Часть 3

1. Поговорим о странностях любви…

Какими словами описать переживания родителей, чье чадо попало в нешуточную переделку, над головой которого дамокловым мечом висит постановление прокуратуры, за кем ведут охоту сильные и недобрые люди? У автора таких слов нет. Читатель вправе представить их себе сам. Но внешне Тамара Сергеевна и Николай Трофимович держались достойно. Не хотели они друг другу свои переживания показывать. Берегли один другого.

В день приезда дом Барсуковых навестил невзрачный человек с мрачным лицом, предупредил о какой-то непонятной ответственности. Николай Трофимович его чуть с лестницы не спустил. Чуть, но не спустил. Вежливо выпроводил. Мелешко, явившийся свидетелем разговора, поразился терпению своего начальника. Потому что на его месте Андрей повел бы себя совершенно иначе. Тамара Сергеевна молча глотала таблетки и жалобно смотрела на мужчин. А мужчины… Они откровенно не знали, что делать в этой ситуации, как реально помочь Александре. Впрочем, на следующий день Андрея посетила идея.

— Николай Трофимович, — сказал он, когда Тамара Сергеевна отправилась на кухню завтрак готовить, а они вдвоем вышли на знаменитую веранду под семейным кодовым названием «палуба». — Я думаю, что если бы Саша завершила все свои дела, которые она собиралась завершить, то сама бы явилась в прокуратуру. А поскольку не явилась, то значит, чем-то занята. Не преступница же она, в конце концов! Просто не хочет, чтобы ей мешали. Может быть, имеет смысл пойти по ее следу?

— По ее следу теперь кто только не ходит, — проворчал Николай Трофимович. — Но дорого бы я заплатил, чтобы ее увидеть.

— Только не здесь, — серьезно произнес Мелешко. — Ваш дом рисуют.

— Я заметил, — кивнул Барсуков. — Довольно-таки небрежно.

— Понимают, что она здесь не объявится, — предположил Андрей. — А может быть, у местных властей профессионалов не хватает. А может быть, дело совсем плохо. За небрежной «наружкой» скрытая «наружка» работает.

— Да ну, — с сомнением покачал головой Барсуков. — Это-то зачем? Сашка не шпионка.

— Черт их знает, — проворчал Мелешко. — Пойду я после завтрака, прогуляюсь. У Сашки нюх на преступления.

— Гуляй, — вздохнул Барсуков. — Если Сашку случайно увидишь…

— Перейду на другую сторону улицы, — грустно улыбнулся Мелешко.

— Да, пожалуй, — согласился Николай Трофимович.

* * *

«Топтунов», если бы таковые находились поблизости от Саши, можно было бы вычислить без проблем. Нет, не потому что она приобрела какой-то опыт выявлять «наружку». А потому что к полудню город выглядел пустынным, если не сказать мертвым. Проходя по площади, где вчера развернулись нерадостные события, Саша почувствовала что-то похожее на состояние безнадежной тоски и отчаяния. На площади не было ни души. Девушка растерянно огляделась по сторонам.

Слабый ветер поднимал столбы пыли и мусора, который почему-то никто и не подумал убрать после вчерашнего. Окно на первом этаже мэрии, где только что скрылся Ершов, оставалось незастекленным и, похоже, никого это не волновало. Первые два этажа гостиницы по-прежнему были задраены плотными жалюзи и решетками. Никто не входил и не выходил из дверей. И даже никаких голосов не раздавалось, что было уж совсем странно. То есть в разгаре дня, конечно, мы никаких звуков и голосов не слышим, потому что привыкли к повседневному шуму и не обращаем внимания. Но вот когда они вдруг исчезают, понимаешь, что их должно быть много. И из окон должны голоса доноситься и музыка играть, слоганы рекламные из недр радиоприемников и телевизоров должны исторгаться, а на улице — урчать моторы, и смех должен слышаться, и ругань, дети должны кричать, да много чего еще. В тишине внезапно вымершего города было не просто тоскливо. Было жутковато.

Несмотря на охвативший ее внезапный ужас, Саша представила себя со стороны и усмехнулась. Одинокая старушка на огромной площади в столбах пыли, перешагивающая через груды мусора, под ногами трещит стекло, обрывки бумаги и тряпок летят в лицо… Картинка, достойная мастеров итальянского неореализма. Кто бы мог подумать, что это возможно в обыкновенном российском городке, где чрезвычайное положение вовсе не объявлено… С площади она отправилась к зданию редакции «Новоладожского вестника». Потому что таила небольшую надежду — вдруг Брыкин объявился там.

«Как легко напугать человека, — думала Александра, входя в образ и по-старушечьи семеня. — Достаточно продемонстрировать грубую силу, и он станет задумываться, стоит ли лишний раз выходить из своего укрытия, которое создает иллюзию безопасности. Не важно, что это за укрытие — первобытная пещера, средневековая крепость или панельный дом… Вот когда у него отнимут это укрытие, тогда он перестанет бояться».

В переулке перед зданием редакции, однако, люди были. Из проезжавшего автомобиля послышалась музыка. Потом мимо Саши на велосипедах проехали двое — рыжая малолетка в широких пятнистых штанах и солдатских ботинках и долговязый парень в пестрой майке и драных джинсах. Проехали, оглянулись и замедлили ход.

— Ваши документы! — голос над головой раздался, как гром среди ясного неба.

Саша вздрогнула и обернулась. В нескольких метрах от нее застыли два широкоплечих амбала с каменными лицами. Между ними протиснулся человек в летней курточке постройнее и поменьше ростом. Вероятно, он был командиром этих амбалов. Саше бы испугаться. Но почему-то кроме злости она сейчас ничего не чувствовала.

— Ваши документы, — повторил человек в курточке.

— В чем дело? — спросила она.

— Ага, — довольно проговорил он. — Все-таки мы не ошиблись. Александра Николаевна, перестаньте притворяться. Хочу отметить, что ваш маскарад весьма… несовершенен. Нам нужно, чтобы вы прошли с нами. С вами хотят поговорить.

— Кто? — нахмурилась Саша.

По лицу командира пробежала тень.

— Хорошие люди. Поверьте, что вам абсолютно ничего не угрожает. Пройдемте в нашу машину, — он указал рукой на стоящий неподалеку черный «форд эскорт». — И я вас очень прошу — давайте не будем устраивать здесь спектаклей для публики.

Он отступил в сторону и амбалы образовали своеобразный коридор.

— Глупо, — сказала Саша. — И грубо. Вы думаете, вам сойдет это с рук? Нужно быть идиотом, чтобы так думать.

— Не нужно так разговаривать с теми, о ком не имеете никакого представления, — презрительно заметил командир амбалов, но видно было, что слова Александры его почему-то не на шутку задели.

— А вы забыли представиться, — усмехнулась она одними губами.

— Лейтенант Воропаев, пожалуйста, — пожал плечами он.

* * *

— Бьерн, это она! — Фанни резко затормозила, когда они с Бьерном завернули за угол дома. — Клянусь всеми святыми — это она!

— Кто? — туповато спросил Бьерн.

— Журналистка Александра Барсукова! — торжественно провозгласила Фанни. — И, кажется, у нее проблемы. Эти страшные люди хотят… как это ты иногда говоришь по-русски?.. взять ее в оборот? Они очень похожи на бандитов. Поехали обратно!

— И что мы сделаем? — нерешительно произнес Бьерн. — Ты видела, какие у них плечи?

— Я не знаю, что мы сделаем, — твердо проговорила она. — Но ей явно требуется помощь.

— Ты владеешь восточными единоборствами? — скептически спросил молодой человек, разворачивая вслед за Фанни велосипед.

— Нет, — сказала девушка. — Посмотри, они сажают ее в машину. Мы поедем следом. Если они поймут, что их действия замечены, то, возможно, поостерегутся ее убивать.

— Фанни, ты фантазерка! — невесело усмехнулся Бьерн. — Почему ты решила, что они везут ее убивать? И вообще, с чего ты взяла, что эта старушка — журналистка Александра Барсукова?

— Во-первых, у меня есть глаза, — заметила Фанни, набирая скорость, потому что в этот момент «форд» с Сашей и «бандитами» тронулся с места. — Александра Барсукова не очень старательно замаскировалась. Во-вторых, я слышала, как они ее назвали по имени. А в-третьих, к ответу на твой предыдущий вопрос, я видела, что она весьма недовольна встречей с этими типами.

— Мы за ними не успеем, — тяжело дыша, выкрикнул Бьерн.

— А ты поднажми! — приказала она и привстала с седла, изо всех сил налегая на педали и вырываясь вперед.

2. Новоладожские разборки

Никита Петрович Недолицымов занимал кресло мэра Новоладожска шестой год. Место сие не было пределом его мечтаний. Когда в девяностые он нащупал реальные способы подняться на олимпийские вершины, у него не было сомнений в том, что все получится. Должность мэра должна была явиться тем трамплином, с которого он прыгнет в гораздо более соблазнительное кресло. Но человек предполагает… А звезды складываются так, как им заблагорассудится. Смена президента страны была первым звоночком к тому, что прямая дорога Никиты Петровича вдруг завернулась крутым виражом, из которого не так-то просто вырулить. Там, на вершинах, появилось много новых, молодых, не имевших никакого отношения к покровителям Никиты Петровича, лиц. И это поначалу осложнило его жизнь донельзя. В город зачастили комиссии из центра, государственные дотации на городское производство и коммунальное хозяйство стали сокращаться, а потом и вовсе прекратились, перевод полагавшихся городу бюджетных средств тоже стал проблемой. Никита Петрович заметался, зачастил в Питер, но высокое начальство словно списало городок и его мэра со счетов. Перед выборами на очередной срок в прессе стали появляться бесстыдные пасквили, которые не имели никакого отношения к действительным грехам Недолицымова (действительные грехи, к его удивлению, почему-то газетчиков не интересовали), но производили впечатление на обывателя. Дело шло к бесславной развязке. Самое лучшее, на что мог рассчитывать мэр-бедолага, это пост третьего заместителя посла в какой-нибудь крошечной тихоокеанской стране. На это уже намекали ему в широких коридорах и шикарных кабинетах известных зданий. Возможно, все так бы и закончилось. Но видимо, звезды решили дать Никите Петровичу еще один шанс.

Во время очередного унизительного визита к областному губернатору, сидя в приемной в слабой надежде на прием, ибо очередь к начальству была сродни очереди в бесплатной зубной поликлинике, он лицом к лицу повстречал собственную перемену участи. Перемена участи выступала в образе маленького, кругленького и лысого человечка, уверенно выходившего вместе с губернатором из хозяйского кабинета и неприятно подхихикивающего. Недолицымов подумал было, что это очередной униженный проситель, но приглядевшись к выражению лица хозяина, понял, что в роли просителя выступает скорее последний. Губернатор встретился взглядом с Недолицымовым, почему-то страшно обрадовался и подвел кругленького толстяка к новоладожскому мэру.

— Вот, Борис Арнольдович, это и есть наш уважаемый Никита Петрович, — представил он одним махом обоих. — Что ж ты, Никита, в предбаннике-то сидишь? Катерина, почему не доложила?

Катерина, грузная томная особа, покрылась красными пятнами и задохнулась от возмущения — некоторое время назад было велено «пущать» Недолицымова в последнюю очередь.

— Вот что, Никита, — радостно проговорил губернатор. — Советую тебе немного покалякать с господином Сосновским. Думаю, найдется о чем. А когда покалякаете, зайди ко мне. Я буду ждать.

Но губернатор так и не дождался Недолицымова. Потому что господин Сосновский и новоладожский мэр, «покалякав», рассудили, что смогут решить все свои проблемы без участия областного руководства. И даже без участия руководства питерского.

Выборы новоладожского мэра прошли «на ура», конкуренты отвалились подобно засохшим чирьям, пасквилянты были жестоко наказаны, а финансовые проблемы Недолицымова, как личные, так и общественные решились сами собой. Его новый покровитель, получив от Недолицымова все, что требовалось, особо ему не докучал, иногда позванивал на праздники — интересовался, не обижает ли кто. Поначалу кто-то по инерции еще пытался обижать. Но потом обидчики как-то сами собой ликвидировались. Кто номинально, а кто и фактически. И Никита Петрович воспрянул духом. Он свято уверовал в то, что теперь в его жизни наступила сплошная белая полоса. А за ней планировалась совсем уж яркая полоса, золотым сиянием отсвечивавшая.

Планировалась она как раз в начале нынешнего лета. Когда нужно было договор подписать с иностранными инвесторами, которых Сосновский раскопал. Инвесторы были серьезные. Вливания обещались такие, что дух захватывало. И понятно, что лично Недолицымову с этих инвестиций тоже кое-что обламывалось. Этого «кое-чего» могло хватить на безбедную старость недолицымовским правнукам. Но… Если бы не занудство их западное! Ну разве придет в голову российскому предпринимателю проверять степень экологической чистоты предприятия, которое он собирается к рукам прибрать? Технологические мощности, понятно, проверить надо, износ оборудования тоже имеет значение, квалификация рабочих опять-таки… Но не будет ему никакого дела до очистных сооружений, Недолицымов мог голову на плаху положить за эту истину. А эти! И ведь ладно бы производить что-то собирались, а то — перерабатывать! Отходы! Сосновский об этой их капиталистической особенности предупредил. Подготовиться просил. Зная, что непослушание Сосновскому чревато, Недолицымов подготовился. Все городское руководство, включая директора комбината, три месяца на ушах стояло, валидол глотало упаковками. Но подготовились, успели. Ни одна комиссия не подкопалась бы. Недолицымов из форсу даже комиссию европейских наблюдателей пригласил. А чего? Пусть смотрят. Нам скрывать нечего.

И вот поди ж ты! Именно в то время, когда делегация инвесторов в полном составе высадилась мощным десантом на новоладожской земле, когда одновременно с ней высадилась другая делегация — из Европейской экологической ассоциации (спелись, не иначе) нужно было объявиться этой дрянной журналистке с ее «синюшным» репортажем. Зарубежные гости репортаж посмотрели. Удивились вежливо. Поинтересовались. Мэр взял тайм-аут, срочно Сосновскому стал звонить. Тот обещал помочь. Опровержение иностранные гости проглотили. Но уезжать не торопились. Если бы они сразу уехали, не увидели бы того безобразия, которое вдруг ни с того ни с сего стало твориться в городе. На этот раз Сосновский сам Недолицымову позвонил. И вопреки своей привычке мэра выматерил. Сказал все, что думает о его способностях удерживать порядок во владениях.

И это было пострашнее перспективы уехать послом на маленький остров…

Недолицымов сказался было больным. Ему и правда нездоровилось. Давление подскочило, сердчишко колотилось. А тут еще визит телевизионщиков, которые вели себя совершенно беспардонно. Особенно эта госпожа Калязина, про которую говорят, что у нее связи в Смольном на самом верху. Поэтому и выставить он ее не посмел, и тон ее невежливый терпел. Но Никита Петрович не сидел бы в кресле мэра ни одного дня, если бы привык сдаваться ни за понюшку табаку. На другой день после митинга он собрал своих заместителей, вызвал директора химкомбината, приказал обслужить комиссию по первому разряду. А сам с главным иностранным инвестором в своем кабинете три часа наедине беседовал. Ну, не считая, конечно, переводчицы. Переводчица была молоденькой, глупенькой, ничего в тонкостях совместного бизнеса не понимавшей. Недолицымов специально такую в администрацию на работу взял. Он был уверен, что обслугу надо держать безмозглую. Чтобы дело делала, а в суть дел хозяйских вникнуть не могла. Вот и эта девка толмачила, но в содержание не вникала. До такой степени, что это иногда затрудняло понимание. Но как-то разобрались… Последние документы подписали, обмен сувенирами и рукопожатиями осуществили. Инвестор похвалил мэра за оперативность — еще все точки над «и» расставлены не были, а работы по договору уже начались. Очень это понравилось капиталисту. Такой вот западный подход к делу. И уверенность в успехе.

