Музей воров

Место Памяти

Словно ожил сам камень. Бриззлхаунд смотрел на нее… огромный, черный и ужасный. Его глаза в свете фонаря отсвечивали красным.

На мгновение Голди не могла пошевелиться или сказать хоть слово.

«Кто-нибудь, спасите!» — в отчаянии подумала она. — «Тоудспит! Помоги!»

Но за спиной не раздалось ни звука.

«Он убежал! Убежал и оставил меня тут».

Каким-то образом ей все же удалось собраться с силами и прийти к мысли, что она не будет беспомощно стоять и ждать смерти. Не будет!

Она сделала неуверенный шаг назад. Тени, отбрасываемые дрожащим пламенем фонарика, ползали вокруг нее. Бриззлхаунд открыл свою ужасную пасть… и заговорил. Голосом, который грохотал как далекий камнепад.

— Я ждал тебя.

Голди была так напугана, что с трудом могла дышать. Она крепче сжала в руке фонарь. Если она бросит его… Если бросит его в пасть бриззлхаунда… Он так близко, что промахнуться просто невозможно. Она может бросить фонарик и убежать назад. В длинный, темный тоннель, с вытянутыми вперед руками, прислушиваясь к звукам погони…

«Не думай об этом! Просто сделай!»

Она облизнула губы.

— Скажи еще что-нибудь, — сказала она огромному зверю. — Открой рот.

Бриззлхаунд склонил голову набок.

— Не бойся, — сказал голос за спиной Голди.

Голди чуть не разрыдалась от облегчения. Ольга Чаволга! Если кто и может ее спасти, то это Ольга…

— Это всего лишь Бру.

«Что?» — Голди резко обернулась и посмотрела на пожилую женщину. А затем повернулась обратно к чудовищу. — «Бру?»

— Ты не узнаешь меня? — спросил бриззлхаунд.

— Н-нет!

Бриззлхаунд сделал огромный, текучий шаг по направлению к девочке. Он был такой большой, что его глаза находились на одном уровне с ее глазами, и он двигался с ужасающей грацией. Он был почти весь черный, за исключением одного белого уха.

— А теперь? — пророкотал он.

— Н-не совсем.

Огромная собака выглядела такой расстроенной, что Голди почувствовала, что она должна сказать что-то.

— Д-думаю это потому, что ты не разговариваешь когда маленький…

Бру задумчиво кивнул.

— Такова природа бриззлхаундов. Иногда мы большие. Иногда мы маленькие. Когда мы маленькие, то говорим ушами, хвостом и шерстью на загривке. А когда мы большие…

Он замолчал. Голди благоговейно смотрела на него.

За ее спиной Ольга Чаволга сказала:

— Тоудспит? Почему ты не сказал ей, что это Бру? Что это за игра такая?

— Это была шутка, — пробормотал Тоудспит, который все еще был здесь. — Поскольку она новенькая…

— Когда ты только пришел, — холодно сказала Ольга Чаволга, — я что-то не припоминаю, чтобы кто-то шутил над тобой. Тск! В музее хватает опасностей и без твоих проделок. Уходи. Мне стыдно за тебя.

Тоудспит попытался что-то сказать, но женщина не позволила ему.

— Уходи, — строго повторила она.

Шаги мальчика эхом отдавались в тоннеле. А затем Ольга Чаволга встала рядом с Голди в неверном свете фонаря.

— Вот видишь, — сказала она. — Здесь нечего бояться.

— Я… я думала бриззлхаунды… — Голди хотела сказать «не существуют», но это бы было грубо по отношению к одному из них, что стоял перед ней. А потому вместо этого она сказала: — Я думала бриззлхаунды исчезли.

— Так и есть. Все эти величественные собаки исчезли. Кроме Бру. — сказала Ольга Чаволга. Она потянулась и погладила его по огромной голове. — А теперь веди нас, друг мой. Есть вещи, которые мы должны показать этому ребенку.

Тело бриззлхаунда занимало практически весь проход. Но он развернулся одним текучим движением, от которого у Голди захватило дух. Когда они продолжили свой путь по туннелю, Голди приблизилась к Ольге Чаволге.

— Он и правда ручной? — шепотом спросила она.

— Ручной? — удивилась Ольга Чаволга. — Ни один бриззлхаунд никогда не был приручен. Он дикий и дерзкий, со своим взглядом на мир. Но если ты будешь относиться к нему с уважением, он не причинит тебе вреда.

— Откуда он взялся?

— Я украла его из цирка.

— Но в Джуэле не было цирка уже сотни лет!

Ольга Чаволга улыбнулась ей одной из своих редких улыбок.

— Некоторые из нас старше, чем выглядят.

В голове у Голди все поплыло. Она вспомнила о словах Тоудспита.

— А Бру тоже вор?

— О да. Он ворует жизни. В цирке он убил человека, который мучил его. Они собирались пристрелить его, но пришла я и украла его у них.

