Мудьюг

Безногий папа

У Юрика сегодня день отдыха.

К нему пришли товарищи: пионер Сережа, Лева Пассер, озорник Вовка и Нинуся Рыбинская.

Когда появился карапуз Алеша Черногоров, поднялся такой визг, что юриной маме пришлось призвать всех к порядку:

— Граждане! пожалуйста, не шумите! А Сереже она сказала:

— Ты, пионер, Сережа. Должен ввести порядок!

— Он — пионер, а я — секретарь санитарной комиссии,— перебил тетю Олю Вовка, пряча за спину свои руки.

— Знаю, знаю, что ты секретарь санитарной комиссии. А почему рук не моешь? За другими смотришь, а себя забываешь? Это неправильно! Ты должен быть примером!

Все засмеялись над Вовкой, и он сконфузился.

— А мне мама новую рубашку сшила,— ввернул Лева Пассер.

— А мне,—слушайте, ребята! — мне папа лыжи хочет купить,— перекричал всех Юра.

И опять заговорили, зашумели все.

Юрин папа пришел усталый: после работы пришлось быть на двух заседаниях. Подниматься на третий этаж ему было трудно — у него не было одной ноги, и он опирался на деревянную клюшку.

Во время обеда юрин папа молчал. Нехотя отвечал на вопросы, и просил не шуметь. После же обеда повеселел, сам шуметь начал: подставил «ножку» озорнику Вовке и тот кубарем полетел через его деревянную ногу. Юра взобрался тогда к нему на колени и стал щупать мускулы,— сильный ли он?

Сережа держался особо: он рассматривал географическую карту. А Ниночка Рыбинская притихла в уголке и из юриных кубиков составляла картинку.

Скоро пришел Коля Сайкин, отец которого работал в типографии наборщиком.

Все дети звали юриного папу по имени —«дядя Саша» или «дядя Шура».

— Дядя Саша!— начал Коля Сайкин,— папа рассказывал, что ты воевал с белыми.. Правда это?

— В самом деле, рассказал бы им что-нибудь,— прибавила юрина мама,— на дворе и снег и дождь. Пойти им сейчас некуда, а слушать тебя они любят.

Юрин папа подумал. Глубже уселся на стул, положил свою деревянную ногу-клюшку на пол и спросил:

— О чем же вам рассказать?

— О войне, о войне!— закричали все разом.

— Любите вы эту войну! А не хотите,— я вам расскажу про Остров Смерти?

Мальчики насторожились:

— «Что бы это значило? Как бы не прогадать? Может, про войну интереснее"?

А потом все разом:

— Расскажи, дядя Саша, расскажи!

— Про Остров Смерти, дядя Саша!

Пионер Сережа перестал глядеть в карту и пододвинулся к юриному папе.

— Хорошо! Расскажу… Только вы мне сначала найдите на этой карте Белое море. Без этого никак рассказать нельзя.

Мальчики бросились к карте, зашныряли по ней глазами.

Пионер Сережа стоял в сторонке и посмеивался,— он знал, где находится Белое море, но не хотел показать.

Лева Пассер показал юриному папе на Черное море.

Вовка-озорник уехал за тридевять земель — к самой Японии — и пальцем ткнул в Великий океан.

Алеша Черногоров визжал от радости, что никто не может найти Белого моря.

Голубоглазый Юрик сосредоточенно сопел носом и водил по карте мизинцем. '

— Вот что, дорогие товарищи!— остановил ребят юрин папа, когда увидал, что они моря не найдут. — Вы еще не учили географии, а потому и не знаете, где надо искать… Эх, если бы у нас, когда мы убежали от белых с Острова Смерти, была такая карта, — многие остались бы в живых! Да и я был бы со второй ногой…

А ведь мы 30 суток ходили по лесам, по болотам, возвращались к тем же местам, откуда уходили вчера… Голодали… И никак не могли узнать — где мы находимся?

Карта, мои милые,— это глаза. Без карты корабль не плывет, аэроплан не летит. Железную дорогу без карты не построят. Запомните вы это. Вам еще самим придется, быть может, воевать, и карту надо уметь читать и понимать, как читают и понимают книгу…

Хорошо! расскажу… Только вы мне найдите сначала на этой карте Белое море.

