На грани миров

1

Работа у Валерия была самая что ни на есть мужская. Он был сантехником. Классическим. Брутальный, сильный мужчина, вечно в грязной робе, сам немытый, по разному подванивающий, в зависимости от времени суток и дня недели. И семья у него была тоже типичная: замотанная и затурканная жена — продавщица продуктового, вечно в бигуди и засаленном халате и сын–двоечник, на любые вопросы неизменно отвечавший: «А чо я?» Его классная говорила, что словарь у ребенка практически, как у Эллочки Людоедки, немножко другой направленности, но по количеству слов точь–в–точь. Десятилетний вечно сопливый херувим Ленька предпочитал общаться с одноклассниками с помощью кулаков и зуботычин, учась на собственном печальном опыте. Мать отвешивала подзатыльники, отец предпочитал ремень. Ребенок молчал, сопел и мотал на ус. Родители ругались за завтраком и ужином, хлопали дверями, Валерка еще и выпивать начал, а Ирина только плакала в ванной и звонила подружке, которой впору бы было писать «Вредные советы для замужних женщин» и «Как развестись с самым любимым мужем за пару лет.»

— На лоджию его переселила? — жадно спрашивала верная подруга Нина.

— Дааа, — рыдала Ира.

— А он что?

— Да, ничего, посмотрел волком и не разговаривает теперь, — подвывала жертва домашней тирании и психологии.

— Ничегооо, он у нас еще попляшет! — решимости и уверенности Нины не было предела. Она твердо знала, как надо обращаться с мужчинами, поэтому все ее подруги были или в разводе или на грани оного, а она сама счастливо и бесконфликтно жила в законном браке с пятым мужем.

Жизнь тянулась, как унылая грубая нитка, расцвеченная редкими праздниками, приездами бабушек и дедушек и теми редкими днями, когда дома был мир и покой, родители не цапались и Ирина сооружала на голове прическу из кокетливых кудряшек. В такие моменты они долго сидели за столом, лед, сковывающий Ленькину душу таял и он становился обыкновенным мальчиком, у которого любящие и понимающие родители, готовые прийти на помощь и научить всему. Защитить и обогреть. Выслушать и отпустить любой грех. Бывало такое, но ох как редко!

«Что же с нами не так?» — синхронно думали Валерий и Ирина. Он, ворочаясь на узком диванчике на лоджии, она, домывая гору посуды на кухне. «Где, в какой момент мы повернули не туда и из молодой, веселой и любящей пары превратились в вечно уставших и недовольных жизнью людей? Почему все это происходит именно с нами?» А ведь когда–то они были так счастливы! И планов много было и сил и желаний, и сына как любили и воспитывали старательно, по книжкам, с любовью и нежностью. Они давали себе слово измениться, но наступало утро и рутина, давящая и убийственная вступала в свои права. Яичница подгорала, Ленька отказывался идти в школу и получал первые подзатыльники, Валерий опаздывал на работу и орал на жену, та, хорошо выспавшись на широкой кровати, бойко отбрехивалась и все повторялось вновь и вновь и вновь. Так бы оно все и тянулось или до развода или просто до полного равнодушия, но появился вдруг просвет в этом мраке. Нет, не во мраке, а в серой обыденности.

Вызов был обыкновенным. Починить смеситель. Валерий поднялся на нужный этаж и позвонил в звонок около обшарпанной и старенькой двери с номером 42. Подождал, приложил ухо к двери. В квартире было тихо. «Как на погосте," подумалось слесарю и он заподозрил, что не в добрый час явился на эту пустяковую заявку. Он позвонил еще раз, для очистки совести и с облегчением услышал медленные, шаркающие шаги.

— Сантехника вызывали? — для надежности проорал Валерий в еще закрытую дверь, чтобы ускорить шаги хозяина. Тот действительно заторопился и через несколько секунд дверь открылась.

— Заходите, молодой человек! — старенький дедок — хозяин, сгорбленный и высохший, подождал пока Валерий разуется, завел его в ванную и показал «больного».

— Вот, течет и течет. Сможете починить?

Валерий посмотрел на смеситель, потом на ванную и вздохнул. Они были ветхими, ржавыми и неподлежащими ремонту.

— Дедушка, — начал Валерий.

— Молодой человек, у меня есть имя. Афанасий Георгиевич. Представьтесь и вы, будьте любезны.

— Валерий.

— А по батюшке?

— Да, зачем, — он засмущался, потому что по имени отчеству его называли только в банке, и то, когда он задерживал выплаты за ипотеку.

— Затем, что имя имеет огромное значение в судьбе человека, и называя вас по имени отчеству я показываю, что уважаю и вас и ваших родителей, приведших такого замечательного человека как вы в эту жизнь.

— Так уж и замечательного? Как это вы сразу увидели? Ладно, Олегович я.

— Вот и славно, Валерий Олегович, — старичок потер ладошки. — Так сможете починить?

Валерий еще раз вздохнул.

— Старье это. Ему место на помойке, Афанасий Георгиевич, поменять бы.

— Видите ли, Валерий Олегович, я сейчас в несколько стесненных материальных обстоятельствах и не могу себе позволить лишние траты.

Видно было, что старичку нелегко далась эта фраза. Он неловко переступил с ноги на ногу и покраснел.

Валерка вздохнул в третий раз и подумал, что какая это, к черту жизнь, когда нет денег на самое необходимое и тихому и, судя по всему, одинокому человеку приходится вот так вот унижаться.

— А знаете, что? Я недавно дома смеситель поменял. Он еще хороший, просто жене новый захотелось. Я тот еще не выбросил. Сейчас сбегаю, принесу и вам поставлю.

— Сколько я буду вам должен?

— Да, нисколько. Он же б/у.

— Нет, нет, я настаиваю.

— Ну, если настаиваете, то угостите меня чаем, пожалуйста. Очень хочется горяченького.

Валерий совсем смутился и пошел обуваться. Он и сам не понял своего внезапного порыва. Мало ли вокруг одиноких и бедных? И в таких квартирках он не раз бывал. Но что–то его зацепило и он понял, что очень хочет помочь этому старичку. В крошечной прихожей на его ботинках неожиданно обнаружился кот. Да что там кот, котяра. Огромный, рыжий, видно было, что если бы его кормить хорошо, то был бы красавцем! А сейчас, как и его хозяин, вид имел несколько измученный и потрепанный.

— Барсик, слезь немедленно. Не бойтесь, он не шкодит. — Старичок согнал кота с обуви.

— Если и нашкодит, не страшно, — засмеялся Валерий. — Сын, когда маленький был, все просил кошечку или собачку. Всех бездомных пытался в квартиру занести.

— И сколько их сейчас?

— Что? А, нисколько, не разрешали мы ему.

— Почему, позвольте поинтересоваться?

— Да, грязь от них, глисты, блохи.

— Радость, веселье, ласка и уют, — добавил, улыбаясь, хозяин. — Впрочем, я вас уже изрядно задержал. Вы еще не передумали? Чай заваривать?

— Да, да, конечно. Я быстренько.

Валерий сбегал в ближайший магазин, где у него были хорошие персональные скидки, купил хороший смеситель («ох, Валерик, разоришь ты меня» кокетливая хозяйка, не раз уже приглашавшая его к себе домой на «чай», не оставляла надежды и всячески привечала) очень задешево и поспешил обратно, в квартиру 42, где Афанасий Георгиевич уже накрывал скромный стол к чаю и беседовал со своим котом.

— Барсик, ты уверен?

— Муррр.

— Абсолютно?

— Мааа.

— Камень с плеч. Наконец–то. Я боялся, что некому будет передать. Ты слышал, у него жена и сын. Судя по всему, не очень ладят друг с другом и ребенок неизвестно какой. Не побоишься?

— Муааууу.

— Как же я буду по тебе тосковать!

— Муррр.

— Я знаю, ты тоже. Но мы еще и не расстаемся, верно?

Старик погладил сухой рукой рыжего кота и продолжил суетиться на маленькой кухне.

А через час они втроем — два человека и кот уже чаевничали. Угощение, как и следовало ожидать, было скудное — старое печенье, но Валерка, чтобы не обижать хозяина, ел с аппетитом и нахваливал ароматный травяной чай.

— Травки я сам собирал, есть у меня такой талант и знания, — старичок как–то по–детски, несолидно, то ли хихикнул, то ли хрюкнул к чашку с чаем. — Была у меня одна хорошая знакомая, научила. Я ведь по профессии геолог, я много всего знаю о земле, о животных и растениях. Иногда было не выжить без этих знаний. Вот, старый пень! — он хлопнул себя ладошкой по губам, — Разболтался! Валерий Олегович, а у вас мечта есть?

— Конечно! Ипотеку выплатить.

— Да разве же это мечта, дорогой мой!

— Знаете, сколько процентов банк дерет и какая там переплата? Еще какая мечта! Ни в отпуск не съездить, ни жене или сыну там обновку лишнюю купить, все за квартиру отдаю! А вы говорите не мечта! — Валерка даже разозлился слегка. Живет так бедно, что ни кота ни себя прокормить досыта не может и делает вид, что не понимает!

— Хорошо. О чем вы мечтали в детстве? Не в раннем, не мороженое, велосипед и цирк, а попозже?

Валерий призадумался. Он не только с трудом припоминал себя в юности, хотя вот она, была совсем недавно, но и не помнил чего же ему хотелось так сильно, чтобы ради такой мечты положить на кон все. «А все эта долбанная ипотека и постоянная нехватка денег, да и Ириша, как с цепи сорвалась в последнее время, все не так, орет постоянно, Ленькой почти не занимается, ходит в этом вечном бесформенном халате, а ведь красивая же она у меня! И люблю я ее и любуюсь ею, когда разрешает.» Он сам не заметил, что как сфинкс застыл с чашкой чая в руке и прокручивает свою жизнь назад. Вот Ленька познает мир, шустро бегает, открывает все ящики, роняет на себя стопку глаженного белья, смеется, раскидывает свои распашонки и ползунки по всей комнате и они смеются вместе с ним и даже нет желания грозить пальцем и они так счастливы в этот момент, вот он маленький, они не спят ночами, боятся дышать над ним, он такой хрупкий и уязвимый, а мир вокруг полон опасностей и самое главное — уберечь, закрыть своими телами, вот он только родился и они еще даже не поняли, что их уже трое и что вот эта орущая кроха их билет в бессмертие, их продолжение и гордость. Вот они только поженились, вот они встречаются, вот они знакомятся, вот … и он вспомнил. Мечта, забитая почти до смерти угрюмыми буднями. Мечта с обрубленными крыльями слегка пошевелилась и с удивлением поняла, что она все еще жива.

— Я мечтал о море. — Валерий и сам удивился, как же он мог забыть такую важную вещь! Он себя вообще помнит? Кто он такой?

Афанасий Георгиевич подлил ему чая и сочувственно улыбнулся. Воскрешение — всегда тяжкая задача. даже для мечты.

— Я мечтал пойти в мореходку, а потом в кругосветку. Я мечтал о Японии и Кубе, я хотел пройти по мосту «Золотые ворота», я хотел обогнуть Мыс Горн, хотел увидеть Большой Коралловый риф, я …

У него защипало глаза. Да как такое возможно! Как же он это смог позабыть! Это же он сам и есть — эти моря и океаны.

— Боюсь, с этой мечтой я вам не помогу, — тихо пробормотал старичок.

— Что?

— А, ничего. Говорю, что очень хорошо, что вы вспомнили.

— Я не могу понять, как я забыл это! Это было моим наваждением, моей навязчивой идеей.

— Это жизнь, Валерий Олегович. Она любит обрубать крылья, так она проверяет вашу решимость и настойчивость.

— Хорошенькая проверка, ничего не скажешь!

— Не мы придумали эти правила, увы! остается только научиться по ним играть и находить в них лазейки. — старичок хитро подмигнул оторопевшему сантехнику. — я думаю, вы именно тот человек, который мне нужен. Я хочу вам подарить кое–то. Подождите, не отказывайтесь! Думаю, это поможет вам и вашей семье. Вот, держите.

Дедок положил перед Валерием обыкновенный конверт.

— Ну же, открывайте!

В конверте оказался кусок географической карты.

— Что это?

— Разве непонятно? Карта. Практически сокровищ. Она ваша. Но при одном условии.

— Каком условии? — успел спросить Валерий и внезапно, безо всякого предупреждения потерял сознание. В абсолютной темноте вдруг обозначился круг света и в нем возникла старая престарая бабка, ну вылитая Баба Яга, с крысой на плече.

— Ну, наконец–то! — сказала она и пропала.

2

Дверь купе аккуратно открыл потный, полный мужичок.

— Ну, здорово! — обратился он к пареньку, сидящему у окна. — Соседями будем, значит.

Паренек кивнул и продолжил смотреть в окно.

Новый пассажир развил бурную деятельность. Сбегал за бельем и чаем, а потом расстелил на столике белый платок и аппетитно выложил на нем стандартную дорожную еду: вареную курицу, яйца, сало, хлеб, пучок зеленого лука, огромные розовые помидоры и, естественно, бутылку водки.

— Ну, что, малый, за знакомство? — он подтолкнул безразличного паренька в бок.

— Спасибо, я не хочу. — на автомате ответил тот.

— Э, нет, так дело не пойдет. Нам до Москвы с тобой сколько суток ехать? — Он притворился, что не знает ответа на вопрос и ждал реакции соседа. Тот даже плечами не пожал и никак не показал, что слушает. Поэтому дядька продолжил. — Правильно, почти двое суток! И что, вот так чужими и поедем? Непорядок. Давай, давай, паря, не обижай. Сейчас познакомимся и сиди себе дальше, ворон считай.

Он засмеялся, сам довольный своей несмешной шутке. Паренек неохотно повернулся к столику и стало видно, что он не грустный и не вялый. Его лицо просто ничего не выражало, будто выключили все эмоции и человек превратился в робота.

— Как звать–то тебя, малый?

Мужичок сноровисто открыл бутылку и плеснул водки в стаканы.

— Афанасий Георгиевич, — ответил юноша, нимало не интересуясь тем, как зовут попутчика.

— Эк ты завернул, какой ты мне Афанасий да еще Георгиевич? В сыны мне годишься, стану я тебе по имени–отчеству звать! Афоня ты, стало быть. Ну, а я Иван Дмитриевич, хочешь, просто дядей Ваней кличь, я не обидчивый.

Юноша безразлично кивнул и абсолютно автоматически, неживым голосом произнес:

— Рад знакомству.

— Да ты погоди. Рад он. Давай вот выпьем, а потом уж и радоваться будешь!

Он впихнул юноше стакан и взял свой.

— Ну, вот теперь все по правилам. За знакомство!

Они выпили, юноша закашлялся и сосед быстренько пододвинул к нему стакан с чаем.

— Запей–ка быстренько, давай!

Юноша послушно сделал глоток.

— Давай, давай, пей! Хороший чаек!

Дядя Ваня внимательно смотрел, как Афанасий маленькими глоточками пьет чай. Лицо его немного покраснело и оживилось.

— Вкусный чаек–то? Воот, учись, надо к проводнице подход иметь, чтобы заварки хорошо положила, а то, знаешь, бывает… — он махнул рукой и так и не сказал, что там бывает. Вместо этого он соорудил бутерброд из сала и хлеба, положил его около юноши и сказал: — Давай, рассказывай!

— Что рассказывать? — Юноша думал, он уже никогда ничему не сможет удивиться. Оказалось, он ошибался.

— Все рассказывай. Я же не дурак, вижу у тебя случилось что–то. Люди мы незнакомые, уже никогда не увидимся, поэтому мне можешь рассказать все, что угодно. Все. — как то по–особенному выделил голосом это слово дядя Ваня и внимательно посмотрел на Афанасия.

— У меня умерла невеста. — механически сказал парень.

— Ай–яй–яй, — покачал головой попутчик. — Беда–то какая! Давай, за упокой души выпьем. Как звали ее?

— Аннушка.

— Нюрка, значит. Царствие небесное!

Они выпили и юноша опять замолчал.

— Ты вот что! Покуда поешь, а я за чайком еще сбегаю.

Иван Дмитриевич суетливо выскочил из купе. Пока он добывал чай, Афанасий вяло жевал сало и хлеб и даже забыл о существовании попутчика.

— А вот и я! — Иван Дмитриевич ввалился в купе и поставил на столик еще два стакана с чаем.

— Давай, выпей еще горяченького, а то уж больно ты на мертвеца смахиваешь! Вот, бери, вот это твой стакан, я туда сахарку побольше кинул.

Афанасий кивнул и взял стакан.

— Благодарю вас, — с запозданием, но он вспоминал правила вежливости.

— Ишь, ты! благодарю! Пей уже!

Мужчина дождался пока парень выпьет чай и продолжил расспросы.

— Так отчего умерла–то невеста? Молодая ж была?

— От рака. Молодая. Двадцать лет.

