На бесплодной планете (перевод Льва Самуйлова)


Касательно романа «На бесплодной планете»

Если Франсуа Борд родился в декабре 1919 г., то Франсис Карсак родился зимой 1943-1944 гг.

Окончательное решение о публикации текста его первого романа было принято мною после долгих и мучительных колебаний, вызванных, во-первых, тем, что сам бы он не захотел увидеть эту книгу изданной, а во-вторых, осознанием того, что начало романа принадлежит перу не Франсиса Карсака, а молодого Франсуа Борда. Но, как ни парадоксально, именно по этой причине я и решился опубликовать роман. По мере его написания Франсуа Борд исчезает, уступая место Франсису Карсаку.

В этом смысле данный роман представляет как минимум «исторический» интерес. Но есть здесь и другой исторический интерес (не говоря уж о чистом интересе, который могут найти в нем читатели), интерес, проистекающий от обстоятельств, в коих роман был написан, иными словами — от обстоятельств «рождения» Франсиса Карсака.

В 1937 г., по возвращении из Индокитая, Франсуа Борд поступает на факультет наук Бордоского университета, где намеревается изучать естественные науки. Тогда у него еще нет какого-либо конкретного плана: ему интересны геология и палеонтология, но в не меньшей степени его привлекает и биология животных. Вплоть до объявления в 1939 г. войны он ведет «студенческую жизнь».

На первом месте для него стоит учеба, с которой он справляется на «хорошо» и «отлично», за все семестры так ни разу и не прибегнув к многим из нас знакомой зубрёжке за день до экзамена, но немало внимания он уделяет и другим видам деятельности.

Например, истории первобытного общества: он продолжает участвовать в раскопках в долине Гаводен и проводит эксперименты над кремнём.

Он много читает, причем всякую всячину (как-то раз он сказал мне, что прерывал чтение «Левиафана» Гоббса ради комиксов под названием «Никелированные ноги»). Он читает скандинавских писателей (Сигрит Унсет, Сельму Лагерлёф, Силланпяя), находя необъяснимое очарование в этом северном уголке Европы. Каждую неделю он покупает «Робинзона», еженедельный журнал комиксов, в котором печатают не только научно-фантастические комиксы вроде «Ги л'Эклера» («Флэша Гордона») и «Люка Брадфера» («Брика Брэдфорда»), но и «Мэндрейка», «Попейю», «Семейство Иллико» («Воспитывая папочку»), и в котором в виде фельетона выходят, наряду с другими романами, две первые «марсианские» хроники Эдгара Райса Берроуза. Таким образом, к 1939 г. он прочитал практически все, что выходило на французском из «научной фантастики» и близких жанров, от лучшего до самого худшего.

Что касается политики, то он придерживается «левых» взглядов и состоит в Федеральном студенческом союзе, где исполняет функции казначея. ФСС объединяет «левых» студентов самых различных направлений, от анархистов до социалистов. Сам он не состоит ни в одной из этих фракций, но называет себя «анархо-синдикалистом». Для набора новых членов ФСС организует специальные бесплатные курсы — по математике, иностранным языкам и т.д., проводимые студентами для лицеистов. На протяжении всего 1937-38-го учебного года одна лицеистка, Дениза де Сонвиль, дочь бордоского художника Жоржа де Сонвиля, которая учится в философском классе, посещает один из этих курсов. Франсуа Борд ведет его, этот курс, и в 1943 году они поженятся.

За пределами университета и города Бордо Франсуа Борд является в то время активным «ажистом». Хотя оно существует и сегодня, теперь уже трудно объяснить, чем в те годы занималось движение «Auberges de Jeunesse», что можно перевести как «туристские базы для молодежи» (AJ, откуда и это название: «ajiste» — «ажист»). Движение AJ, кроме того, что предоставляло примкнувшей к нему молодежи, юношам и девушкам от 15 до 25 лет, кров и еду по очень низким ценам, еще и продвигало унитарную идеологию. Будь ты студент, рабочий, служащий или еще кто-либо, вступив в AJ, ты становился прежде всего «ажистом». Рюкзак за спиной, грубые походные ботинки или велосипеды, палатки или туристские базы… Наводит на мысль о скаутских организациях, но движение «ажистов» — это нечто совершенно другое. Прежде всего, это движение в «индивидуалистическом» смысле: тут нет каких-либо патрулей, совместных куда-то выходов, подготовительных курсов и т.д., но, в то же время, здесь не поощряется и какая-либо «пассивная позиция»: «ажист» — лицо ответственное, обязанное участвовать в уборках территории, мытье посуды, хождении за дровами и т.д. Кому это не нравится, всегда может сказать «до свидания» и уйти. С другой стороны, в AJ каждый должен уважать другого. И это «уважение к другому», каким бы ни был этот человек (разве что совершенно «плохим»), имело для Франсуа Борда, а стало быть — и для Франсиса Карсака, фундаментальную ценность. Товарищеские, и даже дружеские, отношения, которые завязываются у костра, за уборкой территории, или когда ты делишься с товарищем сигареткой (а то и «бычком») или банкой сардин… Он порвет с AJ в 1941 г., когда движение перейдет под контроль правительства Виши. Но начало романа «На бесплодной планете» пропитано «ажистским» духом.

Были наконец и занятия легкой атлетикой, так как Франсуа Борд являлся легкоатлетом, как сегодня, возможно, сказали бы: «высокого уровня». Специализировавшийся в метательных дисциплинах, в 1937 г. он стал чемпионом юниорского первенства региона Перигор-Ажене под цветами клуба «Вильнёв» в метании ядра, молота и диска. Основной его специализацией было метание диска, и в 1938 г., выступая за SBUC (Stade Bordelais Université Club), «Спортивный клуб Бордоского университета», он показал 5-ый результат по юниорам в стране. В 1939 г. он рассматривался в качестве одного из возможных кандидатов в олимпийскую сборную Франции по легкой атлетике (именно как метатель диска), но разразилась война, и Олимпийские игры 1940 г. в Хельсинки так и не состоялись.

Кроме того, он пишет свой первый рассказ, скорее «философскую притчу», нежели «научную фантастику».

Человек, который захотел стать богом

Очень-очень давно, во мраке времен, за пределами людской памяти, существовал в Океане чудесный остров. Небо над ним всегда было голубым, и солнце сверкало над многочисленными лесами, озерами и реками, полями и городами людей. Города эти поднимали к лазурному небу высокие, величественные сооружения и храмы с покрытыми золотом крышами. Народ там был красивым, мудрым и сведущим в магии. Над ним царили справедливые и спокойные боги. В главном храме столицы существовала школа Мудрецов, которые преподавали науки наиболее одаренным молодым людям. Среди них выделялся Хор-Атла. То был хрупкий юноша с блестящим умом, но речи его были суровыми и горькими, а сердце источено сомнением и честолюбием.

Стоял прекрасный тихий вечер. Солнце только что исчезло за западным горизонтом, и звезды мерцали над пилонами города. Мягкий свет падал из окон, и воздух был нежен, как песня любви. Он дрожал от легкомысленного смеха девушек. Мужчины после тяжелого рабочего дня безмятежно наслаждались радостями жизни. На вершине Великой Пирамиды светящиеся квадраты отмечали зал, в котором заседал Совет Мудрецов. А Хор-Атла бродил среди апельсиновых деревьев, размышляя перед бесконечностью неба.

«Кто я? Что я? Каково мое призвание? И какое мне дело до привычных радостей? Я красив, я лучший на стадионе, любимый ученик Мудрецов. Почему все это меня не удовлетворяет?

В моем сердце неутолимая жажда, и мой ум испытывает неутолимую жажду? Откуда идет эта жажда? Кем я буду? Царем, Верховным Мудрецом? А потом? Смерть? О ночь, к чему быть человеком, когда существуют Боги!»

Прошли годы. Хор-Атла постепенно поднимался все выше и выше по лестнице посвящённых. Он уже давно презирал игры на стадионе и улыбки девушек. Дни он проводил в близлежащих горах, медитируя, а ночи — за изучением священных текстов. Он был одинок в этом мире. И, мало-помалу, росла его наука и его магическая сила.

Годы по-прежнему утекали в обычном для Земли ритме. Хор-Атла был теперь почти стариком. Его знание стало огромным. Он хранил его в тайне, и всегда работал в герметично закрытой комнате. В народе рассказывали, что по ночам он говорит со звездами. Дети убегали от него в страхе, а с людьми он заговаривал лишь тогда, когда они обращались к нему за советом. Его советы всегда были хороши, и однако же никто не приближался к нему без содрогания. Глаза его были неподвижны и устремлены вдаль, будто ослепленные блеском его сокровенной мечты, и, тем не менее, казалось, что они насквозь пронзают людские сердца. Его коллеги по Совету страшились его речей, суровых и полных горькой и пессимистической мудрости. Да и в нем самом сердце было мрачным и отчаявшимся, ибо он не наслаждался ни одной из радостей жизни.

Как-то ночью он нашел то, что искал так долго: магическую формулу, позволяющую подняться в места проживания богов. Так он попал в большой зал, расположенный за пределами пространства, в большой зал, в котором собрались боги. Они спали, утомленные своей вечностью. Из рук Хакну, верховного бога, выскользнула Книга Бытия, содержащая магические формулы, с помощью которых извлекали вещи из первоначального Хаоса. Хор-Атла бесшумно приблизился, полистал книгу и отправил богов в небытие. Его охватила огромная радость. Его мечта осуществилась! Теперь бессмертие, всемогущество и всезнание будут принадлежать ему! Он жадно прочел все книги и узнал таким образом все тайны Вселенной. Он был богом!

И тогда ему стало скучно…

* * *

И началась Вторая мировая война. В декабре 1939 г. Франсуа Борду было всего 20 лет, поэтому мобилизовали его лишь в апреле 1940 г., уже после того как он сдал экзамены в ходе специальной сессии, организованной факультетом наук Бордоского университета. Будучи «ученым», он был зачислен в качестве курсанта запаса в артиллерийский полк, базировавшийся в Шательро.

Но 10 мая немцы переходят в наступление и в 20-х числах того же месяца прорывают франко-английский фронт. Вражеское продвижение ускоряется, и 12 июня, когда танки «Panzer III» находятся уже в нескольких километрах от Парижа, поступает приказ о всеобщем отступлении. Взвод курсантов запаса расформировывается, а его члены, так и не успев обучиться на офицеров, становятся капралами. Капралу Борду доверяют командование отдельным звеном и приказывают выдвигаться в Монтобан.

Этот рейд на юг продлится более десяти дней. Никакого транспорта у них нет. Дороги забиты потоками беженцев с севера, группами отступающих солдат, многие из которых оставляют оружие и боеприпасы прямо на обочине. Когда он прибудет со своим звеном в пункт назначения, то получит благодарность за то, что привез людей с оружием. Чего Армия так и не узнала, так это того, что прибыли они туда уже не с тем оружием, с каким выезжали: при отбытии они были вооружены «удочками», старыми ружьями «Лебель», тяжелыми и громоздкими. По дороге они их поменяли на (современные тогда) MAS36 и патроны к ним — гораздо более легкие, подобранные в придорожных канавах.

Капралу Борду тогда было 20 лет, и он был идеалистом. Это отступление открыло ему глаза на те стороны человеческой природы, о которых он даже не подозревал. Некоторые из жителей тех мест, через которые они проходили, помогали беженцам. Другие… Так как он мало об этом говорил после того, как я вошел в «разумный возраст», то у меня об этом остались лишь смутные воспоминания. Тем более что тогда я не понимал в полной мере этих «взрослых» разговоров, в которых часто проскальзывало слово «негодяй». Единственное, что я помню, это как он рассказывал об одном фермере, который по сильно завышенной цене продавал проходившим по дороге беженцам воду из своего колодца и отказал в ней женщине с детьми, которая не могла заплатить требуемую им чрезмерную цену. Звено моего отца шло тогда вместе с отрядом сенегальских тиральеров. Сержанту, который командовал «сенегальцами», стоило немалых трудов помешать своим людям застрелить этого человека, отказавшего в воде детям, которых мучила жажда.

Лето 1940 г. выдалось спокойным. В конце июня Франсуа Борд был зачислен в полк ALVF (тяжелой артиллерии на железной дороге), особенность которого заключалась в том, что он не располагал ни единым артиллерийским орудием. В то лето солдаты этого полка занимались (по приказу) главным образом тем, что помогали земледельцам данного региона собирать фрукты, о чем все они сохранили добрые воспоминания.

Осенью 1940 г. он был «наполовину демобилизован» в том смысле, что покинул артиллерию и был переброшен на «Стройки молодости». В течение полугода неподалеку от альпийского Гапа он занимался лесоразработкой: так как угольные шахты севера Франции находились в оккупированной зоне, кому-то нужно было заготавливать и поставлять горючее.

В конце весны 1941 г. он был «полностью демобилизован» и вернулся на юго-запад Франции с намерением продолжить обучение. Так как Бордо находился в оккупированной зоне, он поступил на факультет наук Тулузского университета, желая стать биологом. Но уже будучи принятым в лабораторию профессора В. (который является прототипом биолога Вандаля из «Робинзонов космоса»), он не нашел общего языка с прорабом (сейчас бы сказали: «с доцентом»), поборником теорий Лысенко. А так как прораб — это прораб, а Франсуа Борд тогда был всего лишь студентом-отличником, то Франсуа Борд покинул лабораторию и с головой ушел в геологию.

Студентом Тулузского университета он был с осени 1941 г. по осень 1943 г. Там же, в Тулузе, он сделал и кое-что другое: вступил в ряды Сопротивления. Эти два тулузских года составляют самый таинственный период жизни моего отца.

«Так как следует подчеркнуть… какой бы ни был рассказчик, он едва ли с точностью опишет все операции, в которых принимал участие тот или иной агент Сопротивления. По той лишь единственной причине, что законы нынешнего времени не позволяют их узнать; что эти люди… держали их в глубочайшей тайне от всех, в том числе… и от тех, кто были им ближе всего. Никаких записей, никаких следов…» (Андре Руллан, Мишель Сулье, «Сопротивление в черном Перигоре», 1987 г.)

Сам я об этом почти ничего не знаю. Помнится, когда мне было лет семь или восемь, я слышал его разговор с «другом» (Что это за друг? Если я и знал когда-то, то уже не помню), в котором они вспоминали поездку моего отца из Тулузы в Лион и обратно за какой-то «почтой», случившуюся примерно в 1942 г. Вероятно, были и другие, которые я если и помню, то очень смутно. Когда мне было лет двенадцать, я пытался создать «тайный код» для одного из этих колле́жских «секретных обществ» того времени. Отец тогда объяснил мне, почему мой код легко поддается дешифровке, и доказал это, расшифровав написанное мною послание. Но он показал мне, как можно на самом деле кодировать письма, следуя системе, которой, как мне стало известно позднее, пользовались французские агенты для передачи информации в Лондон.

Уже гораздо позднее я спросил у него, чем он в действительности занимался в тот период. Он ответил, что был промежуточным звеном в цепочке, по которой нужная информация передавалась в Лондон. «Я получал приказы даже не знаю от кого, но аутентифицированные, которые доходили до меня самыми разными способами, приказы, которые в основном состояли в том, чтобы сходить на встречу с каким-нибудь незнакомцем, забрать «почту», содержимое которой я не знал, и передать ее впоследствии другому незнакомцу…» То был принцип изолированности: если бы его арестовали, он бы даже под пытками не смог сказать, откуда поступали к нему послания и куда уходили, так как просто не знал этого.

В июне 1943 г. он покидает Тулузу и в августе месяце женится на Денизе де Сонвиль. После женитьбы он возвращается в Вильнёв. Но в сентябре 1943 г. его жена должна вернуться в Париж: она вообще-то учится в Высшей нормальной (педагогической) школе, а так как она там еще и работает, то обязана проживать в Париже постоянно. И в ноябре Франсуа Борд подыскивает себе работенку в Бельвес, что в Дордони, становясь горнорабочим мерлинской лигнитной шахты.

Почему он на время забросил учебу и покинул Тулузу, чтобы стать горняком? Объяснение, данное им самим семье (и я в это до последнего времени верил), таково: чтобы избежать СОР (Службы обязательной работы в Германии), шахтеры от нее освобождались. Но на самом деле СОР касалась только тех, кто родился в 1920 г. и позднее. Он же родился в 1919 г. Вероятнее всего, он просто на чем-то «погорел» в Тулузе и перебрался в Бельвес, чтобы там «отсидеться».

Как бы то ни было, тогда-то он и примыкает к одной из групп Сопротивления, подведомственных Тайной армии, и его работа на шахте, пусть и реальная, главным образом — прикрытие. Несмотря на то, что в тех местах проживают его родственники по материнской линии, сам он предпочитает снимать комнату, как и многие другие горняки. Именно в этот период, с ноября 1943 г. по май 1944 г. он написал 2/3 романа «На бесплодной планете» — тогда-то, можно сказать, и родился Франсис Карсак.

Писал он в свободное время. Он был один (жена жила в Париже) и, так как книги достать было трудно, решил написать книгу сам. Тогда же он научился: обращаться с пистолетом-пулеметом «STEN», английским ручным пулеметом «Bren», американским пулеметом «.50», тому, как взорвать мост или железнодорожные пути, и всем прочим вещам подобного рода. В романах «На бесплодной планете» и «Робинзоны космоса» много всевозможного оружия, но в то время Борд/Карсак просто-напросто жил этим. Присутствовало в его жизни и другое: постоянная тревога и страх. Если по улице, когда он писал что-то в своих тетрадях в комнатушке в Бельвесе, проезжал (или еще хуже: останавливался) автомобиль или грузовик, это вполне могли быть милиция или немцы, пришедшие за ним в результате доноса…

Франсис Карсак (так как речь теперь идет уже о нем) прерывает написание романа 2 июня 1944 г. и возвратится к нему лишь 11 декабря. Между этими датами происходит немало важных событий.

Начиная с конца мая 1944 г. члены Сопротивления Дордони знали из «личных посланий» лондонского радио, что вскоре произойдет — и она неминуема — высадка союзников. Вдобавок к общему письму к французскому Сопротивлению:

«Долгие рыдания скрипок осени…» приходили и другие, адресованные отдельным его членам, с призывом быть готовыми к действиям: «У Денизы голубые глаза…», «Крыши Сорбонны красны…». И 6 июня, после получения послания: «… ранят мое сердце монотонной тоской», сообщающего о высадке, группа Сопротивления, к которой принадлежал Борд/Карсак, была официально организована в «Группу Марсуэна» под началом действующего офицера, капитана Фурто.

Я не стану рассказывать здесь всю историю этой Группы — прежде всего потому, что я ее и не знаю. С июня по август у нее были боевые операции, налеты, саботаж. В середине августа члены группы написали заявления о добровольном поступлении на военную службу «до полного освобождения Родины». «Группа Марсуэна» участвовала в освобождении Бержерака, затем объединилась с другими, чтобы стать «Группировкой Марсуэна».

В сентябре «Группировка Марсуэна» была отправлена на «Медокский фронт». Немецкие войска тогда все еще удерживали устье Жиронды, стояли в Руаяне на севере и в Пуэнт-де-Грав на юге. Прошло несколько яростных сражений. 1 ноября 1944 г. «Группировка Марсуэна» стала 3-им полком Колониальной пехоты. 3 ноября патруль капрала Борда наткнулся на немецкий патруль. Случилась перестрелка, обмен гранатами. Одна из вражеских гранат взорвалась в двух метрах от капрала Борда, которого, изрешеченного осколками, подобрали его люди. Эвакуированный в Бордоский военный госпиталь, он был прооперирован, и из его тела извлекли 52 осколка гранаты. После месячной госпитализации капрал Борд выписался из больницы и, став Франсисом Карсаком (хотя тогда он еще и не знал об этом), продолжил написание романа «На бесплодной планете».

«На бесплодной планете» — это первый роман Франсиса Карсака, написанный в обстоятельствах, которые вполне можно отнести к разряду «особых». Его расшифровка проста: черные марсиане представляют нацистов, красные — советских граждан… Но (хотя, вероятно, и не мне об этом судить) если до 7-й главы какие-то вопросы, возможно, еще и возникают, то начиная с 8-й это уже знакомый всем нам Франсис Карсак.

Жорж Борд, 1996 г.

Часть первая. Путешествие

Глава 1. Cтоит ли ради этого рискнуть жизнью?

Лето 19.. года выдалось знойным. В лучах палящего солнца по дну одной из моренных равнин притоков Везера бежала узкая дорога. Жара отражалась от высоких серых скал, небо было голубым, но усеянным грозовыми тучами, в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. По дороге шли трое мужчин. Внешне очень непохожие, они, тем не менее, имели и кое-что общее: огромные каркасные рюкзаки, в которых находился лагерный инвентарь. Сильно запылившиеся тяжелые подкованные башмаки указывали на то, что идут они уже долго. Все трое были в шортах и синих рубашках. Первый был огромного роста широкоплечий блондин с высоким лбом, к которому пот прибивал растрепанные тонкие волосы, волевым лицом и суровыми серыми глазами. Не будь здесь его, двое других, оба — брюнеты с карими (у одного — с оттенком зеленого) глазами, вероятно, показались бы высокими: их рост совершенно точно превышал 1 м 80 см. Правда, их иссохшая от солнца и частых перемен погоды кожа выглядела не смуглой, как у спутника, но скорее шоколадного цвета — эти двое, несомненно, являлись продуктами какой-то более южной расы. Один был почти столь же широкоплеч, как и шедший впереди великан-блондин. Другой, примерно того же роста, отличался несколько нелепым сложением: худощавый, узкоплечий, с бесконечными ногами. Рюкзак плечистого брюнета выглядел более тяжелым, нежели другие; из одного из его многочисленных карманов выглядывал геологический молоток. Шествовавший продев руки под лямки, «геолог» заговорил первым:

— Да уж, заставил нас пропотеть старина Поль, чтоб ему пусто было! Не напиши он, что дело срочное, мы б давно уже передохнули в каком-нибудь небольшом гроте. В любом случае, мы уже почти пришли. Вот и тропинка.

Он указал на дорожку, змейкой, по диагонали, уходившую вправо и вверх, к скалам. Без единого лишнего слова — пересохшие губы едва разлипались, языки уже почти не ворочались — они свернули на тропу. От подъема по склону рюкзаки, казалось, стали еще более тяжелыми, под ноги с кристаллическим шумом падали небольшие плоские обломки горной породы. Было шесть часов вечера. В затылок припекало заходящее солнце. Равнина повернула и, обогнув скалистый мыс, они оказались в тени. Сухие травы шли вперемешку с не слишком густыми зарослями остролиста и можжевельника. В конце дороги, прислонившись к скале, стоял маленький дом. Возникший здесь, судя по всему, относительно недавно, он был построен в стиле всех здешних жилищ: остроконечная крыша расширялась по бокам, словно крыша пагоды.

— Ну, вот мы и на месте, — произнес все тот же «геолог». Несколько шагов — и они оказались у небольшого заборчика, окружавшего примыкавший к жилищу участок. На крыльце, раскуривая огромную трубку, сидел молодой мужчина: ярко-рыжие волосы, зеленые глаза, худощавое, усеянное веснушками лицо. Заслышав шуршание гальки, он резко вскочил на ноги и подбежал к калитке.

— Не ждал вас так скоро! Привет, Бернар! Привет, Луи! А это еще что за мамонта, скорее даже динозавра, вы с собой притащили? Вот уж действительно — нужно быть геологом, чтобы выкопать такое ископаемое! Но проходите же, не стесняйтесь. Тут у меня свежо. Скидывайте рюкзаки. Вот здесь — напитки, а здесь — еда. Бернар, представь-ка мне своего динозавра!

Хозяин домишка вертелся, крутился, болтал без остановки, комичный вследствие своей худобы и рыжей шевелюры, казавшийся крошечным рядом с другими, хотя он и был роста разве что чуточку ниже среднего. Бернар, широкоплечий геолог с зеленовато-карими глазами, представил своего спутника.

— Сигурд Ольсен. Швед, химик. Это все, что мне о нем известно. Я…

— Все? — прервал его Поль. — Так ты даже не знаешь, что это будущий обладатель Нобелевской премии? Эта зебра только что опубликовала восхитительный труд о редкоземельных элементах.

— Должен тебе сказать, что он прекрасно понимает французский. Я познакомился с ним в июне на берегу одного финского озера — черт, даже не помню, как оно называлось! Он жил там в палатке. Я же, как уже писал тебе в письмах, был тогда в походе — нужно было изучить докембрий в классическом краю. Он согласился помотаться со мной там и сям в качестве гида — этот парень знает всю Скандинавию, как свои пять пальцев, говорит на шести или семи языках, — а взамен попросил показать ему потом самые красивые доисторические памятники Франции. Ты спросишь, возил ли я его в Дордонь? Ну а как же! Проезжая через Медон, вытащил друга Луи из его обсерватории, и мы прокатили Сига по всему Перигору. Теперь вот направляемся в Пиренеи. Я думал застать тебя в твоей лаборатории, но в Эйзи нас настигло твое письмо — и вот мы здесь. А теперь позволь мне представить уже тебя. Конечно, нужно было сразу, как и положено, да чего уж теперь…

Он повернулся к скандинаву:

— Поль Бернадак, физик. Роется в чреве атомов, извлекая оттуда x-частицы. Объединить тебя, его и Луи — и получится прекрасное трио!

Так и болтая о том о сем, трое прибывших быстро и с аппетитом умяли все, что попалось им под руку. Поль, Бернар и Луи вспоминали студенческие деньки и те веселые поездки, в которые они часто срывались десятью годами ранее. Сигурд короткими репликами, произносимыми хриплым басом, давал понять, что ему тоже знакомы те места, о которых шла речь.

— А теперь, — сказал Поль, — вам нужно заняться разбивкой палаток. В сентябре тут рано темнеет. В доме, к сожалению, расположить вас не могу — места не хватит. Внутри только кухня, моя спальня, она же библиотека, чулан — вот и все комнаты!

Палатки были извлечены из чехлов и установлены на открытом месте с ловкостью, свидетельствовавшей о долгой привычке; затем, так как уже смеркалось и над близлежащими скалами поднимался полумесяц, они разожгли небольшой костер и расположились вокруг. Все четверо раскурили трубки, и Поль заговорил наконец о том, чем и была вызвана эта встреча. Выпустив парочку больших клубов дыма, он, после едва заметного колебания, обратился к Луи:

— А вот скажи мне, астроном. Как, по-твоему — стоит ли исследование какой-нибудь планеты, например, Марса, того, чтобы ради этого рисковать жизнью?

— Естественно! Но к чему этот вопрос? Ты же не собираешься туда отправиться?

— Ну почему же? Как раз таки собираюсь! И даже знаю, как это сделать. По крайней мере, думаю, что знаю. Как тебе известно, я сейчас работаю над возможностью «приручить» уран. Так вот, в последние месяцы я достиг весьма обнадеживающих результатов. Пока, конечно, еще случаются сбои, да и опасное это дело — мой диссоциатор улетел в небо! К счастью, кроме меня в лаборатории никого не было. Так как существует опасность взрыва, теперь я работаю в пустынной долине, всего лишь с тремя коллегами, а материалы мне поставляет атомный завод, расположенный в Центральном массиве[1]. Исчезновение дезинтегратора заметил лишь мой брат, но вы и сами знаете, какой он. Ему интересны лишь кисти да краски! Я объяснил ему, что аппарат разорвало вдребезги. Позднее я воспроизвел это уже в меньших масштабах, даже построил экспериментальную ракету. Одно досадно: мне никак не удается взять уран под полный контроль. Пока что ракета стартует слишком бурно, буквально выдирая все из земли, так что наша задача — найти способ как-то замедлить реакцию разложения. На нынешней стадии моих исследований уран мог бы использоваться разве что в военных целях, да и то… Должен сказать также, что я добиваюсь результатов, не слишком хорошо понимая, как они объясняются в теории. Такое — когда что-то получается, но ты не знаешь за счет чего — в науке случается не так уж и редко. Я ни с кем это не обсуждал пока, кроме вас двоих, которых прекрасно знаю, и думаю, что спокойно могу об этом говорить и в присутствии Ольсена, который из страны, где давно уже осознали, что лучше направлять свой ум на созидание, нежели на разрушение. Задам лишь один вопрос: если я решу полететь на Марс, вы составите мне компанию? Для того чтобы такая экспедиция представляла научный интерес, она должна быть полной. Я — физик, Луи мог бы стать нашим штурманом. Марс ждет и тебя, Бернар, и вас тоже, Ольсен. Даже если вы вернетесь оттуда всего лишь со щепоткой земли, всегда сможете сказать, что это «редкая земля»[2]!

И он прыснул со смеху, как делал всегда, когда полагал, что сказал нечто остроумное.

Остальные молча переглянулись. Уже догорал костер, который никто и не думал поддерживать. Становилось прохладно. Бернар содрогнулся и поплотнее закутался в плед.

— Что ж мы сидим, словно белоручки какие-то? Так и огонь погаснет. — Он встал и, помешав головешки, выбил пламя. — В общем, так, Поль: полетишь — я с тобой. Но прежде нужно построить нормальный летательный аппарат. Я как раз знаю человека, который вот уже много лет вынашивает эту идею. Ему недостает только двигателя. Ему пятьдесят один год, зовут Жан Фортен, авиационный инженер. Это он конструировал те большие стратосферные самолеты, которые летают по маршруту «Париж — Сайгон — Сидней — Сан-Франциско — Париж». Но у него какие-то проблемы с сердцем, поэтому отправиться с нами он не сможет.

— Я все как следует просчитаю, — сказал Луи, — и, разумеется, тоже полечу. Эта загадочная планета давно уже не дает мне покоя. Мы узнаем, есть ли на ней каналы, растительность, марсиане… если, конечно, долетим. Но есть и другая проблема. Во что это нам встанет?

— Вот в этом-то и загвоздка. Пиренейская лаборатория съела не только государственные субсидии, но и все мои личные накопления. Впрочем, нам все равно бы этого не хватило.

— Насчет финансов не переживайте, — вступил в разговор Сигурд. — Я колоссально богат — как-никак, владею парочкой рудников и спичечной фабрикой. Думаю, ваше правительство что-нибудь подкинет. Я добавлю. Единственное условие: я тоже участвую в экспедиции.

— Ну разумеется, — ответили три голоса.

— Отлично, — сказал Сигурд. — Саму экспедицию, думаю, обсудим, когда Бернар точно будет знать, удастся ли ему совладать с ураном. Это, конечно же, чудесное открытие — но и весьма опасное. Если нас оно и не убьет, то вполне может убить кого-то еще.

Он неспешно поднялся на ноги и пошел спать в свою палатку. Трое французов еще немного посидели, но потом тоже отправились на боковую.

Глава 2. Экспериментальная ракета

На следующее утро, с рассветом, Бернара разбудил громовой голос Сигурда, к которому присоединились и он с Луи, чтобы спеть под окном Поля «Братца Якоба»[3]. Тот встал позевывая, так как утром любил поспать подольше, достигая пика своих умственных способностей лишь часам к десяти вечера. Четыре товарища приступили к общему туалету у примыкавшего к дому умывальника, вода в который поступала из небольшого родника. Шишковатая мускулатура Бернара резко контрастировала с огромной, но развитой Сигурда и сухой и рельефной Луи. Что до Поля, то он был крайне худосочен — о таких говорят: кожа да кости, — но Бернар и Луи прекрасно знали, что без него и его неукротимой энергии они бы не выжили в Кавказских горах. Поль, этот старина Поль, самый закоренелый лентяй бордоского лицея, этот легендарный уже «Поль-лоботряс», о котором кто-то из преподавателей как-то сказал, что он никогда и ни в чем не добьется успеха, вдруг принялся работать по двенадцать часов в день, блестяще сдал экзамены, получил допуск к преподаванию математики, защитил докторскую по физике и являлся теперь одним из самых многообещающих физиков молодой мировой команды ученых. Но на две недели в году он удалялся в свой домик в Дордони, где жил в одиночестве, питаясь консервами и проводя дни за чтением — сидя или лежа, с неизменной трубкой в руке — приключенческих романов. «Здравые мысли посещают меня, только когда я бездельничаю», — говорил он, и друзья знали, что вырвать его из этого пиршества души до окончания двухнедельного срока могла бы лишь какая-нибудь катастрофа.

Пока Бернар водил Луи и Сигурда к расположенному поблизости небольшому прибежищу ориньякской культуры, в котором он давно уже приступил к раскопкам, Поль растянулся на солнце и так и лежал без движения до самого обеда. Вечером Бернар, Сиг и Луи заявили, что они решили уже завтра возвратиться в свой базовый лагерь, чтобы провести там остаток отпуска в ожидании новостей от Поля, после чего Бернар собирался вернуться в обсерваторию, Луи — на свой пост прораба в геологической лаборатории Тулузы, а Сигурд — заняться собственными делами, зависящими лишь от его собственной прихоти. Поль согласился с их решением, сказав:

— Как раз таки завтра заканчиваются и мои две недели. Поеду в лабораторию, и если все получится, я вам телеграфирую. Как я понимаю, вы пробудете в Эйзи еще дней двадцать. Не думаю, что мне удастся что-либо придумать так быстро, но кто знает?

Затем, обращаясь к Сигу, он добавил:

— Бернар сказал мне, что у вас с собой — там, в лагере — имеются какие-то образцы редкоземельных металлов. Вы не могли бы мне их одолжить? Есть одна мыслишка…

— Если вы полагаете, что они могут быть вам полезными, то — с превеликим удовольствием. Только одна просьба: с Бернаром мы давно уже на «ты» — давайте будем и с вами, раз уж у нас намечается команда Звездных Аргонавтов и…

— Надеюсь лишь, что нам не повстречается никакая Медея, — с улыбкой прервал его Луи. — А название «Звездные Аргонавты» мне нравится — считай, что оно принято!

— Мне тоже оно по душе, — заметил Бернар…

Ровно две недели спустя, утром, Бернар и Сиг, жившие в палатках на Скале Бо́ли, увидели внизу, на дороге, Луи, размахивавшего телеграммой. Поспешно вскарабкавшись наверх по тропинке, он вручил им синий листок бумаги, содержавший следующий текст: «Урания лошадка что надо. Приезжайте». Все трое переглянусь: стало быть, этот невероятный рейд все же возможен. Каждый почувствовал, как к горлу у него подступил комок, и спросил себя, не слишком ли легкомысленно он согласился на участие в экспедиции.

— Что ж, — проговорил Сиг, — нужно сниматься со стоянки. Возьмем в гараже мое авто и часам к четырем или пяти будем в лаборатории Поля. А там уже посмотрим.

Без малейших происшествий они домчались до равнины, в которой располагалась лаборатория. Ни один из них никогда прежде там не был, но в крайней деревне им сказали:

— Вам всего-то и нужно, что следовать вдоль ЛЭП.

И, по порядком разбитой дороге, миновав трое охраняемых ворот, они добрались до длинной постройки без окон. Уже услышавший шум двигателя, Поль встречал их у входа.

— Я отослал моих сотрудников под предлогом опасности. Они вернутся лишь завтра. Сейчас я вам кое-что покажу.

Он отвел их на небольшую изолированную площадку, окруженную высокими стенами и находящуюся примерно в километре от собственно лаборатории. Там возвышался веретенообразный аппарат шести- или семиметровой высоты, напоминавший торпеду. Его элероны были сильно расширены, а располагавшиеся между крылышками восемь труб слегка выступали вперед.

— Не иначе, как «Фау-2», — сказал Луи.

— Да, но атомная!

Поль позволил им в деталях рассмотреть ракету, не став, однако же, посвящать в секрет своих исследований.

— Аппарат содержит особый диссоциатор и достаточное для той цели, которую я ставлю перед собой при отлете, количество урана. Подпитка диссоциатора электрическим током происходит через вот этот вот кабель; когда ракета взлетит, кабель, который находится в подвижном соединении с осью ракеты, спокойно отцепится и останется на земле. Уже начавшаяся диссоциация продолжится сама собой. Мне удалось — и именно в этом заключается мой секрет — очень сильно сократить критическую массу. В головке ракеты заключена небольшая атомная бомба, которая взорвется, когда волны, испускаемые расположенным в носовой части радаром, станут отражаться с достаточной интенсивностью. Ракета достигнет Луны в ее темной части менее чем за десять часов. Один из твоих коллег, Луи, завтра будет отслеживать вспышку. Если я не ошибся в расчетах, ракета должна долететь. Не долетит — значит, мои опасения были не напрасными.

— И чего же ты опасаешься? — спросил Бернар.

— Как бы уран не взорвался под воздействием космических лучей, шастающих по пространству. Думаю, этого не случится, но кто знает? Ракета стартует завтра в 15 часов ровно и достигнет Луны в 0 часов 45 минут. А пока что, давайте-ка пройдем в лабораторию. Я вкратце расскажу вам о ее устройстве, а затем мы отправимся ко мне — мой дом находится в паре километров отсюда, правда, уже за пределами охраняемой территории.

На следующий день, в 14 часов, четверо звездных аргонавтов вернулись на объект. Поль и Луи проверили наводку ракеты. Затем Поль отвел товарищей к расположенному в 700 метрах от места взлета врытому в землю бетонированному и освинцованному убежищу, откуда, через толстое, опять же, освинцованное стекло им предстояло наблюдать за отлетом. Они вошли и закрыли за собой дверь. Дрожа от волнения, все четверо уставились на стрелку хронометра и принялись наблюдать за тем, как она медленно отсчитывает одну минуту за другой. 14 ч 45 мин… 14 ч 55 мин… вот стрелка проползла предпоследнюю минуту, и их взгляды переместились на секундную. Поль занес руку над пусковой кнопкой, и в тот момент, когда стрелка достигла отметки «60», послал электрический импульс.

Через стекло они увидели, как стены огороженного участка разрушились со всех сторон, в один миг распавшись на мельчайшие осколки. Что-то стремительно унеслось в небо. Спустя пару секунд до них донесся свист, который какое-то время еще нарастал, а затем вдруг стих. В освинцованной же машине они объехали то, что осталось от «загона». Земля вокруг выглядела словно вскопанной небольшим бульдозером, местами даже остеклованной. Конец расплавившегося медного кабеля отливал странным многоцветием.

Вечер друзья провели за обсуждением открывавшихся перед ними необычайных возможностей. В девять часов утра из уррской обсерватории, что в департаменте Жер, пришла телеграмма: «В 0 ч 34 мин отмечена вспышка близ кратера Тихо».

Глава 3. Команда

На следующий день они собрались в рабочем кабинете Поля — небольшой аскетичной комнате, стены которой были сплошь покрыты книжными полками. Большой стол белого дерева, усыпанный папками, из которых выглядывали испещренные уравнениями и символами листки бумаги, служил бюро. Поль был уже весь в работе, когда прибыли остальные. Небрежным жестом он указал им на три табурета и снова погрузился в вычисления. Наконец, покончив с подсчетами, он сказал:

— Итак, друзья мои, сейчас состоится наш первый военный совет. Нам предстоит наметить основные направления экспедиции и распределить различные задачи. На мой взгляд, этой экспедиции нужны: 1. Физик, это я. 2. Астроном: Луи. 3.Геолог — это ты, Бернар. Затем еще — химик: им будешь ты, Сигурд. Нам не хватает минералога, врача, инженера для строительства летательного аппарата, механика и прекрасно знающего свою работу кинооператора. Ни зоолога, ни ботаника я не считаю, так как, во-первых, как я полагаю, им там просто нечем будет заняться, а во-вторых, в случае чего, наш друг Бернар — не только выдающийся геолог, но и прекрасный натуралист. — Бернар комично поклонился. — Стало быть, нам следует заняться поисками оставшихся. Это должны быть люди надежные и отважные — ни безумцы, ни наймиты нам не нужны.

— Что касается минералога, то это вообще не проблема, — сказал Сиг. — Минералогия мне близка в той же мере, что и химия, а может, даже и в большей.

— Отлично! — обрадовался Поль. — Бернар как-то говорил, что инженера он знает. Значит, остаются: механик, фотограф и — что очень важно — врач.

— Знакомый фотограф у меня есть, — сказал Сиг. — Вы слышали про Рэя МакЛи?

— Не тот ли это американец, который снял этот необычный документальный фильм о жизни горилл?

— Он самый. Я с ним прекрасно знаком. Очаровательный парень, крайне образованный, и лучший фотограф из всех, кого я знаю. Храбрости и отваги ему тоже не занимать — ради оригинальных съемок отправится куда угодно. Он согласится, это я беру на себя.

— Как у него с физической формой?

— У Рэя-то? Да он всего пятидесяти метров не дошел до вершины Эвереста! Ростом с меня, очень выносливый и упорный.

— Думаю, — подал голос Луи, — у меня под рукой есть механик. Помнишь, Бернар, того малого, с которым мы познакомились в прошлом году в Ландах? Сколько вопросов он мне задавал о Луне, Марсе и тому подобном!.. Так вот, он заезжал ко мне потом в обсерваторию. Живет рядом с Орли, по специальности — авиационный механик, причем бортовой. Он довольно-таки молод — двадцать четыре года, но очень способный и ничего не боится.

— Похоже, — заметил Поль, — мы найдем всех, кто нам нужен, даже не выходя из этой комнаты. Остается, однако же, врач.

Здесь они вынуждены были признать, что не видят никого, кто соответствовал бы требуемым условиям. Все те, кого они знали, были привязаны к Земле семьей или же — по тем или иным причинам — не могли оставить свою работу.

— Ладно. Посмотрим. В любом случае раньше, чем через год как минимум, мы не улетим. А сейчас давайте распределим фронт работ. Ты, Сиг, займешься аккумуляцией средств, которые нам понадобятся на первых порах. Я поеду с вами в Париж, где встречусь с директором Национального центра исследований, с которым хорошо знаком. Государство, я уверен, тоже подкинет деньжат, но это займет какое-то время. Помимо этого, Сиг, ты разыщешь того инженера, о котором говорил Бернар, предупредишь своего американского друга, а затем составишь список всего того, что тебе потребуется для выполнения твоей двойной работы. Впрочем, нам всем нужно составить подобные списки. Ты, Луи, сейчас же займешься дорожными исчислениями — все необходимые данные я тебе предоставлю. Да, и свяжись со своим механиком… Тебе, Бернар, поручается найти подходящую для отлета площадку и запасы продовольствия. Их должно хватить как минимум на полгода для команды из семи человек. Все остальное я беру на себя. А теперь — за работу!

Ясным июньским утром 19... года, у строго охраняемых ворот, за которыми начинался эллинг, еще восемь месяцев тому назад возникший на этом уединенном плато Атласских гор, остановился автомобиль. В машине находились Луи, Сиг, Бернар и высокий молодой мужчина, чьи черты лица совершенно определенно указывали на его англо-саксонское происхождение. Он вылез из авто последним, продемонстрировав длинные худые ноги и высокую широкоплечую фигуру, вполне сравнимую с комплекцией шведа, разве что весил незнакомец килограммов на десять — пятнадцать меньше скандинава. Весь его костюм выдавал поиски скорее удобства, нежели элегантности, а большим ногам явно было комфортно в прочных подкованных башмаках. На гладко выбритом лице с хорошо развитой челюстью мечтательно и нежно сверкали лазурно-голубые глаза, слегка подправляя все то, что было в его наружности энергично-брутального. На плече у него висел дорогой с виду фотоаппарат.

Четверо спутников направились к просторному ангару, мало чем отличавшемуся от обычного авиационного. Пройдя внутрь через небольшую, также охраняемую дверь, они оказались на площадке, где под ярким электрическим освещением трудились несколько десятков рабочих. В углу Поль что-то обсуждал с инженером Жаном Фортеном, довольно-таки пожилым мужчиной с впалыми глазами. Но Рэй их даже не заметил: все его внимание было обращено на гигантский летательный аппарат, строившийся на верфи. Аппарат этот имел форму чуть сплюснутого веретена, один из концов которого был округленным, а другой — удлиненным, оснащенным стабилизаторами. Звездолет имел шестьдесят метров в длину, четырнадцать метров в ширину в самой утолщенной своей части и двенадцать метров в высоту. В задней трети аппарата из боков выступали два коротких крыла. Корпус был снабжен иллюминаторами, прикрытыми мобильными затворками из листового железа, — в передней части судна эти иллюминаторы были чуть более широкими, нежели в задней. Над аппаратом, выступая за палубу примерно на полтора метра, возвышалась небольшая башня, тогда как сам звездолет покоился на десяти колесных шасси, убирающихся при взлете. Пораженный размерами корабля, Рэй не сразу пришел в себя от изумления.

К нему уже приближались Поль с инженером. Быстро были произведены подобающие таким случаям представления, и начался осмотр аппарата.

— Если вас интересуют точные размеры этого звездолета, — сказал Фортен, — то они таковы: длина — 61 метр ровно, высота — 12 м 30 см, ширина — 13 м 80 см. Вы удивитесь, когда увидите, сколько места занимают жилые помещения, в которых вам, возможно, придется провести многие месяцы.

Через створчатую дверь они проследовали в библиотеку, полки которой были все еще пусты. Интерьер корабля еще только начинали обустраивать, и потому многие помещения были голыми. Они проходили из одной каюты в другую через раздвижные двери или по складывающимся вертикальным металлическим лестницам. Каюты были просторными. В большом зале в кормовой части звездолета располагалось все электрическое оборудование, скрывавшее свою сложность под простой формы защитными экранами.

— Здесь, — пояснил Поль, — собраны все диссоциаторы и необходимые для их функционирования аппараты. Пульты контроля находятся в рубке управления. Как только мы взлетим, вход в нее будет воспрещен всем, кроме меня и Сига, — на протяжении всего нашего полета там будут царить потоки опасных излучений.

— Но что помешает им пробиться за перегородку и распространиться по всему звездолету? — спросил Рэй.

— Это и есть мой секрет, если вообще можно называть «секретом» то, чего не понимаешь. Я нашел практически абсолютную изоляцию, но совершенно не понимаю, как она действует. Я обнаружил ее случайно и теперь использую повсеместно, даже не зная всех ее свойств. Такова участь многих открытий.

— За сколько времени мы долетим до этой чертовой планеты?

— На предельно полной скорости и при постоянной акселерации мы бы добрались до нее за несколько часов. Но нам придется экономить уран, и потому весь путь займет у нас пару недель.

— Так много?

