Глава 13 Общие видения

Дирижабль Иззи скользил высоко над Нилом на фоне бархатного заката. Сверкающая поверхность реки казалась объятой пламенем. С детства и до нынешних дней Эвелин до глубины души трогали и торжественное молчание Нила, и умиротворенная красота Сахары...

Сейчас, когда она помогала брату накопать снаряжение для перехода по пустыне, ее вдруг охватило странное тревожное чувство: ей казалось, что она слышит голоса из далекого прошлого.

Неподалеку от брата и сестры расположились О’Коннелл и Ардет-бей. Мужчины чистили и перезаряжали оружие, готовясь к неизбежной битве со злом.

– Если человек не способен принять свое прошлое, – назидательно говорил Ардет-бей, обращаясь к Рику, – значит, он еще не готов встретиться с будущим.

– Ну ладно, – вздохнул О’Коннелл. – Предположим, я действительно являюсь каким-то перевоплощенным медджаем…

– Не совсем так.

– Мне все равно. Хорошо, пусть я буду воином Бога. И что с того? Чем это может нам помочь?

– Это духовная сторона твоей жизни, часть твоего сердца, твоей души. Если ты примешь ее, постигнешь ее суть и смысл, ты обязательно преодолеешь все испытания, которые ожидают тебя в скором будущем.

– Вот черт! – пожал плечами Рик. – Какие же испытания можно ожидать от нашего старинного приятеля? Я имею в виду Того, Чье Имя Не Называют.

Ардет-бей чуть заметно улыбнулся.

– Ну, теперь, когда он, без сомнений, почти полностью восстановил свои силы и даже внешний облик, я не вижу причин, почему бы нам, то есть мне... не назвать его настоящим именем.

– То есть Имхотепом, – подсказал О’Коннелл.

– Имхотепом, – кивнул предводитель медджаев. – А так как он возвращает себе былую мощь очень быстрыми темпами, то, боюсь, к тому времени, когда он достигнет Ам-Шира, с ним уже не сможет справиться даже сам Царь Скорпионов.

– А ведь этот Царь Скорпионов и сам шишка что надо, если не ошибаюсь?

– Шишка? – смущенно нахмурился Ардет-бей.

– Ну не мелкота какая-нибудь, не дервиш из пустыни.

– Ах, вот что ты имеешь в виду... Нет, не мелкота.

Эвелин оторвалась от рюкзака, который как раз собирала, и вмешалась в разговор:

– Если верить легенде, то Царь Скорпионов, отдав свою душу Анубису, таким образом, предал Великого Бога и, следовательно, был проклят навсегда.

– Когда был проклят старина Имхотеп, – сухо заметил Джонатан, – сила у него только возросла. Странный способ наказывать кого бы то ни было – добавлять ему мощи и силы.

– У богов на это есть свои причины, – возразил Ардет-бей, – и свои методы.

– А ведь Джонатан прав, – вмешался Рик, вставляя гильзы в патронташ. – Почему это ваши боги так потворствуют вечно проклятым? Почему бы просто не уничтожать неугодных и провинившихся, да и дело с концом?

Ардет-бей не мог найти ответа на этот вопрос, и тогда слово взяла Эвелин:

– Я могу объяснить это. Царь Скорпионов, например, жутко страдал от своего проклятия. Причем так, что это не могло быть ни описано на бумаге, ни передано из уст в уста.

– Значит, нигде об этом нельзя прочитать ни слова? – переспросил Джонатан, победно поглядывая на медджая.

Ардет-бей помрачнел:

– Леди права... никогда и никто не писал об этом... хотя слухи о том, что когда он восстанет, то примет не совсем человеческий облик, все же дошли до наших времен.

Эвелин чуть заметно улыбнулась.

– Он выступает в роли египетского буки, – заметила она. – Его именем родители пугают детей, а старшие ребятишки в семье – младших.

Это замечание заставило Эвелин, да и остальных, снова вспомнить об Алексе, и все замолчали. Вскоре брат и сестра закончили собирать рюкзаки, Рик и Ардет-бей все еще возились с оружием.

