Недавно я услышала по радио, что на Леонарду подали в суд. Она обвинялась в попытке зомбирования с корыстной целью несовершеннолетней девушки — дочери весьма состоятельных родителей. Якобы девушка регулярно перечисляла на Леонардин банковский счет баснословные суммы, и не добровольно, а под воздействием колдовских чар.
Леонарда пыталась защищаться: мол, она чиста как стеклышко, а респектабельная пара — наймиты ее завистливых коллег по ремеслу. Но этот номер не удался, и пришлось Леонарде отправляться в хорошо знакомую мне клинику нервных болезней на Любимовке. Вот, дескать, если и делала что не так, то будучи не в своем уме.
В клинике у Леонарды возникли некоторые сложности. Госпитализировать и лечить ее никто не отказывался, а вот справку о психической невменяемости давать не хотели.
Как-то вечером ко мне заглянула Лиза.
— Наташ, ты не могла бы помочь?
— Кому помочь? — удивилась я.
— Ну, понимаешь, этой Леонарде… Со справкой для суда.
— С какой стати я буду за нее просить?! Да и ты-то зачем просишь? Сама рассказывала: противная тетка!
— Противная-то противная… А нам не чужая.
— Кому это нам?
— Саше. У них, что ни говори, общий ребенок. Саша переживает, я обещала помочь.
Лиза тоже была мне не чужая, поэтому и я, со своей стороны, решила взяться за это неприглядное дело. Позвонила в клинику. Музыкальный доктор мгновенно узнал меня, обрадовался;
— Как дела? Как здоровье?
Я подтвердила, что на здоровье не жалуюсь. А про дела не стала распространяться. Что ему до моих дел, постороннему человеку?
Когда доктор узнал, чего я хочу от него, завел уже совсем другую песню. Беде нашей можно помочь. Только их коммерческая клиника не выдает таких справок. Помогут его друзья — сотрудники системы Минздрава. Им, естественно, надо заплатить. И ему тоже — за услуги посредника.
Я все это выслушала и побежала к Лизе. Хорошо, что мы с ней теперь соседи — вышел из нашей калитки и сразу уперся в Лизин забор.
— Вот смотри. — Я достала записи, которые делала под диктовку музыкального доктора. — Сначала позвонишь по этому телефону, объяснишь, что от Игоря Львовича, и по какому делу расскажешь. Тебе назначат время.
Лиза зачем-то стала записывать эти указания, хотя просто могла бы воспользоваться моим листочком. Долго писала. Чтобы получить справку для Леонарды, надо было пройти несколько кабинетов и инстанций… Справки для суда абы как не выдаются!
— И сколько же это стоит? — поинтересовалась она в конце.
— Это ты у них сама спрашивай! Кто станет по телефону суммы называть?
— Придется спрашивать, — вздохнула Лиза. — Большое спасибо, Наташ. Что бы мы без тебя делали?!
— Без меня вы бы другие каналы искали… Ну ладно, я пойду.
— Подожди, давай кофе сварю.
За кофе Лиза говорит о работе. Медицина и косметология так стремительно развиваются, постоянно надо читать, учиться. Иначе отстанешь и будешь никудышным специалистом. Никто не захочет идти на прием к такому.
— Так в любой области, — соглашаюсь. — Вот я не работаю четыре с лишним года. Во-первых, половину забыла из того, что знала, во-вторых, что творится на рынке — представляю весьма приблизительно, в-третьих…
Но тут зазвонил телефон.
— Наташа, — зовет муж, — возвращайся. Я без тебя не справляюсь.
Я быстро прощаюсь с Лизой и бегу домой.
С чем он может не справляться, думаю по дороге. Не иначе как опять дети перессорились. Обычная история — старший брат ревнует родителей к младшей сестре. Привык быть в центре, привык, что все для него! Эгоист!
