Глава 8. Маленькие ловушки большого пути

Приключения и неприятности – такие забавные вещи, всегда по непонятной причине преследуют человека, как раз в тот момент, когда он этих напастей всячески избегает. Не стали исключением из этого неписанного правила и наши путешественники. Желание отведать домашней пищи и отдохнуть хоть одну ночь по-человечески и под крышей дома завело их в итоге на небольшой крестьянский хутор, точно специально попавшийся по дороге, где за умеренную плату можно было получить все мыслимые в провинциальной глуши услуги: пищу и кров.

Крестьянин так же инстинктивно привязан к своему жилью, как зверь к своему гнезду или норе, и эта привязанность сквозила во всем устройстве добротного, даже по местным меркам каменного домика крытого аккуратной черепицей. Начать с того, что оба окна и дверь выходили на юг, чтобы обеспечить больше дарового света. Количество дверных и оконных проемов умышленно выбрано минимальное, поскольку за каждую "дырку" приходится платить приличный налог, по этой причине даже в городах сплошь и рядом встречаются дома с заложенными кирпичом "лишними" окнами. Место для хутора, на небольшой возвышенности и на самом каменистом участке годной для виноградника земли, было, без всякого сомнения, выбрано исключительно удачно. Вода по склону холма стекала вниз самотеком, не задерживаясь и подтопления ввиду разливов реки можно было не опасаться. К самому дому вели всего три высокие ступени, искусно сделанные из досок и колышков и засыпанные щебнем. Внизу по самой границе владений крестьянина, вдоль тропинки, тянулся грубый плетень, скрытый за живой изгородью из шиповника и еще каких-то колючих кустов неизвестного растения. Ограждение не против людей, взрослый человек перелезет без особого труда – непреодолимое препятствие для коз, свиней и прочей скотины. Увитая плющом решетчатая беседка, в которой были расставлены простые столы и грубо сколоченные скамьи, как бы приглашавшие путника остановится, передохнуть, выпить молодого вина и заодно перекусить немудреными деревенскими яствами. Строение закрывало своим зеленым шатром весь вид между домом и проселочной дорогой. Внутри ограды, по самому верху откоса, на клумбах перед фасадом красовались розы, левкои, фиалки и прочие неприхотливые цветы. Кусты жимолости и жасмина красиво сплетали свои ветви над кровлей беседки, хотя и не ветхой, но уже поросшей мхом. Справа от дома рачительный хозяин пристроил вместительный хлев на 3–4 коровы. Утрамбованный участок земли перед этой постройкой, сколоченной из почерневших, но крепких досок, служил двором, в углу был сложен огромной кучей навоз. По другую сторону особняка стоял навес с соломенной крышей, подпертый шестью бревнами, там хранился виноградарский инструмент, пустые бочки и вязанки хвороста, наваленные вокруг выступа, образованного домашней печью, топка которой в крестьянских домах почти всегда устроена под колпаком очага. К дому примыкал большой и ухоженный виноградник, предмет неустанной заботы владельца, обнесенный живой изгородью и заботливо обработанный, как у всех местных крестьян принято: земля была так хорошо удобрена, лозы так умело рассажены и окопаны, что ветви их начинают зеленеть и со временем плодоносить первыми на три лье в окружности. За тою же оградою кое-где покачивались жидкие верхушки фруктовых деревьев – миндальных, абрикосовых и слив. Между виноградными лозами обычно сажали картофель и бобы – ни один квадратный метр плодородной почвы не должен пропадать впустую. Кроме того, к усадьбе принадлежал еще расположенный позади дворика и вытянутый по направлению к реке большой участок, сырой и низменный, но весь без остатка занятый полезными посадками. Чрезвычайно удобное место для разведения излюбленных овощей рабочего люда: белокочанной капусты, огурцов, чеснока и репчатого лука – и все огорожено забором-плетнем с широкой калиткой, в которую с трудом проходили возвращавшиеся с пастбища тучные коровы, меся по дороге копытами землю и роняя по пути дымящиеся навозные лепешки.

Внутри все и мебель и посуда оказалось под стать небогатому жилищу пейзанина, сумевшего в бурные годы революции урвать правдами и неправдами неплохой кусочек земельных владений соседнего монастыря или репрессированного конвентом роялиста-помещика. Хотя в крестьянском обиходе для стряпни обычно употребляют только два предмета – сковороду и котел – в этом доме в виде исключения имелись еще две огромные медные кастрюли, подвешенные под колпаком очага над переносной плиткой. Несмотря на такой признак зажиточности, вся остальная обстановка соответствовала внешнему виду дома. Вино, предназначенное не для продажи, а для собственного потребления, хранилось в глиняном кувшине, столового серебра в доме сроду не водилось – ложки были из дерева или металлические оловянные, вилок не было и в помине, зато тарелки и блюда – фаянсовые. Вокруг основательного дубового стола столпились, словно цыплята возле курицы, некрашеные грубые и тяжелые стулья, пол в жилище правда был земляной – доски стоят слишком дорого – недоступны простому крестьянину, но чистенький и заботливо посыпанный желтым речным песочком. Каждые пять лет по давней традиции стены белились мелом, равно как и массивные балки потолка, к которым были подвешены на крюках куски копченого свиного сала, вязанки лука, пакеты со свечами и мешки для зерна. У глухой стены в древнем ореховом шкафу, стоявшем рядом с хлебным ларем, лежало кое-какое белье, сменное платье и праздничная одежда всей семьи. Из предметов роскоши в наличии было разве только ружье на стене возле очага, но огнестрельное оружие у местных жителей встречается часто, даже пожалуй слишком… Никто не встретил путников, прошедших через калитку заливистым лаем – не держал крестьянин в своем хозяйстве и сторожевого пса, не принято здесь, еще недавно собаки были типичной принадлежностью только господского дома.

Гостеприимным владельцем этого маленького уголка Франции оказался некий "папаша Фуршон", так обычно принято величать на селе домохозяина и главу семейства, впрочем на вид мужику, как и его супруге было не более сорока. Семейство у Фушона оказалось на удивление небольшим: жена и две несовершеннолетние дочери, правда позднее из разговора с хозяином выяснилось, что были у него еще и взрослые сыновья, но они по разным причинам отсутствовали: один подался в город на заработки, другого забрали в прошлом году конскриптом в армию. Нельзя сказать, что незваных гостей, "не пойми кого" сразу приняли радушно, но прирожденное умение Самойловича ладить с людьми и несколько серебряных монет быстро прорвали плотину недоверия.

Особое внимание сразу же привлекла к себе старшая дочь хозяина, девица в юном возрасте, что называется шекспировской Джульетты. Анна-Мария, простая крестьянская девочка, была не по летам развита, что свойственно многим натурам, которым суждено так же преждевременно увянуть, как преждевременно они расцвели. Тоненькая, хрупкая, смуглая, как листок табака, миниатюрная, девица была не по росту сильна, в чем вскоре убедились оба Александра, ни Сашка и Самойлович не удержались от соблазна и соответственно предприняли попытки ухаживания. Француженки в провинции, как правило, в массе красотой не отличаются, но эта молоденькая девушка была приятным исключением, совсем как в старой оперетке "Соломенная шляпка", где там Миронов напевал: "Зубки жемчуг, а губки – коралл, хороши так же взгляд и улыбка…" Расстояние между нижней губой и подбородком было так мало, что, взяв Анну за подбородок, вы обязательно задели бы и губы, но вы не замечали этого недостатка, любуясь красотою ее зубов. Вы невольно наделяли душою эти блестящие, гладкие, прозрачные, красиво выточенные зубки, которые не скрывал слишком большой рот с губами, похожими на причудливо изогнутые кораллы. Ушные раковины были так тонки, что на солнце они казались совсем розовыми. Цвет лица, хотя и немного смуглый, однозначно говорил об удивительной нежности кожи. Если правы некоторые знатоки, утверждающие, что любовь основана на прикосновении, то нежность этой кожи, несомненно, волновала так же сильно, как запах дурмана. Грудь, да и все тело поражали своей худобой и изящностью, но в соблазнительно маленьких ножках и ручках чувствовалась необычная нервная сила, живучесть организма. Сашке девица напомнила почему-то Марину Влади в юности, память услужливо подсунула скверную черно-белую фотографию из какого-то журнала. Тут скорее всего сработала установка даже не на внешнее сходство, а на стереотип поведения, каким запомнилась актриса по кинофильмам.

Вот только в руки эта привлекательная "ласточка-рыбка" упорно не давалась, ласки, объятия и поцелуи – пожалуйста, под юбку – никак, вырывается девчонка, вплоть до драки: обет видите ли она дала остаться до свадьбы девственницей. Резонное замечание Фигнера, что, дескать мужу все одно больше достанется, действия не возымело и пришлось удовлетвориться в основном внешним осмотром, да "ощупом". Вдвойне удивительно, особенно если учесть, что вела себя молодая особа с ними более чем "вольно". Обладательница редкого двойного имени то и дело с какой-то развратной кокетливостью покачивала, как бы встряхивала бедрами, отчего при каждом шаге колыхалась ее белая в синюю полоску юбка. Не давала она покоя ни Александру, ни его спутнику весь вечер, то на колени залезет на правах полу-ребенка вслед за сестрой, то толкнет как бы случайно, а уж глазками шаловливыми прямо насквозь прожигает, точно неизвестными еще в 1800-х лазерами. На младшую, 3-х или 4-х летнюю сестренку внимания, по вполне понятной причине гости не обратили, та находилась в столь юном возрасте, что ее можно было счесть еще существом бесполым. Александр даже имя девочки не запомнил, тем более что мать и старшая сестра каждый раз называли ее иначе, различными детскими прозвищами.

– Играется, травит нас дрянь такая… – сказал тогда в полголоса разочарованный Самойлович, а его собрат по несчастью вынужден был согласиться с таким точным определением.

Обет, обет… обед – накормили у папаши Фушона их распрекрасно, до отвала поэтому вскоре кокетничавшую напропалую Анну-Марию не сговариваясь решили оставить в покое. Разве, только пощипывали Аньку временами за круглую попку, благо девчонка не возражала и не шумела лишний раз по этому поводу. Все эти "развратные действия" происходили прямо на глазах у родителей девушки – нравы на селе простые, близость к природе сказывается. Разве только безуспешные попытки сблизиться предпринимались в отдалении: на заднем дворе возле уборной, в разросшемся до состояния джунглей винограднике, или в уютной беседке.

Скорее всего так все бы и закончилось без каких либо происшествий, но наступил вечер. Деревенские жители свечи экономят и спать ложатся сразу, как только на улице стемнеет. Сашка и его компаньон отправились на чердак, чтобы не стеснять хозяина и его семью, все равно в доме кроме супружеского ложа других кроватей и коек не было. Если в стены папаша Фушон вложился по полной, сразу видна хорошая профессиональная кладка и материал использовали прекрасный, то на потолок не то денег не хватило, не то данный элемент конструкции жилища был сочтен незначительным. Все выглядело как в старом добром советском гараже, кое-как струганные и плохо необтесанные толстые доски, положенные поверх сосновых балок. Земли для тепла как в России в этих южных краях на потолок не подсыпали, зато там нашлось немало свежего сена, а что еще надо для ночлега усталому путнику с дороги? За годы странствий и походов Сашка настолько привык к этому "естественному матрасу", что когда случалось спать на нормальной кровати, то зачастую чувствовал себя "не в своей тарелке".

