Прошло две недели после выписки.
После серьезного разговора с врачом, я поняла, что у меня есть шансы стать матерью, они сейчас почти равны нулю, но нужна терапия, она поможет увеличить шансы приблизить к пятнадцати процентам, но есть способы, которые помогут. Это Эко. Для себя я решила, что буду лечиться, и если проходимость трубы улучшится, и вероятность иметь детей увеличится, то я подумаю о том, чтобы вернуться к Серёже, если он примет, а пока я попросила, чтобы он дал мне время прийти в себя. Если честно, я остыла. Немного. Я может быть слишком горячилась на счёт возможных развлечений Сережи. Но услышать сейчас ответ, особенно тот, что мне не понравится, я не могла. Это явно меня убило бы. Сейчас я была в подвешенном состоянии и это было лучше, чем знать, что и я бесплодна, и Сережа козёл.
Я ещё не решила для себя, важно ли мне, что он был на той вечеринке, и был ли вообще. Я не верила, не хотела верить, что он мог меня предать. Что он был как все. Я верила, что он тот самый, самый настоящий, искренний и добрый мужчина. Маленький червячок сомнения все же проедал мне душу. Больше всего на меня давил прошлый опыт, горький опыт. Но если сравнить мои первые серьзные отношения и то, что было между нами с Сережей, то его предательство точно раздавило бы меня.
Первое, что посоветовал врач — это психолог, затем электрофорез, и кучу медикаментов.
Могу сказать одно, что психолог мне совершенно не помогал, я сменила троих, но они все несли такую чушь, что я просто не хотела их даже слушать. Они не пытались понять меня, а работали словно по отработанной схеме. Словно роботы повторяли заученные фразы о любви к себе и принятии. Плавали, знаем. Они не слышали самого главного — боли, что была во мне.
Я жила у родителей, Серёжа первое время каждый день присылал цветы с милыми записками, приезжал и звонил. Сначала это были милые интеллигентные визиты, когда получив отказ он просто уезжал, потом он стал настойчивее, послндние дни он колотил по воротам, кричал, как сумасшедший, на всю округу. Когда в порыве ярости он разнес почтовый ящик, я поняла, что это конец его нервных клеток. Папа с ним раз за разом разговаривал. Мама моя тоже его уговаривала, но он, как палоумный, ломился в двери, а я рыдала и только молила его уйти. И вот уже неделю тишина, он смирился. Цветы завяли, как и я. Чувствовала, что и мне пора на помойку, в утиль. Его молчание меня убивало. От него мне становилось только хуже, хотя я думала, что это как раз поможет. Потому что его приходы и звонки настолько вышибали почву из-под ног, что я не могла прийти в себя, а аромат цветов душил меня. А сейчас я погрузилась в вакуум. Не было ничего, а самое ужасное, что я ничего не чувствовала, кроме притупившейся боли. Я не заходила в интернет, попросила родителей и Ингу ничего мне не говорить о Сереже, чтобы не происходило, даже если он женится или выиграет кубок кубков.
Я выезжала только на процедуры, но чаще просто сидела в комнате одна и смотрела в окно, смотрела, но не видела. Мои глаза были открыты, но мозг даже не пытался обрабатывать картинку. Я как застывшая не двигалась с места часами. Более того, мои мысли были как чистый лист, только душа или сердце болели так, что я иногда боялась вздохнуть, мне казалось, что мое бедное сердце точно лопнет и зальет кровью мамино любимое кресло. Однажды мне показалось, что я услышала его голос, или это были галлюцинации, я бросилась вниз, но никого не было, тут я поняла, что я могу его потерять навсегда, НАВСЕГДА, более того, я все для этого сейчас делаю. Тут словно из дробовика мне выстрелили прямо в грудь. Дыра, огромная дыра, и пустота.
Сегодня новая встреча с психологом номер четыре, хорошо, что не пять. Ненавижу цифру пять.
