я предложил стройный пошаговый план действий преступника, а они попросту отстранили меня от дела, как обыкновенного мальчишку. Кеб пустил пары и двинулся вперёд…

Ну и ладно, на что я, собственно, рассчитывал? На то, что меня примут в их мир как равного на правах нового консультанта Скотленд-Ярда? Для этого надо было быть великим Ренаром, а я уж никак не он…

– Не желаете ли песню, юный сэр? – раздалось с облучка. – Нет ничего лучше, чтобы развеять плохие мысли. Либо песня, либо бокальчик виски!

И, не дожидаясь моего ответа, более того, видимо даже не нуждаясь в нём, чалый возница пустился драть лужёное горло:

Когда едешь в кебе под монотонное урчание парового двигателя и затейливое пение, то одно из немногих доступных тебе развлечений – это пытаться угадать мелодию. Если не ошибаюсь, сегодня меня старались порадовать вариациями на тему Имре Кальмана, достаточно известного венгерского композитора.

У нашего дома вновь стояли двое или трое молодых людей плюс уже знакомый мне барсук в коротком пальто и с фотоаппаратом на треноге.

– У вас проблемы, юный сэр? – Видя, что я завозился на пассажирском сиденье, понятливо закивал кебмен.

– Да, я хотел бы выйти раньше.

– Не могу, за вашу доставку уплачено.

Ну естественно, конечно, ага… Я даже знаю, чем это кончится.

– Вот он! – раздался чей-то визг, стоило мне спустить ногу с подножки кеба на тротуар. – Хватайте его! Джиллигс, снимай! Лицо крупным планом! Он не должен уйти! Мистер Майкл Эдмунд Алистер Кроули, всего несколько вопросов! Пресса вправе знать…

По-моему, эти слова были последними. Чалый конь двигался в ритме венского вальса, деликатно, но твёрдо опуская тяжёлые передние копыта на головы настырных журналистов, складируя их рядком пускать слюну поперёк тротуара.

Каким чудом успел увернуться барсук, даже не представляю. Впрочем, как оказалось впоследствии, пару фотографий он всё равно успел сделать. В «Таймс» работают настоящие профессионалы, это приходится признать. По крайней мере, конское копыто, крупным планом летящее в камеру, получилось весьма впечатляющим.

Мне оставалось лишь коротко поблагодарить кебмена, когда дверь распахнулась и железная рука дворецкого втянула меня внутрь, оторвав от грешной земли. Взгляд Шарля был холоден, а длинный палец указывал на большие напольные часы в прихожей. Уф… ещё чуть-чуть, и я опоздал бы к ужину. Серьёзное преступление с точки зрения француза!

На столе у камина меня ждал поднос с ирландским пирогом, яйцо пашот на поджаренном хлебе с кусочком копчёной сёмги, два тоста с ветчиной и огурцом, на десерт печенье, персиковый джем и чай со сливками. Судя по всему, выбить кофе по-бретонски так и не получится.

– Это очень много для одного. Вы не составите мне компанию?

– Так не принято, – повёл плечами дворецкий, но на миг его глаза потеплели. – К тому же у вас будет гость. Примерно через две минуты.

Я бросился мыть руки и переодеваться в домашнее. Действительно, спустя короткое время раздался стук электрического дверного молотка, и мне было доложено о визите сеньора Агуарачая. Дон Диего решил навестить меня уже через час после нашей первой встречи.

– Интересно, что ему нужно? – пробормотал я себе под нос. – Надеюсь, это не любовь, а то знаем мы этих южноамериканцев.

На самом-то деле, разумеется, ничего я не знал, но консервативные британские газеты всё ещё не могли отойти от поражения, нанесённого нам в наших же заокеанских колониях. Несмотря на устоявшийся мир и добрососедскую торговлю, традиционное предубеждение к жителям Америки было не меньшим, чем, допустим, к той же Российской империи.

Меж тем Шарль принял плащ и шляпу гостя, сопроводив его к столу. Улыбающийся волк держал в лапах большой пакет.

– Прощу прощения за то, что столь бесцеремонно напросился в гости, но в наших краях бытуют более простые нравы. Я впервые в вашем вигваме, поэтому не мог прийти без подарка. Но, с другой стороны, что мне было позволительно взять?

Он, не снимая перчаток, достал из пакета бутылку испанского вина, свежий кекс из кондитерской и плитку немецкого шоколада. Трансатлантические компании обеспечивали Лондон всем, а уж тем более на нашей улице можно было найти любой импортный товар.

– Вы получили мою записку?

– Да, – поймав взгляд старого дворецкого, соврал я. – Но присаживайтесь, время ужина.

– Благодарю, но, пожалуй, присоединюсь к вам лишь на кофе, – улыбнулся он, демонстрируя отличные зубы. – Так что вы думаете по поводу моего плана?

– Хм, ну, пожалуй…

– О санта Магдалена! Как я невежлив! Вы ещё даже не прикоснулись к еде, а я лезу с вопросами. Тысяча извинений!

Мне оставалось лишь кивнуть, подтверждая, что его извинения приняты, и взять фору во времени, расправляясь с уже остывающим пирогом. Кулинарные таланты Шарля, как всегда, были на высоте. Если когда-нибудь наш дворецкий, выйдя на пенсию, откроет ресторан, я войду с ним в долю.

Дону Диего были предложены согревающие напитки, он попросил бокал вина.

– Быть может, пока вы едите, мне стоило бы внести чуть больше подробностей?

– Вы очень любезны. – Я переключился на яйцо и тосты.

Гривистый волк с заметным удовольствием принюхался к поданному вину, оценив французский букет бордо, и продолжил свой рассказ. Думается, нам всем будет удобнее, если передать его витиеватую, образную речь своими словами. Итак…

Когда Гавкинс повёл меня домой, дон Диего, отпросившись у инспектора, прыгнул в ближайший экипаж и умудрился оставить записку о своём визите ровно за пять минут до моего прибытия. Он даже был свидетелем короткой, но эффектной драки чалого кебмена и настырных акул пера из «Таймс». Хотя речь, собственно, не об этом.

Деятельный сотрудник пинкертоновского агентства сразу зацепился за мою идею о том, что ребёнка могли выкрасть через камин и утащить через крышу. Однако в своих размышлениях он пошёл чуть дальше и сразу же задумался: а куда посреди ночи барон мог спрятать младенца? А вдруг его долгое отсутствие могло быть замечено слугами? Он не хотел рисковать и наверняка не покидал пределов квартала. Но что же там могло находиться, что позволило бы быстро и без вопросов скрыть новорождённого лорда от посторонних глаз?

– Мне стоило лишь по душам поболтать с кебменом, чтобы понять: через три дома от особняка Гастингса находится детский приют! Именно туда нам и стоит направить мустангов этой же ночью. Уверен, что барон явится за наследником.

Мы с Шарлем переглянулись. Пожалуй, этот заокеанский волк рассуждал не хуже моего учителя. Я промокнул салфеткой губы, извинился и вышел. Дворецкий, покосившись на пустой фужер гостя, молча отправился следом. Мы встретились в кухне.

– Он очень похож на Лиса!

– Глупости.

– Я же не говорю, что копия, но очень похож! – настаивал я.

– Любую личность выдают мелкие привычки, – упёрся лысый француз. – Месье Ренье, сидя, закидывал ногу на ногу, всегда держал спину прямо, оттопыривал мизинец, держа бокал, и у него были весьма изысканные манеры. А это просто фигляр!

– В смысле?

– Шут. Комедиант. Актёришка. Он не тот, за кого себя выдаёт.

Я постарался запомнить эти слова, когда возвращался в гостиную. Наш американский собеседник, казалось, даже не пошевелился за это время, блуждающая беззаботная улыбка не сходила с его звериной физиономии.

– Так что же вы предлагаете, дон Диего?

– Прыгнуть в седло и взять негодяя с поличным! До позднего вечера барон не посмеет покинуть дом, у входа дежурит полиция. А вот после полуночи он может попытаться удрать через крышу, чтобы направиться в тот самый приют, где наверняка оставил младенца. Явившись к безутешной супруге героем, Гастингс наверняка расскажет ей какую-нибудь лживую историю о том, как храбро отбил ребёнка у целого племени черноногих индейцев, бродячего цыганского табора, банды бразильских гаучо или у русского цирка медведей. Она будет счастлива и закроет все его долги. А он продолжит транжирить её деньги по салунам!

– Но, сэр, в чём заключается моя роль? – осторожно уточнил я. – Разве вам не проще поставить в известность Скотленд-Ярд?

– Боюсь, ваши бобби не столь поворотливы в ночных прериях, – хмыкнул он, одним глотком осушая половину бокала. – С точки зрения уважаемого инспектора Хаггерта, никак нельзя задержать преступника на основе одних лишь подозрений. Он настаивает на весомых и неопровержимых доказательствах, которых у нас нет и, скорее всего, не будет. Но…

Припомнив уроки месье Ренара, я многозначительно изогнул левую бровь. Гривистый волк привстал, вылил в глотку остатки бордо и гордо закончил:

– Но лично моя цель – достижение справедливости! И если мы сумеем просто вернуть младенца матери, это уже будет победой.

В мои обязанности хозяина также входило встать вместе с гостем. В общем, как мы все уже поняли, далее следовало лишь обсуждение времени операции и некоторых деталей.

Встречаемся на улице ровно за полчаса до полуночи, едем кебом к Итон-сквер, оттуда пешком до детского приюта, третий дом от перекрёстка на север. Там сливаемся с уличным пейзажем. Ждём. Час, два, три.

Если до шести утра злодей так и не показывается, то, посыпая голову пеплом, возвращаемся по домам. Далее не предпринимаем никаких самостоятельных действий без согласования с полицией. На первый взгляд всё разумно. Но вот на второй…

– Я бы спросил, как вы будете действовать, если барон придёт за младенцем, – озвучил мои мысли Шарль, когда гривистый гость после многочисленных поклонов и заверений в самой искренней дружбе вдруг резко покинул наш дом.

Пожалуй, я бы тоже этим поинтересовался, но, как видите, не успел. Единственное, что меня успокаивало… Или даже нет, единственное, что не заставляло меня чрезмерно волноваться, так это привычка не париться о неожиданностях, намертво вбитая за столь недолгое время ученичества у месье Ренара.

Лис всегда швырял меня, словно котёнка, в бушующую реальность, позволяя выбираться на твёрдый берег самостоятельно. Но даже сейчас, спустя долгое время, я признаю, что это была достаточно жёсткая, но крайне эффективная школа для любого юного джентльмена…

Пока Шарль убирал со стола, мне пришла в голову логичная мысль, то есть несколько мыслей. Во-первых, мне доводилось видеть на прилавках торговцев дешёвенькие, тонкие книжонки о похождениях гениального сыщика Ната Пинкертона, а кое-какие рассказы из этих бесконечных серий даже публиковались в британских воскресных газетах.

Так что некоторое представление о методах его работы у меня было. Мистер Пинкертон обожал театральные переодевания, никогда не расставался с пистолетами и вечно попадал в смертельные ловушки, из которых легко выпутывался благодаря изощрённому идиотизму своих врагов. Собственно, вот и всё.

Во-вторых, если его сотрудники действуют так же, то надежд на исполнение плана дона Диего мало. Скорее всего, никакого плана у него и вовсе нет, а по прибытии на место мы будем действовать стихийно, спонтанно и гарантированно незаконно! Это заставляло призадуматься…

Разумеется, и мой учитель с завидной периодичностью подводил полицейскую систему Великобритании, но, по крайней мере, он всегда мог доказать свою правоту, предоставляя тому же Хаггерту неопровержимые доказательства того, что нельзя было поступить иначе.

Здесь же речь шла о полноценной ковбойской афере. В том смысле, что даже если мы схватим барона с маденцем на руках и приведём его в участок, то…

Наши дальнейшие действия? Вот, увидели, напинали, притащили, нате вам? Да он сам вправе обвинить нас в незаконном преследовании, применении силы, задержании честного гражданина, только что совершенно случайно нашедшего в приюте собственного сына!

– Пресвятой электрод Аквинский, – уверенно определился я. – Если уж у вас, дорогой дон Диего, нет чёткого плана, то у меня он будет! Шарль, где у нас лежит бумага и электрическое перо?

– Сам знаешь где, – сухо ответили с лестницы на второй этаж.

Действительно, чего это я? В мои недавние секретарские обязанности всегда входила доскональная запись всего, что происходило в расследованиях моего наставника, и лис Ренар в отношении этого был очень щепетилен. Я сел за письменный стол, положил перед собой чистый лист, линейку, электрическое перо и карту лондонских улиц. Времени было много…

Неслышно подошедший дворецкий постоял у меня за спиной, что-то фыркнул – надеюсь, в одобрительном смысле – и через пару минут поставил передо мной чашку горячего какао. Что ж, спасибо, это отлично помогает мозговой деятельности, я благодарно кивнул, не отрываясь от работы. И пусть моему плану было далеко до изящных лисьих хитросплетений, но кое-что полезное я всё-таки усвоил.

– Всё. – Примерно через час мне удалось наконец-то определиться с ходом действий.

Стрелки настенного хронометра показывали без пятнадцати минут десять вечера. До полуночи следовало ещё многое успеть: поменять аккумуляторы на экспериментальной дубинке, сложить в сумку ряд предметов, которые могут понадобиться (или нет?), подготовить нужную одежду и попросить Шарля вызвать к нам кеб на двенадцать ночи.

– Фрэнсис?

– Вы читаете мои мысли, – подтвердил я. – Ещё нужно передать пару записок в Скотленд-Ярд.

Старый дворецкий ничего не ответил, но отправился в прихожую за плащом и зонтом. Насколько мне было известно, у кебменов Лондона существовала своя тайная, но эффективная система оповещения друг друга. Достаточно было дать знать любому из них, что нам нужен именно Фрэнсис, и рыжий донец в кучерявой папахе как суворовский штык будет у наших дверей за пятнадцать минут до полуночи.

Дабы хоть чем-то занять остаток вечера, я решил вернуться к нечитаной вечерней прессе. Ещё с десяток телеграмм, выражающих соболезнование… Мне было невозможно их читать, сразу ком подкатывал к горлу. Три газеты. Движимый неясным предчувствием, я протянул руку к вечерней «Таймс» и, аккуратно переворачивая страницы, стал искать хоть что-то подчёркнутое ногтем. Мои усилия вознаградились на двенадцатой полосе: «Зелёные младенцы! Странная болезнь в детском приюте Святой Варсонофии! Врачи разводят руками!»

Это, так сказать, был крючок с наживкой, на которую непременно клюнул бы любой нетребовательный читатель. Я ещё раз убедился, что подчёркнутость имела место присутствовать, и более уверенно продолжил чтение: «Не далее как сегодня утром нашей редакции стало известно о необычной эпидемии, поразившей уже трёх маленьких сирот в приюте близ Итон-сквер…»

Если вкратце, то, собственно, это практически всё. Трое человеческих малышей, вдруг резко позеленевших, словно три стручка гороха, никому ничем прочим не интересных. Для меня же главным было иное – этот детский приют располагался недалеко от особняка барона Гастингса. И оба раза некто неизвестный подчёркивал важные мне строчки.

Кто же был этот таинственный человек или «близкий к природе»? Откуда он всё знает и почему направляет меня? Какова его роль и в чём интерес? На языке вертелось только одно имя, но в Лондоне даже дети быстро перестают верить в чудеса, а мне было уже четырнадцать…

Ровно за пятнадцать минут до полуночи я, бодрый, зевающий и полностью экипированный, вышел за порог. Паровой кеб рыжего выходца с тихого Дона уже стоял на обочине. Скалозубый возница приветствовал меня неизменной улыбкой.

Правда, на этот раз чуточку печальной и не такой широкой, обычно Фрэнсис улыбается во всю лошадиную пасть, даже жутковато порой…

– Здорово ночевал, хлопчик. Сидай уже, дождик-то капает.

– Слава богу, братик, – как меня учили, ответил я. – Разговор есть, перетереть бы.

Фрэнсис поправил папаху, удовлетворённо фыркнул, раздувая ноздри, и кивком указал на место рядом с собой. Я полез к нему на водительское сиденье, оно было мокрым, но там можно было говорить, не боясь быть услышанными.

– Нужна помощь.

– Легко.

– Надо постоять в засаде, пока мы с волком будем брать преступника.

– Что за волк?

– Агараучай, гривистый волк из Южной Америки, работает на агентство Ната Пинкертона.

– Ох, а не быстро ли ты на другую ступеньку перепрыгнул? – всхрапнул жеребец. – Поди, уж и Лисицына подзабыл?

Я врезал ему в каменную челюсть и, только согнувшись от дикой боли в запястье, понял, что, собственно, сделал.

– Заслуженно, признаю, – согласился он, не поведя и бровью. – Отбитый ты на всю башку, хлопчик, но за-ради общего друга подмогну тебе. Скажи, где стоять, и шумни, как припрёт!

Я не сразу ответил, скорчившись комочком и тихо поскуливая, ох ты ж Ньютон-шестикрылый, как больно-то…

Именно в этот момент к нам бесшумно подошёл дон Диего. Ну, собственно, как подошёл…

На крышу парового кеба вдруг взлетела огромная летучая мышь в чёрном плаще с длинной шпагой в руках.

– Держитесь, мой юный друг! Я никому не позволю вас обидеть! Этот негодяй поплатится-а-а-а…

Донской конь выбросил правое переднее копыто с неуловимой глазу скоростью, и горделивый сотрудник американского агентства, сверкнув пятками, исчез в ночи. На крыше кеба осталась пара испанских сапог.

– Это, что ль, товарищ твой новый? Предупреждать бы надо, хлопчик…

А когда бы я тебя, обалдуя русского, предупредил-то? Ты ж сначала в морду бьёшь, как здрасте, а только потом думаешь?! Мне жутко хотелось высказать ему всё это в глаза, но от боли пока получалось лишь скрипеть зубами, надеюсь, хоть кисть не сломал…

– Дон Диего Фернандес Агуарачай, – вежливо представился наш гость, выползая из-за погнутого фонарного столба. – Наверное, я не прав, появившись перед вами слишком уж театрально. Прошу прощения, джентльмены, можно мне забрать свою обувь?

Мы тронулись с места минут через пять, расставив все точки над «i», объяснившись и извинившись друг перед другом. По пути Фрэнсис традиционно напевал что-то бодряще-простонародное, а мы с волком обменивались видением предстоящей операции. Удивительным образом одно другому никак не мешало.

Возможно, я уже слегка поднаторел в песенном репертуаре нашего непарнокопытного друга, но почему-то мог довольно точно спрогнозировать финал этой простенькой истории.

Молодой офицер верхами встретил пожилую леди, которая в присущей ей шутливой форме намекнула ему, что невеста офицера неверна и вышла замуж за другого джентльмена. Тот, естественно, схватился за сердце, выбросил обручальное кольцо в реку Темзу, Терек или Куру, после чего развернул коня и поскакал тем же садиком обратно. Никаких мозгов, никакой логики. Ну и никакого особого дедуктивного дара в общем-то и не понадобилось…

– Вы меня не слушаете.

– Что вы, сэр? Очень внимательно слушаю, – опомнился я. – Вот только ваша идея остановить и пристыдить негодяя кажется мне несколько резковатой.

– Думаете, он может обидеться?

– У нас в Британии не принято, чтобы один джентльмен стыдил другого. Стыд вообще не наша национальная черта.

Мы немножечко помолчали. После чего уже дон Диего предложил мне изложить свою версию плана. Я честно выложил всё в деталях и подробностях.

Гривистый волк покрутил усы, подумал и столь же откровенно признал, что моя идея тупо повязать злодея уже на пороге, отключив его электрической дубинкой и сдав на хранение в кеб, пока мы ищем по приюту лорда-младенца, тоже отдаёт неслабым радикализмом.

– Втроём мы, разумеется, завалим сеньора Гастингса. Но что, если ни вы, ни я не опознаем в ребёнке наследника баронского рода? Малютка не признается сам, и что мы тогда представим вашему Скотленд-Ярду?

Я прикусил нижнюю губу. Опознание младенцев не было моим сильным местом, да и вряд ли хоть кто-нибудь смог бы опознать дворянскую кровь в существе, которому ещё не исполнилось и полугода. Хотя чисто теоретически в приюте ведь может оказаться всего один младенец? В тот же миг в памяти услужливо всплыли строчки из газетной статьи…

– Их там как минимум трое, – признался я. – В «Таймс» писали о странной эпидемии, поразившей трёх малышей, они вдруг стали зелёными.

– Что?! – вытаращив глаза, ахнул дон Диего. – Это заразно? Тогда мы отменяем операцию, пока не положили всё стадо. Я не могу позволить себе стать зелёным! Меня просто не поймут на работе, у нас в Штатах сложные отношения с цветными.

– Приехали, – оповестил Фрэнсис, со скрипом останавливая кеб.

Мы с волком поняли, что отступать поздно. И пусть чёткого плана у нас нет, но, в конце концов, многие дела у того же Шерлока Холмса прокатывали на ситуационной интуиции и чистом везении. Охотничий азарт загорелся в чёрных глазах южноамериканца, я также почувствовал влекущее любого истинного британца адреналиновое вдохновение. Месье Ренар всегда верил в меня, как можно было посрамить его память…

Рыжего донца мы оставили в засаде на углу, если он увидит бегущего павиана, то остановит всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Обезьяне по прямой никогда не удрать от коня, даже если речь идёт о «близких к природе».

Также не стоило труда найти приют имени Святой Варсонофии, их вывеску освещал тусклый газовый фонарь. На наше счастье, поднялся лёгкий ветерок, так что знаменитый лондонский туман стелился скорее на уровне пояса, не поднимаясь выше. Сотрудник пинкертоновского агентства согласно старой французской поговорке предложил устроиться в засаде как раз под фонарём. Я не стал спорить, тем более что…

– Мэрзавцы, подлэцы, нэгодяи! – Из распахнувшихся дверей кубарем вылетел барон Гастингс. – По судам затаскаю, козлощёкие губосвисты! По миру пущу всю вашу грязную богадэльню бэспардонных крысожуев! Что же дэлать-то, а?!

Я на автомате собрался окликнуть павиана, чтобы спросить, не можем ли мы чем-то помочь, но волк вовремя успел запечатать мне рот лапой в чёрной перчатке. «Спасибо, – подумал я. – Молчание действительно золото». Меж тем барон легко вспрыгнул на кованый козырёк над крыльцом и, раскачиваясь на вывеске, запричитал:

– Трое… их трое, а зэлёный должен быть всэго один! Я сам мазал эму лэвую пятку зэлёнкой! Нэ всэго, а пятку, только пятку… Что за чертовщина, жидкобрюхие твари?!

– Продолжайте наблюдение, мой юный друг, – прошептал мне в левое ухо дон Диего, прислушиваясь к чему-то. – Мне нужно кое-что выяснить.

Один миг, и он исчез в низком тумане, словно нырнув в реку. Вот был, стоял рядом – и вот уже нет его, как будто бы никогда и не было. Павиан продолжал бушевать, суча ногами, из его пасти вылетали ужасные богохульства:

– Мэрзкорылые хлюпоносы, я вас наизнанку вывэрну! Вы мнэ заплатите, я рэмни из ваших простодырых шкур нарэжу и ими же засэку вас до смэрти, хрюкодавы приютские!

– Да он не только пьян, но ещё и под кайфом. – От насмешливого шёпота в правом ухе я едва не подпрыгнул. – Не пора ли и нам проявить себя? Обожаю импровизировать!

Появившийся так же внезапно, как и исчез, дон Диего вдруг схватил меня за руку и потащил вперёд. «Ньютон же шестикрылый…» – успел подумать я, когда мы встали нос к носу с бароном Гастингсом.

– Милорд, мы к вашим услугам!

После такого я успешно подавился «пресвятым электродом Аквинским»…

– А я вас знаю… Вы же из полиции… – Павиан вперил в нас нетрезвый и недоверчивый взгляд, но гривистый волк был воистину неумолим, его несло, как поэта Байрона в палате лордов.

– От вас ничего не скроешь, приятель, но агентство Пинкертона скорее конкурент, чем союзник Скотленд-Ярда. Мне также не терпится раскрыть это дело и утереть высокомерный нос инспектору Хаггерту!

– Хм, а что вы…

– Мы готовы вместе с вами штурмовать этот приют, чтобы вырвать вашего наследника из лап коварных… Как вы их назвали?

– Мэрзкорылые хлюпоносы, – мрачно подсказал я, чтобы хоть как-то обозначить и собственное присутствие в этом дичайшем фарсе.

– Какие эпитеты, прямо пуля в пулю, непременно запишу при случае! – подтвердил дон Диего, фамильярно приобняв барона за плечи. – Мы поможем вам вернуть дитя безутешной матери!

– Но как? Они же всэ зэлёные…

– Чего проще, тащим всех троих, а уж материнское сердце определит своего!

Расчувствовавшийся барон полез целоваться с волком, так что его пришлось практически оттаскивать за воротник, и не скажу, чтобы это было легко. Ну а дальнейшие действия нашей, с позволения сказать, трагикомедии шли так, словно их писал Эдвард Лир. То есть нелепо, нескладно, бессмысленно, но в цель! Поясняю…

Воодушевлённый дон Диего деликатно постучал рукоятью шпаги в двери приюта Святой Варсонофии. Нам открыли двое крепких монахов в коричневых рясах. При виде поднадоевшего павиана они начали сурово засучивать рукава, но гривистый волк неожиданно ловко стукнул их головами и ломанулся внутрь. Остановить его вдохновенные порывы было невозможно, я даже не пытался.

Да, собственно, мы с бароном и переглянуться не успели, как этот тип вылетел обратно на улицу, держа в каждой руке по запелёнатому младенцу и третьего в зубах. У всех малюток были одинаково зелёные мордашки, а уж орали все трое так, что хоть уши затыкай…

– Где кеб? – не разжимая зубов, прорычал волк.

– На углу, – указал я. – А ещё у вас, кажется, ус отклеивается?..

– Бежим!

Не ответив на мой вопрос, дон Диего рванул с места в карьер, а из приюта уже неслись яростные вопли. Если это погоня, то нас будут бить. Меньше чем через четверть минуты мы уже куча-малой сидели в паровом кебе донского жеребца, который в свою очередь, выругавшись по-русски, выжимал из машины всё.

Судя по нарастающему рёву, сзади нас нагоняла не только охрана, администрация, воспитатели, прислуга и уборщицы приюта, но и все находящиеся там дети и даже сама святая Варсонофия с половником наперевес! Каким чудом мы от них оторвались, известно только одному Господу Богу да, быть может, ещё рыжему Фрэнсису.

Возможно, именно поэтому я не сразу заметил, что среди пассажиров кое-кого не хватает. А именно отчаянного южноамериканского героя…

Десять – пятнадцать минут спустя, сделав пару витиеватых геометрических фигур вокруг кварталов по переулкам, беззастенчиво срезая углы и пугая не успевшие увернуться фонарные столбы, весёлый возница остановил кеб у особняка Гастингсов. Мы прибыли.

– Вытирайте ноги, джентльмены, – вместо приветствия возгласили чёрные лакеи, но при виде младенцев с зелёными лицами ахнули и с криком бросились наутёк.

Не знаю, право, что их так напугало, хотя вид ревущего барона с кучей орущих малышей на руках, возможно, вызывал некоторое сомнение в здравости его ума…

– Скорэй иди за мной, мальчик, – хрипел павиан, тяжело поднимаясь по ступенькам на второй этаж. – Порадуэм мою драгоценную супругу! Ты скажешь ей, что я сам всё придумал, нашёл малэнького лорда, потому что это я! Я должэн получить… Я… Что такое-э?!

У дверей спальни леди Гастингс, скрестив руки на груди, стоял зевающий инспектор Хаггерт. На его лице блуждала задумчивая полуулыбка.

– Дон Диего говорил, что вы несколько задерживаетесь. Надеюсь, дети вас не слишком утомили?

– С дороги, полицейская ищейка! – взвыл барон, всё ещё не понимающий, что уже влип, словно муха в смолу янтаря. – Я сам нашёл своего сына! Я, а нэ ваш хвалёный узкодольнолобый Скотленд-Ярд!

Инспектор подмигнул мне и безоговорочно сделал шаг в сторону. Когда мы ввалились в спальню, то барон едва не выронил малышей… Его жена, сидя на кровати, баюкала такого же, только не зелёного младенца, а в углу комнаты, сентиментально вытирая слёзы, стоял гривистый волк.

– Майкл? Я ждал вас несколько раньше, хотел, чтобы вы воочию увидели счастливый момент воссоединения семьи. Это так трогательно… я не могу… простите, сеньоры…

Павиан сел прямо на пол. Появившиеся сзади два уже знакомых мне констебля забрали у него младенцев. Инспектор Хаггерт с разрешения хозяйки дома приказал отнести их вниз, хорошенько вымыть, напоить молоком и передать с рук на руки нянькам из приюта. Малютки не пострадали, хотя запомнить такое чудесное приключение не могли в силу возраста, увы…

– Если позволите, с разрешения миледи я продолжу начатый рассказ?

Баронесса кивнула, не сводя счастливых глаз со своего младенца. Дон Диего отвесил изысканный поклон в её сторону.

– Когда мы все поняли, где сэр Гастингс мог скрыть маленького лорда, я предложил быстрый и действенный план. Управляющий приютом охотно пошёл мне навстречу, указав на подброшенного им младенца, у которого действительно левая пяточка была помечена обычной зелёнкой. Далее следовало лишь слегка подкрасить мордашки ещё троим подкидышам. Правда, они были на полгода и даже почти на год старше сына барона, но вряд ли Гастингс обратил бы на это внимание. Чаще всего мужчины просто не разбираются в таких вещах, но… – После выразительной паузы волк обернулся ко мне. – Я ни за что бы не справился с этим делом без помощи Майкла. Он бесценный товарищ для любого шерифа! Искренний, наивный, доверчивый, о таком можно только мечтать…

Пресвятой электрод Аквинский, этот бесцеремонный тип, не задумываясь, подставил меня по полной программе, совершенно не заботясь о моих чувствах или элементарной безопасности! А что, если бы барон не поверил и полез в драку? Или нас всё-таки догнали бы сотрудники приюта? Я уж не говорю о том, что… А-а, смысл теперь жаловаться?!

В общем, как только американец передал зелёную троицу в кеб, он бесстыже слинял, заявился в пустующий приют Святой Варсонофии, получил на руки нужного младенца и преспокойно доставил его по известному адресу, в то время как Фрэнсис нарезал круги, петляя вокруг кварталов, как заяц, уходящий от своры охотничьих собак.

– Мы как раз успели переговорить с леди Гастингс, а инспектор Хаггерт полностью засвидетельствовал мои скромные показания. Надеюсь, никто не обижен?

Я чувствовал себя таким же обманутым, как несчастный павиан, всё ещё ловивший воздух ртом сидя на полу. Потом мне кое-как удалось взять себя в руки…

– Позволите уточнить один момент, сэр? – Я решительно шагнул вперёд и дёрнул дона Диего за длинные нафабренные усы. Гривистый волк взвыл дурным голосом, едва ли не подпрыгнув до висящей под потолком электрической люстры.

– Санта Лючия! Диабло! Демонио инглиш! За что?!

Мне было так стыдно, что хоть сквозь землю провались…

– Они настоящие. Но как же…

– Не уверен, что понимаю ваши действия, молодой человек, – укоризненно протянул инспектор.

На меня уставились три недоуменных взгляда, нет, считая баронессу и младенца, уже даже пять. Я коротко поклонился, принёс всем свои искренние извинения и, не прощаясь, вышел из комнаты.

Опомнившийся барон попятился было за мной следом, но суровый Хаггерт решительно преградил ему дорогу:

– Не спешите так, сэр. Похищение сына вашей жены с целью вымогательства денег, незаконное проникновение в здание приюта, кража чужих детей, угрозы полиции… У Скотленд-Ярда накопилось к вам слишком много вопросов.

Я не стал ждать, чем всё это закончится, быстрым шагом спустился вниз и…

– Ты не вытер ноги, когда вошёл. – На моё плечо легла тяжёлая чёрная рука в белой перчатке. – Таких наглых белых мальчишек надо учить палкой!

Как же всё не вовремя, Ньютон же шестикрылый?! Я молча сунул руку в карман и, вытащив электрическую дубинку, не задумываясь, нажал на пуск. Раздался характерный треск, сверкнули зелёные искры, потянулся лёгкий запах гари, и всё…

Здоровенного негра в ливрее отбросило на три фута назад в объятия второго лакея, с чмоканьем опрокинув их обоих на паркетный пол в прихожей. Наверное, мне не стоило этого делать, но нервы… Не знаю, простите…

У тротуара стоял паровой кеб Фрэнсиса. Верный рыжий донец честно дожидался меня, насвистывая на водительском месте.

– Ну что, хлопчик, всё сладилось? Поехали, что ль, до дома до хаты?

– Поехали. – Я забрался в кеб, забился в самый угол и молча сидел там, вытирая скупые слёзы всю дорогу.

Дон Диего не был переодетым лисом Ренаром, он оставался самим собой, настоящим гривистым волком. Меня подвели глаза и желание вернуть то, что утеряно навеки. Я просто очень-очень-очень хотел, чтобы… ох…

Фрэнсис не пел. Он всё-таки не просто настоящий друг, но, возможно, ещё и понимающий психолог. Мне хотелось помолчать вместе с ним, это как побыть наедине с самим собою. Говорят, только кони способны вот так чувствовать людей.

До Тауэрского моста можно было доехать быстро, в три часа пополуночи на улицах не было ни прохожих, ни транспорта. Но старенький кеб пошёл самым длинным путём, катаясь по пустынным мостовым до тех пор, пока я окончательно не проветрил голову.

Когда наконец часа через полтора-два мы добрались до дома, я выгреб из кармана все наличные и всучил их донцу. Фрэнсис отрицательно помотал головой, но, видимо, как-то догадался, что сейчас для меня это важно, поэтому взял деньги.

Шарль открыл мне дверь.

– Всё в порядке, – буркнул я, снимая плащ в прихожей.

– Я знаю, – спокойно ответил он. Но вдруг что-то в его голосе и блеске глаз показалось мне… каким-то неестественным, словно бы… Не может быть?!

Едва ли не бегом рванувшись в гостиную, я увидел гривистого волка, стоящего ко мне спиной. Ещё один точно такой же сидел у камина в кресле, держа в руках чашечку кофе по-бретонски. Оба «близких к природе» одновременно повернулись в мою сторону.

– А он действительно способный мальчишка, – весело улыбнулся дон Диего. – Ты зря не доверился ему сразу, Ренар.

– Это было бы возможно, если б знать наверняка, как он отреагирует. – Второй волк демонстративно отклеил чёрные усы и снял «гривистый» воротник. – Шарль вообще сначала дал мне по морде и лишь потом разрыдался, как ребёнок.

– Я так и знал…

Договорить не получилось, у меня перехватило дыхание, комната вдруг поплыла перед моими глазами, потолок закружился, и я впервые в жизни потерял сознание…

Глава 2 Отравительница из Сохо

Два последующих дня мы не выходили из дома. Слишком о многом нам двоим следовало поговорить, к тому же никто не освобождал меня от обязанностей секретаря, да и чисто письменной работы скопилось много. Гривистый волк, шумный и общительный дон Диего Фернандес Агуарачай, покинул нас ещё вчера утром.

Он действительно был выходцем из Южной Америки, но уже порядка шести лет жил в пригороде Лондона, держал в частном секторе небольшую лавочку подержанных костюмов и реквизита для актёров передвижных театров. С месье Ренаром они были знакомы довольно давно, так сказать, на дружеской ноге, втайне не раз подменяя друг друга в разных жизненных ситуациях.

По установившейся традиции наших бесед в стиле «учитель – ученик» фактически я сам должен был найти ответы на свои же вопросы. На первый взгляд это кажется достаточно простым, но на деле весьма сложное упражнение для новичка. Тешу себя надеждой, что уж меня-то, наверное, нельзя называть новичком…

– Сэр, но ведь Шарль видел дона Диего.

– И? – приподнял правую бровь лис.

– И он назвал его актёришкой, – опустив глаза, признал я. – Сказал, что этот тип выдаёт себя за того, кем не является.

– Вот именно. Что ещё показалось тебе подозрительным?

– Перчатки.

– Всё просто, у моего приятеля нет мизинца. Перчатки с протезом спасают ситуацию. Предвосхищая твой очередной вопрос, сразу скажу: цвет глаз меняется парой-тройкой капель сока белладонны.

– А ещё тот полисмен-бульдог из «близких к природе», он же…

– Да, бульдоги не столь тонки на нюх, но у них цепкая хватка. Этот парень сразу понял, что входят в дом и выходят из дома два разных волка.

– Звание не позволяло ему напрямую доложить об этом начальству, – согласился я, ибо уж что-что, а субординация в Скотленд-Ярде всегда соблюдалась свято. – Ага, теперь понятно, почему вы использовали такие ужасные одеколоны. Чтобы Гавкинс не догадался?

– Доберманы чертовски умны. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы заставить его отворачиваться при одном приближении «сотрудника пинкертоновского агентства».

– То есть никто не знает о том, что вы живы, сэр?

– Ну, кто-нибудь знает всегда. – Мой учитель потянулся, отставил пустую чашечку самого обычного кофе и бросил тоскливый взгляд в сторону кухни, но на этот раз старина Шарль был неумолим – никакого виски до вечера. Да и вообще никакого крепкого алкоголя!

Дело в том, что сквозная рана в плече лиса хоть и была заштопана профессиональным флотским врачом, но для лучшего и скорейшего заживления какие-то чисто лондонские привычки стоило отставить в сторону.

– Негодяй стрелял в упор, я сам видел у вас кровь, как же получилось…

– Когда ты в последний раз стрелял из пневматического револьвера, в неудобной позе, с левой руки, раскачиваясь из стороны в сторону, в состоянии плохо контролируемой паники, не имея возможности даже толком прицелиться?

– Понятно. И по счастливому стечению обстоятельств вы упали в реку, а, как известно, все лисы умеют плавать.

– Хм, ну нет, – качая головой, не согласился наставник. – Попасть в Темзу надо было ещё постараться, я честно делал всё, чтобы выжить.

– Полагаю, глупо спрашивать о том, вы ли подчёркивали нужные строчки в газетах?

– Это было самое элементарное. Я ни на миг не сомневался, что ты всё поймёшь.

– Благодарю вас, сэр! – Кажется, я покраснел, потому что Ренар всегда был скуп на похвалу.

– О, право, не за что, – с улыбкой отмахнулся он. – Всё было под контролем, мы с Диего вели тебя, как итальянского буратино на ниточках. Поверь, тебе просто никто не позволил бы совершить неправильный шаг. И не дуйся.

– Я не дуюсь.

– Ага, кого ты обманываешь, мальчишка, себя или меня? – раздражённо прорычал мой учитель, но, прежде чем больной Юпитер начал метать молнии, опытный дворецкий вовремя поставил перед ним стакан тёплого молока с мёдом и ложечкой сливочного масла.

Лис скорчил страдальческую физиономию, но тот был неумолим.

– Это обязательно пить?

Шарль даже не удостоил хозяина ответом, он просто стоял и молча ждал, пока пустой стакан не поставили обратно на поднос.

– Салфетку, месье?

Месье Ренар демонстративно вытер остатки молочной пенки с губ широким рукавом шёлкового халата и независимо вздёрнул нос. В каких-то моментах он был куда более эмоциональным французом, чем невозмутимым англичанином.

Проводив взглядом дворецкого, уходящего с подносом, я с коротким поклоном вернулся к разговору.

– Но теперь, разумеется, вы всем откроетесь?

– Хотелось бы, но… – Мой учитель неопределённо повёл плечами. – Пожалуй, ещё какое-то время мне было бы предпочтительней сохранять своё инкогнито. Нет, не перевоплощаться в дона Диего, но провести с недельку на карантине. Так сказать, заживлять раны в самоизоляции, с книгами, здоровым сном, полезной и лёгкой пищей.

– А если вдруг произойдёт какое-то преступление и…

Вот Ньютон же шестикрылый, как оказалось впоследствии, именно этот вопрос оказался лишним. В том плане, что месье Ренар, капризничавший по поводу и без, вдруг заявил, что Британия прекрасно обойдётся и без него, Скотленд-Ярд тоже не зря получает жалованье, так что пусть наконец-то поработают другие. В конце концов, если уж совсем прижмёт, то он легко справится с любым расследованием, даже не выходя из дома!

– Но как же ваш излюбленный дедуктивный метод, ваше уникальное умение разговаривать с людьми?

– Ты и сам прекрасно можешь с кем угодно поговорить, а мне останется лишь сделать правильные выводы, чтобы отправить преступника за решётку. Майкл, дьявол тебя раздери!

– Сэр?

– Сию же минуту убери это насмешливое выражение со своего лица!

– Сэр?!

– Не беси меня-а!

Невозмутимый дворецкий в ту же минуту поставил перед моим учителем второй стакан молока. Кажется, до лиса начало доходить, что молока у нас дома много и если он не хочет от него лопнуть, то придётся вновь учиться держать себя в руках.

Месье Ренар выпрямил спину, с улыбкой обернулся ко мне и вдруг предложил:

– Пари?

Мы с дворецким изобразили некоторое подобие удивления. Нет, удивились-то мы оба преизрядно, но истинный британец не должен показывать обуревающих его чувств.

– Я предлагаю пари, – сощурив круглые глаза до двух хитрых полумесяцев, объявил мой наставник. – Ты выбираешь любое не раскрытое полицией дело, а я, не выходя из дома, раскрываю его.

– Не уверен, что понял вас…

– В течение суток! – Лис выразительно поднял вверх указательный палец. – Так что, жмём руки?

Поймав выразительный взгляд Шарля, я понял – пусть лучше переменчивый учитель будет занят хоть каким-то полезным делом, чем сходит с ума на пустом месте. Типы, подобные ему, лишаясь работы и находясь на больничном в вынужденном бездействии, часто становятся опасны как для себя самих, так и для окружающих. Увы…

– Я готов, сэр.

– Браво, мой мальчик! Ты истинный сын Великобритании, никогда не уступающий трудностям! Как там говорил мой любимый Редьярд Киплинг? Мм…

– Не совсем так, сэр, – не смог сдержаться я, прокашлявшись в кулак. – Вы упомянули Одина, а в «Гимне перед битвой» призывают на помощь Йегову.

Шарль успел незаметно пнуть меня коленом, чтоб заткнулся и не разрушал своей занудностью хрупкого равновесия, достигнутого с таким трудом.

– Пожалуй, мне стоит выпить ещё стаканчик этого полезного и очень успокаивающего молока, – с нежной улыбкой протянул месье Ренар, его левое веко начало слегка подёргиваться, и я понял, что хожу по скользкому краю крыши Вестминстерского аббатства.

– На что мы спорим?

– На щелбан в лоб!

– Принято, сэр. – Я протянул ему руку. – Шарль, разбейте!

Если бы хоть кто-то из нас троих только мог представить себе, в какое жуткое и таинственное дело мы вляпаемся благодаря безобидному джентльменскому спору…

Но я обязан соблюдать литературные традиции, не спойлерить и не забегать вперёд, открывая придирчивому взгляду читателя лишь то, что на данный момент было известно мне самому. Ибо таковы классические традиции истинного британского детектива, и поскольку этот жанр родился именно в нашей стране, то я позволю себе навязывать данное представление и жителям всех иных земель.

А то ещё где-нибудь, хоть в той же Америке, вдруг возьмут за моду сразу указывать настоящего преступника и лишь потом показывать, как именно инспектор в плаще раскрыл это дело. В чём же тогда интерес, азарт и драйв, в чём интрига, заставляющая замирать сердце, если ты всё знаешь заранее? Скукотища, да и только…

Получается, что весь остаток дня вплоть до шести часов вечера я сидел, обложившись со всех сторон подшивками с вырезками криминальных страниц вечерней «Таймс» за последние четыре года. В нашей домашней библиотеке таким вещам был отведён довольно обширный отдел нижних полок, так что по факту можно было бы проверить и более поздние вырезки, но Ренар и так вырезал для памяти всё самое интересное.

Не то, что ему довелось расследовать, а прямо наоборот, то, до чего у моего учителя просто не доходили руки. Должен признать, что тут действительно было немало моментов, за которые стоило бы зацепиться глазу. Но, клянусь пресвятым электродом Аквинским, я тоже много чему успел научиться и в этот раз вёл себя хитрее. Я нашёл одно из самых скучных, предсказуемых, но, как ни странно, нераскрытых дел…

– Вот это, сэр.

– «Отравительница из Сохо»? – искренне удивился лис Ренар. – Весьма странный выбор, мой мальчик. Это дело было закрыто ещё два года назад, Скотленд-Ярд сдал его в архив. Пресса и публика быстро забыли о нём. Ты не мог найти ничего поинтереснее?

– Но ведь и вы зачем-то оставили эту вырезку из газеты?

– Хм, действительно, зачем? Проверь меня. Итак, в большом доме некоего бакалейщика на Риджент-стрит в течение дня вдруг умирает вся семья: муж, жена и двадцатилетний сын. Вскрытие коронером показало, что их безжалостно отравили мышьяком. Как мне помнится, виновной была признана служанка, некая мисс Алина Роуз, однако привлечь её к суду не удалось.

– Почему?

– Она тоже умерла, – закатывая глаза и погружаясь в воспоминания, ответил наставник. – Ну или считается, что умерла, поскольку исчезла очень вовремя при весьма странных обстоятельствах. К сожалению, полиции не удалось обнаружить тело. Тем не менее по совокупности предоставленных улик судья Джейкоб объявил дело отравительницы из Сохо закрытым. Смысл к нему возвращаться?

– Возможно, потому, что два года назад кто-то схалтурил? – ляпнул я, даже не задумавшись, что лис вполне может принять это на свой счёт. Но он почему-то пропустил моё замечание мимо ушей.

Ренар задумался, уставившись рассеянным взглядом в пожелтевшую газетную вырезку. Я прекрасно знал это выражение лица, оно свидетельствовало о том, что задачка пришлась ему по вкусу и теперь он не успокоится, пока сам не поставит точку в этом деле, каким бы сложным оно ни оказалось. Причём за сутки.

– Сэр, по-моему, условия нашего спора не совсем корректны. Давайте увеличим время до трёх дней.

– Благородный жест, Майкл, – уважительно пробормотал лис. – Не то чтоб я хотел на него согласиться, но от него за милю веет благородством дворянина.

– Александр Дюма, «Три мушкетёра»?

– Верно. Но если ты читал книгу, то знаешь и мой ответ. Любые изменения условий джентльменского пари неприемлемы. А теперь, будь добр, оставь меня на пару часов. Мне надо подумать.

Что ж, в такой ситуации навязывать своё общество было бы просто неприличным. Я извинился и отправился в мастерскую. Обычно мы ужинали после восьми, думаю, Шарль позовёт меня, когда накроет на стол, а чем заняться, я всегда найду. Не помню даже, сколько времени мне довелось провести за томом электрических цепей американского изобретателя Эдисона, глаза уже начали слипаться, а дворецкий явно не спешил.

– Ужин подан, – наконец раздалось у лестницы.

Я закрыл тяжёлую толстую книгу, положив тонкую металлическую линейку в качестве закладки, и быстро поднялся по ступенькам наверх, не забыв щёлкнуть выключателем. К армейской дисциплине мужского общежития в доме месье Ренара привыкаешь быстро. Определённое расписание дня, общие для всех правила и, соответственно, честное распределение обязанностей приучают к взаимоуважению и порядку.

Учитель ждал меня за столом.

– Как твои успехи, мой мальчик?

– Работаю над кое-чем, но пока хвастаться рано, – уклончиво ответил я, присаживаясь напротив. – А ваши, сэр?

– Приблизительно так же. Я близок к разгадке, однако сам мотив преступления остаётся для меня туманным, – задумчиво протянул он. – Что ж, тогда разделим нашу скромную вечернюю трапезу, а завтра ты будешь мной.

– Я буду за вас «разговаривать с людьми»?

– Именно так! Но не пора ли отдать должное лососине по-нормандски в сливочном соусе?

Мы дружно взялись за вилки. На деле, конечно, одной рыбой на пару ужин не ограничивался, лис был гурман в этом плане. Лёгкий салат из спаржи с тёртой жёлтой морковью и специями, белый хлеб, подкопчённая пармская ветчина с ломтиками зелёной груши, три вида сыра, а на десерт запечённые яблоки с мёдом внутри и кунжутной посыпкой поверх и розовый мусс с шапочкой из взбитых сливок. Из напитков – для меня чай с молоком, для него один бокал густого портвейна для крепкого сна.

За едой не принято говорить на серьёзные темы. Мы слегка коснулись политических ошибок Британии на Востоке, обсудили возможность перехода на необременительную диету для моего наставника, немного посмеялись, вспоминая глупую морду барона Гастингса, когда он был вынужден слушать заученные «разоблачения» дона Диего, и лишь под конец, уже за чаем, я дерзнул спросить:

– Но почему же вы сразу не пошли домой?