— Эх, жизнь, жизнь, вон оно как бывает!

— А ты, значит, с похорон вертаешься?

— Нет, она в Москве умерла. Уже месяц как. Я не знал. Недавно телеграмму получил.

— А ты что здесь делал? Сам–то студент, аль работаешь?

— Студент, но я академ брал. Хотел Аннушке помочь.

— Запутал ты меня, Афоня. Давай поподробнее!

Афанасий и сам не понимал, почему он терпит этого настырного дядьку и не пытается от него отвязаться. Голова стала легкой, дурной, как будто он много выпил и захотелось выложить попутчику абсолютно все, без утайки.

— Аннушка заболела два года назад. Сначала и подумать не могли на онкологию, она же была такая молодая! Время упустили, потом оперировать стало уже поздно. Лечили как могли. А мне один преподаватель в институте (я на геолога учусь) рассказал, что есть где–то на Урале травница, которая лечит абсолютно любые болезни. Я и поехал.

— Как, прямо вот так, не зная адреса?

— Адрес я нашел, в институте академический отпуск взял и поехал. Родители денег мне дали.

Афанасий помолчал. А потом стал рассказывать так, будто бы все происходит прямо перед его глазами. Здесь и сейчас.

Он приехал в Горки в самом начале короткого уральского лета. Баба Нюра. Вот и весь адрес. Ему так и сказали, приедешь в Чебаркуль, а там до Урочища Горки рукой подать. Там уж бабу Нюру знают все. Маленькое Урочище («слово какое красивое», подумал он) совсем не удивилось его приезду. Их травница славилась далеко за пределами Челябинской области и людей к ней приезжало немало. Сначала он долго ждал около ее дома. «В лес пошла, за травами," сказали соседки. Потом он решил побродить по поселку и найти ночлег. Поселение под гордым названием «Урочище» не могло похвастаться ни гостиницей, ни домом колхозника, ни комнатами внаем. Как выяснилось, все пациенты живут у бабы Нюры. Все время лечения. Он успокаивал себя, что ему только рассказать про болезнь и купить трав, а там быстрее, быстрее, на всех парах в Москву, к любимой. Бабка Нюра оказалась сгорбленной старушкой с горбом, бородавками, клюкой, в лохмотьях, невероятно похожая на настоящую сказочную Бабу–Ягу. Вот только вместо кошки у нее на плече смирно сидела черно–белая крыса и умно поблескивала глазками. Впрочем кошка и собака тоже имелись: огненно–рыжий, огромный кот Барсик и безымянный пес, помесь собаки и волка, угрюмый и зловещий.

— Заходи, касатик, — совсем уж по сказочному бабка пригласила Афанасия. Она цепко осмотрела его с ног до головы темными глазами и ткнула в спину острым кулачком. Тот даже подумал, что сейчас ему и баньку организуют и ужин, а потом попробуют съесть. Ужин ему и вправду подали. Картошка, яйца, хлеб и ароматный травяной чай с медом. Он говорил старухе, что очень торопится, что у него невеста тяжело больна и он просит помощи и заплатит, сколько баба Нюра скажет и вот Аннушкины медицинские справки и анализы, может быть бабушка посмотрит?

— Как звать невесту? — переспросила бабка.

— Аннушка.

— Любишь ее сильно?

— Больше жизни.

— И все отдашь за ее жизнь?

— Все.

— Хм, как ласково ты ее называешь. Аннушка. Скажи еще раз.

— Аннушка, — послушно повторил он, вспомнил любимую и сам не понимая почему, разрыдался.

— Поплачь, касатик, поплачь, легче станет. — Ворожея подлила ему чая. — Спать на сеновале будешь.

— Да мне бы поскорее..

— Будет тебе поскорее. Помогу я ей. Да не нужно мне это. — Она отодвинула от себя пачку бумаг, в которой уместилась все Аннушкино здоровье, жизнь и беда. — Есть у меня Эликсир Жизни. Вот, смотри. — Она полезла в дальний угол кухни, что–то сдвинула, открыла тайник и показала ему темный пузырек, а внутри… Внутри мерцала синева. Мучительная, манящая, волшебная и прекрасная. Он протянул дрожащую руку к этому мерцанию, но старуха живо спрятала пузырек в лохмотьях на теле. — Но он дорого стоит.

— Я, я все отдам, и ее родители, все, мы соберем…

— Не торопись. Завтра все обговорим.

— Давайте сегодня, я вас умоляю.

— Не спорь. Утро вечера мудренее.

И он снова подумал, что попал в сказку.

«Это хорошо," подумал он засыпая. «Сказки всегда хорошо заканчиваются.»

— Баб Нюр, а что это у тебя за постоялец объявился? — соседка Женя принесла ворожее молочка и яичек и загляделась на молодого парня, который неуклюже, но старательно пытался колоть дрова. — Городской, видать?

— Племяш это мой, Афоня, из самой Москвы. Посмотри какой тощий, прислали подкормиться, да поздороветь, у них там ни молока настоящего, ни мяса. — бабка Нюра выжидательно посмотрела на соседку.

— Да, да, — засуетилась та, мы как раз кабанчика собираемся забивать, так я угощу, а пока может быть курочку прирезать?

— Прирежь, милая, прирежь. Сынок–то здоров ли? Поправился?

У языкатой Жени пересохло во рту и по спине как будто провели ледяной ладонью.

— Здоров, баб Нюр, спасибо. Я побегу, курочку прирежу.

— Беги, хорошую, молоденькую выбери.

— Бегу, бегу. — Женя попятилась и стараясь не встречаться с бабкой взглядом, поспешила домой. Когда ворожея на что–то намекала, это надо было сделать немедленно, потому что ее намеки на самом деле были приказами.

— Афонюшка, ты не устал?

— Нет, баб Нюр, все хорошо.

— А ты никуда не торопишься?

— Куда мне торопиться, я академ взял. Целый год могу тут дрова колоть. — Юноша посмотрел на старую бабку абсолютно счастливыми и пустыми глазами.

— Ну вот и славно.

Все Аннушкины бумажки она спалила еще вчера. Его документы были надежно спрятаны, а самого Афанасия она напоила особым чаем. Он был очень похож на того юношу, с которым ее когда–то развела судьба. И этот второй шанс она не собиралась упускать. Тем более, что был у нее Эликсир Жизни, а с ним она была все всемогуща. Почти. Не хватало одной мелочи. Любви. Аннушка! Как ласково он ее называл! Также он будет называть и ее, дайте только срок!

3

— Валерий Олегович, голубчик, очнитесь! Что с вами?

Афанасий Георгиевич склонился над парнем.

— А? Что?

Валерка покрутил головой и обнаружил, что он каким–то образом очутился на полу, а заботливый хозяин брызгает ему в лицо холодной водой.

— Вы в обморок упали и свалились на пол. Вы здоровы? Бывало такое раньше?

— Я? Здоров, конечно, с чего бы мне болеть.

Он чувствовал себя, как после дня тяжелой, изматывающей работы, все тело ломило, голова раскалывалась. Он сел на стул и попытался вспомнить, что же такое с ним случилось.

— Мы с вами разговаривали, потом вы дали мне эту карту, правильно?

— Абсолютно верно! А потом вы внезапно потеряли сознание.

— Да, помню темноту и какую–то бабку с крысой на плече.

— Вот как? К сожалению, этого и следовало ожидать.

Афанасий Георгиевич тяжело вздохнул.

— Видите ли, я был с вами не совсем откровенен. Эта бабка …

— Замолчите! — грубо прервал его Валерка. — Хватит, я не хочу ничего слушать и ничего мне от вас не надо.

Он быстро собрал инструменты, обулся и не слушая хозяина выскочил за дверь. У него было чувство, что он ходит по острию бритвы и надо сделать все возможное, чтобы вернуться в нормальную, реальную жизнь, безо всяких загадок и карт сокровищ.

Как ни странно, дедок нисколько не огорчился тем, что сантехник не принял его подарок.

— Ну что, Барсик, подходит он нам? Раз бабка Нюра сама явилась на него посмотреть?

— Муауу.

— Да, понимаю, трудно ему придется, но судьба. Именно она выбирает достойных.

Афанасий Георгиевич сел на старенький диванчик, взял кота на руки, прижал к себе и прошептал.

— Я буду страшно по тебе скучать и даже не знаю, выдержу ли разлуку.

Кот потерся об его подбородок, лизнул шершавым языком в нос и запел старинную кошачью песню, прогоняющую зло, мрак, темноту и несчастья. Они заснули вместе, согревая друг друга и радуясь, что у них еще есть время.

Через несколько дней кот Барсик гулял в чужом дворе и всячески задирал собак. Шипел, замахивался лапой, оскорбительно метил деревья и кусты и показывал, что хозяин здесь он, а не эти дворовые шавки. Собаки, ошеломленные поначалу натиском и нахальством быстро пришли в себя, грамотно выстроились полукругом, загнали кота на дерево, сели рядышком и стали ждать, когда рыжего нахала сгонит вниз жажда, голод или бессилие. Барсик жалобно и тоненько замяукал. Во дворе гуляли мамаши с маленькими детьми, дети постарше, взрослые торопились домой, в магазин или на работу, но никто не обращал внимания на жалобные вопли.

Ленька возвращался домой в плохом настроении. А когда оно у него было хорошим? Да, практически, никогда. В школе постоянно ругали, дома тоже, да еще и подзатыльники отвешивали, и с ремнем он тоже последнее время свел близкое знакомство. Скорее бы лето, тогда его отвезут к бабушке и дедушке, они будут много гулять, дед будет водить на речку купаться и ловить рыбу, а, может быть, они даже куда–нибудь съездят подальше. Ленька немного приободрился и стал считать, сколько же ему еще терпеть до каникул. Досчитать не успел, увидел форменное безобразие. Собаки, которых он любил и тайком подкармливал, загнали на дерево кота. Большого, облезлого, бродячего и голодного, судя по всему.

— Эй, вы чего?

Собаки оглянулись на знакомый голос и завиляли хвостами. Поколебались и решили, что лучше выклянчить у Леньки бутерброды, чем ждать, когда кот спустится. Они подбежали к мальчику и стали прыгать вокруг него, подталкивая носом и голодно повизгивая.

— Сейчас, подождите.

Ленька раскрыл рюкзак и вытащил мятый пакет.

— Вот, не деритесь!

Он кинул каждому по кусочку хлеба с маслом, немножко сыра и подумал, что в обед прекрасно обойдется без гречки и вынесет ее собакам. «Надо бы попросить у деда денег на корм, купил бы сейчас пакетик и не ходил, как дурак с тарелкой!» У родителей просить было бесполезно. Мать боялась глистов и орала каждый раз, когда видела, что он возится с собаками, а отец думал, что он уже начал курить. Вот еще! Он уже попробовал и ему нисколечко не понравилось, а что его обозвали слабаком, его не волновало. Он хорошенько стукнул обидчика и тот сразу понял, что Ленька не слабак.

Собаки тем временем слизнули скудное угощение, обнюхали и облизали Ленькины пальцы и вернулись к дереву. Ждать кота. Барсик продолжал вопить.

— Идите–ка отсюда!

Ленька попытался разогнать собак. Те мрачно зарычали, не желая упускать добычу. Что же делать?

— Дяденька, помогите кота с дерева снять, — попросил он первого попавшегося мужчину. Тот только отмахнулся, спешил куда–то. Второй предложил кинуть в кота камнем, третий сказал, что как залез, так и слезет. К старшеклассникам Ленька побоялся обращаться, памятуя, как один раз они подвесили его за рюкзак на забор. Он никогда не плакал, но сейчас чувство бессилия так навалилось на него, что он почти заревел.

— Нужна помощь, молодой человек?

К нему подошел дедок, читавший книжку на скамейке. Его Ленька даже и не рассматривал как источник помощи.

— Кот! Вон, видите, собаки загнали на дерево, я их не могу отогнать, они рычат, если укусят, меня мамка к врачу потащит, на уколы.

И при воспоминании об уколах слезы все–таки полились.

— Ну, ну, юноша, негоже рыдать из–за каких то уколов! Вас как величать?

— Ленька.

— Замечательное у вас имя, Леонид, героическое.

Героический ребенок швыркал носом, потому что потерял очередной платок.

— А давайте поступим так. Вы залезете на дерево и снимите кота, а я вас покараулю внизу и защищу от собак.

— А вы сможете? — Ленька скептически посмотрел на сухощавого старичка.

— Приложу все усилия, не сомневайтесь. Только вот возникает вопрос: а что с котом будет потом?

— Потом?

— Да. Вы его спасете и куда он пойдет потом?

— Я не знаю. Он живет где–то наверное.

— А вы посмотрите на него повнимательнее. Он худой, шерсть тусклая, свалявшаяся. Он уличный. Что делать будете?

Ленька почувствовал себя, как на ковре у завуча. Дедок смотрел строго и выжидательно.

— Я… я бы домой забрал, да мамка не позволит.

Старичок молчал.

— Я заберу его домой. — Неожиданно для себя сказал Ленька.

— А как же мамка?

— Я ее уговорю.

— В таком случае давайте начинать спасательную операцию.

Дедок оказался силен. Свистнул так громко, да пронзительно, что стая разбежалась, поджав хвосты. Ленька залез на дерево и снял кота. Тот, как понял, что вреда ему не причинят и благодарно прижимался к спасителю.

— Вы не передумали, Леонид?

Дедок ласково поглаживал спасенного кота.

— Не.

— Замечательно! Удачи вам обоим. Кстати, его зовут Барсик.

— А вы откуда знаете?

— Он мне сам сказал, — улыбнулся старичок, слегка поклонился Леньке и был таков.

— Барсик, хорошее имя, — одобрил Ленька. Кот прижался к нему и замурчал. Дело было за малым — уговорить мать.

Дома никого не было и Барсик спокойно и неторопливо обошел квартиру.

— Барсик, тебе надо прятаться, пока я не уговорю маму. Смотри, будешь жить под кроватью.

Мальчик нашел свою старую курточку и запихнул ее и кота вслед за ней поближе к стене. Нашел старое блюдце, налил коту борща и задумался о лотке. Барсик оказался невероятно умным котом. Он послушно сидел под кроватью, пока дома были взрослые, не шкодил и не гадил, поэтому и продержался на нелегальном положении достаточно долго — неделю. А потом Ирина решила тщательно помыть полы, заглянула Леньке под кровать и …

Валерий пришел домой в самый разгар скандала. Красная от гнева и крика Ирина орала и пыталась отобрать у сына большого кота. Ленька ревел, кот орал и шипел, соседи стучали в потолок.

— Ты понимаешь, что у него глисты, шерсть линяет и может быть он даже бешеный! Немедленно выброси его на улицу!

— Мама, мамочка, пожалуйста, я сам за ним ухаживать буду, я к ветеринару его свожу, ну пожалуйста, ну давай его оставим.

— Вот, Валера, ты вовремя. Скажи своему сыну! Никаких котов дома!

Он не успел ответить, как в дверь позвонили.

— Допрыгался! — Ирина отвесила Леньке подзатыльник. — Соседи пришли жаловаться на твой рев!

Но это были не соседи. Это был курьер с большой коробкой.

— Валерий Олегович?

— Да.

— Вам посылка.

— От кого?

— Я не знаю, мое дело доставить.

Курьер поставил коробок в прихожей и быстро ушел.

— Валера, а вдруг там бомба?

— Глупости не говори, кому мы нужны.

Валерий отнес коробку в кухню и поставил на стол. Ирина и Ленька, не выпускающий кота из рук пошли за ним. В коробке оказался большой и красивый торт, орхидея в коробочке, коробка конфет, бутылка коньяка, пакет с какими–то платяными мешочками, большая коробка Lego и пухлый конверт с надписью: «Валерию Олеговичу, сантехнику. Лично.».

— Открывай скорее, — Ирина поторопила Валерку и цыкнула на Леньку, чтобы не лез к торту, вдруг это ошибка и все это не им?

Валерка открыл конверт. Там было два сложенных листка бумаги и … пачка купюр: доллары, евро, рубли. У Ирины задрожали руки, когда она потянулась к деньгам.

— Не трогай! — жестко сказал Валерий и развернул листки. Один оказался письмом, а второй той самой картой, «практически сокровищ», как говорил Афанасий Георгиевич.

— Твою ж …, — Валерка осекся, посмотрев на сына и начал читать письмо.

Ирина застыла соляным столбом, испуганно осматривая подарки, Ленька, все также крепко прижимая к себе кота, одной рукой пытался немного приоткрыть торт, чтобы хотя бы понюхать такую красоту.

— Так, — Валерий тяжело вздохнул. — Кот остается у нас. Тихо! — сразу сказал он Ирине, которая уже широко открыла рот. — Тихо. Пока ничего не могу рассказать. Потом. Деньги и эти бумаги надо надежно спрятать. Давай подумаем куда. Ленька, не ковыряй торт, мама чай заварит, будем все вместе его пробовать.

