Осенью мы пришли к дяде Ване за саженцами. Сад его уже оголился, и только рябины на берегу всё ещё стояли наряженные в свои красные и оранжевые сарафаны.
Иван Хороший Человек снимал с деревьев скворешни и складывал их в сарай.
— До весны в них никто уже не поселится, — объяснил он. — Разве только воробьишки залезут. Но они такие грязнули, что после них ни одна порядочная птица в скворешне жить не захочет.
Тут откуда ни возьмись кошка в сад заскочила, а на неё с лаем бросилась собака.
— Держи её, Дамка! — крикнул дядя Ваня. — Гони разбойницу!
— Почему разбойницу? — сразу заинтересовался Сева.
— За птичками охотится. Мы с Дамкой этих кошек за версту к дому не подпускаем.
— А кто же ловит у вас мышей? — не отстаёт Сева.
Дядя Ваня улыбнулся, и лицо у него стало доброе-доброе.
— Мышей у меня другие кошки ловят. Пострашнее. Хотите, покажу?
И повёл нас во двор. Приставил лестницу к сараю и говорит:
— Видите ящик над дверью? Лезьте, посмотрите мою кошку.
Мы добрались до ящика, заглянули в него, а на нас как зашипит кто-то. Страшный, глаза большие, морда широкая с рогами. Сева от испуга чуть с лестницы не свалился.
— Ага, струсили, — смеётся дядя Ваня. — Будете знать мою кошку.
А это оказалась самая обыкновенная сова. На день она забирается в тёмный ящик, а ночью в саду на мышей охотится.
— Одинокая она, — рассказывал нам дядя Ваня. — Вдова-старушка. Уже лет пять эту квартиру занимает. В сарае у меня тоже живёт парочка — те помоложе. Полезные птички, только кричат по ночам нехорошо.
Потом пригласил нас дядя Ваня в дом и просит Севу достать из-под кровати валенок. Сева полез под кровать, а там кто-то как зашипит опять. Сева выскочил оттуда, да так на четвереньках и бежал до самой двери.
Дядя Ваня вытащил валенок и поднёс к окну. Мы посмотрели, а там — ёж. Свернулся в клубок и спит.
— Отдыхает Ёж Ежович, — усмехнулся дядя Ваня. — Он у меня тоже в ночной смене работает. Совы — сад, а этот дом от мышей стережёт.
Он положил валенок с ежом опять под кровать и подмигнул Севе:
— Ну что, храбрец, всё ещё трусишь? Смотри, съедят тебя мои кошки вместо мышонка.
Мы вышли в сад, чтобы забрать свои саженцы, и вдруг видим около забора знакомое бревно с продолговатым дуплом. То самое, в котором уплыло гнездо с трясогузками.
Сева запустил в гнездо руку и вытащил пустое гнездо.
— А где же трясогузки? — чуть не плача спросил он.
— Ого, чего захотел! — сказал дядя Ваня. — Давно уже вылетели. Да вон они, кажется, в малиннике хлопочут.
Мы посмотрели в угол сада, где желтели голые стебли малины, и увидели на них семь или восемь трясогузок. Все они были похожи одна на другую, и уже нельзя было понять, кто — родители, а кто — дети. Оказывается, всё лето они работали в саду дяди Вани, а теперь вот уже несколько дней «табунятся», как сказал он, и собираются в отлёт.
Рванул резкий порыв осеннего ветра. Трясогузки не удержались на хрупких ветвях и, покружив немного над малинником, взмыли ввысь и полетели на юг.
— Решились всё-таки, — сказал дядя Ваня, следя глазами за птицами. — Ну что ж, счастливого им пути.
— Счастливого пути! — закричали и мы с Севой и замахали фуражками.