Музы и мелодии

Музы и мелодии

Ребекка Яррос

АННОТАЦИЯ:

Легендарный гитарист рок-группы Hush Note Никсон Винтерс только что вышел из реабилитационного центра, и моя задача на ближайшие полгода – не дать ему снова сорваться.

Он должен раз и навсегда разорвать порочный круг, и я очень хочу ему помочь. Ведь от этого зависит мое будущее, карьера, и, как выяснится позже, мое влюбленное сердце.

1 глава

НИКСОН

Я хотел выпить; все равно что: виски, текилы, водки, главное – много. И это еще слабо сказано, но после полутора месяцев в реабилитационном центре, пребывание в котором стоит дороже, чем мой пентхаус, я понял, что именно хочу, а не нуждаюсь.

Поскольку удалить эту жажду я не мог, пришлось довольствоваться апельсиновой газировкой. За последние шесть недель я выпил столько этого дерьма, что, вероятно, у меня теперь сахарная зависимость.

Это лучше, чем алкогольная или наркотическая, верно?

Когда с характерным щелчком открыл ледяную банку, взгляды тех, кто был на заднем сиденье лимузина, мчащегося по улицам Сиэтла, устремились на меня. Хотя они и не переставали пялились, просто теперь делали это открыто.

– Я позаботился, чтобы у тебя было вдоволь этой фигни. – Улыбка Итана, нашего тур-менеджера, по десятибалльной шкале неловкости тянула на одиннадцать.

– Твою квартиру мы тоже вычистили. – Джонас глядел так, словно я – граната с выдернутой чекой.

Он – один из моих самых близких друзей, солист нашей группы Hush Note, и слишком хорошо знал, что происходит, когда я срываюсь. Например, когда уединяюсь с фанаткой в автобусе для туров и принимаю хер знает какие таблетки. Именно Джонас нашел меня там, отвез в больницу, а потом сидел рядом, ожидая, выкарабкаюсь я или нет.

Это был момент просветления. Я понял, что стал обузой не только для группы, но и для личной жизни лучших друзей.

– Мы подумали, что это поможет… ну, знаешь... оставаться трезвым и все такое, – добавил он, когда я не ответил.

– Точно. Спасибо.

Оба закивали.

Вымученные улыбки и множество гребаных кивков. Люди не знали, что сказать или как себя вести. До реабилитации они горели желанием высказать все, что накопилось, после – обращались, как с ядерной бомбой, словно боялись, что рвану, если сделают что-то не так. Именно поэтому я не сказал, что ложусь на лечение. В этот раз, в отличии от четырех предыдущих, меня не принуждали пройти реабилитацию: я сам так решил, и ожидаемо, что они были раздражающе горды, но в то же время опасались, что ничего не получится.

По крайней мере, они точно знали, кем я был: первоклассным неудачником, чьи грехи прощались за симпатичную мордашку, стройное тело и волшебные руки, когда дело касалось гитары. Только мои грехи давным-давно превысили лимит прощения, хоть по благосклонным вымученным улыбкам на лицах Джонаса и Итана этого не скажешь.

Мой первый грех? Я был алкоголиком, который баловался наркотиками с банальным оправданием – заглушить боль.

Прикиньте, яблоко от яблони и правда недалеко падает.

– Ты хорошо выглядишь, – выпалил Итан.

– Ага. Глаза голубые и все такое, – добавил Джонас.

Еще больше кивков. Прям пара болванчиков.

Куинн, барабанщица и третий мушкетер в трио нашей группы, которая сидела рядом со мной, усмехнулась.

– Хватит, парни. Ему и так не по себе. Расслабьтесь. Он тот же Никсон.

Тот же, только бомбо-ядерной модификации.

– Вам, не обязательно было приезжать, – повторил я уже в пятый раз.

Мой второй грех? Я не заслуживал таких друзей. В ту минуту, когда узнали, откуда я возвращаюсь, они все бросили и примчались в аэропорт.

– Мы хотели тебя поддержать. – Джонас говорил тоже самое в прошлые разы (всего их было четыре, но он знал только о трех), когда встречал меня после реабилитационного центра.

– Я как следует поддержан. Миссия выполнена. – Я поднял стакан с шипучкой в шутливом тосте и выпил половину.

Куинн закатила глаза, но она привыкла к тому, что я веду себя как придурок, так что я не слишком волновался. Эти трое видели меня в лучшем и в худшем виде. За восемь лет с основания группы мы прошли путь от сцен в баре до полных стадионов, и всегда прикрывали друг друга. Мы никогда не сливали инфу о группе прессе, не выступали с сольными проектами, и, несмотря на все проблемы, были семьей.

Лимузин завернул за угол, и мы увидели мою многоэтажку.

Джонас выругался, и я был полностью с ним согласен.

Нескончаемая толпа фанатов, заблокировавшая подъезд, словно сошла с ума при виде нашего лимузина.

– Говорила же, надо было брать неприметный внедорожник, – пробормотала Куинн, ища что-то на телефоне.

– Как они узнали? – спросил Итан.

У моего дома всегда дежурили фанаты, но это уже чересчур.

Там гигантский плакат с моей фотографией?

– Меня не было шесть недель, а не шесть месяцев, – проворчал я.

– Похоже, кто-то разбил лагерь в аэропорту, дожидаясь твоего возвращения. — Куинн повернула телефон, чтобы мы увидели фотографию на популярном сайте сплетен. На ней мы обнимались на взлетной полосе сразу после того, как я сошел с трапа частного самолета.

Водитель опустил перегородку.

– Что мне делать?

Улыбаться в камеры телефонов не входило в мои сегодняшние планы.

– Езжай на подземную парковку.

Мы обогнули толпу фанатов и спустились в гараж через отдельный въезд. Не зря я заплатил кучу денег, чтобы жить здесь. Я любил фанатов. Особенно женщин, даже если они исключены из меню на ближайшее будущее. Но нужно разделять общественную и личную жизнь.

Я вытащил спортивную сумку из багажника лимузина и закинул на плечо. Мы гуськом вошли в лифт, и я ввел код доступа в пентхаус. Кнопки на панели загорались, отмечая этажи, тишину нарушала фортепьянная версия «My Heart Will Go On».

– Я бы не советовал вам заходить в бар или куда-нибудь еще по дороге домой, – сказал я.

Они заговорили одновременно.

– Что?

– Мы даже об этом не думали.

– Мы здесь не для этого.

– Точняк. Вы здесь, чтобы нянчиться. – Я рассмеялся и покачал головой.

– Мы не нянчимся с тобой, – огрызнулась Куинн и прищурилась, глядя на меня. – Мы любим тебя. Смирись наконец с этим.

– Честно говоря, мы оба чувствуем себя дерьмово из-за того, что переехали в прошлом году, а ты остался в Сиэтле. – Джонас собирал волосы в низкий хвостик, и сейчас с таким разочарованием дернул за него, что порвал резинку.

– А я не чувствую себя дерьмово, – пробормотал Итан. – Я все еще живу здесь.

Лифт тренькнул, и двери открылись в роскошном мраморном холле моего пентхауса.

Мой грех номер три: я зарабатывал кучу бабла и тратил его на ерунду, потому что любил красиво жить.

– Я полностью поддержал твой переезд в Бостон, чтобы быть с Кирой, – сказал я Джонасу, доставая ключи из кармана, затем повернулся к Куинн: – И, насколько помню, именно я посоветовал тебе вернуться в Боузмен к Грэму. Вы оба заслуживаете счастья.

Я не врал. Теперь, когда у них были семьи, я не собирался ныть и жаловаться.

– А как же ты? – спросила Куинн, когда я повернул ключ и открыл дверь.

– О, ты же меня знаешь. Я чокнутый, – улыбнувшись, я вошел в квартиру.

Когда уезжал, здесь был бардак, а теперь чисто. Жалюзи открыты, кругом ни пылинки и пахло приятно: чем-то лимонным и чистящим вместо травки и прочей гадости. А еще было удивительно тихо. Шесть недель назад, отправляясь в аэропорт, мне приходилось обходить тех, кто валялся в отключке в гостиной.

– Не помню, когда в последний раз у тебя дома было так чисто. – Куинн плюхнулась на диван и сняла кроссовки.

– В день покупки этой квартиры, – ответил Джонас, опускаясь в массивное кресло.

– У меня домработница была, между прочим, – защищался я.

– Эта женщина – святая! – Куинн рассмеялась. – У нее даже времени не было нормально очистить это место. Ты же постоянно вечеринки закатывал. На ее месте я бы давно убежала с криками.

– Я слышал, Бен заплатил ей по двойному тарифу за это, – Итан обвел рукой квартиру и занял место рядом с Куинн.

– Бен, – дружно простонали мы.

Наш бизнес-менеджер делал именно то, за что ему платили: заключал контракты, занимался нашим расписанием и продвижением, и руководил персоналом. Он был крутым парнем, и благодаря ему мы так быстро поднялись.Но в тоже время из-за его постоянных требований новых песен, новых гастролей мы все были на грани выгорания.

Джонас и Куинн согласились сбавить обороты после выхода следующего альбома. Альбома, работу над которым я все время откладывал. Я тупо не мог написать ничего приличного, и использовал это как одно из миллиарда оправданий, чтобы взяться за бутылку. Я никогда не писал песен трезвым, и, честно говоря, не был уверен, что смогу. К тому же выпивка помогала с бессонницей. Короче, я убивал двух зайцев одним ударом.

– Пойду в душ. Как долго вы планируете присматривать за мной?

– Мы не присматриваем за тобой, – Куинн скрестила руки на груди. – И мы будем здесь столько, сколько ты захочешь.

Черт. Только не это!

– Отлично. Значит, вы улетаете вечером?

Они втроем потупились.

Я тяжело вздохнул.

– Серьезно. Возвращайтесь домой, к своим семьям.

– Так и сделаем, как только убедимся, что с тобой все в порядке, – заверил Джонас. – Иди в душ, а мы закажем ужин. Что хочешь? Тайскую? Бургеры?

Срочные новости! Я никогда не буду в порядке.

– Выбираете сами, но не сильно расслабляйтесь. Сегодня вы возвращаетесь домой.

Оставив их обсуждать, чем ужинать, я пошел на второй этаж, но притормозил у фотографии в рамке. Мы втроем обнимались и улыбались в камеру после первого выступления в баре. Нам было кому-то восемнадцать, кому-то девятнадцать. Такие молодые. Теперь, восемь лет спустя Джонас все еще был задумчивым поэтом, Куинн – блондинкой с острым язычком и виртуозной барабанщицей. А я? Все тем же облажавшимся говнюком. Может, даже больше.

Забавная штука деньги. Они усиливают твою сущность, но не исправляют. Они затягивают трещины на поверхности, и подливают смазки в твой внутренний механизм саморазрушения. Мне уже поздно исправляться, а в реабилитационный центр я обратился только для того, чтобы не тащить за собой группу.

Войдя в спальню, я замер. Из-под кровати выглядывала круглая, аппетитная попка. Не первый раз фанатка пробиралась в мою спальню, но, с тех пор как переехал в этот пентхаус, такого еще не случалось.

– Сучий потрох, да эта штуковина огромная! – выругалась девушка, раскачивая задницей взад-вперед, очевидно, пытаясь что-то вытащить. – Больше не значит лучше.

Хм?

– Тут я с тобой не соглашусь. – Бросив сумку, я достал телефон, чтобы вызвать охрану.

В обычных обстоятельствах я бы согласился на небольшой трах, но терапевт в реабилитационном центре прочитал целую лекцию, что нельзя заменять алкоголь сексом. Так что маленькой мисс с аппетитной попкой придется уйти.

Послышался стук, приглушенное ругательство, пока девушка, извиваясь, выбралась из-под кровати. Она была миниатюрной, и ножки просто убийственные.

Фанатка встала на колени, вытягивая смехотворно огромную бутылку. Она откинула с лица завесу из каштановых волос, открывая огромные зеленые глаза и пухлые губы.

Теперь уже я ругнулся.

– Привет, – сказала девушка, вскакивая на ноги.

– Ты, черт подери, издеваешься? – рыкнул я на красотку, она же – заноза в заднице, она же – ассистентка Бена.

Последние несколько лет я фантазировал об этой малышке с рыжими волосами. Но она всегда была в моей кровати, а не под ней.

Мой грех номер четыре: я всегда хотел того, чего не мог иметь, и Шеннон входила список «Не про твою честь» по огромному количеству причин.

– Что? Я все нашла и убрала до твоего возвращения! Ну, кроме этой. – Она прижала кулачки к своим восхитительно пышным бедрам. – Все бутылки. Каждую банку. Откуда мне было знать, что у тебя под кроватью схрон с шампанским? Что ты собирался делать с этой штукой? – она указала на бутылку, которая была почти с нее ростом.

– Выпить через огромную соломинку. А теперь ответь, какого черта ты делаешь в моей спальне? – спросил я, а потом и сам догадался. – Значит, это тебя Бен послал со всем разобраться.

– Добро пожаловать домой, – язвительно пропела она. – Я тоже рада тебя видеть.

– Здесь все в порядке? – в комнату заглянул парень, размером со шкаф, и поздоровался, кивнув: – Мистер Винтерс.

Сколько еще людей в моем гребаном доме?

– Все замечательно, Тревор. Не мог бы ты, пожалуйста, помочь мне с этим? – Шеннон указала на бутылку.

– Разумеется.

– Между прочим, эта бутылка стоит семьдесят тысяч долларов!

– Хочешь, чтобы мы вернули ее в магазин и получили обратно деньги? – сарказм так и сочился из этих милых розовых губ.

У меня подскочило давление. Боже, эта девушка одновременно возбуждала и раздражала до чертиков. Так было всегда. Изгибы ее тела манили, а язык раздражал, как звон будильника в понедельник утром.

Я чуть было не сказал, чтобы она выпила долбанное шампанское сама, чтобы хоть немного расслабиться, но потом представил, как пузырьки будут щекотать горло. От одной мысли у меня потекли слюнки. Я почти чувствовал вкус сладкого забвения на языке.

Пусть выкидывает! В любом случае, я за не платил за бутылку, это был подарок.

– Избавься от нее.

– Спасибо. – Ее плечи слегка опустились от облегчения.

– Я распоряжусь, чтобы это выбросили, мисс Шеннон, – пообещал Тревор, унося бутылку.

– Не слишком ли это официально? Мисс Шеннон?

Она нахмурилась.

– Он назвал тебя мистером Винтерсом.

Я был недостаточно пьян для этого разговора.

– Ага, фамилия у меня такая, но говорить «мисс» перед именем… Я думал, так делают только в школе. Однако раз ты так любишь формальности, то, пожалуйста. Итак, мисс Шеннон, Бен тоже придет, или ты его представитель?