Эвелин направилась к носу шаланды, облокотилась о ее борт и принялась вглядываться в оранжевую пустыню, по которой тянулись пурпурные полосы от заходящего солнца.

Иззи сидел в своей кабине. Когда Рик направился к жене, лохматый летчик, заметив раздраженное выражение его лица, быстро заговорил:

– Между прочим, я стараюсь, как могу, и летим мы достаточно быстро! И твой многозначительный взгляд все равно не превратит мою летающую конфетку в ракету.

Рик кивнул и подошел к Эвелин.

Иззи крикнул ему вслед:

– Рик, мы будем на месте еще до восхода солнца! Даю слово. Можешь смело рассчитывать...

Рик оглянулся, и Иззи поспешил добавить:

– Ну... ты все равно надейся.

Рик подошел к Эвелин, которая на носу шаланды в одиночестве рассматривала однообразный пейзаж. О’Коннелл сразу понял, что Эви сейчас не расположена к разговорам. Все необходимые слова были уже сказаны. Теперь им оставалось главное: найти мальчика и спасти его.

Заметив озабоченный взгляд жены, Рик обнадеживающе подмигнул ей, обнял за талию и прижал к себе. Она улыбнулась ему, хотя улыбка получилась вымученной. Рик кивнул, отпустил Эви и вернулся к своему боевому товарищу Ардет-бею.

Эви не видела, как Рик, добравшись до своего места, остановился и принялся внимательно рассматривать татуировку на руке – пирамиду, обрамленную с двух сторон соколиными крыльями.

Наверное, Эвелин было бы интересно узнать, что ее мужа тоже терзают непонятные предчувствия. До ее слуха доносились какие-то едва уловимые звуки. Они словно отражались от блестящей поверхности Нила, как будто кто-то нараспев произносил заклинания на древнеегипетском языке. Вскоре Эвелин поняла, что этот четкий, страшный голос она уже когда-то слышала... Это говорил Имхотеп.

Эвелин захотелось сказать об этом Рику, но, когда она повернулась в сторону маленькой компании, поняла, что, кроме нее, эти таинственные слова больше никто не слышит.

Она облокотилась о борт шаланды, летящей над огненной гладью Нила, и начала потихоньку покачиваться в такт мелодии слов, будто загипнотизированная или зачарованная ею. Глаза Эвелин устремились куда-то вдаль, а тело раскачивалось все сильнее, так что со стороны могло показаться, будто миссис О’Коннелл вознамерилась вывалиться через не слишком высокий борт ветхого суденышка.


* * *

В это самое время в храме Карнака, в зале, окутанном легким туманом, повелитель Имхотеп, облаченный в роскошный наряд, почти не скрывавший его бронзовые мускулы, стоял возле небольшого бассейна, с поверхности которого и поднималась странная дымка.

Рядом с ним была его покорная смиренная Мила. Сегодня она выбрала для себя расшитое золотом темно-пурпурное платье с глубоким вырезом и прозрачными рукавами. И хотя одежда была изготовлена совсем недавно, мастера явно старались выдержать ее в стиле, навевающем мысли о древнем Египте.

Имхотеп воздел руки вверх и произнес несколько слов, которые гулким эхом разнеслись повалу. Глаза Милы засверкали – совсем как у миссис О’Коннелл, путешествующей на дирижабле, плывущем над Нилом, – и она точно так же начала раскачиваться из стороны в сторону, впадай в глубокий транс.

Имхотеп повернулся к ней лицом, и его голос приобрел одновременно и суровые, и добродушные нотки.

– Настало время, – заговорил он на древнеегипетском языке, – тебе стать той, кем ты были всегда... и кем оставалась до сих пор.

Он вытянул руку в сторону бассейна и продолжал:

– Настало время вспомнить, кем мы были... и кем являемся до сих пор.

В это мгновение, словно по приказу верховного жреца, туман над поверхностью бассейна расступился, и возникло видение прошлого, той эпохи, когда в Египте еще правил фараон Сети.

Именно его увидели одновременно и Мила, и Эвелин.