А когда инвестор отбыл из кабинета, Никита Петрович вызвал своих главных «силовиков», прежде всех Сорокина. Хотел он им хвосты накрутить. Но не получилось. Потому что они опередили его с новой информацией. От которой у Недолицымова опять давление подскочило.

— Неприятности у нас, Никита Петрович, — с порога начал Сорокин. — Журналистку-то нашу не удалось взять. Ушла она. Вместе с сообщниками. Наши ребята только-только ее за жабры хотели взять, а тут какие-то хмыри не пойми откуда выскочили и… увезли в неизвестном направлении.

Мэр вообще Сорокину верил. Потому что тот до недавней поры его никогда не подводил. А теперь вон как обернулось…

— Ну, спасибо тебе, Володя, — Недолицымов картинно поклонился. — Я думал ты ко мне с хорошими вестями наконец-то пришел. А ты еще одну гадость тащишь. Это как так понимать, с сообщниками? И почему в неизвестном направлении? Твои орлы лупоглазые проследить не могли, куда они поехали?

— Машина у них сломалась… — глухо проговорил Сорокин. — То есть вовремя не завелась. А когда завелась, их уже и след простыл.

Тут уж Недолицымов не выдержал — выругался от души, трехэтажно. А потом безо всякого выражения, как робот, произнес:

— И что ты собираешься делать дальше?

— Как прикажете, — нахмурившись, сказал Сорокин. — Могу в отставку подать.

— А работать здесь я один буду! — обессиленно простонал мэр. — Ты мне по существу докладывай.

— Будем искать, — Сорокин распрямил плечи. — Нам известен номер машины, на которой они уехали. Это ниточка. За нее тянуть будем. Но вы же знаете, Никита Петрович, у меня хороших оперативников раз-два…

— Это я знаю! — рявкнул Недолицымов и почесал подбородок.

— Можно с Питером связаться, — предложил Сорокин. — Попросить бригаду… По нашим каналам. Нам сейчас люди очень пригодились бы.

Мэр пронзил его злобным взглядом.

— Чтобы нас на всех углах стали склонять? — заорал Недолицымов. — Может быть, еще в МУР позвоним? Или министра побеспокоим? — Он выругался и схватился за сердце.

* * *

Путь машины, в которой увезли Александру Барсукову, проследить удалось. Нет, не потому что Фанни и Бьерн смогли развить скорость, равную скорости хорошего автомобиля. Хотя и крутили педали они изо всех сил, но все же велосипед — не автомобиль. Однако им повезло. «Форд» петлял по улочкам Новоладожска с небольшой скоростью и недолго. Было похоже, что шоферу не удается найти нужный адрес. А остановился «форд» возле трехэтажного кирпичного дома, каких в Новоладожске было множество — когда-то такое жилье считалось элитарным, и обитали в нем инженеры, сотрудники химических лабораторий комбината, учителя, врачи и прочая интеллигенция. С тех пор много воды утекло, кирпичные дома ветшали, жильцы за копейки продавали свои квартиры, а то и просто оставляли их, перебираясь кто в славный город Питер, кто в пустующие деревенские домишки под Новоладожском.

Дом, в который привезли журналистку выглядел почти нежилым. После этого Бьерн был готов согласиться с Фанни — если пленника привозят в нежилой дом, ничего хорошего ждать не приходится. Он совершенно растерялся, не понимая, что делать дальше. Вызвать милицию? Но ведь из телевизионных сюжетов, которые они видели еще в Питере, было понятно, что милиция тоже не прочь заполучить Александру. Да и прекрасно знал Бьерн российскую милицию. Скорее всего на их вызов просто никто не отреагирует. А освобождать пленницу своими скромными силами было безумством. Из размышления его вывел голос Фанни.

— Подержи, пожалуйста, мой велосипед, — решительно проговорила она. — А я схожу на разведку.

— Ты с ума сошла! — воскликнул он. — Какая разведка? Если это бандиты, от тебя мокрого места не останется.

— Ничего не случится, — Фанни помотала головой. — Мало ли что нужно девушке в этом доме! Может быть, я друга ищу? Брыкина — вот!

— Будешь звонить в каждую дверь? — Бьерн схватил Фанни за руку, пытаясь удержать от безумного поступка.

— Здесь не так уж много дверей, — заметила девушка.

— Тогда ты держи велосипеды, а я схожу, — сказал он.

— Ты не годишься, — ответила Фанни и высвободила руку. — Маленькая рыжая девчонка вызовет у бандитов меньше подозрений, чем такой мощный атлет, как ты.

Бьерн расцвел от такого комплимента и потерял бдительность. Фанни рванула к дверям подъезда и исчезла за ними.

* * *

3. Без женщин жить нельзя на свете…

Чем бы и когда бы ни был озабочен майор Мелешко, он не мог не замечать встречавшихся на его пути женщин. Завидев представительницу слабого пола он ощущал в своей душе небывалый подъем, а если дам вокруг было много, у него начинала кружиться голова. Потому что нравились Андрею женщины, ну что тут поделаешь. Ему нравились все они без исключения — худые и толстушки, серьезные и хохотушки, молодые и зрелые. Он сходил с ума от стройных и не очень ножек, от зеленых, голубых, карих глаз, пышных и приглаженных причесок, от ярких нарядов, от маечек, брюк и юбок, от обнаженных загорелых полосок тела, от походок… В общем, что тут говорить? Мелешко воспламенялся от всего, что имело отношение к женщине.

Сидя в кафе под открытым небом на одной из центральных улиц Новоладожска, он потягивал теплое пиво, продумывал планы поиска Александры, но при этом не мог отвести взгляда от компании молоденьких девушек, веселившихся за столиком неподалеку. Девушки были разные, но все они ему нравились. Скажи ему сейчас: выбирай любую девушку, и она будет твоей, но только одну, он бы впал в ступор, подобно Буриданову ослу. Потому что как можно было выбирать? Ему нравилась и худенькая, бледная девушка в маечке, обнажавшей восхитительный пупок, и загорелая полноватая блондинка с насмешливой улыбкой, и черноглазая кокетка с обалденно длинными ногами и звонким смехом. «Я схожу с ума, — подумал Мелешко. — Мне нужна она. И она. И она. Они нужны мне все. По отдельности и сразу. Несмотря на то, что сейчас следует думать совсем о другом». Он набрал в грудь воздуху и уже было поднялся, дабы отправиться на штурм или, напротив, спастись бегством, как девушки повернули головы в одном направлении и огласили площадь радостными воплями. Мелешко тоже повернул голову. И почувствовал, что не может дышать. Потому что к столику девушек направлялась королева. «А еще говорят, что в природе не бывает совершенства», — с восторгом подумал майор.

Девушка не шла, а словно парила по воздуху. Белокурые локоны развевались на легком ветру, высокая грудь слегка колыхалась, бедра безупречной формы призывно покачивались… «Бежать, скорее бежать отсюда!» — приказал он себе, но через секунду забыл, что собирался делать, зачем пришел сюда и откуда, и вообще на каком свете находится. Звуки девичьих голосов входили в его сознание волшебной музыкой, и он не сразу проникся смыслом этих звуков. А между тем девушки беседовали. И смысл в их беседе присутствовал. И через некоторое время дошел до Мелешко.

— А вот и наша Анка-пулеметчица! — радостно воскликнула длинноногая брюнетка, приветствуя новоявленную Венеру. — Твой мэр тебе вообще обеденный перерыв отменил? Мы тебя полтора часа сидим-ждем.

— А чтоб его скорей кондратий хватил, — махнула рукой красавица. — Последнее время у него «кровля» капитально съехала. Охает, дрожит и матерится. Свалю я от него, пожалуй.

— Следом за Лилькой, что ли? — пискнула худышка.

— А чем плохо? — повела плечиком «Анка-пулеметчица». — Лилька гринами скоро стены у себя в будуаре будет оклеивать. А мне мой мэр и зарплату иногда забывает подписать. Прикинь! Душный, сволочь. Зеленью все ящики завалены, а на расходы выдать — фиг! Шариковые ручки за свой счет покупаю и бумагу для факса. Посадили бы его, что ли!

— Так посади, — расхохоталась толстушка. — Приведи оперов, покажи ящики с зеленью.

— Шутишь? — усмехнулась Анка. — Чтобы меня потом в канаве с перерезанным горлом нашли? Перед ним опера на карачках ползают. Сам Сорокин заикается, когда в кабинет входит. Говорила мне мама — не ходи в мэрию. И ведь сколько предложений после конкурса было! Один старикан даже замуж звал. Нет, мне, идиотке, респекта захотелось. Этот респект скоро могилой обернется. Сваливать надо, девки. И вам советую.

— А нам-то чего? — удивилась толстуха. — Мы кто? Подай, принеси, напечатай, наклонись. А Катька, — она указала на худышку, — и не наклоняется. Ее депутат — примерный семьянин.

— Это Катькин-то депутат примерный? — прыснула черноглазая. — Вы забыли, что про него Лилька рассказывала? Как он перед Лилькой на коленях стоял, упрашивал, чтобы она не болтала об их с Сосновским развлечениях…

Девушки рассмеялись, а Мелешко мобилизовал внимание, услышав знакомую фамилию.

— Гонишь ты все, — отсмеявшись, сказала толстуха.

— Да ну вас… — махнула рукой черноглазая и мечтательно вздохнула. — Какие планы на вечер, девчата? Может быть, на озеро к Расулу поедем? На фирменные шашлычки?

— Из собачатины, — проворчала Анка. — А в качестве бесплатного приложения фирменные синяки от его дружков. Тебя, Петрова, жизнь ничему не учит.

— Мне никто синяков не ставил, — обиженно проговорила Петрова. — Попробовали бы… У тебя есть другие предложения?

— Если честно, я бы с удовольствием дома расслабилась, — сказала Анка. — Достали все эти тусовки с приключениями. Хочется спокойно посидеть у камина, музыку послушать, об искусстве побеседовать.

— С кем? — удивилась толстенькая.

— С умным человеком, — сердито проговорила Анка.

— Где ж его взять? — еще больше удивилась толстенькая.

Мелешко расправил плечи, отставил кружку с недопитым пивом и решительно встал…

4. Олигарх на горизонте

Поздно вечером полковник Барсуков и майор Мелешко сидели на кухне «загородной резиденции», предварительно плотно задернув шторы и поставив на середину пустого стола бутылку водки и два граненых стакана. Они с мрачным видом смотрели то друг на друга, то на бутылку и не двигались. Ужин было готовить некому — Тамара Сергеевна, поговорив полторы минуты с Сашей, которая звонила неизвестно откуда и успела только сказать, что с ней все в порядке, приняла снотворное и скрылась в спальне. Но если говорить откровенно, мужчины и не заметили отсутствия ужина. Аппетита не было ни у полковника, ни у майора. Слишком много впечатлений и информации свалилось на них сегодня днем, чтобы принимать во внимание еще и требования желудка. Да и на бутылку они смотрели довольно-таки… стоически. Как на предмет, который оказался здесь по недоразумению. Наконец, полковник слегка пошевелился, кашлянул и тихо проговорил:

— Как я понимаю, ты раскопал что-то ядовитое?

— У вас тоже хорошие новости? — почти не разжимая губ, поинтересовался Мелешко.

— Хорошая новость только одна: Сашка жива, — не принимая ироничного тона майора, ответил Барсуков. — А мне тут боевые товарищи сообщили, что едва не задержали ее. Но потеряли… работнички. А у тебя что? Говори, не томи! — приказал он. — Да и водки налей чуть-чуть. Что мы на нее, как на экспонат таращимся!

Он тяжело поднялся, открыл холодильник и вытащил, не разбирая, нехитрую закуску: тарелку с нарезанной колбасой и початую банку маринованных огурцов. Мелешко медлить не стал — разлил водку и, прежде чем начать рассказ, спросил:

— Вы газеты читаете, товарищ полковник?

— Просматриваю, — проворчал Барсуков и поднял стакан.

— О бизнесмене Сосновском что-нибудь слышали? — задал Андрей следующий вопрос, вместо тоста.

Николай Трофимович по причине такого неординарного вопроса выпил не сразу, но все-таки выпил. Мелешко последовал его примеру и стал ждать ответа.

— О нем только глухой не слышал, — наконец изрек полковник. — Что ты дуру-то валяешь? На него дело в генеральной прокуратуре заведено.

— Совершенно верно, — сказал Мелешко скучным тоном. — С кем-то он там, в верхах, поссорился, наконец. Если честно, я тоже не успеваю во все эти крысиные игры вникать. Только я понимаю, что парень он не такой уж и всемогущий, если с его бабками не смог откупиться от свиты короля. В общем, он где-то в сердце цивилизации скрывается от нашего провинциального правосудия, а иногда по ящику иностранному выступает и на отцов нашего отечества гавкает. А иногда и наши каналы особо пикантные кадры с его рожей демонстрируют. Надо сказать, неприятная у него рожа. Правда?

— Ну и хрен с ним и с его рожей, — мрачно проговорил Барсуков и стал разливать напиток сам.

— В общем, конечно, — кивнул Андрей. — Не могу с вами не согласиться. Только вот какая хреновина получается… Этот Сосновский, еще задолго до того как в бега податься, побывал в Новоладожске. Случилось это года три назад.

Барсуков опустил стакан, замер и тяжелым, пристальным взглядом уставился на Андрея. Андрей цокнул языком и развел руками.

— Дальше, пожалуйста, — каким-то тусклым и неестественным голосом попросил Барсуков.

— Пожалуйста, — вздохнул майор. — Здесь он возродил химическое производство. То есть вложил большие капиталы в модернизацию и прочие необходимые мероприятия для возрождения. Не могу сказать с уверенностью, поскольку к документам никаким я пока доступа не имел, но, предполагаю, что он попросту купил комбинат. Как там это делается — покупается контрольный пакет акций?

— Да. Если комбинат — акционерное общество.

— Выяснить это несложно, — махнул рукой Андрей. — Пока это не важно. А может быть, и вообще не важно… Суть не в этом. Кроме комбината Сосновский каким-то образом получил право пользования земельным участком на несколько десятков лет. Это право было предоставлено ему руководством городской администрации.

— Большой участок? — спросил Барсуков, подозревая, что уже знает ответ.

— Да побольше вашего будет, — усмехнулся Мелешко. — Два километра в длину, три с половиной в ширину. В народе этот участок называется Холмы. Это то место, где раньше Тамара Сергеевна любила гулять. Там еще колокольня стоит, на которую красоту сейчас наводят. Ваша супруга нас с Пироговым туда на экскурсию как-то водила. Сначала эту землю передали комбинату под новое строительство, ну а раз комбинат перешел в руки Сосновского, то, стало быть, земля — тоже.

— Думаю, что это не единичный случай разбазаривания российской земли, — нахмурился Барсуков.

— Конечно, — согласился Андрей. — Хотя такие вещи обычно не афишируются и в прессу попадают редко. Сделка Сосновского и местного мэра держалась да и до сих пор держится в строгой тайне. Официально и комбинат, и земля принадлежит государственным структурам. В данном случае — местной администрации. Ну, и какие-то акции якобы принадлежат рабочему классу.

— Да уж… — буркнул полковник и снова разлил водку по стаканам. — А каким образом ты докопался до сих тайн?

— Нет ничего тайного, что не стало бы когда-нибудь явным, — торжественно провозгласил Мелешко, поднимая стакан. — Если сыщика не пускают к хозяину, он вынужден работать с горничной хозяина. Только не спрашивайте имен — я поклялся… Девушке еще жить да жить. Факт покупки господином Сосновским комбината и земли — конечно, тайна, но не такая, ради которой на обычную журналистку охоту объявлять.

— Тогда что происходит, Андрей? — рявкнул Барсуков. — Объясни толком!

