Сразу же после окончания института моего друга направили на работу в Западную Чехию. В те дни — весной пятьдесят второго — международная обстановка была особенно напряженной. В Корее и Вьетнаме шла война, в Западной Германии проводились бесконечные «большие маневры», и пограничный городок, в который попал наш доктор Z, походил на огромную казарму. Гражданского населения там почти не осталось, и лишь в горах еще ютились люди. Добираться к ним приходилось в санитарной машине, а в зимнюю непогоду на тракторе — тягаче или в санях.
Однако история, которую я передаю со слов моего друга Z, произошла с ним вовсе не зимой, а солнечным июльским утром. В это утро настроение у доктора Z было особенно скверным. Еще бы! Ему скоро двадцать семь, и похоже, вся жизнь пройдет в этом медвежьем углу! И только дежурства в областной больнице приятно нарушают монотонное течение жизни. Тогда прием на медпункте вместо него ведет его коллега, доктор Кминек. Увы, Кминек постоянно находит всевозможные отговорки, чтобы увильнуть от работы: то у него болен ребенок, то жена затевает стирку, и он должен ей помогать, то ему необходимо ехать в Моравию к старикам-родителям. Все это Кминек преподносит с добродушной улыбкой, мило извиняясь, и отказать ему невозможно. Он старше и к тому же обременен семейством. Вот и сегодня у Кминека лекция на какой-то фабрике, иопять мой друг доктор Z не осмеливается протестовать… Но по этой причине у него было скверное настроение. И тогда он твердо решил: тряпкой больше не быть и обо всем заявить начальству! С какой стати он, доктор Z, должен приносить себя в жертву многочисленному семейству Кминека? Он отметил про себя, что этот человек неискренен, груб с медицинскими сестрами, по скупости вместо обеда ест лишь рогалик с колбасой и вообще — противный тип! Мой друг не переносил его. По какой причине — трудно объяснить. Он уже предвкушал удовольствие, готовясь немедленно позвонить заведующему. Но в этот момент два пограничника ввели в его кабинет странную особу.
Ей было года двадцать три, не больше, объяснялась она по-немецки и по-английски, одета была в нижнюю сорочку, халатик, на ногах шлепанцы, крашеные волосы взлохмачены, словно она только что встала с постели.
В таком виде она и предстала перед глазами сержанта Горжейши: женщина шла по запретной зоне, от границы в сторону городка. Сержант долго наблюдал за ней в бинокль. Странно! Ему уже приходилось видеть, как пытаются перебраться через границу в водолазных костюмах, подземными ходами или по воздуху, но никогда еще ни один нарушитель не появлялся в запретной зоне в халатике и шлепанцах… Сержант вызвал патруль, и неизвестная была задержана. Иностранка не пыталась бежать и не подняла руки вверх, как это обычно делают диверсанты; нет, она бросалась пограничникам на шею, обнимала всех по очереди, громко и с явным облегчением смеялась и кричала: Freundschaft, friendship, Liebe… — словно была на митинге, а не на границе под дулами автоматов.
Ее отвели в штаб. Женщина говорила по-немецки и по-английски с резким американским акцентом. Допрашивали ее недолго. Через несколько минут стало ясно, что она представляет интерес скорее для врача, чем для пограничников, так как переутомлена и находится во власти странных, бредовых идей. Вот так эта иностранка попала в кабинет доктора Z. Неизвестная понемногу приходила в себя: в штабе ее напоили крепким кофе, накормили плотным солдатским завтраком.
Она закурила сигарету «Честерфилд» и начала свой рассказ. Молодая женщина говорила спокойно и связно и лишь иногда с опаской поглядывала в окно.
Родилась она по ту сторону границы, в Баварии. При крещении ее нарекли Элизабет, но все звали ее просто Бетти, а после капитуляции, когда появились американцы, стали именовать Бэсс. Потом Бетти попала в Бостон, и ей дали новое имя — Стелла — звезда. Ведь она была блондинкой, и вообще герлс всегда носят подобные имена. Во время войны Бетти вступила в Союз немецких девушек. Война окончилась, пришли американцы, ей было семнадцать, она встречалась с Гельмутом, и они хотели пожениться. Родители возражали. Гельмут был беден, а Бетти получила изысканное воспитание. С детства ей внушали, что она красива, и мать не сомневалась, что однажды за ней явится сказочный принц и увезет из деревни в золотой карете. И принц действительно явился. Был он уже не первой молодости, этот лысый коммерсант, приехавший в «шевроле». Он приметил Бетти в местном офицерском клубе, куда та ходила на танцы, и предложил ей ангажемент в Бостоне. У нее были длинные ноги, а публика требовала длинноногих, узкобедрых, мальчишеского типа девиц. В те времена в Германии можно было нанять девчонку и за тарелку супа… Тарелку супа и мечту о земле обетованной, где на каждом углу тебя ждет жених в роскошном авто с букетом цветов. Бетти раньше брала уроки ритмики, как это принято среди бюргерских семейств, и потому имела некоторое представление о своей будущей профессии. Родители были довольны. Почти вся деревня вышла провожать Бетти. Все, кто не одобрял ее любви к Гельмуту. Америка уже не казалась им враждебной и чужой. Богатые американские дядюшки открывали перед ними богатые перспективы. Гельмут остался один. Он вернулся с войны обмороженным, и на прежнюю работу его не взяли. Гельмут обладал достаточно острым умом, чтобы понять всю жестокость судьбы и будничность своего существования.
