Моя любовь, моё проклятье

Поколебавшись, Полина расстегнула ещё одну пуговку. В конце концов, директор – молодой мужчина и, судя по его спутнице на том фото, неравнодушен к женским прелестям. Ну а Полина ничуть не хуже той, разве что пониже ростом. Ну и не такая ухоженная… теперь. Но зато глаза у неё – ни у кого таких нет. Все это говорят.

«Чёрт, что ж я так волнуюсь», – Полина вдохнула полной грудью, пытаясь подавить внутренний мандраж, и шагнула из лифта.

Он – мужчина, молодой, здоровый, нормальный, твердила она, пытаясь взять себя в руки. А мужчина есть мужчина, что бы там он о себе ни думал, кем бы себя ни считал. И настоящим мужчиной всегда будет править первичный инстинкт. Им только кажется, что всё у них под контролем. Но уж кто-кто, а она умеет играть на этих первичных инстинктах, незримо, неуловимо, но совершенно виртуозно, точно на терменвоксе*.

В приёмной оказалась ещё дюжина соискателей. Трое парней, остальные – девушки, но симпатичная только одна. И то простовата, ну и полновата. Конский хвост, платье какое-то несуразное, мешком, наверное, чтобы полноту скрыть. До неё, до Полины, уж точно не дотягивает. Так что бояться нечего? Или всё же…? А вдруг он не такой, как все? Вдруг ему важнее всякие там компетенции?

Приёмная тоже впечатляла и габаритами, и интерьером. Только вот сам директор запаздывал. Спустя полчаса Полина не выдержала и спросила секретаршу, когда уже начнётся собеседование. Та ответила, что директора пока нет на месте.

– А нельзя ему позвонить? Узнать, когда будет? Мы ведь ждём.

Секретарша посмотрела на неё, как на безумную, и ничего не сказала. Только возмущённо тряхнула высветленными добела кудряшками.

Между тем время шло, ожидание затягивалось до неприличия. Может, остальных кандидатов это тоже нервировало, но вида они не показывали. Полина же попросту извелась вся, и тем не менее уйти не могла – такой шанс выпадает очень редко, лучше уж подождать.

Он появился внезапно. Точнее, их было двое, но его она определила бы сразу, ни секунды не колеблясь, даже если б заранее не видела на фото. Стремительный и резкий, он решительно прошагал в кабинет, одним своим мимолётным появлением взбудоражив всех и каждого. Потом второй вышел, оглядел соискателей, рассевшихся рядком на кожаных диванах, что-то тихо обронил секретарше и скрылся за дверью с латунной табличкой «Технический директор Астафьев Максим Викторович».

И затем началось…

_____________________________________________________________

*терменвокс – музыкальный инструмент, на котором играют, не касаясь, на расстроянии, взмахивая руками. Антеннками он улавливает колебания воздуха и звучит.

Одного за другим директор приглашал к себе. Что уж он там с ними делал, Полина не знала, но выходили они совершенно измочаленные и несчастные. Одна из девушек даже всплакнула. Секретарша при этом не выказала ни удивления, ни сочувствия.

Когда же наконец дошла её очередь, секретарша вдруг сообщила, что всё, собеседование закончилось. Полина аж опешила от такой наглости.

– То есть как это – закончилось? Меня ведь ещё не приглашали.

– Ремир Ильдарович уже отобрал кандидатов. И приносит свои извинения за доставленное беспокойство.

– Да не нужно мне ничьих извинений! – взвилась Полина. – Пусть со мной тоже побеседуют. Я что, зря три часа сидела? Где справедливость?

– Ремир Ильдарович… Девушка, вы куда?

В отчаянии Полина рванула к заветной двери. Трусила, конечно, до дрожи в поджилках, но терять-то всё равно нечего. А ей так нужна эта работа! Она ведь потом не простит себе, если просто смиренно уйдёт.

– Девушка, стойте! – взвизгнула секретарша, выбегая из-за стойки. – Я вызываю охрану!

Но Полина уже ворвалась в кабинет директора и, сделав несколько шагов, испуганно остановилась. Напоролась на горящий взгляд, как на преграду, неодолимую и бесконечно опасную.

О! Вживую этот эмир оказался в тысячу раз притягательнее, чем на застывшем фото. Ведь никакой снимок не способен передать столь мощное мужское начало. А в нём так и чувствовалась кипучая энергия и неукротимая сила, которая запросто могла быть и созидающей, и разрушительной. У неё аж дыхание перехватило – до того он показался ей красив. Просто нереально. Неужели такие бывают? Неужели он обычный мужчина из плоти и крови?

В нём на удивление гармонично сочеталось несочетаемое: снобизм и простота, даже небрежность, природная грубость и изысканность, холодная надменность и пылкость. Ворот белой рубашки был соблазнительно расстёгнут, рукава залихватски закатаны. Смуглая кожа отливала бронзой. На груди там, где темнело мокрое пятно, угадывались очертания соска.

«Не смотреть туда! Не о том думаешь!», – одёрнула себя Полина, чувствуя, как розовеют щёки. Да уж, называется пришла очаровывать, а попала сама. А может, и пропала…

«Стоп! Думай только о деле. Мне необходима эта работа. Ради Сашки. Сосредоточься, глупая!».

Сначала он упрямо строил из себя неприступного, говорил с выверенной, продуманной холодностью. Только вот пылкий нрав за стальными нотками не скрыть – он так и полыхал огнём в чёрных глазах, выдавая истинные помыслы и желания. Эта незримая борьба страстей длилась не дольше минуты, и затем господин Долматов капитулировал.

– У тебя есть три минуты. – Голос тоже его подвёл. Полина ликовала.

И это его ограничение «три минуты» – не что иное, как попытка сохранить видимость неуязвимого и несгибаемого хозяина положения. К тому же он её и не слушал – это было видно. Он её просто откровенно разглядывал. И хорошо, потому что Полина наплела ему с три короба – начиталась накануне в интернете про обязанности офис-менеджеров, вот и выдавала за своё. А что было делать? Не рассказывать же ему, что она лишь кофе готовила да снимала копии с документов. Ну ещё отбивалась от домогательств шефа. В общем, как ни крути – завидный опыт, нечего сказать.

Дурацкая, совершенно непрошенная мысль закралась в голову: «А если бы вот он позволил себе лишнее, не именно сейчас, а вообще, стала бы она противиться?». Вряд ли. То есть, конечно, стала бы, но недолго и не категорически, а так, скорее, для проформы, просто чтобы не выглядеть совсем уж доступной. Потому что он всего лишь смотрит на неё, а она сама как терменвокс играет и вибрирует. А сердце в груди трепещет от волнения. Ну не странно ли – почти три года она прекрасно жила без мужчин, даже не думала ни о чём таком, и не тянуло совершенно. То есть мечталось иногда о надёжном мужском плече, но именно о плече. А тут вдруг... Взгляд ещё этот горячий, раздевающий... От него и стыдно, и сладко, и мысли путаются, и в голову лезет всякое.

Врасплох её застал вопрос про Сашку, Полина даже испугалась на миг, что он не захочет брать одинокую маму с маленьким ребёнком. Пусть даже сейчас и время другое, и люди не плюются вслед, и даже почти не косятся, но работодатели всё же не рвутся нанимать женщин с таким пунктом в биографии.

Однако господин Долматов воспринял этот факт спокойно и велел быть завтра к девяти. В приливе счастья она чуть было не выпалила восторженную глупость, но вовремя спохватилась. Он, конечно, за такой порыв своё решение вряд ли отменил бы, но теперь ей вдруг захотелось ему понравиться. Нет, не только гормоны его расшевелить, а именно тронуть душу, ну или хотя бы показаться интересной. А вот такое восторженно-девчачье «Уиии!» явно не в его вкусе.

Однако ж что за чудо! Полине просто не верилось, что этот восточный князь дал ей шанс войти в свой необыкновенный мир. Шанс – это, конечно, не гарантия, но уже многое. Надо просто себя проявить, продемонстрировать, на что способна, доказать, что она лучше тех двоих.

Кстати, интересно, кого же он выбрал? Как-то по лицам отсобеседованных и не скажешь, что он вообще кого-то выбрал.

Губы сами собой расползались в улыбке, а дурацкое «уиии» так и вертелось на языке. Она поцокала на своих шпильках к выходу, стараясь при этом, чтобы движения получались неспешными и соблазнительными. Ведь он смотрел, тут даже никаких сомнений. Его взгляд словно нёс заряд электромагнитной энергии и вполне явственно ощущался спиной, волнительно щекотал кожу. Вот не зря она надела эту юбочку!

Когда Полина, и сама вся разволнованная, уже была на пороге, он вдруг окликнул её:

– Минуту!

Она оглянулась. Он встал из-за стола и теперь медленно и хищно двигался прямо на неё, не сводя жгучего взгляда. Внутри у Полины всё затрепетало, и ноги предательски ослабели. Не в силах пошевелиться, да даже вдохнуть или выдохнуть, она смотрела на него, как будто впала в транс, чувствуя при этом, что с каждым его шагом дрожь и слабость стремительно растёт, а баррикады её, и без того хлипкие, рушатся неотвратимо.

Вот он уже совсем близко… Её обволокло дорогим незнакомым парфюмом. Хотя нет, что-то смутно знакомое. Клайв Кристиан?

Остановился Долматов буквально в полушаге. Его тело излучало жар и энергию, которая сшибала своей мощью и вместе с тем неумолимо притягивала. Полине захотелось закрыть глаза и уцепиться за что-нибудь устойчивое – за дверь, за проём, а лучше бы привалиться спиной к стене, чтобы уж точно устоять на ногах. Будто в замедленном кино она наблюдала, как он протянул руку, загорелую, крепкую, сильную, с выступающими венами. На мгновение представила, каким будет его прикосновение, и вдоль позвоночника пробежали мурашки. Что он ей хочет сказать? Пообедаем вместе? Или…? Впрочем, в любом случае сейчас она ответит вежливым и мягким отказом, как бы ей самой этого ни хотелось, потому что…

Он взялся за ручку и распахнул дверь. Затем встал в проёме, случайно задев Полину плечом, и с холодной твёрдостью произнёс:

– Алина, поясни Полине Андреевне Горностаевой, как подобает одеваться, когда устраиваешься на приличную работу. Расскажи доходчиво и подробно. А то, боюсь, она не имеет никакого понятия о дресс-коде.

Полину как водой ледяной окатило. Она даже растерялась в первый миг, густо покраснела, заморгала, но он невозмутимо подтолкнул её на выход и закрыл дверь. Можно сказать, выставил, да ещё так позорно. Она аж задохнулась от такого неожиданного унижения. Метнула гневный взгляд в секретаршу. Та рассматривала её со смешанным выражением на кукольном личике. С одной стороны, её явно распирало любопытство – с чего вдруг шеф уступил этой нахальной девице? А с другой – явственно читалось злорадство вкупе с чувством собственного превосходства и нотками презрения. Она вроде и молчала, а как будто говорила: «Так тебе и надо, наглая выскочка. Тоже удумала заявиться сюда в таком виде! Фу».

Однако вслух произнесла пусть холодно, но вполне вежливо:

– У нас строгий дресс-код. Юбка должна быть не выше колена, чёрная, коричневая, тёмно-серая или тёмно-синяя. Можно в полоску или в клетку, но не слишком контрастную. Блузка может быть белого цвета, но допустимы и пастельные тона, бежевый или, например, светло-серый. Но обязательно однотонная. Брюки только строгого кроя из плотной тёмной ткани. Туфли тоже тёмные и только закрытые. Ну и на невысоком каблуке, – добавила она, опустив глаза на её Маноло Бланик цвета айвори, оставшиеся от «прошлой» жизни, – никаких высоченных шпилек и босоножек. Нельзя ходить с голыми ногами или руками, то есть колготки или чулки носить обязательно в любую погоду. А блузки или платья должны быть с длинными рукавами. Ну и вот так краситься у нас тоже нельзя.

– Капец – монастырь! – вырвалось у Полины.

– Такие правила. Это вам солидная организация, – строго заметила секретарша, – а не какой-нибудь там…

– Но он сам-то, – Полина обернулась на дверь, откуда её только что не слишком вежливо вытолкнули, – вообще весь расхристанный! Рубашка чуть не по пояс расстёгнута…

– Он хозяин компании и может ходить как угодно.

Полина хотела ещё что-то сказать, но тут снова вышел в приёмную господин Долматов. Он спросил что-то совершенно непонятное у этой высокомерной секретарши, которая в мгновение ока сменила свой тон и вела себя с ним до тошноты подобострастно. На Полину он даже не взглянул, как будто её вообще тут не было.

Она коротко попрощалась и вышла из приёмной. Ни он, ни секретарша ей не ответили, и это уязвило. Ну и пусть, утешала она себя. Главное, у неё теперь есть работа. Да ещё такая отличная! Это же решение всех проблем! Потому что даже если этот скрудж Назаренко не займёт ей денег, она сможет в банке взять кредит на Сашкину операцию и преспокойно выплачивать потом из зарплаты.

И всё же… всё же радость казалась какой-то подпорченной, с большой такой ложкой дёгтя. И вряд ли дело тут в противной секретарше, которая всем своим видом пыталась показать Полине своё неуважение. Чихать ей на эту секретаршу и на то, кого она там уважает, а кого нет. А вот он – да, он задел её, и сильно. Да вообще унизил с этим своим дурацким дресс-кодом! И ладно бы наедине, а то ещё при этой дуре. Как там её? Алина вроде.

Глава 7

Всю дорогу до Молодёжного – там, если ДубльГис не врёт, находился офис «СармаТелеком» – Полина в мыслях перебирала это странное собеседование. Она же явно Долматова зацепила. Она это чувствовала! Он и взял-то её наверняка только поэтому. Сначала ведь и слушать не хотел, а увидел – и загорелся. Ну а его холодность в конце Полина объяснила просто: опять то же желание держать всё и всегда под контролем. Это так свойственно мужчинам подобного склада. Привычка подчинять своей воле – это уже их второе «я», а то и первое. А тут вдруг он начал терять этот самый контроль, вот и стал с утроенной силой строить из себя железного человека. Демонстрировать стальную выдержку. Даже не столько для неё, наверняка, сколько для себя.

«Ну-ну, знаем мы, чего стоит эта ваша выдержка и насколько её хватает», – подумала про себя Полина.

Одно лишь не давало покоя – её собственная неожиданная реакция на него. Прямо умопомрачение какое-то. С чего бы вдруг? Даже сейчас, стоило его вспомнить, как внутри всё волнительно сжималось.