– Ибо наша любовь, – продолжал Имхотеп, и его голос проник в души обеих женщин, – это любовь истинная, и наши души навсегда слились воедино.

В поражающем своей роскошью огромном зале дворца, в царских покоях, украшенных колоннами, восседал грозный фараон Сети. В своей высокой чашеподобной короне, покрытой изображениями переплетенных змей, он выглядел особенно величественно. Его волевой подбородок окаймляла коротко подстриженная черная бородка. Сети небрежно развалился на золотом троне, за спинкой которого стоял его верховный жрец Имхотеп. Оба мужчины готовились насладиться зрелищем, которое вот-вот должно было развернуться перед их глазами.

На узорчатом полу друг напротив друга застыли две девушки, явно очень высокого происхождения. Обе были одеты в облегающие юбки, прозрачные воздушные лифы и золотые маски, скрывающие их лица. Судя по позам, между ними сейчас проходило что-то вроде поединка. Обе были вооружены длинными кинжалами с изогнутыми крестовидными рукоятями. Две молодые женщины с прекрасными фигурами смело нападали одна на другую и столь же искусно защищались. Сети и его ближайший сподвижник с восхищением следили за каждым движением грациозных красавиц, смеялись и подбадривали их громкими криками. Сверкающие клинки сталкивались, женщины били друг дружку локтями, коленями и тыльными сторонами ладоней. Их искусство могло бы вызвать зависть и одобрение самого опытного мужчины-бойца. Звон оружия, шлепки, рычание и издаваемые соперницами стоны явно несли в себе еще и эротическую окраску. А живое воплощение бога – фараон Сети и его верховный жрец вели себя сейчас, как обыкновенные простолюдины, привлеченные уличным зрелищем…


Эвелин, оставаясь во власти видений, отдавала себе отчет в том, что наблюдает сейчас поединок двух соперниц, в память о котором на одной из дверей храма в Фивах был даже высечен барельеф. Именно там и началось их последнее с мужем и Алексом приключение…


Одна из женщин провела ловкий прием, и ее соперница упала на пол. Золотая маска откинулась, и открылось миловидное лицо, до мельчайшей черточки напоминавшее Эвелин...

Ее более опытная и жестокая соперница тут же очутилась рядом с ней, и золоченое лезвие кинжала задрожало у трепещущего горла принцессы.

Победительница сорвала с себя золотую маску, открывая сияющее торжеством и радостью лицо любимой наложницы Сети – Анк-су-намун. Той женщины, ради любви которой Имхотеп вскоре пожертвует не только своей жизнью, но и душой.

В глазах обеих красавиц горела ненависть. Анк-су-намун официально считалась наставницей юной дочери фараона и учила ее приемам самообороны, хотя сейчас с удовольствием вонзила бы кинжал в горло своей ученицы. Та, в свою очередь, испытала бы не меньшее наслаждение, сразив ненавистную соперницу.

Однако наставница улыбнулась и помогла стройной и красивой женщине подняться, дружелюбно заметив при этом:

– Твое мастерство значительно возросло, принцесса Нефертири.

Та склонила голову и вежливо ответила наставнице:

– Для меня большая честь услышать такую похвалу из уст самой Анк-су-намун.

В зале раздались рукоплескания Сети, Имхотепа и особо приближенных сановников. Все восхищенно благодарили женщин-бойцов за доставленное удовольствие.

Фараон поднялся с трона и шагнул вперед, восклицая:

– Великолепно! Просто великолепно! Ты замечательно обучила боевому искусству мою дочь, Анк-су-намун. – Его ласковый взгляд остановился на принцессе. – Ну, кто сможет лучше защитить браслет Анубиса, чем моя собственная дочь?

Нефертири поклонилась и ответила:

– Готова служить тебе, отец.

Сети повернулся к Анк-су-намун и продолжал:

– И какая царица сможет лучше защитить своего царя от угрожающей ему опасности?

Похотливая улыбка, которой Анк-су-намун одарила своего владыку, была для Нефертири тягчайшим оскорблением. Итак, место покойной матери принцессы займет обыкновенная наложница. Это просто возмутительно! Однако принцесса ничего не могла с этим поделать.