Бостон, конечно, оказался совсем не таким, каким Бетти создала его в своих мечтах. Она утверждала, что ей там пришлось несладко.
Три года Бетти-Стелла выступала все в том же ревю «Огни Марса». Она была «летающей тарелкой», о чем говорил огромный круглый головной убор, смахивавший больше на велосипедное колесо или торт, чем на тарелку. Этот убор был ее единственной одеждой… Стелла так ни разу и не отважилась послать в свою католическую деревню ни фотографии этих «шоу», ни тем более свою расчетную книжку. Платили ей до слез мало, а надежды выйти замуж не было никакой. Она обнаружила, что здесь молодые мужчины ведут себя точно так же, как некогда вела себя она: для них брак лишь выгодная сделка или выгодный обмен личных качеств и богатства на женскую красоту. Главное в подобной коммерции — не прогадать. Стелла могла предложить им лишь длинные ноги, но ее ноги были ничуть не длинней, чем у остальных девиц кордебалета. Все они были одиноки и в лучшем случае заводили себе пожилого покровителя… В конце концов такого же «папашу» заполучила и Стелла. Он снял для нее — наконец-то! — скромную квартирку в высоченном доходном доме без лифта на окраине Бостона, на самом последнем этаже. Сам он карабкался сюда, выбиваясь из сил, потому что был толст и астматичен. Папаша заявлялся к Стелле раз в неделю, и открывал дверь своим ключом. Частенько он наносил неожиданные визиты, чтобы убедиться в ее верности, хотя сам отнюдь не был праведником…
— Однажды вечером, весной этого года, — ах, что она говорит, — это было вчера вечером, — продолжала Стелла свой рассказ, — она возвращалась из театра домой…
— В Бостоне? — спросил доктор Z, будто невзначай, подсчитывая, как быстро может долететь до Европы новейший пассажирский самолет.
— Конечно.
— Вчера вечером? Значит, семнадцать часов назад?
Стелла на минутку задумалась:
— Пятнадцать, — сказала она. — Пятнадцать с половиной. -
…Она распрощалась с подружками, которые по обыкновению тащили ее покутить, купила бутылку вина, опрокинула у стойки несколько рюмок виски и весело поднялась к себе на последний этаж. Захлопнула дверь и сразу поняла, что у нее гость.
— Ты опять за свое! Все шпионишь! — крикнула Стелла из прихожей вместо того, чтобы броситься ему на шею, как делала раньше. — Зря волнуешься… — кричала она из ванной комнаты, переодеваясь и поспешно прополаскивая рот, чтоб он не почувствовал запаха алкоголя.
— Я не какая-нибудь авантюристка… — Стелла набросила вот этот халатик и влезла в стоптанные шлепанцы. На ходу застегивая пуговицы, она вошла в комнату. — …А сам вот уже два месяца не платишь за мою квартиру… — Тут Стелла подняла глаза, взглянула на него и остолбенела. Он сидел на своем обычном месте, в кресле-ракушке, и, как всегда, курил гаванскую сигару. Но это был вовсе не он, а мужчина в комбинезоне, какие носят шоферы или механики, много меньше ростом, чем ее друг, и намного моложе его. Миндалевидные глаза делали его похожим на южанина, на итальянца из эмигрантов. На голове у незнакомца был шлемофон, как у танкиста, на коленях лежали наушники.
— Что вы здесь делаете? Кто вы такой? — набросилась на него Стелла. — Я закричу, подниму на ноги весь дом, — пригрозила она.
Стелла всегда умела отбрить нахальных молодчиков с бесстыжими глазами, что пристают к девушкам; она знала, как охладить их пыл. Но этот! Влезть прямо в квартиру!
— Как вы сюда попали? Это разбой! Я вызову полицию!.. Откуда у вас мои ключи?
Замок в дверях, насколько она помнила, был в порядке. Но вместо ответа маленький человек протянул ей шлем.
