На следующий день мы были в Красноярске. Город ему не понравился: «Грязный и бестолковый». Глядя в окно рейсового автобуса, он все больше погружался в уныние.
— Может сразу в аэропорт?
Но ехать в таком виде в Москву было нельзя. Обещанные восемьдесят тысяч я получил не наличными, а кредитной карточкой, выписанной, к тому же на имя Петра Степановича. Так что, через банк он ежедневно мог следить за нашими расходами. Мы остановились в «Уюте», ведомственной гостинице того самого завода, легендарным директором которого, в течение многих лет был отец Влада. Двухместный люкс был заказан на его имя. Я заметил дрожь в пальцах администратора, когда она подавала нам ключи. В номере, после душа, парень успокоился.
— Слушайте, а как мне Вас называть?
— Олег. Все друзья меня так зовут.
— И мне так можно?
— А как ещё? Тебя разве не Владом зовут?
— В школе меня пуделем звали. Дома Владиком. А иногда… Нет, не скажу. Но требуют, чтобы на людях я представлялся Владиславом Николаевичем Банниковым.
— Пожалуйста, могу тебя звать Владиславом Ивановичем.
— Ну, нет!
— Тогда Владом.
— Правда?
Впервые я увидел его улыбку.
— Олег, а вы часто бываете в Москве?
— Бывал.
— А в Красноярске?
— В Красноярске я обычно живу.
— А я нигде не был. Вообще из дому никуда не выезжал. Только в школу.
— Хорошая была школа?
— Г…но. Ой, тетя Оля говорит: так нельзя выражаться.
— Ну, в общем-то, она права.
— Хотя сама иногда такое откалывает!
Его бесхитростность и прямота подкупали.
Влад сказал, что хочет есть, и попросился в ресторан.
— Без проблем. Только вначале заедем в «Торговый квартал», — перекладывая в новый кейс его вещи, я понял, что до поездки в Москву нужно поменять ему всё, начиная от бритвы и нижнего белья. На покупках одежды для него я не экономил. Прежде чем что-то взять, мы много мерили. Вначале Влад стеснялся, но быстро вошел во вкус. Тем более, что облик его менялся с переходом от отдела к отделу. И, странное дело, в новой одежде он чувствовал себя так, будто всю жизнь носил подобные вещи. Поход по магазинам мы завершили посещением модного парикмахерского салона. Наши кресла были рядом, и я не мог не заметить, что его мастер, уделяла своему клиенту куда больше внимания и заботы, чем мой. Оглядев ученика, и, одернув перед зеркалом свой новый костюмчик, я согласился, что теперь мы можем пойти в приличный ресторан. Из приличных ресторанов раньше я был только в «Гардемаринах». Как ни скромничал я тогда, но денег, чтобы рассчитаться за ужин все же не хватило. Я принялся проверять счет и надолго запомнил совет метрдотеля воздержаться от посещения его заведения до лучших времен. Вот они и настали. Метр был тот же и, конечно, узнал меня, но почему-то больше обращался к Владу и подобострастно ему улыбался, хотя тот вообще его не замечал. Мои друзья, Игорек и Юлька, которым я позвонил, были в курсе и не заставили себя долго ждать. Лену мою, как назло, отправили в командировку. Выражение заботливых нянюшек улетучилось с лиц моих друзей, едва они приблизились к нашему столику. Юля сделалась рассеянной и задумчивой, чего прежде я за этой болтушкой не замечал. Я ошибся, полагая, что Влад будет потрясен роскошным интерьером, живой музыкой и вальяжностью посетителей. Не сказать, чтобы он не оценил всего, но эмоции его были достаточно сдержанными. Столовыми приборами он владел классически, не подозревая, видимо, что можно есть как-то иначе. Вначале ему было интересно. К радости официанта, он хотел перепробовать все блюда. Если что-то ему не нравилось, он просто-напросто заказывал другое. Шампанское, которое заказали по просьбе Юльки, ему показалось неприятным.
— И действительно, бодяга, — согласилась она.
Воспитывать вкусы у него не было желания.
Игорю Влад понравился, что уж говорить про Юльку. Всякой манерности он был начисто лишен, но замечания его и высказывания оттого не казались наивными, скорей, напротив. Возможно, это объяснялось начитанностью. Вскоре ему стало скучно, и он захотел в театр.
— Какой сейчас театр? — Переглянулись мы. — Разве только кордебалет.
— Или стриптиз.
— Ну, знаете, как учитель, я несу полную ответственность за его моральное воспитание.
— Тогда, может, в «Луч» податься или в «Нирвану»?
Владик плохо понимал, что это такое, но согласился. Он познавал окружающий мир.
То ли устройство для снятия денег с кредитки отказало, то ли в сети были сбои, но не получилось рассчитаться карточкой за ужин. Наличных нам не хватило и на четверть суммы. В ожидании скандала я покрылся холодным потом. Но метрдотель, видимо, по знакомству, разрешил мне рассчитаться завтра. Один только Влад воспринял это, как должное.