— Полагаю, это еще немного, учитывая тот факт, сколь огромную бездну нам предстоит преодолеть! Да и потом, мы сможем воспользоваться крайне благоприятным моментом, так как Марс сейчас находится в оппозиции, чуть более чем в 56 миллионах километров. А теперь пойдемте познакомимся с другими членами экспедиции, или скорее — с другим членом. Это молодой механик, ему всего двадцать четыре, но он знает свое дело «от» и «до». Во время службы в авиации ему не раз доводилось бывать в переделках. Три года назад он входил в экипаж «Фландра», разбившегося посреди экваториального леса. Они с пилотом как могли поддерживали пассажиров на протяжении тех двух месяцев, которые длилась поисковая операция. Похоже, смелости и решительности ему тоже не занимать.

Покинув ангар, они направились к бревенчатому домику, где в одной из комнат обнаружили склонившегося над каким-то чертежом, который он изучал, молодого мужчину. Встав из-за стола, он подошел к ним. Внешне он ничем не отличался от трудившихся на стройке рабочих. Он был невысок ростом, темноволос, приземист, с лицом, которое показалось бы совершенно обычным, не освещай его блеск очень черных глаз.

Поль представил их друг другу:

— Рэй МакЛи, кинематографист. Артур Ледруа, механик.

— Я слышал о вас, МакЛи, и даже был механиком на том самолете, который доставил вас в Южную Америку для вашего репортажа о племени живарос. Я прочитал его с удовольствием, так как все написанное в нем — правда. Я и сам, как вы, возможно, знаете, жил среди воинов этого племени после того, как «Фландр» разбился в тех местах. Они — славные парни, пусть и слишком падкие на человеческие головы.

— Теперь, — сказал Поль, — у нас практически полный комплект, не хватает лишь врача, которого я пока еще не нашел. В общем, думаю, уже можно провести совет. С этого момента мы считаемся единой командой. Командой, которую ждет самое невероятное приключение из всех, какие когда-либо выпадали на долю человека. Вопреки всем расчетам, наши шансы на благополучное возвращение домой равняются всего тридцати процентам. Лететь или не лететь — решать вам. Отказаться еще не поздно. И в этом не будет ничего постыдного. Я знаю вас, Луи, Бернар, Сиг. Что до вас, МакЛи и Ледруа, то вы уже не раз проявляли себя с самой лучшей стороны, и никто не посмеет обвинить вас в трусости. После отлета я от всех буду требовать жесточайшей дисциплины, сейчас же зачту вам проект правил поведения на борту. Затем мы обсудим его и проголосуем, но после голосования он уже примет силу закона. Итак,

«Пункт 1. Руководитель экспедиции — Поль Бернадак. Его заместитель — Сигурд Ольсен.

Пункт 2. Вход в машинное отделение категорически запрещен. Доступ туда имеют лишь руководитель экспедиции, его заместитель и механик, получивший соответствующее распоряжение. Нарушившему данный запрет выносится смертный приговор.

Пункт 3. Любая небрежность или злонамеренность, способная повлечь за собой гибель экспедиции, наказывается либо смертным приговором, либо каким-то иным взысканием, накладываемым судебным советом.

Пункт 4. В судебный совет входят все члены экспедиции, кроме обвиняемого, а также двух человек, назначаемых руководителем экспедиции на роль соответственно народного обвинителя и адвоката.

Пункт 5. Все важные решения, касающиеся хода экспедиции, обсуждаются на совете. Все члены совета имеют решающий голос. Голос руководителя экспедиции также учитывается — за два.

Пункт 6. В случае смерти руководителя экспедиции командование возьмет на себя Сигурд Ольсен, с которым я уже поделился всеми своими секретами. Если, в свою очередь, погибнет и он, оставшимся в живых нужно будет открыть опечатанный ларец, который они найдут в библиотеке, и придерживаться инструкций, содержащихся внутри находящегося в нем (также запечатанного) конверта». Ну, что скажете? Согласны?

— Лично я — да, — промолвил Бернар. — Не имею ни малейших возражений. А вы?

— С нашей стороны их тоже не будет, — подтвердили остальные.

— И все же кое-что меня беспокоит, — заметил Бернар. — Как именно будет осуществляться смертная казнь, если это понадобится, чего, конечно же, не хотелось бы?

— За счет оставления на Марсе, с респиратором и недельным запасом продовольствия… А вообще, нам еще предстоит немало работы. Вылетаем сразу же по окончании строительства звездолета, то есть в конце сентября. До этого времени каждый должен научиться пилотировать небольшой реактивный самолет, который мы возьмем с собой для наших исследований. Нужно также, чтобы все те, кто ее не знают, освоили технику оказания первой медицинской помощи. На борту у нас, разумеется, будет врач, но он не сможет находиться всюду одновременно. Самолет в данный момент стоит в ангаре рядом с моей лабораторией. Сиг, который окончил курсы пилотов, научит вас им пользоваться. Впрочем, управление там — наипростейшее. Я останусь здесь, буду следить вместе с Фортеном за ходом работ. Вам следует явиться сюда 20 сентября — со всем, что пожелаете с собой взять. Не более 200 килограммов. Тебе, Бернар, я поручаю где-нибудь все же раздобыть нам какого-нибудь медика. До свидания, и постарайтесь никому не проболтаться о цели экспедиции. Пресса пребывает в полной уверенности, что это будет стратосферный полет.

Глава 4. Седьмой спутник

Июль и август месяцы пролетели для Бернара с головокружительной скоростью. Первые две недели он посвятил азам управления реактивным самолетом. Затем собрал вещи, выбрал несколько личных книг, которые хотел взять с собой. В библиотеке звездолета давно уже должны были появиться технические издания, перечень необходимых произведений и инструментов. Все это привело его на стройку еще в начале сентября, после чего в его графике образовалось свободное «окно» в двадцать — тридцать дней, которое он мог заполнить разве что поисками призрачного врача для экспедиции. Прежде чем возобновить эти поиски, Бернар решил позволить себе дней десять отдыха в компании Сига, быть может, последних в его жизни.

Так он оказался в Эйзи. Они разбили палатки у дороги, уходящей вверх, к прибрежным скалам, примерно на полпути к самой высокой из них, так как теперь, в начале осени, лагерь, расположенный на берегу Везера, каждое утро окутывал бы густой туман. Их дни проходили в безмятежной размеренности. Сиг грелся на солнце или же, напевая старинные песни Севера, изучал близлежащие расселины. Все его поведение свидетельствовало о полнейшем душевном покое, наслаждении жизнью и уверенности в своих силах. Днем он спускался в долину и там, на лугу, на глазах у восторженной деревенской ребятни метал диск или копье. Когда-то он был олимпийским чемпионом по метанию диска, и все его броски приближались к мировому рекорду. Бернару казалось, что из Швеции Сиг вернулся таким, словно уже сжег за собой все мосты, словно уже улетел. И Бернар завидовал тому спокойствию, с которым Сиг проводил свои последние дни на Земле. В тот вечер он смотрел, как швед спит рядом с ним в палатке, в полурасстегнутом спальном мешке. Дыхание скандинава было глубоким и медленным. В рассеянном лунном свете его массивные плечи мерцали, словно отполированная бронза. Бернар украдкой сравнивал эту гибкую и лоснящуюся мускулатуру со своей, могучей, но напряженной, гораздо менее элегантной. Он и сам был силен, и не многим удалось бы вырваться из его «зажима», но он обладал силой медведя, тогда как Сиг походил скорее на тигра. И на кой черт ему сдалась вся эта авантюра? Он молод, красив, богат, умен. Здесь, на Земле, его ждет беззаботная, насыщенная и интересная жизнь. Он и так уже известный химик, о котором многие говорят как о будущем Нобелевском лауреате. И однако же, когда Поль предложил ему присоединиться к своей экспедиции, он не колебался ни секунды. Быть может, всему виной древняя кровь викингов, отвращение к слишком легкой жизни? У меня все иначе. Осуществляется мечта моей юности — Жюль Верн, Уэллс, Рони-старший… Все эти споры с Полем и Луи… Подумать только: старина Поль был уверен, что полет на Марс невозможен, но именно он нашел способ! Какой все-таки странной бывает судьба! Просто невероятно: через три недели мы будем где-то между Землей и Марсом… или мертвы. Даже не знаю, какая из этих возможностей представляется мне более ужасающей. Забавно думать, что никто не будет знать, где мы. Строительство звездолета — отнюдь не тайна, но никто, кроме нас, за исключением пары-тройки ученых, не догадывается о преследуемой цели. Пресса полагает, что это будет какой-то необычный самолет. А мы, возможно, сгинем в неведомом. Присоединимся к тем, кто погибали в странных местах, в которые их приводило человеческое любопытство: в девственных лесах, пещерах, глубоководных пучинах, горах, океанах… Впрочем, что-то я думаю уже не о том. Не мешало бы искупаться, быть может, небольшой полуночный заплыв приведет мои мысли в порядок.

Бернар осторожно вылез из палатки, наспех оделся. Ночь была все еще теплой. Среди туч бежала луна. Перед его глазами вырисовывалась долина. Он видел, на фоне луны, скалы Большого Сингла и «Церкви Гийема» — места́ их дневных восхождений. По выбитой в скале лестнице он спустился вниз, по усеянной мелкими камушками дороге пересек часть деревни и оказался на берегу Везера. Река была черной, лишь у самого берега малая глубина делала ее прозрачной. На дне слабо поблескивали камушки. Он разделся до купального костюма, затем, в один бросок, погрузился в воду, расплескав вокруг сверкающие капли, и, оставляя позади себя беловатый пузырчатый след, по диагонали поплыл к середине реки. Он нырнул, вынырнул, выдохнул смесь воздуха и воды, поискал камушки на дне, позволил течению подхватить его. Он любил воду. В этот вечер он разглядывал пейзаж с непреодолимой страстью. Мой старый Везер, моя река! Мой родной край! Край скал и зелени, деревьев и земли, воды и неба! Край, в котором растут табак и пшеница, дубовые и каштановые рощи. Моя земля, которую я вскоре покину живым, преследуя свою мечту. Мои дорогие меловые утесы, где я в двенадцать лет обнаружил свое первое ископаемое…

Он помнил тот день, как будто все это происходило вчера. Он не был уроженцем Эйзи. Он родился километрах в двадцати отсюда, в Монтиньяке. В три года став сиротой, он был подобран старым дядюшкой, землепашцем, который жил неподалеку от Ложри в теперь уже исчезнувшем с лица земли доме. Но все его детство протекало в этом диком и восхитительном окружении. Страсть к геологии пробудилась шестнадцатью годами ранее, когда, взбираясь на какую-то скалу у старой бюгейской дороги, он нашел окаменелую ракушку. Он показал ракушку учителю, который объявил ее просто-напросто образованием известковых скал. В тот день и определилось его призвание.

Веселое «привет» прервало его мысли. Переведя взгляд на берег, он заметил Сига, собиравшегося войти в воду. Доплыв на спине до одного из островков, Бернар принялся ждать товарища. Швед скользил в воде мягко, словно змея. Его плавание было уверенным и бесшумным, но быстрым.

Через минуту-другую скандинав уже присоединился к Бернару.

— Проснулся, увидел, что тебя нету, и решил, что ты отправился взглянуть на свою реку.

Они еще какое-то время поплавали вместе, затем выбрались из воды, оделись и, растянувшись на траве у берега, долго лежали, погруженные в свои мысли. Бернар продолжал прокручивать в голове свое детство. Сиг сравнивал эту чужеземную реку с озерами своей родины.

В плеске лопатообразного весла, с легким трепетом воды, приподнимаемой форштевнем, мимо проплыло каноэ, управляемое крепкой белокурой девушкой, которую днем они уже видели делавшей покупки в деревенском магазинчике. На воде играла луна. Каноэ прошло по золотистому отблеску, превратив его в черное пятно, и удалилось. Девушка вполголоса напевала «У чистого источника»:

И была столь чиста волна,

что в ней искупалась я.

Оба молодых человека почувствовали себя тронутыми до глубины души: по реке плыла вся грация Земли, вся вечная молодость мира. И Бернар подумал о своей юной невесте, спавшей на одном тихом альпийском кладбище. Он снова ощутил на своих руках ее столь легкий вес — как тогда, когда нес, разбившуюся в горах, после трех дней поисков и тревог. Полетел ли бы он, будь она все еще жива?

Каноэ возвращалось. Его нос был нацелен прямо на них. Киль со скрежетом проскользил по усыпанному мелкой галькой дну. Девушка легко спрыгнула на землю, а затем вытащила на берег и свою лодку. Повернувшись к друзьям, она произнесла:

— Слишком чудесная ночь, чтобы тратить ее всю на сон, не правда ли? Вероятно, это ваши палатки стоят вон на том утесе? А я расположилась на Скале Боли.

— Знаю, — сказал Бернар. — Я и сам там обычно останавливаюсь. Но вы оказались там раньше, а я уважаю чужое одиночество.

— Уж не хотите ли вы этим сказать, что я здесь лишняя? — спросила она весело, но в то же время и с некоторой обидой в голосе.

— Вовсе нет. Я лишь пытался объяснить наш выбор «орлиного гнезда», — пошутил Бернар. — Напротив, мы очень рады вас видеть. Бывают моменты, когда одиночество тяжело переносится даже добрыми друзьями.

Она присела рядом с ними.

— Прекрасный край. Как я люблю эту долину! Я часто провожу тут каникулы, и вас я здесь уже видела, господин геолог. Да, я знаю, что вы геолог. Знаю даже, что вас зовут Бернар Верильяк, — местные мальчишки сказали. А вам известно, что вы и ваш товарищ — их кумиры? Я сама вечером видела, как одни из них пытались руками разломить камни, а другие упражнялись в метании диска… с помощью крышки от кастрюли!

Девушка ненадолго умолкла.

— Прекрасный край, — повторила она спустя какое-то время.

— Мой родной, — сказал Бернар. Затем, повернувшись к Сигу, который так и молчал, потерявшись в своих мыслях, он добавил: — Даже не верится, что мы вот-вот его покинем, быть может, даже навсегда!

— Вы уезжаете? Далеко? В Африку?

— Еще дальше.

— В Америку?

— Еще дальше.

— В Австралию?

— Даже еще дальше.

— Ну, тогда, вероятно, улетаете на Луну! — произнесла она с улыбкой.

— И опять же, гораздо дальше.

— Вы шутите?

— Нет, — ответил Сиг, — не шутим. Взгляните на нас. Перед вами два довольно-таки любознательных образчика человеческой породы. Здесь, на Земле, у нас все есть, — все, что необходимо для полноценной жизни. Могучие и здоровые тела, ясные мозги, достаточное — чтобы ни в чем не нуждаться — количество денег, интересная работа. У меня есть даже невеста. И тем не менее мы улетаем. Мне не следовало бы говорить вам куда, но я все же скажу. Вам, которую совсем не знаю. Скажу для того, чтобы хоть кто-то, не входящий в крайне узкую группу специалистов, знал это и хоть немного думал о нас… Только пообещайте, что сохраните все в тайне!

— Обещаю!

— Мы улетаем на Марс, — из деликатности он произнес это тоном напускной напыщенности. — Если все пройдет, как запланировано, мы станем первыми, кто перейдет границы Земли. Так, на своих хрупких драккарах, покидали родные края, отправляясь на поиски Винланда, мои предки. Мы же станем викингами неба!

— Ого! А ваша экспедиция уже укомплектована? А то я знаю кое-кого, кто был бы не прочь в ней поучаствовать. И он был бы полезен, он — врач.

— Врач! — Бернар аж подпрыгнул. — Черт возьми! Да я уже целый год ищу врача! Где он? Далеко? Я должен его увидеть, чтобы решить, подходит ли он нам. Кто он такой?

— Он — это я, — сказала девушка. — Я, Элен Веррен, выпускница медицинского института, сейчас прохожу интернатуру.

— Боюсь, мадемуазель, — проговорил Бернар с озадаченным видом, — это не пройдет. Мы не можем взять с собой женщину.

— А в чем проблема? Я — девушка крепкая, совершенно здоровая. Знаю свое дело не хуже любого врача-мужчины. Мне двадцать семь, я сирота и не имею близких родственников. Что мешает мне полететь с вами?

— Да это же безумие! — воскликнул Бернар. — Подумайте сами. Нам предстоит преодолеть 70 миллионов километров, причем нет ни малейшей гарантии, что нам удастся вернуться назад! Пусть все и просчитано, как-никак это прыжок в неизвестность! Мы ведь совершенно не знаем, что нас ждет в межпланетном вакууме: может, мы замерзнем в нем, сгорим, задохнемся, разобьемся — да мало ли что может случиться?

Она повернулась к Сигу.

— Ваши предки ведь брали с собой женщин, когда отправлялись на завоевание неизвестных земель, ваши предки, которые также и мои, так как моя мать была норвежкой?

— Мы всегда можем обсудить это с Полем, — заметил Сиг, — ведь он как раз сейчас дома.

— Сильно сомневаюсь, что он согласится. Впрочем, посмотрим. Сейчас пора уже спать. Встретимся завтра утром, в девять часов, у мэрии.

Элен потащила каноэ к реке, но прежде чем спустить его на воду, спросила у Сига:

— Вы вроде сказали, что у вас есть невеста? Как ее зовут?

— Сольвейг[4]. Похоже, даже в этом имени есть какая-то предопределенность…

На следующее утро, спустившись по Музейной улице, Сиг и Бернар увидели Элен, которая ожидала их в назначенном месте. Издали то был лишь высокий и стройный силуэт, с белокурыми волосами, удобно и элегантно одетый. Подойдя ближе, они рассмотрели ее уже в деталях: высокий и выпуклый лоб, темно-зеленые глаза, безупречные линии рта, волевой подбородок. Прекрасный тип женщины, изящной, но в то же время твердой.

— Из вас бы вышла отличная пара, — пошутил Бернар.

— Слишком поздно! В Йончёпинге меня ждет Сольвейг.

— Кстати, а твоя невеста-то знает, куда ты летишь?

— Да. Но не волнуйся. Она ничего никому не скажет, как, впрочем, и мои братья или сестра.

— И она не пыталась тебя отговорить?

— Она-то? Она бы стала меня презирать, если бы я отступил. Мы дружим с самого детства. Как-то раз, прочитав одну нашу восхитительную книгу, «Пираты с озера Меларен» — фамилию автора я не помню, — мы с ней и моим братом Арном, украли какую-то лодку и вышли в море. Нас отловили только где-то месяц спустя. Мне тогда было шестнадцать, ей — тринадцать, а моему брату — семнадцать. Я знаю лишь еще одну такую сорвиголову — это моя сестра Ингрид, которой сейчас восемнадцать, и которая умоляла меня — разумеется, тщетно — взять ее с собой.

В таких вот разговорах они подошли к мэрии, где обменялись дружеским рукопожатием с Элен.

— Что ж, в дорогу! — сказал Бернар. — Мы намерены представить вас — вместе с вашей просьбой — Полю Бернадаку, главе экспедиции. Сразу предупреждаю: порой он бывает очень резок, даже неистов, и чертовски раздражителен. Но вообще он — сама доброта. А вот примет ли он вас в Звездные Аргонавты…

Спустя три часа они уже входили в дом Поля. Бернар сразу же прошел в спальню-гостиную-библиотеку, толкнул дверь и обнаружил Поля лежащим на кровати с трубкой в зубах и мечтательно разглядывающим потолок.

— У меня для тебя новости, старина. Я нашел доктора, но…

— Ха! Стало быть, есть какое-то «но»?

— Да. Даже не знаю, как бы лучше сказать. Дело в том… В общем, это женщина.

Приняв сидячее положение, Поль заявил:

— Я же уже говорил: ни наймитов, ни безумцев нам не нужно.

— Не думаю, что ее можно отнести к какой-либо из этих категорий. Выглядит она вполне уравновешенной.

— Прекрасно. И где же эта птичка?

— С Сигом, в кухне.

Поль рывком поднялся на ноги.

— Ну пошли.

Как только их представили друг другу, Поль сказал Элен:

— Итак, мадемуазель, вы просите чести — так как это действительно большая честь — сопровождать нас. В принципе, я не против. Только должен предупредить вас, если эти два попугая этого еще не сделали, что у нас гораздо больше шансов остаться там, чем вернуться назад.

— Эти два попугая, — она улыбнулась, — мне об этом уже сказали.

— И потом, данная экспедиция потребует неукоснительной дисциплины. Мы все согласились соблюдать определенную хартию — вроде той, какая когда-то была у пиратов. Вам дадут с ней ознакомиться. Не ждите никаких поблажек. Вы не получите ни единой преференции, разве что отдельную каюту. Если придется выбирать — идти или сдохнуть, вы будете идти… или сдохнете.

— Именно так я это себе и представляла.

— Стало быть, вы настроены решительно?

— Да.

— Хорошо. Бернар, выдай ей экземпляр «Судового устава». Как вас зовут?

— Элен Веррен.

— С этой минуты вы просто Элен, или доктор. Обращение на «ты» — обязательно. Итак, Сиг, Бернар и Элен, встречаемся через две недели в пункте отправления. Вылетаем 25 сентября. А теперь — ступайте куда хотите, но позвольте мне спокойно разбить мои последние земные баклуши.

Глава 5. Отлет

Элен, Бернар и Сиг провели на берегах Везера еще шесть дней, дней, которые прошли в длинных прогулках на каноэ, купании в реке, дружеских беседах у костра.

Затем они сложили палатки, и Элен отправилась домой собирать вещи. Они назначили друг другу встречу и все вместе выехали поездом к месту отлета. На вокзале, за баранкой авто, их ждал Рэй.

— Так это вы — наш sawbones[5]? Well[6], я бы с удовольствием позволил вам отрезать мне ногу, — сказал он, увидев Элен.

На стройку они прибыли часов в пять вечера и обнаружили массу изменений. Из многочисленных рабочих осталось лишь несколько человек, трудившихся под присмотром Фортена. Звездолет находился уже не в ангаре, но в начале длинной заасфальтированной полосы. На носу корабля сверкала серебряная пластина, на которой было выгравировано его имя: «Ж. А. Рони-старший».

— Это Поль придумал, — пояснил Луи. — Помнишь, с каким восторгом мы читали в лицее «Борьбу за огонь» и другие книги Рони? Небольшой самолет, который мы берем с собой, называется «Г. Д. Уэллс», а герметичный гусеничный вездеход — «Жюль Верн». Под этим тройным патронажем у нас обязательно все получится!

На пороге шале возник Поль.

— Всем привет. Отправляемся завтра утром с восходом Солнца. Я знаю, что это не принято в астронавтике, но благодаря урану — в отличие от тех использующих в качестве топлива атомарный водород небольших ракет, для которых и были сделаны теоретические подсчеты — мы можем позволить себе любую фантазию.

— А как же испытания? — поинтересовался Сиг.

— Я проводил их всю неделю, старина, — вместе с Луи, Рэем и механиком. Все прошло лучше некуда. Вчера мы облетели Землю тридцать два раза на высоте четыреста километров, порой доводя скорость до 12 000 км/ч. Уж извините, что вас не дождались, но я предпочел не рисковать всеми нашими жизнями сразу. Если бы что-то прошло не так — ты во всем и без меня разбираешься, смог бы начать заново вместе с Бернаром. Программа на вечер такая: легкий ужин, небольшая автомобильная прогулка, в десять часов — отбой, заночуем на борту «Рони». Ни у кого нет возражений?

Устроившись за столом, они молча поужинали. Впервые за все время «миссия Поля Бернадака» — таково было ее официальное название — находилась в полном составе. Бернар прошелся взглядом по тем, кому предстояло вместе с ним принять участие в этой грандиозной авантюре. Поля и Луи он знал уже много лет. Первый выглядел нервным, взбудораженным, выдавал невероятные каламбуры. Бернара это не беспокоило: когда Поль не бьет баклуши, он всегда такой. Луи был немного бледен. Сиг сохранял свое обычное спокойствие, спокойствие человека, который, решившись на что-то, на попятную уже не идет. Разве что глаза его слегка блестели. Рэй, не отвлекаясь от еды, просматривал фотографии, сделанные во время испытаний. Артур Ледруа не сводил глаз с Поля, которым глубоко восхищался, и непринужденно смеялся над каждой его шуткой. Элен тоже изучала своих спутников. Жан Фортен, отказавшись от ужина, отправился еще раз осмотреть звездолет.

Всем нам, подумал Бернар, предстоит провести вместе уж и не знаю сколько времени, а быть может, вместе и погибнуть. Впрочем, здесь собрались надежные люди, на которых можно положиться, люди, которым неведом страх. И тут вдруг он осознал, что самому-то ему как раз таки страшно. Страшно, как всякий раз, когда он предпринимает что-либо опасное, взбирается на скалу или идет в горы. Он знал, что страх этот исчезнет на время работы, но затем снова вернется. Ему никогда не удавалось от него избавиться, и потому он завидовал беспечности Поля, умиротворенности Луи, спокойной смелости Сига. У него же в минуты опасности случалось какое-то раздвоение личности, вследствие чего он участвовал в происходящем словно некий совершенно посторонний зритель. Но едва все заканчивалось, он снова становился самим собой, и его нередко бросало в дрожь от пережитых эмоций. И однако же он ни разу не спасовал. Ему было страшно, но трусом он не был.

Он заметил, что Элен смотрит на него с любопытством, и, сделав над собой усилие, принялся за еду. Несмотря на самообладание сотрапезников и несколько напускную веселость Поля, ужин выдался мрачным. Сразу же после него они отправились на свою последнюю автомобильную прогулку. За рулем был Сиг, любивший, как оказалось, быструю езду. Стоял ясный и тихий сентябрьский вечер, приятный и прохладный. По небу плыли белоснежные облака. Они проехали сухую, известковую равнину, практически лишенную растительности. Сиг добавил скорости.

— Не гони, — сказал Луи. — Не самый подходящий момент для того, чтоб сломать себе шею.

— Не волнуйся. Просто хочу попрощаться с Землей в бодрящей обстановке!

Никто не ответил. Теперь они уже ехали в опустившихся сумерках, прорезаемых лишь светом фар, и каждый, уйдя в себя, тщетно пытался понять, последний ли это его контакт со знакомым миром, в котором прошла вся его жизнь.

Без двадцати десять они вернулись к звездолету, и Поль еще раз переговорил с Фортеном. Потом они поднялись по металлической лестнице и исчезли внутри. Бернар ненадолго задержался внизу, глядя на небо, затем наклонился, сорвал цветок, подхватил небольшой камушек и тоже взбежал по лестнице, после чего тщательно закрыл дверь, похожую на люки подводных лодок, и направился к дортуару. Металлический пол звездолета гулким звоном отзывался на каждый его шаг.

Бернар наполовину пробудился от перемежаемого кошмарами сна. Он открыл глаза. Где он? Над головой, в полумраке, мерцал металлический потолок. Пробежавшись по нему глазами, он заметил люк, из которого свисала тонкая лесенка. Ага, орудийный люк, подумал он, я на борту «Рони», и скоро отлет. Он проснулся окончательно. Рядом вырисовывались пять кроватей, на которых спали его товарищи. Слабый свет пробивался сквозь не до конца опущенную заслонку иллюминатора. Его кровать, крайняя в ряду, стояла у перегородки, отделявшей дортуар от лаборатории. По соседству спал Сиг. Кровать казалась ему слишком узкой, одно плечо на ней не помещалось, из-за чего длинная рука свешивалась на пол. Где-то едва слышно тикал будильник Поля. Он посмотрел на светящийся циферблат своих собственных наручных часов. Четыре пятьдесят утра. Через десять минут, подумал, зазвонит адская машина Поля. В их веселой шайке Латинского квартала этот будильник был притчей во языцех. Он шел секунда в секунду, но производил страшный и оглушительный шум, который начинался как звон старых деревенских настенных часов, а затем переходил в раскатистый гул, представлявший собой нечто среднее между охрипшим дребезжанием телефона и автомобильным сигналом. После четырех или пяти подобных гоке́тов[7] звонок прекращался.

«Кто бы мог подумать, что именно старый будильник Поля отправит нас в это великое приключение!» В этом было нечто комичное и неуместное, но в то же время успокаивающее. Он ворочался на кровати ровно до того момента, когда затрезвонил странный звонок.

Фактически, эта странность пошла делу лишь на пользу. Рэй, Сиг и Артур, для которых она была внове, покатились со смеху. Бернар и Луи последовали их примеру, в то время как Поль в шутку возмутился:

— Да как вы смеете, бесстыдники, смеяться над историческим будильником?

Они быстренько привели себя в порядок.

— Привет! Можно войти? — послышался вслед за звуком шагов по металлическому полу задорный голос. Открылась крышка люка, и возникла голова Элен. Девушка поднялась, прошла в кухню и проворно приготовила утреннее какао.

— Знаешь, Поль, — сказала она, — я вроде бы слышала, как ночью по звездолету кто-то ходил.

— Да ну, тебе это, наверно, приснилось.

Все пребывали в веселом настроении, хотя и были несколько напряжены.

— Кто хочет, может выйти и прогуляться, — предложил Бернар. — До семи еще есть время. Сам я, — продолжал он, обмакивая круассан в какао, — на это, вероятно, не осмелюсь. Вдруг потом струхну и не смогу заставить себя снова подняться на борт? Кто-нибудь желает спуститься? Никто? Тем лучше!

Завтрак закончился.

— Теперь, — сказал Сиг, — в качестве помощника командира и будучи ответственным за все, что происходит внутри звездолета, я дам вам последние указания. Луи, Бернар и Рэй, тщательно проверьте люки и двери. Убедитесь, что они плотно закрыты, а блокировочное устройство работает. Сам я проверю машинное отделение, доступ в которое будем иметь лишь мы с Полем. Сейчас шесть двадцать. У вас полчаса. Без десяти семь встречаемся на посту № 1, где Поль и распределит перед самым отлетом роли. Ступайте.

В указанное время все были на посту № 1. Каждый отчитался. Пост управления взлетом, расположенный в нижней носовой части корабля, представлял собой относительно просторный, по форме напоминавший полумесяц, отсек, вся передняя стенка которого была из витрекса, материала пластичного и по прочности не уступавшего стали. Разработанная Полем технология позволила сделать его нечувствительным к любой радиации, за исключением света и обладающих поразительной проникающей способностью космических лучей. Для пущей безопасности они установили не одно, а два стекла, разделенных слоем озона.

Было уже без пяти семь.

— Сиг и Бернар, вы останетесь здесь; поможете мне управлять звездолетом, а если потребуется, то и вовсе замените. Артур, за тобой десятый отсек, следишь за двигателями. Остальные отправляйтесь на пост № 2, только помните — на пульте ничего не трогать! Держитесь за что угодно, только не за рычаги управления. Они там такие же, что и здесь, и вы можете что-нибудь испортить. Катастрофы, конечно же, не случится, так как те, что наверху, пока что выключены, но в дальнейшем проблемы возникнуть могут.

Двое молодых людей и девушка исчезли в люке. Едва они поднялись наверх, как Рэй вооружился своим фотоаппаратом.

— Осторожнее при взлете, — прокричал через оставшийся открытым люк Пол. — Он будет не таким плавным, как взлет самолета. Рэй, Луи, вы с этим уже сталкивались. Проследите за Элен. Вылетаем в семь ноль пять. Хронометр — над пультом управления.

Оставшись одни, Поль, Бернар и Сиг устроились в прочно закрепленных удобных креслах — два из них располагались у пульта управления, третье чуть сзади — и уставились на пожирающую время секундную стрелку.

— Мне это напоминает наш первый лунный опыт, — сказал Бернар. — Нужно будет как-нибудь слетать на старушку Луну!

— Обязательно, — отозвался Поль. — А теперь — помолчи! — Он опустил рычаг, на котором значилось: «Альфа». Зажглась красная лампочка.

— Включаю диссоциаторы. Давление нарастает.

Одна из стрелочек сорвалась с места и побежала вдоль цифр по индикатору. Было семь часов четыре минуты тридцать пять секунд. В кабине царила мертвая тишина. В семь ноль пять резкий толчок, сопровождавшийся оглушительным свистящим шипением, бросил аппарат вперед. В какой-то мере это походило на рывок, с которым отходит от станции поезд. Затем последовали другие толчки, все более и более сильные, а свист перешел в рокочущий гул. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее одни пейзажи начали сменяться другими. Поль опустил рычаги «бета» и «гамма», и по циферблатам побежали и другие стрелки. Индикатор скорости показал 100, потом 150, затем 200 км/ч. Наконец, почти в самом конце полосы, «Рони» поднялся в воздух, едва не задев небольшой тополь. Сиг опустил рычаг № 1, убирая колеса в фюзеляж. Звездолет под углом в сорок пять градусов устремился в небо. Скорость все увеличивалась и увеличивалась. Спустя несколько минут после вылета, когда «Рони» находился на высоте всего лишь в 17 000 километров, они превзошли мировой рекорд, равнявшийся 1 762 км/ч. Примерно на этой же высоте у Рэя закончилась его роликовая фотопленка.

Глава 6. Их улетело семеро

К полудню они уже достигли высоты в 150 километров. Звездолет выписывал спирали вокруг Земли, с каждым оборотом набирая скорость. Первый судовой обед состоялся в 12.30. Опасаться каких-либо препятствий не приходилось, и «Рони» был предоставлен самому себе. К тому же в общем зале стрелочные индикаторы контроля воспроизводили показания индикаторов поста № 1, а перископический экран позволял видеть то, что происходило впереди звездолета.

— По сути, — заметил Луи, — отлет выдался совсем не волнительным.

— Говори за себя! — возразил Поль. — Вот лежала бы на тебе вся ответственность за маневр!.. У меня и сейчас стоит перед глазами тот чертов тополь, который мы едва не задели. Я от страха чуть не обделался!

— Yes, — подтвердил МакЛи. — Все это снято на камеру.

— Я хотел избавить вас от тех ужасных толчков, которые мы пережили во время испытаний, и взлететь плавно, но эта плавность едва не оказалась роковой.

— Что касается меня, — подала голос Элен, — то мне сложно даже представить, что мы летим к Марсу, да еще со столь невероятной скоростью.

— Мы еще не летим к Марсу, по крайней мере — пока. Мы вертимся вокруг Земли, со слабым ускорением. Именно этим объясняется тот факт, что наши ноги все еще стоят на полу. Но вскоре мы действительно направимся прямиком к красной планете. Эти круги являются всего лишь последними испытаниями…

— Стало быть, мы сжигаем уран зря?

— В очень небольших количествах. Я воспользовался, насколько это было возможно, земной гравитацией для того, чтобы в первые часы полета мы то и дело «пикировали», возвращаясь на минимальные высоты. Ты этого даже не замечаешь, но мы уже шесть раз пролетели менее чем в 60 километрах от полюсов. Теперь это уже не нужно, все идет хорошо, и вот-вот мы улетим по-настоящему — с ускорением умеренным, но гораздо более сильным, чем ускорение силы тяжести. Как следствие, пол, на котором мы сейчас находимся, станет перегородкой. Низ будет «задом» до тех пор, пока будут работать ракетные двигатели, то есть пока мы не войдем в зону притяжения Марса. Это продлится примерно две недели, с несколькими паузами практически нулевой силы тяжести, когда я буду вырубать двигатели.

— А быстрее туда нельзя добраться? — спросил Бернар.

— Ну почему же? Мы могли бы оказаться на Марсе уже через несколько часов. Но тогда бы мы спалили в разы больше урана, и я бы не успел как следует изучить космические излучения, а Луи — его созвездия.

— Я спросил это потому, что будет не очень-то и приятно жить, сбившись в кучу на наименьшей грани помещения каюты. Почему ты не сделал их кубическими?

— А ты пораскинь мозгами. В этой позиции мы проведем максимум две недели, тогда как на Марсе я намерен пробыть по меньшей мере пять месяцев, и «Рони» все это время будет находиться в горизонтальном положении.

По окончании обеда Поль направил «Рони» в желаемую сторону, после чего, ускорившись до 4 g, звездолет резко устремился вперед. Быстро превысив вторую космическую скорость, он достиг 100 000 км/ч, которые Поль и Луи сочли достаточными на данный момент. Ускорение было снижено до 1 g, и судовая жизнь наладилась. Поль измерял интенсивность космических лучей, Луи ни на шаг не отходил от башни, где располагался огромный, размером с какое-нибудь орудие, астрономический телескоп, Элен проводила инвентаризацию медицинского материала и провианта. На нее же возлегла ответственность за питание и дневное меню. Артур следил за двигателями, что было работой несложной, но скучной. Рэй снимал фильмы и вел судовой журнал. Бернар делил свое время между часами дежурства и чтением книг, научных или иных. И дни бежали один за другим в унылой монотонности пустынных пространств…

В один из таких дней, когда Марс уже начинал принимать диаметр, вполне различимый невооруженным глазом, Бернар нес вахту на посту пилотирования № 2. Он был один. В другом конце «Рони», на посту № 19 Артура подменяла Элен. Остальные спали. Тишину нарушали лишь резкие сухие щелчки регистрирующих приборов. Перед Бернаром, за широким смотровым окном, расстилалось межпланетное пространство, черное и усеянное звездами. Вдали, чуть правее, округлым красноватым пятнышком светился Марс. Не сводя глаз с аппаратов, Бернар прокручивал в голове десятки мыслей. Ни одиночество, ни тишина на него никоим образом не действовали. Было одиннадцать часов вечера. Вечер или утро, это уже не имеет никакого значения, думал он. Мы теперь вне времени. Внезапно он услышал легкие шаги за спиной, определенно женские. Уж не покинула ли Элен свой пост, что ей категорически запрещалось? Скрипнула дверь. Бернар обернулся — и разинул рот от изумления. Перед ним стояла незнакомая девушка.

Она была высокой и худощавой, хотя и довольно-таки крепкой с виду, с красивыми карими глазами и тяжелой, медного цвета шевелюрой, высоким лбом, прямым носом и спокойным, но в то же время вызывающим выражением лица. Где, черт возьми, он мог видеть это лицо? Оставаясь неподвижной и безмолвной, она пристально разглядывала его, словно стараясь признать. Он же, как только прошло первое удивление, ощутил жгучую досаду и глухой гнев. Какого дьявола здесь делает эта сбежавшая из пансионата девица? Ей было лет семнадцать, может, восемнадцать, но никак не больше. Уж лучше спросить об этом у нее самой.

— Стало быть, вы и есть неизбежный тайный пассажир? Вот уж действительно, ничего нельзя предпринять на этой Земле без того, чтобы какие-нибудь бестактные людишки не сунули в это свой нос! И что нам теперь с вами делать? Эта научная экспедиция, черт побери, а не увеселительный круиз! Вы хоть знаете, куда мы направляемся и чем рискуем?

Под потоком этих яростных слов она побледнела и отвечала на правильном, но несколько натянутом французском:

— Я прекрасно знаю, чем рискую и куда направляюсь: на Марс. И движет мною отнюдь не праздное любопытство!

— Кто вы и откуда?

— Кто я? Ингрид Ольсен. Откуда? Из Йончёпинга.

Так это была сестра Сига! Бернар внезапно вспомнил семейные фото, которые тот ему показывал. Вот где он уже видел это надменное лицо. Улыбка у нее точь-в-точь как у Сига, но как ей удалось проскользнуть на борт?

— Это было нетрудно, — сказала девушка, отвечая на его мысль. — В последний вечер, пока вы были на прогулке, я вошла и спряталась в самолете. Выходила, лишь когда вы спали. Думала показаться только по прибытии, но мои запасы провизии закончились раньше, чем я рассчитывала, и мне пришлось выйти. Брат много мне о вас рассказывал, поэтому, когда вечером я услышала, как кто-то прокричал, что вы будете на вахте с девяти вечера до часу ночи, я подумала, что лучше мне предстать перед вами.

— Все это просто чудесно, и я не вижу, как вас можно было бы отправить назад, но из-за вас нарушаются все наши продовольственные расчеты, — задумчиво произнес он. — Вы для нас — лишний рот, проще говоря, дармоедка.

— Да нет же! Я прошла школу Сига, и могу сказать без бахвальства, что являюсь хорошим химиком.

— Хорошим химиком!.. Да Поль сожрет вас с потрохами! Впрочем, позволим ему отоспаться. В час меня должен сменить Сиг. Ему это точно не понравится… Ну да ладно, садитесь-ка пока вот в это кресло.

На следующий день, под председательством Поля, с Луи в качестве обвинителя и Бернаром в роли адвоката, прошло заседание совета. Сиг не пожелал принимать в нем участия. Совет приговорил Ингрид Ольсен к заточению в «Жюле Верне» до самого прибытия. Бернар был назначен тюремщиком. Когда он спросил у Поля, с чего бы это, тот ответил: «По-французски слова «тюремщик», geôlier , и «геология», géologie, начинаются с одних и тех же букв». После заседания Сиг отвел Поля в сторонку.

— А не слишком ли вы были к ней суровы? По сути, если она в чем и виновата, то лишь в легкомыслии и отваге.

— Раз уж, старина, волей-неволей она теперь является частью команды, то должна осознать, что мы тут не шуточки шутим, и что существует дисциплина. Я поступил с ней так, как поступил бы с любым из нас. Она там всего дней на десять, так что ничего с ней не случится. «Жюль Верн» обустроен на двух персон, есть там и кушетка. Ей придется лишь сменить тюрьму — она ведь и так пребывала в заточении в «Уэллсе», гораздо менее удобном.

— Но почему тюремщиком ты назначил Бернара? Твой довод, конечно же, остроумный, но не слишком логический. Я думал, что Элен…

— Я мог бы тебе ответить, что две женщины вместе… но скажу настоящую причину. По словам Ингрид, ты рассказывал ей о Бернаре. С другой стороны, четыре года назад, в результате произошедшего в горах нелепого несчастного случая Бернар потерял невесту, Клер. Он едва с ума не сошел. Они дружили с детства и боготворили друг друга. Он на руках принес ее труп в лагерь, провел ночь у тела, а затем сам пожелал выкопать могилу. Он никогда не говорит об этом. С тех пор он сильно изменился. Когда-то это был самый веселый парень на свете, но теперь он уже не смеется — разве что иногда позволяет себе улыбнуться. А твоя сестра — девушка красивая и обаятельная. Полагаю, ты не был бы против, если бы Бернар стал твоим зятем?

— Да нет, конечно! Но еще не факт, что Ингрид влюбится в него, или он — в Ингрид.

— Как говорится, попытка — не пытка. У нее те же глаза, что и у Клер. Если Бернар полюбит ее, а она его — нет, он так или иначе на это отреагирует, он парень решительный. Против живой любви бороться куда легче, чем против мертвой. — И Поль тихо, словно про себя, добавил: — Я тоже любил Клер.

Сиг молча протянул ему руку.

Глава 7. Прилет

Один за другим пробегали монотонные дни. Мало-помалу, как казалось Полю, Бернар стал поддаваться тонкому очарованию молодой шведки. Его роль заключалась в том, чтобы дважды в день приносить ей еду, но в действительности — под тем или иным предлогом — он заходил к ней гораздо чаще. Ингрид, в свою очередь, тоже не оставалась равнодушной к тем знакам внимания, которые оказывал ей этот молодой и статный, чувствительный и печальный мужчина. Так, где-то в небе, в районе 50 000 000-го километра, родилась идиллия между французским геологом и шведской химичкой. Бернар сначала лишь простодушно подшучивал над Ингрид, говоря, что ему придется носить ей еду еще с месяц-другой, а то и дольше. Скандинавка сперва хранила угрюмое молчание, явно задетая тем, что ее называли «девчонкой», но постепенно начала расспрашивать Бернара о звездолете, о Марсе, и вскоре они уже перешли к разговорам о работе, о детстве и отрочестве. Она рассказала ему о своих вылазках на озера с Сигом и Сольвейг; он поведал ей о своих приключениях с Луи и Полем и геологических экспедициях в Сахару, с немалой долей юмора живописав ту ужасную ночь, когда его лагерь был смыт внезапным паводком ва́ди, а сам он едва не утонул… посреди пустыни. Бернар посвятил Ингрид и в тайны геологии. Он обладал даром «оживлять» давно исчезнувшие моря или рептилий вторичной эры, которые в его историях копошились на горизонте болот и трясин, под тяжелым и низким небом. Она в ответ рапортовала о своих распрях с химией, когда, совсем еще девочкой, делала только первые шаги под руководством Сига. Дошло до того, что Бернар даже рассказал ей о Клер — и без слишком уж щемящей боли.

Марс все увеличивался в размерах. Сперва это было маленькое — с булавочную головку, не больше — пятнышко в бесконечном небе, затем монетка тусклого медно-красного цвета, рыжеватая луночка. Теперь же то был целый мир, все еще далекий, но в котором уже начинали проявляться детали. Даже десятитонный кран, говорил Поль, не оттащил бы Луи от его астрономической трубы. Он уже не сомневался в том, что никаких «марсианских каналов» не существует. И на семнадцатый день после их отлета с Земли Поль за завтраком заявил:

— По правде сказать, я уже начинаю полагать, что у нас все получится. Если все пройдет без сучка и задоринки, мы будем на месте через несколько часов.

И его радость была столь велика, что он отправил Бернара за Ингрид.

Марс перестал находиться впереди звездолета и оказался под ним. Предметы обстановки заняли свое обычное место.

«Рони» начал выписывать круги все меньшего и меньшего радиуса, используя свою скорость. Они пролетели рядом с Деймосом, потом с Фобосом, и приступили к деликатному маневру приземления. Поль устроился перед пультом управления поста № 1, произвел парочку манипуляций, затем, внезапно сделавшись мертвенно-бледным, повернулся к Сигу:

— Садись на мое место. Я не смогу. Слишком нервничаю. Закашляли передние двигатели. Скорость снизилась. Звездолет был уже не более чем в пяти километрах от Марса. Бернар наклонился и посмотрел на поверхность планеты — ровную, усеянную неправильными пятнами различных цветов. Земля будто бы поднималась с головокружительной скоростью. Выскочили шасси и, с парой-тройкой толчков, «Рони» коснулся поверхности Марса в Области Девкалиона, на 10 градусах южной широты и 0 градусов западной долготы, неподалеку от Залива Меридиана. В этот момент в данной части планеты был вечер.