Ей оставалось только рассмеяться и нежно обнять отца. Фараон Сети, безмерно любивший дочь, ответил ей тем же.

Через плечо обнимающего ее отца Нефертири заметила, как верховный жрец и ее будущая мачеха обменялись странными и многозначительными взглядами... Здесь явно была какая-то тайна, сговор, соединивший этих двух самых близких фараону людей...


Видение, которое одновременно наблюдали Мила и Эвелин, замерцало и начало таять в воздухе, сменяясь темнотой…


...Наступила ночь. Сапфировое небо, украшенное россыпями алмазов, раскинулось над дворцом фараона в Фивах. Принцесса Нефертири стояла на балконе, наслаждаясь ароматами, которые приносил свежий ветерок с Нила. Вдруг какое-то неясное движение привлекло ее задумчивый и рассеянный взгляд. Принцесса посмотрела через узкий двор, отделявший ее покои от похожего на дворец дома Анк-су-намун. Она видела, как за прозрачными занавесками заскользила изящная фигура наложницы, направлявшейся в спальню. Затем Нефертири заметила еще один очень знакомый ей силуэт. Высокий мускулистый мужчина, вошедший следом, оказался Имхотепом – верховным жрецом ее отца. Обе фигуры слились в страстных объятиях.

Ужаснувшись увиденному, пораженная Нефертири отступила за занавески. Правда, молодая женщина испытала и какое-то странное чувство облегчения. Сейчас принцесса пребывала в растерянности: она не знала, как ей поступить и что предпринять.

Грохот лошадиных копыт во дворе возвестил о прибытии колесницы фараона, но любовники, занятые друг другом, не обратили на это внимания. Им не слышны были шаги разгневанного владыки, пересекавшего узкий двор. Нефертири мстительно улыбнулась. Ее радовало, что Сети сам обнаружит предательство. С другой стороны, принцессе было жаль отца. Нефертири успокаивала себя лишь тем, что ненавистный брак не состоится...

Принцесса отвернулась от окна и в этот момент услышала громовой голос Сети, вопрошавший:

– Какая мужская рука осмелилась прикоснуться к тебе?

Природное любопытство заставило Нефертири обернуться, чтобы посмотреть, что будут делать Анк-су-намун и Имхотеп. Однако сквозь занавески были видны лишь силуэты фараона и его наложницы. Куда исчез верховный жрец?

В это время во двор уже входил отряд стражников фараона, которых опередила его колесница. 

Внезапно, поддавшись панике, Нефертири во весь голос закричала:

– Вы нужны моему отцу! Он в опасности! Скорей!

Принцесса вцепилась в перила и увидела, что на балконе в доме Анк-су-намун появился Имхотеп. В руке он сжимал какой-то предмет. В лунном свете ярко блеснуло лезвие ножа.

А потом Нефертири с ужасом смотрела, как верховный жрец и наложница Сети по очереди наносили ее отцу удары сверкающими клинками. Фараон кричал, и в его вопле слышались не только боль, но и гнев. Истекай кровью, он упал на колени. Принцесса кусала пальцы, сдерживая отчаянный крик. Глаза ее заволокло слезами, и она уже не следила за происходящим. А озверевшие изменники, не останавливаясь, продолжали вонзать кинжалы в бездыханное тело. Казалось, что они хотят убить своего бывшего владыку снова и снова. От пережитого шока Нефертири едва держалась на ногах. Она чувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется.


А в двадцатом веке, путешествуя на невообразимом сооружении Иззи, которое сейчас величаво проплывало на фоне кровавого заката, Эвелин О’Коннелл испытала вдруг те же самые ощущения. Как и давно умершая принцесса, чьим воплощением стала Эви, женщина покачнулась и, теряя сознание, упала за борт летучей шаланды.

Рик О’Коннелл, возившийся с оружием, вскинул глаза именно в тот момент, когда его любимая жена зашаталась и исчезла за бортом.

– Эви! – воскликнул он, вскакивая ни ноги.

Но она его уже не слышала.

