В 3-м «Д» стоит пятнадцать парт с двумя стульями за каждой. В тот день десять стульев пустовали, за десятью половинками парт никто не сидел. В городе свирепствовал грипп. Мартина Мадер, сидящая за последней партой у окна, чихнула. Учительница, фрау Майер, крикнула ей от доски:
– Прикрывай рот рукой, Мартина, не то заразишь соседа!
Мартина Мадер сердито ткнула рукой в сиденье пустовавшего сосед него стула:
– Шнайдер уже болен. Это он меня заразил!
– А теперь ты оплевала мне всю голову, – сказал, обернувшись и вытирая ладонью свой затылок, Купер Томас, который сидел перед ней.
– Я прикрывала рот, – огрызнулась Мартина, но тут у нее снова задрожали ноздри, и она громко чихнула.
– Ну вот, опять окатила! – возмутился Купер Томас, вытирая на этот раз щеки.
– Томас, – скомандовала фрау Майер, – ступай вымой лицо!
Бормоча себе под нос проклятья, Купер Томас направился к умывальнику, расположенному рядом с доской.
Тут подняла руку Лилибет:
– Фрау Майер, нет крана.
– Как? Я его видела.
– Нет, его уже неделю как нет, кто-то его увел, – сказала Лилибет.
Учительница растерянно посмотрела на тот ряд парт, что у двери, указала, вытянув руку, на бледного шатена и спросила:
– А кто же этот мальчик, если не Кран?
3-й «Д» расхохотался. Бледный мальчик встал, поправил очки в толстой черной оправе и сказал:
– Она имеет в виду не меня, а водопроводный кран.
Затем Вольфганг Кран сел, а 3-й «Д» продолжал хохотать. Когда на уроке скучно, все с благодарностью хватаются за любой повод, лишь бы повеселиться.
Фрау Майер поглядела на умывальник и увидела, что вентиля, которым открывают воду, и в самом деле нет, торчал лишь штырек.
– Тогда пойди умойся в туалет, – сказала фрау Майер.
Томас направился было к двери, но тут Туз пик крикнул:
– Минуточку, я его и так открою!
Томас остановился, а Туз пик подошел к раковине, вытащил из кармана брюк плоскогубцы, зажал штырек, на котором прежде было колесико вентиля, и повернул его. Вода потекла тонкой струйкой.
– Прошу вас, сударь, – произнес Туз пик и подчеркнуто учтиво склонился, будто официант, подающий шампанское.
– Спасибо, верблюд, – сказал Купер Томас и, встав у умывальника, принялся набирать в горсти воду, плескать ею в лицо и отфыркиваться. Класс внимательно наблюдал за ним. Ученики всегда чрезвычайно интересуются всем, что не имеет отношения к уроку.
– Будет, Томас, – сказала фрау Майер.
Купер Томас пошел на свое место, отряхивая с рук на пол капли воды. Туз пик снова зажал стержень крана плоскогубцами и вдруг закричал:
– Вот гадина!.. – Он поднял над головой плоскогубцы с оторвавшимся штырьком. – Теперь я никогда не смогу закрыть воду.
Роберт Седлак, сидевший за первой партой, поднял руку.
– Фрау Майер, разрешите мне сбегать за завхозом?
Купер Томас тем временем уже подошел к своей парте, но тут же обернулся и предложил:
– А может, позвать господина Мецника, он в этом лучше разбирается. К тому же обойдется без ругани.
– Никто ни за кем не пойдет! – нетерпеливо крикнула фрау Майер и поглядела на часы. – Мы и так потеряли бездну времени. Пусть вода себе течет, завхоза позовете на переменке.
Учительница повернулась к доске, на которой были написаны латинские слова: laudo, laudas, laudat.
Купер Томас сел на свое место, а Туз пик, потоптавшись в нерешительности, проговорил:
– Извините, фрау Майер, но все-таки надо бы позвать кого-нибудь, потому что...
– Ничего не надо, – нетерпеливо перебила его учительница.
– Но ведь сток...
– Оттл Этерлайн, немедленно прекрати заниматься этой дурацкой водой! Знаю я эти штучки. Я больше не позволю тебе устраивать цирк на уроке латыни. – И учительница протянула ему мел: – Чтобы настроить тебя на серьезный лад, – она указала на доску, – пиши дальше.
Туз пик, не отрывая тревожного взгляда от умывальника, взял протянутый ему мел.
– Ну-с, Оттл Этерлайн... – произнесла фрау Майер, – а как дальше?