Бернар обвел внимательным взглядом своих спутников. Ни один из них не кричал «ура!». Они были бледны и безмолвны. Лишь Ингрид улыбалась. Сиг выглядел изнуренным. Он направился к иллюминатору, страстно желая собственными глазами увидеть эту неведомую землю. По мере того как он приближался, горизонт расширялся. То была красноватая пустыня, немного волнистая и терявшаяся где-то вдали в легком тумане. То тут, то там поверхность планеты прорезали канавки темно-зеленого цвета. Была ли это растительность? У самой земли вихрем кружился тонкий песок, поднимаемый легким ветром. Вверху висело безоблачное, глубокой синевы небо. И во все стороны тянулась одна и та же унылая опустошенность, без единой неровности, на которой можно было бы задержать взгляд. Эта почва казалась какой-то состарившейся, одряхлевшей и непоправимо бесплодной. От нее исходила суровая, тяжелая красота, не имевшая ничего общего с самыми засушливыми пейзажами Земли. Освещало эту равнину заходящее солнце, тусклое и ущербное.

К Сигу присоединились и другие. Прижавшись лбом к стеклу, они долго еще стояли, словно статуи, без единого движения, изучая то, чему на долгие дни предстояло стать обрамлением их жизни. И всем им приходила в голову одна и та же гнетущая мысль — что их путешествие окажется напрасным, что они ничего не найдут на этой голой планете — ничего, кроме песка и одиночества.

Опускались, и довольно-таки быстро, сумерки — они находились недалеко от экватора. Поднялась марсианская луна, тусклая и блеклая. Засверкали редкие звезды. Во время полета они часто представляли себе прибытие и всегда думали, что их первым порывом будет облачиться в скафандры и выйти. Теперь же они этого совершенно не желали, раздираемые противоречивыми чувствами — мыслью о том, что момент, когда на землю Марса ступит нога первого человека, слишком торжественен, чтобы не предполагать какой-либо церемонии, и впечатлением, что этот новый мир вызывает у них неприязнь.

Сделав над собой усилие, Поль направился к электрическому выключателю и зажег свет, после чего повернулся к товарищам, которые так и стояли неподвижно, замкнувшись в себе.

— Ну вот, — сказал он, и голос его прозвучал хрипло и неуверенно. — Прилетели. Думаю, вечером мы сможем провести необходимые анализы атмосферы, чтобы точно уже знать, что нас ждет, и с рассветом быть готовыми выйти наружу. Но прежде давайте-ка поедим. Элен! Проснись. Тебя ждет твоя роль кухарки. Встряхнитесь же, черт возьми!

В полной тишине все уселись за стол.

— Ладно, — сказал Луи. — Первую часть нашего предприятия мы завершили вполне успешно. Предлагаю отметить это дело, распив несколько бутылок винца. Это нас чуть взбодрит!

Элен поднялась на ноги, но прежде чем отправиться в камбуз, закрыла заслонки иллюминаторов, изолировав тем самым всех от холодного и мрачного внешнего мира.

Глава 8. Призраки

Они прошли в лабораторию. Сиг настроил аппаратуру на восприятие внешнего мира. Давление равнялось 7 сантиметрам ртутного столба, температура 3 градусам Цельсия. Гигрометр выявил незначительное, но ощутимое наличие водяного пара.

— Ну вот, — сказал Луи. — Условия даже лучшие, чем можно было рассчитывать. Марс менее иссушен, чем предполагалось, а давление достаточное, чтобы мы могли позволить себе использовать легкие скафандры. Температура, естественно, низкая, но я ожидал худшего. Даже на Земле, в пустынях, ночи холодные. А что, Сиг, нам дает анализ воздуха?

— Примерно пятую часть кислорода от того, что есть у нас. Присутствует азот, инертные газы.

— Браво. Проблема воздуха решена. Мы сможем получить столько кислорода, сколько пожелаем. Наше пребывание на Марсе будет ограничено одними лишь запасами продовольствия, если, что вполне вероятно, мы не найдем его здесь. Провианта нам хватит примерно на полгода. Или я не прав, мадемуазель баталёр? Что меня удивляет, так это наличие водяного пара и кислорода. Как так вышло, что ранее их не смог определить спектроскоп, прибор весьма чувствительный?

— Чего не знаю — того не знаю. Но если ты мне не веришь, можешь сделать анализы заново.

— О, не думаю, что я способен превзойти такого знатока минеральной химии, как ты! Да и поздно уже. На Земле сейчас одиннадцать вечера — здесь примерно столько же. Предлагаю все же поспать в нашу первую ночь на Марсе.

По настоятельной просьбе Поля был установлен порядок дежурств.

Первым выпало нести вахту Бернару.

Он расположился в башне. Зрительная труба Луи уступила место пушке калибра 47 мм и прожектору. Часового ожидало удобное кресло. Из больших иллюминаторов открывался широкий обзор во всех направлениях. Бернар поудобнее устроился в кресле. Перед ним находился пульт управления движениями башни, грузового подъемника и прожектора. Он бросил взгляд на передний иллюминатор. Внизу сверкала в лунном свете слегка бронированная палуба звездолета. Чуть дальше она резко обрывалась, и начинался рыжий песок Марса. То и дело налетавший ветер кружил этот песок в миниатюрных смерчах. В чистом небе сияли редкие звезды, не столь неподвижные, как в межпланетном пространстве, и гораздо менее мерцающие, чем на Земле.

Бернар вытащил трубку, тщательно набил ее и зажег. Теперь он мог курить когда и сколько угодно. Об экономии кислорода думать уже не приходилось — во внешней среде его было с избытком. То была одна из главных их тревог, которая развеялась сразу же после того, как стал известен результат проведенных Сигом анализов. В не меньшей степени Бернара радовало и то, что атмосферное давление составляло здесь всего лишь 1/5 от земного. Луи опасался, что оно будет равно 1/10, а то и вовсе 1/20! По сути, это дежурство на Марсе было вполне приятным. Было маловероятно, что произойдет нечто экстраординарное. Марс выглядел мертвой, бесплодной планетой, напрасно крутящейся в космосе. Быть может, эти зеленые пятна представляют собой остатки растительности? Будет видно… Он свернулся калачиком в кресле и позволил одним минутам плавно перетекать в другие. Время от времени он разворачивал башню на 360 градусов и, даже не меняя позы, обводил взглядом горизонт. Горизонт неподвижный и незыблемый.

Ближе к концу второго часа он провалился в полудрему, которая мало-помалу трансформировалась в глубокий сон. Ему снилось, как по возвращении на Землю он женится на Ингрид.

И, сразу же после церемонии, встречает на углу улицы Клер, живую Клер, которая упрекает его в том, что он ее бросил: «Ты просто не увидел, что я не мертва; мертвым был лишь мой образ в твоем сердце». И вдруг перед ним вырастают пошатывающиеся горы, которые и говорят, ухмыляясь:

«Не слушай ее, Бернар, мертва она, еще как мертва. Уж нам-то не знать! Со стометровой высоты сорвалась!» Поднимается ветер, и этот ветер кричит, свистит, разгоняет его друзей. И вот он уже стоит на голой равнине напротив гигантского краба, который, перебирая клешнями, смотрит на него немигающим взглядом.

Бернар резко проснулся; часть сна была реальной: ветер. Обзор затрудняли тучи тонкого песка, с легким шуршанием разбивавшегося о стекла иллюминаторов. Ему показалось даже, что он мельком заметил во тьме нечто, имевшее форму огромного краба, и это нечто поспешно унеслось прочь, сделавшись неразличимым в облаке пыли. Он вскочил, навел прожектор, но кроме клубов песка, дрожавших в луче света, как дрожит дождь, ничего не увидел.

«Должно быть, мне это приснилось», — подумал он. И однако же какой-то внутренний голос шептал ему, что он действительно видел краба, видел не во сне, а наяву.

В горле пересохло. Бернар выпил немного воды, подобрал упавшую на пол трубку. Набил ее заново, посмотрел на часы. Еще полтора часа. Спать уже не хотелось, но ему было как-то не по себе. Вернулось то ощущение, которое он не испытывал с далекого детства, когда, находясь один в дядюшкином доме, сидел, повернувшись спиной к ночной тьме, у камина, и читал какую-нибудь книгу. Тогда порой ему казалось, что что-то пристально смотрит на него из этого гнетущего мрака. Он резко оборачивался с непроизвольным содроганием — и ничего не видел… И вот снова эта неотступная мысль. Она была сродни нависшей над ним угрозе, чему-то бесформенному и опасному, готовому вот-вот на него обвалиться. Он попытался насвистеть какой-нибудь веселый мотив, как всегда делал мальчиком, но свист прозвучал зловеще в этом металлическом колпаке. Он прервался и только тогда понял, что насвистывал «пляску смерти». «Что ж, хорошее предзнаменование», — попытался он пошутить. Он натужно рассмеялся, но смех отразился от стен столь странным образом, что он обернулся. Иллюминатор казался глазом, который смотрел на него без всякого выражения, машинным глазом. Ему вдруг стало страшно. Смутная тревога переросла в панический испуг. В один миг Бернар сбежал вниз по лестнице, но едва он коснулся пола дортуара, как ему стало стыдно. Что подумали бы о нем товарищи, которые безмятежно спят там, под его охраной? Он поднялся обратно в башню, снова устроился в кресле, плеснул в стакан водки из графина, залпом выпил и в третий уже раз за вечер набил трубку. Чтобы больше не чувствовать, будто нечто следит за ним сзади, перевел башню в режим медленного и постоянного вращения. На всякий случай зарядил пушку, решив, что нужно быть готовым ко всему. И только тогда почувствовал некоторое облегчение. Однако же сказать, что он совершенно спокоен, Бернар не мог. Он, ученый, для которого Бог являлся не более чем недоказанной гипотезой, чувствовал, что становится суеверным. Окружавший его бесплодный мир казался ему враждебным, а ветер нагонял призраков: призраков Марса, его возможных гуманоидных цивилизаций, призраков Земли, призраков мертвых богов. И снова, как и во сне, в его мыслях возник призрак Клер. «Нет, я никогда тебя не забуду, но вспомни, ты заставила меня поклясться, что если тебя не станет, я заживу по-новому. Я подчиняюсь твоему желанию. И если хоть какая-то частица тебя жива, ты должна быть довольна. Но я тебя все равно никогда не забуду». Он посмотрел на часы: до смены всего лишь десять минут. Все в порядке. Ах нет — пушка! Он осторожно разрядил ее. «Не нужно, чтобы они видели, как мне было страшно».

Ветер прекратился. К Бернару окончательно вернулось былое спокойствие. Поднявшийся в башню Поль, которому предстояло дежурить следующим, обнаружил его насвистывающим какую-то веселую арию, с трубкой в руке.

— Ну что?

— Ничего. В какой-то момент мне показалось, что я вижу приближающегося к звездолету гигантского краба, но так как ветер поднимал тучи песка, видимость была крайне низкой. Я прошелся по равнине лучом прожектора, но ничего не увидел. Должно быть, задремал, вот и привиделось…

— Вероятно. Спокойной ночи.

Часть вторая. На бесплодной планете

Глава 1. Семь иридиевых призм

На следующее утро, едва рассвело, на корабле поднялась невообразимая суматоха.

— Так как сегодня отдаляться друг от друга не будем, — сказал Поль, — выходят все.

— Кто спустится первым? — спросила Элен.

— Не имеет значения. Мы не министры, не конкистадоры. Водружать флаг не будем. Если здесь есть марсиане, эта земля — их. В противном случае она принадлежит всему человечеству, которое, к сожалению, пока что не имеет общего флага. Поэтому надевайте скафандры и проходите в герметический отсек. Вы все знаете, как функционируют различные устройства. Сразу предупреждаю: вес снаряжения не восстановит ваш собственный земной вес. Так что осторожнее, можете и кувыркнуться!

Они прошли в шлюзовую камеру. С легким, постепенно стихающим свистом наружу вытягивало воздух. Сиг открыл тяжелую дверь. Разложилась лестница, и они спустились. Всем тотчас же показалось, что момент куда менее торжественен, чем им представлялось — Артур даже не удержался от того, чтобы не произнести потешно расстроенным тоном:

— Черт побери! И только-то?

Переданное микрофонами, это глубокомысленное соображение вызвало у них смех.

— Не будем ни о чем судить заранее, Артур, — сказал Поль. — Мы здесь всего-то несколько часов.

— Да уж, интересного тут пока мало! — заметил Бернар. — Чрезвычайно похоже на некоторые уголки Сахары — разве что там песок другого цвета.

Он наклонился, подхватил щепотку. Песок оказался кварцевым, очень тонким, красноватого окраса.

— Ничего интересного, — повторил Бернар. — Пойдемте рассмотрим зеленые пятна.

Они направились — сначала шагом, потом бегом — к ближайшему пятну. Легкие скафандры практически не стесняли движений. Прибыв на место, они увидели, что это не растительность, а всего лишь иначе окрашенный и представленный уже чуть более крупными гранулами песок. Он выглядел слегка влажным.

— Возможно, это никелевые соли, — сказал Сиг. — Здесь нет даже растительности. Эта планета определенно мертва. И однако же мы находимся почти на экваторе, в самой теплой ее части.

Ветра не было. Тишина, устанавливавшаяся в интервалах между разговорами, была абсолютной, столь абсолютной, что, несмотря на разрежённость воздуха, отчетливо слышалось поскрипывание песка под башмаками Луи и Элен, прогуливавшихся на некотором отдалении.

— Эта планета мертва, — задумчиво повторил Сиг. — Мы прибыли слишком поздно, если, конечно, на ней вообще когда-то была жизнь.

— Возможно, — вполголоса ответил Поль.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вечером, во время моего дежурства, приходи вместе с Бернаром в башню. Там и поговорим.

— Хорошо. Но в чем дело?

— Там увидишь. В любом случае — далеко один от другого не отходим!

Метрах в двадцати от них Рэй снимал на пленку первый контакт землян и Марса…

Так — в коротких экскурсиях, анализах почвы и замерах физических факторов — и прошел день. Сиг и Ингрид определили химические компоненты почвы, которую Бернар изучал в поляризационный микроскоп: кварц, магнетит, кое-какие полевые шпаты, никель и коллоидальный кобальт. Известняка в почве не обнаружилось. Поль замерил ускорение силы тяжести и скорость распространения звука. Луи хотел было приступить к составлению карты, но как картографировать эту песчаную и без какого-либо рельефа почву? Элен читала. Артур возился с двигателем «Жюля Верна», у которого отказал компрессор.

Наступил вечер. После ужина все собрались на совет. Было решено, что, пока идет ремонт авто, утром экспедиция из четырех человек отправится в каком-нибудь направлении и проведет разведку местности, удалившись от звездолета километров этак на пятнадцать-двадцать. Затем все, за исключением Поля, которому предстояло первым нести вахту, пошли спать.

В двадцать три часа Сиг поднялся и осторожно потряс за плечо Бернара.

— Что такое?

— Пойдем. Поль хочет нас видеть.

Они бесшумно прошли к лестнице. Поль, ожидавший их прибытия, открыл и тщательно закрыл за ними люк.

— Не хотел понапрасну беспокоить остальных, — пояснил он. — Сиг, ты сменил меня прошлой ночью. Ничего тогда не заметил?

— Да нет, ничего особенного. А ты?

— А вот я заметил! Когда я заступил на вахту вместо Бернара, он сказал, что будто бы мельком видел гигантского краба. Он не был уверен, что ему это не приснилось. При зажженном прожекторе ничего такого он уже нигде не обнаружил.

— А ты что-то видел? — прервал его Бернар.

— Да я и сам уверен не больше твоего. Возможно, на меня так подействовал твой рассказ, но мне показалось, будто что-то движется вон там, — он указал рукой в юго-западном направлении, — что-то с шевелящимися конечностями. Была ли это галлюцинация? Может быть. Или же мы действительно что-то видели?

— Возможно и такое. Нужно быть осмотрительными. В завтрашнюю экспедицию войдут лишь трое: ты, Бернар, сам я и Луи. Ты, Сиг, останешься здесь. И мы возьмем с собой ружья и гранаты.

Они шли уже около трех часов. Вследствие слабой силы тяготения им казалось, что они попали в одну из сказок своего детства и что на ногах у них — сапоги-скороходы. Благодаря легким скафандрам уменьшение давления не доставляло им ни малейших хлопот, но под черным небом они страдали от монотонности пейзажа — и от его сухости и бесплодности. Ввиду отсутствия хоть каких-то визуальных ориентиров их не покидало гнетущее ощущение непродвижения, топтания на месте. Пока был заметен звездолет, они соразмеряли свой ход со своим же постепенным от него удалением. Затем он исчез, растворившись вдали, и теперь они шли по компасу — магнетизм Марса, более слабый, чем на Земле, все же был вполне достаточным — прямо на запад.

Бернар пристально разглядывал поверхность планеты, выискивая хоть что-то такое, на основании чего можно было бы судить о ее прошлом, но повсюду лежал все тот же железистый песок. Что до его спутников, то они рассматривали, как правило, горизонт, надеясь заметить наконец-то какую-нибудь другую неровность почвы, помимо тех гладких дюн, что высились то тут, то там. В конце концов Поль нечто такое все же обнаружил.

— Взгляни-ка, геолог… Что это вон там, на дне вот того ручейка?

Бернар нехотя обратил свой взгляд в указанную сторону — и аж подпрыгнул. На дне канавки виднелась голая горная порода. Лихорадочно вытащив молоток, он отбил небольшой осколок. Это оказалась некая рыжеватая, блестящая материя.

— Чертовски похоже на кое-какие известняки!

Он быстро произвел проверку на кислотность: послышалось громкое шипение. Бернар повернулся к товарищам и с волнением в голосе произнес:

— Насколько это известно современной науке, известняк образуется лишь в условиях жизни…

Унылый пейзаж для них в один миг словно сменился зелеными полями. Стало быть, на этой проклятой планете все-таки была жизнь! Все трое тотчас же заметно повеселели. Кое-что они все же нашли! И даже если этим все их находки и ограничатся, их труд уже не был напрасным!

Спустя полчаса они задумались о небольшом привале, но так как поднимались по дюне, решили дойти до вершины и там уже остановиться. Через пару минут они уже стояли на краю утеса. Какая-то река давно минувших времен проре́зала там столь невероятный каньон, что даже многие тысячелетия не смогли его изгладить. Долина была наполовину засыпана песками, от которых в большей степени пострадал противоположный берег.

Они спустились по узкому ступенчатому уступу и расположились биваком внизу, на выступе. Неподалеку обнаружился все тот же рыжеватый известняк. Бернар направился к груде свежих обломков, и вскоре до ушей его спутников донеслись звуки ударов молотка, приглушенные разрежённостью воздуха. Вдруг они увидели, как Бернар заскакал в танце краснокожих, гротескно деформированном скафандром и слабой силой тяготения. Он размахивал кусочком скалы и издавал нечленораздельное мычание. В два прыжка Поль и Луи очутились рядом.

— Ну, что там у тебя, старина? Говори же! Что ты нашел? Ответом им было радостное завывание:

— Аммонит! Да, аммонит. И знаете, что это доказывает? Что жизнь на Марсе, по крайней мере — до определенного момента, эволюционировала так же, как и на Земле!

То действительно был аммонит — в крайне плохом остаточном состоянии. Они отчаянно застучали по известняку молотками и вскоре получили целую коллекцию различных ископаемых, относящихся к весьма схожим с земными животным — за исключением разве что некоей раковины с двойной спиралью, приведшей Поля в сильное замешательство. В порыве чувств он бросился к утесу и, вооружившись молотком и резцом, выгравировал:

«Здесь, 12 октября 1956 года, экспедиция «Земля — Марс» получила первое доказательство того, что Марс не всегда был мертвой планетой».

Но самую важную находку в тот день сделал все-таки Луи. Обогнув утес, он вернулся обратно бегом и без единого слова потащил товарищей за собой. И там, поднимающиеся прямо из песка и образующие семь сторон правильного семиугольника, высились семь призм белого металла.

Глава 2. Исчезновение Рэя

Катящийся к лагерю Семиугольника и мертвой долине «Рони» шатало из стороны в сторону. Через несколько минут пути земляне были уже у загадочных призм.

Элен, выдвинувшая гипотезу о кристаллизации, была яростно атакована Бернаром и Сигом, которым не составило труда доказать ей, что эти, также семиугольные, призмы не могут быть природными без того, чтобы не разрушить все до единого законы земной кристаллографии. И раз уж земная химия применяется к звездам, нет никакой причины не применять земную кристаллографию к Марсу. Нет, эти призмы могут быть только искусственными.

— Стало быть, на Марсе существовала — а возможно, и сейчас существует — некая гуманоидная форма жизни, — сказал Бернар стоявшей рядом с ним Ингрид, а про себя подумал: «Теперь я уверен, что все это в ту ночь мне не приснилось».

Поль и Сиг внимательно осматривали призмы. Те были метра три высотой и сантиметров семьдесят шириной.

— Для чего, черт возьми, они могли использоваться? И что это за металл?

Сиг подошел к одной из призм и с помощью инструментов попытался отделить от нее кусочек.

— В любом случае он очень твердый.

Наконец, после очередного могучего удара молотком, часть грани отскочила. Сиг подхватил ее, позвал Ингрид и поднялся в «Рони». Вернувшись, он объявил:

— Сплав платины, в незначительной доле, и иридия. На Земле каждая такая призма стоила бы целое состояние.

— И это притом, что только тут таких — целых семь! — воскликнул Артур. — Но это ничего не говорит нам о возможном способе их использования!

— Быть может, здесь был какой-нибудь храм, — предположил Луи. — Этот драгоценный металл…

Рэй пожал плечами:

— Для них это не обязательно был драгоценный металл.

— Ты прав. Пока что мы об этом ничего не знаем.

— Лучшее, что можно сделать, — сказал Бернар, — это начать копать в основании.

— Сразу видно геолога. Копай, где тебе вздумается, а я сделаю несколько снимков окрестностей. Ты идешь, Луи? Нужно снять карту местности.

— Нет, я останусь. Хочу посмотреть, во что они вросли. Начались работы по снятию грунта, на которые был брошен легкий экскаватор, извлеченный из грузового отсека «Рони». Под опытным управлением Артура он быстро проделал в сыпучем песке достаточно широкую воронку. В ней, на глубине примерно в два метра, они наткнулись на гладкую металлическую поверхность, в которую погружались — причем плавно, без каких-либо линий разрыва — призмы. Поль и Сиг спустились в яму.

— Странно, — начал последний…

Где-то вдалеке прозвучал приглушенный выстрел, за ним еще один, потом еще два. И наступила тишина…

— Рэй! Рэй!

Этот призыв, усиленный мегафонами, которыми были оснащены шлемы, зловещими отзвуками разнесся по всему пространству. Они разбились на три поисковые группы, после того как в тысяче восьмистах метрах от лагеря, уже выйдя из долины, обнаружили пустые гильзы и ружье Рэя — с искривленным и наполовину обрезанным, словно мощными кусачками, стволом. На песке следы шагов резко обрывались, сменяясь странной дорожкой в виде шедших через равные промежутки коле́й.

— Рэй!

В гладком бескрайнем пространстве это прозвучало смехотворным криком. Звук долго парил и упал без ответа.

— Рэй! Рэй!

Поль плакал от ярости и отчаяния.

— Это я виноват. Мне следовало запретить ему отходить так далеко от лагеря.

Раскатистый гул заставил его обернуться. Сиг и Бернар выкатили из грузового отсека «Г. Д. Уэллс» и поднялись в воздух. Самолет набрал высоту, сверкая в черном небе, под тусклым солнцем, развернулся и устремился на восток, в том направлении, куда уходили следы. Сиг сидел за штурвалом, Бернар обозревал окрестности, выискивая хоть малейшее указание на то, куда мог подеваться Рэй. Оба, даже невозмутимый швед, кипели от сдерживаемых гнева и боли — ведь, в глубине души, они так любили своего потерявшегося товарища, этого молчаливого американца, помешанного на фотографии и приключениях! Сейчас они готовы были разорвать в клочья неведомых врагов, вероломно напавших на тех, кто их никак на это не провоцировал.

Они пролетели над довольно-таки большим холмом, украшенным широким портиком природного, судя по всему, происхождения. Дорожка уходила прямо под этот портик, внутрь холма. Спикировав вниз, самолет остановился метрах в тридцати от входа. С полными гранат сумками через плечо они прошли внутрь и, замедлив шаг, неторопливо осмотрелись. Они находились под арочным сводом метров в двадцать высотой, который постепенно растворялся во мраке. Осторожно, с гранатой в руке, они двинулись дальше. Кругом стояла мертвая тишина. На скалистом полу никаких следов видно уже не было. Затем луч фонарика Сига высветил до боли знакомый предмет: кожаный футляр от «Лейки» Рэя. Бернар поднял его. Он оказался пустым и закрытым. Расстегнув футляр, Бернар обнаружил в нем смятый листок бумаги, на котором карандашом были не очень разборчиво начерканы несколько строк.

«Угодил в плен. Металлические крабы. Марсиане, похожие на людей, но маленькие и крайне уродливые. Думаю, убил одного. Не волнуйтесь, случалось бывать и не в таких переделках. Зажат в клешне, немного больно, но терпимо. Не рискуйте собой ради меня (трижды подчеркнуто)».

Бернар и Сиг переглянулись через стекла их шлемов. В голову им пришла одна и та же мысль: «Идем дальше!»

— Нет, — сказал наконец Сиг. — Нас слишком мало. Нужно позвать остальных.

Бернар схватил его за руку.

— Осторожно!

Погасив фонарики, они распластались на неровном полу пещеры. Приближалось металлическое бряцание, сопровождавшееся волочением по земле чего-то тяжелого. Сиг подкрутил линзу своего фонаря таким образом, чтобы можно было послать вдаль тонкий пучок света, и снова его включил. Луч прошелся по земле, удалился и замер метрах в пятидесяти. В их направлении двигался большой, метров трех с половиной-четырех в диаметре, аппарат, идеально имитирующий краба с его тремя парами ног, двумя клешнями, усиками и небольшими стебельчатыми глазками. И все же некоторая жесткость движений выдавала машину. Она приближалась к ним со скоростью идущей рысью лошади.

Практически одновременно они швырнули гранаты и упали на каменистый пол. В свете фонарей и взрывов они увидели, как во все стороны разлетелись куски металла, подбитый краб пошатнулся и повалился на раздробленные ноги. Пещеру осыпало осколками металла и скальной породы. Услышав над собой скрежетание, они подняли глаза: часть свода грозила вот-вот обвалиться.

— Убираемся отсюда! Скорее!

Они со всех ног припустили к выходу. Позади них с адским грохотом рушилась пещера. Еще десять метров, еще пять… Бернар ощутил сильный удар в голову и провалился во мрак.

Первым, что он увидел, придя в себя, было встревоженное лицо товарища. Он лежал на полу самолета. Рядом с ним валялся футляр от «Лейки» Рэя. Он вспомнил их находку, битву, обрушение пещеры.

— Что со мной произошло?

— А, уже оклемался!.. Тебе в голову прилетел камень. На Земле, учитывая его размеры, он бы тебя убил. Здесь же тебе на руку сыграли слабая гравитация и защитный шлем.

— Где мы?

— В воздухе. Возвращаемся в лагерь.

— А пещера?

— Забудь о пещере, ее больше нету… Ну, вот и долина. Прибыли. Но… Взгляни-ка на это, Бернар!

Бернар с трудом поднялся на ноги. Он ощущал острую боль в затылке, да и в мозгу была полная сумятица. Плюхнувшись на второе сиденье, он посмотрел вниз через боковое стекло.

«Рони» со всех сторон обступили крабы. Их было несметное количество, с сотню, не меньше. Башня звездолета беспрестанно вертелась, и ее пушка выдавала один выстрел за другим. Снаряды взрывались в песке, осыпая врагов осколками, или же на панцирях крабов, пробивая их насквозь. Несколько десятков крабов уже удалось обездвижить, но им на смену приходили другие, выбиравшиеся из огромного люка в земле в четырех или пяти километрах от лагеря. С дюжину машин яростно молотили клешнями по корпусу звездолета. Другие преследовали «Жюля Верна», который вычерчивал отчаянные зигзаги, извергая огонь своих учетверенных пулеметов.

Ошеломленные числом врагов, они с пару-тройку секунд пребывали в ступоре, но Сиг быстро взял себя в руки.

— К счастью, мы уже заправились бомбами. Целься получше, Бернар! Первый удар нанесем по люку.

Лицо его было напряженным и жестким. На никелированной поверхности панели Бернар увидел отражение своего собственного — сморщившегося от боли и желания показать себя с лучшей стороны. Прочертив в воздухе кривую, «Уэллс» спикировал прямо на цель. Бернар склонился над визиром, и когда люк, из которого выползали вражеские машины, оказался в поле зрения прицела, переключил тумблер режима бомбометания в положение «залп». Обернувшись, он увидел, как блестящие точки снарядов какие-то доли секунды еще следовали за самолетом, потом опустились и исчезли. Затем по краям люка словно разверзлись вулканы. Спустя несколько мгновений до них донесся звук взрыва. Самолет развернулся, чтобы оценить результаты. Земля была покрыта фрагментами машин, а выводившая их на поверхность система, должно быть, вышла из строя, так как крабы из люка выползать перестали.

— Повезло, что Поль настоял на том, чтобы мы захватили с собой и всегда держали наготове это прекрасное снаряжение. А я еще смеялся! — пробормотал Бернар.

— А теперь поможем друзьям.

Они сделали круг над полем битвы. «Рони» яростно защищался, тогда как осаждавшим мешали обломки их товарищей, которые они вынуждены были отбрасывать в стороны, чтобы приблизиться к звездолету.

Похоже, орудий у них нету, — облегченно вздохнул Сиг. Что до «Жюля Верна», то ему приходилось несладко: он был уже почти окружен и, судя по всему, израсходовал весь свой боезапас. «Уэллс» устремился к нему, и через пару секунд затрещали размещенные в его крыльях автоматические пушки калибра 20 мм. Два краба рухнули на землю, остальные отхлынули назад, и внезапно началась паника. Собравшись в несколько кучек, крабы стремительно понеслись назад, к тому месту, откуда выползли. Сиг и Бернар сбросили на них остатки своих бомб, раздробив колонны. Затем, когда Сиг спикировал на отставших, поливая их огнем, Бернар снова провалился в беспамятство.

Глава 3.Черные марсиане

До его ушей долетали обрывки разговора. Он лежал на своей кровати, в дортуаре, скованный приятным полуоцепенением. Он знал, что голова его перевязана.

Его товарищи находились в башне.

— Да, — говорил голос Поля, — мы преподали им тяжелый урок. Уничтожены 122 машины. Теперь им известны наши средства защиты. И так как в каждой машине было по двое марсиан, их потери насчитывают 244 особи. Пленных нету. Те, кто не погибли в результате бомбардировки, умерли от резкого понижения давления. Судя по всему, они живут в пещерах с близким к нашему атмосферным давлением и переносят декомпрессию еще хуже, чем мы.

— Спасением мы обязаны «Жюлю Верну», — сказал Луи, — и управлявшим им дамам. Не прояви Элен и Ингрид хладнокровия, даже не знаю, смогли ли бы мы вернуться на «Рони».

— О! — воскликнула Элен. — Если кого вам и сто́ит благодарить, то это Ингрид. Мне было страшно, и, полагаю, машина выписывала такие зигзаги именно вследствие этого моего страха, нежели благодаря ловкости, тогда как она не боялась ни секунды. Честное слово, думаю, она была даже рада оказаться у пулемета! Она пела!

— А! Вот и доктор! Как он там? — поинтересовался Сиг.

— Бернар? Будет на ногах уже дня через три. С ним сейчас Ингрид.

Только тогда Бернар осознал, что то, что раньше касалось его лба, было рукой молодой шведки.

Он снова проснулся. Боль в голове была уже не ноющей, но слегка постреливающей, однако он ощущал слабость — и ни малейшего желания шевелиться. Он был один в большом дортуаре. В звездолете царила полнейшая тишина. Вероятно, остальные находились снаружи, осматривая обломки марсианских машин. Он медленно повернул голову, чтобы рассмотреть время на будильнике Поля. Половина третьего. Рядом, на круглом столике на одной ножке, стоял полный стакан с прислоненной к нему запиской: «Выпей». Он повиновался. Настой оказался вполне терпимым на вкус, скорее даже освежающим. Он снова уронил голову на подушку, усталый и безмятежный, и почти тут же уснул.

Из дремоты его вырвали звуки шагов. Круг иллюминатора был темным, на центральном столике горела небольшая дежурная лампа. Шаги приближались. Отъехала в сторону дверь, и вошли Ингрид с Элен.

— Как себя чувствуешь?

— Уже неплохо. Присутствует какая-то разбитость, но она пройдет, как только я смогу встать на ноги.

— Возможно, завтра утром.

Доктор дотронулась до его запястья.

— Жар уже практически прошел. Все будет в порядке.

— Значит, это вы спасли экспедицию? Как это произошло?

— О, это было очень просто и быстро. Поль, Луи и Артур находились в экскаваторе, который они собирались вернуть, прежде чем в свою очередь отправиться на поиски Рэя. Мы с Ингрид перетаскивали в «Жюль Верн» провизию. Внезапно появились крабы и стремительно отрезали остальным пути к отступлению. Ингрид подтолкнула меня к штурвалу, а сама бросилась к пулеметам. А тут еще двигатель никак не хотел запускаться!.. Следующее, что помню: сижу, вцепившись в штурвал, вычерчивая зигзаги, в то время как где-то рядом стрекочут пулеметы. Крабы начали отходить, и нашим парням удалось пробиться к «Рони» через образовавшуюся в их цепи «дыру». Загрохотала пушка. Мне было очень страшно. Ингрид же пела и орала проклятия. Затем закончились боеприпасы, и мы рванули назад. Тут появились вы… Но это нашествие крабов! Какой кошмар! Забавно, что их машины до такой степени походят на наших, земных крабов! Сначала мне даже показалось, что они живые! И все это время перед глазами у меня стоял тот, которого я когда-то препарировала на подготовительных медицинских курсах, и который дрыгал в ванночке ножками, пока я накалывала его на булавку! Я уже даже начала представлять, как вскоре уже они начнут меня препарировать… Вовремя вы вернулись!

— А марсиане? Как они выглядят? Рэй писал, что они похожи на людей — только гораздо более уродливые.

— Завтра все сам увидишь. Трое сейчас в нашей холодильной камере, ожидают встречи со скальпелем. Остальных мы предали земле. Это ужасные карлики, черные-пречерные. Но довольно уже разговоров. Сейчас половина восьмого. Друзей увидишь, когда они придут спать. Оставляю тебе Ингрид.

— Ну, и о чем же думала во время боя ты?

— Я-то? Я была слишком возбуждена — к счастью, возможно. И мне тоже, что бы там ни говорила Элен, было безумно страшно. Просто хотела показать всем, что я здесь — на своем месте. Но хватит болтать. Отдыхай.

Она села рядом, зажгла прикроватную лампу и принялась читать одну из шведских книг Сига. Бернар смотрел на нее в свете лампы. Ее профиль вырисовывался на темном фоне, медно-красные волосы каскадами падали на плечи. Она была очень красива с этой легкой складкой на лбу и выглядела спокойной, нежной и гордой.

Была ли она сейчас той же самой, которая смеялась и пела в бою? Он всегда считал, что женщина равна мужчине, но все же не является его гомологом. И вот они с Элен сделали то же самое, что на их месте сделал бы и сам он. Сражались наравне с их товарищами-мужчинами. Больше того! Сам он в бою никогда не смеялся — лишь делал нужные жесты, раздражаясь от того, что вынужден убивать и рисковать собственной жизнью. Вот и сейчас он был немного раздражен тем, что она оказалась не совсем такой, какой он себе ее представлял. Умыкнуть парусник с братом или даже тайком пробраться в звездолет — это все же не то же самое, что сражаться, смеясь и распевая песни, с существами, о которых ничего не знаешь. В глубине души он испытывал к ней сложное чувство, состоящее из любви, восхищения, желания и легкого неодобрения. Я глупец, думал он. Как я могу осуждать ее за то, что она помогла нам! Но он спрашивал себя: а что, если ей недостает человечности? Он вспомнил, что говорил о ней Сиг: «Она очень простая. Хочет посмеяться — смеется. Хочет поплакать — плачет. Верная и готовая на все ради друзей. Безжалостная и мстительная к врагам. Всегда идущая до конца — как в мыслях, так и в поступках. Ей не хватает лишь одного — узнать, что такое страх и сострадание. Это настоящий горный хрусталь, чистый и твердый. Она станет ценным помощником и надежной спутницей тому, кого полюбит. Но полюбит она только того мужчину, который покажется ей более сильным, чем она сама». Так или иначе, но Бернар не ощущал себя таковым.

— Сиг сказал, что ты необычайно мужественный, — проговорила она вдруг, словно отвечая на его мысли. — Продержаться до конца с такой раной в голове! Я бы так не смогла.

Эти слова были для него, словно первый солнечный день после суровой и ненастной зимы.

— Просто так было нужно, — пробормотал он в ответ.

Бернар смотрел на лежавший перед ним, на препараторском столе, труп. Элен подготавливала скальпели и другие необходимые инструменты.

— Это точно мужчина, — констатировал он. — Посмотрим. Сначала произведем антропологические замеры: рост 1 м 47 см. Брахицефалический череп, черная кожа, черные же волосы, плоский нос…

Он заполнил таким образом целую страницу своей записной книжки.

— Альвеолярный прогнатизм. Это действительно мужчина, хотя и крайне уродливый. Препарировать будешь ты. У тебя в этом плане гораздо больше опыта, да и анатомию человека ты знаешь лучше, чем я. Если имеются какие-то различия, ты без труда их определишь. Я же займусь гистологическим анализом.

— Договорились, — сказала она и приступила к работе. Щелк! Легкий шум заставил их обернуться. На пороге, с наведенной на них «Лейкой», стоял Луи.

— Рэй бы мне не простил, упусти я этот снимок!

— Есть какие-нибудь новости?

— Увы, пока никаких. Сиг и Поль направились на «Уэллсе» к пещере. Уже оттуда, по радиосвязи, сигнализировали: ничего нового. Ты здесь сейчас нужен, Бернар?

— Да нет. Элен и без меня вполне справится.

— Тогда пойдем посмотрим на марсианские машины, к уничтожению которых тебе не удалось приложить руку.

Они облачились в скафандры и вышли. Вокруг «Рони» валялись груды кривобоких и разорванных на части металлических крабов.

— Сюда. Здесь есть один практически целый. Артур сейчас его изучает.

Продравшись сквозь обломки, они подошли к машине, которая все еще стояла на своих ногах, и Бернар смог убедиться, в сколь полной мере она имитирует краба: в ней присутствовало буквально все, даже брюшко, находящееся в самом низу панциря. В данный момент оно свисало, и Бернар увидел, что в обычном состоянии оно закрывало собой входную дверцу. По небольшой лестнице, где его ступни едва умещались на перекладинах, он поднялся наверх и оказался в узком проходе между сложным машинным оборудованием, частично замаскированным картерами. Бернар вынужден был держаться в полусогнутом положении. Стоявший спиной к ним Артур при свете портативного фонарика — в панцире не имелось ни единого иллюминатора — осматривал расположенные под пультом управления соединительные коробки.

— Что-нибудь в этом понимаешь?

— И да и нет. Что касается управления, то здесь все очень просто. По крайней мере — в принципе. Но вот в двигателях я пока ни хрена не разобрался. Так или иначе, они электрические. Восемь ног, из которых четыре вообще ни для чего не используются; они здесь лишь для сходства и даже не касаются земли.

Пульт управления имел несколько выкрашенных в черный цвет, как и весь интерьер машины, рычагов. Ее экстерьер был коричневатым. Вверху полукругом располагались пять белых экранов.

— Это их средства ви́дения, — пояснил Артур. — Поль уже изучил их и говорит, что они функционируют примерно так же, как и наши телевизоры. Центральный экран соединен с двумя передними глазами, остальные — с теми тремя, что расположены по бокам и сзади. Таким образом перед ними всегда — весь горизонт. У пульта управления стояли два узеньких кресла.

— Внутри мы обнаружили двух мертвых марсиан — они умерли от резкого понижения давления, — сказал Луи. — Один уже наполовину натянул на себя скафандр, не слишком отличный от наших. В корпусе аппарата всего одна небольшая пробоина, проделанная осколком разорвавшегося снаряда, но и ее оказалось достаточно. Эти машины не бронированные и потому не защищены от нашей пушки.

— К сожалению, этим осколком разорвало провода, находящиеся под панелью управления, — заметил Артур. — Именно поэтому аппарат и застопорился. Ну, провода-то я уже восстановил. Видите эту машину — вот здесь, сзади. Похожа на генератор. От нее вдоль всего корпуса к вот этому вот рычагу тянется проводок. Сейчас должен быть контакт.

Он до предела опустил рычаг. Брюшко с сухим щелчком встало на место, закрыв дверцу. Замерцали экраны, на которых спустя пару секунд возник очень четкий пейзаж. Раздался скрежет, пол покачнулся, и аппарат двинулся в путь.

— Стоп! — сказал Луи, вновь поднимая рычаг. Экраны погасли.

— Да ничего страшного, — проворчал Артур. — Этот зверюга погиб на ходу — на ходу и воскреснет.

Они вышли через вновь открывшуюся дверцу. Снаружи солнце опускалось в красноватый туман, образованный поднявшимся в воздух песком — привычное дело для Марса! Над полем боя витала мрачная меланхолия. За иллюминаторами лаборатории и башни горел свет.

— Кто там, наверху? — спросил Бернар.

— Ингрид. Сейчас ее смена.

— Вскоре должны вернуться и Поль с Сигом, уже начинает темнеть.

Они проследовали прямиком в радиорубку. На записывающей ленте не было никаких сообщений.

— А вот и они, — раздался звонкий голос Ингрид.

Мужчины бросились к иллюминаторам. В сумерках, таща за собой пылающую комету, приземлялся «Уэллс». Из него вышли два знакомых силуэта — всего два…

— Они его не нашли.

За ужином разведчики представили свой доклад. Им удалось преодолеть обвал, но уже через несколько десятков метров они были остановлены другим — более массивным.

— А ты, Элен, что скажешь?

— Не считая нескольких незначительных отличий, касающихся главным образом пути артерий, препарированное мною существо имеет все черты человека. Правда, у него более развитые, чем у нас, легкие и менее сильные мышцы. Мозг, на первый взгляд, самый обычный. Самая забавная аномалия представлена сросшимися между собой зубами. Но я пока произвела лишь беглый осмотр.

— Ты уже успел покопаться в их машинах, Поль. Какие мысли?

— Они крайне странные. Их генератор электричества основывается на тех же принципах, что и наши. Он запускается от включения небольшого двигателя внутреннего сгорания, который функционирует благодаря некоей неизвестной мне жидкости — я был бы рад, Сиг, если бы ты провел ее анализ, так как это точно не бензин. Генератор работает практически бесшумно, но если принципы аналогичны нашим, то техника сильно отличается. Ноги краба приводятся в движение сжимающимися искусственными мышцами, которые, в свою очередь, «подзаряжаются» от электричества. Весьма хитроумные у них и аппараты контроля. Все это свидетельствует о высоком уровне знаний, который плохо сочетается с отсутствием у них пушек, взрывчатых веществ или хотя бы более эффективного средства атаки, чем их клешни. Во всем этом есть какая-то тайна…

Глава 4. Одиссея Рэя

Так, в монотонных работах и поисках, пробежали два месяца. Они исследовали несколько сотен квадратных километров, но повсюду была все та же пустыня, — разве что иногда, то тут, то там, на глаза им попадались другие иридиевые призмы, всегда расположенные по семь и всегда загадочные. Во время работ по выработке пустой породы в лагере Семиугольника они откопали толстую пластину — также иридиевую, — служившую основанием для семи призм, правда, какой-либо более или менее удовлетворительной гипотезы относительно их возможного использования никто так и не сумел выдвинуть. Надежд на обнаружение пропавшего спутника с каждым днем становилось все меньше и меньше.

За эти восемь недель Артур, при помощи Поля, полностью восстановил марсианскую машину и даже научился искусно ею управлять. Максимальная ее скорость равнялась 65 км/ч, но пользовались машиной нечасто, так как «подпитка» марсианского карбюратора, обнаруженная в других крабах, уже подходила к концу — этот углеводород сгорал очень быстро.

Как-то вечером, ближе к концу второго месяца, они сидели за столом. Снаружи более неистово, чем обычно, поднимая смерчи песка, задувал ветер. В кают-компании царила мрачная атмосфера; без особой на то причины все чувствовали себя нервными, раздражительными. Особенно не по себе было Элен. Внезапно она резко распрямилась и воскликнула:

— Вы слышали?

Они затаили дыхание, но услышали лишь ветер да скрежетание бьющегося о корпус звездолета песка.

— Я уверена, — произнесла она сдавленным голосом, — я уверена, что кто-то пытался открыть герметическую дверь.

— Тебе показалось, — сказал Поль. — Ни один краб к «Рони» не приближался. Радары его бы засекли, и мы бы услышали сигнал тревоги!

Тем не менее он встал из-за стола, сделал пару шагов в направлении двери, затем вернулся на место. Из соседнего отсека донеслись звуки очень четких шагов. Все резко вскочили на ноги. Поль вытащил свой револьвер, Сиг и Бернар схватили стулья за спинку, Луи взял со стола нож, Артур извлек из кармана рабочей спецовки тяжелый английский ключ. Ингрид уже готова была подхватить стоявшую на плитке кастрюлю, в которой закипала вода для кофе. Лишь Элен даже не пошевелилась.

Шаги приближались. Дверь открылась, и появился Рэй — исхудалый, бледный, оборванный, но гладко выбритый.