— Мне кажется, — сказал Мелешко, — что беспокоиться за Александру особенно не стоит. Все, что происходило и происходит в этом городке, исполняется по чьему-то хорошо спланированному сценарию. Причем этот кто-то хочет расправиться с нынешним новоладожским хозяином, а вовсе не с Сашей. Охота на нее — что-то вроде дымовой завесы… Чтобы белые нитки не так видны были.

— Завеса, нитки, — проворчал Николай Трофимович. — Объяснил, называется. И главное — успокоил…

5. Уж я с нею так и этак, и разэтак и разтак, а на все мои приветы…

В подъезде было всего шесть квартир — по две на каждом этаже. Это здорово облегчало задачу. Следует позвонить или постучать в каждую квартиру, и все выяснится. Проще некуда. Так утверждал рассудок. Чувство же самосохранения останавливало Фанни на каждой ступеньке. А что если бандиты, похитившие журналистку, откроют дверь, затащат ее в квартиру и… Нет, дальше не стоит давать волю воображению. Если оно разыграется, Фанни развернется и побежит. Подальше от этого дома. Нужно просто выполнить задуманное.

А там будь что будет. На первом этаже признаков жизни не обнаружилось. Звонки не работали, на стук никто не отвечал. Фанни изучила толстый слой пыли на полу и поняла: если кто-то и вошел только что в ту или другую квартиру на первом этаже, то сделал это без участия земного притяжения. Догадавшись про следы, на второй этаж она поднималась внимательно глядя под ноги. Да, здесь, безусловно, проходили. Но на лестничной площадке второго этажа Фанни снова озадачилась. Потому что площадка была тщательно вымыта, а под каждой дверью лежал коврик. «Ну, вперед, — сказала себе Фанни. — Здесь точно кто-то обитает и даже старается соблюдать чистоту». Она позвонила в квартиру, расположенную слева. За дверью послышалась нежная трель с мелодичными переливами. Однако, кроме этих звуков, ничего слышно не было. Фанни надавила на кнопку звонка еще раз. И еще. Безрезультатно. «Хозяев или нет дома, или они затаились», — сделала она вывод.

Прежде чем позвонить в квартиру напротив, Фанни прислушалась. Ей показалось, что где-то в глубине раздается бодрая музыка. Потом, кажется, послышались голоса. Фанни сделала глубокий вдох и позвонила. Звонок был громким и противным. А через несколько секунд дверь распахнулась. На пороге стоял молодой парень в старых джинсах, рваной футболке непонятного цвета и босиком. Удивительным образом он походил и на Бьерна, и на Марка одновременно. Он был таким же высоким и мускулистым, как Бьерн, и таким же уверенным и красивым, как Марк. Только взгляд его был каким-то рассеянным…

— Вау!.. — проговорил он хриплым тенором и икнул. Фанни сразу же поняла, что он не похож ни на Бьерна, ни на Марка. Возможно, это и есть хозяин бандитского притона. — Что на этот раз продаем? Или социологический опрос? За что я не люблю рекламу на телевидении? Что ты молчишь? Не могло же такое чудное созданье прийти ко мне в гости просто так?!

— Я ищу человека… — пролепетала Фанни, с трудом справляясь со смущением. — Мне сказали, что он здесь живет, а я забыла квартиру…

— Да, — ухмыльнулся парень. — Я человек и живу здесь. Ты меня нашла. Заходи, выпьем.

— Спасибо, — Фанни отступила, готовая броситься вниз. — Мне нужен Аркадий Брыкин.

Парень задумчиво мотнул головой и, к удивлению и радости Фанни, на нее не бросился. Создавалось впечатление, что сознание его понемногу отключается. Возможно, так оно и было.

— Брыкин? — пробормотал он. — И чем он так хорош — Брыкин?

— Всем, — решительно ответила она.

— Повезло мужику… — задумчиво сказал парень, развернулся и пошел куда-то в недра жилища.

Фанни постояла несколько секунд в растерянности. Вдруг он сейчас приведет Брыкина? Потом она спохватилась. Ведь поиски Брыкина — ее прикрытие. С таким же успехом она могла спрашивать о Ване Иванове. Она осторожно притворила дверь и стала подниматься на третий этаж. Потому что покачивающийся парень не был похож на тех, кто похитил Александру. «Не тот тип», — решила Фанни и осмотрела площадку третьего этажа. Ковриков под дверями здесь не было. Правда, около одной валялась скомканная мокрая тряпка. Девушка не смогла ответить на вопрос «что бы это значило?» Мысль про кляп, который в последнюю минуту вынули изо рта пленницы, она усилием воли отогнала. И позвонила в дверь, под которой не было ни тряпки, ни коврика. Звонок то ли не работал, то ли звукоизоляция в квартире была выше всяких похвал. Что-то удерживало девушку возле этой двери, и она не торопилась переходить через площадку. Терпение ее было вознаграждено. За дверью послышалось шевеление, а затем тихий женский голос спросил:

— Кто там?

— Я ищу Аркадия Брыкина, — произнесла Фанни свой «пароль» и сама почувствовала, что от волнения в ее речи прорезался родной акцент.

Замок щелкнул, дверь приоткрылась, и девушка увидела испуганное лицо женщины средних лет.

— Кто вы? — почти прошептала женщина.

— Я приехала из Швеции, — сказала Фанни, хотя совершенно не собиралась этого говорить.

— Проходите… — женщина посторонилась. — Кто вам назвал этот адрес?

Брови Фанни поползли вверх.

* * *

Бьерн чувствовал себя не лучшим образом. В нем боролись два желания: бросив велосипеды, рвануть вслед за Фанни или держать двухколесные машины наготове — вдруг придется спасаться бегством. Бросать велосипеды было жалко. Но беспокойство за Фанни росло. Чем дольше он стоял, тем больше ощущал себя подлецом. В конце концов он решился на компромисс: сейчас он завезет велосипеды в подъезд и пойдет ее искать. Но сделать этого не успел.

Из-за поворота, визжа тормозами, вывернула черная «волга» и остановилась прямо перед домом. Из нее вышел невысокий плотный человек в серых брюках и бежевой рубашке с длинными рукавами и, мазнув взглядом по юноше, направился прямо в подъезд, где вела разведку Фанни. Облик мужчины внушал доверие, но юноша почему-то был уверен, что владелец «волги» имеет отношение к похищению Александры. «Прекрасно, — обрадовался Бьерн. — У нас уже есть номер машины. И приметы одного из похитителей. Надеюсь, я не ошибся. Но где же Фанни?» Он приоткрыл дверь подъезда и услышал, как наверху хлопнула дверь.

* * *

Помощник вошел в комнату неслышно, как кот.

— Добрый день, Александра Николаевна, — сказал он мягким, проникновенным тоном. — Надеюсь, вам пришлось не слишком долго ждать.

Мужчины, находившиеся в комнате, вскочили и вытянулись по стойке «смирно». «Большой чин пожаловал», — спокойно подумала Александра, откидываясь в кресле и с интересом глядя на вошедшего. Бояться она перестала несколько минут назад. Когда поняла, что никаких агрессивных намерений ее похитители не имеют. Да и квартирка была уютной, хорошо обставленной, на столе дымился кофейник, а из раскрытого окна доносились звуки улицы. Теперь ее разбирало любопытство. Профессиональное, то есть очень сильное.

— Свободны, — небрежно проговорил «большой чин», и исполнители почти мгновенно испарились из комнаты, а потом хлопнула входная дверь. — Не обижайтесь на моих людей. Они выполняли приказ. Полагаю, они были корректны?

Саша вспомнила про «паузу», которой ее когда-то обучала Алена Калязина. Если хочешь занять выгодную позицию в беседе, следует дать собеседнику выговориться. И тем более это важно, когда ты с ним беседовать совершенно не желаешь. Поэтому она решила слушать дальше.

— Я понимаю, — улыбнулся «чин», — что вы недовольны настойчивостью, с которой вас попросили приехать сюда. Но вы сами виноваты, Александра Николаевна. Зачем нужно было скрываться? Зачем напяливать этот ужасный наряд? Кстати, вы абсолютно не умеете менять внешность, никогда больше не делайте этого. Вот уходить от преследования — это да, тут вам нет равных. Наверное, много книжек про шпионов прочли?

— Может быть, вы как-то представитесь? — Саша решила, что ее молчание было уже достаточно долгим.

— Иван Иванович, — кивнул вошедший. — Думаю, что это имя лучше имени Никак.

— А фамилия случайно не Аржанухин?

— Аржанухин? А вы уже знаете про Аржанухина? Успели встретиться с Аркадием Брыкиным?

Саша снова решила помолчать.

— Тогда непонятно, отчего вы медлите, — сказал «Иван Иванович». — Эти документы следует срочно предать гласности. Российская и зарубежная общественность должна узнать истину. Странно, что и Брыкин не торопится это сделать, и вы. Ведь так оперативно вы послали в эфир материал об эпидемии. А документы Аржанухина — просто сенсация. Или вы не согласны?

— Где он? — спросила Саша.

— Странно, — рассмеялся «Иван Иванович». — Я полагал, что вы спросите меня, кто я.

— На этот вопрос вы как раз ответили, — улыбнулась Александра.

— Да, конечно, — «Иван Иванович» улыбаться перестал. — Странно было бы вас недооценивать. Если вы не умеете перевоплощаться, это не означает, что вы дура.

— Спасибо, — с серьезным видом проговорила она. — Так где же Аржанухин?

— Понятия не имею, — произнес «Иван Иванович». — Он нас теперь абсолютно не интересует. Он свое дело сделал. Документы передал, подлинность их очевидна. Это вам скажет любой эксперт. Теперь дело за вами, Александра Николаевна. Действуйте во имя торжества добра и справедливости. И ничего не бойтесь. Те люди, которые строят против вас козни, уже проиграли. Мы не дадим вас в обиду.

— Вы пригласили меня сюда, чтобы это сказать? — спросила Саша.

— По большому счету, да, — кивнул «Иван Иванович». — Мы на вашей стороне.

— Люди, которые строят мне козни, — представители властных структур, — нахмурилась Саша. — А вы, стало быть, из какой-то подпольной организации? Иначе зачем устраивать встречи на конспиративной квартире?

— Это не конспиративная квартира, — усмехнувшись проговорил «Иван Иванович». — Мы ее сняли на несколько дней. Чтобы спокойно поговорить с вами. Чтобы вам было где переночевать спокойно. Не гулять же нам на улице, где вас под белы рученьки подхватит любой местный мент. Впрочем, теперь вряд ли подхватит. Мы вас будем охранять.

— Я тронута, — заметила Саша. — У меня к вам больше нет вопросов. А у вас?

Было видно, что «Иван Иванович» слегка растерялся. Видимо, от журналистки ожидалось большего интереса к его персоне. Но у Александры, действительно, больше не было вопросов. Главное она поняла.

— Вы не хотите узнать, почему мы на вашей стороне? — спросил он, пытаясь скрыть растерянность.

— Вы уже ответили, — сказала Саша. — Во имя торжества добра и справедливости. Что же тут удивительного?

— Что вы собираетесь делать с документами? — спросил он, хмурясь.

— А вот на этот вопрос, уважаемый Иван Иванович, я вам ответить не могу, — улыбнулась она. — Я не знаю, что обычно делают с вещами, которыми не обладают.

— Что? — теперь «Иван Иванович» уже не скрывал растерянности. — Но разве вы не встречались с Брыкиным в районе Холмов? И он не передавал вам документы?

— Ни в районе Холмов, ни в другом районе мы не встречались. Несколько дней назад он приходил к нам на дачу. Но тогда у него никаких документов при себе не было. А потом он пропал.

Теперь настало время паузы для «Ивана Ивановича». Только он ее специально, как Александра, не выдерживал. Он пытался думать…

* * *

Из ванной комнаты выглянул Аркадий Брыкин.

— Мне очень приятно, — прошептал он и протянул Фанни руку. — Но как вам удалось меня разыскать?

— Вы… Аркадий… Брыкин… Это невероятно, — заикаясь и произнося некоторые слова на своем родном языке, сказала Фанни. — Меня просили вас разыскать, но здесь я… совсем по другому делу. О, черт!

— Простите, я не понял, — переспросил Аркаша. — Кто просил вас меня разыскать?

— Руководитель комиссии по экологии, которая сейчас находится в Новоладожске, — ответила Фанни быстро. — Но сейчас мне срочно нужна ваша помощь. Вы знаете, кто живет в квартире напротив?

— Пенсионеры, муж и жена, — ответила Мариночка, все еще не справившаяся с недоумением. — Только они каждое лето уезжают к родственникам. Куда-то на Алтай. А что?

— Я почти уверена, что сейчас в этой квартире находятся бандиты, — выпалила Фанни. — Которые похитили журналистку Александру Барсукову.

Брыкин истерически засмеялся.

— Девушка! — задыхаясь от смеха, проговорил он. — Как вас зовут? Вы и правда из Швеции? Или вы работаете в эфэсбе?

— Я не могу вас просить, чтобы вы вышли и позвонили в эту квартиру, — сказала Фанни, рассердившись. — Это сейчас сделаю я. Но если меня туда затащат… надо, наверное, звонить в милицию.

— Но этого не может быть! — закричал Брыкин. — Александра Барсукова, которую повсюду разыскивают, здесь! В квартире напротив?!

— Успокойся, Аркадий! — вдруг прикрикнула на него Мариночка. — Выпей воды. А лучше я сейчас тебе валерьянки накапаю. Не беспокойтесь, девушка. Я сейчас туда зайду. По-соседски. Даже если там бандиты, они вряд ли со мной что-нибудь сделают. В худшем случае не откроют. Мы сейчас все выясним.

— Не ходи! — громким шепотом взмолился Брыкин. — Это ловушка. Они хотят нас уничтожить.

— Если это так, почему бы это не сделать в моей квартире? — тоном матери, уговаривающей ребенка, произнесла его подруга. — Не волнуйся, все будет хорошо.

И она решительными шагами направилась к выходу. Но прежде чем выйти, прильнула к дверному глазку. На некоторое время в квартире воцарилась тишина, только слышно было, как тяжело дышит Брыкин. Потом Мариночка выпрямилась и обернулась к присутствующим. Лицо ее было растерянным и бледным.

— Кажется, девушка права… — пробормотала она и схватилась за сердце. — Это они. Я узнала их. И они вышли. Надо звонить в милицию. Или сначала позвонить в дверь? Вдруг она еще жива?

— Господи, Мариночка, что ты несешь? — экспрессивно прошептал Брыкин. — Кто они? Почему — еще жива? Или вы на пару с этой девицей сбрендили?

— Это ты сбрендил! — возмутилась вдруг Мариночка. — Сидишь тут, нос боишься высунуть. А Саша твоя в это время борется… или боролась. Это были те же самые люди, которые увезли человека, передавшего тебе документы у почтамта.

— Господи… — забормотал Брыкин. — Документы нужно срочно уничтожить. Зачем я со всем этим связался? Они нарочно привезли ее сюда. Чтобы доконать меня… свести с ума…

— Ну уж нет! — прикрикнула Мариночка. — Если ради этих бумаг похищают людей, их следует сохранить во что бы то ни стало. Девушка, как вас зовут?

— Фанни.

— А меня — Марина. Вы сможете забрать очень важные документы и передать их вашему руководителю? Думаю, он поймет, что с ними нужно делать.

— Конечно, — кивнула Фанни. — Но сейчас следует спасать Александру Барсукову.

— Да, — согласилась Мариночка. — Сейчас я буду звонить в дверь, и если что-то случится, оставайтесь в квартире и звоните в милицию.

— Может быть, лучше мне пойти? — нерешительно предложила Фанни.

— Нет, — твердо сказала Мариночка. — Я соседка. В халате и домашних тапочках. Пришла за утюгом. А по вам видно, что вы не местная. И акцент у вас, извините…

* * *

Наконец «Иван Иванович» вышел из ступора.