Вообще, она всегда питала слабость к красивым и мужественным, совсем молоденькой – попросту теряла голову. Позже воспринимала более спокойно, да и красавцы, к счастью или к сожалению, попадались редко. А вот такой, как этот эмир – и вовсе впервые. И по этим ощущениям – по замиранию сердца, по нетерпеливому ожиданию новых встреч, по тягучему томлению внутри – она, оказывается, уже истосковалась. Когда она испытывала такое в последний раз? Собственно, думать тут и нечего – три года назад. Ну, чуть меньше. Со своим сокурсником Валерой. Любви там никакой не было, теперь это ясно. Просто влечение с его стороны, с её – влюблённость. Хотя ей-то в то время казалось, что это, конечно же, взаимная любовь до гроба. Когда Валера понял, что Сашку она никуда не отдаст, как советовали все, как убеждал он сам, то быстро охладел. Полина считала, что предал.

Впрочем, не он первый её предал. Был ещё один «красавчик» – Даниил Назаренко. К нему она как раз и ехала. Сейчас он слегка пообтрепался и обрюзг. Залысины появились, одутловатость какая-то. Употребляет, что ли? Ну а тогда, семнадцатилетний, он был чудо как хорош.

Полина вспомнила, как впервые увидела Даниила в лагере – высокого блондина с ослепительной улыбкой и ярко-голубыми глазами. Он выделялся всем: и внешностью, и дерзким поведением, и модными шмотками, и навороченными гаджетами – это сейчас планшет у каждого первого, а тогда – большая редкость. На него многие девчонки заглядывались, бегали за ним, а выбрал он из всех её, Полину.

Ухаживать он, правда, не умел совсем, но и она тогда про ухаживания мало что знала. Зато целовался он хорошо. Там же, в лагере случился и их первый раз. В комнате Даниила. Тогда Полине это действо жутко не понравилось. Во-первых, больно было – еле вытерпела. А во-вторых, Назар много рисовался, будто и огонь, и воду уже прошёл, а как дошло до дела, то начал вдруг неуклюже суетиться, нервничать. Не сразу у него получилось, а злился он на неё. Потом, правда, признался, что и у него всё это впервые. И слова всякие хорошие говорил про любовь. Только всё равно на душе у неё остался неприятный осадок. И ко всему прочему, один из его соседей по комнате вернулся раньше времени и застукал их в самый неподходящий момент. Слухи поползли… Хотя девчонки, с которыми она сдружилась в лагере, утешали, что ничего страшного, что все нормальные этим занимаются, а с таким классным, как Даниил, так это вообще повод гордиться.

После первого раза Полина придумывала поначалу всяческие причины, лишь бы избежать повторения, но Назар настаивал. Сперва надоедал уговорами, а затем и вовсе заявил, что если она не хочет, значит, не любит, и значит, он найдёт другую, которая будет его любить и эту любовь доказывать таким вот образом. И мало того, что пригрозил её бросить, так ещё и на дискотеке явно назло флиртовал с другой. При всех! Танцевал с ней все подряд медленные танцы. Обнимал, шептал на ушко. Вот было обидно, прямо до слёз, ну и унизительно, конечно.

Хотелось показать ему, что и она кое-чего стоит. Хотелось, чтобы и он взревновал. И как специально подвернулся ей этот странный, диковатый мальчик. Как там его? Маугли? Полина не помнила уже, как тот выглядел кроме того, что он невысокий, щуплый, черноволосый.

С ним потом вышла ужасная история, которую она очень старалась забыть. Потому что после того случая она сама себе была противна, до тошноты, до отвращения, а как с таким самоощущением жить? Хотя все кругом тогда твердили, что ничего тут такого, что это просто шутка и не над чем париться. Ей и самой сразу казалось, что это шутка, просто розыгрыш наподобие "Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера". Почему-то она не задумалась ни на секунду, каково будет пацану. Даже мысли не возникло. До того момента, когда стало поздно, когда Назар включил свет, когда она увидела лицо и глаза этого Маугли. Вот тогда ей стало дурно и страшно, от собственного поступка страшно.

Он тогда забыл на том злополучном складе кроссовки, Назар и остальные хотели их сжечь, потом решили просто в них помочиться и вернуть. Она отобрала, отнесла к двери его комнаты. А чуть позже оказалось, что Назар снимал беднягу на телефон. Когда он уговаривал Полину устроить этот розыгрыш в качестве доказательства, что она его любит, а не Маугли, к которому он её и правда приревновал, ни о какой съёмке и речи не шло. И тут вдруг всплыло... Как она только ни упрашивала его не выкладывать фотки в сеть, всё равно выложил. Тогда они сильно поссорились и помирились только после того, как Назар всё отовсюду удалил у неё на глазах. Ей хотелось поговорить с мальчиком, извиниться, но сразу – побоялась, а на другой день он уже уехал. Вот и осталось только забыть, чтобы не мучиться так угрызениями.

Главное, что и с Даниилом ничего хорошего не вышло. Страдания одни. После того, как они в город вернулись, встречались ещё полгода, пока она не узнала, что Назар закрутил с другой. Увидела их вместе случайно. Подошла, пылая гневом, а Назар даже оправдываться не стал и уж тем более извиняться. Преспокойно заявил – мол, да, у него теперь другая, и это даже хорошо, что всё вот так выяснилось, а то он не знал, как сказать. Надеялся, что Полька сама догадается – он ведь перестал ей звонить первым, приходить в гости, приглашать к себе. Это верно, перестал. Но Полина списывала на учёбу, на занятость, ещё на что-то. Поскольку тогда, наивная, верила – раз Даниил сказал, что полюбил её навсегда, значит, так оно и будет. Как ещё тогда выдержки хватило не устраивать сцену, а развернуться и с гордым видом уйти. А нарыдаться уже дома.

После их разрыва она как с цепи сорвалась. Ночами – в слезах топила подушку. Днём – гуляла напропалую. Клин клином выбивала. Даже клиньями. Бегала по дискотекам, целовалась по подъездам, пытаясь всеми способами заполнить ноющую пустоту. Сначала рассчитывала, что Даниил увидит её с другим, опять приревнует и вернётся. Долго подстраивала эту встречу, ну и, в принципе, всё зря. Он не приревновал и не вернулся.

Ну а она уже вошла в раж. С некоторыми воздыхателями, правда, едва до беды не догуляла. Кому-то хотелось большего, чем поцелуи и обжимания по углам, от таких потом еле ноги уносила. Другие изводили ревностью, от одного даже взбучку как-то получила. Но не угомонилась. Наоборот. Поступив в институт, загуляла ещё больше. Завела друзей в студенческом общежитии, распробовала пиво и вино и сделала для себя простой вывод: страдать в любви необязательно, да и сама любовь необязательна. Главное, чтобы было приятно и весело. Музыка, танцы, вино, лёгкий флирт для души. Ещё пыталась курить, но не понравилось.

Там же, в общежитии, по пьяной лавочке чуть не случился у неё «второй мужчина», но об этом вспоминать она тоже ужасно не любила. Эти руки суетливые, лапающие, слюнявые губы, фу, мерзость. Еле тогда отбилась. И фраза этого урода въелась намертво: "Одним больше, одним меньше. Какая тебе разница?".

С тех пор зареклась гулять в общежитии. Хотя тот "герой-любовник" потом протрезвел и проходу ей не давал, а Полине и смотреть-то в его сторону было тошно. Хотелось просто поскорее забыть этот эпизод, как неприятное недоразумение. Как будто ничего и не было.

Вообще, ей всегда нравилось мужское внимание. Нравилось видеть в глазах мужчин интерес и вожделение, это давало ощущение некой власти над ними. Она с удовольствием кокетничала, обольстительно улыбалась, манипулировала даже, но на большее после Назара и второго, к счастью, неудавшегося опыта как-то не тянуло.

Мужчина, с которым всё-таки потом завязались отношения, был вовсе не из её привычного круга: сорокалетний банкир, меценат, с предками-декабристами. Хоть и значительно старше, он выглядел импозантным, привлекательным и очень был похож на Ричарда Гира. Он возил её по ближнему зарубежью, водил на выставки прогрессивных художников и перформансистов, на концерты органной музыки и моноспектакли. В конце концов, он просто говорил с ней, на равных обсуждал всё, что его интересовало: от геополитики до прочитанных книг. Да, с ним Полина пристрастилась и к чтению. Ибо неприятно было глупо улыбаться и молчать, не понимая, о чём речь.

Даже секс с ним был удивительно хорош. Он оказался искусен, всё умел и её многому научил. А то ведь прежде Полина воспринимала это дело, как некую малоприятную обязанность, всерьёз считая, что это нужно только мужчинам в силу физиологии, а женщинам – одна морока, да вообще проклятье. Полтора года длился их роман. Полтора года сказки про Золушку, а потом у него случился инсульт, от которого он так и не пришёл в себя.

Полина затосковала, после него юноши-ровесники казались глупыми, неинтересными, ничтожными. Наверное, поэтому она в конце концов и связалась с замдекана. Тот тоже был старше и тоже импозантный, и даже чем-то внешне похож. Правда, эту их связь даже с натяжкой не назовёшь полноценными отношениями. Просто необременительные и нечастые встречи. Подарков замдекана не дарил, по выставкам и театрам не водил, беседы интересные не вёл – боялся засветиться, однако помогал с учёбой. Если б не он, так её бы наверняка вышибли с третьего курса за прогулы и академическую неуспеваемость.

Родители, конечно, о её отношениях ни сном ни духом. Оба старой закалки, они попросту не одобрили бы связь без брака, мягко говоря. Хватало ей вполне и Ольги, замужней и добропорядочной старшей сестры, которая всё понимала, делала свои выводы и методично проедала плешь: «Тунеядка, паразитка! Ты нас только позоришь! Одни мужики у тебя на уме. Сначала гуляла, теперь с женатым связалась. В кого ты только такой шалавой уродилась?».

В то время сестра бесила Полину неимоверно, и порой она назло ей творила всякие выходки. Например, заявлялась среди ночи к той в гости навеселе – не маме же в таком виде на глаза показываться. Или ещё щеголяла в коротеньких шортиках и обтягивающей маечке в присутствии Ольгиного мужа, такого же добропорядочного, скучного, да ещё и в возрасте. Хотя не таким уж добропорядочным он оказался. Это при Ольге он исходил, багровея, праведным гневом или читал ей нотации, как подобает себя вести. А наедине пускал слюни и норовил погладить, прикоснуться. И получал, конечно, по рукам, а то и не по рукам. Но Ольге она так и не рассказала, хотела, собиралась, но не смогла.

А теперь вспоминать свои эскапады было до боли стыдно. Перед всеми стыдно: и перед матерью с отцом, и перед Ольгой, и даже перед её двуличным мужем. И самое ужасное, что ничего уже не исправить. Можно тысячу раз отчаянно сожалеть, но изменить ничего нельзя. А вот такое беспомощное раскаяние оно самое мучительное. И главной пыткой стали её собственные слова, злые, издевательские, брошенные в лицо родным, как плевок. Потому что эти слова – последнее, что они от неё слышали…

***

Тот страшный сентябрьский день три года назад разделил жизнь Полины на До и После, на Тогда и Теперь.

Накануне она ужасно разругались с родными. А всё потому, что всплыла вдруг её интрижка с замдекана. Даже смешно – интрижка-то была пустяковая, на копейку. Ну, какие отношения? Так только, редкие встречи. Ну а скандал разгорелся такой, будто у них был роман века. Замдекана тут же сняли, на неё косились, как на прокажённую, обсуждали и осуждали на каждом углу, ещё и родителям донесли, добрые люди.

А самое обидное – на тот момент они уже пару месяцев как расстались, потому что у Полины появился другой. Сокурсник Валера. И вот это уже были настоящие отношения, которыми она очень дорожила. Ну а размах скандала получился такой, что Валера сразу же всё узнал. Даже перед родителями было не так стыдно, как перед ним. Они и поговорить не успели. В институте она побоялась к нему подойти – встретила в толпе и он так на неё взглянул, что если б ударил, и то не так больно было бы. Полина хотела выждать время, дать ему успокоиться, а потом всё объяснить. Главное, найти нужные слова, а они, как назло, не шли. Да и как тут оправдаешься? Оставалось лишь отчаянно надеяться, что он остынет и простит. Ведь строго говоря, она ему не изменяла. Порвала с замдекана сразу, как только они познакомились.

Хотелось закрыться в своей комнате, чтобы никто-никто её не видел. Но дома Полину ждала головомойка. Отец орал, замахивался, потом глотал что-то от давления. Мать плакала и пила корвалол. Позже примчалась Ольга с мужем и Сашкой. Вот их-то кто звал?

Ольгин муж скорбно молчал, обронил только: "А я предупреждал. Я всегда говорил – от неё добра не жди".

Затем он вышел с ребёнком во двор – у мелкой с рождения проблемы с сердечком были и все эти опереточные страсти могли ей очень навредить. Ольга же истерила битый час, собрала все эпитеты древнейшей женской профессии, куда зачислила Полину, даже по щеке ударила, когда та в ответ нелестно прошлась по её благоверному.

Полина сперва беззлобно огрызалась и насмешничала, как будто вся ситуация её просто забавляла, хотя на самом деле прямо убиться хотелось, так было невмоготу. Но, считала она, станешь показывать, что тебе плохо или стыдно – начнут клевать ещё сильнее. Получив оплеуху, она тотчас вспыхнула, схватила ветровку и выскочила из квартиры, оттолкнув мать и сестру – те не хотели выпускать. Промчалась через двор мимо Ольгиного мужа и маленькой Сашки. Свернула на остановку, села в первую же подошедшую маршрутку, просто чтобы уехать куда угодно, чтобы не кинулись догонять и останавливать. Щека горела. В голове стучало «Ненавижу их всех!».

Немного успокоившись, Полина пересела на автобус и доехала до институтского общежития – там жил Валера. Пока поднималась по лестнице, вновь подбирала слова, чтобы он понял, что интрижка та дурацкая с замдеканом давно осталась в прошлом и вообще для неё ничего не значила. Что любит она его, Валеру, и только с ним ей хотелось по-серьёзному, а не просто поразвлечься. И плевать ей, что у него нет ничего за душой. Это уже были претензии сестры. Это она фыркала: «Голь перекатная». А для Полины Валера – лучше всех.

Но Валера тогда всё это даже слушать не пожелал. Грубо схватил за волосы, вытолкал из комнаты, да ещё таких слов наговорил, что Ольгины оскорбления показались детским лепетом. Орал на весь коридор, крыл матом, и все слушали, даже из комнат своих повылазили. Осуждали, презирали, посмеивались. Хотя некоторые наоборот пытались угомонить Валеру.

