Мятеж на "Баунти"

Глава 9. Кожа да кости…

Долго искать место для стоянки не пришлось. Мы бросили якорь в тихом заливе, недалеко от пологого песчаного берега, и, выйдя на сушу, сразу принялись осматриваться и выискивать признаки присутствия человека. Мы увидели следы от нескольких костров, горевших, видимо, достаточно давно, однако ничего такого, что утвердило бы в мысли, что ночевка на берегу будет безопасной.

Сбор устриц.

Но, конечно, в первую очередь всем нам хотелось найти что-нибудь, годное для еды. Мы обнаружили поблизости устричную отмель, однако из-за наступившей темноты отложили основной сбор ракушек до утра. А пока надо было решать, как провести эту ночь. Я посчитал разумным разделиться на две группы, одна из которых ночует на берегу, другая — на борту баркаса. И поскольку, как известно, утро вечера мудренее, дальнейшие наши действия будем определять завтра на рассвете. Тогда же постараемся зажечь костер, для чего надо не только найти топливо, но и добыть огонь. Как в доисторические времена.

29-е, пятница.

Капитан Блай разжигает костер.

Ночь прошла спокойно. Никто из местных жителей, которые здесь наверняка есть, так и не появился, и я послал несколько человек на разведку — тех, кому легче передвигаться после всего перенесенного нами. Остальные приводили в порядок судно — чтобы оно было в полной готовности на случай, если — не дай Бог! — придется спешно отплывать.

Ушедшие вдоль берега вернулись в хорошем расположении духа, хотя ничего, кроме устриц и свежей воды, не раздобыли и никого не встретили. А я занялся разжиганием костра, для чего переворошил все вещи, находившиеся на баркасе, и нашел-таки, к своей радости, завалившийся среди других вещей плотно закрытый ящичек, в котором были трут, огниво и кремень. Теперь высечь огонь я мог в любое время. Что и сделал, а для растопки использовал сухие водоросли, валявшиеся на берегу. Когда же принесли с баркаса медную кастрюлю и остатки свинины, которую я уже боялся использовать в сыром виде, мы, перемешав ее с хлебом, сделали такую тушенку, что пальчики оближешь.

Горячая пища разморила нас, и люди повалились там, где сидели, но я не дал им заснуть на послеполуденном солнце, боясь, что некоторые уже не проснутся — их хватит солнечный удар, — а велел отправиться в тень, и они, с неохотой и ворчанием, подчинились.

Короткий сон в тени деревьев.

После крепкого и благодатного сна всех потянуло размяться. Мы разбрелись в разные стороны, однако не теряя друг друга из вида, и вскоре обнаружили неподалеку лощину, поросшую густой блестящей травой, что говорило о том, что тут близко река или подземные воды. Немного покопавшись в земле, мы добрались до воды, и у нас появился свой собственный колодец.

Обнаружили мы и свежие следы каких-то животных; Нельсон согласился со мной, что это, скорее всего, кенгуру. Те самые, которые, по мнению зоологов, водятся только в одном месте на земном шаре — в Австралии. Значит, мы сейчас в ней и находимся.

Мы наткнулись и на большое количество кустов и деревьев с незнакомыми ягодами и фруктами; я не советовал набрасываться на даровое угощенье, опасаясь, что оно может оказаться ядовитым, но разве удержишь оголодавших людей? Мои спутники обобрали чуть ли не все кусты и ветви, встретившиеся на пути, и после этого, конечно, многие хватались за живот и говорили, что, наверное, отравились и сейчас умрут. Но, слава Богу, от этого никто не умер. Я тоже присоединился к фруктово-ягодному пиршеству, однако только после того как увидел, что птицы с удовольствием клюют все эти плоды.

Люди поедали все ягоды и фрукты, которые свисали с веток.

Так прошло двое суток, которые я решил дать всем нам для отдыха и хоть какого-то лечения. И действительно, люди стали выглядеть уже значительно лучше, и отчаяние у них вновь сменилось надеждой.

Тем временем я продолжал готовиться к новому и, как я уже рассчитывал, последнему, переходу по морю на нашем баркасе, хотя, откровенно говоря, вовсе не был уверен, что все окончится благополучно: то есть мы достигнем берега в том месте, которое нужно — где будем в полной безопасности и сумеем пересесть на большой корабль и доплыть на нем до Европы.

Воскресенье, 31-е мая.

На холме показалось десятка два туземцев.

Мы готовы к выходу в море, хотя запасов продовольствия, по существу, нет. Пополнить его мы смогли только некоторым количеством устриц, фруктов и шестьюдесятью галлонами пресной воды.