– Тому есть ряд причин, – не спеша ответил Ренар. – Расскажу о главной. Мне удалось избавить мир от главаря преступного синдиката, по иронии судьбы оказавшегося моим же приятелем. Однако все понимают, что его сеть, оставшаяся без руководства, скорее всего, распадётся на ряд мелких банд и каждая из них будет считать для себя делом чести уничтожить проклятого лиса! Сейчас мне просто выгодно ещё хоть какое-то время считаться мёртвым.

– Вы никому не признались?

– Только Диего. К примеру, сержант Гавкинс тут же доложил бы обо всём начальству, а Хаггерт наверняка приставил бы ко мне «ненавязчивую» охрану. Шарль волей-неволей начал бы заботиться об условиях моей жизни, чего ты не смог бы не заметить, в результате вы оба навещали бы меня, вместе или поочерёдно. Так какой смысл в конспирации, если о тайне знают больше двух?

Естественно, мне пришлось признать его полную правоту, хотя, если честно, было немножечко обидно. Я почему-то считал, что уж мне, как своему секретарю и ученику, месье Ренье мог бы доверять полностью. Разве мне было бы так уж трудно наклеить фальшивые усы, ходить прихрамывая или вообще переодеться девочкой, чтобы носить в его секретное убежище завтрак, обед и ужин, свежие газеты, чистое постельное бельё и вообще…

– Да, сэр, в конце концов, мы бы вас сдали, – подумав, вынужденно согласился я.

Мой учитель чуть приподнял бокал с портвейном и виновато кивнул:

– Прости, Майкл. Это не значило, что я не доверяю тебе.

Ньютон-шестикрылый, да он же ещё передо мной извиняется, будучи ни в чём не виноват. Всё-таки лис был самым благородным джентльменом из всех, кого мне доводилось встречать в этой жизни. Его сердце ковали в рыцарские времена на острове Авалон, сейчас уже таких не делают.

С осознанием этого факта и пожеланием спокойной ночи я был отправлен спать. Лис остался бодрствовать у камина: когда его захватывало какое-либо дело, ночами он мог спать по два-три часа или не спать вообще в зависимости от сложности ситуации. Помощи ему не требовалось, самое лучшее – просто не мешать советами, разговорами, версиями или предложением чая.

Я же уснул быстро, спал без снов и, как говорят русские, «без задних ног». Уточнить бы у Фрэнсиса, как именно они себе представляют такой сон, но, наверное… это уже… в следующи-и… хр-р…

Утро началось нестандартно. Обычно меня будит наш лысый дворецкий, пять минут на приведение себя в порядок, потом мы проводим утреннюю тренировку, после чего завтрак и план действий на день. Сегодня же меня бесцеремонно растолкал сам месье Ренар ещё за полчаса до подъёма. Тон лиса был требовательным и решительным.

– Мальчик мой, ты мне нужен! В деле разгадки отравительницы из Сохо мне срочно необходимо уточнить некоторые детали. Сам я заперт дома, поэтому сегодня тебе придётся побыть моими руками, ногами и голосом. Вставай же, время не ждёт! А я тем более…

– Слушаюсь, сэр. – Отчаянно зевая, мне удалось чудом не свалиться с кровати, я умудрился попасть левой ногой в правую тапочку, а в левую правой. – Сейчас я умоюсь, почищу зубы и…

– Глупости, – бесцеремонно оборвал меня месье Ренар. – Без всего этого можно прекрасно обойтись, а вот нераскрытое преступление будет мучить нас до скончания века! Вот план твоих действий, держи.

Он вручил мне вчетверо сложенный лист бумаги, ещё раз потребовал, чтобы я сию же минуту оделся и на энтузиазме, перепрыгивая через три ступеньки, спустился вниз. Лично у меня возникло ощущение, что наставник неслабо принял с утра пораньше или накачался кофеином сверх меры. Скорее второе.

Трудно поверить, чтобы щепетильный Шарль позволил больному хозяину выпить лишнего. Хотя, с другой стороны, лис всегда мог попросту стащить бутыль коньяку, он же у себя дома и отчитываться ни перед кем не обязан.

– Мальчик мой, чьё терпение ты испытываешь, моё или Господа?!

– Иду, иду!

…В общем, на улицу меня вытолкали в жуткую рань, невыспавшегося, голодного, со слипающимися глазами, и единственное, что облегчало мне жизнь, это подробный план действий по времени и списку адресов. В принципе, задание несложное, я должен был управиться в течение часа, тем более если есть мелкие деньги на кеб, а их мне выдали.

– До кладбища Хайгейт за четыре шиллинга?

– Садитесь, юноша. – Первый же буланый кебмен, с седой чёлкой и большими печальными глазами, тормознул рядом со мной машину.

К чёрным возницам я не садился больше никогда, ибо имел печальный опыт, повторять не хочется. Впредь лучше предпочту прослыть расистом, но ни за что не сяду в кеб, управляемый вороной лошадью.

– Желаете печальную и нравоучительную песню о коварстве и дружбе, юный сэр? – чисто риторически вопросил буланый, потому что в ответе пассажира не нуждался ни на полпенса. Я кротко вздохнул, что ж, с полчасика придётся потерпеть. Голос возницы оказался низким, глубоким и проникновенным…

Первое время я даже заслушался, пытаясь понять, что же такого нравоучительного в том, что льют мне в уши, но вовремя вспомнил совет месье Ренара и, отключив мозг, здравый рассудок, литературный вкус, банальную логику и воспринимая всё как «белый шум», смог какое-то время наслаждаться красотами пробуждающегося Лондона.

На улицах уже вовсю сновали шустрые еноты, продавая свежие газеты, а кое-где, напав толпой на случайного прохожего, всучивая ему в лучшем случае вчерашние. Полицейские сменяли друг друга на дежурстве, встречные кебмены в знак профсоюзного приветствия приподнимали шляпы, зевающие фонарщики, используя складные лестницы, по старинке тушили электрические фонари, а заботливые овечки выкатывали в колясках сонных малышей на утренний моцион.

Погода обещала быть настолько приятной, насколько это вообще возможно в конце ноября. Тучи были, дождик тоже гарантированно будет, но пока кое-где сквозь тучи пробивались косые солнечные лучи, радуя нежданным золотом, разбросанным по мостовой. Наверняка поэт бы описал это более трогательно и ярко, но мне не досталось таких талантов…

– Прибыли, юноша.

– Благодарю вас. – Я добросовестно рассчитался с возницей.

Буланый предложил подождать, по коротком размышлении мы оба утвердительно кивнули друг другу. Никогда не знаешь, что ждёт тебя на старинном кладбище и как скоро может понадобиться уносить ноги. В общем, добрый паровой кеб с верным возницей в этом смысле никогда не помешает.

Хотя я, наверное, немного нагнетаю для оживления эмоций. Чуть забегая вперёд, признаюсь: это дело было вполне себе простеньким и в достаточной мере безопасным. Да, меня чуть не зарезали в конце, а так в остальном всё просто замечательно, но продолжим по порядку.

Пункт первый в списке моего учителя гласил: проверить наличие трёх могил на территории Хайгейта. Суровый полусонный смотритель из бывших пехотных сержантов, судя по куртке со споротыми военными нашивками, сначала долго прокашливался, потом отсмаркивался в несвежий клетчатый платок, потом дважды переспрашивал, делая вид, что вспоминает, и только лишь после всего этого спектакля указал на нужную аллею в так называемом свежем секторе.

Здесь нашли себе последний приют отошедшие в иной мир за минувшее пятилетие. Лондон растёт, скорее всего, здесь вообще никого больше не будут хоронить, но места для новых кладбищ всегда найдутся на окраине. Долго искать не пришлось, все три жертвы были упокоены под одной небольшой плитой. Плохо обработанный известняк, буквы кривые, две ошибки, но строчка внизу гласила, что место на кладбище, могила и все ритуальные услуги были предоставлены за счёт города.

– Хм, пресвятой электрод Аквинский, – вслух задумался я. – Что же такого сделали эти люди, что им воздали такие почести после смерти? Да ещё и бесплатно, а?

Что ж, согласно указаниям я скопировал надпись на камне и уже развернулся на выход, когда…

– Мальчик интересуется могилками, хи-хи… – раздался за моей спиной хрипловатый смех. Причём настолько неприятный, что оборачиваться абсолютно не хотелось.

Да и не пришлось.

– Мальчику по сердцу старые кости? Я всегда готова помочь, хи-хи, всего за пару пенсов… – Мелькнула серая тень, и передо мной едва ли не нос к ноу встала здоровенная старая гиена из «близких к природе». – Иди за мной, и ты увидишь черепа…

Пока я впервые видел прямоходящую гиену, и должен признать, это пугало. Я не брал с собой никаких средств защиты, ведь моё задание не подразумевало задержание преступника.

– Мальчик чего-то боится? Хи-хи… я чувствую запах страха. Это хорошо.

– Почему? – пискнул я.

– Страх мешает бегать, хи-хи…

Гиена оскалила страшную пасть, и я понял, что меня пытались обмануть. То есть эта тварь была не права, от страха я рванул вперёд с такой нереальной скоростью, что торжествующее «хи-хи» закончилось-таки вопросительным знаком.

Впрочем, погоня последовала быстро.

– Мальчик! Стой! Хуже буде-эт…

Если остановлюсь, то гарантированно будет! Поэтому я нёсся по кратчайшей, не петляя, не нарезая круги, но зубастая мерзость всё равно не отставала. Она знала дорогу в сто раз лучше, срезала углы, прыгала с могилы на могилу, кувыркалась в воздухе, всё время заливаясь дебильным торжествующим хохотом.

– Ничего смешного, – пытаясь отдышаться у будки смотрителя, заявил я. – Сэр, что за твари мешают посетителям на вверенном вам объекте?

– Опять гиены?! – ахнул старик и тут же наглухо заперся в будке.

Меня же спасло лишь то, что за кладбищенскую ограду я выкатился на долю секунды раньше, чем у воротника клацнули страшные зубы.

Уже лёжа на тротуаре, я краем глаза отметил могучее конское копыто близ моего носа…

– Хи-хи, мальчишка мой! Отдай, старый мерин!

– Юноша мой клиент. Он оплатил ожидание кеба.

В ответ раздался длинный протяжный вой, и через полминуты ему ответило не менее десятка голосов со всех сторон большого кладбища. Буланый, пожав плечами, дунул в небольшой боцманский свисток, какие носили практически все члены конского профсоюза. Скрип колёс приближающихся на всех парах кебов мы услышали даже раньше ответа зубастых тварей.

– Устроим махач, хи-хи?

Мой кебмен ничего не ответил. Не обращая ровно никакого внимания на противника, он помог мне подняться, отряхнуть плащ и отправил на сиденье. Гиена злобно хихикнула ещё разок, после чего дала стрекача, не дожидаясь подъезжающих кебов. Буланый перекинулся парой слов с приятелями по работе, поблагодарил за поддержку и, заняв место возницы, пустил паровой двигатель.

– Куда движемся, юноша?

– В центр, – сипло выдавил я. – И позвольте выразить вам свою благодарность.

– Право, не стоит, это моя обязанность, – вежливо фыркнул кебмен. – Не желаете ли ещё одну нравоучительную и душеспасительную песню?

– Жажду! – искренне ответил я, правой рукой сдерживая попытки сердца выпрыгнуть наружу. Налитые кровью красные глаза и жёлтые клыки старой гиены будут мне сниться ещё долгое время…

…Возможно, текст был чересчур прямолинеен и даже отдавал некоей простонародной грубостью, но тем не менее в поучительности ему было не отказать. Я на минуточку даже задумался, не попросить ли переписать песенку для своего наставника или даже бабули. Но для неё надо бы как-то исправить, что ли, допустим, на «алкоголичка, алкоголичка-а…».

Не буду смущать вас дальнейшими подробностями моего утреннего вояжа, упомяну лишь, что с заданием я полностью справился. Тот самый дом, где произошли ужасные смерти, ныне сменил хозяина, как мне сказали, будучи продан городом с аукциона. Но месье Ренара интересовало не это, он просил передать коротенькие записки во все лавочки и магазинчики, которые работали в те дни и продолжают своё существование до сих пор. Текст очень короткий и лично мне непонятный: «Ты!» – и всё, больше ни слова.

Ну, исключая, разумеется, приписанный ниже наш адрес и время: полчаса до полуночи. Почему именно так – за какие-то тридцать минут до боя курантов, я не знаю, Лис любит постановочную театральщину, и надо признать, что подавляющему большинству преступников также не чужд некий сценический драматизм. Я, разумеется, сужу лишь по тем, с кем мне пришлось сталкиваться, но тем не менее готов поручиться за свои слова.

Тот же буланый кебмен доставил меня обратно к Тауэрскому мосту ещё до полудня. К сожалению, все мои деньги были исчерпаны, но возница под честное слово позволил мне выйти, и, постучав электрическим молотком, я ввёл вышедшего дворецкого в суть проблемы.

Старина Шарль безоговорочно оплатил мой долг, добавив два шиллинга от себя лично. В сотый раз повторю: ссориться с профсоюзом кебменов не желал никто.

– Превышение выданных на задание сумм компенсируется из твоего ежемесячного гонорара, – поучительно заявил мой наставник, стоило мне пройти в гостиную. – Деньги любят счёт, мой мальчик!

– Вы правы, сэр. – Спорить было бессмысленно.

– Докладывай.

Что ж, я подробно рассказал всё о своих утренних приключениях. Месье Ренар удовлетворённо кивал, но взгляд его был рассеян, а мысли витали где-то очень далеко. Когда речь зашла о раздаче записок, он вообще вдруг взял в руки газету, закрывшись ею от меня, словно бы мой отчёт не волновал его абсолютно. Это даже было чуточку обидно…

– «ФЛ-помойка!» – неожиданно прервал меня в самом конце лис, раздражённо отложив утреннюю «Таймс». – Когда-нибудь фальшивая толерантность погубит эту страну. Британская пресса просто разучилась называть вещи своими именами. Вот заголовок: «ФЛ-помойка!» И что же я должен думать? ФЛ – это финал лиги, федерация лыжников, фабрика лекарств, финансовый локомотив, флот Лифляндии или вообще какая-нибудь экзотическая компания «Финские лапти»?!

– Вас это так волнует, сэр? – осторожно уточнил я.

– Да, а что?

– Вообще-то мы заключили пари, срок которого истекает сегодня вечером, а дело отравительницы из Сохо так и не…

– Глупости, я всё раскрыл! Она виновна во всём. Однако нам предстоит выяснить имя того мужчины, ради которого она пошла на все эти страшные преступления. Ты ведь не думал, что необразованная девица из сельской глубинки взялась за мышьяк, не имея чёткого плана действий и осознания ответственности за свои поступки?

Пресвятой электрод Аквинский, либо мой учитель бесстыже обманывал меня, либо он действительно раскрыл это полузабытое дело, не выходя из дома. Это казалось невероятным, я сам читал ту заметку, и в ней не было ровно ничего, за что можно было бы зацепиться…

– Верно, – отвечая на мои мысли, кивнул месье Ренар. – Фактически мне пришлось взять исходные данные, представить себя на месте преступницы и задуматься над тем, как бы поступил я. Что могло бы мной двигать? Кому бы я доверился? Без чьей-то помощи и подсказки наивная провинциалка попросту не смогла бы даже продумать это безнравственное дело!

– Получается, кто-то из соседей жертв, кому я раздавал ваши записки, наверняка знает обо всём и именно сегодня ночью…

– Придёт к нам. – Мой наставник самодовольно потянулся до хруста в суставах и, внезапно охнув, схватился за плечо, заскулив: – Проклятая рана излечивается не так быстро, как обещал доктор. А ещё говорят, «заживёт как на собаке»? Мы, лисы, тоже из семейства псовых, а вот поди ж ты, по-прежнему даёт о себе знать… Ещё и чешется как зараза!

Думаю, он лукавил. Получить пулевое ранение, свалиться с сумасшедшей высоты в бурлящую грязь Темзы, потерять много крови, но выплыть, добраться до друга, прятаться от всех, получить медицинскую помощь от флотского врача, умеющего держать язык за зубами, а после всего этого влезть в первое же подвернувшееся расследование под чужим именем и в чужом облике, только чтобы помочь мне, потом вернуться домой, да ещё на спор в течение суток разгадать неразрешённую загадку брошенного преступления… и при этом жаловаться на то, что «чешется»?!

– Сэр, а как же вы будете проводить допрос, если злодей всё-таки явится?

– О, ты начинаешь задавать умные вопросы, избегая проходных. Что ж, во-первых, да, я уверен, что он или она явятся. Во-вторых, допроса не будет, мы не имеем на это права. Но, не получив ответы, мы не получим нужных доказательств. А чтобы потом преступник не смог отказаться от своих слов, мы с Шарлем будем тайными свидетелями. Просто спрячемся где-нибудь за занавеской и выйдем в нужный момент.

– А кто же тогда будет… Упс! – Я вовремя прикусил язык, чтоб не сморозить очередную банальность. Действительно, если учитель и дворецкий в засаде, то встреча с неизвестным гостем ложится только на мои плечи.

– Приблизительный список вопросов я тебе уже набросал, не волнуйся. – Месье Ренар кивком головы указал на каминную полку, там валялось несколько листов бумаги.

Мой наставник в своём репертуаре: он предоставляет полную свободу действий, но тем не менее строго контролирует каждый шаг. С другой стороны, его не переделаешь, ведь он считает, что действует в моих интересах. Оставалось лишь взять список, внимательно изучить и выстроить в голове хоть какую-то концепцию диалога. Ну и держать электрическую дубинку под рукой, просто так, на всякий случай…

После обеда время летело незаметно. Мне пришлось убить три-четыре часа только на подробное описание своих утренних действий. Оказывается, писать о приключениях гораздо сложнее, чем просто в них участвовать. Тем более что определённое количество страниц ушло на стенографирование наших диалогов с учителем, это тоже имело значение и было важной частью моих рабочих обязанностей.

Ужин был по-французски лёгким. На этот раз мистер Лис предложил ограничиться крепким чаем без молока, тремя сортами сыра, отдельно подавался мёд и орехи плюс имбирное печенье. Вот и всё.

Если кто-то помнит, какие застолья мы вообще закатываем по три раза на дню, то сразу поймёт, что сегодня от меня ждали холодной головы на голодный желудок. Лёгкий перекус должен был способствовать скорости принятия мной важных решений, да и в целом драться с набитым пузом не слишком умно.

Где-то в начале одиннадцатого, то есть почти за два часа до полуночи, Ренар с дворецким начали выбирать, кто куда спрячется. Шарль настаивал, что ему будет удобнее просто тихо сидеть в своей комнате, но учитель всегда отрывался по полной.

– Старина, я уверен – в шкафу вам будет достаточно просторно. Тем более что наша задача стать свидетелями разговора, который будет вести Майкл. С кухни вы ничего не услышите, а врать Скотленд-Ярду в этом доме не принято.

– С каких это пор, месье?

– Вы всегда будете напоминать мне тот случай?

– Который из четырёх, месье?

– Ой, всё…

В общем, после долгих споров и взаимных упрёков старый дворецкий всё-таки был отправлен в большой платяной шкаф, стоявший в дальнем углу гостиной. Сам же месье Ренар сначала определил себе место у камина, под ведёрком для угля, потом на книжной полке, за креслом при входе, а в конце концов угнездился под столом, прячась под длинной скатертью.

– Сэр, а вам там удобно? – на всякий случай уточнил я, глядя на скорчившегося в три погибели лиса.

– Если как-нибудь поджать хвост, то вполне, – сквозь зубы просипел он. – Обо мне не думай, главное – расколоть преступника! И не волнуйся, если что – мы рядом…

Буквально за десять – двенадцать минут до указанного в записке времени раздался осторожный стук электрического молотка. Я коротко выдохнул и не очень решительным шагом поплёлся отпирать. На пороге стоял дюжий мужчина лет тридцати – тридцати пяти или старше, в приличной, но слегка потрёпанной одежде.

Лицо круглое, чисто выбритое, нос красный, явно по причине любви к выпивке, маленькие глазки в обрамлении длинных ресниц. Немного смущал запах, то есть жуткая смесь алкоголя, табака и чего-то животного. Явно не джентльмен, но и не простой рабочий, скорее представитель какого-нибудь среднего класса, может быть, бакалейщик или владелец плотницкой мастерской. Но, прежде чем я раскрыл рот, чтобы удостовериться в собственных догадках, в его руке вдруг тускло сверкнул нож.

– Кто ещё дома, парень? Говори, живо!

– Может, вы пройдёте? – На тот момент это показалось мне наиболее удачным ответом.

Но красноносый громила попросту толкнул меня в грудь, запер дверь и, по-звериному прислушиваясь к любому шороху, удовлетворённо фыркнул:

– Один, значит… Это хорошо, это правильно, давай, чё ты хотел-то?

Схватив меня за шиворот, он фактически потащил меня в гостиную. Я даже не сопротивлялся, прекрасно понимая, что сейчас время изображать жертву, а не геройствовать. Электрическая дубинка по-прежнему лежала в рукаве, при необходимости достать её не так уж и сложно. Однако и нож, покалывающий меж лопаток, несколько меня нервировал.

– Сэр, мы не могли бы просто поговорить?

– Поговорить-то поговорим, я поговорить люблю, – широко улыбнулся он. – Когда корову режешь, так с ней всегда говорить надо, успокаивать, гладить, а потом вжи-их! И отходи на два шага, пока кровища хлещет, а то она в судорогах и лягнуть может…

Я знал, что из-под стола в любой момент героически выпрыгнет отважный месье Ренар, а из шкафа бывший чемпион полка по французскому боксу, то есть бояться нечего, но всё-таки сердце на минуточку замерло, а по спине пробежал холодок. Противно, но это чисто человеческий рефлекс, ничего не поделаешь, мистер Лис говорил, что даже он иногда боится…

– Говори, чё ты знаешь, малец? – Гость, не спрашивая разрешения, развалился в кресле, сам себе наливая дорогой французский коньяк.

– Это сделали вы. Вы убили Алину Роуз.

– Ну я, – ни капли не рисуясь, равнодушно зевнул он, вылил коньяк в рот, проглотил не морщась. – Зарезал дуру, перекрутил в фарш и продал, чё ещё-то?

– Значит, это вы владелец мясной лавки мистер Булл.

– Фил Булл.

– За что вы с ней так?

– Я ж говорю, дура она была. Доверчивая и злая, как сука озабоченная. – Мясник хлопнул себя ладонями по коленям, встал, взял со стола свой страшный нож и подмигнул мне. – У меня рука лёгкая. Глаза закрой.

Я резко отшатнулся назад, неловко влетев спиной в угол шкафа, где прятался Шарль. Шкаф покачнулся, хрупнула деревянная ножка, и он рухнул на пол дверцами вниз. Не услышать эмоциональные французские богохульства было попросту невозможно…

– А-а, не один всё-таки, – хмыкнул мистер Булл, почёсывая кончиком ножа мочку уха. – Обмануть хотел дядюшку Фила, да? Обманывать нехорошо, нехорошо, так-то…

Я хладнокровно вытащил свою дубинку, нажал на пуск, и игла с электрическим разрядом влетела негодяю ровно в грудь. Он даже не вздрогнул, не замедлил шаг, словно бы и не заметив. Пресвятой электрод Аквинский, как такое возможно?

Мясник вырвал мою иглу, отшвырнув её в сторону, и я заметил, что под пальто на нём был надет толстый фартук из выделанной бычьей кожи.

– Надо было стрелять в лицо.

– Ага, надо было. – В ответ он с такой скоростью полоснул воздух ножом, что отточенная сталь свистнула у самого моего носа.

Потом началась игра в жуткие догонялки. Я увёртывался, как мог, он, сдержанно рыча, уговаривал меня подставить горло:

– Чё ты бегаешь-то, как барашек на скотобойне? Иди сюда, малец, не зли меня, хуже будет…

– Куда уж хуже?!

– Так я тебя быстро убью, ты и не заметишь, а то ведь могу долго резать по кускам, по четверть фунта, на ремни… Решайся, а?

Я решил, что мне ещё рано умирать, к тому же очень хотелось воочию увидеть блистательное выступление моего наставника. Никак нельзя было пропустить тот момент, когда благородный месье Ренар вдруг выпрыгнет из-под стола, набросится на злодея, сверкая шпажным клинком из трости, и восстановит главенство закона в этом бесчестном мире!

Но лис почему-то не спешил…

– Минуту, сэр!

– Чё хочешь, малец? – Мистер Булл охотно остановился, между ним и мной был тот самый стол, под которым и прятался рыжий учитель. Бежать некуда, отступать тоже.

– Британское воспитание и джентльменские традиции не позволяют мне просить о помощи, – я перевёл дыхание, – однако кое-кто мог бы и поторопиться!

– А-а, в доме ещё есть люди? – мгновенно догадался мясник, принюхался и, к моему вящему ужасу, приподнял низко свисающую скатерть. – Зверёк какой-то. Ты кто, чучело?

Скрюченный в три погибели Ренар, разумеется, счёл ниже своего достоинства отвечать негодяю и преступнику, поэтому сразу обратился ко мне:

– Прости, Майкл, я не могу вылезти. У меня что-то заклинило в спине и хвост судорогой свело, болит жутко…

В его голосе слышалось столько искренней печали и обиды, что не посочувствовать бедолаге было никак нельзя. Даже красноносый мясник это понял:

– Бывает, отец у меня суставами мучился. Бычью кровь пей, она…

Договорить ему не пришлось, поскольку лис неожиданно выпрямился, повалив стол на бок, и тяжёлая столешница ребром обрушилась на правую ногу нашего агрессивного гостя. Раздавшийся хруст и дикий вопль свидетельствовали, что отныне хромать он будет до конца своей жизни! Который, надеюсь, наступит очень скоро…

– Автограф! – потребовал месье Ренар, выбивая нож из расслабленной руки мясника, а взамен подсовывая бумагу и электрическое перо. – Один росчерк, живо, и я вас отпущу!

Почему здоровяк, не колеблясь, поставил свою подпись на чистом листе, мне непонятно до сих пор. Возможно, болевой шок просто лишил его возможности рассуждать здраво.

Меж тем месье Ренар, собственноручно поднимая стол и ставя его на место, бросил через плечо:

– Убирайтесь!

Побледневший мясник, корчась и волоча правую ногу, бросился наутёк. Я смотрел ему вслед круглыми глазами, всё происходящее этой ночью было за гранью моего понимания.

– Может быть, ты хотя бы попробуешь вытащить Шарля из шкафа?

– О да… да! Разумеется, сэр! Прошу прощения.

…Примерно часа через два, зевая, я сидел у камина с письменными принадлежностями в руках, старый дворецкий, накрывший стол свежей скатертью, удалился к себе, а мы с учителем разбирались, чего конкретно и как нам удалось достичь в этом простеньком, давно забытом деле.

– Итак, мой мальчик, слушай и записывай!

– Всё как всегда, – покорно кивнул я, выводя на чистом листе заголовок «Дело об отравительнице из Сохо». Название, разумеется, черновое, потом может сто раз меняться, но не озаглавить никак нельзя, Лис любит порядок в записях.

– Первое, что мне пришлось сделать, это вновь проверить по газетам заключение коронера. У меня не было причин ему не доверять, а он был уверен в виновности Алины Роуз и полностью подтвердил факт отравления мышьяком приютившую её семью Стоун.

Далее всё было проще. Свободная и глуповатая девушка из глухомани, попавшая в большой город, устраивается служанкой к тем, кто может себе это позволить, но не слишком требователен. К тому же платили ей немного, хотя предоставляли кров и стол.

Мышьяк у нас продают в любой аптеке совершенно свободно как средство для травли крыс, коих в Лондоне такое несусветное количество, что с ними не справляются ни кошки, ни охотничьи псы. Достать яд девушка могла без проблем, но вот вопрос: зачем?

Допустим, она сознательно отравила своих благодетелей, такое бывает, но что она намеревалась делать потом? Была ли это месть или расчёт на нечто большее? В показаниях констебля говорилось, что мисс Роуз, оставаясь незамужней, имела заметный живот, а соседки поговаривали, будто бы младший хозяин маслено поглядывал в её сторону.

Тогда, быть может, она надеялась впоследствии объявить себя и ребёнка наследниками умерших, вступив во владение домом и лавкой? Допустим. Но сама ли она до такого додумалась? Не было ли рядом человека, направлявшего её, истинного виновника тройного убийства?

Именно за эту ниточку и решил потянуть мой хитроумный учитель. Итак, Роуз не знала города, если у девушки и могли появиться какие-то знакомства, то в максимальной близости от места проживания. Куда могла ходить служанка? В скобяную лавку, в бакалейный магазинчик, в булочную или к молочнику. Разослав записки с одним словом «Ты!» по нескольким домам на той же улице, месье Ренар двигался абсолютно наугад, но, как ни парадоксально, его метода сработала.

Лишь непойманный преступник мог отреагировать на такое послание, и лишь человек, привыкший проливать кровь беспомощных жертв, мог быть настолько уверен в себе, что не побоялся прийти за разъяснениями. Здоровяк-мясник оказался именно тем типом.

– Полагаю, что первоначально он просто соблазнил «наивную» мисс Алину исключительно для плотских утех, но та оказалась не промах и требовала от него женитьбы, упирая на беременность. Сам Фил Булл связывать себя узами не спешил, но увидел в сложившейся ситуации свой шанс. Он убедил любовницу соблазнить сына Стоунов и вести себя так, чтоб все поверили в их роман, а потом…

– Но мы не знаем этого наверняка, сэр.

– Не отвлекайся, пиши! Уверен, что завтра утром Скотленд-Ярд доведёт это дело до конца. – Лис зевнул, деликатно прикрывая пасть, и кончиком хвоста указал мне на бумагу, подписанную нашим недавним гостем. – Тебя ведь не затруднит отправить это «признание» инспектору Хаггерту?

– Но там всего лишь его подпись? – не поверил я.

– Майкл, мальчик мой, неужели я так долго отсутствовал, что ты успел разочароваться в талантах своего учителя? Подделать его почерк – это даже не двух китайцев опознать…

– И что будет дальше?

– А-а, полиция разберётся, мы дали им такую наводку.

Что ж, наверное, я могу прямо сейчас дорассказать, чем же закончилась эта история.

Рано утром пожалевший меня дворецкий лично отнёс письмо сержанту Гавкинсу. Мясник был арестован ещё до обеда. Бежать из Лондона он не смог, так как его правая ступня находилась в плачевном состоянии, перелом четырёх костей. Врач как раз давал ему опиум, когда в лавку ввалилась полиция.

Ренар был совершенно прав, мистер Булл сразу же во всём признался. Негодяй и шантажистка нашли друг друга, он пытался обмануть её, она его. Мисс Алина Роуз ни разу не была беременна, и пожилая матушка Стоун стала подозревать, что дело нечисто. Но девушка не могла позволить, чтоб её выгнали, и попросту отравила всю семью.

Естественно, она сообщила обо всём своему любовнику. И хотя тот оказался рад известию, что дура не на сносях, однако никак не пожелал быть замешанным в тройном убийстве. Ведь по плану она должна была выйти замуж за сына Стоунов, и только потом они все трое «случайно» бы скончались, а мистер Булл женился на любящей его вдове! Но зачем ему три трупа прямо сейчас?!

Долго размышлять мистер Булл не привык, в мясницкой лавке всегда полно колюще-режуще-рубящего инструмента и ёмкостей для слива крови. Крики девушки были недолгими, куда деть тело, тоже вопрос не стоял. Главное было случайно не продать фарш «близким к природе», по запаху они бы мигом опознали человечину. А так всё прошло как по маслу…

Кости несчастной негодяй зарыл на заднем дворе, при тщательном обыске бдительный доберман нашёл их первым. Впоследствии Фил Булл не раз менял показания, юлил, рыдал, отпирался от прежних слов, но суд всё равно приговорил его к каторге.

Однако мы слишком увлеклись, наверное, всё же стоит вернуться к вечеру следующего дня, когда полиция только арестовывала злодея, а в наши двери уже требовательно стучал электрический молоток.

– Чем могу служить, месье инспектор? – раздался голос Шарля из прихожей.

– Я хочу видеть его.

– Кого?

– Дьявольщина, не пытайтесь убедить меня, что старое дело отравительницы из Сохо распутал скучающий мальчишка! Ренар, где же вы, друг мой?!

P.S. О нет, не думайте, никто не забыл о заключённом ранее пари. Учитель благородно предупредил, что причитающийся мне за проигранный спор щелбан будет отложен до неопределённого часа, то есть расслабляться не стоило. Что ж, джентльмен всегда держит слово, когда будет сказано, я честно подставлю лоб…

Глава 3 Стекляшки

Ренар и Хаггерт засиделись до глубокой ночи. На этот раз, к моему немалому изумлению, мистер Лис не то чтобы предложил, а сам настоял, чтобы я остался за общим столом. Коньяк и портвейн, виски и бренди лились рекой, французские сыры, английская ветчина, подкопчённая норвежская сёмга, хрустящие багеты, масло с зеленью, тёплые бисквиты, шотландский мёд, грецкие орехи и швейцарский шоколад были самого лучшего качества!

Впрочем, как и всегда у Шарля. Старый дворецкий отлично знал, где что купить, имел постоянных поставщиков и относился к приготовлению и потреблению пищи с фанатизмом истинного француза, то есть культ еды для него был почти священным.

Говорили обо всём. Они смеялись и пили, то на брудершафт, то не чокаясь в знак короткой скорби, они вспоминали, как познакомились лет шесть назад, сколько раз ссорились и мирились, когда и где вытаскивали друг друга из передряг, заново разбирая старые расследования. Я скромно присоединялся к их тостам невинной чашкой чая, но в разговоры не лез, а больше слушал, слушал и слушал.

Начало одной из историй показалось мне настолько невероятным, что это заметил даже инспектор.

– Как загорелись глаза у мальчика, – хмыкнул он, но без малейшей насмешки или снисходительности пояснил: – Я был таким же в его годы. Когда впервые надел мундир полицейского, мы, молодые и дерзкие парни, застали ещё самого Роберта Пиля, основателя лондонского Скотленд-Ярда, живую легенду полиции Великобритании. Тогда уровень преступности в Лондоне и окрестностях был настолько высок, что любой честолюбивый джентльмен с образованием и стержнем всегда мог сделать себе карьеру. Сержантские нашивки я получил уже на второй год службы…

– Не без помощи вашего батюшки – мирового судьи, – деликатно напомнил месье Ренар, приподнимая бокал хереса.

Инспектор чуть поморщился, но не стал ни спорить, ни опровергать друга, а, отставив свой бокал, просто продолжил рассказ:

– А ведь именно тогда, старина, мне впервые удалось вытащить вас из тюрьмы.

– Из камеры предварительного заключения, – опять-таки поправил лис. – Но вы правы, это дело действительно подружило нас.

– Хотя познакомились мы раньше.

– На приёме у герцогини Вревской из Варшавы. А ведь я уже тогда был уверен, что она международная аферистка и её «алмазы» сделаны из богемского хрусталя.

– Куда вы, мой друг, также заявились не под своим именем, разнаряженный в мундир французского офицера эпохи Реставрации, весь в наградах, при шпаге, с моноклем в левом глазу и фальшивыми усами, – хихикнув, поддел Хаггерт.

– Миль пардон, я попросил бы! Усы были настоящими!

…В общем, сам не помню как, но в моих руках оказался блокнот и электрическое перо. Поскольку эту чудесную историю я услышал в изложении двух перебивающих друг друга рассказчиков, то, наверное, мне будет удобно поведать её от нейтрального третьего лица, чтобы не обидеть ни того ни другого. Но за точность записи ручаюсь головой, Шарль по моей просьбе вычитал всё, пару раз внеся некоторые мелкие поправки, а ему можно доверять.

В тот солнечный, ясный предрождественский денёк двухпалубный паровой корабль «Виктория», пыхтя клубами чёрного дыма, неспешно вёз пассажиров по холодной, но вполне себе спокойной глади Ла-Манша из Франции в Британию. Тепло одетые и, несомненно, благородные джентльмены прогуливались по палубе с видом записных морских волков, курили сигары и чуть более вольно, чем это было бы на суше, кланялись встречным дамам, приподнимая шляпы. Милые леди, щурясь от бликов на воде, кутались в меха, жались друг к дружке, и лишь по хихиканью или застенчиво опущенному взгляду томных глаз можно было понять, принят поклон или вежливо «не замечен».

Ближе к носу, у перил, стоял высокий стройный лис из «близких к природе». Учитывая его естественную шубу, в особо утеплённой одежде он не нуждался, впрочем, длинный кожаный, почти до пят, плащ отлично защищал от пронизывающего морского ветра, играющего кистями вязаного синего шарфа. Взгляд незнакомца был затуманен, а на челе отражались следы прошлых страданий, возможно до сих пор терзающих его кровоточащее сердце…

– Но, сэр, – не выдержал я. – Так уже давно никто не пишет! Это чрезмерно затянуто, нудно и патетично, аж зубы сводит.

– Майкл, ты всерьёз намерен учить меня основам куртуазной подачи текста?!

– Бросьте, Ренар, – вступился за меня инспектор Хаггерт. – Парень прав, ваша речь даже на меня навевает сон. К тому же вы не наняли бы секретаря, если б сами могли прекрасно записывать свои приключения.

– Вы оба чёрствые, бездуховные люди, не понимающие глубины и шарма французских литературных традиций, – припечатал нас мой учитель, вздохнул, налил себе ещё вина, пригубил, слегка причмокнув, и усмехнулся: – Ну и чёрт бы с вами, продолжим, джентльмены!

Когда графиня Вревская вышла на палубу, то все присутствующие разом обернулись к ней. И верно, не обратить внимания на эту блистательную особу было попросту невозможно. Во-первых, она бесстрашно подставляла декабрьскому ветру полуобнажённые плечи и роскошное декольте, а во-вторых, её грудь украшало сногсшибательное золотое колье из дюжины крупных южноафриканских алмазов в обрамлении целой россыпи более мелких.

Лис Ренар, или Ренье, как он сам себя называл на французский манер, также не смог противиться искушению. Запросто познакомиться с графиней, не будучи ей представленным, было недопустимо нормами этикета. Но и толкаться среди кучки чрезмерно восхищённых мужчин, окруживших красавицу бальзаковского возраста, он также считал слишком унизительным для себя. Ибо трудно было с уверенностью сказать, что являлось более привлекательным для взгляда десятка воздыхателей: несомненно, интересная леди, её бриллианты или же и то и другое вместе?

Поэтому Ренье ограничился максимально вежливым поклоном, приподнимая высокий цилиндр, но не задерживаясь ни на шаг. Минутой позже улыбка сползла с его губ, а брови сдвинулись к переносице…

– Какого дьявола? – пробормотал лис, резко развернувшись на каблуках. – Либо я слеп как крот, либо… Майкл?!

– Да записываю я, записываю, сэр. Но умоляю, ради Ньютона-шестикрылого, можно как-нибудь подинамичнее, что ли?

Он обозвал меня маленьким наглецом, но продолжил, перескочив в рассказе несколько дней. Чтобы у вас не возникало ощущения разорванности, поясню, на корабле никаких особенных происшествий не было, а вернувшись в свой дом у Тауэрского моста и выспавшись, мой будущий учитель, махнув на всё лапой, решил не лезть не в своё дело. Тем более что и дела-то как такового не было.

– Ещё не было, – деликатно поправил меня инспектор. – Не забывайте, молодой человек, я тоже принимал участие!

Но в утренних газетах, поданных дворецким, оказалось объявление о том, что графиня Вревская устраивает званый приём для очень дорогих гостей в арендованном ею особняке на северо-западе Лондона. Вот тут лис затребовал кофе по-бретонски, уселся с развёрнутой картой города у камина, и неясная, но требовательная догадка царапалась у него за левым ухом…

– О боже, да какая там «догадка»… В одном из алмазов её роскошного колье я заметил пузырёк воздуха! Бриллианты были фальшивыми, это хоть к гадалке не ходи! Хотя я и не ходил никогда.

– А как же госпожа Лилиана? – напомнил ему я. Эта чёрная пантера прямо при мне пыталась его задушить, когда мы зашли к ней в магический салон.

– Лилька-то? Она не гадалка, просто воровка и аферистка, – фыркнул Ренар, на минуточку задумался, с головой уйдя в воспоминания…

Лису не составило труда достать себе приглашение на приём, благо его связи позволяли и не такое. Верный дворецкий принёс ему свой старый военный мундир, который при небольшой подгонке отлично сел на плечи нового хозяина. И хотя французская форма времён Реставрации могла показаться несколько вызывающей поклонникам Веллингтона, месье Ренье решительно накинул плащ на плечи, поправил треуголку и вышел на улицу. Только четвёртый или даже пятый кеб принял столь странного пассажира. Однако же, безошибочно угадав в молодом джентльмене парижанина, серый в яблоках возница, прокашлявшись, завёл старинную, но, как ему казалось, очень подходящую песню:

…Ренье поначалу честно пытался думать о своём, затыкать уши, но голос кебмена, казалось, был способен рушить иерихонские стены, спасения от него не было никакого и нигде. Такого урока смирения и терпения лис не получал уже давно.

До указанного адреса ехали не менее часа, так что слушать пришлось аж четыре песни, но рано или поздно любые страдания вознаграждаются.

Длинная вереница экипажей, кебов и повозок тянулась от парадного подъезда почти на полтора квартала. Графиня умела быть убедительной, а молва о её драгоценностях, фактически выставленных напоказ всему судну, с помощью болтливых пассажиров разлеталась быстрее ветра. Чему в немалой степени способствовал и вечерний номер «Таймс», разносимый вездесущими енотами: «Очаровательная графиня Вревская в Лондоне!», «Приём у бриллиантовой вдовы!», «Самые богатые холостяки Британии в замкнутом пространстве со скучающей леди!», «Кому суждено покорить её сердце? На кого падёт роковой выбор? Кто станет счастливым обладателем нежной ручки и гранёных алмазов?!»

Лис просто нюхом чуял издавна знакомый ему запах интриги и обмана. В лучших аристократических домах Европы, где борьба за власть, титулы и богатства всегда была накалённой, словно вольфрамовая нить, наивные простачки не доживали и до отроческих лет.

Он честно встал в очередь, потом здоровяк с венгерским акцентом проверил его приглашение, и двери роскошного особняка распахнулись перед нашим героем…

– Ренар, вообще-то героев было двое, – добродушно напомнил инспектор.

– Друг мой, почту за честь, если вы и продолжите, – столь же церемонно поклонился мой учитель, никому не позволявший превзойти себя в благородстве.

– Хм, а почему бы и нет… Майкл, вы ведь записываете?

– Да, сэр. Слушаю вас, сэр.

Мистер Хаггерт отставил бокал, расправил усы, закатил глаза, пытаясь воспроизвести в памяти давние события, и начал на свой манер:

– Я был там. Отец настаивал на моём присутствии, считая, что это полезно для карьеры… Итак, зала была полна гостей. Играл пианист, тройка вышколенных слуг разносила шампанское и виски. Думаю, людей и «близких к природе» было почти поровну на полсотни душ. Все богаты, все титулованы, но я насчитал и нескольких явных проходимцев. Знаете, такие бесстыжие сердцееды, охотники за приданым. Особенно выделялся тощий лис в подозрительном мундирчике Наполеоновских войн. Ещё монокль нацепил, и усы такие длинные, вызывающие, намазанные чёрным…

– Нафабренные, – с тончайшей, едва уловимой ноткой раздражения вставил месье Ренар. – Но, прошу прощения, продолжайте.

– Так вот, лис и привлёк моё внимание, потому что сразу стал причиной скандала. Четверо горячих молодых джентльменов, чьи предки погибли при Ватерлоо, собрались уже задать ему хорошую трёпку. Я не мог допустить драки на светском рауте, но тут из смежной комнаты вышла графиня. Да, она была хороша. Очень хороша.

Благородные леди после сорока часто бывают более привлекательны, чем юные, неоперившиеся девицы. У зрелой женщины тоже есть свои достоинства – опыт, терпение, умение подать себя, ну и состояние, в конце концов. Графиня обладала всем, что я перечислил, в избытке.

Её сразу же окружила толпа поклонников, но она, умело уделяя внимание всем, никого не выделяла. Словно и не собиралась искать себе нового мужа. Вот тут я впервые задумался: а зачем же вообще она тогда здесь? К чему этот пышный приём? Неужели…

– Старина, не путайте моего секретаря. Вы и близко не подозревали госпожу Вревскую, поскольку не могли оторвать взгляда от её глубокого декольте!

– Ну не то чтобы так уж…

– Да она носила это бриллиантовое колье на голой груди, как на витрине! Любой «близкий к природе» и бровью бы не повёл, но вы, люди, устроены куда смешнее.

– Зато я очень вовремя вмешался в назревающую драку, чтобы спасти от заслуженных тумаков вас, мой дорогой Ренар, – парировал инспектор, и мистер Лис благодарно кивнул. – В общем, после первого обхода зала она вдруг ушла к себе.

– Сославшись на головную боль и убедившись в том, что от её алмазов никто не в силах отвести взгляд…

– Она ушла в ту же комнату, из которой выходила ранее. Трое слуг или лакеев отправились за ней и вышли через несколько минут. Я решил выпить, но тут лис во французском мундире, спасённый мной от безобразной драки, вдруг тронул меня за рукав:

«Сэр, вам не кажется, что из будуара графини раздаётся подозрительный шум?»

«Нет, месье, не кажется».

«Но вы ведь из полиции, что вам стоит проверить, сэр?»

«Месье, у нас в Британии не принято вламываться в комнату к даме, не будучи приглашённым войти».

«Но разве вы не обязаны предотвратить возможное преступление?»

«Единственный преступник, месье, возможно, сейчас стоит прямо передо мной и нарывается на…»

«Отлично, сэр! Тогда, пожалуйста, задержите меня!»

И этот француз с пышным рыжим хвостом бросился вперёд, бесцеремонно распахивая двери в комнату графини Вревской. Я был готов его убить, но…

– Пресвятой электрод Аквинский, ставлю фунт серебром, что она была связана и драгоценности исчезли? – не сдержавшись, выкрикнул я. Ну согласитесь, иного развития сюжета просто не могло быть, иначе все законы детективного жанра оказались бы опрокинуты вверх тормашками.

Мои старшие товарищи хмыкнули и переглянулись, уважительно приподняв бокалы за моё здоровье.

– Всё так и было, – подтвердил мой наставник, – но продолжим…

Графиня в бессознательном состоянии полулежала в кресле, от подмышек до талии обмотанная толстыми верёвками, на её прекрасном ухоженном личике чернел внушительный синяк. Лис решительно шагнул к ней, опережая инспектора, и, схватив со столика кувшин воды, побрызгал несчастной высокородный лоб.

– Она приходит в себя.

– Отойдите. – Мистер Хаггерт осторожно взялся за запястье графини, слушая пульс. – Срочно вызовите врача!

– Вызовите полицию… – едва слышно прошептала жертва ограбления. – О, мои бриллианты… кто-то украл их!

– Джентльмены, – инспектор призвал мужчин, заглянувших в комнату, – есть среди вас военные, моряки или просто решительные люди, готовые прийти на помощь даме в беде?

Не менее десятка благородных англичан сделали шаг вперёд.

– Кто из вас не побоится задержать преступника или даже двух?

На этот раз вперёд шагнул лишь один, самый мелкий, беспомощно огляделся и тут же сделал вид, будто бы он всего лишь ищет туалет…

– Будьте бдительны и помогите дамам, главное сейчас – это избежать паники, – сдался инспектор. – Мне нужно осмотреть место преступления.

– Оно внизу, в гардеробе, – шёпотом подсказал ему рыжий француз.

Мистер Хаггерт изумлённо вытаращился, он явно не ожидал от какого-то там лиса такой проницательности и…

…и наглости!

– Я, между прочим, тоже сразу заметил, что узлы на верёвках были завязаны детским бантиком. А синяк на щеке вообще намалёван тушью для ресниц!

– А вот это я вам подсказал, когда вы гнались за мной по лестнице в гардеробную, – победно заключил Ренар. – Мальчик мой, не отвлекайся, записывай!

Когда отважный лис и будущий глава Скотленд-Ярда спустились вниз, то обнаружили, что гардероб практически опустошён. Верхняя одежда гостей, дорогие соболиные шубы, толстые генеральские шинели на меху, зимние дамские шляпки, трости с серебряными набалдашниками и офицерские шпаги – всё, что принято оставлять на вешалках, когда входишь в благородный дом, всё это было украдено! Инспектор схватился за горло, ему стало трудно дышать…

– Не всё потеряно, старина, – неожиданно поддержал его француз. – Они бежали через заднюю дверь, но вряд ли могли далеко уйти. Вперёд!

Если несколько подсократить рассказ, то да, они догнали похитителей уже в следующем квартале. Это были те самые трое лакеев, что обслуживали банкет графини Вревской. Дело в том, что нанять кеб или экипаж было слишком рискованно, и злодеи недолго думая взяли первого же здоровенного дурачка с улицы, который и по английски-то говорил медленно и односложно, поскольку не так давно приехал в Лондон на заработки с далёкого Дона…

– Фрэнсис? – не поверил я.

