Мятежный капитан

Глава 5. Сумасшедший Новый Год

До чего же тяжёлый день второе января! Хуже любого понедельника! Да как же ему не быть тяжёлым, ведь двое суток подряд население страны беспробудно пьёт, чревоугодничает и безумно веселится: взрослые, словно дети малые, загадывают желания, совершают глупые поступки, шалят и чудят. Но затем бурное веселье сменяется унынием с подсчётом убытков и размышлениями, как дотянуть до январской получки. Каждая семья идёт на заметные траты: ведь накануне 31 декабря народ делает подарки родственникам и друзьям, сметает с прилавков магазинов всё съестное, а затем поглощает за праздничным столом годовую норму дефицита. Съедаются примерно полмиллиона тонн салата «оливье», миллион тонн колбасы и мяса, полмиллиона тонн мандаринов и столько же яблок, выпивается двести миллионов бутылок шампанского (сначала одну бутылку под бой курантов, а вторую ближе к обеду первого января — ожить, опохмелиться), примерно столько же вина и коньяка, а водки употребляется — тройная норма. Если слить горячительные напитки, выпитые за сутки в один водоём — наверняка получится приличное озеро!

Эти нехитрые вычисления Эдик производил на листе бумаги, сидя за столом в батальонной канцелярии, подсчитывал на спор с начальником штаба, доказывая тому, почему весь остальной год — триста шестьдесят четыре дня в Советском Союзе (за исключением номенклатурных спец. распределителей), пустые прилавки и повальный дефицит. Громобоев умножал в столбик количество населения и примерный расход продуктов исходя из рациона своего новогоднего стола, принимая его за среднестатистический показатель. Эти бессмысленные вычисления, делались, чтобы отвлечь от похмельных страданий майора Шершавникова, а также для поддержания разговора и ради пустого время провождения. Какой дурак будет работать второго января? Просто убивали время, курили, болтали.

Начальник штаба был ещё тот выпивоха, меры в питье абсолютно не знал и мог самостоятельно, за один присест употребить пусть не ведро водки, но отхлебнуть как минимум примерно четверть. И теперь майор, у которого «горели трубы» и массивный нос распух, словно слоновий хобот, а опохмелиться, и сбить головную боль и повышенное давление было нельзя (служба!), стоял второй час подряд у приоткрытой форточки, и охлаждал ноющий лоб о наледь на стекле, мечтая о банке прохладного и пенного пива.

Ох, тяжко было Ваське, в принципе не ему одному, полстраны мучились общей болью. Ну, а если второе января выпало как в этом году ещё и на понедельник, и передышка будет не скоро, аж в субботу, то Шершавников пребывал в настроении вдвойне пакостном, и ощущения испытывал крайне тягостные.

— И почему второе января не выходной день! Кто удумал заставить огромную страну имитировать работу? — бубнил, держась двумя руками за виски, Василий. — За что нам такое наказание? Нет бы, опохмелить население, подойти к людям с душой и по-хорошему. Эх, сейчас бы два-три стакана водочки скушать, с селёдочкой, да с солёным огурчиком, да под хрустящий груздочек! И запить рассолом!

— Не пробуждай желания! — нахмурился Громобоев.

— Какого хрена лысого, я должен сидеть в канцелярии и рассматривать ваши гнусные физиомордии…, - продолжил стонать Василий.

— А ты не смотри, отвернись. Или закрой глаза и не гляди, — буркнул зампотех Изуверов. — Мне твоя рожа сегодня тоже не нравится, но я, же мирюсь с тем, что вынужден тебя опухшего и синюшного лицезреть.

— Закрыть глаза я не могу. Едва закрываю — у меня всё в голове кружится и вертится, и я невольно начинаю терять равновесие. Это какая-то инквизиторская пытка. И какая же мерзкая сволочь и изуверская тварь придумала второго января выходить на службу.

— Не склоняй, пожалуйста, мою фамилию! — строго сказал зампотех и продолжил. — Это всё партия и правительство придумали, будь они не ладны, — пояснил Изуверов, встав рядом с приятелем-собутыльником и тоже приложившись лбом к холодному оконному стеклу. Глаза у зампотеха заплыли, и для обзора остались лишь тонкие щелочки. — Во всём виноваты гадкие замполиты! — Ехидный зампотех скосил глаза на Громобоева, но Эдик не захотел лишний раз открывать рот и парировать выпад, поэтому решил промолчать, тем более, что сам пытался отвлечься от мигрени, занимаясь дурацкими подсчетами.

