Музы и мелодии

Да, он меня подвел. Но я тоже его подвела. В этом мы идеально совпадали.

Зазвонил телефон, и я быстро вытащила его из заднего кармана и нажала «отклонить», увидев, что звонит Наоми.

Я не была готова говорить о том, что произошло. И не знала, смогу ли вообще. Такую боль не выразить словами. Невозможно объяснить, что чувствуешь, когда отдала себя без остатка тому, кто взял этот дар и вывернул на изнанку.

У меня остался ключ от пентхауса. За двадцать минут я могла добраться туда и заставить Никсона себя услышать. Я могла разрушить стены, которыми он себя окружил, как делала уже ни раз. Но я чертовски устала преследовать человека, который не хотел, чтобы его поймали. Он не хотел мне открываться. Не хотел меня любить.

Я заснула прямо на диване, а на следующее утро продолжала игнорировать трезвонящий телефон. Джереми. Наоми. Мама. Бен. Я отклонила все звонки, желая сделать то же самое с миром, который ждал за пределами квартиры. Мир, в котором Никсон больше не был моим… если он когда-либо был.

Два дня спустя кто-то постучал в мою дверь.

Я пыталась игнорировать это, но тот, кто пришел, был настойчив. Пришлось подняться с дивана.

— Я не уйду, Шеннон, — раздался из-за двери голос Бена

Шеннон.

Сердце сжалось от тревожного предчувствия, но я обошла сумки, которые так и стояли в прихожей, и открыла дверь.

— Черт, — пробормотал Бен, быстро окинув меня взглядом. — Так. Иди в душ.

— Извини? — я скрестила руки на груди.

— Через час с небольшим у нас встреча, так что иди в душ. — Он поднял брови.

— Не помню ни о какой встрече. — Я покачала головой.

— Смотри. — Он вытащил сотовый и открыл офисный календарь.

— Меня вообще здесь не должно быть, — простонала я. — Я все еще в отпуске.

— Иди… в душ. — Бен тоже скрестил руки на груди и посмотрел на меня сверху вниз.

— Ладно, — ответила я, просто потому, что не было сил с ним спорить.

— И надень что-нибудь, что не пахнет так, будто ты носила это неделю! — крикнул он вслед.

— Привередливый и придирчивый, — пробормотала я.

Через сорок пять минут я вышла из спальни, чистая, с высушенными волосами, минимальным макияжем, одетая в джинсы и шелковую блузку.

— Чувствуешь себя лучше? — спросил Бен из кухни, где загружал посудомоечную машину.

— Конечно. — Я сверкнула фальшивой улыбкой.

Он покачал головой.

— Пойдем.

Тридцать минут спустя мы сидели в отдельной кабинке на балконе клуба в центре города, а толпа внизу ожидала начала концерта.

— Не могу поверить, что ты вытащил меня послушать группу. — Я встряхнула кубики льда в безалкогольном коктейле.

— Не могу поверить, что мне пришлось практически силком тебя сюда вести. — Бен отпил свой коктейль и оглядел толпу.

— Ты знаешь, что произошло?

Вот оно — мое падение.

— Учитывая ремень на гитаре Никсона, то, что он заперся в своем пентхаусе, а в своей квартире и не отвечаешь на звонки, это не сложно понять.

— Ты меня увольняешь?

— За что?

— За то, что спала с клиентом. Не очень-то это профессионально, да?

— Верно, но увольнять я тебя не собираюсь. К тому же, с прошлой недели я не твой босс. Ты сама менеджер. — Он поджал губы. — Считаю ли я, что ты сделала глупость? Да.

— Знаю, — сказала я тихо.

— А я знаю, что ты знаешь, поэтому и не стал поднимать этот вопрос. — Бен пожал плечами.

— Все в курсе. — Я покатала стакан между ладонями.

— Ага. Никсон Винтерс носил твое имя на груди, Зои. Ты была не очень осторожна.

Зои. Не Шеннон.

Я встретилась с ним взглядом.

— Ты сделала выбор, и, нравится или нет, но придется иметь дело с последствиями. В данном случае это разбитое сердце и офисные сплетни. Однако будь я проклят, если позволю молодой женщине, которую готовил четыре года, закапывать свой потенциал, потому что она влюбилась не в того парня.

Я сглотнула, пытаясь проглотить ком в горле.

— Келли Роуленд, Мэри Джей Блайдж, Селин Дион и Ашер, — сказал Бен, когда на сцене вспыхнул свет и раздались аплодисменты.

— Извини, не поняла.

— Все они, замужем или женаты на своих менеджерах. — Он пожал плечами. — Ты не первая, кто влюбился в звезду, и точно не последняя. А теперь выше голову и возвращайся к работе.

— Я все еще его люблю, — призналась я.

— Понимаю. В ближайшем будущем это измениться? — он поднял бровь.

Я покачала головой.

Никогда не говори никогда, но в ближайшее время это точно не случится.

— И поэтому я снова говорю: выше голову и возвращайся к работе. Ты это заслужила, так бери. — Он кивнул на сцену, где появилась группа.

Я тяжело вздохнула. Бен прав. Никсон ушел. Я могу плакать неделю, месяц или всю оставшуюся жизнь. Это ничего не изменит. Мне придется жить дальше и просто ждать, когда боль утихнет.

— Я не знаю, с чего начать.

Бен усмехнулся, когда прозвучали первые ноты знакомой песни.

— Можешь начать с того, что скажешь им, что их басист — отстой.

18 глава

НИКСОН

Сидя за обеденным столом, я гипнотизировал взглядом бутылку «Хрустального черепа», представляя вкус водки на своих губах, легкое жжение, когда она будет стекать по горлу, блаженное оцепенение, которое наступит после.

Теперь, без Зои купить ее было легко.

Вру. За последние полгода мне не составляло труда купить себе выпивку, но я решил этого не делать. Чтобы Зои гордилась мной, и чтобы я гордился собой.

Но теперь ее нет рядом. Я недостаточно хорош для нее, не исцелился, не вписывался в рамки, которые она наметила для своей жизни.

Эта мысль резала без ножа. Еще никогда в жизни мне не было так больно.

Зазвонил телефон.

Джонас.

Отклонить.

Куинн.

Отклонить.

Следующий час мой взгляд метался между телефоном и бутылкой. Я мог бы позвонить Зои. Мог бы все исправить. Умолять ее любить меня. Умолять помочь мне выздороветь, но нет гарантий, что у нее это получиться. Вдруг, я уже неизлечим.

Мысли продолжали кружиться.

Встретиться с реальной жизнью без Зои на моей стороне? Это просто невозможно.

Схожие чувства я испытывал в тот первый день в реабилитационном центре, когда только ступил на путь трезвости.

«Пройти его до конца? Это невозможно!» — думал я тогда.

Однако причины, стоящие за этими двумя «невозможно» были настолько разные, что даже нельзя сравнивать. Алкоголь убивал мое тело, разум, отравлял дружбу, постепенно сводил на нет все мои таланты и был ответственным за самые дерьмовые решения в жизни.

Зои же была чиста, как свежевыпавший снег в Колорадо. Честна, как компас. И так же хороша для меня, как полноценный ночной сон, хотя, ложась с ней в постель, я меньше всего думал об отдыхе. То есть все, о чем я написал в той проклятой песне. И единственная причина, по которой я не мог быть с ней, потому что не знал, как отпустить свое прошлое.

И как бы я ни злился, что она не может просто любить меня, именно ради нее я не хотел сворачивать с пути.

Встав, я сунул телефон в карман и вязл бутылку. На ходу свинтил крышку, поднес к носу и резко вдохнул, одновременно распахивая дверь в туалет.

Я выливал водку в унитаз, а в груди становилось все теснее. Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда утекала последняя капля.

Номер я не знал.

Может, это она.

Выбросив бутылку в мусорное ведро, я ответил.

— Алло?

— Мистер Винтерс?

Я стиснул зубы. Конечно, это была не Зои.

— Да.

— Это Ричард Хауэлл. Я надеялся, что смогу убедить вас передумать и вы все-таки выступите на слушаниях по делу вашего отца.

— Отец убил мою младшую сестру, и именно это я скажу на слушаниях, если хотите. — Я нажал отбой и разжал руку. Телефон упал в унитаз, и я смыл его вместе с водкой.

*** *** ***

Месяц. Тридцать гребаных дней. Семьсот двадцать часов. Столько прошло с тех пор, как я оставил Зои там, где впервые чувствовал себя как дома.

…Не бросай меня. Не надо…

Теперь эти слова преследовали меня в ночных кошмарах. Вместо кудряшек Кейли отец сжимал в кулаке каштановые локоны Зои. Это ее пальцы тянулись к перилам, и ее изломанное тело лежало у кухонной лестницы.

В самые тяжелые ночи — а их было несколько — я просыпался, хватая ртом воздух, и протягивал руки, словно мог поймать их обеих. Одну я подвел, а другую — оставил сам.

— Мистер Винтерс? — спросила «поддельна Шеннон», отвлекая меня от мыслей. Она только что закончила колледж, и у нее была та противоречивая смесь самоуверенности и наивности, которая, казалось, присуща всем стажерам, когда они начинали работать в Berkshire.

— Да! — рявкнул я, глядя на горизонт Сиэтла и желая, чтобы это были Скалистые горы.

— Пришла Куинн, и хочет увидеться с вами.

— Что? — насколько помнил, Куинн была в Боузмене. В студии мы будем работать только на следующей неделе.