— Здравствуйте. — на меня через скайп смотрел мужчина лет пятидесяти, в очках и синей футболке поло. Седина ему шла, она оттеняла его голубые глаза. Приятное впечатление создавалось от его расслабленного и даже небрежного образа и интерьера. Рядом с ним, на столе лежала стопка бумаг, открытая книга, рядом со статуэткой большой черепахи стояла кружка, на которой были изображена картина Врубеля Сирень. Я поймала себя на мысли, что чувствую себя так же, как выглядит эта девушка. Нечто нечеткое, а в глазах боль и пустота, как у Земфиры, пустая пустота.
— Здравствуйте, Елизавета, можете звать меня Марк Валерьянович, можете просто Марк. Расскажите мне о своем самочувствии, а я возьму с вас деньги.
Чувство юмора — это хорошо, мне нравится.
— И не будете учить меня жить? — Я постаралась улыбнуться, но поднялся лишь один уголок рта.
— А кто я такой, чтобы учить вас жизни? — Марк Валерьянович был расслаблен, попивал чаёк и его спокойствие невольно просачивалось в мою комнату через экран.
Забавный дядечка.
— Говорите, что захотите, но у вас есть только полтора часа, потом у меня ужин, а его я никогда не пропускаю. — Это видно, зло подумала я глядя на слегка выпирающий живот психолога.
— Так, ну что сказать, не знаю, плохо мне. Классная у вас кружка, кстати. — Я поёрзала в кресле.
— Спасибо, в музее купил, если станете постоянной клиенткой, скажу в каком.
— Вы умеете сделать нужное предложение.
— Очень часто людям сложно описать чувства, многие приводят в пример песни или фильмы, картины, выражения, которые сейчас близки им по настроению. Можем от этого оттолкнуться.
Я молчала. Хотя песни, что приходили мне на ум были ужасны. Не стоит с первой встречи его шокировать. Суицидных мыслей у меня не было, но если бы кто-то услышал подборку песен, что мелькнула сейчас в моей голове, подумали бы о том, что я на грани и вот-вот выйду в окно.
— Знаете, не помню, кто из классиков говорил, что все в этом мире из-за любви или из-за денег. У вас, как я понимаю первое.
— Не совсем, все сложнее.
— Сложнее любви, не может быть!
— Я люблю его, пусть он будет мистер икс.
— Хорошо.
— Но мы сейчас взяли паузу. — Я потянула колени к груди и обняла их. Положила голову на ноги. Понимая, что я сейчас в супер закрытой позе, что доктор жто считывает. Мне было плевать.
— Из-за чего?
— Я так решила. Я не уверена в нем, а еще… Я не знаю, смогу ли я иметь детей в будущем. — Неприятно кольнуло внутри. Вспоминать о прошедшей операции было тяжело.
— Почему не уверена, и при чем тут дети, он хотел детей? — такой вопрос поставил меня в тупик. Я с ним после операции и не разговаривала, не то что о детях, ни о чем.
— Не знаю, мы не обсуждали.
— А когда вы узнаете сможете или нет иметь детей? Как я понял это вопрос времени?
— Не знаю. Наверное, через неделю. — Странно. Неделя отделяет меня от полного краха надежд.
— А почему вы решили взять паузу с ним? — Вопросы стали раздражать и я была готова попрощаться.
— Я не хочу… Я не могу его видеть, да и если я не смогу иметь детей, у нас нет будущего! — Разве не очевидно, что пауза нужна МНЕ в первую очередь, чтобы понять как жить дальше. Вот что следовало сказать.
— Многие пары абсолютно здоровы, но у них нет детей, и они счастливы. Они не считают, что дети — это залог счастливой семьи.
— Я не хочу ему такой судьбы. Он скоро меня забудет, он молод и хорош собой, мне быстро найдется замена. — Тут же мерзкий карусель пролетели в моей памяти: похотливая певичка Кисс, которую он так яростно хватало за ягодицы и стриптезерщи из недавнего ролика.