Голди очень трудно было вести себя как обычно, зная, что перед ней идет вор жизней. Но через некоторое время ее сердце успокоилось, а ладони перестали быть липкими. Они тихо рассмеялась и пожалела, что Фэйвор не видит, как она идет позади настоящего, живого бриззлхаунда.

В тоннеле стало теплее, но воздух все еще оставался сухим. Они спускались так долго, что, кажется, должны были дойти до центра земли. А потом тоннель внезапно кончился и они пошли по полу пещеры. Ольга Чаволга выкрутила фитиль фонарика, делая пламя ярче.

Голди испуганно выдохнула. Вдоль стен пещеры стояли человеческие кости. Бедренные кости, сложенные от пола до потолка и кости рук, переложенные костями пальцев в замысловатом узоре. Здесь были ребра и хребты, тазовые кости и черепа, сложенные один на другой, словно буханки хлеба, с узорами из пальцев в промежутках между ними.

— Это, — сказал голос херро Дана из-за спины девочки, — Место Памяти.

— Ох! — Голди резко обернулась. — Я не знала, что вы здесь!

— Тск, он хвастается, — сказала Ольга Чаволга. — И что ты делаешь Дан? Пугаешь ребенка?

— Она не испугалась. Не так ли, девочка?

Голди посмотрела на улыбающееся лицо старика.

— Немного.

— Вот как… Ну, в любом случае, ничего плохого не случилось. Будь наготове, — сказал он.

— Мы здесь не чтобы говорить о готовности, — сурово сказала Ольга Чаволга. — Мы рассказываем ей о музее.

В этот момент все плохое настроение Голди вернулось.

— Но почему? — вырвалось у нее — Почему вы рассказываете мне? Зачем привели меня сюда? Тоудспит сказал, что я могу помочь, но я не знаю, что это значит!

Херро Дан вздохнул.

— Ты права, девочка. Настало время рассказать тебе, — он прочистил горло, словно собирался начать сказку. — Давным-давно, было время, когда полуостров Фарун назывался Фурууна.

Фуруунааааааа…

Словно эхо прокатилось по пещере, задерживаясь в углах, как будто кости ухали его и не хотели отпускать.

— В те дни, — продолжил херро Дан, — Место Памяти было священным. Когда кто-нибудь умирал, его тело отдавали слотербердам. А их тела относили сюда и складывали рядами, чтоб их никогда не забыли, даже когда уйдут те, кто их знал.

— Холм хранит их, — прогремел бриззлхаунд. — Холм хранит все.

— Музей был построен пятьсот лет назад, — сказал херро Дан, — чтобы спрятать Место Памяти от тех, кто его бы уничтожил. Тогда в нем было всего несколько комнат и в них ничего не было, кроме бронзовых инструментов и старых монет. Но шли годы, и горожане стали заполнять свободные места и изгонять животных. Тогда музей начал расти.

— Музей стал убежищем для всех диких вещей, — сказала Ольга Чаволга. — Тех вещей, которые город не захотел принять.

— Холм хранит их, — снова прогремел бриззлхаунд. — Холм хранит все.

Херро Дан положил руку на один из черепов. Он пожелтел от времени и его глазницы заросли паутиной.

— Но нельзя хранить все дикие вещи в одном месте. Их нельзя запереть. Вот почему комнаты меняются так, как они того захотят. А если музею или его смотрителям угрожает опасность, то они изменяются еще сильнее. Это их последняя крепость… И они не будут тихо стоять в стороне и смотреть, как ее разрушают.

Внезапно бриззлхаунд зарычал. Этот звук был настолько яростный, что сердце Голди сбилось с ритма.

— Сейчас музею угРРРРрррожает опасность! Я ЧУВСТВУЮ ее!

Херро Дан кивнул.

— Мы знаем, что что-то надвигается. Какая-то беда. Музей чувствует ее. Но мы не знаем, что это за беда и откуда она идет. А поэтому все непросто, — он посмотрел прямо на Голди. — Видишь ли, девочка, в этом месте скрыты великие чудеса, но здесь есть и ужасные вещи. Вещи, которые нельзя беспокоить.

— Например те, что в Старой Царапине? — прошептала Голди.

— Хуже, чем в ней, — сказал херро Дан. — Намного. И если музей станет слишком беспокойным, то эти опасности вырвутся в город.

По обеим сторонам от него кости словно дрожали в свете фонаря. Голди сглотнула, пытаясь не думать о маме и папе, которые заперты в Доме Покаяния, а к ним по улице ползут ужасные вещи.

— Вот почему мы стараемся успокаивать комнаты, — сказала Ольга Чаволга. — Шинью играет на арфе, Дан, Тоудспит и я поем. Мы защищаем музей — и мы защищаем город. Но несмотря на наши усилия, все становится только хуже. Музей знает, что грядет что-то нехорошее.