— Она сказала, что я пришла увидеться с тобой, — крикнула Куинн, проходя мимо «поддельной Шеннон» в патио.

— Вижу. — Я глотнул апельсиновой газировки, желая, чтобы это было что-то бесцветное и крепкое.

Куинн плюхнулась на соседний стул и окинула меня пристальным взглядом, явно оценивая, трезв ли я. Все так делали теперь, когда Шеннон ушла. Но на самом деле она не ушла. Она работала в этом самом городе, ее квартира в двадцати минутах езды, и она продолжала жить своей жизнью, потому что я выгнал ее из своей.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила ПШ, сверкнув улыбкой.

— Иди поиграй со своим кукольным домиком, Барби из Малибу. — Куинн отмахнулась от нее, даже не взглянув. — Как долго за тобой будет приглядывать стажер?

Я пожал плечами.

— Она здесь только днем. За мной теперь меньше следят. Хочешь чего-нибудь выпить?

— Только не это апельсиновое дерьмо.

Я открыл мини-холодильник, встроенный в кухонную стойку, и протянул Куинн бутылку воды.

— У ПШ всегда что-то припрятано.

— ПШ? — спросила она, откручивая крышку.

— Поддельна Шеннон.

— Ты невозможен. — Она закатила глаза и сделала глоток. — Кстати, я видела настоящую.

Мое сердце, или то, что от него осталось, сжалось.

— Правда?

— Да. Она подписала контракт с группой, которая ей нравилась. Как они называются… Nine to Five?

— Seven to One, — ответил я. По крайней мере, карьера Зои шла в гору. Она получила то, что хотела, от сделки с Беном. — Ты серьезно прилетела сюда, чтобы сказать мне это?

От внимательного взгляда Куинн не укрылось, как у меня подпрыгивает колено, и как я барабанил пальцами по бутылке газировки.

— Я уже давно прилетела, и ты бы это знал, если бы хоть раз проверил свой чертов телефон. Сейчас весенние каникулы, и Грэм с Колином захотели провести их в городе. А я тем временем заехала в Berkshire кое-что подписать.

Я усмехнулся.

— Чушь собачья. Ты заехала в Berkshire, чтобы повидаться с Зои.

— Виновна. — Куинн пожала плечами. — Она выглядит дерьмово, но ты еще хуже.

— Я в порядке. — Я заставил себя перестать дергаться.

— Скажи это тому, кто тебя не знает. — Она фыркнула. — Что, черт возьми, произошло в Колорадо? На шоу в Хьюстоне вы были без ума друг от друга, ты даже носил ремень с ее именем! А три дня спустя я узнаю, что ты заперся в своем пентхаусе, как отшельник, и даже не пускаешь экономку.

— Я впустил Джонаса, — возразил я.

— Он сам себя впустил, потому что у него есть ключ, — парировала Куинн. — И для этого ему пришлось прилететь сюда с Восточного побережья.

— Ну да, я всегда был придурком, но в свою защиту скажу, что впустил бы экономку, если бы она предупредила, что пожалуется Джонасу.

Тем не менее, я чувствовал себя дерьмом из-за того, что в очередной раз оторвал друга от его семьи.

— Джонас испугался, что ты начал пить. — Она смерила меня взглядом. — Представь его удивление, когда он обнаружил, что единственное, что утонуло в водке, это твой телефон.

— Я трезв. Облажался, но трезв. — Не без усилий. В первый день чуть не сорвался, поэтому заперся здесь. — И я извинился перед Джонасом.

— Дело не в этом. Ты же знаешь, что мы тебе всегда рады. Уверена, Кира уже припасла три упаковки апельсиновой газировки на случай, если ты наконец признаешь, что тебе нужна небольшая поддержка.

— Я в порядке. — Я собирался вытатуировать это у себя на лбу.

— Что случилось между тобой и Зои?

— А она тебе не рассказала? — я покрутил бутылку и велел своему сердцу избавиться от всей этой душевной боли.

— Мы что, в старшей школе? — Куинн покачала головой. — Записками будем обмениваться через парту?

— Сейчас все просто шлют сообщения.

Все, кроме Зои. Никаких звонков. Никаких сообщений. Никаких почтовых голубей или электронных писем. Мои гитары прибыли в пентхаус через два дня после того, как я уехал из Колорадо, вместе с сумкой вещей.

Даже после того, как ушел, Шеннон все еще прибиралась за мной.

— По словам Зои, то, что произошло — ваше личное дело. — Куинн подняла бутылку с водой, как будто смотрела сквозь нее.

Я замер.

— Правда?

— Так и сказала. — Куинн поставила бутылку на стол. — И еще, что я была права, и ей следовало забраться повыше.

Я резко повернул к ней голову.

Что, черт возьми, это значит?

По-моему, это значит, что она подошла слишком близко, ты не смог справиться со своими чувствами и нажал кнопку самоуничтожения. — Куинн приподняла бровь. — Угадала?

Я отвернулся.

— Так я и думала.

— Она думает, что ей нужно меня вылечить. — Я снова начал крутить газировку. — Я предложил ей выбирать между тем, чтобы любить меня таким, какой есть, и тем, чтобы вылечить. Она выбрала второй вариант. Ведь это то, чем она занимается. Что-то не идеально? Зои поможет. Что-то не работает? Зои исправит. Ей во чтобы ни стало надо выполнить свою миссию, а не терпеть беспорядок, с которым не может справиться.

— Фигня. Если кто-то и ушел, так это ты. Эта женщина любит тебя.

— Она только думает, что любит, — возразил я.

— Ну, конечно, потому что ты эксперт по женскому мышлению?

— Я достаточно знаю о женщинах…

— В постели! — рявкнула Куинн.

— Я чертовски хорошо тебя знаю, но при этом никогда с тобой не спал.

— Спасибо за это, — пробормотала она и вздохнула. — Что именно сказала Зои, когда ты предложил ей выбирать?

— Нам обязательно об этом говорить? — Я подошел к ограждению патио, повернулся и облокотился на перила: точно так же, как делал каждое утро, когда Зои пила здесь кофе.

— Да! Ты сломал эту женщину, Никс, и, насколько вижу, себя тоже. Поэтому мы будем об этом говорить. — Куинн скрестила руки на груди. — Итак, что точно сказала Зои?

— Отлично. Она сказала, что если бы ей пришлось выбирать, то она бы выбрала, чтобы я был здоровым и счастливым, даже с кем-то другим.

У Куинн вытянулось лицо.

— Она действительно так сказала?

— Да. Сначала говорит, что любит меня, а менее чем через сутки выдает это дерьмо.

Она прищурилась.

— Под «дерьмом» ты имеешь в виду, что она подтвердила, что любит тебя?

Я ощетинился.

— Она предпочтет вылечить меня, чем принять таким, какой есть.

Куинн встала.

— Давай на минутку забудем о твоих закидонах. Просто послушай внимательно, что она сказала. Она готова отойти в сторону, уступить тебя другой, только чтобы ты был здоров и счастлив. Это охренеть какое самопожертвование!

— Это не... — Я провел руками по волосам и попытался подобрать слова. — Кто, черт возьми, так делает? Я бы не уступил ее, чтобы она полюбила кого-нибудь другого!

— А разве не это ты сейчас делаешь?

Я прислонился к перилам.

— Я сам не знаю, что делаю.

— По крайней мере, в этом мы солидарны.

— Что, если меня уже не вылечить? Что, если я просто такой?

— Ты ходишь на терапию?

— Каждый четверг, как по будильнику, — ответил я и поежился, когда ПШ промелькнула в дальнем окне. Черт, я скучал по Зои. По ее улыбке и смеху. Я скучал по ее чувству юмора и острому язычку. Я скучал по ее поцелуям, ее телу, запаху ее шампуня.

— Как это вообще возможно без телефона? У тебя же там расписание и вся остальная фигня. — Куинн с вызовом посмотрела на меня.

— Купил ежедневник. — Я пожал плечами. — Очень практично.

— Сделаю вид, что не слышала этого. — Она вытащила телефон из кармана, проверяя сообщение. — Прости, это Грэм.

— Зои обвинила меня в том, что я использовал ее как лекарство, — признался я шепотом.

— Это правда? — брови у Куинн взлетели вверх, и она отложила телефон.

Прикасаться к Зои было настоящим наслаждением. Быть внутри нее — самым сладким забвением, где ничто другое не имело значения, кроме желания доставить ей удовольствие.

— Не знаю. Я имею в виду, тут нечто большее. У меня нет слов, чтобы описать то, что чувствую к ней, но когда дело доходит до секса… Я не знаю.

— Впечатлена, что ты это осознаешь. — Куинн кивнула. — У всех нас есть зависимость от людей, которых любим. Я живу звуками голоса Грэма, его прикосновениями и улыбкой. — Она вздохнула. — Не знаю, где для тебя та тонкая грань, но уверена, что твой психотерапевт понимает. А тому, что ты испытываешь к Зои есть название — любовь.

Любовь.

Черт. Да, я был влюблен в нее.

— Я ей не подхожу.

— Может, позволишь ей самой решать?

— Или, может, мне позволить ей найти того, кто сможет любить ее так, как она заслуживает?

— Ну, если ты сможешь жить, зная, что она с кем-то другим, целует его, любит, выходит замуж, заводит детей...

Я потер грудь.

— Черт возьми, хватит!

— Вот тебе и ответ. — Она взяла телефон. — Итак, Колин хочет пиццу. Бери-ка новый телефон, который я оставила на кухонном столе, (кстати он уже подключен к твоему старому номеру) и пошли с нами.