Они собрались за столом в гостиной. С наслаждением растянувшись в кресле, Рэй рассказывал о своем приключении. Удалившись от призм, он не имел иного намерения, кроме как провести рекогносцировку за скалистым отрогом, за которым и скрывалась долина. Когда он обогнул этот контрфорс, то увидел, что через овраг можно добраться до плато, расположенного на противоположной стороне каньона. Преодолев нагромождение осыпавшихся кусков скальной породы, он поднялся по каменистому склону и напоролся на остановившегося краба, облаченные в скафандры пассажиры которого, улегшись на краю утеса, внимательно наблюдали за землянами. Они увидели его в ту же секунду, что и он их, и ринулись к крабу, швырнув в него нечто похожее на морского ежа. Он подумал, что это граната, и выстрелил. Один из марсиан упал, другой успел заскочить в аппарат и запустить мотор. Рэй склонился над жертвой, уже сожалея о своем враждебном жесте. Существо упало лицом вниз. Он перевернул тело и увидел за стеклом шлема человеческое, хотя и крайне уродливое, лицо. Внезапно он услышал легкое позвякивание, и второй краб, возникший словно ниоткуда, вырвал у него из рук карабин, разрезал оружие надвое, а затем перехватил поперек тела, не сжимая, уже его самого.

— Забавное, скажу я вам, то было ощущение. Меня держали в воздухе и уносили куда-то на полной скорости; руки были свободными, но револьвер находился за поясом, зажатый клешней, так что воспользоваться им я в любом случае не мог. Тогда мне пришла в голову мысль оставить для вас послание. Не без труда, так как меня ужасно трясло, и уже начинала неметь поясница, мне удалось добраться до записной книжки и черкнуть вам несколько слов. Затем я вытащил «Лейку» из футляра, сунул фотоаппарат в нагрудный карман скафандра, положил на его место записку и якобы нечаянно выронил футляр в тот момент, когда меня уже затаскивали в какой-то грот. Меня минут десять тянули куда-то в темноте на скорости примерно 20 км/ч, не больше. Потом я увидел в глубине подземелья небольшой огонек, который постепенно трансформировался в яркий свет. Мы остановились перед металлической дверью. Свет исходил от трубок вроде тех, которые на Земле используются в рекламных конструкциях. После 30 или 40 секунд ожидания дверь открылась на манер фотографического затвора. Едва мы прошли, как она снова, с сухим щелчком, закрылась. Мы находились в своего рода тамбуре, перед такой же дверью, которая тотчас же открылась, и мы проследовали — я был по-прежнему зажат в клешне краба — в просторную, ярко освещенную пещеру. Там, насколько хватало глаз, шеренгами располагались крабы со сложенными ногами. Вокруг расхаживали марсиане без скафандров. Проходивший прямо по центру конвейер убегал в глубину грота, теряясь в расплывчатом сиянии. Державшая меня клешня разжалась, и я упал на пол. Пошатываясь, сделал пару шагов; голова раскалывалась от боли, во всем теле чувствовалось онемение, ужасно хотелось есть и пить. Меня тут же окружила толпа марсиан. My God! До чего же они уродливы! По идее, я должен был бы уже привыкнуть к этому, но в тот момент меня едва не стошнило. Двое из них подхватили меня под руки. Я был на голову их выше и заметно шире в плечах. Вооружены они, судя по всему, не были. Если сами они безобразны и неважно сложены, то их одежды довольно изящны. Вы их пока что, вероятно, не видели, так как скафандры они надевают на голое тело. В обычной обстановке они ходят в своеобразной тоге, черной или коричневой.

Мои стражники подтащили меня к конвейеру, усадили на него и сели рядом сами. Все их движения были преисполнены поразительной уверенности. Похоже, до самого моего побега им в голову не приходила мысль, что я могу быть опасен. Проскользив метров 200 или 300 в глубь зала, между двумя шеренгами неподвижных крабов, конвейер увез нас в туннель, освещенный уже гораздо слабее. Слева от нас, в противоположном направлении, бежал другой конвейер, перевозя множество каких-то металлических изделий, двигателей и марсиан в тогах. Становилось все жарче и жарче, так что я снял шлем, решив так: если окружающая атмосфера непригодна для моего дыхания, уж лучше сразу в этом убедиться и действовать сообразно обстоятельствам, если же там такой же воздух, как и наш, пусть уж в моем резервуаре останется какой-то его запас для будущего побега. Что касается давления, то манометр скафандра показывал полторы атмосферы, — это было выше, чем на Земле, но не настолько, чтобы я чувствовал недомогание. Словом, я осторожно снял шлем и с радостью понял, что дышу без особых проблем.

Через несколько сотен метров после того, как мы покинули большой зал, конвейер начал опускаться по довольно-таки выраженному склону. По мере спуска, который вскоре стал практически вертикальным, конвейер разъединялся на горизонтальные полосы. Так мы достигли глубины примерно в 180 или же 200 метров. Там меня заставили пересесть в лифт, который опустил нас еще примерно на сотню метров и, пройдя под сводом, привез в огромный подземный мир.

Представьте себе пещеру в несколько квадратных километров, ярко освещенную, обсаженную деревьями, пересекаемую реками и усеянную жилищами в форме цилиндров, покрытых продолговатыми конусами. Высота свода составляла как минимум 500 метров. Наш лифт спускался в стеклянном — или из какой-то прозрачной материи — тубусе, так что я чувствовал себя весьма неуютно, тем более что состоял он из обычной платформы без поручней, и между его краем и тубусом оставался метровый зазор — я спокойно мог бросать взгляды вниз. Если смотреть на него по диагонали, тубус уже не кажется прозрачным, но выглядит блестящим, словно ртуть.

К земле мы приближались с весьма умеренной скоростью, поэтому я смог как следует рассмотреть долину — все это действительно походило скорее на зажатую между крутыми берегами долину, нежели на грот. Свод исчезал в сильнейшей иррадиации, а стенки — в далеких далях. По мере спуска вырисовывались детали. Я заметил дороги, по которым циркулировали длинноногие аппараты, аналогичные крабам, но закрытые, всего лишь с четырьмя ногами и множеством гибких щупалец. Другие машины скользили по рекам. То тут, то там виднелась пышная растительность, судя по всему, интенсивно культивируемая. Одни деревья были зелеными, другие — красноватыми.

Наконец мы коснулись земли. Меня отвели к какому-то строению, которое, как и другие, было цилиндрическо-конической формы, но отличалось от них своими более крупными размерами. Перед нами открылась автоматическая дверь, за которой обнаружился просторный цилиндрический зал, устроенный как какой-нибудь земной конференц-зал или зал суда — за тем лишь исключением, что позади того места, которое предназначается для докладчика или судьи, располагался большой белый экран. На помосте сидели на стульях двенадцать марсиан в белых тогах, а для плотной толпы, состоявшей исключительно из лиц мужского пола, были установлены скамейки. Женщин мне предстояло увидеть гораздо позднее. Эта толпа хранила глубокое молчание и, как и те двенадцать персон, что восседали на помосте, пристально смотрела на мерцающий экран. Располагавшийся в углу марсианин управлял действиями некоей сложной машины.

«Хотят показать мне какое-то свое кино», — подумал я. И сильно заблуждался. Мерцание экрана прекратилось, и мало-помалу возникли картинки, сначала расплывчатые, потом четкие. Я увидел окруженный крабами «Рони», выдающий один орудийный залп за другим, и «Жюля Верна», который несся куда-то, но не стрелял.

— У нас к тому моменту уже закончились боеприпасы, — прервала его Элен.

— Так я и подумал, и это меня обеспокоило. Внезапно появился самолет и приступил к бомбардировке. Картинки начали смешиваться, к глубочайшему разочарованию присутствующих, которые чуть засуетились, хотя и продолжали хранить молчание. Один из моих стражников выдвинулся вперед и почтительно, как мне показалось, обратился к Двенадцати. Он выражался на гуттуральном[8] языке, в котором часто повторялось слово «экли»; голос его звучал слабо. Речь его длилась не менее получаса. Двенадцать довольно-таки долго советовались; толпа, с отсутствием любопытства, которое мне показалось странным — представляю, какую сенсацию произвел бы марсианин в Нью-Йорке или Париже! — вышла. Возможно, все дело в дисциплине, подумал я. Последующие события доказали, что данное предположение было верным. Наконец тот, кто выглядел самым пожилым, что-то ответил моему стражнику, который поднес ко рту микрофон или нечто подобное и сказал несколько слов. Из какой-то двери тотчас же выскочили десятка два марсиан, в то время как Двенадцать вышли через другую. Появившиеся буквально-таки набросились на меня — в прямом смысле этого слова. Я попытался вытащить револьвер, не смог, сбил пятерых или шестерых с ног ударами кулака. На меня навалились, обхватили, сжали, что-то ударило меня по голове, и я потерял сознание.

В себя я пришел уже в каком-то круглом зале с низким потолком, но без видимых проемов. Стены были украшены барельефами, на которых резвились стилизованные крабы. В этом зале я провел почти два месяца, так что времени поизучать и пофотографировать их у меня было предостаточно. Там постоянно горел яркий свет, из-за чего сначала я никак не мог уснуть, но потом все же свыкся. В первые два дня я был там совершенно один, затем меня под надежной охраной раз в сутки стали выводить на прогулку. Пока я спал, мне приносили обильную и свежую, но не слишком питательную — по крайней мере для меня — пищу, состоявшую главным образом из различных желатинов и фруктов. Я чувствовал себя встревоженным и довольно-таки подавленным. Из того, что происходило в зале совета, я знал, что вы вышли из того сражения победителями, но они вполне могли атаковать вас снова, правда, теперь, осознавая грозящую вам опасность, вы были бы уже настороже. К тому же, насколько я смог заметить, их оружие сильно уступало нашему. Тогда я еще не знал, что они, напротив, вооружены достаточно мощно и не пользуются этим своим оружием лишь в силу некоего ритуального запрета, связанного с их религией. Но этому периоду вскоре придет конец.

На восьмой день, когда мне уже начало казаться, что время тянется бесконечно долго, дверь открылась, и вошел какой-то марсианин, преклонных лет старец. Смерив меня пристальным взглядом, он уселся на землю напротив меня и на своем языке задал мне некий вопрос. Естественно, я ничего не понял. Тогда он заговорил на другом, совершенно уже ином наречии. Я снова никак не отреагировал, что его, похоже, весьма удивило. Он принялся довольно-таки сложным образом жестикулировать, что, разумеется, принесло не больше успеха. Я понял лишь то, что на Марсе, судя по всему, существует три расы. Откуда-то из-под тоги он извлек суму, из которой вытащил лист бумаги и карандаш и нарисовал в центре листа сверкающий диск, затем концентрический круг с жирной точкой где-то сбоку, потом — еще один, и еще. Всего таких кругов он нарисовал ровно десять. Внезапно я понял, что все это — их представление солнечной системы. Десятый круг должен был относиться к какой-то неизвестной нам трансплутоновой планете. Он постучал пальцем по кругу, представляющему орбиту Марса, а другой рукой указал на себя самого. Эта рука обладала одной отличительной особенностью: на ней было шесть пальцев, тогда как руки всех других виденных мною марсиан располагали лишь пятью, как и наши. Тут уже я приложил палец к орбите Земле и указал на себя. Удовлетворенно кивнув, он с поразительной ловкостью и быстротой нарисовал марсианина, произнес соответствующее слово: кникс, а затем вопрошающе посмотрел на меня. Уж и не знаю почему, но вместо того, чтобы сказать «землянин», я ответил «теллуриец», а поправляться — из опасения все лишь запутать — не стал. Урок продолжался часа два, после чего он ушел.

Вернулся он на следующий день и приходил в каждый из дней моего плена. Я получил от него бумагу и карандаш — свою записную книжку я потерял — и составил своего рода французско-марсианский словарь, после чего обучил его французскому, на котором все мы говорим вместо английского, коего не знают Луи с Артуром. У меня способность к языкам, так вот: хотя марсианский крайне прост, а французский очень сложен, этот скотина Ниуп — так его зовут — научился выражаться на сносном французском скорее, чем у меня начали складываться самые элементарные марсианские фразы.

Глава 5. Предыстория и история Марса

В общем, ближе к концу моего плена мне удалось кое-что для себя прояснить относительно марсианского мира.

Я вовсе не претендую на то, что представленная мною картина будет детальной — как-никак между Ниупом и мною оставалось немало недопонимания. Я был бы и рад задержаться там подольше и узнать побольше, но так уж вышло, что представился случай бежать. Итак, выяснил я следующее.

В данное время Марс — на его поверхности — является непоправимо бесплодным миром, и вся жизнь проходит в глубинах планеты. Марсиане живут в огромных пещерах, как естественных, так и искусственных. Эти глубины делят между собой три расы: черные марсиане, желтые марсиане, их смертельные враги, к которым я еще вернусь, и марсиане красные. О последних я узнал крайне мало. Если я правильно понял Ниупа, они совсем другие и происходят от насекомых, аналогичных нашим муравьям, но человеческого роста. По словам Ниупа, о них ничего не было слышно вот уже 30 000 земных лет.

Летописи Кникса насчитывают триста тысяч столетий. В те времена на Марсе существовала всего лишь одна гуманоидная раса. Очень многочисленная и сильная, она жила на плодородной почве и даже отправляла на Землю экспедицию, которая, правда, так и не вернулась. Но это важное событие, судя по всему, произошло примерно за 1000 лет до начала хроник и всего лишь за 5 лет до развязывания войны, которой предстояло разрушить Марс. Как бы то ни было, но 30 миллионов лет тому назад марсиане-гуманоиды вступили в войну с марсианами-насекомыми, начинавшими все чаще и чаще посягать на их территории. Эта война продлилась 1000 лет. Анналы начинаются в конце этого конфликта и на первых порах содержат крайне расплывчатую информацию: в них повествуется о победах и поражениях, но не очень понятно, кем именно эти победы одерживались. Проще говоря, резюме войны в них присутствует, но крайне противоречивое. Впрочем, как минимум один определенный вывод из них сделать можно: после 200 или 300 лет войны в недрах марсианского человечества произошел довольно-таки забавный феномен: вид мутировал. Внезапно то тут, то там начали рождаться дети, очень сильно отличавшиеся от своих родителей. Странных рождений становилось все больше и больше, тогда как численность прежней расы неуклонно сокращалась. Спустя 250 лет после рождения первого желтого марсианина все раннее, примитивное человечество исчезло. Если верить Ниупу, оно должно было в значительной степени походить на нас. На первых порах желтые и черные продолжали свою борьбу против красных, но вскоре желтые предали союзников и перешли на сторону «насекомых». Сначала черные терпели одно поражение за другим; их города горели, происходил передел территории. Именно тогда один из их ученых изобрел ужасное средство разрушения — ужасное настолько, что хроники говорят о нем в выражениях крайне расплывчатых и пронизанных благоговейным страхом. Вся поверхность Марса оказалась охваченной огнем! Желтые и красные были побеждены, но черные неосмотрительно позволили разгуляться силам, которые быстро вышли из-под их контроля. Выжили лишь те, кто находился в глубоких пещерах. Сражение прекратилось за неимением сражающихся. Осталось примерно 50 000 черных под Синусом Меридиана, приблизительно столько же желтых в районе Солис Лакуса да около тысячи красных где-то на южном полюсе. Опустошенный Марс стал навеки бесплодным, а цивилизации, проживавшей на его поверхности, пришел конец.

Тогда-то и началась адаптация к подземной жизни, продлившаяся несколько тысяч веков. Раса претерпела модификации. Она уменьшилась в росте, похорошела — как они сами говорят! — но мало-помалу утратила всяческую изобретательскую способность. Многие миллионы лет они не могли придумать ничего нового — с научной точки зрения; в то время этот факт, похоже, глубоко беспокоил их мудрецов. Анналы отражают их тревогу и отчаяние. В конце концов они с этим смирились. Продолжение хроник в деталях описывает их историю до примерно 5 миллионов лет от сего дня. Затем в них следует пробел лет в десять, и первый же приведенный факт повествует о подземной битве с желтыми в сильно изменившемся тоне и с намеками на культ краба.

Разумеется, я передаю вам лишь то, что услышал от Ниупа. Я не смог прочесть летопись сам, так как это слишком почитаемая книга, чтобы мне позволили к ней прикоснуться, и к тому же я очень плохо разбираюсь в их буквах. Добавлю только, что хроники состоят более чем из 60 000 томов по 3500 страниц каждый!

Теперь я должен рассказать вам то, что узнал про культ краба. До пробела в летописи черные марсиане были атеистами либо соблюдали довольно-таки возвышенную религию, схожую с исламом, если я правильно понял. Ниуп и сейчас соблюдает ее обряды. Но все прочие черные марсиане — за исключением человек 170, полагаю — поклоняются богу-крабу. Происхождение этого культа крайне любопытно. Пять миллионов лет тому назад, прямо перед пробелом в летописи жил странный индивид, у которого изобретательская способность пробудилась до невероятного уровня. То был Мпа, пророк, человек, крайне почитаемый черным народом и глубоко ненавистный Ниупу и его немногочисленным сторонникам. Судя по всему, он подвергался гонениям и отомстил за себя жесточайшим образом. Он изобрел машину, которая порабощала человеческую волю, и загипнотизировал весь народ. В одном из отдаленных озер подземного мира обитали гигантские крабы. Он убедил черных, что эти крабы — воплощения божества, и что им следует ежегодно приносить в жертву по 100 молодых людей. Предки Ниупа, обладавшие наследственной особенностью, заключавшейся в шестипалых руках, были жрецами параисламского культа. Умевшие укреплять силу воли за счет аскетизма, они воспротивились данному внушению и сражались на протяжении 10 лет — тех самых 10 лет, которых недостает в анналах, хранителями и составителями которых они и являлись. В конечном счете они были побеждены. Но так как Мпа был зятем великого жреца, он предложил черным относиться к шестипалым как к париям, недостойным участвовать в культе краба или быть принесенными ему в жертву. Таким образом они продолжили жить в старой вере, презираемые всеми другими черными марсианами. Они перестали быть хранителями летописей, хотя и по-прежнему имели право наводить по ним справки. Теперь уже они вели хронику для самих себя, почему и являются единственными, кто осведомлен об истоках религии краба и о значимости откровения. Подземным миром правят двенадцать жрецов краба, в то время как шестипалые теперь выступают лишь в роли толмачей-переводчиков, так как остаются единственными, кто понимает язык желтых марсиан и даже язык марсиан красных, состоящий главным образом из жестов.

Среди прочих указов пророк издал и такой: жертвы никогда не должны быть добровольными; их следует брать в плен живыми при помощи исключительно холодного оружия — и никакого другого. В случае оказания ими сопротивления каким-то научным оружием, против них разрешается использовать любые средства, но лишь по истечении 75 дней. Вот почему вы были атакованы столь неэффективными средствами. Таким образом они надеялись поддерживать бесконечные распри. По разумению безумца-пророка, жертвами должны были становиться черные марсиане, но он забыл оговорить это дополнительно. Так как на каждой планете имеются свои иезуиты, казуисты постановили после его смерти, что богу следует приносить в жертву 100 молодых людей неважно какой расы. Отсюда — и возобновление войны с желтыми марсианами, отсюда — и нападение на вас и мое пленение. Если за пару недель до даты пожертвования еще не удается достичь числа в 100 жертв, начинаются «дни террора». Жрецы краба и их приспешники объезжают подконтрольные им территории, похищая молодых людей. Никто не осмеливается выходить. При необходимости они даже штурмуют дома. Каждый марсианин, за исключением шестипалых, загипнотизирован с самого детства жрецами, которые твердо убеждены в том, что исполняют свой священный долг, хотя и сами, из поколения в поколение, становятся жертвами внушения. Марсианам таким образом навязывают мысль — которая для них является уже очевидностью, — что они не должны ни действовать по собственной воле, ни оказывать групповое сопротивление.

Вот что я узнал об истории и религии черных марсиан. В лице Ниупа я нашел ценного союзника. Увы! Боюсь, как бы он и его люди не поплатились за мой побег своими жизнями. Они безумно ненавидели других черных марсиан, но так как не могли отправиться жить в какое-нибудь другое место — они пытались установить контакт с желтыми марсианами, но тщетно, — то вынуждены были оставаться в Нро, как называется их подземная деревушка.

Глава 6. Побег

Ближе к концу второго месяца моего плена Ниуп предупредил меня, что вскоре я предстану перед Богом.

«Ничего не бойтесь. Подношение богу-крабу пройдет лишь через два дня после этого. До этого времени я устрою вам побег. Позвольте себя увести. Так вы ознакомитесь с местностью».

Скафандр все еще оставался на мне. С меня хотели его снять, но я воспротивился, заявив, что сильно страдаю от перепадов давления. При мне же были моя «Лейка» — пленка, увы, уже кончилась! — и револьвер. Полагаю, сначала они просто не обратили на него внимания, а потом уже я спрятал его в скафандр. Думаю также, что исходя из сказанного им Ниупом, они, должно быть, считали, что я уже смирился со своей участью.

Итак, в один из дней за мной пришли. Ко мне приставили охранника, бряцавшего обнаженными саблями, и тот сопроводил меня к берегу реки, у которого стояло плоское судно. На корабле были вооруженные люди, охранявшие толпу связанных по рукам и ногам индивидов. Последних я насчитал 99 человек; располагавшиеся по 10 в группе, то были желтые марсиане.

Скажу честно: более красивых существ я никогда не встречал! У них золотистая кожа, фиолетовые глаза и платинового цвета волосы. Их рост варьируется от 1 м 60 см у женщин до 1 м 70 или даже 75 см у мужчин. Как и черные марсиане, они тоже были облачены в тоги, но ярких расцветок. У них абсолютно человеческие черты лица, которые сделали бы честь самым возвышенным нашим расам. Когда меня привели, они посмотрели на меня с живым интересом и о чем-то заговорили между собой. Их охранники тогда нанесли им пару-тройку резких ударов клинком плашмя. У меня и сейчас перед глазами стоит прелестное лицо девушки, которой в кровь разбили губы. Не сумев сдержаться, я запрыгнул на судно, выхватил саблю у одного из охранников и ринулся на ее обидчика. Как вы знаете, у меня шотландские корни, и в моей семье каждый и сегодня еще умеет пользоваться подобным оружием. По-моему, я с первого же удара разрубил его надвое. Завязалась битва; мне мешало то, что сабля оказалась слишком для меня короткой, к тому же, мне приходилось обращать внимание на то, чтобы они не порезали мой скафандр. Дополнительной помехой являлось то, что по ногам мне бил шлем, помещенный мною в сумку. Отбиваясь правой рукой, левой я пытался вытащить револьвер, также находившийся в сумке. Наконец мне это удалось, и, одну за другой, я расстрелял пятнадцать пуль, проделав дыру в рядах черных марсиан. Воспользовавшись этим, я подскочил к ближайшей группе желтых и освободил человек пять, прежде чем черные опомнились и пошли на штурм. Но теперь нас было шестеро, и пусть мои союзники уступали мне в мощи и силе — как-никак, я вырос в мире с гораздо более сильной гравитацией, — они оказались намного более ловкими, чем наши враги, и более искусными в обращении с холодным оружием. В конце концов, когда мою руку, уже уставшую то и дело подниматься и опускаться, начали сводить болезненные судороги, нам удалось прорваться и вскоре оставить преследователей далеко позади. Сначала я решил, что мои союзники не смогут бежать так же быстро, как я, но уже через минуту-другую увидел, что это мне едва удается за ними поспевать. Быстрота их бега столь необычайна, что они с легкостью побили бы все наши мировые рекорды. Какое-то время мы просто мчались наугад в направлении фруктовых садов, оставляя город у себя за спиной. Моей мыслью было достичь лифта и постараться его захватить. Было видно, что мои союзники знакомы с топографией местности столь же плохо, как и я сам. Внезапно из-за какого-то деревца выскочил черный. Я бросился к нему с саблей наперевес, но он лишь улыбнулся и протянул мне лист бумаги. То был шестипалый, посланный Ниупом. Пока я разворачивал листок, посланник упал, сраженный угодившей ему в спину стрелой. «Черт, — подумал я, — стрелы это ведь тоже холодное оружие». Начав отступать перед новыми противниками, мы поднялись по склону, выведшему нас прямо к стене пещеры. Мы оказались практически окружены, и я уже видел вдали несущуюся к нам одну из их машин со щупальцами. Наши преследователи также ее заметили и перестали забрасывать нас стрелами. Впрочем, они и так стремились не убить нас, а лишь ранить за счет попадания в ноги.

Пока машина приближалась, у нас выдалась минутка передышки, которой я воспользовался для того, чтобы ознакомиться с посланием Ниупа. Я увидел, что это очень подробный план района. Я без труда обнаружил на нем упиравшийся в стену пещеры холмик, на котором мы находились; на некотором расстоянии от него, прямо на стене грота, был нарисован полукруг, от которого уходила стрела, пересекавшая залы и заканчивавшаяся прямо в месте расположения «Рони». Я понял, что это дорога к свободе, и мысленно, но горячо поблагодарил Ниупа.

Согласно плану выход из пещеры должен был находиться примерно в 200 ярдах слева. Показав рисунок спутникам, я жестами дал им понять, что этот путь выведет нас из грота. Действуя быстро и эффективно, на высоте примерно в три ярда от земли мы обнаружили нужную дыру. Я подпрыгнул, подтянулся на руках и протиснулся к входу в некую галерею, после чего размотал пояс и на нем затянул вверх марсиан.

Пройдя около полутора километров по восходящей галерее, мы оказались в просторной пещере, в которой находилось с десяток черных. Они заметили нас слишком поздно, чтобы оказать хотя бы малейшее сопротивление, и мы безжалостно истребили всех до единого. Я обнаружил в стене дверь, но не смог ее открыть. Тогда один из желтых подошел к ней, произвел какие-то манипуляции, и дверь отворилась. Она вела в чуть меньших размеров зал, содержавший шесть крабов. Я уже вытащил из сумки шлем и собирался его надеть, но остановился, вспомнив, что желтые марсиане, все как один, — без скафандров. Я не хотел оставлять этих отважных союзников на растерзание толпам черных, которые вот-вот должны были возникнуть на горизонте. Повернувшись к желтым, я указал на скафандр. Один из них меня понял, улыбнулся и, в свою очередь, указал на краба. Они забрались внутрь пяти из этих машин. Я надел шлем, сел в шестую, и мы выбрались из пещеры. Почти тотчас же я увидел, что нахожусь примерно в километре от «Рони», который я различал вполне отчетливо. Было почти шестнадцать часов. Жестами я попытался увлечь желтых с собой. Они мне ответили тем, что направили клешни своих машин к югу — и были таковы. Я приблизился к «Рони» и уже собирался показаться, когда вдруг заметил краба, несшего вахту среди покореженных панцирей, и буквально оцепенел от страха. Уж не одержали ли они над вами победу? Вдруг теперь вы — пленники? Я оставался там до наступления темноты. Лишь когда стало совсем темно, краб остановился, и я увидел выбравшуюся из него фигуру, в которой распознал силуэт Артура. Только тогда я понял, что это вы захватили в плен этого краба, и что я подоспел прямо к ужину. Вот и вся моя история!

Какое-то время они молчали: слишком много вопросов так и хотело одновременно сорваться с их губ. Наконец Поль, самый практичный, спросил:

— Каковы их научные средства нападения?

— О, они сильно дегенерировали со времен марсианского могущества! Если верить Ниупу, у них сейчас сохранились лишь кое-какие достаточно мощные взрывчатые вещества и что-то наподобие пневматических пушек. Впрочем, вскоре мы сами это узнаем. Отсрочка в 75 дней истекает уже завтра да и подношение богу-крабу должно вот-вот состояться.

— Да, но мы не станем их ждать. Мы и здесь-то оставались лишь в надежде на твое скорое возвращение. Теперь мы попытаемся найти желтых марсиан. В какой стороне они проживают? Надеюсь, они тебя еще не забыли.

— Опять же, по словам Ниупа, они должны проживать в пещерах, находящихся под тем, что мы называем «Солис Лакус».

— Отлично. Тогда мы снимаем лагерь. Ни в коем разе не выходите из света наших прожекторов. «Уэллс» и «Жюль Верн» возвращаются в ангар.

Спустя полчаса они уже занимались демонтажом всех временных конструкций лагеря Семиугольника. Приподнятые кранами, вездеход и самолет первыми исчезли в чреве звездолета. И тут разразилась драма, жестокая и стремительная: Луи и Артур разбирали экскаватор. Внезапно позади них забурлил песок, открылся люк. Два длинных щупальца прозондировали воздух слепыми жестами, наткнулись на них, схватили и утащили в люк, который тут же захлопнулся.

Песок осел, стерев все следы…

Глава 7. Подношение богу-крабу

Вне себя от злости, они собрались в гостиной. Похищение оказалось столь неожиданным, столь быстрым, что они пребывали в растерянности, вялые и апатичные.

Первым от потрясения оправился Сиг.

— Мы не хотим, мы просто не можем оставить наших друзей в руках у этих животных, чтобы те могли принести их в жертву своему идолу. Мы должны действовать!

— Да, — сказал Поль, — но как? Бернар, а ты что на это скажешь?

Бернара с ними не оказалось: было слышно, как он копается в оружейном отсеке.

— Бернар?

— Да. Что?

Он появился, уже наполовину экипированный.

— А вы что сидите? Нужно ли что-то делать? Конечно! Что именно? Выручать товарищей! Как? За счет хитрости или же за счет силы? Мы войдем к ним, вынеся дверь при помощи динамита. Только возьмите, черт подери, себя в руки!

Сиг и Рэй тоже уже успели экипироваться. Натягивая на себя скафандр, Сиг сказал:

— Поль, останешься здесь с Ингрид и Элен. Туда пойдем мы втроем — Рэй, Бернар и я… И даже не возражай: ты должен остаться! Речь идет не о смелости — ты в этом плане не уступишь ни одному из нас. Речь, возможно, пойдет о физической силе. В рукопашной, один на один, ты будешь для нас помехой. И стыдиться здесь нечего. Тут, быть может, будет не менее опасно. А ты тут необходим, нужно, чтоб остался хоть кто-то!

Он бросал свои аргументы на ходу, решительно и без колебаний. Затем, повернувшись к забившейся в уголок Элен, сказал:

— Не волнуйся. Мы вернем тебе твоего Луи!

Вздрогнув, она подняла на него мокрые от слез глаза:

— Так ты знаешь?

— Все знают. Это же очевидно!

Бернар нервно заканчивал наполнять пояс боеприпасами. Рэй флегматично собирал гранаты. Набив сумки, они опустили шлемы и вышли. Поль смотрел в иллюминатор, как их гигантские силуэты, пошатываясь, исчезают за скалами.

Оказавшись снаружи, они тотчас же ускорили шаг. Первым шел Рэй. Вскоре они были уже у двери, через которую ему удалось бежать. Бернар уже намеревался подложить под нее заряд динамита, когда они заметили, что она не заперта. Они прошли в прихожую — там оказалось пусто. Дверь автоматически захлопнулась за ними. Другая, внутренняя, открылась после манипуляций Рэя, и они проследовали в зал, в котором черные держали свои машины. Там тоже не было ни души. Лишь один-единственный краб стоял со сложенными ногами в уголке с видом невыразимой злобы.

— Как-то необычно наблюдать всю эту пустоту, — пробормотал Рэй. — Не имею ни малейшего представления, что здесь могло случиться!

По-прежнему никого не встречая на своем пути, они начали продвигаться по длинному коридору. Так они вышли к небольшому гроту, помогшему американцу сбежать. Осторожно нагнувшись, он осмотрел подземную долину.

— Все в порядке. Снимаем шлемы. Оставим весь наш скарб в этой расселине.

— Но что, если мы не сможем вернуться тем же путем?

— Тогда мы не сможем вернуться вовсе.

Они оставили при себе лишь оружие и боеприпасы и, облегченные, спрыгнули на пол пещеры.

— До чего ж странный свод! — изумился Бернар.

— Тут таких полно. Идемте!

Бесшумно пробравшись вдоль стены, они достигли обломков горной породы, за которыми смогли укрыться.

— А ты знаешь, — спросил Сиг, — куда они могли увести наших товарищей?

— Нет, нам придется поискать их самим. Но ночи здесь не бывает!

Бернар, словно пораженный внезапной идеей, спросил:

— А когда должно состояться подношение крабу?

— Завтра… — начал было Рэй, но тут же осекся и побледнел. — Нет, я ошибаюсь: уже сегодня, этим вечером, my God! Это просто ужасно!

— Когда они отводят жертв в храм?

— Должны были уже отвести.

— Где именно он находится?

Рэй вытащил из кармана листок смятой бумаги.

— Согласно плану Ниупа: вот здесь, — и он указал на восток.

— Нельзя терять ни минуты. Далеко отсюда?

— Не знаю. Это в конце пещеры, в гроте, который соединяется с длинным подземельем, где обитают боги-крабы. Придется пересечь реку. Быть может, это несколько километров!

Они двинулись вперед быстрым шагом, обеспокоенно оглядывая долину, в которой ничто не шевелилось.

— Вероятно. Если подношение должно состояться сегодня, на нем будут присутствовать все, кто имеет на это право. Остальным просто-напросто запрещено выходить.

Примерно через час они услышали нарастающий шум воды. Дорога пошла вверх. Внезапно, обогнув скалу, они увидели реку. Она вытекала из небольшого грота в том месте, где огромная стена меняла направление. Там, где сбегавшая по крутому склону река входила в равнину, ее окружали конструкции, судя по всему, предназначенные для каптирования ее энергии. В окне одного из этих строений они заметили ходившего взад и вперед марсианина. Спутники забились в расщелину между двумя скалами. Бернар спрашивал себя, что же это за процесс, который управляет подземной циркуляцией воды на Марсе? Почти напротив них реку, метрах в десяти над ней, пересекал легкий мостик.

— Рэй, Бернар! Внимание. Нужно будет быстро преодолеть этот мост. В нем метров сто длины, так что бежим со всех ног. Готовы? Пошли!

Они понеслись сломя голову. Мостик глухо стучал под их ногами.

«Не может быть, — думал Бернар, — чтобы нас не услышали».

Но ничто не двигалось. За исключением марсианина, которого они мельком видели в окне завода, нигде не показалось ни единого живого существа. Как только мостик остался позади, они угодили в хаос обрушившихся скал, благоприятствующий как скрытому продвижению, так и засадам. От неимоверной жары по лицам их ручьями стекал пот. С револьвером в руке и стучащим от возбуждения и бега сердцем, они начали пробираться от скалы к скале. Так они прошли примерно с километр, в конечном счете оказавшись у огромных размеров портика, перед которым — спиной к ним — стояла группа из трех марсиан. По всей вероятности, их нужно было устранить, и бесшумно. Сиг уже полз вперед. Рэй схватил его за ногу и подтянул к себе.

— Позволь это сделать мне.

Покопавшись в сумке, он вытащил с десяток трубок, которые привинтил одну к другой, собрав таким образом одну — приблизительно метровой длины. Затем он открыл некую кассету и извлек из нее необычного вида небольшие стрелы длиной в несколько сантиметров. Их кончики, очень острые, были смазаны чем-то коричневым. Рэй с улыбкой показал стрелы товарищам.

— Яд, — шепнул он. — На мысль об этом приспособлении меня навели мои экспедиции в Южную Америку.

Он наклонился, сунул одну из стрел в трубу и дунул. Внизу, метрах в тридцати от них, один из марсиан вздрогнул и провел рукой по шее. Второй обернулся, но лишь для того, чтобы получить стрелу прямо в лоб. Третий, увидев, что его спутников поразило нечто таинственное, поискал что-то у себя за поясом, не обнаружил искомого и припустил к крабу, две ноги которого выглядывали из-за скалы, но тоже, в свою очередь, получил стрелу в затылок. Сделав еще несколько шагов, он взмахнул руками и упал лицом вниз. Другие были уже мертвы. Все это заняло секунд тридцать — сорок.

— Пользуюсь этим уже во второй раз, — пояснил Рэй. — В первый пришлось применить против Бига Джонсона, гангстера!

Перешагнув трупы, они прошли под портик. Пол был искусно выстлан плитами из драгоценных металлов, образовывавшими сложные геометрические фигуры. Коридор оказался довольно-таки узким. Они двинулись вперед, не встречая другого сопротивления. «Железный закон», навязанный черным марсианам, был столь древним и соблюдался столь строго, что средства принуждения и защиты стали уже ненужными. По мере продвижения они все отчетливее слышали отдаленное пение, звонкое и меланхоличное. Оно поднималось и опускалось, словно песня ветра в листве деревьев, перемежалось мгновениями тишины и иногда раздувалось в величественный унисон. Сомнений быть не могло: это пел целый народ. Священный путь теперь уже проходил между двумя рядами крайне реалистичных статуй. Приглядевшись к ним получше, Сиг пробормотал:

— Да это уже металлизированные люди!

— Антинея[9], — прошептал Бернар, но Рэй и Сиг не поняли этого намека на французский роман начала века.

Пение уже смолкало, когда дорожка резко повернула, и они увидели перед собой храм. Они оказались в пещере, ярко освещаемой большими прожекторами, которые отбрасывали пурпурный свет, утомительный для глаз. Храм, причудливое строение из камня и металла, почти кубическое, украшенное многочисленными скульптурами, возвышался посреди широкой металлической паперти, выглядевшей черной под багровым светом. С одной из его сторон располагался очень больших размеров рыбный садок, окруженный огромным амфитеатром, битком забитым шумной толпой. На паперти, рядом с садком, держалась коллегия облаченных в пурпурные робы жрецов и солдаты, охранявшие нагих жертв. Последних было 100 человек, мужчины и женщины, все — желтые марсиане. Внезапно среди них друзья увидели высокую фигуру Луи и коренастую — Артура.

Пение возобновилось в уже более мрачном тоне. Трое жрецов схватили молодую желтую марсианку и, несмотря на ее отчаянные крики, подтащили к садку. Вода в нем вдруг пошла пузырями, возникла толстая клешня и вцепилась в тело. Тотчас же появились и другие клешни, начали биться с первой и в итоге все ушли под воду с куском добычи. Подношение богу-крабу началось! Земляне принялись быстро советоваться. Что можно сделать против этой огромной толпы?

— Предлагаю следующее, — сказал Сиг. — На Земле я метаю гранату на 70 метров. Здесь спокойно зашвырну ее на вдвое большее расстояние. Мы же от них сейчас максимум метрах в 100. Забросаем все гранатами, посеем панику…

Его прервал крик Бернара.

— Смотри!

Двое жрецов схватили яростно жестикулировавшего Артура. Луи изо всех сил пытался разорвать свои путы. Артур попробовал вырваться, поскользнулся и после несильного толчка свалился в садок, но за секунду до падения успел вонзить зубы в руку одного из жрецов и утащил его за собой. Они уже не смотрели; вся их ненависть и злость сосредоточилась на бросках гранат. С секунду-другую те находились в полете, а затем погрузились в толпу, разрывая на куски конечности и торсы. Вторая граната Бернара, не долетев до амфитеатра, разорвалась прямо на паперти. Отказавшись от дальнейших попыток, он выхватил карабин и принялся расстреливать священную коллегию. Луи уже удалось разорвать путы, и теперь он неистово отбивался саблей, вырванной из рук одного из стражников.

— Держись, Луи, мы уже тут! — прокричал Бернар.

До сих пор марсиане, ошеломленные пролившимся на них градом снарядов, не могли понять, откуда они прилетают. Вопль Бернара просветил их на этот счет. Толпа забурлила, охваченная гневом и паникой.

Воодушевленные жаждой резни, гиганты-земляне бросились в храм, безостановочно паля из своих револьверов. Обезумевшие марсиане разбегались кто куда. Луи уже освободил от пут нескольких желтых марсиан и вооружил их саблями мертвых охранников, но было очевидно, что долго они не продержатся — слишком велико было численное превосходство черных. Тогда-то и подоспела подмога в лице Бернара, Рэя и Сига.

Шеренга стражников распалась от удара. На Земле общий вес трех товарищей составлял 285 килограммов. То были мощные боевые машины, созданные для рукопашной, обладающие массой, быстротой и сообразительностью. Держа карабины за ствол, Сиг и Бернар размахивали ими с таким ожесточением, что разрывали черепа и ломали конечности. Державшийся чуть в сторонке Рэй без конца разряжал револьвер, а затем снова его заряжал с ловкостью киношного ковбоя. Мало-помалу они приблизились к Луи и его отряду желтых марсиан. Те сражались с не меньшим неистовством, долгое время исход сражения оставался непонятным, затем наконец в рядах черных марсиан удалось пробить брешь, и друзья воссоединились.

— А теперь отступаем, скорее! Пока они не успели блокировать проход!

Они побежали. Выживших было пятнадцать: десять мужчин и пять женщин. Топча черную толпу, они неслись вперед, вне себя от гнева и ярости. Паперть храма была усеяна десятками трупов. Внезапно Сиг развернулся, бросился обратно к святилищу. Преследовавшие их черные при виде этого маневра разбежались по сторонам. Одну за другой, швед метнул в обагренный кровью садок шесть гранат. В воздух взлетели фрагменты панциря и плоти.

— Это тебе за Артура, — прокричал он.

Через несколько мгновений он уже снова присоединился к товарищам. У выхода из теснины они наткнулись на патруль из десятка черных, вооруженных чем-то вроде ружей, быстро обменялись несколькими залпами, швырнули пару-тройку гранат и прошли дальше. Теперь их оставалось лишь шестеро. Все желтые марсиане погибли или были ранены, за исключением одного юноши и одной же девушки. Обратный путь через мост был для них уже отрезан: с другой его стороны их поджидал внушительный отряд черных. Вдали виднелись прибывающие машины-крабы. Они остановились для небольшой передышки.

— Сколько гранат, Рэй?

— Три.

— А у тебя, Бернар?

— Пять.

— У меня четыре. Карабины уже ни на что не годятся — да и неудивительно. Остаются револьверы.

Внезапный свист заставил их пригнуться. Мельком они увидели что-то вроде крылатого снаряда, который пролетел над их головами и расколол часть скалы.

— Артиллерия! Только этого не хватало!

Луи огляделся.

— Сюда! Так они нас и привезли. — Он указал на дорожку, шедшую вдоль стены.

— Скорее!

Совсем рядом разорвался второй снаряд. Желтый марсианин пошатнулся и упал, убитый наповал угодившим в висок осколком. Словно одурманенная, девушка смотрела на залившую ее кровь. Они снова побежали — со всех ног, на авось. Было заметно, что Луи вот-вот оставят силы. Без единого слова Бернар и Рэй подхватили его под руки и потащили за собой. Сиг поступил так же с девушкой. Бежали они долго. Время от времени Луи короткой ремаркой указывал дорогу. Наконец они достигли подъемника, который шел прямо к своду. Ближайший краб находился от беглецов метрах в 200.

— Твоя, — ухмыльнулся Бернар, подготавливая гранату.

Луи устроился перед пультом управления лифтом.

— Посмотрим. Красную кнопку нажимают для спуска. Зеленую — для остановки. Стало быть, синяя — для подъема.

Они столпились на узкой, без поручней, платформе.

— Чего ты ждешь, Бернар? Совсем из ума выжил?

— Хочу заполучить его шкуру.

Краб приближался. Внезапно Бернар заметил, что он оснащен своего рода пушкой. Метнув гранату, он вскочил в уже тронувшийся с места лифт. Сквозь прозрачную стенку они увидели покореженную марсианскую машину, которая пылала и быстро уменьшалась в размерах. Ступив на пол просторного зала, они расправились с тремя охранниками крабов, судя по всему, еще не осознавшими, кто к ним поднимается. Сорвав с одного тогу, Рэй протянул ее молодой марсианке.

— Не то чтобы ваша нагота меня шокировала, но здесь холодно, — произнес он на диалекте черных.

Она его не поняла, но была весьма рада заполучить хоть какую-то одежду. На себя Луи натянул тогу другого из убитых охранников. Они осмотрели возможные пути отхода. Таковых оказалось три: люк — с этой стороны, пока лифт находится наверху, опасаться было нечего. Второй вывел их к тупику. Стало быть, третий и вел наружу.

— Чудесно, конечно, что мы добрались сюда, но теперь бы еще как-нибудь выбраться отсюда.

— Крабы, Бернар. Они-то нам и помогут!

— К счастью, Артур успел научить нас ими пользоваться… Бедный Артур!

— Ей-богу, у него были прекрасные похороны, — заметил Бернар. — Я же, в свою очередь, отныне стреляю в любую повстречавшуюся мне черную марсианскую машину!

— Нас пятеро, — заметил Сиг. — Рэй не умеет управлять крабом. Что до марсианки…

Он обернулся.

Девушка лежала на земле, без сознания.

— Бедняжка, — пробормотал скандинав. — Значит, так: Бернар и Рэй — в одном крабе, Луи и девушка — в другом, я — в третьем.

Они направились к машинам.

— Секундочку, — сказал Рэй, разрывая на части свою белую рубашку и цепляя по отдельному ее фрагменту на верхушку антенны каждого из крабов. — А то Поль еще вздумает по нам пострелять!

В «Рони» тем временем один час мучительного ожидания приходил на смену другому. Поль не находил себе места.

— Мне следовало быть там, — повторял он снова и снова.

В районе пяти часов вечера ни на минуту не отходившая от иллюминатора, за которым скрылась отправившаяся на поиски похищенных товарищей троица, Элен заметила движущихся в направлении звездолета трех крабов. В ту же секунду сработал сигнал тревоги.

— По боевым постам! — прокричал Поль и бросился к ведущей в башню лестнице.

— Подожди, — ответила Ингрид. — Они идут под белым флагом!

Маневр пересадки пассажиров выдался долгим и затруднительным. Не могло и речи идти о том, чтобы выбраться без скафандров из крабов и перейти в «Рони», поэтому «Уэллс» и «Жюль Верн» были извлечены из ангара, где их места, один за другим, заняли крабы. Первым вышел Сиг, за ним Бернар и Рэй, последними — Луи и марсианка.

— А Артур? — обеспокоенно вопросил Поль.

— Увы, погиб, старина. Мы прибыли слишком поздно. Я обо всем тебе расскажу.

В соседнем отсеке, держась за перегородку, стояла Элен. Как только по тону голосов она поняла, что случилось несчастье, сердце ее сдавила жесточайшая боль. Она не осмеливалась пройти в ангар, опасаясь, что подтвердятся ее худшие тревоги. Затем ей показалось, что она слышит голос Луи. Дверь открылась, и он вошел — бледный, истощенный, покрытый кровью. Она долго смотрела на него, не веря своему безграничному счастью.

— Ты… ты… — пролепетала она наконец, проглотив подступивший к горлу комок, а затем, зарыдав, упала ему на грудь.