— Вот Белое море!— не выдержал пионер Сережа и показал всем, где надо искать.

— Правильно! Вот это верно!— похвалил его дядя Саша.— А теперь смотрите сюда — видите, где вот эта река впадает в море? Это место называется устьем, а река называется Северной Двиной. Широкая река! На нее заходят иностранные океанские пароходы.

— Какие, дядя Саша?

— Всякие: английские, норвежские, американские, французские, итальянские, испанские… и много других.

— Много их?

— Больше тысячи в навигацию приходит.

— А зачем они приходят?

— А за лесом, мои дорогие. Покупают его у нас иностранцы. В СССР лесу видимо-невидимо, а без лесу загранице жить нельзя. Вы думаете, что из лесу одни дрова да бревна выходят? Нет, ребятишки! Из дерева получается бумага, целлюлоза, канифоль, смола, скипидар, различные масла, спирт, эфир, дубители. И все это — золотые денежки для нас: машины покупаем на них за границей. Мы, ребятишки, с вами очень богатый народ. Только вот надо суметь взять это богатство в руки.

— Ты, дядя Саша, обещал про Остров Смерти рассказать да про белых, а говоришь про лес да канифоль,— недовольно заметили слушатели.

— А вы не торопитесь, милые. С этого и началось дело.

— Сейчас у нас есть Красная армия, и нас боятся капиталисты. А в 1918 году мы были еще слабенькими: царская война многое разрушила в нашем хозяйстве, фабрики и заводы в те годы останавливались. Капиталисты знали обо всем этом и хотели силой раздавить Советскую власть, мечтали и нажиться на этом деле: хотели забрать в свои руки северные леса, бакинскую нефть, угольные шахты… Ну, одним словом, хотели все наши богатства заграбастать и поставить свою власть вместо Советской. Окружили они нас со всех сторон, и нам, как ни мало было у нас силы, пришлось защищаться.

Дядя Саша помолчал. Ребятишки притихли.

— Видите,— начал он снова,— около устья Северной Двины маленький продолговатый островок? Вы не смотрите на него, что он такой маленький,— на детскую туфельку похож. Он «удаленький»! Это он и есть остров Мудьюг.

Ребячьи глазенки прилипли к карте, как будто бы увидели на ней то, о чем начал рассказывать дядя Саша. А тот, помолчав, продолжал:

— Комаров на острове летом бывает видимо-невидимо,— тучи! Ни одной ночи там не проспишь спокойно — съедят, закусают. Местность болотистая, безлюдная… Островок низенький, в средине острова —лесок… Унылый остров, невеселый!.. Зима на севере долгая. Занесет все снегом, и ничего-то кругом не видно…

Когда началась война с немцами, царские войска ставили на острове пушки, укрепляли его, чтобы не пропустить в устье Северной Двины неприятельских кораблей. Строили-строили укрепления, так и недостроили…

А когда мы прогнали царя, распустили его войско,— война кончилась. Устроили свою власть — рабочую. Тогда у меня были еще обе ноги… Эх, и хорошо было на обеих ногах ходить!..

В 18 году (в июле) стало известно, что идут в наш край англичане, французы, и все — на больших кораблях. Я тогда в Архангельске работал,— партия приказала мне. На острове Мудьюг начали мы тоже устанавливать пушки… Послали туда меня и рабочих да матросов. Назначили командира из царских офицеров, да он, каналья, обманул нас, а потом изменил… 1 августа 1918 года, часа в два дня, мы увидали на море иностранные корабли.

— А зачем они приехали?— переспросила Ниночка Рыбинская, давно забывшая свои кубики и внимательно слушавшая.

— А затем, Нинуся, чтобы отнять нашу советскую землю, прогнать нашу рабочую власть и чтобы лес наш увезти даром. Я ведь говорил вам про лес? Вот они на него и точили зубы!

— Разве точат зубы?—усомнился Вовка.

Тут вмешалась в разговор тетя Оля.

— Ты, Саша, рассказывай проще: объясняй такие мудреные слова, как оккупация, интервенция.

— Мама! Призываю тебя к порядку!.. А ты рассказывай, папа, дальше. Рассказывай!—затормошил отца Юрик.