Ренар и Хаггерт утвердительно кивнули.

– Могучий рыжий жеребец в кубанке тащил на своих плечах кустарные сани-волокуши, на которые высоченной кучей были свалены все украденные вещи. Троица так называемых лакеев придерживала меха, пальто и шубы.

– Стоять, вы все арестованы! – запыхавшись, выкрикнул инспектор.

Да, негодяи остановились, но лишь для того, чтобы показать, на чьей стороне сила.

– Их четверо, а нас двое, – пробормотал французский лис. – Скажите, а британская полиция всегда ходит без оружия?

– Да. Наш мундир и без того должен внушать уважение.

– Интересно, как он защитит вас сегодня?

В руках лакеев сверкнули ножи и кастеты. Рыжий конь с белой полосой на морде неуверенно застопорился:

– Стоять, ждать?

– Нет, лошадка, иди сюда, – медленно протянул один из негодяев. – Разберись-ка с вон тем джентльменом, пока мы подрежем хвостик лисичке.

– Полиция. Нельзя… нет?

– Бей его, тебе говорят, за что мы деньги платим? – К ногам гнедого покатилось несколько монет. Он на мгновение замер, уставившись туповатым взглядом себе под копыта, а потом протянул:

– Зря так…

– Ничего, подберёшь!

– Я ж не нищий, – ответил конь, и в глазах его загорелись оранжевые искры.

Лис слишком хорошо знал этот огонёк, в мгновение ока перерастающий в неуправляемое пламя русской ярости, поэтому схватил инспектора за руку и потащил на самую вершину шубной пирамиды. Лакеи же обернулись в сторону жеребца в кубанке…

– Уверен, что Фрэнсис их всех раскидал! – радостно зааплодировал я.

– Вернее, размазал тонким слоем апельсинового джема по булыжной мостовой, – чуть подправил меня учитель. – В общем, это дело впервые свело вместе нас троих и положило начало долгой искренней дружбе.

– Графиню Вревскую задержали в тот же вечер. – Инспектор Хаггерт долил себе бренди и подцепил кусочек подкопчённой ветчины на вилку. – Оказалось, она уже не в первый раз гастролирует со своей «алмазной» историей по Европе. После сравнения докладов полиции Австро-Венгрии, России, Польши, Португалии и Каталонии британский суд отправил её на поселение в Вест-Индию. Таким образом, правосудие восторжествовало.

– Хотя ходили слухи, что аферистка и там умудрилась устроиться вполне комфортно, окрутив одного из туземных чиновников.

– Но нас это уже не касается.

– Верно, – согласился месье Ренар. – В благодарность за участие в этом незатейливом деле я получил первое вознаграждение: трость из чёрного дерева со шпажным клинком внутри и серебряной головой льва на рукояти. После чего моя посильная помощь оплачивалась исключительно наличными суммами из специального фонда Скотленд-Ярда.

Я отложил электрическое перо. История получилась не то чтобы такой уж жутко интересной, но, по крайней мере, многое объясняющей. За активную помощь полиции Фрэнсису помогли устроиться в конский профсоюз, мой учитель, заручившись приятельскими отношениями с мистером Хаггертом, сумел найти применение своим талантам, а также неплохое лекарство от сплина, частой болезни британских джентльменов.

…Когда пробило час ночи и я, кажется, уже начал зевать, раздался требовательный стук в дверь. Подошедший из прихожей Шарль тихо сообщил инспектору:

– Сэр, там ваш подчинённый сержант Гавкинс.

– Боже мой, вы ведь…

– Я не бог, сэр. Просто дворецкий.

– Да, я помню, – взмолился инспектор. – Ну скажите ему, что меня здесь нет!

– Сэр, он учуял ваш запах, едва сунув нос за порог.

– Я не хочу домой, мы так хорошо сидим…

Хозяин дома тут же наполнил бокал друга, а в гостиную решительно ворвался поджарый чёрный доберман. При виде лиса его оранжевые брови взмыли вверх.

– Ренар?! – На какое-то время он потерял дар речи, потом порывисто шагнул вперёд и обнял моего учителя. В круглых глазах Гавкинса стояли слёзы. – Мерзавец, подлец, лжец! Когда-нибудь я сам тебя убью!

– Я тоже скучал. Шарль, двойные подогретые сливки для сержанта…

Глава 4 Дело мёртвого инцела

…Раз в неделю мне вменялось в обязанность навещать нежно любимую бабушку. После того как мне пришлось официально вступить в права наследования домом и всеми капиталами моего наставника, бабуля пыталась заграбастать всё это богатство под свой контроль.

Трижды наш дворецкий Шарль отбивал её атаки у самого порога, но долго так продолжаться не могло. Мы все понимали, что спасти положение может лишь чудесное «воскрешение» месье Ренара. Но он категорически отказывался выходить в свет до тех пор, пока не вылечит простреленное плечо или же, что вернее, покуда ему не представится повод для максимально эффектного явления себя миру.

Когда конкретно это произойдёт, неизвестно даже пресвятому электроду Аквинскому…

Тем не менее визит к бабуле никто не отменял. Сегодня я должен был доставить ей бутылку виски и деньги за мою секретарскую работу. Погода была достаточно противной, слякоть под ногами, пронизывающий холод и мелкий мокрый снег в лицо. Наверное, стоило бы взять кеб, но я почему-то решил пройтись пешком и впоследствии не пожалел об этом.

Та пара-тройка месяцев, то есть достаточно короткое время, проведённое мною в доме лиса Ренара, сделало меня совершенно другим человеком. Я научился жить в суровом мужском общежитии, где господствовала субординация, распорядок дня, правила поведения, строгое распределение обязанностей и вместе с тем умение в любую минуту поддержать или даже заменить друг друга.

Это была бескомпромиссная, но живая и оттого очень интересная школа. Я серьёзно подтянул свой уровень французского, худо-бедно научился готовить, мог постоять за себя как в рукопашном бою, так и в схватке на шестах или рапирах. Лис заставлял меня штудировать труды известных физиков и химиков, изучать карту звёздного неба, географию, биологию и классическую литературу, всё то, что с его точки зрения должно было пригодиться мне в жизни. И да, спустя годы я понимаю, как он был прав.

А спустя час на перекрёстке, в полуквартале от бабулиной квартиры, мне преградили дорогу изрядно подмёрзшие члены банды Большого Вилли. Которого почему-то именно сегодня среди мальчишек и не было. Странно…

– Благородный сэр не отсыплет пару пенсов несчастным детям улицы? – гнусаво начал крепыш Джой, заместитель и подпевала Вилли в таких делах. Лицо его было усыпано конопушками так щедро, что казалось сделанным в мозаичном стиле.

– Отчего бы и нет? – Я достал из кармана пенс.

– Покорно благодарим! Это мне, а как же остальные парни? Надо делиться…

– Надо – делись, – обрезал я, прекрасно отдавая себе отчёт, что справлюсь с этой шпаной в две минуты. – Лучше скажи, куда вдруг пропал ваш главарь. Надеюсь, Большой Вилли не болен?

– Хотя бы полпенса, и я всё расскажу. – Конопатый Джой добавил слезы в голос, вытирая нос грязным кулаком. Он тоже отлично понимал, что силой меня уже не возьмёшь, приходилось как-то договариваться. Я же мог позволить себе и эти траты, и свободное время на новую историю, поэтому достал ещё одну монетку.

Лис всегда советовал носить мелочь в кармане. Где-то расплатиться, кому-то кинуть в лицо или под ноги, убегая, а в определённом случае просто зажать пару пенсов в кулаке, увеличивая таким немудрёным способом вес и силу удара.

– Так что?

– А-а, ты про Вилли? Расскажем правду, парни?

В ответ раздался нестройный хор согласных голосов и приглушённых проклятий.

– Так что, сэр, наш Вилли стал инцелом.

– Имбецилом? – автоматически поправил я.

– Не, они называют себя инцелами, это вроде как секта такая. Для тех, кому не дают.

– Чего не дают?

Мальчишки из шайки смущённо захихикали, толкая друг дружку локтями. Видимо, какие-то уличные новости прошли мимо меня, поскольку никакие вразумительные ассоциации в голову не приходили.

– Понимаешь ли, красавчик, – переходя на снисходительно-менторский тон, начал объяснять Джой, делая попытку панибратски приобнять меня за плечи. – Между мужчинами и женщинами бывает такая штука… вроде как соитие или случка у «близких к природе». Только не всем оно даётся, потому как и не дают. Ты это… лиса своего спроси, он получше объяснит…

Я скинул его руку, сдвинул брови и, не задавая более никаких вопросов, двинулся к знакомому крыльцу.

– Добавить бы надо за расспросы! – донеслось вслед. – Ну, не хочешь – как хочешь. Смотри потом, улица тёмная, фонарей мало, поскользнуться легко…

Оборачиваться на подобные жалкие угрозы слишком много чести для этой шушеры.

Бабуля встретила меня, вопреки обыкновению, трезвой. Она достаточно приветливо потрепала меня по щеке, цепким взглядом оценивая качество плаща и ботинок, после чего даже попыталась улыбнуться. Правда не выпуская короткую боцманскую трубку из жёлтых зубов.

– Эдмунд Алистер Кроули, ты выглядишь прям как этот… как отпрыск! Так ведь называют богатеньких наследничков, а?

– Не уверен, – выкрутился я, ставя на стол пакет с бутылкой виски. – Вот, это вам. А вот деньги, всё как обещал месье Ренар.

– Ты мне мозги не пудри, молокосос! Деньги он мне принёс… тьфу! Это жалкие гроши, а ты унаследовал целое состояние! – Бабуля сорвалась на рык, но вовремя опомнилась. – Да ты садись, чай с печеньками будешь? Вот и сахарок есть! Садись, милый внучек…

Ох же Ньютон-шестикрылый! Уйти прямо сейчас было и неудобно и неправильно, надо всё выяснить. Подозреваю, что кто-то науськал мою энергичную родственницу, как себя вести, чтоб втереться ко мне в доверие и запустить обе клешни в мошну моего покойного учителя. Хм, «покойного» нужно ставить в кавычки…

– Так что ты там говорил про деньжищи-то?

– Они будут принадлежать мне только по достижении совершеннолетия. Так было указано в завещании, – осторожно начал я, чувствуя, что ступаю на зыбкую почву, трезвая бабуля враньё чует за версту.

– Это когда же?

– Через четыре года, когда мне стукнет восемнадцать.

– Но дом-то уже сейчас твой?

– Я имею право там жить, но не могу ничего оттуда взять, стащить или продать. Как не могу заложить дом, пустить квартирантов, поселить родственников. Поручителем завещания является инспектор Хаггерт из Скотленд-Ярда.

– Три тысячи морских ежей ему в печёнку! Он всё предусмотрел! Да чтоб этого рыжехвостого умника в пекле черти полосатые цепями к якорю примотали и в гавайский вулкан выбросили! Поганец, юридически подкованный…

Бабуля зубами вытащила пробку из бутылки и, более не стесняясь, от души приложилась прямо к горлышку. Она сгребла со стола мою так называемую ренту, не считая, сумма всегда была одной и той же. После второго доброго глотка мне показалось, что пора уходить.

– Чего расселся-то? Отчаливай! Надеюсь, хоть уличные мальчишки тебя поколотят…

Я встал, развернулся к выходу и вдруг неожиданно для самого себя спросил:

– Вы слышали про Большого Вилли? Говорят, он ушёл в секту тех, кому не дают.

Моя пожилая родственница, прыснув, едва не откусила край бутылочного горлышка, а потом схватилась за сердце, задыхаясь от хохота:

– Ха! Вот уж… уж не знала, чё… Секта тех, кому не дают?! А я… я-то… запросто-о! Хи-хи-и…

Ну что ж, по совести говоря, я и не надеялся найти здесь какое-нибудь разумное объяснение или хотя бы встретить понимание. Викторианское воспитание мальчиков во все времена являло собой достойный пример для подражания.

Я не был глупцом и не был ханжой, мне было отлично известно, чем джентльмен и леди могут заниматься в своём будуаре. Более того, когда на особо важных заданиях с целью изобличения преступника по просьбе своего наставника мне приходилось изображать девушек – мужчины не особенно скрывали свои тайные намерения. Но что значило «давать»?

Я понимаю, любовь, церковный брак, в конце концов, незаконное соблазнение или услуги так называемых кисок, но они ведь только берут и ничего не дают. Как женщина может что-либо дать или не дать, если речь идёт о ней самой? Дать себя? Дать часть себя? Не дать ни то ни другое?

И самое главное, пресвятой электрод Аквинский, зачем кому-то собираться в целую секту, крича: «А вот мне не дали-и!»?! Это же фу-у… Это стыдно, по меньшей мере…

Быть может, я вскоре вообще забыл бы обо всём и не забивал себе голову ерундой, но буквально на следующий день все лондонские газеты пестрели заголовками: «Неизвестная банда похитила уже двух невинных девушек прямо с улицы! Цели злодеев неясны, но явно неприятны», «Полиция сбилась со следа! Скотленд-Ярд в растерянности! Констебли берегут своих жён, а должны бы и наших!», «Где покойный лис Ренар, когда он так нужен Британии?! И чем занят его ученик? Транжирит неожиданное наследство? Но вернёмся к теме…», «Никто из женщин не в безопасности! От простой служанки до благородной леди! Надеемся, что хотя бы королева под надёжной охраной?»

Фотографии девиц прилагались, правда, жуткого качества, но хоть можно было понять, что одна блондинка, а другая брюнетка. Сами понимаете, подобные статьи в «Таймс» никак не поднимали настроения моему учителю, который всё ещё предпочитал скрываться в гостиной, не покидая дом даже ради оздоровительной прогулки. Инспектор с сержантом дали слово хранить его тайну. И, будь их воля, мистер Лис так бы и продолжал свой затянувшийся отпуск, но поднятая прессой шумиха сместила акценты и приоритеты.

– Шарль, будьте добры, отнесите записку в Скотленд-Ярд!

– Разумеется, месье.

– Майкл, мальчик мой…

– Мне опять переодеваться девочкой и служить наживкой?

– Похвальная решимость, но надеюсь, в этот раз нам удастся обойтись без этого. Мне нужна карта Лондона, места похищения девушек и маршруты полицейских в этих районах. Трудно поверить, что никто ничего не заметил.

Карта всегда под рукой, более того, у нас три запасные карты города на случай, если месье Ренар в порыве энтузиазма порвёт одну, слишком резко разворачивая, или зальёт кофе, такие случаи уже бывали. Маршруты и места патрулирования сотрудниками Скотленд-Ярда тоже не секрет. Даже наоборот!

Почему-то считается, что уровень преступности неизменно пойдёт вниз, если злодеи точно будут знать, когда и где их может остановить констебль. Вроде как в палате лордов решили, что «традиция – великая вещь и в ней заключена сила!», любой нарушитель закона, видя неизменное присутствие полиции на своих местах, в глубине души будет чувствовать такую же неотвратимость наказания, как размеренный шаг констебля по своему участку.

По-моему, это несусветная глупость, месье Ренар тоже так считает, и сэр Хаггерт, и даже сержант Гавкинс, но никто из нас не заседает в палате лордов. Так что увы…

Пока лис, нацепив пенсне, работал, углубившись в сопоставление всех теорий, мне было милостиво разрешено (дозволено, доверено) приготовить ему кофе по-бретонски. Меня редко допускали на кухню, всё-таки это неприкосновенная вотчина старины Шарля, но тем не менее любой мужчина должен уметь готовить. Будь он француз или англичанин, непринципиально. В этом плане дворецкий поддерживал линию моего наставника. Итак, делаем кофе…

Вроде бы ничего сложного, сначала мелем обжаренные зёрна, потом засыпаем в медную турку из расчёта две чайные ложки с горкой на одну чашку. Заливаем холодной водой. Ставим на электрическую плиту. Нет, в доме есть и обычный очаг, но разводить большой огонь ради чашечки кофе – это бессмысленно и неэкономично, а уж экономить у нас умеют, поверьте мне.

Так, за размышлениями, я упустил тот момент, когда вскипевшая коричневая пена полилась через край. Придётся всё делать заново. Вытирая мгновенно прилипшую пену, я умудрился обжечь запястье о край плитки. Зато второй раз кофе уже не смог от меня убежать, но ручка турки неудачно провернулась в пальцах, и едва ли не половина кипящего напитка выплеснулась на пол, так что мне повезло вовремя отпрыгнуть. Хотя пара-тройка капель всё-таки успела попасть между краем брюк и домашними туфлями, заставив меня орать и пританцовывать на кухне.

В третий раз я аккуратно вытер пол, надел перчатки, не сводил с этой гадости глаз, всё сделал правильно, без брызг, и строго отмерил одну столовую ложку коньяка. Уф, кажется, всё!

Когда я поставил перед задумчивым месье Ренаром многострадальный кофе, он даже не стал его пить. Принюхался и сказал, что коньяка слишком много, нужно переделать.

На мгновение у меня возникло искушение выпить этот кофе самому, а ещё лучше просто вылить его на голову наставнику, но воспитание не позволило мне совершить столь неблаговидный поступок. Англиканская церковь учит нас, что смирение, терпение и послушание – вот истинные добродетели мальчика моих лет. Пришлось утешаться этим…

– Я не спросил, как прошла встреча с твоей милой бабушкой. Надеюсь, старушка по-прежнему бодра и оценила виски? Вот истинная британка, имперская косточка, сейчас таких уже не производят.

– Спасибо, она в порядке. Мечтает запустить обе руки в моё наследство, – вздохнул я. – То есть в ваше состояние. Простите, сэр.

– О, не за что, – вяло отмахнулся Ренар. – Ты выглядишь задумчивым. Спрашивай.

– Что именно?

– Понятия не имею! Но я ведь вижу, что тебя буквально распирает от желания срочно прояснить какой-то жутко деликатный вопрос! Во-от, ты покраснел, значит, я прав?

Спорить с учителем было совершенно бесполезно. Во-первых, он видит людей и «близких к природе» насквозь. Во-вторых, он умеет разговаривать и с теми и с другими. Ну и в-третьих, в конце-то концов, мне тоже было интересно, что же это за секта, где «не дают»?! Если только лис не будет надо мной смеяться…

Куда там! Он даже не улыбнулся ни разу. Внимательно выслушал короткую историю о моём разговоре с членами банды Большого Вилли, задумался, опустив взгляд в пол, отодвинул подальше нетронутую чашечку с кофе, потом встал и, не говоря ни слова, отправился к себе. Долгую минуту из его спальни доносились приглушённые раскаты гомерического хохота! Но, когда наставник вновь вышел в гостиную, на его морде застыла самая серьёзная мина…

– Я должен извиниться за некоторую французскую несдержанность. Дурацкая смешливость у нас в крови. А теперь подай мне папку «Sektantstvo», книжный шкаф, верхние полки, слева за стеклом.

Скрипнув зубом, я сдержал себя и полез в шкаф.

Искомая папка нашлась не сразу, там ещё были подшивки бумаг на тему «Manyaki», «Izvrascheniya», а ещё почему-то «Menopauza». Так что пришлось порыться, но мой наставник вцепился в папку, как ребёнок в леденец. Он лихорадочно переворачивал листы, хмыкал, слюнявил палец, дважды протирал стёклышки пенсне, поправляя его на длинном носу, и в конце концов победно хлопнул лапой по столу:

– Вот оно! Садись и слушай. Итак, секта или движение инцелов возникло в Новом Свете. Первоначально это были маленькие группки невинных молодых людей, которые никак не могли найти себе пару. Однако его радикальные члены достаточно быстро изменили саму постановку вопроса. Секта приобрела чёткие черты гендерного экстремизма. Неудовлетворённые мужчины сблизились на почве махрового женоненавистничества!

Я предпочёл присесть. От того, что месье Ренар зачитывал дальше, волосы на голове вставали дыбом…

Самые нудные, скучные, тупые, закомплексованные, не уверенные в себе представители мужского пола дружной толпой впадали то в истерику, то в агрессию. Они выдвигали требования к женщинам – любить их несмотря ни на что! А тех, кто любить инцела не согласен, должны карать на государственном уровне! Эти моральные уроды грозно требовали разрушения самого института брака, узаконивания пыток для женщин, снижения возраста выхода замуж до десяти лет, права на физическое насилие, бесплатной национализации гаремов, вменения в обязанность мужу делиться женой с каждым желающим, а также полного приравнивания женщин к бессловесному скоту.

И ведь в секте были только люди! Ни одному из «близких к природе» даже в голову не могло прийти так позориться. Бывшие животные успешно подавали пример человечности тем, кто катастрофически быстро терял свой людской облик…

– Сэр, как такое возможно? Мы, победители страшных войн, живём в просвещённом девятнадцатом веке, эпохе электричества и пара, великих научных открытий и быстрорастущего прогресса. Откуда в нас такое… такая… дикость?!

– Меня всё ещё умиляет твоя подростковая бескомпромиссность. Мир не делится на чёрное и белое, хотя, должен признать, это невероятно удобно. О, кажется, стукнула дверь?

Вернувшийся дворецкий протянул хозяину дома белый запечатанный конверт без подписи. Лис кивком головы попросил меня передать ему специальный костяной нож для вскрытия телеграмм и разрезания страниц книг. Потом отбросил пустой конверт на пол, быстро прочёл всё, что было написано на листе бумаги с одной лишь стороны, и, скомкав, отправил письмо вслед за конвертом.

– Ничего полезного? – рискнул спросить я. Учитель раздражённо фыркнул.

Понятно, полиция ничего не знает, но всё под контролем, бдительность усилена, посты удвоены, нет причин для волнения, Скотленд-Ярд лишь просит женщин без крайней нужды не выходить на улицу, не разговаривать с незнакомцами, не бродить в одиночку после наступления темноты, не дышать грудью и вообще как-нибудь поменьше привлекать к себе внимание.

Ньютон-шестикрылый, даже мне было понятно, что полиция просто разводит руками, даже не пытаясь скрыть свою беспомощность. Но самое неприятное оказалось впереди. Месье Ренар уточнил у дворецкого, не пора ли перекусить. Шарль подтвердил, что подаст обед через пятнадцать минут. То есть никто и близко не собирался заниматься поисками двух исчезнувших девушек, ни Скотленд-Ярд, ни мы.

– Мальчик мой, не уточнишь мне один момент?

Поскольку я весь ушёл в свои мысли, то ответил не сразу, и лису пришлось повторить:

– Один вопрос не даёт мне покоя: можно ли провести электричество от аккумулятора до уличного фонаря без проводов?

– Не очень понял вас, сэр. Очевидно же, что невозможно!

– Тогда какого дьявола бесхвостого ты тут всем лицом разыгрываешь при мне греческую трагедию?! Точно так же нельзя проводить расследование, не имея фактов. У нас нет преступления, нет предполагаемых злоумышленников и, самое главное, нет жертв! Девушки не найдены, ни живыми, ни мёртвыми. Что я могу сделать?

– Простите, но…

– Ты хотел сказать, что я гений и могу разгадать любую тайну? – гордо выпрямился он. – Да, это так, кто бы спорил?! Я тоже считаю, что мой уровень умственного развития несколько превышает среднестатистический. Но никто не пускает электричество без проводов, и никто не берётся за дело, пока доподлинно неизвестно, что здесь имел место преступный умысел. Так что имей в виду, если хочешь продолжать работать у меня, то, уж будь добр, засунь своё личное мнение в…

– Ваш кофе, месье. – Чрезвычайно вовремя появившийся Шарль, как всегда, спас положение.

Лис вцепился в чашечку с горячим напитком так, словно это было противоядие от тоски и плохого настроения. Что, признаться, вполне могло иметь место.

Нет, я не был на него ни капельки обижен. Только дурак предположил бы, что Ренара волнует лишь соблюдение законности, а не чья-то жизнь. Сейчас в нём больше говорило раздражение и досада на самого себя. Мой учитель порой чрезвычайно остро реагировал на самые вроде бы простые вещи: лужа на тротуаре, долгое ожидание свободного кеба, редкий дождик в лицо или за шиворот, какое-нибудь очевидное враньё в нашей продажной прессе – всё это легко выбивало из колеи его творческую натуру. Боюсь, по факту он просто не умел проигрывать.

После плотного британского обеда, состоявшего из чёткой смены блюд: греческого салата, сырного супа с копчёной треской и шампиньонами, запечённых под тремя соусами говяжьих рёбер, пирога с бараниной, розового зефира и бланманже на десерт, – хозяин дома уселся в кресле с бутылкой шабли, заметно подобрев и расслабившись.

Разумеется, это ни разу не означало, что ему взбредёт в голову извиняться передо мной, но, по крайней мере, Юпитер не гневается, гроза прошла, землетрясение отступило и с секретарской должности меня уволят не сегодня. Уже вполне себе приятно, знаете ли…

Вечерний выпуск «Таймс» не принёс успокоения. Нет, хвала пресвятому электроду Аквинскому, никого больше не похитили, полиция бодрствовала, преступники затаились на время. А более никакой полезной информации ни я, ни мой учитель, ни даже дворецкий, изъявивший желание помочь, в газете не обнаружили. Лис практически пал духом, повесив хвост и опустив усы, но спасение пришло, откуда не ждали.

…В дверь постучали. Шарль доложил, что какой-то уличный мальчишка с внешностью Гавроша хочет что-то мне передать. Да, да, именно мне, а не хозяину дома. Который, если подумать, считался умершим, так что чему удивляться-то, верно? Я встал, отложил учебник по немецкому и отправился вслед за дворецким. Разумеется, Шарль никогда не посмел бы пустить в прихожую подозрительного незнакомца, пусть даже и малолетнего.

Когда я вышел на порог, то столкнулся нос к носу с всё тем же конопатым Джоем.

– Шикарно живёшь, красавчик! Угостишь пивком?

– Нет, – обрезал я. – Ещё что-то?

– Есть кое-что для тебя, но… – Он сделал вид, будто бы задумался, почёсывая подбородок. – Да брось, Эдмунд, ты ведь богач! Господь и церковь учат нас помогать ближнему.

Я развернулся, закрывая дверь, но Джой успел подставить грязный ботинок к косяку.

– Эй, не кипятись, красавчик! Ты спрашивал про Большого Вилли? Вот смотри! – На его ладони лежали две плоские конфетки или таблетки, одна чёрная, другая красная.

– Что это?

– Пять фунтов!

– За никому не нужные таблетки?!

– Чёрт с тобой, три фунта! – всё ещё дружелюбно оскалился он. – Тебе достались миллионы, а мне сегодня нечего есть…

Я, не задумываясь, выпихнул его ногу.

– Один фунт!

Сзади на моё плечо легла сухая рука дворецкого. Намёк был более чем прозрачен, хорошо, как скажете.

– Один шиллинг.

– Полфунта или я их просто выброшу!

– Полшиллинга.

– Да понял, понял, скряга. – Джой пересыпал таблетки мне в руку. – Вилли появился сегодня, мрачный и злой. Раздавал всем по две таких вот штучки, красную и чёрную. Трепался о новых временах, о том, что законы должны встать на защиту мужчин и что королева всего лишь старая дура. Опасные слова, подумал я. Но ведь у меня есть надёжный друг в полиции, который наверняка не забудет, что за всё надо платить…

Переложив две таблетки в карман домашнего пиджака, я почувствовал, как в мои пальцы аккуратно ложатся две монеты. Значит, конопатый вымогатель всё-таки получит свой шиллинг.

– С тобой приятно иметь дело, красавчик! – Заместитель Большого Вилли смачно сплюнул на тротуар, широко улыбнулся мне и подмигнул: – Если ещё что узнаю про эту секту, сразу сообщу! Так что держи денежки наготове.

Когда я закрыл дверь, мой учитель буквально бросился на меня, его лапы тряслись от нетерпения. Да пресвятой электрод Аквинский, что же всё это значит?

– Ты сказал «таблетки», – едва ли не роняя слюну на ковёр, напомнил месье Ренар. – Их должно быть две, красная и чёрная. Так ведь? Мой мальчик, скажи мне, что это так!

– Это так. – Я послушно достал две таблетки из кармана. – Первая активированный уголь, а вторая… не знаю, наверное, от головы.

Лис захихикал, забрал таблетки себе и вприпрыжку бросился обратно в гостиную. Видимо, он точно знает что-то такое, что пока неизвестно мне. Хотя наверняка в таблетках нет никакой особенной тайны, раз, по словам конопатого Джоя, бывший главарь банды раздавал их направо-налево.

– Он в порядке? – на всякий случай спросил я проплывающего мимо дворецкого.

– Месье на адреналине, – через плечо бросил Шарль. – Если он не найдёт решение загадки, то сойдёт с ума.

– В каком смысле?

– В смысле окончательно.

О нет, только не это! С лисом и так порой, деликатно выражаясь, чрезмерно весело, а уж с психованным лисом…

Я поспешил следом за дворецким в полной готовности, если будет нужно, применить уговоры, силу или даже свою электрическую дубинку. Хвала Ньютону-шестикрылому, ничего из этого не понадобилось. Мой рыжий наставник развалился в кресле, закинув нога на ногу, и расслабленно мурлыкал себе под нос какой-то фривольный мотивчик.

– А-а, это ты, Майкл? – Казалось, он даже не сразу узнал меня. – Слушай, у тебя, оказывается, есть полезные друзья. Я всегда говорил, что уличные сплетни – это неисчерпаемый источник полезной информации. Тебя ведь не затруднит выйти на улицу и передать мою записку первому же свободному кебмену?

– Всё что скажете, сэр!

– Похвальная ревность к службе заслуживает поощрения, – откровенно зевнул месье Ренар. – Поверь, когда-нибудь мы вернёмся к этой теме, потому что слава о моей щедрости гуляет далеко за пределами Лондона и даже самой Британской империи. Но хватит слов, поспеши!

Я принял из его рук сложенный вчетверо лист бумаги, коротко кивнул и, развернувшись, бросился в прихожую. Переодеваться не имело смысла, проще накинуть плащ на плечи, взять зонт и шагнуть за порог. Первым же кебом, притормозившим у нашего дома, правил гнедой белогривый жеребец в старом котелке и засаленном макинтоше. Ему я и вручил записку учителя.

– Я не умею читать, молодой сэр, – виновато улыбнулся он, сверкнув крупными зубами.

– Ничего страшного, бывает, – невольно улыбнулся я в ответ, развернул записку и прочёл вслух: – «Полгинеи тому, кто найдёт красное и чёрное! Передать всем кебменам по дороге».

Жеребец присвистнул, поклонился мне и укатил на всех парах. Полгинеи никому не лишние, и можно было не сомневаться, что жеребец честно предупредит всех своих. Взаимовыручка – первое железное правило членов конского профсоюза.

Когда я вернулся в дом, месье Ренар в нетерпении мерил шагами гостиную. По-моему, с кофе он явно перебрал, эмоции били в нём фонтаном и через край:

– Значит, они решились! Наверняка собираются устроить революцию! Оповещают единомышленников и собирают сочувствующих движению! Ты ведь понимаешь это, мой мальчик?

– Боюсь, что не очень, сэр, – смущённо признался я, иногда честность лучшее оружие. – Вы не расскажете мне, что значат красная и чёрная таблетки?

– Почему нет?! – обрадовался он и шёпотом продолжил: – Увы, я и сам пока не знаю. Но обещаю, как только выясню, сразу же с тобой поделюсь!

Лысый дворецкий деликатно покашлял на кухне. Я, пятясь задом, выбрался из гостиной, и Шарль протянул мне бокал, наполненный какой-то бледно-розовой жидкостью:

– Пусть выпьет. Ему надо уснуть.

Да, в таком состоянии мистер Лис способен наворотить дел. Но, к моему лёгкому удивлению, он даже не спросил, что я ему даю, и выпил всё до дна. Не знаю уж, какие хитрые ингредиенты были намешаны в том бокале, однако наставник едва сумел дойти до своего кресла, куда и рухнул, засопев носиком, как младенец. Мы с Шарлем только успели обменяться торжествующими взглядами, как в нашу дверь забарабанил электрический молоток…

– К нам гости?

– Нет, – ответил дворецкий. – Кебмен ждёт. Дровяной склад на окраине Вулиджа.

Видимо, на лице моём отразилось полное непонимание, поскольку дворецкий сочувственно вздохнул и продолжил:

– Он ждёт свои полгинеи и готов указать на красное и чёрное. Что бы это ни значило.

Я беспомощно покосился на месье Ренара, потом поймал неумолимый взгляд старого француза и тихо спросил:

– У меня есть пять минут на сборы?

– Уже четыре.

Быстро переодеться, переобуться, взять деньги (собственные), сунуть в карман плаща экспериментальную дубинку, повесить на руку зонт, поправить котелок, и вот… Шарль вытолкнул меня пинком под зад, так и не дав налюбоваться на себя в зеркало.

Вечерело. Моросил дождь. Улица была полна прохожих и экипажей. Напротив нашего парадного стоял высокий чалый в крапинку конь с жутко вонючей контрабандной сигарой в зубах, в драповом пальто и цилиндре. Уверен, что видел его раньше в нашем районе.

– Прибыл за расчётом.

– Отлично, – согласился я, сразу же залезая в кеб. – Уплачу, как только довезёте до места.

Кебмен выплюнул огрызок сигары, постучал копытом в грудь, словно бы выбивая никотиновую копоть из лёгких, и кивнул. Машина заскрипела колёсами, поддавая пару.

Чалый на водительском сиденье, прокашливаясь, брал первые ноты, значит, пения не избежать. Тот же Фрэнсис как-то обмолвился, что профсоюз кебменов завален петициями с просьбами (требованиями, приказами, мольбами) не петь! Но глава профсоюза пони Чеша игнорировал нарастающее возмущение пассажиров, твёрдо убеждённый в том, что всё это лишь коварные происки конкурентов. Ибо как же такое возможно – быть кебменом и не петь?!

Что ж, надо признать, что тексты я слышал и похуже, а голос у чалого возницы был вполне приятный, с гнусавой, проникновенной хрипотцой. К тому же мелодия запоминалась, так что в целом доехали мы достаточно быстро, с комфортом и без приключений. Последние дожидались меня, стоило расплатиться с кебменом на оживлённом перекрёстке.

– Подождать? – осмотревшись по сторонам, предложил возница, приняв монеты.

– Благодарю, но не знаю, насколько долго задержусь, – вежливо отказался я, выйдя перед старым дровяным складом (конюшней, сараем?), ворота которого были свежевыкрашены в два цвета – красный и чёрный. Там же неуверенно топтались несколько молодых людей разного социального статуса, а самое главное, что среди них я заметил Большого Вилли. Что бы ни имел в виду мой вечно недоговаривающий учитель, а это место явно соответствовало искомому.

Решив не предпринимать слишком активных шагов до так называемой разведки на месте, я решил смешаться с толпой. Первое время, минуты три, мне это преотличнейше удавалось, пока бывший главарь уличной банды не осознал, кого, собственно, он видит.

– Эдмунд Кроули? – не сразу поверил он и даже потёр глаза. – А ты-то с чего сюда припёрся?

– Хочу вступить в клуб недающих.

– Тех, кому не дают!

– А, ну да, – поправился я, раскрывая ладонь с красной и чёрной таблетками. – Вот пропуск!

– Это не пропуск, а знак того, что ты разделяешь наши убеждения!

– Э-э, какие именно? – заинтересовался кто-то из толпы, и его поддержали другие:

– Нам тоже интересно. А здесь будут давать? Красное и чёрное – это по роману Стендаля? Но он же француз, им всем дают!

– Правильно ли я понял, что красная означает девственницу, а чёрная негритянку? Почему сразу нет, а вы бы отказались?

– Джентльмены, а я собрал шесть красных и четыре чёрных, какие мне следуют льготы? А преференции? А дотации? А хотя бы…

– Да не знаю я ничего! – взвыл Большой Вилли, стараясь не упустить меня из виду. – Отвалите от меня, придурки! Его хватайте, он красавчик!

В этот момент из-за забора раздался характерный переливчатый свист вроде того, каким обмениваются мексиканские пастухи, а потом обе створки ворот распахнулись.

– Заходите, о собратья!

Естественно, стадо ломанулось в проход, и меня практически внесло вместе со всеми. Сначала мне показалось, что ситуация немного выходит из-под контроля, но, поскольку ни бежать, ни драться возможности не было, я решил, образно выражаясь, «не взбивать молоко лапками». Думаю, каждый из нас слышал эту историю про лягушку в крынке? Смысл её в том, что действовать надо, лишь когда совсем припрёт, но не раньше. Тем более что самое интересное, кажется, начиналось только сейчас…

Когда в бывшей конюшне или сарае собралось не менее полусотни мужчин самого разного возраста, от четырнадцати до семидесяти включительно, двери закрылись, а электрические фонари худо-бедно осветили импровизированную сцену. На груду старых ящиков, покрытых полосами чёрной и красной ткани, вскарабкался лысеющий господин средних лет, в потёртом пальто, явно с чужого плеча. Меня ещё неприятно удивило обильное количество прыщей, усыпавших его широкое лицо.

Впрочем, голос оказался ещё хуже, словно ржавой пилой возили туда-сюда по хрустальной вазе.

– Собратья! Братья, братаны, брателло, бро! Я такой же, как вы! Я изгой! Мы все изгои! А почему? Я спрашиваю: почему? Потому что мы – не такие-э!

Собравшаяся толпа помалкивала, поскольку, какие не такие, не понял пока тоже никто.

– Мне не дают. И вам не дают! Никому из нас не дают проклятые женщины! Мы обязаны трудиться, впахивать, работать на них день за днём до седьмого пота, до кровавых мозолей, а они всё равно нас игнорируют! Женщинам же ничего этого не нужно, им достаточно всего лишь давать, а за это всё остальное им принесут мужчины: еду, вещи, достаток, деньги, дом! Где же справедливость?!

Видимо, тезис о том, что все мужчины неутомимые и бескорыстные труженики, споров не вызвал, некоторые даже согласно загомонили.

– Почему государство не стоит на защите таких, как мы? Ведь наши руки обеспечивают благосостояние всей Великобритании! Женщины бесстыдно пользуются плодами наших трудов и не дают! Вообще не дают, нигде, никак! Надо положить этому конец! Надо бороться за свои права, о собратья!

Толпа потихоньку наэлектризовывалась. Я тоже пару раз пробурчал нечто невнятное, но одобрительное, чтобы не слишком выделяться. Увы, это не спасло…

– Но помните, женщины не враги нам! Они шкуры, они рабыни по сути своей, их роль – давать нам по первому требованию, желанию, полунамёку, бесплатно, как только пожелает любой из нас! Вот что должно быть закреплено законодательно! Вот чего мы хотим от палаты лордов! Ну и права гнобить красавцев-альфачей…

Вот тут они меня и раскрыли. Возможно, причин этому могло быть несколько: 1) мне просто не повезло, 2) когда все кричали: «Yes, of course!», я неожиданно для самого себя проорал казачье «любо!», 3) на меня указал пальцем Большой Вилли, вопя: «Вот он, красавчик!», 4) что-нибудь ещё, придумайте сами, мне на тот момент было как-то не до того…

В меня разом вцепилось с десяток рук, сопротивление казалось невозможным и даже губительным. Как сказал бы мой учитель, иногда стоит плыть по течению. Я закусил нижнюю губу, попытался максимально расслабиться и поджал ноги, пусть тащат. Меня с почётом поставили на ту же сцену, чуть ниже, чем высился разом воодушевившийся оратор.

Нет, он и так, конечно, седлал волну, но сейчас его буквально распирало:

– Альфач! Смотрите все, альфач! Вот как выглядят те, кому дают! Британские учёные доказали, что восемьдесят процентов женщин в мире дают лишь двадцати процентам мужчин! Вот такие красавчики отнимают у нас последнюю надежду на справедливое распределение женщин! А ведь женщины несут именно им взятые у нас деньги-и! Красавчик, альфа-самец, Чэд, вот наш истинный и непримиримый враг!

– Бей его! – на всякий случай предложил кто-то из первых рядов, но его попридержали сомневающиеся:

– Ну, наверное, да, стоило бы, но… а если он вдруг сдачи даст? А альфачи, вообще, имеют право сопротивляться, если нас больше? Джентльмены, нам надо и на этот вопрос подать заявление в палату лордов, да!

Прыщавый руководитель обернулся куда-то назад, послушно кивнул и шёпотом обратился ко мне:

– Пройдите за ширму, юноша. Мне ещё надо как-то успокоить этих идиотов…

Я проследил за его взглядом. В дальнем углу импровизированной сцены, там, где находился запасной выход, сверкая чёрным лаком, стояла складная китайская ширма. Поскольку меня достаточно вежливо пригласили туда пройти, то, наверное, стоило бы послушаться. Хотя какой-то упрямый комарик сомнений зудел, что я совершаю ошибку, но кто слушает советы насекомых? У них ведь, как помнится, даже мозга нет. А у меня есть!

За ширмой находился небольшой круглый стол на одной ножке и два венских стула, на которых вальяжно расположились две «похищенные» девицы, брюнетка и блондинка. Я сразу их узнал по тем жутким фотографиям в «Таймс». Девицы не были связаны, не выглядели испуганными, а, наоборот, бесцеремонно попивали неслабый шерри прямо из горлышка бутылки и закусывали розовым зефиром. Да Ньютон же шестикрылый, что у вас тут творится-то?!

– О! И в-вправду кр-сивый мальчик, – хмыкнула черноволосая. – Б-рём в гарем?

– Ик, – утвердительно кивнула вторая.

– Тока я перва-а-я!

– Ик? – Блондинка попыталась сфокусировать вопросительный взгляд.

– Потому шта ты уже пе-ре-брла… ты пьянь, Сьюзи!

И вот тут судьба предоставила мне сиюминутный шанс, которым невозможно было не воспользоваться. Я ринулся вперёд, отважно обхватил обеих девиц за талию и, не задумываясь, потащил их к заднему выходу. Милашки спотыкались, прыскали в кулачок, заливаясь нетрезвым хохотом, сбивали меня с шага, дышали в нос алкогольным перегаром и вообще веселились от души!

Дверь была не заперта, мы вырвались, едва не сбив какую-то левую старушку с вязанием, а на противоположной стороне улицы дежурил тот самый кебмен, который и доставил меня в этот странный клуб по интересам…

– Вы меня всё-таки дождались?

– Заказов не было, – подмигнул конь, приподнимая шляпу. – Моё почтение, милые леди! Куда прикажете?

– В каба-ак! В рест-ран! На ирландс-с-ский степ!

– Ик!

– Вон они-и! Хватайте-е его! – Из склада выскочили самые догадливые адепты новой веры. – Держите альфача-а, он украл наших женщин!

– Домой, – быстро поправил маршрут я, запихивая обеих жертв похищения на пассажирские сиденья. – Плачу ещё полгинеи!

Возница тряхнул гривой, дёрнул рычаги, и под скрежет парового механизма машина бодренько запрыгала по булыжной мостовой.

– С нами так нельзя-а, это не по джентльменски-и! – неслось вслед, но догнать кеб на пустой улице не самое простое упражнение. К тому же даже если и догонишь, то связываться с непарнокопытными кебменами себе дороже, как ни верти.

Когда отчаянно вопящая толпа отстала, та из девушек, что могла ещё как-то связно выражать свои мысли, потребовала «подать музычку», и чалый конь вежливо кивнул: просьба пассажира – почти закон.

– Фу-у! Старьё, фолк, скука-а… Кебмен, нет ли… эта… чё… чего посве-эжее? Плиз! – не оборачиваясь, бросила болтливая брюнетка. Видимо, алкогольный угар она держала лучше второй девицы.

Жеребец спорить не стал, увеличив обороты:

Я тупо прикрыл уши. Черноволосая восторженно принялась елозить на сиденье, её икающая спутница преспокойно храпела у меня на плече. Доехали мы за час, но он показался мне вечностью…

– Вечерок задался по всем параметрам, верно? – скептически спросил месье Ренар, когда сам впустил нас в прихожую. – Стоило мне на минуточку отвлечься, как мой секретарь и ученик поздно вечером удирает из дома, пропускает ужин, манкируя своими прямыми обязанностями, зато является к полуночи, ароматизируя духами и алкоголем, с двумя пьяными леди под ручку! Ты полон сюрпризов и не перестаёшь меня удивлять, мой мальчик…

Я страдальчески закатил глаза.

– Что ж, тогда, будь так добр, проводи леди Барбару Чаттерлей и её кузину леди Майер в гостиную. Шарль подаст им чай с мятой.

– Но, сэр, как вы… откуда?!

– Ты же не думал, что я просто дрых всё это время? – саркастически улыбнулся он. – Дело можно считать закрытым, нам известны имена и роли всех участников этой странной истории. Вот только состава преступления в ней нет. Иди, иди, все вопросы на потом.

Это «потом» наступило приблизительно через час, когда в креслах у камина сном праведниц спали уже обе грешницы. Дворецкий был отправлен с запиской на мост к ближайшему констеблю, а мне было позволено подкрепиться остатками паштета из гусиной печени, сыром дорблю, орехами, мёдом и парой швейцарских бисквитов. Говорили спокойно, не понижая голоса, поскольку совершенно не боялись разбудить наших нежданных гостий.

К сожалению, вынужден признать, моя так называемая самостоятельность была мнимой. В тот момент, пока я одевался на выезд и бегал к себе в комнату за электрической дубинкой, Шарль заплатил три гинеи вперёд, взяв с кебмена слово проследить за мной и, если потребуется, вмешаться. В этом смысле на конский профсоюз всегда можно положиться, а я-то ещё удивлялся, чего он там так долго стоит…

– Первое, на что следовало обратить внимание, – это странное отсутствие информации о «похищенных». Лондон не такой уж и большой город, когда хоть кто-то исчезает, а тем более бывает похищен, то всегда находятся свидетели, безутешные родители, сплетничающие соседи да хоть кто-то. Почему же в этом случае жертв никто не хватился и не опознал? Ведь фото просочились в прессу. Ни близкие, ни полиция, никто ничего не знает? Лично я в такое не верю. Поэтому и убедил Скотленд-Ярд поделиться конфиденциальной информацией.

– Инспектор Хаггерт не смог вам отказать…

– Куда бы он делся? – хмыкнул Ренар, и я быстренько отставил стакан с тёплым молоком, чтобы взяться за электрическое перо. Служебные обязанности превыше всего.

В общем, с точки зрения лиса, история была стара как мир. Младшей дочери лорда Чаттерлея, заседающего в парламенте страны, вновь стало скучно. Признаем, что девица и до этого случая отличалась экстравагантными выходками, граничащими не только с нарушением норм морали, но и с проблемами с законом. Но высокие связи отца вкупе с титулом и статусом завидной невесты позволяли выходить сухой из воды. На этот раз она заплатила своему учителю по риторике, некоему мистеру Алексу Джекилу, чтобы тот организовал в Лондоне секту инцелов, о которых ей довелось где-то слышать.

– И он согласился?

– Представляешь, очень даже охотно! Во-первых, его устроила сумма, во-вторых, он сам был не прочь разделить некоторые идеи. К примеру, право приставать к любой женщине с требованиями, так сказать, чрезмерно интимного свойства. Ну а собрать рядом сотню-другую закомплексованных идиотов, считающих себя невинными жертвами, несправедливо обделёнными судьбой, несложно в любом городе. Тем более что начинать им пришлось не с нуля, наши «друзья» из заокеанских колоний давным-давно распространяют свои «передовые учения» по всему миру.

– Но зачем это понадобилось молодой леди Барбаре?

– По-моему, это очевидно… – без улыбки пожал плечами Лис. – Контроль над мужчинами, возможность ощутить себя властителями чьих-то судеб, игра в тайну, ну и шанс найти себе симпатичных мальчиков для необременительных развлечений. Согласись, ведь если из всей толпы вдруг выберут счастливчика, которому улыбнутся сразу две дамы из высшего света, то вряд ли он хоть в чём-то им откажет. Девочки просто хотели свободы…

– Получается, что даже секту инцелов подмяли под себя женщины.

– А разве могло быть иначе? – заключил мой учитель, и я отложил бумагу, поставив точку. Дело закончено.

Что ж, действительно не стоит никого грузить дальнейшими деталями этой скучной истории. Преступления как такового не было. Обе девицы покинули наш кров ещё до завтрака, их забрал закрытый экипаж, присланный заботливым папой-лордом. Никто не хотел огласки, ни в чьих интересах не было поднимать шумиху.

Наверное, всё это вообще не стоило бы упоминания, если б не очередная возможность показать, что в жизни любого великого сыщика бывают не только блестящие расследования, но и вполне себе тихие, почти семейные разборки без последствий.

Однако же… Ньютон-шестикрылый, хорошо, что я не успел выкинуть в корзину эти записи. Потому что не прошло и дня, как…

Глава 5 Лужа свиной крови

Это случилось следующим же утром, когда дворецкий положил на столик у камина свежую «Таймс». Лис отчаянно зевал, его рана практически зажила, но при излишней активности всё ещё доставляла определённые неудобства. А с точки зрения моего наставника, излишняя активность и вальяжная лень были практически любящими сёстрами.

