Отдельное поручение

За морем телушка — полушка, да рубль перевоз.

Народная мудрость

— На — покури! Успокойся.

— Да не курю я, два года как бросил… — Владимир Александрович в сердцах вмял папку с документами в щербатую полировку стола и, неловко задев стоявшее на пути кресло, прошагал к окну.

Пространство за плохо вымытым стеклом было заполнено белесым и по-европейски занудным туманом. Вдали угадывались с детства знакомые по сказочным фильмам и школьным экскурсиям силуэты старого города; сейчас, впрочем, они казались Виноградову дурно слепленными фанерными декорациями. Был Виноградов зол и не на шутку обижен.

— Правильно делаешь… Молодец! — собеседнику Владимира Александровича, крупному рыхлому мужчине с лицом заядлого инфарктника и редеющими волосами, на вид можно было дать лет шестьдесят, если не более. В действительности он даже не перешагнул милицейский пенсионный рубеж — честная сыщицкая работа еще никому здоровья не прибавляла.

— Молодец! — повторил он, с наслаждением затягиваясь. — Я бы в твои годы тоже бросил.

— Ну, эти прикажут — бросите! Примут, смотрите, после Закона о языке, скажем, закон… о защите здоровья государственных служащих или еще как там — вот и бросите! — Виноградов понимал, что несет какую-то обидную чушь, говорит не тому и не то, но после пережитого в республиканской прокуратуре унижения, безучастным свидетелем которого оказался сидевший сейчас за столом, после тягостно молчаливого перехода узкими горбатыми улочками из одного памятника архитектуры в другой, где они сейчас находились, эмоции уже плохо поддавались контролю. Разом нахлынуло: нарочито вежливые лица таможенников, с наслаждением будивших посреди ночи пассажиров, бессмысленные паспортные процедуры, взимание денег за «визу», потом — холодные и ветреные часы между ранним поездом и открытием присутственных мест, полусонное хождение по пустынному старому городу и равнодушный отказ продавцов в «Детском мире».

— Вот оно как… Сядь на место! Сядь, я сказал! — обернувшись, ошарашенный жестким и властным тоном собеседника, Виноградов не поверил своим глазам: перед ним сидел не помятый жизнью неприметный старичок, а полный тяжелой непреклонной воли начальник одного из ведущих подразделений уголовного розыска. — Сопляк!

Не дожидаясь выполнения приказа и не сомневаясь, что он будет выполнен, хозяин кабинета встал и подошел к прилаженному в дальнем углу платяному шкафу. Достал два распятых на вешалках мундира:

— Вот этот мне уже не носить… — На привычном Виноградову сером сукне тускло сверкнули парадным золотом подполковничьи погоны, овал начавшего забываться герба в ярком параллелепипеде петлиц. — Служил-служил, все, что выслужил, — псу под хвост!

Владимир Александрович уважительно коснулся трех рядов планок — орден Красной Звезды, «Знак почета», милицейская медаль… Да, в отделившихся от Союза республиках канули в лету вместе со старыми органами внутренних дел и упраздненные знаки доблести, это Виноградов знал.

— И вот этот — тоже не придется!

То, что теперь придвинул Владимиру Александровичу хозяин, напоминало плохо скопированную школьную форму времен застоя — серебряные пуговицы на синем фоне, погончики, взъерошенные львы на нарукавной нашивке.

— Комиссар криминальной полиции какой-то там, к матери, префектуры! Все никак не запомню…

— Звучит.

— Звучит. По Закону о языке — высшая категория владения. Чтоб и читать, и писать, и говорить — свободно, понял? Для меня нереально — в январе экзамен. Выкинут, конечно. Ладно, я — протяну, сколько можно, в госпиталь лягу, то-се — выслуга набежит, без пенсии не оставят. А ребята? Из шестнадцати сыщиков — двое сдадут без проблем, плюс еще три-четыре человека кое-как вытянут. Остальных что — в дворники? Или на фермы батрачить?

— Думаю, они скорее в рэкет подадутся.

— То-то и оно! Ты вон — приехал и уехал…

— Извините. Нет, честное слово — извините, ляпнул, не подумав.

— Да ладно! Считай — забыли. Теперь по твоим делам… — Игорь Иванович Луконин, уже не подполковник и не комиссар, гроза прибалтийских бандитов и жуликов поднял трубку местного телефона: — Леша? Дай-ка Френкеля… Василий? Поднимись-ка ко мне, дело есть. На полмиллиона… Хорошо. Давай!

— Познакомьтесь! Капитан Виноградов Владимир Александрович, доблестная ленингр… санкт-петербургская транспортная милиция. А это гордость нашего подразделения Василий Михайлович Френкель, старший лейтенант по-старому, а как по-новому — не помню, уж извините.

— Володя.

— Вася, — рукопожатие получилось коротким и крепким.

— Присаживайся… Значит, так. Сейчас тебя гость вкратце введет в курс — и поступаешь в его распоряжение. Неофициально, чтоб уши наши не вылезли, почему — сам поймешь, не маленький.

— Есть. На сколько рассчитывать? — коротко стриженная рыжая голова повернулась к Виноградову.