Едва они устроились на новом месте, только расстелили дорожные плащи в качестве подстилки, как неожиданно объявились конкуренты, точнее конкурентки. Пришла собственной персоной Анна-Мария, да не одна, а в компании с младшей сестренкой, обе раздетые – в одних ночных рубашках, сшитых из тонкого полотна заботливой матерью явно "на вырост". У старшей девочки под мышкой было зажато аккуратно свернутое в трубку одеяло, что не оставляло ни малейшего сомнения о их намерениях и цели визита. Вот те на, оказывается, здесь дети спят не с родителями, как нередко принято в крестьянских семьях, а отдельно. Может быть просто хозяин решил приласкать сегодня ночью жену и отослал девочек прочь…

– Давайте уходите отсюда! Убирайтесь в беседку или в сарай. – совсем невежливо набросилась на обоих Александров старшая девица, – Мы здесь завсегда ночуем!

С большим трудом, отмобилизовав все свои дипломатические таланты, Самойловичу удалось все же решить пограничный конфликт, чуть было не переросший в открытое столкновение. Закончили на том, что чердак честно поделили на две половины, прочертив углем линию на полу, и клятвенно заверили девочек, что граница "на замке" и никаких покушений на них не будет.

Деревенская ночная романтика, нет скорее вечерняя, уже сентябрь на дворе и темнеет достаточно рано. Сверчок тарахтит где-то за кирпичной трубой, старается изо всех сил, пряный запах свежего сена, сквозь узкое оконце светит полная луна, и совсем рядом девки шепчутся, жаль до них сегодня не добраться. Младшая что-то настойчиво требует от старшей, а та отнекивается и придумывает различные предлоги, чтобы отказать в просьбе, к сожалению, во французском Александр еще не настолько силен, что бы разобрать чего они там… Постепенно перебранка на "девичьей" половине прекратилась, и теперь стали слышны какие-то странные звуки.

– А ну глянь! – толкает его локтем в бок Самойлович, – Днем она свои перси показать не захотела, а теперь соизволила!

Александр приподнялся, принял сидячее положение и был немедленно вознагражден поистине царским зрелищем. Действительно они попеременно с обеда и до вечера уговаривали Анну-Марию показать грудь, но нисколько в этом не преуспели. Платье у девушки было без выреза "декольте", детская в сущности одежка и раздеваться для них девчонка не пожелала – обет у нее. Только здесь во Франции Сашка по достоинству оценил "европейский" вариант женской одежды, не привившийся в среде российского простонародья. При вертикальном положении девицы все чинно-благородно, видна только шея и верхняя часть бюста, но вот стоит ей нагнутся, как сразу положение меняется. Особенно заметно у молоденьких, у них груди еще не обвисли и сплошь и рядом соски как бы невзначай выскакивают наружу. По дороге не раз и не два путешественники останавливались поговорить с местными крестьянками, занятыми стиркой белья и заодно полюбоваться на "открывшиеся перспективы". Молодые женщины и девушки не особенно стеснялись, смотри на здоровье, обычно проблемы начинались, когда возникало желание потрогать руками.

Минут пять они молча любовались открывшейся в лучах лунного света картиной, прямо "Мадонна с младенцем", со скидкой на возраст и габариты конечно. То, что днем только угадывалось, скрытое под полотном одежды, теперь было выставлено на обозрение. Ночная рубашка у Анны-Марии была спущена с плеч на уровень живота, и любопытному взору теперь полностью видны ее прекрасные "персики" с аккуратными пятнами ареол и даже пупок из под складок ткани шаловливо выглядывает. Младшая сестренка, стоя на четвереньках рядом вовсю "использовала" один из молодых и не отвисших еще сосцов по прямому назначению. Вскоре Фигнер не выдержал и стал донимать девчонку расспросами. Та охотно объяснила, что малышку недавно отлучили от груди, в деревне детей зачастую вскармливают долго, иногда лет до 5-ти, если за это время не появятся другие претенденты на материнское молоко. И вот теперь ребенок долго не может заснуть, капризничает, если не дать ему привычной "титьки", пусть даже и пустой. Но видно было, что и самой Анне эта процедура нравится, она даже глаза закрыла от наслаждения. Фигнер немедленно стал уговаривать девицу раздеться полностью и показать все остальное, раз уж сделала первый шаг, то пусть последует и второй. Но здесь его ждал жесточайший облом, девушка обозвала его и заодно и совершенно непричастного к этому безобразию Сашку "похотливыми дурнями" и "козлами" напомнив, что по давней традиции кормилицы могут не скрывать грудь от мужчин в ходе работы. Ну а после заманчивого предложения "посодействовать", ведь ласкать соски губами может не только маленький ребенок, Анна-Мария зло сверкнула глазами и с негодованием отвернулась. Теперь можно было видеть только ее спину, сзади ничего особо привлекательного… подросток, как подросток.

– Нет, ты братец посмотри на нее, кому только такое чудо в жены достанется? – продолжил философствовать обиженный отказом в лучших чувствах Фигнер. И в самом деле, во первых – молоденькая француженка, во вторых – красивая, в третьих – наивная, глупенькая дурочка. Сидит на чердаке с незнакомыми парнями и демонстрирует им свою обнаженную грудь… и в самом деле несмотря на развитые формы в сущности еще ребенок. Редкое явление, обычно им по дороге попадались такие "мамзели" из молодых да ранние, настолько опытные по части секса и прожженные до мозга костей, что можно смело клеймо ставить на них, как на презервативах "Проверено электроникой." Через полчаса все кончилось и сестры спокойно уснули, а вот Александр по старой привычке все никак не мог провалится в "объятия Морфея", постоянно балансируя на границе между сном и бодрствованием.

За полчаса до полуночи снизу неожиданно раздался шум, как будто там или спорили, или даже бранились несколько человек. Сперва Сашка резонно предположил, что чета Фушон чего-то не поделила, но сквозь тонкий настил пола явственно доносились еще и незнакомые мужские голоса, похоже к папаше заявились гости и скорее всего из разряда "хуже татарина". Фигнер тотчас бесцеремонно растолкал Анну, девушка спросонья ответила, сразу же успокоив их. Она сообщила, что это сборщик налогов пришел и сейчас отец его выгонит вон, такое уже случалось на прошлой неделе. Но вскоре все на чердаке вынуждены были проснуться, поскольку даже маленькой девочке, стало ясно, что "сборщик" заявился к Фушонам не один и внизу происходит что-то необычное.

– Посмотри сюда, не иначе теперь во Франции подати собирают натурой?! – Самойлович быстренько расковырял ножом щель между досками и поспешил поделится результатами наблюдений с напарником.

Александр подошел к импровизированному "глазку", внизу прямо на супружеском ложе мамашу Фушон интенсивно "драл", так что кровать под ним трещала, какой-то неизвестный, здоровенный и заросший щетиной мужик, еще как минимум трое ждали рядом своей очереди, а сам хозяин скучал в одиночестве накрепко привязанный к массивному дубовому стулу. Сквозь небольшое отверстие всю обстановку оценить было нельзя, так например было пока неизвестно в точности сколько "гостей" пожаловали, и как они вооружены, но ни малейшего сомнения в сущности происходящего внизу теперь не было.

– Бандиты? – Александр судорожно стал нащупывать рукоятку ТТ под одеждой, оружие оказалось на месте. Затем, стараясь не производить лишнего шума, он кинулся к своему к вещевому мешку, надо проверить и приготовить гранаты.

– Они родимые, а мы Сашка почитай в ловушке! Как же я так опростоволосился! – схватился за голову его напарник, но тут же моментально начал действовать, паниковать было не в его правилах.

Первым делом Марии было приказано следить, чтобы ребенок не закричал и никак не выдал их местоположение. Очень разумная и своевременная мера, поскольку внизу разбойники как раз начали расспрашивать с пристрастием хозяев, куда делись дети, видимо одной бабы на четверых им было мало. Но ни раскаленная кочерга, ни другие не менее убедительные "аргументы" такого же рода на папашу Фушона не подействовали. Мужик, сколько его не прижигали, упорно твердил, что обе дочери заночевали сегодня у родственников в деревне, пытать бабу пока не стали, поскольку она была занята важным делом – сношением с одним из бандитов и судя по всему надолго. Женщина почти не сопротивлялась, предпочитая вероятно иметь дело только с одним "любовником", а не с двумя-тремя сразу. Скорее всего провинциальные "джентльмены удачи" заглянули к фермеру только затем, чтобы утолить голод и поразвлечься, на большую добычу здесь вряд ли стоило рассчитывать.

Сашке было велено контролировать люк, ведущий на чердак, и если что, то сразу бить на поражение. Приобретенный в ходе путешествия опыт однозначно свидетельствовал, о том, что "по-хорошему" с этой публикой все одно не сладить. Сам отец-командир занялся оценкой сложившегося положения и поиском приемлемого выхода, благо мелких щелей в полу хватало – надо было только расширить их для наблюдения. Что до риска быть преждевременно обнаруженными, то здесь им опять повезло – бандиты настолько сильно орали и ругались, да еще и насилуемая женщина периодически кричала. На этом фоне звуки шагов по мягкому сену, шепот и шум производимый режущими инструментом были абсолютно неуловимы, надо было только следить, чтобы щепки и мусор не привлекли внимания собравшихся внизу.

Положение складывалось как в шахматах – патовое. Разбойников, как установил Фигнер, было четверо, но возможно снаружи оставлен еще один на страже у лошадей, ведь судя по вооружению "незваные гости" явились сюда верхом. Если бы с этой шайкой они столкнулись в другом месте, то капитан ни минуты бы не колебался и сразу же пустил в ход револьвер, как тогда у костра. Шесть патронов в барабане, еще столько же в запасном, плюс еще восемь зарядов у напарника давали безусловное преимущество в любых стычках с малыми группами. В самом неблагоприятном случае в ход пошли бы ручные гранаты и наконец холодное оружие.

Проблема была в другом: они не на войне, где такие схватки вещь обыденная, можно сказать повседневная, там принято действовать по "молодецки" – увидел врага и бей не задумываясь о последствиях. Задача у маленькой группы, которую возглавляет капитан артиллерии Фигнер совершенно иная, надо добраться незаметно до Парижа и совершить успешное покушение на императора Франции. Поэтому встревать в различные вооруженные разборки с местными им не с руки, не то слово, скорее даже противопоказано. В случае гибели или даже серьезного ранения одного из членов группы, миссия будет безнадежно провалена, в одиночку шансов добраться до Бонапарта, практически нет. Им не нужен бой честный или не очень, противника, неожиданное препятствие на пути к цели, надо просто уничтожить и обязательно с минимальным риском для себя.

– Сашка, ты часом не сможешь перестрелять их прямо из люка? – вскоре пришла ему в голову мысль.

– Рикошеты в этой каменной коробке будут как в бильярде. Этих гопников я положу, но там еще Фушон и его баба, как с ними? – Александр вовремя вспомнил, об одной очень неприятной особенности своего оружия.

