Моя чужая дочь

Глава III

Снег. До Рождества всего четыре дня. Может быть, я ношу Иисуса? Назову его Ноэлем. Я повернулась на бок — уж очень неприятно, когда ребенок давит на аорту. Кое-что из школьной биологии я помню. Аорта. Главная артерия, по которой от сердца в организм поступает кровь. А тему про самые важные явления жизни я, наверное, пропустила. Понятия не имею, если я это делаю, то, значит, мне хорошо дается размножение? Или я делаю это просто потому, что я плохая? Опять зашевелился. Задрав свитер, я разглядываю натянутую как на барабане, почти прозрачную кожу живота, которая то рябит, то вспучивается. Это малыш пинается. Я его обожаю.

Снег залепил окно. Темно снаружи. Теперь я стою: локти на подоконнике, нос прижат к стеклу, глаза ходят по кругу, провожая здоровенные снежные чипсы, опускающиеся на землю. Смотрю на них как загипнотизированная. Ребенка, видно, мутит — я слишком резко поднялась, — и он лягается пяткой. Больно.

Тук-тук в дверь. Два раза. Подожду полминутки, чтобы она точно ушла. Или он. Ага, он — сегодня ж пятница, а вечером по пятницам у нее бридж, так что ее нет. Открываю. За дверью на паласе — поднос. Опять котлета. Еще пюре и морковка. И соус набрызган, будто блюдо из-под мяса напоследок потрясли над моей едой.

— Наш ужин, Ноэль. — Я нарочно сказала вслух — имя на вкус попробовала.

Заношу поднос в комнату, мы садимся на кровать и кормимся. Задачка мудреная: на коленках-то поднос не умещается, пришлось на кровать поставить и тащить вилку ко рту. Хоть бы свитер не заляпать. Ну вот, заляпала. Соус — плюх прямо на Ноэля. Я вытерла, но пинок все равно получила.

В комнате я сижу три месяца. Ну почти три. Они сюда телевизор принесли, такие добрые. И книжек у меня много. Раз в неделю, чаще в пятницу, мать приходит с цветами и выпускает погулять в саду — если повезет и если я хорошо себя веду. Мать с отцом без понятия, что, когда их дома нет, я крадусь вниз и тибрю что-нибудь вкусненькое. На прошлой неделе стырила целую упаковку «Милк Трей» и всю слопала — одним глазом шоколадки пожирала, а другим за дверью следила, как бы не застукали.

Открыть окно, вывалиться в сад и удрать? Можно, конечно, да только наверняка ведь Ноэля ушибу. И вообще — бежать-то мне некуда.

Еще две недели, и у меня будет ребенок. А что потом? После рождения Ноэля будущего у меня словно и нет вовсе. Словно мою жизнь дальше еще не написали. Какие они, новорожденные дети? Откуда мне знать — я их никогда в руках не держала. Мать книжку принесла про то, как рожать, и жалкую кучку детских одежек из лавки для нищих. Шмотки допотопные, воняют плесенью и чуточку рвотой.

В книжке говорится, что очень важно правильно дышать, так что я иногда тренируюсь. Целая глава написана про всякие лекарства от боли, но мне-то ничего такого не светит, спасибо, если аспирин дадут. Рожать придется дома. Мать будет доставать меня — лепить мокрое полотенце на лоб, а отец протрет подошвы, выхаживая по площадке за моей дверью, но сюда носа не сунет: упаси боже увидеть голую дочь, орущую благим матом и с ногами врозь. Как будто я хочу реветь белугой и ноги раскидывать. Но выбора-то у меня нет, верно?

Поднос я возвращаю за дверь и раскладываю подушки на кровати так, чтобы лечь поудобнее. Включаю телевизор, а Ноэль вдруг давай лягаться, вроде надумал прямо сейчас из меня выпрыгнуть.

— Что, зайка? Котлета паршивая?

Я как следует растираю живот. Ноэлю массаж понравился, и он притих. Мама из меня классная выйдет, хоть мне всего пятнадцать.