Глава 8. Анаэна

На следующее утро Бернар проснулся со смутным предчувствием катастрофы и расплывчатым воспоминанием о чем-то ужасном. Ему казалось, что ему снился невероятный кошмар. Мало-помалу память вернулась к нему — полностью. Он снова увидел похищение и подземную битву. На валявшейся рядом с кроватью одежде чернели пятна крови. Одно виде́ние преследовало его неотступно — как друг вонзает свои зубы в руки жреца и утаскивает того за собой в рыбный садок. «Должно быть, — подумал он, — я буду это видеть до глубочайшей старости». Он попытался представить себе, какими могли быть последние мгновения Артура, и от этого ему стало так плохо, что он едва не закричал и не заскрипел зубами. Ему была невыносима сама мысль о том, что тот, кто был их спутником, делил с ними все невзгоды, всегда был веселым и готовым оказать услугу, медленно растворился в пищеварительных соках огромного краба, и на какой-то момент он даже позавидовал участи Элен и Луи.

— Впрочем, ладно, — пробормотал он. — Он погиб, но погиб как мужчина. И я очень надеюсь, что гранаты Сига разорвали на части того, кто им полакомился.

Для его неприкаянной души это стало едва ли не облегчением. Он встал, натянул на себя чистую одежду и посмотрел на все еще спящих товарищей. Луи казался нервным, возбужденным, другие спали спокойно. Та кровать, которая прежде принадлежала Артура, уже исчезла из дортуара — ее предоставили молодой марсианке. Можно было подумать, что Артура никогда здесь и не было, что его и вовсе нигде никогда не было. От этого «стирания» Бернару сделалось как-то муторно на сердце. Принадлежа к расе, которая всегда предавала земле своих мертвых, он бы скорее смирился, если бы они смогли провести ночь у тела погибшего друга.

Абсолютно бесшумно встал уже и Сиг, который спросил шепотом:

— У него были родные? Невеста?

— Нет, насколько мне известно. Но у него были друзья. И что мы им теперь скажем? Что опоздали всего на минуту-другую?

— Ничего не поделаешь. Это судьба, если вообще что-то можно назвать этим словом.

Завтрак прошел в мрачной атмосфере уныния. Элен незаметно убрала со стола все еще лежавшую на нем сложенную салфетку их товарища. Сделав над собой усилие, Сиг поинтересовался:

— Как там марсианка?

— Все еще спит. Уснула уже под утро. Я была вынуждена дать ей успокоительное, хотя и не знала, подействует ли оно. Подействовало. С ней сейчас Ингрид.

Спустя несколько минут появилась шведка, ведя за руку спутницу, которая выглядела смущенной и то и дело оглядывалась. Она была в одном из платьев Ингрид, которая оказалась с ней практически одного роста.

— А она действительно очень красива! — сказал Рэй. — Вы замечали, что они все красивы?

— О да, это восхитительная раса!

Бернар рассматривал марсианку с точки зрения антрополога. Что в ней поражало с первого же взгляда, так это насыщенно-золотистый цвет кожи, платинового цвета длинные волосы и серо-голубые, скорее даже фиолетовые глаза. Черты лица ее были чистыми, лоб — высоким и широким. По структуре тела она была достаточно мощной: рост — примерно 1 м 65 см (как и у Ингрид, подумал Бернар), плечи широкие и одновременно хрупкие, очень длинные ноги.

По знаку Ингрид она села за стол и с недоверчивым изумлением уставилась на поданные ей какао с молоком и несколько намазанных маслом тостов. Судя по всему, она никогда не видела подобной пищи. С минуту-другую она смотрела, как тосты едят другие, затем решилась попробовать их сама. Ее зубы были очень маленькими; съев половинку тоста, она отпила немного какао и улыбнулась: очевидно, пища не показалась ей такой уж неприятной.

Рэй попытался завести разговор на диалекте черных, но она поняла не больше, чем накануне. Она отвечала на языке плавном и звонком, богатом на гласные.

— Нужно узнать хотя бы ее имя, — заметил Поль. Указав на себя, он произнес: Поль. Остальные последовали его примеру.

Марсианка на мгновение задумалась, затем, повторив этот жест, сказала:

— Анаэна.

После завтрака, пока остальные занимались последними приготовлениями к отбытию, Бернар провел марсианку по всему «Рони». Его ждал довольно-таки досадный сюрприз. Когда он показал ей свой микроскоп, шедевр компании Карла Цейса, она громко рассмеялась, похоже, найдя в инструменте нечто восхитительное и забавное. Бернар тотчас же сократил экскурсию. Позднее, уже на более холодную голову, он подумал, что разумный народ, имеющий за собой более 30 миллионов лет истории, вероятно, достиг огромного технического прогресса, и даже учитывая тот факт, что сейчас он пребывает в упадке, все еще должен обладать остатками былого величия. Более практичным, подумал он, будет начать с самого начала, то есть выучить язык желтых марсиан и обучить Анаэну французскому. В соответствии с методом, примененным Рэем, он принялся называть ей окружающие предметы. Она сделала так же, и Бернар записал марсианские слова в фонетической орфографии. Марсианская письменность оказалась довольно-таки занятной. Она записывалась справа налево, затем слева направо, в бустрофедоне. Урок проходил в присутствии всех, кроме Луи и Поля, которые проверяли машины для назначенного на десять утра отъезда. В самом его начале все шло хорошо, но затем они столкнулись с серьезными трудностями произношения. С одной стороны, плавность марсианского языка с его множеством акцентуаций, вынуждала их совершать одну оплошность за другой, причем, судя по всему, весьма забавные, так как Анаэна хохотала до упаду. С другой стороны, ей и самой с трудом удавалось выговаривать звуки «р» и «у». Первые трансформировались в «л», вторые — в «ю», вследствие чего ее произношение начинало походить на произношение китайца или же, в зависимости от случая, англичанина. По прошествии полутора часов они уже располагали примерно пятьюдесятью существительными и прилагательными и несколькими простейшими глаголами: есть, спать и т.д. Кроме того, Анаэна поняла, что они прилетели с Земли. Урок мог бы и затянуться, если бы Элен не заметила, что марсианка очень юна (ей, вероятно, лет шестнадцать, не больше), и после испытанных эмоций ей следует больше отдыхать. Тем не менее Бернар сумел добиться от Анаэны сведений относительно того, в каком направлении нужно было искать ее народ, тлиу. Им предстояло взять курс на юго-запад.

Глава 9. На бесплодной планете

Открывавшийся из иллюминатора вид на долину постепенно сменялся другим. Бернар припал лбом к стеклу, чтобы еще раз взглянуть на тот уголок Марса, где они оставили товарища, даже не имея возможности честно сказать себе, вернутся ли они когда-либо на его могилу. «Рони» мало-помалу набирал скорость, и вскоре лагерь Семиугольника стал для Бернара не более чем воспоминанием.

Нагнувшись, он прошел на пост № 2. Управлял «Рони» Поль, рядом с ним сидели Сиг и Анаэна. Последняя внимательно следила за малейшим маневром. На посту № 19, который прежде занимал Артур, находился Рэй. Ингрид расположилась в башне. Элен ухаживала за Луи, слегшим с ужасной желтухой, которая возникла у него с некоторым запозданием в результате нервного потрясения.

Бернар с пару минут постоял там, опираясь на спинку кресла Поля. Время от времени он слышал в микрофоне голос Рэя. На борту все идет хорошо. Американец упорно насвистывал себе под нос «Янки Дудл».

Перед звездолетом, насколько хватало глаз, лежал песок. То были пологие дюны, с округлыми куполовидными либо с серповидными вершинами, порой — со скалистыми отростками, жалкое плечо планеты. Навязчивое, как рефреном повторяющаяся в его голове фраза: «Мы в бесплодном мире… в бесплодном мире… в бесплодном мире…» Несмотря на устрашающие глубины подземелий, несмотря на красоту желтой расы, он чувствовал, что находится на износившейся планете, жизнь которой уже близится к закату. Он подумал, что и Земля когда-нибудь станет такой — огромной рыжей опустошенностью под небом цвета индиго. Он содрогнулся, словно внезапно увидел сквозь свою плоть собственный же скелет.

Все те же дюны, все тот же песок, все то же тусклое и далекое солнце. Горизонт выглядел затуманенным пылью, поднимаемой этим легким и постоянным ветерком, не прекращавшимся ни на минуту со дня их прибытия.

— Все в порядке, Поль?

— В полнейшем. А как ты?

— Да что-то как-то на душе тоскливо.

— А в чем дело? — поинтересовался Сиг. — Поругался с Ингрид?

— Нет. Но мне почему-то кажется, что эта планета нас ненавидит. Ты только посмотри на эту желтую землю. Никогда во время своих экспедиций в Сахару я не ощущал такой враждебности почвы. В свободные минуты на ней всегда можно было обнаружить какую-нибудь травинку, насекомое, рептилию или же людей. Здесь же все обстоит совершенно иначе. А что нас ждет за горизонтом? Кто они, эти желтые? — Он кивком указал на Анаэну. — Что мы знаем о ней, о ее мыслях? Она была прекрасна, я ее спас, как поется в одной песенке. Что в этой прелестной головке? Быть может, они такие же злюки, как и черные. В любом случае, у них за спиной 30 миллионов лет истории! Тридцать миллионов лет! На Земле это переносит нас в мезозой! Я чувствую себя живым ископаемым! Возможно, мы для них такие же диковины, как для нас — диплодоки. И потом, мы уже потеряли одного из наших…

— Я уверен, — возразил Поль, — что в них больше гуманности, чем тебе кажется. И я вообще не понимаю, какая муха тебя укусила. Естественно, мне тоже не весело, когда я думаю об Артуре. Но все это риски…

— Ну да, ты же не видел, как он там отбивался и укусил жреца!

— Довольно уже, успокойся, Бернар, — промолвил Сиг. — Это пройдет. Это просто криз. Такое у всех нас будет. Просто ты первый. Послушай. Два года тому назад я зимовал на Шпицбергене вместе с двумя химиками и командой траппёров. Искал «редкие земли». Так вот, там у всех случился криз — сначала у одного, потом у другого. Дошло до того, что один из химиков, пока мы спали, заложил свои сани и ушел… прямо в Швецию. Мы настигли его только через двое суток, уже едва не замерзшего. Прошло еще двое суток — и он же первый над этим смеялся!

— Ох, да знаю я, что это пройдет! Но как факт того, что я это знаю, может уменьшить мою нынешнюю печаль?

Он пожал плечами и направился в башню. Ингрид, развалившись в кресле, разглядывала пустыню.

— Ты тоже? — спросил Бернар.

— Что — тоже?

— Тоже хандришь?

— И да и нет. Я вспоминала наши тихие скандинавские озера. Но я ни о чем не жалею!

— А что ты думаешь о желтых марсианах?

— А что, по-твоему, я должна думать о том, чего не знаю? Анаэна кажется вполне симпатичной. Каковы там все остальные, даже не представляю.

Они долго сидели молча. Затем вдруг в ритме хода звездолета что-то резко изменилось, и «Рони» остановился.

— В чем дело? — спросил Бернар в микрофон.

— Посмотри в передний иллюминатор!

В песчаной пыли, примерно в километре от них, двигались три формы. От прилива внезапной ненависти Бернара аж затрясло. Снова крабы. Он открыл казенную часть пушки, поместил внутрь снаряд…

— Подожди, — сказал Поль, когда Бернар спросил у него, следует ли стрелять. — Анаэна волнуется, возможно, это желтые.

Силуэты приближались, их детали становились более явственными: эти были гораздо более высокими, нежели крабы, имели всего шесть ног и продолговатую форму.

— Судя по жестикуляции Анаэны, я склонен сделать вывод, что это кто-то из желтых, — сказал Поль. — Не делай никаких преждевременных враждебных движений. Но будь наготове!

Загадочные аппараты продвигались большими шагами. На носу первого, на темно-желтом фоне, проступала «сетка» красных разрозненных черточек. На крыше была установлена миниатюрная катапульта, похожая на те, которые использовались когда-то высокобортными кораблями для отправки самолетов. В микрофон Бернар мог слышать что-то без остановки тараторившую на своем языке Анаэну. То и дело звучало слово «плиу», обозначавшее ее народ.

Три машины остановились. Из брюха первой по гибкой лестнице спустился одетый в прозрачный скафандр желтый марсианин.

— Открой наружную дверцу шлюзовой камеры, — скомандовал Поль Сигу. — Мы его примем. Общий созыв совета. Чтобы в нем мог принять участие Луи, совет пройдет в дортуаре.

Убедившись, что марсианин поднялся в шлюзовую камеру, они закрыли внешнюю дверцу и открыли внутреннюю. В течение какого-то, не слишком продолжительного времени земляне и марсианин разглядывали друг друга. Бернар заметил озорной огонек в его взгляде, промелькнувший при виде «земных» одежд Анаэны. Сам марсианин носил, под скафандром, что-то вроде охровой туники, перетянутой на талии поясом и оставлявшей руки ниже плеч обнаженными. Сняв прозрачный шлем, он сразу же задал несколько вопросов Анаэне. Та коротко ответила.

На Земле марсианин показался бы скорее высоким, тем не менее он заметно недотягивал до 1 м 95 см Сига и Рэя и 1 м 87 см Бернара, хотя и был на голову выше Поля. Войдя в дортуар, где уже сидел в своей постели, обложившись подушками, Луи, земляне тотчас же обступили гостя.

— Разговор рискует выдаться не слишком оживленным, — заметил Поль. — Рэй, может, ты и с этим поговоришь на диалекте черных? Кто-то же из них должен его знать?

Марсианин действительно его знал и отвечал на том же языке. Впрочем, как заметил американец, имелись кое-какие легкие различия, позволившие ему полагать, что марсианин, должно быть, изучал черный диалект в другой среде. Говорил марсианин довольно-таки долго.

— Он утверждает, — перевел Рэй, — что они нас искали. Те, кого я освободил во время своего бегства, смогли вернуться в родной город и рассказать там о нас. Приехать раньше они не могли по причинам, которые я уяснить не сумел. Он благодарит нас за спасение Анаэны и спрашивает, не желаем ли мы побывать в их городе.

— Разумеется! Спроси, как его зовут.

Желтый марсианин ответил: Сли. Состоялся новый обмен репликами.

— Он говорит, что покажет нам дорогу. Криоксам — так, полагаю, называются их машины — нужно еще выполнить какую-то миссию, и сопровождать нас они не будут. Но сам он останется с нами.

Часть третья. Подземный мир

Глава 1. Город желтых марсиан

«Рони» вскарабкался на вершину дюны и повернул направо. И тотчас же, словно кто-то отдернул огромный занавес, возникли суперструктуры города желтых марсиан. Последние, в отличие от черных, сохранили на поверхности некоторое количество постоянных строений. Главным образом то были высокие, совершенно закрытые башни, снабженные редкими окнами. Перед этими конструкциями, метрах в тридцати — сорока от них, располагалась ярусами целая вереница наполовину врытых в землю небольших фортов. Довольно высокая, с несколькими входными воротами стена окружала собственно город.

Сли сказал что-то Рэю, и тот пояснил остальным, что нужно обогнуть город, так как в те ворота, которые располагаются с этой стороны, «Рони», вероятнее всего, не пройдет. Произведя заданный маневр, звездолет прошел под портиком и оказался в черте города.

Города, войти в который Поль решился не без определенных сомнений. По сути — в этом он был согласен с Бернаром, — о желтых марсианах они ничего не знали. Предательство по-прежнему представлялось возможным, поэтому, когда они, облачившись в скафандры, сошли на землю, он включил блокировочное устройство, закрыв тем самым вход в шлюзовую камеру для любого, кто не обладал секретом открытия люка. Они направились к ближайшей башне, в которой при их приближении широко раскрылась треугольная дверь, тотчас же, правда, снова закрывшаяся за их спинами. У Поля возникло безотчетное ощущение некоей ловушки — ведь до сих пор земля Марса была так к ним враждебна!

Они очутились в прихожей, от стен которой исходило слабое голубое свечение, затем вошли прямо в лифт, который тут же начал погружаться. Спуск длился минут пять и был весьма быстрым. Сли как мог отвечал на вопросы, но так как сам он знал черный диалект не слишком хорошо, а Рэй — и того хуже, многие вопросы остались без ответа уже в силу того, что их не удалось должным образом сформулировать. Они смутно поняли, что сейчас будут представлены некоему Совету, но что это за Совет — правительство, экспертный комитет или же академия, — так и осталось невыясненным. Они прошли в галерею, которая привела их к залу, где ожидали многочисленные марсиане. Едва они вошли, как с легким свистом откуда-то выскользнул и подъехал прямо к ним какой-то яйцеобразный аппарат. Они сели в него вместе с марсианами. Анаэна их покинула — ей нужно было с кем-то повидаться. Рэй так и не понял, идет ли речь о ее родителях или о ком-то другом. Аппарат двинулся вперед со скоростью, которую трудно было определить, так как иллюминаторов в его стенах не имелось. Внутреннее устройство было простым и удобным и занимало весь интерьер. Ничто не указывало на какие-либо двигатели, и Поль предположил, что они находятся в зоне действия электромагнитного поля, «всасывающего» данный аппарат посредством соленоидов. Через десять минут они остановились у какой-то станции, затем снова двинулись в путь и прибыли на «вокзал», где пересекались несколько линий. Там они вышли, проследовали по галерее и оказались в городе.

То была просторная и, судя по всему, искусственная пещера значительно меньших, нежели пещера черных марсиан, размеров. Она имела эллиптическую форму и, должно быть, достигала нескольких километров в своей большой оси и трехсот или четырехсот метров в высоту. Почти вся она была занята фруктовыми садами, в которых змеились реки. В двух точках эллипса высились своего рода башни (или скорее колонны, так как они упирались в свод) метров в пятьсот диаметром. Они выглядели так, словно были высечены прямо в скале, и были снабжены окнами и балконами. Сли указал на ближнюю: Анак, затем на дальнюю: Энак. Из последовавших объяснений Рэй разобрал, что данный грот является одной из основных резиденций желтых марсиан, и что две эти колонны представляют собой два города. Энак был административным и артистическим городом, Анак — городом научным и столицей. На земле, между рядами красных и зеленых деревьев, пробегала целая сеть путей, по которым циркулировали открытые трамваи, монорельсы. Пока они осматривались, парочка таких трамваев на весьма приличной, от шестидесяти до восьмидесяти километров в час, скорости пронеслась к ближайшей станции. Вся эта перспектива была освещена тусклым голубым светом, вызывавшим небольшую резь в глазах и не слишком, по мнению Бернара, подходившим для обеспечения фотосинтеза растений. Легкие планеры летали на умеренной скорости и садились либо на землю, либо на балконы городов. На реплику Луи, заметившего, что ему представляется не слишком очевидной целесообразность их использования в столь ограниченном пространстве, Сли ответил, что это всего лишь спортивные планеры, но есть и другие, очень быстрые, которые летают в больших туннелях, соединяя желтые города.

По приглашению своего гида они сели в один из легких трамваев и направились прямиком в Анак, где длинный лабиринт коридоров и подъемников в конечном счете вывел их к залу, в котором должен был собраться Совет. То было просторное помещение, украшенное панно, представлявшими, судя по всему, древнюю жизнь на Марсе. Здесь можно было увидеть морские пейзажи, прерии, по которым бегали неизвестные, но очень похожие на земных животные. Были тут и городские виды, удивительно напоминавшие некоторые человеческие агломерации; в частности, одна из них, представленная в виде зарисовки города с высоты в несколько сотен метров, вполне могла сойти за Париж с его большой центральной площадью в форме звезды и ажурной металлической башней. В глубине зала, под белоснежным потолком, ожидали своих владельцев тридцать восемь металлических стульев, снабженных мягкими подушками. Перед каждым из них стоял небольшой столик из серого металла.

— Мы прибыли раньше времени, — заметил Бернар.

Не успел он произнести эти слова, как послышался легкий скрип, одна из стен раскололась надвое, и из образовавшегося таким образом проема появились тридцать семь персон. Первые пятеро были старцами, которые заняли пять сидений, стоявших немного в стороне. Затем шла смешанная толпа из мужчин и женщин; последней вошедшей оказалась Анаэна. Один из стульев оставался незанятым, и тогда Сли отделился от их группы и сел на него.

— Ну и дела! — шепнул Бернар Ингрид. — Похоже, мы спасли крупную шишку. Ты только посмотри, с каким важным видом восседает на своем стуле Анаэна! Я чувствую себя так, словно мне предстоит сдавать экзамен перед крайне строгой комиссией.

Ингрид прыснула со смеху.

— Замолчи!

Один из старцев заговорил, не вставая со своего места. У него был красивый голос, степенный и полный, медленные и преисполненные достоинства жесты.

— Люди планеты, которые мы называем Злой, и которую сами вы именуете Землей, от имени всей нашей расы и наших союзников, я желаю вам приятного пребывания в нашем древнем городе. Мы благодарим вас за спасение той, которая, несмотря на свою молодость, является одной из надежд нашей науки, — Анаэны.

Он говорил медленно, тщательно выговаривая слова; Рэй переводил его речь на французский. Старик продолжал:

— Пока что мы еще не можем обмениваться мнениями и представлениями, так как говорим на языке, который чужд всем нам, поэтому, вместо того чтобы продолжать пустые дискуссии, мы решили заняться изучением вашего языка. Вам же, если вы еще нас не покидаете, думаю, будет полезно выучить наш. Сли и Анаэна сообщили мне, что вы — ученые с Земли, и полагаю, нам будет небезынтересно поделиться друг с другом мыслями. Здесь у вас будет полная свобода действий. Вас я прошу лишь соблюдать наши обычаи, какими бы странными они вам ни казались; мы же, в свою очередь, будем с уважением относиться к вашим. Жить вы будете здесь, в Анаке, во дворце Науки. О материальной стороне вашего размещения позаботятся Сли и Анаэна. Уже завтра, если вы не против, мы приступим к изучению наших языков.

Во время этой речи Рэю пришлось несколько раз просить старика повторить другими словами непонятые ему фразы. План работы показался им здравым, так что никаких возражений не последовало.

Спустя полтора месяца Рэй, Сиг, Бернар и Ингрид, обладавшие определенной предрасположенностью к изучению языков, болтали на местном диалекте уже достаточно хорошо для того, чтобы самостоятельно разобраться с любой проблемой. Поль и Элен немного отставали, Луи же, к его огромному стыду, испытывал в этом плане серьезные трудности. Анаэна, Сли и почти весь Совет говорили по-французски медленно и несколько упрощенно, но вполне понятно. Земляне поселились практически на самой вершине Анака, в веренице комнат, выходящих на общий балкон, откуда открывался прекрасный вид на предместья. Комнаты были обставлены просто и элегантно: удобные кресла, легкий металлический столик да кровать, состоявшая из очень мягкого матраца и обычного одеяла. Здесь можно было не бояться ни малейшего изменения климата. По крайней мере в помещениях, так как вне их жара чередовалась со свежестью, что, по словам желтых марсиан, самым благоприятным образом сказывалось на растительности. Днем всю пещеру заливал насыщенный свет янтарного оттенка, ночь же была представлена голубым светом, столь удивившим их по прибытии. Комнаты, по желанию, в любой момент можно было погрузить во мрак. Двери не содержали никакой запорной системы, что, по мнению Бернара, являлось доказательством того, что марсиане не опасаются вмешательств в их личную жизнь. Немало времени ушло у землян на то, чтобы уяснить социальное устройство общество. Желтые марсиане оказались ярыми коллективистами. В частной собственности у них находились лишь предметы личного пользования: одежда, книги, орудия труда и т.д. Жилые помещения принадлежали государству, но каждый был волен занимать свое столько времени, сколько он пожелает там оставаться. Первоначально он был вправе менять меблировку и орнаментацию квартиры лишь после вынесения эстетическим комитетом разрешительного постановления, но уже давно, несколько тысячелетий назад, как уточнил Сли, эти комитеты перестали накладывать вето, преобразовавшись в собрание людей, проповедующих культ красоты во всех ее формах и стремящихся установить его повсюду. Безупречные формы теперь имели даже промышленные машины.

Единственное значительное ограничение свободы заключалось в следующем: ввиду не слишком большой численности населения (в данный момент, насколько понял Бернар, она составляла одиннадцать миллионов человек), каждый марсианин и марсианка были должны государству определенное количество рабочих часов в месяц. Обязанность Сли состояла в патрулировании на криоксе; Анаэна была ответственна за материально-техническое обеспечение школ. Помимо этого первый был скульптором, а вторая — геологом, скорее даже аэрофизиком.

По-прежнему — как факт биологический, но не легальный — существовала семья. Каждому, в его связях, была предоставлена полная свобода, однако многие предпочитали хранить верность одному спутнику жизни. Ребенку давали имя, сопровождавшееся упоминанием о том, что он является сыном такого-то или дочерью такой-то. Мальчиков таким образом звали по их собственному имени и имени их отца, девочек, опять же, по их собственному имени и имени их матери. По отношению к государству они к тому же обозначались серией номеров. Правительство было представлено рядом экспертных комитетов, которые подчинялись Совету «Тридцати восьми». В этот Совет входили выдающиеся умы планеты, избиравшиеся комитетами. Каждый марсианин мог войти в любой комитет — достаточно было лишь показать, что ты способен должным образом выполнять ту или иную специфическую работу. Но это не давало никаких социальных преимуществ, и многие достойные марсиане предпочитали заниматься исключительно своей профессией. Для власть имущих существовала дисциплина, которая становилась все более и более строгой, по мере того как человек поднимался по социальной лестнице. Член какого-либо комитета или совета мог на время уйти в отставку. В этом случае право на переизбрание он получал лишь через два года. Нарушившего регламент ждало незамедлительное и бесповоротное исключение.

— И это работает? — недоверчиво спросил Бернар, когда Анаэна изложила ему все эти факты.

— Да. Не забывайте, что мы пережили, пусть и в далеком уже прошлом, ужасные времена и не имели выбора. Если бы мы не сумели ужиться, поладить друг с другом, наш вид бы просто-напросто вымер. На днях вам покажут старые документы времен страха… И потом, у нас за спиной — миллионы лет обучения! Вначале Совет был правительством авторитарным и безжалостным, трезвым и жестким, поддерживаемым сильной и фанатичной полицией и располагавшим ужасными средствами принуждения, которыми, должна заметить, он никогда не злоупотреблял. По мере того как обучение совершенствовалось, то, что прежде было запретом, стало обычаем. Мы очень свободны, потому что ни один из нас не горит желанием совершать безрассудные поступки. Но для того, кому захотелось бы вести жизнь безумца, пребывание здесь быстро стало бы невыносимым, даже если бы мы не стали предпринимать против него никаких мер.

Они посетили несколько школ. До возраста, который соответствовал десяти земным годам, основное внимание уделялось физическому воспитанию. Кроме того детей обучали правильному владению своим языком, рисованию и моделированию, игре на музыкальных инструментах, вождению некоторых машин. От десяти до пятнадцати лет шла уже исключительно литературная фаза: они читали те произведения марсианских писателей, которые подходили для их возраста. Также они обучались азам науки и начинали записываться в самые разнообразные спортивные секции. От шестнадцати до двадцати лет шла научная фаза. Ученики в общих чертах знакомились с историей планеты и населявших ее рас, а также с основными вехами грандиозной космической авантюры. Помимо этого они обучались какой-либо профессии, одновременно продолжая читать классиков и заниматься музыкой либо тем или иным видом искусства. После двадцати лет они были вольны выбирать тот путь, который им нравился.

— Но сколько же лет вам, Анаэна?

— В ваших годах?

— Да.

Она произвела быстрый подсчет.

— Двадцать три.

— Вы выглядите гораздо моложе! Я бы не дал вам больше семнадцати!

— Мы развиваемся медленнее, чем вы, и становимся взрослыми примерно к тридцати вашими годам.

— Да вы просто какие-то монстры скороспелости! А какова у вас продолжительность жизни?

— Сто пятьдесят, сто шестьдесят, иногда сто восемьдесят лет.

— Вдвое больше нашей, ну и ну! Это расовая особенность или же следствие вашей науки?

— На этот уровень мы вышли благодаря нашей науке. Наши предки жили не более девяноста — ста лет. Вы можете расспросить об этом моего брата Лои. Он — биолог и просветит вас гораздо лучше, чем я. Но я думаю, что, если вы останетесь здесь, то проживете не меньше нашего.

Глава 2. Другая версия истории

Наступил день, которому предстояло стать незабываемым для землян. Накануне вечером Агум, председатель Совета «Тридцати восьми», заявил им, что теперь, когда они в достаточной мере понимают язык своих хозяев, для них будет проведена лекция, сопровождающаяся показом фильмов по истории планеты Марс. Сеанс начался рано утром. В роли лектора выступал Цер, профессор истории в местном «университете». По меркам желтых марсиан то был настоящий великан, практически одного роста с Бернаром. Даже будучи весьма преклонных лет, совсем уже седым стариком, он все еще пребывал в полном рассвете сил. Да и вообще, Цер был выдающейся личностью, бывшим «скитальцем по планете», как сами марсиане называли тех, кого любопытство побуждало посещать самые негостеприимные места Марса. Сорок земных лет тому назад он являлся главой миссии, которая попыталась восстановить контакт с красными марсианами, тысячелетиями жившими в уединении на южном полюсе. Впрочем, миссия обнаружила лишь давно покинутый его прежними обитателями город.

Когда Цер поднялся на трибуну, то сразу же начал очень четко выговаривать каждое слово, чтобы оказаться лучше понятым земной аудиторией.

— Я не стану вам объяснять, каким было прошлое Марса до появления на нашей планете людей, как не стану рассказывать и о том, какими были первые цивилизации, творения белых людей, сравнимых с вами. Мой доклад касается эпохи, предшествовавшей Великим Переменам. В то время, 30 миллионов 112 тысяч 700 лет тому назад, Марс делили между собой двенадцать народов, которым после множества войн удалось-таки перейти к мирной жизни при практически полном отсутствии вооружения. Единственным пространством, не подпадавшим под их юрисдикцию, являлась расположенная на экваторе довольно-таки обширная область, в которой проживали красные марсиане. Последние не были гуманоидами. Не вторгаясь в сферу моих коллег-биологов, я должен указать их происхождение. В неопределенную эпоху, вскоре после открытия металлов, некий вид насекомых, похожих, насколько мне это известно, на ваших муравьев, развился настолько, что достиг очень большого роста и сопоставимой с нашей, хотя и несколько иной, психики. Но до эры Соединенных Штатов Марса они почти не эволюционировали в индустриальном плане и — странная штука! — не питали даже малейшей враждебности к гуманоидам. Два вида жили в полнейшем согласии, и мы даже отправляли к ним миссии, задачей которых было привести их к цивилизации. Их единственная деятельность заключалась в выращивании одной из зерновых культур и возведении огромных, но очень бедных подземных городов. Внезапно все изменилось. Они начали отсылать наши миссии обратно, а значительный рост численности населения привел их народ к бедности. Затем в один из дней наши охранявшие границы авангарды с изумлением увидели появившиеся у наших рубежей их первые боевые машины, ими же и построенные. Сперва, несомненно, они просто-напросто копировали наши изобретения. Как бы то ни было, за достаточно короткий промежуток времени им удалось организовать довольно-таки мощную промышленность. Вероятно, они уже давно вынашивали такую идею, и нужно сказать, сюрприз удался. Уже в самом скором времени они начали производить в том числе и машины собственного изобретения.

Короче говоря, наши аванпосты пребывали в таком изумлении, что серьезного сопротивления оказать не смогли. Развернувшись на огромном пространстве, армия красных быстро завоевала 11-й и 12-й штаты, названия которых до нас не дошли. Города, располагавшиеся на поверхности, были разрушены, население изгнано или истреблено. Поспешно созванный Совет Штатов решил сражаться. Мы снова вернулись к конструированию тех машин, о которых совсем еще недавно забыли с такой радостью, и спустя пять или шесть лет после нападения красных первые массивные эскадры белых марсиан начали атаковать вражеские территории.

Прежде чем продолжить, я покажу вам, что тогда представляла собой марсианская цивилизация; наш воздух, пусть он никогда и не отличался такой плотностью, как ваш, все же был достаточно плотным для того, чтобы поддерживать летательные аппараты на незначительной скорости.

Он подал знак, и по экрану побежали картинки. Они увидели крупные, густонаселенные и оживленные города, обрабатываемые поля, над которыми летали легкие самолеты. У населения, мирного и спокойного, была белая кожа. В плане техническом увиденное в разы превосходило все то, что когда-либо производил земной кинематограф. Затем пошли кадры, сделанные с воздуха над территорией красных и показывающие бомбардировки «входов» в их подземные города. На экране возникло существо, напоминающее муравья. У него было разделенное на три части тело, шесть лап, большая голова и антенны. Но лишь четыре лапы использовались для ходьбы, две передние — в чем не могло быть сомнений — были адаптированы для хватания: трехраздельные на конце, они оканчивались острыми, противопоставляемыми когтями. Имелись и мандибулы, чуть усеченные. Из-под трех простых глазков смотрели два темных и неподвижных фасеточных глаза, расположенных по бокам головы.

Демонстрация прекратилась, и Цер продолжил:

— Война была ожесточенной. В самом ее начале мы имели абсолютное превосходство в воздухе. Нам неоднократно удавалось изгнать красных с поверхности. Тогда они отступали в свои подземные города и там готовили новые армии. Нашим предкам так никогда и не удалось проникнуть ни в один из этих городов. Затем борьба стала носить иной характер. Во-первых, у красных появились собственные летательные аппараты. Построенные по отличным от наших принципам, они ни в чем не уступали нашим лучшим типам. Сведений о том, каким было бортовое оружие — как наше, так и их, — у нас нет. Исход войны долгое время оставался неопределенным. Потом мы начали терять территории, пришлось снова эвакуировать 11-й и 12-й штаты. Затем в руки врага перешли 10-й и 9-й, что повлекло потерю большинства наших хромовых мин. Тогда было заключено перемирие, условия которого красные обязались в дальнейшем уже не оспаривать. Они сохраняли завоеванные штаты, многие наши города оказались разрушенными, тогда как их подземные, напротив, пострадали весьма незначительно. Перемирие было заключено одним из наших президентов, гениальным человеком, которого звали Билер. Главным образом он хотел выиграть время. Он полагал, что раз уж мы не можем победить красных, атаковав их с поверхности, следует перенести войну в их города, напав на них через подземелья. Наши предки принялись конструировать огромные бурильные машины и уже были готовы возобновить войну, когда произошла внезапная мутация.

Вот уже лет двадцать нашим ученым приходилось констатировать тот занятный факт, что рождается множество детей, сильно отличающихся от их родителей. Еще с доисторической эпохи на Марсе существовала всего одна-единственная гуманоидная раса — белая. Так или иначе, но все шло к тому, что подобное положение вещей вот-вот изменится. Первым родившимся «мутантом» был Анакс; он принадлежал к нашей, желтой, расе, и его случай в те времена изучался с живейшим любопытством. Так как за исключением врожденных особенностей, он оказался вполне нормальным, это любопытство быстро сошло на нет. Но его сняли на пленку, и этот фильм случайно дошел до нас. Вот он.

На экране возник мальчуган, похожий на тех, кого земляне уже видели в школах, разве что, возможно, не столь белокурый. Он играл в восхитительно цветущем парке. В какой-то момент он повернул голову к объективу и улыбнулся. Эта столь давняя — все-таки прошло уже 30 миллионов лет! — улыбка почему-то тронула Бернара до глубины души.

— Странных рождений становилось все больше и больше. Но в ярости войны, которая шла уже тридцать лет, никто, за исключением пары-тройки биологов, не придавал им большого значения. Выжили лишь две расы, наша и черные. Но образовалось уже с дюжину новых, представители которых были просто гигантами, порой достигая трехметрового роста. По неизвестным нам причинам все эти расы быстро дегенерировали. К тому моменту, когда президент Билер задумался о возобновлении военных действий, рождавшихся анормальных детей у нас насчитывалось уже 70 %, из которых 30 % были желтыми и 25 % — черными. Даже отъявленным скептикам стало очевидно: вид меняется. Судя по всему, красные тоже претерпели определенные трансформации, чем, вероятно, и объясняется резкое изменение их поведения. Впрочем, внешне они остались прежними — мутации у них затронули лишь психику. Каковы причины этих мутаций? Некоторые полагали, что они были вызваны усилением излучений вследствие великой солнечной катастрофы, случившейся незадолго до этого (результатом этой катастрофы стала гибель некоей находившейся близ Меркурия внутренней планеты, которая столкнулась с колоссальным болидом). Но эта теория плохо соотносится с тем фактом, что подобные мутации, должно быть, происходили еще в животном мире на протяжении многих геологических периодов. Наши современные биологи полагают, что нашли ответ на этот вопрос, и вы сможете переговорить с ними. Уже спустя восемьдесят лет после смерти президента Билера население Марса состояло лишь из желтой, черной и парочки других рас. Последний белый, химик, трагически погиб в результате несчастного случая. Мы, желтые и черные, унаследовали их науку, их язык и их неприязнь по отношению к красным.

Перемирие продлилось еще несколько лет. За это время популяция реорганизовалась. По взаимному согласию, желтые и черные поделили территорию между собой. Эти расы с первых же дней своего возникновения испытывают одна к другой глубокую антипатию. И мы, и они полагаем друг друга уродливыми и несносными. Они по большей части занимаются психологическими и психико-химическими исследованиями, рассматриваемыми с практической точки зрения. Мы находим удовольствие в величайших объяснительных теориях, даже не пытаясь подыскать им какого-либо применения. В плане конструирования машин они нас тогда заметно превосходили, и, не помоги нам красные, мы были бы уничтожены. Но я забегаю вперед… Перемирие было нарушено. Как-то ночью красные сожгли и разрушили Копак, столицу черных и важный металлургический центр. На следующий день воспылал уже Талль, наша столица. Буровые машины Билера стояли неиспользованными в наших арсеналах; они тотчас же приступили к работе. Спустя месяц после разрушения Талля, они прорвались в красную столицу 11-го штата, что оказалось для красных полнейшей неожиданностью. Мы выпустили в город огромные объемы токсических газов на основе цианистоводородной кислоты, и он погиб. Затем наступила решающая фаза войны. Один из влиятельных красных командиров угодил к нам в плен. От него мы узнали — и он привел тому неопровержимые доказательства, — что это не красные нарушили перемирие, а черные. Тогда мы решили сделать все возможное для того, чтобы остановить войну. Спустя месяц состоялась мирная конференция. Мы признали за красными владение 10-м, 11-м и 12-м штатами. Они вернули нам 9-й и согласились предоставить в обмен на что-либо весь необходимый нам хром. Казалось, все закончилось лучше некуда.

Но мы забыли о черных! Спустя неделю все, кто слушал радио, услышали выдвинутое против нас пылкое обвинение в предательстве «идей гуманоидного мира». Еще через сутки началась война. У нас сохранились фильмы, запечатлевшие атаку черных на наши города. Вот вам один пример.

На экране возник небольшой городок, тихий и миролюбивый, ярко освещенный поздним вечером. На улицах — вполне счастливая толпа. Затем, внезапно: лучи прожекторов, выхватывающие заходящие на цели самолеты; взрывы; обрушения домов; облака дыма над целыми кварталами; и наконец — широкая пелена огненного дождя, пожирающего все, что еще осталось стоять.

— Город Бле насчитывал 55 000 жителей. Ни один не выжил. Этот документальный фильм был обнаружен в обломках сбитого самолета. В ту ночь мы получили 600 000 трупов! Тогда черные впервые использовали «жидкий огонь», принесший нам впоследствии столько бед. Как наши химики ни старались, вывести его формулу им так и не удалось.

Красные, атакованные через подземелья при помощи все того же «жидкого огня», отреагировали мгновенно и не менее болезненно. Второго числа месяца тло эры мира — мы с красными уже наивно провозгласили «эру мира» — красная и желтая воздушные эскадры объединились для того, чтобы стереть с лица земли черный город Клек.

И эта адская война продолжалась, с непродолжительными перерывами, веками. Долгое время наиболее пострадавшей в ней стороной были именно мы. Один за другим сгорели наши города. У нас осталось всего три штата: 1-й, 2-й и 4-й. Красные держались получше и уступили лишь один штат, 12-й. Тогда-то сотрудничество двух гениальных химиков, желтого, Блио, и красного, имя которого в истории не сохранилось, и изменило — причем кардинальным образом — установившееся положение вещей. В весьма непростых условиях этим двум химикам удалось создать совершенно новое вещество, сочетавшее в себе ионизированный гелий и кислород. Это соединение, устойчивое в крайне сжатых условиях давления и электрического напряжения, действует с поразительным освобождением теплоты, когда эти лимиты преодолены. Мы снабдили этим продуктом наши последние самолеты, разместили его запасы под черными городами, где уже работали наши буровые машины, и как-то раз мы причинили врагу вдесятеро больший ущерб, чем понесли сами. С этого момента партию уже можно было считать выигрышной! Борьба продолжалась спазматически еще лет пятнадцать. Затем черные совершили то, что мы называем «преступлением планетарного масштаба». В одно прекрасное утро, каковых больше — увы! — уже нет в нашем мире, они пустили в ход неизвестные нам энергоресурсы. Воздух словно воспламенился. Выжили лишь те из наших предков, которые находились в самых глубоких и закрытых городах. Остальные сгорели заживо. С поверхности планеты исчезла вся растительность. Кислород воздуха соединился частично с почвой, частично с азотом, дав NO2, который был выброшен под видом нитрата. Атмосферное давление резко снизилось.

Марс превратился в пустыню!

В живых осталось всего лишь около 70 000 наших и 27 000 красных. Черные, которые укрылись в уже известной вам огромной пещере, сохранили порядка миллиона человек. Но, разрываемые междоусобными войнами (а также по причине того, что их правительство и лучшие инженеры погибли в результате неверного маневра, о чем мы узнали уже позднее), они не истребили нас до последнего индивида, как могли бы сделать. Наша раса выжила, но цивилизация была уже мертва. Разрушенные заводы, не способные летать в этом разрежённом воздухе самолеты, скудные или испорченные запасы продовольствия — все это не могло не вызвать у выживших смятения и расстройства. Пошли мятежи, гражданские войны, сократившие наши ряды до 30 000. Отношения с красными перестали поддерживаться. Они давно уже живут в уединении где-то на южном полюсе. Наступил период в одиннадцать миллионов лет — так называемый «черный период», — о котором мы знаем крайне мало. Наша цивилизация скатилась до уровня, обеспечивающего лишь выживание расы. Несколько раз случался ренессанс, длившийся, правда, не очень долго. Хорошо уже то, что нашим предкам удалось сохранить бесценные документы. Наш вид охватила явная дегенерация творческих способностей. То были тяжелые времена. Затем творческий дух проявился снова. Мы смогли почти всё открыть для себя заново — при значительно меньших, в сравнении с нашими предками, возможностях. Возобновилась и война с черными, в которой шесть миллионов лет тому назад мы потерпели сокрушительное поражение, снова отбросившее нас едва ли не к нулю. Конечно, с тех пор мы уже поправили свои дела и сегодня находимся почти на том же уровне теоретических знаний, на каком пребывали и наши прародители. С практической точки зрения многие вещи нам — увы! — по-прежнему недоступны за неимением необходимых средств. Война против черных продолжается — скорее не война даже, а герилья,[10] подземная и жестокая, проходящая вокруг глубоких металлоносных месторождений. Иногда они вторгаются в наши галереи, иногда уже мы берем в плен с десяток-другой врагов. Исследовательские рейды на территорию неприятеля были во времена моей юности чем-то вроде приятной спортивной игры. Я часто в них участвовал, когда был молодым. Наши криоксы и их крабы нередко вступали в сражения где-нибудь на поверхности, но на протяжении вот уже почти тысячи лет настоящей войны не ведется. С точки зрения цивилизации теперь уже мы их превосходим, и довольно-таки сильно. Из былых навыков они сохранили разве что свое мастерство механиков… Вот в каком состоянии находится сейчас эта несчастная планета, у которой тоже некогда были времена величия.

— Во время моего пребывания у черных, — сказал Рэй, — я слышал, что когда-то вы отправляли экспедицию на Землю.

— Истинная правда. Ее организовали белые, вскоре после развязывания войны. Наши астронавты достигли своей цели, но, столкнувшись с проблемой гравитации, быстро вернулись. У нас остались их фильмы, или скорее фрагменты, которые сохранились со времен возрождения — они сейчас, правда, в неважном состоянии. Кроме того, в библиотеке университета хранится рассказ об этом путешествии, написанный начальником той экспедиции, Бруи. Они привезли на Марс несколько образчиков земных животных, которые не выжили. Впрочем, какие-то их скелеты, если не ошибаюсь, все же удалось спасти. Вы найдете их в виде муляжей в отделе палеобиологии.

Тут уже Бернар, в свою очередь, пожелал узнать детали эволюции жизни на Марсе. Цер заявил, что это — вне его компетенции.

— Вам лучше поговорить с Вли, нашим ведущим специалистом. Насколько я знаю, ему и самому не терпится с вами пообщаться, чтобы сравнить геологию Земли и Марса.

Глава 3. Во фруктовых садах города

Облокотившись на перила балкона, Сиг мурлыкал какой-то старый напев из скандинавского фольклора и блуждал взглядом по подземному миру. Расположившиеся на другом конце балкона Луи и Элен о чем-то непринужденно болтали. Растянувшийся на диване Поль курил свою трубку, пытаясь читать учебник по марсианской физике. Рэй, в поисках сенсационных снимков, отправился на экскурсию: марсиане обеспечили его своим материалом для цветных фото. Бернар объяснял Ингрид результаты своей встречи с Вли.

— Судя по журналу экспедиции, фильмам и скелетам, марсиане высадились на Земле в начале среднего эоцена. В фильме есть кадры, на которых запечатлено стадо резвящихся диноцератов, которое привело бы в восторг всех палеонтологов мира. Мне разрешили взять с собой копию всех фрагментов и книги. На Земле это произведет оглушительную сенсацию! А видела бы ты их коллекцию ископаемых! Жизнь проходила на Марсе практически теми же путями, что и у нас, но не в точности. К примеру, у них никогда не было непарнокопытных — лошадей, носорогов. Но зато у них были хоботные, которые у нас вымерли на стадии мастодонта. Чудеса, да и только! В их музеях можно бродить вечно!

Он буквально сиял от счастья.