— По времени? Черт его знает, сейчас вместе определимся. — Владимир Александрович очень хорошо понимал коллегу: солидарность солидарностью, но у парня, судя по всему, и своих дел навалом, никому ж потом не объяснишь. — Я послезавтра в любом случае возвращаюсь.

Френкель коротко кивнул, принимая информацию к сведению.

— Пиши расписку, — начальник придвинул к нему лист бумаги и несколько купюр. — Оформишь потом под какую-нибудь разработку, я подпишу.

Молодой оперативник энергично зашуршал шариковой ручкой, бросив предварительно внимательный взгляд на Виноградова: заказчик, видимо, был не простой и дело предстояло серьезное, за красивые глаза деньги с секретной сметы не раздаривались.

Владимир Александрович не вмешивался: оперативные расходы — дело деликатное, семейное, можно сказать. Уж во всяком случае — не его постороннего ума!

— Побеседуете здесь — у Френкеля сосед по кабинету из этих. Кстати, учтите данный нюанс, и при связи по телефону — чтоб ничего лишнего, ясно?

— Понял, товарищ подполковник. — Виноградов знал, что такое обращение будет приятно собеседнику. И не ошибся.

— Хм… Ладно. Я отлучусь на полчасика, дверь запру. Шнур выдерни, чтоб пока не звонили, если что — вас нету. Все!

— Чем могу? — обратился к Виноградову оперативник, когда в коридоре затихли шаги удаляющегося начальника.

Владимир Александрович улыбнулся:

— А всем! Всем можешь… или ничем — в зависимости от обстоятельств.

— Слушаю.

— Значит, вкратце. Есть у вас тут такой Линдер Эдуард.

— Знаю.

— Поэтому шеф тебя и позвал; так вот, семнадцатого марта был он в Питере. И на мою беду ничего лучшего не придумал, как вечером с еще одним «клиентом» из наших завалиться ко мне на Морской вокзал в кабак. Посидели, попили. Как водится, сняли двух дур. Девки вообще-то не при делах, живут там рядом в новостройках, одной двадцать, другой восемнадцати нет.

— Несовершеннолетка?

— Да. Собственно, они, конечно, тоже не подарок, не в театр пошли — в ресторан, представляли что к чему. Линдер поддал, наплел девкам такого! Дескать, он — помощник бригадира в мафии, наемный убийца, только что сделал какого-то туза из кавказцев и теперь прогуливает гонорар. В ближайшее, мол, время станет в Питере основным…

— Бред! Линдер по жизни…

— Да это ясно. Даже девки сразу въехали, хоть и дуры, но им-то что — попитъ-поесть на халяву? Потом пошли к той, что постарше, к Юле, у нее как раз никого не было. Там слово за слово — групповичок, все культурно, без эксцессов. Мальчики утречком ушли, попрощались.

— Ну и?

— Через неделю Линдер опять к Юле пришел. Дома папа с мамой — вызвал на лестницу. И выдает ей… Якобы в ресторане их разговор подслушали и записали на магнитофон люди «босса». Старик осерчал, постановил поначалу всех четверых ликвидировать по закону мафии, его — за болтовню, девиц и парня — как опасных свидетелей. Парня в тот же день зарезали, расчленили и замуровали в бетон. Линдер даже в доказательство показал часы и паспорт этого Усенко.

— Вот даже как?

— Да он их на время у Усенко попросил, есть показания… А Юле говорит: насчет их троих удалось уговорить «босса», что он сам побеседует и определит, жить им или не жить. Это, говорит, редкий случай, не верится даже, что судьба такой шанс дает, — обычно мафия от своих правил не отступает, но он, Линдер, в свое время спас старику жизнь, закрыв грудью от пуль конкурентов…

— И что, она поверила?

— Ага. Еще как! Проехала с ним к другой дурочке, у той тоже мозги набекрень — насмотрелись видиков, наслушались дерьма всякого… Короче, никому ни слова, ни денег, ни вещей не взяли — с вечерним поездом выехали к вам сюда.

— К нам-то зачем?

— А у вас, оказывается, центр всей бывшей союзной мафии, так Линдер сказал. И, соответственно, резиденция «босса».

— Понятно.

— Ну, привез он их, от вокзала — на частнике минут тридцать, название не запомнили, нерусское какое-то. Дачное место, в лесу, дом кирпичный двухэтажный… Да, собственно, этим девкам любой прибалтийский коттедж в их состоянии дворцом покажется. Вышел дедок, побеседовал с ними этак сурово, потом смягчился. Сказал, дает три дня испытательного срока здесь на даче. Если будут хорошо себя вести — помилует, если что не так — закон мафии, бритвой по горлу — и в колодец. В общем, как-то так получилось, что через час девочки уже кувыркались с «боссом» в постельке, а потом трое суток — кто только их не… Говорят, человек двадцать было желающих, всех обслужили со страху. Это теперь уже Юля на допросах вспоминает: не тянули мужички на мафию — так, средней руки барыги и воры, да и дачка-то для резиденции слабовата. А тогда! К концу «срока» появился Линдер, поздравил со спасением. Дал от имени «босса» чуть-чуть денег и билеты до Питера — чао! Вернулись домой… У Юлечки обошлось, матушка только морду набила, ей дочкины варианты не в новинку. А вот Катя, несовершеннолетняя… Родители уже ходили в милицию, подавали заявление, но в первый раз у них бумаги не приняли, отфутболили.