– Извините, но сток... – начал было Туз пик.
– Ни слова больше о стоке! – воскликнула фрау Майер. Она была уже изрядно раздражена, о чем красноречиво свидетельствовала появившаяся у нее между нахмуренными бровями короткая, но глубокая морщинка. Эта морщинка могла с большой скоростью достигнуть границы волос, и тогда следовало ожидать приступа бешеного гнева, на ребят обрушился бы целый шквал дополнительных домашних заданий, повторения вокабул, причем с оценкой. Туз пик с опаской посмотрел на эту складку над переносицей фрау Майер и написал на доске: «Laudamus – мы восхваляем».
– Хорошо, Оттл, а теперь: вы восхваляете.
«Laudatis – вы восхваляете», – написал Туз пик, и складка над переносицей фрау Майер почти расправилась. Потом Туз пик написал еще «Laudant – они восхваляют», и кожа на лбу фрау Майер стала гладкой, как у младенца. Однако это состояние умиротворенности длилось лишь мгновение, потому что Мартина Мадер снова страшным образом принялась чихать, а Купер Томас завопил:
– Она снова обрызгала меня с головы до ног!
– А я что, виновата?
У Мартины был хриплый простуженный голос и текло из носа.
Складка над переносицей фрау Майер поползла вверх к волосам. Учительница подошла к своему столу, вынула из своей сумки бумажный носовой платок, стала ждать, чтобы Мартина взяла его. Но Мартина не сдвинулась с места.
– Мне кажется, ей дурно, – сказала Сюзи Кратохвил.
Фрау Майер подошла к Мартине и прикоснулась ладонью к ее лбу.
– Да у тебя жар! – воскликнула она. – Тебе надо немедленно в постель!
– У нее и вчера была температура, – сказала Дональ.
– Что за беспечность? Почему ты здесь сидишь? – И фрау Майер сокрушенно покачала головой.
Мартина чихнула, взяла платок у фрау Майер и высморкалась. Потом снова чихнула.
– Потому что на той неделе контрольная, – пробормотала она между двумя чиханьями. – Мама сказала, чтобы я ничего не пропустила. – Затем последовала новая очередь из трех невероятно громких чихов, и девочка еле слышно прохрипела: – А то еще схвачу пару, чего доброго...
– Томас, проводи, пожалуйста, Мартину в канцелярию, – сказала фрау Майер со вздохом. – Пусть позвонят ей домой, чтобы за ней пришли. И помоги собрать ее вещи, сама она с этим не справится.
По виду Купера Томаса было ясно, что он не в восторге от этой просьбы. Нехотя сунул он руку в ящик под партой Мартины и, вскрикнув: «Фу-ты, черт возьми!», с омерзением ее отдернул, вывалив из ящика целый ворох мокрых скомканных бумажных носовых платков. Белые бумажные комки раскатились по полу.
– Неужто я должен их собирать? – возмущенно прошипел Томас.
Фрау Майер беспомощно смотрела на мокрые скомканные бумажки.
И тут встал с места Сэр, подошел к корзине для мусора, взял ее за ручку, поднес к парте Мартины, сел на корточки, обеими руками сгреб все бумажные носовые платки в кучу и опустил их в корзину.
– От сопливых платков еще никто не умер, многоуважаемый Томас, – сказал он.
– Спасибо, Михаэль, это очень мило с твоей стороны, – поблагодарила его фрау Майер, затем сама вынула из ящика сумку Мартины, запихала в нее все, что лежало на парте, и сунула ее в руки Томасу. Мартина, качаясь, поднялась с места и снова принялась чихать. Томас скорчил недовольную мину, но все же взял Мартину за рукав и потащил из класса. Учительница подождала, пока за ними закрылась дверь, и тогда произнесла:
– Ну вот, а теперь давайте займемся нашим предметом. – Она двинулась к доске, но когда поравнялась с умывальником, глаза у нее округлились – раковина была уже до краев полна водой, а из крана бежала веселая струйка.
– Боже мой! – воскликнула фрау Майер. – Да это же сейчас перельется!..
Голос ее звучал резко, а лоб переполосовали целых три складки, две продольные и одна поперечная.
– Извините, но я ведь давно говорил, что надо позвать завхоза, – сказал Туз пик.
– Вот и беги за ним, да побыстрее!
Туз пик направился к двери, да, видимо, не достаточно поспешно, потому что учительница крикнула ему вдогонку:
– Еле двигаешься!.. Спишь на ходу!..