— Выйти из пентхауса?

— Я буду держать тебя за руку, — она пошевелила пальцами. — Ну же. Ты, может, и застрял в прошлом со своим ежедневником, но жизнь не стоит на месте. Что скажешь или мне подождать, когда ответишь в письме? — она подняла брови.

— Тебе повезло, что я голоден.

Несколько недель спустя

— Не интересует, — бросил я Крису, проходя мимо девушек, собравшихся у моей гримерки.

Нас не должно было быть на этом фестивале, но его организовали, как сбор средств, поэтому я и оказался в Чикаго, и до начала шоу оставалось около часа.

— Понял.

— У Джонаса никогда никто не толпился, — сказал я, взявшись за дверную ручку.

Зои что-то сломала во мне. После нее ни одна из женщин даже не казалась привлекательной. Я просто хотел, чтобы они все ушли.

— При всем уважении, Никс, но Джонас никогда не давал повода девушкам поджидать его у гримерки. — Он приподнял свои густые черные брови, явно намекая, что я этот повод давал не единожды.

— Верно. Что ж, давай изменим... — Слова замерли на языке, когда увидел в конце коридора… ее.

Зои.

Она стояла примерно в двадцати футах от меня, и разговаривала со своей группой. На ней были высокие каблуки и черный брючный костюм, который подчеркивал каждый изгиб тела, которое я отчаянно желал.

Зои улыбнулась вокалисту, и мое сердце пропустило удар, а затем бешено заколотилось. Я напомнил себе, что это не романтическая, а профессиональная улыбка, но это не помогло. Меня съедала ревность.

Этот молокосос едва достиг возраст, когда ему можно пить, и не заслужил улыбки женщины, которую я любил. Он не знал, что ей нравится добавлять мед в чай, и что ее любимый десерт — мороженое с соленой карамелью. Что чрезмерная организованность результат того, что ее первый мужчина сказал, что она никогда ничего не добьется. Он не знал, что в любимой пижаме с пандами она выглядит как девчонка, или что в девяноста случаев предпочитает кружевные комплекты нижнего белья. Он не знал, какова она на вкус, какие звуки издает прямо перед тем, как кончить (а если бы знал, я бы надрал ему задницу и сломал пальцы на левой руке, чтобы он не мог даже бренчать на своей гитарке).

Он точно не знал, каково это — скользить внутри Зои без всякой защиты, кожа к коже, когда между нами нет ничего, кроме моих собственных проклятых стен. Эта пытка была моей, и только моей.

— Увидел то, что тебя интересует? — спросил Крис.

— Более чем.

— Так и думал, — он усмехнулся.

— Ты знал, что она будет здесь?

Он кивнул.

— Как думаешь, почему Джонас так старался попасть на этот фестиваль?

Я скользнул взглядом мимо Зои и ее группы. Джонас и Куинн выглядывали из своих гримерных и наблюдали за происходящим. Я наклонил голову и прищурился.

Джонас приподнял брови и медленно скрылся за дверью. Куинн только усмехнулась и кивнула в сторону Зои, но уходить не собиралась: хотела посмотреть, что я собираюсь делать. Что ж, я всегда лучше справлялся с работой перед аудиторией. Глубоко вздохнув, я прошел по коридору, словно был здесь хозяином.

Запах кокосов ударил прямо в нос, и я почти улыбнулся.

Я влюблен.

— Зои.

Она расправила плечи, вздохнула и повернулась. Я стоял очень близко (специально, чтобы юные рок-звезды это заметили), и поэтому ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на меня.

— Никсон.

Мне нужно было что-то сказать. Немедленно. Но, черт возьми, ее взгляд начисто лишил дара речи.

— Что случилось? — Зои раздраженно выгнула брови. Будто я для нее никто. Будто она не кричала мое имя в муках страсти так часто, что даже охрипла. Как будто она меня не любила.

— Я люблю тебя. — Сказать это оказалось легче, чем я себе представлял. Даже усилия не пришлось прилагать.

Зои широко распахнула глаза.

— Черт! — воскликнул один из сопливых рокеров. — Это же Никсон Винтерс.

— Я влюблен в тебя, Зои Шеннон, — повторил я, на случай, если она не услышала, хоть нас и разделяло всего несколько дюймов.

— Я услышала с первого раза.

Она слегка наклонила голову. Это означало, что она ведет внутренний спор, и я бы все отдал, чтобы оказаться сейчас в ее голове.

— И?..

— И она, очевидно, не чувствует того же, — встрял барабанщик. — Какая неловкость.

— Малышню никто не спрашивал. — Я не отводил взгляда от глаз Зои, в глубине которых клубилось смятение. Опасался, что упущу свой шанс, если потеряю зрительный контакт.

— Эй, мы всего на семь лет моложе тебя, — вмешался другой.

— Именно потому, что вы в курсе, сколько мне лет, а я даже ваших имен не знаю, вы — малышня. А теперь помолчите и дайте взрослым поговорить. — Уголки моих губ тронула улыбка.

— Не разговаривай с ними в таком тоне, — шикнула на меня Зои и добавила, обращаясь к парнишкам: — Ребята, он извиняется.

— Нет, — ответил я. — С чего они тебя так защищают? Безмерно благодарны за то, что ты привезла их на фестиваль или за то, что уволила дерьмового басиста?

— И то, и другое. — Она улыбнулась, совсем капельку, но это уже был успех. — Чего ты хочешь, Никсон?

— Тебя.

— Мы это уже пробовали, помнишь? А теперь иди, готовься. Тебе скоро на сцену. — Она вздернула подбородок.

В груди вспыхнула надежда — Зои до сих пор знала мое расписание.

— Мы можем обсудить все в моей гримерке или прямо здесь. Мне все равно. — Я бы предпочел свою гримерку, но справлюсь в любом случае.

— А если откажусь? — спросила она уже не так резко.

— Буду стоять здесь столько, сколько потребуется. Мне просто нужно, чтобы ты меня выслушала.

Джонас получит подзатыльник. Если бы он предупредил, что Зои будет здесь, я бы приготовил что-нибудь получше.

— Ты действительно готов задержать концерт? Заставить ждать целый стадион? — она покачала головой. — Что скажет Джонас?

— Я не против, — ответит тот у меня за спиной.

— И я, — добавила Куинн.

— Ты не помогаешь, — сказала ей Зои, не сводя с меня пристального взгляда.

— А мне кажется, что наоборот, — возразил Джонас.

— Боже, я так по тебе скучал, — прошептал я и сжал кулаки, чтобы не потянуться к Зои. — Я скучал по всему и сразу, и по отдельности.

Зои раздраженно выдохнула.

— Хорошо. Десять минут.

— Пятнадцать, — возразил я.

— Девять. — Она приподняла бровь.

Я пробормотал ругательство, но кивнул. Все же лучше, чем ничего.

— Не волнуйся, я присмотрю за малышней, — предложил Джонас, когда мы с Зои зашагали в мою гримерную.

Зои обняла Криса, но тот быстро отстранился, увидев выражение моего лица, затем распахнула дверь гримерной. Я последовал за ней.

Она быстро огляделась, что-то пробормотала и присела на край стойки.

— Что ты ожидала найти?

— Новую Шеннон. — Она оперлась ладонями о столешницу, когда я подошел. — Остановись. Уже и так достаточно близко. Что, черт возьми, там было?

Я остановился.

— Новой Шеннон нет.

— Да ладно? Я знаю, что Монику назначили твоей… Шеннон.

— Ее зовут Моника?

— А ты как думал? — она забарабанила пальцами по краю стойки.

— Поддельна Шеннон. — Я пожал плечами. — Но она — не ты. Новой тебя не существует. — У меня голос сорвался.

— На работе или в личной жизни? — от нее волнами исходило напряжение и гнев.

Эта маленькая искорка надежды разгорелась ярче. Она ревновала.

— После тебя у меня никого не было. После тебя никого никогда не будет. Есть только ты.

Она моргнула, пряча свои чувства.

Что ж, я это заслужил.

— Я влюблен в тебя, Зои. — Я начал все сначала.

— Прекрати это говорить!

— Нет, потому что это правда. Я люблю тебя. Мы должны во всем разобраться.

— Зачем? Потому что оба владеем ранчо в Скалистых горах? Или потому что Моника не умеет заваривать чай? Или потому что она плохо сосет твой…

— Потому что ты все еще любишь меня!

Не может быть, чтобы такая женщина, как Зои, отдала свое сердце, а потом быстренько забрала обратно.

— Не будь в этом так уверен. — Она скрестила руки на груди.

Черт возьми, она точно знала, как вывести меня из себя.

— Я же говорил тебе, что все испорчу. Что не знаю, как быть в отношениях. И я бы поселился в автофургоне на лужайке перед домом в Колорадо, но ты не возвращалась туда с тех пор, как я уехал.

— Ты следишь за мной?

— Да!

— Почему?

— Потому что ты моя!

— Ни хрена подобного! — каждая мышца в ее теле напряглась.

— Отлично, тогда я — твой! Довольна? — я провел рукой по волосам.

Она закрыла глаза.

— Никсон, мы не можем так поступить друг с другом. Возможно, ты с этим справишься, я — нет. Мне физически больно находиться так близко и не прикасаться к тебе.

— Тогда прикоснись!

Четыре шага — вот и все, что потребовалось, чтобы заключить ее в объятия. Я вложил в поцелуй все, что у меня было: страстное желание, потребность, любовь, и Зои могла делать с этим все, что хотела.