Я была расстроена, но в тоже время поражалась как за пять минут это Марк Валерьянович смог разговорить меня, я сама не ожидала своей откровенности.
— А он какой судьбы хочет?
— Не знаю. — Меня накрывали сомнения, и чувство что я совершила ошибку. Эта мысль так резко вспыхнула в моей голове, что я молчала достаточно долго, не понимая, что говорит психолог. Он же продолжал.
— Всегда считал, что такие вещи стоит обсуждать, но кто меня спрашивает.
Я продолжала гнуть свою линию, но то зерно сомнения, что он заложил в меня проростало с бешеной силой.
— Я однажды видела его с ребенком на руках, с чужим, он так был счастлив. — Слезы подступили, сжалось горло. — Я слишком его люблю, чтобы лишать его счастья иметь собственных детей.
— А ты точно бесплодна?
— На данный момент, да. — Постаралась безэмоционально констатировать факт. Плохо получается.
— А ситуация может измениться? — совершенно спокойно продолжал мой допрос Марк Валерьянович.
— Да, но вероятность всего пятнадцать процентов.
— Значит есть. — Марк Валерьянович что-то записал на листе перед собой и подчеркнул.
— Есть.
— Давай я скажу, что я услышал: ты любишь парня, но ты не уверена в нем, у вас могут быть дети, но ты боишься, что их не будет. А еще ты не знаешь хочет ли он детей. Правильно? — Мне хотелось зажать уши, чтобы не слушать его больше. Но следовало достойно пройти этот сеанс. Дядька был приятный, не смотря, что делал мне больно.
— Правильно. — Совсем глупо звучит, в моей голове все иначе. Может мы просто не созданы друг для друга. Может мой удел быть одинокой.
— Твое решение делает тебя счастливой?
— Нет. Но я не могу иначе.
— Можешь представить ситуацию, где вы живете пять лет в браке, но у вас нет детей? — Я в браке? С ним. Я представила загородный дом, газон залит солнцем, а мы играем с собакой, золотистый ретривер скачет за палкой, которую ловко прячет Сережа за спиной, вновь и вновь обманывая пса.
— Могу.
— Ты бы пошла на Эко в той жизни?
— Не знаю, может если бы возраст был уже критический. — Я отвечала на автомате, потому что залитый солнцем фантазийный газон захватил моё сознание.
— А сейчас есть возможность сделать Эко? Это возможно?
— Да.
— А в чем разница?
— Хочется естественной беременности, как должно быть. — Я уже сама путалась в своих убеждениях. Я давила в себе поднимающуюся злобу и раздражение. А еще я злилась на то, что та жизнь с собакой, и даже без детей показалась мне раем на земле.
— Я понял, а была бы ты счастлива, если бы с помощью ЭКО ты бы забеременела от другого? — меня даже передернуло от этой мысли. Не могу представить рядом с собой другого. Фу. Какая мерзость.
— Сейчас я не могу такое представить. Мне неприятна эта мысль. — Я даже провела несколько раз по рукавам свой большой кофты, словно стряхивая это ощущение.
— А чего ты хочешь сейчас для себя? Если отбросить все условности, все что мы должны кому-то, просто помечтать. Что бы ты загадало волшебному джину? — Психолог впился в меня взглядом и приложил ручку к губам.
— По мимо мира во всем мире? — я пыталась шутить, но в глазах уже стояли слезы, а во рту саднило. Мне хотелось сбежать и плакать. Марк молчал вынуждая меня ответить. — Я хотела бы увидеть Сережу, и быть с ним всю жизнь. — Мои губы затряслись, нос увлажнился, а слезы висели уже на нижних ресницах.
— Так зачем тогда мучить себя и его? Твоя жертвенность никому не нужна, никто этого не оценит.
— Я боюсь, что он не любит меня так, как я его.