— У меня к вам, Александра Николаевна, просьба, — сказал он, обретая прежний уверенный тон. — Сейчас я буду вынужден вас покинуть. А эта квартира остается в вашем распоряжении. Не поймите меня превратно. Вы совершенно свободны, никто не собирается держать вас насильно. Ключи от квартиры — на кухне, на гвоздике висят. Но здесь вас никто не потревожит. В шкафу имеется кое-какая одежда — мы специально приобрели ее для вас. Не стоит вам ходит в старушечьем наряде — впрочем, я вам об этом уже говорил. В холодильнике — еда, в ванной — свежие полотенца. В общем, будьте как дома. А я… я вернусь через некоторое время, привезу вам документы, похищенные вашим другом Брыкиным. И вы одержите победу над всеми подлецами, которых еще носит эта земля. Согласны?

— Над всеми не удастся, — вздохнула Саша. — А если я все-таки захочу уйти отсюда?

— Я же сказал — ключи на гвоздике. А документы вы все равно получите.


Мариночка вышла из своей квартиры как раз в тот момент, когда Помощник захлопнул за собой дверь.

— Ой… — пискнула она. — А вы… А Наталья Ивановна или Семен Степанович дома?

— Они в отъезде, — улыбнулся Помощник. — У вас к ним дело?

— Да какое дело! — махнула рукой Мариночка. — Рецепт торта у Натальи Ивановны хотела взять. А вы им кем приходитесь?

— Племянник, — сказал Помощник. — С Алтая. Они — к нам, а я — сюда. По обмену, так сказать.

— Понятно, понятно, — закивала Мариночка. — А… у вас подсолнечное масло есть?

— Не успел купить, — еще шире улыбнулся Помощник. — Я только сегодня приехал. Вот как раз за продуктами иду. Могу на вашу долю купить.

— Очень хорошо, — обрадовалась Мариночка. — Денег дать?

— Потом сочтемся, — рассмеялся Помощник. — Вы какое предпочитаете — обычное или рафинированное?

— Лучше с рынка, — попросила Мариночка.

— Будет, — сказал Помощник, забыв поинтересоваться, где тут у них в Новоладожске рынок.

Когда внизу хлопнула дверь, Мариночка на цыпочках подошла к квартире напротив и прислушалась.

* * *

«Неисповедимы пути…» — стучало в голове у Александры, пока она рассматривала своих «спасителей», сидевших на тесной Мариночкиной кухоньке и наперебой рассказывавших об удивительных совпадениях и приключениях. Смешная рыжая девчонка, как две капли воды похожая на Пеппи Длинный чулок из фильма Сашиного детства, долговязый парень, влюбленно смотревший на эту девчонку и смущавшийся оттого, что роль ему в приключении досталась незавидная, встрепанный и испуганный Брыкин, пытавшийся хорохориться, отважная и чувствительная Марина, всхлипывавшая от волнения, радости и восторга. «Я и представить не могла, что когда-нибудь на моей кухне будет сидеть настоящая телезвезда!» — то и дело восклицала она. «Надо же, все-таки находятся на свете люди, которые не боятся лезть в логово к бандитам, — думала Саша. — Они ведь были уверены, что это бандиты. Только Брыкин сплоховал. Но его можно понять. Шпионские игры с передачей документов и похищениями — не для него».

— Вы, Аркадий, лучше отдайте документы Аржанухина мне, — сказала она. — И вам будет спокойнее, и я их скорее пристрою. А о гонораре договоримся, не беспокойтесь.

— Возьмите даром, Александра Николаевна! — воскликнул Аркаша. — Не надо мне ничего. Не по мне это. Пойду опять к Перепелкину в газету проситься. Скажу, что со всякими скандалами завязал. Каждому — свое.

— Что же вы теперь будете делать? — спросила у Саши Мариночка. — Дожидаться этого «Ивана Ивановича»? Что ему от вас нужно?

— Этого я и сама не понимаю, — ответила Саша совершенно искренне. — Но дожидаться мне его не хочется. Я бы хотела, Фанни, встретиться с руководителем европейской комиссии. Это возможно?

— Конечно, Александра, — широко улыбнулась Фанни. — А они вас снова не захотят похитить?

— Если и так, вы меня опять спасете, — рассмеялась Саша. — Но, конечно, хотелось бы уйти из этого дома незаметно. Только по моему костюму меня опять вычислят в два счета.

— О, это просто! — воскликнула Фанни, почувствовавшая интерес к «шпионским играм». Мы сейчас переоденемся, я буду изображать вас, то есть старушку, а вы — меня. Вы сядете с Бьерном на велосипеды и уедете, а потом мы встретимся в условном месте.

— В условленном, — поправил ее Бьерн.

Саша с сомнением оглядела фигурку Фанни, но азарт девушки передался и ей.

— Хорошо, идем переодеваться.

— А мы? — спросила Мариночка. — Мы тоже хотим… участвовать. То есть я хотела сказать — можем ли мы чем-нибудь помочь?

— Говори за себя, пожалуйста, — тихо проворчал Брыкин.

— Да, конечно, — вздохнула Мариночка. — Чем я могу помочь?

Саша немного подумала. Потом проговорила:

— Я дам вам несколько телефонных номеров. Позвоните по ним откуда-нибудь из автомата. Передайте абонентам, что я хочу с ними встретиться. И сами приходите, как говорит Фанни, в условное место.

— А куда? — спросила Мариночка.

— Играть в шпионов, так играть по-настоящему, — усмехнулась Саша. — Я вам сейчас напишу название, а вы потом эту бумажку сожжете.

— Класс! — взвизгнула Мариночка.

Одежда Фанни — широкие, защитного цвета штаны и синяя майка — оказалась Саше слегка маловатой. Зато, когда Фанни напялила длинную юбку, блузу-балахон, повязала шаль и слегка сгорбилась, старуха из нее вышла отменная. Похоже, девушка была прирожденной актрисой.

— Значит, договорились, — сказала Саша. — Ты заходишь в гостиницу под видом старухи, идешь в свой номер, переодеваешься и все. Вряд ли они станут тебя задерживать. А вот следить будут наверняка. Но мы их обведем вокруг пальца. И ничего не бойся. Ты не совершаешь ничего противозаконного.

— Я понимаю, — кивнула Фанни. — И я не боюсь.

«И я теперь не боюсь, — подумала Саша. — Потому что, во-первых, существуют такие смелые люди, как Фанни и Мариночка. А во-вторых… Во-вторых, кажется, многое становится на свои места…»

6. Ночные бдения при свете луны

Луна вступила в свою полную фазу, поляна, где расположились палатки, которые сначала купил, а потом разбил Бьерн для желающих выспаться на свежем воздухе, была ярко освещена голубоватым светом. Но еще ярко горел костер, в который каждый из присутствующих считал своим долгом подбросить хвороста под руководством костровых, Андрея Мелешко и Николая Ершова. Телевизионщики тоже присутствовали здесь. Мариночка справилась с поручением Александры идеально. Пригласила всех, проинструктировала, как добраться до места встречи, чтобы не вызвать подозрений у возможных недругов и не «подцепить хвоста». Николай Трофимович сидел рядом с дочерью и то и дело бросал на нее беспокойные взгляды, словно боясь ее очередного исчезновения. Тамара Сергеевна вместе с Мариночкой занялись «кухней», извлекая из багажников машин консервы, хлеб и напитки. Члены европейской комиссии во главе с чопорным Марком взирали на происходящее с восторгом. Фанни играла с Кляксой, и ее сходство с Пеппи Длинный чулок было еще очевиднее. Наконец, кое-как угомонились, расселись у огня, посмотрели на Сашу. Она вдруг смутилась. Пригласила столько людей, напустила туману, приказала соблюдать конспирацию, а что она им сейчас может сказать?

— Я пригласила вас… — проговорила она, — потому что ужасно по всем соскучилась. Спасибо, что пришли.

— Тебе спасибо! — воскликнул Мелешко. — Ночной пикничок — это то, о чем я мечтал лет двадцать, а то и тридцать. Если бы не ты, Сашка, еще бы столько же промечтал. Да и нашим иностранным гостям такое развлечение, я уверен, понравится. Да, ребята?

Иностранцы вежливо закивали.

— Давайте, наливайте уже! — предложил он.

— Андрей, я бы попросила обождать с тостами, — остановила его Саша. — Потому что я хотела бы кое-что рассказать всем присутствующим, а потом, возможно, спросить. Ведь все понимают, что в этом маленьком тихом городке сейчас не все в порядке?

— Саша, не выставляй нас идиотами, — потребовала Алена Калязина, швыряя огромное полено в костер. — Мы, между прочим, машину из Питера гнали. Для того, чтобы пикник снимать?

— Спасибо, Алена, — сказала Саша. — Снимать вы начнете прямо сейчас. Каждого, кто будет что-либо говорить. Потом видно будет, из чего сюжет можно будет ваять, а за что нас с тобой, наконец-то, уволят. Я хочу рассказать историю. Вы меня поправляйте, если я ошибусь. Кто-нибудь сможет переводить нашим гостям?

— Я смогу, — Фанни подняла руку, как школьница.

— Снимать уже? — спросил Валерка Братищев.

— Сегодня у нас Сашка командует, — проворчала Алена.

— Давай, Валерка, — вздохнула Саша. — История эта началась не очень давно, с того момента, как в Новоладожске после долгого перерыва снова заработал химический комбинат. Сначала все жители города обрадовались, потому что большинство из них находилось в бессрочном неоплачиваемом отпуске. Думали, что теперь будет работа. Но ошиблись. На работу их никто не позвал. Вместо этого цеха комбината заполнили гастарбайтеры. В этом нет ничего удивительного. Несмотря на то что в России низкий уровень заработной платы, иностранным рабочим у нас платят еще меньше. Хотя по этому поводу высказывались и другие версии. Что на комбинате стали производить какую-то секретную продукцию, а чтобы про это никто не узнал, набрали людей, которые по-русски не понимают. Об этом писал, например, местный журналист Аркадий Брыкин. Он одним из первых заговорил в прессе о нарушениях на химическом производстве. Правда, когда он приходил недавно к нам домой, то утверждал, что статьи на эту тему ему публиковать запрещают. Но это не совсем так. Я просмотрела подшивку «Новоладожского вестника» за последние полгода. Брыкин критиковал руководство химического комбината постоянно. И никого это особенно не ужасало. Потому что в России производство без нарушений — большая редкость.

— Зачем же он нам врал? — возмутился Николай Трофимович.

— Он нам, папочка, не врал, — сказала Саша. — К тому моменту, когда он пришел к нам в гости, его, действительно, уволили. И статью последнюю зарубили. И в центральной прессе высказаться не дали.

— Кого-то он достал, — хмыкнул Мелешко.

— Возможно, — Саша нахмурилась. — В самый трудный или, скорее, переломный момент своей жизни Аркаша Брыкин встречает мою маму, Тамару Сергеевну. И умоляет связать его со мной.

— Он был так… жалок! — воскликнула Тамара Сергеевна.

— Да, мама людей жалеет, — кивнула Саша. — Даже сумасшедших, которые говорят о скорой гибели всего человечества.

При этих словах Бьерн не удержался и с иронией взглянул на Марка. Тот сидел, как изваяние Будды, слушая негромкий перевод Фанни.

— Но у мамы была более веская причина позвать меня в Новоладожск. Оказывается в этом городке появились «синелицые» люди, которых тут же начала отлавливать местная милиция и сажать в больницу. Я говорю «сажать», Фанни, переведи правильно, потому что больница с этого момента превращается в тюрьму с серьезной охраной. Эпидемия длится месяца два или три, но информация отчего-то не просачивается в прессу. Складывается впечатление, что из всех приезжающих в Новоладожск только мама заметила неладное. Кстати, никто не знает: выяснилась причина этого заболевания?

— Не все так просто, Саша, — отозвалась Алена. — Я была в госпитале, куда перевезли новоладожских больных. Ты представляешь, они там все выздоровели через три дня! А как искать причину, если они уже выздоровели?

— Может быть, все-таки был прав старичок, и виновато голубое мыло? — задумчиво спросила Саша. — Папа, ты это мыло на экспертизу отдавал?

— Я сам экспертизу провел, — усмехнулся Николай Трофимович. — Просто взял и вымыл им руки. Не посинел, как видишь.

— Значит мыло на комбинате производили безвредное, — сказала Саша, глядя на Марка. — Но люди тихо синели. Марк, когда вы собирались в Россию, у вас уже были сведения об эпидемии в Новоладожске?

— Да, — ответил он, глядя на Сашу поверх очков. — Нам писал этот журналист, Брыкин. Делился своими подозрениями.

— Вот это очень интересно, — проговорила Саша. — Если Европейская экологическая комиссия знала об этой странной эпидемии, то зачем было разводить вокруг нее такую секретность? Почему было не отправить несчастных сразу в питерский госпиталь, где синева на коже прошла бы через три дня?

— Тебя дожидались, Сашка! — выкрикнул Андрей.

Саша резко поднялась на ноги.

— Андрей, возможно, у меня из-за всех этих событий уже паранойя, но мне кажется, что в твоих словах есть доля истины. Может, они действительно ждали, чтобы я приехала, увидела это и подняла шум, — тихо произнесла Александра. — На моем месте могла бы оказаться ты, Алена. Или ребята с НТВ.

— Ничего не понимаю, — сердито сказала Калязина. — Кто и зачем тебя дожидался? Кому выгодно поднимать шум? И почему его не мог поднять Брыкин?

— Ну, сравнила! — возмутился Мелешко. — Кто Брыкин и кто Сашка? Тебе же сказали: приехала бы ты сюда отдохнуть, тебе бы синих продемонстрировали. Но так, чтобы ты думала, что от тебя что-то скрывают.

— Саша, вы с Мелешко сговорились? — с подозрением спросила Алена.

— Нет, Аленушка, у нас просто одинаковый склад ума, — ответил за Сашу Андрей. — Я, кажется, начинаю улавливать нить… Но сначала стоит послушать наших иностранных гостей. Может быть, тогда все яснее станет. Уважаемый Марк, не могли бы вы рассказать предысторию вашей поездки? Надеюсь, это не военная тайна?

— Конечно, нет, — быстро отозвался руководитель комиссии, как только Фанни перевела ему слова Андрея. — Пожалуйста.

И он рассказал, что Европейская экологическая комиссия в последнее время получает много заказов от серьезных бизнесменов, которые собираются вкладывать деньги в российское производство. В том числе появился заказ и на проверку экологической обстановки в районе Новоладожска. А незадолго до поездки в ассоциацию по электронной почте пришло письмо от новоладожского журналиста, в котором подробно перечислялись экологические проблемы и производственные нарушения на химическом комбинате в Новоладожске. Марк показал письмо инвестору, и тот попросил досконально проверить все изложенные в нем факты.

— Вы их проверили? — спросил Мелешко.

— Мы только начали, — сказал Марк. — Но по телевидению прошли сюжеты, что какие-то «гринписовцы» обнаружили повышенный уровень радиации в почве, опять-таки появился ваш материал, Александра…

— Мне удалось посмотреть все материалы, которые шли одновременно с моим сюжетом об эпидемии, — сказала Саша. — Дело в том, что материалы о «синелицых» я смогла запустить только в Интернет. И на большее не надеялась. Но вдруг почти все каналы разом извлекли мою информацию из Интернета и запустили в эфир. И не просто запустили, а с солидными добавлениями.

— Мы ничего не добавляли, — возразила Алена.

— Да, — согласилась Саша. — Потому что нам почему-то постеснялись предложить эти добавления. А другим предложили. Но все выглядело так, словно весь этот материал исходит от меня. Хотя я ничего не знала ни о повышенном радиационном фоне почвы в Новоладожске, ни о биокорме, которым кормили собак…

— Но многое из этих дополнительных сюжетов — откровенная дезинформация, — вмешался Марк. — Мы замерили радиационный фон почвы в радиусе двадцати километров от города. Он нормален. Вы знаете, кто запустил дезинформацию?