— Ты тоже в этой партии, — буркнул Эдик после долгой паузы и погрозил кулаком.

— Я не по велению души, а волею обстоятельств! Для должности…

— Тогда сиди в клетке и не чирикай!

Начальник штаба в очередной раз схватил графин с водой, жадно отхлебнул половину и громко заорал:

— Дневальный!

Солдат примчался на зов и заглянул в канцелярию.

— Принеси ещё живой водицы!

Боец метнулся в умывальник и принёс полный графин. Васька снова хорошенько отхлебнул и приложил графин ко лбу.

— О, горе мне, горе! Зачем же я пил вчера с Изуверовым?!

— Мне тоже тяжело, но я ведь не выступаю, — продолжил беззлобно переругиваться зампотех, поняв, что замполита раздразнить не удастся. Изуверов обнял Шершавникова за плечи.

— Терпи! Я молчу как настоящий военный! Стойко переношу тяготы и лишения военной службы и тебе советую не бубнить. На мозги отрицательно действуешь. Сейчас посидим часик и рванём опохмеляться.

Громобоев слушал их речи, ехидно ухмыляясь и даже злорадствуя. Вчера он не усердствовал, ограничился, выпил в обед лишь несколько бокалов шампанского, а вечером бутылку сухого вина, потому был более менее свеж. Конечно, чувствовал себя не как огурчик, но терпимо.

— Смотри, какая противная и самодовольная морда у замполита, — произнес сердитым голосом Шершавников.

— Злорадствует, сволочь! — согласился с приятелем зампотех. — Дать бы ему в харю!

— Купил машину и ведет трезвый образ жизни. Васёк, да ведь он издевается над нами!

Эдуард скорчил им в ответ мерзкую рожу и ушёл из канцелярии. Капитан прошёлся по спальным помещениям, по каптеркам, вышел на мороз, подышал и обратно. Так в трезвости офицеры и промучились до обеда, в обед остограммились, осталось протянуть до ужина и бежать по домам, доедать салаты.

Громобоев от нечего делать и чтобы как-то занять себя, перебирал в шкафу бумажки, избавляясь от ненужного бумажного мусора.

— Эдик! Сгоняй в посёлок за пивом, — умоляюще пробубнил зампотех. — Я тебе ключи от своей «Волги» дам! Конец рабочего дня, скоро все магазины закроются — опоздаем!

— Я выпив не вожу авто и тебе, Женя, не советую!

— Разве ж это пили? Понюхали! А до Песков сегодня свободно и пост ГАИ не выставлен. Поверь мне, не заметут! Тебе тоже кружка-другая пива не повредит.

— Неохота, на дороге гололёд!

— Да если что, моя «тачка» крепкая, как танк, любое дерево снесет.

Действительно, его «Волга» двадцать первой модели была уже легендой, и своим бампером снесла уже не одно дерево в округе, а Женя регулярно выпрямлял затем, то крыло, то капот, то паял пробитый радиатор. Но зарок — не пить за рулём и не садиться за баранку поддатым — есть зарок, и Эдик вновь отказался и не поддался на мольбы зампотеха.

— Сам езжай!

— Я б поехал, да руки-ноги дрожат, — тяжко вздохнул Изуверов. — Боязно…

В этот момент взревела громкая сирена, и офицеры бросились к окну, чтобы взглянуть, что случилось в полку. Тревожное гудение в районе штаба быстро прекратилось. Сквозь заиндевелое стекло был виден заснеженный плац, как в новогодней сказке: тишина, полное безветрие и медленно падали крупные снежинки.

— Это что за чертовщина? На пожар не похоже! — воскликнул зампотех, вглядываясь в сумерки. — Не видно ни хрена! Не люблю зиму — больно короткое светлое время! Всего лишь шесть вечера, а за «бортом» тьма, хоть глаз выколи.

Внезапно на плац въехала машина с зажжёнными фарами и мигалкой.