Она обвила руками мою шею и поцеловала в ответ, как будто в последний раз. Ощутив горьковато-сладкий привкус отчаяния, я умерил пыл.

— Я скучал по тебе каждую минуту, каждый день, — пробормотал я между поцелуями.

Она покачала головой и толкнула меня в грудь.

— Ничего не изменилось.

Мы встретились взглядами. В глазах Зои было столько грусти, смешанной с гневом, что у меня перехватило горло.

Тело кричало в знак протеста, когда я отстранился, но на этот раз я ему не поддался.

— Все изменилось, — заверил я ее. — Все, кроме моих чувств к тебе. Я хожу на терапию. Я трезв. Я не сплю ни с Моникой, ни с кем-либо еще. Мне не нужно, чтобы ты помогала мне оставаться трезвым, Зои, мне нужна только ты, и точка.

— Ты сделал мне очень больно. — Каждое слово было, как обвинение.

У меня внутри все сжалось.

— Знаю. Мне действительно жаль. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого больше не повторилось.

— Я тебе не верю.

Ауч.

— Я это заслужил. — Я провел большим пальцем по ее щеке.

— Неужели? — с сарказмом спросила она.

— Я верну твое доверие, — пообещал я. — И, честно говоря, сначала я должен заслужить свое. Ты сказала, что я использовал тебя как лекарство, и это заставило меня задуматься.

— Я правда им была? — она напряглась. — Я имею в виду, посмотри, что сейчас произошло.

— Возможно, — признал я, поглаживая ее губу большим пальцем. — Ничто не сравнится с тем, каково это — прикасаться к тебе.

Глаза у нее вспыхнули от удивления.

— Что? Я уже говорил это тебе раньше.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Ты не отрицал, а сказал «возможно».

— Я работаю над эмоциональной открытостью. И пока не буду уверен, что ты не являешься моим любимым «наркотиком», не поставлю нас обоих в такую ситуацию.

Она многозначительно посмотрела на мой стояк.

— Верно. Вот почему мне понадобится еще несколько месяцев.

— Для чего?

— Нужно пережить весну и начать лето без ежегодного срыва. Таким образом, я буду знать, что могу справиться с этим сам, а ты будешь знать, что можешь сразить наповал мир менеджмента, не переживая из-за того, что я сорвусь в туре, пока тебя нет рядом. К тому же, я вроде как проигнорировал совет мозгоправа подождать год, прежде чем начинать новые отношения.

— Так ты просишь меня подождать?

— Думаю, да.

Это не было запланировано, но ожидание — единственное логичное решение. Для нас обоих.

Зои думала, решала.

— Что означают цифры на татуировке? На часах, здесь? — она постучала указательным пальцем по моей груди.

У меня возникло желание уйти от прямого ответа, но я подавил его и сосредоточился на глазах Зои.

— Двенадцатое июля. День рождения Кейли.

Она нахмурилась.

— Ты лег в реабилитационный центр в ее день рождения?

Я кивнул.

— Я пытался и раньше пройти всю реабилитацию, но у меня не получилось. В тот день, когда ей исполнилось бы восемнадцать, я зарегистрировался в центре и остался. — Моя сестра была бы уже достаточно взрослой, чтобы жить самостоятельно. Я был бы ей не нужен.

Зои несколько долгих мгновений обдумывала мой ответ.

— Значит, тебе нужно около трех месяцев.

— Да.

— Я подумаю об этом.

— Подумаешь? — я не знал, испытывать разочарование или облегчение.

— Да. — Она пожала плечами, затем толкнула меня в грудь. — Твои десять минут истекли.

— Пойдем. Отведу тебя обратно к клубу «Микки Мауса». — Я протянул руку, но Зои ее не взяла.

— Они не такие уж и юные, — пробормотала она.

— Такие, но ты сделала правильный выбор. Когда-нибудь они могут стать почти столь же кру́ты, как мы. — Я последовал за ней.

— Самоуверенный ублюдок. — Она покачала головой, когда мы вышли в коридор.

— По крайней мере, ты знаешь, во что ввязываешься.

— Да. Это часть проблемы, — пробурчала она себе под нос.

— Три месяца, — повторил я, пожирая ее взглядом и запоминая каждую деталь. — Все закончится раньше, чем ты поймешь, и тогда останемся только ты и я.

— Почему ты думаешь, что я буду ждать? — она выгнула бровь, но в глазах была искра.

— Потому что ты любишь меня. — Я скрестил руки на груди, борясь с инстинктивным желанием перебросить ее через плечо и умчаться обратно в Колорадо.

— Хм. Думаешь?

— Да, и я люблю тебя. — Мне было наплевать, кто нас слышал в коридоре. — Три месяца, Шеннон.

— Да, я слышала тебя первые несколько раз. Пока, Никсон. — Она развернулась и пошла к своей группе.

Куинн остановила ее и что-то сказала на ухо. Зои кивнула и исчезла за углом.

— Как все прошло? — спросил Джонас, когда двадцать минут спустя мы шли к сцене.

— Посмотрим, что произойдет в ближайшие три месяца, — ответил я, поправляя ремень на гитаре. Я выбрал тот, на котором было написано «Зои».

— Тогда ладно. — Он хлопнул меня по плечу.

— Эй, мне нужно кое-что сделать через несколько дней, но я подумал, что мог бы воспользоваться твоим приглашением приехать в Бостон на некоторое время. Если предложение все еще в силе.

— Оно всегда в силе. Буду очень рад видеть тебя у себя. — Он улыбнулся. — К тому же, это даст мне время уговорить тебя включить «Милосердный огнь» в альбоме.

— Я полностью «за», — вмешалась Куинн.

— Ни за что на свете. — Зои еще даже не слышала эту песню.

— Посмотрим.

19 глава

ЗОИ

— Так вы вместе или нет? — спросила Наоми.

— Не уверена. — Включив громкую связь, я положила телефон на стол и открыла холодильник. — Думаю, мы типа в чистилище.

— Где?

— Как между раем и адом.

— Я в курсе, что такое чистилище. Просто не понимаю, как ты в нем оказалась.

— Он попросил подождать три месяца. — Я достала остатки пасты, которую заказывала на дом два дня назад. Пахла она нормально, к тому же я просто умирала с голоду. Чтобы продвинуть Seven to one, приходилось работать практически круглосуточно, но сегодня мои труды окупились: нам прислали приглашение на несколько летних фестивалей.

— И ты сказала, что подумаешь.

— Что еще я могла сказать? — я сунула тарелку в микроволновку.

— Ну, не знаю. Например, могла дать понять одному из самых горячих мужчин страны, что он не должен спать с другими? — она повысила голос.

Я смотрела, как тарелка крутится в микроволновке и вспоминала, что Никсон сказал три дня назад.

— Он не будет, а в противном случае… что ж, все будет ясно, не так ли? — от одной мысли об этом у меня скрутило живот, но я больше не несла ответственность за выбор Никсона.

— Ты спишь с другими парнями?

— Нет! — крикнула я, как будто Наоми действительно была со мной на кухне.

— Значит, официально вы не вместе, но храните друг другу верность.

— Точно. По крайней мере, я так думаю.

После нашей встречи в Чикаго мое разбитое сердце болело чуть меньше, однако оно не исцелилось полностью.

Я скучала по Никсону намного больше, чем хотела признать. Но этого следовало ожидать. Полгода мы проводили вместе почти каждую минуту, и невозможно чувствовать себя, будто ничего не случилось, когда тебя вдруг бросают. В этом смысле я тоже была зависима от Никсона.

Какая ирония, что я наконец-то чего-то добилась в карьере, но при этом потеряла того, в ком, как выяснилось, отчаянно нуждалась.

— Он вернется, — сказала Наоми.

Мне бы ее уверенность. Были все шансы, что Никсон просто забьет на свой трехмесячный план, когда уедет в турне.

— Откуда ты знаешь?

— Видела, как он смотрит на тебя. Он вернется. Ты знала, что он удалил свой аккаунт в инсте?

— Да, мне говорила Моника. — Микроволновка запищала. Я достала тарелку и перемешала пасту.

— Это «новая Зои»?

— Никсон называет ее «поддельная Шеннон». Она новая стажерка Бена, и, похоже, ее любимые занятия: каждые пять минут писать мне вопросы о Никсоне, и просматривать TMZ, чтобы читать сплетни. Вернее, по ее словам: «чтобы убедиться, что там нет негатива о группе». — Я фыркнула.

— Она молода. Ты могла бы быть к ней снисходительней.

— Ее отец Дональд Беркшир — один из владельцев Berkshire Management. Поверь, она в этом не нуждается. — Я снова открыла холодильник и взяла лимонад. Одинокая бутылка апельсиновой газировки до сих пор стояла нетронутой. Как же я скучала по Никсону. — Как дела у Леви?

Наоми пересказывала последние новости Легаси, пока я ела и загружала белье в стирку.

Затем раздался звонок в дверь.

— Подожди секунду, кто-то пришел. — Я посмотрела в глазок. — Это Моника.

— Будь паинькой.

— Я тебе перезвоню. — Я убрала телефон и открыла дверь. — Моника, почти девять часов вечера. Что-то случилось?

— Прости. — Она откинула волосы с глаз и вздохнула. — «Его королевская задница» через два дня уезжает к Джонасу, и я весь день собирала ему вещи. Спойлер: меня туда не берут.

Она и правда выглядела измученной.