Она покачала головой.

– Если уж я застряла здесь, то, по крайней мере, скажи, что ты знаешь, что Шеннон – не мое имя. – Она наклонила голову и скрестила руки под грудью. Я не мог сказать, хорошие у нее сиськи или нет, поскольку она всегда ходила застегнутой до самого горла, как библиотекарь. Хотя это не имело значение – я не спал с сотрудницами.

Минуточку. В смысле Шеннон – не ее имя? Я называл ее так последние четыре года.

– Не имя? – я прищурился.

– Нет! – она возмущенно покачала головой, как будто это я рылся в ее спальне. – И да, Бен послал меня убедиться, что вся... контрабанда вывезена до твоего возвращения. Он сам уже на пути сюда.

– Похоже, ты чуть не провалила задание, но в последнюю минуту выкрутилась и не застряла… здесь, – я фыркнул. – В любом случае я иду в душ. Можешь остаться и понаблюдать или… – я стянул с себя футболку.

Она округлила глаза, скользнула взглядом по моему торсу, а затем сама выскользнула из комнаты.

Бен приехал, пока я принимал душ и теперь стоял в моей гостиной, просматривая что-то на телефоне, морща смуглый лоб. Мисс Шеннон, стоящая рядом, даже на каблуках, едва доходила ему до плеча. Бен точно не великан, а она точно пигалица.

– Итак, если мы отменим Сан-Франциско, – начал он.

– Мы не отменяем Сан-Франциско, – встрял я, и тут начался хаос.

– Нам придется отменить все выступления этой осенью.

– Ты еще не готов.

– Мы не заставляем тебя проходить через это.

Я засунул два пальца в рот и свистнул. Это возымело желаемый эффект – все замолчали.

– С этого момента вы перестаете принимать решения за меня. Мы никогда так не работали, и не будем начинать.

Джонас потер переносицу и вздохнул.

– Мы просто беспокоимся о тебе, Никс. Хотим дать шанс остаться трезвым. Отмена четырех концертов – нонсенс. Но ты важнее.

– Ничего не отменяется и не переносится. Я прошел двенадцати недельную программу за шесть недель, чтобы быть уверенным, что справлюсь с собой и продержусь до осени. Вы правда думали, что я отправлюсь на реабилитацию и не подумаю о том, что дальше?

Я был эгоистичным придурком, но не настолько.

– Мы не знали, что у тебя на уме. – Куинн наклонилась вперед, уперев локти в колени. – Ты нас не посвящал в свои планы. И не смотри на меня так. Мы очень рады, что ты решился на этот шаг, и просто пытаемся понять, как лучше поддержать тебя.

Я сжал челюсти. Почему я поехал в реабилитационный центр, касалось только меня. Как и то, почему я пил. Но, похоже, придется рассказать о четвертой попытке.

– Дело в том, что за неделю до этого я сбежал из реабилитационного центра. Я не хотелось вас разочаровывать, если и в этот раз сбегу.

Они поникли, будто я только что лопнул их воздушные шарики, как будто я опять потерпел неудачу.

– Слушайте. Это отстой. Я не буду лгать. С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, я и шести недель не протянул без выпивки. Но на следующей неделе пойдет уже седьмая, как я трезв. Я сам решил пройти реабилитацию. Никто меня не заставлял. Мне не нужен был знак свыше. Это должно показать, насколько я серьезен. Честно говоря, вы реально начинаете бесить, предполагая, что знаете, что для меня лучше. Если хотите быть чьим-то родителем, возвращайтесь к своим детям.

Они уставились на меня с открытыми ртами.

– Так, значит, ты не хочешь отменять концерты? – спросил Бен, все еще держа телефон.

– Не хочу. Это плохо отразится на бизнесе и привело бы к проблемам с пиаром. Я так понял, ты никому не говорил про реабилитационный центр?

Если он проболтался, я бы уволил его прямо здесь и сейчас.

– Никому я не говорил. Наши пиарщики разместили в твоих соцсетях посты с пляжами и дурацкими подписями типа: «Живу своей лучшей жизнью», «Вода успокаивает душу».

Я бы никогда не написал такой пошлятины, но пропустил это мимо ушей.

– Отлично. Тогда ничего не отменяем. Конец истории. – Я засунул руки в карманы джинсов.

Бен изучал меня несколько мгновений и повернулся к Шеннон.

– У тебя есть все необходимое?

– Да. Мои вещи в гостевой комнате, и швейцар знает, что никого нельзя пускать без сопровождения. – Она покосилась на меня, затем смахнула невидимую соринку со свитера.

Я прищурился.

– Прости, что?

Какого черта ее вещи в моей гостевой? И что она имела в виду, говоря, что застряла здесь?

– Шеннон будет с тобой до начала осенних шоу, – заявил Бен. – У меня слишком много дел, чтобы разбираться с тобой лично, а она – единственная в моей команде, кто может справиться с твоим дерьмом, без желания переспать с тобой.

Я вздернул брови. Что было более оскорбительным? То, что я ей не нравился? Или то, что она думала, что действительно способна справиться со мной?

– Она здесь не останется!

– Это не обсуждается, Никсон. – Бен повернулся ко мне. – Если передумал и хочешь отменить концерты, я поддержу. Мы здесь для того, чтобы убедиться, что ты не будешь употреблять всякую дрянь. Но если ты хочешь, чтобы я не отменил выступления, тогда Шеннон останется и проследит, что ты не слетишь с катушек. Такова сделка. Соглашайся или нет.

Этот мудак не шутил.

Я перевел взгляд с Куинна на Джонаса.

– О, теперь я понял. Вам не нужно нянчиться со мной, потому что теперь это будет делать она, – я указал на Шеннон, или как там ее звали.

– Она, между прочим, юрист, а не нянька, – огрызнулась она.

– Еще лучше!

Джонас встал.

– Я в Бостоне, Куинн в Монтане. Нас убивает, что мы не можем быть рядом с тобой, но если хочешь, мы останемся.

Куинн встала и сунула свои барабанные палочки в задний карман.

– Останемся так долго, пока будем тебе нужны, – пообещала она.

Если вышвырну вон Шеннон, то эти двое застрянут со мной, вместо того, чтобы вернуться домой. Я не мог так с ними поступить.

Я взглянул на Шеннон.

Четыре года, и я до сих пор не знал ее имени?

– Отлично, – рявкнул я и шагнул к фотографии Джеффа Фроста в рамке, висевшей на стене. За ней прятался небольшой встроенный сейф. Я достал оттуда пузырек с таблетками. Он казался тяжелым, хоть на самом деле ничего не весил.

Все взгляды приклеились ко мне.

– Держи. Это последняя контрабанда в доме, и только что я добровольно отдал ее тебе. Теперь, как тебя, черт возьми, зовут? – я говорил тихо, поскольку изо всех сил старался сдержать гнев.

У меня внутри все сжалось, когда мы встретились взглядами. У нее были не просто зеленые глаза, а изумрудно-зеленые, и ярче любого из виденных мною драгоценных камней. Я моргнул и отступил назад, когда она обхватила пальцами пузырек и прошептала:

– Спасибо. Меня зовут Зои. Зои Шеннон.

Зои, значит.

– Что ж, Зои, учитывая, что ты сунула нос в каждый уголок пентхауса, полагаю, ты знаешь, где запасные полотенца. – Я повернулся к друзьям. – Остальные могут убираться к чертовой матери. Я люблю вас, но в данный момент вы мне не очень нравитесь.

Взяв с кофейного столика коробку с тайской едой, которую они заказали, я поднялся по лестнице.

Смешно. Они так беспокоились, чтобы я оставался трезвым, но приставили ко мне единственную женщину, из-за которой могу сорваться.

Я усмехнулся.

По крайней мере будет чем заняться. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы довести мисс Зои Шеннон до точки кипения?

2 глава

ЗОИ

– Как поживает эгоистичный засранец? – Наоми, моя лучшая подруга и по совместительству жена моего брата Джереми, отлично знала, как я отношусь к новому соседу.

– Все такой же эгоистичный. Как там мой брат?

– Прямо сейчас везет твоего племянника в детский сад. Кстати, за этот месяц он поправился два фунта: Леви, а не Джереми.

– Хорошо, что не наоборот. – Я сидела за столиком в патио, пила кофе и любовалась панорамным видом на Сиэтл и залив Пьюджет-Саунд.

Все же, вид на Скалистые горы лучше.

– Упомяни черта, – пробормотала Наоми. – Твой брат как раз на другой линии. Я перезвоню после смены, ладно?

– Не волнуйся. Поболтаем в выходные. Люблю тебя.

– И я тебя!

Я вздохнула.

Наоми бы с ума сошла, если бы увидела весь Сиэтл как на ладони. Никсон Винтерс, может, и отъявленный козел, но жилье выбирать умел. С другой стороны, когда зарабатываешь миллионы, можешь позволить себе любой вид.

Из окон своей квартиры на четвертом этаже я видела только кирпичную стену, но это ничего. Зато я почти погасила студенческий кредит.

Всю последнюю неделю я уединялась в этом маленьком уголке огромного патио по утрам, чтобы получить необходимую передышку от бурлящего водоворота хаоса, которым был Никсон. Открыв ежедневник и положив рядом телефон, я начала сверять расписание на день. Хотя, какой в этом смысл, если ему плевать на график?

На ближайшие три недели – тогда состоится первый из запланированных концертов – мы полностью освободили его расписание. Например, сегодня в нем значится всего один пункт – встреча с реабилитологом. Но Никсон не хотел просто сидеть на попе ровно (в принципе, я его понимала: на данном этапе выздоровления, безделье – враг номер), и вчера потащил меня на тренировку по метанию топора.

– Что ты тут делаешь?

Я вздрогнула, расплескав кофе, но, к счастью, не на ежедневник.

– А ты что тут делаешь в такую рань?

– Уже восемь тридцать, – держа в руке дымящуюся кружку кофе: черного, разумеется, Никсон пригладил свои всклокоченные ото сна небрежно-сексуальные волосы.

Господи, помоги! Он без рубашки!

От вида его покрытого татуировками торса у меня всегда текли слюнки, и не важно, где я его видела: на сцене или здесь. Пусть Никсон мне и не нравился, но я не слепая. Он в значительной степени был живой рекламой секса и плохих решений.

Не просто так журнал People присвоил ему титул самого сексуального мужчины.

Он был ростом метр девяносто, весил примерно девяносто пять килограмм после реабилитации, имел темно-русые волосы и карие «трахни меня прямо здесь и сейчас» глаза. Все это любая девушка могла прочесть о нем в интернете, но там не написано, какой крошечной я себя чувствовала, когда он возвышался надо мной. Или как татуировки на его спине «двигались», пока он шел по патио, или что его задница могла вернуть в тренды спортивные треники. Эти факты можно найти только в моей голове. Я знала слишком много, когда дело касалось Никсона Винтерса, потому что именно мне было поручено разгребать его проблемы, и предотвращать те, в которые он еще не вляпался.

– Обычно ты не встаешь до десяти, – наконец сказала я.

– Разочарована? – он прислонился к перилам и поднес кружку к губам.

– Нет, – солгала я и попыталась сосредоточится на записи: «встреча за ланчем» в ежедневнике, в то время как мозг скандировал: «Пресс, пресс, пресс».

Не удивительно, что этот самый пресс производил такое впечатление, учитывая сколько времени Никсон тратил в спортзале. Да еще и меня с собой туда тащил.

Сосредоточься, Зои.

– Сегодня вроде пятница, так почему ты оделась как для воскресной церковной службы?

– Что, прости? – я взглянула на свое классическое темно-синее льняное платье-футляр и свитер в тон.

Началось.

Еще один день, когда Никсон будет нажимать на все мои кнопки одновременно. Но это лучше, чем если бы он пытался залезть ко мне в трусы. Хотя я не в его вкусе. Никсону нравились высокие, худые, как модели, девушки, которые никогда не задавали вопросов по утрам. Я не была ни тем, ни другим, и именно поэтому Бен поручил мне это задание.

Вознаграждение, если я справлюсь, окупит все.

– Ты меня слышала, – он наклонил голову и окинул меня оценивающим взглядом.

– Я одета для работы, а не для церкви. Потому что я работаю. Ты можешь сколько хочешь игнорировать Бена, я – нет. Hush Note не работает сам по себе, знаешь ли.

Он нахмурился.

– И поэтому ты должна одеваться как Джеки Кеннеди, работая из дома?

Как же я его ненавидела. Терпеть не могла это самодовольное выражение на дурацком привлекательном лице.

– Во-первых, сравнение с Джеки Кеннеди – не оскорбление, а во-вторых, как прикажешь мне одеваться на работу? В твоем стиле?

– Я не против, если будешь ходить топлес. Ты не совсем в моем вкусе, но...

– Боже, просто возвращайся в постель! – огрызнулась я.

Никсон усмехнулся. Он вывел меня из себя и, значит, добился своего. Мне никогда не победить.

– Серьезно, что ты здесь делаешь каждое утро? – спросил он.

– Сверяю наши расписания.

Как бы еще я узнала, что нужно впустить симпатичную блондинку-массажистку, которой он назначил сеанс на десять вечера?

– В бумажном ежедневнике? С таким же успехом можешь взять камень и резец, – поддел он и сделал еще глоток кофе. – К тому же все уже есть в твоем телефоне. Сколько ежедневников нужно одной женщине?

Я усмехнулась.

– Расписание на моем телефоне доступно всем сотрудникам Berkshire Managemen. Кто угодно может войти в систему и что-то изменить. Но этого малыша, – я с любовью погладила кожаный переплет ежедневника, – только я контролирую.

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую.

– Что? – я подняла брови. – Когда рухнет сервер и отрубится вайфай, только у меня будет нужная информация. Так и будет, вот увидишь.

Я была организована, и в этом нет ничего плохого, особенно когда работаешь с неорганизованными креативщиками.

– Ладно, – он отпил кофе. – Раз уж ты мучаешь меня уже целую неделю, пришло время рассказать, почему именно ты здесь? Вытянула короткую спичку?

Я моргнула.

– Спичку?

Каждый ассистент в Беркшире мечтал об этой работе.

– Ты меня ненавидишь, – Никсон провел рукой по своей светлой бородке. Он перестал бриться три дня назад.

– Нет.

– Лгунья. Ты не можешь находиться рядом со мной так же, как и я с тобой, так зачем соглашаться быть моей нянькой? Любишь садомазохизм? Немного боли полезно для тела, да, Шеннон?

Я вздрогнула, когда он назвал мою фамилию. Бен так делал, потому что думал, что это обезличивает отношения с подчиненными и облегчает их увольнение. А увольнял он часто. Большинство его ассистентов не протянули и года. Я – первая, кто пересек этот «рубеж» и единственная, кто продержался четыре года.