— Ну вот, милиция за кем-то прибыла, — изумился Изуверов. — Надеюсь, не за нами. Мы вчера дома пили, а когда пускали ракеты, то вроде бы никто не засёк. Мы с Васей точно не могли за собой хвоста привести. Политрук, а ты вчера ничего не сотворил хулиганского?

Громобоев в ответ только усмехнулся.

Офицеры вглядывались в темноту, но ничего нового не увидели. Машина стояла и с места не двигалась, сигналила и ревела мотором, мигала как светофор, но из неё никто не выходил.

— Вот! Даже техника свихнулась! Этот «бобик» явно сбежал от хозяина, поэтому рычит и гудит! «Уазик» — призрак!

— А может быть, Тщедушкин опять кого-нибудь изнасиловал? — выдвинул версию начальник штаба. — И наряд милиции приехала за ним.

— Типун тебе на язык! — обругал его Громобоев. — Хватит нам с ним уже предыдущих ЧП.

Дело в том, что командир взвода старший лейтенант Тщедушкин недели за две до Нового года подцепил на танцах молоденькую девушку, привел её к себе в общагу и несколько раз подряд вступил с ней в половой акт разными способами. Девица оказалась несовершеннолетней. И пусть до восемнадцати лет ей не хватало лишь двух месяцев, но эти два месяца грозили стать роковыми. Обвинение в изнасиловании не на шутку испугало Сергея Тщедушкина, ведь малолетка в околотке заявила, что пошла к офицеру послушать музыку после дискотеки, а вместо музицирования он овладел ею, причем один раз в крайне извращенной форме.

Девушка некоторое время пыталась изобразить невинность и целомудренность, скандалила вместе с мамой в штабе полка и в милиции, но версия похода в общагу в два часа ночи умиляла своей глупой наивностью даже самых яростных защитников и поборников девичьей чести.

Кроме того, в деле появились смягчающие обстоятельства — невинная девушка умудрилась заразить Тщедушкина нехорошей болезнью. Необъяснимый парадокс! Старший лейтенант предъявил командиру части и следователю медицинскую справку, после чего забрить в арестанты взводного стало проблематично. А тем более офицера с боевыми заслугами и наградами. Встал вопрос: так девушкой она была или уже не девушкой? В общем, и она, и Тщедушкин друг друга стоили! Подхваченный триппер стал палочкой-выручалочкой, спасением взводного, невинность партнёрши удалось оспорить.

А для бравого вояки, всего лишь за год после возвращения с афганской войны этот случай приобретения триппера стал уже пятым или шестым, хотя по этому поводу он особо не переживал. Для улаживания проблемы Тщедушкину (после этого случая получившего прозвище Триппашкин) пришлось подарить «жертве» и импортный кассетный магнитофон, и расстаться с последними деньгами, заработанными в Афганистане.

— Ну, если этот ходячий триппер снова начудил, то я его урою! — пообещал обозлённый Громобоев. — Сколько можно выручать дурака из разных передряг?

— Сгною в нарядах, — поддержал Эдика начальник штаба, ему захотелось на ком-то сорвать злость за похмельный синдром.

Зампотех улыбнулся, сделал глубокую затяжку и, выпустив три кольца табачного дыма, произнес безо всякого осуждения:

— Да ладно. Серёга отличный мужик! Вы к парню предвзято относитесь. Он делает лишь то, что умеет. Тщедушкин не виноват, что у него ничего другого не получается, кроме как молодых девок портить, да разбитным бабам в трусы залезать!

Шершавников снисходительно посмотрел на Жеку.

— А ты уж лучше бы помалкивал, защитник нашёлся! Старый ловелас! По твоей вине едва международный конфликт не произошёл на сексуальной почве. Сам от Трипашкина недалеко ушел.

Женя на едкое замечание товарища совсем не обиделся, а лишь хитро улыбнулся, вспомнив былое.

— Вы о чём? — не понял Эдик.

