Мужчина в интерьере с любовницами и собакой

Глава 8

Маша – Так зачем же вы с ним познакомились, если знали что это за человек? – я удивленно смотрел на Марину.

Но ответить она не успела, так как у меня зазвонил мобильный телефон. Звонила Маша, которая потеряла меня, и о которой я совершенно позабыл, не сообщив даже, что не появлюсь сегодня на кафедре.

Ну, раз позвонила, то самое время сказать несколько слов и о ней, о Маше…

С Машей я познакомился год назад. Случилось это на юбилее отца, который отмечался в небольшом кафе недалеко от нашего дома. Помимо всякой разной родни отец пригласил и своих старых друзей, бывших, по большей части, сотрудниками все того же Пятого управления, в котором служил и он сам. Многие из них пришли с женами.

Когда я впервые увидел Машу, я подумал, что она тоже жена. Рядом с ней все время находился презентабельного вида мужчина лет пятидесяти, который вполне сходил за ее мужа. Про себя я еще тогда отметил, что жену себе он нашел ничего себе – красавицу, да еще лет на тридцать младше его самого.

Несмотря на то, что в моем сознании Маша фигурировала как чужая жена, оторваться от нее я не мог, как себя не заставлял. Да и посадили их за столом прямо напротив меня. Так что я мог не только рассматривать эту красивую девушку, но и беседовать с ней. Чем я и занимался.

Сначала мы перекидывались ничего не значащими фразами, а потом, слово за слово, выяснили, кто где учился и разговор перешел в чисто профессиональную плоскость.

Оказалось, что Маша была выпускницей философского факультета МГУ, а нынче трудилась в одной небезызвестной пиар-конторе, занимавшейся раскруткой региональных политических деятелей.

Мужчина рядом с Машей никак на наши разговоры не реагировал, все больше болтал с моим отцом и с другими бывшими коллегами, многих из которых не видел уже несколько лет. Иногда он поглядывал на меня и как-то странно улыбался. В эти моменты я прятал глаза, и чувствовал, что начинаю краснеть.

Между собой они почти не общались. Лишь изредка она спрашивала его, не подложить ли ему в тарелку салата или еще немного горячего. При этом обращалась она к нему ровным счетом никак.

Где-то ближе к середине вечера, Машин спутник встал и начал со всеми прощаться, ссылаясь на то, что просто вынужден покинуть столь прекрасную компанию ввиду неотложных дел. Я уже собирался расстроиться по поводу того, что остаток празднества мне придется сидеть и слушать бесконечные воспоминания коллег отца о днях их службы, как произошло то, чего я никак не ожидал.

– Вадим, – обратился он ко мне, – я буду крайне признателен, если по завершению сего мероприятия вы проводите мою дочь домой. Договорились?

Сначала я не понял, о ком он. Родительская принадлежность всех присутствующих на юбилее несовершеннолетних детей мне, казалось, была вполне ясна. И тут до меня дошло. Это же он о Маше!

– Ну конечно! – ответил я после несколько затянувшейся паузы, во время которой заговорческая улыбка не сходила с его губ. – Конечно провожу! С удовольствием!

Машу я проводил, а уже на следующий день мы встретились снова. Через неделю стало очевидно, что мы, вроде как, встречаемся.

Встречи наши с Машей происходили с завидной регулярностью, в основном у меня.

Жил я, благо, один, так как родители уже как несколько лет проживали в просторной трехкомнатной квартире, которая осталась в наследство от маминой тетки. Обычно мы где-нибудь гуляли или ходили в кино, а потом заезжали ко мне и занимались тем, чем обычно занимаются любящие друг друга молодые люди, оказавшись вдвоем в замкнутом пространстве с наличием раскладного дивана.