– Мальчик мой, я намерен проваляться дома всю следующую неделю. – Лис едва уловимым движением бровей указал на доставленную прессу. – Но, ради всех святых из почитаемого тобой пантеона электричества, химии и физики, будь так добр, читай только самое интересное.

Я привычно кивнул, фактически всё последнее время именно мне приходилось читать ему газеты, книги, телеграммы, даже личные письма и соболезнования о его скоропостижной гибели.

Выбрать самое интересное, кстати, было не так просто. Во-первых, мой наставник тот ещё капризный сноб, а во-вторых, газетные заголовки в массе своей следовали новомодной американской традиции. То есть они призваны скорее завлечь, чем максимально точно указать на ту или иную новость. Лично меня это скорее бесит.

К примеру, если вы читаете «Смерть ворон в Тауэре!», то в заметке будет скучная историческая справка о четырёхстах поколениях знаменитых птиц и продолжительности их жизни с точки зрения орнитологии. Или, допустим, если написано: «Королева оставляет престол!» (новость, от которой любого жителя Британских островов может хватить родимчик), то по факту вы узнаете лишь об очередном визите её величества в своё собственное загородное поместье.

Ну и всё в таком роде ровно до того момента, пока я, заглянув в полицейские сводки на последней странице, не зацепился взглядом за смутно знакомое имя. Кажется, это был…

– Сэр, прошу прощения, но, кажется, вчера вы называли имя того типа, что проводил собрание? Ну, того, что учил риторике мисс Чаттерлей.

– Алекс Джекил, – зевнул месье Ренар. – Что, теперь он пишет заказные статьи в «Таймс»?

– Он убит, – прокашлялся я и вслух прочитал: – «Не далее как сегодня, после полудня, в полицию обратилась миссис Мэри Джекил. Вернувшись домой после двухдневного пребывания в гостях у своей матушки, она, к скорби своей, обнаружила нежно любимого супруга лежащим на полу в луже собственной крови. Отважная англичанка нашла в себе силы добраться до Скотленд-Ярда и, дав исчерпывающие показания констеблю, только там позволила себе уйти в обморок. Инспектор Хаггерт заявил, что любая информация об ужасной смерти мистера Алекса Джекила будет предоставлена в первую очередь именно нашей газете!»

Мой учитель медленно поднял кисть правой лапы вверх, призывая меня к молчанию. В гостиной повисло едва уловимое звенящее напряжение, словно все сто двадцать вольт одновременно заискрили в воздухе. В янтарных глазах месье Ренара вновь загорелись искорки охотничьего азарта. Пресвятой электрод Аквинский, только не это…

– Глупости, я здоров!

– Сэр, уфф… – только и выдохнул я, оправдываться, будто я этого не говорил, поздно. Он видел, что именно об этом я и подумал в тот момент. – Надеюсь хотя бы, вы пошлёте туда меня, а не поедете сами? Погода испортилась к вечеру, дождь льёт как из ведра.

– Не драматизируй, обычная лондонская осень в преддверии зимы, – нахохлился лис, поудобнее устраиваясь в кресле и вытягивая ноги в тапках поближе к камину. – Но ты прав, нет смысла выходить из дома. Мне почему-то кажется, что скорее нам сегодня нужно ждать гостей.

И в самом деле буквально после обеда раздался стук электрического молотка.

– Как вы догадались?

– Народная французская примета, – подмигнул он, потягиваясь. – Если погода шепчет: «Займи, но выпей!», непременно припрётся кто-то разделить с тобой эту нечаянную радость.

– Инспектор Хаггерт и сержант Гавкинс, месье! – доложил дворецкий.

– Просите их, Шарль. Мальчик мой…

– Уже! – доложил я, хватая блокнот и электрическое перо. – Иногда мне тоже удаётся читать ваши мысли.

Месье Ренар скептически хмыкнул, показал мне язык и встал, чтобы лично встретить гостей.

Инспектор с доберманом вошли в гостиную. Я молча поклонился.

– Рад вас видеть, друзья мои! – Мой учитель несколько преувеличенно распахнул объятия, однако, подойдя, ограничился лишь тёплым пожиманием рук. – Решили навестить скучающего джентльмена в его холостяцкой берлоге? Прошу, садитесь! На улице жуткая погода, не правда ли? Гавкинс, вам подать сливки на коврик поближе к камину?

Сержант тихо рыкнул в ответ, давно привыкнув к беззлобным шпилькам лиса. Когда дворецкий подал напитки, глава Скотленд-Ярда, к моему немалому изумлению, отставил в сторону свой бокал с бренди, даже не принюхавшись к алкоголю.

– Дело настолько серьёзное?

– Сержант, покажите ему фотографии, – тихо попросил инспектор. – Ренар, я не сомневаюсь в вашей порядочности, но…

– Мы с Майклом будем немы, словно стены Кентерберийской тюрьмы! – пафосно заверил мой наставник, пока доберман брезгливо раскладывал на столе небольшие чёрно-белые фото без рамок. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы вздрогнуть…

– А это вообще разрешено?! – не сдержался я.

– Законы Великобритании порой чрезмерно лояльны, – сквозь зубы процедил Ренар, тем не менее не рискуя даже когтем касаться фотографий совершенно обнажённых детей. – В Российской империи за такое отправляют на каторгу! И знаете, мне это даже в чём-то импонирует.

Все восемь снимков показывали шести-, семилетних малышей из «близких к природе». Волчонок, два щенка, котята, толстый барсучонок. И это явно не были умилительные фото голопопых младенцев, лежащих на животике, из тех, что так любят заказывать все европейские мамаши, посещая с ребёнком фотосалон. Нет, эти невинные дети искренне позировали в самых фривольных позах, которые им подсказали взрослые тёти и дяди. Боюсь даже предположить, для чего это делалось…

– Шарль, коньяк и два фужера, – тихо попросил лис. – Гавкинс?

– Дьявольщина…

– Понятно, три фужера!

Разумеется, меня никто в расчёт не брал. И это необидно, это правильно, я почесал переносицу обратной стороной электропера, проверил написанное, внёс пару поправок, потом перепишу набело. Безмолвный дворецкий поставил на стол запылённую бутылку сорокалетней выдержки, три пузатых бокала на короткой ножке и выразительно посмотрел на учителя.

– Нет, закусок не надо, – отмахнулся тот, самолично обтирая бутыль салфеткой и вытаскивая пробку. – Прошу, джентльмены.

Первые фужеры были выпиты молча и залпом, словно стакан воды в жару, никто даже не поморщился. Учитывая, что дальнейшие действия шли уже под магией алкоголя, я не рискну честно пересказывать возможному, но незнакомому читателю все определения, выражения и эпитеты, которыми был вознаграждён создатель тех мерзких фото.

И не то чтоб я так уж затыкал уши, в конце концов, любимая бабуля демонстрировала мне лексикон пьяного боцмана в последние пять-шесть лет весьма активно! Но речь идёт о взаимном уважении того, кто пишет, к тому, кто читает. Поэтому далее сухая констатация фактов без всякой эмоциональной оценки с моей стороны. Попробуем?

Итак, по письменному заявлению миссис Мэри Джекил к ней в дом был направлен наряд полиции. По прибытии они действительно обнаружили труп мужчины с множеством ножевых ранений, а собравшиеся соседи подтвердили личность убитого. Факт преступления налицо. Однако при обыске в книжном шкафу в томике поэм Гомера были найдены именно вот эти глянцевые фотографии голых детёнышей «близких к природе».

У старшего констебля, руководившего обыском, хватило ума не заострять на этом внимания, а быстренько убрать опасные улики в карман, чтобы осторожно доложить о находке лишь самому инспектору Хаггерту. Если бы о таких «игрушках» пронюхала пресса, то через час-полтора сам дом покойного мистера Джекила был бы снесён до фундамента, а его хладное тело торжественно разорвала бы на мелкие кусочки негодующая толпа! Но главная проблема оказалась даже не в этом…

При осмотре квартиры учителя полицейские не обнаружили ровным счётом ничего, кроме самого трупа и лужи крови. Не было ничьих следов, не найдено оружие преступления, не пропало ничего из ценных вещей, и, главное, никто не смог предположить ни малейшего мотива, на основании которого человека лишили жизни столь жестоким образом?!

У покойного был достаточный счёт в банке, он не имел долгов, хорошо характеризовался на работе, считался примерным семьянином, две его маленькие дочери учились в частном пансионе на юге Британии, его безутешная жена также не замечена в порочащих знакомствах.

О том, что этот же милый господин ещё вчера открыто руководил собранием женоненавистников-инцелов, на тот момент не знал никто. Вряд ли эта маленькая тайна или игра могла стоить ему хотя бы работы, не говоря уж о жизни. Но тем не менее то, что инспектор поведал дальше…

– Не далее как сегодня утром к нам в Скотленд-Ярд вбежал некий юноша. Он был весь в синяках и кровоподтёках, ну, словно по дурости спел «Боже, храни королеву!» в ирландском пабе Дублина. Так вот, бедолага умолял дежурного офицера спрятать его в тюрьме, потому что некие люди жаждут его смерти. Гавкинс побеседовал с ним позже, и что бы вы могли подумать? Его преследователи обвиняют паренька ни много ни мало как в убийстве главы некоей секты! Как он там выразился?

– Он так и не смог повторить её название, сэр, – подсказал сержант.

– Ну, не важно. Так вот, представьте себе наше изумление, когда выяснилось, что главу секты зовут…

– Алекс Джекил, – в один голос подтвердили мы с учителем.

– Да! Именно его труп лежит в морге, и именно с ним связаны недавние развлечения двух юных леди из весьма влиятельного семейства! То есть если мы проводим официальное расследование, то никак не можем избежать огласки имени мисс Чаттерлей. А если не углубляться в детали, закрыв на всё глаза, то нам проще обвинить в убийстве учителя того самого юношу, как его… Гавкинс?

– Уильям Роут, сэр, – привычно подсказал сержант.

– Большой Вилли?! – обомлел я.

Все разом обернулись в мою сторону. Повисла долгая пауза. Но, прежде чем представители закона задали мне не самые приятные, но естественные в данной ситуации вопросы, наставник повысил голос, решительно подняв фужер:

– Я берусь за это дело, джентльмены!

– Ренар, но вы же понимаете, сколь деликатна ситуация. Скорее всего, полиция не сможет вам помогать, потому что фактически сейчас Скотленд-Ярд скрывает улики, – хмурясь, словно от чувства вины, признал инспектор. – Если пресса пронюхает о странных увлечениях покойника, то всем нам придётся жарко.

– Мы с Майклом возьмёмся за расследование в частном порядке.

– Сэр, – в свою очередь поднял лапу доберман, – не далее как вчера утром я подал вам заявление об отпуске. Возможно, вы не заметили его среди бумаг на столе.

– Неужели? Как вовремя… – не особенно искренне удивился Хаггерт. – Что ж, вам и в самом деле пора немного отдохнуть. Чем намерены заняться?

– Не знаю точно, сэр. Просто гулять по городу и ничего не делать.

– Совершенно ничего?

– Абсолютно.

– Гавкинс, старина, а не позволите ли вы составить вам компанию? – широко улыбнулся мой учитель. – Мой врач также уверен, что мне не хватает прогулок на свежем воздухе.

Доберман сурово кивнул. Что ж, похоже, так называемая следственная группа как-то уже сложилась. Насколько такой временный союз будет успешным, вопрос открытый.

Вот и всё, пресвятой электрод Аквинский! Тьфу, то есть я хотел сказать, наверное, собственно, это всё. В том смысле, что на самом интересном моменте меня отправили спать, а хозяин дома попросил дворецкого подать вторую бутылку. Явно лишнюю!

Но это уже не моё дело, я пошёл укладываться. И, несмотря на то что голова моя кипела от впечатлений, уснул я, едва коснувшись щекой подушки. Мне снились странные и яркие сны…

Я видел себя в Париже. То есть там не было Эйфелевой башни и Лувра, но всё равно в воздухе витало нечто французское. Маленькая племянница нашего дворецкого, голубоглазая хохотушка Кристи, водила меня за руку незнакомыми закоулками Монмартра, мы шуршали кленовыми листьями, ели жареные каштаны, слушали вечерний аккордеон, болтали о всякой ерунде, и, наверное, я даже был счастлив.

Ничто не напоминало мне о ежедневной учёбе, никто не требовал от меня скрупулёзных записей, не гонял на тренировках, не заставлял упражняться в немецкой грамматике. Не нужно было идти к бабуле, спешить домой, учить уроки, заниматься опытами с электричеством, меня захлестнуло восхитительное наслаждение полной свободой!

Но тут из-за угла выглянул Большой Вилли:

– Майкл, помоги… прошу тебя…

Я было протянул ему руку, но испуганная Кристи вдруг начала тянуть меня в прямо противоположную сторону:

– Майкл, нет, не надо!

– Майкл, иди сюда! – умолял Вилли.

– Майкл! – Девичьи губы коснулись моего уха. – Майкл, а хочешь, я тебя поцелую?

– Майкл, просыпайся! – Требовательный голос наставника прозвучал за две минуты до обычного подъёма. – У нас полно дел! И, будь добр, убери эту рассеянную улыбку со своего лица. Соберись, день будет сложным.

Встать-то я встал, но улыбка категорически не хотела уходить. Лис смерил меня недоверчивым взглядом, к чему-то принюхался, пожал плечами и вышел.

– Шарль, что мальчик пил на ночь? – раздалось снизу. – Я категорически запретил ему алкоголь, но, может, он где-то нашёл опиумные капли и добавил их в молоко? Он же до сих пор счастлив, как енот с арбузом!

Старый дворецкий уверенно опроверг все эти инсинуации. Обязательные тренировки в то утро отменялись, меня ждал плотный завтрак: пышный омлет с шампиньонами и луком-пореем, французский багет, солёное сливочное масло с зелёными прованскими травами, сыровяленые испанские колбаски чоризо, а на десерт запечённое яблоко с мёдом и корицей, свежий индийский чай из наших колоний, сливки и коричневый тростниковый сахар.

– Поешь как следует, – серьёзно напутствовал лис. – Это на весь день. Домой мы вернёмся не раньше ужина.

Что ж, дважды просить меня ему не пришлось. Сам же учитель ограничился своим любимым кофе, отщипывая от хрустящего багета крохотные кусочки. Он полуприкрыл глаза, задумчиво ковыряя край вязаной салфетки, а мысли его, казалось, вообще витали в неопределённой дали, где-нибудь в туманных эмпиреях другой Вселенной, вне нашего подлунного мира.

И хотя мне жутко хотелось поговорить о судьбе Большого Вилли, которого я категорически отказывался считать виновным, но отвлекать наставника или задавать ему какие-либо вопросы сейчас вряд ли стоило. Поэтому я постарался лишь активнее набивать рот, так, чтобы управиться с завтраком как можно быстрее.

В общем, через какие-то пятнадцать минут мы уже стояли на улице, щурясь от ноябрьского солнышка, подняв воротники от утренней прохлады и высматривая приближающиеся кебы. Брать экипаж с чёрной лошадью лис отказывался из упрямого суеверия, поэтому мне было приказано тормознуть какого-нибудь сивого или буланого возницу. Попался гнедой.

– Быть может, стоило вызвать Фрэнсиса? – на всякий случай спросил я, ставя ботинок на подножку.

– Он ждёт нас на месте. Залезай, мы спешим.

Гнедой жеребец выслушал адрес, кивнул, скаля жёлтые от табака зубы. Кеб заскрипел, колёса загрохотали по мостовой, и в такт движению раздалось:

– Почему его нельзя убить, сэр? – скрипя зубами, прорычал я. – Чисто из милосердия!

– Увы, потому что мы обязаны уважать свободу творчества, это естественные издержки британской демократии, – пытаясь натянуть цилиндр до плеч, простонал месье Ренар. – Поверь, я и сам хочу, но даже инспектор Хаггерт вряд ли отмажет нас в данном случае.

– А если его самого заставить такое слушать?!

– Хм, ну тогда, пожалуй, шанс есть…

Благо что ехать пришлось относительно недолго, всего четыре квартала по прямой и один налево. У нас не успела пойти кровь из ушей, мы быстро расплатились и наперегонки выпрыгнули из страшного рэпового ада. Если в целом пение кебменов неизбежно как мировое зло, то хотелось бы, чтобы репертуар им хотя бы утверждала лондонская консерватория, славящаяся своими консервативными (прошу прощения!) традициями.

Какое-то время мы оба постояли, держась за фонарный столб, чтобы просто перевести дыхание и унять рвотные позывы. Нашего донского друга нигде видно не было, однако в ста шагах у небольшого двухэтажного дома стояли двое констеблей.

– Если позволите сказать, сэр, я не думаю, что Вилли способен на убийство. Он, конечно, болван и кулаки у него тяжёлые, но…

– Помолчи, будь добр. Лучше поверни голову направо.

Я посмотрел. Любопытствующие бездельники там не толпились, возможно, потому что начал накрапывать дождик. Но зато троица подозрительно «скучающих» типажей, один из которых был уже знакомый мне барсук-фотограф, неспешно прогуливалась по противоположной стороне улицы.

При виде моего учителя все трое сделали охотничью стойку.

– Они вас узнали, сэр.

– В наше время спастись от назойливого внимания прессы практически нереально, – устало вздохнул лис, гордо выпрямляя спину и задирая подбородок. – Что ж, дадим этим акулам пера то, чего они так жаждут!

Наставник нарочито медленно, размеренным прогулочным шагом направился к полисменам, покуда барсук лихорадочно расставлял свой треножник, а двое газетчиков старательно прикрывали его, распахнув плащи. А поскольку учитель ничего не делает напрасно, значит, ему зачем-то надо, чтобы пресса зафиксировала появление «воскресшего» Ренара.

– Офицеры? – Лис вежливо приподнял цилиндр.

Оба констебля, изо всех сил изображая полнейшее равнодушие, сделали шаг в сторону, пропуская нас к синей, недавно покрашенной двери.

– Не испачкайся, – предупредил мой наставник, пряча чувствительный нос в платок. – Кто-то очень старался скрыть следы.

– На двери? – недопонял я.

– Она лишь средство.

Он аккуратно повернул позеленевшую от времени медную дверную ручку, дав мне знак следовать за ним на расстоянии шага. Как я понимаю, это обычная практика – не путаться под ногами, но в любой момент быть готовым прийти на помощь. Электрическая дубинка приятно тяжелила карман, хотя никакой опасности не было и быть не могло, она всё-таки помогала ощущать себя чуточку увереннее.

В целом квартира, снимаемая мужем и женой Джекилами, не выделялась ничем примечательным. Две комнаты, гостиная и спальня, небольшая кухня и уборная, электрическое освещение, и, к моему удивлению, паровой котёл для нагревания воды. Я в том смысле, что британцы жутко консервативны и даже сама королева предпочитает старое доброе печное отопление.

Что же ещё, небольшая полка книг – по философии, риторике, истории древних веков, минимальный набор мебели, ничего особо интересного. Разве что рама выходящего на улицу окна была выкрашена изнутри тем же самым синим цветом. Ну и самое страшное – на полу лежал старый прямоугольный ковёр восточного узора, буквально залитый подсохшей чёрно-коричневой кровью.

Месье Ренар бегло осмотрел помещение, ни на чём не задерживая взгляда. У ковра лис даже опустился на одно колено, поковырял когтем кровоподтёки и, к моему ужасу, быстро облизнул палец.

– Фу-у-у…

– Не обфафай фнимания, – тихо буркнул он, не отнимая платка от носа. – Уфодим, фдесь пфосто нефем дыфать!

Ну, как по мне, так ничего такого уж. Но учитель же из «близких к природе», у него, естественно, куда более чуткое обоняние. На выходе из квартиры мы застали странную сцену: доберман Гавкинс, одетый в гражданское, о чём-то яростно спорил с журналистами. Бедный барсук перебирал на тротуаре детали от в хлам разбитого фотографического аппарата.

Один из двух констеблей спешил вмешаться в разгорающийся конфликт, второй по-прежнему сторожил место преступления, а прямо перед нами резко затормозил чёрный кеб, управляемый самым лучшим возницей на свете…

– Фрэнсис!

– Га-а! Здорово дневали, братцы! – скалозубо улыбнулся нам весёлый рыжий донец. – Кажись, сто лет тебя не видел, Лисицын! И хлопчик твой живой до сих пор, от не чудо ли?!

– За чудесами – это к папе римскому, – холодно обрезал Лис. – Едем до ближайшего перекрёстка, там разворачиваемся и ждём.

– Сделаем!

Догадливый рыжий жеребец каким-то невероятным чутьём всегда верно угадывал, когда надо драть горло, а когда стоит помолчать. Сейчас моему учителю требовалось именно второе, но у меня были вопросы, и он это знал.

– Господи, мальчик мой, всё предельно просто. Нанесение свежей краски на двери и тем более на внутреннюю часть оконной рамы выполняет всего одну задачу – она отбивает нюх! А это значит, что, если бы среди полиции был кто-то из «близких к природе», он бы сразу указал остальным, что кровь на ковре животного происхождения.

– Не человеческая?

– Свиная, – уверенно подтвердил Ренар.

– Но зачем?

– Узнаем вскоре, потерпи.

– А ещё я хотел сказать, что Большой Вилли… то есть Уильям…

– Я прекрасно вижу, как ты за него волнуешься, но не спеши вычёркивать его из списка подозреваемых, – устало выдохнул лис. – Всегда следуй за фактами. А факты говорят нам, что смертельные раны мог нанести кто угодно, за исключением тех двух милых леди, что ты притащил в наш дом вчера вечером. На момент вашего исчезновения несчастный был жив. Ты сам это видел.

Кеб сделал крюк и замер, скрипнув тормозами. А уже через несколько минут в нашу сторону широким шагом двигался Гавкинс. Решительный доберман запрыгнул на пассажирское место, бесцеремонно прижав меня к наставнику, и, достав из кармана сложенный лист бумаги, молча протянул его месье Ренару. Тот быстро прочёл, хмыкнул и вернул сержанту.

– Коронер указывает, что на теле покойного обнаружено девять ножевых ран, но ни одна артерия не задета, а умер он, скорее всего, от прямого удара спицей в сердце. То есть такое количество крови, как нам «продемонстрировали», никак не могло вытечь из одного человека. Что это значит, Майкл?

– Возможно, мистера Джекила убили в другом месте? – осторожно предположил я.

Ренар переглянулся с Гавкинсом, тот пару раз скупо хлопнул в ладоши.

– Соседи утверждают, что не видели, как убитый вернулся в дом. Но они и не обязаны за ним следить. Улица не проходная, вход в квартиру Джекилов с угла, свет фонаря туда не достаёт, кто вошёл, кто вышел глубокой ночью, никак не увидишь. Скажите лучше, где сейчас находится безутешная вдова?

– Вчера собиралась вернуться к своей матери, рассказать ей о смерти зятя, – пояснил доберман.

– Так не навестить ли и нам старушку? Надеюсь, инспектор Хаггерт снабдил вас адресом?

Сержант так же сухо кивнул. Да-а, Ньютон-шестикрылый, похоже, я многое пропустил, когда был отправлен спать. Прямо сейчас на моих глазах разворачивалась настоящая тайная полицейская операция со всеми вытекающими, а мне никто ничего не рассказал, хотя могли бы.

Ренар и Гавкинс действовали так слаженно и отрепетированно, понимая друг друга даже не с полуслова, а с полужеста, словно работали в одной связке едва ли не с момента знакомства. Они даже не цапнулись ни разу! Хотя добираться пришлось на другой конец города, так что заскучавший донец начал что-то там намурлыкивать под нос…

Кажется, постепенно заслушались все, даже доберман начал незаметно отстукивать ритм двумя пальцами по собственному колену. Казачьи песни скорее печальные, чем счастливые, но в душу западают, невзирая на часто слабую сюжетную линию, случайную рифму, провисающую логику и нередко открытую концовку. Впрочем, тем же грешит почти всё народное словотворчество. Я уж деликатно молчу про кавказский шансон…

– Не заскучали? – меж тем улыбнулся Фрэнсис, плавно поддавая пару и увеличивая ход. – Может, чего пободрее спеть? Хотите модную, веселушную?

– Большое спасибо, но нет, – быстрее всех ответил мой учитель. – Есть что-то ощутимо неправильное, когда мужчина поёт женский текст или наоборот. Ты ж не кобыла, поэтому всё-таки не стоит.

– Та ну и тю на вас! Кажись, приехали.

Мы все осторожно высунулись наружу. Север Лондона – это те ещё трущобы, хибары, сараи, пивоварни, скотобойни и бесконечные ряды жмущихся друг к дружке халуп. Полиция здесь появляется редко, но не потому, что опасается, нет. Сотрудники Скотленд-Ярда не знают страха, проблема в том, что местные жители никогда не обращаются к защите закона. Они предпочитают сами разбираться между собой, потому что у каждого свои грехи, свои скелеты в шкафу. Я по себе знаю, я тоже жил в такой атмосфере.

– Вон тот дом. – Доберман кивком головы указал на невысокое покосившееся здание красного кирпича, более напоминавшее какой-нибудь сарай или склад для контрабандного алкоголя. – И поосторожней там, женщины могут быть очень опасны.

– О, наверняка какая-то красотка обожгла тебе сердце? Не хочешь об этом поговорить?

– Нет.

– Старина, ты слишком напряжён. Помассировать тебе пятки?

– Заткнись!

– Хорошо, хорошо, не горячись. – Надувшийся мистер Лис отвернулся в угол, бурча себе под нос: – Его, значит, бросила какая-нибудь расфуфыренная пуделиха из немецкого цирка, а заткнуться должен я. Где логика?!

Сержант выпучил глаза и начал хватать пастью воздух, видимо, мой учитель точно попал в цель. Я вовремя понял, что будет потом, постаравшись вывинтиться из кабины кеба первым. Возможно, именно поэтому не услышал очередной месседж не в меру разболтавшегося рыжего авантюриста, после которого тот птичкой выпорхнул за мной, а вслед ему раскатисто неслось:

– Ренар, я тебя при-ду-шу-у!

– Майкл, переложи дубинку из кармана в рукав и…

– Зачем, сэр?

– Просто слушай меня, и делаем ноги-и…

Мы успели удрать подальше, не оборачиваясь, на хорошей скорости, благо погони всё-таки не было. Зато старая дверь особняка гостеприимно распахнулась перед нами, являя старушку божий одуванчик, в капоре, ветхой ночнушке, тёплом пуховом платке на плечах и с двуствольным пневматическим тромблоном в сухоньких ручках. На расстоянии шага ей даже особо целиться не надо, нас и так сметёт крупной дробью, стоит только спустить курки…

– Руки вверх! В дом шагом марш!

Месье Ренар, надо отдать ему должное, сначала приветствовал пожилую леди лёгким поклоном, чуть приподнимая шляпу, и только после этого послушно исполнил приказ. Мне же не оставалось ничего, кроме как последовать его джентльменскому примеру.

Под стволами ружья нас отконвоировали внутрь полутёмного коридора, откуда запутанным путём, подобным лабиринту Минотавра, вывели наконец в небольшую, слабо освещённую комнату, где к стене были прикручены висящие кандалы старого колониального образца. Появившаяся невесть откуда ещё одна старуха, шаркая и придерживаясь за поясницу, ловко обыскала наши карманы, потом набросила железные «браслеты» нам на запястья, четырежды щёлкнув ржавым ключом. На лиса она особого внимания не обратила, но меня отметила:

– Охти ж мне, красавчик-то какой… Поди, ещё и не тронутый ни разу! Поделишься, а?

– Не про твою честь тот цветочек рос, шалашовка старая, – тоже далеко не молодая леди с тромблоном, цыкнув зубом, отпустила разболтавшуюся помощницу и свела маленькие чёрные глазки на переносице моего наставника. – Какая неожиданная встреча, Ржавый!

– Я тоже помню вас, мамаша Кутюр, – вежливо ответил он, пытаясь принять наиболее непринуждённую позу. Насколько позволяли кандалы, конечно.

Подумав, я решил было представиться, но, ещё раз включив голову, предпочёл промолчать, тем более что моим мнением по поводу всего происходящего в любом случае никто не интересовался. Даже из элементарной вежливости.

– Значит, ты всё-таки выжил. А мы уже скинулись на венок к могиле.

– Ах, не смешите меня, – фыркнул лис, задирая нос. – На венок? При вашей-то феноменальной скупости?

– Всё шутишь? Ну-ну-у… За то, что мальчика-красавчика мне подогнал, спасибо от души! Но вот какая нелёгкая тебя самого сюда привела, Ржавый? – Старуха, или, как назвал её мой учитель, мамаша Кутюр, сплюнула сквозь редкие зубы на пол. – Я-то свой срок отмотала, на каторге не зажмурилась, на филей приключений не искала, перед фараонами чиста! Чё ещё надо-то?

– Угу, – ни к кому конкретно не обращаясь, тем не менее громко пробормотал месье Ренар. – Эта старая калоша сбежала из колонии, куда её отправили за сводничество, мошенничество, подделку кредитных билетов, воровство, вооружённый грабёж бакалейной лавки, прогрессирующий алкоголизм и метеоризм в общественных местах. Хоть на какое-то время воздух Лондона стал заметно чище…

Злобная старуха демонстративно взвела курки.

К моему некоторому беспокойству, на мистера Лиса это не произвело ровно никакого впечатления, он упорно продолжал нарываться:

– Я был свидетелем на том процессе, Гавкинс тогда ещё даже не смел и грезить о сержантских нашивках. Судья дал бы пожизненное, но у мамаши Кутюр была несовершеннолетняя дочь, и это пошло как смягчающее обстоятельство. Кто бы знал, что миссис Джекил и есть та самая…

– Не смейте так говорить о ней, вы ничего не знаете! – раздался более молодой женский голос, и в дверном проёме появилась доселе незнакомая нам молодая женщина лет двадцати пяти от роду. Старуха, обернувшись, передала ей двустволку, что-то прошептала на ухо и удалилась, хихикая про себя.

Женщина встала у двери, держа стражу, словно бдительный часовой. Я деликатно поклонился, она не менее вежливо кивнула в ответ. Потом она шагнула вперёд, в жёлтый круг света лампы, так что я мог более-менее рассмотреть нашего нового конвоира. Брюнетка, волосы густые, довольно стройная, в коричневом домашнем платье, застёгнутом под горло, и… кажется…

Ох ты, Ньютон-шестикрылый, да она была в положении. Месье Ренар также отметил это, и голос его невольно дрогнул:

– Прошу прощения, миссис Мэри, не имел чести быть вам представлен. Поверьте, я не желал ничем оскорбить вашу драгоценную родительницу. Она ведь воспитывала вас одна, без мужа и отца, без какой-либо материальной помощи со стороны государства или частных жертвователей. Ради вас она сбежала с каторги, ради вашего счастья ей пришлось…

– Не надо. – Девушка опустила оружие стволами вниз. – Сэр, мне прекрасно известно, кто такая моя мать.

– Да, увы, родителей не выбирают.

– Я не хочу об этом говорить, но…

– Но тем не менее нуждаетесь в том, чтобы вас выслушали, – нетерпеливо перебил её мой учитель. – Мне понятно ваше состояние, вы ждёте появления новой жизни и наверняка были бы против того, чтобы прерывать чью-то другую.

Девушка всхлипнула, едва не выронив тромблон. В таком состоянии ей и нервничать нельзя, эмоциональный фон слишком высок, говорят, многие падают в обморок.

Месье Ренар поймал мой красноречивый взгляд и заговорил ещё мягче:

– Мэри, вас ищет полиция. Только я смогу доказать вашу невиновность в суде. Но помогите мне, ради всего святого! Ответьте на один лишь вопрос: откуда у вашего мужа появились непристойные фото детёнышей «близких к природе»?

Миссис Джекил так вытаращилась на нас, что переспрашивать явно не имело смысла, ей ничего не было известно о тайных увлечениях супруга.

– Сэр, но кто же тогда убийца? – шёпотом рискнул спросить я.

– Ответ на данный вопрос ты можешь получить от миссис Джекил напрямую, – вздохнул мой наставник, сочувственно качая головой. – Она бы не стала так яростно защищать мать, если б не знала правду.

Но, увы, мне не суждено было задать честный вопрос в лоб, ибо в эту же минуту в комнату вернулась старуха, а вслед за ней вошёл сержант Гавкинс. Его передние лапы были связаны шёлковым платком, но выражение морды казалось совершенно непроницаемым, словно у опытного игрока в покер. Каковым он, разумеется, ни на пенс не являлся, более эмоционального типа нужно ещё поискать.

– Встань к стене, пёсик, – гнусно фыркнула мамаша Кутюр. – А ты, дочка, держи всех на мушке!

Девушка неуверенно подняла тромблон в нашу сторону.

– Очень надеюсь, сэр, что у вас есть какой-нибудь план? – осторожно спросил я, повернув голову.

– Тебе скучно, мой мальчик, ты хочешь уйти?

– Эй, это уже мой мальчик и никуда он не пойдёт! – перебивая лиса, повысила голос мамаша Кутюр. – Нам, зрелым женщинам, тоже нужны невинные, хи-хи, развлечения.

Чуточку подзабытый всеми доберман сделал круговое движение от стены и задней левой врезал по тромблону снизу. Миссис Мэри от шока спустила оба курка, и сдвоенный выстрел проделал изрядную дыру в деревянном крашеном потолке. Всех присутствующих осыпало известью и щепками.

– Леди и джентльмены, – мой учитель лёгким, скользящим движением скинул кандалы с запястий, – думаю, всем нам стоит немного успокоиться и просто поговорить по душам. Майкл, – добавил он в ответ на мой удивлённый взгляд, – да, у «близких к природе» более гибкие суставы. При случае напомни мне, чтобы я научил тебя скручивать кисть руки. Полезное умение, как видишь. Матушка, пожалуйста, передайте мне ключи!

Старуха неуверенными шагами приблизилась ко мне, достала из кармана ключ и сама разомкнула кандалы. Честь и слава пресвятому электроду Аквинскому, я уж думал, мы застрянем тут надолго! Меж тем месье Ренар, поправив шляпу, широко улыбнулся присутствующим и занялся тем, что любил и умел, то есть начал разговаривать с людьми:

– Итак, вернёмся к главному, тому, ради чего все мы собрались здесь. Уверен, что каждый из нас терзается одной и той же мыслью: кто же на самом деле убил мистера Джекила? Миссис Мэри…

– Не смей обвинять мою дочь, Ржавый!

– И мысли не было, – вежливо поклонился Лис. – Бедняжка искренне любила покойного, надеюсь, трагедия ничем не повредит будущему малышу. Теперь вы, мамаша Кутюр…

– Не смейте обвинять мою мать, сэр!

– Увы, это не так легко. Отношения зятя и тёщи часто бывают напряжёнными, но лично меня смущает одна деталь. У вашей родительницы в прошлом были некоторые проблемы с законом, но она никогда не обвинялась в убийстве. Верно, мамаша Кутюр?

Старуха неуверенно покосилась на оскалившего белые клыки сержанта, прикинула расстояние до двери и решила не искушать судьбу. Весьма разумно, если знать реакцию добермана, ей не пробежать бы и шага, как…

– Я знала, что твой драгоценный муженёк что-то там крутит с этой плоскогрудой леди из благородных, – наконец прошипела она, косясь в сторону дочери. – Поэтому я попёрлась на ту их вечеринку. Ну, куда пускали только мужчин.

– Сэр, но я не видел её там.

– И не увидел бы, если б я сама не захотела! – обрезала старуха. – В общем, был кипеш, крики, потом кеб увёз двух девиц и вот этого смазливого красавчика, а за ними ломанулась вся толпа. Я подумала, что вот оно, время переговорить с зятьком, только и успела, как врезать ему пару раз, когда кто-то вернулся. Пришлось удирать, там же одни озабоченные дебилы, мало ли чего им в башку стукнет? Может, моча, а может, и…

– За что же вы ударили его?

– Пошёл ты к дьяволу, Ржавый!

– Я настаиваю. За что?

Мамаша Кутюр демонстративно закусила губу, скрестив руки на груди. Было ясно, что ответ на этот вопрос из неё не вытащить и клещами.

– Миссис Мэри, вы ведь тоже были там, – утвердительно, а не вопросительно заявил мой учитель. – Вы следили за матерью, не так ли?

– Откуда вы знаете?

– Ну, слежка за мужем вам ни к чему, вы и так всё про него знали. Он был законченный мерзавец, но тем не менее отец ваших детей. Хотя, полагаю, за мать вы переживали больше.

– Сэр, – она опустила глаза, невольно кладя ладони на округлившийся живот, – да, я была на той улице, пряталась за забором, я видела, как мама вошла в сарай и как вышла оттуда. Но поверьте, мой муж ещё был жив, я отчётливо слышала, какие громогласные проклятия он посылал ей вслед. Потом показалась эта толпа, они все вломились туда, и я убежала…

– Что ж, милые леди, вряд ли Скотленд-Ярд будет предъявлять вам какие-либо обвинения, – переглянувшись с Гавкинксом, предположил Лис. – Однако кто-то же всё-таки убил мистера Джекила. И, похоже, этот кто-то не стал дожидаться конца нашего с вами весьма занимательного разговора.

Все удивлённо вскинули брови.

– Что, неужели никто не слышит стук колёс отъезжающего кеба? Вряд ли бы Фрэнсис бросил нас по своей воле. Значит, его вынудили. – Месье Ренар страдальчески покачал головой.

– Но кто?! – не сдержался я.

После секундной паузы мамаша Кутюр ахнула и обеими ладонями закрыла себе рот.

– Не может быть…

– Почему? – вскинув брови, удивился мой наставник. – Подруги и соучастницы часто остаются в тени, но у них также есть чувства, эмоции, страсти! Полагаю, в ваше отсутствие на каторге именно она заменяла юной Мэри мать? И не смогла простить предательства её мужу.

Сержант, прорычав что-то невнятное, бросился к выходу.

– Он не догонит её.

– Никто не догонит старую шалашовку, если она сама этого не захочет, – кивнув Лису, уверенно подтвердила старуха. – И вот что, Ржавый, если ты думаешь, что я дам против неё показания в суде, так обломись…

– Мне это абсолютно не важно, – честно ответил он. – Скажите одно: вы знали хоть что-то об увлечениях вашего зятя детскими фото?

Судя по совершенно обалдевшему лицу мамаши Кутюр, она была так же не в курсе, как и её дочь. Этот след вёл в тупик. Месье Ренар крайне любезно попрощался с дамами, я было развернулся за ним, тоже приподняв шляпу, но старуха вдруг цапнула меня за рукав:

– А ты куда спешишь, красавчик? Останься на часок, порадуй опытную женщину, тебе понравится, я тебе такое покажу – ахнешь!

Ахнули все, поскольку она случайно надавила мне не на то место и полицейская дубинка сработала прямо из рукава на расстоянии фута. Сверкнула зелёная искра, стальная игла вонзилась в красный нос мамаши Кутюр, волосы несчастной встали дыбом, а глаза сошлись на переносице. Ох ты ж Ньютон-шестикрылый, что электричество с людьми делает…

– Мама-а?

– Не волнуйтесь. – Мой учитель прикрыл меня спиной, ненавязчиво подталкивая хвостом к выходу. – Иголочку мы вынем, здоровье у вашей родительницы отменное, а добрый разряд тока лишь улучшает работу сердечной мышцы. Так все врачи говорят, честное слово!

В общем, мы тактически отступили, хотя лично я назвал бы это хаотическим бегством. Как лис умудрился выбраться из лабиринта закоулков, комнат и переходов благодаря одному звериному чутью, казалось невероятным. Но, с другой стороны, мы нигде не встретили ранее сбежавшего сержанта, значит, и Гавкинса не подвёл его бдительный нос. «Близкие к природе» в чём-то куда более приспособлены к выживанию, чем мы, обычные люди, так называемый венец творения…

Домой мы добирались, поймав случайный кеб. Только к вечеру выяснилось, что серая, неприметная соратница мамаши Кутюр, угрожая спицей в ухо, заставила изумлённого донца гнать кеб дальше в трущобы и отважно спрыгнула на ходу, скрывшись в кустарнике у заброшенного кладбища. Ловить пассажирку, не оплатившую проезд, Фрэнсис не рискнул, и правильно сделал.

На обратном пути он подхватил нашего ретивого сержанта, тот отметил место бегства, пообещав объявить старую шалашовку в розыск. Но поймают или нет, это как повезёт, тут вопрос сложный, ибо неприметных старух в Лондоне и окрестностях немало. Гораздо интересней то, что произошло у нас в доме после ужина.

– Лорд Джулиан Николас Чаттерлей, – доложил дворецкий без всякого подобострастия в голосе.

– Просите его, Шарль. – Удовлетворённо промокнув салфеткой губы после кофе по-бретонски, учитель развалился в любимом кресле. К моему изумлению, он даже не встал, когда важный гость шагнул к нам в гостиную.

– Я получил ваше приглашение, сэр, и счёл его бесцеремонным! – Лорд Чаттерлей оказался довольно крупным мужчиной с благородным профилем, толстыми губами сластолюбца, пивным брюхом и спадающими едва ли не до лопаток длинными седыми волосами.

Одет он был вызывающе богато, пальцы украшены перстнями, цепочка золотых часов усыпана мелкими бриллиантами, запонки и заколка галстука сияли рубинами. И всё-таки, несмотря на всю его пыжащуюся важность, в этом человеке чувствовалась какая-то болезненная неуверенность. Лис молча указал ему на свободное кресло.

– Я попросил бы, сэр…

– В ваших интересах выслушать меня молча, – обрезал месье Ренар, и в зелёных глазах его засверкали опасные оранжевые искры. – Мне всегда было интересно, какие страсти движут людьми, кто испытывает болезненное наслаждение от созерцания запретного, кто готов жертвовать абсолютно всем, даже своими близкими родственниками, ради сохранения своей постыдной тайны?

– Сэр, либо вы сию же минуту объяснитесь, либо я покину вашу грязную нору и завтра же вас вышвырнут из страны! Уж поверьте, мои связи позволяют мне…

Лис встал и влепил лорду Чаттерлею такую пощёчину, что тот не устоял на ногах.

– Шарль, подайте сюда пистолеты! Я вызываю на дуэль эту мразь!

– Нет, нет, вы не смеете… Я член палаты лордов… я…

– Вы конченый мерзавец, – припечатал мой учитель, и, Ньютон же шестикрылый, я впервые видел его в такой неуправляемой ярости. – Именно в вашем кабинете учитель Алекс Джекил случайно увидел снимки голых детей «близких к природе». Возможно, он обнаружил большую коллекцию и не поленился взять несколько фотографий, которыми намеревался шантажировать вас.

– Вы… вы не знаете, что это был за тип, – плаксиво пискнул лорд, не рискуя подниматься с пола. – Он бы уничтожил мою карьеру, мою жизнь…

– О да, несомненно, он был негодяем, но где ему тягаться в подлости с вами?

– Он требовал руку Барбары!

Джулиан Чаттерлей пел словно курский соловей на закрытом прослушивании в «Ла Скала». Я только и успевал записывать. План открытия секты инцелов принадлежал конечно же учителю, однако без тайного разрешения своего работодателя ему никогда бы не удалось вложить эту идею в прелестную головку леди Чаттерлей. Она тоже была, как я понимаю, та ещё штучка, однако же и представить себе не могла, что родной отец заплатит ею за молчание своего будущего «зятя».

Скромный учитель риторики быстро потерял голову от широты открывшихся возможностей. Перспектива шагнуть в высший свет благодаря браку с «опозоренной, но спасённой девицей» подвигла его к идее развода с законной женой, матерью его же двоих детей, в канун рождения третьего. Чем он самонадеянно похвастался перед мамашей Кутюр, что услышала старая шалашовка, за что в конце концов он и поплатился жизнью…

– Её ищут и непременно найдут. В ваших интересах обеспечить пожилой женщине лучшего адвоката, что же касается вашего увлечения пикантными детскими фото…

– Вы не имеете права. Это искусство, подобные детские фотографии делали Льюис Кэрролл и Эдвард Лир! Толерантность и демократия дают нам свободу выбо…

– …вы покинете Великобританию в течение трёх дней! Если этого не произойдёт, доклад о вашем хобби ляжет на стол королеве. Сколько мне известно, её величество весьма строга в этом плане.

На этот раз лорд Чаттерлей всё-таки встал на ноги, гордо выпрямился, надулся, придавая себе максимально значительный вид, и прошипел:

– Да знаете ли, что я могу с вами сделать?!

– Шарль?

– Да, месье. Все пришли, – кивнул старый дворецкий.

Он подошёл к окну, раздвинув в стороны тяжёлые портьеры. На улице было полно народу. Я не сразу понял, что среди них не было ни одного человека, а лишь только «близкие к природе». Здесь стояли кони-кебмены, военные-медведи, газетчики-еноты, учителя-коты, няньки-овцы, Фрэнсис, Гавкинс, Джобс, Потапыч и многие, многие другие.

– Напоминаю, у вас ровно три дня. После чего ни одна сила в мире не защитит вашу жалкую жизнь, – жёстко завершил Ренар. – А теперь вон отсюда! Я не желаю больше дышать с вами одним воздухом.

P.S. Утром следующего дня сотрудники «Таймс» и десятка других газет устроили засаду у наших дверей. Мой учитель попросил подать плащ и шляпу. Он шагнул из дома под вспышки фотокамер, аплодисменты и восторженный визг толпы.

– Не волнуйся, мой мальчик. Видимо, настало время просто поговорить с людьми…

Глава 6 Лисий хвост

…Через два дня я смог наконец-то дописать конец этой запутанной и чрезмерно растянутой истории. События не всегда складываются так, как нам желалось бы или хотя бы как это представляется с точки зрения общепринятой логики. По-настоящему я понял это, лишь получив специальное разрешение инспектора Хаггерта навестить Большого Вилли.

Его перевели в тюрьму, и нам удалось поговорить до суда. Именно Вилли расставил все точки над «i», хотя его рассказ поверг меня в изумление, граничащее с унынием. Полиция арестовала восемь человек из секты инцелов. Всем им было выдвинуто обвинение в сокрытии улик и введении в заблуждение следствия.

Обнаружив тело вожака со спицей в сердце, члены секты испугались, и обычный подросток как глава уличной банды взял на себя управление перепуганными людьми. Он своей рукой нанёс несколько ножевых ударов трупу, мертвеца отвезли на случайно найденной в сарае тачке домой. Под покровом ночи их действия не вызвали ни у кого подозрений.

Ключи оказались у несчастного мистера Джекила в кармане, его адрес также не был тайной. Оставалось бросить тело на ковёр, вылить туда же свиную кровь (один из членов секты подрабатывал в мясной лавке неподалёку) и кое-как вымазать свежей синей краской двери и оконную раму. Последнее тоже оказалось несложным: краска нашлась прямо в квартире, возможно, Джекилы планировали ремонт. Что было потом, вы знаете…

– Но зачем?!

– Тебе не понять, красавчик. – Большой Вилли откинулся на грубой деревянной койке, прикованной к стене камеры. – У меня тут первая ходка, я сирота, если судья смилостивится, то много не дадут.

– Но убийство? Ты же не виноват в нём!

– Заткнись, придурок! Сидишь за спиной своего лиса и жизни не знаешь. В тюрьме за мокруху уважают, пообтешусь, обзаведусь связями, вернусь через три-четыре года матёрым уголовником! Вот тогда и посмотрим, чья будет улица, чей райончик. Как в силу войду, глядишь, я и весь Лондон под себя подомну! Не веришь, а?

Не верю. Но ему не было это важно. Большой Вилли считал, что нашёл свой путь, его всё устраивало, как устраивало в целом и всех остальных участников этой истории: Мэри Джекил, её мамашу, Скотленд-Ярд, британский суд, «Таймс», палату лордов. Даже моего учителя. По крайней мере, тогда он запретил мне лезть со своими подростковыми комплексами в это дело. Я, кажется, наговорил ему грубостей, но сейчас, спустя много лет, я понимаю, как он был прав…

Возвращение месье Ренара воистину можно было назвать триумфальным! Его буквально рвали на части: пресса, гражданские организации, аристократическое общество, военные, политики, и даже якобы сама королева уже направила ему поздравительную телеграмму с надеждой на полное и скорейшее выздоровление.

Какой египетской силой мистеру Лису удавалось исполнять этот феерический танец «между капель дождя», не понимал никто, думаю, даже он сам. Но, не отказывая в рукопожатии, встречах или интервью практически никому, мой учитель тем не менее умудрялся сохранять личное пространство и жить по своим правилам.

Примерно это мне и пришлось объяснять бабуле, третий день пребывающей в предынфарктном состоянии. Из-за потери дома, наследства и кучи денег, которые она уже называла своими. Горе от упущенной выгоды активно заливалось пинтами дешёвого виски…

– И что ж, этот рыжий скупердяй даже не поднял тебе зарплату?

– Мне хватает.

– А бабушке нет, – капризно ворчала она, лёжа в подушках, едва ли не до подбородка укутанная двумя индейскими одеялами. – Я на этого жмота в Гаагский суд подам! Обнадёжил пожилую женщину деньжищами, а сам и сдохнуть толком не может. Ну вот и кто он после этого, куртизан подбушпритный?! Наливай давай!