Ночное шоу его вначале оглушило. Он зажмурился и вжал голову в плечи. Я предложил выйти, но он покачал головой. Едва он освоился, как получил приглашение на танец. Заметьте, ни я, ни Игорь, а Владик. Впрочем, он отказался, простодушно признавшись, что не умеет. И тут пробил звёздный Юлькин час.
— Это легко, я научу.
Не прошло и часа, как он довольно непринужденно отплясывал с ней и обнимал за талию. Я где-то читал, что люди, пробывшие много лет в летаргии, проснувшись, выглядят такими же, как перед спячкой. Но потом начинается быстрое их взросление. Что-то подобное, очевидно, происходило сейчас с Владиком. Я спросил его перед сном, понравилась ли ему Юля и получил ответ:
— Не очень.
«Ах, ты, сукин сын!», — подумал я. Ведь он уже практически отбил девчонку у Игоря.
Поначалу он со своей обескураживающей простотой вмешивался в наш банальный треп, однако, быстро научился отличать всё фальшивое и напускное и не обращать на это внимания. Он легко подхватывал словечки из нашего лексикона и жонглировал ими в нужном контексте куда лучше нас. И этому он научился всего за три дня.
В театр мы отправились на следующий вечер. Вначале он горел от возбуждения: и театр и публика, — все вызывало в нем восторг. Он настоял, чтобы мы пришли туда за полчаса до представления. Но и ушли мы не дождавшись окончания первого отделения. Представление он нашел невыразительным и банальным. Нудного «раз-уплачено-значит-надо-досидеть-до-конца» для него не существовало. Спасая от разочарования, я говорил ему про «Ленком», «Большой» и столичный андеграунд.
Накануне перед вылетом мы сидели в номере в трусах перед телевизором. В тот день мы побывали на выставке красноярского художника Баталина. Влад, как увидел картину «Падший ангел», так и простоял перед ней все время.
— Кто ему позировал?
— Не знаю.
— Я бы хотел прожить всю жизнь с этой женщиной.
До сих пор он пребывал в задумчивости и много курил.
— Мне нравятся твои друзья. А почему они все так хорошо ко мне относятся?
— Просто ты им тоже нравишься.
— А не потому, что я сын Банникова?
— Вряд ли они это знают.
Такой ответ, похоже, удовлетворил его. Он повернул голову и посмотрелся в зеркало.
— И не замечают, что я псих?
— Да кто тебе это сказал?
— Тогда получается, что это они сумасшедшие!
— Кто это «Они»?
— Ну, старик, тётки.
— Это просто возрастное.
— Да нет, сумасшедшие. Я сейчас это понял. Иногда они такое творят! Тетя Миля не ходит на унитаз, а пользуется горшками. Заметил, какая у неё вонь? Она убеждена, что в системе канализации завелся гигантский червь, который так и норовит проникнуть ей во чрево. А старик, едва стает снег, ведет раскопки. Весь сад перекопал и окрестности, в поисках сокровищ, которые, якобы, спрятал где-то мой отец. Представляешь. Какое счастье, что я на целый месяц вырвался из этого дурдома! Мне не верится, что завтра мы полетим на самолете. Неужели это так страшно, как говорила тетя Оля, когда убеждала взять билеты на поезд?
— Ничего подобного. Там разносят еду, выпивку. Можно смотреть фильмы, слушать музыку.
— Здорово! А в Москве много иностранцев? Тетя Оля говорит, что я смогу там попрактиковаться в английском.
Я пожал плечами:
— Не очень представляю, как ты это будешь делать.
— Ну, посмотрим. А еще мне надо заехать в один дом на Грязницкой. Вот адрес, — раскрыл он записную книжку: Метро «Парк Горького»…
— Теперь «Парк культуры», — поправил я.
— …Грязницкая 26 строение 2.
— Что там?
— Институт метрологии и стандартизации. А раньше там жил мой прадед по маминой линии. Тетя Оля ведет переписку с Комитетом госимущества, чтобы вернуть наследственное право на этот дом. И, кажется, ей там что-то светит.
— А отец твой, тоже из дворян?
— Нет, чисто пролетарского происхождения. Через рабфак в Московский машиностроительный поступил. Его я помню. Эпизодами. А вот маму нет. Но мне кажется, она совсем не такая была, как её сестры. Иначе бы отец на ней не женился. Олег, расскажи мне ещё про Москву!
— Хорошо, только ты не кури так много.
— Это то немногое, чему я научился дома.
— Отвыкай юродствовать.
— Не буду. А мы сможем там послушать Пашу Кашина?
— Это кто?
— Не знаю. Один раз слышал по радио. Потом спрашивал в магазине, но никто тоже не знает.
— В Москве найдем.
— Давай сразу поедем в МГУ. Как ты думаешь, я смогу там учиться?
— Круто, конечно. Но, думаю, на коммерческое поступишь.