Не знаю, может я просто ошиблась номером? Всё равно с трепетом жду, что мне кто-то перезвонит, но нет. Просидев у Андрея целый час, я понимаю, что звонка так и не дождусь, а ещё, что скоро мама может начать волноваться, а дозвониться мне не сможет. Телефон-то остался у папы!
Подкрадывается злорадная мысль отомстить отцу. Вот пусть маме сам объясняет, как теперь со мной на связь выходить, но потом понимаю, что мама-то тут ни при чём! Второй «гениальной» идеей становится желание поужинать у Андрея, а дома объявить голодовку. Но, блин, кажется, что это тоже глупость.
Чего я только этим добьюсь? Наверное, ничего, хорошего. Отец будет на меня наседать, добавит каких-то новых условий, загонит меня в ещё более тяжёлую ситуацию.
В итоге, просто прощаюсь с другом и иду домой.
Ничего. Один ноль в пользу папы. Он лишил меня возможности общаться с Егором, но не сломил мой дух. Я найду способ быть с тем, кого полюбила. Такие чувства, как у нас, невозможно переломать так просто.
Короткая прогулка до дома убеждает меня в мысли, что всё ещё не так плохо, как я думала сегодня утром…
— Ева! — встречает меня у входа отец. Голос злой, нервный. Он внимательно меня осматривает с ног до головы. — Где ты была?
— Бегала, — отвечаю и опускаю глаза себе на кроссовки.
— И даже не запыхалась?
— А я обратную дорогу шагом заканчивала, — поясняю пока ещё спокойно. Хотя внутри уже всё напряжено до предела.
Допрос устраивает. Это что-то новенькое. А тон какой замечательный! Будто я совершила преступление по дороге домой, а теперь заметаю следы, пытаясь запутать следователя. М-да, вот уж не думала, что докатимся мы до такого…
— Мама волновалась. Я только пять минут назад приехал, а тебя нет уже больше часа! Как считаешь, что я мог подумать? — говорит отец с какой-то надломленностью в голосе.
Впервые слышу такие тонки от него. И чего только надумать успели родители? Что я сбежала? Или того хуже. Брр… Я пока ещё вполне в своём уме, чтобы не творить какую-то дичь.
— Что нужно вернуть мне телефон? — поднимаю на отца глаза.
Ох, лучше бы и не смотрела. Палку перегибать я умею. Потому что я папина дочка и помимо моей воли на генном уровне очень даже похожа на него. Дерзости мне не занимать. И уверенности в себе…
— Ещё слово и, не посмотрев на твой возраст, отшлёпаю тебя ремнём.
— Па! — произношу возмущённо, щёки начинают гореть алым. — Я уже большая девочка. Если ты в детстве меня не лупил, то с чего бы сейчас начинать?
— Видимо, зря не лупил. Мозги бы на место встали. Бегом в дом! Останешься без ужина!
— Ну и ладно! — бурчу я и опрометью бросаюсь в дом.
Мама в слезах. Увидев меня облегчённо выдыхает и бежит ко мне, пытается обнять. Я же вырываюсь и поднимаюсь вверх по ступенькам.
Только у себя в комнате, я вдруг понимаю, что всё же зря я отказалась от ужина у Андрея, хотя аппетита особого и не было. Но теперь-то даже перспективы поесть нет. Хотя и ладно. Не очень-то и хотелось.
Забираюсь на кровать и сворачиваюсь калачиком, даже не раздеваясь.
Отстойная у меня жизнь, в которой нет того, кто так хорошо меня понимал.
Отец запретил мне пользоваться соцсетями, сменил симку на моём телефоне, самолично проверяет почтовый ящик каждое утро…
Несколько дней я креплюсь и думаю, что выход из положения есть, но… Нет. Егор не сможет связаться со мной.
Обдумав все варианты я понимаю, что есть только один шанс для нас: если он прилетит ко мне, адрес ведь я ему оставила свой. Остаётся только ждать и надеяться. Но решится ли он ехать, если я не отвечаю ни по одному каналу связи?
А вдруг я ему не так уж сильно и нужна? Что, если тот звонок всё же был по адресу? Кто мог взять трубку? Может у него есть девушка?
Неведение становится ужасной пыткой.
Боль накатывает во всей своей красе на третий день. У меня полностью пропадает желание есть, я практически не встаю. Просто тупо смотрю в одну точку на стене или просто сплю.
Депрессия.
Я даже не знала насколько безнадёжным может видеться будущее. Я осознала каждой клеточкой тела, что ничего больше не хочу: ни учиться, ни заниматься театральным кружком, который я так обожала когда-то, ни ходить с подружками на прогулки… Ни с кем не общаться, никого не видеть, ничего не делать.
Я слышала, что мама входит в комнату, но каждый раз делала вид, что сплю. Папа тоже наведывался, да только ругался и беспомощно причитал, даже матерился. Ха, а ведь сам создал это правило, чтобы в нашем доме никогда не было некультурных слов…
А мне вот по барабану. Никакая сила бы не подняла меня со дна моей безнадёги. Только он. Но Егор не появлялся в моей жизни…
— Думаешь, эти перемены нам помогут? — спрашивает мама тихим голосом. — После этого лагеря она сама не своя. Никогда подобного не видела.
— Дорогая, конечно, поможет, — убеждённо отвечает отец. — Ей надо отвлечься. Первая любовь не длится всю жизнь. Гормоны бушуют, вот она и бесится.
— Я переживаю. Она почти ничего не ест.
— Вечная задача любой мамы — накормить ребёнка, — слышу, как папа усмехается. — Ничего страшного. Наверстает ещё.
Тяжёлый вздох мамы.
Я крадусь обратно в комнату. Спустя семь дней я поняла, что мне как-то физически плохо. Просто уже лежала и в животе всё бурлило и сводило спазмом. Очень уж захотелось вдруг поесть. Всё это время я съедала буквально пару ложек или вилок предложенной еды, да и то только тогда, когда меня очень упрашивала Алла.
Мне не хотелось огорчать нашу домработницу. Она же старается для всей нашей семьи, а эти дни только и делала, что готовила все мои любимые блюда. Но аппетита как не было, так и не намечалось даже. Но всё переменилось к вечеру.
Мне вдруг стало страшно. Я лежала и глядела в тёмный потолок, потому что не могла уснуть. А когда живот пронзила резкая боль, осознала, что просто обязана в себя что-то влить, йогурт хоть какой-то. Так что я решила спуститься вниз. В холодильнике ведь, наверняка, есть что-то съестное.
Но проходя мимо гостиной комнаты, я услышала разговор родителей. Подумала, что раз они вмешались в мою личную жизнь, то я смело могу вмешаться в их. Осталась послушать. И узнала, что они планируют какую-то поездку.
Только не это! Не хочу я никуда уезжать из этого дома!
Моя последняя надежда, которая итак угасает с каждым днём. Егор может приехать ко мне! Он обещал добраться ко мне до начала моих занятий в школе. У него есть ещё пять дней! Ну какая поездка в самом деле?
По лицу текут слёзы, пока я с трудом переставляю ноги по лестнице. Он приедет. Я точно знаю. Но если я буду отказываться, отец и слушать меня не будет!
Сажусь где-то почти в самом низу лестницы, так и не добравшись до своей комнаты. Сил никаких нет. Размазываю слёзы по щекам, пытаюсь плакать тихо, чтобы никто меня не услышал.
— Ева, — шёпотом окликает меня Алла. — Иди ко мне. У меня есть кое-что твоё.
Берусь за протянутую ко мне ладонь домработницы и иду вслед за ней.