На самом деле, если помните, учитель оставил меня своим душеприказчиком, в случае своей внезапной смерти наследующим всё его имущество. С возвращением месье Ренара в общественную жизнь, естественно, все эти тяготы были сняты с моих плеч. Но бабуля не желала признавать реальность, у неё свой взгляд на такие вещи.

– Я тут перекинулась парой слов с одним знающим человечком, приторговывает за складами левым табачишком, так вот он говорит, что по закону твой Лис обязан отписать тебе хотя бы половину дома! А чего?! Ты на него лучшие годы тратишь и молодость и красоту, пусть платит!

Спорить с ней было бесполезно, уворачиваться от тумаков я научился давно, да и, по совести говоря, после первой бутылки бабуля начинала сдавать. Язык заплетался, мысли путались, рука уже была не так тверда, поэтому моей главной задачей было честно сидеть и слушать её приблизительно полчаса, потом она сама меня прогоняла, чтоб провести остаток дня с алкоголем тет-а-тет, как говорят французы.

Посредники ей не требовались, собутыльники тем более. А когда я вернулся домой к вечеру, то застал и учителя не в лучшем расположении духа. Он был, как бы так поделикатнее выразиться, в Темзу пьян! Поверьте, после чудесного воскрешения в образе гривистого волка меня трудно было чем-либо удивить, но это…

– Шарль, – тихо спросил я, не решаясь даже войти в гостиную, из которой раздавалось нетрезвое пение, – что, пресвятой электрод Аквинский, тут происходит?

– Месье Ренье получил официальное письмо от её величества, – таким же шёпотом ответил старый дворецкий. – Королева удостаивает его рыцарского звания.

– Это повод так надраться?

– О да-а… – туманно ответил Шарль. – Между прочим, он и мне предлагал.

Я подозрительно принюхался, но бывший чемпион был трезв, как англиканский пастор на исповеди перед архиепископом. Вообще-то разумное пьянство не является преступлением на Британских островах. Климат у нас такой, что виски, портвейн и чёрный портер заменяют людям воду, тепло, общение или спорт. Красное вино здесь дают детям от семи лет, работающим на фабриках. Это считается полезным для здоровья. Главное, как говорят моряки, помнить о берегах и не терять фарватер. Но чтоб такое…

– Он спрашивал про меня?

– Несколько раз. Говорил, что мальчику пора учиться пить.

– Пожалуй, мне лучше спрятаться?

– Разумное решение, – подтвердил дворецкий, но в эту минуту снизу раздалось нетрезвое хихиканье.

– А-а… кто к нам пришёл?! Майк-л! Я тебя… тебя? Да, точно… я тебя ждал! Пшли!

Месье Ренар умудрился неслышно подползти к нам в прихожую, поймав меня с Шарлем как раз на том месте, когда тот уже был готов прикрыть мой отход наверх, к себе в комнату. Деваться было некуда, я повесил макинтош на крючок, снял мокрую шляпу и переобулся в домашнюю обувь. За хождение по коврам в грязных уличных ботинках тот же дворецкий мог приговорить меня к гильотине. Пока я шёл к камину, мой мудрый наставник ловко передвигался ползком, словно руки и ноги больше не держали его.

– Вис-ки, бурбон, бр-р-ренди? – широким жестом предложил он. Стол был заставлен откупоренными бутылками, некоторые наполовину пусты. – Но не коньяк! Не конь-як, я хтел сказать… это слишкм благр… благор… впщем, тебе его рано!

– Сэр, что происходит? – решился я. – Зачем всё это? Вы же пьяны…

– Я ошень ст-рался, – подтвердил Лис. Его усы обвисли, взгляд блуждал, шёлковый халат был заляпан непонятными пятнами с разводами, а хвост явно пару раз попадал во что-то жирное. – Но дело… дела… не в этом. Дела в том, что… тсс!

Он поманил меня лапой опуститься к нему на пол. Я скрипнул зубами, но опустился на четвереньки. Ренар склонился к моему уху и едва слышно прошептал абсолютно трезвым голосом:

– Всё это простая маскировка. Вынужденная мера. Я не нуждаюсь в отравлении мозга алкогольными парами, но приходится соответствовать неким условностям. С минуты на минуту сюда заявятся гости, которых мне не хотелось бы видеть.

– Что я должен делать, сэр?

– Просто подыграй мне.

Действительно, едва ли не в ту же минуту раздался стук электрического дверного молотка, и высокий поставленный голос человека, привыкшего, чтобы его слушали не перебивая, объявил о желании видеть месье Ренара-Ренье. Наш дворецкий не менее торжественно выразил искреннее сожаление, оттого что не может удовлетворить столь естественное желание высокого гостя.

– Неужели его нет дома?

– Он дома, сэр.

– Он не одет?

– Причина не в этом, сэр.

– Любой джентльмен вправе ходить у себя дома голым, но он не может не принять камердинера её величества королевы Британии!

– Если вы настаиваете, сэр.

– Да, чёрт побери, настаиваю! На что вы намекаете?

– Вы всё увидите сами, сэр.

…Когда официальный посланник королевского двора вошёл к нам в гостиную, мой учитель прыгал на четвереньках вокруг кресла, пытаясь изобразить задирание задней ноги, но падая от потери равновесия. На самом кресле стоял я с двумя бутылками в руках, периодически выливая тонкой струйкой бренди и виски себе же на голову, фыркая и приплясывая. Для пущего эффекта мы старательно пели, не попадая в ноты:

Я солировал, мой наставник подвывал, камергер её величества ohreneval. Кажется, я правильно употребил это русское слово? А, Ньютон-шестикрылый, не важно…

– Милостивый государь… вы… – Могучий лысый мужчина с густейшими бакенбардами задёргал носом. – Да вы пьяны?!

– Правильнее сказать, он никакой, сэр, – подсказал Шарль из глубины прихожей.

– Но я должен вручить ему приглашение в Букингемский дворец, где его посвятят в рыцари! Зачем же он так… по какому поводу?

– Именно поэтому. От счастья, сэр. Такая честь, сами понимаете.

– Ну да. А этот милый юноша, он…

– Майкл? Собутыльник и секретарь месье Ренара.

– Э-э…

– Что-то не так, сэр?

Мужчина ещё раз посмотрел на нашу парочку, втянул ноздрями воздух, завистливо сглотнул, покачал головой, положил запечатанный конверт на стол и, задрав подбородок, молча покинул наш гостеприимный дом. Можно было упасть и расслабиться.

– Как бабушка? – вежливо поинтересовался месье Ренар, чуть повернув морду в мою сторону.

– Спасибо, в порядке. Говорила про вас.

– Что-то приятное?

– Не очень, – признался я.

Лис самодовольно ухмыльнулся и подал мне знак подняться. Дворецкий сообщил, что ужин будет подан через пятнадцать минут, но кофе по-бретонски и чай поставил на край стола почти сразу. Мы кое-как привели себя в порядок, уселись в кресла, церемонно отсалютовали друг другу чашечками и почти одновременно сделали первый глоток.

Уже после холодной говядины под брусничным соусом, перепёлок в красном вине с испанскими специями, белым овечьим сыром, мёдом и грецкими орехами, под десерт в виде традиционного пудинга с вареньем и сливками я наконец-то дерзнул спросить, что тут вообще происходит. Учитель не всегда поощрял вопросы, не относящиеся к расследованию того или иного дела, однако на этот раз благосклонно кивнул.

– Да, мой мальчик, разумеется, ты вправе спросить, потому что всё это так или иначе касается и тебя. Видишь ли, её величество неожиданно (или, наоборот, вполне ожидаемо) под давлением счастливого общественного мнения решила поощрить вашего скромного слугу. Видимо, некие высокие особы рекомендовали ей ни много ни мало как посвятить меня в рыцари!

– Не совсем понимаю, что в этом плохого? – неосторожно ляпнул я.

Лис скрипнул зубами, в последнее время он с трудом переносил глупость, но сдержался и, не меняя тона, продолжил с той же отеческой улыбкой:

– Майкл, ты не хуже меня владеешь умением складывать два и два. Получается четыре, верно? Так вот, если мы столь же непредвзято посмотрим на последствия моего рыцарства, то результат будет легко предсказуем. Первый шаг – коленопреклонение, касание королевским мечом плеч, рыцарские шпоры, право именоваться «сэр», аплодисменты, целые полосы в таблоидах, моё фото первого в истории Британии рыцаря-лиса!

Я закусил губу, вновь порываясь спросить: да что тут не так-то? Уж кто-кто, но месье Ренар это заслужил, разве нет?

Учитель терпеливо продолжил:

– Шаг второй, идущий практически сразу за первым, это место в палате лордов, фиолетовая мантия, выбор между тори и вигами, голосования, дебаты, взятки, карьера и… – Он запрокинул голову, помолчал с минуту, закрыл глаза и медленно выдохнул: – Полное прекращение моей прежней жизни. Мне уже никто не позволит рисковать головой, участвовать в расследованиях, помогать Скотленд-Ярду, говорить с людьми, путешествовать, быть свободным! А я слишком дорожу своими привычками…

Я принял чашку чая со сливками, сделал первый глоток и крепко задумался. Получается, мой наставник настолько любит свою работу, что готов пожертвовать ради неё королевской благосклонностью? Всё-таки это, наверное, немного неправильно. Я поясню.

В юности мы все немножечко бунтари, хотя для настоящего англичанина образ королевы всегда окутан ореолом святости. Можно критиковать правительство, драться с полицией, презирать власть имущих, но никогда нельзя повышать голос на её величество!

Поэтому, несмотря на моё искреннее восхищение наставником и безграничное к нему уважение, понять причины такого демонстративного отказа от королевского подарка было попросту невозможно. Если бы подобное предложение получил я, то, наверное, плясал бы джигу-дрыгу от счастья прямо посреди Трафальгарской площади. Сэр рыцарь Эдвард Алистер Кроули! Каково?!

Согласитесь, это звучит, отец мог бы мной гордиться. Тогда я ещё не знал, что пройдут годы и я собственной рукой сорву со своего офицерского мундира британские награды, без всякой жалости и позы, выбросив их в зелёные воды ленивой Темзы. Но сейчас…

– Ты можешь остаться.

– Что… а-а… прошу прощения?

– Майкл, ты спишь, что ли?! – Лис демонстративно пощёлкал пальцами у меня перед носом. – Я говорю, что намерен исчезнуть из Лондона на какое-то время, но ты совершенно не обязан следовать за мной.

– Почему?

– Что почему?

– Почему вы не хотите, чтобы я сопровождал вас? – в лоб спросил я. – Вы считаете меня недостойным, если полагаете, что я способен на такой неджентльменский поступок?

– Это я считаю тебя недостойным?

– Разумеется, вы, а кто же?

– Глупец, если я отправляюсь в добровольное изгнание, то какой смысл тебе губить свою молодость ради сомнительной чести разделить путь беглеца?

– То есть теперь я ещё и дурак?

– Когда я такое сказал?

– Но кто только что назвал меня глупцом?!

– Месье, а вы точно оба англичане? – неожиданно прервал нас голос дворецкого. – Мне давно кажется, что я слушаю разговор двух евреев на Привозе…

– Что вы себе позволяете, Шарль?! – в один голос возмутились мы, подумали и заткнулись.

Лис сделал большой глоток портвейна, а я пару дыхательных упражнений.

Нам полегчало, но это не значит, будто бы я хоть когда-нибудь забуду, что он намеревался бросить меня в Лондоне одного и бежать путешествовать. Я – помощник и секретарь, а значит, просто обязан быть рядом с работодателем. Особенно если изгнание будет проходить где-нибудь в Ницце, Праге или Берлине…

– Ой вей, – покачал головой мой учитель. – А ведь если подумать, то на вопросительный знак уходит больше чернил, чем на простую точку. Записывай мы всё это, так наверняка бы уже разорились на бумаге и канцелярских принадлежностях.

– Согласен, сэр. Позвольте последний вопрос: куда мы всё-таки едем?

Лис состроил хитрую физиономию, сделал ещё глоток, покатал креплёное вино на языке и довольно улыбнулся:

– Туда, где нас не будут искать, а если и будут, то не найдут.

Теперь уже задумался я. Похоже, заграница нам, как выражаются электрики, не светит, тогда стоит повнимательнее пересмотреть карту Британских островов, благо она висела над камином. Ренар поймал мой взгляд, значит, я двигаюсь в правильном направлении. Ещё хотя бы одну подсказку…

– «Даже рыцари до срока…» – подмигнул мой учитель и замер в ожидании, вспомню ли я классику школьной программы.

– «Укрываются в лесах. – Разумеется, я помнил, как же иначе. – Кто без страха и упрёка…»

– «Тот всегда не при деньгах!» – закончил Шарль, собирая на серебряный поднос посуду и доливая в бокал портвейн. Мне, разумеется, алкоголь не дозволялся.

Но я и так был счастлив по уши, ведь мы едем на север, в графство Ноттингемшир! Я увижу знаменитый Шервудский лес! Легендарные места, известные любому мальчишке любой страны мира! Лук, стрелы, рыцари и вольные стрелки, старые баллады о Робин Гуде, благородном разбойнике, защитнике всех бедных и униженных!

Наверное, у меня загорелись глаза, потому что мой учитель сентиментально вздохнул, словно бы вспомнив молодость, и попросил дворецкого отправить меня наверх. Действительно, мне уже почти полчаса как полагалось спать. В плане расписания дня Лис был строг до педантичности. Спорить было и глупо и небезопасно.

Я прекрасно отдавал себе отчёт, что будет, если начать капризничать или брыкаться, поэтому встал, пожелал месье Ренару спокойной ночи и быстрым шагом взбежал по лестнице на второй этаж, в свою комнату. Уже лёжа в постели, я вновь мысленно зачитывал строки, знакомые каждому англичанину ещё с детства…

Я начал не сначала и, кажется, не дочитал балладу до конца, потому что там было ещё про то, как его встретил и дотащил на своей спине Маленький Джон, как прекрасная Мэриан перевязывала его страшные раны, как монах Тук прикатил бочонок вина и всё это дело закончилось грандиозной пьянкой. Ритмичное чтение стихов всегда убаюкивает, и, несмотря на то что денёк выдался очень насыщенным, сон всё равно отключил мне голову ударом подушки в правый висок.

Подъём был весьма неожиданным, хотя бы потому, что разбудили меня в четыре часа утра! Вместо в положенные шесть! И не на тренировку, как это было принято, и даже не дворецким, эту сомнительную честь взял на себя мой рыжий наставник.

– Майкл, вставай! Поезд отходит с вокзала Ватерлоо ровно через час. Собирайся быстро! Твои вещи уже упакованы Шарлем. Поторопись, мой мальчик!

– Слушаюсь, сэр.

Когда надо, я умею одеваться с недостойной джентльмена скоростью, словно французский гусар, застигнутый толстым подполковником в спальне своей супруги. Иногда, когда мне приходится помогать на кухне, старый дворецкий, потягивая виски, пускается в романтичные воспоминания о своей службе, так что услышать можно и не такое. Уж поверьте на слово…

Спустившись вниз, я увидел свой небольшой дорожный саквояж, стоявший в прихожей. Лис как раз поправлял перед зеркалом новый цилиндр коричневой кожи, украшенный перьями малиновки, с закреплёнными на тулье круглыми тёмными очками. На нём был такого же цвета длинный кожаный плащ, тёплые брюки, шнурованные сапоги, в лапах тяжёлая трость с клинком внутри, а на шее шарф крупной вязки. С собой учитель брал лишь необходимый минимум вещей, предпочитая путешествовать налегке, поэтому его багаж был даже меньше моего.

– Вперёд?

– Я готов, сэр.

– Шарль, все необходимые письменные указания относительно моего отсутствия вы найдёте на каминной полке. Скотленд-Ярд ничего не должен знать. Уверен, что инспектор Хаггерт какое-то время справится и без нас. Тем более что именно с его лёгкой руки влиятельные лица в палате лордов продвинули идею о моём посвящении в рыцари.

– Как прикажете, месье, – чуть кивнул старый дворецкий. – Но что делать, если ситуация будет отчаянной?

– Пока в Британию и страны Европы не хлынут безумные толпы беженцев из стран третьего мира, пока наши традиционные ценности непоколебимы, пока мужчины не стали женщинами и наоборот, пока мир не перевернулся с ног на голову, – меня не тревожить! Я на отдыхе, врачи советуют мне проводить больше времени на свежем воздухе, а также исключить любые стрессы и нервотрёпки. Ростбиф с кровью, шотландский виски и никакой работы! Дом на вас, друг мой.

– Будет исполнено, месье. Желаю приятного отдыха.

– Кеб?

– Ждёт вас у дверей.

…Мы вышли из дома затемно, осенний рассвет и не пытался просыпаться, зато привычно моросил мелкий дождь, а туман был такой, что даже стоящий буквально в двух шагах чёрный паровой кеб казался размытым, словно акварельная иллюстрация. Гнедой, в бурую крапинку жеребец на водительском сиденье вежливо приподнял мокрую шляпу:

– Отвратительная погода, джентльмены.

– И не говорите.

– Через пару часов ветер изменится. Прошу на борт.

– Благодарю, сержант. – Мой учитель пропустил меня вперёд, перекинулся парой фраз с водителем и занял своё место. После чего он покосился на меня и терпеливо пояснил: – Да, только бывший моряк мог знать, как меняется утренний бриз. И нет, он не может быть простым матросом, потому что умеет встречать пассажиров. Трудно представить, чтобы офицер флота с хорошей выправкой, не злоупотребляющий алкоголем, опустился до работы простого кебмена. Следовательно, он сержант в отставке. Что ещё ты хотел спросить?

– Так я и об этом не спрашивал, вы сами…

Месье Ренар вдруг надулся, словно я обидел его в лучших душевных порывах. Иногда он ведёт себя как ребёнок. Или скорее как француз, искренне давая волю чувствам, но совершенно забывая о воспитании и манерах. Не берусь судить, хорошо это или плохо, но это так. Сам Лис уверен, что именно подобная двойственность, а порою и тройственность характера даёт ему уникальную возможность «разговаривать с людьми», в чём, как известно, и заключалась его весьма специфическая дедуктивная метода.

А в том, что она работает, я убедился лишний раз, когда, остановившись на привокзальной площади, гнедой сержант вдруг оставил свой кеб и собственноручно донёс наш багаж до вагона, не взяв ни одного лишнего пенса! На прощанье он даже пожелал нам семь футов под килем.

На такой ранний поезд пассажиров из Лондона было немного. Мы взяли купе на четверых, расплатившись с кондуктором. Электрические двери открывались при нажатии зелёной кнопки и фиксировались изнутри. Поездки железнодорожным транспортом, невзирая на все меры безопасности, всё ещё являлись довольно рискованным предприятием.

На промежуточных станциях могли забежать грабители и воры, в полиции вечно не хватало людей, да и глупо было бы позволить констеблям кататься туда-сюда, в надежде, что если вдруг что-то случится, то они окажут достойное сопротивление злодеям. Поэтому купе имели два выхода – наружу, на улицу, и внутрь, в вагон. Когда поезд тронулся, мы закрыли все двери и оба рухнули досыпать, до Ноттингема было несколько часов…

Я проснулся ближе к полудню, желудок урчал, требуя пропущенный завтрак. Мой учитель задумчиво смотрел в окно, вагон потряхивало на поворотах.

– В саквояже есть тосты и пара яблок. Угощайся.

– А вы, сэр?

– Я не голоден. – Он дёрнул шнур звонка, вызывая проводника, и потребовал подать для нас чай. – Вряд ли у них будет хороший кофе, так что перебьюсь.

Он замолчал, наверное, на полчаса, пока я не расправился с двумя тостами с курицей и огурцом, куском холодного пирога, яблоком и чаем. Из своей чашки наставник не сделал ни глотка. Его молчание начинало тяготить.

– Прошу прощения, сэр…

– Да? – дёрнулся он, улыбнулся мне и покачал головой. – Извини, Майкл. Кажется, я слишком глубоко ушёл в свои мысли. Британцы любят сплин, верно? Так вот о чём я задумался: ты не жалеешь, что пошёл на службу к такому странному существу?

Наверное, у меня вытянулось лицо, но он истолковал моё изумление абсолютно правильно.

– Нет, я не собираюсь избавляться от тебя. Как не стану просить прощения за все те опасные ситуации, в которые ты попадал по моей вине или прихоти. Речь о другом. Уверен ли ты сам, что выбрал правильный путь? Не карьеру изобретателя, не стезю военного, не лавры домашнего учителя, а сомнительное удовольствие служить на побегушках у частного консультанта? Каким тебе видится твоё будущее? Подумай…

И знаете, мне было что ему ответить. Честное слово, за всё относительно недолгое время, пока я учился у этого удивительного зверя, мне каждый день было что ему сказать и высказать. Но не успел, к нам постучали…

– Вечер в хату, джентльмены. – В дверном проёме возникли двое весьма крупных мужчин, не слишком опрятно одетых, зато с такими рожами, что само понятие «особые приметы» заиграло множественными красками. Шрамы, наколки, выбитые зубы, помятые уши, поломанные носы, кривой глаз у одного и жёлтое бельмо у его товарища.

– Не желаете купить кирпич?

Месье Ренар тепло улыбнулся во всю пасть:

– Благодарю вас, нет.

– А если подумать? – Один успокаивающе положил татуированную ладонь на лысину другого. – Ведь если кирпич не купить, то вдруг он вам на голову упадёт?

– Железный аргумент. Мальчик мой, заплати!

Я принял сигнал к действию, достал из кармана пальто свою экспериментальную дубинку и нажал пуск. Игла влетела в шею одного, но электрического разряда хватило на двоих. Оба торговца кирпичами, искря и дымя волосами из ноздрей, вылетели в коридор, напрочь закупорив проход. Собственно, и всё, через час, может быть, придут в себя. Надеюсь, проводник окажет милосердие, проверив у них пульс и вызвав констебля на ближайшей станции.

А Лис внимательно посмотрел мне в глаза. Я не отвёл взгляд. Он покачал головой:

– Все вопросы снимаются. Ну или откладываются в очень долгий ящик. Похоже, тебе просто нравится всё это. Драки, погони, расследования, переодевания, стрельба, приключения. Я был таким же, когда ещё неопытным лисёнком впервые начинал закручивать усы. Оставайся…

Всю оставшуюся часть пути до Ноттингема мы болтали, смеялись, пили чай и приканчивали продукты, заботливо положенные нам верным дворецким. В какой момент и куда уползла парочка, недобитая мощью Алессандро Джузеппе Антонио Анастасио Вольта, нас не волновало. Надеюсь, мы с ними больше не встретимся, думается, это не в их интересах.

Не буду описывать детально долгий и достаточно скучный осенний пейзаж за окном, мелькающие городки, деревни, мосты и реки. Неглубокий и начинающий затягиваться льдом Трент встретил нас отражением луны на чёрной, почти неподвижной глади, а сразу за ним загорелись огни высоких ратуш Ноттингема. Наконец-то…

Фактически мы проехали весь световой день, и это на самом деле скоростной поезд. Какие-то двадцать лет назад поезда ходили на максимально короткое расстояние, а скорость была хорошо если пара миль в час. На лошадях добирались трое-четверо суток, теперь, конечно, цивилизация шагнула далеко вперёд. Здание вокзала, перестроенное из старого купеческого особняка ещё романского стиля, видимо, недавно отреставрировали, потому что в свете жёлтых газовых фонарей оно производило впечатление настоящего дворца.

– Кстати, на польском языке слово «вокзал» так и звучит – «дворжец», – подмигнул Лис, как всегда, отвечая на мои невысказанные мысли.

Временами мне жутко хотелось, чтобы он обманулся (а я-то думал совсем о другом), но до сих пор такой случай не представился. Истинный британец никогда не станет врать в таком вопросе, он честно признает свой проигрыш перед другим британцем. С остальными народами у нас, как бы это помягче выразиться, не такие щепетильные отношения. Туземца можно и обмануть.

Мы вышли на полупустой перрон, огляделись по сторонам, и поскольку заказать гостиницу заранее возможности не было, то на привокзальной площади пришлось взять первый попавшийся кеб. Собственно говоря, он там и был всего один. На водительском сиденье дремал старый сивый мерин.

– Добрый вечер, милейший! – достаточно громко прокричал Ренар.

– Уж ночь… – не поднимая головы, откликнулся кебмен.

– Какой отель можете порекомендовать?

– Откуда я знаю, какой тебе надо?

– Самый лучший!

– Дорогой, что ли? – на минуту задумался он. – Два шиллинга, пойдёт?

– Поехали, – согласился Лис, доставая монету, и мы закинули в старенькую паровую машину свои вещи. Кеб пустил пары, я ожидал, что сейчас услышу какую-нибудь средневековую балладу, но мерин решил иначе:

Голос у него был ужасен, но музыка мелодичная, текст поучительный, так что в целом прогулка по ночному городу оставила вполне себе благоприятное впечатление. Мы проезжали мимо старинных соборов, замковых стен, рыночной площади по небольшим, но хорошо освещённым улочкам. И примерно через час подпрыгивания по булыжной мостовой добрались до места.

– Этот пойдёт?

– «Колвик Холл»? – прочли на вывеске мы. – Пожалуй, да.

Нас встретило весьма ухоженное двухэтажное здание с колоннами, построенное в начале века. Швейцар-бобр, достаточно высокий для бобра, с лёгким поклоном важно распахнул тяжёлые двери. На рецепции мой учитель, не торгуясь, взял самый лучший номер и потребовал подать ужин через сорок минут. Отдельно вечернюю «Таймс»!

Деньги всегда решают всё, меньше чем через час, умывшись и переодевшись с дороги, мы уже наслаждались горячей водой, чистыми постелями и простым, незамысловатым ужином: форель, запечённая в полосках бекона по-валлийски, овечий сыр, чай и пиво. На десерт было подано весьма неплохое имбирное печенье. Хотя, честно говоря, я уже так хотел спать, что не смог воздать ему должное.

«Таймс» приходила в город с опозданием на день, но зато нам предложили «Ноттингемский вестник». Один листок дурной жёлтой бумаги с полуслепой печатью. Тем не менее мой наставник вцепился в него, как ребёнок в леденец. Он даже не отреагировал на моё пожелание «доброй ночи, сэр!», но я счёл правильным не реагировать на столь явное невнимание.

Мне действительно очень хотелось спать. Поставив электрическую дубинку на зарядку, я демонстративно выключил свет и полез под одеяло. Месье Ренар, оставив включённым ночник над своей кроватью, продолжил чтение…

Утром меня разбудили рано, но, с другой стороны, семь утра – это на час позже, чем я обычно встаю у нас дома в Лондоне. В остальном никаких фатальных изменений. Пять минут на умывание и приведение себя в порядок, а на выходе из дверей ванной комнаты меня уже ждёт строгий учитель в длинной ночной рубашке, с полицейскими наручниками в лапах. Вместо «доброго утра» он ловко защёлкнул их у меня на запястьях.

– Условия прежние, мы не громим мебель и не устраиваем непоправимый бардак в номере. В остальном разрешаю все удары!

– Но, сэр, разве управляющий отелем позволяет…

Пока я пытался облечь в литературную форму своё праведное возмущение, мне прилетело по уху. От второго удара я умудрился увернуться чисто автоматически, включилась память тела. Как правило, если «урок» вёл старый дворецкий, то он одновременно вбивал в меня основы французского. Лис иногда учил немецкому, но сегодня мой наставник казался скорее рассеянным, без энтузиазма и вдохновения, механически выполняющим свои бытовые обязанности. Несколько раз он мазал по воздуху, иногда открываясь настолько, что я чуть-чуть недотягивался до него ногой. Как минимум, это было странно.

Однако, как только я всерьёз задумался об этом, Лис резко опустил голову и, низко присев, вдруг боднул меня лбом в грудь. Удар казался настолько неджентльменским, что я даже не пытался блокировать, а потому отлетел на три шага, растянувшись на дорогом ковре и крепко приложившись макушкой о массивную ножку стола. Месье Ренар успел ловко поймать покачнувшуюся вазу.

– Ты делаешь успехи, мой мальчик. Но никогда не позволяй себе обманываться мнимой расслабленностью противника. Обычно за это приходится дорого платить. – Он закатал рукав, демонстрируя на предплечье длинный белый шрам, полуприкрытый короткой рыжей шерстью. – Это оставила наша общая знакомая из Индии.

– Пантера Лилиана?

– Да, тогда у нас произошло некоторое недопонимание. Я почему-то решил, что женщины не умеют драться, не притворяются слабей, чем они есть на самом деле, и не используют грязные приёмчики. Как оказалось, во-первых, я глубоко ошибался; во-вторых, резаные раны от кинжала пешкабз плохо зашиваются и долго заживают. – Он помолчал, подал мне лапу, помогая подняться, и завершил гораздо более весёлым тоном: – Переодевайся! Нас ждёт лёгкий завтрак и дивная прогулка по местным достопримечательностям. Воспользуемся предоставленной её величеством возможностью отдохнуть от лондонского смога в знаменитом Шервудском лесу. В преддверии зимы здесь дивный воздух.

– Это будет здорово, сэр!

Если бы в тот момент мы оба хотя бы представляли, ЧТО это будет за прогулка и насколько ДОЛГОЙ она окажется…

Погода была отличной. Мягкое солнышко, бодрящий холодок, свежий утренний воздух с ароматами выпечки, кофе и пожухлой осенней листвы. Я наивно надеялся, что мы пойдём куда-нибудь в центр, в ратушу или на площадь, но учитель сказал, что сначала следует отдать дань памяти легендарному Робин Гуду и посетить знаменитый дуб, под сенью которого собирались разбойники. В принципе, мы только что позавтракали, так что почему бы и нет?

Кебов в обозримой близости не оказалось, но нам попалась двуколка с крупной рыжей лошадью в мелкую россыпь серых и белых пятен. Извозчик, немолодой пёс неопределённой породы, пожевав нижнюю губу, запросил с нас аж три шиллинга, чтобы отвезти за город.

– Плачу пять, если дождёшься нас и отвезёшь обратно, – предложил Лис.

– Семь!

– Четыре.

– Шесть!

– Три.

– Это как? – немного запутался пёс, видимо, с математикой ему в школе не везло. – Везу туда, жду, везу обратно – и за всё три шиллинга?!

– А ты умеешь торговаться, – устало признал месье Ренар. – Чёрт с тобой, накидываю шиллинг!

– Значит, всего четыре? Ха, так вот это другое дело. Поехали, джентльмены.

Я сказал, что с математикой псу не везло? Да её, как видите, у них просто не преподавали! Счёт до десяти на пальцах, в его случае до восьми. Мы с учителем переглянулись, пожали плечами и заняли место в двуколке. Пока ехали, возница, решительно не желавший (хвала Ньютону-шестикрылому!) петь, в отместку развлекал нас несвежими местными новостями:

– Так вот, а миссис Хилари сидит такая, и муха у неё на глазу ползает! Представляете, джентльмены? И вот такие люди претендуют на пост мэра в нашей дыре, а?! На днях сынок старого Джо напился, да и протрепался в столичную «Таймс» о том, как сидел на китайском опиуме! Дескать, до сих пор курит его со страшной силой, а если опиума нет, так он сыр на пол крошит и нюхает в одну ноздрю. Теперь папашка его бешеные деньжищи всем газетчикам платит, чтоб, значит, тираж пожгли! А бывший судья Соломенный Джонсон впал в детство, на днях его видели в соборе Святого Варнавы без штанов. И ничего ему за это не будет, у него справка есть! А старуха Тереза что учинила, слыхали? Как получила пост директора школы для девочек, так каждое воскресенье вместо церкви ходила на соседнюю ферму и танцевала перед коровами. У тех со страху молоко пропадало! Фермеры требовали сжечь ведьму…

Всё это было жутко занимательно, но я заметил, что мой наставник слушает все эти городские сплетни вполуха, а сам едва ли не привстаёт на сиденье, пытаясь разглядеть, что происходит на горизонте. А там действительно наблюдалось какое-то движение. Суетились люди в красно-белых костюмах, мелькали лошади, слышался отдалённый рёв труб и, кажется, даже собачий лай. Извозчик-пёс хмыкнул, вывалив язык набок:

– А-а, сегодня проводят охоту на лис. Старинное британское развлечение, джентльмены. Многие говорят, дескать, оно устарело и слишком жестоко, поэтому вместо живого зверя разбрасывают клочки бумаги. Ведь главное, как говорится, скачка по лесу с препятствиями и опасностями, верно? Живую лисицу чего гонять…

– Они пройдут лесом? – перебил месье Ренар.

– Аккурат у Большого дуба и остановятся, – подтвердил возница, понукая лошадь.

Та тряхнула мордой, прибавила шагу, и через непродолжительное время мы вышли на опушке знаменитого Шервудского леса. Вглубь, к тому самому легендарному дереву, вела выложенная белым кирпичом тропинка. Как я понимаю, местные власти думали о туристах, заботясь о них как источнике пополнения городского бюджета. Пёс надвинул шляпу на нос, закинул лапы за голову и демонстративно растянулся на травке, а мы прошли вперёд. Лис был чрезвычайно сосредоточен, держал нос по ветру, подняв ушки на макушке.

– Что-то случилось, сэр?

– Судя по звуку охотничьих рогов, да. Ускорим шаг.

Честно говоря, я не понимал причин такой спешки. И более того, надеялся, что мы не так быстро вернёмся в город, ведь если подождать какие-то полчаса, то можно будет поближе разглядеть всё великолепие так называемой охоты на лис. Мысль о том, что месье Ренару могло быть неприятно данное мероприятие исключительно по родовой памяти, пришла слишком поздно. Я даже уже собрался извиниться, как он упреждающе поднял лапу, затянутую в тонкую лайковую перчатку.

– Не время, мой мальчик! Сегодня эти люди гонят настоящего зверя. Не бумажки.

– Лису? – не поверил я. – Невозможно, это чудовищная дикость! Цивилизованное британское общество давно осудило столь нетолерантное отношение к…

– Они вышли с собаками. Псы нужны для загона несчастной лисицы, это настоящая охота, пережиток чудовищного прошлого.

Звуки рога раздавались всё ближе и ближе. Получается, всадники действительно скачут в нашу сторону. Неожиданно Лис отбросил трость и цилиндр, сорвал длинный плащ, принял низкую стойку и с невероятной скоростью бросился в кусты. Вернулся он буквально через пару минут, держа в руках замызганного, едва дышащего лисёнка.

– Сэр, это его травили собаками?! – Мне было трудно совладать с голосом: при переводе на человеческий возраст дикий зверёныш едва ли был старше меня. – Нам нужно двигаться к двуколке и срочно спешить в город! Полиция не может попустительствовать такому безобразию.

– Эту усталую лошадку охотники догонят за пять минут, ты не представляешь, какие у них кони, – возразил учитель, кинув мне в руки свои часы. – Беги сам и гони прямиком к шерифу ноттингемскому! За тобой погони не будет, мы отвлечём их. У тебя меньше часа.

– Я не оставлю вас!

– Да пресвятой электрод Аквинский, исполняй уже, мальчишка!

Мне не оставалось ничего, кроме как подчиниться. На ходу я успел отдать ему свою электрическую дубинку и опрометью бросился по дорожке из белого кирпича к ожидающей нас повозке. Пёс приподнял шляпу, но вопросов задавать не стал, просто тронул поводья.

– Если доедем за полчаса, плачу втрое! – проорал я.

– Ха, стало быть, это ещё три шиллинга к моим четырём, так что уже пять! – восхищённо присвистнул возница. – А ну давай, старушка Мэй, покажи столичному юноше, как резво ты скакала лет десять назад…

Стук копыт, лай, сигналы охотничьих труб и конское ржание преследовали нас буквально по пятам, но вскоре мы оторвались, так как всадники явно нашли новую цель – месье Ренара с забитым лисёнком на руках. И хоть я прекрасно отдавал себе отчёт, что мой учитель способен за себя постоять, к тому же у него дар «говорить с людьми», но сердце всё равно сжалось от тревоги.

Он там один против десятка разгорячённых погоней и жаждой крови людей. Тех, кто привык к тому, что здесь, в провинции, они – закон, власть и сила! А если какой-то там «близкий к природе», модный хлыщ из Лондона, попробует стать им поперёк дороги…

Мы успели за двадцать восемь минут, судя по серебряному хронометру Лиса. Рыжая старушка Мэй показала себя во всей красе, чудом не сбив трёх прохожих, включая хмурого добермана в клетчатом макинтоше, и не разнеся всю двуколку о ступени полицейского участка. Я честно высыпал в протянутую лапу ровно пять шиллингов, мысленно пообещав самому себе ещё лучше учить математику, после чего выпрыгнул на мостовую, бросившись на поиски шерифа.

Им оказался немолодой, очень важный и чуть манерный кот, как я понимаю, чисто британской породы. Роскошные усы, добротный бархатный сюртук по старой моде, начищенная медаль шерифа на толстой позолоченной цепи. С первого взгляда было видно, что он весьма разбирающийся в своём деле законник. Один тон его внушал безоговорочное доверие. И я повёлся…

– Да? Неужели? Вы уверены? Какое безобразие! Конечно, я не знал. Где? Как его зовут? Из самого Скотленд-Ярда? Надеюсь, вы уже сообщили туда? Правильно. Это вопрос местного самоуправления. Но вы обязаны написать заявление. Пройдёмте!

Он был так безукоризненно вежлив, воспитан и проявлял столь искреннее сочувствие, что я даже понять не успел, как очутился в небольшом полутёмном помещении с зарешеченным окошком и глухими стенами. В тяжёлой двери со скрипом провернулся ключ.

– Да? Почему? Нет. Ясное дело. Увы. Кто? Я? Нет, не я. Жизнь такая. Не знаю. Может, неделю. Или две. Зависит от суда. Кто? Судья? Где? Хм, ну на охоте же…

Вот, собственно, наверное, и всё. Я прислонился спиной к стене, с трудом удерживаясь от слёз. Меня провели, как мальчишку. Всё слишком уж гладко складывалось. Да чтоб шериф такого маленького городка, как Ноттингем, не знал, кто и когда собирает компанию на псовую охоту? Если даже какой-то там извозчик с улицы в курсе…

А ещё меня спрашивают, сообщил ли я в Скотленд-Ярд?! Не сообщил! В том-то и дело! Я, как последний деревенский дурачок, попёрся прямиком к жадному, продажному шерифу, который, видимо, не изменился со времён песен о Робин Гуде! Но, быть может, не все здесь такие…

Я бросился к маленькому зарешеченному окну:

– Эй! Кто-нибудь! На помощь!

Мне открывался весьма ограниченный кусок улицы, но, благодаря тому что участок шерифа находился в исторической части города, прохожие всё-таки были. Люди и «близкие к природе», заслышав мой крик, отводили глаза, некоторые крестились. И только один явно не местный доберман, по виду скорее немецкий турист в тёмных круглых очках, вдруг повернул морду. Я узнал, это его чуть не сбила наша двуколка. Но, быть может, потому, что немцы так законопослушны, он лишь сочувственно покачал головой и почти отвернулся, как…

– Херр доберман, гутен таг! – Неожиданно для самого себя я вдруг заговорил на вполне сносном немецком. – Битте, гебен зи дас телеграмм! Скотленд-Ярд должен знать о…

Немец (если это был он?) лишь сильнее надвинул на лоб тирольскую шапочку с пером и, насупившись, продолжил прогулку. Мне даже показалось, что он ни черта не понял или обиделся на моё произношение. Конечно, меня ведь учили иностранным языкам таким оригинальным способом, что и врагу не пожелаешь…

За дверью раздались шаги, потом вновь провернулся ключ, и на пороге показались двое лысых громил. Да, да, те самые, которых мне пришлось вырубить в вагоне поезда Лондон – Ноттингем. За их спинами на минуточку мелькнул предательский толстый кот:

– Вот. Ага. Его. Нет? Сколько? Нет. Максимум шиллинг. Пусть. Зачем? И это не надо. В мясо. Чтоб знал. Помнил. И никогда впредь! Действуйте.

Громилы, потирая кулаки, шагнули в мою, вдруг ставшую такой тесной камеру. Дверь захлопнулась. Я тоскливо вспомнил, что проверенную дубинку оставил своему учителю, полагая, что ему нужнее. Мне бы, оказывается, она тоже весьма пригодилась.

– Ну что, малец, снимай штанишки, – гнусно ухмыльнулся один.

– Мы тебя отшлёпаем, – хохотнув, поддержал другой. – В воспитательных целях.

Наверное, месье Ренар нашёл бы, что сказать в ответ, он вообще любит «говорить с людьми». У меня таких талантов не было, но были проводки, аккумулятор в кармане брюк и железная пластинка на носке правого ботинка. Поэтому я, не задумываясь, ударил первым. Ближайший бандит сложил руки на причинном месте, упав носом вниз без писка.

Второй заревел и пошёл на меня, выхватив из рукава складной нож. Не знаю уж, с кем ему раньше приходилось иметь дело, но я успел трижды вмазать ему по лицу, расквасить нос и уложить поверх первого ударом колена в висок. Падая, он умудрился проткнуть мне полу плаща, так что теперь ещё и зашивать придётся. Обидно.

Практически в этот же момент дверь вновь распахнулась, на пороге стоял всё тот же немецкий турист. Только сейчас, глянув на него в упор, мне стало понятно, каким же я был слепошарым кашалотом, по выражению моей бабули…

– Гавкинс?!

– Для тебя сержант Гавкинс, – сняв очки и брезгливо оглядев камеру, обрезал он. – Я плохо разбираюсь в иностранной тарабарщине, но догадался пройти на почту и отправить телеграмму инспектору.

– Сэр…

– Но если ты ещё хоть раз обзовёшь меня «херром», я тебе башку откушу!

– Помогите моему учителю и кусайте сколько вам заблагорассудится, – взмолился я. – Месье Ренар там один против десятка озверевших людей, организовавших псовую охоту на живую лису, а местный шериф с ними в сговоре!

– Расскажешь по дороге, – коротко кивнул он. – Выбирайся отсюда.

Мы заперли дверь камеры с двумя недобитыми бандитами. В помещении участка больше никого не было, но, видимо, шериф не считал возможным, что хоть кто-то посмеет вторгнуться в его вотчину. Опасная самоуверенность.

– Когда я скользнул сюда, он как раз бежал через площадь, – на ходу выслушав мой рассказ, делился сержант. – Наверняка спешил предупредить кого-то из своих.

– Помощь из Лондона не успеет.

– Нет, придётся обходиться своими силами.

Я, конечно, верил, что в бою один доберман стоит четырёх противников, но вряд ли это спасёт нас, если к тем десятерым присоединится ещё и шериф со своими людьми. Положение было отчаянным, и если бы в мою голову не стукнулась совершенно нелепая мысль, то, наверное, этот рассказ мог бы быть отнесён к числу немногочисленных поражений лиса Ренара.

– Сержант, можно один вопрос: вы умеете стрелять из лука?

– Любой мальчишка этот умеет, – фыркнул он и замер. – А ты куда уставился?

Прямо перед нами манила пёстрыми красками большая сувенирная лавка – картины, флаги, средневековые костюмы, декоративное оружие. Гавкинс посмотрел мне в глаза и нервно заскулил, но отступать было некуда…

Когда мы нашли того же извозчика в полуквартале налево, он не узнал меня. Но честно потребовал три шиллинга за проезд. Сержант молча заплатил вперёд. Мы доехали до опушки леса, велели нас ждать и дальше пошли пешком. Я высоко поднимал подол синего платья девицы Мэриан, а доберман тащил на своём горбу длинный английский лук и колчан со стрелами. Учитывая, что внимание охотников было отвлечено, мы смогли подобраться как можно ближе. А с высокой ветви Большого дуба вещал усталый голос моего учителя:

– Джентльмены, позвольте ещё раз напомнить вам о благородных традициях истинно британской охоты. Они заключены в предоставлении равных возможностей человеку и зверю! Но вас-то вон сколько, а…

– Пошёл к дьяволу!

– Пристрелите его уже кто-нибудь!

– Может, просто подпалить ветки и выкурить его дымом?!

– Невозможно даже представить себе, чтобы герцоги и графы Ноттингемшира охотились такой толпой на одну маленькую безобидную лисичку! А как же священная хартия о правах четвероногих?

– Пошёл к чёрту!

– Да стрелял я, и Уолли стрелял, и Джейкоб, но этот гад так вертится…

– Насчёт выкурить дымом неплохая идея, а?!

Лошади стояли в сторонке, собаки были привязаны рядом, но люди (только люди!) в количестве не десяти, а двенадцати человек, в тёплых красных куртках и белых лосинах, суетились вокруг большущего дуба, не представляя себе, как сдёрнуть героического рыжего заступника всех обиженных и угнетённых наземь, дабы устроить ему хорошую трёпку.

– Разве не в этих лесах царил сам дух свободы? Разве потеряли вы веру в честь ваших предков? Разве не… Ай! Больно же-е…

– Что?! – невольно вздрогнули все.

– Зараза мелкая, – нежно протянул Ренар. – Сделал мне «кусь» за ухо, шалунишка-а…

Несколько человек внизу сентиментально вздохнули, но большинство показало истинно британскую непробиваемость.

– Уже больше часа здесь торчим, снимите же кто-нибудь его с дерева!

– Он мне шпагой чуть глаз не выколол, лично я больше не полезу.

– Проголодается, сам слезет! Эй, ты, столичный, хочешь сандвич с сыром? Вкусный, ням-ням, слезай, на, иди сюда, куть-куть-куть?!

Я подтолкнул локтем Гавкинса, и сержант, пользуясь тем, что большинство охотников сгрудились под дубом, спустил тетиву. Оперённая стрела вонзилась в старую кору максимум на два дюйма выше головы самого высокого типа. Её оперение задрожало, словно досадуя на промах. Повисла изумительная тишина, даже птицы больше не чирикали, заткнулись все…

Гавкинс в очередной раз пообещал мне всё припомнить и шагнул на поляну. Высокие сапоги, облегающее трико коричневого цвета, зелёная куртка, зелёная шляпа с фазаньим пером, лук и стрелы.

– Робин Гуд, опт-е… – еле слышно протянул кто-то и дважды икнул.

Что ж, держа стрелу на тетиве маленького женского лука, я также сделал шаг вперёд, встав рядом с доберманом. На мне было синее платье со шнуровкой на талии, рыжий парик с локонами ниже лопаток, хорошо хоть фальшивую грудь не стали подкладывать, у девиц того времени её вроде бы и не было. Я привычно похлопал ресницами, это нетрудно.

– Прекрасная дева Мэриан…

Ещё ступор на полминуты, а потом все двенадцать человек дружно подняли глаза вверх. Мой учитель размышлял недолго:

– Что уставились, негодяи? Я – Ричард! И я ваш король!

Мне никогда не доводилось видеть, чтоб большая шумная компания столь уверенных в себе самодовольных баронов удирала с такой поразительной скоростью. Да пресвятой электрод Аквинский, они даже забыли про лошадей! Перепуганные люди, вопя и богохульствуя, бросились по белокаменной дороге в город, по пути безжалостно смяв и затоптав пытающегося остановить их шерифа. Это была наша полная победа и безоговорочная капитуляция местных!

Лисёнка мы отпустили на свободу. На прощанье он дважды лизнул своего спасителя в нос, но когда я попытался погладить зверька по голове, тот прижал уши и зашипел. Мне едва удалось отдёрнуть руку. Всё-таки дикие лисы остаются дикими, тут ничего не поделаешь. По пути к нашей двуколке мы подобрали изрядно потрёпанного шерифа. Сержант Гавкинс встряхнул его за шиворот с такой яростью, которая могла быть обусловлена только вековой враждой собак и кошек…

– А что? Я что?! Не я. Не был. Не знаю. Это они! Я чист. Меня нельзя! А вы кто? С кем? Кто вам тут дал право?! Да я… у меня… между прочим… в самом парламенте… Я жаловаться буду-у-у!

Извозчик-пёс посетовал, что мы его совершенно загоняли, хотя если кому и стоило выражать возмущение, то только его лошади, и потребовал: «Раз вас вдвое больше, то назад меньше чем за шиллинг с хвоста не повезу!» Мы пожали плечами: с учётом того, что у сержанта хвоста нет, а у меня тем более, сумма вполне приемлемая. Но, ей-богу, школьный учитель в Ноттингеме всё равно гораздо нужнее, чем тот же шериф! Доехали без спешки, с расстановкой и разговорами…

В городе нас встретили два десятка констеблей из соседних графств, их направили сюда по просьбе инспектора Хаггерта из Скотленд-Ярда. Лондонская бригада прибудет только завтра утром, пока же все полисмены округи поступали в распоряжение сержанта Гавкинса.

И первое, что он сделал, – приказал посадить кота с медалью шерифа под замок в его же участке. Тот пел, словно звезда итальянской оперы, поимённо сдавая участников дикой охоты. Ещё до наступления вечера констебли арестовали всех. Шумиха, естественно, на весь город! Люди и «близкие к природе» высыпали на улицы, все хлопали в ладоши, поздравляли друг друга, пели, угощались пивом и виски, смеялись, даже танцевали на площади.