Потом она уставилась в умывальник, очевидно полагая, что от пристального взгляда вода поднимется горой над раковиной.
Мыслитель, который сидел в первом ряду, вынул палец изо рта и сказал:
– Дело в том, что вода натекает быстрее, чем вытекает, потому что сифон засорен.
– И уже черт его знает сколько времени, – добавил Ферди Бергер.
– Почему никто об этом не заявил? – уже в голос орала фрау Майер. – Почему вы тут сидите, словно идолы какие-то, и ждете наводнения? Вы что, совсем ополоумели?
Лоб фрау Майер был теперь весь в клеточку, так его расчертили поперечные и продольные складки. Ее трясло, а от гнева или от беспомощности, решить было трудно.
– Сосуд!.. Несите какой-нибудь сосуд!.. – Фрау Майер огляделась по сторонам. – Надо вычерпывать!.. Что же вы не вычерпываете?
Регина Хаберзак неуверенно подняла руку с маленькой вазочкой для цветов, которая стояла у нее на парте, вазочка эта была не больше рюмки.
– Хаберзак, оставь свои глупые шутки! – рявкнула на нее учительница. – Если вода прольется на пол, вы все будете отвечать за это!
Сэр наклонил голову набок, прищурил один глаз и, проверив уровень воды в раковине, сказал:
– Еще три миллиметра, и надо будет подавать сигнал бедствия.
– Нет, еще пять миллиметров, – возразила ему Лилибет.
– Организуйте же, в конце концов, какой-нибудь сосуд, – простонала фрау Майер. – Надо немедленно начать вычерпывать.
– Да нету у нас никакого сосуда, – сказала Лилибет. – И в других классах тоже нет. Вот разве что вазы, но ведь они уже с водой...
– Где-нибудь в этом проклятом здании должно же быть какое-то вместилище для воды, – не унималась фрау Майер.
Вот тут-то Мыслитель встал и медленно подошел к умывальнику. Он открыл жестяную дверцу в стене под раковиной и что-то там повернул. Вода из крана тут же перестала течь.
– Это главный вентиль, – кротко пояснил он.
Учительница, шатаясь, подошла к своему стулу и рухнула на него. Уровень воды в раковине медленно опускался, однако сетка на лбу фрау Майер не исчезала.
– Даниэль, – спросила она дрожащим голосом, – ты с самого начала знал, что таким способом можно остановить воду?
Мыслитель кивнул.
– Я только ждал, не догадается ли еще кто-нибудь, – объяснил он.
Фрау Майер набрала полную грудь воздуха, чтобы начать долгую речь, и, судя по перекрестьям складок на лбу, речь эта не обещала быть дружеской, но тут отворилась дверь, и в класс вошли завхоз и Туз пик.
– Опять пожар? – спросил завхоз. – Где?
– Не пожар, а наводнение, господин Штрибани, – сказала учительница. – Но, – и она гордо указала на раковину, – мы повернули главный вентиль, и опасность миновала.
Господин Штрибани был, наверно, самым склочным завхозом во всем городе. Он злобно зыркнул на фрау Майер и произнес:
– И вы погнали меня наверх, оторвав от обеда, чтобы рассказать эту увлекательную историю?
– Дорогой господин Штрибани, – извиняющимся тоном начала фрау Майер, – когда я послала за вами, мы были в абсолютно бедственном положении! Тогда мы еще не...
– Ясно, ясно. Ни во что не вникнув, ни в чем не разобравшись, все первым делом бегут за завхозом. Это куда проще, чем самим пошевелить мозгами.
Завхоз повернулся к двери, и, так как в эту минуту зазвонил звонок, его последних слов никому расслышать не удалось. Кое-кто в классе утверждал, будто он проворчал: «Ну, вот и урок кончился». (Этим, мол, он указал лишь на то, что прозвенел звонок.) Другие утверждали, будто слышали, как он выругался: «Проклятая развалюха!» (Этим самым он подверг критике скверное состояние здания гимназии.) Однако Туз пик, а он стоял ближе всех к завхозу, давал голову на отсечение, что господин Штрибани сказал: «Вот паршивая вошь!» (И слова эти не могли относиться ни к кому другому, как только к фрау Майер.)
Когда последние капли воды с хлюпаньем исчезли в трубе и фрау Майер с горьким чувством покинула класс, 3-й «Д» прежде всего радостно обсудил, как удачно на этот раз прошел урок латыни.