Майор ухмыльнулся, выпустил ещё пару колечек табачного дыма и принялся рассказывать давнюю историю в цветах и красках…

…Несколько лет назад майор Изуверов, а тогда зелёный лейтенант, кутил с приятелями в дорогом ресторане и пристал в пьяном виде к ослепительно красивой брюнетке. Женщина словно сошла с обложки модного журнала: длинноногая, стройная, с острыми торчащими грудками, копна её искрящихся волос была чернее смоли. Дьяволица в короткой юбочке! Эту короткую тряпочку и юбкой было назвать трудно. Она стояла возле стойки бара вместе с невзрачным мужичонкой лет пятидесяти, пила коктейль.

Жека принял брюнетку за девушку лёгкого поведения, которая не прочь провести время за чужой счёт. Как раз накануне была получка, Изуверов был при деньгах, почему бы не потратиться на прелестную незнакомку? Он подошел поближе и заказал рюмку коньяка. Лейтенант присмотрелся к незнакомке. Особенно его поразили чёрные, словно маслины глазищи, и шальные жгучие искорки в них. Женька засмотрелся на красивый ротик, представил, как же она должно быть хорошо работает эротичным язычком и губками…

Её лысоватый спутник постоянно что-то шептал красотке на ушко, при этом девушка громко и заразительно смеялась. Женька не спуская глаз с обворожительной брюнетки, выпил первую порцию коньяка, потом повторил для закрепления, и чтобы набраться храбрости жахнул ещё целый стакан бренди. Соседка изредка поглядывала на молодого лейтенанта, заманчиво улыбалась, и как показалось Жеке, даже слегка подмигнула.

О чём девушка говорила с мужчиной, лейтенант не слышал, они общались вполголоса, да и музыка в зале гремела на полную мощность, но и так всё понятно, распутная девка — обрабатывает клиента! А чем Изуверов не такой же подходящий клиент? У него ведь полный карман денег! Вконец осмелев, он пригласил её на танец. Девушка что-то шепнула мужчине и согласилась.

Вначале танцевали молча: партнерша смотрела и улыбалась, а Женька тоже помалкивал, лишь напряженно стараясь попадать в ритм танца и не оттоптать красотке ножки. К стойке он её не возвратил, сразу начался второй танец, потом третий. Молодого лейтенанта, воздерживавшегося примерно месяца три, остро возбуждала близость гибкого женского тела, ароматный запах, взволнованное дыхание, обворожительная музыка, таинственный полумрак.

Изуверов стал действовать смелее, алкоголь подействовал, он что-то начал шептать партнёрше на ушко, что-то очень непристойное, затем погладил её талию, провел ладонью чуть вниз по бедру и сразу запустил сантиметра на три вверх под юбку, а другую ладонь положил на упругую задницу. Девушка слегка напряглась, но не сопротивлялась, и руки скользящие под юбкой по попке не отстранила.

Евгений прижался грудью покрепче, притиснулся к сосочкам, партнерша глубоко выдохнула, и тогда он провел пальцами между ягодиц…, почувствовал тонкие трусики. Правая ладонь сама собой оказалась ещё глубже под юбочкой (как было уже сказано, юбочкой это одеяние называлось с большой натяжкой), шасть — и шаловливые пальчики уже под трусиками, сначала побывали сзади, потом и спереди. Кровь и алкоголь ударили лейтенанту в голову, а когда ощутил на кончиках пальцев пушок и влагу, попёрла дурь — заработали инстинкты ниже пояса.

Словно племенной жеребец Изуверов был уже неудержим. Женщина что-то пробормотала непонятное, слегка картавя, и грассируя, но что именно он не разобрал. Захмелел! Тут рядом с ними очутился лысый злобный толстячок. Незнакомец попытался оттолкнуть лейтенанта, громко возмущался, пытался дать пощечину. Женька перехватил пухлую ручонку, потряс за грудки возмутившегося мужичка, и отпихнул в сторону. Вокруг наметившейся заварушки сгрудилась толпа зевак, кого-то они толкнули, кого-то слегка задели, шум, гам, вот-вот завяжется потасовка. Суетились и бармен, и официанты. Два приятеля лейтенанта вклинились в толпу, попытались помочь товарищу, распихивая народ.

Жека под шумок изловчился и умыкнул девицу в мужской туалет, где в тесной кабинке сладкий ротик красотки, показал ему высший пилотаж. Сделав свое дело, новая подружка вновь что-то непонятное пробормотала, попыталась вернуться в зал, но Изуверову показалось этого мало. Лейтенант хотел продолжения и, поломавшись чуток для вида, брюнетка согласилась.