— Ну ясно! — Френкель прекрасно понимал незнакомого ему дежурного в далеком территориальном отделении. Весна — угоны, кражи, уличное хулиганство, а тут… Мало ли что могло взбрести в голову девице критического возраста? Может, фанатка, за любимым певцом в другой город мотанула? Или просто поссорилась с мамочкой из-за неубранной квартиры и отсиживается где-нибудь у подружки, демонстрирует взрослость и независимость? А родители… Они — что? Они могут и знать про дочку не все, да и с «ментами» не всегда откровенны…

— Так вот. Вернулась Катюшка домой — ее сразу же в оборот, батя там суровый, в военном училище преподает, полковник. Она его больше мафии боится — раскололась по самые дальше некуда. Что уж там было — не знаю, но мама с дочкой папашку вроде успокоили, в милицию заявлять не стали. Как я понял, порешили этот неприятный эпизод забыть, но вот беда… Триппер, банальная гонорея — привет из солнечной Прибалтики! Кто-то, видно, на даче ее осчастливил.

— Да-а!

— Тут уж полковник не выдержал, схватил дочь за шкирку — и к своему приятелю в прокуратуру.

— В районную?

— Нет, заяву приняли в городской, потом спихнули в транспортную, я уж не знаю как. Там дело возбудили, следак толковый попался — Юлю допросил, мы ему Усенко установили, тот все подтвердил, сдал Линдера с потрохами, лишь бы за соучастие не притянули.

— А что он сказал?

— Ну, что действительно познакомились, развлекались по взаимному согласию, думали — обе уже девки взрослые, да и поведение… Что действительно Линдер в тот вечер такую ахинею нес — уши вяли, видимо, здорово перебрал. И когда утром уходил, Усенко начал его подкалывать, мол, помнишь хоть, чего болтал, а тот в ответ — нормально! Лишь бы эти дуры запомнили! А дней через пять позвонил, попросил на время часы и паспорт, дескать, хочет слегка Юльку с Катькой надинамить, идея, говорит, обалденная, если получится — пол сотни баксов с него, не получится — две тыщи нашими. Условились: если что, — Усенко не при делах, паспорт и часы по пьяни забыл у Линдера, точнее, тот их у него взял, чтобы не потерялись. И вот почти месяц прошел — ни ответа, ни привета…

— Так Линдер и его кинул? Силен!

— Очевидно. Наш-то, сам понимаешь, заявы делать не будет. Да и не надо! Есть три железных свидетеля, экспертизы, кое-кого по мелочи допросили — официанта, проводников. Следователь вынес постановление о задержании, оформили отдельное поручение — и меня сюда.

— Нормально.

— Было нормально! С утра пошли с твоим шефом в вашу республиканскую прокуратуру, показываем бумаги — надо бы задержать такого-сякого, выемку произвести у этих… «пограничников», не зря же пошлину сдирают посреди ночи! — Виноградов с трудом сдерживался, — Еще по мелочи несколько следственных действий, чисто формальных — справки, характеристики, сам знаешь.

— Нет проблем! Поможем.

— Да есть, Вася, проблемы. Есть… — Виноградов вдруг сделал казенно-непроницаемое лицо и заговорил с утрированным местным акцентом: «Ви яфляетес сотрудником репрессивного аппарата иностранного косутарства. У нас нет соклашейния о выгаче преступников и потосрефаемых, гражданин респуплики Линдер находится под юрисдикцией…» Короче, послал меня куда подальше господин вице-прокурор. У него, сукина сына, аж глаза от радости сияли!

— Плохо…

— Да уж… ничего хорошего. Объявил мне, что любая попытка допроса, задержания и тем более — вызова в Питер господина Эдуарда Линдера является противозаконной, конечно, про Парфенова напомнил. Документов я, понятно, никаких не получу, и вообще рекомендовано особо под ногами не болтаться.

— Дела-а… При таком раскладе, допустим, поможем мы тебе его тормознуть, рискнем — вставим перо дорогим националам! Но на границе Линдер пасть раззявит, поднимет кипеж. Нет, с этими придурками не договоришься, они балдеют от собственной формы и всяких побрякушек.

— Это я заметил.

— Слушай, а может — черт с ним? Вернешься, доложишь: так, мол, и так, извините… Пусть сами разбираются? Они прокуроры — им виднее, а наше дело сыскное, маленькое!

— Да нет, тут есть нюансы… Долго объяснять, но если бы этот хмырь белобрысый меня так с дерьмом не смешал — плюнул бы, клянусь! Нет так нет, у меня и без этого фармазона забот выше крыши, пусть большие дяди между собой расхлебывают. Но теперь — пардон!

В замочной скважине звякнуло — вернулся хозяин кабинета.

— Ничего, кое-какие запасы остались! — вынеся из кухни высокие бокалы для шампанского, тщательно протертые бежевой льняной салфеткой, Френкель расставил их, с удовлетворением оглядев столик.