После такого потрясения ехать домой не хотелось. Несколько часов Полина бесцельно бродила по городу, как неприкаянная. Лишь бы двигаться, не останавливаться ни на минуту – это почему-то отвлекало и немного притупляло боль. Вернулась домой ближе к ночи. Сестра уже уехала, а родители обиженно молчали.

Наутро всей семьёй собирались поехать на дачу, выкапывать картошку. Полину попросили посидеть с Сашкой. Она вяло отказывалась – какая из неё сейчас нянька? Ей даже с постели вставать не хотелось. Но сестра наседала.

– Я не обязана нянчить твою дочь! – в конце концов, взвилась Полина, – Ты руку на меня вчера подняла, гадостей наговорила, а я теперь с мелкой сиди, сопли ей подтирай? Ну уж нет! Твоя дочь – ты с ней и возись, а я вообще детей терпеть не могу.

Сестра от негодования шла пунцовыми пятнами.

– Поля, зачем ты так? Это же твоя родная племянница, - упрекала мама.

– И что? Её сопли, нытьё и капризы должны мне теперь нравиться? Говорю же – я не выношу детей. Это же у нас Олечка – вся такая идеальная и добропорядочная. Только, думаешь, мама, почему она так рвётся с вами на картошку? Да потому что она сама уже на стены лезет от Сашкиного плача. Вот и готова ухватиться за любой повод, лишь бы отдохнуть от ненаглядной дочечки. Спроси-спроси её, как она из дому убегала, чтобы хоть час свою дочь не слышать. Только правду она всё равно не скажет.

– Что ты несёшь? – взвизгнула Ольга.

– Я всего лишь повторяю слова твоего мужа. Он врёт?

Ольга растерялась, открыла и закрыла рот, как будто ей вдруг стало не хватать воздуха.

– Он не мог такого сказать! Ты всё сочиняешь! Ты так назло говоришь, чтобы мы поссорились. Ты нам просто завидуешь.

– Ага, с ума схожу от зависти. Всю жизнь мечтала о бесхребетном тюфяке-святоше, который не способен собственной жене высказать свои претензии. А только ноет и жалуется за её спиной.

– Он не мог такое сказать. Ты это сейчас сама придумала, - упрямо повторила Ольга. – Какие у него могут быть ко мне претензии?

Полина закатила глаза.

– Да всякие. Кроме того, что ты Сашку бросала, он, например, обижается, что ты не кормила её грудью, а всем врала, что молоко пропало. А то ведь грудь обвиснет! А ей, оказывается, с её-то здоровьем надо было…

– Ты… ты… – побелев, задыхалась от гнева Ольга.

– Да помню я, - невесело усмехнулась Полина. – Я – паршивая овца, никчёмная паразитка и бесстыжая шлюха.

– Зачем ты так, Поля? – грустно спрашивала мама.

– Мама, а как надо? Знаете, что? Меня от вашей показной добропорядочности уже тошнит! Вчера вы с грязью меня смешивали, а сегодня – Поля, Поля, Поля. И никто из вас даже не спросил, а правда ли всё было так, как наговорили? Обвинили и казнили без права слова молвить. А сегодня быстренько переобулись. Вы все делаете и говорите не то, что на самом деле думаете, а то, что вам в данный момент удобно.

Мать ссутулилась и ушла на кухню, наверняка снова пить капли. Полине стало стыдно, маму-то она зря сюда приплела, наговорила ей в сердцах лишнего…

– Хочешь мать в могилу свести? – зашипела сестра.

Полина нахмурилась:

– Ладно, езжайте, посижу я с вашей Сашкой.

Ольгин муж привёз девочку и безразмерную сумку с причиндалами: памперсами, бутылочками, смесью, лекарствами.

– Блин, куда столько? Такое ощущение, что вы не на день уезжаете, а валите на Северный полюс, а Сашку решили мне подкинуть, – неудачно пошутила она тогда.

– Это про запас, на всякий случай, – буркнул Ольгин муж.

И всё. Больше никого из своих близких Полина не видела. Живыми. По дороге в садоводство они столкнулись с фурой, потерявшей управление.

У Полины осталась только Сашка, а у Сашки – только Полина.

Позже Валера, узнав о её беде, проявил человечность, простил, поддержал во время похорон. Но когда дело коснулось Сашки, вдруг взбеленился. Ультиматум поставил: или он, или она.

В институте пришлось доучиваться заочно, потому что неожиданно встал вопрос: на что жить? На что кормить, лечить, одевать больного ребёнка? Вот с того момента и началась вся эта канитель, которой до сих пор конца и края не видно.

***

Компания «СармаТелеком» воистину забралась дальше некуда, автобус час с лишним тащился до конечной остановки Молодёжного. Офис занимал часть первого этажа высотной жилой новостройки. Да уж, хмыкнула Полина, это вам не шикарный небоскрёб «ЭлТелекома» с собственными аллейками, газонами, парковкой и тренажёрным залом. Даже вон двор облагородить ещё не успели. Кроха-Bobcat, оглушительно тарахтя, кружил перед домом, разравнивая горы грунта.

Полина заранее погуглила – застройщиком здесь значилась компания отца Назаренко. Получается, работали они с сыном в альянсе, этакий семейный подряд: отец возводил новые микрорайоны по окраинам города и за его пределами, а Назар проводил туда интернет. Кончено, ведь в самом городе не пробиться: эту нишу давным-давно поделили меж собой гиганты – «Ростелеком» и «ЭлТелеком». Так что Назару с папой и тут повезло.

На счастье, Назаренко оказался на месте. И даже принял её сразу, хотя и узнал попытки с третьей. Обидно немного, она-то его признала тотчас, как только увидела в новостях, хоть он и подурнел. Ну и ладно. Зато когда наконец вспомнил, то прямо расплылся довольный. Собственно, он, и едва увидев её, выказал радушие, не то что Долматов. Оглаживал сальным взглядом почему-то не таких уж и голубых глаз. Потускнели, что ли? Или ей не так помнится?

По правде говоря, образ из воспоминаний и впрямь сильно отличался от Назара сегодняшнего. Даже недавно в телерепортаже он выглядел получше, не таким грузным и заплывшим. И что так распустился? Веки набрякли, щеки свисли, шея, поросшая рыжеватой щетиной, колыхается. А ведь ему всего двадцать пять! Разве так бывает?

– Ну, рассказывай, Полька, как ты? Как жизнь? Выглядишь – отпад! А давай-ка выпьем винца за встречу? Есть у меня бутылочка французского…

– Спасибо, Даниил, но отложим твоё французское на другой раз, ладно? – Полина подсластила свой отказ многообещающей улыбкой. Вино – это, конечно, хорошо. Но ей затем к Сашке, в больницу ехать, а Сашка не выносит запах алкоголя, ну и просто стыдно в таком виде в больницу заявиться. Да и не выпивала Полина уже сто лет. Как-то всё не с кем было, а в одиночку – только душу травить. Пробовала раньше, чтобы отвлечься, но наоборот – сразу раскисала, себя начинала жалеть, за Сашку пуще прежнего бояться. Это когда на душе легко и беззаботно, от вина порхать охота. А так – даже и поплакаться-то некому.

– Ну хотя бы кофе?

– Кофе – с удовольствием, – согласилась Полина.

Секретарша, пышногрудая и улыбчивая, принесла две чашечки ароматного кофе с круассанами.

«Вот это я понимаю секретарша, - подумалось Полине, – не то что та грымза Алина».

– Надо как-нибудь нам с тобой встретиться в неформальной обстановке, - предложил Даниил. – Может, в ресторан сходим? Или махнём куда-нибудь на выходные, а?

– Ну, можно, – улыбнулась Полина. – Только сейчас я, честно говоря, к тебе по делу.

– У-у, – деланно скуксился он, изображая досаду, – а я-то размечтался. Думал…

– Послушай, я по очень-очень важному делу, и если бы не крайние обстоятельства, я бы никогда тебя не побеспокоила.

– А вот это даже уже обидно.

– Да брось, Назарчик, - игриво засмеялась она. – Ты вон меня даже и не признал. Забыл совсем.

– Нет, ты что?! Помню! Всё помню! Ты же у меня была первая. Мужчины своих первых никогда не забывают.

– Женщины тоже.

Даниил расцвёл, и Полина решила – момент подходящий.

– В общем, Дан, у меня есть маленькая дочь. Ей всего три года. Она родилась с тяжёлым пороком сердца. Недостаточность аортального клапана. Год назад мы ей сделали операцию. Но нужна ещё одна и срочно, иначе… я думать даже не хочу о том, что может случиться. На операцию, как ты понимаешь, нужны деньги. Много денег. Девятьсот тысяч рублей. Взять кредит я пока не могу, я только сегодня на работу устроилась. А операция нужна срочно. Пожалуйста, Назарчик, одолжи мне эту сумму на некоторое время. Месяца на три. Можно под залог квартиры. Оформим всё у нотариуса, как положено... Потом я возьму в банке кредит и тебе отдам, а сама буду выплачивать с зарплаты…

Сальный блеск в глазах Даниила угас. Он нахмурился, покусал нижнюю губу, потом отвернулся к окну.

– Полька, я дико тебе сочувствую! Это реально ужас. Но понимаешь, какое дело, у меня нет таких бабок. Всё ведь в обороте. Я нал вообще практически в свободном доступе не держу, это невыгодно. Деньги должны работать. Поэтому вот беру только на пожить…

– Ну а взять и снять… или…

– Нет, ты не понимаешь, - горячо замотал головой Назаренко. – Если ты куда-то вкладываешь бабки, то ты не можешь их извлечь по первому желанию. Это просто невозможно.

– Но если бы тебе вдруг самому понадобились деньги, форс-мажор там какой или ещё что, неужто ты не смог бы их забрать?

– Да конечно, нет!

– И чтобы ты делал?

– У отца, у друзей попросил бы, – пожал плечами он.

– Ну, попроси! Я ведь верну! Я тебе даже больше верну, чем ты дашь…

– Да всё не так просто. Круг у меня серьёзный. Мне вот друзья скажут, что это за человек, почему мы должны ей давать такую сумму? Что я им скажу? Да это так, девчонка, с которой по пацанству гонял?

Было неприятно, но Полина решила не заострять внимание. Не это сейчас важно.

– Назарчик, миленький, я тебя умоляю, помоги мне спасти мою дочь! Я что угодно для тебя сделаю, только помоги с деньгами… – Голос дрогнул, глаза заволокло слезами.

– Слушай, Поль, ты давай не плачь. Мы вот как сделаем. Я поговорю со своими, отца попрошу, может он сумеет помочь. Окей? Ты мне свой номер оставь, я сегодня-завтра поговорю с отцом для начала и сразу тебя наберу. А сейчас прости, у меня дела.

Полина горячо поблагодарила Даниила, он кивал, улыбался, правда, как-то слегка натужно, как будто ждал, когда она наконец уйдёт. Ну, может, у него и вправду важные дела? Главное ведь, что не отказал в соучастии, обещал поспрашивать среди своих, поискать. А она так плохо про него думала все эти годы!

Время между тем подползало к четырём. Мучительно хотелось есть, но времени на перекус уже не осталось, надо было поторопиться к Сашке.

Глава 8

Алина принесла на подпись новую порцию документов. Ремир пробежался глазами. В основном, коммерческие предложения и ворох запросов сторонним операторам и провайдерам на наличие технической возможности.

Нет, они дураки там все, что ли? Что за идиот придумал рассылать эти запросы операторам? Так те и разбежались взять всё и выложить. Только свой интерес всем подряд покажем.

– Астафьев видел, что наваяли его технари? Почему не указан исполнитель? – спросил он секретаршу. Та пожала плечиками.

– Максим Викторович уехал час назад в Мегет, что-то там с узлом доступа. Сказал, что будет только к шести. Так что, наверное, не видел.

– Ясно, – Ремир тряхнул стопкой, – узнай, кто это состряпал и зови сюда.

– Хорошо, – кивнула Алина, затем прикусила нижнюю губу, как будто очень хотела что-то сказать, но не решалась. Даже уже повернулась к двери, но всё-таки остановилась и вкрадчиво спросила:

– Ремир Ильдарович, конечно, это не моё дело. Но та девушка, Горностаева, она что, будет у нас работать? Просто она так себя ужасно вела… совершенно невоспитанная девица и на…

– Конечно, это не твоё дело. Твоё дело сейчас выяснить, кто подготовил запросы и вызвать его ко мне. Исполняй.

Алина тотчас скрылась. Однако зерно сомнения заронить ей удалось. Да какое зерно заронить? Оно и так было с самого начала. А сейчас там уже целое поле колосилось. Зачем он только взял эту Полину? Почему не выставил вон? Ведь узнай кто, что у него к ней давние счёты и потому он принял её, можно сказать, уличную девку, в солидную компанию – это же позора не оберёшься. Но это сейчас, когда её рядом нет, когда она не забирается к нему взглядом под одежду, под кожу, в самую душу, трезво рассуждать легко. А при ней…

Ладно, решил он, теперь-то чего уже загоняться. Обратно не отыграешь. Просто поручит Штейн присматривать за ней, да и сам будет начеку, и чуть что сразу выпрет без всяких колебаний.

В дверь поскреблись, и на пороге возник Кушнарёв, из отдела инженерно-технических сооружений.

– Твои писульки? – Ремир швырнул запросы Кушнарёву.

– Максим Викторович сказал, – зачастил тот, бледнея, и, наклонившись, стал суетливо подбирать бумаги с пола, – выяснить техническую возможность на отрезке…

– У тебя мозг есть?! С Астафьевым я, конечно, поговорю, чтоб впредь таким дуракам инструкции давал как в детском садике, по шагам, а не просто ставил задачу и пускал всё на самотёк. – Он поднялся и вышел из-за стола, и Кушнарёв, который и так-то был ниже его ростом, инстинктивно съёжился, прижав к груди смятые листы. – Объясняю для тупых: нам надо заполучить во что бы то ни стало контракт с авиазаводом. Ибо в этот проект мы уже инвестировали кучу бабла. Но заключить с ними контракт можно только через торги, и в них будут участвовать разные другие операторы. Это ясно? Критериев отбора всего два: техническая возможность и цена. Наверняка известно только то, что техвозможность есть у нас и у «Ростелекома». С остальными – пока мутно. И вот как, по-твоему, эти операторы расценят наш запрос? Может, заодно ещё поинтересуемся, вот тоже так, официально, какую цену они, если что, предложат? Чего глазами хлопаешь? Марш к маркетологам и учись у них, как надо узнавать нужную инфу.

