Этот список поэмы А. Пушкина «Кавказский пленник» известен у пушкинистов как «Чегодаевский список».
Вылитый итальянец и правнук А. Д. Чегодаева, сын внука Дмитрия — Иван.
Ныне уничтожено.
Бабушка рассказывала моей матери, своей невестке, что Миша умер от воспаления легких.
Отец очень красочно передавал свое впечатление от этой сцены с погоней: Вампука и принц Лодыре сидели посередине пустыни на лавочке под пальмой и бесконечно долго, с руладами и завываниями, поочередно выбегая к рампе, пели одну фразу: «бежим, спешим», потом медленно удалялись, и начиналась погоня: пробегавшие по сцене и снова возвращавшиеся одни и те же три — четыре воина пели: «Мы э, мы фи, мы о, мы пы, мы опы, проти, проти, противники Европы».
Этот медведь по сей день сидит в отцовской комнате, в углу дивана, на котором отец умер.
Именно в это время шла омерзительная кампания против Пастернака в связи с появлением его книги «Доктор Живаго» и присуждением ему Нобелевской премии.
Мама ушла из музея после смерти в 1940 году моей бабушки Марии Борисовны Гершензон — я была в очень нервном, подавленном состоянии. В то время вышел правительственный указ, запрещающий служащим увольняться с работы, и А. Гольденвейзер, бывший в ту пору депутатом Моссовета, использовал все свое влияние, чтобы маме позволили уйти с работы.
Наталия Александровна Гурвич, подруга и однокурсница моих родителей, в то время жила в Ленинграде и работала в Эрмитаже. Александр Гаврилович — отец Н. А. Гурвич, известный ученый.
Юрий Владимирович — кто‑то из музейного «начальства».
В нашей коллекции было два силуэта М. О. Гершензона (один подарен мною замечательному коллекционеру Сергею Павловичу Григорянцу) и силуэт Марии Борисовны.
Лепорская, по просьбе искусствоведа Харджиева, дала ему письма Малевича к Гершензону для работы, а их у него «украли». Спустя сорок лет, в 1990–е, когда Харджиев уже жил за границей, на таможне был задержан его ученик, везший ему какие‑то оставленные вещи, и в чемодане с двойным дном были обнаружены письма Малевича к Гершензону!!! Ко мне, как внучке Гершензона, обратились из таможни, и с моего согласия письма были переданы в РГАЛИ.
Следует, мне кажется, отметить, что, при всем своем делячестве, Бродский все‑таки не был полным ничтожеством — подобно Пьеру Грассу Бальзака, он собрал превосходную коллекцию картин настоящих художников.
Мама рассказывала, как они — студентки — искусствоведки — шутили, что «подрабатывают на Цветном бульваре»: до революции в окрестностях Цветного бульвара располагались публичные дома.
В. Н. Яковлев входил в общество «Союз советских художников», выделившийся в 1930 году из АХРа.
Татьяна Борисовна Софиано — сестра Марии Борисовны и А. Б. Гольденвейзера.
Вера Степановна Нечаева — литературовед, ученица М. О. Гершензо- на, наша соседка по квартире и близкий друг. Дима — ее сын. Лидия Степановна Нечаева — ее сестра.
Отец вспоминает книгу Э. Сетона — Томсона «Маленькие дикари».
Софья Александровна Зомбе — однокурсница и подруга моих родителей. Ася Давыдовна — ее мать.
У отца были очень натянутые отношения с некоторыми учениками Фаворского, с так называемой «школой Фаворского».
О. И. Андреева, одна из бывших «девочек» Е. Н.Орловой, соседка по дому и «общественница» при домоуправлении.
Насколько я помню, «злоключения» художника Гавриила Пустовийта были связаны с тем, что он оказался в оккупации, — оставался в занятом фашистами Киеве.
Н. М. Чегодаева читала лекции по истории искусств на постановочном факультете школы — студии МХАТ.
В последние месяцы войны буквально каждый вечер, а иногда и два- три раза за вечер по радио звучал голосом диктора Левитана «приказ Верховного Главнокомандующего», сообщающий о взятии какого‑нибудь города и предписывающий произвести «в столице нашей родины Москве салют» из стольких‑то орудий.
Евсей Осипович Ротенберг — известный искусствовед, в те годы аспирант Музея изобразительных искусств. Борис Робертович Виппер был ученым секретарем музея.
«Пир во время чумы» — опера А. Б. Гольденвейзера.
Лазарь Шоломович Гордонов — географ, ближайший друг нашей семьи — был необыкновенно общительным человеком, имевшим очень широкий круг знакомых
Отцовские студенты из Художественного института.
Читатели знают: я никогда не занимаюсь идеологической или моральной цензурой текстов издаваемых книг, но чудовищная несправедливость этого мнения о немцах вынуждает меня (читающего эту верстку в Берлине) заявить: Андрей Дмитриевич, вы не правы!
И, кстати, как это он не замечает, что предлагает сделать с немцами то же. что другие хотели сделать с евреями? — Издатель.
У Марии Зосимовны Холодовской в самом конце войны погиб на фронте сын.
Известный археолог и ученый — античник Павел Николаевич Шульц был приглашен в Художественный институт, читать вместо отца историю античного искусства.
Эммануил Филиппович Ципельзон заведовал букинистическим отделом книжного магазина Академии наук на ул. Горького.
Отец привез из Германии немного вещей: несколько хороших фарфоровых чашек, что‑то из одежды для меня и мамы. И главным образом — книги по искусству.
Все в порядке (иврит).