Жека потащил её, вернее было бы сказать, это девица увлекла его на второй этаж, где они и укрылись с ней в её гостиничном номере. Партнёрша заперлась на ключ, в ураганном темпе они мгновенно разделись, разбрасывая одежду по комнате, и завалились на кровать. Однако, толком не успели завершить и одного раза, как дверь номера вскрыли снаружи специальным ключом, и несколько добрых молодцев выдернули Женьку из постели. Неизвестные подхватили полуголого лейтенанта под руки и увели в неизвестном направлении.

Дамочка даже не пискнула, лишь прикрылась простынкой и послала на прощанье воздушный поцелуй. Возбуждённый и неудовлетворённый Евгений попытался сопротивляться и вырваться, получил по почкам, по печени, по затылку и отключился. В итоге окончательно опьяневший и одуревший Изуверов очутился в какой-то кутузке.

Когда рано утром офицер очнулся и с трудом сумел разомкнуть опухшие веки, то обнаружил себя лежащим в мрачной камере, на жестких нарах. Голова ужасно болела и ломило всё тело. От соседей по каземату он с ужасом узнал, что находится в тюремном изоляторе управления КГБ. Вот влип, так влип!

Первое время лейтенант не находил этому объяснения. А в чем дело? Потом память слегка вернулась, и он с трудом, из обрывков восстановил вчерашний вечер. Что? Из-за проститутки в каталажку? Тогда бы его должен был замести отдел милиции, занимающийся борьбой за нравственность, а не спецслужбы! Вскоре вывели на допрос, и ситуация прояснилась. Героиня ресторанного романа оказалась женой французского то ли консула, то ли советника по культуре, а может военного атташе (этого толком не протрезвевший Женька так и не понял), ведь в момент близости ему было всё равно, что болтала девица и на каком языке: что русская речь, что польская, что французская.

А как их нашли и замели в гостинице? Очень просто, наружное наблюдение просигнализировало о вероятности международного инцидента: мужик, которого Изуверов подержал за лацканы пиджака, помял рубашку и сорвал галстук, и был тем самым дипломатом. Иностранный господин даже пожаловаться не успел, а за Женькой уже приехали, выдернули из постели, намяли бока, повязали, и дамочку вернули лично в руки законному супругу.

— Понавезут в страну блядей, а я теперь отвечай! — простонал Женька, выслушав суровое обвинение не то дознавателя, не то следователя. — Она же сама дала, никто её не заставлял, не насиловал! Шалава французская!

— А ты не кобелируй где не следует! Мало тебе наших баб? Этот ресторан предназначен в основном для отдыха иностранцев, в нём дипломаты тусуются, а мы их курируем. Там и наши девочки тоже работают на благо Родины. Каждый при деле, все на службе, а ты мешаешься! Какого чёрта тебя балбеса туда понесло!?

— Бес попутал! Шли с друзьями мимо, музыка приятная звучала, яркие огоньки…

— Мотылёк, блин…

— Вошёл рюмашку хряпнуть, а тут у стойки бара эта бестия стоит и глазками стреляет. Меня и сразила наповал…

— Завербовала?

— Че-е-го-о? — возмутился Изуверов.

— Завербовала для работы на иностранную разведку?

— Да вы что? Очумели? Какая разведка? Какая вербовка?! Да она почти не говорила, у неё рот был постоянно занят…

— Тебе повезло, не успел дать подписку о сотрудничестве…

— Как раз наоборот, это она и взять и дать успела, но вовсе не подписку… — пошутил Жека осмелев, и тут же получил звонкую затрещину от следователя.

Командованию полка удалось забрать Изуверова из кутузки лишь на третьи сутки, после того как принесли извинения французу, благо супруга дипломата претензий не предъявила, сказала что ничего особого не произошло, просто немного потанцевали и выпивший молодой пылкий офицер надумал себе немного лишнего и романтичного. Эта бесстыжая нахалка, когда муж отвлекся ещё попросила передать привет бедному Ромео. Кстати, по наблюдению следователя, при дневном свете дамочка была уже не столь обворожительна и соблазнительна и на юную девушку никак не тянула. О чём чекист не удержался и с ехидцей сообщил Женьке.