– Что ж, Винтерс, мои сексуальные предпочтения включают любого, кроме тебя, а остальное – не твое дело. Но раз уж ты спросил: я здесь, потому что была лучшим вариантом, и я предана группе.

Мои сексуальные предпочтения не имели значения вот уже четыре года, с тех пор, как пришла работать в Berkshire Managemen. У меня банально не хватало времени на отношения, а секс на одну ночь я не любила, в отличии от Никсона.

Он прищурился.

– То есть ты терпишь все это, потому что предана группе?

– А какая еще может быть причина? – подхватив телефон и ежедневник, я встала.

Мне всего лишь хотелось спокойно начать день. Неужели ему обязательно разрушать каждый момент?

– Ты определенно чего-то хочешь за это.

Я промолчала.

– Угадал? – он ухмыльнулся.

– Хорошо, – я вернула вещи на стол и скрестила руки на груди. — У меня сделка с Беном. Счастлив?

– Возможно, заинтригован, но не счастлив. Ты и это слово не сочетаетесь. Это все равно что превратить выпускной вечер в подготовку к выпускным экзаменам. Хотя, ты, наверное, думаешь, что я никогда не сдавал экзамены, поскольку я – безответственный, эгоистичный осел, который облажается, как только останется один на пять минут. – Взгляд его потрясающе карих глаз посуровел. – Пентхаус большой, но это не значит, что я не слышу, как ты отчитываешься Бену каждый вечер.

Жар залил мои щеки, но я вздернула подбородок. На протяжении последних четырех лет я видела, как Никсон пережевывает и выплевывает с улыбкой своих помощников, и я не собиралась пополнить этот список – не тогда, когда была так близка к своей цели.

– Ты набрал тринадцать с половиной баллов на экзамене, что позволило поступить в Вашингтонский университет.

Он напрягся.

– Откуда, черт возьми, ты знаешь? – он с такой силой поставил кружку на перила, что удивительно, как она не разбилась.

– Знать – моя работа, Никсон, и я чертовски хороша в ней. Также я знаю, что тебя приняли в Карнеги-Меллон, Вандербильт и Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе на музыкальный факультет, но ты не пошел ни в один из них. Почему?

Мне всегда это было любопытно.

Никсон сжал челюсти.

– Не все могут позволить себе учиться там.

– Могут, если им, как тебе, предлагают полную стипендию!

Он пристально посмотрел на меня.

– Хочешь знать, что я думаю?

– У меня есть варианты?

Мускулы на его челюсти снова напряглись. Утренний ветерок бодрил, но ледяной взгляд Никсона мог и заморозить.

– Я думаю, что что-то или кто-то удерживает тебя здесь.

По крайней мере, он не стал выпытывать у меня подробности о сделке с Беном. Пока не стал.

– Мне плевать, что ты думаешь. Но ты должен знать, что я не считаю тебя глупым. А теперь я собираюсь позвонить твоему продюсеру, потому что игнорировать телефонные звонки – это по-детски: все равно что закрывать глаза и думать, что тебя никто не видит. У меня для тебя новость, Никсон: мы все тебя видим.

С гордым видом я схватила ежедневник с телефоном и пошла к дверям, но испортила свой грандиозный выход: я забыла кофе.

Черт.

Когда вернулась, чтобы взять чашку со стола, Никсон выгнул бровь.

Еще раз черт!

– Я просто говорю, что не стоит каждое утро копировать стиль первой леди и одеваться попроще, а то вдруг платья закончатся.

Резкая смена темы.

Я сжала губы, чтобы не фыркнуть, повернулась к нему спиной и зашагала в пентхаус.

– Это не брендовое платье, – бросила я через плечо, – и я не могу представить, что еще может быть проще, – я указала на свои босые ноги. – И хотя ты правда безответственный, эгоистичный осел, я не говорила, что тебя нельзя оставить одного даже на пять минут.

– Разве? – крикнул он мне вслед.

– Но за десять ты вполне найдешь неприятности на свою задницу. – Я закрыла раздвижную стеклянную дверь перед его разъяренным лицом.

Если повезет, следующие шесть месяцев будут последними, которые мне придется провести с Никсоном Винтерсом.

***

Остаток недели он делал все возможное, чтобы показать, в какие неприятности может вляпаться, если его оставить одного на десять минут.

Что можно сделать за такое короткое время? Например, испариться из дома, пока я ходила в туалет.. Через сорок минут я нашла его на тренировочном поле для гольфа. Кстати, играл он ужасно, и выглядел искренне удивленным при виде меня. Я просто скрестила руки на груди и ждала, когда он закончит.

Он думал я не отслежу его местонахождение по трекеру в его телефоне? Я – не какой-нибудь новичок, и сделаю все, чтобы не провалить это задание, когда так близка к успеху. Я смогу гордиться собой, когда в следующий раз приеду домой, в свой маленький городок.

Или, например, сегодня: я разговаривала с Беном в патио, а четыре минуты спустя мчалась к машине, а потом отслеживая сотовый Никсона в пробках.

– Придушу его, – пробормотала я, толкая тяжелую стеклянную дверь студии йоги и входя в маленькую комнатку-ресепшен, где толпилось с дюжину людей в спортивной одежде.

– Начнем через минуту, – раздался спокойный голос из глубины комнаты.

Я встала на цыпочки, чтобы получше рассмотреть собравшихся, но не дошла даже до половины, когда кто-то коснулся моего плеча.

– Рад, что ты смогла к нам присоединиться, – Никсон сверкнул ухмылкой из-под бейсболки.

По крайней мере, его еще не узнали.

Я повернулась к нему, радуясь, что мы стоим в углу.

– Серьезно? Этого нет в расписании. И ты не мог подождать, пока я закончу разговор?

– Не все должно идти по плану, Шеннон. Есть такая штука, называется спонтанностью. – Он скрестил руки на груди, и ткань футболки облепила бицепсы.

– Лучше будь спонтанным, когда я не разговариваю по телефону!

– Друзья, теперь мы готовы принять вас, – раздался голос над толпой, и люди начали заходить в зал.

– Кажется, пора. – Никсон поднял два свернутых коврика для йоги, протягивая один мне. – Подумал, что ты, вероятно, не подготовилась.

– Трудно быть готовой, когда ты не говоришь о своих планах, – пробормотала я, взглянув на светло-голубой коврик. – Подожди, я не занимаюсь йогой, и я в брючном костюме!

– Лучше, чем в платье, – пожав плечами, он обошел меня, направляясь к стойке администратора.

Остальные уже вошли в зал.

– Подожду тебя здесь. – Я схватилась за длинный ремешок сумки, уже мысленно планируя, что могу сделать за это время.

– А если я улизну через заднюю дверь? – бросил Никсон через плечо.

Я разочарованно вздохнула.

– Ладно. Подожду внутри.

– Запишите ее сеанс на мой счет, – сказал Никсон администратору, проходя мимо, затем остановился, чтобы придержать дверь. – Пойдем, Шеннон. Из-за тебя мы опаздываем.

– Из-за меня? Уф. Спасибо. – Я взяла коврик и вошла в студию.

Она была светлой, с деревянными полами и зеркалами вдоль стен. Остальная часть класса уже заняла свои места, оставив задний ряд свободным. Я нашла местечко у стены и села, пока Никсон разувался и расстилал коврик.

Я изо всех сил старалась не замечать, как спортивные штаны обтягивают его задницу, когда появилась инструктор.

– Проходите, здесь есть место, – сказала она с сияющей улыбкой, указывая на место рядом с Никсоном.

– О, нет, я просто смотрю. – Я тоже улыбнулась и полезла в сумку за ежедневником.

– Сюда приходят не смотреть, а заниматься, – радостно ответила она. – Скажи, ты автор этого мира? Или идешь по жизни в качестве зрителя?

У меня отвисла челюсть.

– Да, Шеннон. Ты правда существуешь только для того, чтобы наблюдать за другими людьми? – спросил Никсон с притворным беспокойством, но его глаза блестели.

Я прищурилась на него и повернулась к инструктору.

– Уговорили. Приму участие, – я начала снимать туфли на каблуках.

– Чудесно. Одежда может стеснять движения, поэтому просто снимите что-нибудь, чтобы вам было удобно, – ее успокаивающий тон действовал мне на нервы. – Добро пожаловать в Баа-Масте!

Она наконец ушла, чтобы занять место перед классом.

– Самое странное название на свете, но ладно, – пробормотала я, аккуратно складывая пиджак поверх сумки. По крайней мере, шелковая блузка была без рукавов, а брюки немного тянулись из-за лайкры.

Никсон тихо рассмеялся и наклонил голову, чтобы я не могла видеть выражение его лица под бейсболкой.

– Теперь жалеешь, что не оделась проще?

– Заткнись. – Расстелив коврик, я села, имитируя позу Никсона: скрестила ноги перед собой и положила руки на колени ладонями вверх.

– Добро пожаловать в Баа-Масте, – начала инструктор. – Наши друзья Джунипер, Юнона, Джулс и Хосе сейчас присоединятся к нам. Пожалуйста, помните, что они могут оставлять подарки, но зачастую они не пахнут.

– Что за черт? – прошептала я Никсону.

Он тихо рассмеялся, его плечи затряслись.

Открылась дверь в правой стене, и в комнату вбежали четыре козленка, за которыми следовал дрессировщик. Двое животных тут же столкнулись головами.

– Не волнуйтесь, они просто так играют, – пояснил дрессировщик с широкой улыбкой.

Я уставилась на Никсона.

– Ты привел меня на козью йогу?

– Добро пожаловать в Баа-Масте, Шеннон, – он подмигнул.

– Невероятно.

Я только что купила этот костюм!

– Когда сомневаетесь, доверьтесь козлятам, – монотонным голосом сказала инструктор.

Она провела с нами дыхательное упражнение, которое я выполняла с открытыми глазами. Там меня не застигнут врасплох козлята, пусть они и очень милые. У них на копытах даже были крошечные туфельки.

– Постарайся расслабиться, Шеннон. Доверься козлам, – прошептал Никсон.

– Пошел ты, – ответила я, становясь в позу ребенка и вытягивая руки перед собой.

– Лучше поосторожнее, а то совсем разоблачишься. Это розовая бретелька от лифчика? Ах ты, маленькая бунтарка.

– Смотри хорошенько. Это первый и последний раз, когда видишь мое нижнее белье, – едко ответила я.

Козленок забрался мне на спину. Это было не так уж плохо. Даже забавно, пока я не почувствовала, как он дергает меня за волосы.

– Эй, хватит их есть! – я замахала руками, освобождая слипшиеся от слюны пряди, и услышала в ответ протестующий вопль.

– Они очень любят есть волосы, – сказала инструктор, словно это была самая милая вещь в мире. – И не волнуйтесь, если они оставят подарок у вас на спине. Такое случается постоянно.

Они гадят на людей?

Никсон искренне рассмеялся.

– Если козел нагадит на меня, ты купишь мне новый костюм.

– Это мелочь по сравнению с тем, какое у тебя тогда будет лицо.

– Тебе правда нравится действовать мне на нервы?

– Это лучшая часть моего дня.

Мы встали на четвереньки. Никсон покосился на мою задницу, но тут же переместил взгляд на приближающегося к его голове козленка.

– Привет, маленький засранец.

Маленький засранец стащил с него бейсболку. Никсон потянулся за ней, но козленок был быстрее, и известная рок-звезда рухнула лицом на коврик.

Я прыснула.

Никсон быстро поднялся и выгнул спину, когда мы перешли в позу кошки.

– Кажется, этот козел только что помочился, – прошептал он, кивая на стену, где козел, подскакивая, выбирался из лужи.

– А теперь он ест бумажные полотенца, – заметила я, пока инструктор давала указания, как принять позу тигра.

– У вас есть вопросы там, в заднем ряду? – спросила она.

– Нет, у нас все хорошо, – ответил Никсон.

– Раз вопросов нет, тогда, пожалуйста, сосредоточьтесь на дыхании, а не на соседке, – поучала она, когда козел неторопливо проходил мимо, жуя бумажное полотенце.

– Это она про тебя, – прошептала я Никсону.

– Лучше следи за своим ежедневником, – Никсон ухмыльнулся, задирая назад ногу, но удержаться в такой позе он не смог.

– А вот это уже не смешно, – я посмотрела на сумку: она была застегнута.

Я боролась со своими штанами и, наконец, сумела завести назад правую ногу и обхватить лодыжку левой рукой.

Никсон вздернул брови.

– Черт, это горячо. Кто бы мог подумать, что такой сухарь может быть настолько... гибким.

– К твоему сведению, я невероятно гибкая, – невозмутимо ответила я, но в конце не сдержалась и улыбнулась.

– Это видно, – сказал он без всякой издевки, и я покраснела.

– Теперь вздохните полной грудью и медленно выдохните, – велела инструктор. – Выдыхайте негатив и вдохните позитивную энергию наших маленьких друзей.

Еще один козлик забрался мне на спину, я потеряла равновесие и повалилась на Никсона.

Он обхватил меня и прижал к себе, смягчая удар о пол. Козлик отскочил от меня и пошел искать другого ученика.

– Ты в порядке? – спросил Никсон, прижавшись губами к уху, отчего по спине пробежали мурашки.

Я бы кивнула, если бы было место. Никсон держал меня крепко, обхватив рукой под грудью. Каким-то образом он умудрялся восхитительно пахнуть среди стада козлов.

– Спасибо, я в порядке.

– Пожалуйста, сосредоточьтесь. – Голос инструктора уже не был таким успокаивающим, когда она подняла брови, глядя на нас.

– Я сосредоточен, – пробормотал Никсон, отпуская меня. – Даже слишком.

Я поспешила обратно на свой коврик и приняла позу колеса, иными словами: встала на мостик, как в детстве. Блузка расстегнулась и задралась, но я продолжала держать позу.

– Еще чуть-чуть и я увижу гораздо больше, чем бретельку лифчика, – подразнил Никсон.

Я усмехнулась. Шелковая ткань блузки соскользнула до пупка, и тут козел подошел опасно близко к моей сумке.

– Даже не думай!

Он забил копытом, слегка подпрыгивая.

– Похоже, скоро все твои записи будут только в цифровом формате, – пошутил Никсон.

– Если вы будете отвлекать других, мне придется попросить вас уйти, – сказала инструктор, вдруг оказавшись позади нас.

– Мы будем вести себя хорошо, – пообещала я.

Блузка задралась уже до бюстгальтера. Еще чуть-чуть и не только Никсон, но и весь класс йоги увидит «гораздо больше». Но я не собиралась признавать, что он прав, и менять позу.

