Моя история русской литературы

Глава 35 Вечная женственность

Ну вот, кажется, демонстрация фильма про «трагедию русской души» и закончилась. «Трагедия русской души» — так ведь, вроде бы, называлась статья Вячеслава Иванова?! Надо же, в конце концов, внести ясность, а то вдруг кто-нибудь что-нибудь неправильно поймет. Или же Вячеслав Иванов про что-то другое писал, не про «Идиота», а про какой-то другой роман Достоевского? А какая, в сущности, разница! Я все равно его статью не читала, но содержание примерно представляю, кое-что слышала… Про то, как у Достоевского все зашифровано. Так вот, если Вячеслав Иванов писал про «Идиота», тогда, скорее всего, Настасья Филипповна — это сама Россия, она же по совместительству — Вечная Женственность, ну а князь Мышкин — это ее Жених, и ему никакая мужественность особо не нужна, так как в уже самом слове «жених» кроется нечто женственное. Само собой! Женщина обречена на вечную женственность, а жениху все по фигу… Впрочем, раз у Вячеслава Иванова все расшифровывается, то мне это делать не обязательно. Зачем дважды повторять одно и то же?..

Помню, когда-то, уже очень давно, я смотрела в «Кинематографе» на Васильевском «Замужество Марии Браун» Фассбиндера, и мне поначалу этот фильм понравился, особенно Ханна Шигула в роли Марии… И что же? Не успела я смахнуть слезу после того, как в финале главная героиня случайно чиркает спичкой в заполненной газом кухне, и весь ее дом и она сама взлетают на воздух, не успела я отойти от только что пережитого потрясения, как на сцену перед потухшим экраном вскарабкался какой-то мудак с бородой и начал всем растолковывать смысл того, что только что было показано. Оказывается, Мария Браун — это вовсе не простая немецкая женщина, а сама Германия в женском обличии, ну а все мужики, с которыми она в разные периоды своей жизни жила, соответственно, ее женихи, но не претенденты на руку и сердце, а Женихи — в смысле Избранники Германии. Сначала у нее, кажется, был немец, потом американец, и, насколько я помню, чуть ли даже не негр, потом опять немец, хотя точно сейчас я уже не могу сказать, но определенно не турок и не китаец…

Короче говоря, таким образом Фассбиндер отобразил достаточно большой период истории военной и послевоенной Германии. Ну а взрыв в конце — это было его такое провидческое предупреждение потомкам, тонкий намек, можно сказать, на то, чем весь этот бардак может закончиться, если все вот так будет и дальше продолжаться, и его страна будет вести столь легкомысленный образ жизни…

В результате этой мудацкой лекции впечатление от фильма у меня тогда если и не было окончательно испорчено, то порядком смазано. Помню, что я почувствовала тогда приступ скуки и раздражения, в общем, у меня осталось такое ощущение, будто я только что не фильм просмотрела, а прочитала какую-то газетную статью, которую мне незаметно подсунули под нос, когда я слегка задремала и погрузилась в мир грез. И даже игра Ханны Шигулы тоже сразу очень сильно поблекла. Еще бы! Ведь она играла саму Германию, и вряд ли это ей удалось! Германию все-таки не так просто сыграть, как Марию Браун. Я даже не знаю, как бы она могла выглядеть на самом деле — Германия! Не просто же как какая-то финтифлюшка из наркоманской тусовки Фассбиндера. Пригласили бы уж тогда Нонну Мордюкову, например…

И потом, мне было очень неприятно осознавать, что я просмотрела целый фильм и, на самом деле, так в нем ни фига и не поняла. Раньше ведь со мной такого никогда не случалось! А этот жирный мудак с бородой, закончив свою лекцию, преспокойно спустился себе со сцены, да еще под аплодисменты придурков, собравшихся в зале. Не знаю даже, чем они были все так довольны, чему аплодировали — лично меня он ужасно раздражил. Как я уже писала, люди не выносят присутствия тех, кого считают умнее себя. И я сама, видимо, тоже не исключение…

А ведь точно такую же бодягу про Жениха и Германию, кажется, привязывают и к «Фаусту» Гете. Во всяком случае, я помню еще один фильм под названием «Мефисто», и там один из героев точно рассуждал на эту тему, глядя на сцену, на которой в картинной позе и эффектных нарядах стояли Фауст и Маргарита. Правда у Гете уже столько всего наворочено, что там и сам черт ногу сломит, так как у него в пьесе не то чтобы какая-то там Германия, а уже сам дьявол задействован… Тем не менее, эта пьеса до сих пор пользуется определенным спросом у немецкой публики и, главным образом, думаю, потому что, несмотря на то, что Маргарита ненароком замочила собственную мамашу, в финале с небес раздаются сладкие голоса ангелов: «Спасена!» — и это означает, что, мол, все нормально, все в порядке, за дальнейшую судьбу Маргариты можно не волноваться… Данное обстоятельство, само собой, очень утешает немцев, так как Маргарита — как-никак, их родина, где они все живут, и им важно осознавать, что в конце концов все сложится очень хорошо, даже если они начнут мочить собственных родителей…

На самом деле, вот таких произведений про «женихов» и их «избранниц», наверняка, в мировой литературе можно обнаружить до фига и больше.