Дальше я просто плакала и плакала, боль словно выходила из меня комками, которые проступали сквозь плачь. Я понимала, что Марк прав, но как переступить через свои принципы, как переступить через жертвенность, которую воспевали все творцы, и даже религия.
Было несколько сеансов с Марком, и благодаря ему есть продолжение этой истории.
……………………………………………………………………………….
Что было с Сережей за эти три с небольшим недели я узнала позже, только по своей вине я чуть не погубила и его карьеру и его жизнь.
В тот вечер, когда он не смог до меня дозвониться, он поднял всех, а когда узнал, что я в реанимации рванул в город, лишь черкнув маленькое сообщение тренеру. Тренерский состав и команда, естественно, были не в восторге. В реанимацию его не пускали, никакой информации не давали. Даже моей маме и все потому, что я не указала в бумагах, что наспех заполняла при поступлении в больницу, что о состоянии здоровья можно им сообщать. Сережу не смогли выставить из больницы, и он сидел в коридоре около входа в реанимацию, дальше была палата. И когда он уверился, что моей жизни чего не угрожает, он уехал домой.
После была моя истерика и запрет на посещение. Затем я не пускаю его увидеться после выписки. Вот тут ему снесло крышу. Он вернулся на тренировочную базу. Там его ждали журналисты с общими вопросами и один схватил его за руку, желая получить хоть какой-то ответ. Взвинченный до предела, словно взведенный курок, он сделал лишь один удар, но сломал журналисту нос. И тут понеслось. Вот уже его отчитывает тренер, грозит отстранить, дальше полиция, он дает разъяснения. Извиняется перед журналистом и, естественно, компенсирует лечение и моральный вред.
Дальше больше. Выходит статья о том, что Ковалев не просто так сорвался, а потому что его девушка Лиза сделала аборт без его ведома, приправленная дурацкими подробностями, якобы от проверенных источников. Ту у Сергея сносит крышу окончательно, он опять уезжает в город, уже не думает кого-то предупреждать, просто сбегает, находит этого журналиста и жестоко его избивает. Дальше полиция и тут он уже сидит в КПЗ. Его отстраняют от тренировок, адвокат вытаскивает его только на пятые сутки. Опять деньги помогают решить вопрос, журналист находился в реанимации три дня, но критических повреждений после не было. Только сломанные ребра и гематомы, ой, еще сотрясение средней тяжести.
Сережа погрузился в депрессию и когда я приехала к нему, он пил уже третий день. Я вошла в квартиру, всюду валилась одежда и пустые бутылки, упаковки от еды и пакеты из знакомых ресторанов. Сережа лежал на полу в гостиной. Запах алкоголя и чего-то кислого был удушающим, он впитался в кожу как только я вошла. Первым делом я открыла окна, а потом медленно подошла к нему. Присела и погладила по голове, щетина отросла и он не был похож на себя. Я видела, что его костяшки на его правой руке в кровоподтеках, а кожи на них практически нет. Меня пронзило болью. Тут я увидела, что он сжимает бумажку в руке. Аккуратно её вытащила и расправила, там было фото, моё фото. Это фото было сделано на нашем райском острове. В последний день. Моё загорелось счастливое лицо так раздельно отличалось от того, что я видела сейчас по утрам в зеркало.
— Сережа, это Лиза. Ты как?
Он что-то промычал бессвязное, обдавая меня свежим перегаром.
— Сережа. — я погладила его по голове, но было ясно, что он сейчас не сможет встать. Может вызвать врача.
Около трех часов он спал, а я приводила в порядок его квартиру. Наверху были осколки. Большая часть осколков была в душевой, он сломал стенку, вот почему так выглядит его рука. Мелкие крупицы усеяли весь пол. Было и окровавленное полотенце. Я убирала и плакала, я не думала, что доведу его до такого. Я решила, что он меня забудет, окунется в новый баскетбольный сезон и начнет новую жизнь без меня.