– Говори за себя, – упрекнул Никсон, когда инструктор ушла, и уставился на мой голый живот.

Козлик, прыгая и гарцуя, снова подошел к нам.

– Разве ты не рада, что я... – он замолчал на полуслове, потому что козленок бросился на него и боднул прямо в лицо.

Я вздрогнула, когда «мостик рухнул», и Никсон шлепнулся на спину.

– Ты издеваешься что ли? – он потер лоб, а козленок, как ни в чем не бывало, загарцевал к следующему ряду.

Я смеялась так сильно, что чуть не упала сама.

– С вами все в порядке там, на заднем ряду? – на этот раз в голосе инструктора не было ни капли спокойствия.

– Да, – ответил Никсон, поднимаясь на ноги. – На этот раз твоя взяла. Я ухожу. Ты со мной или предпочитаешь, как обычно, догонять, следя по трекеру в телефоне?

– С тобой.

Прежде чем успела опуститься на коврик, Никсон обхватил меня за талию и выпрямил. Кровь резко отхлынула от головы, блузка тоже устремилась вниз, но задержалась у рук Никсона.

В классе послышалось несколько вздохов. Значит, его узнали.

– Пойдем, пока козлы не набросились на нас, – быстро сказал он.

Я со смехом кивнула. Я наконец обрела равновесие, но тут же потеряла, когда Никсон легонько провел ладонями по коже, отпуская меня.

– Вы… – начала инструктор.

– Не волнуйтесь, мы уже уходим, – объявил Никсон.

Мы свернули коврики и обулись.

Инструктор, скрестив руки на груди, покачала головой.

– Баа-Масте, – кланяясь, сказала я ей с усмешкой.

Никсон схватил меня за локоть и вытащил из зала.

***

На следующий день я поймала Никсона у дома. Он застрял в толпе восторженных фанатов. Полчаса раздавал автографы и фотографировался преимущественно с девушками. Улыбка не сходила с его лица, даже когда толпа становилась все гуще. Они были без ума от него, что сулило хорошие продажи альбома, но все же лучше, чтобы они так не напирали. Веревочное ограждение нисколько не мешало дотянуться до Никсона.

Это хуже, чем жить в аквариуме. Благодаря социальным сетям фанаты чувствовали, что знают его и могу запросто подойти. Это был палка о двух концах.

– Как тебе Палау? – спросила брюнетка, пока он подписывал ее футболку чуть ниже плеча. Стоит отдать Никсону должное – фанатка предлагала место для автографа еще ниже: то есть прямо на груди.

– Великолепно. Тихо и мирно. Вообщем, настоящий рай, – он улыбнулся и подмигнул. Она, черт возьми, почти сомлела, когда я их сфотографировала.

В этой толпе я единственная, кроме Никсона, знала, что он не был на Филиппинах. Просто фотографию острова Палау разместили в его аккаунте.

– Голодна? – спросил Никсон, закончив автограф-сессию.

– Еще как. Хочешь пойти куда-нибудь или можем заказать и забрать по дороге?

Когда он не ответил, я оторвалась от телефона, где уже открыла список его любимых ресторанов.

Никсон с тоской смотрел на паб через дорогу.

О нет!

– Возьмем на вынос?

Его улыбка дрогнула, а потом и вовсе пропала, когда еще одна фанатка выкрикнула его имя.

– Идем, – я легонько толкнула его в спину. – Закажем из дома. Рыба и картофель фри?

Это было его любимое блюдо.

Никсон кивнул.

– Уверен, что тебе не нужны встречи, типа анонимных алкоголиков? – спросила я, пока шли к лифту.

– Сколько можно повторять, что я не в программе «Двенадцать шагов»? – проворчал он. – И если думаешь, что я буду изливать душу кучке незнакомцев, то ты меня совсем не знаешь, хоть и утверждаешь обратное.

Ладно. Никаких встреч. Вместо этого он целый час проговорил по телефону со своим терапевтом из реабилитационного центра.

Два дня спустя

Никсон играл на X-Box в гостиной, поэтому я решила быстренько принять душ. Я конфисковала его бумажник, ключи от машины, телефон и даже дала денег консьержу, чтобы предупредил, как только Никсон попытается покинуть здание. В общем чувствовала себя относительно спокойно в течение девяти минут, пока ополаскивалась.

Промокнув волосы, я куталась в толстый махровый халат и вышла из ванной.

Из гостиной доносилась громкая музыка. Я застонала. Что, черт возьми, он задумал на этот раз?

Я поспешила в комнату, стены которой были увешаны фотографиями с самых ранних и последних выступлений группы.

Поплотнее запахнув халата, я вошла в гостиную… и у меня отвисла челюсть.

Никсон развалился на диване, положив руки на спинку и широко раздвинув бедра, а перед ним две очень юные девушки в нижнем белье, извиваясь, ласкали друг друга.

Не знаю, почему я настолько удивилась. Пару месяцев назад я бы ожидала, что наткнусь на что-то подобное.

– Присоединишься? – предложил Никсон, едва удостоив меня взглядом.

– Пожалуй, откажусь.

В моей работе были моменты, которые я очень любила, но это не входило в их число.

Я нажала кнопку на пульте. Музыка стихла.

– Эй! – запротестовали девчонки.

– Да брось, Шеннон, дай немного повеселиться, – усмехнулся Никсон. – Или ты думала, что я стану паинькой, только потому что ты занимаешь мою гостевую?

– Мне насрать, как ты развлекаешься, – огрызнулась я. Честно говоря, я заставала его в более компрометирующих ситуациях. Самой большой зависимостью Никсона после алкоголя был секс, а следом за ним всегда шли наркотики. – Но сначала… ваши документы, дамы.

Еще не хватало, чтобы он связался с малолетками. Только не в мою смену.

Блондинка тут же потянулась за сумочкой, а вторая девушка продолжала ухмыляться.

– Девять минут? – я вздернула бровь. – Впечатляет, Никсон.

– Потребовалось всего три, – он с усмешкой пожал плечами. – Даже не пришлось выходить из здания. Просто выглянул с балкона и помахал.

Это точно не отобьет охоту у фанаток караулить его у дверей.

– Вот возьми... – блондинка выронила сумочку и ее содержимое вывалилось мне под ноги.

Презервативы, блеск для губ, несколько древних на вид леденцов от кашля... и одна маленькая бутылка водки в форме черепа.

Проклятье.

Никсон встал с дивана и, прищурившись, глянул на бутылку.

Это не к добру. Ой, не к добру. Лучше бы она принесла любой другой алкоголь.

– Извини, – блондиночка запихнула обратно в сумочку все, кроме водки.

Подружка выхватила бутылочку у нее из рук и предложила Никсону, словно величайший дар.

Нет, нет, нет.

– Это Crystal Head, – объяснила она, как будто мы и без нее не знали. – Мы прочитали статью в «Rolling Stone», там говорилось, что ты предпочитаешь именно эту водку.

Ну, все, хватит!

– Думаю, вам лучше...

– Проваливайте к чертовой матери! – рявкнул Никсон, шагая к кухонному островку. – Живо!

Облегченно выдохнув, я помогла подружкам одеться и проводила до лифта.

Что, черт возьми, я бы сделала, потянись он за бутылкой? Выбила у него из рук? Повалила его на пол? Если бы Никсон захотел выпить, я мало что могла сделать. На этой неделе, улизнув от меня, он мог пойти в бар, а не играть в гольф или на йогу. Однако он этого не сделал.

На душе стало тепло. Я гордилась Никсоном.

– К черту все это! – выплюнул он, когда я вошла в гостиную. – И не могла бы ты одеться?

Вся теплота из души улетучилась.

Какого черта? На мне больше одежды, чем на тех девицах!

– А ты не мог бы держать член в штанах, пока я переодеваюсь, или меня ждет вторая часть представления, когда вернусь?

– Ревнуешь? – Он прошел мимо меня и взял одну из гитар с подставки у кофейного столика.

– Размечался.

Хотелось бы мне знать, каково это – переспать с Никсоном?

Возможно.

Ладно, да.

Но хотеть и на самом деле переспать – разные вещи. Я ценила свою карьеру и свое тело больше, чем это.

– Классный, черт подери, халат! – съязвил он, направляясь в домашнюю студию.

– Сегодня просто пятница, помнишь? – крикнула ему вслед.

Остаток дня он проторчал в студии, а я работала за обеденным столом. Ужин прошел в напряженной тишине, и я несказанно обрадовалась, когда Никсон сказал, что собирается пораньше лечь спать. Значит, и я отдохну подольше.

Только мне не спалось. Я прокручивала в голове разные сценария того, что еще мог придумать Никсон, и как мне не дать ему снова сорваться.

Когда в два часа ночи на телефоне высветилось сообщение об очередном электронном письме, я выругалась. Давно пора отключить уведомления на этой штуке. Мир не сгорит дотла, пока я сплю, но с другой стороны – я не собиралась позволять другому ассистенту меня опередить. Кроме того, я все равно не спала.

Просматривая рекламное предложение для группы, я пошла в кухню. Группа не занималась пиаром брендов, а Бен переслал мне их письмо только для того, чтобы я составила продуманный отказ, который он потом отправит.

Не отрывая взгляд от телефона, я достала из ближайшего к холодильнику шкафчик коробку чая, повернулась к островку и… заорала.

Там кто-то сидел.

3 глава

НИКСОН

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — завопила Зои.

— Сижу на своей кухне. На что, черт возьми, это похоже? — выстрелил я в ответ.

Ее крик все еще звенел у в ушах. Черт, у нее сильные легкие.

— Кто сидит на кухне, в темноте, в два часа ночи? — она опустила телефон на столешницу. — Ты меня до смерти напугал!

— Мне извиниться? — я сжал стакан, жалея, что в нем просто вода, а не что-то покрепче: вроде содержимого бутылки Crystal Head, которую те цыпочки унесли с собой.

— Да! Нет. Черт, я не знаю, — она зажгла свет. Я быстро заморгал. По крайней мере, она включила подсветку под шкафами, а не яркий потолочный светильник. — Ты имеешь полное право сидеть в своем доме, где и когда захочешь. Я просто не ожидала застать тебя... здесь… так поздно.

Язвительный ответ замер на языке, когда я увидел, во что Зои одета. Клетчатые шортики едва доходили до середины бедра, обнажая стройные, подтянутые ноги, а розовый топ не оставлял простора воображению.

У нее всегда была такая невероятная грудь? Где, черт возьми, она прятала ее последние четыре года?

— У тебя проблемы со сном? — спросила Зои, отворачиваясь, чтобы наполнить чайник и поставить на плиту.

Я крепче сжал стакан.

Перестань пялиться на ее задницу. Она под запретом. Как и любая другая.

— Никсон?

— Э-э… да.

Проблема – еще мягко сказано.

— Это нормально?

— Для меня — да.

Я почти не сплю, когда не пью, и провел чертову уйму ночей за этим кухонным островком, убегая от воспоминаний. Но в такие ночи, как сегодня, когда сбрасывал ее звонок, было еще хуже.

Четвертый раз за эту неделю.

Она уже угрожала появиться здесь, и в этот момент я перестал слушать ее голосовые... все голосовые сообщения.

— Хочешь поговорить об этом? — Зои прислонилась спиной к стойке и посмотрела на меня.

— Нет.

Я хотел выпить, но это тоже под запретом. В памяти промелькнуло другое женское лицо: большие голубые глаза, вьющиеся светлые волосы и улыбка, с помощью которой она могла получить от меня все, что пожелает. Все, кроме того единственного, в чем действительно нуждалась. Я закрыл глаза, но это не притупило боль. Хотя я все равно не заслуживал облегчения.

— Ладно. Будешь чай? — предложила она.

Кем она меня считала? Восьмидесятилетней старушкой?

— Папа заваривал мне чай, когда я в детстве не могла уснуть. — Она подняла коробку, которую уронила на прилавок. — Ромашка, корень валерианы и лаванда. Мне всегда помогало. — Она наклонила голову и посмотрела вдаль с грустной улыбкой, от которой у меня защемило в груди. — А, может, меня успокаивало просто то, что отец рядом. — Она пожала плечами и нервно заправила прядь волос за ухо, заметив, что я наблюдаю. — У тебя есть что-нибудь подобное? Например, еда? Я могу приготовить.

Может потому что она была такой взъерошенно-мягкой ото сна, я не смог солгать.

— Мне помогают несколько рюмок водки, — я покрутил стакан с водой в руках.

— Оу. — Ее глаза на мгновение вспыхнули от удивления, затем смягчились в понимании.

— Хорошо, хорошо. А когда ты был ребенком? Теплое молоко? Сказка на ночь?

— В детстве всем было насрать, сплю я или нет, главное, чтобы не шумел.

Я стиснул зубы.

Какого черта я это сказал?

— Оу.

Похоже, «оу» — ее любимое слово этой ночью, или ранним утром, или что там сейчас за окном.

— Не у всех было счастливое детство и отец, который готовит чай.

Черт, мне действительно нужно заткнуться.

Она собиралась ответить, но засвистел чайник. Заварив два пакетика, Зои осторожно отнесла дымящиеся кружки на кухонный островок.

— Мне нравится чай с медом. Хочешь попробовать? — она посмотрела на меня без жалости или осуждения, хоть я огрызнулся на нее.

Она казалась... терпеливой.

— Конечно. То есть, да. Пожалуйста. Это было бы здорово. Мед в…

Она уже открывала нужный шкаф. Я не удивился. Эта девушка знала о моей жизни больше меня. При этом я почти ничего не знал о ее.

— Расскажи мне… каково расти с таким папой.

Если чай не поможет, возможно, она убаюкает меня своим рассказом.

— Это было... нормально, наверное. Но так всем кажется в детстве, верно? — она вынула чайные пакетики из кружек.

— Наверное. — Я понятия не имел. К семи годам я понял, что в моем уголке мира что-то не так. — Какие у тебя родители?

Она улыбнулась, размешивая мед в чашках.

— Они учителя. Папа преподает английский в старших классах, а мама работает в детском саду. Все в нашем маленьком городке шутят, что дети начинают учиться с мамой и заканчиваются папой. Мой старший брат – настоящий смутьян. — Она тихо рассмеялась, покачав головой.

— Что?

Зои подвинула ко мне кружку, и я заменил ею стакан с уже теплой водой. Кружка чуть обожгла ладони, поэтому я дал чаю остыть.

— Так глупо вешать ярлыки. Тебя тоже называют смутьяном, но между тобой и Джереми нет ничего общего. Держу пари, из-за тебя мой маленький городок затрещал бы по швам. — Она усмехнулась и сделала глоток чая.

— И это было бы хорошо? — я поддался вперед.