Всем изделие тульского завода хорошо, но вот в качестве полицейского пистолета совершенно непригодно. Как утверждал инструктор в свое время познакомивший Сашку с ТТ, его пуля пробив человека вполне может поразить и следующего за ним и еще черт знает куда после этого улетит, если на войне с этим недостатком мирились, то для гражданского применения такой пистолет оказался абсолютно непригодным. Дом у Фуршонов относительно маленький, стены каменные и тут даже капсюльный револьвер применять опасно – судя по техническому описанию и ему помешают рикошеты, не то что ТТ с его мощным патроном. Как впоследствии оказалось и физически этот замысел Самойловича реализовать было непросто. Дело в том, что в подражание "господам" хозяин не ограничился обычной лестницей с перекладинами, а построил целый пролет со ступенями, как на второй этаж и заодно снабдил это сооружение перилами. Высунутся из люка головой вниз и открыть огонь невозможно – не было обзора, мешали перила. Надо сначала спустится по лестнице хотя бы ступенек на десять и неизбежно привлечь к себе внимание.

– Бить сверху вниз через щели! – предложил было Фигнер, но и это решение не подошло. К великому сожалению все противники, кроме одного, занятого на постели с женщиной, на месте не сидели. Бандиты то открывали сундуки и рылись в вещах, то выбегали на улицу в погреб за вином и закусками. Процесс потребления хозяйских запасов шел безостановочно, а поскольку выпивка сопровождалась обильной закуской. то скорых результатов действия вина ждать не следовало.

– Не пойдет, а если они в ответ по нам начнут прямо через доски садить? – и Александр глазами указал напарнику на Анну-Марию в углу, где побледневшая как полотно девочка прижимала к себе младшую сестренку. Он, Сашка согласен рискнуть, тем более, что ему постоянно везет, но вот девки… да и те двое заложников внизу… их за что подставлять?

Действительно, у каждого из разбойников как минимум при себе три ствола, и они в любой момент могут выскочить прочь из дома, выйдя таким образом из сектора обстрела. Непонятно так же, что делать с тем, кто устроился на женщине, выпущенная сверху пуля может поразить обоих. Осталось единственное возможное действие, спустится вниз и в открытую взять их в "ножи". Вот только против коротких клинков у Сашки и Фигнера разбойники располагают длинными – палашами и саблями, так что расклад получался не очень хороший. Эффекта внезапности нет, более того вниз придется сходить поодиночке на виду у противников – лестница узкая. Был еще один вариант, самый верный и надежный но одновременно и самый подлый: сидеть и ждать, когда те "гости" внизу насытятся вином и женским телом и уйдут прочь. Но о нем даже думать не хотелось…

– Кабы заставить их по одному наверх подняться? – ломал голову Самойлович, но пока ничего придумать ему не удавалось.

Время шло, внизу бандиты виртуозно материли сообщника, им тоже хотелось секса. Испуганная Анна-Мария прижалась сзади к Сашке, словно к некой опоре и защите в этом мире. Девчонку, что называется трясло, скорее всего даже не дрожь у нее была, а мандраж. Александр, улучив минуту оглянулся и толкнул слегка девушку, пусть придет в себя, а то вибрация предается ему, даже рука с пистолетом трясется. Минут на десять подействовало, а затем снова началось "дыр-дыр-дыр", словно внутри у девчонки скрыт небольшой, но мощный перфоратор. Анна между тем переместилась, потихоньку пристроилась сбоку-слева, заглядывает исподтишка в лицо. От вчерашней смелой девицы-кокетки, сильно бившей Сашку по рукам ничего не осталось, теперь в наличии только смертельно испуганный ребенок, глаза так и просят: "Спаси меня!" Только Александр хотел было ее успокоить и ободрить, как вдруг раздался звук, точно воду из чайника выливали, подозрительно зажурчало совсем рядом под боком.

– Ты?! – он пихнул локтем в бок девчонку, но та замотала головой в ответ. Оказывается не она, а младшая сестра от испуга обмочилась, или может быть Анна-Мария ее слишком сильно сдавила когда в руках удерживала. Рот малышке старшая надежно закрыла, а вот другую дырочку не смогла, впрочем физиология такова, что ее и невозможно руками заткнуть.

Секунду другую Сашка в белом свете луны наблюдал, как медленно растекается большая лужа, надо же, а девочка по виду совсем маленькая, почки, что ли в чрезвычайной ситуации работают интенсивнее… И тут до него дошло, что пол на чердаке дырявый и вскоре эта специфическая влага, которую ни с чем не спутаешь, польется вниз, прямо на головы той компании, что жрет за хозяйским столом халявный окорок, запивая даровое угощение крепкой виноградной водкой.

– Быстрее вытирай!!! – чуть не заорал он в ухо опешившей девице, но вовремя сдержался от крика. Кое-как, найденной рядом ветошью, соломой и отчасти мокрой рубашкой снятой с малышки утечку они все же ликвидировали.

– Что там у вас? – отвлекся Фигнер, прикидывавший как бы незаметно разобрать крышу, чтобы вылезти наружу, в маленькое чердачное окно человек определенно не проходил. Александр объяснил, и напарник, сочтя происшествие несущественным, только махнул рукой, вернувшись к старому занятию. Однако последствия этого маленького и смешного инцидента были куда значительнее…

Устав следить за проемом люка, Сашка провертел самым кончиком ножа небольшую дырку, не любопытства ради, а исключительно для наблюдения за возможными подходами и как оказалось вовремя. Опоздай он немного и положение бы сильно осложнилось, а так необходимая информация поспела вовремя.

Несколько капелек желтоватой жидкости все же просочились вниз и угодили прямо на нечесаную шевелюру одного из разбойников. Тот, почувствовав влагу, пригладил волосы рукой, понюхал ладонь, втягивая запах большими ноздрями, и сразу же на эвероподобной и давно немытой физиономии заиграла гаденькая ухмылка. Стараясь не привлекать внимание сообщников, он бочком-бочком потихоньку двинулся в сторону лестницы на чердак, расположенной у задней, глухой стены дома.

– Жак, поросенок, ты куда собрался? – немедленно остановили его собутыльники, только что "приговорившие" одну бутылку виноградной водки, и теперь взявшиеся за вторую.

– Хочу под крышей прошарить, мало ли еще какое добро Фушон там прячет! – уклончиво заявил Жак, не желая делить девок с сообщниками. Он первым их оприходует, а остальные уж пусть потом наслаждаются.

– Да х… на него, сперва давай допьем вторую! – задержали его приятели, и пришлось на время покориться, слишком сильное рвение неминуемо вызвало бы подозрения, пошли бы расспросы, и тогда вряд ли вышло задуманное.

Судьба, судьба-злодейка загнавшая Сашку с Фигнером в ловушку на чердаке фермерского дома сама же и подкинула им ценный бонус. Через несколько минут Жак полезет наверх и теперь надо решить одну задачу – сделать так, чтобы он остался здесь навсегда, но при этом не привлечь внимания его соратников. Вряд ли бандит сунется в незнакомое помещение "дуриком" без проверки – не настолько он пьян, а поднявшись по лестнице человек поневоле упрется лицом в скат крыши, поэтому должен будет обернуться и обязательно осмотрит весь чердак. Каким-то образом надо сделать так, чтобы Жан или как его там на самом деле, не заметил никого из собравшихся наверху, по крайней мере, пока стоит ногами на лестнице. Вроде бы неразрешимая проблема, но Самойлович нашел оригинальный, единственный правильный выход, не совсем красивый и "благородный" правда, но жизнь отнюдь не рыцарский роман. Здесь противника не вызывают на поединок с раскланиванием и самурайскими церемониями, а все больше норовят ударить первым и неожиданно – так больше шансов на успех.

Минута и Анна-Мария насильно усажена под окном, там, где лучше всего освещено. Пошла вторая, и ночная рубашка с девчонки безжалостно сдернута, за подол и вверх, только швы треснули с сухим щелчком. Девица пискнула мышкой и попыталась прикрыть наготу, но ее весьма грубо заставили убрать руки, и помогли раздвинуть колени, обалдевшая от такого обращения Анна почти не сопротивлялась, покорно выполняя все требования. Еще минута – Фигнер, Сашка и младшая сестра Анны-Марии поспешно прячутся в темном углу, справа от проема люка. Это не случайность, и не прихоть, а тонкий расчет – дезертир, судя по одежде, представляющей смесь гражданского платья и военной униформы, должен разворачиваться через левое плечо. Всех, кто поступает иначе, принято наказывать, как в "демократической" армии Наполеона, так и в "палочной" российской. Успели вовремя, за четыре минуты, только они убрались в укрытие, как лестница натужно заскрипела под тяжелыми коваными сапогами.

– Ы-ы-ых!!! – только и выдохнул разбойник, стремглав бросившись к окну, где его ожидала девушка.

Вышло как задумано, Фигнера с Сашкой, и тем более маленькую девочку Жан не увидел, его взгляд был сразу прикован к Анне-Марии. Фигурка у девчонки действительно потрясающая, а уж поза такая, что соблазнит даже упертого в женоненавистничестве монаха-аскета. Согнутые в коленях ножки разведены далеко в стороны и женское естество, обычно тщательно скрываемое от посторонних глаз, призывно распахнуто, словно приглашает войти. Сашка и сам залюбовался, благо даже в лунном свете все было прекрасно видно, растительности у девчонки в паху почти нет, только редкий, почти незаметный темный пушок. Презентация вышла великолепная, куда там холодным глянцевым сукам из Плейбоя, тех сколько не подбривай и не гримируй, все одно на снимках выглядят раскрашенными куклами. Единственный неудачных штрих, отчасти портящий великолепную картину – соленые слезы неудержимо катятся по кукольному личику девчонки, оставляя заметные, влажные следы-дорожки на щеках. Но до этого ли распаленному похотью бандиту – срывая с себя пояс, штаны и побросав оружие, он просто летел стрелой, скорее всего ничего вокруг кроме маячившего впереди полураскрытого женского полового органа Жак не замечал.

Чуть-чуть он не успел, клинок подоспевшего сзади Фигнера ударил точно между ребер, пронзил сердце и разбойник мягко повалился, придерживаемый за шиворот невидимым врагом на землю. Причем головой Жак угодил точно между прекрасных ножек Анны, кажется даже слегка ушиб девушку, та едва успела отодвинутся назад в последний момент, игра слов – "лбом в лобок". Это уже несущественные мелочи, одного ликвидировали, но остаются еще трое, рано или поздно они заметят отсутствие сообщника. Труп совместными усилиями быстро задвинули в дальний угол, предварительно подложив под него сено и тряпки, чтобы кровь не протекла вниз и раньше времени не встревожила остальных.

Теперь надо как-то завлечь наверх оставшихся противников. Один по прежнему изо всех сил "дрючит" хозяйку и слезать с нее не намерен, двое других шатаются по дому и периодически бранят "секс-рекордсмена", им после выпивки тоже хочется бабы, вот на этом их и решено подловить. В это раз без стрельбы не обойтись, поскольку на чердак скорее всего кинутся сразу двое. Цели распределили так: того, что появится в люке, полностью возьмет на себя Фигнер, а вот второго Сашка должен "снять" прямо на лестнице, для этого он спешно готовит отверстие, по замыслу "рикошето-опасные" пули ТТ должны уйти вниз в земляной пол. Приготовления закончены, но беда – те два деятеля, похоже, о своем Жаке совсем забыли, надо им как-нибудь ненавязчиво напомнить и пригласить наверх. Лучше всего если это сделает девушка, судя по всему, господа внизу сильно жаждут попасть в общество "прелестных созданий".