Сотворив молитву о благополучном плавании, мы приготовились столкнуть баркас на воду, когда на песчаном гребне берега показались туземцы. Их было десятка два — полуголых, с густыми короткими волосами, вооруженных копьями и какими-то короткими изогнутыми предметами вроде бумерангов. Они громко кричали и делали нам призывные жесты. Однако, не будучи уверены, что намерения их дружелюбны, мы предпочти поскорее отплыть.

Часам к восьми утра на следующий день мы приблизились к другому острову и вышли там на берег. Как обычно, я разделил команду на три группы — одну намеревался отправить на север для обследования местности, другую — на юг, третью оставить на судне.

В этот раз недостаточно отдохнувшие от свалившихся на них испытаний моряки — те, кого я хотел послать обследовать остров, — дружно заявили, что лучше откажутся от еды, чем поплетутся неизвестно куда и неизвестно зачем. На что я резко сказал, что и дураку понятно, для чего нужна разведка, и уж не собираются ли они, по примеру своих собратьев на «Баунти», учинить новый мятеж.

«Защищайся!»

Один из самых дерзких крикунов дошел до того, что ответил: а почему бы нет? Разве он сам не смог бы, вроде меня, командовать нашим плавучим гробом?

Наученный горьким опытом, я решил либо пресечь бунт в самом зародыше и немедленно утвердить свое главенство, либо умереть. Поэтому выхватил саблю и крикнул:

— Бери другую саблю, человек, и защищайся! Кто победит, тот и станет главным!

Это подействовало. Моряк упал на колени и завопил:

У Нельсона — солнечный удар.

— Вы убьете меня, капитан! Я не хотел… Просто сорвалось с языка. Извините…

Я принял его извинения, и вскоре мы забыли об этом неприятном происшествии, причиной которого, несомненно, явилось то, что у всех сдали нервы. А у кого бы не сдали?..

Потом я поднялся на ближний холм, чтобы определить, куда держать курс. Я обнаружил вдали совсем небольшой остров, который вряд ли заселен и где можно было бы остановиться на ночь. А на том берегу, где мы сейчас находимся, я заметил полузарывшуюся в песок туземную лодку, что утвердило в мысли, что ночевать тут небезопасно.

Понедельник, 1-е июня.

Подплыли к берегу этого островка. Увидел на берегу следы от крупных черепах и обрадовался: будет вкусный обед, но черепах мы не обнаружили, и пришлось удовлетвориться некоторым количеством съедобных моллюсков.

Как всегда, отправил нескольких человек на разведку, но они вернулись, никого и ничего не обнаружив, что и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что наконец-то нам никто не угрожает, плохо — что наш пищевой рацион ничем не пополнился.

Огонь охватил сухую траву.

Подвожу предварительные итоги, хотя, быть может, это преждевременно. Итак — уже месяц с лишним, как мы, можно сказать, не вылезаем из лодки и живем, в полном смысле этого слова, под открытым небом. Уже месяц, как мы качаемся на волнах, до которых можно легко достать рукой, если опустить ее за борт. Уже месяц, как мы страдаем от холода, дождя, ветра, которые сменяются палящей жарой; от голода и болезней; от приступов страха и отчаяния; от раздражения и злости друг на друга и на окружающий мир…

И все же… Я не мог не удивиться, когда прикинул и подсчитал по вычерченной мною карте… и все же мы проплыли за эти примерно тридцать суток почти 3000 миль. Да, да, именно столько! Это значит — в среднем по 80 миль за одни сутки и около четырех миль в час…

Я прервал свои вычисления, так как вернулась из похода в глубь острова группа моряков. Они вели — вернее, почти тащили на себе — Нельсона, беднягу хватил солнечный удар. Он изнемогал от жажды и ничего не видел. Я влил ему в рот последние остатки вина, напоил водой, уложил в тени, и он начал постепенно приходить в себя. Зрение восстановилось.

Последние подарки для туземцев.

Его состояние подтолкнуло меня к решению не отправляться сегодня в плавание, а основательно отдохнуть на этом по всей видимости безлюдном островке. К сожалению, настоящему отдыху мешало почти полное отсутствие пищи, если не считать некоторого количества моллюсков и двенадцати пойманных глупых крачек, даже одной из которых не смог бы насытиться изголодавшийся человек. Тем не менее мы разожгли костер, поджарили птиц и постарались по-братски разделить их.

Напугало нас, когда в наступивших сумерках огонь костра перекинулся вдруг на сухую траву, и пламя довольно высоко взметнулось в воздух: не дай Бог, это привлекло бы туземцев с этого острова (если они, все же, здесь) или с ближайших. С трудом мы затушили огонь.