— Поскольку это все чисто теоретически, было бы забавно посмотреть, — она пожала плечами. — Маленькие города — это совершенно другой мир. Ты вырос в Такоме, верно?

Вместо того, чтобы отвечать, я попробовал чай.

Хм, не так уж плохо.

— Расскажи побольше об этом совершенно другом мире.

Она расслаблялась с каждой рассказанной историей, и за полчаса, которые ушли на то, чтобы выпить чай, Зои Шеннон превратилась из чопорной занозы в забавную, интригующую девушку, которая, возможно, по-настоящему понравилась бы мне в другой жизни.

Жизни, в которой я не был эгоистичным мудаком.

На долю секунды я вроде как пожалел, что не был просто обычным парнем.

***

В наушниках громыхала Buckcherry. Ноги ныли, отбивали ровный ритм на беговой дорожке, но я не останавливался. Одна хорошая вещь, которую дала мне реабилитация (помимо попытки завязать с алкоголем), — шанс снова вернуться к бегу. Когда я бежал, ноги буквально уносили меня прочь от херни, бурлящей в башке. Прошлого не было. Никаких ошибок, которые нужно искупить. Никаких обязательств, с которыми не справиться. Ни альбома, который до сих пор не написал. Не было будущего дальше следующих ста ярдов, и моим единственным конкурентом был я сам.

На пятой миле мое тело сдалось.

Я выключил беговую дорожку и потянулся, глядя из окна на шумные улицы, уже запруженные ранними прохожими. Там было так много жизни. Так много возможностей и способов заглушить непрекращающийся рев в голове. Они ждали прямо за дверью, и именно поэтому я выходил на улицу только по необходимости. Я был слишком труслив.

«Я бы рекомендовал пожить в одном из наших домов трезвости месяц или около того. Вы так и не разобрались с корнем проблемы, которая послужила отправной точкой, и пока этого не сделаете, не сможете по-настоящему исцелиться».

Это сказал мой психотерапевт вчера днем. Привычка расхаживать по квартире и говорить по громкой связи во время сеансов грозила неприятностями. Например, вчера я забрел в гостиную, когда Зои там читала. Конечно, я сразу выключил громкую связь, но…

Хорошо, что Шеннон подписала соглашение о неразглашении.

Что, черт возьми, мне делать? Запереться в одном из этих домов трезвости? Отменить гастроли? Испортить жизни Джонасу и Куинн еще больше просто потому, что не мог взять себя в руки?

С бессонницей я смирился много лет назад, как и с тем, что не мог заглушить его голос в своей голове и отключиться, чтобы не слышать ее. Но в то же время нельзя оставаться здесь вечно. В конце концов, придется столкнуться с окружающим миром.

Черт, я хотел выпить. Много. Хотел пойти прямиком в бар через дорогу. Я жаждал забвения.

Уже сентябрь. Нужно продержаться еще месяц, и станет полегче. Только месяц.

В октябре всегда легче.

Но у нас концерт через две с половиной недели, и если я не могу даже выйти на долбанную улицу без риска завернуть в бар, то как продержусь там, учитывая обилие дерьма, которое легко можно найти на фестивале?

У каждого заинтересованного лица, казалось, уже есть ответ.

В сообщении Куинн говорилось, чтобы я приезжал в Монтану.

Джонас просил приехать в Бостон.

Продюсер – тащить свою задницу в студию и писать песни.

Единственный человек, который не командовал мной, словно ребенком, была та, которой это вроде как положено. Зои могла читать мне нотации, но позволяла самому решать, когда дело касалось того, что мне нужно.

Я отключил блютуз, вынул наушники, и из динамиков телефона полилась «Sorry».

Эй, ты закончил? — спросила Зои с порога моего домашнего спортзала.

Легка на помине.

— Еще бегаю. Неужели не видно? — съерничал я, поворачиваясь.

Забавно выводить ее из себя.

Я выключил музыку.

— Мне нравится эта песня.

— Как и большинству девушек. Слишком сентиментально на мой вкус.

Она закатила глаза.

— Это любовное письмо. Оно и должно быть сентиментальным.

— Это нелепое публичное извинение за то, насколько дерьмово иметь отношения в музыкальной индустрии.

— Что ж, нет ничего более романтичного, чем изливать душу на публике, и если ты этого не понимаешь, я ничем не могу тебе помочь.

Я скрестил руки на груди. Взгляд Зои последовал за мной, скользнув вниз по обнаженному торсу. Она приоткрыла рот, задерживая внимание на татуировках, и надписи в нижней части моего пресса: «Апатия – это смерть».

Лично мне больше понравились вытатуированные на груди крылья, но если она запала эту, то я не против. Потому что, она не просто смотрела. В ее зеленых глазах был огонь.

Мой член зашевелился.

Если она продолжит смотреть, то будет чертовски неловко.

— Подарить тебе мой плакат?

Она вздрогнула и, сексуально покраснев, покачала головой.

— Прости!

Сексуально покраснев?

Черт, я серьезно собирался подкатить к ней. Меня не волновала чушь типа «не заменяй одну зависимость другой». Не тогда, когда я с таким голодом смотрел на Зои-чертовку-Шеннон.

— Ты хорошо выглядишь, — выпалила она с вымученной улыбкой. — То есть, ты набрал, сколько... десять фунтов?

— Пятнадцать за последние два месяца.

Оказалось, что мой организм не справлялся со всем этим: меньше-наркотиков-и-алкоголя и больше-еды-и-физических упражнений. Я не осознавал, насколько отощал, пока не встал на весы.

— Ты выглядишь здоровым, — восхитилась она. — Это все, что я хотела сказать. — Она покачалась на каблуках и сложила руки на груди. — Здоровый мальчик. Здоровый такой мальчик.

Я сжал губы, чтобы удержаться от смеха.

— Хорошо. Теперь, когда мы разобрались с этим, что тебе нужно?

— Ох. Звонил Харви и сказал, что ты так и не перезвонил ему, — она выгнула бровь.

Встревоженная Зои вернулась.

— Забавно, у меня нет от него голосовых сообщений, — я пожал плечами.

— Потому что твоя голосовая почта переполнена, — она скрестила руки на груди.

Жаль, что вырез платья не был на дюйм ниже. Я бы убил, чтобы увидеть хотя бы сантиметр ложбинки.

— Да?

Черт возьми, да, он был переполнен. Если я хотел с кем-то поговорить, я отвечал.

— И он упоминал что-то о трех или четырех сообщениях? — она прищурилась.

— Обязательно посмотрю, — солгал я.

— Врешь, — она разочарованно выдохнула. — Просто скажи, что ему передать. Сколько песен ты написал? Как думаешь, сколько времени тебе понадобится на три?

— Ноль. И не знаю.

— Ты убиваешь меня, Никсон.

— В моей голове нет ничего, что ты бы хотела видеть на бумаге. Не сейчас.

Музыка всегда была моей отдушиной, моим спасением, способом выразить эмоции, слишком беспорядочные, чтобы их озвучивать, и слишком изнуряющие, чтобы добровольно признать. Их и сейчас было хоть отбавляй, но выхода они не находили. Это все равно, что пропустить полноводную Миссисипи через пипетку, и у меня не было алкоголя, чтобы облегчить путь.

Зои внимательно изучала меня, и того, что увидела, похоже немного уняло ее беспокойство.

— Возможно, если напишешь о том, через что проходишь, это поможет? Я слышала, что сказал твой психотерапевт…

— Ты не задумывалась о том, что я, возможно, не хочу, чтобы мир подпевал тому, через что я прохожу? — бросил я. — Что, возможно, есть частички моей боли, которой ты не можешь поделиться?

— Я? — она отшатнулась, как будто я ее ударил. — Я бы никогда...

— Конечно, — огрызнулся я. — Как и все вы. Ты, Бен, Харви, Итан... Вы зарабатывали деньги на том, что Джонас влюбился, а Куинн вернулась к парню, которого бросила. Обычно я спокойно отношусь к этому. Я сам заработал чертову уйму денег, разрывая свое сердце и истекая кровью ради фанатов. Но эта часть меня не продается, — я пошел к дверям, но она не сдвинулась с места. — Отойди.

— Нет, — она вздернула подбородок.

— Что, прости? — я был выше на фут, и она не выглядела напуганной.

— Я сказала, нет. Я не сдвинуть с места. У нас договор. — Она переместила свой вес, выставив бедро, как будто готовилась к драке.

— Какого черта ты от меня хочешь? — огрызнулся я.

— Прямо сейчас? Я бы согласилась, если бы ты понял одну вещь.

— И что же?

— Мне плевать, напишешь ли ты песню, чтобы успокоить Харви. Если тебе нужно написать что-то, чтобы справиться с тем, что гложет изнутри, тогда запрись в студии, напиши, потом сожги. Мне все равно.

В ее глазах была только искренность.

— Ты серьезно, — тихо сказал я.

— Как сердечный приступ. Я выбрала этот бизнес по той же причине, что и ты: я люблю музыку. Мне нравится, как она может изменить настроение или высказать то, для чего у тебя не хватает слов. Мне нравится, когда песня становится саундтреком к какому-то моменту в жизни, и, услышав ее, я вспоминаю о нем. Мне нравится, когда ты исполняешь соло. Ты произносишь со сцены монолог, но не словами, а музыкой. Это попадает прямо в сердце. — Она постучала пальцем прямо над вырезом платья.

В груди стало тесно, но я не мог отвести взгляд. Ее эмоциональная честность притягивала и заводила сильнее, чем полуголая фанатка в гримерке.

— Так что, не смей обвинять меня в желании извлечь выгоду из твоей ситуации. Я забочусь только о том, чтобы ты пережил это. Не смей думать, что любишь музыку больше, только потому, что умеешь играть. Единственная разница между нами в том, что ты родился с редким талантом создавать музыку, а я с мозгами, достаточными для того, чтобы музыка была услышана.

Черт.

Мне хотелось толкнуть ее к стене и впиться поцелуем в губы, чтобы посмотреть, может ли это стать отдушиной. Мне необходима отдушина! Я буквально чувствовал, как погружаю пальцы в волосы Зои. Пульс участился, словно я вернулся на беговую дорожку.

Между нами затрещало электричество. Это было опасно.

Секс был потребностью, которую я привык удовлетворять. Это был зуд, который хотелось унять, жажда, которую нужно утолить, или способ чертовски хорошо скоротать время. Это был еще один источник забвения, за которым я всегда гнался. Но девушки, с которыми у меня был секс, никогда не имели значения.

Секс всегда был первичен, девушка — вторична.

До сих пор.

— Ты понимаешь? — спросила она.

Ох, как сверкали ее глаза! Они действительно были великолепны.

— Да.

— Хорошо. А теперь иди в душ. Ты весь вспотел.

— Тебе это нравится.

Она усмехнулась и зашагала по коридору. При этом она не покачивала бедрами, как большинство женщин. Потому что ей все равно, нравится она мне или нет.

И это добавляло ей привлекательности.

Дерьмо.

Я пошел прямиком в душ.

Пора было убраться из этой квартиры. Во-первых, я должен узнать, смогу ли смотреть на выпивку и не пить ее. Но Сиэтл для этого неподходящее место. Нужно найти что-то подальше от цивилизации, но и не в глуши, где совсем не будет соблазна. Проверить способность сопротивляться, можно лишь поддавшись искушению, верно?

И это место должно быть большим, чтобы заглушить эту... химию между нами. Жизнь с Зои в рамках пусть и большого, но замкнутого пространства, сказывалась на моем члене. А я не трахал сотрудниц. Согласно протоколам реабилитации, я не должен сейчас ни с кем трахаться. Никаких новых зависимостей, включая людей.

Идея, куда поехать, пришла, когда я вытирался после душа.

Идеально. Достаточно места, чтобы немного отдалиться, и достаточно возможностей, чтобы вернуть меня в реальный мир... если, конечно, этот городок можно считать реальным миром. В любом случае, все лучше, чем прятаться в пентхаусе.

Я договорился обо всем по телефону, затем упаковал два чемодана и одну гитару — мою первую, акустическую. На всякий случай.

Отнеся вещи вниз, я вышел в патио и увидел, как босая Зои расхаживает взад-вперед, активно споря с кем-то по телефону.

— Ты не должен подгонять, и даже не начинай говорить о сроках. Поторопишь и получишь фигню, подождешь и получишь золото. В любом случае, если не ослабишь хватку на его горле, то задушишь, — она увидела меня и замерла. — Они самая кассовая рок-группа в мире за последние два года. Поверь мне, Харви, ожидание нового альбома только пойдет на пользу.

Она ссорилась с Харви, потому что я не брал трубку? Она принимала удары вместо меня?

Черт.

У меня снова сдавило грудь. Я не хотел, чтобы Шеннон мне нравилась, и уж точно не хотел так млеть внутри.

— Давай, звони Бену. Он скажет тоже самое. Дай Никсону немного пространства, или я случайно уроню его телефон в посудомоечную машину, — она отключилась.

Брови у меня поползли вверх. По шкале от одного до десяти это было все одиннадцать.

Да, нам нужно уехать. Сейчас. Прямо сейчас.

— Собирай барахло.

У нее отвисла челюсть.

— Подожди... что?

— Собирай. Свое. Барахло, — я едва удержался от улыбки.

— Ты увольняешь меня после того, как я только что боролась за тебя с одним из лучших мировых продюсеров? — она почти сорвалась на крик, но закашлялась, когда ветерок взлохматил ей волосы и бросил в лицо.

— Кто сказал, что тебя увольняют?

Она откинула волосы на бок.

— С Сиэтлом покончено. Я уезжаю, и ты должна поехать со мной, иначе нарушишь какую-то там договоренность с Беном. Я прав?

— Верно, — медленно произнесла она, прищурившись.

О, это было забавно.

— Хорошо. Тогда собирайся, Зои Шеннон, потому что ты отвезешь меня домой. — Я ухмыльнулся, уходя с патио. — Кстати, мне удалось договориться обо всем без тебя, и это заняло всего восемь минут, — я взглянул на часы на стене. — Машина будет здесь через полчаса, чтобы отвезти нас в аэропорт.

— Мы едем в Такому? — она шла за мной, бесшумно ступая по полу.

— Такому? — я резко обернулся. Зои врезалась бы в меня, если бы я не схватил ее за плечи. Они были маленькими, но крепкими, как и все остальное в ней. — Мы едем не в мой родной город, а в твой.

Она побледнела как полотно.

4 глава

ЗОИ

Весь перелет и даже часть пути из Ганнисона, что в штате Колорадо, я надеялась, что Никсон вот-вот рассмеется, скажет, что просто меня разыграл, и мы вернемся в Сиэтл.

