Моя хирургия. Истории из операционной и не только

Санитарки

Когда-то работать санитарками в госпиталях не гнушались княгини: наоборот, считали за честь послужить таким образом людям и Богу. Но в годы, когда я пришел в хирургию, эта профессия совсем обесценилась, и найти расторопную, да еще и непьющую санитарку стало почти невозможно. А уж если такая работала — все отделение было счастливо и только что не носило ее на руках. Да и сама санитарка себя ощущала царицей: что, дескать, вы будете делать, если я возьму да уволюсь?

Потом времена изменились. Безработица и нищета, о которой мы раньше читали лишь в книгах, вошли в нашу жизнь — и санитарок не просто стало достаточно, но между ними даже началась конкуренция. В больницы пришли пожилые интеллигентные женщины, не выживавшие на позорные пенсии, вчерашние школьницы, не поступившие в мединституты, — словом, те, кто нуждался хоть в какой-то работе и кому милосердие было не чуждо.

Что делают санитарки в больнице? Да много чего. Напоить-накормить больного, который не может есть сам, вытащить из-под него судно и перестелить испачканную постель — это все санитарка. Помыть полы, оттащить в прачечную мешок с грязным бельем, а в лабораторию отнести ящик с банками желтой или кровавой мочи — это тоже она. А если надо обмыть того, кто в беспамятстве обделался или обмочился прямо в постель? Тут тоже не обойтись без санитарки, без ее тряпки, тазика с теплой водой и без ее ворчания — иногда раздраженного, а иногда добродушного. А перевозка — живых или мертвых? Это немалая часть медицинской работы, которая редко кем замечается или берется в расчет — но которая отнимает и время, и нервы, и силы. Легко ли какой-нибудь божьей старушке (а в санитарки нередко идут и такие) помогать докторам перетаскивать тело — еще хорошо, если тело живое, — с кровати на жестяную каталку, затем везти ее по коридорам, переходам и лифтам, затем перекладывать пациента на рентгеновский или операционный стол — а спустя некое время проделывать все то же самое, но в обратном порядке?

А если везти приходится мертвого — так это еще тяжелее. Даже странно: отчего бездыханное тело всегда, кажется, весит больше живого? Вряд ли смерть, что его наполняет, сама по себе тяжела: ведь смерть — это минус, ничто, вычитание жизни. Скорее, душа, что жила в этом теле недавно, теперь перестала его облегчать, приближать к небесам — и бездушный телесный остаток налился мертвецкою тяжестью. Вот и грохочут колеса каталки под мертвым как-то особенно жестко; а старая санитарка, ковыляющая за ней, удивляется: что ж это те, кто намного моложе ее, один за другим обгоняют старуху на смертной дороге?

Конечно, все это — помыть, отнести, привезти — очень нужно и важно; но едва ли не более важно просто-напросто побыть рядом с тем, кому плохо. Родственники есть не у всех и приходят далеко не всегда; врачу, как правило, некогда побыть с пациентом — хирург залетает в палату на пять минут утром, чтобы затем надолго уйти в операционную, откуда он выйдет, возможно, без сил, — вот рядом с больным и остается, бывает, одна санитарка. Недаром их раньше называли «нянечки» (непривычное, нежное слово в суровом больничном быту); а «нянчить» и означает ласкать, утешать, утирать сопли и слезы. И как младенцу необходимо, чтобы его нянчили, — иначе не выжить в безжалостном мире, в котором он только что появился, — так и тому, кто из этого мира уходит, бывает нужна и рука, и сочувственный взгляд санитарки.

Поэтому роль санитарки чем-то даже и выше роли врача. Ведь хирург бьется за жизнь пациента, пока это еще в человеческих силах — пока его опыт, ум, руки способны что-то переменить. Но рано иль поздно всегда наступает момент, когда хирург обреченно разводит руками и говорит: «Здесь, увы, остается только уход…» Какой из двух смыслов этого слова он имеет в виду, сказать трудно, — возможно, что оба сразу, — но вот тут и должна войти санитарка. Она словно бы отодвинет хирурга и скажет ему: «Все, сокол мой, твои дела здесь закончены: иди помогай, кому еще можно помочь. А уж уход — это дело мое». И она, санитарка, становится как бы повивальною бабкой наоборот, помогая больному родиться из нашего мира — в мир лучший…