Каменец-Подольская наступательная операция

Из Брянских лесов по приказу Ставки Верховного Главнокомандования 4-ю танковую армию в начале января 1944 года передислоцировали под Киев. Наш батальон и танковый полк одним железнодорожным эшелоном были переброшены на ст. Бравары около Киева. Затем через Днепр на автомашинах по временному мосту мы въехали в пригороды Киева и расположились в зданиях бывшего техникума недалеко от ст. Клавдиево. Это было уже в конце января 1944 года. На этой станции мы простояли долго. Запомнилось то, что тылы отстали, были еще на марше, и нас в батальоне кормили некоторое время из рук вон плохо — давал и только затируху (ржаная мука, сваренная на воде), да еще без соли. Есть хотелось постоянно. Купить что-либо за деньги не было возможности, только в порядке натурального обмена, а нам нечего было пустить в обмен. Офицерам положено терпеть, а солдата, на то он и солдат, его надо накормить — от затирухи ноги можно протянуть. Усилиями комбата и замполита кое-как с питанием утряслось — через неделю стали кормить нормально. А в середине февраля 1944-го нас опять погрузили в эшелон, перед этим даже выдали по 100 граммов водки. Это было первый и последний раз, больше нам водку не выдавали. Когда нас разгрузили на ст. Полонное, был уже конец февраля. Вообще передвижения эшелонами, как из Брянских лесов под Киев, так и до этой станции, были длительными, особенно долго, около двух недель, нас везли до Киева. Эшелоны следовали один за другим на небольшом расстоянии друг от друга. Разгружались быстро, так как на подходе уже был другой эшелон. Погода стояла пасмурная, и, видимо, поэтому авиация противника не действовала. На станции Полонное мы разгрузились в темноте и пешим порядком направились в Шепетовку, шли всю ночь по грязи, с короткими привалами. За ночь мы прошли приблизительно 30 км и на рассвете достигли Шепетовки, где разбрелись по хатам и моментально завалились спать, отказавшись от еды. Мы все так устали и выдохлись, что даже не обращали внимания на артиллерийские обстрелы противника.

В полдень батальон погрузили на «Студебекеры» и доставили в г. Славуту. После краткого отдыха и приема пищи мы получили задачу на наступление. Это было 27–28 февраля 1944-го, а может, и в начале марта. Сначала наш батальон не встретил сопротивления со стороны противника. Немцы поспешно покидали свои позиции. Кое-где они оставляли кое-какие заслоны, но мы их быстро сбивали. Местность в полосе действия батальона и бригады была открытая, безлесная, пересеченная оврагами со множеством населенных пунктов. На Украину весна пришла рано, прошли проливные весенние дожди и размыли грунтовые дороги, сделав их труднопроходимыми даже для танков, не говоря уже о колесных машинах. Пришлось двигаться своим ходом… пешком. Вот здесь солдаты и офицеры испытали адские муки — тяжелая земля приставала к сапогам, и мы с трудом вытаскивали из липкого месива ноги. Многие несли на себе пулеметы, коробки с патронами к ним, минометы и мины. Хорошо еще, что командир батальона приказал сложить противогазы и оставил ответственного для сдачи их на склад бригады. Вроде вес противогаза незначительный, но когда идешь целый день, с рассвета до вечера, а то прихватишь и ночь или полночи, часов 16 на ногах, то и иголка покажется тяжелой. Да и поесть нормально не всегда удавалось — батальонная кухня где-то завязла в грязи и догнать нас не могла. На привалах не было возможности найти сухого места, мы садились прямо в грязь и сразу засыпали на 10–15 минут. Отдельные солдаты даже засыпали на ходу от усталости. Не надо забывать, что бойцам в большинстве своем было всего 18 лет.