— Что за шутки? Немедленно отвечайте или я закричу! Сейчас придет мой друг, у него связи в самом конгрессе, он вам покажет! — Стелла начинала бояться. Незнакомец поднялся и медленно направился к ней, держа шлем в руке; так дикарь приближается к белому человеку. Он протягивал ей шлем, словно демонстрируя свои добрые намерения. И вдруг Стелла услышала, что из него несутся звуки. Она осторожно взяла его в руки. Сочный и низкий мужской голос обращался к ней на безупречном английском языке:
— Извините, мисс, что я вас напугал, но у меня не было иной возможности познакомиться с вами, а я вас так люблю… Люблю, — подчеркнул голос из шлема, и человечек, который стоял напротив, покраснел.
— Кто со мной говорит, вы? — недоверчиво спросила она.
— Конечно. Ведь здесь нет никого, кроме меня…
— А почему вы не открываете рта, вы — чревовещатель?..
— Что вы, — молчащий человек не смог сдержать улыбки, — что вы, это я просто демонстрирую вам наше давнишнее изобретение…
— Довольно. Не утруждайте себя… — Она попыталась сорвать наушники. — Я каждый день спускаю с лестницы десяток коммивояжеров, которые шляются по домам со всякими изобретениями. Но те по крайней мере хотят сбыть полезные вещи: пылесосы, шейкеры, холодильники. Предлагайте эту свою чепуху миллионерам…
— Умоляю вас, мисс… — заклинал Стеллу рассудительный голос, а его обладатель держал ее за руки. — Не отказывайтесь от моего подарка. Я не прошу у вас ни цента. Мне хотелось бы вам предложить… Я хочу вам подарить…
Он покрылся испариной и снова снял ненадолго шлем, чтобы отереть платком лоб.
— А не можете ли вы сказать все это почеловечески? Может, вы меня разыгрываете? Меня не проведешь, не слишком-то я верю всякому, кто утверждает, что влюблен в меня…
Стелла бранилась до тех пор, пока на глазах у человечка не появились слезы. Он был, как видно, нервный, то улыбался, то пускал слезу, совсем как малое дитя. А потом окончательно сразил ее:
— Ведь я наблюдаю за вами еще с самой Германии. Я был так рад, что вы разошлись с Гельмутом.
— Откуда вы это знаете?
— Мне известно о вас все, иначе я не посмел бы явиться сюда. Кто, как вы думаете, вот уже два месяца задерживает вашего друга на фабрике? Я подсовываю ему всякие дела, только чтоб он не мог прийти к вам.
— Вы, очевидно, хотите испортить мне жизнь? — поинтересовалась Стелла.
— Нет, хочу сделать вас счастливой. Такой, какой вы были, когда приехали сюда… Помните ваши пирушки? Со мной вы сможете жить, где только пожелаете.
— Я никогда не пью.
— А бутылки в ванной? Я знаю о вас все.
— Но откуда? И почему? Уж не шпик ли вы часом? — испугалась Стелла. — Как вы могли следить за мной? Я всегда очень осторожна… Из-за моего друга. Я без конца оглядываюсь…
— И это я знаю, — шелестел голос в наушниках. Но вы никогда не смотрите вверх… — и он подвел ее к окну.
Стелла жила на самом последнем этаже. Рядом с пожарной лестницей, ведущей к трубе, трепыхалась на ветру веревочная лесенка, а между двумя домами в тени небоскреба парила летающая тарелка, точная копия той, что Стелла каждый вечер напяливала на голову. Только побольше да постарей, словно покрытая слоем пыли. Стелла только присвистнула.
— Уж вы поверьте, джип, на котором меня когда-то возил капитан Вальтер, был поприличнее, — невозмутимо изрекла Стелла. С военными она привыкла иметь дело. — Вот было веселье однажды в клубе…
— У нас еще повеселее… — заверил ее голос, и человечек поклонился. Стелла окинула его взглядом. Коротышка! Но помоложе ее «папашки». А главное, у военных есть много преимуществ перед штатскими. Стелла знала, как с ними обращаться.
— Вы специалист? — заворковала она. — Из спецотдела? Я встречалась с одним радистом. Но он не смел позволить себе ничего лишнего…
— Да, я из спецотдела… — печально улыбнулся военный.
— Офицер?
— Конечно…
И тогда она разрешила увести себя. Справедливости ради следует заметить, что по дороге домой она уже пропустила не одну рюмочку и что у нее был опыт общения с офицерами оккупационной армии.