— Недурно… — Виноградов не кривил душой. Его обыденное меню аскетическим назвать нельзя было даже с очень большой натяжкой, в семье Владимира Александровича по доброй русской традиции уж на чем, а на еде не экономили, покушать любили с размахом. Насколько, конечно, возможно в наше время — и фрукты для детей, и деликатесы кое-какие к праздникам. Зарплата позволяла — да и кто сейчас живет на одну зарплату? На халтуре постовой милиционер получает сотню в час, а опытные оперативники с головой — вообще на вес золота. Год назад разрешение сотрудникам органов внутренних дел работать по договорам в личное время позволило остановить отток кадров из милиции, но сразу полезли такие проблемы… Впрочем, пусть об этом голова болит у тех, кому положено.

Так вот. Удивить Виноградова было трудно, но сегодня три благородно мерцающих отраженными огнями свечей прибора, тарелки прозрачного фарфора, искристый хрусталь бокалов. Ваза с фруктами — киви, бананы, еще черт-те что, отдаленно знакомое по видеофильмам. Ломтики хлеба в плетеной корзинке, пряности, оранжевые призмы салфеток. Белое крахмальное полотно скатерти почти не видно из-за разнокалиберных блюд и блюдечек — закуски рыбные, мясные, полдюжины салатов, креманки с икрой… Из кухни ненавязчиво тянуло тонким ароматом доходящих шашлыков.

— На десерт — кофе-гляссе. Шампанское — как? Просто или с ликером? С кофейным, не пробовал? — Френкель озабоченно почесывал переносицу.

— Пошел ты! Издеваешься? Я, конечно же, не спрашиваю…

— А ты спроси! — рассмеялся хозяин.

— Хорошо. Сформулируем так: у тебя дядя в Америке? Или ваша республика втихаря вступила в фазу загнивающего капитализма?

— Не-ет, к сожалению. Все значительно проще, и что всего печальнее — единовременно! Тут на днях повязали группу подонков — киднеппингом, суки, решили заняться, похитили сына у директора ресторана «Эльсинор». Мы чисто так сработали, меньше чем за сутки мальчонку вернули живым-здоровым, и тех — с поличным, даже без стрельбы. Ну вот, всем пятерым, моей группе, благодарный родитель отстегнул по наборчику продуктовому — в тыщу финских марок каждый. Подъедаем потихонечку!

— Поздравляю!

— Спасибо. Как, теперь кусок в горло полезет?

— Еще как полезет, не надейся!

Собеседники рассмеялись — они все больше нравились друг другу, безошибочно чувствуя родственные души профессионалов, не признающие социальных, национальных и правовых барьеров. Как в «Красной жаре» — розыскникам всегда легче найти общий язык между собой, чем с начальством.

— Дама запаздывает… Может, пока по рюмочке?

— Кто бы был против — я всегда за! — Виноградов подставил стопку. Прозрачно булькнула «Смирновская».

— За встречу! — Френкель выпил, выдохнул и со знанием дела хрустнул миниатюрным маринованным огурчиком. Чуть помедлив, отправил вслед за ним ломоть сервелата.

— За нее! — поддержал тост Владимир Александрович, предпочтя в качестве закуски янтарную эстонскую селедочку.

— Так жить можно, — выдержав паузу, отметил он.

— Только так и нужно! — подтвердил убежденно Френкель. — Нечасто, правда, получается… Кстати, я тут в одном журнале вычитал, «Деловые люди» называется, что отсутствие в рационе бананов вызывает непроизвольный экзистенциальный страх.

— Какой страх?

— Экзистенциальный.

— Понял… Может, еще водочки? И по бананчику, а? Чтоб не бояться?

— Возражений нет. Будем здоровы!

— Будем! — от гастрономического изобилия у Виноградова почему-то пропал аппетит. Ему стало немножко жаль тех, для кого любой деликатес так же доступен, как водопроводная вода.

— Да, чтоб не забыть! Вот это к себе положи… — Хозяин взял с телевизора пластиковую папку с документами и передал ее коллеге. — Тут справка о судимости, распечатка с компьютера по связям, данные на бывшую жену — на всякий случай, дакто-карта, ксерокопия формуляра из поликлиники по месту жительства… еще всякая ерунда!

— Класс… Спасибо, дружище!

Виноградов никак не ожидал, что за те четыре часа, которые он, покинув полицейскую префектуру, прошатался по этому городу-музею, добросовестно убивая в магазинах и кафе время до назначенной Френкелем встречи, его молодой коллега сможет столько наработать. Мало что стоящие сами по себе, эти документы станут бесценными, если удастся главное…

— Вот еще два чистых бланка криминальной полиции и на сладкое… — жестом фокусника оперативник извлек из кармана куртки чуть смятый листок.

— Подлинная?

— Обижаешь! Санаторий «Морская сказка», подписи, печати… Все, что нужно, допишешь сам, главное — стоит отметка об уплате въездной пошлины, вон, в уголке…

— Вижу… Класс! Много народу пришлось зарезать?

— О чем ты говоришь! С тех пор как человечество изобрело денежные знаки, надобность в насилии практически отпала.

— Не кощунствуй, Вася! — Виноградов сделал огромные глаза. — Неужели червь коррупции проник и в юное тело вашей демократии?

