В 1850 г. после смерти матери, Елены Николаевны владельцем Никольского стал единственный наследник, 20-летний Леонид Леонидович Львов.[83] Владимир Полторацкий, родственник и друг детства Леонида, вспоминал, что летом 1850 г. заехал к нему в Никольское. В доме, как и прежде: “картины на стенах, мебель у камина, мольберт в углу, особенно под стеклом восковые фигуры, артистичной работы, талантливого художника — женщины Елены Николаевны, — все, все до малейшей вещицы в большом своеобразном доме переносило меня в тот отрадный период детства, когда мы, в курточках, бегали, шумели и возились здесь с Леонидом”.[84]
В 1859 г., когда по решению Академии наук Я. Грот стал готовить полное собрание сочинений Г.Р. Державина, обратился к Леониду Леонидовичу, который унаследовал от отца рукописи сочинений поэта. Он “изъявил полную готовность содействовать... побывав лично в селе Никольском (близ Торжка), — писал Я. Грот, — я возвратился оттуда с большим собранием рукописей, представленных владельцем академии”.[85]
В июне 1860 г. у Львова гостил племянник Василий Поленов. Известны его рисунки церкви-мавзолея и усадебного дома с надписью “Дом Леонида Леонидовича в Никольском”. К этому времени Львов уже был женат на Юлии Павловне Скрыпициной, "фрейлине Их Императорского Высочества”. У них были два сына: Эммануил (1860—?) и Георгий (1861—?). Семья жила в Петербурге, но лето проводила в Никольском.[86] Леонид Леонидович, имея уникальный семейный архив, задумал написать книгу “Три деда” — о Н.А. Львове, Г.Р. Державине и В.В. Капнисте. Не успел. Он умер в возрасте 45 лет.
Сыновья, достигнув совершеннолетия, стали совладельцами Никольского. Эммануил бывал на родине предков редко, так как служил управляющим императорским имением Ливадия в Крыму. Георгий (Юрий) служил в Новоторжском земстве, был начальником 2 участка в Торжке. Был женат на Ольге Владимировне Штюрмер.[87]
Судьба усадьбы Николая Александровича — Никольского — в послереформенное время была типична: общее запустение привело господский дом в аварийное состояние. В начале XX в. была разобрана большая часть центрального дома вместе с портиком. С 1887 г. Никольское сдается в аренду курскому помещику П.П. Шахотину. В 1900 г. усадьбу выставляют на торги, но Львовым удается все же на какое-то время удержать имение: в 1904 г. Никольское продают на имя жены Эммануила Леонидовича — Анны Игнатьевны Львовой. После смерти мужа, в 1915 г., она продает имение Марии Даниловне Каменской — актрисе Императорских театров.[88]
По воспоминаниям художника И.М. Митрофанова (тогда студента училища живописи), “в 1916 г. уездный предводитель дворянства Балавенский решил издать отдельную книгу о Никольском. Для иллюстрации надо было сделать 4-5 красочных воспроизведений и 10-12 карандашных зарисовок”.[89] Митрофанов приехал в имение, его поселили в комнате управляющего. Он оставил несколько наивное, но, вероятно, последнее описание Львовского дома: “В портретной чинно висели изображения генералов и их жен. Тут же я видел портрет Николая Александровича... в кабинете висело несколько рисунков Николая Александровича из путешествия по Италии, а также зарисовки быта местных крестьян.
Обстановка ампирная, перемешана с работами крепостных столяров и резчиков, удивительно художественно сделанными. ... Имение уже разрушалось. Садовая беседка уже не существовала. И пришлось ехать в Борок к родственникам Львова,[90] чтобы восполнить этот пробел. Полуразрушенная беседка в парке была построена по проекту Н.А. Львова и тождественна Никольской”. В 1918 г. И.М. Митрофанов вновь посетил Никольское и не узнал его: “точно передо мной был какой-то двойник, отдаленно напоминавший минувшее время. Все было разгромлено, и прежде всего и артистичнее — мавзолей, в котором находился фамильный склеп Львовых с гробами. Даже камни разворочены. Тут же валялись туфли покойников. ... Изорваны 22 иконы кисти Боровиковского в церкви, изломан в куски великолепный иконостас. ... Все разрушено и поругано. В доме тоже свалка, беспорядочно разбросаны бумаги, книги, письма. ... Нашел старую учительницу, и она рассказала, как жгли иконы и прочие церковные вещи. У нее удалось купить настольную лампу из рабочей комнаты Львова с драконами. Хозяин звал ее лампой Аладдина. ... Позднее удалось достать икону Боровиковского, писанную на доске, с автографом. Икона была подарена Н. Львову в день тезоименитства. Ею заинтересовался К.Ф. Юон, и мы отправили образ в Государственный музей иконописи”. Нам пока не удалось разыскать в названном музее икону Боровиковского. Где-то, быть может, пылится и львовская “лампа Аладдина”.