Апартаменты, в которые ее привез человечек, были намного респектабельней офицерского клуба в Оберкайзерне. Мундиры офицеров сверкали золотом и серебром, а туалеты дам отличались роскошью. На их фоне Стелла выглядела совсем Золушкой, но вид ее никого не шокировал, а даже если и так, все равно Стелла ничего бы не заметила, потому что общество за столом, включая дам, было в шлемах. Все женщины казались иностранками, среди них была даже молоденькая негритянка. Негритянка за одним столом с белыми? — удивилась Стелла.
Стелла уже давно обнаружила странную закономерность: определенный тип мужчин избирает определенный род войск, существует какое-то внешнее сходство между пехотинцами, танкистами, не говоря уже о летчиках… Но собравшиеся за этим столом особенно походили друг на друга. Все они были похожи на невысоких, с удлиненными глазами итальянцев… Наверное, потому подбирают маленьких, чтобы они могли уместиться в летающих тарелках, — решила Стелла. — «Ведь и знаменитые жокеи тоже невысокие и легкие». У нее когда-то был и жокей. Он, конечно, не носил такого роскошного мундира и не мог пригласить ее к столу со столь изысканными яствами и шампанским…
Стелла была голодна. Она не заставила себя упрашивать — основательно выпила и закусила, развеселилась и принялась обучать собравшихся песенке, что поет их хор в «Огнях Марса». Ее кавалер успел снять промасленный комбинезон и привел ее в восторг своим сверкающим мундиром. Впрочем, ей нравились все, даже негритянка. Однако Стелла заметила, что ее веселья никто не разделяет. Мужчины, правда, учтиво подтягивают, но лица женщин похожи на застывшие мааки. Она собралась было влезть на стол и исполнить свой танец среди бутылок и рюмок, но тут поднялся пожилой, седеющий офицер, как видно, хозяин, и все смолкли. Стелла тоже замерла. Одна нога — на столе, халатик распахнут… Пожилой господин подошел к ней и торжественно, словно все это происходило в костеле перед конфирмацией, провозгласил:
— Примите наши поздравления. Я вижу, вы решили остаться с нами. Люблю отважных женщин.
— Подумаешь, что же тут такого? Я с Бобом каждую субботу ездила в Гармиш-Партенкирхен кататься на лыжах. Я знаю, что в армии часто меняют гарнизоны. Мне не впервой встречаться с вашими военными.
— С нашими военными? — удивился офицер, который оказался командиром этого гарнизона. — Едва ли… — и он галантно помог ей убрать ногу со стола. — Мы не земляне, мы совсем с другой планеты, — добавил он, словно извиняясь.
— Уж не с Марса ли? — расхохоталась Стелла. — Я знаю, как выглядят марсиане: мозг здоровенный, а тельце хилое, я их каждый день в нашей оперетке вижу…
— Чепуха, вымысел. Марсиане выглядят точно так же, как земляне. При определенных условиях жизнь во Вселенной развивается в одном направлении, сохраняя одни и те же формы…
Стелла вдруг все поняла и пришла в ужас. Они такие же, как и мы, вовсе не бесформенная протоплазма, не обнаженный мозг на паучьих ножках и не зрячие стальные чудовища. Это показалось ей еще более страшным.
— Нет, не может быть, — она пыталась стряхнуть с себя алкогольный дурман, протирала глаза и наконец обратилась к негритянке:
— Это правда? Вы-то уж никак не марсианка, или на Марсе тоже есть негры?
— Я из Гарлема, — ответила девушка. Но я останусь здесь. Хватит с меня земных радостей.
— Смотрите! — и она показала Стелле свою руку, на которой не хватало двух пальцев. — Кому нужна калека?…Я поеду с ними…
— Никуда я ехать не желаю, это похищение, есть же на свете законы, только попробуйте меня заставить, я буду жаловаться, ишь вообразили! — Стелла разошлась вовсю, она кричала на командира, не стесняясь присутствующих. — Ничего мне от вас не нужно, немедленно отвезите меня обратно… Сейчас же! — и она плотнее запахнула свой халатик, словно ей вдруг стало холодно. Командир молча повернулся к ее похитителю, влепил ему две звучные пощечины и закричал что-то на противном скрипучем языке, полном шипящих и гортанных звуков. Человечек лишь печально посмотрел на Стеллу и вышел. Ужин окончился.
— Вашу просьбу мы обсудим. Я не предполагал, что вы ничего не знаете…
Военные ушли, и женщины остались одни. Они медленно расходились по своим комнатам. Напрасно Стелла пыталась их удержать — француженки, полька, норвежки и даже эскимоска из Гренландии, эскимоска, очень похожая на марсиан, — они не понимали ее. Все ушли, в комнате остались лишь Стелла да негритянка. По узенькой лестнице они поднялись в комнату негритянки, больше похожую на каюту. Воздух сюда поступал по узкой трубке под потолком.