Но это была не шутка.

Около пяти вечера мы проехали указатель с надписью: «Легаси, штат Колорадо, 2 950 метров над уровнем моря». Да, мы гордились, что наш город находится так высоко в горах.

Я сделала глубокий вдох разряженного воздуха.

Боже, я скучала по дому.

— Ты должна сказать, где поворачивать. — Никсон сидел за рулем взятого напрокат черного Range Rover, который волшебным образом ждал нас в аэропорту. Я впервые видела, как он сам вел машину.

— Я думала, ты знаешь адрес, раз арендовал дом? — сахарным голоском ответила я.

— Я знаю, где мы будет. На ранчо Макларенов.

Я вытаращила глаза. Ранчо Макларенов чудом уцелело во время лесного пожара, чуть не уничтожившего наш маленький городок десять лет назад. Этому месту было, наверное, сто лет, и оно огромное.

— Ну, ты скажешь? — Никсон взглянул на меня.

Я быстро отвела взгляд.

— Следи за дорогой, а то свалишься с горы.

— По обе стороны улицы здания, — он закатил глаза.

— Неважно. И тебе не нужно сворачивать, чтобы добраться до Макларен-Плейс. Едешь прямо…

— Мы заглянем к твоим родителям, — он затормозил перед единственным в городе светофором.

Желудок скрутило.

— Что?! — это просто сон. Я сейчас проснусь, мы по-прежнему будем в Сиэтле, и мне не придется знакомить свою мать с Никсоном-долбаным-Винтерсом.

Он усмехнулся.

— Я звонил. Сказал, что доставляю им посылку, но если ты не хочешь помогать, сам справлюсь, — он взял телефон, пролистал сообщения и подключил что-то к GPS.

Боже правый, он, похоже, в восторге.

— Когда ты успел позвонить моим родителям? Как ты вообще узнал номер?

Никсон посмотрел на меня как на идиотку.

— Звякнул Бену, когда ты ушла в туалет в аэропорту. Он дал мне номер. Ты очень долго писаешь, знаешь ли.

Загорелся зеленый, и он тронулся дальше.

— Ты не можешь... — прошипела я, когда проезжали мимо «Болтушки» — моей любимой закусочной, и притормозили у «Сладких щечек» — моей любимой пекарне. Все здесь было моим любимым. Это был мой дом, и он вторгался в него со своей... рок-звездностью.

— Что не могу? Кажется, где-то здесь должен быть поворот, да? — он взглянул на GPS.

— Не можешь врываться в мою частную жизнь без спроса!

Особенно когда некоторые бывшие из этой личной жизни очень сильно насмехались над моими карьерными амбициями.

— Это чертовски весело. — Плечи Никсона затряслись от смеха под черной футболкой. Мышцы его предплечий перекатывались под татуировками, когда он поворачивал руль. — Ты переехала в мой дом без спроса. Разве это не нарушения личных границ?

Он остановился, пропуская миссис Хендерсон с ее корги.

— Это не тоже самое, — прошипела я, борясь с желанием спрятаться.

В ту минуту, когда миссис Хендерсон заметит меня, все в радиусе десяти миль будут знать, что я вернулась. К счастью, она слушает христианскую радиостанцию, и не узнает Никсона. Именно его появление будет самой горячей новостью в городе.

Восемь лет назад я уехала из дома, имея грандиозные планы, а все чего достигла: предлагала идеи, которые Бен отвергал, и доставляла ему кофе. Восемнадцатилетняя я была бы в ужасе. Она мечтала, что к этому времени будет заниматься поиском групп и заключать грандиозные контракты, а в реальности стала няней Никсона Винтерса. Выражение «утрата иллюзий» даже близко не описывало, какой высасывающей душу рутиной оказалась работа в музыкальной индустрии, а ведь я пришла в нее с высшим образованием и рекомендацией от моего профессора, который случайно оказался одним из ближайших друзей Бена.

— Здесь есть спа-салон или что-то в этом роде? Тебе нужно расслабиться. — Никсон полз по Малберри-авеню со скоростью двадцати пяти миль в час. По крайней мере, не нужно беспокоиться, что он будет терроризировать общественность своими навыками вождения.

— У нас есть парикмахерская, где также делают маникюр и педикюр. Если нужен спа-салон, то ты ошибся городом. Хотя за дополнительные чаевые мастер может сделать тебе восковую эпиляцию. Мне понравится смотреть, как ты корчишься от боли.

— А люди думают, что это я — садист, — он свернул на Хонисакл-лейн.

Сердце екнуло. Когда в последний раз я была здесь? На Рождество?

Признайся, тебе не терпится их увидеть.

— Вон тот белый дом с двускатной крышей и зелеными ставнями, — указала я.

Никсон остановил внедорожник на подъездной дорожке, заглушил мотор и посмотрел на дом моих родителей. Это, конечно, не пентхаус за четыре миллиона долларов, но для меня он был всем.

— Ты здесь выросла? — нахмурившись, спросил Никсон, когда мы вышли из машины.

— Да.

Я любила это место и всех, кто в нем жил.

— Но... дом выглядит новым. Вообще-то все вокруг выглядит новым, — он посмотрел вниз по улице.

— Десять лет назад был пожар. — Сердце сжалось, как и каждый раз, когда вспоминала об этом. — Он уничтожил весь город. Мама и папа отстроили дом заново на прежнем фундаменте с той же планировкой. Это немного жутковато, потому что все одновременно и то же самое, и другое. Но в то же время — потрясающе. Мои родители...

Боже, как я же ему объяснить?

Никсон спокойно изучал меня.

— Слушай, я не полный придурок, и знаю, что есть грань. Так что, если не хочешь заходить внутрь, или хочешь, чтобы я подождал в машине, я пойму.

Я моргнула, но в его глазах не было дразнящего блеска. Парень был серьезен. И даже если я была в ужасе от того, что этот импровизированный визит может сделать с моим маленьким городком, я очень, очень хотела увидеть свою семью.

— Ты хотел прийти, так что теперь ты попал. Вперед, — я начала подниматься по ступенькам и вдруг остановилась.

Я всерьез собираюсь представить Никсона своим родителям?

Он выглядел хорошо. Я не лгала, когда говорила, что он немного подкачался. Его футболка была простой, так что беспокоиться не о чем. Я ничего не могла поделать с татуировками, но не стала, даже если бы могла: они — его неотъемлемая часть.

Никсон наблюдал за мной.

— Расслабься. Я нравлюсь мамочкам. Я довольно популярен среди людей от сорока до шестидесяти, — он подмигнул.

Я проигнорировала то, что это подмигивание сделало с моим желудком, закатила глаза, открыла сетчатую дверь и постучала. Довести родителей до сердечного приступа, войдя в дом без предупреждения, не входило в планы.

Сердце бешено колотилось примерно полуминуты, пока дверь не открылась.

— О боже! — у мамы отвисла челюсть.

— Привет, мам!

Я тут же оказалась в ее крепких объятиях. От нее пахло домом.

— Томас, Зои здесь! — позвала она, чуть отодвигая меня, чтобы полюбоваться. — Выглядишь чудесно! — она озабоченно поджала губы. — Ты нормально ешь? Похоже, ты похудела.

— Я в порядке, — заверила я ее, оглядываясь через плечо на Никсона. — Мама, это Никсон. Никсон, это моя мама, Элис Шеннон.

— Приятно познакомиться, миссис Шеннон, — он одарил ее широкой улыбкой.

— Иди сюда! — мама вышла на крыльцо и обняла Никсона.

Он поглядел на меня круглыми от удивления глазами. Я искренне рассмеялась.

— Это просто замечательно! — мама отступила назад и окинула Никсона взглядом. — Ну разве ты не красавчик? — она оглянулась на меня и вопросительно подняла брови.

— Нет, мам... — начала я.

— Я слышал, ты что-то говорила о... Зои! — воскликнул папа, заключая меня в объятия. Он вздохнул и слегка покачал меня, положив подбородок мне на макушку. У папы были такие объятия, которые одновременно заставляли чувствовать себя защищенной и непобедимой.

Неважно, что Никсон увидит, пока будет здесь, или кого шокирует. Этот момент того стоил.

— Надолго ты здесь? — спросил папа, отстраняясь и переводя взгляд с Никсона на меня.

— Э-э... не знаю, если честно. Пап, это Никсон. Никсон, это мой папа, Томас Шеннон.

Папа слегка прищурился, глядя на меня, но его улыбка была теплой, когда он пожал Никсону руку.

— Что ж, заходите.

Я попыталась взглянуть на свой дом глазами Никсона. Он был скромным и чистым, с толстыми деревянными перилами на лестнице и темными деревянными полами. Традиционная мебель, минимум беспорядка. Фотографии на стенах – семейные снимки, которые мама либо сделала после пожара, либо распечатала из Интернета. За исключением одного: я в третьем классе, без двух передних зубов и с всклокоченными волосами. Эта фотография лежала в огнеупорном сейфе вместе с документами, и, естественно, уцелела.

Жаль, что не сгорела.

— Ты была милым ребенком, — заметил Никсон, когда мы проходили мимо.

— Заткнись, — пробормотала я, ведя его на кухню.

Во время перестройки мама с папой совместили кухню с гостиной, их разделял массивный остров, который сейчас был заставлен продуктами для готовящегося ужина.

— Джереми будет с минуты на минуту. Вы остаетесь на ужин, и без возражений. Места всем хватит, — сказала мама.

— С удовольствием, — ответила я, жестом приглашая Никсона занять табурет у островка.

— Я могу чем-нибудь помочь? — он сел, переложил руку с островка на колени и обратно. Я тайком ухмыльнулась: никогда не видела его в ситуации, когда он не в своей тарелке.

Мама растаяла.

— Просто садись поудобнее и приготовься отвечать примерно на четырнадцать миллионов вопросов, а ты, Зои, возьми картофелечистку.

— Сейчас, — я выдвинула второй ящик снизу и…бинго!... картофелечистка была на прежнем месте.

Кухонная дверь открылась и закрылась, впустив свежий осенний ветерок. Глаза Джереми вылезли из орбит, когда он увидел меня.

— Зои! — он пересек кухню с моим племянником на руках, и меня обняли с удвоенной силой. — Леви, ты знаешь, кто это?

— Тетя Зои! — ответил трехлетний малыш с зубастой улыбкой.

— Правильно! — я захлопала. — Привет, Леви!

Боже, я скучала по его пухлым щечкам.

— Похоже, еженедельные звонки по FaceTime приносят свои плоды, — Джереми улыбнулся.

— Симпатичная бородка, братец.

Она была того же оттенка рыжего, что и наши волосы.

Он пожал плечами.

— Наоми нравится. Она опаздывает, но точно с ума сойдет, когда увидит тебя, — он отпустил меня, посмотрел на кухонный островок и замер.

— Джереми, это…

— Дерьмо, ты Никсон Винтерс!

Началось.

— Дерьмо! — воскликнул Леви, хлопая в ладоши.

— Леви! — упрекнула мама.

— Никсон! — обвинила я.

— Я вообще молчал! — возразил он, подняв руки.

— Дурное влияние, — пробормотала я, затем познакомила Никсона с Джереми.

Мой старший брат стоял столбом с полминуты, прежде чем он отпустил Леви поиграть в гостиной.

— Ладно, без обид, Зои, но что, черт возьми, на тебе надето? — спросил Джереми.

— Платье. Это деловая поездка, и я на работе, — я бросила взгляд на Никсона.

Они уже сговорились?

Никсон ухмыльнулся и скрестил руки на груди.

— Она выглядит прелестно, — мама пристально посмотрела на Джереми. — Но, Зои, тебе, должно быть, неудобно, и я бы не хотела, чтобы ты испачкала платье. Переоденься.

— Я весь день пытался избавить ее от него, — поддакнул Никсон.

Все повернулись к нему, а у меня отвисла челюсть.

Он мгновенно оценил температуру в комнате и поморщился.

— Не в этом смысле. Клянусь. У нас сугубо профессиональные отношения.

Папа прочистил горло и встал на другом конце островка напротив Никсона.

— Что ж, это мило. Зои, почему бы тебе не подняться в свою комнату и не переодеться? У тебя здесь целый шкаф одежды, — предложила мама.

Я кивнула. Когда проходила мимо островка, Никсон схватил меня за запястье. Вид у него был слегка встревоженный.

— Скоро вернусь, — я наклонилась, чтобы никто больше не услышал.

— Твой отец хочет меня убить. Я это вижу, — прошептал он.

Я легонько похлопала его по руке.

— Ты пережил пресс-конференции с крупнейшими новостными агентствами, и с моим отцом справишься. Кроме того, это ты хотел приехать сюда. Время платить по счетам, — улыбнувшись, я побежала в свою комнату переодеваться.

Вернувшись, я застала отца в середине допроса. Он спрашивал Никсона, почему тот считает необходимым делиться своей жизнью в социальных сетях.

— Дело не в том, что я считаю, — ответил Никсон. При моем появлении на кухне он заметно расслабился и оглядел меня с ног до головы. Глаза у него слегка вспыхнули.

Джинсы, что я натянула, были поношенными и сидели на бедрах немного ниже, чем когда покупала их много лет назад. Поверх серого топа, я накинула приталенную черную рубашку, закатала рукава и расстегнула две верхние пуговицы. Это был самый неформальный наряд, что я надевала, работая с Никсоном.

«Это деловая поездка, — напомнила я себе, — и Никсон мне не друг».

— Тем не менее, ваше поколение готово всему миру показать свою личную жизнь, — продолжил папа.

Я сжалилась над Никсоном и попыталась объяснить отцу положительные и отрицательные стороны социальных сетей, важность маркетинга, при этом упомянув, что Никсон не сам делает посты в аккаунтах. Дальше разговор перешел на то, чем я занимаюсь, и что делаю для группы. К тому времени, когда ужин был готов, папа почти закончил допрашивать Никсона.

— А что же насчет твоей семьи? — спросил он напоследок.

Я перестала перекладывать картошку в миску.

Челюсть Никсона дернулась. Он взял у меня лопатку и продолжил выкладывать пюре.

— Особо нечего рассказывать. Родители развелись, когда я был маленьким. Папа женился во второй раз, а потом погиб в автокатастрофе несколько лет назад.

Это был стандартный ответ, который он давал в каждом интервью.

Отец выразил соболезнования и на этом остановился.

— Итак, почему ты здесь? — вступил в разговор Джереми, доставая стаканы из шкафчика. — Приехал на осенний фестиваль в эти выходные? Подожди, Hush Note будут выступать?

— Нет, — я покачала головой, глядя на своего брата. До сегодняшнего утра Никсон даже не знал о существовании Легаси.

— Очень жаль, потому что это означает, что мы застряли с… — мама постучала, прерывая его.