— Тот, кому очень хочется показать вашему заказчику — инвестору, что сюда вкладывать деньги не следует, — ответил Мелешко. — И что нынешний хозяин комбината — нехороший человек. Могильники вот собирается копать. Ядерные отходы перерабатывать. Интересно, что вы, живущие почти по соседству, почувствовали, когда узнали об этом? — повернулся он к иностранцам.

— Ужас, — вырвалось у Фанни любимое в российской поездке слово.

— Жаль, что с нами нет министра по ядерной энергетике, — усмехнулся Мелешко. — Он бы нам сказал, что здесь никто ядерных отходов перерабатывать не собирается. И не соврал бы. А новоладожские жители готовы были под пушки из-за этого лезть. Потому что все у нас уверены, что дыма без огня не бывает.

— Ты хочешь сказать, Андрей, что мы зря сюжет о митинге показали? — мрачным тоном спросила Алена.

— Ты вечно задаешь философские вопросы, — попытался отшутиться Мелешко. — А Саша еще не закончила историю о журналисте Брыкине. Ведь он, как я понимаю, главный герой твоего рассказа?

— Он не герой, — пожала плечами Саша. — Его попросили, он сварганил полуправду-полуложь. Наверное, хотел заработать. А потом понял, что в таких играх можно и головы лишиться. И спрятался. Хотя знал: те, кто затевает крупные игры, находят людей везде.

— Его убили? — ужаснулась Алена.

Мариночка ойкнула.

— Надеюсь, что нет, — сказала Саша. — Ведь теперь то, что раньше знал только он, известно многим. А настоящих главных героев я пока не знаю. Кто нынешний хозяин новоладожских земель и кто хочет его свалить. И возможно, никогда не узнаю.

— Если нынешнего хозяина свалят, ты узнаешь это из газет, — мрачно проговорил Андрей.

— Позвольте! — воскликнул Марк. — Здесь такие сложные игры. Я не понимаю, нам не следует продолжать свои работы?

— Это вы у своего заказчика спросите, — сказал Мелешко. — Ведь он вам платит. И хватит об этом, а? Давайте уж лучше хороводы вокруг костра водить. Как и полагается по русской традиции.

* * *

Наутро Саша со съемочной группой вернулась в Петербург, а к вечеру по всем каналам телевидения демонстрировались кадры, подтверждавшие предыдущий сенсационный материал Александры. Тем временем Алена Калязина успела побеседовать со всеми, кто так или иначе «наследил» в этом деле: от командования известной дивизии до Управления здравоохранения. В первой отрицали наличие эпидемии и справки обещали представить — к чему им такая слава? В последнем Алену заверили, что с исследованием загадочной болезни поторопятся.

«В телевизоре» Калязина с энергией бульдозера сровняла с землей информационный отдел телеканала, который демонстрировал «опровержение» Сашиных материалов наиболее рьяно. Это привело к тому, что руководитель отдела был вынужден подать в отставку, о чем злорадно сообщили все центральные и питерские СМИ. И наконец, Алена в прямом эфире вырвала из уст прокурора города признание, что дело о клевете было возбуждено против Александры Барсуковой незаконно и, конечно, в ближайшее время будет закрыто. Неделина и прочих дезинформаторов она пинать не стала — не до того было. Планов у нее, тем не менее, осталось не на один эфир, ведь она собиралась вывести на чистую воду всех, кто заварил эту кашу. Александру Барсукову требовалось реабилитировать полностью — это было делом чести канала, и Алена старалась.

Сама Саша тоже сложа руки не сидела. К воскресенью она подготовила круглый стол с участием экологов, сотрудников и некоторых бывших пациентов новоладожской больницы. Общими усилиями истинную картину происшедшего в Новоладожске несколько прояснили, и хотя никто из участников круглого стола так и не смог объяснить причин странной эпидемии, но зрители то и дело звонили в прямой эфир, а компьютерная почта в этот день была рекордной.

В понедельник утром один из центральных каналов запустил в эфир свою версию новоладожских событий. Феликс Калязин оторвал Алену и Сашу от работы и пригласил к себе в кабинет — на просмотр.

Главным героем передачи был… журналист Аркадий Брыкин.

— Он уже в Москве! — мрачно заметила Александра.

— Все-таки решил сделать на этой истории карьеру, — усмехнулась Алена. — Посмотри, сияет, как медный таз.

— Итак, уважаемые зрители, — радостно вещал Брыкин с экрана, — наконец-то пришла пора узнать, что за напасть скрутила несчастных жителей областного городка Новоладожска.

— Что? — не выдержала Алена. — Но ведь об этом еще никто не знает!

— А по-моему, он тоже ничего не знает, — предположил Калязин.

Однако пауза, которую «держал» Брыкин, была, по всей вероятности, вершиной его торжества.

— Я встретился с главным врачом одного из кожно-венерологических диспансеров Санкт-Петербурга, — гордо проговорил он. — Главврач полагает, что это кожное заболевание схоже с аллергией, хотя и отличается несколько необычной симптоматикой. По всей вероятности, новоладожцы пострадали от мыла, некачественно сваренного мыла.

— Вот те раз! — сказала Саша. — Папа им мылся и не пострадал! И что значит — «по всей вероятности»?

— И где, как вы думаете, варили это мыло? — Брыкин обвел взглядом участников круглого стола и торжественно ответил на собственный вопрос. — На химическом комбинате Новоладожска! Да-да, не удивляйтесь! Крупнейшее предприятие, в прошлом выполнявшее высокотехнологичные заказы, нынче занято мыловарением! Неисповедимы пути современного производства в нынешней экономической ситуации. Эксперты проверили ингредиенты мыла. И что же? Знаете ли вы, дорогие телезрители, из чего его варили? Из картофельной шелухи, костей, полиэтиленовых упаковок и прочей гадости, собранной со свалок. Добавляли бензоат натрия, еще какой-то элемент, присутствующие могут меня поправить, — и получали некую субстанцию! Мыло получалось прозрачное, красивое, да только вот на кожу действовало… своеобразно. Мыло в большом количестве раздали сотрудникам комбината, часть его пошла в продажу, в основном, в том же Новоладожске. Сейчас выясняется, где еще оно могло оказаться. Но в Питер это мыло, слава Богу, не попало. Потому что оно, зараза — как иначе эту гадость назовешь? — еще и радиоактивным оказалось. По всей вероятности, на свалках Новоладожска лежат радиоактивные отходы. Надеюсь, что областная администрация и прокуратура сделают соответствующие выводы.

Далее крупным планом показали нескольких человек, которые представились пациентами новоладожской больницы. Их комментарий сводился, в основном, к периодическому поддакиванию Аркаше.

— Что-то я их не видела в этом заведении, — сердито произнесла Саша.

А Брыкин продолжал свою речь:

— Я полагаю также, что эта информация будет принята к сведению новым главврачом больницы. Из достоверных источников мне стало известно, что бывший главврач господин Неделин подал заявление об уходе по собственному желанию.

Потом Брыкин достал из лежавшей перед ним панки какие-то бумаги и объявил, что в его распоряжении находятся бесценные материалы, собранные инженером химического комбината Аржанухиным, ныне покойным.

Александра вскочила.

— Но эти бумаги находятся у меня! Да что все это значит, в конце концов?!

— Это значит, — спокойно проговорила Алена, — что ты была совершенно права. Брыкин — всего лишь орудие. В руках людей, которым во что бы то ни стало нужно возвестить на всю страну, что химический комбинат в Новоладожске — великое зло.

— И что же теперь делать? — воскликнула младшая подруга.

— Боюсь, что ничего, — покачала головой Калязина. — Заставить Брыкина признаться в том, что он пляшет под чужую дудку, невозможно. А других способов доказать, что он врет, нет. Кто-то хочет свалить мэра Новоладожска. Но разве мы собираемся защищать этого индюка?

— Нет, — неуверенно сказала Саша. — Но…

— Истина должна торжествовать? — усмехнулась Алена. — Брось. Происходит обычный передел собственности. Не думаю, что нам нужно в этом участвовать. Потому что от нашего участия ровным счетом ничего не изменится. По-моему, нам пора закрывать новоладожскую тему.

* * *

Но закрыть новоладожскую тему не удалось. С утра, не успела Саша вернуться к себе в редакцию, раздался телефонный звонок. Звонил давний ее знакомый, подполковник ФСБ Константин Савицкий.

— Александра, вы не могли бы срочно подъехать к нам на Литейный, — спросил он. — А еще лучше… Еще лучше, если вы прямо сейчас поедете на своей машине в Новоладожск. Там и встретимся.

— Зачем? — поразилась Саша.

— Там террористы универсам захватили, — сказал Савицкий. — Эта информация в СМИ не пошла. Но дело в том… Собственно, я не знаю, в чем дело, но террористы требуют, чтобы вы приехали туда со съемочной группой.

— Почему я? — внезапно севшим голосом произнесла Саша.

— Этого я не знаю, — ответил подполковник. — Возможно, потому что вы сейчас на пике популярности.

— О Господи, — сказала Александра и, уже положив трубку на рычаг, добавила, — еду…

* * *

Уже сгущались сумерки, когда Александра подъехала к стеклянной коробке новоладожского универсама. Съемочная бригада «Невских берегов» уже была на месте. Кроме студийной машины здесь стояло еще несколько спецназовских в окружении толпы. Саша с изумлением отметила, что служаки и чиновные лица вокруг суетились, а народ… веселился.

Тон в толпе зевак задавали несколько бойких женщин и один хлипкий, но голосистый мужичонка в смешной панамке, сдвинутой на затылок.

— Вы подумайте сами, граждане! — призывал он. — Зачем нормальному террористу наш универсам? Там и покупателей-то, наверное, три человека, как всегда! Нет, это точно она, жена мэрская, придумала! Чтобы внимание к своему лабазу привлечь. Чтобы из него местную достопримечательность сделать. Всегда наш народ в ларьках отоваривался, потому что дешевле. А теперь из любопытства в эту «стекляшку» ходить будет. Понимает мадам Недолицымова в рекламе, понимает!

— Так может, это все мэр и придумал?.. — раздался чей-то насмешливый голос.

— А может, и мэр… — загудела толпа, одобряя такую версию.

Неподалеку на траве расположилась компания подростков, которые беспечно взирали на суматоху вокруг универсама, посасывали пиво из железных банок и время от времени громко хохотали. Тут же с ноги на ногу переминались омоновцы и бойцы спецназа, лениво покуривали, изредка косясь на начальство, и тоже чему-то радовались, правда, не так бурно, как подростки.

А потом Саша увидела съемочную группу родного канала. Алена озабоченно переговаривалась с какими-то военными, оператор Валерка Братищев что-то объяснял Андрею Мелешко.

«Надо же, и он здесь! — удивилась девушка. — Он-то откуда обо всем этом узнал?» Она направилась к коллегам, но тут ей наперерез метнулся невысокий, круглолицый полковник с озабоченным выражением лица.

— Александра Николаевна! — воскликнул он. — Это вы? Мы вас заждались. Пройдемте в машину нашего штаба. Мы должны обговорить детали.

В машине штаба, оказавшейся обычным «Икарусом» пришлось выслушать длинную речь полковника, которая сводилась к одному: не следует ничего обещать мерзавцам. Как будто бы она собиралась им что-то обещать!..

Затем к беседе подключился человек в штатском, представившийся начальником антитеррористического штаба. То, что он бубнил ровным, тихим голосом, Саша воспринимала с трудом. Он говорил о необходимости быть внимательной, спокойной, выдержанной. Что нельзя делать резких движений и демонстрировать свое отношение к бандитам. При этом хорошо бы, говорил он, выяснить, сколько их и как они вооружены. Действительно ли они готовы к самоуничтожению.

— На все просьбы и требования отвечайте уклончиво: «возможно», «я постараюсь», ну и так далее. Запомните, вы не уполномочены что-либо обещать бандитам.

— Я понимаю, — глухо произнесла Саша. — Но я хотела бы знать, что вы намерены предпринять в дальнейшем? После того, как я… В том случае, если съемочная выйдет… И в противном случае — тоже.

— Ну что вы! — наигранно рассмеялся полковник. — Я уверен, что вы выйдете оттуда беспрепятственно. А план дальнейшей операции будет зависеть от того, что они потребуют.

— Да? — удивилась Саша. — Я думала, что такие операции разрабатываются независимо от требований бандитов.

— Конечно… — смутился он. — Но существуют варианты, нюансы… Я не хотел бы, чтобы вы сейчас забивали голову подобными вещами. Ваша задача — максимально разговорить их, успокоить и… усыпить бдительность. Дайте им понять, что власти в принципе готовы к переговорам.

— Вряд ли я сумею их успокоить, — Саша не сумела скрыть иронии.

— Да, да… — пробормотал ее собеседник. — Я уверен, что вы будете вести себя разумно…

— По-моему, эта фраза из словаря террористов, — не сдержалась Саша и поднялась, чтобы выйти из автобуса.

Спрыгнув со ступеньки, она попала в объятья полковника Барсукова.

— Папа? — воскликнула девушка. — И ты тут?

— А где же мне быть? — Николай Трофимович улыбнулся. — Меня включили в состав штаба по проведению операции. Как настроение?

— Не знаю, — вздохнула Саша. — Вообще-то я очень злая.

— Может быть, это и неплохо, — сказал Николай Трофимович. — Только не срывай свою злость, когда войдешь в универсам. Тебе сказали, с кем ты идешь?

— С нашим оператором и Андреем Мелешко, — кивнула Саша. — Правда, я не поняла, что он здесь делает? Ведь есть же, наверное, какие-нибудь специально обученные люди?

— Во-первых, Андрей обучен не хуже любого спецназовца, — заметил Барсуков. — Во-вторых, в штабе решили не рисковать и послать с тобой только работников телевидения. Но к счастью, Андрея здесь никто не знает. Мы тут с ним и с Аленой пошептались немного, и она присвоила ему звание ассистента оператора. Только вот удостоверения нет. Но вряд ли им кто-то поинтересуется. А мне так за тебя немного спокойнее.

— А где мама? — спросила Саша. — Она знает?..

— О том, что универсам захвачен, в Новоладожске знают все, — сказал Барсуков. — Слухи здесь распространяются быстро. И мне глупо было бы скрывать это от нее. Но о том, что бандиты собираются дать тебе интервью, пока не знает никто. Я уговорил Тамару пока посидеть дома, но… Если интервью пойдет в эфир раньше, чем ты выйдешь из универсама, а Тамара в этот момент включит телевизор, то я не знаю, что с ней будет…

— Бандиты требуют прямой трансляции, — проговорила Саша. — На региональном и питерском телевидении. И это требование решено удовлетворить. Разве тебе в штабе не сказали?

— Забыли, наверное, — полковник Барсуков зло прищурился. — Подожди, я сейчас скажу шоферу, чтобы он Тамару куда-нибудь увез…

— Хорошо, папа, — Саша натянула бейсболку на самый нос и направилась к телевизионному микроавтобусу.

* * *

Когда Николай Трофимович зашел в автобус, члены «антитеррористического штаба» стояли возле двух портативных телевизоров. Здесь же находился и полковник Сорокин. Лицо его хранило строгое и непроницаемое выражение. Он то и дело скашивал взгляд на Барсукова, но что при этом думал, понять было нельзя. По каналам, готовящимся дать информацию о захвате новоладожского универсама в прямом эфире, шла реклама. Словно загипнотизированные, мужчины в автобусе тупо наблюдали за мельканием на экране шампуней, прокладок, кусочков колбасы и бутылочек кефира. Потом пошел клип, в котором пятеро откормленных молодых людей под два аккорда музыкального сопровождения призывали зрителей прыгать, кричать, лететь и бежать. Члены штаба стали вполголоса ругаться, а Николай Трофимович схватился за сердце.