— Ведь здесь нет воздуха, вот они его и делают, — объяснила негритянка и глубоко вдохнула слабый лесной аромат, подобный духам, которые когда-то разбрызгивали для полноты иллюзии в кинематографах.
— То есть как делают? — ужаснулась Стелла.
— Ведь мы очень далеко от Земли, своего воздуха здесь нет… Это база для их летающих тарелок.
— А вы-то как сюда попали?
— Им нужны женщины, а здесь женщин нет. Может быть, их жены не выносят космических перелетов, не знаю. Каждый уже себе кого-нибудь подыскал, только ваш…
— Мой? — вспыхнула Стелла. — Как он посмел? — Она вспомнила того узкоглазого, что увез ее из дома.
— Теперь, конечно, он жалеет, — сказала негритянка. — А вот машины у них гораздо совершеннее наших, и вообще они знают такие вещи, о которых у нас даже не подозревают. Но и жестоки они, скажу я вам, как средневековые инквизиторы. Моего командир приказывает иногда за чепуховую провинность бить до потери сознания. Обратите внимание, как дрожат у них руки. Они могут уснуть, только если надышатся каким-то специальным газом. Мой завидует, что я сплю сколько влезет, что у меня не болит голова, что я спокойна. И вообще-они слабые мужчины, — сказала она со вздохом.
— А как же они смогли все это построить? — огляделась Стелла.
— Наверное, именно потому и смогли…
Их беседе помешал командир. Он явился в комбинезоне, точно таком, какой она впервые увидала на своем похитителе. Очевидно, это была их рабочая одежда.
— Как вы решили, мисс? — зашелестел в наушниках его голос. У них у всех был совершенно одинаковый, неотличимый один от другого голос. Шлемы делали их похожими на гигантских муравьев… Командир стиснул руку Стеллы, будто они сидели в кино, и восхищенно взглянул на нее.
— Мы очень, очень не хотели бы потерять вас. Мы все, и я особенно.
— А я хочу домой, сейчас же вернуться домой!
— Извольте… — Командир поклонился и доставил ее в какой-то огромный гараж. Здесь стоял настоящий новенький «мерседес».
— Куда мы можем добраться на этом автомобиле? — возмутилась Стелла. — Я ведь отлично знаю, где мы…
— Я отвезу вас домой… Кому вы верите, мне или этой черной шлюхе?
Оказывается, расизм существует и на Марсе… Стелла влезла в машину и захлопнула Дверцу,
— Куда вас везти?
— Домой…
Двери гаража распахнулись, и через секунду они уже очутились возле Оберкайзер. на. Стоял теплый июньский вечер, все было так, как она себе всегда представляла: толпа родственников, кузина с кислой улыбкой… Кузина после войны осталась дома, растолстела — ни в одни двери не влезает — и наплодила кучу детей с глазами навыкат, как у папаши.
«Мерседес» притормозил у костела, на пороге появился пастор, учтиво поклонился. Стелла хотела выйти, но командир вдруг нажал на газ.
— Тебя ждут дома, — сказал он..
Они помчались по аллее к деревне, где уже звонил колокол. Все было точно так, как Стелла себе представляла: она возвращалась с помпой, богатая, в роскошном автомобиле! Настроение у нее поднялось, она была счастлива… и сама взяла шофера за руку.
— Гельмут… — произнесла она. И вдруг взглянула на него. Действительно, возле нее сидел Гельмут…
— Гельмут! — удивленно воскликнула она. Но машина вдруг понеслась, все вокруг замелькало, как при ускоренной съемке: встреча с семьей, объятия отца, поспешное благословение, и при всем этом почему-то она не вылезала из автомобиля. Все время что-то скрипело, кто-то гундосил на марсианском языке, и вдруг стало совсем темно. Стелла лежала у Гельмута на груди, страстно целовала его, шептала его имя. Внезапно рядом раздался звук, словно лопнула какая-то стальная пружина. И Стелла поняла, что целует командира, что оба они сидят все в той же машине, на том же самом месте. Вокруг «мерседеса» метались два вспотевших механика, а командир ругал их через плечо Стеллы. Она оттолкнула его. Командир осторожно вывел ее из автомобиля.
— Вы можете каждый день возвращаться домой. Этот автомобиль исполнит любое ваше желание. И в следующий раз не испортится. Мы придали ему тот прекрасный внешний вид, который так нравится вашим женщинам…
— Не желаю! Это же разврат…
— Так оно и есть, дорогая… — усмехнулся командир.
— Не желаю!