— Джонас не любит, когда посторонние крутятся вокруг его ребенка, — сказала я как можно мягче.

Хорошо, что Никсон уезжает. Ему не помешает дружеская поддержка, а мне — расстояние между нами. Теперь не возникнет соблазн приехать и забраться к нему в постель в два часа ночи.

Моника кивнула.

— Знаю. Я просто подумала, что буду заниматься чем-то поважнее, чем упаковка ремней от гитар. Ты знала, что у него есть один, на котором написано: «Зои»? — она приподняла брови.

Я ухмыльнулась.

— Его я подарила. Ради шутки. Это долгая история.

— Никсон заставил меня упаковать и его тоже. — Она поникла. — Не этого я ожидала, когда мне сказали, что я буду помогать рок-звезде.

— Никсону сейчас требуется особое обращение. Но это всего на пару месяцев, а потом он уедет в турне, и уже Итану придется отвечать за «его королевскую задницу». — Я открыла дверь пошире. — Не хочешь зайти? Похоже, тебе надо передохнуть.

— Нет, но спасибо за предложение. Я зашла, потому что Никсон хотел передать тебе это. — Она наклонилась и подняла с пола новенький гитарный футляр.

— Он прислал мне гитару? — я взяла его у нее.

— Может, это просто футляр. Кто его знает. — Она пожала плечами. — Он всегда такой угрюмый по утрам? Я прихожу в девять утра, как было велено, и первые несколько часов он кричит на меня без причины.

Я нахмурилась.

— Он нормально спит?

— Откуда мне знать? Я там не ночую.

Хорошо.

Она и правда не «новая Шеннон».

— Зайди на секунду. — Я жестом пригласила ее пройти, затем закрыла дверь и поспешила на кухню, где достала новую коробочку чая. — Поставь это на стол, когда увидишь его завтра.

Она скептически прищурилась.

— Он любит чай?

Я кивнула.

Моника перевела взгляд с коробки на меня и обратно.

— Ты не упаковывала его вещи.

— Теперь уже нет.

Кстати, я никогда этого не делала.

— Как тебе удалось стать менеджером собственной группы?

— Я получила диплом юриста и была ассистенткой Бена четыре года, три из которых продолжала учиться. Не опускай руки, Моника. У тебя все будет хорошо, ты справишься.

— Спасибо. — Она положила чай в большую сумку, висевшую на плече.

— Без проблем, и если Бен не будет изводить тебя, пока Никсона нет, загляни ко мне в офис, я... покажу кое-какие контракты или что-то в этом роде.

У нее загорелись глаза.

— Серьезно?

— Честное слово.

— Спасибо! — она поправила сумку и зашагала к двери, но остановилась, взявшись за ручку. — О, я должна тебе еще кое-что передать.

— Давай?

— Никсон сказал, что это, — она указала на футляр, — не подарок, а залог. И заглядывай завтра на TMZ, там кое-что будет. — Она улыбнулась, помахала и ушла.

Я должна заглядывать на онлайн-канал сплетен о селебрити? Он так шутит?

Я расстегнула защелки на футляре и открыла крышку. Футляр, возможно, и был новым, но гитара — нет. Сердце подпрыгнуло.

— Он вернется, — сказала я Наоми, когда перезвонила, и расплылась в улыбке.

— Ты с ним разговаривала?

— Нет, но он передал сообщение.

Я провела пальцем по золотисто-медовому полированному дереву.

Это была гитара Кейли.

*** *** ***

— Кто еще об этом знал? — орал Бен на весь этаж.

Я отложила контракт, который читала, подкатила кресло и выглянула из «коморки для метел», которая служила мне кабинетом.

— Беркшир! Ты знала? — рявкнул Бен, подходя к кабинкам, где ютились стажеры.

Голова Моники показалась поверх невысокой стены.

— О чем?

— Серьезно? — огрызнулся он. — Сегодня тот самый день, когда ты решила не проверять каждую минуту TMZ?

Никсон.

Я подкатилась на кресле к столу, открыла новую вкладку в браузере и нашла TMZ.

Там была фотография Никсона в темных очках и костюме, спускающегося по бетонным ступеням. За ним шли Джонас и Куинн, одетые аналогично. Я щелкнула по картинке и прочла текст: «Гитарист Hush Note Никсон Винтерс вместе со своими коллегами по группе, Джонасом Смитом и Куинн Монтгомери покидает слушание по делам о помиловании в суде штата Вашингтон».

Мой желудок сжался.

Я пролистала статью, но она была короткой, потому что сообщать было не о чем. Хотя слушания были открытыми для публики, Никсона не видели до тех пор, пока он не покинул здание, и были опубликованы только результаты этого слушания, а не записи.

— Мой ответ: «Без комментариев»! — проревел Бен. — Кто-нибудь, пожалуйста, может дозвониться до Эми Мэнсон?

Эми была пресс-агентом группы

Никсон все-таки пошел на слушание.

Я схватила телефон, наплевав, что из трех месяцев не прошло и недели.

Зои: Ты в порядке?

Я постукивала пальцами по столу, ожидая ответа.

— Я сказала Зои Шеннон! — голос Моники перекрыл шум.

Потрясающе.

Никсон: Я скучаю по тебе

Зои: Я не об этом спрашивала.

Никсон: Знаю.

Мне хотелось придушить его за то, что он не ответил. Хотя, если бы я до него дотронулась, то вряд ли бы потянулась к шее. У меня защемило в груди при мысли, что он решился пойти на слушания. Да, его поддерживали друзья, но меня там не было.

Шеннон! — Бен шел ко мне.

Зои: Я серьезно.

Эти три маленькие бегающие точки будут моей смертью.

Ты знала? — спросил Бен, останавливаясь в дверях.

— О чем? — я прикрыла экран телефона, и Бен прищурился.

— Ты знала! Никсон сказал, что собирается сегодня на судебное заседание? Эта фотография повсюду.

Телефон тренькнул. Новое сообщение.

— Нет, он ничего такого не говорил.

— Беркшир сказала...

— Что Никсон хотел, чтобы я заглянула сегодня в TMZ? — я пожала плечами. — Если бы мы представляли звезд спорта, они бы хотели, чтобы мы заглядывали на спортивные каналы.

Он стиснул челюсти.

— Я не знала, — повторила я.

— Но ты в курсе, почему он там был?

— Не на сто процентов.

Я врала, и мы оба это знали.

— Он был замешан в чем-то...

— Нет. — Это первое, о чем все подумали? — Никсон не сделал ничего плохого. Ничто из того, что там произошло, не будет иметь никаких юридических последствий для группы.

И снова телефон издал сигнал.

Бен перевел взгляд на него взгляд, оттолкнулся от дверного косяка и направился обратно в коридор.

— Кто-нибудь, соедините меня с Эми Мэнсон!

Я достала телефон, как только он скрылся из виду.

Никсон: Я зачитал комиссии заявление о жестоком обращении.

Никсон: Его даже не было в комнате до того, как я ушел.

Напряжение в груди немного спало. Его не заставили видеться с отцом.

Никсон действительно работал, чтобы выздороветь. Он не избегал своего прошлого и не запирался в пентхаусе или в нашем доме в Колорадо, и делал это все на трезвую голову, с друзьями, которые его поддерживали.

Боль от тоски по нему угрожала поглотить меня, когда я набирала ответ.

Зои: Я горжусь тобой.

Никсон: Я люблю тебя

Пальцы замерли над экраном. Я не могла снова дать ему эту власть. Когда в первый раз призналась в любви, он уничтожил меня меньше чем через день. Не имело значения, что мое сердце замирало каждый раз, когда я думала о Никсоне. Я обязана себя защитить.

Никсон: Три месяца

Я проглотила комок в горле. С этим я могла справиться.

Зои: Три месяца.

20 глава

НИКСОН

Черт, моя девушка прекрасна!

Я скролил ее последние посты, вздыхая, как влюбленный дурак, коим и являлся.

Изумрудно-зеленые глаза смотрели на меня с экрана телефона. Зои смеялась, обнимая Наоми за плечи. Судя по подписи, они были в Пьюджет-Саунд. Наверное, в отпуске.

Узнав, что Зои наконец-то завела аккаунт в инсте, я снова открыл свой, чтобы хоть так быть к ней поближе. Тоска по ней была уже даже не эмоцией, а состоянием. Прибавьте к этому страх, что она не станет ждать, не примет меня обратно, не захочет иметь дело с дерьмом, которое неизбежно навалится на нее, если мы будем вместе, и поймете, что я был на грани, висел на тонкой ниточке.

Обычно к первой неделе мая я уже стремительно летел вниз по нисходящей спирали, но в этом году держался, благодаря этой самой ниточке.

— Зои выложила еще одно фото? — вернувшийся на веранду Джонас протянул мне апельсиновую газировку и сел на соседний стул.

— Почему ты так уверен, что Зои? — я бросил на фото последний взгляд и выключил телефон.

— Ты подписан всего на трех человек, и если смотришь так на фото Куинн или на мои, то у нас проблемы, — он взял гитару.

— Ага, конечно, — я взглянул на блокнот, который лежал на маленьком кованом столике между нами. — На чем мы остановились?

— На припеве, — он сделал глоток чая со льдом. — Предлагаю разделить первую строчку вот здесь, — он постучал по блокноту.

— Ты — единственное, единственное, что имеет значение, — пропел я.

— Да. Неплохо.