Фигнер попытался заставить Анну-Марию закричать, но тщетно, девчонка только бессильно хрипела, жестами показывая, что голос у нее "отнялся". И не такое от сильного испуга бывает, он уж прикидывал, не кольнуть ли Анну слегка кончиком ножа в ляжку, но жалко было портить такую великолепную фигурку. Она по-прежнему беззвучно льет слезы, да прикрывается разорванной впопыхах ночной рубашкой, судя по всему девица "приманкой" свое уже отработала сполна и более послужить не сможет.

– Черт, ну я и дурак! Сашка дай сюда младшую!

Александр удивился, но приказ выполнил передав напарнику девочку, одеть которую все никак руки не доходили, хотя в голове давно такая мысль билась, как бы не простудилась часом. Затем события развивались быстро, как в дурном голливудском боевике. Самойлович сделал "очень страшное лицо – щас съем", и без того напуганный ребенок заверещал, так как это умеют только маленькие девочки, одним тоном на высокой частоте. Внизу после этого вопля началась форменная катавасия, женщина закричала, видимо в панике, испугавшись, что насильники доберутся до дочерей: "Анна беги!", а бандиты радостно встрепенулись и оставили спиртное и копченое сало в покое: "Девки!!!"

Сашка едва успел занять назначенную позицию, как на лестнице уже снова бухают тяжелые драгунские сапоги. Эти двое оказались не в пример умнее своего незадачливого сообщника, и действовали более осмотрительно.

– Эй Жак, где ты там? – громко окликнул отсутствующего один из них, по виду наиболее опытный, годами старше и со шрамами от сабельных ударов на лице, скорее всего вожак банды, и не дожидаясь ответа сразу же выдернул из-за пояса длинный кавалерийский пистолет.

– Свинья, боров хитрожопый, не хочет с товарищами целками поделиться? Сыновей у Фушона дома нет, неужто девки малые нашего Жака задавили? – наивно предположил его сообщник.

– Доставай свои пушки, не по нраву мне сие! – скомандовал главарь и оба осторожно направились наверх, дело приняло серьезный оборот, было слышно, как разбойники поспешно взводят курки и готовят свое оружие к стрельбе.

Скрипят ступени, шаг, еще шаг, в проеме люка показывается сперва ствол пистолета, затем еще один и кончик макушки, опытный враг медленно движется спиной вперед, его не поймаешь на ту самую уловку, что недавно сгубила простака Жака. Но на Александра и его напарника работает сама природа, они уже давно сидят в полумраке, а вот вошедшим из ярко освещенной свечами комнаты потребуется некоторое время, чтобы глаза адаптировались к такой перемене. Эти жалкие, почти неуловимые мгновения все и решили… Выстрелы в замкнутом пространстве ударили оглушительно, квадратный проем озарился огнем, словно на краткий миг открылась дверь адской печи. Бандит, будучи смертельно раненым все же успел разрядить свои пистолеты, но прицелится у него не было времени – револьвер Фигнера на два выстрела главаря ответил тремя. Пока напарник занимался люком, Александр сумел дважды точно поразить противника, стоявшего прямо под ним на лестнице, один раз голову, другой в спину – не такое уж простое занятие, учитывая, что врага он видел лишь частично, через небольшую щель и фактически пришлось действовать вслепую. Отстрелялся по ним успел только один супостат, и то похоже его пули ушли вверх в небеса, по крайней мере свиста Сашка не услышал. Мимолетный взгляд через плечо, как там девчонка – все в порядке, ни ее, ни мелкую свинцовые шарики не зацепили. Плачут только, не скорее даже ревут девушки от страха, и что-то Анна-Мария все никак не оденется, вместо этого закутала в свою рубашку сестренку.

Еще звенит в ушах отзвук недавних выстрелов, в горле першит от едкого порохового дыма, а Александр уже бежит вслед за Фигнером вниз, там остался еще как минимум один противник. У самого люка неожиданно удается перехватить глоток свежего воздуха, одна плитка черепицы полностью исчезла, разбитая на мелкие кусочки пулей, образовалась дыра в которую можно свободно просунуть руку. На полдороги неожиданное препятствие – тело главаря, сложившись пополам скатилось вниз прямо на труп второго бандита образовав непроходимый завал, приходится Сашке прыгать через перила, прямо на обеденный стол, хрустит посуда под ногами.

С последним противником помогла разобраться его жертва – мамаша Фушон, просто неоценимый вклад внесла баба. Женщина быстро смекнула, что происходит и изо всех сил вцепилась в насильника, обхватив его руками и ногами за поясницу, надо полагать силы у крестьянки, постоянно работающей в поле, были – это не городская изнеженная белоручка. Здоровый мужчина конечно бы сумел сбросить такую обузу и добраться до оружия, но для этого потребовалось время… а Фигнер с ножом подоспел быстрее. Точный удар кулаком в висок временно "отключил", пытающегося освободится из вдруг ставших нежелательными объятий бандита, а затем его технично зарезали как барана, предварительно оттянув за волосы голову назад – чик по горлу острым лезвием кинжала и все закончилось. Так быстро и бесславно прямо на женщине, во время любовного акта и погиб последний из членов маленькой разбойничьей шайки. Тяжелый к слову оказался мужик, больше центнера весом, как он только "мадам Фушон" ребра не переломал в процессе столь грубого соития – уму непостижимо, но синяков ей набил немало, долго потом бедная страдала.

– Хотел сперва заколоть мерзавца, как того первого наверху, но побоялся бабу клинком задеть. – пояснил напарник подошедшему Александру и тут же накинулся на стоящего в замешательстве помощника, – Чего рот разинул? Возьми на прицел дверь и окно, кабы еще на стреме у них кого не было!

Сашка немало подивился тогда, как капитан ловко с ножом обращается, ведь вроде нигде офицеров такому "подлому" или "воровскому" искусству не обучают. Тот же штабс-капитан Денисов, уж каким опытным фехтовальщиком был, но коротким клинком пользоваться не умел. Александр, конечно, некоторые несложные приемы и финты к тому времени знал, но до такого высокого профессионализма ему было как до луны. Позднее секрет открылся, оказывается напарник, готовясь к покушению, не один месяц тренировался на бойне, отрабатывая удары и осваивая необходимую технику самоучкой, отчасти в этом непростом деле помогли навыки савата и фехтования. Пока Сашка контролировал дверь, Фигнер не торопясь разрезал веревки у папаши Фушона, сменил барабан в револьвере и затем втроем они отправились обследовать двор. Здесь обошлось без происшествий, часовых бандиты не оставили, зато под навесом в ходе разведки обнаружили пяток вполне приличных верховых лошадей. Животных расседлали и бережно укрыли попонами от ночной прохлады, Фушон положил им в кормушку свежего сена, и вылил в поилку несколько ведер чистой воды, набранной из колодца, но судя по всему, кони в отличие от хозяев-разбойников были сытыми и к предложенному угощению не притронулись. Осмотрев территорию хутора и его окрестности, и не обнаружив более ни одного противника, троица вернулась в дом. А там их встретили плач, крик и стон, Анна-Мария с сестренкой пытаются спуститься вниз к матери, несмотря на категорический запрет Фигнера, но не могут это сделать по тем же причинам, что и ранее Сашка, а прыгать с высоты боятся.

– Иди принимай девок! – коротко распорядился Самойлович и не удержался, налил себе из оставленной на столе бутылки маленькую стопочку – надо снять неимоверное напряжение, более в эти сутки он к спиртному не притрагивался, и своему напарнику запретил употреблять.

Александр осторожно принял и затем передал в руки жены хозяина, успевшей к тому времени одеться, сперва младшую дочку, а затем прямо в его подставленные руки сверху, точно козочка спрыгнула и Анна-Мария. Нельзя сказать, чтобы прижимать к себе молодую обнаженную девушку было неприятно и обременительно, какая все же у нее гладкая шелковистая кожа… у Сашки даже некий орган снизу чуть было не воспрянул от такой нагрузки, явно желая оказать помощь рукам, но обошлось, а то бы не миновать неприятного объяснения. Слезы, рыдания, крики, объятия… смущенный Фигнер, как мог заверил Фушонов, что "обет не нарушен", Анна с ними осталось девушкой, а почему гуляет в костюме праматери Евы – так это чисто технические нюансы. Выглядело это оправдание немного коряво и не очень правдоподобно, но хозяева на радостях поверили, тем более, что девчонка слова Самойловича подтвердила.

Потихоньку-помаленьку страсти улеглись, тела погибших в короткой стычке бандитов мужчины вытащили на улицу, и прикрыв первой попавшейся под руку рогожей, сложили у беседки, подальше от коновязи. Лошади обычно не любят запах свежей крови, и как правило нервно реагируют на такой раздражитель. В доме хозяйка присыпала свежим песком пол, скрыв подозрительные темные пятна, а вот ступени чердачной лестницы придется долго скоблить ножом, красная жидкость успела глубоко впитаться в дерево – эту работу оставили на следующее утро. Разбросанные ночными незваными гостями белье, одежда и прочие вещи вернулись в сундуки, а уцелевшая посуда – в старый кухонный шкаф. Постепенно все следы былого варварского разгрома исчезли, и вскоре о происшествии напоминала только всхлипывающая Анна-Мария, которая все никак не могла успокоиться, как не утешали ее мать и сестра. Сама "Фушониха" в первый момент тоже попыталась немного повыть и поплакать, но муж ее быстро урезонил, стукнув для порядка мозолистым кулаком по столу.

– Чего стонешь, чай не девочка – не впервой? Дети и скотина целы, заначку грабители не нашли! – с крестьянской суровой прямотой обрушился на нее папаша Фушон. Однако вскоре и сам суровый отец семейства немного "размяк", и пожалев женщину сбегал куда-то на улицу и приволок большой, литра на три, кувшин с ароматным содержимым. Глинтвейн или "горячительное" вино – напиток довольно дорогой, занимающий весьма видное место в жизни крестьянина. Продукт покупной, его более или менее искусно изготовляют бакалейные торговцы и содержатели питейных заведений и кофеен. Составляют его из хорошего виноградного вина, а так же сахара, корицы и разных пряностей. Глинтвейн, по мнению искушенных знатоков, согревает и утешает лучше всех настоек или водок, известных под названием: ратафии, зверобоя, перцовки, черносмородинной, желудочной настойки, анисовки, солнечного спирта и прочего. "Горячительное" вино встречается во Франции повсюду вплоть до самых границ и соседней Швейцарии. На Юре, в диких горных уголках, куда иной раз забредет настоящий турист, содержатели гостиниц, доверяясь словам коммивояжеров, именуют этот, кстати сказать, превосходный продукт "сиракузским вином", и всякий, кто нагуляет себе волчий аппетит, поднимаясь на вершины, с великим удовольствием заплатит три-четыре франка за бутылку "горячительного". Морванские, бретонские и бургундские жители рады любому предлогу – пустячной боли, незначительному нервному расстройству, только бы выпить лишнюю рюмочку любимого "горячительного". Женщины во время, до и после родов запивают им посыпанные сахаром гренки. Глинтвейн, как неуемная роскошь, разорил много крестьянских семейств. И не одному мужу приходилось "поучить" руками жену, пристрастившуюся к этому напитку.