Гигантским прыжком Рик метнулся к борту и успел схватить жену за руку – как раз в тот миг, когда она вынырнула из своих видений. Инстинктивным движением Эвелин вцепилась в кисть мужа и едва не увлекла его за собой в раскинувшуюся внизу бездонную пропасть.

Рик чувствовал, что соскальзывает вниз, но неожиданно его рука встретила опору. Это была крупноячеистая сеть, крепившая баллон к баркасу. Изо всех сил он ухватился за ее ячейки, и ужасное падение прекратилось – по крайней море, на какое-то время. Однако крюки, крепившие сеть к бортам шаланды, начали один за другим с неприятным хрустом выходить из дерева. На счастье, некоторые из крюков держались вполне крепко. Супруги повисли под днищем шаланды в сетчатом мешке, напоминая гигантскую серьгу или кулон.

Перепуганная Эвелин мертвой хваткой вцепилась в руку мужа. Едва справляясь с выскальзывающим из кисти грузом и чувствуя, что кулак вот-вот разожмется, О’Коннелл поинтересовался:

– Ты куда-то собралась, милая?

Через мгновение пришедшие в себя Ардет-бей и Джонатан вытащили обоих па палубу, и вскоре все уже сидели вокруг жаровни, и на лицах плясали веселые отблески пламени. Эвелин рассказала своим спутникам обо всем, что успела увидеть и почувствовать до своего падения за борт.

Страх быстро проходил, головокружение отступило, и женщина пребывала сейчас в состоянии легкой эйфории.

– Означает ли это, – обратилась она к предводителю медджаев, – что я – новое воплощение принцессы Нефертири?

– Да, – произнес Ардет-бей без малейшей тени сомнения в голосе. – А та женщина, которую сейчас зовут Милой, – перерожденная любовница Имхотепа, Анк-су-намун.

– Но ведь с тех пор прошло три тысячи лет! – удивленно вскинув брови, произнес О’Коннелл.

– Совершенно верно. Это произошло три тысячи лет назад, – торжественно подтвердил Ардет-бей.

– Получается, что я – брат принцессы? – заметил Джонатан. – Жаль, конечно, что мне не причитается никакого наследства... Да и никакой денежной компенсации ни от кого теперь не получишь...

О’Коннелл негромко обратился к жене:

– Прости меня, любимая, но, может быть, все же не стоит принимать эти видения так близко к сердцу? Относись к ним чуть менее эмоционально, ладно?

Она изумленно посмотрела на мужа:

– Почему?

– Эви, сначала тебя посещали странные сны, потом видения...

– Вот именно! – обрадовалась молодая женщина.– Теперь все встало на свои места. Это были воспоминания из моей прошлой жизни!

– Не забывай о том, что ты – дочь египтолога. Вся твоя жизнь была неразрывно связана с историей Древнего Египта, с его легендами и сказаниями. Может быть, эти знания переплелись с твоими интересами и увлечениями, результатом чего стали навязчивые видения…

– То есть ты хочешь сказать, что я ошибаюсь? – нахмурилась Эвелин. – Значит, по-твоему, я просто помешалась на Древнем Египте?

– Да нет же... Просто подумай о том, например, что нам пришлось пережить десять лет назад. Мы столкнулись с кошмарами наяву. Почему бы не предположить, что твое подсознание – разумеется, помимо твоей воли – начало подбрасывать тебе сюжеты для сновидений?

– Теперь у нас и профессиональный психиатр появился, – улыбнулся Джонатан.

– Послушай, Рик, – терпеливо сказала Эвелин, забирая его руки в свои, – теперь все встало на свои места и нашло свои объяснения.

– Ты хочешь сказать, что и браслет Анубиса мы обнаружили не случайно?

– Вот именно! Принцесса Нефертири была стражем браслета. Вот почему мне не составило труда отыскать его.

– Это было достаточно легко для вас обоих, – мрачным голосом уточнил Ардет-бей. – Вас привели к браслету высшие силы. Надеюсь, теперь у тебя не осталось сомнений на этот счет, мой друг? – Он указал на Эвелин. – Совершенно ясно, что твоя судьба – любить и защищать эту женщину!