Кушнарёв подорвался на выход, едва стул по пути не опрокинув. Ремир досадливо поморщился. Ну что за команду подобрал себе Макс? Ни рыба ни мясо. Коммерсантов, маркетологов, безопасников, экономистов и всех прочих он всегда принимал только сам. А вот технари, по негласному соглашению, были целиком и полностью аллодом Астафьева. Не то, чтобы он их совсем не трогал, но во всяком случае не увольнял без ведома Макса. А иногда и вовсе не увольнял, если Макс очень уж просил помиловать. Потому технари и жили в облегчённом режиме, ну и косячили больше всех остальных.

«И она сто пудов накосячит, – перескочили вдруг мысли сами собой. – Накосячит, и я её сразу же уволю. А вообще, тупо вышло, конечно».

***

Макс вернулся из Мегета вечером, сильно после шести. В офисе никого уже и не было, кроме Ремира и Алины. Той полагалось уходить только вместе с шефом, либо с его позволения. Впрочем, без особой надобности Ремир секретаршу не задерживал, но иногда попросту забывал отпустить, а она боялась спросить. Вот и сегодня Астафьев застал в приёмной Алину, тоскливо поглядывающую на часы. Он ей улыбнулся с тёплым сочувствием, она ему – с грустной благодарностью.

Ремир же сидел у себя, откинувшись в кресле и заложив руки за голову, и смотрел в одну точку перед собой невидящим взором.

– О чём замечтался?

– Да так, – пожал он плечами, выходя из задумчивой отрешённости. – Как Мегет?

– Теперь в порядке. Рем, тебе Алина ещё нужна?

– А она что, там?

Ремир включил селектор:

– Сделай Максу кофе и дуй домой.

– Да я кофе не хочу! – запротестовал Макс. – Мне бы чего покрепче.

– Помнится, вчера ты предлагал гнать Супрунову за пьянство, – хмыкнул Ремир.

– Я…

Тут вошла Алина с подносом, и Макс оборвался на полуслове, а когда за ней закрылась дверь заговорил вдруг совсем о другом.

– Ну что? Выбрал сегодня кого-нибудь?

– Троих, но оставлю только двоих, – расслабленность в лице Ремира тотчас испарилась. Между чёрными бровями пролегла складка.

– Одна из этих трёх случайно не смазливая шатеночка?

– А что? – тотчас ощетинился Ремир. Его вдруг почему-то уколола догадка Макса.

– Ясно, – коротко засмеялся тот. – Да я как увидел эту шатеночку, сразу подумал: Рем её не упустит. Не, ну а что? Красивая, спору нет.

– Ты серьёзно думаешь, что я по внешности работников отбираю? – начал заводиться Ремир.

– Ну, обычно нет. Но в её случае, – уже без поддразнивания сказал Макс, – я бы сильно удивился, если б ты мимо прошёл. Это ж твой излюбленный типаж.

– С чего это?

– Да у тебя все подружки на одно лицо, даже случайные. И вот она такая же.

Долматов смолчал, но было, вообще-то, очень неприятно. Ощущение примерно такое, словно со спящего резко сорвали тёплое одеяло. Спорить он не стал. Это выглядело бы совсем глупо. Хотя ему-то казалось, что Горностаева одна такая, похожих на неё он не встречал. И уж точно не стремился встретить.

В конце концов, Астафьев соблазнил-таки его отправиться по злачным местам.

Дорогие рестораны Макс недолюбливал, ему подавай шумные, весёлые кафешки с танцами, заводной музыкой и непритязательной публикой.

– Поехали в «Армению»?

– Только если там будет караоке – сразу уходим, – предупредил его Ремир и добавил чуть смущённо: – Ну и, если вдруг что, ты меня сдерживай.

– Караоке у них вроде нет, во всяком случае, я ни разу не слышал, чтобы там плохо пели. А вот насчёт тебя – облом. Я и забыл, что за тобой присматривать надо. Ты это, Рем, пей просто поменьше, ладно? А то я вообще-то тоже хочу расслабиться.

У Долматова с алкоголем сложились особые отношения. Пил он нечасто, но, как водится, метко. А главное, самой малости хватало, чтобы измениться до неузнаваемости. Всегда серьёзный, даже мрачный, выпив, он сразу же становился добродушным. Ну а после определённой стадии – и вовсе любвеобильным.

На первом с его участием корпоративе у всех сотрудников случился психологический шок – великий и ужасный, оказывается, умеет улыбаться. И комплименты дамам говорить, и танцевать, и пить на брудершафт, и даже целоваться. После этой стадии его обычно уводил Астафьев.

Некоторые рвались улучить момент и воспользоваться временной слабостью шефа. Так, Супрунова однажды сбежала в отпуск, подсунув ему заявление. Но вообще, сильно никто не наглел. Понимали же – он ведь потом протрезвеет.

Если уж Ремир совсем пускался в разгул, то вполне мог, например, проснуться в неизвестном месте и совершенно не помнить, как туда попал. Иной раз просыпался в компании с какой-нибудь красоткой и тоже не помнил, кто она и откуда. К счастью, такое случалось крайне редко. Но всё равно сегодня он дал себе твёрдую установку: пропустить пару бокалов пива и домой, домой. Чтоб никаких приключений. И без того через неделю день связиста* – он уже подписал счёт за аренду зала в «Ресторане охотников», где будет проходить корпоративный банкет. Ну и завтра ещё отработать надо как следует перед майскими праздниками.

__________________________________________________________________

* Профессиональный праздник сотрудников сферы телекоммуникаций отмечается 7 мая (День радио)

***

В «Армении» Астафьева встречали как родного, с распростёртыми объятьями – видно, постоянный клиент. Какой только снедью стол им ни заставили. И песню посвятили дорогим гостям. И глиняную бутыль с гранатовым вином принесли. Двумя бокалами обойтись, конечно, не получилось, и потому Ремира вскоре потянуло на прекрасный пол. Однако памятуя о том, как его задели слова Макса про излюбленный типаж, он специально высмотрел миниатюрную блондиночку. С ней и познакомился.

Однако утром проснулся в одиночестве, у себя дома. Макс на кухне гремел посудой. Увидев Ремира, беззлобно проворчал:

– Просил же тебя, пей поменьше. Весь кайф мне обломал. Какого-то чёрта засобирался вдруг на ночь глядя ехать в Новоленино. Еле тебя удержал. Кто у тебя там?

– В Новоленино? – опешил Ремир. – Никого.

У него и впрямь никто из друзей или даже просто знакомых там не жил, не живёт и жить не собирался. Зачем ему вообще туда? В самый дальний и неблагополучный район города. Что перепил – это понятно, но всё равно должна же быть какая-то логика, пусть сразу и незаметная. Чем-то же он всё-таки руководствовался? А потом вдруг в мозгу щёлкнуло: резюме Горностаевой, адрес, Новоленино… И внутри противно похолодело. Это вот он к ней, что ли, намеревался ехать? Просто больше вообще не к кому. Но зачем?! Он даже гадать не хотел зачем. Но сам факт ужасал.

– Мне нельзя пить, – произнёс он спёкшимися губами. – Вообще нельзя.

– Да не парься, Рем, в целом, ничего такого и не было. Наоборот, ты там блистал и всем нравился.

– А шома бас я не танцевал? – встрепенулся вдруг.

– Ну, что-то там танцевал, да… - улыбнулся Макс, – но у тебя здорово получалось, так что тут переживать не из-за чего. А вот когда мы уже такси вызвали, чтобы домой ехать, ты вдруг стал рваться в это дурацкое Новоленино. И главное, не говорил зачем. Хочу и всё тут. Мне пришлось девочек отправить, а самому тащиться с тобой к тебе.

Ремир оторопело покачал головой словно в ответ собственным мыслям. Потом резко схватил сотовый, проверил исходящие и с облегчением выдохнул – ну хоть не звонил и не писал, и то счастье.

Наблюдательный Астафьев и это засёк.

– Рем, ты что, запал на кого-то?

Долматов взглянул угрюмо и поморщился:

– Давай только вот без этого, и так тошнит. Нафиг я вообще тебя вчера послушал… Знаешь что, ты в следующий раз лучше Супрунову с собой бери. А я теперь даже седьмого на корпоратив не пойду. То есть пойду, конечно, но пить не буду, поздравлю только и всё. Я вообще больше пить не буду.

– Угу, все так говорят, – ухмыльнулся Астафьев.

Глава 9

Первый рабочий день начался уже неудачно. Вообще, ещё с вечера обнаружилось, а точнее, подтвердились опасения, что в её гардеробе нет ничего, что отвечало бы их дурацкому дресс-коду.

Полина перерыла всё, даже совсем старое, то, что носила ещё в институте – тщетно. К её удивлению, нашлась-таки одна белая блузка, но полупрозрачная и рукава фонариками. С длинным же рукавом – только ярко-красная туника и шёлковая цветастая кофточка с голой спиной. Юбок тёмных – ворох, конечно, но все коротенькие. Та же беда и с платьями, да и со всем остальным. Пожалуй, только капроновые колготки имелись из того, что озвучила противная секретарша.

Надо было, конечно, раньше хватиться, но когда? От Сашки Полина приехала очень поздно. На работу завтра к девяти. Никуда заскочить она не успеет, да она и не умеет так – хватать первое попавшееся. Надо же походить-повыбирать.

Как ни крути, а придётся нарушить чёртов дресс-код. Хоть и страшновато. Может, на первый раз её простят, хотя бы только сегодня, а там – майские праздники. Она непременно купит себе что-нибудь подходящее, строгое и унылое, как полагается. А пока на свой страх и риск надела полупрозрачную белую блузку с фонариками и юбку, коротковатую, конечно, но, между прочим, совсем чуть выше колена. Ну, самое приличное, что имелось.

За четыре месяца вынужденного тунеядства Полина и подзабыла, как это – ехать утром на работу. К каждой подъезжающей маршрутке ломилось сразу чуть не пятьдесят человек. Так и затоптать могли запросто. Вчера тоже было людно, но всё же не такая озверевшая орда. Время шло, народ не убывал. В конце концов, и ей тоже пришлось поработать локтями, чтобы втиснуться в очередную маршрутку. Удалось, но в этой толчее она обо что-то неосторожно зацепилась, и в результате на колене расползлась огромная дыра. Пришлось по дороге с остановки заскочить в первый попавшийся двор и, спрятавшись в домике на детской площадке, снять рваные колготки и на работу идти голоногой, надеясь не попасться на глаза его сиятельству и ручной болонке его сиятельства. Так она окрестила секретаршу Долматова.

Первым делом, сразу с поста охраны её отправили в отдел кадров, оформляться. Правда, немного поплутала, пока ей не попался один из сотрудников, который представился Никитой и вызвался проводить до нужного кабинета.

– Здравствуйте! – звонко поздоровалась Полина.

– Опаздываем! – с ехидцей в голосе заметила женщина лет сорока пяти.

– Простите, пожалуйста, долго не могла найти ваш кабинет.

Женщина скривилась, мол, знаем-знаем. У неё были какие-то совершенно шальные глаза, отёкшее лицо и крупный красноватый нос. От женщины исходил запах простеньких духов с нотками мяты и перегара. Но зато она носила тёмное платье с глухим воротником и длинными рукавами. Полина прикусила язык, потому что чуть не высказалась насчёт ноток перегара.

– Меня зовут Наталья Владимировна Супрунова, я – начальник кадровой службы. А ты, так понимаю, Полина Андреевна Горностаева.

– Да, - кротко ответила Полина.

Супрунова осмотрела её с ног до головы и хмыкнула:

– Ремир пьяный, что ли, был, когда тебя на работу принимал?

Три девушки-сотрудницы отдела, что до этого молча копошились в бумагах, прыснули. Вопрос был явно риторический, но оскорбительный. Полина вспыхнула.

– Что вы имеете в виду? – уставилась гневно на Супрунову, но та пояснять не стала, лишь усмехнулась в ответ. Потом всучила ей бланк трудового договора, ещё какие-то бумаженции и кивнула на пустой стул.

– Читай, заполняй, подписывай. А сюда давай свои документы, Горностаева Полина Андреевна.

Это ж надо было так сказать, что собственное имя в её устах прозвучало как обидная насмешка! Полина метнула в Супрунову злой взгляд, но смолчала. Какие мерзкие тётки тут работают, подумала она. Секретарша, теперь вот эта…

Закончив с бумагами, Полина постаралась отдать их Супруновой с самым надменным выражением лица, какое только получилось скроить. Но та даже взгляда не удостоила. Уткнувшись в монитор, пробормотала:

– Теперь ступай к Штейн. Это твоя начальница. Завтра утром зайдёшь к нам за электронным пропуском. И учти, пропуск фиксирует время, во сколько приходишь и уходишь. Ремир это видит и за опоздания наказывает.

***

Коммерческий отдел занимал несколько помещений на втором этаже и большой зал на первом с отдельным входом с улицы.

– Это у нас называется центр обслуживания клиентов, - рассказывала начальница Оксана Штейн своим новобранцам во время вводной экскурсии. Директор, как оказалось, отобрал, помимо Полины, улыбчивого парня Артёма Берковича, которого она сразу про себя прозвала Додиком, и ту самую, симпатичную девушку всё в том же несуразном платье, она представилась Юлей Герасимовой. – Здесь у нас работают Таня, Нина и Катя. У них наши абоненты могут получить консультацию лично, выяснить любые интересующие вопросы или решить проблемы, если таковые имеются… Сейчас просто праздники на носу, а вообще девочки зашиваются. Особенно в конце квартала.

Просторный зал центра обслуживания пересекала поперёк высокая стойка, за которой и трудились Таня, Нина и Катя. Может, они и зашивались, но пока просто сидели перед мониторами в большом пустом зале.

Затем Оксана проводила их на второй этаж.

– Здесь у нас сидит расчётная группа, они следят за дебиторской задолженностью. А напротив, - она распахнула дверь в такой же большой зал, но условно поделённый на квадраты – рабочие места, – трудятся в поте лица наши продажники. Что касается вас, сначала вы будете выполнять самую общую и простую работу и учиться-учиться-учиться, а там уж я решу, кого из вас куда сажать окончательно, ну а с кем мы попрощаемся. А пока…

Оксана оглядела всех троих и вынесла решение:

– Ты, - ткнула она в симпатичную девушку Юлю, – будешь сидеть внизу, в центре обслуживания. А вы двое посидите с продажниками. Вот у нас тут есть Лиза, по всем вопросам к ней. Когда меня нет, она – за меня. А я побежала, у меня дел ещё – хоть разорвись. Но если что звоните. Мой кабинет – соседний слева.