В другое время скуповатый по натуре крестьянин не стал бы потчевать супругу, детей и гостей таким изысканным вином, но после пережитого потрясения это было оправданно. Чашка-другая пряно пахнущей жидкости привели в должный порядок и мать и старшую дочь, и даже младшей налили, совсем немного с наперсток. Сашка тоже было захотел отведать сельского деликатеса, но вредный Фигнер ему не дал.

– Тебе братец пить на ночь вредно! Соизволь-ка сходить на чердак и поищи там, сам знаешь что. – вовремя одернул сунувшегося к вину напарника капитан и протянул ему фонарик.

Добрый час пришлось Александру ползать на четвереньках по необструганным доскам настила в поисках стреляных гильз. Такие следы оставлять, да еще в жилом доме, где их случайно могли найти, определенно не стоило. Фушон вряд ли побежит закладывать властям спасителей, скорее всего он будет молчать. Но высокотехнологичное изделие 20-го века может попасть в руки кому-нибудь еще… Одну гильзу он нашел почти сразу, а вот за второй пришлось пострадать, с большим трудом удалось отыскать ее и выковырнуть из щели между досками, где застрял этот крохотный полый латунный цилиндр. Пока Александр ползал по чердаку и разглядывал различные темные уголки, куда могла бы закатится гильза, то поневоле прислушивался к разговорам внизу, Самойлович без особого труда уговорил папашу Фушона не обращаться к властям, как тот первоначально намеревался. Но скорее всего мужика убедил не он, а наиболее веский аргумент – тот, что находился в данный момент у коновязи под навесом. Три лошади из пяти, оружие, вьюки с награбленным на большой дороге добром и прочие полезные в хозяйстве мелочи, вроде крепких сапог. Все это буквально свалившееся на голову имущество жадный крестьянин счел достаточной компенсацией за насилие над женой, испуг детей и собственные ожоги от раскаленной кочерги.

– На рассвете свезу эту падаль в лес и сброшу в овраг, хрен кто дознается! – клятвенно пообещал Фушон, прикинув, что так поступить безусловно выгоднее. Ведь жандармы все отберут, вплоть до последнего паршивого пистолета за десять франков.

Остался только еще один спорный момент, как бы мужик, или кто-нибудь из его семейства не сболтнули, что видели многозарядные пистолеты у двух прохожих, заночевавших у него в доме. Но с другой стороны "многозарядный" в местном понимании однозначно означает "многоствольных", до других вариантов техника еще не дошла. Подобное оружие не такая уж редкость, у перебитой ими шайки в арсенале среди прочих был и один небольшой двуствольный пистолет английской работы – известная фирма, если судить по клейму, то так называемая "малая дорожная модель". Такие игрушки, обычно избегаемые военными из-за высокой стоимости и ненадежности, весьма ценятся, как у путешественников, так и у "романтиков большой дороги". Добавим еще, что он выстрелил из ТТ дважды, а его напарник выпустил из револьвера только три заряда – по современным для 1800-х годов меркам не бог весть какая запредельная скорострельность, да и селяне в оружии разбираются слабо. Прикинув и просчитав в уме все возможные варианты и придя к следующему умозаключению, Сашка окончательно успокоился, скорое разоблачение им по этой части определенно не грозило. Спрятав гильзы в карман и убрав туда же фонарик с ручным генератором, он не спеша спустился в дом и занял место за столом.

Детей к тому времени уже уложили на единственной кровати в доме, где обычно помещался хозяин с супругой. Спящая Анна-Мария трогательно обняла младшую сестренку, а на лице у девочки застыло выражение счастья, как все же мало бывает нужно иногда людям от жизни. Взрослые в ту ночь уже не легли, бодрствовали до рассвета, как бы еще кто-нибудь нехороший в гости не наведался. Маленькая группа, напавшая на одинокий хутор, вполне могла оказаться небольшим разведывательным отрядом или частью большой банды, вроде той у Романа и теперь следовало опасаться акции возмездия со стороны соратников уничтоженных разбойников. Пока сидели, то от нечего делать разговаривали, точнее говорил в основном хозяин, Фигнер лишь слушал и иногда вставлял слово-другое. Александру же с его прикрытием "под дурака" и вовсе встревать в беседу не полагалось.

Оказалось, что Фушон в прошлом городской житель, но в годы революции перебрался в деревню, в то время в сельской местности было спокойнее. Сперва он попробовал свои силы на госслужбе, так проработал некоторое время школьным учителем в Бланжи, но потерял это место вследствие дурного поведения и своеобразных взглядов на народное образование. Он больше помогал ребятишкам делать из страниц букварей кораблики и петушков, нежели обучал их чтению. А когда ученики воровали фрукты, бранил их так оригинально, что его наставления могли сойти за уроки, как перелезать через заборы. В Суланже до сих пор пересказывают его ответ опоздавшему в школу мальчугану, который пробормотал в свое оправдание:

– Да я, господин учитель, гонял по воду теленков.

– Надо говорить: "телят", животная! Не преуспев нисколько в учителях он пошел в почтальоны. На этом посту он ежедневно подвергался выговорам. То забывал письма где-нибудь в кабаке, то подолгу таскал их в своей сумке. Подвыпив, бравый почтальон относил письма, предназначавшиеся одному селению, в другое, а в трезвом виде читал их. Поэтому его скоро уволили. Не преуспев на государственном поприще, Фуршон в конце концов обратился к производственной деятельности. В деревнях предприимчивые крестьяне вдобавок к сельскому хозяйству всегда занимаются каким-нибудь ремеслом, и таким образом все они как будто находят дополнительный источник честного существования. Он принялся за кустарную выделку веревок, ибо этот промысел требует самых ничтожных предварительных затрат. Алчность казны, установившей налог на окна и двери, теряет всякую силу для производства, действующего под открытым небом. Сырье берется взаймы и возвращается в виде готового изделия. Откуда у него хутор? Известная история, здешний монастырь в годы Конвента полностью "раскулачили", а у Фушона как раз дядя-лавочник помер и оставил ему небольшое наследство. Хватило на несколько арпанов бывшей церковной земли, еще немного угодий дали за женой в приданное. Он в течении трех лет собственноручно выстроил дом, беря материалы то там, то здесь, получая подмогу то от того, то от другого, потаскивая из разрушенного монастыря камень, кирпич и всякий ненужный хлам или выклянчивая его. Старую дверь садовой беседки, разобранной для переноски на другое место, он приспособил к своему коровнику. Окно взял из прежней уничтоженной теплицы. Спасенный от солдатчины, старым приятелем сыном общественного обвинителя в местном департаменте Фуршон, покончив с постройкой дома и устройством виноградника, тут же и женился. Двадцатипятилетний парень в ту пору, свой человек в деревне, в меру плут, только что сумевший добыть изрядный кусок земли и слывший хорошим работником, сумел выставить в благоприятном свете свои отрицательные достоинства и заполучил в жены дочь фермера из баронских владений, расположенных по ту сторону бывшего монастырского леса.

Крестьянин пожаловался, что негде пасти коров и прочий скот, приходится постоянно совершать потравы на господских и казенных лугах. Выручают только дружеские связи с достойными людьми из числа сельских стражников или помещичьи сторожей, последним даровая выпивка в нужный момент затуманивает зрение и умеряет служебное рвение. Коровы, привязанные на длинных веревках, при первом же окрике послушно возвращаются на вытоптанное общественное пастбище, нисколько не сомневаясь, что по миновании опасности смогут продолжать даровую трапезу на соседском "господском" лугу. Рожь и пшеницу в этой местности пейзане сроду не сеют, выручает виноградник, истинный кормилец и источник крестьянского благосостояния, вино всегда в цене. Если год неудачный, то приходится подбирать колосья после жнивья на чужих полях и остатки неснятого винограда на кустах, но во Франции этим даже зажиточные крестьяне постоянно занимаются, а к последним Фушон себя не причислял. Все верно, глухая провинция, края бедные и скудные, совсем так та тмутаракань где несколько лет тянул солдатскую лямку Сашка. Здесь уже нельзя использовать землю так же, как в близких к столице поместьях, сельскохозяйственной продукции которых обеспечен верный сбыт в Париже. Здесь нельзя рассчитывать на твердый доход от долгосрочной аренды, от сбыта продукции, чего обычно не без труда но добиваются разбогатевшие арендаторы других департаментов. Такие фермеры приезжают в собственных кабриолетах и сами привозят очередные взносы кредитными билетами или же поручают уплату своим комиссионерам на Центральном рынке Парижа.

Ночь долгая, закончив с экономикой и местными сплетнями, собеседники плавно перешли на политику. В первую очередь конечно говорили все об одном о том же человеке, уже давно ставшем для одних предметом обожания, а для других искренней ненависти. В глазах народа Наполеон, неразрывно связанный с народом миллионом солдат, все еще остается королем, вышедшим из недр революции, человеком, который отдал народу национальное имущество. Его коронование было освящено этой идеей, но бесконечные войны, континентальная блокада и главное – постоянные рекрутские наборы разоряли страну. Особенно страдали крестьяне, в городах из-за многолюдства как-то этот бич был менее заметен.

– На кой черт мне эта Польша? Пора нашего императора остановить, он совсем свихнулся! – негодовал раскрасневшийся от выпитого вина Фушон, – Одного сына у меня уже забрали, второй не стал дожидаться и ушел в город… Кабы парни были со мной, так поди грабители и не сунулись сюда.

Фушон принялся рассказывать, подробно объяснять какими способами местные аборигены "косят" от почетной службы отечеству. Это городские богачи могут выставить заместителя, а здесь у людей лишних денег нет. Намедни он ходил со своим подручным продавать помещику веревки. Его в замке все давно знают, а вот помощника, соседского мальчишку барин, отставной генерал и его супруга увидели впервые, и мальчик привлек внимание помещика.

– Из него выйдет превосходный солдат, – заметил тот. – Парень прошел хорошую подготовку. Я вытерпел не меньше его, и вот видите, каков я стал!

– Извините меня, господин генерал, я нигде в казенных книгах не записан, – ошарашил старого вояку мальчуган, – Мне не тянуть жеребья. Мамка-то моя невенчанная с родителем, и родила она меня в поле. Значится, мамка-то укрыла меня от солдатчины. И Мушем я только так зовусь, могу зваться и по-другому. Когда подрасту до жеребьевки, пойду бродяжить по Франции! Меня не изловишь!

* * *

– Вот так наш прострел генерала посрамил! – воскликнул мужик и добавил, что с 1800 года пошло такое поветрие, некоторые семьи брак не оформляют, укрывая своих отпрысков от солдатчины, но это самые бедные, есть и другие способы. Одни, чтобы избежать солдатчины, выбивали себе зубы, другие отстреливали или рубили указательный палец, третьи скрывались в леса.

Большую часть ночи они караулили втроем, женщину все же уговорили лечь спать вместе с детьми. А ближе к утру, когда нестерпимо клонит в сон, решили все же перейти на схему "2+1", когда двое бодрствуют, а один отдыхает. За полчаса до рассвета пришло время расслабится и для Александра, за столом спать чертовски неудобно, на земляной пол не ляжешь, а лавок у Фушона в хозяйстве не было заведено.