Я записал новую вариацию, пока Джонас ее наигрывал, а затем пропел следующую строчку:

— На этом карнавале лжи и безумных отговорок планы рассыпаются, как конфетти.

Джонас перестал бренчать и посмотрел на меня.

— Черт!

— Или мы можем обыграть эту часть…

— Нет, все прекрасно. Надо было заставить тебя протрезветь много лет назад, — он ухмыльнулся. — Безумные отговорки. Круто!

— Как скажешь, — я записал последовательность аккордов, прежде чем начать играть.

В каждой песне, что я писал так или иначе присутствовала Зои? Да. Впрочем, как и в большинстве моих мыслей.

Джонас читал по бумажке и кивал.

— Давай повторим это здесь.

Я согласился и пропел:

— Ты — единственное, единственное, что имеет значение. Воспоминания о тебе — моя поддержка. И это — единственное, единственное, что имеет значение.

К тому времени, как он закончил проигрыш, я широко улыбался.

— Отлично.

— Да. Отличный получится сингл. Как насчет того, чтобы включить его в альбом?

— Мы уже записали альбом, а к этой песни даже второго куплета еще нет.

— Фигня! Альбом выйдет только через шесть недель. Мы успеем и песню закончить, и ее записать. Я позвоню Бену и попрошу его заняться препродакшном. — Джонас уставился на блокнот. — Как мы ее назовем?

Я никогда не гнался за банальными названиями. Это просто не в моем стиле.

Как насчет «Безумные отговорки»?

Джонас расплылся в улыбке.

— Да, это то, что нужно, — он удивленно поднял брови, глядя на меня. — А теперь, как насчет того, чтобы добавить в альбом «Милосердный огонь»?

— Нет, — мои пальцы по памяти заиграли вступление. — Слишком личное.

— Чувак, не хочу тебя расстраивать, но у тебя типа отношения на расстоянии с женщиной, с которой ты даже не разговариваешь. «Слишком личное» может разрядить обстановку прямо сейчас.

Я покачал головой.

— Я не стану включать в альбом песню о Зои, которую она даже не слышала.

— Ага, а «Безумные отговорки» не о ней?

Я открыл рот и тут же закрыл.

Джонас рассмеялся.

— Вот именно.

Открылась дверь, и на веранду выбежала Виви, застегивая куртку. Она была настоящим сгустком энергии.

— Я сделала домашнее задание!

— Что в наши дни задают в детских садах? — спросил я.

— Не заставляй меня вспоминать математику, — простонал Джонас, но при этом расплылся в улыбке, глядя на свою маленькую девочку. — Хорошая работа, милая.

Она провела пальцами по струнам его гитары.

— Ты закончил?

— Почти!

— Можно послушать? — Она подпрыгнула на цыпочках.

— Конечно, — ответил я за Джонаса и сыграл куплет, а он — припев.

Виви захлопала в ладоши.

— Мне нравится! Ты правда хорошо играешь, папочка.

— Спасибо, милая, но дядя Никсон играет гораздо лучше.

— Правда?

— Правда, — решительно кивнул Джонас.

— Ты лучше папы? — Виви скептически посмотрела на меня.

— Пою? Нет. Играю? Да, — я беззастенчиво этим гордился.

— Папа купил мне гитару, — она посмотрела на меня сияющими глазами. — Можешь меня научить играть?

У меня перехватило дыхание. Я сделал глубокий вдох, стараясь оставаться в моменте. Она — не Кейли. У меня больше не будет шанса все исправить. Я сделал свой выбор, а она заплатила цену, которую никто из нас не мог предвидеть. Возможно, это была не моя вина (я все еще работал над этим), но я все равно сыграл свою роль.

— Дорогая, дядя Никсон... — начал Джонас, очевидно, видя мое огорчение.

— Конечно, научу, — вставил я.

— Спасибо! — Виви наградила меня улыбкой, а затем обхватила ручонками за шею.

— В любое время, — я обнял ее в ответ, и она убежала играть.

Джонас окинул меня оценивающим взглядом.

— Что?

— Просто представил тебя в роли отца, — он бросил на меня полный надежды взгляд. С тех пор, как я приехал в Бостон, он частенько так на меня смотрел.

Я покачал головой.

— Не надо.

Я не был против иметь ребенка с изумрудно-зелеными глазами, но просто не в ближайшее время. Я с трудом представлял, как проживу следующие полгода, особенно учитывая, что первого июля у нас начинался тур. Но, может быть, однажды. Если, конечно, Зои согласится.

— Боишься подгузников? — дразнил Джонас. — Или обязательств?

Я усмехнулся.

— Боюсь, что стану лучшим отцом, чем ты, и пока отдаю тебе пальму первенства.

Он закатил глаза.

— Ладно. Давай вернемся ко второму куплету.

Я погрузился в музыку так глубоко, и вынырнул лишь когда мы записали сингл.

***

Прошло два месяца нашего с Зои перерыва или хер знает, как его назвать. Я сидел за столом переговоров в Berkshire Management с Куинн и Джонасом, обсуждая детали тура, который начинался через две недели.

— Это даст время попасть в топ радиостанций, — сказал Итан, переворачивая страницу в толстой пачке документов.

Такие же выдали и нам троим. Я рассеянно повернул лист в своей, одним глазом следя за стеклянной перегородкой, мимо которой проходили люди. Мы пробыли в этой комнате уже час, но я так и не видел Зои.

— Никсон! — крикнул Итан.

— Что? — я резко повернул голову.

— Тебе лучше быть повнимательнее, а то согласишься сниматься в клипе, одетый как плохая копия Элтона Джона, — Джонас рассмеялся.

— Ты все глаза уже просмотрел. Зои здесь нет, — Итан зыркнул на меня. — Переверни страницу. Что касается поездки в Лос-Анджелес. …

— Что значит, ее здесь нет?

— Зои со своей группой. Потому что они внимательно слушают и позволяют своему менеджеру выполнять свою работу, — Итан молча смотрел на меня целых десять секунд. — Итак, в Вегасе мы пробудем всего одну ночь.

Черт!

Слово «разочарование» едва ли описывало то, что я чувствовал. Я забарабанил пальцами по столу.

Несколько минут спустя Куинн положила свою руку поверх моей.

— Тебе нужен кубик-антистресс?

— Ему нужна рыженькая, — пробормотал Джонас, переворачивая страницу вслед за Итаном.

Я впился в него взглядом.

— Насчет Финикса все пока в подвешенном состоянии, — тем временем продолжал Итан, — Rising Tide не будут выступать на разогреве, так как у жены солиста начались преждевременные роды. У кого-нибудь есть предложения?

— Seven to One, — сказал я, подняв руку.

Куинн рассмеялась.

— Кого-то сильно припекло.

— Не получится. Они забронированы на весь июль и август, — заявил Итан.

— Что? — Я приподнял свою стопку документов и бросил на стол.

— Они заняты, — вмешался Бен с порога. — Посмотрим, кто у нас свободен на эти дни, и оттолкнемся от этого.

— А их менеджер тоже с ними? — у меня подскочило давление.

— У них пока нет тур-менеджера, — Бен опустился в кресло напротив меня.

Зои забронировала свою группу до августа, зная, что наши три месяца истекают в июле. Что, черт возьми, это значит? Я снова забарабанил по столу, размышляя.

Получается, она все решила?

Неужели она не поняла, что я имел в виду, отправляя ей гитару Кейли? Эта вещь была залогом моего сердца. Черт, неужели она решила, что я неисправим? Она разлюбила меня?

Куинн снова накрыла мою руку своей, но на этот раз она не дразнила.

Я перестал шевелить пальцами, но до конца встречи так и не сумел сконцентрироваться. Итан попросил внимательно проверить дополнения, внесенные в наши личные райдеры (прим. список условий и требований, которые организаторы обязана обеспечить), и закончил встречу.

Кого, черт возьми, волновали требования к гримерке, когда женщина, которую я любил, только что продлила нашу разлуку на месяц?

— Что, черт возьми, это значит? — вопрошал я вселенную, когда мы втроем выходили из конференц-зала.

— Она на работе, вот что это значит, — ответил Джонас.

— Чушь собачья! Я в первый раз позволяю себе влюбиться, а она даже не...

— Что? — перебила Куинн, бросив на меня уничтожающий взгляд. — Не поставила свою карьеру на паузу, пока ты будешь разбираться со своим дерьмом?

Я моргнул.

Джонас вызвал лифт и начал читать райдеры.

— Я думал, ты на моей стороне, — укорил я Куинн.

— Да, если только ты не ведешь себя как идиот. Если бы тебе нужна была поклонница, которой нечем заняться, кроме как таскаться за тобой хвостом, ты бы выбрал ее, но ты выбрал амбициозную, умную женщину, у которой сейчас ответственный момент в карьере. Ты сам установил срок в три месяца, и можешь его продлить. Помнишь, как было, когда мы только начинали? Почему ты так смотришь?

— Потому что внутри него живет вечный ребенок, которому последние десять лет никто не говорил «нет», — отметил Джонас.

— Точно, и я имею право быть разочарованным.

— Верно, — Куинн сложила пополам свою копию документов и хлопнула меня по груди. — Просто не будь придурком.

— Я скучаю по ней! — крикнул я, заходя за ними в лифт.

— И весь офис обязательно скажет Зои об этом, когда она тут появится, — Джонас кивнул на удивленную секретаршу в приемной, а затем нажал кнопку парковки.

— Она никуда не денется, Никс, — Куинн покривилась. — Я имею в виду эмоционально, а не физически, поскольку ее сейчас здесь нет.