Этот случай подтолкнул меня поспешить с отплытием, и мы снова уселись в наш промокаемый насквозь баркас, из которого теперь даже в сухую погоду приходилось беспрерывно вычерпывать воду.

Снова выходят в открытый океан.

Перед отплытием я, сам не знаю зачем — возможно, в благодарность за то, что они не появились, привязал к стволу дерева подарки для туземцев — все, что еще у нас оставалось: несколько блестящих пуговиц и штук пять металлических ложек и вилок. Я только что написал: «сам не знаю, зачем», но, пожалуй, знал… Потому что хотел надеяться, что больше уже не встречусь с туземцами, а следующая встреча — если произойдет — будет с белыми колонистами, кому не нужны мои пуговицы и вилки…

Среда, 3 июня.

Сегодня, как я рассчитывал, мы должны еще ближе подойти к острову Тимор. Так я и сказал своим людям и, по правде говоря, немного удивился, что они поверили, потому что сам все время нахожусь в состоянии беспокойства и неуверенности: ведь у меня нет необходимых измерительных приборов и уже месяц с лишним я веду наш баркас тем курсом, который мне подсказывает мой немалый опыт и то, что можно назвать наитием, предчувствием. Но мне верят, и это меня окрыляет, а им самим помогает выжить в нашем бедственном положении.

Я заверил их — и пытался убедить самого себя, — дней восемь, десять, и мы будем на суше и в полной безопасности.

Много водяных змей и водорослей.

Но пока, после очередной стоянки у небольшого острова, мы снова выходим в открытый океан, снова поднимаем изрядно потрепанные паруса, снова беремся за весла, за ковши. Мы не видим себя со стороны, но, как я теперь понимаю, смотреть на нас было страшно: исхудавшие, обросшие, оборванные…

Четверг, 4-е июня.

Видим, что в воде появилось множество водяных змей с черно-желтой окраской, а также бурных ветвящихся водорослей под названием «фукус». Земля все ближе!

Суббота, 6-е.

Пытаются помочь двум старым морякам.

Мелкие неприятные происшествия продолжаются. Ну отчего мы, люди, никак не научимся, даже в самых тяжелых и одинаковых для всех обстоятельствах, сохранять элементарную порядочность и честность?!

Случилось вот что. Очередные скудные запасы еды, развешанные на борту для просушки, кто-то украл и, конечно, съел. И разумеется, все с оскорбленным видом отрицают свою причастность. Грустно все это.

Воскресенье, 7-е.

Весь день море бурлит, льет дождь. Мы насквозь промокли и продрогли. Особенно плохо чувствуют себя два самых пожилых моряка. Боюсь, они не дотянут до конца плавания, хотя он, надеюсь, близок.

Понедельник, 8-е. Рука уже с трудом пишет эти строки: не хватает ни сил, ни желания, да и писать абсолютно не о чем — все та же вода кругом, то же серое небо, те же хмурые лица, злобные глаза, из которых напрочь исчезла надежда. Опять сплошная ругань, недоброжелательство, жалобы.

Среда, 10-е. Люди слабеют. Я продолжаю твердить, что скоро, уже скоро наш баркас стукнется о берег острова Тимор. Что еще я могу сказать, чем утешить этих несчастных, бледных как смерть людей с опухшими ногами, с затемненным сознанием?.. Наш боцман простодушно сообщил мне, что, по его мнению, я выгляжу гораздо хуже, чем любой другой на нашей посудине. Не скажу, чтобы меня это слишком огорчило, но и не обрадовало. В ответ я слегка улыбнулся, что, по-моему, его напугало…

Появилось много тропических птиц.

Четверг, 11-е июня. Во второй половине дня увидели множество тропических птиц — бакланы, олуши… Чьи-то ослабевшие руки даже сумели поймать одну из них, и мы ее съели.

Пятница, 12-е. Такой же день, как многие предыдущие. Только когда окончательно рассвело, мы увидели на северо-западе берег с кущами деревьев, и я понял — это Тимор. Мы были милях в шести от него…

Невозможно описать, а потому и не буду пытаться делать это, чувства, которые охватили всех нас, когда мы поняли, что за сорок один день одолели расстояние в три тысячи с лишним миль при малом количестве пищи и воды, на утлом суденышке и потеряли только одного человека — беднягу Нортона, убитого туземцами на одном из островов.

Их глазам открылся остров Тимор!

Мы на Тиморе! Ура!

На берегах видны лишь небольшие хижины.