– Ложись на кровать с краю. – предложил хозяин, и в самом деле девчонки завернулись в одеяло, он им никак не помешает…

"На войне засыпал как убитый, правда мало я спал на войне…" – строка из неизвестной песни, но это не про Александра, он все эти годы после перемещения в "чужой век" можно сказать, что вообще не спит, лишь иногда отключается на считанные минуты. Полезная привычка, пару раз она ему спасла жизнь, и неоднократно выручала от различных неприятностей.

Между сном и явью, сумеречное состояние – реальность иногда смешивается с причудливыми обрывками сновидений и трудно понять, что вокруг происходит. Например, какое сейчас время года? От пола тянет прохладой, но не холодом, значит осень, а может быть и весна… Где он находится, а поди разбери, все в голове перемешалось реальность пополам с какими-то кошмарами, в старые добрые времена достаточно было включить свет и наступала определенность. Протянутая рука Александра упирается слева в человеческую плоть: женщина, нет скорее если судить по запаху и молодому, пахнущему молоком дыханию – девушка…

Глаша, любимая… это она, какой дурацкий сон однако приснился, никогда ведь он никаких сновидений не видел, а тут целая эпопея. Как будто его жену зверски прикончил местный помещик, и чтоб ему отомстить Александр отправился во Францию для покушения на Наполеона с этим как его… Фигнером, что ли, что это еще за черт? Нет, это определенно бред – ночной кошмар созданный разыгравшимся воображением на основе когда давным-давно просмотренных псевдо-исторических фильмов таких как "Анжелика – маркиза ангелов". Его благоверная Глашенька, а так же и свояченица давно не крепостные, он их сам лично выкупил, да и за что ее убивать – ведь девчонка мухи в жизни не обидела. Пока одна его длань обследовала соблазнительные женские формы, вторая как бы сама отправилась за пазуху и там – холодный металл. Пистолет… какого черта… вспомнил – ему же завтра ехать в Москву вместе с Денисовым, обычно он всегда держит оружие под подушкой, а тут похоже забыл, может быть задремал прямо в одежде, с ним такое случается.

В какой-то неуловимый момент у Александра как бы произошло "замещение", события последних месяцев представились сном, игрой воображения, словно их и не было вовсе. Воображаемая, мнимая реальность полностью вытеснила из его сознания настоящую, и сон стал явью. Он стал прокручивать в голове детали предстоящей поездки, вспоминать, все ли что нужно подготовил. Так теща заранее снабдила его длинным списком различной дребедени, которую надо приобрести для домашнего хозяйства: от "женского" мыла ценой 30 копеек фунт, до каких-то булавок и иголок, велено было посмотреть почем нынче полотно, подходящее для пеленок.

– Зачем пеленки матушка? – подивился тогда унтер-офицер, как минимум года два-три детей у них с Глашей не будет, разве что, теща – себе кого-то завела и снова рожать собирается…

– Тьфу на тебя охальник! О твоих внуках забочусь. – угадала его мысли женщина, и отвесив непутевому зятю шуточный подзатыльник, расхохоталась, она давно уже посвятила себя исключительно дочерям, больше после утраты супруга в этой жизни у нее никого не осталось.

А вот Глаша ничего купить не наказала, забыла за различными заботами похоже, слишком она у него еще молодая и неопытная… Сашка несколько минут прикидывал, разбудить жену и спросить или нет. Он не решился, слишком уж ровное и легкое у нее, почти детское дыхание, грех тревожить такой безмятежный сон.

Стоп, а где же Машка, ведь рядом была, куда она делась?! Паническая мысль на секунду другую пронзила ледяной иголкой сознание, он пошарил рукой за Глашей и успокоился, здесь она негодница такая. Почему не с ним, так она ночью "до ветру" из избы выбегала и вернувшись легла на другой край кровати. Окончательно успокоившись, он осторожно потрогал, поласкал грудь спавшей рядом жены, стараясь нащупать через ткань ночной сорочки небольшие, почти детские соски. Странное дело, в последний раз когда он это проделывал, ощущения были другие, тут груди по размеру что-то вроде "персика" или даже среднего "апельсина", а тогда на Псарском пруду Глашенька померяла свой бюст и разревелась – он неловко утешил, что "вырастет еще". Скорее всего связано с тем, что там она стояла, а здесь лежит на спине, другая поза и мышцы расслабились – в анатомии Сашка надо сказать был не силен и не стал докапываться до причину странного феномена. Кто это еще может быть – только Глаша, вот и Машка за ней пристроилась, прижалась к теплому боку сестры, можно и ее нащупать, спит как убитая, только носиком сопит простуженно. И одеяло с него стянули полностью без остатка, чтоб укрыть получше это вечно мерзнущее по ночам, мелкое и весьма пакостное "сокровище".

В какой-то момент у него возникла идея заняться с Глафирой любовью, но накануне девчонка уже и так сильно "пострадала", и поэтому он решил ее сегодня поберечь. Что поделать, проклятый деревенский консерватизм, девки готовы терпеть боль и неудобства, но чтоб было "по-людски". Дарья дочку обычно потом утешает: "Живот на живот – и все само заживет", что поделать традиция, черта с два сломаешь. Любые новации по части секса однозначно воспринимаются негативно, чуть что, так сразу начинается скандал и слезы: "Экий срамник, экий кобель!", или как вариант: "Грех-то какой Сашенька, прости господи". Прошлым вечером Александр попытался заставить жену лечь с ним спать обнаженной. Не преуспел, какое там, Глаша руками замахала как вертолет лопастями, или ветряная мельница крыльями – "срамно, срамно". Начал он тогда ее как ребенка уговаривать и упрашивать – смотри: окна в доме занавешены, дверь на крючок заперта. Никто из посторонних его застенчивую Глашеньку не увидит, за исключением разве, что ее же младшей сестренки – Машки, но ведь та еще маленькая и к тому же близкая родственница… Мария, к слову, своей наготы не стесняется совершенно, и пока сестра при свете керосиновой "летучей мыши" зашивает ей порванную ночную рубашку, спокойно разгуливает по дому в чем мать родила, да и во двор так нагишом выйти может, если ее не удержать.

– Бери пример с сестренки! – пошутил Сашка и не преминул ущипнуть младшую за тощую попку, в ответ его больно стукнули в бок маленьким но твердым кулачком, это Машке такое обхождение не понравилось, и она моментально отомстила обидчику.

– Да что ты Сашенька городишь, экий срам! Она ж еще дитя малое и неразумное. – застеснялась Глаша, покрывшись густым румянцем до корней волос, словно не сестре, а ей предлагали пройтись в костюме Евы по единственной улице села.

Но так она выглядела совершенно бесподобно, и Александр чуть было не накинулся на девушку, помешала как всегда свояченица Машка, как бы случайно влезшая между ними. Спор закончился тем, что удалось уломать упрямую девчонку на компромиссное решение: пойдя навстречу настойчивым требованиям мужа, Глаша согласилась одевать на ночь свою старую "детскую" сорочку, из которой давно выросла. Это одеяние все же доходит ей только до трети бедра, а не до икр как нормальна "взрослая" ночная рубашка – прямо монастырь какой-то, хоть дырку в этой длинной хламиде не прорезай на уровне паха. Всякий раз когда Сашка пытался заняться с супругой любовью проблема с ночной рубашкой доставляла ему немало тревоги, пока возишься с ней, то всегда есть риск разбудить Марию, которая обязательно пристроится рядышком с сестрой.

Да послал бог супругу, ну ничего уже тут не поделаешь, намедни Сашка вернулся со стрельбища раньше времени и увидел, как его ненаглядная вместе с сестренкой не то в куклы играют, не то ревизию детского "хозяйства" проводят. Разложили на длинной лавке все свои девчоночьи сокровища: сшитых из каких-то тряпочек куколок с глазами-пуговками, цветные камешки и стекляшки, небольшую коллекцию птичьих яиц в коробочке, и нечто знакомое – склянки и шприцы из уничтоженной Машкой аптечки, добралась она все же до красивого пластикового ящика с красным крестом на крышке, как от нее не прятали. Не такая уж необычная для 19-го века картина, здесь в деревне нередко новобрачная, наутро после свадьбы, бежит к матушке, чтоб забрать свои цацки-игрушки. Несмотря на законы ранние браки у крепостных, да и у части казенных крестьян скорее общепринятое правило, чем исключение.

И все же Сашка удержатся не смог, чтоб хоть не приласкать на последок, на дорожку молодую жену. Он совсем немного "порукаблудит", только погладит ей грудь, животик и может быть еще пониже… Глаша скорее всего даже не проснется. Пусть отдыхает и набирается сил, через неделю, по возвращению из первопрестольной Александр ей устроит "безумную ночь любви". Двинулись с богом и не спеша, первая остановка – грудь, какие все же у нее маленькие соски, как только будет кормить ребенка, но на прикосновение весьма чувствительные… Девушка, откликаясь на ласку томно потянулась под одеялом, и Александру пришлось срочно убрать руку с большим трудом аккуратно просунутую в вырез сорочки, чтобы случайно не разбудить Глашу. Второй пункт – детский плоский животик с ямочкой пупка, теща все страдает: "Кормлю, кормлю своих ненаглядных кровинушек и никак раскормить не могу…". И в самом деле, питаются дети солдатки, а заодно и зять-унтер заметно лучше чем остальные односельчане. Молоко и яйца на столе каждый день, мясо правда реже попадается – просто негде его летом хранить, зато в достатке чай и сахар, да и Дарья обыкновенно по выходным от соседского помещика приносит то домашней колбаски, то еще какую снедь. Вот только сложением девчонки у нее не вышли, худощавые и мелкие, особенно младшая Мария – одни кожа да кости, скорее всего на всю жизнь такими и останутся.

Третий и конечный пункт, чтоб туда попасть пришлось завернуть немного наверх короткую глашину сорочку. Холмик лобка и "заветная" дырочка, в которую недавно так зверски и жестоко вломился Сашка. Надо сказать, что название женского органа не случайное, и не сам он его придумал, а выпытал у жены. Они каждый вечер, кроме субботы вдвоем моют перед сном Машку, иначе нельзя – весь день эта "цыганочка" носится по деревне в компании с малыми ребятишками и собирает попутно массу пыли и грязи.

– Глаш, скажи, как вот это место девки называют? – и Александр указал пальцем на низ живота младшей ее сестрички, где обозначилась некая щелка-складка, совсем как у пластиковой куклы-пупсика.

– А ты поди не знашь и ведашь? – Глафира по обыкновению собиралась отчитать любопытного Сашку, за очередную "срамоту", но природное женское любопытство ее удержало.

– Только по-ученому… ну и по по матерному, а как ваши деревенские девки между собой эту штуку обзывают не в курсе. – признался в своем невежестве Сашка, чем немало удивил молодую супругу, она то наивно полагала, что муж, будучи старше ее на десять с лишним лет по этой части "все ведает". Оказывается просто, функционально и даже довольно целомудренно, по меркам ХХ века. Применительно к бабе говорят – "дыра", к девке – "дырка" или "дырочка" в зависимости от возраста, а к мелочевке вроде Машки – и вовсе без названия. Матерные и похабные термины предназначены исключительно для парней и "запретных" песен-частушек исполняемых исключительно на свадьбах, некоторых праздниках, на Духов день в частности, и лишь изредка на посиделках молодежи. Да вот еще, на исповеди девки и бабы обычно упоминают "срамное место" или короче – "срам".