Мальчик поднял голову.

— Пап, Барсику корм специальный надо купить и витамины.

— Какой специальный? — Валерий спросил механически, думая о своем.

— Чтобы шерсть выводить, он же длинношерстный.

— Что? — оба родителя посмотрели на него, как на незнакомца. — Откуда ты знаешь?

Ленька засопел.

— Знаю.

— Ну, хорошо. Ириш, организуй ужин и чай с тортом, а мы за кошачьей едой сбегаем.

Он поцеловал ошарашенную жену в губы. — Пошли, Ленька.

Когда они вышли из подъезда им и в голову не пришло посмотреть на крышу дома напротив. И зря. Потому что там, наверху, лежал тот самый курьер с подзорной трубой. Посмотрев вслед Валерию и Леньке, он достал телефон, набрал номер и оставил краткое сообщение: «Все получилось именно так, как вы и говорили. Все хорошо. Удачного полета.»

4

«Дражайший Валерий Олегович!

Я искренне сожалею и даже немного раскаиваюсь, что ввел Вас в заблуждение. Сначала случайно, потом абсолютно целенаправленно.» Афанасий Георгиевич сидел за стареньким письменным столом и, сам того не замечая, грыз ручку, как школьник, с трудом подбирая нужные слова. Черновик был исчеркан вдоль и поперек. Письмо надо было написать убедительно, правдиво и искренне, а как на одном листе уместить все то, что творится у тебя в душе? Старичок тяжело вздохнул и продолжил.

" Я совсем не беден и не одинок. Когда Вы будете читать это письмо, я буду в самолете, направляющимся в Австралию, где меня ждет семья: жена, дети и внуки.»

— Черт знает что! — сказал он пустой комнате. — Шпионский роман какой–то! Никто бы и не поверил, что это жизнь!

«Я оставался в России, чтобы решить вопросы с недвижимостью и жил на съемной квартире. Человек я неприхотливый, поэтому и квартиру выбрал первую попавшуюся, ту самую, нищую и убогую, в которой Вы побывали. Не иначе Судьба заставила меня вызвать сантехника, чтобы починить кран, хотя капал он сразу и у меня в мыслях не было что–то предпринимать. Но потом меня подтолкнул Рок. Пришли Вы и меня сразу же покорила Ваша отзывчивость и порядочность, а потом, когда Вас выбрал Барсик… Я понял, что нашел человека, которому можно доверить главное сокровище и дело моей жизни — карту, по которой можно найти Эликсир Жизни.»

Афанасий Георгиевич посмотрел в окно и как наяву вспомнил то злосчастное лето, когда он поехал на Урал к знаменитой травнице за лекарством для Аннушки.

— Аннушка, — произнес он вслух. Он уже с трудом припоминал ее лицо. Так бывает. Он действительно ее очень сильно любил и был готов отдать за нее жизнь, но прошло столько лет… После ее смерти он долго страдал, мучился, пытался даже с собой покончить, а потом время подлечило рану и он встретил Оленьку. Это уже была другая любовь. Более зрелая, не такая буйная и безумная, но на всю жизнь. Он представил, как жена сейчас плещется в бассейне или возится в саду с необычными растениями или готовит что–нибудь и затосковал. Скорее бы увидеться. С грустью взглянул на новенькую кошачью переноску, на стопку Барсиковых документов в аккуратной папке и подумал, как тяжело ему придется. Как они расстроятся, узнав, что любимец семьи остался здесь и они его больше никогда не увидят.

— Самое страшное и самое прекрасное слово на свете — это «никогда», — вслух произнес Афанасий Георгиевич и понял, что надо дописать письмо поскорее, чтобы уже закончить с этой тягостной обязанностью. — Ведь в сущности, я поступаю, как трус, переваливая на постороннего человека очень большие проблемы. И абсолютно не уверен, правильно ли я делаю.

«Вы, наверное, уже догадались, что кот подобранный Вашим замечательным сыном Леонидом — это мой Барсик. Вы, возможно, не поверите мне, когда я скажу, что Барсик старше меня. Да, да, коты столько не живут, но это не простой кот, а старой и очень сильной ведьмы. Она подарила долгую жизнь своим коту, собаке и крысе. Я не знаю, сколько еще кот проживет, потому что уже более полувека он был моим верным спутником и другом, вполне возможно, когда миссия будет выполнена, он уйдет. Барсик сам выбрал Вас и Вашу семью и я доверяю ему, а его Вам. Я очень прошу принять кота и заботиться о нем, он еще Вам пригодится.»

— Опять как в сказке! «Я тебе еще пригожусь». — Афанасий Георгиевич отбросил ручку и пошел на кухоньку заваривать чай. — Травы, надо бы им травок подарить. Немного, но самых сильных. Что тут у меня есть? — Он выложил на стол платяные мешочки, открывал один за другим, нюхал и откладывал некоторые в сторону. Заварив себе чай, сел с чашкой в кресло и погрузился в воспоминания, забыв, что хотел поскорее дописать письмо. Память бережно хранила события того лета и все то, что случилось потом.

Каждое утро соседи приносили бабе Нюре молоко. Самое свежее, парное и Афоне, как городскому и «изможденному» «племяннику» сразу же наливалась большая кружка. Бабка зорким соколом следила, чтобы он выпивал эту кружку до капельки, отгоняя рыжего кота, который клянчил молочка. Афанасий все порывался налить ему самую малость, да бабка сразу же начинала серчать:

— Вот еще! Пусть мышей ловит!

Кот ими и питался, больше ему ничего не давали, разве что супчика прокисшего нальют иногда, вот и хотелось бедолаге молочка. Ходил он вокруг парня, умильно заглядывал в глаза, терся об ноги. Афанасий, у которого никогда не было ни кошки, ни собаки, ни даже аквариумных рыбок, полюбил и Барсика и Собаку и тайком их подкармливал. Улучал момент и таскал из погреба молоко, простоквашу и, когда соседи угощали, мясо. «Неправильно», сказал сам себе Афанасий Георгиевич. Баба Нюра жила практически за счет соседей и это «когда» было, на самом деле, «всегда». Мстительную и сильную знахарку предпочитали не злить. Как вылечить, так и напакостить могла очень уж легко, вот и несли все, что было.

Прожил Афоня в Горках около месяца, когда произошло вот что. Утром, как всегда, принесли молоко. Баба Нюра лично налила кружку и дала Афоне вместе с краюшкой свежего хлеба. Полюбились парню эти завтраки. Молоко слегка теплое, жирное, пахучее, с ароматом трав и чистых родников. А такого хлеба, из русской печки, с хрустящей корочкой он никогда не пробовал и мог целыми днями грызть горбушки, натертые чесноком и солью.

— Баб Нюра, чем сегодня мне заняться?

— Ты травки выучил, которые я тебе показала?

— Конечно.

Он уже вовсю помогал ей с травами, учился быстро и с огромной охотой. Его грызла мысль, что эти травки очень–очень нужны и ему, и … Кому? Он не мог вспомнить, как не пытался.

— Молодец! Чаек сделаешь. Кузьминична животом маяться начала, ей нужно.

Баба Нюра, как всегда, налила кружку молока, отрезала хлеба и статуей застыла около Афанасия, покрикивая на кота и собаку, клянчивших подачку. Парня не оставляла мысль, что крыса Тешка у бабки на плече также внимательно следит, как он завтракает и разве что приятного аппетита ему не желает, до того у нее были умные и внимательные глазки.

— Баб Нюр! — вдруг завопили у калитки.

— Да чтоб вас! — выругалась бабка и пошла смотреть, кто там с утреца так разрывается.

— Баб Нюр, деду плохо, кажись помирает, помоги, а! — маленькая испуганная девочка кричала у калитки.

— Иду! — бабка схватила котомку, «докторский чемоданчик», как про себя называл ее Афоня и помчалась к девочке. Откуда у нее бралась резвость и силы в таких случаях никто не знал, но ведунья бежала к больному наравне с длинноногой и быстрой девчушкой.

Афанасий так загляделся на все это действо, что не увидел, как Барсик с Собакой затеяли свару из–за его молока и хлеба. Хлеб пес стянул, а кружку они опрокинули и молоко разлилось на стол и пол.

— Ох, заругает нас бабка. — Парень быстренько вытер пролитое молоко и ополоснул кружку. — Ладно уж. — Посмотрел на виноватые морды. — Обойдусь сегодня без завтрака.

Он быстро собрал травяной сбор «от живота», надписал, как заваривать и пить и решил пойти на речку искупаться. Барсик и Собака увязались за ним.

Короткое лето уже подходило к концу и он всерьез стал задумываться, как ему быть дальше. Настойчивый голос в голове шептал: «Оставайся тут. Тебе тут хорошо, тебя любят, о тебе заботятся, да и травы выучишь — это всегда пригодится.» Но он помнил, что у него есть родители, что он студент и ему надо будет возвращаться в институт, да и вещей теплых у него нет. Сегодня эти мысли стали особенно настойчивыми. Голос, уговаривающий остаться, куда–то пропал и Афанасий всерьез стал задумываться об отъезде.

— А зачем я вообще сюда приехал?

Этот вопрос неожиданный и логичный заставил его остановиться.

— Должна же быть какая–то причина.

Он встал посреди поселка, не обращая внимания на насмешливые и удивленные взгляды.

— Афоня, ты чего? — соседка Женя, как самый главный поставщик молока и кур справедливо полагала, что имеет на чужака больше прав.

— Заболел, что ли? Так баба Нюра вылечит все, что угодно, только скажи. Она же еще и фельшаркой была давным–давно, мой папаша еще помнит, как ее Анной Матвеевной величали.

— Что? Что вы сейчас сказали?

— А что? Я ничего. Ничего такого не сказала. — Женя испугалась, увидев как побелел городской племянник.

— Как ее звали?

— Анна Матвеевна. Ну, Аня она, Анечка, Аннушка, бабка Нюра — это ж по–простому мы ее зовем.

— Аннушка.

И он все вспомнил.

— Пап, тут рядом есть дешевый зоомагазин. Пойдем туда и все купим.

— Откуда ты знаешь?

Ленька потупился. Это была его тайна. Большая и страшная, по его детскому разумению. Сначала он забрел в магазинчик просто так, полюбоваться на рыбок, хомяков и диковинных попугаев. Рассматривая, как копошатся в опилках две смешные морские свинки, он краем уха слушал, как продавщица рассказывает, какие корма надо покупать маленькому йоркширскому терьеру и почему его не стоит кормить «со стола.» Это было на удивление настолько увлекательно, что Ленька, раскрыв рот слушал и слушал, пока измученная продавщица наконец не выдворила огромного бородатого мужика, купившего целое приданое для маленького щеночка.

— Тебе чего, мальчик? Она уже поняла, что он не будет ничего покупать, но и позволить ему просто шататься по магазину не могла.

— Тетя, вам помощь нужна? — вдруг смело спросил Ленька и тут же испугался своей наглости.

— Я тетя Нина. Какая помощь, малыш?

Даже мальчик увидел, как она устала и как тяжело ей рассказывать, рекламировать и продавать.

— Любая. Вы так интересно рассказывали. Я хочу послушать, можно?

— Слушать необязательно. Можно прочитать в книжке. У тебя кто?

— Кто? Мама и папа.

Нина улыбнулась.

— Из питомцев, кто?

— Нету, — вздохнул Ленька.

— Понятно, — тоже вздохнула Нина. Нельзя сказать, чтобы он ей приглянулся. «Затравленный он, как волчонок из фильма», подумала девушка.

— Полы поможешь помыть?

— Помогу. Сейчас?

— Нет. В восемь, когда закроюсь. Ты где живешь?

— Я тут, совсем рядом, я приду.

— Хорошо. Приходи без десяти.

Нина не верила, что он придет. Полы мыть! Вот если бы она ему сказала кормить животных, тогда бы прибежал. Все дети такие! А полы! Нет, придется ей самой, как всегда.

Ленька пришел. И помыл полы. Старательно, аккуратно обходя аквариумы и клетки. Нина в это время кормила всех обитателей магазина и у мальчика было страшное желание бросить тряпку, подбежать к ней и умолять дать корм хотя бы самой малюсенькой мышке. Но он пообещал помочь вымыть полы и ни в коем случае нельзя было не выполнить это обещание, данное красивой и уставшей Нине. Так и началась его двойная жизнь. С Ниной он был абсолютно откровенен и они часто смеялись и говорили, что он учится на разведчика, когда нагло врет, где и с какими друзьями гулял или на какой фильм ходил. Она настаивала, чтобы он рассказал все родителям, чтобы они пришли познакомиться и увидели, какой он молодец, но мальчик отмалчивался, думая, что дома этой «блажи» не поймут. Он научился чистить клетки, кормить и ухаживать, и больше всего на свете хотел, чтобы кто–нибудь из этого магазинчика переселился к нему домой.

Тяжело вздохнув, Ленька собрался открыть отцу свою тайну, но не успел.

— Ленька, а ты думал когда–нибудь, кем ты станешь?

— Не.

Валерий вспомнил, что он не занимался сыном и это абсолютно естественный ответ.

— Не, пап. Я не думал, я знаю.

— Что ты знаешь?

— Кем буду.

— Интересно. И кем же?

— Ветеринаром.

Валерий остолбенел.

— Кем?

— Я прошлым летом, когда у бабушки и дедушки гостил, один день с ветеринаром ихним по вызовам ездил.

— Их.

— Чо?

— «Что» и «их» ветеринаром, а не «чо» и «ихним».

— А, ладно. Ихним и говорю.

— И чо?

— Вот и понял, что хочу им быть.

— Ленька, тебе девять лет тогда было!

— И чо?

— Ничо!

— Щаз десять и я все равно стану ветеринаром. Мы пришли, пап.

Свою тайну Ленька не успел рассказать и Валерия ждал еще один большой сюрприз. «Слишком много сюрпризов для одного дня», скажет он позднее.

5

— Ты чистил клетки и мыл полы? — Ирина смотрела на сына, как на неродного. «В роддоме подменили», даже мелькнула шальная мысль. Она вспомнила, как он тянулся к разным живым тварям, «да, да, именно тварям», мысленно подтвердила она. Ни Ира, ни Валерка вообще не страдали любовью к животным. Ну, что такое кошка или собака? Одна мышей ловит, вторая дом охраняет. Вещи. Просто вещи, которых надо всего–то немного кормить и все. А чтобы любить и ухаживать, нет уж! А сын гладил, хотел заботиться и сколько раз умолял взять в дом хоть самого малюсенького котенка или собачку. «Мало мне дел, еще и шерсть за ними подметать, да блох выводить," отвечала мать решительно, а Валерий даже как–то особенно и не задумывался над этим. Блажит дите! Перебесится! И только сегодня он внимательно посмотрел на сына. Впервые со времени его младенчества и увидел, как у мальчишки вырастают крылья, когда он смотрит на всех этих шерстяных и линяющих, и как он идет за своей мечтой.

— И что же, ты даром пахал на кого–то? — Ирина все никак не могла успокоиться.

— Не, привычно промычал Ленька.

— Ириш, не ругайся! сын у нас, как оказалось, героический!

— Какой?

— Такой. Ему кормом платили, а он дворовых собак подкармливал, и не только кормом, но и своими обедами.

Валера ласково погладил сына по голове. Он и подумать не мог, что услышит столько хвалебных речей о своем ребенке, на которого так ругались все учителя.

— Его перевести надо. В другую школу. В этой не дадут учиться. Репутация — это такая вещь…

Пунцовый Ленька тем временем разворачивал пакеты и насыпал в новую миску корм, наливал воду и показывал Барсику уже официальное его место. В кресле, в своей комнате.

— Ладно, со школой потом. Что это за деньги? — Ирина, пока Валерий отсутствовал, первым делом их пересчитала. Получалось около трехсот тысяч рублей и она уже представила, как они сделают ремонт в кухне и съездят на море.

— Черт бы побрал эти деньги! — выругался Валерка и сказал бы еще много, если бы не Ленькины уши–локаторы, ловившие каждое слово. — Я вообще не знаю, что теперь делать. меня втянули в очень нехорошую историю. Читай сама.

И он отдал ей письмо.

— Мама, она опять приходила.

— Кто, Анечка? — Женщина поспешно скинула плащ и туфли и подбежала к лежащей на диване дочери.

— Та бабушка. Такая хорошая. С крысой на плече. Крыска черно–белая, совсем не страшная, так усами смешно шевелит!

— Анечка, ты что? Какая бабушка? Ты же одна дома была!

— Мам, я не знаю, как она вошла, но была. Я ее видела. Она мне лекарства накапала в чай. Сказала, что теперь все будет быстро и легко.

— А что будет, Анечка? — мать в ужасе посмотрела на пустую чашку, стоящую на тумбочке.

— Я не знаю, мама. — Девушка растерянно поморгала. — Я… поправлюсь?