— Ах, Ингрид! Как же прекрасна и восхитительна жизнь, подарившая мне такую радость! Но я веду себя эгоистично. Полагаю, вам с братом тоже должна представиться возможность узнать что-либо новое.

— Разумеется! Пусть даже это и будет всего лишь синтез альбуминоидов… Но снаружи так хорошо, да и этот свет совсем не режет глаза. Я бы не прочь прогуляться по фруктовым садам. Сходим?

— Хм… Да как-то работы — по горло… — пошутил он.

Лифт быстро доставил их вниз. На улице они сразу же наткнулись на небольшую группку желтых марсиан, суетливых и улыбающихся. Благодаря той борьбе, которую земляне вели против черных, исконных врагов, они были здесь очень популярными. Чуть отойдя от дороги, они попали в тень фруктовых деревьев сада. Землю покрывал густой мох. Несколько ярких бабочек, муравьев и птичек — единственные выжившие здесь представители фауны — оживляли пейзаж своей хрупкой и грациозной жизнью.

Они расположились у небольшого ручья. Ингрид расстегнула сандалии и опустила ноги в воду. Она долго сидела так с задумчивым видом, не произнося ни слова. Бернар, лежа на спине, курил огромную трубку. Он ощущал себя счастливым, но с трудом справлялся с внутренним перевозбуждением, которое приводило его к самым смелым гипотезам, плодам его визита к Вли. В его мозгу крутились десятки мыслей, мало-помалу выстраиваясь в гармоничное целое. Он все еще был там, внешне совершенно безмятежный, но в душе ликующий от того, что ему представился шанс узнать все это. Постепенно, убаюкиваемый трепетанием бегущей воды, легким плеском, который производила Ингрид, перебирая голыми ступнями, успокоился и он, предавшись воспоминаниям… Письмо Поля, отлет, появление Ингрид… Мысль о ней вновь пробудила в нем беспокойство: он знал, что любит ее, но вот любит ли его она? Ему, быстро находившему единственно верные решения в борьбе с материей, удавалось познать окружающих его людей лишь после продолжительных размышлений, осмотрительных бесед и долгого привыкания. Естественно, он знал, что Ингрид приятна его компания, что она любит шутить и спорить с ним, обмениваться мыслями. И он глубоко ценил эту дружбу. Но знал он и то, что если признается ей в своей любви, то это выйдет как-нибудь резко и неуклюже, и что если он будет отвергнут, то уже никогда не посмеет посмотреть ей прямо в лицо. Этот панический страх оказаться смешным был его недостатком, недостатком, который не раз и не два мешал ему на Земле. Кроме того, ему казалось, что в их отношениях есть нечто деликатное и уникальное, нечто такое, что никоим образом не следует марать.

— Да здесь просто Эдем какой-то, — произнесла вдруг она. — Рай, из которого выгнали наших прародителей…

Невероятно, но факт: от протестантского образования она сохранила влияние Библии, что позволяло ей разбавлять свою речь античными метафорами и параболами, звучавшими из ее уст как-то свежо и молодо. Бернар поднялся, подхватил с земли спелый и тяжелый плод.

— Яблоко с древа Науки! На сей раз искусителем буду я. История перевернулась!

— Мы уже пробовали плод этого дерева — мы оба, — ответила она. — Он живительный, но горький. Я иногда с тоской вспоминаю ту маленькую девочку, которая ходила в храм и верила, что видит в новогоднюю ночь летающих ангелов!

— Какая-то ты задумчивая. Жалеешь, что полетела?

— Нет. Я бы и сейчас, даже зная, что нас ждет, все равно полетела. Просто иногда складывается впечатление, что мы перешли человеческие границы, и за это придется заплатить.

— Ба! Лично я не чувствую за собой ни малейшей вины. Полагаю, человек сможет зайти даже еще дальше, еще выше — как морально, так и физически. А когда солнце охладеет, мы перейдем на другую звезду.

— Возможно… А может, человечество просто исчезнет, как игуанодоны…

Она тряхнула головой.

— Дай-ка лучше мне этот искушающий плод. Какими бы ни были последствия, таково человеческое предназначение — надкусить его!

— Так ты у нас, значит, Ева?

— Возможно… Если ты Адам.

Он не сразу в полной мере осознал смысл этого ответа. Потом быстро прокрутил в мозгу триумф, сомнения, опасения. Затем присел рядом с ней, по-турецки.

— Ингрид?.. — начал он.

Она обернулась, глядя на него своими большими и искренними карими глазами.

— Что?

— Ингрид, — повторил он, — ты согласишься…

Она отложила яблоко, обхватила его голову обеими руками и, нежно глядя в лицо, сказала:

— Ну конечно, дурашка!

В тот вечер, за ужином, проходившим в их квартире, Поль заметил нечто необычное в поведении Бернара. Никогда еще со смерти Клер он не видел его столь веселым и взволнованным. Сейчас он, всегда такой серьезный и малоразговорчивый, оживлявшийся лишь для поддержания долгих и ожесточенных дискуссий, смеялся, шутил и сыпал еще более непристойными каламбурами, чем иногда — сам Поль. И с каждой минутой это его возбуждение нарастало.

«Черт, — подумал Поль, — я знал, что Бернар любит геологию, но чтобы так сильно!..»

Сидевший с краю стола Сиг загадочно улыбался. В конце ужина Бернар вдруг распрямился и, перекрывая веселый шум разговоров, прокричал:

— Друзья, у меня есть для вас одно объявление…

— Слово предоставляется гражданину Бернару, — председательским тоном сказал Поль.

— В общем, так: мы с Ингрид с сегодняшнего дня — жених и невеста.

Комнату огласил вопль дружеских поздравлений, которые после повторения хором сменились бурными аплодисментами.

— Речь, Бернар, речь! — закричали Поль и Луи. То была их давняя лагерная привычка, старая, как и сама их дружба.

— Дамы и господа, — начал Бернар. — Я только что сообщил вам новость, которая, я в этом уверен, обрадует и потрясет все человечество. И я не преувеличиваю, заявляя это, так как не далее как минуту назад видел и главное слышал ту кучку людей, коей оно, наше человечество, представлено в этом странном мире, и эта кучка людей выражала свою радость и потрясение криками, которые напоминают — что весьма досадно для меня как для натуралиста — крики обычной свиньи (sus scrofa[11], скажем мы в целях научного уточнения), хвостовой придаток которой прижало дверью.

Затем, уже степенным тоном церковного проповедника, он продолжил:

— Господь сказал, мои дорогие собратья: нехорошо, когда мужчина один. Поэтому я принял решение — разумеется, героическое — отказаться от своей независимости. Я только что связал свою жизнь с той, которая будет мне преданной спутницей и стабилизирует на ее пути блестящую звезду науки, коей я и являюсь. Так как, как бы это ни неприятно было слышать тем завистникам, на чьих лицах я сейчас вижу улыбки, я действительно — звезда науки!

Тоном политического оратора он закончил:

— Да, сограждане, женщина — это естественная спутница мужчины. Без нее нет домашнего очага! Без очага — нет семьи! А семья — это краеугольный камень государственной машины, основа общественного строя. И я приложу все усилия для того, чтобы был принят закон, по которому брак станет делом обязательным и бесплатным!

Он сел на свое место. Едва шум и смятение улеглись, встал уже Луи:

— Друзья мои, я благодарю Бернара за столь прекрасную речь, соперничать с которой я не осмелюсь. Так как мне тоже есть что вам сказать: мы с Элен обручены вот уже два месяца!

Это признание вызвало шквал возмущенных криков:

— И чего было скрытничать? К штрафу его! Вышвырнуть его за дверь!

В поднявшемся гвалте Поль завопил:

— Большой судебный совет единогласно постановляет: приговорить Луи Лапейра к штрафу в шесть бутылок «Монбазияка» каждому, выплачивается по возвращении. Мотив: преступные действия, имеющие целью погубить экспедицию за счет ликвидации одного из ее членов; ведь, как-никак, Элен теперь — всего лишь его половина! Более того, по тем же мотивам, Бернар приговаривается к идентичному штрафу!

— Мы решительно протестуем! — в унисон прокричали Бернар и Луи.

Громкий взрыв смеха, добродушного и искреннего, заставил их обернуться. В дверях, хохоча до упаду, стояли Анаэна, еще несколько девушек и трое парней. То было редкое зрелище, так как если улыбались желтые марсиане охотно и с удовольствием, то смеялись они не часто. Выступив вперед, Анаэна представила:

— Лои, мой брат, биолог. Кни и Элиор, твои коллеги, Бернар. Мои подруги Эния, Лия, Ансия и Фиала. Последняя, как и я, была в плену у черных. В результате вашего вмешательства многим пленникам удалось бежать. Через старые галереи, где они бродили довольно-таки долго, в конечном счете они вышли к одному из наших аванпостов. Фиала добралась сюда лишь вчера вечером. О вашем существовании она даже не догадывалась, потому и задавалась вопросом: что же такого случилось в храме? Она пожелала поблагодарить вас лично. А теперь я должна сообщить, что через три дня мы уезжаем в разведывательную экспедицию в старые туннели, которые находятся в районе южного полюса. Как вам известно, я — геофизик. К тому же, Лои доложили, что там все еще сохранилась кое-какая остаточная фауна. Мы пришли спросить, не желает ли кто-то из вас отправиться с нами. Мы были бы рады вашему присутствию. Только вооружитесь. Возможно, нас ждет встреча с черными.

— Мы поедем, — сказали Бернар, Сиг и Рэй.

— Я тоже еду, — промолвила Ингрид. — Куда ты, дорогой, — туда и я.

Глава 4. Фульгуратор

В назначенный день экспедиция была готова к отбытию. Она насчитывала восемь членов: Лои, Анаэну, Кни, Элиора, Бернара, Сига, Ингрид и Рэя. На трех криоксах им предстояло добраться до мертвого города Лло, откуда они уже пешим ходом направились бы к старым туннелям. Размещенный в Лло гарнизон желтых марсиан численностью в 200 человек присмотрел бы за криоксами. Накануне Бернар попросил показать ему местоположение Лло на карте. Мертвый город находился неподалеку от 70-го градуса южной широты и точно на 30-м градусе западной долготы в районе Серебряной горы.

Начальником экспедиции был назначен Лои. «Хорошенько вооружитесь, — посоветовал он землянам. — Будет лучше, если именно вы воспользуетесь своим оружием. С нашим, когда не имеешь на то давней привычки, обращаться весьма нелегко. Однако же ружья брать нет смысла — в узких галереях они будут вам только мешать». Так что каждый из них взял с собой два револьвера, запас патронов, несколько гранат. Рэй, естественно, захватил и «Лейку», заправленную марсианской фотопленкой.

По дороге, которая была им неизвестна, они дошли, следуя за желтыми, до гаража криоксов. Последних там, со сложенными ногами, стояло штук 200. Лои распределил членов экспедиции по машинам.

— Анаэна, Бернар, Ингрид — в № 1. Кни, Рэй, Элиор — в № 2. Сиг и я — в № 3.

Каждый криокс был четырехместным, так что даже если бы одна из машин вышла из строя, экспедиции не пришлось бы сворачиваться. Бернар не без любопытства проник вслед за двумя девушками внутрь аппарата: до сих пор шанса осмотреть интерьер криокса ему не представлялось. Он оказался в просторном продолговатом корабле примерно 10-метровой длины, вся задняя часть которого была забита двигателями, что значительно сокращало свободное пространство. Герметические перегородки из прозрачного материала разделяли этот зал на три отсека: один занимали двигатели, второй служил шлюзовой камерой и содержал скафандры, в третьем располагался пункт управления. Все перегородки этого последнего отсека также были прозрачными. Из четырех имевшихся тут кресел три стояли на одной линии, одно — чуть сзади. Перед каждым из трех передних, на небольшом столике, находилась клавиатура, похожая на фортепианную, но гораздо меньших размеров. Эти пульты управления были, за исключением пары-тройки деталей, практически идентичными. На каждой из кнопок стояла какая-нибудь марсианская литера; все они, кроме двух красных на центральном пульте, были черными.

— Управление здесь довольно-таки простое, — сказала Анаэна, устраиваясь в кресле. — Напрямую командовать весьма замысловатыми движениями ног нет никакой необходимости — за это отвечает специальный механизм. Наша единственная задача состоит в том, чтобы, нажимая на эти кнопки, регулировать скорость. Если говорить в понятных вам единицах измерения, здесь у нас, слева направо, такие кнопки: старт, скорость 5, 10, 30, 45, 60, 85 км/ч, что является максимумом. Изменения направления задаются вот этими педалями. Есть также кнопки «прыжок» и «стоп». Обе красные кнопки отдают распоряжения… скажем так: пушке. Правая — это начало стрельбы, левая — ее прекращение. Наводка по высоте осуществляется за счет маневрирования вот этим курсором вот этого градуированного полукруга, наводка по направлениям — посредством вот этого колесика. Параметры расстояния и прицеливания вы можете увидеть на небольшом телеметре, расположенном прямо напротив центрального кресла. Бернар, ты его и займешь — будешь, если что, вести бой. Вот инструкция, составленная на вашем языке, из нее можешь почерпнуть дополнительные детали. Я расположусь за левым пультом, ты, Ингрид, устраивайся за правым. Эта маленькая зеленая кнопка — сигнальная сирена. Ее я беру на себя.

— Но если, когда мы будем на поверхности, у нас пробьют корпус, и начнет выходить воздух, мы разве не задохнемся? — спросила Ингрид.

— Нет, не задохнемся. Корпус здесь двойной, и между двумя листами залита смесь, которая обладает способностью заделывать дыры… если они, конечно, не слишком велики, — добавила Анаэна с улыбкой.

Через прозрачную перегородку Бернар увидел, как криокс № 3, в котором находился Луи, медленно распрямил ноги. На небольшом экране ретро-телевизора тот же самый маневр повторял № 2.

— Ах да, совсем забыла, — сказала марсианка. — Для распрямления ног нужно одновременно нажать кнопки «стоп» и «старт». Поднять криокс на ноги поручим тебе, Ингрид. Если что-то пойдет не так, просто вскинь руку, и я все исправлю.

С некоторым волнением при мысли, что она может где-то ошибиться, Ингрид нажала на указанные кнопки. Они почувствовали, как аппарат плавно, без рывков, приподнялся.

— И давно у вас эти криоксы? — поинтересовался Бернар. — Настоящее чудо механики!

— Изобрели их не мы, а красные. Мы их лишь усовершенствовали. Но мы участвовали в изобретении фульгуратора, чрезвычайно эффективного орудия, которым оснащены все наши машины. Впрочем, ты сам все увидишь, если мы наткнемся на черных, на что я очень надеюсь.

Сказав это, она пустила машину вперед на минимальной скорости. Преодолев небольшой туннель, они «вошли» в грузовой лифт, который поднял их на поверхность. Слева Бернар заметил просторный ангар, возведенный марсианами вокруг «Рони». Затем скорость увеличилась, и три криокса выстроились треугольником: № 1 — во главе, № 2 — слева и чуть сзади, № 3 — справа и, опять же, чуть сзади. Вскоре они уже мчались вперед на предельной скорости среди пологих дюн, прямиком на юго-запад. Машину немного шатало, но это было размеренное и довольно-таки приятное покачивание.

— Если я правильно все подсчитала, — сказала Ингрид, — до Лло 4 500 км. При средней скорости в 80 км/ч, мы будем там через 56 часов, то есть через двое суток и восемь часов.

— Думаю, что дорога займет у нас куда больше времени. Хорошо, если уложимся в трое суток. Впрочем, наши криоксы оборудованы всем необходимым для долгих поездок и предполагают гораздо больше удобств, чем ты можешь себе представить. В задней части, за машинным отделением, находится комната отдыха с четырьмя расположенными одна над другой кроватями, кладовой-кухней и т.д. Эти аппараты — 14-метровой длины, тогда как первые три отсека занимают лишь 10 метров.

Ингрид долго смотрела на пробегающий за стеклом пейзаж. Мало-помалу разговор прекратился. Бернар изучал памятку по марсианской стрельбе. Анаэна управляла машиной, что было не так уж и сложно: путь пролегал по прямой линии. Ближе к концу дня, по подсчетам Бернара, они должны были оказаться в области Фрикса, быть может, даже в районе Босфорского плато. Монотонность поездки слегка угнетала. Ингрид даже пожалела, что не захватила с собой книжек. Вскоре она нашла развлечение в том, что принялась наблюдать за другими криоксами. Они продвигались в завихрении ног, поднимая с марсианской земли рыжеватую пыль. Их ход был уверенным и легким. Глядя на них, она невольно подумала о муравьях. Затем обнаружила, что видит весь этот мир точно таким же, каким его должен видеть настоящий муравей — в тех же самых пропорциях, — и даже прыснула от этого со смеху. Бернар поднял голову, улыбнулся ей и снова погрузился в чтение. В полдень они остановились на несколько минут, чтобы немного перекусить. Часов в пять вечера Анаэна, до сих пор выглядевшая дремавшей за своим пультом, внезапно распрямилась. Затем, прикоснувшись к плечу Бернара, который действительно уснул, сказала:

— Смотрите! Вон там — пилоны защитной зоны! Там-то мы и проведем ночь.

Они посмотрели — и ничего не увидели: лишь горизонт да бескрайние пески.

— Знаю, вы ничего не видите — еще не привыкли к этой безмолвной пустыне. Но через минуту-другую увидите и вы.

Мало-помалу из угрюмой необъятности песков возникло приземистое строение, над которым возвышался огромный пилон из ажурного металла. Когда до него оставалось примерно два километра, из бортового самописца донесся легкий шум, и на бумажной полоске отпечатались марсианские буквы.

Это они так приветствуют нас, — пояснила Анаэна.

Спали в караульном помещении. То была невысокая металлическая постройка с подземными комнатами, которая входила в пояс защитных укреплений желтых марсиан. Постоянно в ней находились полтора десятка мужчин и женщин, сменявшихся каждые два месяца. Она использовалась в качестве отправной базы многими подобными экспедициями. Кни и Элиору уже доводилось останавливаться в других пилонах.

В путь отправились с рассветом и снова примерно в течение часа ехали исключительно по прямой. Затем Анаэна повернулась к спутникам и сказала:

— С этого момента мы уже не на нашей территории, а на нейтральной. Здесь постоянно рыскают патрули черных. Смотрите в оба. Их машины не такие быстрые, как наши, да и орудия не такие мощные, но в дальности стрельбы мы им уступаем. Ингрид, поведешь немного, чтобы привыкнуть к маневру, затем наступит очередь Бернара.

Время побежало гораздо быстрее, чем накануне, да и беседа приняла более оживленный оборот. Анаэна уже бывала в этом месте, но основную информацию они получили от Кни и Элиора, которые, как и все геологи, по праву могли называть себя «скитальцами по планете». Переговаривались из криокса в криокс, по радиотелефонной связи.

— Ну что, Рэй, — спросил Бернар, — как ты там?

— Да не очень. Мерзкий край. Не будешь же фотографировать голые пески!

— Прибереги пленку, — подал голос Сиг. — Если верить тому, что мне сказал Лои, вскоре тебе будет чего пощелкать. Где мы сейчас, Бернар?

— В районе Огигии.

В криоксе № 3 Сиг сравнивал земные карты с марсианскими.

— Точно. Марсиане называют этот район «Биль-Хиор». По словам Лои, еще ни одна экспедиция не проходила здесь без того, чтобы не вступить в бой с черными.

Разговор оборвали три коротких гудка сирены, исходивших из № 2, который был примерно в километре слева.

— Выстраиваемся в боевом порядке, — перевела Анаэна. — Бернар, займи свой пост. Ингрид, будь готова заменить меня, если что.

По радио Кни сообщил им, что впереди замечено приближающееся к ним облако пыли.

— Патрульные криоксы никогда не удаляются так сильно ни от пилонов, ни от Лло, да еще без предупреждения. Это наверняка черные!

Три криокса уже мчались навстречу предполагаемому врагу. Тщетно Бернар и Сиг пытались заметить, что можно избежать стычки благодаря большей скорости желтых машин: многовековая ненависть уже заставила желтых марсиан позабыть об осторожности и благоразумии. Ингрид все бы отдала — даже жизнь — за возможность увидеть битву между марсианами. Для Рэя то был сногсшибательный репортаж, который ни в коем разе нельзя было упустить. Расстояние быстро сократилось. Мало-помалу в пыли начали проявляться формы. То действительно были крабы — примерно с десяток, — и значительно бо́льших размеров, чем те, с которыми землянам уже доводилось встречаться. Они тоже никуда не собирались сворачивать. Криоксы маневрировали таким образом, чтобы накрыть огнем передовые вражеские машины. До черных оставалось уже три километра… два… один…

— Стреляй, Бернар, стреляй же! — закричала Анаэна.

Он никак не мог решиться, охваченный тем страхом убивать без необходимости, который был ему характерен. Они вполне могли бы избежать этого боя. Вдавив ладони в пульт управления, он прицелился, опустил палец на красную кнопку, колеблясь между желанием увидеть, как действует орудие криокса и своим отвращением к убийству, даже самых беспощадных врагов. Он бы предпочел, чтобы начал кто-то другой. № 2 и № 3 ждали сигнала № 1, располагавшегося по центру.

Перед одним из крабов полыхнул небольшой огонек. Бернар вдруг услышал сухой щелчок, затем, где-то позади себя, — взрыв. Его обдало теплым воздухом, засвистели осколки, рикошетируя в командную рубку, срезая у него мочку левого уха. Анаэна повалилась на пульт. На мгновение ему стало страшно, что корпус криокса пробит, но так как давление в машине не падало, где-то внутри него начала подниматься волна ненависти, сметая в стороны все гуманные сантименты. Целая и невредимая, Ингрид уже была готова взять управление аппаратом на себя: в момент взрыва она разве что втянула голову в плечи, не более. Он до предела вжал палец в красную кнопку. Из крыши криокса № 1 вырвался сноп огня. Почти тотчас же две другие пылающие кометы вылетели из № 2 и № 3. Секунду-другую они еще парили в воздухе, затем упали среди черных. Бернару показалось, что вспыхнули три зеленые звезды. Солнце вдруг потускнело, и хотя они находились как минимум в 800 метрах от этих горящих очагов, Бернар увидел, как на заднюю перегородку отбросило его тень, и весь интерьер криокса окрасился в зеленый цвет.

— Заглуши мотор, — произнес знакомый голос. Ингрид повиновалась. № 1 остановился, а вслед за ним — и другие. Анаэна приподнялась, тряся головой. Тонкая струйка крови текла по ее затылку, среди платиновых волос, черная в зеленом свете.

— Пустяки, — сказа она. — А вот они, похоже, получили по полной! Отличный выстрел, Бернар.

Бернар перевел взгляд на зарево. Оно уже опускалось и вскоре погасло. От черных машин не осталось и следа. В радиусе 300 метров песок буквально остекленел. Бернар заметил, что обливается по́том. Передняя перегородка была обжигающе-горячей.

Так как Сиг изъявил желание прогуляться до места падения снарядов, пришлось подождать, пока песок охладится. За это время Ингрид успела осмотреть Анаэну и Бернара. Ранивший марсианку осколок отрикошетировал от потолка и угодил в иридиевое украшение, которое она носила в волосах. Это украшение вонзилось в плоть, отсюда — и шок вместе с легким порезом.

По прошествии часа они смогли пройти в остеклованную зону. В том месте, где находились вражеские машины, они обнаружили лишь несколько частиц расплавленного металла. Лои, Кни и Элиор, не пожелавшие покидать криоксы, довольно посмеивались. Даже Анаэна улыбнулась, увидев этот металлический скрап. Затем, уловив осуждающий взгляд Бернара, сказала:

— Должно быть, мы кажемся тебе жестокими и бессердечными. Но ты сам видел: тут либо мы — их, либо они — нас! Вот только вместо того, чтобы исчезнуть без следа, мы бы оказались разорванными на части. Да и удача была на нашей стороне. Начни они стрелять издали, куда бы мы не добили… Возможно, мы и плохие, но они еще хуже!

Вечером они остановились среди развалин одного из «наземных» городов, датируемого последним «ренессансом», — теперь этот город, некоторые помещения которого уцелели и поддерживались в нормальном состоянии, использовался в качестве промежуточной станции. Кни и Лои отремонтировали № 1. Ущерб оказался минимальным: небольшого диаметра дыра спереди, одна-единственная. Разбившуюся перегородку, отделявшую рубку управления от шлюзовой камеры, быстро заменили. Марсиане вытащили из багажного отсека тубусы, заполненные вязкой жидкостью, которую они залили в специальные формочки. Уже спустя четверть часа эта субстанция стала твердой, как сталь. Вскоре новая перегородка заняла место прежней.

Поели они в мертвом городе, но спать легли в криоксах. К Бернару долго еще не приходил сон: перед глазами по-прежнему стояло невероятное зарево, в котором сгинуло по меньшей мере десять человеческих жизней.

— Мне прекрасно известно, — сказал он Ингрид, — что они плохие и убили бы нас, если бы смогли. Но я все равно не перестаю думать о том, что это были люди, и что вечером, в черном городе, их будут оплакивать друзья и товарищи. Смех Анаэны и остальных ранил меня до глубины души.

— Да, — сказала она. — Но имеем ли мы право судить их? Подумай о последней войне на Земле, о до основания разрушенных без сколь-либо весомой причины городах, о десятках тысяч погибших… Они, в этом суровом и бесплодном мире, разделенные многовековой расовой ненавистью, имеют больше оправданий, чем мы. И потом, знаешь ли, мне тоже хотелось рассмеяться. Эта нормальная реакция после того, как ты выжил лишь чудом. Не все такие чувствительные, как ты… я говорю тебе это не в упрек, порой я тебе даже завидую. Из всех нас ты — самый человечный, Бернар, но не сто́ит судить других по себе. Если бы рассмеялся ты — ты, какой ты есть на самом деле, — это вызвало бы у меня омерзение. С ними все обстоит иначе…

Проведя тихую ночь, к вечеру следующего дня они без происшествий прибыли в Лло.

Глава 5. В заброшенных галереях

Снаружи город состоял всего лишь из нескольких пилонов и одного небольшого строения, прикрывавшего вход. Вот уже 400 лет в городе стоял гарнизон из 700 желтых марсиан. На первых порах это была обычная промежуточная станция, но лет сорок назад они расчистили часть завалов в подземных галереях и теперь часто были вынуждены отражать атаки черных, так как, если Лло был мертвым красным городом, всего лишь в 600 километрах от него находился вполне живой черный город.

Между членами экспедиции и командованием гарнизона состоялся военный совет. Последние работы открыли проход к некоей еще не исследованной галерее, уходившей в южном направлении. Легенды гласят, сказал Элиор, что когда-то красные разрабатывали очень богатые вольфрамовые и магниевые рудники к югу от Лло, примерно в 70 километрах. Стало быть, именно в этой стороне и нужно искать.

В ожидании отбытия, Бернар и его спутники посетили музей. То был зал, где временно, перед отправлением в Анак, складировали все открытия археологического порядка, сделанные расчищающими галереи от завалов рабочими. Сейчас в этом зале находились обломки машин и кое-какие таблички, которые Кни удалось дешифровать. Это были указатели направления, глубины, предупредительные и запретительные щиты.

— Вот и от нашей цивилизации, — шепнул Бернар Сигу, — возможно, останется лишь эмалированная табличка с надписью: «По газонам ходить воспрещается».

— Это еще куда ни шло! Будет куда печальнее, если на ней окажутся буквы «W. C.»! — ухмыльнулся в ответ скандинав.

В туннель они вошли с некоторым волнением. Свод, на первых двухстах — трехстах метрах имевший такой вид, будто он вот-вот обрушится, и местами даже снабженный металлическими подпорками, далее был уже вполне прочным и без трещин. Дорога, пусть и не резко, но постепенно уходила вниз. На протяжении первых нескольких километров она была довольно-таки широкой, затем резко сузилась, и дальше пришлось идти уже гуськом. Лои, глава экспедиции, шествовал первым, за ним шли Сиг и Бернар, не преминувшие указать своим марсианским товарищам на то, что в случае какой-либо неожиданности или рукопашного боя их физическая сила может оказаться весьма ценным подспорьем. Кроме того, земное оружие представлялось значительно более предпочтительным, чем марсианское, так как могло быть использовано даже в близком бою. Анаэна и Ингрид находились в середине цепочки, Рэй, Кни и Элиор составляли арьергард.

Продвигались бесшумно. Бернар думал о том, что даже в ярком свете карманных фонариков эта галерея выглядит гораздо более внушительной, чем все земные пещеры, в которых ему доводилось бывать. В земных вечно откуда-то капала вода, свисали сталактиты самых различных форм, заставляя забывать об окутывающем тебя мраке; здесь же царила полнейшая тишина, повсюду были голые, гладкие скалы, и у тебя складывалось неприятное ощущение, будто ты оскверняешь чью-то могилу. Вероятно, такое же чувство испытывали и его товарищи, так как если они и нарушали тишину, то лишь для того, чтобы обменяться парой-тройкой коротких замечаний научного толка. По прошествии нескольких часов они остановились на привал в месте, где галерея чуть расширялась, и приступили к уничтожению завтрака. Он состоял из своеобразных кулебяк, которые выпекали желтые, и в которых приятный вкус сочетался со значительной питательной ценностью. Земляне, вдобавок к этому, съели еще по плитке шоколада. Анаэна, уже привыкшая к этому лакомству за время, проведенное на борту «Рони», также попросила себе одну, и ее просьба с нарочитой помпезностью была удовлетворена. Этот небольшой, ярко освещенный зал принес им ощущение комфорта и безопасности, и все тотчас же заметно повеселели.

— Ты вчера говорил, — обратился Бернар к Элиору, — что красные где-то здесь добывали руду. В любом случае, мне не кажется, что эта галерея могла использоваться для ее вывоза — слишком уж она узкая.

— Ну да. Вероятно, это лишь проход, дублирующий основной путь. Если эта гипотеза верна, мы скоро его обнаружим.

После короткой передышки они двинулись дальше. Вдруг Сиг, который шел теперь первым, остановился.

— Смотрите!

В тонком слое пыли, покрывавшей каменный пол, виднелись следы чьих-то шагов.

— Здесь недавно кто-то прошел, — заметил скандинав.

— Это еще ни о чем не говорит, — возразил Бернар. — Когда я исследовал пещеры, то часто натыкался на следы, оставленные медведем, но оставленные несколько веков назад. В них даже шерсть порой находилась!

— В любом случае, — отрезал Элиор, — эти следы оставил не красный. Да и не желтый, — продолжал он, склонившись над следами. — Это мог быть только кто-то из черных. И, как уже заметил Бернар, они могли быть оставлены несколько тысячелетий назад… Правда, с тем же успехом их могли оставить здесь и вчера…

Они осторожно пошли дальше. Вскоре они очутились у входа в огромную галерею, свод которой достигал не менее 30 метров в высоту. Вдоль всей галереи тянулись рельсы из блестящего металла.

Сиг наклонился:

— Никель, или схожий металл. Надо будет взять образчик. Но как так вышло, что они не покрыты пылью?

— Возвращаемся в маленькую галерею! — скомандовал Лои. — У красных никогда не было рельсовых машин. Должно быть, этой линией пользуются черные!

Решено было держать совет. Бернар и Элиор высказались за то, чтобы вернуться в Лло и вновь прийти сюда уже с подмогой. Остальные полагали, что будет лучше провести разведку, зайдя так далеко, как позволят обстоятельства. Спор грозил затянуться надолго. Внезапно они заметили, что Анаэны и Ингрид нет рядом.

— Куда они могли пойти? — пробормотал Сиг.

— В большую галерею, полагаю, — и Бернар двинулся в этом направлении. Не прошел он и десяти шагов, как появились два огонька.

— Скорее гасите фонарики! — прокричала Анаэна. — Что-то приближается!

Они послушались, оставив зажженным лишь один — на всякий случай его обернули куском материи. В большой галерее что-то прогрохотало по рельсам, коротко сверкнув огнем. Не успели они высказать и пары предположений относительно того, что бы это могло быть, как громыхание возобновилось.

— Уж на этот раз я посмотрю, — прошептал Сиг и, прежде чем они успели его удержать, бросился вперед и вжался в стену у самого входа в галерею.

Он увидел большой ламповый прожектор, и мимо с ветерком пронеслась установленная на колеса широкая платформа, покрытая крабами, какими-то мудреными механизмами и кучками черных марсиан.

«Поезд» беспрестанно дефилировал с полчаса, не меньше. Товарищи уж и не знали, что думать.

— Если хотите мое мнение, — сказал наконец Бернар, — то все это чертовски смахивает на мобилизацию. Должно быть, черные вознамерились напасть отсюда на что-то. И это — не Лло, который находится в противоположной стороне. Есть здесь еще какие-нибудь города, Кни?

— Нет. Ни единого, разве что…

— Разве что — что?

— Разве что мы ошибались, полагая, что красных здесь больше нет. Пойдемте взглянем.

— А если появятся новые «поезда»?

— Прежде чем черные нас увидят, они уже будут мертвы…

Они проследовали в большую галерею и долго шли, никого на своем пути так и не встретив. В районе восьми вечера, когда уже начинала ощущаться усталость, они уснули в нише, выдолбленной в скале метрах в пяти от земли, куда они легко забрались при помощи «кошки». Бернару уже начинал сниться сон, когда его разбудил шум голосов. Он бесшумно нагнулся. Смутный свет освещал галерею, в которой, на некотором расстоянии от них, остановилась платформа. Машин на ней не было — лишь с десяток черных марсиан, о чем-то болтавших между собой. В уголке платформы нечто копошилось во мраке. Один из черных марсиан наклонился, полыхнул яркий свет, на мгновение озарив эту часть вагона. Бернар с изумлением увидел, что этим вяло шевелящимся «нечто» были пятеро пленников, красные марсиане… В голове у него уже созрел план. Их нужно было освободить. Разбудив товарищей, он шепотом ввел их в курс дела. Без лишних слов и жестов он и Сиг передали свои револьверы Рэю, лучшему стрелку из этого вида оружия с дальнего расстояния.

— Сколько, говоришь, их там? Десять в двадцати метрах? Well, считай, что они уже трупы! Уж при сорока двух возможных выстрелах я как-нибудь с ними справлюсь!

Он подполз к краю ниши, нагнулся. Все задержали дыхание. И тут, один за другим, раздались оглушительные выстрелы. Бернар машинально подсчитывал: их оказалось тринадцать. Рэй обернулся и флегматично сказал:

— Готово.

Они ринулись на штурм платформы. Сопротивление оказывать было уже некому. Черные были мертвы, за исключением одного раненого, в глазах которого сверкала беспомощная ярость. Анаэна выхватила револьвер из рук Сига и хладнокровно его прикончила.

— Мертвые не кусаются, — бросила она в качестве комментария.

Все произошло так быстро, что никто не успел даже среагировать.

Бернару стало тошно от омерзения. Сиг побледнел, Рэй произнес энергичное и осуждающее: «My God!» Ингрид отвела взгляд в сторону. Марсианам поступок девушки определенно пришелся по душе.

Действуя методом проб и ошибок, они привели платформу в движение. Пленников развязали. Кни попытался войти с ними в контакт при помощи того немногого, что знал из красного диалекта, но понят не был. Элиор был за машиниста.

— Кни, Анаэна, переместитесь вперед с вашими «сжигающими пушками», — попросил Бернар. — Думаю, так будет лучше всего. Мы же не знаем, куда едем!

Платформа на довольно-таки приличной скорости мчалась вперед в течение уже почти получаса, не встречая на своем пути ни малейших препятствий. Напряженные и настороженные, все вглядывались во мрак, начинавшийся там, где заканчивался свет сигнальных огней. Красные столпились в уголке и, судя по всему, что-то оживленно обсуждали. Из их безгубых ртов вырывались короткие свистящие звуки. По прошествии получаса они заметили вдали другой неподвижный вагон. Элиор ударил по тормозам. Их собственная платформа остановилась примерно в 500 метрах. Кни, Анаэна и Лои уже начали вытаскивать свои «сжигающие пушки», когда Сиг подал им знак: не стрелять. Действительно, впереди не наблюдалось ни малейшего движения. Они подождали несколько минут, а затем стали медленно продвигаться. Вагон, к которому они подошли, оказался пустым; метрах в ста от него — туда еще добивал свет его прожектора — стояла целая вереница таких же, и тоже пустых.

— Прекрасно, — вслух подумал Бернар. — Вот мы и прибыли на вокзал. Где же выход?

С оружием наготове они потянулись вдоль вагонов; красные замыкали строй. Но вскоре один из них вцепился в руку Бернару тремя своими жесткими, будто металлическими, пальцами и другой рукой указал на открывавшуюся слева небольшую галерею. С минуту-другую они еще колебались, не зная, как быть. Впереди тянулся дебаркадер с подъемными машинами, похожими на земные краны, но более хрупкими. Все казалось темным и пустынным. Должно быть, черные полагали, что им здесь ничто не грозит. То тут, то там высились поддоны с металлическими ящиками, заполненными небольшими крылатыми снарядами.

— Готовятся к войне, не иначе, — пробормотал Сиг. Ему никто не ответил. Обернувшись, он увидел, что товарищи вслед за красными направляются к небольшой галерее и уже удалились от него метров на двадцать. Он поспешил к ним присоединиться, и так, с ним в арьергарде, они и прошли под арочный свод. Через несколько метров повернули направо, затем налево, и только тогда услышали смутный шум, состоящий из взрывов, криков, стрекотаний.

— Что это? — спросила Ингрид.

— Вот уж не знаю, — ответил ей брат. — Подойдем ближе — увидим.

Постепенно шум нарастал, и вскоре они уже были вынуждены кричать, чтобы оказаться услышанными. Красные теперь бежали и выглядели крайне взволнованными. Они последовали за ними; в конце туннеля появился свет, который с секундой становился все более и более ярким, и они очутились на горном карнизе, находившемся в срединной части крутого утеса, ограничивавшего с одной стороны огромную пещеру.

С первого взгляда, ослепленные, они ничего не увидели. Затем их глаза привыкли к свету, и они рассмотрели сцену в мельчайших деталях. В отличие от того, что происходило в других пещерах, детали были четкими, не расплывшимися в дымке. Внизу, на огромной равнине, разворачивалось яростное сражение. Располагавшаяся на противоположной от них стороне армия красных яростно отбивалась от превосходящих ее численно черных марсиан, которые шли в атаку при поддержке крабов и своеобразной артиллерии, состоящей из короткоствольных пушек очень крупного калибра. Красные, в свою очередь, располагали крайне малым количество машин, похожих на криоксы, и использовали свои аппараты, применяя центробежную силу и метая дискообразные снаряды, которые довольно-таки долго планировали в воздухе и падали совершенно бесшумно. Там, где они касались земли, столь же бесшумно поднималось белое пламя, убивая все живое в радиусе двадцати метров. Пока что все шло к скорой победе черных. Армия красных была практически разделена надвое, и их теснили к стене, в которой не было ни единого проема, ни малейшей щели. Черные забрасывали их снарядами, воздерживаясь от рукопашной, в которой физически гораздо более мощные, да еще обладающие острыми мандибулами[12] красные определенно имели бы преимущество.

Освобожденные экспедицией красные марсиане выглядели совершенно ошеломленными. Тогда Сиг сказал:

— У нас великолепная позиция для того, чтобы вмешаться. Всего-то и нужно, что разместить фульгураторы батареей. Полагаю, до собственно черной армии — я имею в виду ее бойцов — они не добьют, но их орудия находятся менее чем в 150 метрах от нас.

Кни и Элиор, улегшись на каменный выступ, уже прицеливались. Анаэна и Лои последовали их примеру. По сигналу четыре фульгуратора выплюнули свои снаряды. Дальнейшее выглядело полным — только уже в меньшем масштабе — повторением сражения с крабами: сноп пламени, зеленые звезды, падающие среди черных батарей. Бернар с изумлением увидел, как пушка, стоявшая в паре метров от того места, куда упал один из снарядов, покраснела и расплавилась, словно сливочное масло на сковородке. На какие-то мгновения среди черных артиллеристов воцарилось смятение, но затем несколько из них бросились разворачивать одну из дальних пушек.

— Скорее! — прокричал Бернар. — Или нам конец!

Снова сработали фульгураторы. И в ту же секунду выстрелила пушка. Крылатый снаряд медленно летел прямо на них. Они ринулись назад. Ужасный взрыв, грохот обвала, и их разбросало по сторонам — кого куда. Выпавшие из рук фонарики тут же погасли.

Глава 6. Жажда

Первым пришел в себя Сиг. Он тотчас же провел перекличку.

— Ингрид?

— Она здесь, — ответил Бернар. — Должно быть, всего лишь без сознания, так как сердце бьется.

— Рэй?

— I'm here.

— Анаэна? Анаэна?

Тишина.

— Элиор?

— Да.

— Кни?

— Я ранен.

— Лои?

Послышался стон. Появился слабый мерцающий огонек: это Бернар щелкнул спичкой. При ее свете он заметил один из их фонариков. Тот работал, и он облегченно выдохнул.

— Так где же все-таки Анаэна? — спросил Рэй.

Бернар поводил кругом ярким лучом. Худшего и представить себе было невозможно. Свод обрушился не только со стороны пещеры, но и с противоположной. Они оказались замурованными. Ингрид по-прежнему лежала без сознания рядом с ним. Кни поддерживал сломанную в области предплечья левую руку, Лои был весь в крови, которая струилась из раны на голове. Остальные были целы, если не считать пары царапин. Красных марсиан нигде не было видно. Вдруг они услышали, как кто-то кричит с другой стороны завала. Это был голос Анаэны.

— Я жива, только ногу зажало между двумя камнями. Кости вроде бы целы, но высвободить не могу.

Они быстро увидели, что их от нее отделяет вставшая ребром обычная гладкая плита. Осторожно отбросив плиту в сторону, они помогли марсианке вытащить из-под камней ногу. Бернар повел итог:

— Трое раненых, из них двое — серьезно: Кни и Лои. У Анаэны лишь ушибы. Из еды — лишь то, что осталось в сумках. Воды очень мало, большинство фляг пробито. Из оружия — револьверы, гранаты и один фульгуратор из четырех. К счастью, пока вытаскивали Анаэну, я нашел перевязочный материал.

Вместе с Сигом он тотчас же занялся Ингрид, которую нужно было привести в сознание. Элиор и Рэй принялись оказывать первую помощь раненым. Как только перевязки были сделаны, они осмотрелись и поняли, что положение — не из лучших. Все попытки найти какой-нибудь выход завершились ничем. Они были замурованы. Воды оставалось на несколько дней, максимум на десять. Целая фляга была только одна — шестилитровая, но марсианская пища жажды практически не вызывала, скорее даже наоборот — утоляла ее. Правда, приходилось считаться с возможным жаром у раненых. Их они постарались расположить как можно поудобнее, но максимально комфортных условий создать все же не получилось. Лои постоянно стонал, похоже, получил сотрясение мозга.

Бернар ходил взад и вперед, недоверчиво ощупывая стены. Он чувствовал, что все его товарищи, даже Сиг, рассчитывают на него, верят, что он, геолог, сможет их отсюда вытащить.

— Была бы у нас хотя бы мотыга, рычаг… Мы находимся в слоистом известняке. Один или два слоя обрушились, но они не толстые, и я уверен, что над всем этим должен быть свод!

Он до крови разбивал кулаки о скалистые выпуклости. Сиг думал. Рэй рассматривал свой драгоценный фотоаппарат. Марсиане находились в состоянии прострации.

Анаэна осторожно массировала распухшую лодыжку. Ингрид встала и подошла к Бернару.

— Как думаешь, есть надежда?

Он посмотрел на нее с любовью и сказал, пожимая плечами:

— Пока ты жив, всегда есть надежда. Сиг, Рэй, подойдите, помогите мне.

Втроем они попытались сначала вытолкнуть, затем, наоборот, подтянуть к себе немного расшатанный, как показалось Бернару, каменный блок.

— Ну же! Идет!

Послышался треск, грохот. Они едва успели отскочить назад. Наконец хаос прекратился. Вверху вырисовывалась черная дыра.

— Ура!

Он подтянулся, просунул в щель голову и фонарик — и испустил вопль разочарования. За дырой действительно обнаружилось свободное пространство, но далее огромная сплошная глыба перекрывала галерею. Они лишь чуть расширили свою тюремную камеру!

Тем не менее они перебрались на другую сторону барьера, где пол галереи, покрытый мелким песком, показался им более удобным.


Бернар проснулся, взглянул на часы и раздраженно вырезал на стене еще одну черточку. Они находились здесь уже тринадцать дней! Вчера у них закончилась вода. Вот уже тринадцать дней, как они не могли как следует утолить свою жажду. Терпимая вначале, жажда уже начинала одолевать их. Один из раненых, горя в лихорадке, громко стонал. Если Анаэна уже начинала ходить, а Кни уже перестали беспокоить боли в предплечье, то состояние Лои вызывало у него беспокойство. Глядя перед собой отупевшим взглядом, тот уже с трудом узнавал сестру и друзей, землян же не узнавал вовсе.

Рядом с Бернаром пошевелился Сиг. Чуть дальше что-то бормотала во сне, по-шведски, Ингрид. Хотя в физическом плане с ней все было в порядке, больше всех от жажды страдала именно она. Ингрид и Анаэна выцедили последние капли воды — правда, ему пришлось едва ли не заставлять их сделать это.

Сиг уже окончательно проснулся, и они начали перешептываться.

— До чего же идиотская ситуация! — пробормотал Бернар. — Случись такое со мной на Земле, я бы счел это нормальным. Но пролететь 70 миллионов километров, чтобы сдохнуть, как крыса в норе! В скольких пещерах мне доводилось бывать, но даже самого ничтожного инцидента не припомню!..

— Рано еще падать духом, Бернар, но час отчаянных действий определенно настал. У нас довольно-таки много гранат. Среди одежд наших товарищей есть пояса, которые из искусственного шелка, а он — я проверял — легко воспламеняется. Мы сможем сделать из него фитиль. Кто знает, какой толщины плиты, которые нас окружают? Разумеется, это рискованно. Мы можем вызвать обвал, который нас здесь и похоронит. В любом случае, если так и будем сидеть, через несколько дней все равно умрем.

— Я уже думал об этом. Но как сделать лунку для укладки мины?