— Я знаю, сейчас вы скажете, что все это лишь подделка, но поверьте, мы уже вполне свыклись с таким порядком. Каждые десять дней мои подчиненные получают разрешение на такую поездку.
Он привел ее в зал, из которого во все стороны разбегались коридоры. У стены сидел дежурный, ноги его были прикованы к полу. Стелла робко поздоровалась с ним. Командир распахнул дверь в смежную комнату.
— Вот ваше жилье. Прошу…
Апартаменты, как в первоклассном отеле. Никакого сравнения с комнатушкой негритянки. Ванна и три воздухопровода, закрепленные в разных местах. Великолепная спальня с широкой супружеской кроватью. И вдруг Стелла поняла: ведь тот человек, дежурный, прикованный к полу, был ее похититель. Ей стало страшно.
— Не желаю. Я заявила вам об этом достаточно ясно. Не останусь, даже если вы предложите мне Дворец наций! Я хочу уехать.
Тогда старый господин пришел в негодование: «Пусть она наконец поймет, что должна его благодарить! Ведь он предлагает ей спасение от катастрофы, помогает избежать страшного конца…» — кричал он. В какой-то момент ей показалось, что он сейчас набросится на нее с кулаками.
— Известно вам, какой конец ждет вашу планету в будущей войне? — вопил он. — Я это вам сейчас продемонстрирую! Глядите! — и он повернул ручку телевизора, стоявшего в углу. Это был большой телевизор, репродуцировавший предметы в натуральную величину.
Стелла увидала пейзаж, напомнивший ей окрестности Оберкайзерна, где они побывали минуту назад. Вокруг — ни души. Все выжжено и покорежено, все ядовито-желтого цвета, а по земле низко стелется черный дым. Лишь камни поблескивают.
— Они расплавлены… — усмехнулся командир. — Камень превратился в стекло. Все исчезло, все, даже воздух…
— Но ведь это не Земля. Это не Оберкайзерн… — тихо заметила Стелла.
Командир выключил телевизор. Ухмыльнулся.
— Нет. Это то, что осталось от моей родины. Страна, где не сбылись мечты. Здесь сгорели мои возлюбленные, мои жена и дочери. Бомбы у нас оказались слишком мощными. Но вы вселяете в нас надежду. Вы — единственные во всей солнечной системе. Скоро. Скоро люди на Земле взаимно уничтожат друг друга, и на их место придем мы. Ваше оружие еще не настолько совершенно, чтобы уничтожить живые существа и не отравить атмосферу. С радиоактивностью умеем бороться только мы. Вот и заселим вашу планету. Долго это не протянется, поэтому мы спокойно ждем и выбираем себе страны. Страны и женщин. Где вы хотите жить? Мы одни можем занять целый континент и поселиться там. И скоро…
— Откуда вы знаете, что это будет скоро? А что если люди договорятся?
Командир опять ухмыльнулся.
— Я уже говорил вам, что люди не любят перемен. В определенных, одинаковых условиях общественное развитие протекает одинаково — это всеобщий закон. Вас ждет тот же конец, что и нас. Только оружие у вас не такое мощное. Из всех людей, которых вы знаете, уцелеете вы одна. Теперь понимаете, что вам предлагают?
— Я выхожу замуж — там, внизу, — солгала Стелла.
— Я знаю о вас все. И никуда не отпущу, — он резко повернулся на каблуках и, сжимая в руке ключ, решительно шагнул к двери.
— Постойте… — задержала его Стелла.
Если даже рассказ Стеллы и был правдив, свою роль в этой истории она все-таки приукрасила. Ей хотелось показать себя в более выгодном свете. Удивительно — она совершенно хладнокровно объявила, что собиралась танцевать на столе, но упорно подчеркивала, что ни разу не обняласвоего командира и ни в чем ему не уступила. Однако она созналась, что разрешила ему поцеловать себя — «только поцеловать» — настаивала она, словно марсиане были какими-то нечистыми животными. Поцелуи или кое-что иное, — но факт остается фактом: маленький диктатор, командир марсианской базы летающих тарелок, на следующий день разрешил Стелле вернуться домой.
— Я привела неоспоримый довод, — объясняла Стелла доктору Z.
— Вдруг меня словно осенило. Ведь здесь нет ничего из моих вещей! Не стану же я бегать раздетая только из-за того, что понравилась командиру. Даже у негритянки, и у той есть вечерние туалеты. Мне пообещали одежду с их складов, но я-то прекрасно понимаю, что у них может быть лишь военная форма.
— Я не собираюсь вступать в вашу армию, — ответила я. — Внизу, на Земле, я на всем экономила, чтобы купить себе что-нибудь поприличней. Нет, если хочешь, чтоб я ехала с тобой, отпусти меня за вещами. — И он отпустил.