– Я значится не дырява! – серьезно заявила тогда Машка, изрядно насмешив супругов, Глаша вынуждена была даже рот рукой прикрыть. Мелкая не поняв толком, о чем идет речь, и тут же взялась за старое, – Глаш, Глаш не хочу мыться, вода холодна!

– Сашка давай держи ее, она вырывается, хулиганка эдакая. – быстро распорядилась Глаша, обычно водные процедуры устраивали прямо во дворе возле колодца, но сегодня пасмурно, дождик накрапывает и прохладно. Мария видимо воспринимала происходящее как игру, и ухитрилась за какие-то десять минут купания обрызгать все вокруг, обычное явление, почти каждый вечер так, а уж шуму сколько…

Александр осторожно, одними кончиками пальцев потрогал нежные складочки, едва-едва выступающие из юного женского лона. Никогда он еще ни разу не вводил внутрь этой самой дырочки пальцы, жена относилась к таким позаимствованным из будущего любовным ласкам крайне негативно, а тут будто невзначай указательный у него сам согнулся и попал точно посередине. Его палец на полпути у "вратам любви" вдруг наткнулся на некое непонятное, но эластичное препятствие… заставив недоумевать Сашку: что за черт в самом деле, ведь свою Глашу девственности он лишил пару месяцев назад, не совсем удачно, правда, тогда вышло, но в конечном результате сомнений не было. Он осторожно надавил на преграду, попытавшись продвинутся "вперед и вверх" хоть на сантиметр и тут… партнерша неожиданно судорожно дернулась, громко всхлипнула и попыталась сжать посильнее бедра, точно она хотела вытолкнуть прочь из своего тела, проникший туда инородный предмет.

Александр внезапно, как будто невидимый переключать сработал в голове перешел от мнимой реальности, созданной игрой сознания к настоящей и надо сказать, что особой радости при этом перемещении не испытал. Дорого бы он дал, чтоб остаться в том иллюзорном мире, но нельзя… Не Глаша рядом лежит, той уже давно нет – дочка французского фермера, с которой они познакомились вчера, а в пяти шагах за столом Фигнер мирно беседует с хозяином. Среди обычных запахов жилища чуть-чуть различим аромат сгоревшего пороха, последний едва уловимый признак ночной заварушки, где они положили сразу четверых. Значит, кошмар на проверку оказался реальностью… слов нет… нет подходящих и цензурных, чтобы описать состояние Сашки в этот момент, одни матерные выражения остались. Он быстро выдернул из-под одеяла руку и вскочил с кровати, надеясь успеть, прежде чем девушка окончательно проснется. Вроде обошлось и не успел он ее пальцем "пробуравить", даже не надорвал ей целочку скорее всего, но объяснятся с Анной-Марией по поводу происшествия совершенно не хотелось. Все в порядке, девчонка едва глаза открыла, повернулась на бок, но вскоре снова "отрубилась", утренний сон – он самый крепкий. Может быть Анне приснилось, что ее насилуют страшные разбойники, в краткий миг пробуждения она убедилась, что все в порядке, и снова провалилась в мир ночных иллюзий досматривать ужасное, но такое интересное "кино".

– Что так рано вскочил? – по-русски спросил и прищурился напарник Александра, когда он так делал то становился удивительно похожим на кота, разглядывающего мышь. Впрочем и так в лице у Самойловича было что-то кошачье, он как-то однажды даже рассказал, что в детстве сверстники его "кошаком" дразнили.

– Да так, приснилось кое-что… – Александр махнул рукой и попытался придать физиономии прежнее спокойное выражение, получалось плохо. Сонный Фушон, клевавший носом не заметил или не придал внимания тому обстоятельству, что гости иногда между собой общаются на незнакомом ему языке, но все же длинные диалоги вести при нем не стоило.

Утро постепенно вступало в свои права, прогоняя остатки ночной мглы, на птичнике истошно заорал, опоздав примерно на час, уцелевший от загребущих лап грабителей петух. Поднялась хозяйка и сразу же разбудила старшую дочку, младшей дали подремать еще полчаса. Крестьяне встают рано и сразу принимаются за работу, что в России, что здесь во Франции. Началась привычная суета, прекрасно знакомая Сашке еще по жизни в далекой Сосновке, где он временами включался в ритм этой непростой и нелегкой сельской жизни.

Наскоро перекусив остатками вчерашнего пиршества, вместе с хозяевами стали собираться и Сашка с Фигнером, но сначала пришлось помочь папаше Фушону избавится от следов вчерашнего визита разбойников. Окоченевшие за ночь трупы сложили на дно телеги, благо эта крестьянская повозка в Европе имеет высокие борта, в России такую обычно называют иначе – "фурой". Сверху накидали соломы и теперь разве, что бродячая собака учует запах крови, а так все выглядело более-менее благопристойно. Сапоги и часть верхней одежды погибших бандитов куда-то бесследно исчезли, не иначе подсуетился хозяйственный мужик, непонятно когда только успел. Дальше пути должны были разойтись, путешественники двинутся вперед по дороге, в сторону деревни, а Фушон отправится со своим "мертвым" грузом в противоположном направлении, до ближайшего казенного леса, "кормить волков" – по его собственным словам.

Как опытный наездник, Самойлович выбрал для себя и для спутника двух лошадей, намереваясь воспользоваться в полной мере подвернувшимся даровым транспортом, остальных великодушно, как и условились накануне ночью, оставил хозяину хутора. Вьюки, кобуры, переметные сумы и даже плетеные сетки для сена и запасная упряжь – все было брошено. Барахло, добытое прежними хозяевами-мародерами в ходе удачных налетов, полетело на землю, им лишний груз в пути не нужен. Из трофеев вчерашней скоротечной схватки взяли только двухлитровый медный чайник, вещь безусловно полезную в длинной дороге, хотя пока и нечего было заваривать – разве, что зверобой или еще какую травку удастся найти. Напоследок оказали фермеру последнюю услугу, он попросил подвезти дочерей до ближайшего села, решив на всякий случай отправить девочек на время к родственникам жены.

Анна-Мария с помощью отца легко вскарабкалась к Сашке, ее пристроили сзади на крупе кобылы, а младшую посадил прямо перед собой его спутник, благо ребенок много места не занимал и не мешал управлению лошадью. Кавалерист Сашка, надо честно сказать – аховый, сумел освоить пока только азы, поэтому ему подобрали самую смирную лошадку, с другой он бы просто не справился. Не было у него за эти годы большой практики, да и быть не могло. В основном если и приходилось ему иметь дело с конями, то только по части вьючить-запрягать-седлать, и пару раз пробовал свои силы в качестве кузнеца – подковал нескольких обозных лошадей…

– Ты Лександр не сильничай ея, а токо поправляй! Умна скотина сама пойдет, куды надобно. – наставлял его в свое время фельдфебель Матвей, первый и единственный, если не считать штабс-капитана Денисова, учитель унтер-офицера по "конской науке". Действительно есть в таком подходе определенный резон, сколько раз наблюдал в России Сашка, как мужик на телеге с ярмарки возвращается: хозяин зачастую пьян-распьян в дым и лыка не вяжет, куда ему управлять, но лошадь сама благополучно довозит его до родимой избы. Можно и возчиков-чухонцев вспомнить в Питере, их там "вейками" прозвали местные, сколько он сталкивался с ними – ни одного трезвого никогда не видел, но ведь как-то справляются. Видимо прав был Матвей, когда утверждал, что "Она поди поболее какого енерала сображат!"

Путешествие в седле совсем не то, что пешком, сразу появляется время полюбоваться природой и надо сказать посмотреть в этой провинции есть на что. Солнце немилосердно печет поднывшись уже высоко, зимородок сидит у берега пруда, кузнечики стрекочут, сверчок трещит, стручки каких-то бобовых растений лопаются с сухим треском, маки изливают густыми слезами свое снотворное зелье, и все так отчетливо вырисовывается на фоне ярко-голубого неба. И погода хороша и природа ей под стать. Примерно через полчаса после того как они расстались с Фушоном, путешественники миновали настоящий средневековый "рыцарский" замок. Сразу повеяло Вальтером Скотом и прочими Айвенгами и Робин Гудами, давно уже забытыми героями далеких школьных дней. Это первое такое сооружение, какое увидел Сашка в своей жизни, различные развалины и стены городов не в счет. Небольшая крепость, на который они смотрели примерно десять минут, пока ехали по дороге, производит среди этого ландшафта воистину чарующее впечатление. Пусть замок не замечателен ни размерами своими, ни архитектурой, все же он не лишен некоторой археологической ценности и безусловно красив. Это старинное здание XV века построено на пригорке и опоясано широким и глубоким рвом, все еще наполненным водой. Оно сложено из булыжника, но ширина его невысоких стен местами не менее 3-х метров, что однозначно свидетельствует о позднем происхождении укрепления, когда в ходу уже была артиллерия. Раньше, как пояснил сведущий в фортификации Фигнер стены делали выше и тоньше, от стрел и такое укрытие сгодится. Суровая простота сооружения красноречиво повествует о жестокой и воинственной жизни феодальных времен. Этот поистине первобытный замок состоит из двух обширных красноватых башен, соединенных длинной вереницей жилых и хозяйственных помещений с окнами, каменные переплеты которых напоминают грубо высеченные виноградные лозы. В замок ведет наружная лестница, построенная посередине здания; она заключена в пятиугольную башню с маленькой дверцей под остроконечной аркой. Нижний этаж, переделанный внутри при последнем короле – Людовике XIV, а также второй – увенчаны огромными черепичными крышами, которые кое-где прорезаны окнами с лепными фронтонами. Перед замком – широкая лужайка, на которой недавно срубили деревья, раньше был парк, а теперь только чернеют еще не выкорчеванные пни. По сторонам въездного моста расположены две сторожки, в которых скорее всего живут привратники или другие слуги. Домики отделены друг от друга жиденькой и простой, по-видимому современной, оградой. Справа и слева от лужайки, разделенной пополам мощеной дорожкой, находятся конюшни, хлевы, амбары, сарай, пекарня, курятники, людские. Все это помещается, как видно, в развалинах двух флигелей, некогда составлявших одно целое с нынешним замком. В стародавние времена этот замок, вероятно, был квадратным и укрепленным с четырех углов; его охраняла огромная башня со сводчатым крыльцом, у подножья которой, на месте теперешней решетки, был подъемный мост. Две толстые башни, конусообразные крыши которых сохранились в первозданном виде, и вышка средней башни придавали всей усадьбе совершенно своеобразный вид. Колокольня такой же древней церковки возвышалась в нескольких шагах от замка и вполне гармонировала с ним. Солнечный свет играл, сверкая и переливаясь, на всех его крышах и башнях. Весь этот оборонительный и жилой комплекс был доступен наблюдению с дороги, которая проходила по склону холма. С чисто военной точки зрения такое положение неприемлемо, и случись война и стала бы крепость легкой жертвой умелого артиллериста, но вот для туристов – самое то, все прекрасно видно словно на карте или на макете местности.