По лестнице, ведущей в детскую, я взбегаю в воинственном настроении. Муж поджидает меня на площадке у дверей комнаты…
Вы, наверное, удивлены, откуда у меня взялся муж?
Это все Ирка! Реализовала-таки свою навязчивую идею. Все-все, по ее мнению, обязательно должны выходить замуж и не бояться последствий. Даже если после замужества жизнь покажется немилой, все равно замуж выходить стоит!
— Ты бы и сейчас вышла замуж за Николая? — спросила я, памятуя о нашем недавнем разговоре.
— За Николая! За Николая любая бы вышла! Лучше Николая никого нет! Или тебе мой Николай не нравится?!
— Нет, нет, нравится. Я просто не совсем точно выразилась.
Ирка хитростью выведала мои воскресные маршруты и направила по ним Влада.
…Когда я столкнулась с ним в холле пансионата «Сойкино» — даже слов не нашла от удивления. А оказалось, он проводит здесь уже третьи выходные. Наблюдает за мной. За мной и за собой. И понимает, что ничего за это время не изменилось.
— Как ты думаешь?
— Я не знаю.
— Может, поговорим у меня в номере?
Первое, что я увидела, войдя к нему в номер, букет стройных, трепетных чайных роз. И сразу вспомнились те розы, до последнего стоявшие на комоде у меня в комнате. И как я выбрасывала тот букет, навсегда покидая родительскую квартиру, и мамино кроткое лицо в гробу, и скрип сцепления черной «ауди», увозившей Глеба. Я упала в кресло и разрыдалась. Впервые с того дня, как мне исполнилось тридцать три года.
Наверное, это была моя крестная эра, и с приходом Влада она закончилась.
Теперь я просто не понимаю, как жила без него. Как могла каждый день обходиться без его любви, нежности, внимания. И еще — иногда я подолгу думаю об этом — почему я так упорно отказывалась принять эту любовь?
Что ни говори, а женщина — слабое, зависимое существо. Все женщины скроены на один манер. Все они жаждут любви… Одни тайно, другие явно. Одни начинают мечтать о ней в старших классах средней школы, другие — в детском саду. Одни для этой любви прихорашиваются и наряжаются, другие получают ученые степени, третьи стремятся вверх по карьерной лестнице… Любите нас! Красивыми, совершенными, умными… самодостаточными, эмансипированными… любите!
А мужчины?.. Мужчины — это ведь не только наши мужья и любовники. Это еще и наши братья, отцы. Они не учитывают нашей извечной — девической — потребности в любви и заботе, они судят о нас по себе. Порой предпочитают нам других женщин, навсегда вычеркивая нас из своей судьбы… И мы продолжаем перемещаться по земле, внутренне сжавшись от предательства, как от удара, но все с той же пресловутой потребностью… и даже с еще более сильной.
Рано или поздно мы начинаем жить одной надеждой на заветную встречу. Сейчас мне кажется: каждой женщине уготована такая встреча, важно только ее не пропустить. А то будет по пословице: что имеем — не храним, потерявши — плачем…
— Митя! — Войдя в детскую, я грозно глянула на сына. — Митя, почему ты обижаешь сестру?!
— Она дерется…
Моему сыну четыре года, и он излагает свои мысли с трудом, но по тому, как стремительно темнеют его карие глаза, я понимаю — сын сердится.
— Сейчас же попроси у Нади прощения! Ты понимаешь, она — девочка. Она твоя сестра! А ты старший брат! Ты должен защищать ее ото всех, от бед, от обид…
Я увлекаюсь и начинаю говорить непонятно… но Митя угадывает пафос моей речи, подходит к сидящей в манеже двухлетней Наде и пытается погладить ее по головке. Неожиданно девочка размахивается и закатывает ему звонкую, классическую пощечину.
Я жду начала привычной баталии, но Митя тихо садится на диван, приложив ладонь к пылающей щечке.
Наверное, я ему не то наговорила!
А вдруг мой сын вырастет подкаблучником?!