Джереми поморщился, мама сочувственно мне улыбнулась. Похоже, с тех пор как я уехала ничего не изменилось.

Неловкую паузу прервал Никсон.

— Я подумал, Зои нужен отдых. Арендовал ранчо Макларенов и привез ее домой, чтобы немного расслабилась и набралась сил.

— Вы вместе там будете жить? — брови у Джереми поползли вверх.

— Она присматривает за мной, пока пишу песни для следующего альбома, — Никсон пожал плечами и помог маме отнести посуду на стол. — Мы заключили что-то вроде соглашения на следующие несколько месяцев.

Да, вот она я — прославленная няня.

— И теперь у нас в Легаси есть своя собственная рок-звезда. Необычно, — Джереми покачал головой, открывая холодильник. — Пиво! Пап, Никсон, хотите?

— Ни за что! — воскликнула я.

— Нет, спасибо, — ответил Никсон.

Все замерли.

— Я за рулем, но спасибо, — непринужденно сказал Никсон, но его улыбка была фальшивой, для фанатов и СМИ.

— Ладно, — ответил Джереми.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Наоми, все еще одетая в медицинскую униформу. Увидев меня, она ахнула, и взвизгнула, увидев Никсона.

— О, пресвятая матерь Божья. Никсон Винтерс!

— Привет, — он ослепил ее фирменной ухмылкой.

Бедная Наоми, эта штука чертовски смертоносна.

Она не отводила он него глаз, и врезалась прямо в кухонный островок.

— Полегче, — Джереми засмеялся. — В ее рабочем шкафчике приклеена твоя фотография.

— Неправда, — прошипела Наоми мужу.

— Правда, — мама похлопала Наоми по плечу, когда проходила мимо. — А теперь, Никсон, дорогой, отнеси, пожалуйста, картофельное пюре на стол в гостиной.

— Да, мэм, — Никсон посмотрел на меня с озорством в глазах, наклонился и прошептал: — Я популярен и среди этой возрастной группы.

— Это моя возрастная группа, придурок. Мы с Наоми ровесницы.

— Знаю, — он ухмыльнулся.

Щеки у меня вспыхнули от жара.

— Неси уже пюре, — я закатила глаза, но все время улыбалась.

***

Ранчо Маккларена было одним из лучших в округе Легаси, и с веранды, где я сейчас сидела в кресле-качалке, открывался захватывающий вид на Скалистые горы.

Боже, мне нравилось быть дома. Это такое успокаивающее чувство, словно ступила на твердый камень после слишком долгой ходьбы по песку.

Ранчо его можно было назвать весьма условно: коров тут давно уже не держали. Владелица, Лиза Маккларен, несколько лет пыталась его продать, но в конце концов сдалась и превратила в полностью меблированный гостевой дом. Она была одной из тех, кто так и не вернулся в Легаси после пожара.

— Черт, как холодно! — потирая предплечья, воскликнул Никсон, выходя из-за угла. Его волосы имели тот намеренно растрепанный вид, для достижения которого другим парням требовалось много специальных средств и усилий. Но не Никсону. Встав с постели, он уже выглядел готовым к фотосессии.

На самом деле половина его фотосессий так и была сделана.

— Сентябрь на такой высоте не похож на сентябрь на равнине, — напомнила я, отрывая взгляд от его стройных бедер в джинсах. — Съездим в магазин и купим тебе куртку.

Господи, я была ничем не лучше Наоми, когда вот так пялилась на него, и я даже не могла ее винить. Она делала именно то, что я хотела, и не извинилась за это.

Я могла бы целыми днями без устали смотреть на Никсона. Конечно, я рисковала самовоспламениться от сексуального неудовлетворения, но это стоило бы того, чтобы наконец увидеть каждую из этих татуировок вблизи.

— Давай займемся этим после завтрака, — предложил он. — Где же твой ежедневник? Никаких планов?

— Никаких. — Честно говоря, я не знала, чем себя занять.

— Это лучший способ жить. Немного расслабиться. Выспаться. Запоем посмотреть сериал.

— Я не смотрю телевизор. — Всегда находились дела: что-то сделать, прочитать или спланировать.

— Теперь смотришь. Если я должен оставаться трезвым, ты должна научиться расслабляться, и сейчас, кажется, самое подходящее время и место, — он облокотился о перила крыльца. — Ты сказала, что весь город сгорел, но дом и другие постройки кажутся старыми.

— Чудом уцелели, — я разглядывала толстые балки и каменную кладку. — Пожар или наводнение прошлой весной... Ничто его не тронуло.

— Хм. — Никсон посмотрел через пастбище на крутой подъем гор. Вчера мы приехали поздно вечером, так что он не заметил окружающую красоту. Он изучал ее, как художни: взгляд перебегал от детали к детали, задерживаясь, чтобы запомнить, прежде чем двинуться дальше. — Здесь потрясающе.

— Я здесь родилась. Это мой дом.

Похоже, на Никсона это произвело впечатление и даже внушило благоговение. Я не смогла сдержать улыбку. Это был не тот Никсон, к которому я привыкла, против которого была хорошо защищена. У меня не было никакой защиты, когда дело касалось этой его более мягкой, доступной стороны, и, что еще хуже, я хотела сохранить это выражение на его лице. Он нуждался в этом перерыве гораздо больше, чем я. Я хотела показать ему жизнь за пределами музыкальной индустрии, хотя и знала, что моя работа — сунуть ему в руки гитару и требовать больше новых песен.

— Покажи мне, — сказал он низким скрипучим голосом.

Он прочитал мои мысли?

— Что? — я перестала раскачиваться.

— Покажи свой дом, — он засунул руки в карманы.

Я прикусила губу и мысленно пробежалась по списку способов, которыми он мог попасть здесь в неприятности. На самом деле их было не так уж много, особенно в субботу утром.

— Да ладно, Шеннон. Что может пойти не так?

Если бы он продолжал смотреть на меня с этим своим тлеющим огоньком, чертовски многое могло пойти не так, и нам даже не пришлось бы покидать ранчо. Не то чтобы я его интересовала. Я была не настолько глупа. Никсону нравились высокие девушки, стройные и свободные от комплексов, а я не была ни тем, ни другим. Я также не собиралась жертвовать своей карьерой и самоуважением в погоне за несколькими оргазмами.

— Тебе нравятся блинчики? — спросила я.

Он ухмыльнулся.

Теперь не у Никсона, а у меня были проблемы.

5 глава

НИКСОН

— Держи, милый, — официантка с розовыми волосами протянула мне апельсиновый сок.

— Спасибо, — рассеянно ответил я, рассматривая на доске объявлений оранжевую листовку с призывом посетить в эти выходные осенний музыкальный фестиваль.

Там, где я жил, не устраивали праздники по случаю смены времен года. Или, может быть, я был слишком поглощен другими вещами, чтобы заметить это. Или слишком пьян, чтобы обратить внимание. В любом случае, я определенно радовался приходу осени. Осенью все становилось немного проще.

Чем дольше я оставался трезвым, тем больше понимал, как много пропустил: бесчисленное количество ночей, которые не мог вспомнить, и временные отрывки, которые остались в памяти размытым пятном. Каждое лето за последние девять лет казались мне телешоу, просмотренным в полудреме. Я улавливал только обрывки и гадал, реально ли это или просто сон.

Я чертовски ненавидел лето.

— Никс, ты научишь меня играть на гитаре?

Ее сладкий голосок вторгся в мысли без предупреждения, парализовав меня.

Ее светло-голубые глаза были так полны надежды, что мне казалось, будто вдыхаю осколки стекла.

— Конечно, без проблем, — ответил я.

— Спасибо! — она практически подпрыгивала от волнения.

Но я не научил: уехал и нарушил все обещания, которые ей давал.

— Никсон! — Зои обнимала мое лицо теплыми ладонями и с беспокойством заглядывала в глаза. — Ты в порядке?

— В полном, — солгал я. У меня не могло быть все в порядке. Я, черт возьми, этого не заслуживал.

— Точно? — она погладила меня по щеке.

Я проглотил комок в горле и отстранился от ее успокаивающих прикосновений.

— Да.

Ее это не убедило, но она опустила руки на колени и развернулась на стуле лицом к стойке, продолжая искоса наблюдать за мной.

Я поправил шапку и уставился в меню.

Выпей. Сотри это. Беги как можно быстрее и как можно дальше.

Черт, неужели этот инстинкт, грохочущий в голове, когда-нибудь утихнет? Наверное, нет. Но я продержался уже восемь недель, и не собирался сдаваться сегодня, поэтому сделал то, что должен: задвинул эти мысли в самый дальний уголок сознания.

Мы съели по самой большой порции блинов, какие только знало человечество, и я выиграл битву за счет. Потом Зои повела нас на главную улицу. Городок был не просто маленьким, а крошечным, но мне понравился. Здесь было намного спокойнее, чем в Сиэтле: ни ревущих клаксонов, ни орущих фанатов, но тишина всегда была злейшим врагом моего мозга. Она позволяла проникать в него воспоминаниям и вине.

— Ты сделал это! — Зои сияла, когда мы шли к машине, ее щеки порозовели от холода.

— Позавтракал? Это новый стандарт? Или с эти возникают трудности из-за разряженного воздуха здесь? — Мы прошли мимо магазина, где пару часов назад я купил куртку, и перешли улицу.

Она закатила глаза.

— Ты съел все до крошки, не дома, а на людях, впервые с тех пор, как вернулся. — Она наклонила голову в мою сторону. — Но что там было?

— О чем ты?

Она бросила на меня косой взгляд.

— Ты знаешь.

— Не знаю.

И говорить об этом не буду.

— Ты отключился. — Она внезапно остановилась, и мне, хоть и шел впереди, тоже пришлось притормозить.

Разочарованно вздохнув, я сосчитал до трех и повернулся к Зои. Сегодня она не выглядела, как мисс Шеннон. Ей не хватало небольшого слоя чопорности и организованности, который обычно служил идеальным барьером между нами. Возможно, дело было в джинсах, или в растрепанном пучке, или просто в том, что она была в родном городе.

Она приподняла бровь.

— Забудь об этом, — предупредил я.

Она склонила голову набок и задумалась.

— Забудь об этом! — у меня сорвался голос.

Взгляд у Зои стал ледяным, и она прошла прямо мимо меня.

А вот и мисс Шеннон.

Я выругался про себя и последовал за ней.

Прохожие махали Зои или здоровались по имени, и она отвечала тем же. Мы никогда не бывали вместе где-нибудь, где узнавали бы ее, а не меня, что стало еще одним изменением в наших отношениях. Я натянул шапку до бровей и избегал чужих взглядов. Легко оставаться неузнанным, когда никто не ожидает, что ты появишься в центре маленького городка в Колорадо.

Обратная дорога на ранчо была напряженной и молчаливой, но, по крайней мере, Зои не приставала с вопросами, на которые я не собирался отвечать. Даже радио не поднимало настроение, а лишь напоминало, что мне нужно написать три песни.

Я прямиком пошел в большую комнату, однако встал как вкопанный, поняв, что не привез с собой ни игровую приставку, ни чего-нибудь отвлекающего.

Дерьмо. Тут должен был быть DVD-плеер или что-то в этом роде, потому что сидеть и думать означало напрашиваться на неприятности.

— Знаешь, что я думаю? — сняв куртку, Зои бросила ее на спинку дивана и встала, преграждая мне путь.

— Нет, но почти уверен, что ты мне скажешь. — Я не стал раздеваться, чтобы между нами оставалось как можно больше барьеров, вот только не был уверен, кого эти барьеры защищают: ее или меня.

— Твоя проблема в том, что слишком многие люди и правда «забыли об этом», — Зоя скрестила руки, и я едва не подавился слюной, глазея на ее грудь в треугольном вырезе футболки.

Клянусь больше никогда не смеяться над ее платьями, если прямо сейчас совладаю с собой.

Черт возьми, я серьезно торговался с самим собой?

— Я права? — спросила она.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

И все же она была опасно близка. Во всех смыслах.

— О, правда? Судя по тому, что я видела, каждое лето к середине июля ты полностью теряешь контроль над собой, а осенью как-то умудряешься взять себя в руки. Но с каждым годом это становится для тебя все труднее. — В ее голосе не было осуждения, только констатация фактов и, возможно, намек на сострадание, который еще больше разозлил.

— К чему ты клонишь? — я огляделся, ища пути к отступлению.

— Ты говорил с кем-нибудь о том, что произошло?

Я замер, переводя взгляд обратно на Зои. Как, черт возьми, она узнала? Никто не знал. Даже Джонас и Куинн.

— Я имею в виду, что-то должно было случиться, раз ты так срываешься каждое лето, верно? — она прищурилась.

Если бы меня не охватило облегчение, а она не выглядела такой чертовски обеспокоенной, я бы вышвырнул ее вон.

Никому не разрешалось касаться этого. Даже людям, которым я платил, чтобы они подправили мне психику.

— Когда ты уходишь в себя, как сегодня в закусочной, о чем думаешь? — чуть мягче спросила она.

— Забудь об этом.

Сколько раз повторять? К черту, я ухожу! Даже если придется перелезть через гребаный диван, я не останусь с ней в одной комнате.

— Ладно, но если ты не обсуждаешь это ни со мной, ни с психологом из реабилитационного центра… Не делай такое лицо, я была рядом, когда ты ему звонил. Так вот. Пожалуйста, скажи, что ты хоть с кем-то ты об этом говоришь?

От мольбы в ее глазах у меня защемило в груди.

— Почему тебя это волнует? — огрызнулся я.

Черт, потому что ее работа – заботиться, не так ли? Всегда кто-то должен был заботиться. Кто-то должен был присматривать за мной, подчищать то, что я натворил, и вообще быть взрослым в моей жизни.

Легко заботиться, когда тебе платят.

— Почему меня это волнует? — она вздрогнула. — Потому что я видела, как ты систематически саморазрушался последние четыре года, и я не хочу, чтобы это повторилось! Ты так усердно работаешь, чтобы оставаться трезвым, и если не будешь говорить о том, что является причиной, что щелкает тобой каждое лето, то никогда не освободишься от этого.

От этого невозможно освободиться.

— Что, черт возьми, заставляет тебя думать, что я заслуживаю освобождения? — прошептал я. — Ты ни черта обо мне не знаешь. По крайней мере то что действительно важно.

Она резко втянула воздух, словно я ее ударил.

Я был уже на полпути к Шеннон, прежде чем осознал, что двигаюсь. С каждым моим шагом вперед она отступала назад, пока не уперлась в каменную декоративную стену.

— Хорошо, тогда поговори со своим психологом, другом... с кем угодно, — мягко возразила она. — Ты должен кого-то впустить.