Командир полка получил строгача от Командующего округом за низкую воспитательную работу с офицерами, а незадачливый похотливый лейтенант неполное служебное соответствие. Так Изуверов прославился на весь округ и старшим лейтенантом стал на девять месяцев позже срока, хорошо, что вообще им стал и в армии удержался…

Сумерки сгущались всё сильнее, по асфальту мела поземка.

— Да нет, похоже, что это не милиция, — возразил Эдик. — Это вроде бы ВАИ.

— За кем же это военная инспекция погналась? Поймали в автопарке нарушителя? — предположил Вася.

— Тогда какого черта ревёт сирена? — вновь сам у себя спросил Изуверов. — Нарушитель сбежал? Хотят собрать на плац и будут рассматривать наши физиономии?

В это время по селектору объявили общий сбор по тревоге. Делать нечего, пришлось надевать шинели и топать на мороз. Надо сказать, что вечер второго дня Нового года, выдался довольно морозным, градусов под двадцать пять, а то и более. Батальон не успел построиться, как прибежавший на плац дежурный по полку заявил, что строиться следует не здесь, а в парке боевых машин. Поспешили в парк. У ворот КТП тоже стоял «Уазик» с мигалкой, по парку разъезжал еще один, а следом за ним чёрная «Волга», явно большого начальника.

— Генеральская! Заместитель командующего генерал Кузьмичёв приехал, — авторитетно заявил зампотех, разглядев номер. — Принесла его нелёгкая на наши головы…

Волга затормозила, из салона вышел статный начальник и грозно рыкнул:

— Чего стоим истуканами? Вводная — боевая тревога!

Офицеры и солдаты помчались к боксам, принялись распахивать заваленные снегом ворота. Двери и ворота не поддавались, и началась суета. С горем пополам всё же открыли входные двери. Одни солдаты продолжали расчищать снег, другие заводили и прогревали двигатели танков, бронетранспортеров и автомобилей, третьи тащили боеприпасы и пулемёты. Подогреватель двигателя одного из танков полыхнул огнём, и языки пламени побежали под его днищем. В танке полный боекомплект, а рядом ещё десять танков! Рванёт — мало не покажется! Комбат не растерялся и вместе с ротным капитаном Меньшовым, схватив лопаты, закидали огонь песком и снегом. Бестолковщина, переходящая в панику царила кругом.

Тревожные ворота в сторону леса открыть никак не получалось, так как дежурный не смог найти ключи, тогда передний танк «ИС-3» их просто снёс и выехал за пределы парка.

— Стоп! Стоп! Я сказал прекратить учения!!! Отбой тревоге! — заорал в мегафон генерал и остановил «войну».

Напряжение разом схлынуло, но броуновское движение людей и техники продолжалось и далее минут пятнадцать, пока не удалось поймать и остановить последнего бегающего солдата.

Командир полка построил офицеров: запыхавшаяся и разгорячённая шеренга источала лёгкий перегар, а над головами клубился пар. Генерал прошел вдоль строя, недовольно покачал головой и велел собраться в клубе на «разбор полетов».

Тесный солдатский клуб размещался на первом этаже одной из казарм. Первый вопрос генерала Кузьмичёва удивил всех офицеров и был совсем не о результатах проверки боевой готовности. К удивлению Громобоева и этот генерал был не менее мордат, чем Никулин. Такая же большая арбузоподобная голова и широкая красная морда.

— Чей транспорт стоит на КПП? Это какой-то бардак!

Действительно, на площадке перед КПП полка, ютились пять стареньких машинёшек: тридцатилетняя «Волга», ржавый «Москвич», горбатый «Запорожец», подержанные «Жигули», потрёпанная «Нива» и лишь одна новая «Волга». Ах, да ещё там стоял чёрный мотоцикл «Урал» с коляской начхима.

— Это автомобили наших офицеров, — начал было докладывать командир полка, пытаясь пояснить, что это не какие-то посторонние машины гражданских лиц, а свои, полковые.

— Я и говорю, бардак! Развели тут, понимаешь, анархию! Чья «Волга»?

— Какая? — уточнил кэп.

— «Газ-24»! — вновь рявкнул генерал.