На пороге она повернулась и обратилась уже к Лизе:

– Ты давай, познакомь их со всеми и вводи в курс дела. Можешь давать какие-нибудь несложные поручения, но контролируй. И если что – тоже звони.

Дородная, пышногрудая, с густой огненной гривой Лиза выглядела полной противоположностью Оксаны Штейн, щуплой, невысокой, с короткой стрижкой и вообще больше похожей на мальчика.

Лиза невнятно и быстро назвала двух других девушек, небрежно махнув в их сторону пухлой ручкой и принялась рассаживать новеньких. Полину отправила за пустой стол практически у самого входа, а улыбчивого Берковича усадила по соседству с собой и почти сразу принялась кокетничать. Но так неуклюже и бесхитростно, что Полина едва сдержала усмешку. Однако этот мимолётный порыв перехватила одна из двух девушек и понимающе улыбнулась, а потом представилась:

– Я ­– Анжела. Может, пойдём покурим? – негромко позвала она, прихватив с собой папку-скоросшиватель.

Полина вообще-то не курила, но страсть как хотелось порасспрашивать кого-нибудь: как тут вообще, что за люди работают и, главное, какой он из себя, этот красавчик-босс. Его жгучий взгляд до сих пор волновал кровь.

***

Импровизированная курилка находилась в цоколе. Любители табака и уюта умудрились обустроить её по максимуму. Во всяком случае, если не смотреть на кирпичные стены, то антураж был вполне. Вокруг журнального столика, посреди которого стояла массивная глиняная пепельница, располагались кресла из кожзама. Для тех, кто любил этот процесс смаковать в одиночестве, стоял в дальнем углу диван. Ещё и репродукцию Босха кто-то придумал повесить на стену.

Полина в первый момент закашлялась, хоть в курилке и было пусто, но табачный дух так и плотно въелся в воздух, что горло сразу же нещадно запершило.

Анжела вынула из кармана розовую пачку Vogue. Щелчком выбила одну длинную тоненькую сигарету, вопросительно взглянула на Полину, затем предложила и ей.

– Не, я не курю.

– А зачем тогда…?

– За компанию.

– А-а, ну, компания – это хорошо, - кивнула Анжела, поднося зажигалку. Затянулась со смаком, выпустила облачко дыма. – Вообще-то, Ремир нас дрючит за курение в рабочее время. Как бы можно только в обед. Ну, у него вообще бзик на этот счёт. Бесится дико, если кто-то филонит. Чаёк там попить, с коллегами потрепаться среди дня – у нас такого нет. Зря улыбаешься. Советую, как можно дольше не знать, какой он в гневе. И вот нас бы сейчас за этот перекур он точно казнил. А заодно и Штейн, и Стоянова. Штейн ты видела, а Стоянов – наш коммерческий.

– В таком случае символично, - кивнула Полина на «Страшный суд».

Анжела равнодушно мазнула взглядом по картине и продолжила:

­– Но на наше счастье, Ремир сюда почти никогда не спускается. Не выносит запах табака. И мы этим бессовестно пользуемся.

– Что-то незаметно, - Полина обвела взглядом пустую курилку.

– Просто не все такие смелые, как мы, - хохотнула Анжела.

– А если тут такие жёсткие условия, почему тогда все продолжают работать, не ищут где получше?

– А где получше? Тут во всяком случае платят хорошо и вовремя. Зарплата белая. Соцпакет, все дела. Ну а то, что Ремир жилы из нас тянет, знаешь, тоже можно понять. Это ж его компания, собственная. Он её с руин, считай, поднял. Был бы мягкий и добрый, нифига бы у него не вышло. Те, кто давно тут работает, рассказывают, что раньше эта компания принадлежала его отцу. Он её лет двадцать назад основал с нуля. Потом трагически погиб, разбился на машине. Ну а завещал всё сыну. Только Ремир тогда ещё пацаном был, и компанией управляли его мать и отчим, ну и директора: коммерческий, финансовый, административный и вот наш Макс Астафьев, технический. Ну, как управляли? Только бабки тратили, воровали внаглую и для компании вообще ничего не делали. Кроме Макса. Он бился, как мог, чтоб компания не развалилась. Но что он один сделает против них всех? Но хотя всё равно кое-что всё же сделал. Говорят, если б не он, вообще сто пудов обанкротились бы. Ну а потом во владения вступил Ремир и устроил кровавую баню. Если что, это фигурально, – уточнила Анжела. – Но вообще, поувольнял всех с треском, у прежнего коммерческого отжал всё, что тот нажил непосильным трудом, финансового и административного вообще посадил. И ещё года два всех здесь кошмарил, пока всё ни заработало, как надо, потом постепенно успокоился. Отчима буквально без штанов оставил, никто не знает даже, где он теперь. Но Виктор Романович, это сейчас наш административный, а раньше, при отце Ремира, он кем-то вроде завхоза был. Так вот он уверяет, что видел его отчима на станции в каком-то Мухосранске, пьяного, оборванного, зачуханного, и в компании таких же забулдыг. Мать свою Ремир тоже выселил куда-то за город, коттеджик её прикупил недешёвенький, но заставил развестись и запретил снова замуж выходить или типа содержать её не будет.

– Нифига он жестит!

– А то! Короче, разобрался со всеми. Но зато, видишь, вместе с Максом как поднял компанию.

– А какой он вообще?

– Кто? Ремир? Что, на лицо понравился? Забей. Дохлый номер.

– Женат? – спросила Полина, а сама почему-то напряглась в ожидании ответа.

Анжела затянулась, затем качнула головой.

– Нет. Он просто биоробот. И для него, по-моему, в принципе не существует гендерных различий. Мужчины, женщины – пофиг. Мы все для него – рабы на галерах, которые должны пахать без устали. Ну вот разве что за зарплату нормальную. Алинку, секретаршу его, спроси, сколько раз она к нему подкатывала. Он её, как женщину, в упор не замечает. Хотя она же такая симпотная, на Мэрилин Монро похожа, другой бы сто раз воспользовался. А наш… Знаешь, если бы я не видела его выпившим, то вообще решила бы, что он не человек. Шучу, конечно, но правда, на корпоративах его как подменяют. Кстати, в следующую пятницу у нас будет корпоратив по поводу дня связиста, и у тебя будет возможность лицезреть вторую, тайную сущность нашего Ремира, которая проявляется только когда он… ­ – Анжела щёлкнула себя по шее. – Но это бывает, к сожалению, три раза в год. А в остальное время он реально стальной киборг – ни чувств, ни эмоций, нифига…

Плохо она знает своего босса, подумала Полина, вспомнив, как тот вчера смотрел на неё.

– Пойдём работать, что ли? Не хочется, конечно, но надо, - вздохнула Анжела, придавливая окурок в пепельнице. – Сейчас, главное, идти осторожно и прислушиваться… чтоб не попасться… А если вдруг что, ­– она потрясла папкой-скоросшивателем, – мы ходили по делам. Кстати, тебе про дресс-код не сказали? – спохватилась она, оглядев Полину.

– Сказали, я только сегодня так…

Лиза встретила Полину многозначительным взглядом, мол, где тебя носит, тунеядка.

– Вот тебе задание. – Она грохнула на стол перед Полиной высоченную стопку документов. – Всё это надо откопировать, застеплерить и подшить в папку регистратор. Ясно?

Уж что-что, а копировать Полина умела. Правда, тут надеялась выполнять работу посерьёзнее, но это ведь только первый день.

Ровно в час все подорвались обедать. Лиза позвала Артёма Берковича составить ей компанию, а Анжела утянула за собой Полину.

– У нас вообще-то на первом этаже есть кофе-бар. Там только бутеры, салатики, ну и пироженки всякие. Местные дамы туда, в основном, обедать ходят. А мужики бегают в кафе через дорогу, там очень приличный бизнес-ланч всего лишь за двести пятьдесят рублей. Предлагаю пойти в кафе.

– Давай, - пожала плечами Полина, хотя для неё сейчас двести пятьдесят рублей за обед – это совсем не «всего лишь».

Кафе было Полине уже знакомо – здесь она вчера коротала время до собеседования и не знала тогда, что на следующий день придёт снова, но в другом качестве. Брать бизнес-ланч она не стала, хотя Анжела уверяла, что это вкусно. Ничего, заценит здешнюю кухню позже, когда получит зарплату, а пока можно обойтись и овощным салатиком.

– Зря отказалась, солянка – вообще объедение!

– Салат тоже ничего, - улыбнулась Полина.

– На Лизу внимания сильно не обращай, – без всяких логических переходов сообщила Анжела. – Штейн оставляет её за себя, когда уходит в отпуск. А в другие дни, она – такая же, как мы. Но побывав и.о.*, наша Лиза уже не может выйти из роли, вот и строит из себя важную начальницу. Смешно просто. Будет тебя сильно доставать, смело шли её лесом, дуру эту. Думаешь, почему Оксана её за себя оставляет? Потому что Лиза перед ней выслуживается и на нас стучит. Знаешь, как её у нас в отделе прозвали? Лизун или Лизунья. А ты видела, как она распушила хвост перед новеньким мальчиком? Позорище…

Вообще-то, Анжела ей понравилась. Девушки редко когда выказывали к ней расположение. И выглядела она на все сто, ухоженная, стильная. Длинные иссиня-чёрные волосы собраны в тугой хвост. Макияж – безупречный. В ушах – белое золото с крохотными бриллиантиками. Даже тёмно-серое платье, вроде совсем простое, смотрелось на ней дорого.

Весь обед Анжела мыла кости Лизе. Видимо, накопилось. Полине даже стало жалко эту Лизу, но ненадолго. Как только они вернулись в офис, та накинулась на неё с претензиями:

– Я тебе поручила самую простую работу! Для дураков. А ты даже с этим не можешь справиться. Только половину сделала! У нас рабочий день не двадцать часов. Шевелиться надо и всё делать быстро.

Беркович при этом откровенно балду пинал и, конечно же, улыбался, но это Лизу нисколько не раздражало. Анжела подавала мимикой знаки, мол, лесом её шли.

– А у Артёма какое задание? – спросила она Лизу.

– А твоё-то какое дело? – взвилась Лиза.

– Просто он сидит и дурью мается, а я полдня стою у копира. У меня уже ноги отваливаются.

– Он базу клиентов изучает!

– А можно я теперь буду базу изучать, а он покопирует?

– Это мне решать, кому и чем тут заниматься!

Лиза воинственно подпёрла бока руками и двинулась на Полину.

– Что тут за крики? – раздалось за спиной. Оксана Штейн.

– Она работать отказывается, – заявила Лиза.

– Это не так! – выпалила Полина. Ей хотелось, конечно, повозмущаться, но жаловаться начальнице на Лизу, на несправедливость, на уставшие ноги и монотонное, тупое задание, растянувшееся на много часов, было бы глупо. Только себя показала бы скандалисткой и лентяйкой. Так что с гонором лучше пока повременить. Тем более когда ты на испытательном сроке. Поэтому она, мило улыбнувшись, спокойно продолжила: – Я просто хотела попросить Лизу дать мне ещё какое-нибудь задание, помимо копирования. Вот и всё. А работать мне очень даже нравится.

В подтверждение своих слов она изобразила смирение и с показным усердием принялась дальше копировать и степлерить. Закончила без четверти шесть.

– На вот, – Лиза всучила ей ещё стопку, правда, тоненькую.

– Тоже копировать? – с трудом сдерживая раздражение, спросила Полина.

Лиза взглянула на неё, как на умственно-отсталую.

– В приёмную отнеси. Отдай секретарю, скажи – директору на подпись. Ясно?

Идти в приёмную совершенно не хотелось, но возражения, очевидно, не принимались.

«Быстро заскочу, суну секретарше бумаги и бегом прочь. Домой!».

Перед дверьми приёмной Полина вдруг разволновалась. Увидеть его, этого Ремира, и хотелось аж до замирания, и было боязно. А вот с его секретаршей она вообще с удовольствием больше никогда бы не встречалась. Тем не менее войдя, она вполне дружелюбно поздоровалась. Но Алина вместо ответного приветствия смерила её недовольным взглядом и уже собиралась высказать явно что-то малоприятное, но застыла.

Полина услышала за спиной шум, звук шагов, мужские голоса. Она не видела, кто вошёл в приёмную, не оглядывалась, но тотчас почувствовала – среди них есть он. Сердце пропустило удар, а внутри уже проснулась знакомая дрожь.

– Может, просто прижучим этого наполеона, а? – спросил кто-то. Не он.

– Потом об этом поговорим. – Он! Его голос! Низкий, волнующий, с хрипотцой. Спину её, плечи, руки тотчас подёрнуло мурашками. Между лопаток зажгло – наверняка от его взгляда.

«Поздороваюсь и сразу уйду».

Закусив нижнюю губу, Полина обернулась и утонула в чёрных жгучих глазах. Он и впрямь смотрел на неё. И мысли все до единой исчезли, а в голове точно вакуум образовался.

– Бумаги ваши давайте! – услышала она раздражённый голос Алины, однако не сразу поняла, о чём та, к кому обращается, какие такие бумаги требует. А потом он отвёл взгляд, и морок спал. Вернулись мысли, вернулось осознание реальности. Она сунула секретарше стопку, которую сжимала крепко-крепко, и направилась на выход. Только вот пройти надо было мимо него, а он, даже не глядя в её сторону, излучал настолько мощное поле, что стоило приблизиться, как организм вновь начинал сбоить: трепетать, слабеть, наполняться жаром.

На ватных ногах она всё-таки дошла до двери, когда он остановил её:

– Полина Андреевна, вам вчера объяснили насчёт дресс-кода?

Она развернулась – он смотрел на её ноги. Неторопливо оглядел лодыжки, коленки, голые руки. Полина почувствовала, как зарделись щеки и вопреки воли внутри разлилось тепло. Затем он поднял глаза и придавил её тяжёлым, тёмным взглядом.

– Я всё вчера ей объяснила, Ремир Ильдарович, - подала голос Алина. Он на неё не отреагировал, потому что и так это знал. Вопрос его был просто преамбулой к унизительной отповеди.

– Вы к нам зачем устроились? Прелести свои демонстрировать? Если так, то вы явно ошиблись местом. Для этого есть другие заведения. А здесь шлюховатый вид неуместен…

Шок, видимо, отупляет. А как ещё объяснить, что она не могла ни звука вымолвить, ни с места сдвинуться, ни даже глаз отвести? Его слова били наотмашь, ранили до крови. Хотелось съёжиться, закрыть уши, убежать прочь, но она стояла, точно остолбенев, и всё это выслушивала, плавясь под его взглядом. Потому что взгляд его совершенно не соответствовал словам. Потому что взгляд его горел такой всепоглощающей страстью, что дух захватывало и будило самые стыдные мысли и желания.