Черта с два!

Я уперся руками в стену по обе стороны от ее головы.

— А ты должна перестать думать, что можешь меня спасти. Спойлер: не сможешь. Твоя единственная задача здесь – убирать последствия, когда я сильно облажаюсь.

Рано или поздно это случится. Так было всегда.

— Я в это не верю! — она вздернула подбородок, и от честности в ее глазах у меня скрутило живот. Только здоровые люди были так уверены в своей способности спасти тех, кто уже погиб.

— Тогда ты дура, — я наклонился ближе и поглядел ее губы.

Они не про твою честь, Никсон.

Не имело значения, что она была доброй, наивной и непоколебимо искренней, когда дело касалось эмоций, — в конечном итоге я ее разрушу.

— Перестань копаться в моей голове. Тебе не понравится то, что ты там найдешь. И, честно говоря, все, чего ты добьешься – лишь разозлишь меня, — я оттолкнулся от стены, схватил гитару с подставки рядом с диваном и вышел на крыльцо, пока не сделал того, о чем мы оба пожалеем.

***

— И что именно люди делают на осенних фестивалях? — спросил я, когда мы проходили под гигантским оранжевым баннером, натянутым между фонарными столбами главной улицы. Пешеходная зона начиналась сразу за единственным светофором, и, хотя вдоль тротуаров стояло несколько киосков, большая часть жителей направлялась к парку.

— Играют в игры, покупают сладости, выбирают лучшие тыквы, — ответила Зои, засовывая руки в карманы куртки.

Это самое длинное предложение, что она произнесла за последние пять дней, побив предыдущий рекорд с вопросом: «Что ты хочешь на ужин?»

За это время я успел написать два дерьмовых припева и не менее отвратительный куплет. То, что Зои злилась на меня, не сильно помогало, но я не мог обвинять ее за мой «писательский блок».

Это полностью моя вина.

Я мечтал о водке: не о рюмке, а о чертовой бутылке, но вместо того, чтобы что-то предпринять, огляделся. Кажется, тут собрался весь город.

— Здесь всегда так многолюдно?

— Да. Тебе не обязательно было приходить.

— Мне захотелось, — я пожал плечами.

На самом деле, я пошел сюда, потому что соскучился по ее улыбке. Мне она точно не улыбалась, но, возможно, будет улыбаться другим. Однако теперь я сомневался, что желаю лицезреть, как она улыбалась кому-то еще. Такое вот затруднительное положение.

Она не твоя, и у тебя нет на нее никаких прав.

Оказалось, что в словах «не ценишь, что имеешь, пока не потеряешь» была доля правды, так как я хотел вернуть улыбчивую, веселую, мягкую Зои.

Она покосилась на меня.

— Ага. Потому что именно так выглядят развлечения в твоем понимании: провести пятничный вечер на фестивале в маленьком городке, где изюминкой вечера будет яблочный сидр со специями?

Я заметил искорку в ее глазах и улыбнулся.

— Так уж вышло, я люблю сидр и маленькие городки. Легаси вырос в моих глазах. — В буквальном смысле, за исключением блинчиков. — Здесь становится понятно, почему ты...

Такая наивная, добрая, настоящая.

Она с вызовом приподняла бровь.

— …это ты, — закончил я.

Молодец, выкрутился.

Зои закатила глаза.

Вдоль освещенных фонарями дорожек парка стояли киоски, которые вели к небольшому амфитеатру, где группа заканчивала свое выступление.

— Ты не говорила про живую музыку. — Я поглубже натянул шапку, чтобы защититься от холода. Как только солнце скрывалось за горами, здесь сразу холодало. Для сохранения анонимности лучше бы подошла бейсболка, но я не хотел отморозить уши. Кроме того, она не скрывала татуировки у меня на затылке, которые в этом городке привлекали внимание.

Зои посмотрела в сторону сцены и замерла, когда ее позвали:

— Шеннон?

Она даже не моргнула.

— Зои!

Она резко повернула голову в мою сторону.

— Что это за группа? — я попытался угадать, что ее так напугало.

— Неважно, — она покачала головой и пошла к палатке с надписью: «Пирожные и торты».

— Зои! — я быстро догнал ее и легонько схватил за локоть. — Какого черта?

Я не мог вспомнить, когда в последний раз приходилось бегать за женщиной, не говоря уже за той, что работала на меня. Но и женщину, за которой стоило бы бегать, я тоже не мог вспомнить.

— Там мой бывший, — пробормотала она так тихо, что пришлось наклониться и попросить ее повторить. Что она и сделала: — Мой бывший.

Я нахмурился, переводя взгляд на три тощие фигуры на сцене.

— Который из них?

Какой был в ее вкусе? Патлатый барабанщик? Бас-гитарист с глуповатой ухмылкой? Вокалист с надменной улыбкой, который безуспешно пытался настроить гитару?

— А это важно? — процедила она сквозь стиснутые зубы.

— Солист группы.

— Придурок. — Она вырвала локоть из моей хватки и зашагала к палатке.

Я еще раз взглянул на парня и побежал за ней.

— Серьезно? Этот ублюдок, похожий на Джо Джонаса — твой бывший? Он даже гитару настроить не может. Так тебе все-таки нравятся музыканты?

Такое приятно узнать в любой момент.

— Заткнись и выбери торт, — рявкнула она, когда мы вошли в огромный шатер и оказались перед рядами столов с выставленными тортами. В проходе между ними стояло не меньше двадцати человек.

— Зои! — пожилая женщина заключила Зои в объятия. — Слышала ты вернулась в город!

— Это только… — Зои замолчала, потому что понятия не имела, как долго мы здесь пробудем.

Я, наверное, заскучаю здесь через неделю или две, но надеюсь продержаться подольше, чтобы сочинить достаточно песен без вмешательства Харви.

— Мы просто рады, что ты здесь! — женщина отстранилась и окинула меня любопытной улыбкой.

Зои напряглась.

— Миссис Кендрик, это Никсон Винтерс.

— Никсон, — миссис Кендрик протянула руку, и я пожал ее. — Я так рада, что наша малышка Зои привезла тебя погостить. Мы беспокоились, что она, как и все трудоголики, останется одна. Но посмотрите на вас? Такие милашки.

Я улыбнулся, когда Зои покраснела как минимум на пять оттенков.

— Нет, миссис Кендрик, мы не…

Обхватив Зои за талию, я притянул ее к себе. Как и предполагал, она подошла идеально: аккурат под мышку.

Проклятье!

— Мы не уверены, насколько сможем остаться, но я наслаждаюсь каждой минутой.

Наслаждаюсь всесторонне.

Миссис Кендрик одарила нас тем восторженным взглядом, который я обычно презирал.

Я улыбнулся еще шире.

— Что ж, вы великолепная пара. А теперь берите ручку и делайте ставки в аукционе.

— А где торт миссис Уиткомб?

Миссис Кендрик огляделась с таким видом, словно Зои спросила о кодах запуска ракет.

— Шестой столик, но он уже перевалил за двадцать, а может и больше, — она поджала губы.

— Поняла.

Мы пошли по первому проходу, а миссис Кендрик принялась приветствовать следующую группу.

— Не могу поверить, — Зои оттолкнула меня. — Теперь люди будут думать, что мы вместе.

— Мне уже давно наплевать на то, что люди думают обо мне, Шеннон. Тебе тоже стоит так попробовать.

Бросив на меня сердитый взгляд, она наклонилась над столом в середине ряда, чтобы написать что-то на листке.

Черт побери, ее задница действительно была шедевром, а эти джинсы так восхитительно облегали изгибы, что я чуть не впился зубами в кулак.

— Расскажи мне о своем бывшем придурке.

И о том, где он к тебе прикасался.

— Почему тебя это так волнует? — она положила листок в коробку из-под обуви.

— Потому что ты солгала.

— Что, прости?

Я наклонился, так что наши лбы почти соприкоснулись.

— Ты. Солгала.

— Не помню, чтобы мы когда-либо обсуждали людей, с которыми спали, — она приподняла бровь, но не стала наносить удар ниже пояса, упоминая мой список.

Я бы все равно не мог вспомнить количества женщин, с которыми переспал. У меня слегка скрутило живот. Впервые это так меня... обеспокоило.

— Ты говорила, что не интересуешься музыкантами.

— Я сказала, что не интересуюсь рок-звездами, а Питер Уиткомб, может, и неплохо перебирает пальцами струны, но он точно не рок-звезда.

Уиткомб? Зои спрашивала о ком-то с такой же фамилией.

— Если верить журналу Rolling Stone, у меня волшебные руки, — я пошевелил пальцами и наградил Зои своим лучший тлеющим взглядом.

Это подействовало. Лед растаял. Она пыталась не улыбнуться, но не сдержалась и, наконец, покачала головой.

— Это, наверное, самое банальное, что ты когда-либо говорил. А теперь выбирай торт и делай ставку Это аукцион, чей торт продастся по самой высокой цене, тот и победит. Все деньги пойдут на благотворительность.

Группа начала играть, и басы звучали чертовски громко. Ради Зои, я надеялся, что бывший обращался с ней лучше, чем с бедной гитарой. Потом послышалось мяуканье придушенной кошка: вероятно, он начал петь. Во втором куплете песня изменилась, но не в лучшую сторону. Я никогда особо не задумывался о звукопроницаемости натяжных шатров, но заплатил бы за то, чтобы оказаться сейчас в бетонном бункере.

Когда солист сфальшивил на высокой ноте, Зои поморщилась и продолжила рассматривать торты.

— Может, этот? — я указал на шоколадный в третьем ряду.

— Нет. Это торт миссис Армстронг, и мистер Армстронг всегда делает на него ставку, видишь? Ровно пятьдесят пять долларов. Именно столько лет они женаты.

— Откуда ты знаешь? — я изучил мягкое выражение ее лица, и боль снова вспыхнула у меня в груди.

— Маленький городок, — она пожала плечами, словно это все объясняло.

Пятьдесят пять лет, а он все еще покупает ее торты. Каково это – любить так сильно? Прожить пятьдесят пять лет с одним человеком и ни разу не заскучать? Настолько довериться кому-то?

Мы обогнули ряд и направились к четвертому, затем к пятому.

— Расскажи о своем бывшем, — повторил я, пока делал ставку на торт, который еще никто не купил. Когда поднял голову, Зои наблюдала за мной, как будто пыталась разгадать. — Ну же.

— Нечего рассказывать. — Мы подошли к шестому столику. — Встречались пару лет, потом он решил, что Лора Флетчер выглядит лучше в своей юбке черлидерши, чем я в джинсах, — она остановилась перед красивым, шоколадным, многослойным, профессионально выглядящим тортом. — Жаль, он не рассказал мне об этом до выпускного, иначе бы я не застукала их в кузове его грузовика. Но это уже неважно. Что было, то прошло.

Я напрягся.

— Он изменил тебе на выпускном? Кто, черт возьми, так делает?

— Ш-ш-ш! — она широко раскрыла глаза и покосилась на пару позади.

— Не шикай на меня. Я тебе не придурок Дэн.

— Питер, — поправила она меня. — И я не разговаривала с ним с тех пор, как мы закончили школу. Уверена, он повзрослел. Черт, торт миссис Уиткомб уже стоит двести пятьдесят. Она снова выиграет, как и каждый год, — опустив плечи, она ушла.

Просто спишу это на еще одну особенность маленького городка, которую не понимал. Хотя…

Уиткомб – это та же фамилия, что и у ее бывшего, верно?

— Если хочешь торт, я куплю. — Я проследовала за Зоей к девятому столу, где она уставилась на еще один многоярусный торт. Этот был золотисто-ванильный, украшенный сливочной помадкой и клубникой. На табличке рядом с тортом было написано: «Э. Шеннон».

Элис Шеннон. Мама Зои.

Ладно, в тортах я ничего не смыслил, но в соперничестве, черт возьми, мне нет равных.

— Скажи, сколько поставить, — я указал на листок.

— Нельзя, — пробормотала она. — Мама меня убьет. Она всегда говорит, что, если последняя ставка будет от Шеннон, она не будет разговаривать с нами до Рождества.

— Жестко.

— Такова уж мама, — она медленно выдохнула и прошептала: — Может, в следующем году.

Кто-то окликнул ее по имени, и Зои снова оказалась в объятиях, на этот раз ее ровесниц. Слава богу, у нее были друзья, а то я уже начал беспокоиться. За последние несколько дней я получил по меньшей мере дюжину звонков от Куинн и Джонаса, но Зои общалась только с семьей и Беном.

Даже таким малышкам, как она, нужны друзья.

Зои представила меня подругам. По мимолетному блеску в их глазах я понял, что они меня узнали. Однако они ни слова не сказали, чем мне понравились. А когда, проигнорировав меня, они уделили все внимание Зои, понравились еще больше.

— Иди, — подбодрил я ее, когда девушки предложили вместе сходить за сидром. — Я тебя догоню.

Зои поморщилась.

— Точно?

— На этом семейном фестивале нет ни грамма алкоголя. Ты можешь довериться мне хотя бы на пять минут. Проведи время с друзьями, а я пока сделаю пару ставок. Я в настроении для шоколадного торта.

— Конечно, если хочешь, — она прищурилась, но в конце концов кивнула. — Будка для ставок неподалеку. Выйдешь из шатра и сразу увидишь.

— Думаю, справлюсь, — лениво протянул я.

Она закатила глаза, но едва не подпрыгивала от возбуждения, когда уходила с подружками.

Я проигнорировал косые взгляды, вернулся к столикам и сделал еще три ставки. После купил торт на распродаже выпечки и вышел из палатки.

Со сцены пел школьный хор, а зрители то слушали, то расходились по другим кабинкам.

Слава Богу, бывший Зои не был главным событием фестиваля.

Господи, сколько лет прошло с тех пор, как Hush Note выступал на разогреве? Семь? Восемь? Последние время мы собирали целые стадионы, и долгие годы, пока мы с трудом пробивались наверх, я воспринимал как нечто само собой разумеющееся.

Я взглянул на Зои в кругу подруг, восхищаясь ее беззаботной улыбкой, и боль в моей груди усилилась. За все время, что мы провели рядом, я узнал ее далеко не так хорошо, как следовало бы.

Оторвав от нее взгляд, я по-настоящему вгляделся в толпу. Парочки сидели на траве, а вокруг бегала веселая малышня. Парни в кожаных куртках выпячивали грудь, набираясь смелости заговорить с девушками. Пожилые пары, присматривали за внуками. В парке происходило множество незначительных событий, и я пытался запечатлеть их в памяти вместе с ароматом яблочного сидра, лимонного пирога и малинового крема, чтобы вспомнить, когда буду сочинять.