— Иш-шо как! Ох, брат, за что боролись…

По квартире дважды прокатилась мелодичная трель звонка.

— Пришла! Потом, будет время, побеседуем, — дружески ткнув Владимира Александровича кулаком в колено, хозяин пошел открывать дверь.

Капитан услышал щелчок замка, приглушенный говор из прихожей, еще какие-то звуки — очевидно, гостья по неистребимой женской привычке прихорашиваться задержалась перед зеркалом. Наконец рука Френкеля предупредительно откинула бархатистые портьеры, драпирующие вход в комнату…

— Ну и как она тебе? — Френкель аккуратно составил в раковину стопку грязных тарелок. Крохотные габариты кухни удручали.

— Честно говоря… Шлюха как шлюха, — на карту был поставлен успех всей операции, поэтому Виноградов мог себе позволить быть откровенным. Даже в ущерб деликатности.

— А ты что — пионервожатую думал увидеть? Между прочим — моя лучшая кадра! — обиделся все-таки хозяин.

Эх мать-перемать! Только бежевый картон секретных папок да платежные ведомости с суровыми грифами знают, сколько фирмачей, крутых воров и пресыщенных папашек пользовались услугами этой крашеной блондинки с кукольным личиком и неистребимо вульгарными манерами… а потом, ворочаясь без сна на жестких нарах следственных изоляторов, перебирали в памяти обстоятельства ареста, никоим образом не увязывая этот печальный факт с божественными минутами в ее обществе.

— Ладно, ладно! Считай, что я тоже «купался», — будто угадав мысли коллеги, примирительно сказал Владимир Александрович. — Кофе готов. Пошли?

Они вернулись в комнату. Дама уже минут десять как ушла, оставив плотный запах сигаретного дыма и дорогой косметики.

— Наливай. Время есть еще?

— Пока есть. Тебе с сахаром?

— Ага! Две ложки… Давай еще раз по всему пройдемся. По словам этой твоей Илонки… кстати, ее так по-настоящему зовут?

— Псевдоним. Сценический. По паспорту — Лариса, но это, сам понимаешь…

— Нет вопросов. Уже забыл.

— Так вот. Илонка говорит, что Линдер последнее время в шестерках у Синявского. Мы его знаем, по описанию подходит, адрес есть, все дела. По идее надо брать его фотографию, везти тебе ее домой, там предъявлять на опознание девицам…

— А потом возвращаться сюда и клянчить у местной прокуратуры уже не одного, а двух «граждан республики», так? Нет уж, давай, если договорились, пусть эта твоя кадра сработает в кабаке как надо, дальше моя забота.

— А если он сегодня в «Погреб» не придет?

— Так ведь эта Илонка сказала, что он там последнее время каждый вечер?

— Она еще, между прочим, сказала, что Линдер постоянно в компании. А дружки у него — из охраны Синявского, не лаптем деланные.

— Ты что кипятишься? Нет — так нет. Но попытаться-то стоит?

— Стоит, конечно.

— Ну вот и попробуем… Не волнуйся, Вася, все будет — о’кей. Илонка твоя, сам же говорил, — не дура, зря рисковать не будет. Мы ж четко договорились, если что, я — крайний, ваши уши не вылезут ни при каких обстоятельствах.

— Слышь. Ты чего меня как девку уламываешь, а? Решили же — работаем. Значит, работаем.

— И слава Богу! Не пора собираться?

— Время есть… Кстати, у тебя как с жильем? Квартира большая в Питере?

— Не понял… А что?

— А вот думаю: когда нас с шефом сажать станут за содействие спецслужбе «иностранной державы», мы с семьями к тебе в эмиграцию подадимся. Примешь беженцев?

— Куда ж деваться! Приезжайте…

— Пришел все-таки, ку ряпчик.

— Пока везет…

— А девку твою я недооценил, каюсь… Как мужиков в оборот взяла!

— Оценил? Не она к ним — они к ней подвалили, если что — взятки гладки.

— Значит, с ним двое?

— Да, ребята — отмороженные напрочь…

— Точно. Сугробы в голове!

Виноградов и Френкель негромко переговаривались в полутьме крохотной каморки. На пятачок свободного пола с трудом удалось пристроить два табурета, пахло пылью и давно обгоревшей резиной. Свет проникал в помещение тремя узкими вертикальными полосами через предусмотрительно оставленные в шторах щели, отражаясь в кафельных квадратах, придавая зловещий смысл многочисленным символам современной электроники — черепам, молниям, разнокалиберным стрелам и стрелкам. Дополнительный шарм обстановке придавал втиснутый в дальний угол обломок кумачового транспаранта с крупными белыми буквами: «…НЕНИЯ СЪЕЗДА КПСС — В Ж…»

Электробытовое помещение ресторана «Кирпичный погреб» некогда было предметом постоянных раздоров между представителями славного республиканского КГБ и «спец урой» — специальной службой уголовного розыска, занимающейся иностранцами. Конечно, точка идеальная — из неприметного окошка весь зал, как на ладони: хочешь так смотри, хочешь кино снимай. За дверью — другой, к туалетам, через подсобки и кухню. Август 91-6-го принес кому что — Васе же Френкелю достались в числе прочего наследства от бывших братьев по оружию ключи от «помещения № 23», как оно официально именовалось в оперативных документах.