Но все когда-нибудь кончается. Канал «Невские берега» продемонстрировал заставку «Экстренный выпуск» (то же показал и региональный канал), а затем на экране появился ведущий «Невских берегов» Александр Лапшин с непривычно серьезным видом. Он кратко и сухо сообщил о захвате новоладожского универсама и передал слово Алене Калязиной, находящейся на месте происшествия. Алена также не стала пускаться в рассуждения. Она пообещала интервью с террористами через несколько минут, а затем на экране без комментариев пошли кадры, фиксирующие то, что происходит вокруг универсама. Впрочем, по сути там не происходило ничего. Люди просто стояли и ждали. Объектив останавливался на лицах руководителей новоладожской администрации, врачей «скорой», зевак, собравшихся здесь в огромном количестве. Потом появились «омоновцы» в масках, после чего кто-то ладонью закрыл камеру.

Затем показали общий план универсама — изрядно обветшавшей стеклянной «коробки» постройки конца шестидесятых, с покореженными водосточными трубами и аляповатой рекламой перед входом. Здание казалось вымершим.

Затем заработала камера внутри универсама, вернее, при входе в него. Объектив поймал в фокус лицо Александры Барсуковой — сосредоточенное и сердитое.

— Мы вошли в здание универсама города Новоладожска, — твердым голосом произнесла она. — Несколько часов назад это здание захватили неизвестные вооруженные лица, которые, не сообщив ничего ни о своих намерениях, ни о количестве заложников, пожелали изложить свои требования в эфире. Власти города и области приняли это условие. Я передаю микрофон руководителю вооруженной группы, не пожелавшему нам представиться, но возможно, он представится вам, уважаемые телезрители. Говорите, вы в эфире! — Саша сунула микрофон стоявшему рядом с ней человеку.

Камера прошлась панорамой по фигурам нескольких людей в неопрятном камуфляже и остановилась, по-видимому, на главаре. Лицо его наполовину скрывала черная маска.

— Он русский, — заметил полковник Сорокин, когда бандит начал говорить. — Или хохол, что ли. Диалект какой-то провинциальный присутствует.

— Кто знает? — возразил Николай Трофимович. — Командир у них, может быть и русский, а кто остальные — неизвестно. Если бы удалось увидеть всех бандитов…

— Мы не террористы и не хотим крови, — говорил тем временем главарь. — Мы доведенные до отчаяния рабочие комбината, деятельность которого приостановлена со вчерашнего дня. Как известно, руководители Новоладожска недавно заключили долгосрочный договор с зарубежными компаниями об использовании гигантских земельных участков, расположенных в окрестностях города. На этих землях предполагается построить могильники для ядерных отходов. Мы считаем этот договор незаконным, поскольку он представляет угрозу здоровью и жизни жителей Новоладожска. Мы призываем общественность и власти встать на защиту интересов российских граждан и воспрепятствовать произволу подлых чиновников, которым на нас наплевать. Мы требуем привлечь к ответственности господина мэра, который приложил к этой акции свои грязные, жадные ручонки.

Прервав бандита, Саша попросила его высказаться более конкретно. Тот с готовностью посмотрел прямо в глазок камеры.

— Мы требуем, чтобы мэр Новоладожска аннулировал договор. Мы требуем возбудить уголовное дело против администрации. Также мы требуем, чтобы сотрудники комбината были возвращены на рабочие места и чтобы им выплатили зарплату за незаконный бессрочный отпуск. На решение этих вопросов мы даем властям двое суток. По истечении срока универсам будет взорван. Мы предупреждаем, что здание заминировано. Видите этот маленький аппаратик у меня на поясе? Стоит только нажать на кнопку, и произойдет взрыв. Мы готовы принести себя в жертву ради торжества справедливости!

— А если каждый, у кого есть граната на поясе, будет выдвигать свою версию справедливости? — тихо, но отчетливо сказала Саша.

— Что она делает?! — испуганно вскричал круглолицый полковник в штабном автобусе. — Зачем она его злит? Я же предупреждал!

Но террорист почему-то не разозлился.

— История нас рассудит, — с пафосом проговорил он. — Интервью закончено. Мы ждем решения властей.

После этого на экране снова появился Лапшин…

— Пора готовиться к штурму, — сердито сказал начальник штаба. — Сколько, она сказала, там заложников?

— Она ничего об этом не говорила, — ответил Барсуков.

— Ничего, — кивнул начальник штаба. — Мы об этом скоро узнаем. Господа офицеры, прошу привести все подразделения в боевую готовность. Людей с площади перед зданием убрать.

— Вы слишком торопитесь, — заметил Николай Трофимович.

* * *

По окончании интервью с бандитом группа засобиралась к выходу. Мелешко стал скручивать кабель, Валерка Братищев — упаковывать камеру в чехол.

— Вы зря спешите, — спокойно и отчетливо проговорил главарь, только что нервно и с экспрессией бросавший лозунги в эфир.

— Что такое? — не удержался от реплики Андрей.

— Вы нас тоже хотите захватить в плен? — произнесла Саша, все это время ожидавшая чего-то подобного.

— Ни в коем случае. Мы не хотим брать вас в заложники, — ровным голосом сказал террорист, наблюдая за неторопливыми действиями оператора и его «ассистента». — Но, скорее всего, нам понадобится еще один выход в эфир. Поэтому мы и просим вас задержаться. Надеюсь, вы и ваши коллеги не будете на нас за это в претензии, уважаемая Александра Николаевна. Пока вы можете расположиться в кабинете директора. Там уютно и телевизор работает.

— Это приказ или мы можем выбирать месторасположение? — вызывающе спросила Саша, оглядываясь.

— Это настоятельное пожелание, — сквозь маску прорезалась широкая улыбка бандита. — Кроме того, я советую оставить всю вашу аппаратуру здесь, возле касс. Ну, не таскать же ее туда-сюда…

— Это у меня есть настоятельные пожелания! — в сердцах воскликнула Саша. — Мы сейчас пройдем к заложникам и побеседуем с ними. Их необходимо успокоить. И аппаратуру я возле дверей не оставлю. Это, кстати, в ваших интересах. Не дай Бог что-нибудь сломается ненароком. Вы ведь планируете еще один эфир, я не ошибаюсь?

— Вы хотите снять заложников? — недовольно проговорил бандит. — Хотите, чтобы ваши зрители увидели несчастных, запуганных людей, которым грозит гибель от фокусов властей?

— Ну, насчет фокусов у вас заниженная самооценка, — Саша не могла сдержать себя, хотя понимала, что рискует вызвать гнев террориста. В ней сейчас жили две Александры. Одна, разумная, ругала безрассудство второй. Но вторая не могла остановиться. Возможно, сказывалось нервное напряжение, требующее выхода.

— Мы вынуждены были сделать то, что сделали, — главарь был на удивление терпелив. — В других обстоятельствах нас попросту не услышали бы.

— А вы бы попробовали, — проворчала Саша.

— Вы попробовали, — хмыкнул бандит. — Попробовали рассказать о невинной эпидемии. И что из этого вышло?

— А что из этого вышло? — спросила Саша.

— Вас чуть не уничтожили! — радостно провозгласил бандит. — И морально, и физически.

Благоразумная часть Александры на этот раз возобладала над безрассудной, которой очень хотелось спросить, почему этот отморозок решил, что ее хотели уничтожить физически. Но удовлетворить безрассудное любопытство ей не удалось.

— Увы, Александра Николаевна, исполнить ваше желание и позволить снять заложников я не в силах, — сказал главный террорист.

— Но чего вы боитесь? — удивилась Саша. — Как правило, кадры, изображающие заложников, заставляют людей, наделенных властью, искать компромисс в подобных ситуациях. Эти съемки в ваших интересах.

— Вы меня не совсем поняли, — вкрадчиво и даже как-то печально проговорил бандит. — У нас нет заложников. Кроме хозяйки этого универсама. Но здесь, видит Бог, мы не виноваты. Она вынудила нас…

Некоторое время Саша переваривала услышанное.

— Вы хотите сказать… — наконец, протянула она, — что в здании нет никого, кроме вас и… нас?

— Кроме нас с вами и госпожи Недолицымовой, — охотно подтвердил террорист. — Мы не звери. Мы ратуем за справедливость. Так зачем же мучить жителей нашего родного города, которые и так страдают от всяческого попустительства власти и нарушения законов? Вот мэра мы бы с удовольствием подержали под замком. Но это мечта несбыточная.

— Но вы держите под замком его жену, — усмехнулась Саша. — Тоже… сильный ход.

— Да, — кивнул он, ухмыльнувшись. — Сильный. Нам крупно повезло. Мы и предполагать не могли, что госпожа мэрша в столь ранний час прибудет на свое рабочее место. Однако, по всему видать, она серьезная бизнесвумен. Сама учет и контроль ведет без свидетелей. Но, черт возьми! — вдруг воскликнул бандит. — Честное слово, мы собирались ее отпустить. Все объяснили вежливо и не задерживали, ей-Богу. А дамочка оказалась с норовом. Не только не ушла, но еще и воевать стала. Хотя ее можно понять — это ж ее частное владение. Двух бойцов с ног сбила, остальных покусала и поцарапала. Мы ее в отдельной кладовочке заперли.

Саша снова задумалась. Ситуация оказывалась менее драматичной, чем представлялась поначалу. Одно дело — захват заложников, другое — захват частной собственности вместе с хозяйкой. Правда, хозяйка — тоже заложница. Но она — жена мэра, который вряд ли допустит, чтобы сейчас против бандитов выступили штурмовые подразделения. О том, что члены съемочной группы тоже оказались в роли заложников, Саша забыла. Но Мелешко снова выступил с репликой и напомнил ей об этом.

— А чего еще от нас надо, друг? — спросил он, прикидываясь валенком. — Надо будет второе интервью с твоей скромной персоной организовать, так мы еще придем, только свистни. А сидеть здесь нам никакого резона нет. Меня вон подружка на воле дожидается, я ей «Сникерс» обещал принести. Можно шоколадку-то купить в твоем лабазе?

— Купи, — опять ухмыльнулся террорист. — Я тебе чек выбью. А отпустить, извини, пока не могу. Вы у нас — связь с миром. И остаться без этой связи для нас смерти подобно.

— Я тебе мобильник свой подарю, хочешь? — не отставал Мелешко, пытаясь хоть как-то просмотреть ситуацию и понять, что собираются делать бандиты в ближайшее время.

— Спасибо, у меня есть, — язвительно отозвался бандит. — Но мне нужна громкая связь. Улавливаешь разницу?

Мелешко фыркнул и кивнул.


Тот факт, что в универсаме находится только одна заложница, если не считать заложниками членов съемочной группы, в оперативном штабе узнали тотчас же. Подполковник Савицкий пошел на риск (правда, рисковал он чужими головами) и приладил к большому микрофону Александры маленький «жучок» для прослушивания. Террористам не пришло в голову искать «жучков», а может быть, они просто не умели этого делать, поэтому все разговоры прекрасно фиксировались технической группой питерского ФСБ. Савицкий не счел нужным скрывать от новоладожского штаба факт отсутствия заложников — принес на блюдечке. А вот члены штаба, вместо того чтобы вздохнуть с облегчением, озадачились еще больше. Потому что одно дело — решать судьбу простых граждан, совсем другое — судьбу жены мэра.

Присутствие Алисы Недолицымовой внутри универсама для всех оказалось новостью. Ведь мэр был уверен, что с утра супруга отправилась в Питер к одному из своих поставщиков, о чем сообщил в штабе и думать об Алисе забыл. Ибо уже давно не питал к супруге нежных чувств и к семейному положению относился как к неизбежной необходимости. Они давно жили каждый сам по себе, иногда встречались по утрам на кухне за завтраком, изображали счастливую пару на обязательных светских раутах, делили общий бизнес в сфере торговли — и только. Однако окружавшие мэра чиновники и «силовики» о прохладности отношений между супругами не знали, а поэтому мучились вопросом: как сообщить Никите Петровичу страшное известие. Пошептавшись, они решили поручить неприятную миссию полковнику Сорокину, с одной стороны, как «самому толстокожему», с другой, — как наиболее приближенному «к телу».

Реакция Никиты Петровича Сорокина удивила. Даже менее неприятные сообщения Кит воспринимал с большей долей экспрессии, раздувая ноздри, матерясь и багровея. Сейчас же, услышав, что его драгоценная супруга находится в руках бандитов, Недолицымов пристально посмотрел полковнику в глаза, шумно вздохнул, побарабанил пальцами по лакированному столу и опустил голову. Сорокин испугался. Мэр не был похож на самого себя, и это не могло не настораживать.

— Никита Петрович, вы не волнуйтесь… — сквозь зубы проговорил полковник. — Штаб располагает сведениями, что бандиты пока не собираются идти на крайние меры.

Мэр взглянул на Сорокина исподлобья.

— Пока? — спросил он, и в голосе его прозвучало много оттенков, кроме одного — в нем не было нервозности. — Пока — это сколько?

— Пока они не получат от нас конкретного ответа, — отчеканил полковник. — О том, что мы не собираемся вести с ними торговлю.

— А мы не собираемся? — полковнику показалось, что Недолицымов усмехнулся.

— Решать вам, Никита Петрович, — вновь отчеканил Сорокин. — Но хочу вам заметить, что если мы согласимся с их требованиями, мы признаем свою вину.

— А ты не такой дурак, как кажешься, Сорокин, — тихо произнес мэр. — Или тебе кто-то подсказал про вину?

— Это и дураку понятно, — сухо ответил начальник новоладожского УВД.

Мэр молчал долго. Сорокин застыл — боялся вызвать неосторожным движением страшную реакцию начальства.

— Почему она не позвонила? — наконец пробормотал Недолицымов.

— Вероятно, ей не дали этого сделать, — быстро ответил Сорокин.

— Нелогично, — сказал мэр. — Послушай, а не могли они ее… уже?..

— Никак нет, — полковник покачал головой. — Ваша супруга сейчас для них — главный козырь в переговорах.

— Подразделения к штурму готовы?

— Так точно, Никита Петрович! Но… вы не собираетесь с ними разговаривать?

— Идти у них на поводу? — Недолицымов посмотрел на полковника в упор. — Ты же сам говоришь, что с их требованиями соглашаться нельзя.

— Так точно, — повторил Сорокин. — Но вы можете потребовать, чтобы они выпустили вашу жену. И только тогда будете с ними разговаривать. На самом же деле, как только они ее выпустят, мы начнем штурм.

— Как думаешь, большие убытки понесем во время штурма? — деловито поинтересовался мэр.

— Убытки? — не сразу понял Сорокин. — В смысле материальных ценностей?

— Конечно, в каком же еще смысле?

— Постараемся свести их к минимуму, — Сорокин вытянулся перед мэром по стойке «смирно». — Вряд ли они догадаются подложить взрывчатку под перекрытия. А локальные взрывы, даже если таковые будут иметь место, — мелочь.

— Хорошо, — решительно выдохнул мэр. — Подготовьте связь с этими подонками.

* * *

Сворачивая кабель, Андрей Мелешко незаметно оглядывался по сторонам и все больше и больше удивлялся. Террористы, которых в зале было человек семь, не больше, арсенал имели весьма скудный. Словно оружие они приобретали у «черных следопытов» или в каком-нибудь музее революции. Он чуть не рассмеялся, когда увидел за поясом у одного бандита самый настоящий маузер. «Анархия — мать порядка, — подумал он. — Не удивлюсь, если у них вместо взрывчатки в арсенале хозяйственное мыло. Хотя нынче тротил легче достать, чем любимое оружие революционных матросов». И только главарь вызывал у Андрея серьезное опасение, поскольку тот был оснащен по последнему слову современного вооружения: автомат АКМ и несколько гранат РГД. «Если его разоружить, с остальными справиться будет легко, — подумал Мелешко. — Они не похожи на смертников, а их пульты на поясах весьма смахивают на муляжи. Но хотелось бы иметь стопроцентную гарантию. А кто ее даст?»

— Александра Николаевна! — воскликнул он. — Я сидеть тут сиднем не подписывался. Вы сказали — отработаем и уходим. Скажите им!