— Моя, товарищ генерал-лейтенант! — доложил заместитель командира полка по строю. Эту «Волгу» вечно улыбающийся и неунывающий подполковник Смехов привез из Африки, где служил главным советником бронетанковых войск в армии Уганды. Как выяснилось позже (в полку об этом узнали из прессы), президент этой далекой страны оказался каннибалом, регулярно поедал своих противников и провинившихся чиновников. Смехову повезло, его в экзотической стране не съели. Он даже с гордостью рассказывал, как попал в историю национально-освободительного движения, борьбы с мировым империализмом и терроризмом.

Однажды арабские террористы захватили израильский самолет и посадили в аэропорту. Африканцы были далеки от арабо-израильского конфликта, поддерживали нейтралитет. Но следом за пассажирским авиалайнером приземлились два военно- транспортных самолета с израильскими коммандос. Спецназ израильтян в считанные минуты перестрелял охрану аэропорта и взялся за террористов.

Президент-людоед не мог потерпеть такого бесцеремонного вмешательства во внутренние дела его маленького, но суверенного демократического государства. Он приказал срочно выдвинуться бронетанковым войскам к аэропорту и уничтожить израильских агрессоров. Пока велись переговоры с боевиками, Смехов был никому не нужен, он даже не знал о происходящих событиях. Советский советник в это время, как обычно, лежал в бассейне с прохладной водой, спасаясь от палящего зноя, стаканами пил ром с колой и джин со льдом и тоником (он считал эти напитки идеальным лекарством от малярии). Но как началась стрельба — понадобился и наш военный советник с его бесценным опытом.

Однако не тут-то было — история повторилась, словно в 41-м: танки стояли в одном гарнизоне, боеприпасы хранились в другом, а топливо было в третьем. Заправить танки с трудом, но всё же удалось, и без боеприпасов три «тридцать четверки», те которые сумели завести, выскочили на взлетно-посадочную полосу. Однако заблокировать бетонку не успели, и танкисты во главе со Смеховым смогли лишь наблюдать, как взлетал последний самолет противника.

Вспыльчивый президент-изувер велел наказать виновных. Оставшихся в живых охранников аэропорта выловили в джунглях, каждому залили в глотку раскаленный свинец и развесили на пальмах. Смехову повезло, он был иностранным специалистом, но даже над его судьбой диктатор размышлял. Президент долго и пристально рассматривал стоящего по стойке смирно главного советника бронетанковых войск, и временно посадил под домашний арест. Сановный каннибал размышлял: расстрелять, повесить или отведать мясо белого человека.

Выпивоха, весельчак и балагур Смехов запаниковал, ему стало уже не до шуточек и не до рома и джина, события приняли неприятный оборот. Советник проявил смекалку и, усыпив бдительность охраны, сбежал через окно туалета. Босиком и в одних трусах он примчался в посольство и не выходил за его ворота до самой замены…

— Так точно! Это моя «Волга», — повторил замкомандира полка. — Техосмотр пройден, машина исправна.

— Мне плевать, исправна она или нет, — сказал как отрезал генерал Кузьмичёв. — Офицер, у которого есть личный автомобиль — пропащий для службы. Он потерян для армии.

— Не понял, товарищ генерал-лейтенант, — всплеснул руками Смехов. — Для чего потерян? Для армии? Для какой?

— Повторяю. Офицер, у которого есть личный автомобиль, потерян для Советской Армии! Для какой же еще!

— А я читал, что в американской армии у каждого офицера есть личный автомобиль, — подал реплику с места острый на язык майор Холостяков, у которого тоже был личный «Москвич».

— Кто это сказал? — грозно спросил генерал.

— Я сказал, — ответил Холостяков и встал по стойке смирно.

— Объявляю Вам строгий выговор за пререкания! Командир, сейчас же запишите ему взыскание. Повторяю, офицер, у которого есть личный автомобиль — потерян для военной службы! Командир полка!

— Я! — вскочил на ноги командир части и вытянулся в струнку. — Слушаю Вас!

— Товарищ полковник, Вы начальник гарнизона?

— Я! Так точно!

— Как начальнику гарнизона, я Вам приказываю: любая машина должна выезжать за пределы гарнизона только с Вашего личного разрешения! Ясно?