Мне дали в провожатые пожилого лысоватого человечка; он все время подмигивал одним глазом и беспрестанно отирал со лба пот. В его глазах застыла тоска.
Лишь теперь, садясь в летающую тарелку, Стелла поняла, как же пьяна была она вчера, если не испугалась этих странных приборов на пульте управления, этого магического ока и световой сигнализации! Как она сумела вылезти из своего окна на десятом этаже и подняться по веревочной лестнице? Сегодня на такой подвиг она бы уже, конечно, не отважилась. Итак, Стелла заявила, что хочет в Оберкайзерн. Там можно приземлиться на равнине, и она будет чувствовать себя уверенней. Ей давно уже хотелось побывать дома, но всегда бы ло жалко денег; теперь она извлечет из своего похищения хоть какую-то пользу. Стелла немного трусила, когда ее усадили рядом с пилотом.
Вскоре перед ними вынырнула Земля; она блестела, словно Луна — ведь тарелка находилась на одинаковом расстоянии и от Земли и от Луны, а через минуту Земля превратилась в глобус, совсем такой, какой стоял у них в школе, в географическом кабинете. Она могла бы поклясться, что это именно он. Скандинавия была окутана туманом, а над Сибирью шел снег. Так ей объяснил пилот. Больше они ни о чем не разговаривали.
Когда Стелла увидела под собой внизу Европу, с итальянским сапогом на Юге, на глаза у нее навернулись слезы. Потом она узнала Рейн и Дунай. Сердце сжалось от тоски. И вдруг она поняла: нет, люди не смеют погибнуть так глупо, как эти сумасшедшие марсиане: люди мудры.
— Почему бы вам не попытаться заселить какую-нибудь другую планету? — спросила она пилота. — Скажем, Юпитер? Здесь ваш номер не пройдет. Никому не хочется из-за вас умирать.
— Мы пытались занять Венеру, — ответил он, — но дело обернулось скверно. Большие потери. Нас осталось мало. И потому мы должны ждать.
— Жаль. Думаю, вы не дождетесь…
— Время терпит. Вот уже несколько поколений наших блуждает по Вселенной. Наши предки собирались переселиться на вашу планету еще давно, когда у вас шла тридцатилетняя война. И зря не переселились. Рапиры были бы нам не страшны…
— И давно вы шпионите за нами? — обозлилась вдруг Стелла, будто кто-то признался, что уже долго подглядывает, как она раздевается.
— Говорят, что наш командир помнит англо-бурскую войну, битву при Тобруке. Я, знаете ли, хотел бы поселиться в Африке. Люблю тепло и потому с особенным интересом наблюдаю за этим континентом.
— Вы вроде ангела-хранителя? — съязвила Стелла.
— Да. Охотнее всего я отправил бы своих подопечных на небеса, как вы правильно из водили заметить. Пора нам и отдохнуть.
В этот момент они очутились у Оберкайзерна, но по недосмотру пилота приземлились у холма на чехословацкой стороне границы.
— Доктор Z, скажите солдатам, чтобы они открыли огонь! Чтобы послали самолеты. У вас будет первая в мире летающая тарелка. Вы станете знаменитым! Убедите их, что я не сумасшедшая, скажите им это. Если вы не уничтожите тарелку, меня снова украдут, вы же сами понимаете, теперь они будут меня стеречь. Мне и шагу не дадут ступить одной. Вернусь к Гельмуту, он меня спасет, я никуда больше не хочу, хочу жить с ним, хочу быть здесь, как моя кузина, пусть у нее лупоглазые дети…
— Значит, вам кажется, что вас преследуют… — снова спросил доктор Z и стал быстро перелистывать справочник.
— Подходит… — сказал он сам себе вполголоса. — Это подходит; у нее психическое заболевание…
— Не ройтесь в своей книжке, а скажите им, пусть бегут к холму и сами во всем убедятся…
— Трудно, — сказал доктор Z, — гора, на которой, по вашему утверждению, вас высадили, находится на самой границе. Мы не имеем права; может быть спровоцирован пограничный инцидент.
— Но ведь решается наша общая судьба. Мы должны между собой договориться, ведь не хотим же мы погибнуть, как они, как их планета…
— Итак, вас преследуют, — сказал доктор Z. — А доказать вы ничего не можете, И при этом абсолютно убеждены… Абсолютно… — Доктор Z принялся уговаривать ее. Может быть, она убежала от какого-то офицера, с той стороны…
— Тогда ваши увидели бы меня раньше, у самой границы…
— Может быть, вы убежали откуда-нибудь из окрестностей?