— Иван Геннадьевич, тут к тебе мальчишка на прием просится.

— Кто?

Начальник геологической партии сдвинул очки на нос и внимательно посмотрел на зама.

— Да кто ж его разберет. Ободранный, голодный был, его уж покормили. Да с приплодом.

Зам радостно рассмеялся.

— Представляешь шавка ободранная и кот при нем. Кота в рюкзаке таскает, собака за ними бежит. Цирк, умора!

— И чего тому цирку надо?

— А леший его знает! говорит, только с тобой откровенничать согласен. Звать?

— Сильно просится, что ли?

— Упертый.

— Ну зови.

Перед начальником предстал ободранный, нечесаный и немытый парень. Вслед за ним в кабинет протиснулась большая тощая собака, рюкзак, поставленный на пол слегка зашевелился. Иван Геннадьевич с интересом оглядел компанию и не выдержал.

— Ну точно, цирк! Чего же тебе надо, дрессировщик?

— Я слышал, вы на Кавказ сейчас едете.

— Туда. Вольфрам искать будем. А что?

— Возьмите меня с собой.

— С какого такого перепуга?

— Пожалуйста. Мне очень надо. Я на геологическом учусь, уже много знаю, а еще я кашеварить могу, стирать, все что угодно буду делать.

— Откуда ж ты такой послушный да согласный на все взялся?

— Из Москвы.

— Ух ты! Из Москвы, да в подсобники. А ты, часом, не в розыске?

— Нет. У меня личное.

— Личного у нас не бывает, когда мы в разведке, только общественное. Рассказывай.

Афанасий, запинаясь и с трудом подбирая слова рассказал, как приехал к бабке–травнице за помощью, как она его опоила, как он все вспомнил и смог сбежать, найдя в тайнике свои документы и деньги. Как кошка и собака увязались за ним, как они путали следы и боялись, что бабка его найдет и как позвонил домой и узнал, что его невеста, которую он любит больше жизни, умерла.

— Я не могу сейчас домой, понимаете? Я бы и в Антарктиду уехал, если бы смог. Да и эта бабка меня ищет.

— И зачем бы ей тебя искать? — Иван Геннадьевич внимательно посмотрел на покрасневшего парня.

«А затем," подумал тот, «что я вульгарно украл, спер, стырил пузырек с Эликсиром Жизни» баба Нюра мне это не простит. Он думал, что Аннушка жива и так торопился добраться до города, позвонить ей и сказать, что все будет хорошо и что лекарство он уже везет. Дозвонился до родителей и узнал, что произошло непоправимое: Аннушка скоропостижно умерла, не от болезни, как они предполагали, попала под машину. Мгновенная смерть. Его мама плакала в трубку, рассказывая о ее последних днях, о галлюцинациях, преследовавших ее. Бабка с черно–белой крысой на плече. Афанасий выронил трубку.

В черной–черной пучине горя он потерял счет дням, опустился до того, что ему стали подавать хлеб и мелочь, он ел этот хлеб, пил воду из колонок, собака и кошка, увязавшиеся за ним, были на полном само обеспечении, бегали, искали, выпрашивали и охотились. Когда он слегка пришел в себя, он понял, что не может сделать двух вещей: вернуться сейчас домой и отдать ведьме Эликсир. Что ему с ним делать, он не знал. Часто вынимал его из рюкзака и рассматривал загадочное темно синее сияние, как будто звездный свет, перемешанный с глубоководной водой был заключен во флаконе. Эта жидкость могла бы спасти чью–нибудь жизнь или вернуть здоровье и силы, он подумал, что нужно отдать ее тому, кто достоин, а пока он или судьба будут выбирать кандидата, он решил его спрятать. Куда? Вот вопрос. Домой нельзя. Он был уверен, что такое сокровище баба Нюра просто так не выпустит из рук. Спрятать надо было так, чтобы и мысли у нее не возникло, где этот флакон.

Привычка врать всем обо всем возникла сама по себе. Рассказав правду начальнику экспедиции, он взял с него честное слово молчать, почувствовав, что этому невысокому невзрачному человеку можно доверять. А больше никому нельзя было рассказать всю историю, не поверят и отправят в психушку. Почему он врал попутчику, дотошному напористому дядьке? Сначала по привычке, а потом почувствовав знакомый запах трав в чае, принесенным услужливым Иваном Дмитриевичем.

«Ищи, ищи," подумал Афанасий, засыпая, зная, что его вещи будут тщательно обысканы.

— Баб Нюр, ничего у него не было. Никакого пузырька.

— Ванька, хорошо ли смотрел?

— Что там смотреть! Голодранец, всех вещей, пара исподнего да рубашка лишняя в тощем рюкзаке.

— Травы–то подсыпал в чай?

— Конечно, как учили.

— Рассказал?

— Нет, стервец!

— Когда он спал, рядом сидел, слушал?

— Да он толком ничего и не говорил, все о карте какой–то беспокоился. Боялся, что на почте затеряется.

— Ах ты дуралей! Спрашивать надо было, куда он карту отправил, это ж он пузырек спрятал и зачертил, где это. Тьфу на тебя!

Баба Нюра в сердцах плюнула под ноги мужичку. Тот побледнел, знал, чего можно ждать от бабкиного расстройства или злобы.

— Так я пойду?

— Иди уже! Толку от тебя…

В своей жизни баба Нюра не проигрывала ни разу. И не собиралась начинать, на старости лет. Заветный Эликсир она берегла, чуяла, что будет такой момент в жизни, что он пригодится, ох, как пригодится! Момент настал и, по глупому недоразумению, был упущен. Ничего, она умеет ждать, она почувствует, когда об Эликсире будут думать, будут искать и, в конце концов, заберут из тайника.

«Итак, Валерий Олегович, теперь Вы знаете всю историю. Деньги, вложенные в конверт — Ваши. Но это не на ремонт или отдых, как, скорее всего, сразу подумает Ваша супруга и не на Вашу мечту (я искренне верю, что Вы сами еще заработаете и на «Золотые ворота» и на Большой Коралловый Риф). Используйте эти деньги, чтобы добраться до места, где спрятан Эликсир Жизни. Оно не так далеко, но, боюсь, Вам придется добираться кружным путем, да и в любом случае лишние финансы не помешают. Что делать с Эликсиром — решать Вам. Я не знаю, почему это так произошло, но что есть, то есть. Барсик сделал выбор и теперь только Вам решать. Возьмите Барсика с собой, будьте добры. Думаю, он сможет предостеречь Вас от многих опасностей.

С уважением,

А. Г.»

6

«Взрослые — странные люди», думал Ленька осторожно ковыряясь в стопке аккуратно сложенного постельного белья. Вот, взять к примеру, мамку. Глаз орлиный: драку, запись в дневнике и двойки чует на расстоянии и как только провинившийся сын заходит в квартиру, начинает орать и воспитывать. А ту простую вещь, что он услышал слова «карта сокровищ», они во внимание не приняли. Сокровища! Это сколько, интересно? Наверное миллион. Или больше? Миллиард? Что на это можно купить? Сначала мамке купят сапоги и туфли удобные, не с рынка, где по честному к обуви должны идти лейкопластыри в комплекте, а в магазине. Хорошем, где можно удобно сидеть на красивом пуфике и продавец будет подносить понравившиеся туфли и бегать за нужными размерами. Что еще ей нужно? Платье, пальто, плащ? Мама вечно жаловалась на то, что одежда у нее старая и немодная. Потом Леньке купят кроссовки. Фирменные, удобные и красивые, он давно канючил такие, да все денег не было. А папе? Что нужно папе? Новую машину! Ленька даже зажмурился от смелости своих мечтаний! А хватит ли на машину? Ну, если даже миллион, то хватит, прикинул он. И даже на новый телевизор останется. Мальчик вздохнул. Ну тогда не хватит на собаку и на компьютер и на приставку… Мало миллиона, надо больше! Два, а лучше три миллиона. Так бы он мечтал и дальше, но пальцы уже нащупали то, благодаря чему и будут и вещи, и машина и многое другое. Заветный конверт с письмом и картой.

Накануне они дружно поужинали и попили чая с вкусным тортом. Родители выпили по рюмочке коньяка и погнали Леньку чистить зубы и спать. Открыв в ванной воду, он тихонько подкрался к кухонной двери и стал подслушивать.

— Куда деньги будем прятать? — спросила Ирина.

— Сейфа у нас нет, что ли?

— Да ну тебя, я серьезно. Валерка, давай думать.

— Мама всегда деньги в постельном белье хранила.

— Все хранили и туда–то и полезут в первую очередь!

— Кто полезет, Ира? Откуда кто знает про эти деньги? Я больше от Леньки их прячу, чтобы соблазна у пацана не было. Он быстренько всех окружных шавок мясом накормит, попади ему в руки несколько тысяч. А тут, вон сколько!

— Все равно! В белье нельзя. Где–нибудь в кухне?

— А мыши?

— Сдурел? Мы на этаже живем, какие мыши, да и кот у нас теперь!

— Ну, засунь куда–нибудь между банок!

— Нет, я придумала. Я положу их в морозилку. В самый дальний угол. Хорошенько заверну и положу и ничего с ними не будет!

— Ну, клади. А карту куда?

— Карту в белье положу. Сам же говоришь, что никто ничего не знает, да и ценность то невеликая.

— Ты что? Письмо же читала? Карта сокровищ! Эликсир Жизни!

— И ты этому поверил? Этому бреду и сказкам? Очнись! Я не знаю, зачем он нам такие деньжищи подарил, но если хочет, чтобы мы туда съездили, почему бы и не смотаться летом! А кстати, это вообще где?

— Тут координаты есть и краткая зарисовка местности. Завтра посмотрю в интернете, где это. Ты точно, далеко ее не убирай.

— Сказала же, в белье положу. Вечером тебе отдам.

Из всего вышесказанного Ленька усвоил две вещи: к деньгам прикасаться нельзя, папа выдерет, придется пока зарабатывать на корм самому и то, что у них в шкафу будет спрятана карта сокровищ! Воображение сразу же нарисовало пачки денег, сундуки с драгоценностями и золотые и платиновые банковские карты. «Как же, ждать до вечера, и неизвестно, покажет ли папа, где это вообще или нет, нет уж. Лучше самому все выведать," думал Ленька аккуратно складывая конверт в рюкзак. Он быстро запихнул в рот пару котлет, запил их холодным чаем и насыпал Барсику корма. Ленька сильно торопился, сегодня в зоомагазин должны были привезти белочек Дегу, мальчик их просто обожал и ему страсть как хотелось увидеть новеньких.

— Барсик, кис–кис–кис! Или сюда, я тебе корма насыпал!

Кот не показывался. «Спит, наверное, потом увидит и поест," подумал Ленька, схватил рюкзак, удивился, что он такой тяжелый, вспомнил, что забыл выложить учебники, но не хотелось опять разуваться и терять время. Он захлопнул дверь и побежал вниз по лестнице.

Бабу Нюру стали одолевать кошмары. Снился ей один и тот же сон. Начинался он мирно и даже приятно. Лето, раннее утро, солнце только взошло и она идет по лесу, зорко высматривая и запоминая, где какая травка растет. Крыса Тешка умывается на плече. Идется легко и радостно и воздух, воздух такой, что не надышишься! В такие моменты она нисколько не жалела, что привязана к своей деревне, как сторожевой пес к будке. И никуда уехать не может, такая вот плата за ворожбу, могущество, знания и долгую жизнь. Так вот. Идет она по лесу и выходит на опушку, а там ее девушка ждет. Вся в белом, волосы распущены, не сказать, чтобы красивая, но милая. Таких замуж охотно берут. И не уродина, на которую никто не позарится и не писанная красавица, которую за высоким забором от лихих людей прятать надо. Девушка так улыбается бабке и рукой к себе манит. Баба Нюра знает, что не надо подходить и Тешка на плече пищит, за волосы, за ухо дергает, а ноги не слушаются, идут к деве.

— Ну, что, тезка, никак не угомонишься? — Девушка вроде бы и не злится и голос не повышает, а страшно ведьме. Как никогда страшно. — Бросай ты свои штучки, по хорошему предупреждаю! Жизнь долгую живешь, вот и живи, не ищи то, что по праву не твое! Поняла меня?

А баба Нюра стоит, молчит, ноги в землю вросли, сдвинуться не может и голова пустая. Ничего сообразить не может.

— Таак, опять не поняла! Вспоминай и думай, бабка! — голос девушки внезапно становится низким, грубым и орет она так, что голова у ворожеи чуть ли не раскалывается от ее крика. — Бааааб–ка! Баааб–ка! слово мечется и стучит в голове, как сухая горошина в банке. С тем она и просыпалась. Уж что только не пробовала: и воск выливала, смотрела, кто это ей грозится и свечи особые и травы жгла, чтобы от призраков избавиться, а ничего не помогало. Снилась проклятая девка каждую ночь, лишая покоя. Сама с собой ведьма не лукавила. Прекрасна знала, о чем говорит призрак. Только вот деву вспомнить не могла. Кто же она? При чем тут эта мертвая милаха? Скорее, скорее надо добыть то, что не принадлежит ей по праву, ну и пусть. Что ей этот призрак сделает? Есть еще силы у старой и их станет еще больше. Дайте только срок.

— Теть Нин, у тебя интернет дешевый?

— А что?

Они уже приняли белочек, разместили их в темном уголке магазина, чтобы они немного привыкли и успокоились и сошлись во мнении, что вот было бы здорово, если бы все эти белочки, морские свинки, хомячки, птицы и рыбки были их личными.

— Теть Нин, а ты тайну хранить умеешь?

— Ну, это смотря какую. Мама до сих пор не знает, сколько я отдала за лечение нашей собаки.

— Не, тут страшная тайна, теть Нин! У меня в рюкзаке карта сокровищ. Настоящая!

— Да ну? — Нина старалась не смеяться, но у нее плохо получалось.

— Ну, что вы так! Я серьезно же! Вот, смотрите!

Ленька полез в рюкзак и вскрикнул.

— Что случилось? Карта пропала или все сокровища уже объявились у тебя в рюкзаке?

— Барсик! Ты что тут делаешь?

— Что?

— Барсик! Он залез в рюкзак! Я еще подумал, что он слишком тяжелый!

— Ну–ка, ну–ка, показывай своего знаменитого Барсика!

Кот не торопясь вылез из рюкзака, потянулся и немедленно замурлыкал. Потерся головой о Нинины ноги и пошел исследовать магазин.

— Как же ты его не заметил?

— Он так тихо сидел! Больше часа в закрытом рюкзаке! Барсик, ты там не нассикал?

Ленька пошурудил рукой в рюкзаке.

— Вроде бы нет. Сухо. Теть Нин, я домой побегу, надо его отнести, вдруг он здесь кого–нибудь сожрет.

— Ну, беги! А как же карта сокровищ?

— Я вам потом покажу, честно. Я побежал теть Нин.

— Беги, конечно. До завтра!

Когда Ленька прибежал домой, во дворе было не протолкнуться. Полиция, соседи, все толпились, галдели. Он было остановился послушать, что произошло, но Барсик завозился в рюкзаке и мальчик вспомнил, что кот не ел пол дня и поспешил домой. Поднявшись к своей квартире он увидел, что дверь распахнута настежь, незнакомые люди ходят по их квартире, а мамы и папы нигде не видно.

— Мальчик, иди отсюда, — полицейский перегородил ему дорогу в квартиру.

— Я здесь живу, — еле слышно прошептал мальчик.

— Иди отсюда, говорю!

— Муау, — проорал Барсик в рюкзаке и это придало Леньке сил.

— Я. Здесь. Живу. Где мои родители?

— Ну так бы и сказал сразу! Это у тебя мелодия на мобильном такая, как вопль кота? Проходи!

Ленька прошел в квартиру и увидел, что она разгромлена именно так, как показывают в детективах по телевизору. Вещи валялись на полу, вытащенные из шкафов, кухня была усеяна битой посудой, обои содраны.

— Ленька, скотина, ты почему на звонки не отвечал? — зареванная Ирина выскочила из спальни, прижала к себе сына, а потом отвесила ему увесистый подзатыльник.

— Я звук на уроках выключал и забыл включить. — Ленька не понимал, почему мамка плачет и обнимает его так крепко, что дышать неудобно.

— Я уж боялась… — Ирина не смогла закончить.

— Чего, мам?

— Что тебя забрали! Придурь, я же с ума чуть не сошла!

— Так, Ирина Семеновна, давайте все–таки закончим список пропавшего. — к ним подошел полицейский.

— Давайте, — вздохнула Ирина. — Деньги. Много. В морозилке были. Больше, вроде бы ничего. Вот только испоганили здесь все. — она опустилась на табуретку и горько заплакала, прижимая к себе Леньку.

— Мам, ну, мам, мы все уберем, я помогу. — Ленька неумело гладил мать по голове и вдруг, первый раз в жизни, почувствовал, как это, когда болит душа за другого человека и как хочется защитить и уберечь. — Мам, папка придет и мы быстро все уберем, я обещаю!