— Выкопать среди обломков горной породы, я нашел твой молоток и стамеску. Разбудим-ка остальных.

Быстро посовещавшись, они решили все же пойти на эту отчаянную меру. Вырыть яму в основании плиты, пусть она и была из довольно-таки податливого известняка, оказалось делом нелегким: к концу работы они были уже совершенно обессилевшими. К закладке мины Сиг подошел со всей тщательностью — им нужно было, что взрыв удался на славу. После того как раненых перенесли на другую сторону от завала, они подожгли фитиль.

То были ужасные секунды… Никто не знал, какой результат принесет взрыв. Он мог открыть проход, вызвать смертельный обвал или же вовсе ничего не вызвать. Забившись в самый дальний уголок, они даже не могли проследить взглядом за прогоранием фитиля, так как их от него отделяла горка осыпавшихся с потолка осколков скальной породы, — они различали разве что слабый мерцающий отблеск. Сиг высчитал, что полностью фитиль должен прогореть примерно за полминуты. Бернар не сводил глаз с секундной стрелки своих часов. Свободной рукой он обнял Ингрид, словно желая защитить.

Сухой и короткий взрыв, несколько упавших камней, затем облачко едкого дыма, вызвавшего у них кашель… Бросившись к барьеру, все те, кто держались еще на ногах, увидели, что плита всего лишь украсилась звездообразными трещинами.

— Не будем отчаиваться, — сказал Рэй. — Возможно, теперь, при помощи чего-нибудь железного и прочного…

Бернар не дал ему закончить. Он уже приступил к работе. Осколки скалы полетели во все стороны от лихорадочных ударов его молотка. Он наклонился, просунул пальцы в дыру, согнул их — и что было сил дернул. Плита затрещала, и кусок ее отошел в сторону. Из проделанного таким образом небольшого треугольного отверстия в лицо ему ударил поток свежего воздуха.

— Ура! Теперь выберемся.

Гнев его тотчас же прошел, он заработал молотком — медленно, терпеливо. Вскоре перед ним образовалась небольшая дыра, в которую он смог просунуть голову. Оставшуюся работу закончили уже быстрее. И тогда они с изумлением увидели, что эта не слишком толстая — сантиметров 60, не больше — плита, бесспорно, была вытесана человеческой рукой и «ходила» туда-сюда по вертикальным желобкам.

— Сомнений быть не может, Бернар! Это ловушка, задуманная уж и не знаю для каких целей!

— Вероятно, мы этого никогда и не узнаем! Должно быть, в этих галереях действительно имелись подобные «ловушки», предназначенные для тех, кому находиться здесь не полагалось. А может, это было что-то вроде вращающейся двери? В былые времена, с контргрузом, она, судя по всему, срабатывала куда легче. А тут, похоже, застопорилась из-за того, что давно бездействовала, и лишь после того как ее как следует тряхнуло в результате взрыва, снова задвигалась — к счастью для нас. Так что мы дешево отделались!

— Подожди, мы еще не спаслись! Воды больше нет, с нами двое раненых и две женщины.

На поиски воды отправились все вместе — чтобы уже не возвращаться в это страшное место. Бернар и Сиг поддерживали раненых. Несмотря на обезболивающее, у Кни снова сильно разболелась рука. Лои шел как во сне, жар никак не желал отступать. Анаэна уже ни на что не жаловалась, но едва не падала с ног от истощения. Даже Элиор, более крепкий, держался из последних сил. Да и вообще земляне переносили жажду гораздо легче, чем марсиане — вероятно, усталость им немного компенсировала меньшая сила тяготения. Вели всех за собой Рэй и Ингрид, которым выпало нести всё оружие и аптечки.

Шли долго, уже чисто автоматически ставя одну ногу перед другой. Сознание начинало затуманиваться. Бернар, привычный к длинным и монотонным дорогам Сахары, обучил их одному трюку, благодаря которому у человека притупляется разум, и время для него пролетает незаметно: нужно мысленно повторять одну и ту же фразу. У самого Бернара то был фрагмент морской песенки: «Выпьем, когда доберемся — в порту Такомы». Ирония этих слов сейчас вызывала у него горькую усмешку. При таком раскладе они уж точно умрут гораздо раньше!

В какой-то момент им пришлось сделать привал. Марсиане скорее рухнули на землю, нежели на нее опустились. Губы и язык у них так распухли, что даже простые фразы они выговаривали с трудом. Кни обратился к землянам:

— Вы должны нас оставить. Мы только задерживаем вас и напрасно утомляем. Идите без нас. Быть может, удача вам улыбнется…

— Ну нет! Ни за что! — ответил Сиг. — Все или никто.

— Yes, — подтвердил Рэй. — Американец товарищей не бросает!

Бернар и Ингрид кивнули — мы тоже, мол, остаемся.

— И однако же это ваш единственный шанс, — сказала Анаэна.

— Тем хуже!

Бернар, казалось, о чем-то задумался.

— А как так вышло, что мы все еще не добрались до туннеля с железной дорогой? До бельведера-то мы шли не так долго.

Они переглянулись. Об этом они не подумали: сначала безумно обрадовались спасению, затем все мысли занимала одна лишь вода.

— Должно быть, мы просто не заметили того ответвления. Теперь уже поздно забивать этим голову — мы заблудились.

— Тем лучше, — заметила Анаэна. — В том туннеле все равно никакой воды до самого Лло. Здесь же…

Они снова двинулись в путь. Прошло несколько часов. Туннель пару раз повернул. Они продолжали идти — слепо, преисполненные решимости двигаться вперед до последнего вздоха. Бернар снова начал повторять про себя слова из песенки про Такому. Они уже не разговаривали — во рту у всех была такая сухость, что тяжело было вымолвить даже одно слово. Бернар, который теперь шел впереди вместо Рэя, поддерживая Ингрид, услышал позади себя шум падения. Элиор повалился на землю. Неподалеку от него упала и Анаэна. Лои и Кни тоже уже практически безжизненно висели на руках Сига и Рэя.

«Это конец», — подумал Бернар.

Не в силах что-либо сказать, он написал: «Р. С. И. Оставайтесь здесь, с марсианами. Я пойду вперед один». Они прочли, и Сиг написал: «Хорошо». И они тоже, в свою очередь, опустились на землю.

Захватив с собой шестилитровую флягу, фульгуратор и револьвер, Бернар двинулся дальше.

По истечении какого-то времени это одиночество начало его угнетать. Умирать так умирать, но тогда уж умирать вместе! Но, волевым усилием, он подавил свое желание вернуться назад: он оставался теперь единственной надеждой их небольшой группы, он не хотел дрогнуть, он не дрогнет!

Бернар шел уже четыре часа, когда у него случилась первая галлюцинация: ему показалось, что он слышит шум бегущей воды. Он побежал, но быстро заметил, что шум отступает перед ним. Ну вот, подумал он, это начало конца. Тем не менее он продолжил идти, один-одинешенек в этом туннеле с гладкими стенами, на которые он даже больше не смотрел, один-одинешенек в глубинах враждебной планеты. Единственными шумами, которые он теперь слышал, были шум его шагов, глухой и зловещий, и шум его свистящего дыхания… да еще гудение крови в висках. Он все шел и шел, на автомате, подталкиваемый каким-то необъяснимым инстинктом, непонятной силой, которая приказывала ему бороться до конца, продолжать до пределов его возможностей, даже тогда, когда надежды уже не осталось. Он шел в полусне, в полудреме, даже не замечая, что туннель уже начинает менять свой облик, расширяться, считая лишь перекрестки, которые позволили бы ему найти дорогу назад.

Внезапно он обнаружил, что стоит в светлой пустынной пещере, а неподалеку от него бежит река…

Его товарищам ожидание далось еще тяжелее. Если марсиане, за исключением Анаэны, пребывали в полуобморочном состоянии, то Сиг, Рэй и Ингрид сохраняли еще достаточно сил, чтобы думать о будущем. Полные страха и тревоги, бежали часы. Десятки раз им казалось, что они слышат приближающиеся шаги, и каждый раз их ждало разочарование. Анаэна дергалась, словно во сне, Ингрид, прислонившись спиной к стене, широко раскрытыми глазами разглядывала пустоту. Время от времени Рэй писал карандашом обрывок какой-нибудь фразы, и Сиг отвечал ему тем же. Внезапно губ американца коснулась слабая улыбка. Он взял фотоаппарат, при свете фонарика снял всю эту сцену.

— Быть может, мое последнее фото, — написал он с трудом.

— Вероятно, — ответил швед.

Они погрузились в полузабытье. Их разбудил шум совсем близких шагов, затем громовой голос прокричал:

— Такома! Такома! Все на выход!

Бернар бежал к ним пляшущим огоньком, вырвавшимся из мрака ночи.

— Вода! Вода!

Рэй, Сиг, Ингрид протянули к нему руки. Почти грубо он оттолкнул их, наполнил кружку и начал осторожно вливать воду в рот раненым. Почувствовал, как жадные руки схватили висевшую на его спине флягу и, обернувшись, увидел Анаэну, которая пила прямо из горла, большими глотками.

— Хватит! А то плохо станет.

Он дал выпить немного воды землянам и продолжил ухаживать за ранеными. Спустя час все чувствовали себя уже гораздо лучше, одному лишь Лои до полного выздоровления было еще далеко. Рэй, любопытный по природе и по профессии, потребовал, чтобы Бернар рассказал о своем пути к столь живительной находке.

— О, это было проще простого! Я шел, шел, шел, вышел к реке, напился, наполнил флягу и вернулся. А теперь дайте мне поспать.

— Может, выставить караул? — спросил Сиг.

— К черту твой караул! К тому же я никого не видел… в Такоме.

— Где?

— В Такоме. Так я назвал пещеру, в которой течет река… потом расскажу… — он зевнул, — … позднее…

От навалившейся на Бернара неимоверной усталости у него уже слипались глаза.

— Спокойной ночи, — пробормотал он и провалился в глубокий сон.

Он проснулся разбитым, но отдохнувшим, слегка изменившимся. Зажег фонарик, который они из осторожности выключили, выпил немного воды и — чего давно уже с ним не случалось — с наслаждением набил трубку. Посмотрел на все еще спавших товарищей. Сиг спал, подложив руку под голову, мерно похрапывая; Рэй — на спине, подтянув колени к груди; Ингрид и Анаэна — бок о бок, в одинаковых коричневых туниках, обе красивые, одного роста, и при свете фонаря не представлялось возможным провести различие между смуглой кожей одной и золотистой — другой. Отличались они только цветом волос: у шведки они были медно-красными, у марсианки — платиновыми.

«Словно сестры», — подумал он.

Трое марсиан расположились чуть дальше. Жар у раненых уже спал. Они тоже были красивыми, хорошо сложенными парнями, но чувствовалось, что их рельефные мышцы не имеют той напряженности, которая присутствовала в мускулатуре Сига или Бернара.

Проснулся Рэй и по направлению взгляда понял, о чем думает друг.

— Жалко, что нельзя взять их с собой на Землю! Они произвели бы настоящий фурор в Голливуде.

— Не думаю, что им бы там сильно понравилось, киношник ты чертов! На мой взгляд, им скорее пришлось бы по душе заседание Академии Наук. И потом, с чего ты взял, что они у нас не побывают? Если помнишь, их предки уже совершали подобный полет и нашли пребывание на Земле тяжелым, но терпимым. Думаю, они бы быстро ко всему у нас привыкли. У них крепкие кости, сильные мышцы. Было бы занятно представить Анаэну моему славному мэтру Сагену! Так и вижу, как гуляю с ней по Парижу, по Дордони…

— Хм… Есть кое-кто, кому бы это, возможно, понравилось не так сильно, — Рэй кивком голову указал на Ингрид.

— Ингрид? Не думаю, что она бы ревновала. И, конечно, она была бы с нами.

Едва он это сказал, она проснулась, протерла, словно маленькая девочка, глаза.

— Кажется, вы говорили обо мне. Что именно?

— Мы говорили в основном о них; о том, чтобы взять марсиан с собой на Землю, представить их в Академии. Рэй даже хочет отвезти их в Голливуд, где они будут блистать в каком-нибудь «Доне Жуане с планеты Марс» или чем-то подобном, не так ли, старина?

Они рассмеялись и тем самым разбудили остальных. После скромного завтрака Сиг спросил у марсиан, чувствуют ли они себя достаточно отдохнувшими, чтобы дойти до Такомы.

— А как далеко отсюда она находится?

— Я дошел до нее часов за шесть, но пребывал не в лучшем своем состоянии, — сказал Бернар, — тогда как обратный путь занял у меня уже менее пяти. Я был уже изрядно уставший, так что, думаю, проходил не более трех километров в час.

— Будем считать, это километров 15-20.

— Думаю, мы дойдем, — сказал Кни, посовещавшись с товарищами.

— Тогда — в путь!

Проблем в дороге у них не возникло. Спустя несколько часов они оказались в светлой пещере и растянулись на песчаном пляже в излучине пробегавшей здесь же реки. Пещера была скорее длинной, нежели широкой, и довольно-таки извилистой. После того как все, за исключением Кни, с удовольствием искупались, они решили немного передохнуть. Раны Лои затягивались, Кни тоже чувствовал себя уже лучше. Остальные о своих синяках и ссадинах и думать уже давно забыли.

Глава 7. Красные марсиане

Погруженные в мечты, они лежали на тонком песке, когда Бернар вдруг вскрикнул:

— Слушайте!

Они услышали слабое жужжание, нараставшее с каждой секундой. Прежде чем они успели пошевелиться, из-за угла скалистой стены возникло нечто, походившее на огромную осу. С оружием в руках они вскочили на ноги. Описав грациозную кривую, аппарат приземлился в нескольких метрах от них. Вихревое движение крыльев прекратилось, открылась боковая дверь, и появился красный марсианин — на первый взгляд, совершенно безоружный, — который спрыгнул на землю.

Лои подошел к нему, сделал парочку мудреных жестов. Собеседник понял его, ответил так же — несколькими жестами, которые сопроводил пронзительным стрекотанием. Лои сказал:

— Я спросил у него: друг или враг? Он ответил: зависит от вас. В любом случае, их язык не слишком изменился с древних времен нашего альянса. До чего же я рад, что выучил этот язык — если его можно так назвать, — который мы все полагали навсегда умершим!

Он возобновил этот странный разговор. Анаэна тоже, как могла, приняла в нем участие.

— Ваш вид, — сказала она землянам, — удивляет его и немного тревожит. Он спросил у меня, кто вы такие. Я ответила, что вы — наши союзники в борьбе против черных, и что вы прилетели с Земли.

Записи Бернара.

6-9 часов. Мы сейчас в городе красных. Странное поселение! Мы прибыли сюда вчера в прилетевших за нами трех осах. С высоты город невидим, так как располагается на втором подземном уровне. На земле, у пещеры, видны лишь небольшие постройки: блиндажи, закрывающие входы. Наши осы опустились на балконы, размещенные перед нишами примерно на полпути к вершине утеса. Это весьма любопытные машины, очень точные и довольно-таки быстрые, способные развивать скорость в 300-400 км/ч, чего для подземелий вполне достаточно. За их маневром понаблюдать я не смог, так как кабина пилота оказалась закрытой, и нам не позволили туда пройти.

В данный момент мы находимся в абсолютно голой комнате, за исключением ковра из металлической шерсти да пары этажерок, на которых размещены непонятного для меня предназначения аппараты, несколько напечатанных на металле книг и письменные принадлежности: листки легкого металла, близкого к дюралюминию, очень тонкие, и ручка с особыми чернилами. Мне удалось заглянуть в соседние комнаты — они точно такие же. Должно быть, это что-то вроде гостиницы. Во всех комнатах спят на полу, на металлических ковриках, от двух до шести красных марсиан. Спят они, кстати, мало — по 2-3 часа.

Бесит то, что я не понимаю этого их языка жестов и стрекотаний. Анаэна и Лои ушли с одним из них.

11 часов. Собираюсь немного прогуляться. Посмотрю: свободны мы или же пленники. Убедил Рэя, Сига и Ингрид пойти со мной. Остальные хотят еще поспать. Устроились на ковре.

13 часов. Мы уже вернулись. До чего же монотонный город! Везде эти строгие, без какой-либо отделки, клетушки, одни и те же аппараты. Где их заводы, лаборатории? Красных мы почти не видели, а те немногие, которых видели, смотрели на нас с любопытством, если их лица вообще выражают какие-то эмоции. У меня полное впечатление, что я гость некоего муравейника. Правда, если говорить об их внешнем виде, то это просто гигантские муравьи. Я бы даже скорее отнес их к дорилинам…

Анаэна и Лои так еще и не вернулись. Что с ними стало? Оружие у нас при себе, но будет ли оно эффективно? Фульгураторы — уж точно будут, но как-то не с руки пользоваться ими здесь, в этих подземельях. Да и боеприпасов к ним осталось не так уж и много. По предложению Рэя мы немного поели. Ингрид только что мне сказала, что ей страшно. Мне тоже.

22 часа 30 мин. Все обстоит гораздо более странно, чем я думал. Но пойдем по порядку, а то, образно говоря, у нас докембрий встанет вслед за четвертичным периодом. После обеда я пожелал снова выйти. Переступил порог и спросил у Ингрид и Сига, пойдут ли они со мной. Когда они уже были готовы ко мне присоединиться, откуда-то из пола вдруг выскочила дверь, и они оказались взаперти. К счастью, у меня с собой было оружие: два револьвера, три гранаты. Я попытался открыть дверь. Куда там! Тогда я отстучал морзянкой: не волнуйтесь, я вернусь. Хорошо, ответил Сиг. Я двинулся в направлении, противоположном тому, в котором ходил утром. В конце длинного коридора обнаружил большой зал, где проезжали вагоны, груженные железной рудой. Довольно-таки неосмотрительно я запрыгнул в один и покатил. Минуты через две-три я услышал нарастающий шум; проехав по короткому туннелю, мой отдельный вагон прибыл в другой зал, огромный и наполненный гулом машин. Там гигантские дробилки перемалывали руду, которая затем по конвейерам уходила в другой туннель, располагавшийся слева от того, из которого я приехал. Вокруг этих сложных механизмов сновали десятки рабочих, но то не были красные марсиане! Разумеется, это были тоже муравьи, но гораздо меньших размеров, коричневатые, с очень короткими антеннами. Я поспешил выпрыгнуть из вагона, прежде чем он выгрузил все свое содержимое в дробилку, и немного пошлялся по залу. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Я говорил, кричал, жестикулировал, прикасался к этим рабочим — необычные, скажу я вам, ощущения! — ни один даже не обернулся. Все они заняты исключительно своей работой. Некоторые ходят туда-сюда по рабочей необходимости, смысла которой я не постиг. Провожу опыт: встаю на дороге. Первый же втыкается в меня, словно не видит, отступает, втыкается снова и снова, до тех пор, пока не сбивает меня с ног! Я отползаю на четвереньках, встаю, удивленный. Все уже опять в работе, словно ничего и не произошло.

Ровно в 16.00 из другого туннеля появляется когорта таких же коричневатых рабочих — судя по всему, смена, так как они заменяют тех, что стояли у машин. Теперь уже смененные выстраиваются в когорту. У выхода неподвижно стоит красный марсианин. Я бросаюсь к нему, стараясь сохранять достаточно самообладания, чтобы не делать жестов, которые могли бы что-то означать для него. Удовольствуюсь тем, кто указываю ему на коричневатых рабочих. Тогда он роется в сумке, которую они носят висящей между первой и второй парой лап, вытаскивает металлический листок и пишет на нем что-то. Протягивает его мне. Написано «желтыми» буквами, но увы! Если говорю я на языке наших друзей довольно-таки бегло, то их письменность для меня так и осталась полузагадкой! Мне удается лишь понять, что это — рабочие (об этом я и так уже догадался), которые составляют низшую касту. Только-то и всего. Пытаюсь черкнуть: не понимаю; но, должно быть, где-то я ошибаюсь, так как он возвращает мне листок с озадаченным видом. В конце концов он знаком предлагает мне проследовать за ним. По окольной галерее меня провожают к моей комнате, дверь которой уже снова открыта, и в которой меня с нетерпением ждут друзья, особенно Ингрид. Лои и Анаэны по-прежнему нет.

23часа 30 мин. Вот и они наконец, с ними — двое красных марсиан. Даже не знаю почему, но мне кажется, что они очень старые.

7-10 часов. Нужно записать то, что нам рассказала об этом разношерстном народе Анаэна. Прежде всего — такая новость: красные и желтые заключили (или скорее возобновили) договор о союзе. Через два месяца они начнут совместную атаку на черных с целью убрать их с южного полюса, богатого глубокими металлоносными месторождениями. Я знал, что Анаэне и Лои предоставлена полная свобода действий в плане возобновления отношений с красными на случай, если нам они все-таки повстречаются, но не знал, что их полномочия заходят так далеко. Впрочем, Анаэна, Лои и Элиор входят в Большой Совет, и их ненависть к черным столь глубока, что договор наверняка будет ратифицирован.

Далее мы получили кое-какие уточнения относительно того, как живут красные. Их в этих городах — меньшинство: два миллиона от семи всей популяции. Остальные пять миллионов — это коричневатые рабочие другого вида, низведенные почти до рабства, в целом не слишком умные и за счет гипноза «вымуштрованные» настолько, что они уже не видят ничего, кроме того, что касается непосредственно их работы. В романе «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли с низшими кастами обращались куда лучше — там они имели хотя бы право на развлечения. Здесь же, помимо трудовых часов, рабочие лишь едят и спят. Кроме того, все они — существа бесполые. Вид продолжают лишь несколько партеногенетических самок. Они не страдают от своего положения, так как не способны даже осознать, что оно могло бы быть иным.

Что до красных, то у них как раз таки существует деление на полы. Самки занимаются воспитанием детей и всеми вопросами, связанными с внутренним устройством города. Самцы следят за рабочими, воюют и создают машины. Это выдающиеся механики, которыми, правда, крайне редко движет бескорыстное любопытство. Они скорее техники, нежели ученые. Однако же бывают и исключения. Из тех двоих красных марсиан, что сопровождали Анаэну, один занимался чистой математикой, а другой — физической химией.

У красных также существует разделение на касты. В первую, низшую, входят самки, специалисты сельского хозяйства, простые химики. Затем идет каста военачальников, надзирателей за рабочими, инженеров, геологов-рудокопов, физиков и т.д. Над ними стоят 30 членов Большого Совета, членство в котором является наследственным для двух поколений. Тот, кто желает подняться еще выше, должен проявить себя и в других сферах. Среди членов Совета по праву фигурируют красные, которые многого добились в области фундаментальных исследований. Этот народ инженеров очень хорошо понимает, что фундаментальные исследования могут давать ощутимый результат — при условии, что его не требуют, как говорится, сию же минуту.

У них занятный менталитет и суровые законы. Сделай красный марсианин то, что сделал я: выйди он из комнаты без разрешения — его бы приговорили к смертной казни. Приговоренным они отрубают головы, что выглядит довольно-таки варварским, хотя диффузия жизненных центров и позволяет голове и телу жить еще несколько часов по отдельности. Но им совершенно неведомо то, что мы называем «чувством». В общем и целом, в сравнении с прекрасной демократией желтых, это тоталитарное государство во всей его красе.

Часть четвертая. Последняя война

Глава 1. Война

В красном городе они пробыли относительно недолго. Многого они так и не узнали; к примеру, так и не смогли уяснить, какова же в действительности повседневная жизнь этого странного народа. Они посетили огромные заводы, где под надзором десятков красных бригадиров трудились тысячи рабочих, пещеры, в которых красные выращивали некие зерновые культуры, жутко навороченные лаборатории, в которых ни марсиане, ни земляне, включая Сига, практически ничего не поняли. Побывали они и в арсеналах, битком забитых самыми разнообразными бронированными танками, криоксами, весьма похожими на машины желтых, пушками-«центрифугами», как их назвал Сиг. У землян сложилось впечатление, что они имеют дело с населением чрезвычайно многочисленным (все красные были сосредоточены именно в этом регионе, хотя и продолжали содержать пару-тройку небольших отдаленных колоний), живущим в крайней нужде и беспощадно прикованным к такой работе, которая ориентирована на получение незамедлительной прибыли. Из Лло, избавив их тем самым от опасностей и тягот возвращения через подземелья, за ними должны были прибыть криоксы. В конце своего пребывания в городе земляне поднялись к его суперструктурам, которые возвышались над ровным и пустынным пейзажем, покрытым очень тонким слоем снега, — то была полярная шапка Марса! Спустя несколько часов прибыли криоксы, и как только все поднялись на борт аппарата № 3, Анаэна связалась по радио с Анаком. После довольно-таки продолжительного разговора с секретарем Совета девушка вернулась к сопровождавшим ее Ингрид и Бернару, отвела их в комнату отдыха, находившуюся в задней части летательного аппарата, и сказала:

— Плохие новости! Развязав активные наступательные действия на подступах к рудникам Гно, черные застали наших инженеров врасплох и истребили всех до единого. Сотни крабов патрулируют сейчас эту территорию. Некоторые, прорвав пилонный кордон, сумели добраться до суперструктур небольшого города Эйля, которому в результате последовавшей бомбардировки был нанесен незначительный ущерб. Наши криоксы ведут бой с неприятелем, значительно превосходящим их численно. Получение оксида гелия, основы фульгуратора, — дело весьма затруднительное, требующее немалых затрат энергии. Три пилона уже изолированы и окружены — как под землей, так и на ее поверхности. Луи, поднявшемуся в воздух на вашем самолете, удалось разбить мощную вражескую колонну и уничтожить затем с несколько десятков крабов, но вскоре бомбы у вас закончатся, а наши заводы смогут их вам поставить лишь через две недели.

— А Поль? — прервал ее Бернар.

— Целыми сутками работает в лаборатории атомной физики вместе с нашими лучшими специалистами. Они пытаются найти способ заменить уран — на Марсе он встречается крайне редко, — но все еще находятся на стадии предварительных опытов. И… и для вас у меня тоже плохая новость. Три дня назад, когда черные перешли в атаку, Элен вышла в патруль от 98-го пилона на передовом криоксе 367, которым управляли Нио и Блои… Они все еще не вернулись…

Они уже начали готовиться к отбытию, когда исследовавший горизонт Лои заметил в небе крошечную черную точку. Точка быстро увеличилась в размерах; то был «Уэллс», который уже через пару минут спикировал и приземлился. Из него вышел Поль и поднялся в № 3.

— Я прилетел, чтобы отконвоировать вас. На дороге небезопасно. — Его рука указывала на северо-восток. — Там полным-полно крабов…

— Что слышно об Элен? — спросил Бернар.

— Новостей пока нет. Ее ищут Луи и сорок криоксов.

— Какова ситуация?

— Хорошего мало. Но еще ничего не потеряно. Я сопровожу вас до пилонов, а потом полечу прямо в Анак, в лабораторию.

Первая часть пути прошла без осложнений. «Уэллс» летел, выписывая большие круги над криоксами. Но в начале шестого они увидели, как он устремился на север, завернул вираж и спикировал, после чего снова поднялся в небо. Спустя несколько секунд на горизонте поднялось облако пыли.

— Поль на что-то там скинул бомбы, — сказала Анаэна. — Выходим на огневые позиции. И на этот раз долго не тяни, Бернар.

Они выстроились треугольником, с № 3 во главе, и минут через пять увидели первых крабов — расположившихся полукругом, тех было не меньше сотни. «Уэллс» уже исчерпал весь свой запас бомб и теперь поливал крабов пулеметным огнем, пробивая в их рядах зияющие дыры. Где-то вдалеке зазвучали фульгураторы, начавшие выплевывать, один за другим и веером, по десять снарядов зараз каждый. И снова именно это ужасное оружие принесло победу. Когда продлившееся всего несколько минут сражение прекратилось, на поле боя остались лежать сорок пять крабов. Еще с пару дюжин, уничтоженных самолетом, валялись вдоль змеившейся по равнине дороги. Один из водителей криокса № 2, прибывшего из района пилонов, Боли, погиб, второй, Лои, получил легкое ранение. У криокса Элиора оказалась перебитой нога, в результате чего он уже не мог двигаться с прежней скоростью, поэтому они решили направиться к 613-му пилону, располагавшемуся гораздо ближе 578-го, к которому они и ехали.

Прибыв на место назначения, они узнали тревожные новости. Черные перешли в широкомасштабное наступление на всех фронтах. Пленные не скрывали, что целью неприятеля является полное истребление желтых. Троих из них, судя по всему, командиров, решено было в тот же вечер подвергнуть психическому допросу, остальных казнили. В пять часов вечера, когда земляне и их спутники уже готовились к вылету в Анак на подземном самолете, через громкоговорители было распространено коммюнике Совета: он провозглашал всеобщую мобилизацию, чрезвычайное положение и объявлял черным войну до тотального уничтожения.

Бернар поинтересовался у Анаэны, что именно подразумевает чрезвычайное положение.

— Мобилизацию всего населения в возрасте от 16 до 55 ваших лет. Для всех тех, кто не сражается, — двенадцати-, а то и четырнадцатичасовой рабочий день. Такого не было более 100 000 лет. Должно быть, ситуация близка к критической.

— Но, разумеется, — добавил Кни, — вас это никак не касается.

— Ну почему же? — ответил Бернар. — Мы считаем себя такими же вашими союзниками, какими являются, скажем, красные! Не забывайте, что нам и самим еще нужно кое за что с черными поквитаться.

В памяти снова промелькнуло искаженное лицо разрываемого крабами на части Артура, отчего его беспокойство относительно исчезнувшей Элен лишь усилилось.

— Вы только заправьте наш «Уэллс» подходящими бомбами — и мы избавим планету от этих мерзавцев!

Сиг, сидя в кресле, торопливо набрасывал планы. Ближе к концу полета он подошел к Анаэне.

— Вот проект, который может вам пригодиться. Если вкратце, то ваши проблемы сводятся к следующему: 1) враг значительно превосходит вас численно; 2) ваши машины гораздо более сложны в плане сборки, чем аппараты черных; у вас наблюдается явная нехватка фульгураторов, оружия мощного и крайне эффективного, так что многим вашим людям будет просто-напросто не с чем воевать. Я предлагаю вам приступить к выпуску одного земного оружия, которое использовалось в последней войне. Это реактивный гранатомет. Выпущенный им снаряд, при весе в пятнадцать килограммов, улетает как минимум на пять или шесть километров. Изготовить такой гранатомет очень просто. Наладив массовое производство, вы сможете вооружить ими противокрабовую пехоту.

Во взглядах, которыми обменялись между собой марсиане, читался неподдельный интерес.

Самолет сел на одну из палуб Анака, и Лои, Анаэна и Элиор тотчас же присоединились к Совету. Земляне направились в свою квартиру. Минут через десять — они уже успели переодеться — туда явились Поль и Луи. Мучимый лихорадкой, Луи был бледен и едва держался на ногах. На изнуренном лице Поля темнели две впадины воспаленных глаз.

— Ну что там? — спросил Рэй.

— Ничего, — ответил Луи. — Мы тут все обыскали — кругом одни лишь крабы… А у меня еще, как назло, бомбы закончились — успел изрешетить лишь с полдюжины членистоногих, не больше. Они прорвали пилонный кордон, и сейчас там, в облаке пыли, идет ожесточенное сражение. Криоксы держатся, но их вдесятеро меньше! К тому же 32-й, 33-й и 35-й пилоны уже повалены.

— Откуда такая информация? Сам видел?

— По громкоговорителю сообщили, едва я приземлился. Поль, «Уэллс» нуждается в срочной починке — центральное сопло совсем не фурычит.

— Только этого не хватало!

— А у тебя как дела, Поль?

— Да не очень. Вот уже с неделю как стою на пороге ужасного открытия — высвобождения энергии при распаде какого-нибудь — все равно какого — радиоактивного элемента, но мне нужен открытый доступ к их лабораториям, их архивам, а в доступе мне, именем Совета, постоянно отказывают. И что вот прикажете делать? Оставить их мы не можем, это было бы нечестно… и потом, есть ведь еще и Элен.

— Разумеется, мы их не оставим, — ответил Сиг. — Как-никак, они наши союзники, а альянс нужно соблюдать. Итак, наша первоочередная задача — разобраться с черными и разыскать попавшего в беду товарища. Все согласны?

— Думаю, да, — сказал Бернар.

— О'кей, — подтвердил Рэй.

— Ну конечно, Сиг, — произнесла Ингрид.

— Для меня тут и вовсе все очевидно. Пока Элен…

— Прекрасно. Поль тоже с нами, так что пойду предложу Совету…

Со щелчком опустился защитный щит телевизора, обнажив экран, на котором высветилось лицо Анаэны.

— Вижу, все уже в сборе. Тем лучше! Совет просит вас срочно явиться.

Когда они прибыли, собрание гудело, словно растревоженный улей. Несколько стульев пустовало. То были места инженеров, которых удерживала на заводах работа, командиров патрулей, сражавшихся на поверхности земли или в глубинах осажденных городов. Председательствовал Билиор, пожилой физик и выдающийся государственный деятель. Приветствовав землян, он сказал:

— Кое-какие, не зависящие от нас обстоятельства, возможно, вынудят вас сократить свое пребывание в нашем городе. Враг, численно превосходящий нас в двадцать, а то и во все тридцать раз, перешел в наступление. Конечно, мы располагаем более совершенным оружием, но это очень зыбкое преимущество. Наши боезапасы подходят к концу, а их пополнение невозможно без огромных затрат энергии, энергии, с которой наша планета расстается крайне неохотно. Вероятность того, что мы потерпим в этой войне поражение, довольно-таки высока. Впрочем, полагаю, у нас еще будет возможность пожелать вам счастливого пути, после того как вы разыщете вашу спутницу — очень хотелось бы надеяться, что вы найдете ее живой и невредимой. Нескольким десяткам криоксов удалось пробиться в ту зону, где исчез 367-й. Согласно поступающим оттуда сообщениям, ничто не указывает на какой-либо бой.

Сиг грузно поднялся на ноги:

— От имени всей нашей группы я хотел бы сделать вам контрпредложение. Почему бы нам не заключить всесторонний союз, не собрать все наши силы воедино? За два месяца ваши заводы могли бы построить десятка два подобных нашему самолетов, изготовить необходимое количество бомб и оружие, о котором я уже говорил Анаэне и Лои. Нам нужны лишь свободный доступ в ваши лаборатории — в физические для Поля, в химические для меня — и возможность сверяться с вашими архивами. Поль мне только что говорил, что при наличии материальных средств он уже в самом ближайшем будущем сможет привести к распаду один или два элемента, как на Земле мы приводим к распаду уран, столь редко, к сожалению, встречающийся на Марсе.

По залу прокатилась волна надежды, но голос председателя произнес:

— За два месяца, говорите? Но нашим фульгураторам нечем будет стрелять уже через две недели.

— За две недели, начиная с этого дня, при помощи ваших химиков и металлургов, мы изготовим достаточное количество бомб. Опять же, уже через две недели будут готовы и первые реактивные гранатометы. А пока что мы заминируем окрестности ваших городов и будем отчаянно сражаться за каждую пядь земли. В погребах «Рони» еще хватает боеприпасов для наших пулеметов и пушки.

— Мы посоветуемся и сообщим вам наше решение, — сказал Билиор.

Земляне удалились.

Глава 2. Элен

Луи улетел на «Уэллсе», который пусть и с горем пополам, но все же поднялся в воздух, остальные решили подождать. В собрании продолжалась дискуссия. Бернар думал об Элен. Он снова видел ее ждавшей его и Сига перед зданием эйзийской мэрии, или же стоявшей, перевязывая его раны, в изголовье кровати. От мысли о том, что ее, быть может, раздавила клешня металлического краба, он заскрежетал зубами — бездействие было для него невыносимо. На подземном самолете он вылетел к 98-му пилону, приказал выдать ему криокс и устремился в направлении того места, где предположительно исчез 367-й.

Примерно в это же время Совет сообщил Сигу, что его предложение принимается. Поль получит доступ во все лаборатории, какие ему будут необходимы. Триста химиков поступят в полное распоряжение Сига и его сестры. Луи возьмет на себя контроль над строительством самолетов. Бернар и Рэй займутся организацией оборонительных укреплений. Отныне все они подчиняются лишь Большому Совету, в который они приняты на правах даже не союзников, но граждан Анака. Сиг согласился с этими условиями от имени всех землян. Луи и Бернару по радиосвязи было приказано немедленно вернуться. Вечером, так ничего и не обнаружив, прилетел Луи.

Криокс № 502, которым управлял Бернар, пробивался сквозь завесу кружившего на ветру песка. Видимость была крайне слабой. Двумя часами ранее ему повстречался усиленный патруль, о котором говорил Билиор, — тот возвращался без каких-либо результатов. Крабов они не видели. Усовершенствованной модели № 502 шел на своем максимуме, значительно превышая обычную скорость криоксов и достигая 110 км/ч. Постоянно менявшийся рельеф местности вынуждал Бернара то и дело вычерчивать причудливые спирали. Вскоре опустились сумерки. Преследующего одну-единственную цель — разыскать Элен, — его это ничуть не встревожило. Шансов на то, что удастся найти ее живой, было мало, но в душе его все еще жила надежда, томительная и горячая.

Резкий занос 502-го едва не выбросил его из сиденья. Ноги криокса уже не впивались в землю, тогда как когти продолжали скользить с раздражающим скрежетанием. Он остановился, бросил взгляд на нижний иллюминатор: земля в этом месте выглядела остеклованной.

«Воздействие фульгуратора, — подумал он. — Здесь явно был бой».

Сбросив скорость, он двинулся дальше и метров через пятьсот наткнулся на «размягченного» краба: не попав в центр радиации фульгуратора, тот расплавился лишь наполовину. Затем началась совсем уж необычная зона — покрытая развалившимися панцирями, усеянная остеклованными кругами, на которых ноги криокса разъезжались в стороны, или же которые они, эти ноги, пробивали с шумом, напоминающим звук покрытого ледяной коркой снега.

Еще через сотню метров он вдруг увидел 367-й. Тот лежал, завалившись на правый бок; в желтоватой скорлупке зияла рваная дыра. Испустив вопль ярости, Бернар подвел 502-й поближе, спустился на землю и направился к разрушенному криоксу. Корпус аппарата был испещрен десятками небольших отверстий; внутри, среди раскуроченного машинного оборудования, он обнаружил изуродованные тела двух облаченных в скафандры желтых марсиан. Лица под стеклами шлемов выражали скорее удивление, нежели страдания. Рука одного из марсиан сжимала рукоятку фульгуратора. Элен бесследно исчезла.

Спрыгнув на землю, он принялся осматривать прилегающую территорию, описывая концентрические круги. Наконец он нашел ее. Судя по всему, она защищалась до конца: вокруг нее лежали шесть разорванных на части гранатами крабов. Шлем ее был раздавлен клешней, но голова осталась целой. Из ушей и носа, вероятно, какое-то время шла кровь. Он наклонился, поднял ее на руки и с этой скорбной ношей вернулся к 502-му. Затем он перенес туда же погибших желтых марсиан и, с гневом в сердце, но сухими глазами, на полной скорости понесся в направлении пилонов.

В Анак он вернулся глубоко за полночь. Предупрежденные о его возвращении, его ждали Анаэна и Лои.

— Ну что? — спросил последний.

— Сам посмотри!

Летчики как раз выносили из подземного самолета трупы.

— Бедный Луи, — пробормотала Анаэна. — Нам сообщить ему?

— Уж лучше это сделаю я, — сказал Бернар. Они ввели его в курс решений Совета.

— Хорошо, я возьму на себя командование подземными бригадами, но хочу быть свободным в своих действиях.

— У тебя будет полная свобода, — тихо произнес Лои. Воспользовавшись лифтом, Бернар поднялся в общий зал.

За освещаемым ночником столом сидел Сиг, расчерчивавший какие-то схемы. Поль, судя по всему, остался в лаборатории. Рэй и Луи спали. На губах Луи играла легкая улыбка. Бернар посмотрел на него с жалостью, а потом опустил руку на плечо Сига, даже не заметившего, как он вошел.

— Я нашел Элен, она мертва. Защищалась до конца, крайне отважно. Ее тело, как и тела ее спутников, сейчас в аэровокзале № 2. Сообщи остальным.

— А ты?

— Сейчас же возвращаюсь на свой боевой пост.

— Я распорядился снять с «Жюля Верна» три пулемета. Они ждут тебя, с мобильными лафетами, в арсенале вместе с тремя твоими офицерами.

— Уже иду.

— С Ингрид повидаться не хочешь? Она очень волновалась, когда увидела, что ты не вернулся.

— Не сейчас. Боюсь, не найду в себе сил ее оставить. Как только выдастся свободная минутка. Думаю, бой будет не из легких. Какие новости?

— Не слишком хорошие. Там, в подземельях, тебе придется как следует потрудиться. Эйль практически окружен, и хотя мы пока удерживаем прилегающую территорию, упали еще три пилона — 1-й, 44-й и 77-й. Сегодня мы уничтожили 214 крабов, но потеряли 61 криокс. Эта наземная война просто ужасна. Видел бы ты, сколько там раненых!..

— И много у нас сейчас криоксов?

— Примерно 2 600. С конвейеров сходят по десять штук за день. Черные располагают целыми полчищами крабов: в одном лишь северном секторе мы их насчитали 12 000! Но есть и приятные новости. В войну вступили красные, которые уже захватили черный город Кабанеб. Шесть их инженеров прибыли сюда с исследовательской миссией. Через пару-тройку дней будут готовы первые реактивные минометы. Уже идут работы по строительству 42 самолетов того же типа, что и наш «Уэллс». Сам он, кстати, уже отремонтирован — 12 механиков трудились над ним одиннадцать часов. У нас остались еще 32 стокилограммовые бомбы. Первые марсианские получим уже завтра к полудню. Но, если не случится ничего из ряда вон выходящего, я хотел бы использовать «Уэллс» лишь для обучения пилотов.

— Хорошо. Пойду заберу пулеметы. Какой к ним прилагается боезапас?

— По 10 000 патронов на каждый.

— Не густо, ну да ладно. До скорого!

Глава 3. Подземное сражение

В арсенале Бернар обнаружил трех марсиан, командиров подземных бригад. Он объяснил им устройство пулеметов и попросил показать ему на плане, где пройдет битва. Наибольшей опасности в данный момент подвергался тот сектор, в котором находился Эйль. Желтые марсиане удерживали там лишь большой воздушный туннель. Все прочие пути, соединявшие Эйль с Анаком, уже с неделю как перешли в руки черных марсиан, которым удалось проникнуть на располагавшиеся в Бильсе, неподалеку от большого туннеля, заводы хромовых соединений. Обычный туннель, тянувшийся из Эйля в небольшой городок Абиль, представлявший собой металлургический центр, оказался блокированным. Потеря Бильса и Абиля привела бы к 30-процентному сокращению производства хрома, и если бы пал Эйль, долго бы его ждать не пришлось. Ближайший, 34-й пилон, защищавший регион на поверхности, был взят врагом накануне.

Бернар решил отправиться в эти места. Им предстояло на самолете долететь до города Флоо и уже оттуда на глиссере добраться до поля боя. Пулеметы погрузили в самолет, который тут же взял курс на Флоо. Быстро преодолев 250 км пути, они пересели в глиссер. Бернар установил два пулемета спереди и устроился рядом с ними, готовый при необходимости стрелять, но поездка прошла без эксцессов. Желтые марсиане были вооружены легкими фульгураторами и чем-то вроде пневматических гранатометов.

Тогда-то и начался для Бернара изнуряющий двухнедельный период. Подчиненные сразу же категорически воспротивились тому, чтобы он рисковал собственной жизнью. Тем не менее он все же отправился на аванпосты, чтобы лично установить там пулеметы. Его план состоял в том, чтобы освободить Бильс, где враг прочно удерживал минные галереи, и, атаковав с другой стороны, вернуть себе контроль над туннелями. Это позволило бы устранить угрозу окружения. Вторая часть плана прошло как по маслу, и уже через два дня после его прибытия туннели были освобождены, что во многом решило проблему снабжения. Но в Бильсе неприятель лишь укрепил свои позиции, и, несмотря на возражения своего генштаба, Бернар счел необходимым взять командование операцией на себя. По мере того как его глиссер приближался, шум боя становился все более и более оглушительным. Черные использовали пневматические пулеметы, звучание которых напоминало грохот отбойных молотков. Температура была повышенной — судя по всему, из-за теплоты, выделяемой фульгураторами. Оставив свой глиссер, Бернар проскользнул в галереи. Сражение в узких туннелях было беспорядочным, бесславным и яростным, отдавая жестокостью примитивных войн. Вследствие многочисленных поворотов использование усовершенствованного оружия было почти невозможным: черным лишь изредка удавалось пускать в ход свои пневматические ружья, желтым — их гранатометы. Зачастую то была обычная рукопашная с применением холодного оружия. Желтые выглядели более крепкими и ловкими, но черные имели численное превосходство.

В тот момент, когда Бернар явился на аванпосты, они как раз вели наступление. Ставкой в бою был важный перекресток, через который проходило с десяток галерей. Он был залит ярким светом; казалось, противники, по молчаливому согласию, решили сохранить освещение. Черные подступали по шести галереям, но анакийцы удерживали центральную площадь. Позади укрепления из перевернутых вагонеток укрылся один из пулеметов и обслуживающий его расчет. Прибыв в минуты затишья, Бернар проворно дополз вдоль идущей по насыпи железной дороги до самого пулемета, который обслуживали двое — парень и ослепительной красоты девушка. Шестеро вооруженных гранатометами бойцов составляли их группу поддержки.

Позиция черных была очень сильной. У входа в галереи они построили баррикады из крупных камней, опрокинутых вагонеток и хромосодержащих минералов.

— Тут не помешала бы настоящая пушка, — пробормотал Бернар. — А нельзя ли воспользоваться фульгуратором?

— Слишком малое расстояние, — ответила девушка.

С минуту-другую он раздумывал над тем, как бы преодолеть эти препятствия, затем вдруг хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ну, не дурак ли я? Для этой войны нужны огнеметы! Постарайтесь продержаться, — бросил он, удаляясь.

Вернувшись в ставку, он по радиотелефону связался с Сигом.

— Бросай все дела и, как хочешь, но сделай мне огнеметы. Подбери к ним подходящую зажигательную смесь. Они нужны мне уже послезавтра. Справишься?