Личность ее установить было невозможно, документов при ней не оказалось, она показывала лишь пачку «Честерфилда», но сколько их попадает к нам! Подчеркивала свое американское произношение, но сколько женщин говорит здесь по-немецки или по-английски с американским акцентом! Она демонстрировала свой нейлоновый халатик, но такие вещи уже давно встречаются и у нас. Требовала, наконец, чтоб мы помогли ей связаться с американским послом. Отказать ей в этом мой приятель, естественно, не мог. Остановка была за малым: захочет ли американский посол связываться с ней. Она дала свой точный адрес в Бостоне и в Оберкайзерне… А потом доктор Z проводил ее в свою комнату на втором этаже виллы, дал снотворного и пожелал спокойного сна. Обругав недоверчивых чехов, она легла, зевнула и тут же уснула. Затем моему другу, доктору Z, позвонили из местной психиатрической лечебницы. Оттуда никто не сбежал, но они посылают специалиста… Из посольства сообщили, что выехал четвертый секретарь. Случаем заинтересовались высшие военные круги в Праге. А что если это какая-нибудь новая форма шпионажа? Не так уж трудно соорудить вертолет в форме тарелки и посадить его в пограничных горах; диверсанты спустятся вниз, а дурацкая история послужит ширмой, чтобы сбить с толку пограничников.
Обо всем этом доктор Z, естественно, не знал; он продолжал свою обычную работу. Пациенты роптали. Иностранка — иностранкой, а когда человек болен, он прежде всего думает о себе. После обеда приехал специалист из пси хиатрической лечебницы. Внимательно выслушал подробности. Этот врач был сверстником моего друга, но уже посматривал на сельских медиков эдак свысока.
— Случай ясный, коллега. У меня нет и тени сомнения. Зря тратили время, учили вас. Или, может быть, вы сами подвержены таким же галлюцинациям? — Он скорее готов был заподозрить доктора Z в душевной болезни, чем на мгновенье допустить правдоподобность этой истории…
— А объяснение…
— Объяснение — это уже не мое дело. Солдаты сами должны узнать, как она сюда попала. До тех пор пока вы не перестанете верить в марсиан, во все эти преследования и радиошлемы, марсиане всегда будут к нашим услугам, — он громко и высокомерно разглагольствовал, поднимаясь по лестнице на второй этаж вместе с доктором Z и санитаром. — Вы могли бы ее послать прямо… — и он отворил двери.
Все смолкли.
Комната была пуста. Постель беспорядочно смята, подушка отброшена в угол, все покрыто перьями, окно распахнуто настежь…
— Значит, за ней все-таки явились. И как я об этом не подумал? — прошептал мой друг доктор Z.
— Кто? Я ничего не вижу. За кем? Что вам мерещится? Коллега, вам следует поехать с нами, вам, вероятно, самому нужна медицинская помощь…
К счастью, подоспел автомобиль пражского командования и лимузин из американского посольства. Прибывшие лишь пожимали плечами. Не было никаких фотографий, ни какихлибо других доказательств, кроме показаний свидетелей да окурка сигареты «Честерфилд».
— С точки зрения медицины случай исключительный; будем наблюдать, не появится ли что-либо подобное в округе, — заявил врач из психиатрической лечебницы и уехал.
— Рафинированная шпионка, — провозгласил полковник из Праги. — Задержала вас своими баснями, а в это время ее сообщники проникли на нашу территорию и потом вытащили ее через окно. Их миссия выполнена. Поздравляю!
— Наверное, ее тут успели обратить в коммунистическую веру, — подумал четвертый секретарь посольства. — Одна из тех сумасшедших, скучающих баб, которые воображают себя Матой Хари и рвутся за железный занавес. Наверное, в конце концов решила работать на них, вот почему им теперь о ней ничего не известно»…
И лишь мой друг доктор Z считал исчезновение Стеллы прямым доказательством ее искренности и начал верить ее рассказу. Он был убежден, что на космической базе ей живется лучше, чем в Бостоне. И все-таки для полной уверенности написал по адресам, которые Стелла ему дала. Довольно скоро из Америки пришел ответ: «Некоторое время назад мисс выехала в неизвестном направлении».
Из Оберкайзерна почта доставила письмо на ломаном чешском языке — «Что я должен писать тебе? Фее ошень скоро опъяснят unser танки!» — подписанное одним из судетских переселенцев — Гельмутом.
Такие письма, безусловно, радуют марсиан. Наша ненависть друг к другу сокращает срок их ожидания.
Доктор Z после этой истории очень изменился. Он забавляет теперь ребятишек коллеги Кминека: катает их на плечах и покупает им печенье. Оказывается, люди способны любить друг друга.