— Далеко еще до уборки, мальчик, — полицейский сел за стол и стал оформлять документы.

7

— Пап, а кто это все придумал?

— Что, все?

— Ну, все! Людей, растения, животных.

— Я не знаю. Кто говорит Бог, кто говорит само как–то зародилось.

— Как это само?

— Ну вот представь. Варит мама бульон. Долго варит, а там кусочки мяса, жилы разные плавают и если долго варить, то что получится?

— Холодец?

— Холодец безусловно получится, но я не о том. Если бульон так оставить, то вокруг кусочков начнет налипать всякая дрянь, бактерии разные и кусочки будут разрастаться.

— Ты хочешь сказать, что земля — это разросшаяся дрянь?

— Ну, можно и так выразиться, хотя сравнение так себе.

— А человек?

— А что с ним?

— Он инопланетянин?

— Откуда такие мысли?

— Прочитал.

— Ох. Ленька, читаешь всякую дрянь!

— Вовсе не дрянь. Мне тетя Нина дает книжки про животных читать.

— И про инопланетян?

— Не, это я в интернете прочитал.

— Человек тоже неизвестно откуда появился. Дарвин говорит, что от обезьян.

— Я не хотел бы от обезьяны происходить.

— Почему это?

— Они вонючие.

— Если ты с животными работать хочешь, то вони тебе придется нанюхаться о–го–го сколько!

Ленька засопел и затих. Обезьяны в его воображении почему–то рисовались страшными неряхами и происходить от них было обидно.

Они ехали на своей старенькой машине далеко далёко. В тот страшный день, когда кто–то забрался в их квартиру, испоганил все, что можно было и забрал деньги, они наконец–то поняли, насколько все серьезно. Леньку сначала отругали за то, что стащил конверт, а потом расстроились. Если бы неизвестный воришка нашел то, что искал, их бы оставили в покое и можно было бы жить дальше, как ни в чем не бывало.

— Давай отдадим эту чертову карту! — предлагала Ирина.

— Кому?

— Найдем родственников этого твоего Афанасия Георгиевича, объявление можем дать.

— Да, представляю. Кто разгромил квартиру такую–то просьба забрать карту в дупле старого клена.

— Не обязательно клена, можно на вокзале в камере хранения оставить.

— Я шутил вообще–то. Никому мы карту не отдадим. Мы поедем туда. Прямо сейчас.

— А школа, работа?

— Договоримся. Сначала заедем к моим в деревню. Поживем там пару недель. Если за нами кто увяжется, увидим, там новые люди, как на ладони. А потом рванем на Кавказ.

Кавказ — дикие горы, коварные пропасти, узкие, извилистые ущелья, чистые горные речки и заснеженные вершины! Именно так и представлял себе Ленька это место. А еще туры, альпийские луга и двуглавый странный Эльбрус. Там все мужчины носят папахи, бурки и кинжалы, а женщины — красавицы в длинных платьях — ходят по воду с красивыми серебряными кувшинами! Так ему это все представлялось и родители пока не спешили разочаровывать мальчика. «Сам увидит, какие там красавицы с кинжалами и красавцы с кувшинами», пошутил Валерий. Собирались быстро. Как будто не их обокрали, а они взяли чужое и надо бежать, скорее от места преступления.

С самого раннего возраста Игорьку внушали, что главное в жизни — не высовываться. Не геройствовать, но и преступлений не совершать, не спасать, но и не убивать. Жизнь прожить так, чтобы все было тихо, спокойно, никто на тебя внимания не обращал, серой мышкой, короче говоря. Так он и жил до семнадцати лет. Одноклассники его практически не замечали и попроси их кто–нибудь детально описать юношу, пришли бы в огромное затруднение. Да, есть такой, Игорь Дашков, да учимся в одном классе, а вот какой он, никто и не знал. Даже учителя про него забывали. И прожил бы он жизнь скучную и незаметную, если бы не Великая Война, всколыхнувшая всю огромную страну, вмиг стеревшая миллионы чаяний, надежд и мечтаний, а потом, злобным жнецом, выкосившая миллионы жизней. Все старшие классы шли в военкомат. Получившим повестки завидовали и с удвоенной энергией добивались отправки на фронт. Игорю не повезло, как считали одноклассники. Зрение плохое, белобилетник. Их, впрочем, тоже не взяли, по возрасту не проходили, и они сокрушались, что не успеют побить немца.

Ни Игорь, ни его родители воевать не собирались. У отца тоже справка была, он прожил всю жизнь в промозглом и холодном питерском дворе — «колодце» и маялся легкими. На семейном совете было принято решение уехать из Питера. В провинции всегда легче выжить, так считали родители и, пока еще ходили поезда и можно было вывезти побольше вещей, они закрыли квартиру и подались на юг, к материной родной сестре, жившей на знаменитом курорте — Кисловодске. «Туда–то уж немец точно не дойдет», думали родители. Долго они добирались. И с поезда их ссаживали и пытались ограбить и убить, но выручала та самая «серость», незаметность и они, как невидимки садились на другие поезда и таки добрались до места назначения. Кисловодск встретил их теплым осенним солнцем. Для них оно показалось обжигающе ярким, невидимками на таком фоне гораздо сложнее было выжить. Материна сестра не обрадовалась их приезду. семья была такова, что каждый сам за себя, а остальные пусть подвигаются. Но все–таки выделила им угол и даже посоветовала матери, медсестре по профессии, пойти в уже работающий эвакогоспиталь. Персонала там не хватало и мать с легкостью устроилась туда сама, а потом и отца с Игорем оформила. Слесарем и санитаром. Жизнь была не сказать чтобы очень плохая. Работали много, но еды было вдоволь, немец был еще далеко и, казалось, что так и пересидят они тихонечко эту ужасную годину, если бы не одно обстоятельство. Была в госпитале санитарка молоденькая, черноокая, с черными длинными волосами, заплетенными в тугие толстые косы. По–русски понимала совсем немного, но работа у нее была простая: накормить с ложечки, помыть, переодеть, судно вынести. И ничем, казалось бы, она не отличалась от остальных, вот только больные, за которыми она ходила, выздоравливали как–то невероятно быстро. Слух об этом прошел по всему госпиталю и самые тяжелые раненые стали просить, чтобы именно она за ними ухаживала. Врачи пожимали плечами и не находили в этом никакого чуда. Они называли это «статистика», но просьбы удовлетворяли, ибо если уж человек во что–то верит, то, бывает, так тому и быть. А Игоря заинтересовало это чудо. И стал он за девушкой следить. Долго ему пришлось подсматривать, да подслушивать и вроде бы ничего особенного. Работала она много, на своем языке что–то там больным говорила, смеялась тихонечко, вроде бы и ничего странного. Но однажды Игорю повезло. Он случайно увидел, как она тайком, спрятавшись за ширму, капает в чай что–то из красивого фигурного флакона.

— Вот она и разгадка! — Игорь сразу смекнул, в чем дело. И, хотя, высовываться не хотелось, он представил за сколько этот флакончик можно продать, а если еще и знать, что в нем и где она это берет… Перед ним открывались такие перспективы…

Он подкараулил ее поздно ночью, когда она отработав тяжелую смену торопилась домой, чтобы немного поспать.

— Стой! — Игорь неожиданно вырос перед девушкой. Вырос — сильно сказано, был он замухрышкой и она нисколько не испугалась.

— Ну–ка, показывай, чем ты бойцов травишь! Под трибунал захотела? К стенке? — он пытался ее запугать и, видя, что она не понимает слова, жестами изобразил, как будто капает что–то в стакан.

Она сделала шаг назад.

— Ага, поняла! — Игорь подошел поближе и медленно сказал. — Отдай флакон, хуже будет.

— Нет, — неожиданно сказала девушка. — Нельзя!

— Ах, ты! — он схватил ее за косы и резко дернул вниз, она пыталась устоять на ногах, но он повалился на нее и стал торопливо шарить по ее одежде, он был абсолютно уверен, что таинственный флакон она носит с собой. Игорь не был богатырем, а девушка, хоть хрупкая, была сильна и ловка. Он и не понял, как так получилось, но вдруг он оказался на земле один, а она уже поднялась, отряхнула одежду, прошипела что–то и плюнула в него. Повернулась и пошла дальше.

— Сука! — Игорь пошарил по земле вокруг себя, схватил камень и кинулся за девушкой. Он просто легонько ее ударил, она повалилась на землю и он спокойно обшарил все ее карманы и нашел тот самый пузырек.

— Вставай уже, хватит притворяться! — он потряс ее за плечо, а когда она не ответила и не пошевелилась, он додумался проверить пульс.

Родителям он сказал, что он шел домой и увидел убитую, хотел оказать первую помощь, поэтому весь в крови.

— Но тебе же никто не поверит, — мать заламывала руки, — подумают, что это ты ее!

— А кто откуда узнает? — отец соображал быстрее. — тебя кто–нибудь видел?

— Нет, вроде бы.

— Ну и все! Одежду мать постирает, сделаем вид, что ничего не знаем.

Игорь вздохнул с облегчением. Лежа в постели, вытащил флакон. Он был почти полон, жидкость внутри ничем не пахла, он попробовал ее на язык. Вода водой. Может быть все это было зря? Он еще не понимал, что только что убил человека. Это осознание придет позднее, отравит жизнь, разъест душу и заставит бежать. Бежать от самого себя, от этого прозрачного воздуха, солнца, от этого места. Он будет бегать всю свою недолгую жизнь, он не сможет спать, не сможет вымолить прощение в церкви, он не узнает, что такое покой. Вернее узнает. Это будет вечный покой, в обмен на тот злосчастный флакон, с которым он почему–то не мог расстаться. Он найдет его в глухой уральской деревушке, случайно встретившись со старой бабкой. Она обещала помочь. В обмен на флакон.

— Проклятие на нем сильное, вот ты и мучаешься, — сказала бабка. — Хочешь, заберу и флакон и проклятие?

— Хочу. — Он был так измотан, что даже не поинтересовался, что это за снадобье она насыпает ему в кусочек газеты.

— Вот эти травки всыплешь себе в чай ровно через девять дней, понял? Смотри, чтобы никто другой этот чай не пил, не подействует тогда. Выпьешь и чашку сразу ополосни. Обязательно!

Бабка убедительно поблескивала темными глазами, крыса на ее плече пищала, подтверждая слова ворожеи.

— Понял, спасибо огромное! — Игорю казалось, что ему уже стало немного легче. Он подумал, что уж раз он пережил эту страшную войну, чудом спасся от расстрела пациентов и персонала госпиталя, видел смерть родителей в той кровавой бойне, то он еще сможет пожить по–человечески, ведь свой грех он пытался смывать каждый момент жизни..

Ровно через девять дней он заварил свой любимый цейлонский чай, бросил в стакан бабкины травы, выпил напиток, подумал, что вкуснее ничего в жизни не пробовал, ополоснул чашку и лег подремать.

Вердикт патологоанатома был — сердечный приступ. «Ничего удивительного, труженик тыла, здоровье подорвано было», подумал врач и выписал свидетельство о смерти. Баба Нюра всегда выполняла свои обещания. Игорь обрел покой.

У бабы Нюры, как и у всякой хорошей ведьмы был нюх на все необычное и полезное в жизни. Увидев тощего, серого человечка с затравленным взглядом, она сразу же почувствовала, что у него есть что–то ценное. «Что бы это могло быть?» она любила угадывать, доказывая самой себе, что сильнее всех. Посмотрела на мужичка и так и эдак и ничего в голову не приходило, а тут солнышко выглянуло, снял он плащ и под ним, как фляга, висел на поясе старинный резной флакон. Жидкость внутри переливалась темной синевой, смешанной с золотом! «Вот оно!» поняла ворожея и как всегда удивилась, почему остальные не видят это чудо, которое можно взять голыми руками. Так и появилось у нее то, что она назвала Эликсиром Жизни, предварительно испытав его на больном соседе. Пара капель водицы из флакона подняли туберкулезника на ноги и бабка свято уверовала в силу зелья и решила, что немного подправив его, сможет вернуть себе былую молодость. Было бы только для кого возвращать! Ничего, она терпеливая, подождет!

Афанасий легко прижился в геологоразведке. Парень он был смышленый, трудолюбивый. Когда людям тяжело, любая мелочь служит отдушиной, а с Афанасием их было сразу две: собака и кот Барсик. Собаку как только не пытались назвать: и Серый, и Волкодав, и Алый, и Джульбарс, но пес только порыкивал слегка, показывая, что нечего ему чужие имена присваивать, свое тайное он знает, но предпочитает помалкивать. Кот постоянно отирался на кухне, полавливал полевок, зарившихся на крупы, развлекал повара мурчанием, а пес предпочитал общество Афанасия, ходил за ним хвостиком. На Кавказе парню понравилось. Горы меняли людей. Вся чернота и гниль вылезали наружу, все светлое и яркое еще пуще блистало в жестоком горном солнце. Воздух, вода, горы — все первозданно чистое и величественное, лечащее любые раны.

— Слышь, Афанасий, — как–то вызвал его начальник. — Смотаться кое–куда надо. Машину возьмешь, думаю за пару дней обернешься. Можешь даже свой цирк тут оставить, ничего с ним не будет.

— Цирк с собой возьму, они сами не захотят оставаться, — Афанасий уже так привык к этому прозвищу, что не обижался, да и удобнее говорить было, чем Барсик и собака. — А куда и зачем ехать?

— Да, чушь, конечно, но решили все–таки пробы взять.

— Какие пробы?

— Воды. Говорят, есть тут какое–то озеро целебное. Местные клянутся, что найти его тяжело, темнят, а химики заинтересовались. Может источники какие в озеро выходят.

— А что лечит то озеро?

— Не поверишь, говорят, что все! Мол, дарит силы и молодость.

8

Ивану Дмитриевичу осточертела длинная жизнь. Это поначалу казалось, что долгие годы — это подарок судьбы, нежданный, незаслуженный, но желанный. А потом, когда умерла жена, да друзья–приятели, когда пришлось покупать новые документы и переезжать, фактически начинать жить заново, это уже перестало походить на волшебство и счастье. Захотелось осесть где–то раз и навсегда, не зависеть от норова грозной бабы Нюры, которая гоняла его с поручениями по всей огромной стране, да и поручения далеко не всегда были законными и приятными в исполнении. Он уже делал пару попыток «завязать», убежать от нее. Первый раз думал, что легко это выйдет. Где ведьма, а где он? Она–то ведь «привязана» к этому урочищу, сама как–то обмолвилась. Ан нет, не мог он от нее отделаться, хоть ты тресни! Пробовал убежать, она кошмары насылала, есть–пить становилось невозможно, но мучался он от страшного голода и жажды и только в домике у бабки, попив ее травяного настоя и поев хлеба, он опять начинал нормально жить. Просил уж ее по–хорошему отпустить, да где там! Она без него тоже как без рук.

Это задание казалось легким. Всего–то и надо было залезть в квартиру и найти ту самую карту, которую он проворонил много лет назад.

Как баба Нюра узнала адрес и то, что карта именно в этой квартире, он не знал, да и не хотел знать. Ему бы найти чертову бумажку и, может быть, он сможет вымолить себе свободу. Не хотел он браться за это задание, предчувствие было плохим. Но с бабой Нюрой не поспоришь и он с тяжелым сердцем поехал по нужному адресу. Так бывает, но крайне редко. Плохие предчувствия обманывают, не сбываются. Так с ним и произошло. В той бедной, чистенькой и маленькой квартирушке его ждал большой сюрприз. Карту он не нашел. Перерыл все, отодрал обои от стен со злости, потом догадался поискать в холодильнике. Первый приятный сюрприз оказался в морозилке. Деньги. По его меркам не очень и много, он скопил больше, но приятное дополнение к его пенсионному фонду, как он называл свои счета в Швейцарии. А потом… потом он не поверил своим глазам. В яркой коробке из–под печенья, вперемешку с пакетиками дешевого, ароматизированного чая, валялись несколько мешочков. Общаясь с ворожеей он кое–чему научился и взяв в руки один из мешочков, даже вспотел от волнения. Открыл, посмотрел, понюхал, взялся за второй, третий, четвертый и понял, что это свобода. Что сегодня ему повезло, как никогда в жизни!