– Она даже не спросила домашнего задания! – торжествующе прокричала Ханзи Дональ и запрыгала на одной ножке между партами. – И уроков тоже не задала!..
Туз пик пришел от этого в такой раж, что кинулся обнимать только что вернувшегося Купера Томаса, который, как известно, терпеть не мог Туза пик и отнесся к его объятиям с таким же отвращением, как к чиханию Мартины Мадер.
Тут снова зазвонил звонок, оповещая о конце перемены. Следующим уроком была математика, а учитель математики любил, чтобы к моменту его появления все ученики сидели на своих местах. Такую важную персону, как учитель математики, не следует раздражать, это ясно, а тем более когда вскоре предстоит контрольная, и 3-й «Д» решил на сей раз уважить эту причуду, так что все нехотя разбрелись по своим партам. А Ферди, который сидел ближе всех к двери, встал у порога, чтобы приветствовать педагога наклоном головы и шарканьем ножкой, а затем притворить за ним дверь.
Мыслитель передвинул палец в самый уголок рта и шепнул Лилибет:
– До чего же осточертели эти удары в тамтам при появлении нашего математического фельдфебеля!
Критические замечания такого типа Мыслитель отпускал перед каждым уроком математики, и обычно Лилибет поддакивала ему. Но на этот раз Лилибет промолчала. Она держала на коленях свою школьную сумку и сосредоточенно в ней рылась.
– Что ты ищешь? – спросил Мыслитель.
– Не могу найти кошелька, – шепнула в ответ Лилибет, продолжая рыться в сумке. Она не прервала этого занятия, даже когда в класс строевым шагом вошел математик и Ферди, почтительно склонившись, закрыл за ним дверь. Все вскочили и стали по стойке «смирно!». Только Лилибет не могла стоять как положено, потому что держала в руках сумку.
– Садитесь! – крикнул математик.
Ученики сели, громко задвигав стульями. При этом Лилибет уронила сумку на пол, и из нее вывалились тетради, учебники и много всяких мелких вещей, не имеющих никакого отношения к занятиям. Лилибет села на корточки и принялась собирать свое добро.
– Что ты там делаешь под партой? – спросил учитель.
– У меня упала сумка, – объяснила Лилибет.
– Чего только человек не таскает с собой! – пробормотал Мыслитель.
– Почему ты вынула сумку из парты? Если бы она там лежала, ничего бы не случилось, – сказал математик.
– Потому что я искала кошелек, – оправдывалась Лилибет. – Он пропал.
– Что это значит?
И математик строго посмотрел на Лилибет. Он засунул руки в карманы брюк и подошел вплотную к ее парте.
– Перед латынью кошелек еще лежал в сумке, честное слово, – сказала Лилибет. – Я его видела. А теперь его нету. Правда нету...
Учитель математики вынул руку из кармана, поднял ее и широким жестом обвел всех учеников.
– Значит, ты обвиняешь своих товарищей в краже?
– Нет, что вы! – воскликнула Лилибет, замотала головой и густо покраснела.
– Ты уверена, что кошелек действительно был в сумке? – Математик наклонился к Лилибет. – Безусловно уверена, на сто процентов?
– Может, ты оставила его дома? – прошептал Туз пик ей в спину.
– В таких вещах легко ошибиться, – сказал Мыслитель.
– Сколько там было денег? – спросил Сэр.
– Ну, что же ты молчишь? – Математик раскачивался с пятки на носок и не сводил глаз с Лилибет.
Лилибет совсем смешалась.
– Не знаю... Я, право, не знаю... – пробормотала она, сунула сумку в парту и села.
– Весьма, я бы сказал, разумный ответ, дорогая Шмельц. Нельзя с такой готовностью обвинять своих соучеников. – Математик вернулся к своему столику, раскрыл классный журнал и спросил: – После латыни кто-нибудь ушел или пришел?
– Мадер ушла домой, потому что очень много чихала, – объявил Оливер Шмид, помощник старосты, так как староста Михаэль Ханак был болен.
Математик отметил отсутствие Мартины Мадер в журнале, а Мыслитель шепнул Лилибет, чтобы ее утешить:
– Вот увидишь, твой кошелек дома.
– Со мной тоже так было, – сказал Туз пик. – Я готов был поклясться, что сунул в карман школьный билет, а после оказалось, что он преспокойно лежит в ящике моего письменного стола.
– Точно, – поддержал его Сэр. – У нас никто не крадет.
Математик захлопнул журнал и крикнул:
– Тишина! Ни слова больше, инцидент исчерпан!