Неконгруэнтность*, вдруг вспомнилось из психологии.

– Рем, девушка уже всё поняла, идём, – вмешался второй мужчина. Он и вчера был здесь, припомнила Полина. Господин Долматов наконец отвёл взгляд.

Полина как ошпаренная выскочила из приёмной. Её так и колотило всю. За что он так с ней? Ну да, нарушила какой-то дурацкий дресс-код. Но эта же сущая мелочь, чтоб вот так… на людях… Обидно, больно до слёз. И она бы точно разрыдалась, если бы никого кругом не было и если б он при этом так на неё не смотрел .

Расстроенная, но ещё больше обескураженная, Полина вернулась на второй этаж, безразлично выслушала от Лизы комментарии по поводу своей расторопности, затем получила дозволение идти домой и спустилась в холл. Там её окликнул тот самый мужчина, который утром проводил её в кадровую службу. Правда, сама Полина его не узнала – все они здесь выглядели одинаково, пока не приглядишься: костюмчики, галстучки, прилизанные причёски. Как тут кого запомнишь? Но он не обиделся, сообщил, что он Никита из отдела программирования и даже предложил подвезти, куда нужно.

После встречи с директором ноги её еле держали, так что Полина приняла его предложение с благодарной улыбкой.

________________________________________________________________________

Неконгруэнтность* – несоответствие, даже противоречие, например, мимики и слов.

Глава 10

Поход в «Армению» здорово выбил Ремира из колеи, начиная уже с того, что на работу они с Максом заявились на полтора часа позже положенного. Хотя он взял себе за правило по возможности не опаздывать. При всём при этом если Астафьев был бодр и энергичен, как будто и не он вчера хлебал гранатовое вино как воду, то Ремира так и тянуло в комнату отдыха прикорнуть.

До обеда он ещё кое-как продюжил, а потом закрылся у себя и, скинув туфли, растянулся на диване. Доспал недоспанное, и вроде полегчало. Но всё равно и после обеда из кабинета не выходил – ордонансы рассылал по почте, контролировал по телефону и даже встречу с директором «Экспресс-доставки» перенёс на после праздников.

Уже в конце дня от Касымова прилетело по электронке сообщение с копией коммерческому директору. Неутомимый Астафьев как раз заскочил с какой-то новой идеей по развитию сетей.

– Подожди минуту, тут депеша от маркетинга пришла. – Ремир кликнул по конвертику.

«Уважаемый Ремир Ильдарович, по поводу оттока трафика двух наших VIP-клиентов удалось выяснить следующее: и «СУОЛ», и «Облмаш» частично перешли к оператору «СармаТелеком». Оператор на рынке совсем недавно, а именно в ЕГРЮЛ* зарегистрирован всего год назад. Окучивает, в основном, новые жилые комплексы за пределами города. Каналы арендует у «Ростелекома». Генеральный директор «СармаТелеком» – Назаренко Даниил Романович…».

Ремир на мгновение подвис, неотрывно глядя в монитор. Это ведь наверняка он. Чёртов Назар.

Ремир набрал его имя в поиске, и Гугл с готовностью вывалил уйму ссылок, в том числе и с фотографиями. Точно – он. Только какой-то вид у него неважнецкий. Заплывший весь, плешивый, лет на десять старше себя выглядит. Но он это! Сомнений никаких.

– Что такое? – обеспокоился Астафьев.

– Ничего, – задумчиво ответил Ремир, просматривая результаты поиска.

Ну и как это понимать? Откуда он только выполз? Сарма, блин, телеком! Почему он вообще сунулся в связь? Его же отец строительством неплохо занимался.

– Просто у тебя такое лицо сделалось…

Но Ремир пропустил замечание Макса мимо ушей. Странно всё это, думал он. И даже как-то подозрительно. Три дня назад вдруг появилась ниоткуда Горностаева. Сегодня – Назаренко. Не слишком ли много приветов из прошлого за столь короткое время? В банальное совпадение верилось с трудом. А если ещё принять во внимание грядущий тендер и випов, уплывающих из-под носа, картина складывалась малоприятная. Во всяком случае, тут было, о чём призадуматься.

Ремир велел Алине немедленно вызвать Касымова и Стоянова. Коммерческий явился сразу, он сидел на этом же, седьмом этаже. А спустя пару минут пришёл и начальник отдела маркетинга.

– Откуда сведения? – кивнув на экран монитора, Ремир обратился к Касымову.

– У меня одноклассник – менеджер по продажам в СУОЛе. По моей просьбе всё выяснил. «СармаТелеком» вышли на них два месяца назад и сразу перебили нашу цену. Самое интересное, что они как будто точно знали, что именно им нужно, как, в каких объёмах, в общем, предложили всё то же, что даём мы, но на пять процентов дешевле. С «Облмашем» после этого разговаривал уже я сам, вот, буквально час назад. Та же ситуация. Но есть ещё кое-что. В «Алюкоме» работает мой… ну неважно… в общем, родственник. Я вот прямо сейчас звонил ему – оказывается, и туда пришло коммерческое предложение от той же «Сармы». И предлагают они снова не наобум, а именно то, что тем нужно, и опять же на пять процентов дешевле. Но у них там, в «Алюкоме», всё сложно с договорами, поэтому они сказали, что до конца года ничего менять не будут.

Ремир нахмурился. Это, вообще, нонсенс, чтобы какой-то мелкий, недавно вылупившийся оператор вёл себя настолько нагло и агрессивно. Это там какие капиталы и связи должны стоять, чтобы вот так борзеть?

– И что это за наполеон такой у нас выискался? – включился в разговор Астафьев. Ремир повернул к нему монитор.

– Назаренко… Назаренко… Что-то знакомая фамилия. А не он директор «Сибстроя»?

– Он, – мрачно кивнул Ремир, – а это его сын.

– Да-да, «Сарма» предоставляет интернет как раз во всех жилых комплексах «Сибстроя», – подхватил Касымов. – Но я не пойму, как они на наших випов вышли с таким ювелирно-точным предложением.

– Да что тут непонятного? – хмыкнул Астафьев. – Ясно же, кто-то им сливает их. Вообще, Рем, надо срочно узнать, кто. Иначе ведь и тендер с Авиазаводом сольют.

– А ты чего молчишь? – Ремир повернулся к притихшему Стоянову. – Тебе, мать твою, не о баттлах в танчиках надо было думать, а о том, что творится в реале. Это вот всё твои клиенты. Ты их отработал, а теперь они уходят. И ты даже не в курсе. Мне зачем такой коммерческий? Вон Касымов, оказывается, куда шустрее.

– Ремир Ильдарович, я завтра же, ну то есть, после праздников с ними проведу переговоры. Я… я в хороших отношениях с их руководством.

– Всё. Ступайте, мне подумать надо.

Стоянов и Касымов тотчас удалились. Макс остался, но с разговорами не лез. Молча прохаживался вдоль полок, почти полностью занимавших одну из стен. Разглядывал статуэтки, кубки, сувениры, книги, как будто впервые видел. На самом деле просто знал, что когда Долматов вот так замыкается, лучше его не тормошить. Когда дозреет – скажет сам.

***

Ситуация и впрямь вырисовывалась препаршивая. Даже если б то был не Назар, а любой другой, кто угодно. Ну а тут и вовсе – просто пакость, а не ситуация.

Но больше прочего тревожила всё та же навязчивая мыслишка: «Почему Назаренко и Горностаева появились у него на пути практически одновременно?".

А вдруг они до сих пор вместе, и она – этакая Мата Хари?

Но… он сам ведь её выбрал, из огромного списка, причём наткнулся случайно. Они же не могли знать заранее, что он выберет именно её. Да и випов, если кто и слил, то уж точно не она, а тот, кто здесь работает не первый месяц.

И всё же в свете всей этой ситуации Горностаева теперь внушала ещё большее подозрение. И собственная выходка взять её на работу для непонятного даже самому себе куража выглядела совсем уж идиотской.

Оксана Штейн сегодня отчиталась, что все трое явились вовремя, осваиваются. Надо бы ей сказать, чтобы ничего такого Горностаевой не доверяла. Пусть бумажки перекладывает неважные или ещё какой-нибудь рутиной занимается, но чтоб никакого доступа к документам, что несут коммерческую тайну.

Он снова открыл её резюме. Тут на фото она выглядела иначе – моложе, задорнее. Интересно, в чём она сегодня заявилась на работу? Что-то он забыл спросить об этом у Штейн.

Может, поручить безопасникам пробить её? Во всяком случае, тогда он будет знать наверняка, есть у неё связь с Назаренко или нет.

С кем у неё там связь, ему, естественно, плевать, рассуждал он. Это просто важно для бизнеса, а так – ничего личного. Хотя с Назаренко трудно обойтись без личного, даже несмотря на то, что когда-то он уже отомстил ему за унижение. Отомстил-то, правда, по-детски. Ну так и лет ему тогда было сколько? Едва восемнадцать стукнуло. На большее ума ещё не хватило.

Тогда, спустя два года, после истории в «Голубых елях», Ремир отыскал Назаренко. К счастью, отыскать его оказалось проще пареной репы – спасибо всё тем же соцсетям. Тот постил себя в большом количестве и во всех ракурсах. Информацией делился менее охотно, но всё же основное Ремир извлёк – Назар учился на юридическом и как раз перешёл на третий курс. Пришлось, правда, пару дней покараулить впустую, но на третий раз удача улыбнулась. Уже на подходе к институту, Ремир увидел его в окружении сокурсников – двух парней и трёх девчонок.

Назаренко его не узнал поначалу. Хлопал недоумённо глазами, посмеивался, оглядываясь на свою компанию. Конечно, за два года Ремир сильно вырос, стал выше него, к тому же раздался в плечах, окреп. Сказались и усиленные тренировки каратэ кёкусинкай.

– Да ты не парь мне мозг, – хохотнул Назаренко. – Ты скажи прямо, кто ты и что тебе от меня надо.

Ремир отхлебнул из банки колу и тихо произнёс:

– Маугли.

И тот сразу же вспомнил, правда вглядывался несколько секунд недоверчиво, на шрам под глазом пялился, но всё же вспомнил, признал – Ремир видел, как менялось выражение его лица. Всю гамму наблюдал – от удивления до замешательства и страха.

Назаренко он тогда попросту избил. Ну, хорошенько так избил. А потом на него, скрюченного на земле в позе эмбриона, вылил остатки колы. Досталось и двум его дружкам. Их вообще-то трогать не хотел – те просто под горячую руку подвернулись, кинулись на помощь приятелю.

Тренер всего этого крепко не одобрил бы, но было плевать. Этот момент он долго вынашивал. Да и не впервой ему нарушать заповеди каратиста, точнее, гибко истолковывать.

Так, например, он разобрался и с новыми одноклассниками, которые взяли в моду поджидать его после уроков и бить толпой. Это у них называлось «прописка». И отчиму навалял от души при первой же возможности. Тот ведь убедил мать, что не стоит тратиться на дорогую гимназию, когда можно отдать пацана в обычную школу и плевать, что тем самым они пустили коту под хвост все минувшие годы учёбы, кучу денег и, самое главное и самое прискорбное, лишили его возможности попасть на САФ**, куда иначе просто не пробиться. Опять же отчим науськивал мать спускать капиталы в трубу и жить на широкую ногу вместо того, чтобы развивать технологии, и в итоге едва не довёл компанию до ручки. Он не давал встречаться с отцовскими родственниками и распродал за бесценок фамильную коллекцию старинного оружия – гордость отца. Да много всего было. И если бы не Астафьев, который всегда оказывался рядом в самый нужный момент, то Ремир, наверное, совершил бы что-нибудь непоправимое.

Макс, кстати, и отвёл его на каратэ, заметив непроходящие синяки, и даже платил федерации из собственного кармана, потому что мать и тут с подачи Толика наотрез отказалась от лишних трат. Впрочем, Макс, пацифист по природе, тоже не одобрил бы таких методов. Так что ему Ремир про Назара никогда не рассказывал.

* ЕГРЮЛ – единый госреестр, где регистрируются все юридические лица

** САФ – Сибирско-Американский факультет Госунивера, жутко престижный, где взращивают топовых менеджеров и управленцев.

После того случая они встречались с Назаренко ещё раз, случайно, на Байкальском экономическом форуме. Оба друг друга узнали мгновенно, и оба сделали вид, что друг друга не знают.

Назаренко тогда, помнится, был юристом у своего отца, и вот какого чёрта его вдруг в связь потянуло?

Последнюю фразу Ремир, оказывается, произнёс вслух, потому что Макс тут же отозвался:

– Ты про этого Назаренко? Что, знакомый твой?

– Виделись.

– И что за тип?

Ремир скривился. Макс понимающе хмыкнул.

В животе вдруг протяжно заурчало.

– Голодный, что ли? – усмехнулся Макс.

– Ну, есть немного… я обед продрых.

– Так пойдём в кофе-бар спустимся?

– Можно.

Они вышли в приёмную.

Сразу, сию секунду возникло то же удушающее, напряжённое чувство. Будто в воздухе застыло предощущение грозы и бури, ну или ещё чего-то такого же, стихийного и неконтролируемого.

И точно – рядом со стойкой Алины стояла она, Горностаева. Ремир тотчас утратил нить разговора, и вообще забыл, куда они направились, зачем... Уйти бы скорее, от греха, но нет, зачем-то остановился. Уставился ей в затылок, в спину.

Под полупрозрачной тканью явственно просвечивала кожа, позвонки, тонкие бретельки. Во рту мгновенно пересохло. Еле смог от неё отвлечься, повернулся к Максу, а у самого взгляд заволокло, мыслей здравых – ни одной. Астафьев перехватил взгляд, посмотрел на Полину и сразу расплылся в улыбке «ну-я-же-говорил-я-же-так-и-знал».

Вот эта улыбка и привела Ремира в чувство, отрезвила, словно пощёчина.

– Полина Андреевна… – позвал её.

Голос звенел сталью. Ну хоть голосом владел, слава богу.

Только дёрнул же чёрт на ноги её зачем-то посмотреть. Она повернулась и, конечно же, увидела, куда он так пялится… И всё равно лишь раза с пятого получилось оторвать взгляд от её ног, чтобы тотчас увязнуть в глазах. Однако невероятно, но факт – сумел же при этом высказать всё, что хотел.

Вообще, он сам не мог объяснить, почему вдруг захотелось причинить ей боль именно сейчас, именно вот так. А почему, собственно, нет? Рассуждал он, пока ехал с Максом в лифте и рассеянно кивал его словам, смысл которых почему-то не улавливался.