Как там раньше говорили? Приворотное зелье, разрыв трава? Все, все в жизни бывает, а тот пацан, который тогда обвел его вокруг пальца в поезде, хорошо усвоил баб Нюрины уроки. И если бы эти дурни, которым попала в руки карта были бы поумнее, то травы они спрятали бы так же надежно, как и бумаги. А они даже не прочитали записки, заботливо вложенные в каждый мешочек. Ох, зря! Иван Дмитриевич рассовал деньги и травы по карманам и неторопливо вышел из квартиры. Так, что теперь? Торопиться не надо, но и медлить незачем. Загранпаспорт давно готов, шенген есть, с собой он возьмет лишь небольшой чемодан, а все остальное купит на месте. Сначала он полетит в Швейцарию, погуляет вокруг Женевского озера, уладит все дела в банке и купит себе домик. Он его уже присмотрел. В Греции, на Корфу. Будет греть старые косточки на солнышке, гулять по оливковым рощам и купаться в ласковом синем море. Он скоро постареет и, вполне возможно, умрет. Но умрет, прожив слишком долгую жизнь и, самое главное, свободным. Вот что было в тех травах — свобода от ведьминого всевидящего ока! Один сбор надо было выпить, второй поджечь, третий пустить по ветру, а четвертым посыпать свой след. Всего лишь! Иван Дмитриевич, счастливый, как юнец после первого удачного свидания, побежал домой заваривать травы и собираться в дорогу.

Что такое гадание? Умение видеть то, что скрыто от неопытного глаза. Ну и зачем тогда смотреть на чаинки, кофейную гущу, выливать воск? Это уж совсем крайняя мера. когда по другому не получается, а самое качественное, правдивое гаданье, оно может быть где угодно. В тот злосчастный для нее день, баба Нюра налила себе борща, наваристого, жирного, сваренного из хорошего куска молодой телятинки (у Жени, соседки, сноха рожать собралась, а мужики все на работе были, до больницы не доехать, вот и приняла бабка дитеночка, все довольны остались, отсюда и телятина), забелила щедро сметаной, взяла горбушку хлеба, ложку и … и аппетит у нее пропал. Потому что она явственно увидела мужской силуэт с чемоданом и оборванной веревкой на шее. Сметана быстро таяла в огненном вареве, силуэт расплывался, превращаясь просто в белые пятна на алом фоне. Но ворожея доверяла глазам.

— Неужто Ванька?

Подручных у нее было несколько, но только Иван Дмитриевич последнее время настойчиво просился на волю.

— Да не может быть такого! Силенок не хватит! Али помог кто?

Борщ остывал на столе, а баба Нюра быстро готовила зелье, погружающее в сон и показывающее нужного человека. По хорошему, надо бы ночи дождаться и тогда спокойно, без спешки, выпить настой и погрузиться в тяжелую дремоту, найти наглеца и привести обратно. Но не было терпения ждать. Уж больно явственно картинка показалась, если неправда, то успокоится, а если правда, то чем скорее меры примет, тем лучше. Она быстро выпила горячий настой, легла в кровать и приготовилась к путешествию. Ох, не обманул борщ! Вот он, предатель! Не с чемоданом, а с новомодным рюкзаком стоит в очереди на регистрацию в аэропорту. Ну–ка, ну–ка, куда это касатик собрался? Но как ведьма не напрягала зрение, она не смогла прочитать надпись на табло. «Ну, ладно, будет по плохому», громко сказала она Ваньке. Обычно тот ее слышал, как никак привязала она его к себе крепко, сразу начинал озираться и виновато переступать с ноги на ногу, знал, что за этим последует. А тут стоит, как будто ничего и не происходит. Потянулась к нему баба Нюра, хотела схватить и хорошенько потрясти, но как стена между ними выросла. Не может к нему прикоснуться, хоть плачь. «Да, что же такое, быть этого не может!» Она не могла поверить своим чувствам. А между тем, коварный Ванька прошел регистрацию и вышел в другой зал. Как она ни пыталась проникнуть за ним, прочитать надписи над стойкой, ничегошеньки у нее не получилось. И тут, откуда ни возьмись, опять эта девка в белом появилась. «Ну, что," говорит, «не получается, убег он от тебя, значит? Ты, бабка, уж доживала бы свой век тихо–мирно и не рыпалась, а то ведь хуже будет!» И пропала.

Очнулась баба Нюра в таком настроении, что верная Тешка спряталась за печку, а ведьмин домик скукожился и постарался врасти в землю, только бы не разнесла она его в пыль и прах. Тарелка с остывшим борщом полетела в печь, чугунок с отваром вылетел в окно, разбив его вдребезги, а баба Нюра, впервые за многие годы, плакала бессильными, злыми слезами.

В маленькое горное село Афанасий приехал к обеду. Остановился на берегу шустрой речки, перекусил вкусно. Повар Барсика очень полюбил, поэтому Афоне, как хозяину всегда куски получше, да пожирнее выбирал, ну и кота и Собаку, разумеется не обижал. В селе парня ждало сплошное разочарование. По–русски жители говорили плохо, когда разговор заходил об озере, вообще большие глаза делали и говорили, что нет здесь такого и никогда не было. Спрашивали, зачем оно ему сдалось, если вот есть чистая речка с ледяной водой, да и вообще, пусть он отдохнет, молочка попьет, сыра домашнего поест. Афоня не сдавался и методично обходил все дворы. Так он дошел до самого крайнего дома, что притулился на склоне горы. На стук вышел улыбчивый мужчина средних лет.

— Озеро? Какое озеро? Парень, ты о чем? Посмотри, — об показал рукой на слон горы, — ущелье заканчивается здесь, вот прямо на моем доме. Зачем тебе какая–то лужа? Вон, речка чистая шумит. Хочешь пей, хочешь стирай, хочешь ополоснись.

Посмеиваясь, он смотрел на Афанасия и словно чего–то ждал.

— Спасибо, но я все–таки поищу, — парню казалось, что над ним откровенно насмехаются.

— Как хочешь, потом заходи, молочка попьешь.

Мужчина закрыл калитку и пошел в дом.

— Исмаил, зачем мальчику врал?

Жена Фатима откровенно подслушивала разговор за сараем.

— Тебе трудно его к озеру провести? Ты сколько раз туда ходил, воду нам приносил. Может быть и у него кто–то болен, помочь человеку надо.

— Цыц! Нельзя!

— Да что эта твоя семейка такую тайну из этого делает?

— Раз делаем, значит надо, не твоего ума дело.

Фатима в сердцах схватила кипящий чайник и залила кипятком травы в кружках.

— Иди чай пить, интриган!

— Да не кипятись ты, как этот чайник! Вид у парня такой, необычный, если ему точно надо, он сам озеро найдет.

Фатима бросила посуду и жадно уставилась на мужа. Любила она тайны, сказки и загадки. Внукам на ночь сказку читает, а у самой глаза горят от любопытства и сердце заходится от волнения. Что же дальше будет? Как будто и не знает сама!

— Какой такой необычный?

— Потом расскажу! Если он вернется.

И Фатима поняла, что покоя ей теперь не будет, пока она все не узнает. Хотела даже тихонько из дома выскочить и парня нагнать, рассказать об озере, но Исмаил ее хорошо изучил. Посмотрел серьезно и пальцем погрозил. А тут еще и свекор из комнаты вышел и еще мрачнее сказал, чтобы язык за зубами держала.

Афанасий не хотел сдаваться. Обошел дом со всех сторон. Действительно, нет пути дороги дальше, а не хотелось ему уходить почему–то. Поднялся он чуть выше по склону, цепляясь за кусты и траву, нашел малюсенький ровный участок и сел подумать. Барсик, путешествующий в рюкзаке, вылез размять лапы, да пожевать целебных травок. Афоня в который раз подивился этому животному инстинкту лечиться самим. Бывало заболеет кошка или собака в тех Горках, пойдет на луг за урочищем, поест каких–то травок и через пару дней возвращается. Отощавшая, но здоровая. Барсик, вроде бы бодренький был. Решил, видно впрок здоровья накопить. А оно и верно! Ворожба бабкина теперь его не берегла. Собака тоже времени не теряла, бегала по склону, вынюхивала что–то, видно, что волновалась сильно. А потом, вдруг, завыла. Страшно, громко и тоскливо.

— Тихо, ты что, Собака! — Афанасий попытался подойти к ней, погладить, успокоить, но она с легкостью увернулась от него и продолжила свой сольный концерт. И только тогда, когда он услышал ответный вой, парню стало очень жутко. Жилье вроде бы рядом, добежать успеет, а ноги онемели, встать не может, как в дурном сне, когда хочешь убежать, а не можешь. Кошмар, тем временем, воплощался в жизнь. К нему подходили две огромные собаки очень сильно похожие на волков. Настороженно, принюхиваясь, останавливаясь, чтобы испустить очередной страшный вой, они подходили все ближе и ближе. «Да сделай же что–нибудь, возьми камень, ори, вставай, беги вниз, к людям!» Мозг, запертый в тесном черепе, бесновался, отдавая приказы вмиг ставшему непослушным телу. Сердце колотилось уже в горле, кровь стучала в висках и страх, тот, доисторический, парализующий волю, затопил его всего. «Ну, значит, вот каков будет твой конец," успел подумать мозг, хотел еще добавить, что он то действовал правильно и если бы это глупое тело прислушалось к его командам, то огромная колония клеток, бывшая Афанасием, счастливо бы спаслась.

Очнулся он от того, что влажный мягкий язык с упоением, не пропуская ни сантиметра лица, вылизывал его с таким удовольствием, что даже причмокивал. «Как еду моет перед употреблением," подумал Афанасий и открыл глаза. Один из грозных псов склонился над ним. «Я лежу, оказывается," удивился парень. Второй зверь с упоением потрошил рюкзак, дожирая бутерброды вместе с газетой, в которую они были завернуты. Собака и Барсик наблюдали за всем этим действом с огромным любопытством, не делая попыток вмешаться. Афанасий медленно и осторожно сел. Он был жив, не покусан и, вроде бы никто не собирался его душить, грызть и есть. Огромные собаки с удовольствием доели его сухпай, встряхнулись, подошли к нему и лизнули его в щеку. Отошли немного, обернулись, как бы ожидая, что он пойдет за ними. Он встал и увидел тропу, которую не заметил раньше. «Раз зовут, надо идти," сказал он сам себе, посадил Барсика в рюкзак, убедился, что его Собака следует за ними и полез вверх, по узкой и крутой горной тропе.

Он спустился вниз через несколько дней. Загорелый, помолодевший и веселый. Зашел в тот самый дом, на краю села, его покормили и напоили молоком от коров–альпинисток, вкуснее которого нет ничего в жизни.

— Я не нашел озеро и не взял пробы воды, — сказал он, подмигивая Исмаилу. — Но моя собака не захотела возвращаться со мной, она осталась там, — он взглядом показал вверх. — Вы сможете его подкармливать, я деньги оставлю.

— Не обижай, не надо денег. Мы скоро отсюда уедем, но останется мой отец, он тоже абсолютно ничего не знает об этом озере, но собак будет кормить. Теперь их три, правильно?

— Да. И еще. Я там кое–что спрятал и нарисовал карту. Вы сможете это отправить письмом в Москву? Адрес я напишу.

— Конечно смогу. Ты возвращайся сюда. Тебе надо.

— Надо или не надо, жизнь покажет.

Они пожали друг другу руки и Исмаил проводил Афанасия до калитки.

— Ну, теперь говори, почему он необыкновенный, — Фатима еле дождалась, когда уйдет гость.

— Ты еще не поняла? Он нашел дорогу сам. Я сразу понял, что так оно и будет.

— Почему все–таки ты никого туда не водишь?

— Потому что Озеро само решает, кого оно хочет видеть, глупая!

«И каждая встреча с ним — это приключение, это космос и познание," договорил он про себя. «А это еще надо заслужить!»

9

Неприятности большие и малые посыпались на бабу Нюру, как горох из прохудившегося мешка. Началось с того, что умерла верная и любимая Тешка. Уж как только бабка не поддерживала жизнь в этом крохотном создании! Как только не «тянула», не «привязывала» к этому миру, а вот все равно, всему приходит конец. Уснула крыска и не проснулась. Горевала баба Нюра сильно. Она так привыкла к ней, что даже и не замечала, не играла, разговаривала редко, думала, что крыса будет жить почти что вечно, как и она сама. И как силы у нее ушли, вместе с Тешкой. Враз руки опустились, ноги отказались идти. Она списала это на расстройство и не обратила внимания. А потом начались неприятные мелочи. Мыши, никогда и близко не подходившие к бабкиному домику, совершили набег. И ладно бы хлеб, да печенье, да крупы сожрали, не больно то жалко. Травы. Все погрызли, испоганили, перемешали. От аккуратных вязанок осталась одна труха, смешанная с мерзкими и вонючими черными катышками. Молоко скисало моментально, картошка или не варилась вообще или разваривалась в мерзкую блеклую массу. А потом…

Юная дева в белом явилась ровно в полночь. Присела на табуретку около кухонного стола, задумчиво погладила деревянный, чисто выскобленный стол, полюбовалась вышивкой на полотенце.

— Говори уже, зачем явилась, — баба Нюра не выдержала первой.

— Сама еще не догадалась? Не прикидывайся деревенской дурочкой.

— Слаба ты девонька, не по зубам я тебе.

— Может и так. А хочешь покажу, что Афанасий с эликсиром сделал и где он теперь?

— Ну, покажи! Все мне легче будет.

— Боюсь, что не будет бабушка, — девушка печально покачала головой. — Ты меня так и не вспомнила? Что же ты мне тогда в чай накапала, а? Как не побоялась жизнь отнять?

Баба Нюра прищурилась.

— Аааа, так ты Афонькина невеста? Ну так и есть, — она радостно засмеялась. Когда знаешь, кто твой враг, всегда легче с ним бороться. — Тогда ты мне покорилась, и сейчас я с тобой справлюсь!

— Ничего–то ты не поняла, бабушка. Ну, смотри пока, что было. Покажу тебе, так и быть.

Она подошла к ведьме и тихонько подула ей в лицо.

«Запах, как после весенней грозы," успела подумать баба Нюра и провалилась в обморок. Нет, не оборок это был. Чары убиенной девы перенесли ее на много лет назад, в далекие и незнакомые края, где молодой еще Афанасий встретился на горном склоне с двумя огромными собаками.

Склон крутой был, тропинка узенькая, иногда почти ползти вверх приходилось, а все равно, Афанасий упорно цеплялся за траву и кусты и лез вверх. Сказалась долгая и, бывало, изнурительная работа. Тело привыкло к трудностям и послушно повиновалось разуму. Шли так долго, несколько часов, но неожиданно тропа закончилась и вывела парня к озеру. Маленькому, ярко голубому, уютному, лежащему в ущелье, как в ладошке великана. Собаки, как будто выполнив свою миссию, убежали, оставив Афанасия с его Собакой и Барсиком, который вылез из рюкзака и медленно пошел к воде, принюхался, тронул лапкой и, наконец, стал пить. Собака, как создание более бесцеремонное, шумно и жадно лакала ледяную воду.

— Ну-с, граждане, еды у нас нет, теплой одежды тоже, поэтому надо быстренько взять пробы воды и спускаться.

Афанасий тоже подошел к озеру. Оно было настолько холодно, что обжигало, он умылся, попил и почувствовал необычный прилив сил. Надо было заняться делом, распаковать бутылочки, веревки, ярлыки, но вдруг, им овладела сильная дремота. «Странно," подумалось ему, «так много сил и не хочется их ни на что тратить, а почему бы и не полежать на солнышке и не отдохнуть?» Он прилег на траву и заснул. Быстро, как усыпил кто–то.

Приснилась ему Аннушка. Здоровая, счастливая. Погладила его по волосам и сказала: «Ты не торопись отсюда уходить, дождись темноты.» помолчала и добавила; «Я всегда буду тебя любить и охранять и жену тебе найду хорошую, такую же, как я была бы. Ну, почти.» Улыбнулась на прощание и пропала. Он проснулся на закате. Внезапно, как по звонку будильника или зову. Страшно стало. В рюкзаке легкая ветровка, еды нет, вниз спуститься не успеет, надо бы дрова поискать, да костер разжечь. Он суетился и бегал, набрал немного дров и только тогда, когда зажег костер и немного успокоился, вспомнил свой сон. Вспомнил и заплакал. Сколько же эта рана болеть будет? Смирится ли он когда–нибудь с потерей или так и будет вечно кровоточить сердце и душа? Какая жена? Он не мог себе представить, что место Аннушки может занять кто–нибудь. Время лечит. Что за чушь! Время притупляет боль и одаривает равнодушием. Как можно вылечить эту боль? Он знал, что все эти вопросы задавать некому и бесполезно орать их в звездное небо, такое красивое и безразличное. Кто мы? Даже не муравьи, амебы, живущие в своем питательном бульоне. «Размножаемся только оригинальнее," вдруг подумал Афанасий и засмеялся. Истерично, громко, переходя на вой, он никак не мог успокоиться. Еле смог дойти до озера и опустить лицо в воду, которая сразу же привела его в чувство. Глаза распухли и болели, души уже не было, она спряталась за ноготь мизинца на правой ноге и просила ее более не беспокоить, сердце колотилось и, тем не менее, Афанасию стало немного легче. Он сидел на берегу, за спиной потрескивал костер и звезды купались в озере, отбеливая свое сияние. Сияние. Оно шло из глубины черной воды. Казалось там, на дне, тоже зажгли костер и звезды греются вокруг него, толкаются, стремясь подойти поближе. Завороженный, Афанасий вытащил бабкин пузырек. В нем билось такое же сияние в такой же черноте. Еще не поняв, что он делает, он открыл пузырек и вылил содержимое в озеро. Звездное сияние, запертое в пузырьке столько времени, ринулось вглубь, туда, где оно зародилось. И там, наверху, кто–то кинул и улыбнулся и сияние в Озере на секунду стало нестерпимо ярким, а потом погасло.