С этими словами он рванулся к выходу. Наперерез ему бросились два бандита, но движения их были несколько замедленными и нерешительными. Они и не подумали наводить на майора стволы, а просто загородили дорогу. «Церемонятся с телевизионщиком или просто не привыкли к оружию? — подумал он. — Или… эти раритеты и вовсе не пригодны к стрельбе?» Он оглянулся. Маска по-прежнему закрывала пол-лица главаря, но не могла скрыть его усмешки.

— Александра Николаевна, — сказал бандит. — Мне не хотелось бы наносить вред вашим людям. Скажите им, чтобы вели себя благоразумно. Или их постигнет участь хозяйки этого прекрасного магазинчика.

— Если их постигнет та же участь, — заметила Саша, — вы вряд ли сможете выйти еще раз в эфир. Давайте внесем ясность в ситуацию. Мы — либо пленники, и тогда ведем себя соответственно, либо — мы свободны и делаем то, что считаем нужным.

— Вы совсем не боитесь? — озадаченно проговорил главарь. — Не верите, что мы способны разнести тут все к чертовой матери?

— Верю и боюсь, — сказала Саша. — Но с вами никто не станет разговаривать, если вы с самого начала вносите коррективы в собственные планы и обещания. Мы должны выйти. И если вам потребуется еще одно публичное выступление, мы вам его организуем.

Бандит медленно прошелся взад-вперед, поглаживая рукоятку автомата.

— Хорошо, — через некоторое время произнес он. — Сейчас я сделаю один звонок. Господину градоначальнику. В зависимости от его ответа мы будем планировать дальнейшее. Не исключено, что громкая связь с миром мне понадобится незамедлительно. Надеюсь, ваш сотрудник сможет вытерпеть наше общество еще пару минут и не свалится в истерическом припадке?

— Ты сам припадочный! — закричал Андрей, соответственно образу трусоватого, забывшего о «благоразумном поведении» ассистента, и получил легкий тычок под ребра. «Настоящий террорист давно бы меня уже с ног свалил, — подумал он и сделал вывод: либо это дилетанты, либо лицедеи, нанятые с какой-то непонятной целью. Нужно брать главаря… в заложники».

* * *

— Операция почти завершена, шеф, — сказал Помощник в трубку, сидя в своей машине и глядя на притихшую площадь и кажущееся безлюдным здание универсама. — В семь начнется штурм, в десять информация о преступных деяниях новоладожского мэра и его покровителя пойдет в эфир. На этом можно будет поставить точку.

— Сколько предполагается жертв со стороны штурмовиков? — хмуро поинтересовался Шеф.

— В пределах нормы, — скучно отозвался Помощник. — Процентов десять. Если повезет, то меньше.

— А вообще без жертв нельзя? — спросил собеседник. — Десять процентов для провинциального городка — многовато.

— Без жертв нельзя, — сказал Помощник. — Тогда акция превратится в недоразумение. А Недолицымов и, главное, Сосновский объявят, что объект захватили простые хулиганы, и все потеряет смысл.

— Что намереваешься делать с исполнителями?

— То, что обычно делается в таких случаях, — жестко усмехнулся Помощник. — Террористы должны быть наказаны по самым суровым законам.

— Лучше бы ты набрал профессионалов, — заметил Шеф. — «Мешки» иногда ведут себя непредсказуемо.

— Профессионалов мне жалко, — сказал Помощник. — Для такой скромной акции, как эта, сойдут и «мешки».

* * *

Главарь бандитов отсутствовал более пятнадцати минут. У Александры закралось подозрение, что он звонил не только мэру Новоладожска, но и кому-то еще. Ей показалось странным, что террорист не стал вести телефонные переговоры с Недолицымовым в присутствии съемочной группы. Напротив, было бы логичным вести разговор так, чтобы и Александре стало известно его содержание. «Он звонит тому, кто их сюда послал, — решила она. — Просит новых инструкций. То, что мы ведем себя несколько строптиво, не входило в их планы. Если бы здесь находились специальные подразделения из Москвы или Питера, этот разговор наверняка засекли бы. И многие вопросы и проблемы исчерпали бы себя. А вот у новоладожских спецназовцев вряд ли имеется подходящая аппаратура. Но почему местное руководство отказалось от помощи питерских профессионалов? Что это — провинциальная гордыня? Недооценка опасности? Или традиционная надежда на, авось“?»

Мелешко приблизился к Александре вплотную, оглянулся на бандитов, не сводивших с пленников глаз, и зашептал на ухо:

— Саша, может статься, что я вступлю в драку с главарем. Если это произойдет, падай на пол. То же самое должен сделать Валерка.

— Решил погибнуть героем? — почти не разжимая губ, проговорила Александра. — А мне еще пожить хочется.

— Риск минимален, — сказал он. — Они не профи. Стоят кучно. Взрывать себя без команды не будут. У них, по-моему, и взрывчатки-то нет. Оружие несерьезное. У пары парнишек — вообще муляжи. Я их положу.

— А зачем? — спросила Саша. — Ради чего рисковать? Тебе жалко этого добра? Или просто застоялся?

— Орден хочу получить и очередное звание, — фыркнул Мелешко прямо Саше в ухо так, что она отшатнулась.

— Не торопись, — проговорила она сердито. — Если они нас здесь задержат, тогда посмотрим.

— Я не тороплюсь, — сказал он почти в голос. — Но будь готова к стрельбе.

Главарь бандитов вернулся в зал с пасмурным видом.

— Вы можете идти, — произнес он хмуро. — Но у меня к вам последнее предложение, которое, возможно, вас заинтересует. Не хотите снять сюжет с участием хозяйки этого предприятия?

Саша переглянулась с Андреем и Валеркой.

— Сюжет? — настороженно спросила она. — Что это значит?

— Не пугайтесь, — невесело рассмеялся бандит. — Никаких ужасов, никакого насилия. Просто вы снимите госпожу Недолицымову и запишите все, что она захочет продекламировать в эфир.

— Идемте, — решительно кивнула Александра.

Братищев снова расчехлил свою камеру. Мелешко, огорченно вздохнув, стал разматывать кабель. Захват главаря и стрельба переносились на неопределенное время, что весьма его удручало.

* * *

В сопровождении главаря и двух подручных они прошли по мрачным и сырым лабиринтам подсобных помещений и остановились возле крошечного закутка с решеткой вместо дверей.

— Здесь… — буркнул один из подручных.

Тотчас же в закутке послышался шорох, а затем к решетке рванулась мощная фигура. Бандиты отскочили и подняли стволы.

— А! — громко пробасила фигура. — Телевидение? Очень хорошо! Я генеральный директор этого универсама — Алиса Недолицымова! Мой муж — мэр города! Срочно сообщите ему, что я здесь! Они не выпускают меня! Они грабят магазин! Это не террористы! Это грабители! Они представляют моих конкурентов. Это им на руку, чтобы универсам был разграблен.

— Мы можем снимать? — глухо спросила Саша главаря.

— Конечно, — ответил тот и расплылся в довольной улыбке, как будто Алиса Недолицымова сейчас осыпала его комплиментами.

— Дайте свет, — обратилась Саша к Андрею.

Тот подтянул кабель и включил переносной прожектор. Фигура за решеткой осветилась, и съемочная группа увидела грузную женщину средних лет с опухшим от слез и ярости лицом, растрепавшейся прической, вцепившуюся толстыми пальцами в железные решетки. Зажмурившись от света, она проговорила свой монолог еще раз слово в слово. А затем в припадке гнева стала резкими движениями расшатывать решетку.

Саша со страхом посмотрела сначала на нее, дала знак Братищеву выключить камеру, а потом перевела взгляд на главного бандита. Такой всплеск эмоций со стороны жены мэра мог окончиться весьма плачевно.

Но главарь словно и не слышал оскорблений в свой адрес.

— Прекрасно, прекрасно! — воскликнул он и еще шире улыбнулся. — Мы держим вас здесь насильно. Сейчас у вас, госпожа Недолицымова, будет возможность обратиться к вашему супругу во всеуслышание. Телевизионная связь гораздо надежнее связи телефонной, поверьте. Попробуйте внушить вашему мужу, что от его поведения зависит и ваша жизнь, и ваше имущество. Если он не выполнит наших требований в ближайшее время, мы будем вынуждены пойти на крайние меры. И ничто нас не остановит. Ведь мы, как вы тонко подметили, бандиты.

Для пущей убедительности он передернул затвор автомата. От громкого щелчка супруга мэра вздрогнула и застыла. Бандит выдержал паузу и кивнул.

— Очень хорошо, — усмехаясь произнес он. — В нашей трудной жизни нет ничего ценнее искреннего взаимопонимания. Поговорите с супругом, мадам Недолицымова. Честное слово, в этой беседе заинтересованы многие. Господа киношники, включите вашу аппаратуру.

— Мы не киношники… — вполголоса проворчал Братищев и вопросительно посмотрел на Александру.

— Вы готовы? — спросила Саша у супруги мэра, вид которой сейчас вызывал у нее жалость. Губы Недолицымовой тряслись. Поверить в то, что некоторое время назад она «кусалась и царапалась», как утверждал террорист, было почти невозможно.

— Что… — не сразу прошептала она. — Что я должна говорить?

— Что хотите, — сказал бандит. — Но главное — посоветуйте не делать глупостей. Если он откажется вести с нами переговоры, это здание попросту рухнет. Мне не хотелось бы умирать под руинами. А вам?

— Хорошо, — глухо проговорила Недолицымова. — Включайте камеру. Я все скажу…


Никита Петрович Недолицымов смотрел на светящийся экран с непроницаемым видом. Полковник Сорокин, находившийся тут же, в кабинете, даже спросил себя: а слышит ли мэр, что сейчас в эфире срывающимся голосом говорит его жена? И еще полковник думал о том, что было бы, если бы в такое положение попала его супруга. Наверное, он пошел бы на все. Согласился бы со всеми требованиями, сам бы отправился в универсам, подписал все бумаги, какие требовалось бы. Неужели мэр слеплен из другого теста? Задумавшись, он пропустил финал интервью и очнулся, когда Никита Петрович швырнул телевизионный пульт на стол.

— Готовь бойцов, Сорокин, — застывшим голосом произнес Недолицымов. — Основной состав направь на черный ход. И отведите зрителей и журналистов подальше. Лучше вообще удалите за пределы видимости.

— Штурм?.. — опешив, пробормотал Сорокин.

— А ты что хотел? Мы на поводу у террористов не ходим.

«Этого не может быть, — подумал полковник. — Эти слова не могут исходить из уст человека…»

* * *

Когда трансляция прервалась, Алена Калязина подошла к полковнику Барсукову и поинтересовалась последними известиями из «антитеррористического» штаба.

— Никаких известий, — замогильным тоном заметил полковник. — Штаб у них тот еще. Откуда таких людей откопали, одному дьяволу известно. Я, признаться, полагал, что такие динозавры вымерли уже давно. Если рассказать, что они тут предлагают, ты не поверишь. Странно еще, что меня туда милостиво допустили в качестве советника. Но выслушать серьезные предложения они не желают и от помощи питерских эфэсбешников, которые сюда прибыли, отказываются. Говорят: справимся своими силами. А какие в Новоладожске могут быть силы?

— Этому удивляться не приходится, — жестко проговорила Алена. — А вот что вы скажете о террористах, Николай Трофимович? Вам не показалось, что это блеф, и они какие-то… ряженые?

— Это интервью, Алена? — серьезно спросил Барсуков.

— Нет, конечно, — покачала головой журналистка. — Интервью я у вас возьму, если позволите, когда все это закончится. Просто я чувствую себя не в своей тарелке и ни черта не понимаю. Например, шахиды — это понятно. Они ради идеи ни своей, ни чужой жизни не пожалеют. А тут что? Это же надо придумать — какие-то непонятные личности, не захотевшие сообщить, какие силы они представляют, желают, чтобы коммерческие договоры были аннулированы, чтобы рабочим выплатили зарплату, чтобы власти поклялись, что здесь никогда не будет могильников… Эти лозунги и вся демагогия из уст этого главаря — просто бред параноика. Еще можно было бы понять, если бы они денег у Минфина попросили. Или пару танков.

— Я с тобой полностью согласен, Алена, — кивнул Барсуков. — Хотя денег они все-таки попросили — для рабочих. Но в целом эта акция очень похожа на неудачный спектакль, где артистам важен не результат, а выход на сцену. Однако недооценивать опасность не стоит. Они все-таки вооружены, оператор сумел кое-что показать.

— А что решили динозавры, если это не военная тайна? — спросила Калязина.

— Это не военная тайна, потому что ничего не решили, — хмыкнул Барсуков. — Предложения было два: первое — брать крепость штурмом, поскольку «мы на поводу у террористов не ходим» — слышала такое известное выражение? — и второе — ждать, пока они сдадутся сами, усовестившись и осознав нелепость собственных притязаний. Многие склоняются к первому варианту, окрыленные последними примерами захватов на территории России и боящиеся, что их вот-вот начнет трясти столичное руководство. Кое-кто предложил удалить отсюда всех журналистов, а камеры изъять. Правда, это предложение поддержки пока не нашло. В итоге решили ждать дальнейшего развития событий. Но сдается мне, все ждут решения мэра.

О решении мэра они догадались через несколько минут, когда народ и журналистов бравые омоновцы стали оттеснять на безопасное расстояние от возможных боевых действий.

* * *

Если бы сейчас Саша видела Алену Калязину, то все мысли о профессиональном равнодушии журналистов и, в частности, ее подруги навсегда оставили бы ее.

— Это безумие! — кричала Алена на весь микроавтобус. Народ не сбегался на ее крик только потому, что стенки у студийной машины были почти звуконепроницаемыми. — Он не собирается вести переговоры с бандитами! «Мы не ходим на поводу»! Один недоумок высказался, а другие, как попки, повторяют. Принципы у них, видите ли! Собственную жену собирается под пули подставлять! О том, что там находится съемочная группа, они вообще забыли! Ладно, они решили идти на штурм. Но какими силами? Вы подумайте, вместо профессионалов они собираются туда бросить местную милицию!

— Алена, нас посадят, — сказала Миловская. — То, что ты сейчас собираешься говорить в эфире, можно квалифицировать как пособничество.

— Мне плевать! — воскликнула Калязина. — Если маразм можно остановить, то это следует сделать. Они не идут на поводу у бандитов, но они идут на поводу у местного мэра! И никого это не волнует. ФСБ молчит, питерское начальство молчит, до Москвы сведения вообще еще не добрались! Нужно что-то делать и делать срочно! Борис, возьми мой крупешник, я сейчас комментарий ваять буду.

Флегматичный оператор Борька без слов подчинился, наводя на Алену объектив.

— Только что я побеседовала с членами антитеррористического штаба. Предполагается, что в такой штаб должны входить люди компетентные… — начала Алена совершенно спокойным и даже равнодушным тоном. И лишь глаза выдавали ее истинное отношение к происходящему.

* * *

Саша поторапливала Андрея и Валерку — ей очень хотелось поскорее выбраться из универсама. Мелешко же, как нарочно, запутался в проводах и теперь пытался их разобрать. Главарь исчез из их поля зрения, остальные бандиты стояли поодаль и насмешливо наблюдали за мучениями «ассистента» оператора.

— Ты специально копаешься? — сердито прошептала Александра, пытаясь ему помочь. — Все еще не расстался со своей идеей?

— Если честно, Сашенька, то не расстался, — ответил он. — Но эта фигня запуталась сама. Куда этот черт самоуверенный девался? Как ты думаешь, кто он?

— Теряюсь в догадках, — вздохнула Саша. — Все это выглядит довольно нелепо. Может быть, права госпожа Недолицымова, и это обычные бандиты, которых наняли на разовую акцию?

— Это войско — возможно, — кивнул Мелешко, покосившись на террористов. — Но главарь… Нет, ничего путного я тебе сейчас не скажу.