— Так точно! — вновь гаркнул полковник Плотников и вытянулся в струнку на все свои полтора метра роста.

— А разрешения на выезд выдавать — запрещаю!

— Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант. Так точно!

Офицеры в недоумении зашушукались, и по рядам пошёл ропот недовольства. Примерно ещё десять-двенадцать человек имели автомобили, помимо тех, что стояли на площадке.

— В чем дело? — повысил голос генерал.

— А как прикажете выезжать в город? — задал вопрос неугомонный майор Холостяков.

— На автобусе! Получайте увольнительную записку и езжайте на общественном транспорте.

— Мы вроде бы вышли из возраста срочной службы, не солдаты, — возмутился Эдуард. Как всегда он не смог промолчать. — Даже в училище на последнем курсе был свободный выход в город.

— Ваша фамилия, товарищ капитан?

— Громобоев…

— Командир полка, запишите, что Громобоеву за нетактичное поведение выезд запрещён до февраля! И объявляю Вам замечание за разговоры и нетактичное поведение. У этого капитана машина есть?

— Так точно! — подтвердил Плотников.

— Значит, поставьте её на прикол и пусть проржавеет от крыши до днища. Займите его службой, нагрузите делами…

Эдуард в ярости заскрежетал зубами и сжал кулаки. Он сел на место и выругался.

— Нет, вы посмотрите на него! Представляешь, Вася, этот мудила из «нижнего тагила» прикатил на служебной «Волге» в окружении «УАЗиков», а нам велит ходить пешком? Приехал бы сам сюда в трескучий мороз на перекладных, на трёх автобусах, и потом я бы посмотрел на его пешеходный задор… — пробормотал Громобоев, обращаясь к Шершавникову.

Начальник штаба, живший в гарнизоне через дорогу, только ехидно ухмыльнулся, он был беспощаден к приятелю:

— Развивай ноги, тренируй мышцы. Купи велосипед вместо авто или бегай трусцой.

— Сам бегай, — огрызнулся Эдик и насупился.

Генерал потребовал показать мобилизационные документы и тревожные чемоданы. Громобоев только недавно начал оформлять документацию, карта была склеена, но на ней не было нанесено, ни одной надписи, ну, а полупустой тревожный чемодан содержал лишь котелок, ложку и полотенце.

— Капитан, как я посмотрю, Вы действительно заняты лишь своей машиной! Возможно, Вам пора отправиться послужить в Забайкалье или на Кавказ?

— Спасибо, я только прибыл из Афганистана.

Полковники из свиты генерала переглянулись и дружно принялись делать пометки в блокноты. Генерал продолжил публичную порку Громобоева.

— Ну и что? Уверен, кавказский горный воздух Вам будет полезнее наших сырых болот. Капитан, где Ваш сухой паек на трое суток и деньги на первые дни войны? Чем собираетесь питаться? Шпротами и сгущенкой? — вопрошал генерал, тыкая банками под нос Громобоеву.

Эдик не растерялся и ответил:

— Этих продуктов мне хватит на три дня. Китайский пехотинец довольствуется килограммом риса на неделю! А деньги положу с первой же получки…

— Вы служили в Китайской Народной Армии? — усмехнулся генерал. — Откуда такая осведомленность? Надо его проверить, не завербован ли этот говорливый капитан… Болтун — находка для шпиона!

Эдуард покраснел, но на этот раз сдержался и промолчал. Спорить далее было бесполезно, тем более Громобоев увидел, что строевик принес служебную карточку и выразительно посмотрел на него. Генерал полистал страницы, почитал записи и добавил свою. Кадровик-майор вновь посмотрел на Громобоева и скорчил кислую рожу. Проходя мимо, он прошептал Эдику:

— Замолчи и не высовывайся капитан, прикуси язык! Теперь замучаешься удалять этот выговор…

Новый год был окончательно испорчен. Эх, а ведь сегодня не пятница тринадцатое! — подумал Громобоев, топая по тропинке между сугробами к своей машине. На стоянке его ожидало еще одно разочарование. Переднее колесо спустило, а менять на морозе — дело не из приятных.

— Да пропади ты пропадом! — воскликнул капитан и побрёл пешком на автобусную остановку.