В постели Маша была нежна и внимательна, но чуть ли ни каждый раз, когда мы начинали заниматься любовью, у меня перед глазами появлялось разгоряченное тело Ульяны Игоревны. Я всячески отгонял от себя эти видения и внутренне обещал себе, что завтра же с методисткой порву. Но на следующий день, приходя на кафедру и встречаясь с ней взглядом я понимал, что прежде чем мы уйдем с работы, какое-то время обязательно будет проведено в ее маленьком кабинете.

Так продолжалось примерно полгода.

А потом умер муж Ульяны Игоревны.

Первые две недели после этого события она ходила сама не своя, принимая соболезнования от все, кто встречал ее на своем пути в институтских коридорах. А потом ее прорвало.

Я как обычно собирался домой, после прочитанных лекций. Завибрировал мобильный телефон. Вообще-то я ждал сообщения от Маши, с которой мы в тот вечер договорились сходить в какое-то модное кафе, в котором побывали уже все ее подружки. Но сообщение было от Ульяны Игоревны. Суть его сводила к тому, что я немедленно должен приехать к ней домой, либо она за себя не отвечает.

Ульяна Игоревна действительно была дома, так как простудилась и теперь бюллетенила. Решив, что смс-сообщением тут не отделаешься, я набрал номер своей великовозрастной любовницы и стал ждать, пока нас соединят.

Трубку она взяла после первого же гудка.

– Приезжай, слышишь! Немедленно приезжай! – тут же истерично закричала она.

– Да что случило-то?

– Я тебе сказала – приезжай! Или пожалеешь! Или.. или… – она не закончила, так как зашлась рыданиями.

– Хорошо, через час буду, – пообещал я и нажал клавишу отбоя.

После я этого я сразу же перезвонил Маше и честно признался, что вынужден поехать домой к нашей методистке Ульяне Игоревне. Но соврав, само собой, о причине этого вынужденного визита:

– Маш, она заболела, попросила кого-нибудь приехать помочь ей с продуктами…

– А ей что помочь некому? – недовольно спросила Маша.

– Некому, – со скорбью в голосе ответил я. – Я ж тебе говорил, что у нее муж недавно умер. А больше никого у нее нет…

– Ну ладно.. – Маша была явно рассержена. – Позвони как освободишься.

Я пообещал, что обязательно позвоню, и поспешил к Ульяне Игоревне, до которой, к слову, надо было еще доехать. Жила она в районе Митино, а это предвещало нелегкий путь. И я не ошибся. Автобус я ждал минут тридцать, а потом еще около часа тащился по пробкам. За это время обе моих женщины успели позвонить мне по несколько раз, в попытке выяснить где я нахожу. Обеим, впрочем, я отвечал одно и тоже.

Час в автобусе показался мне вечностью. В портфеле у меня лежал журнал "Вопросы философии" с последней статьей Окуницына, но достать его не представлялось никакой возможности – я был зажат со всех сторон. Не зная чем себя занять, я углубился в свои размышления. Думал я об Ульяне Игоревне, с которой мне предстояло разговаривать. Думал я о Маше, которая будто что-то подозревала.

Думал я об Окуницеве… Обо всех понемножку.

Наконец автобус дополз до нужной мне остановки. Протиснувшись сквозь толпу, я вынырнул на улицу, тут же попав обеими ногами в глубокую лужу не то грязи, не то цемента.

И не Былов этом ничего удивительного – вокруг шла стройка. Мне казалось, что в Митино уже все давным-давно было построено, но я жестоко ошибался. Новые дома возводились буквально со всех сторон. Вынув из кармана бумажку с адресом Ульяны Игоревны, который я перед выходом узнал у секретаря на кафедре, я озадаченно покрутил головой, пытаясь определить нужное мне направление. Но однообразность пейзажа и обилие строительной техники делали это практически невозможным.

Пришлось обращаться к народу.

И народ помог. Тут же бойко стал указывать как пройти, где лучше обогнуть стройку, мимо какого магазина проскочить… Был бы я террористом, то за пять минут смог бы выяснить все об инфраструктуре района и путях отступа из него, после свершения злодейского акта. Никак, никак люди не перестоятся – все выкладывают первому встречному. А надо ли перестраиваться-то?…

С этими мыслями я дошел до подъезда Ульяны Игоревны и позвонил в домофон.