Публика в зале вполне гармонировала с интерьером. Сводчатые арки красного кирпича, массивная резная мебель. Из восьми накрытых клетчатыми крахмальными скатертями столиков занято пять — те, что подальше от сменившего традиционный оркестр стерео комбайна и миниатюрной танцевальной площадки.

Молодая пара студенческого вида, компания средней руки интуристов, несколько основательных мужиков, судя по всему, что-то обмывающих втихаря от бдительного ока жен и любимых тещ, еще одна компания — очевидно, завсегдатаи, на столе только пиво, сигареты и карточная колода. Те же, кого обсуждали сейчас сыщики, расположились прямо напротив, в уютной нише: отмороженные — по бокам, Илонка и Линдер — между ними. Место рядом с девицей пустовало — объект операции, скрытый от глаз спутников, но прекрасно видимый из «волшебного окошка», о чем-то приятельски беседовал у стойки с седым усатым барменом.

Если Илонка вела себя вполне раскованно и естественно, получая привычное удовольствие от вкусной еды, дорогой выпивки и сигарет, охранники имели хмурый и настороженный вид людей, занятых обязательной, но давно и окончательно надоевшей работой. Виноградову они напомнили милиционеров, выгнанных в личное время на обеспечение визита какой-нибудь московской шишки. Ассоциация с постовыми подкреплялась и единообразием внешности и одежды «бойцов» — кожаные коричневые куртки, турецкие свитера. Короткие стрижки согрели бы сердце любого строевого командира, отсутствие лба вполне компенсировалось обилием шеи и подбородка. Сидевший рядом с девицей лениво ковырялся вилкой в салате, его напарник с видимым отвращением потягивал пепси-колу.

Уверенным мужским жестом Илонка взяла бутылку коньяка, плеснула себе, о чем-то спросила соседа. Тот отрицательно мотнул головой. Его напарник, бросив короткий взгляд в сторону, куда скрылся Линдер, жестом показал: давай! Тягучая жидкость щедро наполнила бокал, и ее немедля замаскировали цветом и пузырьками безалкогольного американского напитка. Емкость была мгновенно ополовинена и сразу же вновь долита «пепси». Нарушитель дисциплины заметно повеселел.

— Вась, а что они такие затурканные? Пить — не пьют, рожи постные…

— А им в ночь на службу. У Синявского строго, безработных костоломов сейчас хватает, чуть что — на выход! Или в лучшем случае — на выбор — «сумму навесят», штраф такой, что последнее с себя отдашь. Или вольный спарринг с его начальником охраны — шкаф, я тебе скажу, под два метра, десять пудов живого веса, профессионал по фалл-контакту.

— Тоже вариант! Все, наверное, предпочитают «ответить» деньгами?

— А ты как думаешь… Гляди!

Сыщики скорее даже не увидели — угадали молниеносное движение очаровательной Илонки ной ручки над фужером с недопитым Линдер ом коньяком. Бедняга как раз возвращался к столику, слегка пританцовывая в такт музыке и призывно позвякивая двумя полными льда бокалами, на мгновение внимание спутников переключилось на него. И этого как раз хватило, чтобы ударная доза клофелина растворилась в терпком продукте грузинских виноделов.

Поставив бокал на скатерть, Линдер начал протискиваться мимо девицы на свое место и, якобы потеряв равновесие, рухнул на нее, в нарочито неловких попытках валясь в бездонный вырез «ангорски», а Илонка под плотоядное ржание охранников лениво отпихивала мужчину, с каждым движением прижимаясь почему-то все теснее и теснее, пока руки ее не завязли окончательно под пиджаком на его спине… и наконец оба завалились назад в затяжном голливудском поцелуе.

— Класс! Минут через тридцать, думаю, будет пора, — удовлетворенно ухмыльнулся Френкель.

— Не прав я был насчет нее. Не прав! — признал Виноградов.

— Молодой человек!

— Ну что тебе — денег дать? На! — голос Виноградова звучал достаточно громко и вполне по-хамски. Посетители ресторана начали поворачиваться на шум.

— Молодой человек! Необходимо же раздеться, оставить сумку… — тучный администратор лет пятидесяти суетливым жестом пытался отвести от своего носа зажатый в кулаке назойливого посетителя стольник. Вытесненный с прохода, он потерял равновесие и в поисках опоры чуть было не опрокинул декоративный поднос с посудой. — Подождите!

Но Виноградов уже стоял перед заинтересовавшим его столиком. Он несколько мгновений внимательно рассматривал обмякшую фигуру Линдера, его запрокинутое лицо с закрытыми глазами, измазанный какой-то съедобной гадостью пуловер.

— С-скотина!

— Чего надо? — сидящий рядом с Иконкой охранник напружинился, внимательно следя за каждым движением Владимира Александровича. Его напарник, привстав, оглядывал зал, и только девица, не ощущая, казалось, остроты ситуации, продолжала глупо улыбаться, кокетливо блестя пьяными глазами.