— Может быть, это звучит нелепо, — сказала Саша, разматывая очередной провод. — Но террористы всего мира, как правило, имеют серьезную материальную и идеологическую базу в лице солидных организаций, группировок, партий и так далее. Причем, такие организации террористические методы в свои программы закладывают изначально, исходя из своих идеологий. Например, исламисты, в религии которых заложено положение: убей неверного.

— В Коране не сказано — убей, — перебил ее Мелешко, который никогда не упускал возможности похвастаться своими познаниями. — Поощрение убийства члена другой конфессии можно встретить исключительно в современных трактовках Корана. На самом деле там сказано: не принимай неверного в душу, в свою жизнь. Большая разница… Впрочем, ученые до сих пор ломают копья над туманными фразами в великих книгах.

— Бог с ними, с трактовками, — вздохнула Саша. — Главное, что нынешние исламисты проповедуют лозунг уничтожения любого чуждого им по духу. И что их поддерживают влиятельные финансовые корпорации. И совсем другое дело — те, кого мы сейчас лицезреем.

— Для осуществления одного террористического акта не обязательно иметь серьезную поддержку, — заметил Мелешко. — Достаточно относительно небольшой суммы денег от какого-нибудь «папы».

— Безусловно, — кивнула Саша. — Но какой-нибудь «папа» достал бы хоть для солидности пару десятков «Калашниковых». А тут — «маузеры» и «шмайсеры». И всего один АКМ. Это смахивает на карнавал. Или провокацию. Только непонятно, кому это нужно? Может быть, это, действительно, простая разборка, борьба за отдельно взятый универсам? Или эта акция выгодна тем, кто не хочет, чтобы на территории Новоладожска были устроены ядерные могильники, а господин Недолицымов оставался на месте мэра? Или — наоборот?

— Не понимаю, — покачал головой Мелешко. — Как можно с помощью этой акции устроить «наоборот»?

— Если новоладожское руководство не пойдет на переговоры с бандитами и решится на штурм, то бандиты будут уничтожены — во-первых, а во-вторых — все их требования не будут выполнены. То есть: в Новоладожске будет все идти своим чередом, а господин Недолицымов станет национальным героем. Поскольку он — честный и порядочный человек. И к тому же… не остановившийся перед тем, что в заложниках находится его супруга.

— Порядочный? — фыркнул Мелешко.

— Раз бандиты потребовали завести на него уголовное дело, значит он честный и порядочный, — повторила Саша. — Логика, конечно, примитивная, но у нас никто и не стремится к сложностям. Главное, чтобы простому народу было понятно.

— Но тогда не исключено, что эту акцию организовал сам Недолицымов. Или тот, кто за ним стоит, — сказал Мелешко.

— Вряд ли, — вздохнула Саша. — Организовал и жену подставил?

Мелешко распутал еще один узел и вдруг замер.

— Саша, Валерка, — горячо зашептал он. — Вспомните, что я вам говорил. Если начнется буза, падайте на пол, желательно за укрытие.

— Не сходи с ума! — сказала Саша, завидев главаря, выходившего из служебного коридора.

— Молчи, — приказал ей Андрей. — Другой такой возможности не представится. Бандиты стоят в куче. «Калаш» у него исправный. Вы ничем не рискуете — главное не стойте в рост. Пульты у них на поясах мертвые.

— А у него? — с отчаянием прошептала Саша.

— Про него не знаю. Но он не успеет.

Все, что произошло потом, Александра перестала воспринимать как реальность. Главарь бандитов подошел к ним, улыбаясь, поинтересовался, почему они еще не покинули стен злополучного здания, Мелешко снова стал разыгрывать нервного, недалекого и неловкого ассистента, продемонстрировал скрученные в узел провода, попросил Александру и Валерку отойти подальше, чтобы было легче их распутывать, и даже плачущим голосом попросил помощи у бандита. Главарь усмехнулся, с минуту понаблюдал за неловкими и суетливыми движениями Мелешко, поправил ремень автомата на плече и… нагнувшись, схватился за конец кабеля. Далее все произошло молниеносно. Андрей развернулся и тренированным движением выбросил вперед правую ногу. Главарь бандитов взмахнул руками и упал. Мелешко сорвал с него автомат и, направляя его на кучку бандитов, истошно заорал:

— Стоять! Оружие на пол!

И дал короткую очередь. Александра и Валерка неловко плюхнулись на пол, а через некоторое время послышался страшный грохот, кто-то закричал, зазвенели стекла и застрекотали со всех сторон автоматы. «Один Мелешко не мог наделать столько шуму, — подумалось Саше. — Значит, у бандитов оказались все же не муляжи…» Она приподняла голову и увидела, как в их сторону на всех парах несутся фигуры в камуфляже. «Вот и все», — подумала она и закрыла голову руками…

7. Никто не помнит ничего

Машины «Скорой помощи», вывозившие пострадавших «омоновцев» и террористов, отчаянно сигналили, разгоняя толпу вокруг оцепления.

— Без комментариев, — твердо сказала Саша, сжимая зачем-то подобранный в универсаме «шмайсер», пытаясь сфокусировать внимание на глазке Валеркиной камеры и одновременно высвобождаясь из цепких лапищ начальника штаба. — Материал о захвате универсама будет подготовлен в самое ближайшее время, и вы все узнаете.

— Вот это правильно… — ласковым шепотом проговорил начальник штаба ей в ухо.

Она резко дернулась и, наконец, высвободилась.

— Послушайте, — громко произнесла она. — Если вы сейчас от меня не отстанете, я вас убью. Вот этим самым автоматом. И суд меня оправдает. Уйдите к черту, ради Христа.

Начштаба опешил и отстал, и только после этого довольный Братищев выключил камеру.

— Саша, — окликнул Барсуков дочь. — Ты особенно-то автоматом не размахивай, а лучше сдай. Вот, например, майору Мелешко.

— Папка! — закричала Саша и бросилась к отцу в объятья, как была: с автоматом в руках, растрепанная, грязная, с кровоточащей раной над ухом.

— Ну, голубушка… — растроганно пробормотал полковник, крепко обнимая Сашу.

— Я этого так не оставлю, — где-то, словно в тумане, раздавался голос Калязиной. — Их за это под суд мало отдать.

* * *

Погода, как это часто бывает в июне, менялась: похолодало, дул ветер, по небу быстрой чередой бежали облака. Холмы застыли в ожидании дождя. На самой верхней площадке колокольни стояли Александра Барсукова, Фанни и Бьерн. На прощание Саше захотелось, чтобы ее шведские друзья обязательно сюда поднялись.

— Кажется, мы не вовремя забрались — дождь начинается, — сказала Фанни. — Но я рада, что вы меня сюда привели. Вряд ли мне придется когда-нибудь еще побывать здесь.

— Как это — не придется? — возмутился Бьерн. — Мы обязательно приедем сюда будущим летом. Даю тебе слово, что приведу в порядок домик своей прабабушки. Посмотри, красота-то какая!

— Да, — протянула Фанни. — Но если здесь будет и дальше нарушаться экологическая обстановка, то никакая красота не спасет этот мир.

Порыв ветра прервал ее.

— Но ваша комиссия никаких серьезных нарушений не выявила, — сказала Александра, когда ветер перестал свистеть в ушах. — Многие факты были сфабрикованы по чьему-то специальному заказу. Я даже подозреваю, кто этим занимался. Но к сожалению, у меня нет никаких доказательств.

— И нельзя никак призвать этих ужасных людей к ответу? — возмущенно спросила Фанни.

Саша вздохнула:

— Это очень трудно. Всего три дня прошло с момента захвата универсама, а жители города ведут себя так, словно ничего и не было. Создается впечатление, что просто никто об этом не помнит. Или никого не волнует произошедшее. Телевидение и газеты тоже утратили интерес к этому событию. А если у людей короткая память, если им на все наплевать, то преступники любого ранга могут чувствовать себя совершенно спокойно. Прошло ночное торжество. Забыты шутки и проделки. На кухне вымыты тарелки. Никто не помнит ничего.

— Это, кажется, Пастернак? — спросила Фанни.

— Ты отлично знаешь русскую поэзию, — кивнула Саша.

— Думаю, что не следует отчаиваться, — бодро произнесла Фанни, заметив, что Саша погрустнела и задумалась. — Каждый делает то, что в его силах. Я верю в справедливость. В то, что когда-нибудь злые и жестокие спектакли перестанут пользоваться успехом у больших и маленьких политиков. И… — она засмеялась, — что когда-нибудь среди политиков, военных и чиновников будет больше женщин, чем мужчин.

— Ты думаешь, это будет хорошо? — покачала головой Саша.

— Конечно, — уверенно проговорила Фанни и покосилась на Бьерна, который недовольно насупился. — Потому что, во-первых, женщины умнее мужчин. Во-вторых, они всегда думают о деле, а не о собственных амбициях. И в-третьих, они милосерднее, потому что дают и сохраняют жизнь новым поколениям. Женщине никогда не придет в голову решать свои проблемы с помощью жестокости.

— Кажется, наша Фанни увлеклась новыми идеями, и, вернувшись домой, вступит в орден феминисток, — засмеялся Бьерн.

— Этого я еще не решила, — ответила Фанни. — Но моя поездка в Россию доказала, что женщины гораздо смелее и решительнее мужчин. Я и на себе это почувствовала. Ты приедешь нас проводить, Александра?

— Завтра утром у меня эфир, — улыбнулась Саша. — И вечером тоже. Давайте прощаться сейчас.

— Нам с Бьерном будет тебя не хватать, — сказала Фанни. — Правда, Бьерн?

Молодой человек кивнул.

— Приезжай к нам в гости, Саша, — он крепко сжал ее руку. — Мы не обещаем тебе таких приключений, как в России, но красивых мест в Швеции тоже много.

— Я постараюсь, — ответила Саша.

Очередной порыв ветра потряс колокольню, и первые крупные капли редко забарабанили по новенькой крыше.

* * *

— Ты, кажется, оказалась права, — сказала Алена, заходя в монтажку, где Александра «ваяла» очередной сюжет. — Последние новости первого канала смотрела?

— Не-а, — протянула Саша. — Я вообще теперь долго не буду смотреть новости. Знаешь, они у меня уже где?

— Печаль и уныние тебе не идут, — заметила Алена строго. — И грубые выражения тоже. Подумаешь, вляпалась в историю с олигархами. И не в историю даже, а в мыльную оперу.

— С какими олигархами? — удивленно спросила Саша. — Я с ними дела не имею. Это, скорее, по твоей части.

— Я тоже стараюсь обходить их стороной, — обиженно отозвалась Калязина. — А все истории в Новоладожске были явно придуманы для олигарха. И ты, сама того не желая, стала одной из главных героинь сюжета.

— Всю жизнь мечтала участвовать в мыльной опере, — хмыкнула Саша. — Ты можешь толком объяснить, что еще случилось, пока я тут передачу монтировала?

— Я же говорю: на первом канале только что новости прошли. И там было почти все, как ты и предсказывала.

— Я? Предсказывала?

— Да, — вздохнула Алена. — Последние события здорово тебя подкосили. Помнишь разговор у костра?

— Смутно, — усмехнулась Саша.

— Оно и видно, — кивнула Алена. — Только что сообщили, что некий господин Сосновский — владелец заводов, газет, пароходов, а также новоладожских земель и химического комбината — в последнее время грубо нарушал российский закон. И его собираются призвать к ответу. В частности, по его вине у людей синела кожа, по его вине военные расстреляли толпу на митинге в Новоладожске и, как ты понимаешь, по его вине был захвачен универсам.

— Что за бред? — поразилась Александра. — По его вине кучка отморозков захватила универсам? Этого быть не может. Они требовали сместить мэра, а мэр, насколько мне известно, исполнитель Сосновского. Сосновский владеет комбинатом, а они требовали навести там порядок. Да и потом, если бы он организовал этот захват, бандиты были бы оснащены гораздо солиднее. Ты что-то напутала. Или напутал первый канал.

— Да, еще одно забыла: по его вине была организована травля честной журналистки Александры Барсуковой.

Саша резко повернулась на вращающемся стуле.

— Сосновский организовал мою травлю? Зачем? Мы и не встречались никогда. Кто я для него?

Алена рассмеялась и не ответила. Саша посмотрела на нее с укором.

— Я сказала что-то смешное? — спросила она.

— Нет, просто у тебя сейчас очень глупый вид. Ты так выглядела, когда начинала работать на телевидении, — сказала Алена. — Официальная версия корреспондентов первого канала выглядит так. Ты подняла волну в эфире против ненормальной экологической обстановки в Новоладожске, рассказав об эпидемии кожного заболевания. Это не понравилось хозяевам города, и они стали тебя всячески опровергать и преследовать. Естественно, под руководством Сосновского. Потом прошел митинг против будущих могильников под Новоладожском, а хозяева города его жестоко подавили. Потом выплыли какие-то важные документы, подтверждающие, что на химическом комбинате происходит неладное, за ними стали охотиться, а того человека, который эти документы передал журналистам, просто убили. Но смелым журналистам в лице господина Брыкина удалось уйти от злодеев, и документы стали достоянием общественности. Кстати, Аркаша Брыкин, кажется, прочно обосновался на центральном телевидении. Сегодня его целых семь минут в телевизоре показывали. Он у нас герой, круче тебя. А Сосновский — главный злодей.

— Хорошо, но захват универсама? Каким боком к нему причастен Сосновский?

— К захвату он якобы не имеет никакого отношения. Но тот факт, что руководство города одобрило штурм своими силами, не привлекая ни питерское ФСБ, ни другие специальные подразделения, говорит о том, что на него, руководство, надавил Сосновский. Он якобы не хотел лишнего шума. А пострадали люди. В частности, солдаты спецназа. Террористов вообще всех положили.

— Это неправда! — воскликнула Саша. — Как могли пострадать солдаты спецназа? Мелешко говорил, что бандиты, на которых он наставил оружие, вообще не сопротивлялись. Я же там была! В солдат просто некому было стрелять! А бандиты… Они же все сдались.

— Тяжело раненные скончались в больнице, — многозначительно произнесла Алена.

— Какие тяжело раненные? Кроме царапин, которые мы с Валеркой получили от осколков разбитых бутылок, никаких ранений ни у кого не было. А главарь, которого Мелешко отправил в нокаут? Он тоже скончался?

— Я тебе пересказываю сюжет наших коллег, — сказала Алена. — Который является, как ты понимаешь, версией власти.

— Но это… — Саша задохнулась. — Да что же это такое?!

— Странно, что ты так реагируешь, — нахмурилась Калязина. — Ведь что-то в этом роде ты предполагала. Помнишь, ты говорила про спектакль, про то, что все кто-то подстроил. Ты оказалась права, Саша. Кому-то понадобилось свалить Сосновского. Глобальные операции проводить хлопотно и дорого. А в провинциальном городке можно наделать столько же шума, что и в столице, только все обойдется гораздо дешевле. Сосновскому теперь очень трудно будет оправдаться. Мэра сняли, начальников силовых структур области — тоже. Теперь у города будет новый хозяин. Когда мы узнаем его имя, узнаем, кто стоял за всем этим кошмаром. Финита ля комедия. Мыльная опера, наконец, закончилась. Впрочем, по просьбам зрителей ее могут и продолжить. Если спонсор найдется.

— Знаешь, Алена, — после долгой паузы проговорила Саша. — Я, наверное, на детское телевидение уйду. Эта единственная область, где нет и не может быть никакой грязи. Потому что я так больше не могу.

— Я бы тоже ушла, — усмехнулась Алена. — Тем более сын подрастает. Но я не хочу уезжать из страны. Как бы гадко ни было.

— Почему уезжать? — не поняла Саша.

— Потому что в России детского телевидения нет, — ответила Алена. — Как будто ты не знаешь!

— Но что же делать? — в отчаянии проговорила Саша.

— То, что в твоих силах, — пожала плечами Алена. — Как там говорят благородные герои? Делай то, что можешь, и будь что будет.

— Я делала все, что могла, — сказала Саша. — И что из этого получилось?

Загрузка...