– Это ты? – услышал я знакомый голос.

– Я, – подтвердил я, не зная, правда, кого сама Ульяна Игоревна имеет ввиду.

Но ввиду она имела именно меня.

Я не успел закрыть за собой входную дверь, как пожалел, что поддался на этот дешевый женский трюк – выдавить из себя слезу, надавить на жалость. Ульяна Игоревна устроила концерт. Даже не концерт, а некое шоу, с падениями на пол, разрыванием на себе шелкового халатика, морем слез, океаном проклятий и целой вселенной мольбы. Суть этого шоу сводилась к тому, что теперь она осталась совсем одна и, если мне взбредет в голову ее бросить, то она расскажет всем, чем мы с ней занимались и кто я вообще такой.

– А кто я такой? – недоуменно поинтересовался я, после того, как она озвучила эту свою идею.

– Сволочь ты! – закричала Ульяна Игоревна. – Попользовался, значит, и все? И девке твоей я все расскажу.!

– Ты думай, что говоришь! – пригрозил я.

– А я думаю, Вадечка, думаю! – она театрально рухнула на диван и зашлась в рыданиях. – Я думаю! Я уже твоей Маше позвонила! Понял?

– Чего? – на всякий случай переспросил я. – Что ты сделала?

– Маше твоей все рассказала! Вот что!

Я тут же набрал машин номер.

– Больше мне не звони, – услышал я в трубке.

Больше Маша ничего не сказала и отключилась.

Прямо скажем, Ульяна Игоревна сама подписала себе приговор, рассказав все Маше.

Теперь терять мне было нечего. Сплетен на кафедре я не боялся, а Маша больше не желал меня знать.

Я молча встал, одел свой плащ и измазанные не пойми чем ботинки, прихватил портфель и под сопровождение громогласных рыданий несчастной одинокой стареющей женщины вышел прочь.

С этого дня мы с Ульяной Игоревной больше не предавались плотским утехам, а отношения наши перешли в сугубо рабочую стезю. На кафедре она, конечно, никому ничего не рассказала, так что ту мне не пришлось испытать и толики неудобства, а вот с Машкой…

К Маше я поехал в тот же вечер. Дверь мне открыл ее отец, сообщивший, что Маша видеть меня не желает. Но сам он был настроен куда более благодушно. Прикрыв за собой входную дверь, он вытащил пачку сигарет, закурил и принялся расспрашивать у меня, что же все-таки произошло.

Я рассказал. Не совсем так, как все было на самом деле, но в принципе честно.

Сокрыв истинный возраст методистки, я поведал, что, действительно, имел с ней связь, но было это до Маши. А она все представила вон в каком свете!

– Ладно, попробую поговорить с ней, – пообещал мне Машин отец. – Но сейчас ты не лезь – без толку.

С Машей мы в итоге помирились. Удалось мне ее уболтать и внушить мысль, что никого кроме нее у меня нет и быть не может. В сущности, это и было правдой.

Ульяна Игоревна после этого случая как-то сразу постарела, что заметили все вокруг. Само собой, списывалось это на смерть ее мужа. И лишь я один знал, в чем причина ее увядания – я был для нее последней зацепкой за давно ушедшею молодость. Исчез, и годы тут же взяли свое.

Извинившись перед Машей, что не сообщил ей о своем месте нахождения, я наспех с ней распрощался и вновь приготовился слушать Марину. Но прежде, я все же решил допытаться у нее, зачем же она вступила в разговор со Скоком.

– Ты вы мне так и не ответили… – напомнил я ей, убирая мобильный телефон в карман.

– Не ответила?

– Ну да, про причины вашего общения с этим уголовником.

– Да маленькая была, глупая… – Марина отмахнулась от меня, как от назойливой мухи. – Вы лучше дальше слушайте.