— Ты этого не знаешь. Вопреки распространенному мнению, меня нелегко любить, — мой голос дрогнул.

— Да, — тихо ответила Куинн. — Но помнишь, как тогда в Чикаго вы столкнулись в коридоре, а потом пошли разговаривать к тебе в гримерку?

— Разумеется, — Джонас перевернул еще одну страницу.

Я бросил на него сердитый взгляд.

— Когда Зои вышла, я спросила, все ли с ней в порядке и научилась ли она искать место повыше? — спросила Куинн, когда кабина лифта остановилась.

Я слегка прищурился, не совсем понимая, что она имеет ввиду.

— Она ответила: «Тебе не нужно забираться повыше, если ты плотина», — Куинн подняла брови, глядя на меня, пока мы шли по парковке. — Понимаешь? Ты — река. Зои — плотина. Она знает, что только она может удержать тебя. Ни одна другая девушка никогда даже и близко к такому не была.

У меня сжалось сердце.

— Это не значит, что она хочет меня.

Куинн закатила глаза.

— Хорошо, тогда давай представим, что она плотина гидроэлектростанции. Тебе нужно, чтобы она поддерживала тебя, а ты ей нужен, чтобы вырабатывать электричество, — Куинн усмехнулась и снова ударила меня по груди. — Я хочу сказать, что твои чувства, не одностороннее. Вы нужны друг другу.

— Или можно обойтись без метафор и просто посмотреть райдер Никсона, — предложил Джонас, размахивая документами. — Все дополнения, которые вносились в райдер последние две недели, подписаны. И если твои инициалы не «ЗШ» и ты не добавил в свой список чай из ромашки и корня валерианы, то можно с уверенностью сказать, что твоя девушка все еще тебя любит.

— Видишь? — улыбка Куинн стала шире. — Ты получишь чай.

Это не изменение дат тура ее группы и даже не телефонный звонок, но я был согласен и на это. Зои не только подумала обо мне, но и нашла время, чтобы убедиться, что у меня есть все, что нужно.

— Да, я получу чай, — ответил я с улыбкой.

21 глава

ЗОИ

Моника взволнованно махала мне, пока я бежала к служебному входу на стадион.

— Ты успела! Быстрее, они уже отыграли большую половину концерта.

Я показала пропуск за кулисы, и охранник отступил в сторону, пропуская меня.

— Отлично выглядишь, — бросила Моника через плечо, провожая меня по коридору.

Я сильно в этом сомневалась, так как всю дорогу от аэропорта мчалась, высунув язык, но все равно поблагодарила:

— Спасибо.

В Филадельфии в июле было невероятно жарко и влажно, поэтому я собрала волосы в пучок и сменила свой обычный костюм на простое легкое платье.

Впервые за два месяца я не работала. Сегодня я была зрителем.

— Которая из них его? — спросила я, когда мы проходили мимо гримерок. — Ладно, неважно. Эй, Крис!

— Зои! — Крис заключил меня в медвежьи объятия.

Я обратила внимание, что в коридоре не толпились фанатки и спросила:

— Никсон остался без поклонниц или они пошли шоу посмотреть?

— Теперь он никому не позволяет тут стоять. Раздает автографы. Кроме него доступ в гримерку есть только у Брэда.

— Брэд? — я поглядела на Монику.

— Новый стажер Никсона, — ответила она с улыбкой, — а я — ассистент Итана.

— Отлично! Вижу, ты растешь.

Я вошла в гримерную Никсона и сделала глубокий вдох. На туалетном столике стояли две пустые банки из-под апельсиновой газировки, а на подлокотнике дивана лежала его любимая футболка. Я провела пальцами по мягкому хлопку.

Прошло три месяца. Время узнать, выполнил ли он свое обещание, или ему надоело проводить ночи в одиночестве, и он нашел себе компанию. Сердце зашлось при мысли о такой возможности. Надо было предупредить Никсона, что приеду, и дать ему шанс отговорить меня от этого.

— Готова? — крикнула Моника из коридора.

— Да.

С каждым нашим шагом к сцене сердце колотилось все быстрее. Когда добрались до кулис, Моника протянула мне затычки для ушей.

Дыхание перехватило, когда я наконец увидела сцену и Никсона

Он все еще был в рубашке, что удивительно: обычно к концу шоу Никсон ее снимал. Он был полностью погружен в музыку, и выглядел невероятно хорошо, а выражение его лица…

Я непроизвольно сжала бедра.

Мне было знакомо это выражение. Оно появлялось всякий раз, когда Никсон оказывался внутри меня. Он занимался со мной любовью так же, как играл на гитаре — полностью отдавая себя.

Внутри поднялась тоска и желания. Последние три месяца выдались невероятно насыщенными, но не было ни минуты, когда бы я не думала о Никсоне, а с выходом нового альбома Hush Note было почти невозможно не видеть его лицо или не слышать музыку.

Песня закончилась, и Моника что-то сказала в свою рацию.

Джонас дотронулся до наушника в ухе и кивнул.

— Что это было? — спросила я.

— Ничего, — ответила она с лукавой усмешкой.

Никсон соглашался, что говорил ему Джонас, затем зашагал в другой конец сцены, где его уже ждал сотрудник с новой гитарой.

Я попятилась назад, когда он вернулся в центр сцены и впервые повернулся ко мне лицом. Я не хотела, чтобы он увидел меня до окончания выступления: между нами было слишком много недосказанности, и отвлекать Никсона было бы верхом непрофессионализма.

Никсон сосредоточенно поправил ремень гитары. На нем было написано «Зои». В груди расцвела надежда. Он все еще носил его, по крайней мере, один раз за концерт.

— У него для каждой гитары есть такой ремень, — словно прочтя мои мысли, сказала Моника, перекрывая шум толпы.

Я округлила глаза, но она просто кивнула.

Свет на сцене погас, оставив одного Никсона в луче прожектора. Что он делал? Он никогда не играл без Куинн и Джонаса. И его гитара… была электроакустической.

— Сегодня утром я проиграл пари Джонасу, — сказал Никсон, и его голос эхом разнесся по стадиону. — Оказывается, до статуи Рокки действительно семьдесят две ступеньки, а не семьдесят.

Зрители взревели, а я улыбнулась. Он всегда знал, как работать с толпой.

— Я проиграл, потому что поленился погуглить количество ступеней, а он сделал. Чертов мошенник. — Он провел большим пальцем по струнам. — И теперь я должен ему песню. Ту, которую он пытался заставить меня сыграть последние восемь месяцев. — Еще один аккорд, затем еще.

У меня перехватило дыхание. Восемь месяцев назад мы были в Колорадо.

— Сегодня ровно год как я не пью. — Аплодисменты были оглушительными и не стихали целую минуту. У меня защипало в глазах. Я так гордилась Никсоном, особенно сегодня. — Спасибо, друзья. Кто-то, кого я люблю, однажды сказал, что нет ничего более романтичного, чем изливать душу на публике. Итак, эта песня называется «Милосердный огонь» и посвящена человеку, благодаря которому этот год трезвости стал возможен.

У меня отвисла челюсть, когда зазвучала песня.

Пальцы Никсона скользили по струнам, оживляя мелодию, и я почувствовала, как она находит отклик в самом сердце, когда он начал петь.

— Горы, прогулка, снег, — начал он сильным и чистым голосом. — Он укрывает землю, и ложится на твои волосы.

У меня перехватило дыхание.

Горы? Он поет о Легаси?

— Твое имя — моя единственная молитва Богу, который перестал слушать меня под ярким солнцем.

Пальцы зудели от желания прикоснуться к нему.

— Твое тепло опаляет мою душу. Клеймит, метит и сплавляет воедино. Рыжие шелковистые пряди между моими пальцами, кружево, страсть…

Рыжие волосы. Кружево. О мой Бог.

— Ты прогоняешь боль, очищаешь мои грехи своим милосердным огнем.

Человек, который никогда не писал песен о женщинах, написал ее для меня.

Я зажала рот рукой, чтобы не выдать, что ощущала каждой клеточкой — я любила этого мужчину, всегда буду любить и не забуду, даже если очень сильно захочу.

Но мне и не хотелось.

Ни сейчас. Ни когда-либо.

***

Минут сорок спустя я расхаживала по гримерке Никсона. Я покинула кулисы во время исполнения последней песни на бис, которая также стала самым большим хитом из нового альбома — «Безумные отговорки».

В Berkshire Management шумели, когда ребята в последний момент включили ее в альбом, но она того стоила. Песню полюбили все. Я сама знала ее наизусть, но сегодня впервые слышала вживую. Наблюдая, как пальцы Никсона порхают по струнам, я ощущала, что могу просто взорваться от любви к нему. Поэтому ушла во время второго припева. Наше воссоединение должно случиться не на глазах у публики.

Я нервничала, была напугана, возбуждена. Я не была дурой и знала, что вдохновением для песни часто служит бывшая любовь и старые увлечения. «Милосердный огонь» могла быть одной из таких, особенно учитывая, что Никсон написал ее восемь месяцев назад. Но он до сих пор носил ремень с моим именем. Это должно что-то значить, верно?

Дверь распахнулась.

— Вызови машину к служебному выходу, — потребовал Никсон, на ходу снимая гитару, а затем и рубашку. — Я хочу быть в аэропорту... — Он замер, когда он увидел меня.

Черт! Кажется, я помешала его планам.

— Привет. — Я сглотнула, пожирая Никсона глазами. Влажная от пота кожа, рельефные мышцы. Он явно продолжал тренироваться.