Во-первых, ведь изначально так и планировалось. А во-вторых, любой своей сотруднице он тоже выдал бы отповедь в подобной ситуации. Правило есть правило, и нарушать его не моги. Ибо с такой малости всё и начинается: сегодня человек приходит в чём вздумается, завтра опаздывает, послезавтра появляются мысли: "И так сойдёт". А печальный итог этой расхлябанности ему уже известен.

Так что да, любого бы за подобную вольность он однозначно отчитал. И никаких там угрызений совести и прочей глупости ни на секунду не почувствовал. Тут же почему-то неотвязно и противно свербело ощущение, будто поступил он как-то некрасиво, мелочно, что ли.

Хотя если разобраться – ну ведь прав. За дело ведь, а не просто так. Он ещё, можно сказать, подбирал выражения – вот именно ей хотелось и не такое выдать, а всё равно на душе было муторно. И муторно – это ещё полбеды. Уж с совестью своей он как-нибудь договорится. Настораживало другое.

В тот момент он увидел в её взгляде не страх, что наблюдал тысячу раз у всех, кого распекал, и не призыв, полный бесстыдства, как вчера на собеседовании, а нечто иное, чему дать название он даже и не мог. Но вот это иное неведомым образом проникло в него, засело где-то в груди, да и в мыслях тоже, и томило теперь пуще прежнего, не давая покоя. Почему она так на него смотрела?

Бар внизу оказался уже закрыт, и Макс заманил Ремира в кафе через дорогу. Взяли по солянке и по плову.

– Это она в Новоленино живёт? – спросил вдруг Астафьев.

Ремир хотел было ответить резко, потому что терпеть не мог посягательств на своё внутреннее пространство, даже со стороны Макса. Но тут увидел в витражное окно Горностаеву вместе с программистом, Никитой Хвощевским.

Оба прошли на парковку, сели в его «Чайзер» и укатили.

– Суп-то остыл уже, – заметил с усмешкой Макс.

Ремир отбросил ложку и поднялся из-за стола, припечатав его взглядом.

– Куда ты? Садись ешь…

– Аппетит пропал, - процедил он и вышел из кафе.

Глава 11

– Куда едем? – спросил Полину Никита с улыбкой заправского обольстителя.

– В детскую больницу на Гагарина, – оставляя посыл без должного внимания, ответила Полина.

Никита скроил гримасу то ли сочувственную, то ли недоумённую. Понятно, что его одолевали вопросы, задать которые он не решался. Поэтому, чтобы не ходить вокруг да около, Полина сама решила прояснить ситуацию:

– У меня там дочь лежит. В кардиохирургии.

– Мне жаль, – вполне искренне произнёс Никита, но интерес в его глазах сразу потух.

Но главное – до места довёз. И очень хорошо. Полина переживала, что на дорогу уйдут драгоценные минуты, и с Сашкой совсем мало удастся побыть. Жаль лишь, что врача она уже не застанет.

Каждый визит в больницу, неважно, какой по счёту, выкачивал из неё все силы, опустошал полностью. Смотреть на Сашку было невыносимо, и привыкнуть к этому никак не получалось. Всякий раз – словно бритвой по сердцу. И отчего-то особенно рвала душу тишина. И Сашуля, и другие крохи в её палате никогда не плакали. Страдали молча. И эта тишина казалась пугающе противоестественной.

Ещё и от Даниила ни слуху ни духу. Прошли уже сутки, и последние часы она ждала звонка ежеминутно. Постоянно проверяла телефон – не сел ли. Несколько раз порывалась набрать его сама, но одёргивала себя: зачем человеку надоедать? Ведь если б был результат, он бы уже сам позвонил. Однако же как трудно давалось это терпение.

***

Домой добралась опять к девяти и опять совершенно вымотанная. Сил хватило только на то, чтобы принять душ, затем соорудить бутерброд и залечь с ноутбуком на диване. Это уже практически стало ритуалом, во всяком случае одни и те же атрибуты повторялись из вечера в вечер: тюрбан из полотенца на голове, бутерброд в руке, ноут на коленях.

Только обычно получалось так: Полина намеревалась почитать новости или посмотреть кино, в общем, отвлечься от больничных проблем. Но незаметно для самой себя вновь и вновь зависала на каком-нибудь форуме, посвящённом Сашкиному недугу, хотя, в общем-то, уже на сто рядов перечитала всевозможные медицинские статьи об аортальной недостаточности и лечении этого порока, просмотрела сотни чужих историй, а с некоторыми, кто перенёс подобное или кому оно ещё предстояло, даже вступила в переписку. Почему-то от этого общения становилось легче. Не так одиноко. И к тому же убедилась, что Яков Соломонович не впустую её обнадёживал: замещение аортального клапана последние годы и в самом деле вовсю проводили в отечественных клиниках. И хотя операция Росса сама по себе технически очень сложная, прогноз у неё чаще всего благоприятный. Во всяком случае, если всё проходит хорошо, то человек затем ведёт полноценный образ жизни без всяких диуретиков, ингибиторов и гликозидов, без ограничений и строгих диет, без страха задохнуться во сне. Словом, было на что надеяться. Но всё равно начитавшись всякого, она потом ещё долго ворочалась, терзалась страхами, не могла уснуть.

Сегодня тоже на душе было неспокойно, хотя эта тревога уже давно переросла в хроническое состояние. Однако время спустя Полина поймала себя на том, что вместо привычных форумов придирчиво разглядывает фотографию с какого-то светского мероприятия, на которой блистали во всей красе Ремир Долматов и его спутница. Её имя даже не называлось, подметила Полина. Значит, не так уж и много она для него значит. Может, вообще подружка на раз?

Но тут же себя и одёрнула: «Тебе-то какое дело? На раз или на два? Он – твой директор. Пусть красивый, пусть безумно сексуальный, но он – просто босс. С ним не может, не должно быть никаких отношений, кроме сугубо рабочих. Тем более после сегодняшнего».

Однако именно «сегодняшнее» и не давало покоя. Гад он, конечно, думала Полина. Какого чёрта так её отругал, оскорбил при людях? Эта его ручная болонка Алина наверняка хвостиком от радости виляла. Впрочем, и злиться, и обижаться, и негодовать можно сколько угодно, но тот его взгляд до сих пор волновал так, что внутри всё сладко сжималось.

Сначала Полина пыталась отогнать эти глупые мысли. Уж ей-то есть о чём переживать, помимо вздорного тирана-директора. Но глупые мысли не желали уходить, настырно лезли в голову, будоражили кровь, вызывали совсем уж какие-то нереальные фантазии...

***

Выходные-праздники пролетели быстро. Все три дня Полина металась между домом, рынком, больницей и банками. Объездила адресов, наверное, двадцать из тех, что работали по субботам. Но без толку. Везде требовали справку с места работы, а конторы, что сулили быстрозайм под бешеный процент, но зато без всяких справок, такую большую сумму не давали.

Полина старалась слишком уж не унывать, уповая на Назаренко. И вообще не унывать, иначе опустятся руки. А раскисать нельзя.

Дел домашних она свернула громадьё – перестирала всё, перегладила, убралась в квартире и на балконе, даже до люстры, что висела в зале, в кои-то веки добралась.

Эту старую, с хрустальными висюльками люстру, оставшуюся ещё от бабушки, она раз сто советовала Ольге выбросить и искренне недоумевала, зачем сестра хранит такое старьё. А вот теперь сама не могла от неё избавиться, руки не поднимались. Руки и в самом деле не поднимались после того, как она перемыла и обтёрла с нашатырём каждую висюльку.

Вообще-то, к порядку в доме Полина относилась без рьяного фанатизма. В грязи не зарастала, конечно, но если вещь лежала не на месте, это её абсолютно не нервировало. И вот такие генеральные уборки случались непредсказуемо и нечасто. В этот раз, например, она просто не знала, чем себя занять, а сидеть сложа руки, ждать звонка от Назаренко, переживать, как там Сашка и думать о новой работе и новом начальстве – это же с ума сойти можно. А когда руки заняты, то и мысли дурные в голову не лезут.

Что странно, грядущая рабочая неделя её ничуть не напрягала. Совсем не было того гнетущего чувства, которое наваливалось каждое воскресенье на предыдущем месте работы. Даже напротив, Полина отметила с удивлением, что в груди трепещет лёгкое, приятное волнение, похожее на предвкушение. Словно у старшеклассницы перед школьной дискотекой.

Хотя с чего бы ему взяться, предвкушению? Коллектив в «ЭлТелекоме» довольно сволочной. Взять хотя бы надменную секретаршу Алину, или перегарную кадровичку, или вот злючку-Лизу. Сама работа – тоже не предел мечтаний. Весь день копировать! Это же отупеть можно. И всё равно логика тут была бессильна – все такие понятные и очевидные минусы с лихвой перекрывал один лишь непонятный, но такой страстный взгляд господина Долматова. Даже под аккомпанемент оскорблений. Шлюховатый вид! Это же как обидно!

«Да это очень даже обидно! И оскорбительно. И несправедливо», - повторила она себе с назиданием, мол, опомнись, приди в чувство. Но сердце в ответ лишь радостно дрогнуло. Завтра она снова увидит его…

Полина разозлилась на себя. Что она как кошка, в самом-то деле? Где гордость? Где праведный гнев? Где… А может, и не увидит. У них ведь этажи разные. В пятницу, к примеру, они встретились в приёмной случайно. Если бы Лиза её не отправила с бумагами, если бы он в тот момент не вышел из кабинета… Хотя в таком наряде, какой она таки купила себе, лучше бы он её и впрямь не видел.

Нет, всё по дресс-коду: мышиного цвета блузка с длинными рукавами, простая и строгая, но ткань с претензией на атлас; чёрная юбка-карандаш чуть ниже колен, балетки. Только вот куплено всё это добро на китайском рынке. И беда не в том, что вещи дешёвые, а в том, что они вопиюще дешёвые, и это было видно. Это бросалось в глаза, прямо-таки кричало. Даже приглядываться особо не нужно, чтобы заметить, что материал третьесортный, что нитки торчат бахромой, что разухабистые строчки идут вкривь и вкось, а швы топорщатся. И если после стирки юбка более или менее разгладилась и села по фигуре, то блузка, напротив, превратилась в бесформенную тряпку. Надеть такую – и смело можно на паперть идти за подаянием.

Собственно, так оно и есть: всё упиралось в деньги, которых кот наплакал, а надо ещё как-то дотянуть до десятого, когда квартиранты, что снимают квартиру родителей, заплатят за следующий месяц. Так что всб следующую неделю придётся позориться в этом безобразии.

Была мысль рискнуть и заявиться снова в чём-нибудь запрещённом, такого у неё много – красивого, дорогого, всякого. Но Полина отогнала эту мысль как деструктивную: гнев господина Долматова, если уж честно, почему-то её не слишком пугал, а даже наоборот – будоражил, но зато пугали последствия. Она ведь пока там на птичьих правах. Вдруг он уволит её за неподчинение? Такие вот командоры, которые, ко всему прочему, вспыльчивые и горячие, физиологически не переносят ослушания. И на расправу быстры. Поэтому тряпка так тряпка, вздохнула Полина, уныло взирая на испорченную блузку. Сестра её, любительница этномоды, тоже вон вечно носила какие-то балахоны и при этом любые критические выпады в свой адрес парировала: «С лицом – всё к лицу».

***

Рабочая неделя из-за праздников началась со вторника. Полина приехала сильно заранее – лучше уж так, решила, чем волноваться: сяду в маршрутку – не сяду? Успею вовремя – не успею?

Пришла минут за тридцать, и то отнюдь не первая. Утро только началось, а на работе уже кипели страсти. Оксана Штейн с перекошенным лицом носилась из кабинета в кабинет с указаниями, дёргала всех по поводу и без, хватала какие-то бумажки. Лиза и Анжела, обе бледные, напряжённые, в темпе аллегро фуриозо печатали по её просьбе отчёты. Девочки-дебиторщицы приносили какие-то таблицы. И все жутко нервничали.

Полина и Беркович взирали на весь этот хоровод в улье с лёгким недоумением: что такого случилось в праздники, что все как с ума посходили? Их не трогали, задания им не давали и на все вопросы отмахивались: «Не до вас сейчас!».

Без пяти десять Оксана ворвалась к ним в очередной раз, сграбастала документы, которые ей подготовили девчонки и помчалась на выход.

– Ни пуха! – крикнула ей вслед Лиза. И затем наступило затишье, но какое-то тяжёлое, даже гнетущее.

– Покурим? – предложила Полине Анжела. Та с готовностью присоединилась, проигнорировав осуждающий Лизин взгляд.

– Минут сорок, а то и час можно дышать свободно, – сообщила Анжела, когда они спустились в курилку.

На этот раз там было довольно людно и дымно. Полина в первый момент закашлялась.

Трое мужчин заняли кресла вокруг столика, ещё один, кислый и взъерошенный, – забился в угол дивана и смолил в одиночестве.

Троица встретила девушек вполне дружелюбно, шутками, улыбками, комплиментами, но вскоре они ушли. А следом за ними – и одиночка. Вернее, его Анжела спугнула:

– Эй, Маратик, ты там что, махорку куришь? Навонял! На вот, попробуй нормальные сигареты.

Маратик занервничал, задёргался и, не докурив, сбежал, путаясь в широченных штанинах.

– Он чего такой? – хмыкнула Полина.

Анжела покрутила пальчиком у виска.

– Да у него не все дома. От женщин шарахается как от чумы. Хотя он и с мужиками не контачит. Короче, с приветом.

– А как же он тут работает? – удивилась Полина.

­– Знаешь, неплохо. Он же программист, причём крутой. Хакер! А Ремир таких любит.

– Он любит хакеров?

– Да не хакеров, а тех, кто что-нибудь круто умеет делать. Короче, талантливых он любит. У него прям слабость к таким. И многое им прощает. Вот Маратику, видишь, даже позволяет опаздывать. Или болеть без больничного. А Никите Хвощевскому, он из того же отдела, и за меньшее влетело так, что мама не горюй. А в чём Маратик ходит, видела? Это же отрепье какое-то. А Ремир типа не замечает...

Полине отчего-то стало неловко за свой неприглядный наряд, особенно перед Анжелой, у которой кофточка, тоже, кстати, серая, была явно из дорогого бутика.

– А почему сегодня все такие напряжённые? – перевела она разговор.