Я приготовила ему легкий куриный суп и налила теплую ванну, снова попыталась разбудить.
— Сережа, вставай, тебе надо помыться и поесть. — Я гладила его по лицу и еле удерживала, чтобой не поцеловать его.
— Лиза, Лиза. — Он очнулся и стеклянными глазами уставился на меня, а потом обнял меня за колени, он плохо координировал свои действия и от него несло перегаром, но я была счастлива, я так была счастлива, что он рад меня видеть, что он любит меня, что он ждал меня. — Лиза, только не бросай меня.
— Не брошу, мой любимый, никогда. Я тебя люблю. — я улыбалась и не заметила как слезы стали капать на него.
Он целовал мои колени, а я гладила его жесткие густые волосы, стирая соленые капли с них.
— Пойдем в ванну. Я тебя помою и обработаю руку. — стараясь его приподнять, я приподнимала его плечи.
— Я не могу встать. — Он приподнялся на локтях, но не удержался и снова рухнул ко мне на колени.
— Я помогу тебе.
Оказалось, совсем не просто, он был такой тяжелый, что я даже поддержать толком его не могла, мы шли до ванны минут двадцать, его шатало, мы несколько раз садились. Но он так мило улыбался, что мое сердце сжималось от счастья, неимоверного все поглощающего счастья. Пока мы дошли, ванна совсем остыла, но Сережа сказал, что так отлично, быстрее протрезвеет. Я раздела его и помогла ему аккуратно сесть в ванну. Он не мог там полноценно лечь, все-таки рост, а еще широченные плечи.
Он лил себе на лицо и волосы прохладную воду, взгляд немного прояснялся.
— Скажи, почему меня бросила? — Он отвёл взгляд, а потом посмотрел на меня с такой горечью, что мое сердце сжалось в болезненный комок. — Из-за вечеринки со стриптизёршами? Но меня там не было, Богом клянусь. Не было. Да чтоб у меня член отсох, чтоб мяч не держался в руках, если я вру. — Он говорил так быстро, что даже проглатывал окончания, словно эти слова так давно вертелись на языке, что выпрыгивали изо рта, подгоняя друг друга.
— Я верю тебе. Просто все сложилось так неудачно. Может гормоны усилили мои эмоции, сейчас я вижу все в другом свете. Прости меня. — Я коснулась его щеки и он прикрыл глаза, прильнув к моей ладони.
— Это ты меня прости, это я во всем виноват. — Не отрываясь от руки сказал он, но открыл глаза и не сводил их с моего лица.
— Нет, ты самый лучший человек на планете, а я чуть не разрушила твою жизнь. Прости меня.
Я целовала его окровавленные руки и плакала, и он плакал тоже. Горячие струйки стекали по щекам прямо за воротник водолазки, он вытирая их тыльной стороной ладони, большой грубой, но такой любимой. Его слезы долго стояли в его глазах, а потом начали капать, словно дождь. На его широкую грудь. Впервые вижу его слезы, и надеюсь в последний раз в жизни, видеть его в таком состоянии просто невыносимо.
— Я хочу тебе сказать, что я… я, возможно, не смогу иметь детей. — знала, что я обязана сказать сейчас, хоть и понимала, что сейчас не время.
— Это не важно. Я знаю. Мы можем прожить долгую и счастливую жизнь без них, а можем усыновить, мне это не важно, только ты имеешь значение. Только не уходи больше. Прошу. — Он зачёркнуто воду в ладони и умыл лицо, тщательно избавляться от остатков слез.
— Не уйду. — я взяла полотенце и вытерла ему покрасневшие глаза.
— Ты выйдешь за меня замуж? — Я не ожидала такого вопроса, поэтому молчала, не зная как реагировать.
— Спроси трезвый потом. — единственное разумное, что пришло ко мне в голову, но мое неразумно кричало "Да".
— Я уже трезвый? Выйдешь?
Моё сердце забилось быстрее.
— Выйду.