Коммунисты за семьдесят лет вряд ли смогли «настрогать» столько про классовую борьбу, хотя они и действовали очень целенаправленно и слаженно, а образы «женихов» и олицетворения всевозможных стран возникали достаточно хаотично и бессистемно, то тут, то там, порой в самых неожиданных местах и произведениях.

Вячеслав Иванов, на мой взгляд, вполне мог бы взять в качестве основы для своего труда про «трагедию русской души» вместо Достоевского какой-нибудь рассказ Чехова, например, «Душечку». По-моему, это было бы очень символично и пророчески! «Душечка» — это образ России, которая постоянно меняет своих избранников… Короче говоря, все понятно — можно не продолжать! Хотя лично мне больше нравится рассказ «Попрыгунья», но я не уверена, что там можно нащупать какие-то олицетворения… Зато в этом рассказе Чехову довольно удачно удалось схватить образ ученого, который с бараньим упорством служит медицине и кропает диссертации, а его жена пытается вопреки своему туповатому супругу жить в свое удовольствие и веселиться. Однако когда ее муж случайно заражается дифтерией и умирает, то у его смертного одра появляется еще один тупоголовый коллега мужа, но еще более упертый, чем тот, и начинает ей втюхивать такую запредельную туфту про недооцененные окружающими способности ее супруга, что, кажется, все это количество сконцентрированного вокруг идиотизма, да еще при столь неприятных обстоятельствах как смерть супруга, все-таки пагубно влияет и на ее мозг, и она начинает о чем-то сожалеть и в чем-то раскаиваться… Нет, хорошо все-таки, что Чехов писал рассказы, а то продолжение этой истории, боюсь, было бы очень грустно читать.

Нет никакого сомнения в том, что Булгаков тоже вкладывал в свой роман «Мастер и Маргарита» некий запредельный и символический смысл, скорее всего, что-то из той же оперы про «женихов и невест», по мотивам «Фауста» Гете… Однако у него получилось уже такое отстойное произведение, что даже ни один из мало-мальски уважающих себя отечественных философов, насколько я знаю, так до сих пор и не взялся его трактовать. В общем, даже самые тупые из гуманитариев, каковыми являются философы, врубаются, что тут что-то явно не то. А я бы сказала, что это самое что ни на есть типичное «не то». Зато я однажды слышала, как на радиостанции «Эхо Москвы» устроили нечто вроде конкурса для своих московских слушателей, чтобы те бегали, как дурачки, по Москве и отыскивали всякие булгаковские места, за что им потом вручали разные призы. Эта «народная забава», по-моему, красноречивее всего свидетельствует о контингенте читателей данной книги. У нас в Петербурге хотя бы никто не играет в Раскольникова или же Мышкина. И то хорошо!

«Мастер» — так обычно за глаза называют моряки капитана судна, да еще в очереди иногда подвыпившие граждане обращаются к мяснику: «Эй ты, мастер!» Но «Мастер и Маргарита» — это уже слишком даже для уха самого рядового петербуржца, не то что для меня…

Однако, что бы там ни писал Вячеслав Иванов про трагедию русской души в своей статье, какую бы судьбу ни предрекал своей родине, но сериал по «Идиоту» закончился несколько неожиданно, по крайней мере, мне так показалось. Нет, хэппи-энда, конечно, не произошло. Но два здоровых мужика, валяющиеся в обнимку около бездыханного тела Настасьи Филипповны в финале фильма, — пожалуй, это было уже некоторым перебором! Ко всему прочему, вскоре из соседней комнаты, где тоже есть телевизор, вышел мой младший сын и обратился ко мне с вопросом: «Мама, они что, гомосеки?» Ну вот! Значит, такие ассоциации возникли не только у меня одной, а устами младенца, как известно, и вовсе глаголет истина…

Кстати, я не так давно где-то прочитала, что Уильям Берроуз едва не поссорился со своим издателем, когда тот попытался заменить название его романа «Пидор» на «Педик». Между ними разгорелась настоящая полемика по этому поводу. Берроуз, в частности, утверждал, что «пидор» звучит куда более благородно и мужественно, чем «педик». И кажется, в конце концов ему удалось настоять на своем. Так вот, мне почему-то думается, что если уж ставить все точки над «i» и провести до конца эту начатую не мной аналогию между Дон Кихотом и Мышкиным, то можно, наверное, было бы самое главное отличие между ними сформулировать еще и таким образом: Дон Кихот — это самый что ни на есть настоящий мужественный пидор, в том смысле, на котором с таким упорством настаивал Берроуз. А вот князь Мышкин — это, по-моему, все-таки педик. Увы! Я знаю, что очень многие со мной не согласятся и даже бросятся спорить, начнут возмущаться, но основное различие между Дон Кихотом и Мышкиным заключается именно в этом. И другими словами его, это различие, на мой взгляд, просто не передать!