Естественно, были подняты все адвокаты и высокие покровители тех моральных уродов, которые травили собаками маленького лисёнка. Никто и не сомневался, что их будут пытаться объявить невинными овечками, случайной жертвой обстоятельств, и, возможно, что-то сошло бы им с рук, если бы не… Ренар!

Знаменитый Лис, которого собиралась посвятить в рыцари сама королева, разумеется, прибыл в Ноттингем инкогнито с тайной целью вскрыть гниющий нарыв на благородном челе города. Именно он должен был прекратить страшные охотничьи забавы, которые захлестнули разжиревшую местную знать. Поскольку вот так развернула это дело пресса, сразу сделав его резонансным, то, увы, заступничество сверху никому не помогло. Крупные штрафы получили все. Впрочем, основную вину взвалили всё на того же усатого-полосатого кота-шерифа…

– Как вы нашли нас? – уже за поздним ужином вежливо поинтересовался мистер Лис. – Уверен, что старина Шарль не сдал бы нас.

– Он и не сдал, – поморщился Гавкинс, отставляя чашечку подогретых сливок. – Я пришёл утром, но добиться, где вы и куда уехали, было невозможно даже под угрозой расстрела. Пришлось пойти другим путём.

– Каким? – не удержался я.

– У нас в полиции тоже есть свои секреты.

– Вы опросили констеблей, дежуривших на вокзалах? – мгновенно догадался мой учитель. – Дальше всё было просто.

Действительно, узнав, на какой поезд мы купили билеты, доберман переоделся в гражданское и выехал следом дневным поездом в двенадцать часов пополудни. Глубокой ночью прибыв в Ноттингем, он поселился в более скромном отельчике и с утра начал обходить город, где в конце концов и заметил меня. Всё, что произошло дальше, вы знаете без моего пересказа.

И хотя в этом деле никого не убили, ничего не украли, оно по праву заняло значимое место в моём архиве. Хотя бы потому, что здесь не месье Ренар, как обычно, спасал всех, а все спасали его. Кажется, я уже начал зевать, когда лис наконец-то задал самый важный вопрос:

– Так зачем же вы искали меня в Лондоне, дружище?

Сержант Гавкинс смущённо потупился.

Понятно, Скотленд-Ярд опять нуждается в нас. Что же такого таинственного произошло?

Оказалось, это…

Глава 7 Босх, ничего личного

Разумеется, я мог бы детально описать всю нашу дорогу домой, от порога отеля «Колвик Холл» и до нашего уютного особнячка близ Тауэрского моста. Это вполне одобрялось, поощрялось и, более того, даже вменялось мне в обязанность классическими традициями высокой британской литературы, которой я доверял абсолютно. И практически все мои первые записи идут именно в этом ключе. Да, да, именно так.

Уже позднее французские романы, итальянские пьесы, немецкая драматургия, русская поэзия кардинально изменили мой слог. Поэтому я буду писать лишь о том, что считаю непременно важным, а остальное пусть каждый додумает сам. В конце концов, хорошую или плохую книгу создают двое – автор и его читатель…

Итак, спустя два неполных дня мы с лисом сидели за чаем и десертами после лёгкого необременительного ужина из четырёх перемен блюд. Я в очередной раз зачитывал учителю строки из полицейских протоколов, а он, временами прерывая меня уточняющими вопросами, делал пометки в блокноте. Прямо перед нами на каминной полке лежала в рамке большая цветная литография – копия довольно известной картины «Муки святых грешников» кисти знаменитого нидерландского живописца Иеронима Босха. Возможно, приписываемой ему, но суть не в этом.

– Если мне не изменяет память, его настоящее имя Ерун Антонисон ван Акен, – с лёгким сомнением поправил месье Ренар, и, разумеется, с памятью у него всё было отлично. – Напомни, ведь причина обращения Скотленд-Ярда к помощи частного консультанта не в том, что полотно фальшиво или кто-то из искусствоведов с мировым именем всерьёз опровергает авторство великого мастера?

– Нет, сэр. – Я вновь сверился с протоколами. – Дело в том, что картина убивает.

– Ядовитые испарения красок? Гипноз образов? Сумасшествие, вызываемое сюжетом?

– Неизвестно.

– Сколько человек погибло?

– На данный момент трое.

– Ох, ладно, давай подробности…

Сухие сводки Скотленд-Ярда, как вы понимаете, подробностями не баловали, но хотя бы максимально точно и без фантазий описывали то, что уже было известно полиции. Итак, частная галерея лорда Корнуэльского, известного мецената и собирателя ценностей, приобрела в городе Брюгге небольшую коллекцию старинных картин. «Малые голландцы» нынче в моде, хотя блистательная школа того же Тёрнера, на мой патриотический взгляд, перехлёстывает всех их, вместе взятых. Но именно этот таинственный Босх, перевезённый в Лондон, неожиданно привлёк к себе внимание ещё до выставки. И причина была более чем серьёзной…

Некий человек, назвавшийся магистром оккультных знаний, написал открытое письмо лорду Корнуэльскому, которое было опубликовано в европейской прессе. Якобы данное полотно несёт на себе проклятие смерти! Это можно было бы счесть глупой шуткой или бредом сумасшедшего, но внезапно исчезли двое из четырёх грузчиков, перевозивших картину. Случайность?

Скорее всего, несомненно, разумеется, да! Редактор лондонской «Таймс» сразу же написал об этом в газете с трезвым предложением не впадать в панику, грузчики могли просто напиться и дрыхнуть где-нибудь в забытом богом дешёвом кабаке. Но буквально на следующий день пропал сам корреспондент газеты, выпросивший у владельца разрешение сфотографировать «Муки святых грешников». «Таймс» обратилась в Скотленд-Ярд. Вот тут в городе реально появились первые признаки паники…

– Выставка под угрозой. После всех этих исчезновений толпы любопытствующих лондонцев требуют срочно показать им страшную картину. Не меньшее количество граждан уверены, что правительство должно немедленно сжечь это полотно! Ничего не понимаю…

– Иногда британцы бывают доверчивее французов. Это потому что вы слишком серьёзно ко всему относитесь. Что там ещё?

– Сегодня вечером картина была тщательно осмотрена искусствоведом и критиком мистером Жакобом Лурье. Под личным присмотром инспектора Хаггерта. Ничего особенного не обнаружено, но что-то нехорошее зреет, сэр…

– Не стоит так уж нагнетать, мой мальчик, – отмахнулся учитель. – Как правило, любая шумиха лишь мешает трезвому взгляду на вещи. Как ты смотришь на небольшую прогулку перед сном?

Разумеется, я радостно кивнул. Прогулки с Лисом всегда безумно интересны и познавательны. Он отлично знал этот древний и вечно молодой город, историю всех дворцов и закоулков, зданий и парков, скульптур и фонтанов, я был готов бродить с ним часами, жадно впитывая его рассказы цепкой памятью четырнадцатилетнего мальчишки. На сборы не ушло много времени, дождь почти перестал, снега ещё не было, тем более что нам, как по заказу, повезло с кебом.

– Га-а, Лисицын! – радостно приветствовал нас высокий рыжий жеребец с белой полосой на морде, в тёплой бекеше в талию. – Та ещё и хлопчик с тобой? Живые, здоровые, аж сердце радуется! Куда едем, где на злоключения нынче нарываемся, а?

Мы так же тепло поздоровались с Фрэнсисом, донским кебменом, подрабатывающим у нас в Лондоне, вечно влипающим в какие-то истории, но тем не менее настоящим другом, на которого можно положиться всегда и во всём. Поёт он в основном непонятные казачьи народные песни, где в конце концов все либо поженятся, либо умрут. Последнее чаще, но, как говорит тот же Шарль, с точки зрения философии все мы когда-нибудь…

Фрэнсис уточнил адрес, забекренил папаху с красным верхом и серебряными галунами и, пустив пары, повёл машину прямым ходом, распевая во всё горло:

Как вы понимаете, на припеве мы с лисом дружно притоптывали и хлопали в ладоши. И плевать, что на улице почти ночь, что люди спят, что констебли с перекрёстков свистят вслед… Да и вообще, подобное поведение недопустимо для двух воспитанных джентльменов.

Когда мы приехали к массивному зданию галереи на Пэлл-Мэлл, улица была практически пуста.

По южной стороне в направлении Трафальгарской площади располагался Сент-Джеймсский дворец – резиденция королевского семейства. По северной шло несколько весьма дорогих английских клубов, занимавших первые этажи высоких особняков. Здесь горели исключительно электрические фонари, клубные завсегдатаи, как правило, не пользовались обычными кебами, предпочитая собственные экипажи или первые авто, и даже полиция старалась не слишком докучать высокопоставленным игрокам.

К моему немалому удивлению, Лис не стал выходить на улицу, казалось, он уже узнал всё, что хотел. Мы прокатились мимо галереи взад-вперёд, на сто шагов в обе стороны, и Фрэнсис послушно развернулся обратно. Вот тогда с нами произошла не слишком приятная история, имевшая долгоиграющие последствия. Всё началось с моста через Темзу и встречного кеба.

Не знаю, кто именно в тот момент находился в салоне паровой машины, но, почти поравнявшись с нами, водитель, пегий в чёрную крапинку молодой жеребец вдруг оскалил жёлтые зубы и радостно заголосил:

– Не сметь петь подобные мерзости при моём ученике! – мгновенно подскочил месье Ренар, хватаясь за проверенную трость.

Жеребец вдарил по тормозам, обдав нас горячим паром, и, сдвинув брови, фыркнул:

– А шо не так?! Чи ты сам из пархатых…

Больше он не успел сказать ничего, поскольку тяжёлое копыто Фрэнсиса врезало ему по уху. Мы и глазом моргнуть не успели, как два коня устроили жесточайшую драку прямо на мостовой. Разнимать их значило просто путаться под ногами с гарантированным риском для жизни. Да, Ньютон-шестикрылый, в конце концов нам пришлось вызвать полицию, и только усилиями шести констеблей эту ситуацию удалось разрешить.

Мой учитель дал необходимые пояснения, высокопоставленный чиновник из паровой машины выходить отказался, полиция составила протокол, и взлохмаченный донец всё-таки довёз нас до дома. Лис предложил ему зайти и обработать синяки с кровоподтёками, но тот почему-то застеснялся. Нёс какую-то ерунду, мялся на пороге, извинился раз десять и всё-таки ушёл. Даже денег за поездку с нас не взял, в определённых моментах он жутко упрям, всё-таки странные эти русские.

В наше отсутствие дома ничего такого не произошло. Мистер Лис попросил старого дворецкого подать ему кофе в гостиную и двухнедельную подборку вечерней «Таймс». Мне был предложен стакан тёплого молока с мёдом. Никаких разговоров, никаких объяснений, быстро выпил и марш спать. Да, честно говоря, я и не особенно спорил. Всё-таки режим дня великая вещь, его соблюдение важный фактор воспитательного процесса.

Так любит говорить мой наставник и работодатель, который сам, между прочим, никакого режима даже близко не соблюдает! Ест, пьёт, что захочет, спит, когда ему взбредёт, обожает лениться, может весь день проваляться на диване, всё равно всегда оставаясь стройным, подтянутым и лёгким на подъём. Наверное, надо просто родиться лисом, «близким к природе»…

Ночь пролетела быстро. Мне снился Шервудский лес, по которому мы почему-то гуляли с бабулей. Она заглядывала под каждый куст в поисках виски и, несмотря на мой скептицизм, таки нашла бутылку бурбона. Потом к нам присоединился дворецкий Шарль, я отказался участвовать в их празднике жизни и уехал в Лондон на паровом кебе, который почему-то бесхозно стоял на опушке. Чем всё это кончилось, уже не помню, да и не важно.

В общем, сны дурацкие, утро началось в привычном ритме. Подъём, заправка кровати, приведение себя в порядок, тренировка на кривых иранских ножах. Причём тот же Шарль был в защитном жилете и рукавицах, а я нет. До кровопролития дело не дошло, я отчаянно защищался, но пару раз кулаком он мне всё-таки врезал. Трудно поверить, что ещё месяц-полтора назад я вообще не мог бы оказать ему никакого сопротивления, причудливая метода образования от месье Ренара действительно давала свои плоды.

На завтрак были поданы тонкие французские блинчики, пересыпанные сахарным песком, клубника в сметане, масло, мёд и красная лососёвая икра. На десерт – запечённая груша в ежевичном варенье, чай со сливками для меня, кофе по-бретонски для учителя.

В конце завтрака Шарль принёс утреннюю почту. Особо важных писем или телеграмм не было, зато передовица «Таймс» буквально вопияла самыми большими буквами: «НОВАЯ ЖЕРТВА БОСХА!»

– Майкл, тебя не затруднит прочесть вслух? – Лис вальяжно развалился в кресле, вытянув ноги в турецких туфлях поближе к свежезатопленному камину.

Разумеется, вопрос был риторический. Я послушно встал ближе к окну, прокашлялся, постучал себя кулаком в грудь и начал:

– «Редакции стало известно о том, что мистер Жакоб Лурье, широко известный в определённый кругах критик и искусствовед, только вчера исследовавший привезённую в Лондон ТУ САМУЮ картину, не вернулся в свой частный особняк на Кингс-роуд в Челси. Его домохозяйка тут же обратилась в полицию, но Скотленд-Ярд привычно отказывается от озвучивания любых версий и не отвечает на справедливые вопросы граждан. Так и хочется спросить: доколе? Что за страшное, магическое оружие привезено в наш общий дом лордом Корнуэльским? Сколько ещё ни в чём не повинных людей должно бесследно раствориться в тумане? Куда смотрит правительство и власти?» Сэр, дальше всё примерно в том же ключе. Читать полностью, со всеми комментариями?

– Право, не стоит. – Он с видимым удовольствием облизнул губы и отставил пустую чашку. – Этот Лурье был последней точкой, его так называемое исчезновение помогает нам распутать этот замысловатый узел. Будь добр, посмотри новости последней колонки.

– Что-то конкретное?

– Да. В частности, меня интересует, не проводит ли какой-либо престижный клуб закрытое заседание, обед, приём, посвящение или ещё что-либо подобное в этом ключе.

Я не совсем понял поставленную задачу – но вот чудо! – действительно НХЛ (Национальная холостяцкая лига) намеревалась устраивать в ближайшее воскресенье торжественный обед в честь стотридцатилетия клуба.

– Это важно?

– Если вспомнить, что НХЛ была основана представителями знатнейших родов Великобритании, то ответ лежит на поверхности.

– Боюсь, что не очень понимаю вас, сэр…

– Шарль, ещё кофе, будьте любезны!

– Прошу прощения, месье, вам телеграмма. – В гостиную шагнул дворецкий с маленьким серебряным подносом в руках.

Мой учитель быстро развернул сложенный вдвое лист бумаги, прочёл и удивлённо вытаращил глаза:

– Ничего не понимаю – Фрэнсис в тюрьме! Арестован за нападение, избиение и оскорбление представителя национальных меньшинств?! Конский профсоюз в лице мистера Чеши просит нас о помощи.

Честно говоря, я также впал в некий ступор. Мир перевернулся и катится куда-то не в ту сторону. Какой-то невнятный урод распевал антисемитские песенки, а виновным признан наш друг с тихого Дона?! Потом, что значит «просит о помощи»? Месье Ренар частный консультант Скотленд-Ярда, но не юрист, не адвокат и не обладает значительными связями в судопроизводстве. К тому же каждый британец знает, насколько коррумпированы и продажны наши судьи…

– Ты совершенно прав, мой мальчик, – задумчиво скрипнул зубами лис. – Но мы не можем оставить нашего друга в беде. Мы не сможем вытащить его из-за решётки, но вполне способны обменять его свободу на разрешение загадки Босха.

– Минуточку, сэр… – Мне показалось, что я ослышался. – Но вы и я свидетели, Фрэнсис ни в чём не виноват, он заступился за своих пассажиров. А вы говорите так, словно уверены, что его осудят!

– Он русский. Поверь, к сожалению, нашей Фемиде этого достаточно. Если обвинению удастся убедить судью, что это мелкое недоразумение классифицируется как этническая вражда, то увы… Одевайся! Передашь констеблю у моста мою записку для инспектора Хаггерта.

…Пока я шёл по улице, вездесущие еноты носились с остатками тиража утренней «Таймс», пытаясь всучить её прохожим хотя бы за полцены. В этом деле им не было равных.

– «Исчезновение именитого критика!»

– «Ужасающие подробности! Кровь стынет в жилах!»

– «Мёртвый нидерландец вновь убивает живых англичан!»

– «Кто знает, где находятся Нидерланды? Скидка в четверть пенса!»

– «Полиция бездействует, куда смотрит правительство? Кофейное лобби в доле?!»

– «Чем ответит Британия? Очередная нота протеста или всё-таки пора посылать флот?!»

Кто-то покупал газеты, кто-то уже читал, кто-то даже спорил с такими же политически активными прохожими, а кое-где группки активистов, ностальгируя по временам Уота Тайлера и Оливера Кромвеля, откровенно грозили кулаками в адрес прозаседавшегося парламента и – о ужас! – даже некоторых членов королевской семьи…

Я подошёл к высокому молоденькому констеблю на углу Тули-стрит, передав ему сложенную вчетверо записку для инспектора. Не сразу, кстати, мы не были с ним знакомы, и он минут пять изображал непоколебимое непонимание. Потому гнев, снисхождение, раздражение, принятие, уныние, согласие, долгий выдох с выпячиванием нижней губы с одновременным взлётом бровей домиком – и он поплёлся на поиски старшего офицера. В конце концов, ведь это его служебный долг, но он так тянул…

Мне с трудом удалось удержаться, чтоб не дать полисмену поощрительного пинка, чисто в качестве безвозмездной помощи, как джентльмен джентльмену. Горячие лондонские парни из благопристойных семей частенько позволяют себе такие шутки с констеблями. Популярно также напасть сзади, стащить шлем с головы и убежать. У британской полиции только дубинки, пневматических револьверов нет, так что всё зависит от длины ног и тренированности дыхания. Так что искушение было велико. О нет, нет, ладно, не сегодня, но я тебя запомнил, ходи оглядывайся…

Когда я вернулся домой, то месье Ренара там уже не было. Однако его кожаный плащ и сменный макинтош по-прежнему висели на вешалке в гардеробе. На мои вопросы Шарль ответил, что не имеет привычки следить за своим работодателем и если бы Лис хотел, чтоб я был в курсе его перемещений, он бы нашёл способ мне это сообщить в устной или письменной форме через кого-либо или лично. Пресвятой же электрод Аквинский, уже второй раз за день я испытал жгучее желание кого-нибудь пнуть…

Однако в случае с нашим непобедимым дворецким дело могло кончиться далеко не так весело, как с отвешиванием пенделя констеблю и предполагаемым беззаботным бегством. То есть не было никаких сомнений, что меня догонят и я получу сполна. Но куда же направился мой наставник? Записку он писал при мне, не скрываясь, настоятельно предлагая инспектору Хаггерту с сержантом быть у нас к ужину.

Как правило, в Скотленд-Ярде не игнорируют подобные приглашения, тем более если учесть, что Гавкинс попёрся за нами аж в Ноттингем! Получается, что у месье Ренара уже есть какая-то версия или разработанный план действий против коварной картины, похищающей людей. Ведь до сих пор ни одного трупа обнаружено не было. Грузчики, журналист «Таймс» и критик-искусствовед просто растворились в воздухе, что наводило на некоторые вполне себе безрадостные размышления…

Поэтому я лишь уточнил: есть ли для меня ещё какие-то поручения? Если нет, то можно ли мне с пользой потратить свободное время в лаборатории? На первое старик-дворецкий ответил отрицательно, на второе – утвердительно. Отлично, лаборатория, она же мастерская, она же кладезь всего, о чём только может мечтать начинающий изобретатель, всегда манила меня к себе, словно земля обетованная. Будь такая возможность, я бы, наверное, и ночевал там, и обедал, и…

Все накопившиеся вопросы с моей экспериментальной полицейской дубинкой пришлось отложить на потом. Она и так неплохо работала, но не оправдывала себя лишь в одном – электрический заряд можно было использовать всего один раз. Что, разумеется, не возбраняло применить дубинку по прямому назначению, но против двух, трёх и более противников полицейский всё равно оставался беззащитен.

Я уже размышлял о том, что стрельба электричеством могла бы производиться с обоих концов, но тогда мне пришлось бы увеличивать длину дубинки как минимум вдвое и ещё крепко задуматься над системой собственной безопасности. Поэтому, пока эти моменты нуждались в корректировке, я мог с головой уйти в новую, как мне казалось, перспективную идею – создание мини-генератора, который мог бы заряжаться просто от шага.

То есть человек занимается своими делами, ходит туда-сюда, а на поясе у него в специальной изолированной сумке пополняется запас электричества. В этом случае металлические пластины на обуви можно было бы всегда держать под напряжением, свободно применяя в драке. Тогда мне казалось, что это безумно удобно и, самое главное, крайне востребовано! Я был молод, наивен и глуп. Но как же сейчас мне хочется вернуться в те четырнадцать лет…

Дворецкий постучал в двери приблизительно в семь часов вечера, кажется, к этому времени я трижды ловил электрический удар, дважды терял сознание, успевал прийти в себя и с маниакальным упорством продолжал работать.

– Месье ждёт.

– Ещё пять минуточек, – взмолился я. – У меня почти получается…

Шарль молча положил руку мне на плечо и… получил неслабый разряд тока.

– Пять минут, – терпеливо предупредил он, с трудом устояв на ногах.

Это я так искрю, что ли? Вообще-то человек – отличный проводник электричества, так что да, запросто. Надо сворачиваться, пока я тут ещё чего-нибудь не натворил. Первое правило любой лаборатории – порядок в ней должен быть идеальным как до начала работы, так и после. Свет выключен, инструменты убраны, полы подметены. Слуг у нас нет, всё сами, своими ручками, вперёд!

Переодевшись, умывшись и поднявшись наверх, я застал учителя в кресле. На нём был потрёпанный костюм офицера французского флота, от ушей спускались приклеенные бакенбарды, левый глаз забран чёрной повязкой, на полу костыль, а от запаха бьющего в нос дешёвого рома хотелось срочно открыть окна.

– Сделай милость, открой, – не задумываясь, подтвердил Лис. – Здесь надо всё хорошенько проветрить до прихода гостей. Вижу, у тебя есть вопросы?

– Нет, сэр.

– В смысле – нет? Ты же хочешь спросить меня, где я шлялся в таком виде?!

– Сэр, я не ваша уважаемая матушка или законная супруга, я не имею права требовать от вас отчёта.

С минуту он молчал, сверля меня взглядом и выискивая хоть какие-то бреши в обороне, потом сдался.

– Ладно, мой мальчик, будь добр, прими инспектора, он будет с минуты на минуту. Мне необходимо вымыться и переодеться.

Я кивнул. На этот раз маленькая победа была за мной, но это не освобождало меня от основных обязанностей. Распахнуть окна, пустить свежий воздух, убрать с глаз долой дурацкий старый костыль, подбросить дров в камин, заранее положить поближе бумагу и электрическое перо, прибавить свет. Так, вроде бы всё. Стук дверного молотка раздался буквально через пару минут. Я бросился в прихожую:

– Инспектор Хаггерт! Вы, как всегда, пунктуальны, сэр! И Гавкинс с вами.

– Благодарю, Майкл, мы оба тут, – улыбнулся он, снисходительно протягивая мне ладонь. – А ты, как вижу, сегодня заменяешь дворецкого?

– Шарль немного занят и… – Больше я сказать ничего не успел, моя ладонь утонула в его, и здоровый мужчина, затрясшись от тока, рухнул плашмя на кафельный пол прихожей.

Да Ньютон же шестикрылый! Я кинулся ему на помощь, но столкнулся едва ли не нос к носу с яростным доберманом.

– Что ты наделал?! – рявкнул он, непроизвольно дёрнув мордой, и наши носы таки соприкоснулись. Сноп зелёных искр, запах горелой шерсти – и могучий сержант лёг поверх инспектора. Я обернулся в поисках помощи. Из-за кухонного косяка на меня обалдело уставился старый дворецкий, а на лестнице, ведущей вниз, замер мой учитель.

– Сэр, наверное, мне нужно как-то объясниться, да?

– Очень хотелось бы, – нервно сглотнул месье Ренар. – Но, ради всего святого, не приближайся ко мне и стой, где стоишь!

– Я не…

– Если мы тебя как-то обидели, пожалуйста, прости нас! Видит бог, никто не желал тебе ничего дурного!

– Что вы, вовсе нет, это просто случайность…

– Ты шандарахнул электрическим разрядом Шарля, потом инспектора и сержанта, случайность, повторившаяся трижды, становится закономерностью!

– Я не виноват!

– Хорошо, хорошо. – Лис успокаивающе поднял руки, демонстрируя, что у него нет оружия. – Тебя никто ни в чём не обвиняет. Мы просто не хотим проблем. А сейчас, будь добр, прояви христианское милосердие, пройди в гостиную и дай нам возможность привести наших гостей в чувство, договорились?

Собственно, у меня не было особенного выбора. Я опустил голову и поплёлся прочь, стараясь избегать по пути любые металлические предметы. Всё-таки электричество не перестаёт нас удивлять, и все его возможности далеко не изучены, даже в нашем просвещённом девятнадцатом веке.

К общему столу пришлось вернуться в резиновых перчатках до локтей и рабочем прорезиненном халате, сидевшем на мне с элегантностью чехла для корабельного орудия. Месье Ренар указал на отдельный табурет в уголочке, там для меня была поставлена плоская фарфоровая миска с чаем и несколько крекеров на блюдечке.

– Записывать ничего не надо, – быстро добавил он. – Перо электрическое, мало ли…

– Я могу взять карандаш, сэр.

– Лучше просто запоминай. Итак, джентльмены, позвольте мне изложить вам свой взгляд на эту таинственную историю. – Лис прокашлялся, убедился, что у инспектора есть бренди, у сержанта двойные сливки, а я сижу на достаточном расстоянии от «наэлектризованных» гостей, и важно продолжил: – С самого начала эта суматоха с «мистической» картиной казалась мне слишком постановочной. Неизвестно кем написанная статья во французской или немецкой прессе, факт её немедленного копирования нашими средствами массовой информации, постоянное нагнетание атмосферы, исчезновение, казалось бы, ничем не связанных между собой людей… Ну не принимать же всерьёз лишь тот момент, что все они рассматривали полотно Босха? Кроме того, картину видели десятки других граждан, включая вас, дорогой инспектор. – Мистер Хаггерат приподнял свой бокал и многозначительно кивнул. – Так почему же исчезли только те четверо? И самое главное, почему полиция не нашла их трупов? Хотя бы следов крови?

Все изобразили задумчивость или, по крайней мере, сделали заинтересованные выражения лиц. Вроде как мы и сами это отметили, просто как-то не успели сказать, но вы продолжайте, мы ждём…

– Вчера я задал несколько вопросов сотруднику галереи, где лорд Корнуэльский намеревался выставить своё приобретение. Так вот, оказывается, нечто общее у грузчиков и критика всё-таки есть: они все одиноки. С журналистом та же история. Ни семьи, ни близких. Случись им пропасть, искать никто особо не станет. Но всё дело было обстряпано именно так, чтобы на них обратили максимальное внимание!

– Вы полагаете, что все эти люди живы? – не сразу поверил я.

– Майкл, – укоризненно покачал головой учитель, мне пришлось поспешно извиняться.

Не то чтобы я вообще был лишён права голоса, но не следовало лезть первым в присутствии взрослых и старших по чину. Хаггерт также печально вздохнул, и в глазах его читалось, что молодёжь уже не та, никакого воспитания, падение нравов, отсутствие уважения к сединам, увы, увы…

– Значит, вы полагаете, что они могут быть живы? – едва ли не слово в слово процитировал меня доберман. У этих псовых всегда ушки на макушке.

– Уверен, что это так! Более того, я склонен предполагать, что всех четверых попросту подкупили. Кое-кому было выгодно создать ажиотаж вокруг абсолютно безобидной картины, и я решил выяснить, с какой же целью.

Выдержав эффектную паузу, месье Ренар широким жестом протянул мне вечернюю «Таймс». Но, вовремя опомнившись, на всякий случай положил газету передо мной, чтобы не передавать из рук в руки. Закусив нижнюю губу от незаслуженной обиды, я быстро пролистал «Таймс» и легко нашёл нужную заметку в полицейской хронике.

– «Неизвестный пьяница, по виду бывший офицер французского флота, пытался вломиться в клуб Национальной лиги холостяков, требуя подать ему магистра-распорядителя, для того чтобы арендовать всё заведение на три дня вперёд ради встречи выпускников Британского морского корпуса, которых, по его выражению, «злой рок капризницы-судьбы безжалостно разбросал по всему свету». Ворвавшись в помещение клуба, он начал бегать по этажам, бессовестно заглядывая во все шкафы и витрины. Усилиями шестерых швейцаров бузотёр наконец был пойман, выдворен за порог и передан констеблю. Впрочем, редакция полагает, что наши власти наверняка спустят это дело на тормозах только ради того, чтобы лишний раз не раскалять и без того сложные отношения с Францией…» Сэр?

– Спасибо, мой мальчик. – Лис принял позу оперного певца и важно поклонился. – Где мои заслуженные аплодисменты?

Никто не отреагировал, малочисленная публика ждала объяснений. То есть, в принципе, все догадались, кто был этот пьяный француз, но совершенно не поняли, зачем ему всё это было надо. Ренар несколько надулся, но, видимо решив, что все мы безнадёжно тупы, снизошёл до подробностей:

– История знает множество мистификаций, связанных с Босхом. В его полотнах находили скрытые смыслы, зашифрованные символы, тайные послания, а сторонники теории заговоров буквально носились с каждой его картиной, разбирая каждый сантиметр по рисунку и цвету. Из-за него сходили с ума! Думается, он и сам был в некотором роде псих. Но ни разу не убийца и уж тем более не волшебник…

– Протестую, – раздался голос дворецкого из кухни. – Босх, несомненно, великий волшебник кисти.

– Принято, Шарль, – вынужденно признал учитель. – Будьте любезны, ещё бренди инспектору. Гавкинс? Хотя что я спрашиваю, английский эль нашему герою в облегающих лосинах и… в этой… ну куда ты там вставляешь себе перо?!

Благо напитки были поданы быстрее, чем сержант зарычал.

– Но вернёмся к теме. Если взять за основу мою теорию и допустить, что вышеуказанные просто подкуплены, то в чём смысл всей этой затеи со столь массовой мистификацией? Быть может, Босх лишь отвлекает всех нас от чего-то более значительного? Например…

– Празднование юбилея клуба? – не поверил я. – Неужели старые холостяки могут всерьёз заинтересовать кого-то там настолько, чтобы…

– Хм, ну это смотря какие холостяки, – бесцеремонно поставил меня на место инспектор Хаггерт. – В «Таймс» упоминали ТОТ САМЫЙ холостяцкий клуб? Он был основан по секретному распоряжению самого короля Георга, разочаровавшегося в шестой жене и в институте брака как такового. Дьявольщина, да там даже последний из лакеев имеет родословную не меньше двенадцати поколений!

– Собрание самых богатых людей Великобритании, – лишний раз подтвердил мой наставник. – И у них юбилей. Представляете, чем там можно поживиться?

– Наверное, серебряными ложечками?

Инспектор и сержант вновь укоризненно покосились на меня, но месье Ренар покачал головой:

– Само собой, мой мальчик, в клубе есть масса дорогих предметов, но чтобы ради банальной кражи городить столь сложную операцию? Думаю, там затевается нечто иное. Несомненно, очень преступное, но, к сожалению, пока совершенно неясное. И хуже всего, что по данному вопросу мне даже поговорить не с кем. Скотленд-Ярд может сделать мне пропуск на это мероприятие?

– Увы, Ренар, это закрытый клуб.

– Хорошо, можем ли мы заменить кого-то из прислуги? Допустим, у их дворецкого заболел живот и…

– Нет, завсегдатаи приезжают со своими слугами, никакая срочная подмена невозможна.

– Прорыв канализации, вызов трубочиста, доставка вина, приезд пожарных на запах гари? – В голосе мистера Лиса скользнули нотки отчаяния.

– Боюсь, что ничего сделать нельзя.

– Но там явно произойдёт преступление, а у нас связаны руки!

– Ренар, старина, успокойтесь. – Инспектор переглянулся с доберманом. – В конце концов, мы можем обеспечить им охрану по внешнему периметру. Ненавязчиво, разумеется.

– Пару констеблей, не более, – торопливо добавил Гавкинс, слизывая с усов последние капельки тёплых сливок. – Прошу прощения, сэр, но все силы будут брошены на охрану галереи. Завтра официальное открытие, толпа жаждущих увидеть ту проклятую картину будет драться с толпой требующих её сжечь.

– Эстеты против мракобесов? Обожаю подобные зрелища, – вновь улыбаясь, хмыкнул учитель. – Вы подняли мне настроение, господа! И, кажется, у меня всё-таки есть план…

Он выразительно посмотрел на меня, и от его хитрого взгляда мне стало не по себе.

– Шарль, вас не затруднит отнести записку в пекарню Луи? Он кое-чем мне обязан.

– С удовольствием прогуляюсь, месье, – после недолгого размышления важно ответил старик.

Лис быстро написал несколько строк на листе гербовой бумаги, сложил его вчетверо и лично вручил дворецкому, после чего разговор ушёл в другие темы.

В частности, мой наставник вновь подтрунивал над Гавкинсом, инспектор всерьёз увлёкся бренди, что свидетельствовало о его нервном перенапряжении, меня заставили пересказать историю нашего маленького костюмированного спектакля в Шервудском лесу, все искренне смеялись, отпуская колкие комментарии, и, казалось, совсем забыли о том, ради чего собрались. А я как раз таки крепко задумался…

Что было в той записке? Каков таинственный план моего рыжего учителя? Он задумал нечто совсем нереальное, что заставит членов одного из самых закрытых клубов Лондона открыть нам двери? Да и допустим (пресвятой электрод Аквинский!), просто допустим, что мы попали внутрь, и что мы будем там делать? Кого ловить? За что арестовывать? Что предъявлять в качестве доказательств и на каком основании требовать вызова полиции?!

Но единственным неоспоримым фактом оставалось то, что, если мой учитель вбил себе в голову некую идею, вытащить её оттуда нельзя даже клещами! Он сказал – картина Босха не виновата? Значит, так и будет, могу руку дать на отсечение. Сказал, что цель неизвестно кого, непонятно какая, но связанная с клубом холостяков? Рубите мне и вторую руку, если это не так! Есть вещи, ради которых я готов взойти на плаху, и моё безграничное доверие к мистеру Лису занимает первое место в этом списке.

Примерно через полчаса вернулся Шарль, передав месье Ренару ответную записку. Тот прочёл её про себя, широко улыбнулся и потребовал подать коллекционный армянский коньяк, доставленный контрабандой, который непременно стоит раскупорить исключительно ради такого случая. Какого конкретно, лис, разумеется, объяснять не стал. А вскоре меня просто отправили спать, чисто мужской разговор в гостиной, как я понимаю, затянулся далеко за полночь.

Почему бы и нет? Я впервые задумался о том, существует ли в мире миссис Хаггерт. Точно ли у добермана Гавкинса нет семьи? Не живу ли я сам в коллективе таких же упёртых холостяков, какие завтра соберутся на празднование юбилея своего собрания? И не стану ли я таким же, как они?

В Англии издавна существует культ холостого британца, и все воспринимают это совершенно естественно, как норму и данность. Вот если одинока женщина, то это плохо, это неправильно, это даже где-то аморально, общество порицает это, но одиноким мужчинам всё можно и почти всё прощается. Вспоминая милую моему сердцу француженку Кристи, где-то в глубине души подобное положение вещей я посчитал чудовищно несправедливым, но что делать? Извечный russkiy vopros, как выражается мой наставник…

Утром меня разбудил дворецкий. Быстро сделав всё жизненно необходимое, согласно привычному расписанию нашего дома, я выскочил в коридор, уже готовый к суровым тренировкам, но Шарль уныло помотал головой. Видимо, не сегодня. Ах да, у нас же другие планы…

– Мальчик мой, завтрак стынет! – нетерпеливым тоном раздалось из гостиной.

– Сию минуту, сэр!

Аромат жареной яичницы с зеленью, чёрным хлебом, ломтиками белой рыбы и нотками трюфеля дразнил обоняние. На серебряном блюде томилась нарезка ветчины с кубиками жёлтой дыни и копчёное мясо цесарки в окружении россыпи ржаных сухариков, натёртых чесноком. Три сорта сыра, цейлонский чай, мёд, варенье из айвы и тонкое имбирное печенье по-шотландски. Съесть всё это целиком значило лопнуть, но не воздать должное усилиям нашего дворецкого вообще сродни самоубийству.

Поэтому мы с месье Ренаром всегда очень-очень старались, но сегодня учителя за столом не было.

– Леди? – Я едва не скопытился, вбегая в гостиную, потому что за столом у камина сидела женщина. В смысле очень элегантная лиса из «близких к природе», в шикарном костюме жемчужного бархата, с узкой талией, затянутой в корсет, безупречным макияжем и роскошными каштановыми волосами, убранными в красивую причёску.

– Мой лучший парик, – кокетливо опуская длинные ресницы, заявил месье Ренар.

Кажется, я замер столбом, вытаращившись на него совершенно невежливым образом.

– Что-то не так? Юбка помялась или декольте слишком откровенное?

– Нет, нет, леди, вы… в смысле это же вы, сэр?!

– Разумеется, я. Не всё же тебе переодеваться девочкой. Мы идём на серьёзное мероприятие, риск разоблачения весьма велик, поэтому любая маскировка не будет лишней. – Он кивнул на круглые тёмные очки, лежащие на каминной полке. – Это тебе. Ничто так не меняет лицо человека, как обычные очки. Присаживайся уже, нам ещё надо всё это съесть. И запомни, так пристально пялиться на незамужнюю женщину невежливо!

Ему пришлось напомнить мне об этом дважды, прежде чем я взял себя в руки, захлопнул рот и сел к столу. Манеры лиса были безупречны, мне никогда не доводилось видеть, чтобы хоть какая-то дама высшего света столь деликатно хрустела сухариками и лакомилась цесаркой. Он мог бы вести курсы повышения квалификации для преподавателей института благородных девиц…

– Выезжаем через полчаса, – уже за кофе объявил месье Ренар. – Открытие выставки в двенадцать дня, вся полиция Лондона будет там. А наша задача перехватить тех, кто попытается выйти из клуба НХЛ, кем бы они ни оказались. Даже если это будет наша королева-мать, переодетая в костюм турка-месхетинца.

– Дубинку брать?

– Само собой. Нужно будет нанять кеб.

– Фрэнсис бы сейчас очень пригодился.

– Увы, но до суда ему запрещено вождение общественного транспорта.

Всё ясно, уж если кто-то попал в лапы нашего хвалёного британского правосудия, то на человеке или «близком к природе» можно ставить крест. Судья, хоть кого-то оправдавший, мгновенно потеряет работу и будет с позором изгнан из рядов гильдии. Если, конечно, оправдание не было заведомым фарсом, а сам освобождённый не являлся как минимум очень богатым гражданином. Лучше вельможей или даже лордом. Простому парню вроде нашего донца рассчитывать на справедливость суда не приходилось при любом раскладе.

Мы вышли из дома ближе к восьми утра, поймать кеб на нашей улице было несложно, свободные паровые машины время от времени дают характерный свисток, зазывая пассажиров.

– Чудесное утро, миледи, – поклонился нам серый в яблоках жеребец с дымящейся сигарой в жёлтых зубах. – Не желаете ли прокатиться?

– Ах, я так легко поддаюсь на мужские уговоры, – тут же согласился лис, кокетничая напропалую.

– Куда прикажете?

– В центр, милейший! Как раз хотела показать племяннику ту самую картину, из-за которой люди пропадают.

– И не жаль вам мальчонку-то слепенького? – недоверчиво фыркнул конь.

– Он единственный, кто стоит между мной и наследством. Хи-хи…

Водитель подумал, кивнул и распахнул перед нами дверцы кеба. Горячий пар клубами взлетел над мостовой, машина тронулась. Пока мы ехали, лиричное, чуть хрипловатое пение наводило на философские мысли…

За два или даже за три квартала до Национальной галереи стало заметно, как много народу движется по улице в том же направлении, что и мы. Причём по левой стороне шли так называемые противники выставки, скандируя:

– Наш клич простой – ваш Босх отстой! Банду гэть! Корнуэльскому плеть! Картину сжечь! Англия и Ланкастер!

А по правой стороне дружно топали не менее же воодушевлённые граждане, выкрикивая:

– Порвём за Босха на британский флаг, Босх нам не враг! Не дадим убить свой культурный код, сами всех убьём наоборот! Англия и Йорк!

Уровень обоюдной глупости зашкаливал. На минуточку мне показалось, что возвращаются кровавые времена войн Алой и Белой розы. Ещё чуть-чуть – и раздастся рёв труб, конское ржание, стук щитов, треск ломающихся копий, звон мечей, крики боли и боевые кличи противоборствующих группировок, непременно желающих посадить на трон Британии своего претендента…

– Дальше не проехать, миледи, – вынужденно обратился к нам кебмен. – Быть может, вас проводить?

– Не стоит, милейший. – Лис предпочёл расплатиться сразу и покрутил в пальцах ещё полгинеи. – Вот если бы вы смогли подождать нас? Такой могучий и сильный жеребец, способный защитить слабую женщину от… мм?

– С превеликим удовольствием!

Монета авансом исчезла в подставленном котелке. По неписаным законам конского профсоюза можно было быть абсолютно уверенным, что этот кеб не двинется с места, пока не дождётся нас. Хоть бы ему пришлось стоять тут до глубокой ночи.

– А что делаем мы?

– Стоим, дышим воздухом, делаем вид, будто бы наблюдаем за психами у галереи, но на самом деле не сводим глаз с дверей клуба холостяков.

– Ясно. На что следует обратить внимание?

В ответ мой учитель достал из расшитого бусинами модного ридикюля небольшую записку:

– Это от Луи, ответ на мой вчерашний вопрос. Да, ему заказывали огромный торт к юбилею холостяков, но внутри он должен быть пустой. Заказчик пояснил, что это сюрприз. Периодически такие действительно делают, но, как правило, для французов. Поэтому наш приятель Луи несколько удивился заказу, но всё исполнил в срок.

– То есть мы ждём доставку торта и таким образом проникаем в…

– Где ты начитался шпионских романов? – брезгливо покривил накрашенные губки мой наставник. – Откуда такие странные фантазии? Я уж молчу о том, что ты предполагаешь делать после проникновения. Полный зал народу, сплошь бароны и лорды, а тут мы с тортом и…

Этого я не знал. Просто не подумал. Да пресвятой электрод Аквинский, ведь тот же месье Ренар вчера страдал от того, что не может попасть в клуб. То есть хотел он, а дураком теперь выгляжу я? Это несправедливо…

– Привыкай, жизнь такова, как она есть, и наши понятия о том, какая она должна быть, ей неинтересны. Торжественный обед начнётся в час, торт должны привезти с минуты на минуту. О, я прав! Впрочем, как всегда. – Он поймал мой взгляд, скривился и поправил себя: – Ну, почти как всегда. В подавляющем большинстве случаев! Так лучше?

Мне хватило мозгов не кивать и держать язык за плечами. Мимо нас пронеслась паровая повозка, затормозившая у ворот клуба НХЛ, после чего двое громил, чьи лица почти полностью скрывали широкополые шляпы, выкатили из паромобиля элегантную кондитерскую тележку с большущим картонным коробом. Видимо, внутри и был тот самый торт, поскольку двери мгновенно распахнулись, и четверо высокомерных лакеев с задранными носами приняли тележку с рук на руки.

Вопреки моим чаяниям, громилы не проявили ни малейшей агрессии, передали торт, развернулись и вернулись в повозку. Которая, кстати, никуда не спешила уезжать.

– Ага, ты тоже обратил на это внимание? – подмигнул Ренар. – Уверен, теперь нам ждать недолго.

Ну не знаю, на противоположной стороне улицы, там, где должна была торжественно открыться выставка одной картины, обстановка накалялась буквально поминутно. Прямо на наших глазах четверо «фанатиков» бросились в драку и ровно столько же «энтузиастов» начали боевые действия со своей стороны, задевая всех без разбору, словно бы кто-то поставил им задачу непременно сделать махач массовым. Естественно, раздались свистки констеблей, не менее двух десятков стражей порядка бросились вперёд, но наэлектризованная толпа дала им отпор в абсолютно единодушном порыве. Не удивляйтесь, вот это как раз совершенно по-британски!

Мы вернулись, держась поближе к нашему кебу, под охрану возницы. И вот в этот самый момент двери клуба неожиданно распахнулись, оттуда выскочил молодой подтянутый лис в чёрном фраке, едва ли не за шиворот волоча за собой весьма почтенного толстяка в блистательном генеральском мундире, но без треуголки. Ордена и медали позвякивали на ходу, когда странная пара была буквально с тротуара подхвачена резко сорвавшимся с места паромобилем.

– За ними! – крикнул мой наставник. – Не отставать ни на дюйм, куда бы они ни пытались удрать!

– Воля ваша, миледи, – немного удивился конь, берясь за рычаги. – Что ж так орать-то?

– А я истеричка! Ещё вопросы?

– Нет, нет, понимание имеем.

Кеб пустился вслед, разбрызгивая лужи и подпрыгивая на булыжной мостовой. Более вёрткая паровая машина сразу же ушла влево, спускаясь вниз по узкой улочке, успешно минуя безобразную драку, куда со всех сторон спешила лондонская полиция. Наш водитель также загорелся азартом погони – лошади вообще обожают гоняться друг за другом, – и он старался, как мог. Но мы конечно же отставали.

Песенка серого в яблоках жеребца была вполне себе ритмична, соответствуя динамике погони, но текст… о пресвятой электрод Аквинский! В стране, подарившей миру Китса, Уайльда и великого Шекспира, слушать рифмованное бессилие современных песенников – это надругательство над самой психикой и духовностью человека! И это не мои слова, это тщательно отцензуренный крик души моего наставника, который выразился куда как менее литературно, но более честно и эмоционально…

– А вы умеете блеснуть крепким словцом, – уважительно протянул кебмен. – В жизни не предполагал, что благородные дамочки знают такие выражения! Меня научите?

Лис неуверенно хихикнул, опуская шляпку пониже на брови, возможно, хоть кто-то сумел его пристыдить. Меж тем паровая повозка после почти получасового петляния с одной лишь целью запутать след наконец притормозила у небольшой церкви Темпл.

Ранее она принадлежала ордену тамплиеров, много раз перестраивалась, и даже сейчас большая часть её стояла в лесах, но именно в её двери нырнули две фигуры – молодого лиса из «близких к природе» и старого холостого генерала. Громилы так же слаженно заняли охрану у входа.

Месье Ренар удовлетворённо зарычал:

– Милейший, нам с племянником срочно необходимо помолиться. Если водитель паромобиля будет против, успокоите его за наш счёт?

– Кто ж откажет такой женщине?! Буду счастлив вам услужить, и всего за шиллинг в придачу.

– Три шиллинга.

– Храни вас бог, щедрая миледи! – Конь лично открыл нам дверцу кеба, помогая сойти на тротуар.

Лис нахально послал ему воздушный поцелуй, подцепил меня под локоть, и мы вдвоём хорошим размашистым шагом двинулись к церкви. Но стоило нам подняться по ступеням, как двое высоких гориллоподобных мужчин преградили дорогу.

– Сюда нельзя. Закрытая служба.

– Никто не может запретить верующему войти в храм, – пропел мой учитель, освобождая мне обзор для прицела.

Памятуя вчерашний опыт, я нажал пуск так, чтобы получивший заряд громила рухнул именно на своего же товарища, а уж мощности там хватит на двоих. Пока эта пара, дёргая конечностями, искрила на входе, нам пришлось просто перепрыгнуть через них, обходить было бы дольше и сложнее. А вот всё самое интересное действительно происходило внутри.

Храм был почти не освещён, окна из-за ремонта забиты досками, а свечи горели лишь у самых почитаемых фресок, то есть далеко не везде. Невысокий запуганный священник-баран, но без рогов, мялся за алтарём, пытаясь отделаться от наседающего на него лиса.

– Эй, ты, не зли меня! Сказано тебе, обвенчай нас сию же минуту!

– Но англиканская це-эрковь не одобряе-эт брака мужчины с мужчиной…

– Это легко поправимо. – На пол полетел чёрный фрак, цилиндр, брюки – и перед обалдевшим бараном предстала стройная деловая лисица в облегающем белом платье. – Фату забыла, но, думаю, и так сойдёт. Кольца у нас есть, дорогой?

Старик неуверенно посмотрел на свои руки, унизанные десятком перстней.

– Клянусь святым Матфе-эм, всё равно нужны свиде-этели, а потом…

– О! – Лиса обернулась к нам, и я вдруг почувствовал холодок, пробежавший скользкими лапками вдоль позвоночника. Забыть эту хитрую мордашку было попросту невозможно. Но откуда она здесь?