— Это будет непросто, но я постараюсь. Как там, внизу?

— Пару суток продержимся. Дальше ничего гарантировать не могу. Что в Анаке?

— Работа продвигается. Первые реактивные минометы уже на испытаниях. Металлурги творят чудеса, химики тоже. Оборудование у них тут и правда отменное.

— Какова общая ситуация?

— Криоксы пока держатся. «Уэллс», пилотируемый Рэем, уничтожил несколько крабов. Бомбы скоро уже будут готовы. Строительство самолетов идет, но первый появится дней через двадцать пять — тридцать, не раньше.

— Что с пилонами?

— 44-й мы вернули, но в любой момент можем потерять 28-й. Постараемся этого не допустить — направили туда тридцать два криокса.

— Как там наши товарищи?

— Поль весь в работе, сутками не вылезает из лабораторий. Рэй занят обучением пилотов. Вот только Луи…

— Что с ним?

— Да какой-то он вялый, аморфный. Делает все, будто во сне. Это было для него слишком тяжелым ударом.

— Знаю. Сам такое пережил когда-то… А Ингрид?

— С ней все в порядке. Быть может, немного устала, но она в этом никогда не признается. За тебя, конечно же, переживает.

— Я тут в полной безопасности. Правда, когда решил обойти наши передовые посты, мои офицеры взвыли во весь голос!

— Там у вас, наверно, идут ожесточенные бои?

— Ожесточенные — это еще мягко сказано! Так что с реактивными минометами не затягивай!

— О'кей. Ну, все тогда, до связи… Ах да, чуть не забыл. В одном из наземных сражений была ранена Анаэна. Три осколка снаряда вошли ей в правую ногу. Впрочем, ранение несерьезное.

— Каковы ваши потери?

— Потери мы, увы, несем тяжелые. Но они все же не столь значительны, как у черных: согласно докладам Совета, с начала военных действий мы лишились 321 криокса, а враг — 950 крабов, не говоря уж о тех, которых уничтожил «Уэллс». Старине Г. У. такая война миров и не снилась! А что у вас?

— 265 убитых, примерно столько же — тяжелораненых, вдвое больше — получивших легкие ранения.

— Это официальные цифры?

— Да. Можешь передать их Совету. И не забудь про минометы.

— Считай, они уже у тебя. Ну все, пока!

Как только экран погас, Бернар связался с Бильсом. Ситуация там оставалась прежней; он передал новости и анонсировал скорое появление мощного оружия. Затем он провел предварительный инструктаж будущих огнеметчиков, инструктаж беглый и не слишком детальный, так как какими именно будут эти огневые средства, он еще не знал. Среди добровольцев была и уже знакомая ему девушка-пулеметчица, Мауно. После того как остальные ушли, Бернар задал ей несколько вопросов — не только из любопытства, как он пытался себя убедить, но и из внезапно возникшей симпатии. Она была совсем юной и хрупкой, с — большая редкость для ее расы! — зелеными глазами и медно-красной шевелюрой, которая делала ее немного похожей на Ингрид. Она рассказала, что учится на инженера-металлурга, и что незадолго до прилета землян два ее брата были убиты черными. Она говорила о черных с такой ненавистью, что ее аж трясло, и мечтала о том, чтобы улететь с землянами, когда они отправятся назад, но боялась, что Совет ей этого не позволит. В прошлом году, по ее словам, она объехала на криоксе всю планету.

— Видишь ли, — говорила она Бернару (сперва марсиане обращались к землянам на «вы», но теперь, после натурализации последних, перешли на «ты»), — я хотела бы узнать Землю не только ради того множества вещей, которым могло бы меня научить подобное путешествие, но еще и потому, что у вас есть океаны, облака, горы. Я видела все это в старых-престарых фильмах, снятых еще в те времена, что предшествовали великой катастрофе, но это все-таки не одно и то же. Как думаете, я могу полететь с вами?

— Не вижу к этому никаких препятствий, так как — увы! — два места у нас теперь свободны. Но согласится ли на это Совет? И потом, знаешь ли, на Земле отнюдь не все так прекрасно. Там гораздо более сильная гравитация, из-за чего у тебя могут возникнуть проблемы.

— Я к ней привыкну. В крайнем случае создам машину, которая доставит меня обратно…

— Хорошо. Только давай вернемся к этому разговору позднее. Как-никак, сейчас идет война, и на кону в ней — судьба всей твоей расы.

— Уверена, мы победим. Ваше прибытие пробудило во всех нас энергию и какие-то скрытые силы. Мне вернуться на свой пост, к пулемету?

— Нет, останься здесь.


Из глубины его сна Бернару показалось, что кто-то зовет его. Он устало — предыдущий день выдался крайне тяжелым — открыл глаза и увидел Мауно. Девушка выглядела встревоженной. Он тотчас же распрямился:

— В чем дело?

— Они атакуют. Уже заняли перекресток.

— А пулемет?

— Кончились припасы. Пулемет теперь тоже у них.

— А его расчет?

— Они все мертвы.

— Черт возьми!

Он вскочил на ноги. Где-то вдали шло сражение, шум которого, прокатываясь по галереям, разносился на многие километры.

— Почему меня раньше не разбудили?

— Командиры думали, что продержатся.

— Ладно. Не все еще потеряно.

Он связался по радиотелефону с Анаком.

— Что там с огнеметами?

— Уже отправляю самолетом. Их там десять штук. Плюс запасы горючего.

Бернар произвел быстрый подсчет. Они будут здесь часа через два. Еще час уйдет на то, чтобы разобраться в их функционировании и доставить к месту боя. Итого — три часа. Необходимо продержаться еще как минимум три часа. Он вызвал к себе начальника генштаба, Билои.

— Я должен сам взглянуть на то, что там происходит. Централизуйте новости, восстановите связи. И постарайтесь больше не плошать. Это единственный ваш шанс исправить допущенную вами небрежность и спасти свою шкуру!

Он взял два револьвера, карабин и с десяток гранат, а затем сказал Мауно:

— Останешься здесь. Собери огнеметчиков, чтобы нам не пришлось терять время, когда прибудет оружие. Считай, это приказ. Выполняй.

С небольшой, человек в десять, группой сопровождения, он начал пробираться по галереям. Миновал санчасть, в которую свозили раненых, потом две линии обороны. За одним из углов шел яростный бой. Вражеская пуля отколола кусок скалы чуть правее его плеча, срикошетировала и угодила в висок одному из его людей, убив его наповал. Подобрав боезапас убитого, они ползком двинулись в обход.

В ярком свете Бернар видел бегающих, прыгающих, прижимающихся к земле, стреляющих черных. Ответный огонь желтых был каким-то вялым. Должно быть, у оборонявшихся уже заканчивались патроны.

«Этому идиоту Билои придется сильно постараться, чтобы спасти свою шкуру!» — подумал он.

Оборону облегчал ров, который проходил через всю галерею, и в котором можно было чувствовать себя в относительной безопасности. Бернар пригибаясь пробежал метров десять-пятнадцать вдоль одной из стен, запрыгнул в ров и взглянул на часы. До прибытия огнеметов оставалось еще полтора часа.

С появлением командира-землянина желтые марсиане заметно приободрились. Их огонь стал более точным. У девяти человек из прибывшего с Бернаром отряда подкрепления хватало боеприпасов. Чтобы не оказаться отрезанными в результате обходного маневра черных через другие галереи, Бернар отослал парочку связных. Затем, предупредив желтых марсиан, бросил одну за другой четыре гранаты, которые, срикошетировав от стенок, осыпали находившихся вне укрытий врагов сотнями осколков. Обрушились и несколько достаточно крупных обломков скалы. Победоносный свист сменился воплями ярости и боли. Получив небольшую передышку, желтые смогли утолить жажду, оказать первую помощь раненым. Судя по всему, неприятель дожидался подхода подкрепления. Вскоре оно действительно подошло в виде небольшой пневматической пушки, довольно-таки малоэффективной по причине слишком настильной стрельбы и глубокого рва, служившего анакийцам прекрасным укрытием. Но ее снаряды, разрывавшиеся у изгиба галереи, сильно затруднили подход гонцов или возможного подкрепления.

Первое же полученное Бернаром послание вселило сдержанный оптимизм. В других галереях сражение шло в непосредственной близости от потерянного перекрестка — окружения, судя по всему, удалось избежать. Спустя двадцать минут Мауно доложила о прибытии огнеметов и двух пусковых реактивных установок, стреляющих снарядами с метательным зарядом. Вскоре их доставили на передовую, и Бернар приступил к обстрелу позиций неприятеля.

Наконец появился и взвод Мауно. В него входили совсем еще молодые люди, которые быстро вывели свои боевые установки на огневую позицию. По приказу Бернара все замерли в ожидании вражеской атаки. Черных подстерегал пренеприятнейший сюрприз. Колышущейся бесформенной массой они ринулись вперед, но не успели пробежать и двадцати метров, как десять огненных струй превратили для них эту относительно узкую галерею в настоящий ад. Живыми и вопящими факелами черные, спотыкаясь, пробежали еще несколько метров, а затем воздух наполнился омерзительным запахом керосина и горящей плоти.

Под защитой этого огненной стены небольшой отряд в масках выдвинулся к перекрестку, где, обезумевшие и задыхающиеся, вертелись черные. Все они, до последнего человека, вскоре превратились в обугленные трупы. Пользуясь этим успехом, анакийцы продолжили продвижение и через какое-то время при поддержке подошедшего подкрепления освободили шахту. К вечеру было восстановлено взаимодействие всех групп войск, а еще через шесть дней желтым удалось вернуть себе пилоны и полностью очистить подземелья от черных. Бернар распорядился взорвать ту галерею, которая была пробита черными для последующего вторжения; его потери оказались минимальными: 39 убитых, около полусотни — тяжелораненых, еще примерно сто человек получили незначительные ранения. Персональный ущерб Бернара выразился в потере половины левого мизинца. «Определенно, им чем-то не нравятся мои фаланги, — шутил он. — Хорошо еще, что я не играю на флейте!»

Вместе с Мауно и своими людьми, которых заменили новые, более свежие бойцы, он вернулся в Анак. Со стороны подземелий опасность, похоже, им больше не грозила, и битве теперь предстояло носить исключительно наземный характер. Сиг и Ингрид, а также небольшая делегация Совета, ожидали его у дебаркадера. Старик Билиор, возглавлявший делегацию, взволнованным голосом поблагодарил Бернара и его отряд за одержанную победу.

— Отныне, с этим новым оружием, полученным от вас, и нашим старым, традиционным, мы сможем успешно противостоять врагу, перенести войну в его города и там его уничтожить, потому что — увы! — ничего другого нам не остается. Красные уже захватили один из черных городов.

— Отлично, — ответил Бернар, — но сейчас я хотел бы немного передохнуть. — Затем он указал на Мауно: — Она была великолепна. Именно она оказалась для меня самым ценным помощником, поэтому я хотел бы просить Совет о небольшом для нее одолжении…

Едва державшаяся на ногах, девушка вдруг потеряла сознание и рухнула на землю. Бернар бросился к ней, но Сиг и Ингрид его опередили.

— Думаю, она спасла мне жизнь, — продолжал Бернар. — В какой-то момент я решил было, что мне уже конец. У 33-го пилона один из черных навел на меня свое ружье, а у меня как раз закончились патроны, и я бы, вероятно, погиб, не поджарь она его с поразительным хладнокровием. Можешь сказать ей спасибо, Ингрид. А теперь я хотел бы поспать… да, поспать.

Ингрид и несший Мауно Сиг помогли ему подняться в поезд, который доставил их в Анак. В лифте Бернар опустился на пол и моментально уснул.

Глава 4. Луи

Его разбудил слабый шум голосов. Он лежал на диване в своей спальне. Через открытую дверь он увидел в гостиной Ингрид и Мауно, сидевших на канапе рядом с Анаэной. Мауно говорила о своем желании увидеть Землю и просила Анаэну походатайствовать о ней перед Советом. Анаэна пыталась ее разубедить, упирая на сильную земную гравитацию и опасности путешествия.

— Опасности? Полагаю, я сталкивалась и с более серьезными. Нет, я хочу увидеть океан, настоящий океан, а не наши тусклые подземные озера.

Ингрид молчала, раздираемая противоречивыми чувствами — зарождающейся симпатией к Мауно и ревностью от мысли, что та сражалась бок о бок с Бернаром.

— Это решит Совет, — сказала Анаэна.

— К сожалению, возможно, нам самим придется просить Совет о том, чтобы несколько марсиан сопровождали нас, — прервал ее степенный голос. В руках у вошедшего в комнату Сига был листок, покрытый какими-то письменами. — Иначе нам просто не хватит людей для управления «Рони». Вот, только что нашел. Это от Луи:

«Мои дорогие друзья,

Не пытайтесь за мной следовать. Когда вы найдете это письмо, будет уже слишком поздно. Я обнаружил дорогу, которая выведет меня к большой пещере черных. Помните озеро с крабами? Оно располагается прямо над пещерой и соединяется с подземным морем. Находясь в плену, я смог удостовериться в том, что это море и пещеру разделяет лишь не слишком толстая стена. Я собираюсь ее взорвать. Тем самым я уничтожу все это отродье и отомщу за бедняжку Элен и Артура. Ты, Поль, и ты, Бернар, вы — это то, что мне дорого больше всего на свете. Я унесу с собой в вечность память обо всех наших счастливых часах и нерушимой дружбе. Вас, Сиг, Рэй и Ингрид, я тоже очень люблю.

Попрощайтесь от моего имени с Анаэной и другими марсианами. Если, как я полагаю, после этой жизни существует лучший мир, я встречусь в нем с Элен, а когда-нибудь и вы к нам присоединитесь. Желаю всем вам того счастья, которого вы достойны, особенно Бернару и Ингрид.

Я говорю лишь «до свидания»…

Луи.

P. S. В моих бумагах вы найдете астрономические наблюдения Земли, которые я вел в обсерваториях Марса, а также целую кучу других научных документов, требующих публикации. Они в порядке.

P. P. S. Для Бернара. Не смею тебя умолять, но если ты назовешь своего первого сына Луи, мне это будет приятно».

Ну вот. Датировано этим утром, шестью часами. А сейчас уже пять часов вечера!

Ошеломленные, они молчали. Бернар встал и присоединился к товарищам.

— Не думаю, — сказал он, — что Луи уже мог достичь Синуса Меридиана. Он должен быть все еще в пути.

— У него одиннадцать часов форы перед нами, — горько ответил Сиг.

— Для «Уэллса» это дело полутора-двух часов. Скорее!

— Предупреди Поля, — бросил Сиг Анаэне.

— Нет, я тоже полечу. Мауно…

— И я с вами!

— Нет! — отрезал Бернар. — Вы обе слишком устали.

— Вам понадобится кто-нибудь присматривать за самолетом.

— За самолетами, — поправил ее Сиг. — Уже готовы еще два.

— Хорошо. Ингрид поведет «Уэллс», ты — второй, я — третий. Нам нужно пятнадцать человек сейчас же, с фульгураторами и всем прочим. Ингрид, Мауно и Анаэна присмотрят за самолетами — покружат там немного, готовые опуститься и забрать нас.

— Но они не умеют пилотировать, — заметил Сиг.

— Ингрид умеет. Остальные летали на марсианских туннельных самолетах, что гораздо труднее!


Луи долго вынашивал это решение. Когда, в пять утра, он писал прощальную записку, все было уже готово. Изучив планы старых галерей, он обнаружил, что одна из них начинается в мертвом городе Кнере, примерно в 200 километрах от пилонов, и соединяется с большой пещерой черных марсиан. Некий историк заверил его, что именно через эту галерею когда-то проходили желтые шпионы. Черные давно уже наглухо завалили камнями выход из галереи, но между большой пещерой и подземным океаном она по-прежнему оставалась полой. Стены в этом месте — как с одной стороны, так и с другой — были не слишком толстыми и в результате мощного взрыва должны были обрушиться. Даже удивительно, хмыкнул Луи, что желтые сами не додумались до такого плана. Накануне он перенес 200 кг только что изготовленного бризеита в криокс 212, выбранный им для этой миссии. Кроме того, он захватил с собой клок, небольшую гусеничную машину из легкого металла, которую желтые использовали в узких галереях для перевозки тяжелых грузов.

С реализацией плана проблем не возникло. Он без труда уговорил охранников позволить ему взять криокс 212 и за пять часов, не встретив по пути ни единого краба, доехал до Кнера. Какое-то время он потратил на обнаружение входа в галерею, после чего разгрузил криокс и разрушил машину.

Вооружившись фульгуратором, он поудобнее устроился в клоке и направился навстречу своей судьбе.

И вот тут-то Луи пришлось пережить крайне волнующие минуты. Фара его аппарата выхватывала из мрака гладкие стены, которые словно бы смыкались сразу же позади него. Он был в галерее совершенно один. Клок продвигался мягко и довольно-таки тихо, производя лишь глухой стук, напоминавший голос самой планеты. Со всех сторон окружавший Луи минерал действовал на него угнетающе. Он встряхнулся и, обернувшись, проверил крепление взрывчатки и небольшого перфоратора, который он захватил с собой. Все было в порядке. Прежде у него неоднократно возникали проблемы с обрушивающейся скальной породой, из-за чего он до крови разбивал себе руки. Сейчас порой в памяти проскакивали обрывки приятных воспоминаний, но Луи гнал их от себя, дабы всецело сосредоточиться на своем мщении.

Наконец, после тщательного подсчета, производимого в уме, он остановил клок и дальше пошел уже пешком, не желая, чтобы шум машины привлек внимание черных. Галерея продолжалась еще метров 600, спускалась вниз, заворачивалась в букву S и после 150 метров прямого пути заканчивалась стеной из стальных блоков, возведенной черными. Луи вернулся обратно, запустил двигатель клока и, включив перфоратор, проделал 24 лунки для укладки мин, 12 в стене грота и 12 со стороны подземного океана, но примерно в ста метрах над ним. Затем он заложил в лунки заранее подготовленный бризеит и поджег запал, размещенный со стороны грота. Удалившись за S-образный поворот, он услышал мощный взрыв и был сбит с ног взрывной волной. Встав и отряхнувшись, он увидел через широкую, метров шесть на пятнадцать, дыру пещеру черных — прямо под ним находилась самая высокая ее часть.

— Этого должно хватить, — произнес Луи вслух. Наклонившись, он увидел внизу небольшую группу черных, в испуге мечущихся по пещере. Поняли, подумал он. Он быстро поджег вторую закладку, запрыгнул в клок и поднялся вверх по галерее.

От взрыва содрогнулась земля. Раздался грохот вырываемых кусков скальной породы, затем со страшным завыванием вперед устремилось море. Снова спустившись вниз, Луи увидел в свете фонарика твердую как сталь стену воды, с ужасной силой бившуюся в возникшую на ее пути каменную преграду. Внезапно эта преграда пала, и через огромный проем, созданный первым взрывом и увеличенный морем, Луи увидел, как на подземную равнину обрушился колоссальный водопад, разбрасывая в стороны осколки скал, гигантских крабов, всю эту чудовищную фауну. Быстрая и пенистая, вода сбегала по склону, вырывая деревья и дома, затопляя дороги, сбивая с ног крабов живых и металлических, монстров и черных марсиан. Отдаленные отблески свидетельствовали о том, что где-то в низине уже начало образовываться озеро. То тут, то там, подхваченные бурным потоком, отчаянно и беспомощно размахивали руками черные марсиане. Луи представил себе тот город (слишком далекий, чтобы его можно было различить), где держали в плену Рэя, его проживающее в конических домах население, должно быть, уже встревожившееся от звуков приближающегося рева, его обезумевших от ужасных новостей жителей, первые язычки черной воды, панику, тщетные попытки инженеров, бегство впереди все прибывающей и прибывающей воды к суперструктурам через битком забитые лифты и — для тех, кого эта вода настигнет — смерть. Чтобы насладиться зрелищем, он улегся на живот, избегая тем самым сильнейшего турбулентного потока, вызванного водопадом.

«Таких катаклизмов я еще не видел, — подумал Луи. — Что ж, у Элен и Артура будут прекрасные похороны!»

Вдали усиливалось сверкание нового озера. Разыгравшаяся внизу величайшая драма уже заканчивалась. Бурный поток унес с собой последние группы людей, цеплявшихся за крыши энергоцентралей. Луи в этот момент вдруг осенило: а ему ведь и необязательно умирать! Он подумал, что жизнь, быть может, зарезервировала для него еще много чего хорошего, в том числе новые исследования и чистую дружбу. Подумал он и том, что, раз уж он выжил в разразившейся катастрофе, значит, высшие силы не желают его смерти, и потому он не вправе сводить с жизнью счеты. Впав в исступление, он пополз к клоку, но вдруг с ужасом увидел, что стена, отделявшая его от моря, от давления уже пошла трещинами. Запрыгнув в клок, он уже запустил мотор, когда стена зашаталась и обрушилась на него всем своим многотонным весом.


С высоты самолетов его товарищи внимательно осматривали расстилающееся внизу необъятное пространство. Монотонные и голые, под ними струились желтые и красные пески. Чтобы не терять времени даром, решено было держаться на небольшой высоте, но скорости не снижать. Вдали возникло чуть более темное пятно.

— Синус Меридиана, — пояснил по радиофону Бернар, и его № 2 спикировал к земле.

— Это еще что за чертовщина?

На глаза Бернару попался бесконечный поток крабов, выползающих из какой-то дыры и сверху напоминающих растревоженный черный муравейник. Он пролетел над лагерем Семиугольника, затем, уже на бреющем полете, — над стайкой крабов, которых он расстрелял из пулемета.

«Уэллс» и № 1 повторили его маневр, после чего все три летательных аппарата снова набрали высоту. Внезапно перед самолетом Бернара словно извергся вулкан. Один из куполов, закрывавших подъемные шахты, взорвался, выбросив вверх груды осколков и столб воздуха, который едва не опрокинул самолет — лишь в последний момент, метрах в пятнадцати от земли, Бернару удалось вернуть аппарат на прежнюю линию полета. Два других самолета благополучно избежали вихревого потока. Через «ворота», прорытые в лощине, хлынула черная вода, начавшая заполнять овраг, затопляя отдельных крабов и превращая тем самым поверхность Марса в зачаток озера. Тогда-то Бернар все и понял.

— Воздушное давление, черт возьми! От него-то и взорвался купол. Мы опоздали!

Он резко развернул самолет. Центробежная сила раскатала перед его глазами черную завесу. Позади него вскричали от боли и страха пассажиры.

— Ингрид, — возопил Бернар, — бомбы!

— Какие? Наши или воспламеняющие?

— И те и другие, черт подери!

На пятисотметровой высоте он облетел группу обезумевших крабов, продолжавших выбираться из верхних ворот и разбегаться куда попало, после чего, развернувшись и спикировав, забросал их снарядами. В опускавшихся сумерках фульгураторы разжигали изумрудные костры, то тут, то там перемежавшиеся короткими красными разрывами земных бомб. Самолет Бернара, а вслед за ним и «Уэллс» с номером первым, снова и снова заходили на очередной круг. Когда бомбы закончились, в ход, пробивая панцири, пошли пушки. С наступлением ночи спастись удалось лишь нескольким отдельным крабам.

Тихие и уставшие, они отправились в обратный путь. В № 2 все молчали. Осознавая боль Бернара и Ингрид, желтые не осмеливались радоваться своей победе. Когда вдали замерцали огни суперструктур Анака, Бернар спросил у Бли, командира того небольшого отряда желтых марсиан, который находился на борту его самолета:

— Сколько жителей насчитывал тот город?

— Около трех миллионов.

— Да уж, это настоящая бойня.

— Это был их самый крупный город.

— Именно что был…

Глава 5. Пароксизм[13]

Удар оказался тем более тяжелым для черных, что примерно в то же самое время два других их небольших городка захватили красные. Но они по-прежнему сохраняли подавляющее численное превосходство, и их территория включала в себя практически все Северное полушарие, а также анклавы, которыми они располагали к югу от экватора. Словом, Совет не удивился, когда по прошествии двух месяцев поставленные у пилонов часовые доложили о движущейся в направлении территории желтых огромной армии крабов, состоящей из 12 000 машин. Вечером черные разведчики наткнулись на небольшую группу из восьми криоксов, которые после короткого боя были разрушены, так и не нанеся сколь-либо ощутимых потерь врагу. Другой черный авангард, атакованный самолетами, был уничтожен. Но когда самолеты решили приняться за основную часть вражеских сил, черные марсиане выпустили облака красноватого дыма, полностью их окутавшего, и бомбардировать их пришлось наугад. Тем не менее атака на пилоны началась лишь спустя двое суток.

Хорошо укрепленные, пилоны были оснащены многочисленными дальнобойными крупнокалиберными реактивными минометами. В нескольких километрах от них были вырыты линии траншей, в которых располагались тиральеры, как их называл Поль.

То были желтые марсиане, облаченные в скафандры с большим запасом воздуха и вооруженные легкими реактивными минометами. Разделенные на группы по 12 человек, для своих перемещений они пользовались подземными ходами и галереями, что позволяло им возвращаться к пилонам, не попадая под вражеский огонь.

Вскоре стало очевидно, что ось атаки сосредоточена между 37-м и 52-м пилонами. Во время разведрейда Бернар произвел примерный подсчет вражеских сил: неприятель располагал более чем 16 000 боевых машин, а также довольно-таки большим количеством высоких, длинноногих аппаратов продолговатой формы, судя по всему, представлявших собой своего рода интендантскую службу. Желтым марсианам удалось собрать порядка 3 200 криоксов, не считая патрульных подразделений, которые круглые сутки вступали в стычки с врагом. Противник применил совершенно новую тактику. Он продвигался под прикрытием облака красноватого дыма, что привело к тому, что бой начался уже тогда, когда враг оказался всего лишь в тридцати — сорока метрах от позиций оборонявшихся. Криоксы не могли воспользоваться фульгураторами, иначе сами оказались бы их первыми жертвами. Они были вынуждены прервать сражение и отступить, понеся незначительные потери. Отбившись от неприятеля, они открыли огонь по облаку дыма уже с большего расстояния и, как стало известно впоследствии, уничтожили как минимум сотню крабов, но ценой огромного расхода снарядов.

К счастью, черные в тот день не стали развивать своего преимущества. Похоже, они ждали подкрепления, которое в итоге и подошло в лице почти тысячи громадных крабов, оснащенных крупнокалиберными орудиями. Эта отсрочка позволила снабдить большинство криоксов реактивными минометами и завершить сборку нескольких самолетов. Последние, будучи менее быстрыми и снабженными меньшим количеством оружия, нежели «Уэллс» и №№ 1 и 2, были, однако же, бо́льших размеров и могли поднять на борт впятеро больше бомб.

С рассветом черные все же перешли в решительное наступление. План обороняющихся был довольно-таки простым. Половина оснащенных реактивными минометами криоксов — около 600 машин — образовала передовую линию. Затем эти криоксы отступили, и враг вывалился прямо на облаченных в скафандры тиральеров, поддерживаемых тяжелыми пусковыми реактивными установками пилонов и бомбами самолетов, после чего остальные криоксы перешли в контратаку, окружив черных с флангов. Командование тиральерами было доверено Рэю, который в 1945 году принимал участие в последних фазах войны в Тихом океане. Сиг возглавил артиллерию. Несмотря на его протесты, главнокомандующим Совет назначил Бернара, который должен был направлять бой из «Уэллса» при поддержке генштаба в лице Лои, Анаэны и Азои, командовавшего в мирное время патрулями безопасности. Последний стал для Бернара ценным помощником.

В 6 часов 30 минут утра примерно 3 000 крабов выдвинулись к 44-му и 45-му пилонам, прикрывая тяжелые орудия, которые открыли огонь ровно в семь часов. Тактика черных заключалась в том, что они продвигались под покровом облака рыжего дыма. Несколько крабов, остававшихся в стороне от этого облака, вели пристрелку. Сосредоточенный исключительно на пилонах, вражеский огонь утратил свою первоначальную точность сразу же, как только были уничтожены разведчики. Не оставшись в долгу, пилоны принялись наугад обстреливать облако из реактивных минометов калибра 800 мм. Эта артиллерийская дуэль продлилась два часа, не нанеся пилонам особого ущерба.

Из «Уэллса», летавшего над полем брани, Бернар наблюдал за суетливой беготней черных. Так как сражение никак не начиналось, он отправил семь самолетов на бомбардировку главных сил вражеской армии, приказав им вывести из строя как можно больше машин интендантской службы противника. Заметив приближающуюся эскадрилью, черные тут же выпустили свой дым, но несколько машин снабжения уже были уничтожены. Вследствие недостаточной видимости атака прекратилась. В девять часов, все так же под защитой облака дыма, враг наконец-таки приступил к массированному штурму. Тогда-то и произошел инцидент, сыгравший на руку желтым: поднялся сильнейший ветер, разогнавший рыжие клубы дыма. Конечно, довольно-таки значительный туман все еще сохранялся, но видимость сделалась уже достаточной для того, чтобы криоксы смогли применить свои фульгураторы. Когда враг был уже в паре километров от передовой линии тиральеров, Бернар бросил криоксы в бой.

Схватка выдалась несколько суматошной, жестокой и непродолжительной. Со всех сторон сверкали зеленые звезды. Дымящиеся снаряды создавали странный узор, белыми полосами разграфляя рыжеватую поверхность Марса в клетку. Бернару, наблюдавшему за битвой сверху, порой даже казалось, что это коричневые муравьи сражаются с черными пауками. 600 криоксов были разбиты на небольшие, по десять машин в каждой, группки, прикрывавшие одна другую.

Какое-то время Бернар еще надеялся на то, что криоксам удастся отбросить врага. Черные несли ужасные потери. Две первые штурмовые волны, состоящие каждая из 700 крабов, в бою просто-напросто расплавились — в прямом смысле этого слова. Потери желтых были минимальными, примерно 30 машин. Но в 9 часов 27 минут Лиои, командир авангарда криоксов, доложил ему, что боеприпасы — как к фульгураторам, так и к минометам — заканчиваются. Почти тут же, поддерживаемые артиллерией, на них накатили две новые волны черных. На криоксов обрушился настоящий град огня. В мгновение ока 60 из них были разрушены — правда, и черные при этом лишились 200 крабов. Но при таком раскладе черные без труда одерживали победу.

— Жаль, мы не успели построить бронированные машины! — бросил Бернар старавшейся не отходить от него ни на шаг Ингрид и отдал приказ к отступлению.

— В конце концов, — заметила Ингрид, — мы могли бы разыграть эту партию и при 90 криоксах против 1 600 крабов.

— Да, но и они могли бы бесконечно подводить все новых и новых, тогда как все наши резервы уже тут, — ответил Азои.

Развернутый строй черных уже достиг дюн-репе́ров, расположенных в километре от окопов. Бернар радиотелефонировал Рэю:

— Дело за тобой, старина. Задай-ка им жару!

Тотчас же заговорили пилоны, осыпав осаждающих крупными снарядами. Бернар бросил в бой самолеты. Могучие W1 один за другим срывались в пике с высоты в три-четыре километра. Вот уже и Рэй распорядился открыть огонь: метрах в пятистах перед крабами из земли начали вылетать первые ракеты, небольшие черные или блестящие штуковины, оставляющие за собой серебристый вихревой след — одна, две, десять, сто, тысяча. На вторые линии падали огромные снаряды пилонов, тогда как на основную часть армии пролился дождь воздушных бомб. Вражеская волна резко остановилась. Одни крабы, пошатываясь и спотыкаясь, еще пытались идти вперед, но лишь затем, чтобы через несколько метров повалиться, другие расплавлялись под невероятными зелеными вспышками фульгураторов, уже не в состоянии что-либо противопоставить закопавшимся в землю тиральерам. Остатки первых линий вертелись волчком, пытаясь спастись бегством, но натыкались на главные силы армии, которая продвигалась и… безжалостно расстреливала беглецов. Черная артиллерия открыла огонь по траншеям, но тиральеры уже отошли метров на 200, и повторилась та же ошеломляющая сцена. Впрочем, ей предстояло еще не раз повториться на протяжении этого дня. Лишь однажды крабам удалось форсировать линию окопов, но почти тут же они были уничтожены огнем 44-го пилона. Напоминавшие гигантскую карусель, самолеты бомбардировали, приземлялись, заправлялись, снова поднимались в воздух. Четыре самолета — в качестве подкрепления — прибыли из Анака.

В 15 часов 30 минут, сочтя противника уже достаточно ослабевшим, Бернар отдал приказ о контрнаступлении. 2 500 криоксов обступили черных с флангов. Самолеты, используя «огненные» бомбы весом в тонну, которые расплавляли все в радиусе одного километра, отрезали врагу отход. Со стороны пилонов дорогу блокировали артиллерия и тиральеры. Сражение перешло в массовое истребление. К 19 часам были разбиты последние группы крабов — лишь ста с небольшим удалось прорвать оцепление и бежать. Потери черных составили примерно 16 000 крабов, 1 200 пушконосцев и 700 машин снабжения, то есть почти 70 000 человек. То был сущий пустяк с учетом многомиллионного личного состава армии, но весьма ощутимый удар по ее материальной части. Желтые потеряли в бою 852 криокса вместе с их экипажами, 1 250 машин получили более или менее значительные повреждения. Людские потери составили около 4 500; тиральеры потеряли 70 человек. У пилонов погибли 457 марсиан. То была сокрушительная победа, но Элиор, их товарищ по приключениям, исчез вместе с криоксом 879.

Бернар меланхолично объехал поле боя в криоксе 1302 в компании Мауно, Анаэны, Ингрид, Сига и Рэя. Мауно, сражавшуюся в рядах тиральеров, после разрыва одного из снарядов едва не засыпало землей, но девушка отделалась легким испугом и переломом левой руки. Теперь, когда после анестезии боль чуть поутихла, она сидела рядом с Ингрид и, прижавшись лбом к иллюминатору, со свирепой радостью рассматривала развороченных крабов.

— Как же я ненавижу войну! — заметил Бернар.

— Я тоже, — ответил Сиг. — Но у нас не было выбора. И для пацифиста ты неплохо справился с ролью генерала.

— Это было проще простого. Наша стратегия мало чем отличалась от стратегии ребенка, ведущего собственную игрушечную войну. Похоже, черным вообще не знакомо такое понятие, как «маневрирование», или же они просто решили им пренебречь. Правда, если бы в нужный момент не поднялся ветер…

— Да уж, с ветром нам сильно повезло, — сказала Ингрид. — А если б он не подул, что бы ты делал?

— Поль пустил наш уран на изготовление атомных бомб, но, примени мы их, — и нам бы пришлось отказаться от возвращения на Землю, по крайней мере до тех пор, пока бы мы не нашли чем заменить уран в ракетных двигателях «Рони».

Глава 6. Истребление

Второй бой прошел спустя месяц, уже на вражеской территории. 175 криоксов, при поддержке 11 самолетов и 500 облаченных в скафандры тиральеров, доставленных гусеничными вездеходами, уничтожили около тысячи крабов. Но последние сражались в рассредоточенном боевом порядке, вследствие чего и сами анакийцы понесли значительные людские потери, лишившись к тому же и одного из самолетов, W10, в который угодил снаряд.

От дальнейшего сражения неприятель предпочел отказаться, удовлетворившись яростной защитой своих городов на ближайших к ним подступах. Криоксы продолжали свое победоносное шествие. Время от времени, правда, им доводилось натыкаться на вражеские патрули, но практически из всех этих стычек победителем выходили желтые. Следующие три месяца ознаменовались лишь одним важным событием — тяжелейшим взятием черного города Акатура, насчитывавшего 100 000 жителей. Подземная битва длилась три недели. Она, вероятно, выдалась бы еще более кровопролитной, если бы в какой-то момент на помощь осаждавшим не пришла довольно-таки крупная армия красных, пробравшаяся к городу через галерею, которую пробивали в скалах огромные буровые машины, что позволяло наступавшим продвигаться на сто — сто пятьдесят метров в час. Таким образом черные оказались между двух огней и быстро были истреблены.

Война продлилась еще год, причем что с одной, что с другой стороны велась она с предельной жестокостью. Несмотря на численное превосходство, черным уже так и не удалось снова завладеть в ней реальным преимуществом. За все это время они сумели захватить разве что деревушку Рейо и один небольшой уединенный красный поселок. Заводы Анака, Клиена и Илио, трех крупнейших желтых городов, как и заводы красных марсиан, в массовом количестве выпускали все более и более смертоносные орудия, плод совместного разрушающего гения красных и желтых марсиан и землян, которые в конечном счете все же превзошли черных, искусных и затейливых механиков, в изобретательности.

Спустя десять месяцев после начала войны последние удерживали уже всего лишь несколько изолированных островков. Они потеряли 28 миллионов человек, тогда как желтые — 700 000, а красные — 126 000. Сражение среди пилонов, где Бернар впервые выступил в роли главнокомандующего, затмили другие, куда более серьезные конфликты, бросавшие друг на друга тысячи криоксов и десятки тысяч крабов. Последние были уже усовершенствованной модели: облегченные, более продолговатые, лишенные бесполезных клешней, имевшие до пяти скорострельных орудий, дальнобойность которых значительно увеличилась. Завоевание подземелий потребовало еще больших усилий: в них проходили ожесточенные битвы, в которых и те и другие убивали всех подряд. Желтые решили истребить черных, и земляне не стали этому противиться.

— Делайте что хотите, — сказал Бернар, — мне это уже как-то без разницы. Эти черные принесли нам немало бед, причем без какой-либо на то причины.

В итоге в живых осталось лишь несколько десятков тысяч черных, укрывшихся в одном-единственном подземном городе. И вот тогда-то в Совете и возникли разногласия. Большинство членов полагало, что истребление должно быть тотальным. Земляне, когда спросили их мнения, на это заметили, что полное уничтожение того или иного вида всегда имеет катастрофические последствия. В тот момент, когда Совет уже готов был проголосовать за поголовную экстерминацию, Цер, тот самый старик, который читал землянам лекцию по истории Марса, поднялся на ноги и сказал:

— Братья, я согласен с землянами. Прошу вас еще раз как следует взвесить все «за» и «против». Как вы помните, мы начали эту войну главным образом по причинам безопасности: нас было 12 миллионов против 70 миллионов. Теперь же мы имеем совершенно иное соотношение: 10 миллионов с нашей стороны против примерно 70 тысяч со стороны врага. Опасность исчезла.

— Она возникнет вновь!

— Вполне возможно! Но скажите мне, вы, молодежь, которая заседает в Совете, что больше всего привлекает вас в ваших экспедициях на криоксах? Правильно: возможность встретиться с черными. Я не намерен как-то превозносить войну. Она слишком дорого стоила нашей планете. Но не забывайте и о том, что с исчезновением черных из нашего мира исчезнет и надежда на какие-либо приключения. Что мы будем делать на этой постаревшей, одряхлевшей, непоправимо бесплодной планете? Планете, где мы станем абсолютными властителями — за исключением того небольшого уголка, в котором проживают наши союзники красные. Мы что, пойдем тогда войной на них? Или же разделимся на враждебные города и погрязнем в собственном декадансе? Вы отлично знаете, что Марс, в силу его особенностей, не может гарантировать нам быстрое и всестороннее развитие. Разумеется, прилет землян заметно укрепил наше старое общество, за что я премного им благодарен. Мне прекрасно известно, что для многих из нас исследования — это тоже своего рода приключение. Но мне бы не хотелось, чтобы теперь, когда ничто нам уже не угрожает, мы погрузились в самоуспокоенность. Пусть эти немногочисленные черные, которых, естественно, с годами будет становиться все больше и больше, станут для нас тем жалом, той, если хотите, иголкой, которая не даст нам уснуть. Я знаю, Бернар, что на Земле перед вами стоит проблема иного рода, и вы абсолютно правы, что хотите любой ценой избежать войны. Вам еще предстоит завоевать множество планет, и ваше человечество молодо. У нас же здесь больше ничего не осталось. Наша экономика, все наше развитие были подорваны — не стоит этого отрицать — нашими собственными преступлениями, поэтому я прошу, умоляю: оставьте черных в живых. Быть может, избавившись от тирании жрецов краба, они постепенно эволюционируют и станут более гуманными. А уничтожить их, если возникнет такая необходимость, мы всегда успеем.

Единогласно поддержанное землянами, к которым присоединились Анаэна и Лои, предложение было одобрено. Войну решено было завершить… на какое-то время. Гораздо труднее оказалось убедить принять это решение красных, но в конце концов они все же согласились с доводами своих союзников.

Глава 7. Делает ли это нас менее смертными?

Тогда-то для землян и начался — какими бы горькими ни были их воспоминания о погибших товарищах — самый лучший период их жизни на Марсе. На криоксах и самолетах они обследовали всю планету, посещая желтые города и руины городов черных. Бернар, Сиг и Ингрид вернулись к красным, захватив с собой на этот раз и Поля. В гостях у них они провели два месяца, собрав массу научных сведений. Взамен на оказанное им в Анаке гостеприимство они прочли местным жителям несколько лекций по земным наукам. В трюмах «Рони» собралась богатейшая коллекция марсианских окаменелостей и минералов. На звездолете, захватив с собой Анаэну, Лои, Кни, Мауно и трех марсианских астрономов, они слетали в разведку на Фобос и Деймос, абсолютно пустынные и бесплодные скалы, крошечные звезды, тщетно блуждающие в вакууме.

В один прекрасный день Поль поставил перед Большим Советом вопрос о возвращении на Землю. Теперь, после потери Луи, Элен и Артура, землянам не хватало людей для обеспечения нормального управления «Рони», и им было жизненно необходимо, чтобы Совет разрешил нескольким марсианам сопроводить их.

— Мы обещаем вам, — сказал Поль, — вернуть их в назначенный вами срок. Более того, их пребывание на Земле принесет огромную выгоду обеим нашим планетам. Я знаю, что вы с сомнением относитесь к этому плану, так как в большинстве своем полагаете Землю непригодной для вашего на ней обитания. Разумеется, гравитация там гораздо более сильная, чем на Марсе, но Бернар заверил меня, что ваш скелет достаточно прочен для того, чтобы ее выдержать. Нам и самим придется ко многому привыкать заново. Но это быстро пройдет!

Спор выдался жарким, но в конечном счете Совет позволил пяти марсианам сопровождать землян. Вернуться им следовало ровно через один марсианский год, то есть примерно через два земных года. Совет выбрал Лои, Кни, Анаэну, Афри, молодого физика и астронома, и — по просьбе Бернара — Мауно. Он пожелал сообщить ей эту новость сам. Девушка посмотрела на него с недоверием:

— И они разрешили?

— Да, ты и еще четверо ваших, среди которых Анаэна с братом, летите с нами. Ты сможешь изучить земную металлургию… и искупаться в океане, — закончил он с улыбкой.

Наступил вечер, которому предстояло стать их последним на Марсе. Днем, на «Уэллсе», они облетели места, где погибли Артур, Элен и Луи, после чего Ингрид и Бернар, никому ничего не сказав, прогулялись по фруктовым садам. Вечером все они собрались в общей комнате их анакской квартиры, вместе с марсианами, которые должны были их сопровождать, историком Цером и его внучкой Анией, которая тоже с радостью отправилась бы в путешествие. За исключением светившейся от радости Мауно, все выглядели какими-то невеселыми; желтые — потому, что им предстояло покинуть родную планету, земляне — из-за их мыслей о так и не доживших до возвращения на Землю товарищах.

Большой Совет устроил им незабываемый прощальный прием.

— Благодаря вам, — сказал старый физик Анер, — мы теперь можем жить, не думая о том, что являемся бесповоротно изолированной расой. Сражаясь с нами бок о бок, вы принесли нам нечто большее, нежели победу — вы подарили нам надежду! Вы теперь — одни из нас. Пусть же ваши путешествия всегда будут успешными!

Потом Совет подарил им восхитительную коллекцию алмазов и драгоценных камней, предназначенную для финансирования их будущих исследований.

Затем слово взял Цер:

— Я очень рад, что все же дожил до того дня, когда наши планеты пришли к союзу и согласию, и теперь могу надеяться на то, что наша раса, навсегда обезопасив себя от черных, устремится к более радужному будущему. Благодаря вам мы снова живем, а не прозябаем. Но вы улетаете, а это сродни прощанию…

— Мы обязательно еще вернемся, — возразил Бернар.

— Я знаю. Вы доставите сюда наших людей, но долго ли пробудете здесь сами? Ведь вас ожидает столько планет! И Венера, и жгучий Меркурий, и ледяной Нептун…

— Мы сможем отправлять смешанные экспедиции, — заметил Поль.

— Возьмете меня? — в один голос воскликнули Анаэна и Мауно.

— Разумеется…

Поль заводил свой легендарный будильник.

— Боишься проспать? — пошутил Бернар. — Знаю тут одну, — он указал на Мауно, — которая в любом случае разбудит тебя вовремя.

— Назови это суеверием, если желаешь, но мне бы хотелось, чтобы нас разбудил именно он. Помнишь, как над ним смеялся Луи?

— Да. Бедняга Луи…

Наступила тишина. Все погрузились в собственные мысли. Марсиан снедало любопытство нового мира. Бернар, Поль и Сиг размышляли о докладах, которые им предстояло сделать в академиях. Рэй прикидывал, сколь высоких тиражей смогут достичь газеты, в которых он разместит свои статьи. Цером и Анией владели меланхолия и грусть, что, впрочем, было вполне объяснимо — ведь они никуда не летели. Ингрид думала о прекрасной жизни завоевателей неба, которая ждала их — ее, Бернара и их будущих детей — впереди.

— В общем и целом, — сказал Сиг, — мы пережили самое чудесное приключение, какое только может пережить человек. Конечно, мы потеряли дорогих нам товарищей, но так заканчиваются все великие человеческие начинания. Мы перешли рубежи, казалось, навязанные людям самой природой, и стали первыми, кому довелось встретить рассвет на другой планете. И это всего лишь начало. У нас будет масса последователей, которые зайдут еще дальше, чем мы. Да и сами мы…

— Все это так, — согласился Бернар. — Но делает ли это нас менее смертными?

Ания тихо пела прощальную песню времен планетарной катастрофы, нежную и печальную, песню, которая теперь, спустя столько тысячелетий, казалась уже устаревшей.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги