Мы с Севой в лесу

Щеглы на шкафу

До случая с дроздами Димка Синцов занимался ещё тем, что ставил в лесу силки на птиц.

Мы его силки уничтожали, но это мало помогало. Уничтожим, а он опять поставит, опять уничтожим, а он опять…

Как-то зимой мы пошли по его следу в лес и нашли двух запутавшихся в силке щеглов — щегла и щеглиху. Птицы, наверно, уж долго бились, потому что совсем почти замёрзли и не могли лететь. Мы положили их в варежку и принесли домой.

Скоро щеглы выздоровели, почистились и стали порхать по комнате.

Щегол был нарядный, расфуфыренный — шапочка красная с чёрным верхом, пиджачок коричневый с золотой отделкой, воротник белый. Щеглиха была скромнее, но тоже ничего; — красивенькая.

Всю зиму жили они у нас в комнате на шкафу. Только тогда, когда мы устроили ёлку, щеглы оживились, запорхали и обязательно норовили сесть на самую верхушку ёлки, рядом со звездой.

Щегол даже песни петь стал. Песенки были короткие, но щеглихе они, видимо, очень понравились, и она стала подпискивать щеглу.

Скоро ёлку вынесли, а потом и весна пришла. И вот забеспокоились наши щеглы. Всё что-то ищут и всякую ниточку или соринку тащат к себе на шкаф, в коробку из-под Севиных ботинок.

А бабушка наша очень любила прясть. Принесла она как-то свою кудель[2] из чулана, а щеглы — тут как тут. Бабушка тянет волокно, и щеглы тянут.

— Брысь вы, озорники! — кричит на них бабушка.

Щеглы отнесут свою порцию кудели на шкаф и опять летят «помогать» бабушке.

— Ну, что мне с вами делать, пряхи несчастные, — ворчит бабушка, а самой, видно, очень нравится щеглиная надоедливость. Разбросала она клочки кудели по полу, да ещё горсточку пуха из подушки подкинула.

Щеглы подобрали всё это и построили в коробке настоящее гнездо.

Недели через три появились у щеглов дети. Но их надо было кормить чем-то, а пшена они не едят и хлеба не едят. Подай им листовых тлей, — и всё тут. А где их взять?

Собрала нас бабушка и говорит:

— Придётся, ребята, выпускать щеглов на улицу. Пусть корм детворе добывают.

Сева, конечно, в рёв. Не хочется ему расставаться с птицами.

— Не плачь ты, не плачь, — говорит бабушка. — Никуда они от своих детей не улетят.

Открыла бабушка форточку и выпустила щеглов. Минут через пять появляются в форточке щеглиха, потом щегол, и летят оба на шкаф. И такой там писк поднялся, будто кто тащил этих щеглят из гнезда. А их просто кормили. Такая уж у них привычка — как только родители принесут что-нибудь, так и запищат: «И мне дай… И мне…»

— Ну, — сказала бабушка, — теперь наши щеглята будут живы.

И верно. Щеглы кормили птенцов до тех пор, пока они не оперились и не стали летать.

Тогда мы распахнули окно, щеглы выпорхнули и улетели, весело переговариваясь, куда-то в лес.

Прошёл год. Мы сидели с Севой в своей комнате и готовились к весенним экзаменам. Вдруг слышим, кричит нам из кухни бабушка:

— Вы что, не слышите, что ли, — почтальон стучит. Наверно, телеграмму принёс.

Мы посмотрели в окно, а там никакой не почтальон, а наши щеглы в окно барабанят.

— С приездом! — сказали мы. — Милости просим.

И открыли форточку.