– Леди… эй, вы, как вас там?! Тащите свою огромную задницу прямо сюда, и мальчик ваш тоже сгодится. Мне резко нужны свидетели! Сама себе удивляюсь, обычно я избавляюсь от них, но сейчас…

– Ах, ах, а что происходит? – елейным голоском откликнулся мой учитель, семеня вперёд и обращаясь скорее к священнику.

Когда мы медленно вошли в круг света, безрогий сэр раздражённо передёрнул покатыми плечами:

– Видите-э ли, эта молодая ле-эди настаивае-эт на том, чтобы не-эмедленно сочетаться узами законного брака с вот этим пожилым дже-энтльменом. Однако скоропалительные-э ре-эшения часто приводят к не-эпоправимым ошибкам и поруше-энию всех основ се-эмьи!

– Как вы правы, отец! Можно я запишу ваши слова, буду читать их на ночь.

– Ренар?! – вытаращилась на нас Крейзи Лиза, потирая глаза кулачками.

– Как же давно мы не виделись, крошка, – сентиментально ответил лис, ибо это была именно она.

– Ах ты рыжий извращенец в женском платье! – сказала не менее рыжая извращенка, только что скинувшая мужской костюм.

– И как давно ты решила завязать с воровским промыслом, перейдя в разряд замужних добропорядочных дам?

– Как сме-эте вы ругаться в божье-эм храме-э? – осторожно удивился священник, почёсывая копытцами лоб. – Изыдите-э, пожалуйста, отсюда!

– Хорошее предложение, отец, я – за! Кто со мной? – поклонился мой учитель, но Крейзи Лиза без капли смущения задрала подол, сверкнув белоснежными панталончиками, и выхватила дамский револьвер из набедренной кобуры:

– Лично я изыду отсюда не раньше, чем этот баран обвенчает меня вон с тем бараном!

Оружие было пневматическим, а значит, весьма опасным на расстоянии пяти-шести шагов. Но здесь большего и не надо.

– Исключите-эльно повинуясь грубому насилию, как святой Дунстан нае-эзду мавров, – вновь заблеял беспомощный священник. – Е-эсли в зале-э есть противники этого брака, которым изве-эстно не-эодолимое пре-эпятствие для заключе-эния союза двух любящих се-эрдец, пусть они говорят сейчас или молчат ве-эчно…

– Я против. – Месье Ренар высокопарно вскинул руки к небесам.

– Говорите-э, ле-эди.

– Он не леди, он аферист и жалкий щенок на побегушках у Скотленд-Ярда!

Мой учитель сделал книксен, в открытую издеваясь над вооружённой мошенницей, и, пройдя несколько шагов, встал между лисой и генералом.

– Итак, эту даму зовут Крейзи Лиза, она прожжённая преступница, воровка и аферистка, находящаяся в международном розыске. Пожилой джентльмен, лорд… э-э… не имею чести знать его имя… – Он внимательно посмотрел в глаза старика, поочерёдно оттянув ему веки вниз. Тот даже не вздрогнул, сохраняя блаженно-идиотское выражение лица. – Бедняга под наркотиками, уверен, что ему вкатили неслабую дозу опиума. Наша гостья выкрала его из знаменитого клуба холостяков, и сейчас ей нужна лишь запись в свидетельстве о браке, чтобы в самое ближайшее время законно вступить в наследственные права вдовы. Ею движет корысть, но не любовь!

– Я тебя убью, – прошипела лисичка, и ствол револьвера едва не коснулся лба месье Ренара.

– Нет, милая, – грустно улыбнулся он. – Ты не выстрелишь. И мы оба знаем почему.

Молчаливая пауза длилась не больше минуты. Потом Крейзи так резко развернулась, что кончик её хвоста едва не хлестнул лиса по длинному аристократическому носу. Проходя мимо меня танцующим шагом, преступница на миг задержалась, дружески похлопав меня по плечу, и тихо попросила:

– Ты присматривай за ним, мальчик. Твой учитель слишком часто лезет на рожон…

Что ж, Ньютон-шестикрылый, признаю, она умела проигрывать. Её никто не преследовал. Когда мы под руки вывели всё ещё беспомощного генерала из церкви, наш возница как раз укладывал два бессознательных тела громил поверх возмущённо пищавшего водителя паровой повозки. Электрическое ружьё с двумя стволами валялось под колёсами, скрученное едва ли не в узел. Значит, водила получил по заслугам. Крейзи Лизы не было видно на горизонте – когда ей было нужно, эта дамочка умела заметать следы, исчезая практически бесследно.

Нам оставалось лишь вызвать полицию, сдать мелких членов банды с рук на руки паре констеблей. Потом отвезти на кебе лорда-генерала в тот же клуб, который он покинул не по своей воле. Месье Ренар в женском платье, разумеется, не был допущен внутрь, но со мной соизволили поговорить не более пяти минут.

Как и предполагал мой учитель, преступница выскочила из доставленного торта, бросившись на жертву, явно выбранную заранее, и, сделав несчастному укол в шею, честно предупредила остальных, что он умрёт, если хоть кто-то посмеет ей помешать. Дальнейшее мы видели своими глазами.

Домой добирались под раскатистое оптимистичное пение серого в яблоках возницы, получившего весьма щедрые чаевые:

…Вечером того же дня нас посетил инспектор Хаггерт. Не далее как пару часов назад бдительный констебль-фокстерьер из «близких к природе» заметил одного из «пропавших» грузчиков на окраине порта. Проследив за ним, он нашёл обоих в подвале заброшенного дома, где парочка весело проводила время с обильной выпивкой и скромной закуской. Полисмен вызвал подкрепление, обоих пьяниц взяли на месте, а в соседней комнатке были обнаружены связанные журналист «Таймс» и критик Лурье, оба с кляпами во рту.

Грузчики никакой вины за собой не видели, так как им просто повезло срубить лёгких деньжат. Некая глупая лисичка предложила по две золотые гинеи каждому лишь за то, чтобы три-четыре дня они никуда не высовывались. Ну и присмотрели по ходу за ещё двумя буйными интеллигентами. Плюс выпивка за её счёт! Так какой же дурак откажется? Дураков нет!

Взять Крейзи Лизу и в этот раз не удалось, она весьма трудноуловимая особа. Трое её подельников предпочли тюремный срок, но никого не выдали. Впрочем, обвинить их в чём-либо серьёзном тоже вряд ли представится возможным. Водитель паровой машины был просто нанят на весь день, а двое громил ни на кого не нападали, осуществляя лишь банальные функции охраны. Ещё повезёт, если они не выдвинут обвинения против нас за ничем не спровоцированную стрельбу электричеством. Да, да, увы и ах…

– Таким образом, великий Иероним Босх совершенно оправдан, – резюмировал мой учитель уже за завтраком. – Уверен, что столь дерзкий и хитрый план пришёл в милую головку Крейзи Лизы, когда она ещё в Европе узнала о покупке лорда Корнуэльского. Ведь первая информация о «картине, несущей проклятие», пришла к нам именно оттуда. Ну а поскольку идея о легальном завершении своей преступной деятельности, видимо, давно будоражит нашу красавицу, она избрала мишенью Национальную лигу холостяков. Тем более что клуб расположен через дорогу и такое удачное сочетание его юбилея с открытием выставки.

– Кажется, это называется «звёзды сошлись», – предположил я. Лис задумчиво кивнул. – Сэр, вы тогда в церкви сказали, что она не выстрелит. Это потому что Лизи не убийца?

– Майкл, ты задаёшь вопросы, зная очевидные ответы.

– Да, но один момент лично мне представляется неочевидным.

Месье Ренар демонстративно зевнул и потянулся за кофе. Выражение морды лица его было самым мечтательным. Даже мне было ясно, какая электрическая искра пробежала между частным консультантом Скотленд-Ярда и беглой преступницей.

– Вот и молчи.

– Я и молчу.

Если бы мой учитель, подобно Шерлоку Холмсу, играл на скрипке, то уверен, что печальные мелодии звучали бы всю эту ночь. Но Лис не музицировал, не курил трубку, не баловался морфием. Когда я поднимался к себе наверх спать, он всё так же сидел в кресле у догорающего камина и в янтарных глазах его отражался изящный профиль рыжей красавицы с пышным хвостом…

P.S. Тот генерал из клуба холостяков, которого мы невольно спасли от нежелательной женитьбы на знаменитой преступнице, прислал чек на солидную сумму, с тем чтобы его имя не упоминалось в наших записях и, по возможности, не просочилось в прессу. Мы взяли деньги. Именно поэтому нигде в рассказе оно и не встречается.

Глава 8 Тётушка на два дня…

– Сколько дали?

– Та ничё, хлопчик, штрафу впаяли в пять фунтов…

– Ого-о?! – не сдержался я, сумма была немаленькой. Фактически профессиональный кебмен в Лондоне зарабатывал полфунта в неделю при удачном стечении обстоятельств. Минус налоги, питание, проживание, отчисление в конский профсоюз. Но лошади непривередливы.

– Так могли ж и взашей из страны турнуть! Вроде как я тут малую национальность копытом промеж глаз унизил.

– Месье Ренар сказал, что нанял для тебя лучшего адвоката!

– Тот от кот лысый, что Лисицын прислал?! Та я ж его и сам боялся до икоты, – честно признался Фрэнсис, когда мы возвращались из здания суда к его кебу. – Такой адвокат коли ночью приснится, так шо аж до старости с горшка не слезешь.

Меня в зал суда не пустили, пришлось ждать у входа. Как я понял, старый горбатый кот-сфинкс обладал заслуженной репутацией в адвокатуре. Логично рассудив, что все претензии стороны обвинения сводятся в общем-то к одному: «Если ваш донец из России, значит, он виновен!», сфинкс-адвокат поставил хитроумную «вилку», заявив, что и второй кебмен, называющий себя украинцем, тем не менее является подданным Российской империи.

Отсюда вывод: зачем Великобритании вмешиваться в драку двух славян, понимающих друг друга без переводчика? Не выгоднее ли ещё глубже вбить кол между двух народов, одновременно наказав обоих, но так, чтобы каждый считал, что наказан несправедливо?

Суд счёл данный поворот дела весьма интересным, и штраф получили оба кебмена, хотя украинец и орал: «А меня-то за шо?!» Положение усугубило тайное решение конского профсоюза, чьи депутаты единогласно проголосовали за снятие с работы жеребца-антисемита (как оказалось, мама главы профсоюза пони Чеши сама была родом из Пражского гетто). Впрочем, это не отменяло того факта, что пять фунтов должны быть внесены на счёт казначейства ровно через три дня.

Разумеется, мой учитель сразу же предложил другу деньги в подарок, в долг, в рассрочку, да как угодно, лишь бы тот взял. Но чисто русская упёртость рыжего кебмена в папахе набекрень не позволяла ему и думать о чём-либо подобном.

– Даст бог, так и за три дня заработаю. Ну а нет, стало быть, судьба наша такая. Видать, на роду написано мне, вольному казаку, в английской тюрьме срок мотать, иноземную баланду хлебать, кандалы носить…

Вот под такую, полную высокой русской тоски мелодию он и довёз меня до дома моей бабули. Сегодня следовало вручить ей арендную плату за нежно любимого внука, то есть меня, плюс подарки – выпивку и табак. К моему немалому удивлению, бабуля в старом морском бушлате на плечах встречала нас, стоя на пороге.

Жилистые руки скрещены на груди, три волосины на боцманском подбородке самостоятельно сплелись в седую косичку, жёлтый кокуль задорно торчит на затылке, в зубах дымящая трубка, а в глазах нездоровое раздражение не опохмелившегося с утра человека.

– Где тебя носило, Эдмунд Алистер Кроули?! Уже даже твой работодатель ищет тебя, а ты всё разъезжаешь, как важный господин! На какие деньги, хочу я тебя спросить? Так вот и получается, что на мои кровные!

– Это что ж за чучело огородное? – шёпотом уточнил Фрэнсис.

– Моя бабушка.

– Ох ты ж, прости и сохрани господи! Я ж говорю, что там за старушка-матушка, образу тишайшего, сердцу милого?

Бабуля перевела на него заинтересованный взгляд, потом вернулась ко мне, оценила объём и вес пакета, подумала минутку и смилостивилась:

– Чёрт с тобой, непослушный мальчишка! Вот записка от твоего учителя, он тебя ищет. А ты, жеребец-молодец, заходи в гости, посидим по-людски, почаёвничаем…

Мне вдруг показалось, что бабуля отлично разбирается во всех манерах речи разных народов и племён. Хотя чему тут удивляться, она с младых ногтей выросла в порту, впитав тысячи наречий, сотни народностей, десятки языков, и поэтому совершенно неудивительно, что донской жеребец, не задумываясь, принял её приглашение. Я успел предупредить его, что бабуля, выпив, «суть неуправляема еси» и клинит её в любую сторону в зависимости от настроения левой пятки, но он не поверил:

– Уж больно на бабку Настасью мою родную с тихого Дону, из-под Ростову, похожа. Та от тоже строга была, а и любила нас внуков до беспамятства. Посидим, побалакаем, чего ж дурного-то? Нешто думаешь, что я вдруг твою родню обижу, хлопчик?

Честно говоря, я даже не думал, а был абсолютно уверен, что обидит не он, а его! Бабуля у меня отличается крутым нравом, в своё время она вертела самим Шарлем, нашим дворецким, и как-то раз, заступаясь за меня, в одиночку легко отметелила всю банду Большого Вилли. И хотя в его отсутствие вожаком хулиганствующих подростков стал совсем другой мальчик, банда по-прежнему отзывалась на гордое имя Большого Вилли. Не знаю, быть может, он не так уж и не прав, заверяя меня, что тюрьма добавляет авторитета?

– Это от месье Ренара. – Я вручил бабушке большой бумажный пакет, в котором были две бутылки дешёвого забористого шотландского виски, пачка табаку из Вирджинии, конверт с банкнотами и в подарок от учителя три лимона для поддержания здоровья.

Не знаю, лично мне казалось, что современная наука ничем не доказала превосходство лимона перед болгарским перцем, китайским имбирём, английским чесноком или же той же русской квашеной капустой. Всё это лишь предупреждение любых простудных заболеваний, но никак не избавление и уж тем более не лечение всякого зимнего недуга! Да, людям нравится вкус и цвет, но реальная польза от всего этого…

Я же, взяв записку из чуть дрожащих от вчерашнего «перевозлияния» рук, быстро прочёл: «Мальчик мой, если, конечно, тебя вдруг не затруднит и твоя многоуважаемая бабушка на данный момент не имеет чрезмерно весомых причин удерживать тебя рядом с целью любования взрослением внука, то не был бы ли ты так любезен… Марш домой! У нас новое дело! Я тут зашиваюсь буквально…»

Что ж, мне оставалось дать отмашку Фрэнсису, низко поклониться суровой бабуле и пешим ходом, подняв воротник от начинающегося мелкого косого дождя с порывами ледяного ветра, быстрым шагом отправиться к Тауэрскому мосту. Лис не принадлежал к числу тех избалованных джентльменов, что в отсутствие своего секретаря не способны написать собственное имя без ошибок. Если он зовёт меня, значит, есть весомые причины. Новое дело, говорите…

В кармане бренчало несколько монет, наверное, стоило бы взять кеб, но, честно говоря, декабрьский воздух был так сладок, так пах будущим снегом, горячей выпечкой с корицей, предвкушением рождественских сказок, что возвращаться в мир раскрытия преступлений не хотелось ни капли! Уж, по крайней мере, лететь туда сломя голову.

Тем не менее, когда я увидел Шарля с двумя саквояжами, в дорожном пальто и кепи, покидающего наш дом, я побежал…

– Что происходит?

– Майкл? – на мгновение обернулся он. – Месье Ренье ждёт тебя. Поторапливайся.

– Я и шагу не сделаю, пока не узнаю, за что он вас уволил?!

– Э-э… глупости. Я не уволен. Просто поживу пару дней в ближайшей гостинице.

– Но почему?

Наш бывший дворецкий пожал плечами:

– Иногда обстоятельства бывают сильнее нас.

Он сжал зубы, явно борясь с комком в горле, развернулся и пошёл в направлении сквера. Что-то подсказывало мне не догонять его и не приставать с расспросами. В конце концов, есть тот, кто всегда знает больше. И он меня ждёт. Но, как оказалось, не только он…

Я коснулся электрического молотка. Дверь распахнулась едва ли не в ту же секунду. На пороге стоял незнакомый мне лис. То есть это, разумеется, был тот самый мистер Лис, месье Ренар, или на французский манер Ренье, но его одежда…

Хм… розовая рубашка под зелёный жилет, зауженные брюки с кавалерийскими ушами и большой фиолетовый бант вместо галстука?! Кажется, я понимаю, почему от нас съехал дворецкий.

– Сэр, вас наняли клоуном в цирк уродов Дю Солей?

– Ни капельки не смешно, – обиделся он, затаскивая меня в прихожую. – Сделай милость, ничему не удивляйся, ни во что не лезь и веди себя тихо.

– Наш дом захватили албанцы?

– Хуже. Моя двоюродная тётушка Эбигейл приехала погостить.

– Не беспокойтесь, сэр, я смогу вас защитить.

– Ты так добр, – едва не всплакнул мой учитель.

– Если что, то с моей стороны это был сарказм.

– С моей стороны тоже.

Уже в прихожей, снимая плащ, я вдруг почувствовал посторонние запахи в доме. Странные, непривычные, раздражающие. Понимаете, когда трое мужчин делят одно помещение, кажется, и сами стены впитывают мужские запахи. А сейчас в атмосфере густо висел аромат дорогих женских духов, судя по концентрации принадлежащих весьма богатой и возрастной особе. Чей могучий голос раздался практически через секунду, словно рёв боевых труб Кёнигсбергского пехотного полка:

– Ренни, непослушный думкопф[16], где ты ходишь? – Послышались тяжёлые шаги, и я встретился взглядом с высокой, плечистой лисой-чернобуркой в строгом домашнем платье такого фасона и пошива, что в нём можно было проводить светские рауты. – Чей это киндер?

– Мой, – не сразу сориентировался учитель.

Я очень удивился. Наша гостья тоже:

– Ты не говорил мне, что у тебя есть дети. Тётя Эбигейл чего-то не знает? А другие наши родственники в курсе?

– В смысле он мой помощник и секретарь! – быстро поправился Ренар, выставляя меня впереди себя как ширму. – Бесценный сотрудник, юный изобретатель, умеет чистить обувь, мало ест, ну и по дому делает всякие мелочи. Можно ему остаться, тётушка?

– Подойти сюда, айн, цвай… – Суровая лисица придирчиво осмотрела меня, словно новобранца на призывном пункте. – Худоват, сутулится, руки в синяках, любит драться? Рот открой. Покажи зубы. Ренни, он точно не от тебя?

При таком положении вещей я вдруг резко понял причину бегства старого дворецкого и тоже захотел какое-то время пожить где-нибудь вне дома. Кстати, можно запросто вернуться к бабушке. Уверен, там будет гораздо безопаснее.

– Ему негде жить, он сирота, – продолжил топить меня мой наставник. – По характеру робок, спит на полу, иногда досадно неуклюж, но в целом вполне мил. Я привык к нему.

– Надеюсь, он не доставит хлопот.

Я?! Очень даже доставлю. Поэтому выгоните меня поскорее, находиться в замкнутом пространстве с высокородной солдафонкой выше моих сил. Интересно, а в какой гостинице поселился Шарль? У меня ведь есть деньги, я тоже могу снять номер.

– Может спать в каморке твоего француза-дворецкого. Которого, кстати, я увольняла уже раза четыре, но он вечно возвращается. Всё из-за того, что тебе недостаёт золингеновской стали в характере! Ах, Ренни, майн либер, если б я не обещала твоей покойной матушке заботиться о тебе…

Месье Ренар почтительно поцеловал тётю в щёку и, схватив меня в охапку, ринулся на кухню. Первым делом мы заперли дверь. Вот теперь можно было орать…

– Да пресвятой электрод Аквинский, что ЭТО было, сэр?!

– Моя двоюродная тётушка Эбигейл, по мужу Краузен фон Рильке, из Берлина. Достойная представительница самой высокой аристократии как тупиковой ветви развития человечества. Мнит из себя фельдмаршала, но по замашкам скорее фельдфебель. Путешествуя где-либо, принципиально останавливается в гостях у родственников, выказывая им таким образом своё особое расположение. Ненадолго, на денёк-другой, дольше её присутствие просто не вынести. Не пьёт, обожает всех строить, не терпит возражений. В остальном милейшая и заботливая особа.

– Я так и понял. Её бы свести с моей бабулей, та мигом бы сбила с неё спесь…

– Эта мысль приходила мне в голову, – озираясь по сторонам, признался месье Ренар. – Но я вдруг подумал: а что, если они подружатся и зауважают друг друга?

Я невольно прикусил язык. Такой ход развития событий был бы крайне нежелательным, но вполне возможным. Сильные личности способны к союзу, а такая парочка безбашенных старух могла бы держать в страхе уже весь квартал.

– В общем, она разместилась в твоей комнате. Прости, но тебе придётся пока пожить тут. На самом деле у Шарля хоть и маленькая, но вполне себе ухоженная каморка. К тому же на кухне всегда неограниченный запас печенья и шоколада. Ты ведь не оставишь меня с ней одного, Майкл? Правда же?

Он смотрел мне в глаза самым умоляющим собачьим взглядом, и его губы дрожали. Наверное, нужно было бы быть совершенно бессердечным и чёрствым чудовищем, чтобы бросить учителя в таком положении. Разумеется, я кивнул.

– Вы писали о каком-то новом деле?

– Кстати, да. – Как только лис вспомнил, кто он такой и чем занимается, в его голосе появилась прежняя уверенность. – Лондон изумительный город, идеально подходящий для любого сыщика или детектива, здесь практически ежедневно что-то да случается. Ты ведь не успел прочесть утреннюю «Таймс»?

Разумеется, нет. После завтрака я сразу же был отправлен к зданию суда, на другой конец города, где слушалось дело Фрэнсиса. Там проторчал почти до обеда, убедился в том, что нашего донца не посадят, потом вместе с ним заскочил к бабуле, получил записку и вот только где-то часам к четырём пополудни вернулся домой.

Читать газеты мне было попросту некогда. И хотя в полицейской колонке ничего интересного на этот раз не нашлось, Скотленд-Ярд не призывал к помощи частного консультанта, но я сразу выхватил, какая именно заметка могла вызвать столь жгучий интерес моего энергичного учителя, просто не умеющего сидеть на месте ровно. Он ещё как-то приводил в оправдание русскую поговорку про шило, но я не очень понял, зачем вообще засовывать себе под хвост такой острый предмет, если потом это мешает жить?

Так вот, короткая газетная заметка или даже зарисовка обладала броским названием «Вампир из Суссекса». Как вы, возможно, уже догадались, ни о вампире, ни о Суссексе там и речи не было, наиболее непорядочные журналисты часто так поступают, лишь бы привлечь внимание неискушённого читателя к жёлтой прессе. Обычная семейная драма, где муж-англичанин не доверял своей жене-перуанке, которая якобы сосала кровь из их общего ребёнка, а он отгонял её старым семейным распятием.

Всё разрешилось к общему взаимопониманию, вполне себе рождественская история, в меру сентиментальная, в меру слезливая, отстаивающая семейные ценности. Что же необычного обнаружил тут месье Ренар?

Наверное, если б я перечитал ещё раз, то нашёл бы зацепку, но в этот момент раздался стук электрического молотка. Поскольку дворецкого у нас уже не было, то мы с учителем едва не столкнулись лбами в прихожей.

– Я успел первым.

– Нет, я!

– Сэр, позвольте мне просто открыть дверь.

– Ага, я тебе позволю, и ты сбежишь!

Вот же Ньютон-шестикрылый, как он догадался? Мы продолжали толкаться в прихожей, пока сзади не раздался карающий голос:

– Кто там пришёл, Ренни?

– Никто, тётя Эбигейл! – тоскливо взмолился Лис. – Там… ошиблись адресом… да!

– Ах, ты совершенно не умеешь разговаривать с дамен унд херрен. Пропусти-ка! Сейчас я объясню этим невежам, по какому адресу им стоит пройти. Шнеллер, шнеллер!

Мы рассосались вдоль стен, а наша грозная, как весь германский флот, гостья собственноручно открыла дверь, где и… получила страстный поцелуй взасос от моей нежной бабули!

– Давно хтела посмотреть, как ту-ут живёт мой мальчик. Вот эта-а… Не этот рыжий, этот не… не мой. Вот этот мой. Чё, он вам не сказал? Ах ты ж… шалу-ниш-ка-а…

Каким чудом нас с учителем выкинуло на улицу, известно, наверное, только древним финикийским богам, а они уже много лет как существа молчаливые. На мостовой стоял кеб Фрэнсиса, по крайней мере, понятно, кому мы должны были быть благодарны. За что угодно, вплоть до грядущего убийства в нашем уютном доме…

– Один вопрос: почему ты так с нами? – едва ли не синхронно спросили мы.

Рыжий донец удивлённо пожал плечами, возможно, для него глубина проблемы не равнялась глубине тихого Дона.

– Та что не так-то, братцы?

– Всё!!! – Добрые пять или даже десять минут мы в два голоса, крича и перебивая друг друга, объясняли этому недалёкому русскому, что бывает, когда пьяная англичанка лезет целоваться к трезвой немке. Когда демократичный представитель низкого социального слоя навязывает своё тесное общение представителю феодальной аристократии. Когда снобка и дура вынуждены остаться нос к носу в не самой большой прихожей, а дом у нас один, и он нам дорог, нам там ещё жить, взрыв или пожар никак не в наших интересах, пойми же, дубина еловая…

– Та тю на тебя, Лисицын! – Беззаботный жеребец, забекренив папаху, ответил нам белозубой улыбкой. – У хлопчика от такая бабка-а! Золото-о! Стока песен знает, аж всю дорогу за меня голосила, а уж матершинница-а! Любо-дорого послушать образованию ради.

Меж тем изнутри раздались истошные крики, отборная немецкая ругань, грохот чего-то деревянного об пол, а потом тишина…

Мы замерли, попеременно бледнея и холодея. Дверь распахнулась так неожиданно, словно двери чистилища в Страшный суд. На тротуар вышла моя бабуля, поправляя сбившийся кокуль и потирая кулаки, а за ней в дорожном плаще с зонтиком наперевес шагнула леди Краузен фон Рильке со строго поджатыми губами.

– Кебмен!

– Куда прикажете? – Рыжий донец аж вытянулся в струнку.

– В порт! – конкретизировала тётушка Эбигейл, даже не глянув в нашу сторону.

Фрэнсис залихватски присвистнул, прикрыл дверцы и подмигнул нам:

Когда паровая машина, грохоча колёсами по мостовой, унеслась прочь, а звонкая песня ещё долго разносилась за Тауэрским мостом, мы наперегонки ломанулись в открытые двери. Дом, милый дом, как же мы по тебе скучали!

Нас встретила разгромленная прихожая, пустая бутылка из-под виски в углу, сломанная курительная трубка и безжалостно раздавленная каблуком дорогая пудреница. Не надо было быть сыщиком, чтобы предположить, что тут вообще произошло…

– Да, мальчик мой, первоначально это, несомненно, была драка. И держу пари, моя тётя наваляла бы твоей бабке! Однако…

– Моя бабуля выдохнула алкогольными парами в лицо вашей непьющей тётушке, полностью подчинив её своей воле?

– Браво! После чего они обе под ручку отправились прогуляться в порт, развеяться и отвести душу.

– Честно говоря, меня это немного пугает…

– А в меня вселяет надежду, – наконец-то улыбнулся месье Ренар. – Пойдём, у нас мало времени! Мы ещё должны успеть задержать этого негодяя.

Пресвятой электрод Аквинский, какого, зачем и где?! Почему-то чаще всего мой учитель был уверен, что я знаю всё то же, что и он, если видел то же самое своими глазами.

С одной стороны, это так, с другой – меня постоянно тыкают носом в осознание собственной тупости. Что совершенно неприемлемо для британца, ибо весь смысл существования нашей нации перед Богом и людьми в вечном бремени «белого человека», учителя, наставника, ведущего весь недоразвитый мир к единственно правильному пониманию реальности! Тогда почему же какой-то «близкий к природе» умнее меня?!

– Складывается странное ощущение, будто бы ты чем-то сильно недоволен. Или кем-то? – нахмурился лис и повернулся ко мне спиной. – В последнее время ты так часто обижаешься на меня, словно я тебе чем-то обязан. Но если причины столь серьёзны, то как свободный англичанин ты в любой момент вправе покинуть ненавистную тебе работу…

– Прошу прощения, сэр! Разумеется, нет, сэр! Пожалуй, я несколько зазнался, сэр!

– Извинения приняты. – Как француз он был крайне отходчив и никогда не таил обид. – Мне нужно пять минут, чтобы переодеться, и мы выезжаем.

Я метнулся в лабораторию, забрал с зарядки электрическую дубинку, подумав, не стал брать устройство для подключения ударного заряда к обуви, быстро накинул макинтош, взял шляпу и зонт, таким образом успев закончить экипировку до того, как мой рыжий наставник вернулся в прихожую.

Вот теперь наконец-то он был одет как настоящий британский джентльмен, а не как кошмарный домашний клоун, развлекающий детей бюргеров на именинах бургомистра где-нибудь в заснеженной Баварии или чопорном Кёльне.

– Возьми утреннюю «Таймс». Почитаешь в дороге.

Я послушно сбегал в гостиную, цапнув газету с каминной полки. Конечно, вдумчивое чтение под песни кебменов вряд ли возможно, но спорить не хотелось ни капельки. Мы вышли из дома, заперли дверь, и мне удалось достаточно быстро поймать свободный экипаж.

И хотя Лис до сих пор питал некое предубеждение к чёрным коням, но мы заняли места. Извините, сейчас принято толерантно говорить «вороным». И повторюсь, лично я до поры не разделял странных предубеждений своего учителя, пока не…

– Куда, как, бро? – жемчужно улыбнулся водитель, выдыхая из широких красных ноздрей такой клуб ароматного зеленоватого пара, что у меня закружилась голова и почему-то захотелось петь.

– В порт, – коротко ответил месье Ренар.

Чёрный жеребец хохотнул, запрокинув голову в серое небо, кеб тронулся, а над нашими головами зазвучало:

– Не бро ты мне, скотина черномазая! – без малейшей толерантности яростно отбрил лис, выходя буквально на ходу.

Я рванулся следом, меня едва ли не тошнило от услышанного, представлять сюжет в картинках было попросту невозможно для любого вменяемого человека.

– Эй, стопэ! А кэш?! Гони лаве за проезд! – Кебмен мгновенно перегородил нам дорогу.

– Можно я? – Месье Ренар просительно протянул руку.

Почему бы и нет? Я безропотно отдал ему электрическую дубинку, и мгновение спустя вороной невежа трясся на мостовой копытами кверху. Кажется, ему это даже нравилось. Мы церемонно приподняли шляпы, поклонившись друг другу, как два воспитанных джентльмена. Пожалуй, относительно чёрных мой наставник не так уж не прав. Если у конского профсоюза возникнут вопросы, думаю, нам будет чем оправдаться. Более того, я уверен!

Тем не менее чисто ради моциона и успокоения нервов после стычки с моральным уродом мы приняли обоюдное решение пройтись пешком. Погода была весьма прохладной, но, по крайней мере, не дождливой и не ветреной, что вполне располагало к размеренной беседе.

– Честно говоря, сэр, я не очень понимаю, какие именно дела ведут нас в порт?

– Некоторые детали заметки о вампире из Суссекса навели меня на мысли о краже и шантаже. Кстати, она достаточно короткая, тебя не затруднить прочесть её вслух?

– «Таинственное событие всколыхнуло южную часть Британии, графство Суссекс. В городке Чичестер по улице Виверна, восемьсот семьдесят восемь, некий мистер Кенвал вызвал полицию, когда застал свою жену-перуанку миссис Этельфлед сосущей кровь из шеи их недавно крещённого ребёнка Кнуда. Сама женщина тысяча восемьсот тридцатого года рождения приехала в нашу страну из штатов Нового Света, прибыв в лондонский порт то ли десятого, то ли шестнадцатого декабря. Мужчина угрожал женщине старинным семейным распятием, однако прибывший на место констебль зафиксировал, что муж был беспробудно пьян, а жена всего лишь целовала дитя перед сном. Утром, в десять часов шестьдесят шесть минут, супруги примирились, сочтя инцидент исчерпанным. Записано мистером Г. Годвинсоном, Этельстан, 20 ч.», – старательно, с выражением, практически без запинок дочитал я.

Потом сложил газету и выразительно покосился на Лиса. Тот шёл широким прогулочным шагом, без спешки и суеты, отстукивая тростью одному ему слышимый ритм. На благородной морде наставника сияла блуждающая улыбка, глаза были мечтательно полуприкрыты, что не мешало ему вежливо приподнимать шляпу, молча приветствуя каждую встречную леди. Когда же он наконец соизволил обернуться ко мне, то спросил сразу и в лоб:

– Неужели ты не обратил внимания на цифры? Тебе не показалось странным, что в таком маленьком городке, как Чичестер, есть улица с номером дома аж восемьсот семьдесят восемь? Какой смысл указывать год рождения жены, но не мужа и не ребёнка? Что за странная дата прибытия в порт – то ли десятого, то ли шестнадцатого? И, в конце концов, такое дикое время, как «десять часов шестьдесят шесть минут», не резануло тебе слух? Его вообще не существует! Любой сказал бы – в шесть минут двенадцатого. Почему же этот журналист так неаккуратен с цифрами?

– Не знаю, сэр. Но что тут такого уж криминального? Банальная ошибка…

– Возможно. Тогда перечитаем имена, упомянутые в заметке. Проверь меня: Кенвал, Этельфлед, Кнуд, Г. Годвинсон, Этельстан, так? Я почти уверен, что «Г.» это сокращение от Гарольд. Тебе это ни о чём не говорит?

У меня в мозгу что-то слабенько щёлкнуло. Вроде бы да, цифры удивительным образом сочетались с именами, но ведь это совсем другая история, о королях, графствах, знаковых событиях объединения Британии, но уж точно не имеющая никакого отношения к вампирам…

– Почему? Очень даже имеет. Упомянута улица Виверна, хоть я и не уверен, что она имеет место быть в этом городе. Но вспомним, что это за существо? Этот мифический дракон, почти всегда маленького роста, с крыльями и двумя лапками, вполне себе относится к кровососущим тварям. Вот тебе и «вампир из Суссекса». Вся эта заметка весьма смахивает на конкретное, хоть и закодированное послание кому-то с предложением о встрече сегодня вечером в лондонском порту. Ускорим шаг, нам ещё надо успеть «поговорить с людьми».

Но пешком топать до порта было довольно далеко, поэтому кеб всё-таки пришлось взять. И честно говоря, я даже не помню, что там пелось в этот раз. В моей голове лихорадочно складывалась история объединения разрозненных британских графств в единое государство, имена и даты, сплетаемые в один узор, короли и бароны, земли и власть, предательство и вера – всё это было нашей реальностью, выкованной в невероятно далёкие времена, ныне покрытые сединой и пылью…

Король Кенвал прославлен принятием христианства, под его рукой крестили Суссекс. Потом там было много чего хорошего и плохого, но годы спустя при правлении королевы воинов Этельфледы здесь разгромили огромную армию захватчиков-датчан. В восемьсот семьдесят восьмом году вернувшимся было датчанам добавили ещё! Этельстан впервые попытался объединить юг и север, потом Кнуд Великий всё же отвоевал в своё единоличное правление всё графство, но через пятьдесят лет, ровно в тысяча шестьдесят шестом году, король Гарольд Годвинсон вернул эти земли под власть единого управления.

Всё это мы проходили в школе, но я, более увлечённый точными науками, видимо, упустил какие-то вещи, а память моего учителя была похожа скорее на медвежий капкан. Он никогда ничего не забывал и знал так много, что, казалось, мог бы сам писать книги. Но ему это казалось слишком скучным и напыщенным занятием. Лис больше читатель, чем писатель, в его правилах выше ценить собственные реальные приключения, чем чужие выдуманные истории.

– А может быть, я просто выдаю желаемое за действительное, подгоняя факты под обычные опечатки в «Таймс»? – задумчиво пробормотал мой учитель, когда мы, расплатившись с кебменом, спускались вниз по узким улочкам портового квартала. – В нашей профессии ничего нельзя принимать на веру, все мы время от времени несём такую фигню…

– Вон там на пабе написано «Суссекс», – не позволяя втянуть себя в спор, указал я.

Месье Ренар удовлетворённо фыркнул себе под нос и кивнул.

– Но кого мы ищем, сэр?

– Того, кому в пабе не место.

Я сделал вид, что понял. На самом деле это частенько срабатывало, Лис был уверен, что его помощник и секретарь в курсе происходящего, а значит, он может не тратить время на лишние объяснения. В свою очередь и я не получаю очередной порции подтверждений собственной глупости, следовательно, не замыкаюсь в подростковых комплексах, как тот же Большой Вилли.

Мы зашли в классический паб, встретивший нас горячим дыханием горького пива, отварного картофеля, прогорклого масла и жутко пахнущей, пережаренной рыбы. Однако вдруг у меня сразу же засосало под ложечкой. Эта простецкая еда даже близко не стояла рядом с той высокой кухней, которую подавали у нас дома, но тем не менее, тем не менее…

– Пинту крепчайшего пива и фиш энд чипс, две порции! – громко потребовал месье Ренар, занимая свободный стол в дальнем углу.

Владелец паба, крепкий, высокий дог со свисающими брылями, один глаз карий, а другой затянут бледно-жёлтым бельмом, яростно хмыкнул, словно ненавидел лисиц, однако прихрамывающий официант из отставных моряков быстренько выставил перед нами заказ. Мой учитель потыкал когтем пережаренную рыбу и выложил на стол шиллинг.

– Еда и пиво стоят дороже.

– Это плата за информацию, приятель. Мы ищем одного… мм… типа, он несколько странноват, держится особняком, всё время оглядывается, словно стащил кровяную колбасу…

– Не понимаю, о чём ты, приятель, – в том же тоне откликнулся бывший моряк. – Это паб, тут полно странных личностей.

Лис выложил вторую монету.

– У него с собой вот эта газета, утренняя «Таймс», – наугад ляпнул я, но, видимо, моя идея сработала.

Официант задумчиво облизал губы. На стол легла третья монета.

– Был тут такой, – быстро заговорил моряк, бросая взгляды по сторонам. – На вид вроде как джентльмен. Сидел у нас час назад. Ушёл с двумя монахами. Из волков, седые и страшные, я бы не доверял таким, приятель.

– Что он ел?

– Заказал рыбу. Такую же, как у вас.

– Её можно съесть, приятель?! Она же липкая, аж пальцы склеивает…

Официант пожал плечами, демонстрируя, что лично он за работу повара ответственности не несёт, потом сделал вид, будто бы протирает стол рукавом серой рубахи, одновременно сгребая деньги.

Мой учитель едва заметно кивнул, слегка пригубив пиво. Он ещё раз попробовал рыбу, скривился, бросил в пасть пару кусочков картошки, прожевал, уронил один на пол, вздохнул, сделал ещё глоток, наклонился, выпрямился и наконец, вытерев пальцы белоснежным платком, тихо сказал:

– Мы уходим.

Но я заметил, что перед выходом стальной лисий коготь быстро провёл две короткие линии по столу, нацарапав крест.

– Вода из Темзы вкуснее вашего пойла, – так же громко, как на входе, заявил Ренар, выложив перед хозяином соверен. Пока тот булькал от ярости, мы покинули паб «Суссекс».

Времени задавать вопросы о том, зачем ему это надо, – не было, мой наставник явно напал на след и не намеревался останавливаться ни на минуту. Итак, мы наверняка ищем двух волков из «близких к природе», одетых в монашеские одежды.

– В Британии не так много монашеских орденов, уверен, что столь яркие типы вряд ли затеряются в порту, – подтвердил Лис.

Вообще-то как раз наоборот, всяких и разных монахов у нас хватало, учитывая свободные границы, по английской земле сейчас шлялись толпы всяческих просветителей-попрошаек, адептов или миссионеров разного пола, веры, вида и мастей. Это уголовно ненаказуемо.

Другой разговор, что тот же официант обозначил их просто как монахов, к примеру, буддистские оранжевые тоги он бы уж точно заметил. К тому же они ещё и волки. Среди «близких к природе» не часто встречаются религиозные типы, всё-таки в них слишком сильно животное начало, а значит, стремление к продолжению рода и здоровому потомству. Но бывает всякое.

Мы направились в другой ближайший паб, кажется, он назывался «Юность Виктории». Волков-монахов там не было, ничего похожего и на улице не замечали, зато усталый бармен, обвязав мокрой тряпкой голову, предупредил, что тут в окрестностях шляются две озабоченные фурии преклонного возраста, пьют, дебоширят, нарываются на драку. Будьте осторожны…

– Не уверен, что это непременно они, – успокоил меня учитель. – Твоя милая бабуля, конечно, та ещё оторва, но чтоб споить мою тётушку Эбигейл и заставить её участвовать в противоправных деяниях… На такое не способен и папа римский!

– Сэр, а разве у него в целом не другие задачи?

– Мальчик мой, не будь занудой. Знаем мы этого папу, трям-пам-пам, ценителя канкана…

Примерно за час с небольшим мы обошли практически все бары, пабы, трактиры, кабаки и забегаловки в районе порта: «За кормой», «Крутобёдрая Мэган», «Амстердамчик», «Пробирка», «Вискарёк с пивасиком», «Грязная шлюпка», «Ниже ватерлинии», «Бренди та сало», «Зелёная миля», «Пьяный корабль» и прочие, прочие, прочие. Благо нигде не задерживались даже на кружку пива, Лису хватало пары минут, чтобы оценить обстановку, его чуткий нос сообщал ему, что волками здесь и не пахнет, а значит, можно смело двигаться дальше.

Потёртый кеб Фрэнсиса мы нашли в северной части, правда, самого рыжего дончака рядом не было и казачьих песен поблизости не звучало. Надеюсь, он хотя бы присматривает за своими неадекватными пассажирками? Конский профсоюз очень строг в этом плане, никогда нельзя бросать платёжеспособного клиента.

Внезапно мой наставник резко остановился, дёрнув меня за рукав с такой силой, что меня буквально снесло за его спину, ткнув носом в пышный хвост.

– Фто флусилось? – просипел я, боясь толком раскрыть рот, чихну же сейчас…

– Волки.

В шёпоте месье Ренара звучала непередаваемая смесь тревоги и презрения. Лисы недолюбливают волков, считая их туповатыми громилами. Хотя тот офицер из спецслужб Российской империи, что помогал нам в одном расследовании, показал себя весьма неглупым зверем. Волки, они тоже бывают разные. Я осторожно выглянул из-за спины наставника. Два монаха направлялись в сторону паба «Суссекс». Но мы же там уже были?

– И они были, – едва слышно подтвердил Лис. – Значит, кто-то что-то не доделал, а посему нам надлежит поступить, как всем нормальным детективам, то есть держаться фактов и следовать за уликами. А все следы ведут в «Суссекс»… Ого?!

Последнее восклицание относилось к тому, что у дверей паба стояло уже трое монахов, слева и справа к ним шли ещё четверо. Сколько же «близких к природе» из одной стаи или одного ордена сегодня стекаются в порт? Я пожалел, что пришлось разрядить мою экспериментальную дубинку на того вороного придурка. Как по мне, так весьма опасно идти против волков с голыми кулаками, хотя учителя такие мелочи никогда не волновали. Он лишь поправил узел шейного платка и широко улыбнулся, демонстрируя отменные белые зубы:

– Обожаю свою работу!

Надеюсь, он успел вызвать полицию или хотя бы отправил записку в Скотленд-Ярд, тогда нас спасут. Наверное. Хотя, по правде, констебля в порту встретишь редко, как правило, здешний народец, сплошь моряки да торговцы всех мастей, привыкли решать любые проблемы собственными силами. А поскольку трусость на море не приживается, то всерьёз бороться с портовыми нравами не рискует даже правительство. Я ещё успел подумать, что, пожалуй, неплохо было бы…

– Что? – на мгновение обернулся учитель.

– Ничего, сэр, – честно ответил я, поскольку довести мысль до ума не успел. Она вильнула хвостиком и забилась в норку подсознания, вытаскивать её оттуда за шкирку не было ни времени, ни возможности, ни желания.

Лис толкнул дверь, и мы вошли…

– Да пресвятой электрод Аквинский! – очень громко выдохнул кто-то.

Возможно, даже это был я. Не уверен, но божиться не стану, хотя обстановка пожалуй что в чём-то соответствовала. По крайней мере, столько священнослужителей в одном пабе я не видел ещё никогда. Мы стояли на пороге, а на нас без улыбки смотрели двенадцать волков в длинных рясах с капюшонами. Капуцинского ордена, судя по грубой коричневой ткани и белым верёвкам вместо поясов. Больше в пабе почти никого не было, ну исключая забившегося под стойку ворчливого владельца-дога в обнимку с немолодым официантом, не так давно слупившим с нас аж три шиллинга. А-а, нет! У дальней стены, за тем столиком, где сидели мы, вжался в угол невысокий, испуганный человек в клетчатом костюме и кепи. Узкое лицо его казалось бледнее сметаны, губы тряслись, по всей видимости, он был готов упасть в обморок, но два суровых монаха придерживали его за вздрагивающие плечи.

Месье Ренар широко улыбнулся всему обществу, вежливо приподняв шляпу:

– Добрый вечер, джентльмены! Вижу, вы заметили моё маленькое сообщение?

В ответ раздалось удовлетворённое рычание. Нам навстречу шагнул совершенно седой волк, не белый, а именно седой, заметно в возрасте. Он заговорил медленно, с лёгким прикашливанием, но, несмотря на всю его внешнюю слабость, мне бы не хотелось попасться такому в зубы…

– Лис. Мы ждали тебя. Ты умеешь запомниться.

– О да, это наследственное, от мамы. Она была большая кокетка. – Учитель, не задумываясь, протянул руку волку, и тот ответил рукопожатием.

Можно было написать и «лапопожатием», не спорю, но смысл прямо сейчас изобретать новые слова, когда действие и так разворачивается чрезмерно стремительно? Только и успевай запоминать, куда уж записывать. Седой волчара кивком головы указал на свободный стол, и мой учитель принял приглашение, в свою очередь кивнув мне.

– Это мой помощник и секретарь, у меня нет от него секретов. Если что, он могила.

– Мы учтём это.

– Я имел в виду, что он будет молчать, как могила.

– Хм, вы в этом смысле… – слегка разочарованно протянул старший из монахов, и все остальные уныло повесили носы. – Теперь о деле. Где он?

– Кто? – удивился Лис.

Повисла секундная пауза. Потом волки, державшие несчастного в углу, быстро достали складные ножи.

– Ах вот вы о чём! – Мой учитель беззаботно хлопнул себя ладонью по лбу. – Этого типа мы не знаем, думаю, он нас тоже. Хотя, кстати, и мог бы! Я в том плане, что любой воспитанный джентльмен, читающий «Таймс» или «Дейли телеграф», прекрасно знает о знаменитом лисе Ренаре! Если кто не догадался, то это я…

– Мы взяли его за этим столом. Но у него нет товара. Ты нацарапал крест. Там, где он сидел. Что ты знаешь?

– Немногое. Но, честно говоря, лично я не дерзнул бы называть реликвию товаром.

По пабу прокатился дружный вздох изумления. Волки смотрели друг на друга круглыми глазами, словно бы не веря своим ушам. Вожак невольно вздыбил шерсть на загривке, встретившись с насмешливым взглядом лиса.

– Эта вещь принадлежит нам!

– Так купили бы её, и дело с концом!

– Он решил играть с нами. Врал, увиливал, повышал цену.

– Согласен, этот тип – малоприятная личность, но хуже другое. – Месье Ренар пальцем поманил волка поближе и едва ли не нос к носу прошептал: – Этот крест – подделка.

Каким образом шёпот моего учителя был услышан всеми, не знает наверняка даже Ньютон-шестикрылый. Дружный вой, полный тоски и незаслуженной обиды, взлетел под потолок. Седой волк едва не уронил нижнюю челюсть, и лис дружески приобнял его:

– Я вас понимаю, такое разочарование. Рим будет в ярости. Из-за одного лживого мерзавца вы проделали столь долгий путь, перенесли столько лишений. Кстати, что папа пообещал ему за реликвию?

– Вечное спасение души…

– Ага, значит, негодяю показалось этого мало, он захотел ещё и денег? – Месье Ренар осуждающе поцокал языком. Человек за дальним столиком пытался что-то лепетать в своё оправдание, но за раздражённым рычанием монахов слов было не разобрать. – Полагаю, именно из-за этого он и водил вас за нос, обещая отдать реликвию, но требовал оплату вперёд?

– Да…

– Дружище, разве вас не должна была насторожить эта напыщенная таинственность? Связь через газету? Конспирация на уровне сельской школы? Детские игры в шпионов?