А дальше было вот как. Начну снова и по порядку: 1 августа 1918 года, рано утром, над островом Мудьюг появился неприятельский гидроплан[1] и стал раскидывать листовки. Мы их читали. Капиталисты писали, что идут спасать Россию от большевиков. Обещали все нам дать. А если не сдадимся, обещали каждого из нас повесить.

— Дудки! — думаем мы.— Мы не воробьи, и нас на мякине не обманешь. А нужно вам сказать, ребятишки, что к этому времени мы подналадили несколько батарей: были у нас две батареи, — по четыре орудия в каждой.

— А большие пушки были у вас, дядя Саша? Далеко стреляли?

— Шестидюймовые были пушки. Была и третья батарея, да не успели мы замаскировать своих батарей!

— Как это замаскировать?

— А спрятать, чтобы ни с корабля, ни с аэроплана их не было видно. Не успели мы. Понял? А все из-за того, что в нашей команде были изменники-белогвардейцы…

Ну, вот… Когда аэроплан набросал нам разных дурацких бумажек, он улетел. Мы стали смотреть в море,— не видно ли кораблей. Их не было. Все-таки мы стали на вагонетках подвозить снаряды к орудиям. Думаем, — аэропланы летали неспроста. А сзади наших батарей были склады, где хранился порох, снаряды. Ждали мы кораблей до половины дня и, наконец, далеко-далеко на море увидали эскадру — шел крейсер, а от него дым тянулся длинной полосой. Вокруг крейсера вертелись миноносцы[2] и шел еще транспорт с войсками.

— Когда мы увидели неприятеля, спросили по телефону штаб в Архангельске,— стрелять или нет? Нам ответили, что мы не должны стрелять первыми.

— Кругом была измена!..

— Смотрим,— а к острову Мудьюг на полном ходу идет крейсер. Мы дали ему сигнал: «Остановись, а то будем стрелять».

— Ну, и что же? — не вытерпел Алеша Черногоров.

— Послушался он нас и остановился. Бросил в море якорь. А в это время над нами залетало целых шесть самолетов…

— Все они у нас высмотрели!..

— Пока мы митинг устроили, крейсер постоял-постоял, а потом поднял якорь, да назад.

Крейсер бросил в море якорь.

Ну, думаем мы, — испугался он нас! А крейсер отошел немного, повернулся к нам боком — да как бабахнет в наши батареи из всех своих бортовых орудий! Только песок вокруг нас столбом взвился! Мы скорее к орудиям. Видим, что опоздали. Доверились напрасно. Дали и мы залп. Один снаряд попал на палубу. А в это время их аэропланы из пулеметов — давай нас сверху поливать свинцовым дождичком. Прямо терпенья никакого не стало! Один снаряд с крейсера перелетел через батарею и попал в пороховой погреб. Тот взорвался. Наш командир Петренко в это время cбежал, изменил. А мы вояки были плохие: не подучились еще!

— Плохи наши дела! — думаем мы.— Много у нас убитых стало. Скоро на остров высадился десант и обошел нас с тыла. Тогда мы взорвали все орудия, подожгли пороховые погреба и дали тягу.

— Какую тягу папа?

— Ну, значит, отступили. Так вот, ребятишки, и достался остров Мудьюг англичанам и французам. Было это 1 августа 1918 г. А на другой день белогвардейцы заняли город Архангельск. И ничего нам нельзя было поделать: много у нас было изменников, а нас, большевиков, тогда было еще мало.

— А почему, папа, Мудьюг — Остров Смерти?

— Об этом другой раз, товарищи, расскажу, а сейчас вам надо итти по домам. Спать пора. Приходите завтра, я вам расскажу. Только организованно приходите — все в одно время, без шуму и так далее.

— И так далее! — хором подхватили ребятишки.

Дядя Саша оперся на свою клюку. Оперся на нее и пересел к письменному столу за работу.

Мальчики гурьбой стали прощаться. Совали дяде Саше свои маленькие ручонки. И даже озорники Вовка и Алеша Черногоров были тихими. Они в это время обдумывали, как это моряки стреляют из пушек и плавают по морям.