Анну-Марию за спиной у Сашки быстро укачало и девушка спокойно уснула прильнув к спине своего спутника и спасителя и обхватив его за пояс руками. Ее младшая сестра напротив всю дорогу бодрствовала. Александр и его тезка, оставшись одни, сомлевшую девушку можно было не считать спокойно разговаривали на родной языке, без риска быть разоблаченными случайными свидетелями. Малышка тоже путалась поучаствовать в их беседе, вставляя то одно словечко, то другое, чем не мало потешила путников и скрасила им двухчасовую дорогу до селения. Девочка, хоть и говорила вполне осмысленно, но настолько забавно коверкала слова, что трудно было разобрать и каждый раз приходилось угадывать, Сашка даже и не пробовал это было выше его лингвистических способностей.

– Сие что такое? – Фигнер, без всякой задней мысли указал девчонке на пару деревьев, причудливо сросшихся стволами. Ответ заставил засмеяться обоих, ржали так, что старшая сестра малышки проснулась и испуганно заерзала сминая блузу Александру. Непонятно, что в самом деле хотел сказать ребенок, но получилось громко и отчетливо: "П…да!"

– И в самом деле очень похоже! Она родимая. – меланхолично отметил Сашка, стараясь поскорее "проглотить смешинку", что-то невесело ему было совсем в последнее время опять стала подкатываться тоска.

В другой раз маленькая "дама" Фигнера раскричалась, так громко что, опять разбудила Анну-Марию. Пришлось остановится, чтобы выяснить в чем же дело и устранить причину возникшей тревоги.

– Ей надо в кустики! – подала из-за спины Александра голос девушка, она то без затруднений понимала "язык" на котором изъяснялась ее сестра. И Анна было попыталась спрыгнуть с лошади, чтобы оказать содействие своей младшей сестричке, но Сашка, увидев отмашку напарника, вовремя ее удержал.

– Не стоит беспокоится мадемуазель! – галантно ответит Фигнер, точно истинный француз, и помог ребенку справить малую нужду.

Для этого ему даже не потребовалось покидать седло, ловкость рук и никакого обмана. Как-то так он малышку, удерживая на весу руками, быстро повернул, сложив буквой N, что юбочки сами по себе оказались у нее вверху, а обнаженная беленькая попка внизу. Рад-два-три, начали – и брызнула тонкая струйка прямо на копыта лошади Александра, стоявшей рядом, та подозрительно скосила набок морду и обиженно фыркнула… но более никак на такое издевательство не отреагировала. Анна-Мария при виде такого забавного фокуса совсем по-детски засмеялась, словно серебряный колокольчик зазвенел сзади, за спиной у Сашки. Что-то снова защемило у него в глубине души, ну почему он и эту встретил поздно, когда уже ничего нельзя изменить? Почем он всегда опаздывает… почему?


Время неумолимо шло, оставались позади километры и вскоре сквозь деревья замелькали дома у околицы, а потом показались деревенские кровли, теснившиеся вокруг высокой конической колокольни, – на солнце сверкали жестяные полосы, скрепляющие по углам ее черепичную крышу. В таких крышах есть что-то самобытное, они свидетельствуют о том, что близка граница Савойи, где их встречаешь на каждом шагу. Долина здесь расширяется. Уютные домики, разбросанные по небольшой равнине и вдоль реки, придают много прелести хорошо возделанной местности, – со всех сторон ее обступили невысокие, но заметные холмики, и кажется, будто выбраться отсюда невозможно. Немного не доехав до селения, расположенного по южному склону холма, Фигнер осадил лошадь в вязовой аллее перед целой оравой мальчишек и спросил, где находится дом их односельчанина по фамилии Бенаси. Анна-Мария бывала в деревне очень редко – мать ее одну не отпускала и толком местной географии не знала, поэтому на нее полагаться не стали. Дети начали переглядываться и бесцеремонно рассматривать незнакомцев – так изучают они все, что впервые попадается им на глаза: сколько любопытства в каждом лице, сколько разнообразных мыслей! Самойловича местные как-то сразу приняли за "своего", а вот Сашка им не приглянулся, сочли его "пруссаком", немцев традиционно на юге не любят. Немного погодя самый шустрый босоногий мальчишка, с живыми и черными как смоль, озорными глазами, повторил за Фигнером по привычке, свойственной детям:

– Дом мельника Бенаси, сударь? – и паренек поспешно добавил: – Сейчас я вас проведу. Он зашагал впереди лошади, то ли желая похвастаться, что указывает дорогу приезжему, то ли из детской услужливости, а быть может, просто повинуясь той настоятельной потребности в движении, которая в этом возрасте управляет и душой и телом. Путешественники ехали по главной улице селения – улице каменистой, но извилистой, окаймленной домами, – видно было, что ставили эти постройки как кому заблагорассудится без всякого архитектурного плана, сразу повеяло далекой но такой родной Россией. Это вам не Германия, где даже сточные канавы и дорожные кюветы выровнены по линеечке, для полноты картины не хватало только зловонных куч навоза перед домами, но загадка природы – их то как раз и не было в помине… Тут пристройка с печью вылезла прямо на середину дороги, там островерхий домишко выступил боком и чуть не загородил часть ее, а подальше малый ручеек изрыл ее канавками. Они увидели кровли, крытые потемневшей дранкой, еще больше крыш соломенных, несколько черепичных и семь-восемь крытых железом – разумеется, над домами местной сельской "элиты": кюре, мирового судьи и местных богачей. Это была настоящая провинциальная глушь, деревня как будто стояла на краю света, ни с чем не связанная, всему чуждая, точно жители ее составляли одну семью, оказавшуюся вне общего исторического движения, с которым их соединяли лишь самые неприметные нити да сборщик податей.

Недолго они кружили по селению, мельник – фигура в сельской местности известная, как фельдфебель в роте. Вскоре справа показалась белая стена, за которой виднелись деревья и большой дом, сложенный из дикого камня, а прямо впереди находилась высокая ветряная мельница из красного кирпича. Девочек сдали с рук на руки толстой, из-за множества нижних юбок и природной стати мельничихе, самого Бенаси дома не застали, он с раннего утра отправился в город – разбираться с налогами, оставив распоряжаться по хозяйству жену.

Наступил трогательный момент прощания, Анна-Мария так расцеловала Сашку, что у него даже мыслишка проскочила, что надо было по дороге остановится на часик и попросить ее о небольшом одолжении, теперь девушка вряд ли стала вспоминать о своем "обете". Фигнеру внимания и поцелуев уделили меньше, разве, что младшая сестра охотно его всего обслюнявила – еще бы он так о ней заботился дорогой, прямо на руках носил даже "куда и царь пешком ходит". Но и ему перепало, бойкая и словоохотливая баба, жена владельца мельницы и тестя Фушона сообщила массу интересных и безусловно полезных сведений для путешественников.

Между тем, уже покидая селение Александр не мог не заметить некоторой нервозности и возбуждения как у местных жителей, так и у приехавших по разным делам хуторян. Люди толпились у стен административного здания, где были расклеены знаменитые бюллетени Наполеона. Крестьяне из окрестностей, в блузах, куртках, треуголках и колпаках приезжали на своих высокобортных фурах-телегах, якобы для продажи ржи, овса и ячменя, но на самом деле просто для того, чтобы узнать новости. Слышалось дребезжанье колес и хлопанье веревочных бичей. Женщины не отставали от мужчин. Они быстро шли по всем ведущим к селению дорогам, подоткнув длинные юбки и с корзинами на головах.

– Бандиты или шуаны? Может появилась в округе большая шайка и угрожает городу? – Александр попытался получить информацию у Фигнера, но тот опасений спутника не разделял.

– Набора в ряды Великой Армии в народе ждут. В немецких землях восстание против французского владычества и Австрия опять зашевелилась. – и он прибавил, что еще, по устойчивых слухам, французов знатно вздрючили в Испании, там капитулировал целый корпус с приданными отдельными частям.

– Да похоже, что империи Бони приходится несладко?

– Да и хрен с ней! Помрет, рыдать не буду! – жестко и коротко отрезал Фигнер, проблемы Наполеона его абсолютно не интересовали. Он поспешил сменить тему разговора, на более приятную, – А девочка никак тебя приметила? Так уж смотрела нам вслед, так смотрела, все глазки проглядела, я грешным делом думал, сорвется и побежит догонять.

Александр промолчал, ничего не ответив, и в самом деле, что-то такое неуловимое он ощутил, какая-то струнка немного шевельнулось в его душе. Но сейчас нельзя, у него есть ЦЕЛЬ, ради которой они и прутся неведомо куда. Судьба распорядилась так, что теперь Анне-Марии суждено остаться в прошлом, но ее в отличие от многих своих женщин промелькнувших незаметно, он ее запомнил навсегда.

– Поди-ка остался бы у этого папаши Фушона примаком, коли предложили? – продолжал осторожно прощупывать собеседника хитрый Фигнер, – Не каждый день такая хорошенькая девушка попадается, особливо здесь на чужбине.

– Брось Самойлович, я и не думал никогда по-настоящему! – возразил Сашка, отводя от себя тонко замаскированное обвинение, – Года три-четыре назад такое случись, обязательно бы попробовал, но не сейчас…

– Да я тебя не виню братец, просто немало наших пленных и раненых солдат с последней войны здесь обосновалось навсегда. – в примирительном тоне продолжил собеседник, – Можно людей понять, всем жить охота, нашел себе служивый бабу, пошли детишки и все – про царя с присягой можно и запамятовать. Такое и в наших палестинах случается.

Сашка только пожал плечами, идея "свалить за бугор" неоднократно посещала его все эти годы, проведенные в начале 19-го века. Удерживала унтер-офицера отнюдь не присяга, а патриотизм в узком его понимании, если такое понятие распространяется вообще на столь малые объекты как полк например, или даже на отдельную небольшую группу друзей-сослуживцев. Кроме того всегда, как будто была возможность вернутся домой в век 21, а когда стало понятно, что назад дороги нет в его жизни появилась ОНА – Глаша и затмила все остальное.

– Да к слову, не все наши нижние чины на землю осели и в города прибились, – снова поднял тему Фигнер, – Кое-кто и в войско к Бони завербовался или в жандармы на службу поступил! Смотри братец, коли увидишь рожи рассейские средь голубых али желтых мундиров – скорей беги подальше, они для нас страшнее самого Фуше выходят. По дурости могут начальству донесть, что земляка встретили. И еще твой дружок Булгарин где-то по Франции болтается с другими такими же полячками-изменничками.

Сашка только кивнул, все верно: российские поляки-ренегаты опаснее всего, это он еще со времен Фридланда на собственной шкуре усвоил, едва не став жертвой банды мародеров из их числа. А вот насчет Фаддея Булгарина, официально поступившего волонтером в Великую Армию, Самойлович погорячился, судя по всему, этот – не из тех, кто так просто "сдает" своих, что бы там Пушкин про него не писал. Александр Сергеевич, судя по всему, еще тот перец, непонятно зачем умудрился обгадить многих вполне приличных людей, начиная от Пугачева и кончая тем же Фаддеем. По крайней мере тогда в Тильзите поляк сразу честно перед началом разговора предупредил Сашку, что собирается уйти из российской императорской армии, где его дальше поручика не пропустят. Все остальные мало-мальски знакомые "паны" обычно при таком раскладе старались выпячивать свой дутый "великопольский патриотизм", и конечно же ругали почем свет стоит "москалей". Хотя если по совести, то поляков в империи Александра Первого преследовали ничуть не более, чем скажем тех же русских староверов…

Загрузка...