За ночь он продрог до костей. Дров было мало, костер быстро прогорел и холодная горная ночь заставила его бегать, приседать, а потом свернувшись в клубочек рядом с Собакой и Барсиком дремать в ожидании жаркого дня. Афанасий понял, что ночью произошло чудо. Он догадался, что вода в Озере — целебная и что если об этом узнают геологи, очень скоро сюда проложат дорогу и от Озера и окружающей его природы мало что останется. И он принял решение. Да, он совершит служебное преступление. Громко звучит, но верно. Он никому ничего не скажет. Уходить вниз не хотелось. Еды не было, но была целебная вода. надо вот только дров найти, чтобы ночью не так мерзнуть. Пока он занимался поисками, Барсик наловил мышей–полевок, а Собака отсутствовала часа три, зато потом принесла в пасти задушенную курицу. Афанасий расхохотался. он представил, как ходит по селу и спрашивает не пропадала ли у кого курица, а услышав положительный ответ, предлагает заплатить за нее. «Пусть уже остается на совести Собаки," решил он. Ворованную птицу он запек вечером. Потроха с огромным удовольствием сожрал добытчик, поделившись с Барсиком, а парню досталась плохо ощипанная, несоленая тушка. Но это была еда и желудок с благодарностью ее принял и заурчал от удовольствия. Афанасий же для себя решил никогда больше не выходить из дома без спичек, ножа и соли в спичечном коробке. Свое обещание он выполнял до такого абсурда, что даже за хлебом ходил с этим набором для выживания. И бывало не просто жевал куски горячей буханки по дороге домой, но и мог остановиться, чтобы посолить их. Выглядел при этом невероятно глупо, но твердо знал, что уж теперь- то никакие жизненные обстоятельства не застигнут его врасплох и не придется есть пресную курицу.

Он провел на Озере три дня. Он ничего не делал, голова была пуста и у него создалось впечатление, что все его мысли, чувства проветриваются, чистятся и укладываются в голову и грудь аккуратными стопочками, для дальнейшего и правильного использования. В конце второго дня он решил подшутить над бабой Нюрой. То, что она будет искать и его и пузырек сомнений не возникало, поэтому он нашел приметную пещерку, закопал в дальнем углу пустой пузырек и нарисовал карту. Он не знал, кому, когда и зачем в руки попадет эта карта, но был уверен, что Озеро само решит, что и как делать.

В середине третьего дня он засобирался вниз. Разрушил кострище, набрал в несколько бутылочек воды в дорогу и понял, что надо проститься с Озером. Как это сделать, он не знал, поэтому просто поклонился и поблагодарил за все. Ах, да, монетку же надо бросить! Он хотел вернуться сюда. Порылся в карманах, нашел мелочь и изо все силы зашвырнул, как можно дальше в воду. «Теперь, вроде бы все.» Он позвал Собаку, Барсик запрыгнул в рюкзак и можно было спускаться. Вот только Собака не пошла за ним. Помахивала хвостом, улыбалась по–собачьему, но оставалась на берегу.

— Ты что? — Афанасий подошел к ней, погладил по голове, заглянул в умные глаза. — Пойдем! Как ты тут один будешь? Кур тебе не дадут таскать, еще застрелят, а зимой как? Тут очень холодно будет! Пойдем!

Пес повилял хвостом, лизнул Афоню в щеку, ткнулся носом в рюкзак с Барсиком и побежал вокруг Озера.

— Я попрошу тебя кормить, — прокричал ему вслед Афанасий и пошел к тропе.

— Ах, он окаянная душа! Ах, провел как подлец!

Баба Нюра вскочила с кровати и заметалась по кухоньке.

— Ужо я ему! Найду, ох найду и покажу, как меня дурачить! Ух, я ему!

Как ее обманули! Столько лет гоняться за призраком! И не знать, что все намного проще и даже лучше получается.

— Глупая ты, бабушка, — девушка печально улыбнулась, ласково поглаживая невесть откуда взявшуюся крысу.

— Тешка? — баба Нюра подошла поближе, чуть ли не носом ткнулась в зверька. Крыска радостно запищала и ловко запрыгнула ведьме на рукав и бегом на любимое место, на плечо. Устроилась там, вздохнула счастливо и начала суетливо, но тщательно, как это принято у крыс, умываться.

— Так я же ее сама закопала в саду, — баба Нюра чувствовала себя как в кошмарном сне, может быть она и вправду спит?

— Ты оглянись, бабушка.

Ох, не хотелось ей этого делать! Она уже поняла, что увидит, но продолжала глупо надеяться на чудо. Все таки повернулась и увидела себя, мирно лежащую на кровати. Подошла поближе, присмотрелась. Не дышит. Глаза чуть приоткрыты и вид неживой.

Не такой представляла себе баба Нюра свою кончину. Думала, придет за ней Ангел Смерти. Огромный, страшный, весь в черных лохмотьях, сквозь которые гниющая плоть с червяками да жуками виднеется и протрубит басом, что, вот, мол, смерть твоя пришла! И так это торжественно и красиво будет, потому что ни какой–нибудь человечишка дуба дает, а сильная и могущественная ведьма. А потом… Что будет потом, она не загадывала, собиралась еще долго жить. Не судьба. Она даже плюнула с досады от такого тихого и жалкого завершения своего земного пути.

— Ты меня проводи, баб Нюра, а потом любуйся собой хоть до второго пришествия.

— Погодь, как это проводи? Мне ж тоже куда–то идти надо? Не могу же я здесь оставаться, неправильно это.

— А это уж не тебе и не мне решать, что теперь правильно, а что нет. Пока ты тут останешься. При жизни прикована была к этому месту и, как видишь, после смерти ничегошеньки не изменилось. Даже крыса при тебе. Так что, проводишь?

— Устроила тут мне цирк! «Проводи». Сама аль дорогу не найдешь? Иди уже.

— Прощай, бабушка.

Как назло никто ни в этот, ни на следующий день не болел. Бабка смотрела на свое страшно меняющееся тело и страстно желала одного, чтобы его похоронили. Может быть после этого отпустят ее отсюда, да мучить перестанут. Как ни пыталась она напакостить соседке, чтобы у той хоть живот заболел, ничего у нее не получилось. Вспомнили о ней случайно. Совсем не случайно, честно говоря. Добрая Аннушка вернулась и нашептала на ушко соседке, что неплохо бы старую бабку проведать. Вот так и нашли ведьму. Похоронили, помянули, все по–людски сделали. Баба Нюра довольна осталась. Уважали ее в Урочище. Что ж теперь? Что дальше? Неужели навеки здесь, в пыльном, ветшающем домике? Кто ж его знает? «Поживем, тьфу ты, какая ж это жисть? Увидим», подумал призрак ведуньи. А что еще она могла сделать?

— Афанасиииййй!

По крику Оленьки уже можно было понять, с каким представителем животного мира Австралии она столкнулась на этот раз. Каким местом они все думали, когда перевозили ее, арахнофоба, на материк, где пауков больше, чем звезд на небе. Они думали, что в Сиднее — большом городе, это не будет проблемой, но каждый день давался жене с огромным трудом и нервами. Пауки были повсюду. Злобные, страшные и опасные. Змеи тоже присутствовали. И ни дети, ни внуки, ни хороший и большой дом не могли это компенсировать. Оля безумно хотела уехать. Лучше всего на Аляску, где этих тварей и в помине нет.

— Афонюшка, милый, давай уедем. Сил моих больше нет.

— Оленька, привыкнешь. Мы же все продали, сколько Костик сил и денег потратил, чтобы нас перевезти.

— Пойми, не могу я тут. Я боюсь этих тварей. Мне все тут не мило. Пожалуйста, давай уедем.

Ну вот что с ней делать? Все обговорили, решили, сколько времени все это заняло! А не может она привыкнуть. Всех это расстраивало, каждый день ссоры, обиды, слезы, никогда их семья так не жила. Афанасий Георгиевич потерпел пару месяцев и решил сделать жене сюрприз.

В маленькое горное село они приехали под вечер. Нашли дом, что притулился на склоне горы, подивились богатым узорным воротам, испугались яростного лая собак, что раздавался во дворе и робко постучали в калитку. Открыла им молодая, красивая, неожиданно модно и дорого одетая женщина.

— Вам кого?

— Простите великодушно, тут когда–то жили Исмаил и Фатима. Вы не скажете, где мне их найти?

— А вы, собственно говоря, им кто?

— Я был с ними знаком, очень давно. Это долго объяснять.

— Вы не представились.

— Да, конечно. Я — Афанасий Георгиевич, а это моя жена — Ольга Викторовна.

— Афанасий Георгиевич? — переспросила женщина, нахмурив брови, припоминая что–то.

— Эй, Мага, — позвала она пробегавшего мальчишку, — беги скорее к тете Эле, скажи к ней гости приехали.

— Хорошо, тетя Олеся, бегу.

— Проходите в дом, — она посторонилась, пропуская их. — Сдается мне, сегодня вечером мы услышим много интересного.

10

В маленькое горное село они приехали под вечер. Нашли дом, что притулился на склоне горы, подивились богатым, узорным воротам, испугались яростного лая собак, что раздавался во дворе и робко постучали в калитку. Открыла им молодая, красивая, неожиданно модно и дорого одетая женщина.

— Вам кого?

Она с легким презрением оглядела их. Пыльные, потные, измученные долгой дорогой. Двое взрослых и мальчик–подросток с большим рыжим котом на руках. Ирина от ее взгляда поежилась и спряталась за спину мужа.

— Нам надо Исмаила или Фатиму, вроде бы они тут жили, — Валерий мрачно посмотрел на высокомерную дамочку.

— Угу, а вы, наверное, Валерий Олегович, да?

Валерка так опешил, что даже не смог ничего ответить.

— Таак, цирк не только не уехал, но и дополнительные клоуны подтянулись.

— Да, что за хамство! Ответить не бывает?

— Бывает, бывает, заходите, гости дорогие, — женщина ехидно улыбнулась и открыла калитку пошире.

Они гуськом вошли в большой двор и первым, кого они увидели был… Афанасий Георгиевич.

— В Австралию, значит улетели, да? — у Валерия сжались кулаки. — Вы мне всю жизнь испоганили, квартиру из–за вас разнесли, да я сейчас…, он задохнулся, сдерживаясь, чтобы не наговорить лишнего при сыне. Ленька подошел и взял отца за руку.

— Пап, ты ругайся, я уже много нехороших слов знаю, может и чего нового услышу.

Красный Валерка, опешивший от таких новостей, Афанасий Георгиевич и Ирина застыли, глядя на мальчика. Олеся рассмеялась.

— А ты, молодец, Ленька, мы с тобой подружимся.

Ленька уже совсем собирался ответить, но тут Барсик, жалобно мяукнув и поцарапав мальчика, спрыгнул на землю и побежал к бывшему хозяину.

— Барсинька, хороший мой, как я скучал, — Афанасий Георгиевич плакал, обнимая кота, осматривая со всех сторон. Не похудел ли? Барсик, громко и утробно мурлыкая, как старый холодильник, терся о подбородок, шершавым языком вылизывал мокрые щеки Афанасия и от огромного наплыва чувств запустил когти в хозяйскую ладонь.

— Пап, так это ж тот дед, который мне Барсика помог спасти.

У Валерия закончились слова и терпение, еще не зная, что он сделает с этим старым хрычом, он медленно подошел к Афанасию.

— Так, юноша, — Олеся решительно взяла Валеру за руку. — В таком виде я вас к себе в дом не пущу, пылесос потом сломается. давайте–ка все в душ. В летнем как раз вода нагрелась. Чистая одежда у вас найдется?

— Что мы голодранцы какие? — Ирина, глубоко вздохнув, решилась вмешаться. — Конечно есть. И полотенца тоже.

— Ну и прекрасно. Идите, мойтесь, а потом уже поговорим.

Леньку, как самого грязного, запихнули в душ первым. Мать стояла у двери и командовала, где и как тщательно ему отмываться.

— Мам, я уже большой, — вопил из душа Ленька, которому в диковинку было мыться вот так, почти во дворе, да еще слегка прохладной водой, такой свежей и вкусной.

— Ленька, вылезай уже!

— Мам, тебя не поймешь, то мойся хорошо, то вылазь!

— Ты там уже минут двадцать торчишь, слона можно было вымыть за это время!

— Лаадно.

Ленька вышел из душа и побежал поговорить с тем самым дедушкой. на которого злился отец и который, как выяснилось, был хозяином Барсика.

А в это время шустрый пацан Мага опять бежал за Элей с известием, что прибыли еще гости.

— Дима, я не собираюсь кормить весь этот колхоз! — Олеся, руки в боки, стояла посреди двора.

— А ты и не будешь, готовлю же я, — Дима шел из кладовой, нагруженный банками. — А вон и Левон с Элей идут, помощь будет.

Те тащили на веревке большого черного барана.

— Дима, у тебя зарежем, ладно, я подумал, сейчас мясо через село понесу, всех приглашать придется. Лук у тебя есть?

— Есть, конечно, какой вопрос! Давай, вон туда веди его, привязывай, сейчас все сделаем.

— Олеся, сковорода большая есть? Я тесто на пирожки поставила, сейчас налепим, нажарим быстро, начинку из яиц сделаем, все такое любят. — Эля отодвинула с дороги хозяйку и пошла в кухню.

— Слушайте, а меня вы спросили? Что это еще за столовка? — Олеся покраснела от гнева.

— Ой, да ты ж сама довольна! Сколько ты нам крови выпила, пока все спокойно было, да без работы ты сидела!

Не обращая больше внимания на озлившуюся хозяйку, все занялись подготовкой к праздничному ужину.

— Боже мой, второй вечер подряд! Это же невозможно! — Олеся картинно заломила руки и быстренько шмыгнула в дом, изображать больную и немощную, потому как праздновать и ужинать любила, а готовить и мыть посуду ненавидела.

Валерий и Ирина вышли из душа и с недоумением смотрели на людей, сновавших по двору. Казалось, их десяток, не меньше. Крохотным уголком спокойствия была беседка в которой сидели Афанасий Георгиевич, какая–то пожилая дама и их Ленька. Он уже успел познакомиться с грозными собаками, запертыми в вольере. Повела его туда Олеся, видя, с каким интересом мальчик разглядывает грозных псов.

— Перво–наперво, никогда не бойся, они страх чуют, — говорила хозяйка, открывая вольер. — руками не маши, не ори, они не тупые, все понимают.

Собаки тем временем скакали вокруг нее, пытаясь лизнуть в лицо и залезть в карман.

— Чук и Гек — это свой, поняли? Ленька, теперь заходи, не тронут. Угости их.

Мальчик полез в карман за кусочками вяленого мяса.

— Вот так, с ладони, а вы звери, берите аккуратно, аккуратно я сказала.

Собаки подбежали к Леньке, слизнули с ладошек угощение и начали интенсивно его обнюхивать.

— Почему вы их так назвали, тетя Олеся?

— В детстве книжку эту очень любила, вот и назвала, а что?

— Какую книжку?

— Понятно, интернетное дитя. Дам я тебе эту книжку почитать, тебе понравится.

— Я про животных люблю, особенно про собак и кошек.

— Ну, собака там имеется.

— Ладно, прочитаю.

Ленька сначала робко, а потом все смелее и смелее гладил псов, зарывался лицом в густой мех и от все души завидовал этой красивой тете, которая каждый день может видеть и кормить этих красавцев.

— Мы с ними погуляем?

— Конечно, сегодня все обожрутся и обопьются, завтра всем будет плохо, а мы с тобой, как единственные присутствующие здесь люди, ведущие здоровый образ жизни, — Олеся повысила голос так, что Дима и Левон услышали ее слова и слегка покраснели, — пойдем гулять в лес.

— Вчетвером?

— Нет, Ленька, нас будет больше. Ждет тебя огромный сюрприз, — она подмигнула мальчику, с трудом вытолкала его из вольера и пошла в дом.

Мальчик не знал, куда идти и на что смотреть. Вон привели барана. Красивого, в черной шубе и собираются его резать. Барана жалко, но мясо Ленька любил и прекрасно знал, откуда оно берется. Вон в беседке сидят бабушка с дедушкой и Барсиком. Дедушку Афанасия мальчик уже знал и решил познакомиться с бабушкой. Кот мальчику обрадовался, побежал навстречу, потерся об ноги. Мурлыкал он так громко и долго, что даже слегка осип.