Питались только за счет населения в селах, освобожденных нами от немцев. На ночь или изредка днем, но не более чем на 1,5–2 часа, нам порой удавалось остановиться в этих селах, чтобы перекусить чем бог послал. Население встречало нас радостно, как ни трудно было жителям накормить бойцов, но они всегда находили, чем порадовать солдат, — кто курицу сварит, а кто картошку сварит и сало нарежет (такое питание за счет жителей сел солдаты прозвали «бабушкиным аттестатом»). Но так было только в Восточной Украине, а когда мы вступили в Западную Украину, которая отошла от Польши к Советскому Союзу в 1940 году, то отношение к нам населения стало уже совсем иное — люди прятались от нас по хатам, поскольку «москалей» или «кацапов» они не любили и боялись. К тому же места эти были «бандеровскими», национализм там был развит широко. В этих районах не очень стремились нас накормить, с большим трудом «находились» продукты: пшено, картошка. Как правило, заявляли: «Ниц не мае, вшиско герман забрал». Мне приходилось в некоторых случаях, чтобы накормить 5–7 солдат, быть суровым и принимать к хозяевам хаты жесткие меры. У меня была немецкая граната с длинной ручкой без запала, и в случае отказа накормить солдат я говорил хозяину примерно следующее: «Немцы («швабы», «Герман») уничтожили нашу полевую кухню, если не будет сварена картошка, то граната («куля») взорвется через час (или полчаса)». Такие аргументы очень помогали. Конечно, сейчас подобный поступок кажется не слишком гуманным, но у меня другого выхода не было. Это была, на мой взгляд, «золотая середина» — мародерством мы не занимались, но и воины голодными не оставались.

Но главная беда была не в усталости, не в тяжелых условиях, не в отсутствии нормального питания (батальонная кухня так и не появилась), а в том, что батальон вступил в бой, почти не имея патронов и гранат. Это для нас была трагедия. Большую часть тех патронов и гранат, что у нас были, мы израсходовали в ожесточенных боях с 5 по 7 марта 1944 года при освобождении Войтовцов, Подволочиска и Волочиска. Теперь же винтовка без патронов становилась просто палкой. Один-единственный раз за всю войну я опростоволосился, и мой взвод в ходе боев остался без патронов и гранат — больше таких случаев я не допускал.

На фронте у меня был трофейный пистолет «Вальтер», который я приобрел в Каменец-Подольском, а также две гранаты «Ф-1». В бою мне не раз приходилось их применять. Кроме того, носил малую саперную лопатку — нашу или немецкую. А вот автомат ППШ — как я, так и другие офицеры — не носили, считая, что достаточно иметь пистолет и гранаты. Мне, например, приходилось в бою иногда поддержать морально, <<встряхнуть» того или иного бойца, проявившего нерешительность, а то и чувство страха перед противником. В этих случаях автомат мешал перебегать вдоль фронта взвода, а то и роты, давил лишним грузом. Но были случаи, когда я сожалел о том, что его у меня нет, особенно в упорном, почти рукопашном бою.

Я, как командир, нес ответственность за выполнение приказов и поставленных мне задач, за действия бойцов в бою, за их жизнь. Кроме того, надо было контролировать участие всего личного состава подразделения в атаке, не допускать, чтобы некоторые из бойцов праздновали победу за счет других. Редко, но такие случаи имели место.

Надо сказать, что страх в бою испытывают все, каждому дорога жизнь, нас сама природа наделила инстинктом самосохранения, но надо уметь владеть чувствами, уметь подчинять их своей воле, а это не всегда получается — умирать никому не хочется. Однако о грубости к подчиненным не могло быть и речи — это исключалось.

В бою я стремился быть ближе к командиру первого взвода Петру Шакуло, а он ко мне. Обычно мы с ним вдвоем решали боевые проблемы. Командира роты Титова мы видели редко, реже, чем комбата Козиенко. Я не помню, чтобы мы с Титовым обедали или даже просто разговаривали за столом. Откровенно скажу, что бои до 20 марта, то есть до г. Скалат, у меня плохо отложились в памяти. Прошло более 50 лет, и, безусловно, многое позабыто, но отдельные случаи так и стоят перед глазами.

Я получил задачу от командира роты взять взводом село — колхоз им. Ворошилова, — которое стояло на возвышенности. Взвод атаковал это село по пашне, утопая в этой зыбкой почве, еле передвигая ноги. Попытались бежать под пулями, но быстро выдохлись — все стало безразлично, появилась страшная апатия, и мы шли на немцев, не обращая внимания на их огонь. Шли молча, но настырно, вроде «психической» атаки. Противник не выдержал и бежал. Когда мы добрались до села, немцев уже и след простыл. Прожили мы в этом селе несколько дней. Было тихо, никто не стрелял, немцев близко не было. Почему-то, не помню почему, я остался в этом селе один из нашей роты со взводом. Солдат надо было кормить, я обратился к старосте, который до войны был председателем колхоза, и дал ему задание обеспечить продуктами те хаты, где остановились солдаты. Сначала он меня «не понял», привез только картошки, пришлось ему «разъяснить», что, кроме картошки, нужны и другие продукты — мясо, сало, крупа, сахар (его много было в селе}. Поскольку я жил с ординарцем в его хате, я его предупредил также, что и меня кормить надо лучше, а не только бульоном. Все было выполнено в лучшем виде, солдаты голодными не остались.