– Так сегодня же вторник! А-а, ты же не знаешь. По вторникам у нас планёрки. Сейчас Ремир всех начальников отымеет, а потом они – нас. Цепная реакция. Но нам ещё со Штейн повезло. Она особо не свирепствует. А вот когда за неё оставалась Лиза, так та после планёрки полдня сначала плакала, а оставшиеся полдня орала на всех, как собака бешеная.

Полине хотелось спросить ещё что-нибудь про директора, но так, чтобы это не навлекло ненужных подозрений. Пока она думала, с какого боку зайти, у неё завибрировал сотовый и на экране высветился неизвестный номер.

Она тотчас внутренне напряглась, все эти незнакомые номера её нервировали уже на уровне рефлексов. Боялась дурных вестей. Хотя на этот раз новость и в самом деле её страшно расстроила. Звонил Назаренко.

– Поль, прости, ничего не получилось, - извинился он. – У отца тоже все деньги в обороте. У друзей поспрашивал – никто такой суммой не располагает… Я бы очень хотел помочь, но не могу.

– Но ты же…

– Сорри, у меня по второй линии вызов. Потом как-нибудь созвонимся, – поспешно завершил он разговор и отключился.

Полина чутьём понимала – врёт Назар. Наверняка он даже ни у кого и не спрашивал. И если уж откровенно, то она сразу это почувствовала, ещё у него в офисе, но предпочитала тешить себя надеждой. Глупо! Только время зря упустила.

– Что-то случилось? – спросила Анжела.

Полина неопределённо дёрнула плечом – выворачивать душу перед ней не хотелось. Они знакомы всего ничего. Да и вообще Полина не любила ныть и жаловаться. Не потому что такая стойкая, просто с детства нравилось сиять. Ещё и мама всегда твердила, что унылых и нытиков никто не любит, зато все любят позитивных. Откровенно говоря, с любовью как-то не вышло, то ли мама ошибалась, то ли ещё что не так. Но привычка казаться неунывающей осталась.

Иногда, конечно, невыносимо хотелось кому-нибудь поплакаться, но было некому...

***

И правда, после планёрки Оксана вернулась как выжатый лимон. Вяло отчитала за что-то Анжелу, пожурила Лизу, новеньким раздражённо посоветовала включаться в работу побыстрее.

На обед Анжела снова позвала Полину в кафе.

– Опять овощной салатик? – с усмешкой спросила она.

Но на этот раз Полина не выдержала и тоже взяла себе комплекс, мысленно ругая себя за слабость.

– Ну вот, нормально хоть поешь. А то на нашей нервной работе на салатиках долго не протянешь, – одобрила Анжела.

– А директор где обедает? – с деланным равнодушием спросила Полина.

– Ремир-то? А он… э-э-э… сегодня здесь, – изумлённо пробормотала Анжела, таращась куда-то за её спину.

Полина оглянулась как раз в тот момент, когда Долматов посмотрел в их сторону.

Лицо его моментально переменилось. Она сообразила кивнуть в знак приветствия и торопливо отвернулась, чувствуя, как взволнованно затрепыхалось сердце.

«Я же хотела его увидеть – ну вот он. Чего я так паникую? – выговаривала себе мысленно Полина. – И одета так, как ему надо. Что за дурацкий мандраж? Как малолетка какая-то, ей богу. Нет-нет-нет, с этим надо срочно завязывать. Глубокий вдох, медленный выдох…».

– Рем, давай сюда сядем, – беззаботный голос Максима Астафьева вывел её из медитативного ступора. – Вон тут наши сотрудницы обедают. Приятного аппетита, девушки.

Какой уж тут аппетит! Он вообще сразу пропал. Полина едва смогла проглотить кусочек бифштекса, когда Долматов прошёл мимо, обдав их ароматом терпкой свежести, и сел к Астафьеву, явно недовольный и жутко напряжённый.

Они заняли соседний столик, буквально через проход, и Полина теперь ни на чём не могла сосредоточиться. От него так и исходили флюиды, которые проникали под кожу, разливались щекочущим теплом и вызывали нервную дрожь. Открыто взглянуть в ту сторону она не решалась, но следила за ним периферийным зрением и вслушивалась в их разговор. Точнее, в монолог Астафьева. Долматов отмалчивался и ел, как она успела заметить, нехотя. Можно сказать, и не ел, а лениво ковырялся вилкой.

Анжела тоже сидела так, будто кол проглотила, и привычная её говорливость почему-то иссякла.

– Пойдём? – в конце концов не вытерпела она.

«Ну, надо же – Анжелу присутствие директора тоже нервирует», – с удивлением отметила Полина, но спорить с ней не стала. Всё равно нормально пообедать уже не удастся.

– Уже уходите, девушки? – спросил технический директор, глядя почему-то именно на Полину.

Она зарделась, но одарила его улыбкой. Он приятный, добрый, вежливый, почему бы ему не улыбнуться? Потом бросила нечаянный взгляд на его визави, и улыбки как не бывало. Внутри всё содрогнулось и сжалось в узел. Долматов буквально испепелял ей чёрными глазами. И столько в них полыхало огня и злости, что стало не по себе.

«Теперь-то что не так? – подумала она, полностью обескураженная. – Он так смотрел на меня, как будто… не знаю… ненавидит меня как будто…».

Глава 12

– Хочу уволить Стоянова, – мрачно сообщил Ремир Астафьеву после планёрки.

– Ну так уволь, - пожал плечами Макс. Судьба работников коммерческой службы его волновала мало.

– Причина нужна.

– Когда это тебе была нужна ещё какая-то причина, помимо «хочу»? – усмехнулся Астафьев.

Ремир с укором взглянул на него, спустя минуту ответил:

– Не знаю. У него семья, сын. И он, в принципе, хороший продажник. Вспомни, каких нам клиентов привёл. А сколько бабок я в него вложил, когда в феврале отправил на обучение в бизнес-школу. Но сейчас он сдулся, что ли. Или на лаврах почует. Ты прикинь – рубился в игры на работе? Я аж онемел от шока, когда узнал. Совсем он страх потерял.

– Ну, если только дело в этом, то ничего ужасного. К тому же ты ведь его уже привёл в чувство.

Ремир помолчал, подумал, затем высказал:

– Будет так: уйдут эти випы окончательно – выпну его с треском. Сумеет их оставить – сам останется.

Астафьев задумчиво покивал головой, а потом вдруг выдал:

– Рем, послушай, не хотел тебе до планёрки говорить, чтоб ты там их совсем не убил… В общем, я тут кое-что выяснил у технарей из Ростелекома. Сарма эта уже арендовала у них канал рядом…

– С Авиазаводом?

– Угу. Так что теперь у них точно есть техвозможность и точно они будут участвовать в тендере. Всё упирается только в цену. Но они не могут так уж сильно её занизить – им же ещё аренду платить.

– Мы же не знаем, на каких условиях они его арендуют, - возразил Ремир. – Может, вообще у них там бартер с компанией его отца. Помню, ещё года три назад они для Ростелекома что-то строили…

– Тогда попадос, - скривился Макс. – И тогда, если Касымов прав, надо срочно найти того, кто им сливает клиентов.

Ремир молчал. Как его найти? Ещё и срочно. Пытать, что ли? Он уже дал задание безопасникам пробить вообще всех и каждого, кто у него служит, на предмет соприкосновения с Назаренко. Но пока, отчитался сегодня Анчугин, ни у кого в биографии никаких связей с ним не обнаружено. Ремир, не сдержавшись, рявкнул: «Ищи лучше!».

Потому что по крайней мере, у одной сотрудницы связь с ним точно есть, во всяком случае, была. Но Ремир не мог об этом сказать. Смолчал, а сам уже извёлся весь: она – не она? Моральных скреп у неё, конечно, никаких, и с Назаром она более чем близка. Но её же не было здесь! Это пусть единственный, но самый весомый аргумент в её пользу. Хотя нет, не единственный и, очевидно, не самый весомый. Он почему-то сам не хотел, чтобы она оказалась в этом замешанной. Очень сильно не хотел, что уж может быть для него весомее.

До обеда Долматов работал над текущими вопросами, приказав себе не думать ни о ней, ни о Назаренко. Астафьев заглянул к нему во втором часу.

- Ты никуда на обед не поехал? Пойдём тогда перекусим.

Вот умел это Астафьев: опекать, но ненавязчиво, не раздражая. Как будто и не опекал вовсе, а так, по-дружески общался. Хотя Ремир всегда, с самой юности понимал – он именно опекает. В память об отце наверняка. Просто щадит его чувство собственного достоинства, да и сам не хочет выглядеть квочкой, вот и выдаёт все эти свои «ты не кушал», «ты мало спал», «где ты ночь провёл» и прочее за обычное дружеское участие. И сейчас ведь не отстанет.

– Ладно, - поднялся Ремир с кресла. – Пойдём спустимся в кофе-бар. Времени нет куда-то ехать.

– Да ну этот бар. Пойдём лучше опять в кафе. Дай своим бедным работникам хоть поесть нормально.

– А я-то им чем помешаю?

– Рем, после такой планёрки они сейчас просто подавятся, если тебя увидят.

– Ну, хорошо, кафе так кафе.

***

Лучше б в кофе-баре все подавились, подумал Ремир, с порога увидев Горностаеву. Она, как почувствовала, сразу же обернулась.

Не надо на неё смотреть, сказал себе, с трудом оторвав взгляд.

Но тут Астафьев снова удружил: из всех свободных столиков в зале он выбрал именно тот, что ближе к ней. Протестовать у всех на виду было бы глупо, так что поплёлся за ним, что поделать... Но аппетит пропал. Зато Макс наяривал суп за двоих и болтал без умолку. Правда, о чём – Ремир улавливал лишь обрывочно. Её близость странным образом не то чтобы отупляла, но не давала думать ни о чём другом.

Когда Полина с Анжелой встали из-за стола, Макс и тут не преминул вставить свои пять копеек. И конечно же, она тотчас откликнулась, давай ему улыбаться призывно, вертеть перед ним хвостом. Вот же… Ремир выругался про себя и до боли в скулах стиснул челюсти. На Макса он тоже рассердился. Какого чёрта он лезет туда, куда не просят? Куда лезть вообще нельзя?

– Познакомься с ней, - предложил Астафьев, - поближе.

– Если я захочу с кем-то познакомиться, – процедил Ремир, – то познакомлюсь без твоих советов.

– Она же тебе нравится. Это видно.

Ремир вспыхнул, взглянул на Макса почти с ненавистью.

– Что за ересь? Ничего она мне не нравится.

– Да не злись ты, - не успокаивался тот. ­– Не нравится! Ты на неё вечно пялишься, как голодный.

– Тебе лучше сейчас заткнуться, – тихо, но с явной угрозой произнёс Ремир.

– Ладно, ладно, – примирительно сказал Макс, взглянув на него с затаённым интересом, и про себя ухмыльнулся.

***

Ремиру казалось, что внезапно всё стало ускользать из рук. Ещё недавно жизнь была целиком и полностью подчинена его воле. Конечно, случались непредвиденные ситуации, куда без этого, но он всегда знал, что нужно делать, делал и исправлял. Всегда получалось всё так, как он хотел. И это касалось не только рабочих моментов, но вообще всего. В том числе и личной жизни, хотя Максу чудилось, что он в этом плане одинок и несчастен, а череду сменяющихся подружек считал лишним тому подтверждением.

Последнюю его подругу, Наташу, Астафьев вообще на дух не переносил. В общем-то, взаимно. И твердил, что пора Рему обзавестись семейством. Слышать такое от Астафьева было смешно, ибо сам он в отношениях категорически не задерживался.

– Я не такой человек, – объяснял Макс, – мне нравится быть птицей вольной, нравится пить-гулять когда хочу и с кем хочу, нравится разнообразие. А ты не такой. Кабаки, девочки, преходящие подружки – тебе всего этого не надо. У тебя просто дурной пример был с детства перед глазами – мой. А вот встретишь свою сейгэн яр*, и будешь счастлив.

Ремир лишь раздражённо отмахивался. Какая, к чертям, сейгэн яр? Он самодостаточен и вполне счастлив. Был. А теперь вот он не то чтобы несчастен, а просто постоянно находится в непонятном смятении и замешательстве от того, что то одно выходит из-под контроля, то другое, то третье… И всё разом. На работе какая-то ерунда творится, с подругой – сплошные ссоры. А больше всего раздражает, что над самим собой стал вдруг не властен. Взять сегодняшний обед. Ну не плевать ли, кому там она улыбается? Какого чёрта он-то взбесился вдруг на ровном месте? И главное – объясняй себе не объясняй, а настроение испортилось. Уж это-то вообще ни в какие ворота.

«Зато как она сегодня нарядилась! Где только откопала этот старушечий прикид», – вспомнилось вдруг, и он невольно улыбнулся.

____________________________________________________________________

*сейгэн яр – возлюбленная (татар.)

Глава 13

– Ты вообще офигела?! - напустилась на Полину Лиза. – Ты в курсе, что обед у нас с часу до двух? Что турникет на входе фиксирует твой приход и директор это проверяет? И достаётся потом не только тебе, но и твоему непосредственному начальнику! А поскольку Оксаны Штейн сегодня нет, то отвечать придётся мне!

– В курсе, ­– мрачно ответила Полина, понимая, что в принципе у Лизы поорать повод есть.

Она действительно опоздала с обеда на полчаса. Но сейчас ей было не до Лизы абсолютно. Последняя надежда рассыпалась и разлетелась, как пыль на ветру. В обеденный перерыв она ездила в банк. Вчера – в один, сегодня – ещё в два, подавала заявки на кредит. И вчерашний, и оба сегодняшних отказали в займе. Со Сбербанком тоже ничего не вышло – там требовался поручитель. А кто за неё поручится? Осталось дождаться ответа от Альфа-банка. Там заявки рассматривались несколько дней. Но в свете предыдущих отказов надежды как-то уже и не осталось.

И что тогда делать, где брать без малого миллион? Она понятия не имела. Почку продавать? Не жалко, но это какая-то дикость. Да и кому? Куда? Грабить? Квартиру родительскую продать по совсем уж бросовой цене, чтобы поскорее купили? Это, пожалуй, единственный вариант. Правда, риэлтор заикался о каких-то возможных трудностях из-за неузаконенной перепланировки. Так что если и тут не срастётся, тогда… тогда она пойдёт, наверное, на всё, лишь бы… А там будь что будет.

От всех этих метаний, страхов и неопределённости голову буквально разрывало. Так что на этом фоне Лиза со своими претензиями её мало волновала. Даже нет, скорее, действовала на нервы, и без того взвинченные до предела.

– То есть, ты в курсе и намеренно опаздываешь с обеда? – прищурила глаза Лиза.