О’Коннелл усмехнулся и покачал головой:

– Ну разумеется. Эвелин – перевоплощенная принцесса, а я – воин самого Господа Бога.

– Именно такого иронического ответа я от тебя и ожидал, если бы не знал, что тебе в скором времени – уже во второй раз – придется сразиться с воскресшей мумией.

На это О’Коннелл ничего не смог возразить.

А Ардет-бей продолжал:

– Ну а как еще можно объяснить сны и видения твоей жены? Не говоря уже об умении вести рукопашный бой, которое в ней обнаружилось совсем недавно? И как ты объяснишь то, что с детства носишь на руке знак медджая?

Красное небо начало быстро темнеть.

О’Коннелл пожал плечами:

– В тех местах, откуда я родом, мы называем такие вещи совпадением.

– Ну а в тех местах, откуда прибыл я, мы называем это кисмет.

– То есть судьба, – уточнил Рик. 

– Судьба. – Ардет-бей положил руку на плечо товарища. – Ты можешь возразить мне и заявить, что это вовсе не одно и то же, мой друг. Но и в моем языке, и в любой другой культуре граница между совпадением и судьбой едва различима.


* * *

В храме Карнака Мила стояла рядом с Имхотепом у края бассейна, поверхность которого была затянута легкой дымкой. Однако, когда Эвелин О’Коннелл пришла в себя, Мила все еще продолжала грезить.

Видения египтянки шли своим чередом. Она оставалась в прошлом и увидела страшную развязку той древней истории.


– Ты должен скорей уйти отсюда, любовь моя, – заволновалась Анк-су-намун, обращаясь к Имхотепу. – Ты должен спасти себя.

Она видела, как жрецы Имхотепа насильно увели его в укромное место. Женщина осталась одна подле тела убитого фараона Сети.

– Только ты сможешь воскресить меня! – обратилась Анк-су-намун к твоему возлюбленному. В следующий миг двери с шумом распахнулись, и она увидела, как к ней мчатся медджаи – царские охранники, размахивая на бегу мечами и копьями.

Анк-су-намун прошипели какие-то проклятья в сторону медджаев и пронзила себе сердце длинным кинжалом Сети.

Громкий крик боли и отчаяния разнесся под белыми сводами храма Карнака.


Мила открыла глаза, и некоторое время они оставались пустыми, как у мертвеца. Она стояла, застыв на месте, а Имхотеп, держа в руках тяжелую обсидиановую «Книгу Мертвых», читал нараспев запрещенный текст.

И снова возник туман над маленьким сверкающим бассейном, и нечто черное, очертаниями напоминающее силуэт человека, поднялось из-под его поверхности. Внезапно оно начало изменяться, принимая форму женского тела. Непонятная сущность, казавшаяся зеркальным отражением молодой женщины, оторвалась от черной глади и поплыла по воздуху в сторону Милы, пока не приблизилась к ней вплотную.

Затем дух, больше всего похожий на комок густой слизи, коснулся женщины, облепляя ее со всех сторон вязкой массой, и она заблестела, словно обсидиановая статуя. В следующее мгновение слизь каким-то непостижимым образом всосалась в тело Милы, став единым целым с молодой женщиной.

Мила быстро заморгала, и ее глаза ожили.

Она посмотрела на Имхотепа и нежно улыбнулась ему.

Живая мумия ответила ей полным любви взглядом и тихо, почти с благоговением, произнесла:

– Анк-су-намун.

– Имхотеп, – с таким же обожанием отозвалась Мила.

– Наша любовь выдержала испытание временем, перед которым не устояли даже храмы наших богов, – продолжал верховный жрец, обводя руины широким жестом.

– И она будет длиться вечно, – добавила Мила, – гораздо дольше, чем живут эти жалкие люди, которые вздумали препятствовать нам.

Они обнялись и страстно поцеловались. Это был одновременно и поцелуй богов, и поцелуй земных созданий. Плоть Имхотепа более не разлагалась от соприкосновения с телом живого человека. Сейчас он и сам стал человеком, а Мила полностью изменилась, превратившись в истинную Анк-су-намун.

Загрузка...