– Он прислал нам фотографию. – Седой монах, порыскав за пазухой, беспомощно протянул нам небольшой кусочек картона, на который был наклеен дагеротип маленького серебряного креста с округлёнными перекладинами.

Мой наставник с трудом сдержал смех, едва не подавившись, хоть это было явно невежливо…

– Господи, да как вы поверили, что предмет четырнадцатого века может оставаться таким аккуратненьким и чистеньким? Да он словно вчера отштампован на местной фабрике сувениров!

– Годы не властны над святой реликвией, – неуверенно ответил волк, прекрасно понимая, что уже проиграл по всем фронтам. – Что нам делать?

– Ну не знаю… Возможно, стоит хорошенько отлупить этого прощелыгу, что решил наживаться неправедным путём на приверженцах истинной веры?

Мужчина в клетчатом костюме мигом заткнулся, но вот все монахи, наоборот, начали, рыча, засучивать рукава.

Я счёл правильным подать голос:

– Прошу прощения, сэр…

– О да! Мальчик прав. – Вставая из-за стола, лис захлопал в ладоши, переключая на себя общее внимание. – Нельзя же всем бить одного, это не по-джентльменски. С вашего разрешения, мы временно встанем на сторону негодяя и подлеца. А-а, у нас ещё есть бармен и официант! Прошу сюда, вылезайте-ка, негоже прятаться, когда вокруг кипят такие страсти.

Когда позиции были заняты и не хватало первого свистка, до вожака волков вдруг дошло.

– Но откуда ты про всё это знаешь? Это же тайна…

Месье Ренар не успел ответить, поскольку двери паба распахнулись и на пороге возникли две старухи. Сказать, что они были нетрезвы, значило погрешить против истины литров на пять-шесть в обе стороны. Они казались абсолютно ни-ка-ки-ми!

– Упс… А чё, у нас… ту-ут драка-а? – счастливо икнула моя бабуля. – Наших бью-ут?!

– Я участ-ву-ую! – старательно выговорила тётушка Эбигейл, сентиментально умиляясь: – Ре-энни, и эт… ты?! Как у вас здеся мило-о… Всем хенде хох и дранг нах остен!

Мой учитель, не задумываясь, врезал ближайшему волку с ноги по зубам, и понеслось…

В тот вечер все отвели душу и выпустили пар. Я в очередной раз убедился в том, что, когда попадаешь под замес, лучшее боевое искусство – это умение вовремя спрятаться под столом. Чернобурая старушка из Берлина дралась с редкостным самозабвением, лупив зонтиком всех подряд, не деля на правых и виноватых. Несчастный дог орал, что всех убьёт, потому что мы громим его паб, а сам кидался бутылками из-за стойки бара! Официант молча душил кого-то из монахов кухонным полотенцем. Моряки, они упрямые…

Лис боксировал воодушевлённо, чувствовалось, что после болезни он ещё не полностью вернул себе спортивную форму и сейчас словно бы тестировал возможности своего тела. Моя бабуля показала себя с лучшей стороны, уложив двух волков табуретом, а потом просто свернувшись калачиком и захрапев в пустой бочке из-под пива. Для неё бой был закончен, она победила.

Монахи-капуцины полностью втоптали в прах традиции своего миролюбивого ордена. Жадному незнакомцу (да, его же нам до сих пор так и не представили!) за алчность и обман навешали столько плюшек, что он вроде бы вообще перестал подавать признаки жизни. Но дрались все по-честному, на кулаках, без оружия, стараясь не особенно ломать мебель. Зонтик и табурет не в счёт, пусть их применение останется на совести дам.

А волки показали себя настоящими мужчинами! Даже когда приехала вызванная Фрэнсисом полиция и всех растащили кого по домам, кого в кутузку, мой учитель настоятельно требовал свободы для всех капуцинов без исключения! В общем, его тоже замели в тюрьму, а я не мог оставить своего работодателя.

…Домой мы вернулись уже под утро. Всё-таки месье Ренара в Скотленд-Ярде знали, а долго томить за решёткой кандидата на рыцарские шпоры не рискнул бы никто. Инспектор Хаггерт заявил, что навестит нас на днях (как только съедет благородная леди Краузен фон Рильке), ещё у нас взяли общие показания, в частности подтверждающие, что драка проходила по обоюдному решению, с соблюдением необходимых условностей и правил, и никаких претензий мы ни к кому не имеем.

Свежий воздух дурманил голову, небо из чёрного буквально на глазах превращалось в серо-голубое, кое-где даже пели птички, раздавались свистки паровых кебов, на улицы начинали выползать сонные дворники и вездесущие еноты-газетчики, а мы ехали себе по мостовой под самую романтическую балладу старой Англии…

На следующий день тётушка моего учителя покинула нас, сухо попрощавшись со мной и нежно облобызав в щеки племянника:

– Ах, Ренни, давненько я так чудесно не отдыхала, как у тебя в Лондоне. Это было замечательно! И если ты, майн либер, хоть кому-нибудь об этом расскажешь… я задушу тебя собственными руками! А потом ещё и вычеркну из завещания. Мы ведь поняли друг друга, не правда ли? Данке шён, мин херц…

P.S. Вечером того же дня, когда вернувшийся Шарль на скорую руку накрывал нам на стол, месье Ренар достал из кармана плаща небольшой серебряный крестик. Тот самый, который я видел на фотографии у капуцинов.

– Что это?

– Реликвия. Тот самый первый крест короля Кенвала, распространившего христианство среди западных саксов. Уникальное наследие нашей страны, да, пожалуй, и всего мира. Такие вещи не имеют цены. Жаль, не успели спросить, где этот клетчатый тип выкопал его.

– Но… откуда он у вас, сэр?

– Крест был приклеен под столешницей, – рассеянно хмыкнул лис, принимая чашечку кофе по-бретонски. – Помнишь, я говорил, что в том пабе жутко липкая рыба? Уверен, что, когда тот нервный торгаш увидел волков, он перепугался и решил спрятать крест. Понимаешь ли, если тебе повезло, ты раздобыл редчайшую вещицу и хочешь её продать, то церковь не лучший покупатель. Он ждал смиренных монахов-капуцинов, а за ним пришли настоящие волки. Тут волей-неволей, а запаникуешь…

– То есть реликвия всё это время была у вас? Зачем же мы тогда обходили все бары?

– Странный вопрос, мой мальчик. Я не мог оставить человека в беде. Кем бы ни был этот воришка, но, не найдя у него обещанного, монахи могли и рассердиться. А волк, знаешь ли, серьёзный хищник, тем более когда их там целая стая…

– Понятно. Вы обвинили его в мошенничестве и тем самым спасли ему жизнь.

– Вот именно.

– А крест?

– Разумеется, это подлинник, – важно кивнул Ренар, поудобнее устраиваясь в любимом кресле. – Дурачок начистил его зубным порошком, в надежде продать подороже. Кстати, чем немало испортил аутентичность реликвии. Если вздумает жаловаться, натравлю на него Гавкинса.

– Сэр, его увезли в больницу. Эти смиренные монахи едва не выбили из него дух.

– Ему повезло во всех смыслах. Узнай в полиции, что этот прохвост присвоил себе королевский крест и пытался загнать его за рубеж… Да его бы сгноили на каторге! Ну и как патриот я просто не мог никому позволить забрать нашу английскую реликвию в Ватикан! Таким вещам место в Британском музее. Но знаешь, что самое приятное?

– Нет, – невольно заинтересовался я.

– Угадай!

– Сдаюсь…

– Моя тётушка Эбигейл была настолько впечатлена приключениями в порту, что выдала Фрэнсису ровно пять фунтов! За разъезды, пение, достопримечательности, алкоголь и…

– Молчание?

– Да! Теперь наш друг оплатит штраф, не лишится лицензии и не попадёт в тюрьму. Кстати, Шарль, что у нас на ужин?

– Овсянка, месье!

– Фу-у…

Глава 9 Кошкин сын

До Рождества оставалось не более недели. Мы с месье Ренаром коротали время в гостиной у растопленного камина, вечерело, на улице горели жёлтые газовые фонари, медленно падали крупные капли дождя, постепенно переходя в мелкий, быстро тающий снег. Дома за окном казались воплощением иллюстраций томика старых британских сказок с позолоченным тиснением на обложке и крохотными вкраплениями серебра. В такое время года Лондон особенно прекрасен, здесь как нигде чувствуется прикосновение к вечности.

Лис пил кофе, сидя в кресле и качая лапой. Я же пытался разобраться с недавними записями, разложив листы по порядку на столе. То есть скорее мне следовало попросту переписать всё заново, потому что стиль и слог уже не устраивал, я знал, что могу и лучше. Разумеется, высокая линия повествования сэра Вальтера Скотта всё ещё оставалась недосягаемой величиной, но, пожалуй, полицейские рассказики в духе Артура Конан Дойла и его многочисленных литературных эпигонов мне были вполне по плечу…

– Сэр, а как именно звали того джентльмена в клетчатом?

– Понятия не имею.

– Но современная литература требует соблюдать точность. Если я веду полное описание всех ваших дел, то не указать имя преступника будет просто невежливым.

– По отношению к нему?

– По отношению к вам, сэр.

– Тогда ерунда, я переживу.

Вот как с ним разговаривать, пресвятой электрод Аквинский?! Где-то мне доводилось читать, что в отношениях «учитель – ученик» всегда наступает момент, когда последний начинает ворчать на своего наставника. С точки зрения ведущих британских психологов это первый признак того, что он становится похожим на предмет своего раздражения.

Неужели в будущем я стану похож на мистера Лиса? Конечно, у меня не вырастет хвост, я не покроюсь шерстью, но вполне могу отпустить усы, носить трость со шпажным клинком внутри, помогать Скотленд-Ярду и даже, быть может, кто знает, возьму да и покрашу волосы в рыжий цвет. Эта мысль показалась мне настолько смешной, что я невольно улыбнулся. Лис покосился на меня, но ничего не сказал.

А приблизительно через час или чуть больше раздался тихий стук электрического молотка. То есть к нам кто-то пришёл, но почему-то стучать либо стесняется, либо не может, либо имеет место быть ещё какая-то причина, о которой мне неизвестно. Старый дворецкий открыл дверь, вновь закрыл её и явился к нам с докладом:

– К вам гость, месье.

– Отлично, подай бренди, на улице совершенно мерзкая погода.

– Если позволите, лучше горячее молоко.

Из-за спины Шарля, правильнее сказать, из-за его колена выглянул встрёпанный котёнок. Совсем ещё кроха из «близких к природе», очень скромно, но опрятно одетый, шерсть серая в полоску, хвост бодро торчит вверх, но в круглых глазах замерли крупные слёзы.

Однако он храбро сделал шаг вперёд, поклонился, вытащив из кармана пальто длинный красный носок, положил его на пол. Раздался мягкий металлический звон. Котёнок решительно вздохнул и ломающимся голоском пропищал:

– Вот. У меня есть деньги.

– Мм… и что? – переглянулись мы с лисом.

– Пожалуйста, найдите мою маму, сэр!

– Вообще-то в Лондоне есть специальные службы, занимающиеся поиском пропавших животн… – Я вовремя прикусил язык, поняв, что закапываю сам себя в бетон с головой.

Мой учитель сделал вид, будто бы ничего не услышал, оттопырил левое ухо и обернулся ко мне:

– Ты что-то сказал, мой мальчик?

– Нет, клянусь пресвятым электродом Аквинским, ни слова, – нагло соврал я, глядя ему в глаза.

Лис удовлетворённо кивнул.

– Ты делаешь успехи. Без определённого актёрского мастерства долго продержаться в нашей профессии невозможно.

– У меня лучший учитель, сэр.

– И без толики откровенной лести тоже. А теперь, будь так добр, поговори с этим ребёнком. У меня плохо получается контачить с малолетними детьми.

Я пожал плечами и прошёл навстречу котёнку. Присел на одно колено, постарался вспомнить собственное детство, своего отца, как он разговаривал со мной, и для начала изобразил на лице максимальное дружелюбие.

– Привет, малыш! Меня зовут Майкл, а тебя?

– Тимми.

– О, чудесное имя Тимми. Тебя так мама назвала?

– Не твоё дело, бесхвостый! – сурово отбрил котёнок, вытирая рукавом розовую кнопку носа. – Мне нужен вон тот лис! Я к нему пришёл.

– Разумеется, – я с трудом удержал улыбку, – но, понимаешь ли, мы с тем дядей Лисом работаем вместе.

– Никакой он тебе не дядя! Надуть меня хочешь?

– И в мыслях не было.

– Ага, знаем мы вас таких! Мне мама всякое рассказывала про вас, мальчишек!

– Ну так и ты расскажи про неё нам, – предложил я.

Но этот невежа вдруг выгнул спину и зашипел, выпуская когти. Положение спас Шарль, появившись в дверях с блюдцем молока и тёплым сандвичем с лососем на серебряном подносе. Котёнок мигом переключился на угощение, урча так, словно не ел дня два. Хотя, судя по его внешнему виду, вполне возможно, так оно и было.

Месье Ренар вернулся в своё кресло, уселся, закинув ногу на ногу, и пригубил остывший кофе. Покатал его на языке, задумчиво глядя в потолок, а потом тихо спросил меня:

– Что ты думаешь обо всём этом? Ты ведь читал о приключениях знаменитых сыщиков и подкован в плане дедукции. Опиши нашего нежданного гостя.

– Попробую, сэр, – без особой уверенности протянул я, но постарался взять себя в руки. В конце концов, у нас тут едва ли не каждый день какое-нибудь расследование, так почему бы и не попрактиковаться? – Первое, что бросается в глаза, это его одежда. Вряд ли мама этого малыша из богатой семьи. Пальтишко явно с чужого плеча, ботинки великоваты. Тем не менее всё очень аккуратно починено и залатано, думаю, она заботилась о сыне. Его манеры небезупречны, скорее всего, он много времени проводит на улице и не всегда в лучшей компании. Но, судя по тому, что малыш сумел сэкономить какую-то мелочь и принёс её нам, говорит о нём с лучшей стороны. Он, несомненно, любит маму-кошку.

– Браво, – искренне восхитился лис, пару раз даже прихлопнув в ладоши. – Теперь моя очередь. Твоя игра в дедукцию на самом деле представляет собой лишь сочетание естественного любопытства, зоркого взгляда и острого ума, способного на построение логических цепочек. Итак, на его обуви следы жёлтой грязи с вкраплениями нитей ила и мелких осколков ракушек. О чём это говорит?

– О том, что Шарль будет очень недоволен, отмывая пол.

– Это факт! Но, кроме того, я бы отметил, что данный вид почвы характерен для того же порта. В старушке Темзе совсем другая тина, я плавал, я знаю. А теперь проводим осторожные предположения: мама-кошка, малыш много гуляет, у него простая речь, он умеет за себя постоять, способен на принятие самостоятельных решений. Его носок набит мелкими монетками, судя по звону, пенсы и полупенсы. Остаётся выяснить всего один вопрос: а красивая ли у него мама?

– Да! – покончив с угощением, сурово заявил котёнок. – Она молодая, стройная, сильная и очень-очень красивая!

– Как её зовут?

– Джулия.

– А фамилия?

– Чё?

– Понятно. Как я полагаю, вы живёте вблизи порта? – скорее утвердительно, чем вопросительно уточнил лис. – Что ж, у меня сохранились определённые связи в тех местах. Майкл?

Повинуясь взгляду учителя, я послушно протянул ему носок с деньгами.

– Отлично. – Он взвесил его на ладони. – Думаю, пара-тройка шиллингов здесь есть. Мы берёмся за ваше дело, молодой человек!

– Спа… спасибо, сэр, – икнул котёнок, а в его круглых глазах вновь показались слёзы.

– Ерунда, это будет настоящая рождественская история, – мечтательно запрокинув голову, протянул месье Ренар. – Она достойно украсит коллекцию записей наших дел.

– Как скажете, сэр!

– Шарль, старина, будь так любезен, позаботься о нашем госте. Мы прогуляемся в порт, вернёмся до ужина.

– Я с вами, сэр! Я очень храбрый, я вам пригожусь, я…

– Кстати, что у нас на ужин?

– Телячьи отбивные в пряном пивном соусе с луком-пореем, свежими шампиньонами и прованскими травами, запечённое седло барашка с тмином, розмарином и паприкой, жареный голубь по-польски, фаршированный отварной гречневой крупой с мелко порубленной морковью, закрытый рыбный пирог с судаком, тушённые в котелке мидии с томатами черри и зеленью, а на десерт…

– Ям… мням… – Котёнок непроизвольно сглотнул слюну. – А я, пожалуй, останусь ненадолго. Я вас догоню, честное слово…

Мне с огромным трудом удалось удержаться от снисходительного хмыканья по поводу его детских хитростей. В конце концов, ещё недавно я и сам был такой же, одно перечисление блюд нашего холостяцкого меню вызывало голодный спазм в желудке и самые яркие фантазии на тему картин фламандских мастеров в стиле «Натюрморт с белым лебедем» того же Снейдерса. Наш дворецкий был гением от кулинарии!

Зато сейчас я за десять минут приготовлю омлет с грибами по-французски, правильно сварю и подам на чёрном хлебе яйцо пашот с ломтиком сёмги, запеку куриную печень в сметане с луком, петрушкой и предложу идеальную подборку твёрдых и мягких сыров с виноградом и мёдом. Честное слово!

Единственное, с чем мне до сих пор приходится возиться, так это чёрный кофе с коньяком по-бретонски. Вроде бы всё делаю по рецепту, старый дворецкий ничего от меня не скрывает, никаких секретных ингредиентов нет, свежесмолотый кофе варю в турке, коньяк беру пятилетний, доливаю перед самой подачей, но всё равно так, как у него, у меня не получается до сих пор…

Мы собрались достаточно быстро. Месье Ренар сам лёгок на подъём, поэтому требует подобного и от меня. Где-то я слышал, что в русской армии солдат способен полностью одеться всего лишь за то время, пока горит серная спичка. Наверняка это выдумка, никто не может так быстро проснуться, собраться и встать в строй полностью готовым к бою. Какие-то сорок – сорок пять секунд… это же практически нереально?!

Но Крымская война показала нам и всей Европе, что русские способны и не на такое, благо, что в те годы я уже твёрдо знал, на чьей стороне правда. И всегда был благодарен моему учителю за то, что он научил меня следовать за сердцем. Ибо лишь сердце выбирает путь справедливости, а разум всегда склонен к поиску компромисса…

– Куда прикажете, джентльмены? – вежливо уточнил гнедой кебмен с длинной волнистой гривой и неожиданно голубыми глазами.

– Видите ли, мы с моим верным оруженосцем намерены немножечко порыцарствовать и кое-кого спасти. Так что отвезите нас в тихое заведение мисс Рози, – конкретизировал Лис, и возница понятливо хмыкнул.

Вряд ли во всём припортовом Лондоне был хоть один извозчик, который не слышал бы о тех самых игривых кисках. Любой корабль, бросивший якорь у наших берегов, знал, где именно его моряков ждут самые яркие впечатления, томная нега, расслабление и тайна, о которой не узнает никто, ибо она навсегда канет в пустом кошельке клиента, очнувшегося утром практически голым, с жуткой головной болью, но всё равно счастливым…

Я думал о другом, возможно, лишь поэтому не особо вслушивался в пение. Зато месье Ренар, казалось, весь превратился в слух и жадно внимал каждой ноте. Хотя чего такого уж особенного он мог там услышать, Ньютон же шестикрылый? Примитивная уличная песенка в стиле лёгкого парижского шансона. Если кому-то нравится, почему нет?

Кебмен мягко дал по тормозам, обитые железом колёса остановились на крупной брусчатке мостовой. Мы вышли на узкую улицу перед ухоженным двухэтажным оштукатуренным особняком, выкрашенным в розовые и голубые цвета. Мой учитель обернулся и, доставая две монеты из кошелька, тихо, как бы про себя спросил:

– И давно ли в конский профсоюз принимают женщин?

Наш водитель замер столбом. В голубых глазах показались слёзы.

– О нет, я уже насмотрелся сегодня… Мисс, не знаю, как вас, но не могли бы вы подождать нас здесь минут десять? Думаю, мы управимся.

– Добро, – кивнул(а) кебмен(ша).

«Добро»? Кто так говорит? Нормальные люди или «близкие к природе» скажут: «хорошо», «само собой», «разумеется», «как пожелаете», да всё что угодно, но… «добро»?! Я почувствовал, что в груди назревает жгучее желание выдать в ответ что-нибудь эдакое в казачьем духе, у того же Фрэнсиса это получается на раз, но тогда…

– Она кобыла?! – вдруг дошло до меня.

Месье Ренар вперил в меня возмущённый взгляд.

– Майкл, как ты можешь?! Никто не смеет называть леди кобылой! Это, конечно, совершенно логично и естественно с точки зрения животноводства, но всё ещё чрезмерно вульгарно в отношении «близких к природе». Мне глубоко стыдно за тебя.

– Мисс? Сэр? Прошу прощения! Я был глубоко не прав. Это не от природной грубости нрава или же недостатка воспитания, а лишь по причине застенчивости характера…

Голубоглазая возница смущённо мне улыбнулась, тряхнув длинной гривой, и шёпотом пообещала ждать на месте сколько будет угодно двум таким любезным джентльменам. Лис галантно, как истинный француз, поцеловал ей переднее копыто, и лошадка окончательно разомлела:

– Та тю, ну что ж вы так? Неудобно, право слово…

– Сэр, её непременно надо познакомить с Фрэнсисом, – громко заявил я, как только мы отошли на несколько шагов. – Они как будто родом с одного конезавода в Ростовской губернии и просто созданы друг для друга!

– Ты решил примерить на себя крылышки Купидона? Что ж, не вижу препятствий, внешность у тебя подходящая, дерзай! Но только после того, как мы вернём малышу его маму.

Мы прошли в особняк и сразу с головой окунулись в дурманные ароматы горящих индийских палочек, затхлой пыли, французских духов, восточных ароматов, дешёвого табака, дорогого алкоголя и неуловимого, присущего всем кошачьим запаха мускуса. Я был здесь всего один раз, но запомнил навеки – даже случайный визит в это заведение навсегда менял любого человека. И нечеловека, да кого угодно.

Нас встретили как старых и долгожданных гостей. Хозяйка, весьма пожилая кошка, в старомодном платье и с многослойной косметикой, привстав ради нас с потёртого бархатного кресла, поочерёдно облобызала обоих в обе щеки.

– Стало быть, мальчику пора становиться мужчиной?

– Э-э, не то чтобы нет, матушка, но сейчас мы пришли по другому вопросу. – Месье Ренар изложил суть дела.

Хозяйка салона задумалась:

– Ты что-то путаешь, лисёнок. Мы не принимаем на работу кисок с детьми, у нас благопристойное место. Некоторые даже умудряются выйти замуж и оставляют профессию. Но держать кого-то с малышом… Нет, это невыгодно, неразумно и слишком хлопотно.

– Но, возможно, вы подскажете нам тех, кто не так щепетилен?

– Джули-и, Джулия-а… – почти пропела старая кошка, задумчиво поскрёбывая когтями пушистый подбородок. Один особо длинный седой волосок намотался на коготь, и она выдернула его с раздражением. После чего поскрёбывания продолжились.

– Даже не мечтай, она обидится, – быстро шепнул мне на ухо учитель. Очень вовремя, потому что я едва успел отдёрнуть руку…

– На что обижусь? А-а, мальчик хотел почесать шейку старой кошке, – догадалась она, и я покраснел, как первоклассник, которому игриво подмигнула королева. – Знаешь, а я, пожалуй, соглашусь. Приятно вспомнить молодость. Чеши меня, мальчик!

Я подчинился. Это было всё равно что почёсывать шею крупной рыси, мисс Рози прикрыла глаза и замурлыкала. Её голос казался похожим на размеренное верчение кофейной мельницы, утробный, скрипучий, с сипящими нотками удовольствия.

– Лисёнок, ты не проиграл, взяв его в ученики, – наконец отодвинулась она, деликатно куснув меня за запястье. – Я вспомнила, есть пара таких заведений, где бандерши на многое закрывают глаза. Зайди в «Пышку Молли», скажи, что от меня. Иначе с тобой просто не станут разговаривать.

– А второе?

– Я бы не рекомендовала. Там заправляет Колченогий, и поверь, это дно…

– Матушка, вы, как всегда, добры ко мне. – Лис поклонился, я последовал его примеру.

Старуха потрепала меня по щеке и практически слово в слово повторила недавнюю просьбу Крейзи Лизы:

– Присматривай за ним, мальчик. В последнее время твой учитель путает игру с реальностью, а жизнь такое не прощает. Рыцарь на белом коне всегда был излюбленным деликатесом для драконов разных видов и мастей. Я знаю, что ему чудом удалось выжить в прошлый раз. Меня он не послушает, но просто будь рядом, он нуждается в настоящем друге…

Когда мы вышли, месье Ренар без объяснений свернул влево по улице, словно прекрасно знал, куда идти. Мне в очередной раз подумалось, что я крайне мало что знаю о нём, о его детстве и юности, его родителях, семье, окружающей среде, где он учился и рос, почему у него такие странные друзья, каким образом он, вообще, стал частным консультантом Скотленд-Ярда. Причём единственным и неповторимым.

И пусть у нас в Британии между двумя джентльменами, делящими один дом, не принято задавать лишние вопросы, но желание знать правду, распалённое юношеским максимализмом, начинало жечь изнутри. Как только мы закончим с этим делом, я наберусь храбрости и, рискуя прослыть полным невежей, лишённым элементарных манер, прямо в лицо спрошу у него всё! Надеюсь, что он не читает мои мысли спиной? Пресвятой электрод Аквинский, да это уже паранойя какая-то…

Первое искомое нами заведение располагалось в двух кварталах к северу, в так называемом неблагополучном районе. То есть если, конечно, можно считать, что сам порт это в целом «благополучная» часть города. А так вспомнить страшно, сколько раз нас тут пытались подставить, ограбить, задушить, зарезать, прикончить в кабацкой драке…

Право, после всего этого любить портовую жизнь казалось весьма странным делом на грани психического заболевания или какого-нибудь извращения.

Но мой рыжий учитель шёл на два шага впереди, сбив на затылок шляпу, беззаботно помахивая тростью, намурлыкивая нечто бравурно-опереточное и пристукивая в такт каблуками. У самых дверей он остановился на минуточку, обернувшись ко мне:

– Пожалуй, тебе лучше подождать тут. В этом бедламе не место столь утончённым натурам. Не бойся, я быстро!

После чего он нырнул в обшарпанные двойные двери с зелёными медными ручками под вывеской «Пышка Молли», а изнутри раздался приветственный рёв. Понятно, ему там будет весело. Мне, видимо, тоже не дадут скучать, поскольку в тот же момент, как двери захлопнулись за лисьим хвостом, из ближайшей подворотни раздался характерный свист:

– Эй, пацанчик, ты с какого района?

Честно говоря, поначалу я мало что понял, в ходу у здешних обитателей наверняка сотни и тысячи жаргонизмов, а меня обучали на классической литературе.

– Типа чё тупишь? – Ко мне скользящими шагами подбежали две здоровенные крысы из «близких к природе». – Те ответить западло?!

– Э-э, прощу прощения, я здесь на пару минут, не более…

– Отвечаешь? Зуб даёшь?

– Мне не нужны проблемы…

– А типа всё, пацанчик, ты нарвался, – объявили они, бросаясь на меня с двух сторон.

Я высоко подпрыгнул на месте, раскинув ноги в шпагате, как учил Шарль, и каждый из нападающих получил ботинком в нос. Крысы улетели в темноту, даже не успев пискнуть. Французский бой ногами весьма эффективное искусство, а наш старый дворецкий в своё время был чемпионом полка. Кажется, я уже не раз говорил, что мне везло с учителями?

Изрядно встрёпанный, словно мексиканский кочет после петушиного боя, месье Ренар кубарем выкатился из дверей, пошатываясь, встал на ноги и быстро связал две медные дверные ручки шёлковым носовым платком с монограммой.

– Мы уходим. Здесь её нет, а агрессивная публика есть. – Он огляделся, заметив двух стонущих грызунов. – Вижу, ты тоже умеешь заводить друзей. Но будь осторожен, портовые крысы жутко мстительны…

– Куда теперь, сэр? – спросил я, когда мы быстрым шагом, а вернее сказать, бегом припустили прямо и направо вниз.

– До пристани, там свернём, а там рукой подать до берлоги Колченогого.

– Берлога? Значит, он медведь?

– Нет, он бульдог, – на ходу бросил Ренар. – Старый, ворчливый, кривоногий и злой. А ещё он люто, истово, безраздельно ненавидит лисиц!

– Детская психическая травма? – предположил я.

– Не сказал бы. Года четыре назад некий лис-джентльмен помог его супруге оставить семейный очаг и бежать вместе с детьми от этого урода в Новую Каледонию. Вот так последствия одного благородного поступка дают о себе знать до сих пор.

– Это ведь были вы?

– Какое сейчас это имеет значение? – фыркнув, отмахнулся он. – Владелец «Пышки Молли» решил, что может дерзить, раз у него охрана. Но, когда я уложил под барную стойку двух тупых громил, а ему самому разбил башку бутылкой из-под контрафактного виски, он живо припомнил, что недавно к нему пыталась устроиться юная красавица-кошка с малышом. Представила ребёнка как младшего брата, но хозяин прогнал её с порога. Куда ушла, естественно, неизвестно. Нам остаётся проверить Колченогого…

– Я так понимаю, ещё одна драка, сэр?

– Ну разумеется! Надеюсь, та электрическая штука у тебя с собой?

Вместо ответа я показал ему, как ношу дубинку в специальной резиновой петле внутри правого рукава плаща. А сзади вдруг раздался длинный, переливчатый разбойничий свист! Мы прибавили ходу, даже не пытаясь выяснить, кто там ещё решил с нами познакомиться.

Благо бежать пришлось сначала вниз, потом вдоль пристани и вечер ещё не вошёл в свои права, сумерки только начинались. Потому что через час станет темно, а ни одного фонаря в этой части порта и близко не было. Мы вылетели с мостовой на глинобитную дорожку, петляя, как нетрезвые зайцы зимой. За нашими спинами неустанно нарастал рокот погони…

– Пожалуй, на этот раз тебе лучше пройти со мной.

– Там безопаснее?

– Нет, – на секунду задумался учитель. – Но выбор в целом невелик. К тому же, пока будут убивать меня, ты можешь без суеты поискать милашку Джулию.

– Сэр, они приближаются-а!

Быть может, месье Ренар имел какой-то секретный план спасения, однако меня в детали он не посвящал, и пусть это недостойно истинного британского джентльмена, но, кажется, я начинал нервничать. Он же, вытащив клинок из шпаги, быстро шерудил им в дверном замке…

– Так просто сюда не попасть. Хозяин открывает на условный стук, который меняется каждые полгода. Я был тут слишком давно. Поэтому…

– Вот ты и попался, пацанчик, – гнуснейшим писклявым голосом раздалось сзади.

– Твои друзья? – не оборачиваясь, спросил Лис.

Ага, конечно, закадычные…

Позади нас, тяжело дыша, стояла целая банда портовых крыс, все из «близких к природе». У кого-то в лапках были ножи, кто-то сжимал обрывки цепей, в целом вооружены были все – палками, горлышками бутылок, половинками битого кирпича. В общем, весьма малопривлекательное зрелище.

– Не отвлекайся, – одёрнул меня наставник. – Насколько я помню, заведение Колченогого представляет собой одноэтажное здание, изрядно вытянутое в длину. Коридор разделён на комнатки, отделённые друг от друга лишь символическими стенами из ткани. Заглядывать в каждую кабинку искренне не рекомендую, это опасно для неустоявшейся психики подростка. Громко зови Джулию, и, надеюсь, она откликнется.

– А вы, сэр?

– Я задержу эту свору. – Месье Ренар наконец справился с замком и распахнул низкую дверь. – Мальчишка ваш! Хватайте его!

Пресвятой электрод Аквинский, такой подставы было просто невозможно ожидать. Я открыл было рот для гневной отповеди, но железная лапа моего учителя буквально швырнула меня внутрь. Я кубарем влетел в темноту, автоматически сгруппировавшись, как учил Шарль, и вышел с кувырка на ноги прямо перед стойкой рецепции. На меня с удивлением уставился одноглазый бульдог из «близких к природе». Очень неприятная физиономия, если вы меня понимаете…

– Чё надо, щенок?

– Сэр, я попросил бы с уважением относить…

Он гавкнул так, что меня обрызгало слюной с головы до ног. Ощущение, мягко говоря…

– Я сказал, какого! ты! сюда! припёрся-а?!

Ответить мне не удалось. Я не успел. Ибо двери просто вынесло и в помещение влетел мой деятельный наставник.

– Колченогий? Не буду врать, что я рад встрече, но…

– Наконец-то! ты! в моих руках! Лис!

– Не, не, не, сегодня я не один, – запротестовал месье Ренар, улыбаясь до самых ушей. – Встречай гостей, друг мой! Ты ведь любишь грызунов, Колченогий?

Помещение с такой скоростью наполнилось счастливо вопящими крысами, что я уже не мог ждать, чем всё это закончится. Ноги сами понесли меня в густой сумрак, пахнущий застарелым потом, дрянным пивом и дешёвыми духами. По совету наставника я даже не пытался заглядывать под занавески, откуда неслись контрастные стоны, наполненные фальшивой страстью и подлинной болью.

Вдобавок всё это подкреплялось грязной площадной бранью, так что даже моя опытная бабуля могла бы почерпнуть несколько новых выражений. А ведь она признанный авторитет в таких вопросах, с ней многие считаются.

Что ж, полагаю, мне оставалось лишь следовать совету учителя. То есть закрыть глаза на то, что происходит за моей спиной, и как можно громче кричать:

– Джулия! Миссис Джулия! Ваш сын ищет вас!

Ответ последовал не сразу. Фактически я расслышал едва уловимое «мяу» в самом конце коридора, и то почему-то откуда-то из-под пола. Прямо под ногами чуть вздрагивала деревянная крышка люка. Я нашёл кольцо, сумел открыть вход в подвал, и сердце моё сжалось в комок от жалости…

– Позвольте мне помочь вам, миссис!

Я спустился на две ступеньки вниз, практически подхватывая заплаканную юную кошку с пронзительными голубыми глазами. Её платье было весьма простым, но благородного фасона, хотя запачкано в грязи, лапки связаны, однако сходство с тем бедным малышом являлось несомненным.

– Пойдёмте, нам надо покинуть это жуткое заведение.

Красивые слова, как вы понимаете, не более. К тому времени, когда я на руках вынес её из подвала, внутри уже вовсю бушевало Трафальгарское сражение! Нельсоном был мой мятущийся учитель, бульдог с тройкой людей уголовного типа мог сойти за испанцев, а крысы, само собой, изображали силы их французских союзников.

Хотя, по совести говоря, активно союзничать грызуны не собирались, а проникнув в помещение, мигом вошли в роль грабителей и временных оккупантов. Чем скорее напоминали турок или румын, но суть сейчас не в этом.

– Я! убью тебя! Ренар!!

– Пожалуйста, повтори, здесь немного шумно-о…

Крысы сновали повсюду, кусали всех подряд, лезли, куда не просят, то есть идеально содействовали неуправляемому бардаку. Пробиться к выходу было совершенно невозможно, бульдог пытался придавить ногу моего учителя, тот в свою очередь гвоздил тростью двух охранников, грызуны дрались все против всех, но вот в их красных глазах промелькнуло узнавание, казалось, ещё секунда, и они бросятся на меня, а я…

– Чумка?! – на предельной громкости ахнул Лис. – Господи милосердный, у неё чумка!

Все замерли восковыми фигурами мадам Тюссо, кого где как приспичило…

– Чего стоим, леди и джентльмены, кого ждём? – вежливо поинтересовался я, ориентируясь на ходу. – У этой киски чумка. Опасная болезнь, между прочим. Передаётся по воздуху. Даже люди в зоне риска, а уж «близким к природе» можно сразу ползти на кладбище!

– Ха, типа и чё?! – рискнул кто-то из крыс. Видимо, требуется демонстрация.

Я перекинул миссис Джулию на левое плечо, махнул правой рукой в сторону недалёкого храбреца, и электрический разряд средней мощности прошил его розовое ухо почти насквозь. Грызун откинулся навзничь, передав часть разряда ближайшим товарищам, так что по факту слегло четверо.

– Чумка, говорю же вам, – значимо пояснил я. – Страшное дело, сами видите.

– Бежать? – вдруг пискнул сам Колченогий.

И почему-то именно это послужило последней каплей, соломинкой, триггером. Вся толпа в единодушном порыве ринулась на выход, снося всё на своём пути. Первыми рванули крысы, за ними владелец заведения с телохранителями, потом бегущие из комнаток клиенты. Я просто прижался спиной к стене, решив, что и шагу не ступлю, пока не уляжется пыль.

Месье Ренар в высоком прыжке зацепился за старомодную люстру, сделанную из тележного колеса, и похвалил меня уже оттуда:

– Браво, мой мальчик! Искусство импровизации всегда бесценно в деле, если партнёры понимают и доверяют друг другу.

– Спасибо, сэр! Как будем выбираться отсюда?

Лис спрыгнул на опасно скрипящий пол с грацией циркового гимнаста. Быстро осмотрел несчастную, собственноручно перерезав шпажным клинком её путы, и принюхался.

– От неё пахнет белым опиумом. Как правило, «близкие к природе» не принимают наркотики, хотя люди дают опиумные капли даже детишкам для хорошего сна. За мной!

Мы вышли из дверного проёма, уже не являвшегося таковым, ибо от дверей там не осталось даже щепок. На улице нас ожидал чёрный кеб под управлением голубоглазой возницы с длинной завитой гривой.

– Как вы нашли нас, мисс? – вытаращился мой учитель.

Кебменша застенчиво улыбнулась и напомнила, что обещала нас ждать, а когда мы начали бегать туда-сюда, ей показалось правильным просто следовать за нами на расстоянии квартала. Ну чтоб и не мешать, и не терять из виду. Всё логично.

– Сэр, правда, она самая замечательная кобы… леди среди всех кебменов Лондона?

– Учитывая, что все остальные кебмены мужчины, то ответ на твой риторический вопрос является очевидным, – принимая у меня из рук жертву похищения и перенося её на пассажирское сиденье, буркнул Лис. – Залезай быстрее, пока местные не опомнились и не потребовали пересмотра итогов матча.

– Ты! не уйдёшь! – раздался тяжёлый рык за нашими спинами.

Колченогий, трясясь от ярости, вновь засучивал рукава. С ним рядом был десяток завсегдатаев и те крысы, что всегда готовы к драке, если все на одного. Дело складывалось не в нашу пользу. Догнать паровую машину на бездорожье несложно, кеб не развивает такой уж большой скорости.

– Вам помочь, джентльмены?

– Мисс, мы всё понимаем, – благородно отказался месье Ренар, выхватывая шпагу из трости. – Неписаные правила конского профсоюза обязывают вас, но мы не можем позволить, чтобы…

– Та тю, про что вы? – рассмеялась возница, запрокинула голову, и в звёздное небо взлетело призывное конское ржание. Эхо не успело стихнуть, а уже с четырёх концов порта ей ответили не менее шести голосов. Кебмены всегда готовы прийти на помощь друг другу, а уж красавице-кобылице тем более…

– За-са-да-а, пацаны-ы! Тикае-эм! – Крысы буквально растворились в темноте, вот они есть, а вот их уже нет. Остальные неуверенно переглядывались, но, как только через минуту стали слышны приближающиеся свистки паровых кебов, нервы сдали уже у всей местной преступности…

– Ренар! чтоб ты! сдох! – Колченогий бульдог, бессильно капая слюной, поспешно скрылся в своём разгромленном салуне.

– Я тоже тебя люблю, дружище, – вяло откликнулся лис, закрывая дверцу. – Сваливаем!

…Мы выехали с территории порта целым караваном кебов, сопровождаемые стройным хоровым пением. Кони любят петь, хоть и не всегда умеют, но вы это и сами отлично знаете. Отдавая дань уважения кобылице, спасшей пассажиров, пели, разумеется, о любви:

Такие лиричные песни обычно редки среди простых кебменов, а потому столь явная разительность контраста всегда благотворно влияет на психику, без следа смывая плохое настроение. Ведь в конце концов всё кончилось хорошо? Мы ехали как победители, я наслаждался чувством выполненного долга, измученная миссис Джулия продолжала спать, изредка вздрагивая всем телом и тревожно мяукая. Конечно, бедняжка столько пережила…

Сам месье Ренар осторожно прикладывал мой (!) платок к разбитой нижней губе, его модельные брюки в тонкую полоску из дорогой ирландской шерсти были изгрызены и порваны как минимум в шестнадцати местах, трость из благородных пород красного дерева покусана и исцарапана, в цилиндре торчала стальная игла (как он её не увидел?), а усы с левой половины морды стали заметнее реже, чем с правой.

До Тауэрского моста через Темзу мы добрались, наверное, уже практически в полночь. Редкие припозднившиеся прохожие удивлённо качали головами, глядя на нашу кавалькаду, констебли пару раз пытались свистеть вслед, но останавливать не спешили.

Уже на пороге учитель, сняв шляпу, громко поблагодарил всех кебменов за участие, кобылица получила весьма приличное вознаграждение и, кажется, даже пару раз икнула от нашей щедрости. Мне же было доверено нести на руках всё так же мирно спящую кошку.

Шарль открыл дверь не сразу, что настораживало. Фактически нам пришлось раза четыре стучать, а ведь старый дворецкий всегда славился удивительным даром предвидения, безошибочно угадывая, когда хозяин дома ещё только подходит к порогу. Что-то не так?

– Месье, я попросил бы вас впредь не оставлять на меня этого детёныша тасманского дьявола! Разбирайтесь с ним сами. Я пошёл пить капли.

Уже в прихожей мы окунулись в полнейший разгром нашего холостяцкого жилища. Вешалка валялась на полу, зонты и шляпы разбросаны, ковёр смят и закатан в угол…

– Похоже, малыш слегка разыгрался, – пробормотал месье Ренар, снимая обувь. Домашних туфель персидского стиля на месте не оказалось. – Так, я иду на поиски мелкого вредителя, а ты устрой несчастную у себя в комнате. Потом сразу ко мне – вдруг я буду нуждаться в помощи или защите?

Разумеется, мне нетрудно. Я крайне деликатно отнёс измотанную пытками и недоеданием кошку на второй этаж, тихо распахнул ногой дверь в свою комнату, не зажигая света, уложил её на свою кровать и прикрыл пледом. Судя по ровному дыханию, она будет спать до утра. Снизу из гостиной раздался приглушённый вопль ужаса. Что там происходит?!

Я поспешил вниз:

– Да пресвятой же электрод Аквинский!

– Не кричи, умоляю. Вдруг ты его разбудишь?

– Сэр, этот гадёныш!

– Не говори так о ребёнке.

– У меня нет других слов, он же разнёс всё, что можно, а что нельзя – расцарапал и перепачкал красками!

– Дворецкий пытался отвлечь его рисованием…

– Гуашью на стене?! А во что превратился ковёр? Это же клей и перья! Кого он пытался поджарить в камине? Между прочим, там ботинок Шарля?

– После ужина малыш решил немножечко поиграть в индейцев…

– Так вот откуда он взял топор? Но мои записи, сэр?! Мои записи-и! Я никогда-а… ему этого… не прощу-у!

Лис держал меня сзади, заломив руки и слегка зажав шею в локтевой захват. Я вырывался изо всех сил, а виновник всего бардака мирно спал на горке моих смятых отчётов за прошлый месяц, свернувшись калачиком, поджав хвостик и умилённо сопя крохотным носиком…

– Как на него можно сердиться?

– Легко, сэр! Дайте мне всего минуту, и я ему такое устрою…

В общем, всё кончилось тем, что, призвав на помощь Шарля, мы в шесть рук или в четыре руки плюс две лапы, не важно, соблюдая тишину, наводили порядок, наверное, часа три. Да что там, куда дольше! Мы с учителем уснули прямо в креслах, буквально вырубившись на месте. Не знаю, сколько нам удалось поспать, но казалось, что стоило мне закрыть глаза, как уже дробная трель электрического дверного молотка оповестила о новом дне и новом нежданном госте.

В данном случае гостье. Откровенно зевающий дворецкий объявил, что месье желает видеть юная леди. Она умоляет его о помощи. Дело необычайной важности. И нет, хотя бы до обеда оно никак не подождёт!

Мы встали, как два зомби, весьма смутно понимая, что происходит, где мы находимся и, вообще, кто из нас кто…

В гостиную решительно шагнула маленькая кудрявая девочка лет шести-семи, хорошо, хотя и небогато одетая, с огромными голубыми глазами и сурово сдвинутыми бровками. Она встала перед нами, неуверенно переводя взгляд с меня на учителя, словно решая, кто из нас на самом деле великий детектив Ренар. Потом просто топнула ножкой и вытянула правую руку с зажатым в ней носком:

– Вот! Найдите моего сына. Я заплачу!

На какое-то мгновение меня накрыло дежавю. Кажется, всё это уже было совсем недавно, прямо здесь, примерно с тем же антуражем и текстом. Лис автоматически протянул лапу, забрал носок и взвесил его на ладони:

– Около четырёх шиллингов, мисс Джулия?

– Да. А откуда вы знаете, как меня зовут?

Мы расступились, являя её взору зевающего, но всё ещё не проснувшегося котёнка.

– Тимми! Мальчик мой, так вы нашли его, сэр?! – Малышка всплеснула руками, округлив счастливые глаза. – Вы самый великий сыщик на свете! Про вас даже в «Таймс» написано-о! Можно я его заберу?

Месье Ренар двумя пальцами самолично поднял котёнка за шкирку, поставив блудного «сына» перед «мамой». Радость воссоединения была упоительной! Мы все, включая Шарля, искренне зевали, от всей души радуясь за эту пару. Если бы мы с самого начала просто выспросили у того же Тимми все детали, а не бросились очертя голову на поиски мамы-кошки, то, наверное, и никакого расследования не понадобилось бы.

Родители девочки приняли в семью малыша, он прижился, хоть и оказался по натуре хулиганистым мальчишкой. Как-то, вернувшись домой после двухдневной прогулки по крышам, он не нашёл маму Джулию и остальных членов семьи, квартира опустела, соседи сказали, что все куда-то уехали. Естественно, он тут же ринулся её искать, прихватив свой носок с накопленными монетками, припрятанный под половицей. Котёнок боялся, что его потеряли.

Семья действительно была вынуждена срочно переехать, но от Тимми никто отказываться не собирался. Поэтому девочка оставила для него…

– Минуточку, сэр, – опомнился я, когда за малышами закрылась дверь. – А кто тогда спит у меня в комнате?

Лис задумался на какую-то долю секунды и первым бросился по лестнице наверх. Как вы, наверное, уже догадались, никакой кошки там и близко не было, а все мало-мальски ценные вещи пропали. Нас попросту ограбили, увы и ах…

– Месье, там констебль, – безучастно доложил Шарль из прихожей. – С ним вчерашняя леди. Он утверждает, что она только что покинула наш дом через окно второго этажа. Ему показалось это подозрительным.

– Пресвятой электрод Аквинский, храни Скотленд-Ярд и присных его, – от всего сердца помолился я, возведя очи горе́.

– Майкл, когда я ещё раз стану надевать сияющие доспехи и лезть в седло, будь добр, напоминай мне об этой рождественской истории, – тихо выдохнул мой учитель. – Я давно не получал таких звонких оплеух. В нашей непростой профессии завышенное самомнение порой опаснее излишней доверчивости. Хочешь, можешь самолично дать мне пинка!

– Э-э, пожалуй что…

– Только попробуй.

P.S. Спасённая нами «несчастная жертва» на поверку оказалась прожжённой юной мошенницей, которая воровала даже у своих. Она подливала опиумные капли пьяненьким матросам в порту, поскольку утаила часть так называемого общака, была наказана отсидкой в подвале у Колченогого. А потом появились мы, и ушлая девица мигом сообразила, как себя вести. Фактически мы сами притащили преступницу в дом, воруй – не хочу!

Но в целом всё равно эту историю можно было назвать рождественской. Ведь всё кончилось хорошо? Украденное у нас имущество вернули почти сразу, мы осчастливили двух детей, играющих в маму и сына, восстановили семью. К тому же ещё и честно заработали на этом несколько шиллингов мелочью. Хотя на одну кебменшу мистер Лис потратил больше фунта, но она того стоила…

Всё исправил снег. Когда за окном стали летать крупные белые снежинки, укрывая грязные лондонские мостовые девственно-чистым пушистым ковром, я почувствовал, как успокаивается душа. Всё стало казаться лучше, мир добрее, люди человечнее, а «близкие к природе» – роднее…

– Нет, мальчик мой, нет, – пробормотал месье Ренар, вставая за моим плечом с чашкой кофе по-бретонски. – Настоящую зиму надо смотреть в России. Жить зимой, наслаждаться, дышать ею. Как ты смотришь на небольшое путешествие в Санкт-Петербург?

– Медведи, гречневая каша, водка, балалайки и казаки? Конечно да, сэр!