Питание питанием, размещение размещением, но я не забывал, что мы находимся на войне, поэтому дал команду оборудовать позицию, так, на всякий случай, чтобы быть готовым к отражению атак противника. Правда, патронов было мало, у меня, например, в автомате было всего около двух десятков, у солдат еще меньше, но был станковый пулемет «максим» из взвода лейтенанта Колосова с полной лентой (250 патронов). Мы надеялись только на этот пулемет да еще на роту противотанковых ружей нашего батальона, которая стояла вместе с нами.

В один из тихих, солнечных дней мы увидели цепь наступающих на нас людей. Быстро изготовились к бою, занял и подготовленные окопы. Наступающие открыли огонь, но вреда нам не причинили. Я приказал не отвечать, подпустить поближе, но когда они перешли в атаку с криком «ура», мы поняли, что это наши, советские воины. Солдаты взвода выскочили из окопов, стали тоже кричать «ура», махать руками. Атакующие поняли, что мы не немцы, прекратили стрелять, собрались в кучу и шагом подошли к нам. Познакомились, закурили. Это была какая-то пехотная рота не из нашей 4-й танковой армии. Кстати, нам удалось выпросить у них немного патронов.

Через день или два, отдохнувшие, мы покинули это гостеприимное село и пошли дальше все по тому же грязевому месиву. Наступление велось почти круглосуточно. За короткий ночной отдых силы не всегда восстанавливались, да еще с питанием было плохо. Население в Восточной Украине жило небогато, особенно тяжело у них было с хлебом, но, как я уже писал, к нам относились очень хорошо. Однажды батальон прошел стороной одно село и недалеко от него устроил привал на более-менее сухом месте. Немцев, видимо, в селе не было. Мы увидели, как из этого села вышли жители, в основном женщины. Возглавлял это шествие местный священник, жители несли хоругви и другие церковные атрибуты. Мы все встали, отдавая им должное. Женщины бросились к нам — плачут, целуют, обнимают. Священник обратился к командиру батальона Козиенко и от имени селян пригласил всех нас в село отметить радость освобождения от немцев. Козиенко поблагодарил за приглашение и сказал, что нет времени на застолье, а надо гнать немцев дальше — не толь. ко от их села, но и от других сел, гнать с нашей земли. Поблагодарив всех селян, батальон отправился в путь, выполнять свою задачу. В другом месте, а шли мы голодные-голодные, встретили обоз бывших партизан со свежим хлебом и салом, которые поделились с нами этим богатством, и весь личный состав батальона. был накормлен — шагать стало веселее.

Несмотря на все невыгоды, батальон упорно продвигался вперед, в основном пешим порядком. Где-то своим маршрутом двигались 2-й и 3-й батальоны бригады, а танковый полк еще не успел подойти — задержался с разгрузкой на железнодорожной станции Полонное. Автомашины и танки пришли позже, тогда и скорость движения увеличилась. Наш батальон освободил Подволочиск, а затем Волочиск, 2-й батальон с танковым полком 5 марта занял Маначин, Гольчинцы, а 3-й батальон захватил Войтовцы. За эти населенные пункты шли ожесточенные бои, в которых молодые солдаты по-казали себя с наилучшей стороны. Солдаты, в которых я поначалу сомневался из-за их малого роста, считая их физически не подготовленными к войне, оказались способными выдерживать большие нагрузки и с марша вступать в бой. Они оказались бойцами что надо — быстрыми, находчивыми и смелыми, умело владеющими оружием. Я надеялся на них, а они на меня, зная, что зря потерь среди них не будет. Ведь что самое главное? Главное, чтобы солдат верил командиру, был снабжен всем необходимым и знал, за что воюет! Все!

Постепенно подтягивались к войскам застрявшая на дорогах артиллерия, боевая техника, автомашины, в основном «студебекеры» и на некоторое время батальон получил возможность продвигаться на «студебекерах». Эти автомашины заменили наши советские автомобили «ЗИС-5», которые до войны были основным грузовым парком страны и для войны уже несколько устарели. Появилась отдушина в нашем постоянном движении пешим порядком.

Загрузка...