— Бомба? — спросила Голди.

— Мы думаем, это только часть, — сказала Ольга Чаволга. — Но есть еще большая опасность, которая все еще скрыта от нас. Шинью изо всех сил старается найти ее.

— А когда он ее найдет, — сказал херро Дан, — ну, мы будем сражаться. Вот где ты сможешь нам помочь, девочка.

— Сражаться? — пискнула Голди. — Я не знаю, как.

— Есть сражение, а есть сражение, — сказал херро Дан. — Скольких людей ты знаешь, которые сомневаются в том, что говорят им Хранители?

— Очень много, — сказала Голди. — По секрету все жалуются на них.

— О-о-о, по секрету. Если по секрету, то все люди очень дерзкие. Но выступить в открытую требует немалой храбрости!

Голди хотела поверить старику, но не могла.

— Я не была храброй, — сказала она. — Я просто не могла больше терпеть то, как все говорят рядом с ними и никто не смеет сказать то, что думает. Я ненавижу их.

— И ты сбежала, — сказала Ольга Чаволга, — и стала вором.

— Да, — Голди покраснела. — Тоудспит сказал что только… вор может найти в музее дорогу.

— Это правда, — сказала Ольга Чаволга. — Мы не уверены почему. Возможно, в ворах есть та дикость, которая перекликается с дикостью этого места. А возможно потому, что воры видят скрытые места.

Она пристально посмотрела на Голди.

— Послушай меня внимательно, дитя. Я не хочу восхвалять воровство. Есть люди, которые считают себя лучше остальных. Или те, которые хотят большего. Такие ограбят собственную бабушку, и потом будут хвастаться этим. На таких людей я не буду тратить свое время. Тихий шаг, ловкие руки и острый глаз — это дар. И если ты используешь его, чтобы вредить другим, ты предаешь себя и всех вокруг.

Она помолчала.

— Но есть некоторые вещи… — продолжил херро Дан.

— Я как раз хотела сказать об этом, — сказала Ольга Чаволга, — ты буквально выхватил слова у меня изо рта!

Но когда она повернулась к Голди, то улыбалась.

— Но есть некоторые вещи, дитя, которые ты должна красть. Ты должна воровать, если у тебя в сердце есть любовь и храбрость. Ты должна вырвать свободу из лап тирана. Ты должна уносить невинные жизни, прежде чем их уничтожат. Ты должна прятать тайны и священные места.

— Для этого требуется очень смелый вор, девочка — сказал херро Дан. — Ты смелая, пусть ты сама в это не веришь. Если ты хочешь, ты можешь помочь нам.

— Но только если ты по-настоящему хочешь, — добавила Ольга Чаволга. — А если нет, никто не будет винить тебя. Мы отправим тебя за город. В безопасное место.

Всего несколько минут назад Голди мечтала попасть в Спок. Но сейчас при мысли об уходе она почувствовала смятение.

— Я остаюсь, — быстро сказала она. — Я помогу Я даже научусь драться, если это необходимо.

Она думала, что Ольга Чаволга будет довольна. Но старая женщина покачала головой.

— Тск! Ты даже не потрудилась подумать? Ты ведь бежишь в неизвестность!

Она положила руки на плечи Голди.

— Послушай меня, дитя. С тобой всю жизнь обращались как с ребенком, теперь тебе надо очень быстро вырасти. Ты дерзкая — и это хорошо, но тебе также надо быть мудрой. Очень хорошо все обдумывай, прежде чем принять решение. Музей полон опасностей…

— Я буду защищать ее, — вмешался Бру.

— Я знаю, что ты будешь стараться изо всех своих сил, милый, — сказала Ольга Чаволга. — Но даже ты не можешь гарантировать, что она будет в безопасности.

Она повернулась к Голди.

— Хорошенько подумай, и только потом делай выбор.

Голди думала. Она думала об этом в первую ночь в городке и о том, как испугана она была. Она подумала о Морг и Старой Царапине и о том моменте, когда она обошла огромный камень и столкнулась с бриззлхаундом. А ведь будет хуже. НАМНОГО хуже.

Была ли она храброй? Она так не считала. Сможет ли она остаться в таком опасном месте?

В ее голове эхом отдавались слова Ольги Чаволги. Мы защищаем музей и мы защищаем город…

Голди спрятала руку в карман и нащупала маленькую птичку. Больше всего на свете она хотела спасти маму и папу из Дома Покаяния. Но Тоудспит был прав, никто не сбегал из этого ужасного места до окончания срока наказания.

По крайней мере, если она останется здесь, то она сможет защитить их от чего-то еще более худшего. Она будет защищать Фэйвор, фроу и херро Берг и всех своих друзей.

Она сделала глубокий вдох.

— Я остаюсь, — сказала она. И сама удивилась тому, как спокойно прозвучал ее голос. — Я сделаю все, чтобы помочь.