— Привет. — Никсон, не глядя, поставил гитару на ближайшую подставку, и только чудом она не опрокинулась.

— Поздравляю с годом трезвости.

— Спасибо.

В гримерку выстроилась очередь из рабочих сцены, чтобы разложить остальные гитары на подставки, но Никсон не сводил с меня глаз.

— Спасибо, ребята, — пробормотал он, когда они выходили.

— Значит, ты улетаешь? — Я нервно потянулась, чтобы заправила волосы за уши, но вспомнила, что собрала их в пучок и покраснела.

— Меня ждет самолет в аэропорту. — Он скользнул по мне пристальным взглядом.

У меня побежали мурашки.

— Вот вода и полотенце, — сказал Брэд, входя в комнату, потом посмотрел на нас, положил все на стол и попятился. — Я только... э-э... — Выходя, он закрыл за собой дверь.

Расстояние, разделяющее меня и Никсона, казалось, составляло мили.

— Куда планируешь лететь? — Я постаралась, чтобы голос звучал как можно ровнее.

— В Майами.

Я вздрогнула.

— Именно там я должна быть.

— Знаю. — Уголок его рта приподнялся.

— Ох.

То есть…

— Я просмотрел расписание ваших гастролей и понял, что у тебя нет времени прилететь ко мне, поэтому решил сам прилететь к себе. Хотел сделать сюрприз.

— Но я тебя опередила, — прошептала я.

Он собирался ко мне.

Сердце забилось быстро-быстро.

— Я заметил. — Он сделал шаг и остановился. — Это значит, что ты приняла решение или все еще думаешь? — В его глазах промелькнул страх.

— Я здесь, разве нет?

— Зои, — практически прорычал Никсон.

— Ты написал песню для меня. — Я теребила пропуск на шее.

— Я написал для тебя около десяти песен, из которых ты слышала только две. Я влюблен в тебя, если ты не заметила. — Его челюсть напряглась. — А теперь, пожалуйста, не могла бы ты положить конец моим страданиям?

Он все еще был влюблен в меня. Внезапно дышать стало в миллион раз легче.

— Конечно, я хочу тебя, Никсон. Я люблю тебя. — Как будто у меня был другой выбор. Желать его было так же естественно, как ждать восхода солнца на востоке.

— Слава богу, — пробормотал он, сокращая расстояние между нами.

Никсон задержался ровно настолько, чтобы поднять меня и прижать спиной к стене, а затем начал целовать. Наши губы и языки двигались синхронно, в идеальном ритме, словно мы просто продолжали с того места, где остановились несколько месяцев назад.

Я обхватила Никсона руками, ногами и целовала так, словно от этого зависела жизнь. Именно так оно и было. Этот мужчина был моей жизнью. Я любила свою работу, мне нравилось, как развивается моя карьера, я получала наслаждение от музыки, но последние три месяца научили, что все это не имеет значения без него.

— Я весь потный, — прошептал Никсон.

— И мне это нравится. — Я ухмыльнулась.

Мы улыбались друг другу ровно один восторженный удар сердца, а потом губы Никсона оказались на моей шее, а рука — на груди. Я в буквальном смысле таяла.

Раздался стук в дверь.

— Никс, Джонас хочет добавить «Милосердный огонь» в сет-лист концерта в Атланте, — крикнул Итан через дверь.

— Проваливай, — рявкнул Никсон и прильнул к моим губам в еще более глубоком поцелуе.

Я прижалась к нему, используя стену в качестве опоры.

Сейчас. Сейчас. Сейчас.

Я так страстно его хотела, после всех этих долгих месяцев в разлуке.

В дверь опять постучали.

— Никсон, машина приехала, — крикнула Моника.

— Хорошо, — ответил он, просовывая руку мне под платье и обхватывая мою попку. — Черт, я скучал по всему, что связано с тобой, но по этому в особенности, — хрипло прошептал он.

— Мне сказать водителю, что ты уже выходишь? — спросила Моника.

Никсон прижался лбом к моему.

— Самолет, что ждет в аэропорту, частный? — уточнила я.

— Целиком и полностью, — ответил он с озорным огоньком в глазах. — Хочешь убраться отсюда?

— Да.

Никсон даже не остановился, чтобы собрать свои гитары.

Эпилог

5 лет спустя

НИКСОН

Можно много чего сказать, когда во время весенних каникул вдруг начинает валить снег, особенно когда под твоей крышей семеро энергичных детей и только шестеро взрослых.

Один из этих детей — старший сын Джонаса — сейчас на огромной скорости скользил в носках по паркету. Я едва успел поймать его, прежде чем он врезался бы в стену.

— Притормози, дружище. Ты не сможешь кататься на санках с разбитой головой.

— Ладно, дядя Никсон!

Как только я его отпустил, он, словно заводная игрушка, умчался в прихожую.

Кира поспешила вслед за ним, крикнув через плечо дочке:

— Виви, надень варежки! — А потом мне: — Спасибо, Никс. Он немного взбалмошный.

— Он — ходячая проблема, — поправил жену Джонас, уже одетый в зимние штаны.

— Он — копия своего отца, — ухмыльнулся я, забирая шапку со стойки.

Весь народ, что был сейчас в нашем доме, толпой хлынул в коридор. Шум стоял точно такой же, как на нашем последнем концерте в августе.

Мы перестали ездить в туры летом, и благодаря этому у нас появилось время побыть с нашими семьями и насладиться тем, ради чего мы так усердно трудились.

— Дядя Никсон, я не могу найти свои перчатки! — Колин закричал поверх головы своей младшей четырехлетней сестры, которую Куинн укутала так, словно та собиралась сразиться с йети.

— На второй полке корзина с запасными. — Я указал, где искать.

— Спасибо. — Зажимая младшего сына под мышкой, как футбольный мяч, Грэм похлопал меня по спине.

— Я усвоил урок прошлого года. Там около дюжины пар. — Я до сих пор не понимал, почему дети постоянно теряли шапки и перчатки, но тем не менее подготовился, чтобы не слышать причитаний: «Как я смогу кататься на санках без шапки?».

И говорил это не чей-то сын или дочь, а Джонас.

Я откровенно пялился на цирк, в который превратился мой дом.

— Знаешь, о чем я думаю, когда вижу это безумие? — спросила Зои, подходя ко мне с нашей малышкой на руках.

— Что тебе хватит и этой одной? — Я поднял нашу дочь на руки и поцеловал в носик, который был едва ли не единственной открытой частью ее тела.

Зои кивнула.

— Ты правда не хочешь еще? — подразнил я.

Честно говоря, каждый раз, беря нашу двухлетнюю кроху на руки, я поражался тому, что у нас не четверо детей.

— Очень смешно. — Зои покосилась на меня.

— А ты как думаешь, Мел? Хочешь быть единственным ребенком в семье? — Я просунул руку под шарф и пощекотала ее шею.

Она рассмеялась. Глядя в ее изумрудно-зеленые глаза, я, как всегда, растаял и превратился в лужицу.

— Санки! — потребовала она.

— Точно? На улице ужасно холодно.

Она смерила меня взглядом, совсем как ее мать.

— Кататься!

— Ладно, ладно, — сдался я.

Входная дверь распахнулась, впуская в дом морозный воздух.

— Мы приехали! — крикнула Наоми, топая ботинками по полу. — Дороги просто ужасны.

— Эй, мы все-таки добрались, — возразил Джереми, заходя в дом с Леви.

— Потому что я была за рулем, — пробормотала Наоми.

— Леви! — Мел попыталась дотянуться до него, но это было сложно сделать в зимнем комбинезоне.

— Привет, Мелоди! — Леви ухмыльнулся и взял ее прямо из моих рук, как самый настоящий похититель младенцев. — Я держу ее, дядя Никс. Хочешь покататься на санках?

— Санки!

— На этот раз ты выбираешь розовые или зеленые? — спросил Леви.

Выбор саней в нашем гараже мог соперничать только с ближайшим горнолыжным курортом.

— Зеленые!

— Вы пока заканчивайте одеваться, — приказала Наоми, следуя за детьми в гараж.

Я повернулся к жене, увлек ее на кухню, подальше от посторонних глаз, и крепко поцеловал.

— Мы, наоборот, могли бы раздеться.

— Я полностью «за». — Зои улыбнулась и обняла меня за шею.

Мы прожили вместе четыре года, а я все еще не мог насытиться ею. Она не была для меня зависимостью, не в том смысле, в каком я привык думать — она была необходимостью, как вода или кислород. Моя потребность в Зои была постоянной, и ее превосходила лишь моя любовь к ней.

— Пора выходить! — объявила Виви.

— Думаю, нам придется подождать с этим до ночи. — С еще одним поцелуем Зои выскользнула из моих объятий и пошла обуваться.

Я собрал оставшиеся вещи и последовал за своей семьей в этот невыносимо холодный день.

Снег по обочинам дороги доходил Леви до колен, поэтому я забрал у него Мел.

В этом мире не было ничего более ценного, чем женщина рядом со мной и маленькая девочка, которую она мне подарила. И не было ничего лучше, чем год за годом собираться всем вместе здесь, в нашем доме в Колорадо, где единственной орущей толпой были наши дети, а единственное расписание, которого мы придерживались, — время, когда укладывать их спать.

Иногда за нашим обеденным столом писались лучшие хиты, а иногда просто списки продуктов.

Главное, что мы все были счастливы.

А я — самый счастливый из всех.