— Шеф ведь как чувствовал… — Виноградов смотрел только на Линдера, нарочито не замечая его спутников.

— Чего надо? — уже раздраженнее и громче повторил вопрос охранник. Обстановка накалялась, за спиной нарушителя спокойствия натужно пыхтел самоотверженный администратор, — Ты кто?

— Хрен в кожаном пальто! И как я теперь его повезу, по-твоему?

— Куда это — повезу? Не поя-ял…

— А куда — это не твое дело. Сказано было что? К десяти на вокзал… Слушай, папаня! — Резко обернулся Виноградов к толстяку. — Иди, там, займись чем-нибудь… Не скучай!

Администратор, перебегая глазами по лицам охранников, пытался определить их реакцию на происходящее. Потом, сочтя, видимо, за лучшее испытанную временем политику неприсоединения, бочком направился на привычное место, к служебному столику. Не дождавшаяся скандала публика также вернулась к своим радостям и заботам.

— Ну? — спросил старший охранник. Судя по всему, наезд Виноградова особого впечатления на него не произвел.

— Что — ну? Я вот — тот самый Вышаркивав и есть, — капитан поставил сумку на пол, уселся на стул, упер локти в скатерть.

— Какой Вышаркивав?

— Како-ой? Тот самый, с которым этот козел должен в Питер ехать… Вы что — всерьез не врубаетесь?

— Волну не гони! Нам никто ничего не говорил. И тебя я в первый раз вижу.

— Взаимно. — Виноградов секунду помешкал, в задумчивости потер переносицу. — Та-ак… Вот что!

Медленно, чтобы не смущать второго охранника, он достал из внутреннего кармана куртки портмоне.

— Позвоните шефу, проверьте… — глянцевый прямоугольник визитной карточки лег на крахмальную поверхность стола.

— «Синявского Юрий Артуровна. Генеральный директор», — вслух прочитал тот, что сидел вплотную к Виноградову. — Верно! — не удержался он и тут же осекся под злобным взглядом старшего.

— Что «верно», кретин?

— А я ничего…

— Посиди-ка тут, с гостем. Я на минуточку, — старший встал, бросил взгляд на визитку и направился в сторону кухни, где находился служебный телефон.

— Только недолго, будьте любезны! Меньше часа до поезда… — дружелюбно ему вслед улыбнулся Виноградов. — Вам плохо, мадам?

Илонка из последних сил боролась с подступающей к горлу тошнотой. Одна ее рука что-то нашаривала на столе, другая потянулась к вырезу блузки… Поздно! Могучий поток шумно извергся наружу, изрядная часть окатила фирменные слаксы охранника.

— Ты что ж делаешь, падла! — пострадавший, конечно же, не был чужд представлений о кодексе поведения джентльмена, но сейчас, глядя на нижнюю половину своего туалета, слизистую и ароматную, он не смог удержаться. Короткая, почти без замаха, пощечина отбросила пытавшуюся выбраться из-за стола Илонка на Линдера, чье по-прежнему безжизненное тело начало под тяжестью отправленной в нокаут девицы потихоньку сползать вниз.

Инцидент не привлек внимания посторонних — музыка играла достаточно громко, лампы под конец вечера приглушили до минимума, что, разумеется, создало определенные трудности для наблюдавшего эту сцену Френкеля.

Поведение старшего охранника было вполне предсказуемым, контрольный звонок безусловно вписывался в схему, так что на этот счет оперативники не беспокоились — специалисты из технического отдела на некоторое время вывели из строя не только указанный в визитке, но и другие известные телефоны «фирмы» Синявского. Да и сам босс в данный момент следовал на пароме в Финляндию… С другой стороны — чем черт не шутит! Поэтому и страдавший от пассивного ожидания Френкель, и несколько отвлеченный от мыслей о собственной шкуре Виноградов облегченно вздохнули, когда вернувшийся охранник хмуро процедил:

— Хрена с два! Занято.

Оглядев ситуацию в подробностях, он негромко присвистнул:

— Ну вы… овоще-е!

— Пошел ты! — огрызнулся его напарник и вдруг перенес свое раздражение на Виноградова: — Чего? Чего лыбишься, козлина? У…ай отсюда быстро, понял?

— Да-да, конечно, нет проблем, — засуетился испуганно Владимир Александрович, инстинктивно отодвигаясь. Путаясь в подкладке, он вытянул из кармана сиреневый бумажный прямоугольник, подал его старшему: — Это билет на поезд. Мой. А у него такой же должен быть.

Охранник туповато глянул на бланк, потом — на Линдера.

— Посмотрим…

Он бесцеремонной лапищей сгреб Илонки волосы и, стараясь не замараться, сдвинул девицу в сторону. При этом влажные губы ее безвольно чмокнули, а из выреза кофточки аппетитно выкатилась изумительных пропорций грудь.

— Класс! — не смог удержаться Виноградов, и только он знал, что это восклицание относится не только к прелестям Илонки, но и к ее незаурядным актерским способностям.

Старший тем временем извлек из пиджака Линдера железнодорожный билет, заботливо положенный туда во время недавней любовной возни легкомысленной красавицей.

— Вагон? Место?

— У меня — шестой, место десятое. А у него… Или девятое, или одиннадцатое, так?

— Одиннадцатое. Верно! — охранник, напряженно задумавшись, поскреб челюсть. Наконец решился: — Черт с тобой, забирай!

— И суку эту, бля, пока я ее не урыл! — бросил, спеша в сторону уборной, его пострадавший напарник.

— А она-то мне куда? — непритворно встревожился Виноградов.

— Ладно… Не ной. Сам разберусь, — в голосе старшего отчетливо послышались плотоядные нотки, взгляд упорно возвращался к выставленным на обозрение Илонки прелестям. — Отмоем, отстираем… — скорее для самого себя пробормотал он.

— Мужики, а тачку здесь поймать можно, нет? — Виноградов уже выволакивал, зацепив под мышки, из-за стола обмякшее тело виновника всей этой суеты.

— …Вообще, настоящий ученый должен в первую очередь усомниться, что Земля — круглая!

— Все это болтовня! Красивенький интеллигентный треп.

— Ну и что? Имею право!

— Имеешь, имеешь… Да, пожалуйста, — один из двух бородачей, оживленно споривших в проходе перед купе проводника, посторонился, пропуская Виноградова к туалету. Был он чуть выше своего собеседника, крупнее — но на этом, пожалуй, различия и кончались. Очки в немецких бежевых оправах, джинсы, изрядно поношенные свитера… Владимир Александрович, обреченный всю жизнь носить пиджаки и куртки, беззлобно завидовал тем, кто мог себе позволить обходиться без них: счастливые люди, никаких забот о том, куда положить ксиву и как понезаметнее пристроить пистолет.

«Мне с соседями по купе, кажется, повезло, — подумал он, заперев за собою дверь и в очередной раз осматривая на себе костюм и рубашку. Вроде никаких пятен не видно, но все равно запах ощущается. Брезгливо поморщившись, он вспомнил грязного вонючего Линдера, беспробудно спящего на верхней полке. — Господи, прости меня, грешного. Мне-то повезло, а вот им… Хорошо, ребята не скандальные, одно слово — аспиранты, физики, что ли, или математики», — Виноградов не вникал. Ну да и ладно…

— Мы решили тут чаю попить. Как считаете? — дружелюбно поинтересовался один из соседей Владимира Александровича, когда тот проходил обратно.

— Одобряю. Я, если позволите, с вами… А то в купе не продохнуть. Уж извините, а? — в очередной раз попросил прощения капитан.

— Да уж чего там… Далеко до границы?

— Часа через полтора будем, — подавая дребезжащие подстаканники, ответил проводник. И философски добавил: — Если будем…

Виноградарское купе было третьим, и очередь до него дошла очень быстро — таможенный и пограничный контроль были, в сущности, весьма поверхностными и только задевали самолюбие россиян, по инерции воспринимавших недавно народившуюся республику как расшалившееся дитя величайшей на планете империи.

— Документы, пожалуйста! — веснушчатый мальчик в сине-серой форме безукоризненно вежлив, но есть в его голосе что-то такое…

У научных бородачей все было в порядке. У Виноградова тоже.

— А этот господин?

— Вот. — Владимир Александрович протянул пограничнику путевку.

— Так-так-так… «Морская сказка»… Сидоров Владимир Иванович… А другие документы? Паспорт? Виза? — паренек обращался к Виноградову, но рассматривал лежащее на полке тело, натужно храпящее, с запрокинутым лицом, источающее запах смеси водки и нечистот.

— Может, здесь? Только сами ломайте, если надо, мне это ни к чему. — Виноградов придвинул к пограничнику свой шикарный, серый, с изумительным цифровым замком «дипломат», верный спутник во всевозможных командировках. Расчет оправдался.

— Его? — нерешительно тронул никелированные колесики парень.

— Его. Водитель с санаторского автобуса мне отдал, говорит: загрузи в поезд, там встретят. Судя по всему, он им там в санатории так надоел…

— Да, не умеем мы еще отдыхать, — вставил один из попутчиков. — Перед Европой стыдно!

— Вы можете за него поручиться? — не реагируя на мелкий подхалимаж, спросил пограничник. Он явно пребывал в растерянности.

— Еще чего! Надо — оставляйте господина себе, сами возитесь, — возмущенно фыркнул Виноградов.

Подошел еще один мужчина в форме, судя по всему — начальник. Стражи границы коротко переговорили на родном языке.

— Пусть едет. У нас своих алкашей хватает, — по-русски, специально для обитателей купе вынес вердикт старший.

— Баба с возу… — заискивающе поддержал его бородач.

— Счастливого пути! — откозырял пограничник.

В утренних сумерках за окном уже мелькали грязноватые привокзальные строения.

— Плохо, брат? — Виноградов сочувственно вглядывался в подернутые похмельной пеленой глаза Линдера.

— Где-е-я?

— Сейчас, милый. Не все сразу. — Владимир Александрович ласковым плавным движением свел вместе запястья собеседника и щелкнул замками наручников.

— Кто глуп — того в суп! — нравоучительно сообщил он недоуменно замершим на собранных сумках соседям по купе. — Добро пожаловать домой, ребята.

Загрузка...