— Ну-с, Леонид, познакомьтесь. Это моя супруга — Ольга Викторовна, можете звать ее бабушка Оля. Меня вы помните, — Афанасий Георгиевич подмигнул мальчику. — А теперь расскажите, как жилось Барсику в вашем доме.

— Хорошо жилось, — Ленька немного стеснялся. На «вы» его еще никто и никогда не называл. — Только он не долго в квартире прожил, к нам воры залезли, все деньги украли и вещи попортили, вот мы и уехали.

Афанасий Георгиевич расстроено посмотрел на жену.

— Кто же мог представить, что так все будет! Хотел, как лучше! И что дальше с вами было?

— Мы поехали к дедушке с бабушкой, в деревню. Пожили там немного, папа деду помогал, чуть–чуть денег на бензин заработал, чтобы мы сюда могли приехать. Мамка все в огороде возилась, а меня уроки заставляли учить.

— Все при деле, значит, были. А Барсик?

— Барсику больше всех там понравилось. Он утром и вечером всегда с бабушкой на дойку ходил, там молочка ему сразу давали и деда рыбку ему с рыбалки приносил. Я в Москве ему корм специальный купил, для выведения шерсти…

Афанасий и Ольга недоуменно переглянулись.

— А вы что, не покупали ему такой? Ему надо, я знаю, так вот его корм в первую же ночь мыши погрызли, а потом куры расхватали, немного осталось, как раз на дорогу хватило, тут будем со стола кормить. Хоть и неправильно это, — важно закончил речь Ленька.

— Интересный вы юноша, — Афанасий Георгиевич улыбался Леньке и пророчески видел, каким он вырастет. Сильным, умным, благородным и милосердным.

Ленька засмущался и покраснел. Родители вовремя подошли, можно было тихонечко уйти погладить приговоренного барана.

Валерий успел остыть во всех смыслах и ему уже было просто интересно, чем же закончится вся эта история.

— Нуте-с, — издевательски, подражая Афанасию, начал он. — Зачем вы нас сюда притащили? Ради какой такой великой цели? Кстати, торт был вкусным, коньяк тоже, деньги и травы сперли, попутно разгромив нашу квартиру, карта у меня в машине, — сам того не желая, он опять завелся и снова захотел хорошенько потрясти старого интригана.

— Валерий Олегович, очень прошу вас не кипятиться, я вам все объясню, но не здесь и не сейчас.

— Ну и когда же?

— Когда мы поднимемся к Озеру. Вы же еще не нашли спрятанное сокровище?

— Вы думаете все это того стоило?

— Уверен, молодой человек.

Сорок дней душа бабы Нюры витала над Урочищем. Узнала все тщательно скрываемые тайны, заначки, мысли и чувства. Увидела зорким оком прятавшиеся от нее грибы и травки. Видела землю и воду насквозь и думала, что будь у нее две души, вторую прозакладывала бы за возможность видеть это при жизни. Скучно ей не было, сколько всего ей открылось! Странно, но к сороковому дню ее уже никто и не помнил в деревне, как не было ведьмы. «Что теперь?», подумалось ей. Она становилась все бестелеснее и прозрачнее, писк Тешки звучал все тише и настал момент, когда крыска сгинула. В свой крысиный рай или ад, баба Нюра пока не знала. Все свои силы она вложила в просьбу. Последнюю. Знала, что не откажут. «Пусти туда!» Смилостивились, пустили. Она пролетела над ярко голубым горным озером, уютно лежащим в ущелье, нырнула в воду, подивилась сиянию и синеве воды, поняла все до последней мелочи, увидела все, что было, что есть и что будет, засмеялась и растаяла в чистом горном воздухе.

11

У хорошей хозяйки всегда будут продукты и время на пирожки. Эту нехитрую истину знали все женщины в Элином роду. Загляни в холодильник! Вот старая сметана, как раз в тесто, в кладовке всегда найдется подсолнечное масло, не это новомодное из магазинов, бесцветное и безвкусное, а настоящее, пахнущее семечкой, купленное на рынке. Яйца и молоко тоже всегда в наличии, вон они ходят по двору: куры и корова. Так, между делом, кажется и не особо отвлекаясь от уборки и уроков, хозяйка ставит тесто. Одной рукой метёт, двумя тесто месит, четвертой легкий воспитательный подзатыльник сыну отвешивает, пятой в дневнике расписывается, шестой …. Много дел у хорошей хозяйки, но тесто уже подошло и надо вплотную заняться пирожками. Начинка — дело житейское. Немножко капусты в одной миске, картошки в другой, рубленных яиц в третьей и вот уже блюдо с вкусными пирожками, накрытое чистым полотенцем манит ароматом. Быстро, легко и как по мановению волшебной палочки.

— Ирочка, ты где так лук хорошо научилась резать?

Ира, стеснявшаяся Олеси, на кухне, в родной стихии осмелела и освоилась. Шустро почистила вареные яйца на начинку и взялась за лук. Шинковала ловко, красиво, аккуратно, Эля даже засмотрелась.

— Я же повар по специальности. Работала пару лет в ресторане, потом Ленька родился, в декрет ушла, а обратно уже не взяли. Вы же сами знаете, с маленьким ребенком неохотно на работу берут. Сейчас уже продавщицей привыкла.

— Своих каждый день деликатесами балуешь? Ох, завидую я им!

— Какие там деликатесы! Кухня хорошее настроение любит, а у нас все не так, даже не знаю почему.

— Все уладится, милая, вот увидишь!

— Да вы–то откуда, знаете? — сочувствие Эли было так необычно и искренне, что Ира всплакнула. Хорошо, луком занималась, на него все можно было списать.

— Раз говорю, значит знаю. Такое, чтобы совсем поздно — редко бывает. Вот взять моих бабушку с дедушкой, Исмаила и Фатиму, тех, кого вы здесь искали. Они же на Дальний Восток уехали, уже в возрасте были, а вот не побоялись. Всегда другие края хотели посмотреть, дедов фронтовой друг их и сманил. Так и написал, что там крабы, величиной с наших шавок, дед и загорелся. С моим отцом рассорился, он очень против был. Дед пытался ему и про Озеро рассказать и про то, что собак кормить там надо, да куда там! Ничего не захотел слушать. Я случайно про все узнала, когда заболела сильно.

Ирина слушала Элю, завороженная рассказом. Сказка — это просто сказка о живой воде и сером волке, двух серых волках, вернее, помогающих людям.

— Они же еще и Собаку Афанасия с собой взяли! Представляешь? Сколько сил, денег на это потратили! А как его оставить было? Пришел через несколько дней тогда давным–давно, зашел во двор и как жил тут всегда. Вот и забрали с собой.

— Они еще живы?

— Нет, умерли уже. Там их и похоронили. Отец их так и не простил, унес с собой эту тяжесть.

— А с ним что случилось?

— Они с мамой под лавину попали.

Эля отвернулась, вытирая глаза, а Ира корила себя за пустое любопытство.

— А давайте я что–нибудь вкусное сама приготовлю? Для Олеси, а?

— Давай, девочка. Ей приятно будет, но она у нас избалованная.

— Видали мы таких, — Ира фыркнула и полезла в холодильник.

— С форелью что собирались делать?

— Да просто на костре запечь.

— Ну вот ее я и приготовлю.

— Барсик, ты с кем хочешь остаться? — Ленька гладил старого кота и просительно заглядывал ему в глаза. Барсик делал вид, что ничего не понимает и искал несуществующих блох, мол, видишь, как я занят, не время разговоры разговаривать! Душа его разрывалась на части. Привык он к мальчику, с ним весело, интересно, а с другой стороны, сколько лет уже они с Афоней живут, сколько всего перевидали и пережили. Только вот до Австралии кот так и не доехал и немножко жалел об этом, уж больно интересно было посмотреть на океан, да и на пауков, что пугали Оленьку, поохотиться. Как поступить? Что вообще будет? Он слышал, как плакала Оленька и отказывалась возвращаться на ту каторгу, пусть там и большой дом и дети и внуки рядом и бассейн. Тут она еще больше разрыдалась, вспомнив, как увидела страшного паука именно в воде, где его и быть не должно, по идее. Афанасий как ни пытался, уговорить ее пока не смог. Где они будут жить? И как кот мог их бросить в такой ситуации? А Ленька? Только–только мальчик начал становиться самим собой. Исчезла угрюмость, говорить по–человечески начал, Валерка его увидел наконец–то и полюбил заново, Ира сняла с головы вечные бигуди и засаленный халат. Свекровь у нее умная, как увидела невестку в затрапезе, долго ей мозги промывала и рассказывала, что это на работу она может причесанная кое–как пойти, а перед мужем изволь быть на высоте! Свозила ее на рынок, купила ей легкие брючки, пару маечек, и сразу другой человек — молодая и задорная девчушка, а не замученная тетка. Хорошо у них стало в семье, легко и весело, несмотря на то, что и денег мало и ехали они неизвестно куда. Будут у мальчика еще и кошки и собаки и ветеринаром он станет, а Барсик останется у старого хозяина. Так кот и решил. Как сказать теперь Леньке, у которого уже и глаза на мокром месте?

Двор неожиданно опустел. Все действо переместилось на кухню. Там пеклись пирожки и нанизывалось мясо на шампуры, готовилась закуска, а во дворе было тихо. Только потрескивали поленья в мангале, шумела речка и тихонько взрыкивали во сне Чук и Гек. Именно поэтому, когда тихо отворилась калитка и вошли они, Леньке показалось, что это сон. Волшебный и прекрасный. Он крепко зажмурился и прикусил губу. Открыл глаза. Губа болела, видение не исчезло. Около калитки застыл огромный белый пес, настороженно глядя на мальчика. А на собаке… На собаке сидел большой кот, породы мейн–кун, Ленька читал про нее и знал, что кошки эти смелые и благородные и почти как собаки. Они бы долго так стояли и смотрели друг на друга, если бы не пыхтенье и возгласы за калиткой.

— Машка, зачем ты такой огромный торт пекла, можно было парочку поменьше!

— Парочку, а у плиты ты бы все время жарился? Ты мне помог? Заноси аккуратней! Не урони!

— Не каркай под руку, женщина! Знай свое место!

— Научился, кавказский мужчина!

В калитку медленно–медленно вошел мужчина с огромным подносом с тортом, устрашающе большим и рыхлым. Казалось, развалится на куски прямо сейчас.

— Барсик, уйди с дороги, — женщина непочтительно отпихнула пса от калитки.

— Привет, ты Ленька? Мы о вас уже все знаем, — она улыбнулась мальчику и побежала открывать двери в дом, наверное, чтобы торт, если бы и развалился, то в доме, а не во дворе. — Собаку не бойся, он не тронет, его Барсом, Барсиком зовут, кстати.

Мужчина, женщина и торт наконец–то смогли зайти в дом, а Ленька медленно подошел к собаке. Несмело протянул руку к голове. Вздохнул, изумленный! Он действительно живой — этот белоснежный красавец, глаза умные, настороженные, он знает, что перед ним человеческий щенок, но и от них можно ожидать всякой пакости.

— Можно? Можно я поглажу кота? — спросил Ленька у собаки. Тот плюхнулся на землю, серо–пепельный кот понял, что, мол, приехали, дальше на своих четверых, спрыгнул с широкой спины и подошел к мальчику.

— Вы мои золотые, как же я соскучилась! — из дома выбежала тетя Олеся, Барс и кот бросились к ней навстречу, лая и мяукая от радости. Она обнимала их, гладила и целовала в макушки, что по мнению Леньки было лишним из–за возможного наличия глистов.

— Вы давно их не видели? — вежливо спросил мальчик.

— Целую вечность! Со вчерашнего дня, — ответила странная тетя. — Вот с ними со всеми мы и пойдем завтра гулять, да еще Элиного Серого захватим.

Ленька решил заранее, что лучше завтрашнего дня у него в жизни уже ничего не будет.

С чем сравнить хорошее застолье? С грузинским многоголосием? С идеально сыгранным оркестром? Хорошее застолье бывает тогда, когда собираются хорошие люди и им очень многое нужно друг другу рассказать. Тут и смех и изумление и восторг и печаль и скорбь и сама жизнь. Вино льется рекой, шашлык удался и перед каждым стоит порционная тарелка с золотой рыбкой, с короной на голове, а вокруг нее водоросли, жемчуга и медузы.

— Дима, я не думала, что ты еще чем–то можешь меня удивить! — Олеся сначала полюбовалась вырезанной из болгарского перца короной, попробовала соус — медузы, съела все икринки — жемчуга (ну, подумаешь, не бывает красных жемчугов!) и, наконец, принялась за рыбу. — Просто волшебно! Будешь теперь каждый день готовить!

— Не буду, дорогая, — и все засмеялись. — Это не я, а Ириша постаралась.

Олеся внимательно посмотрела на зардевшуюся стряпуху.

— А ваша семья меня удивила второй раз. Это неожиданно и приятно. Молодец! — и Олеся с удовольствием доела рыбу.

Как она и предсказывала, на следующий день все маялись похмельем и животами и только Олеся с Ленькой, да «зверинец» с удовольствием встретили рассвет и весь день пропадали в лесу. К Озеру было решено идти на следующий день.

Выдвинулись на рассвете. Ох и тяжело идти было. Не всем конечно. Селяне неслись вверх горными козами и козлами, а гости, пыхтя и проклиная все на свете еле карабкались по крутому склону.

— Я не могу больше, — чуть ли не плакала Ира, — все я вниз.

— Все вверх, — Олеся, которую гости уже возненавидели за ее свежесть и неутомимость, строго сказала, что никаких ночевок на тропе не будет. Дойти нужно до вечера. Они и шли, останавливаясь, устраивая привалы, падая на землю и отказываясь подниматься. Никакие отговорки не помогали и вот, уже к вечеру они все–таки добрели. Озеро их встретило пронзительной синевой и тишиной. Там, казалось, время остановилось, уж больно хорошо было на том месте.

— Пап, скорее, карту доставай, клад же! Сокровища!

Ленька, уставший меньше всех тянул отца за руку и сам лез в рюкзак.

— Давай завтра, а? — больше всего Валерию хотелось повалиться на землю и тихонечко полежать, чтобы организм уже решил он еще жив или уже нет.

— Ни в коем случае, молодой человек! — Афанасий Георгиевич, потный и измученный повалился на траву. — Сегодня, все должно быть открыто сегодня!

— Вы же помните, где это закопали? Сходите с пацаном, покажите, пусть он сам сокровища достает.

— Нет, нет, карта — уже давно ваша собственность и именно вы и должны завершить начатое.

— Идите! Мы пока палатки поставим и ужин приготовим, — Дима с Левоном, бодрые и свежие принялись за дела.

Валерий, тяжело вздохнув, вытащил карту и побрел за неутомимым сыном.

— Вы, Афанасий Георгиевич, боксом или борьбой занимались когда–нибудь? — Олеся, ехидно улыбаясь посмотрела на интригана.

— Нет, а что?

— А то! Бить вас будут в скором времени, так мне почему–то кажется.

— Отобьете!

— Ох, не знаю, не знаю, — Олеся подмигнула измученной Ольге Викторовне и пошла умываться.

Кладоискатели вернулись через час. Зареванный и расстроенный Ленька и взбешенный Валерий молча пошли прямо к Афанасию, швырнули ему в ноги пустой флакон и сказали одновременно:

— Ну?

— Дедушка Афанасий, как же так? Где сокровища?

— Давайте сначала поужинаем, — Эля, как всегда, вмешалась очень вовремя. — Идите умойтесь и за стол.

Утомленные тяжелой дорогой и разочарованные, они что–то поели и сразу же полезли в палатки. Спать. Барсик залез к Леньке в спальник и всю ночь пел ему свои песни, рассказывая мальчику, что было, что есть и что будет и что платиновые банковские карты — это еще не самое главное в жизни.

Валерий, на удивление, проснулся рано, вылез из палатки и увидел, что на берегу Озера, в утреннем тумане, сидит ненавистный Афанасий.

— Зачем вы с нами так? Я к вам по–хорошему, а вы… — он замолчал, вспомнив и квартиру и то, что с работы их с Ириной скорее всего уволят, и Ленька учебный год не доучился. И все ради чего? Чтобы вкусно поесть пару раз, полюбоваться красивыми видами, да найти пустой пузырек?

— Валерий Олегович, ответьте, вы с Леонидом часто разговариваете в последнее время?

— Да причем…

— Просто ответьте.

— Ну, часто.

— А раньше часто это бывало?

— Ну, не часто.

— Не «нукайте» вы как школьник! Вы считаете, что все было зря. Посмотрите на сына, как он изменился, он вам доверяет теперь, а уж любит как! Вы теперь знаете о его мечте и можете ему помочь. Посмотрите на свою супругу. Вы давно видели ее такой счастливой и полной сил? У вас, простите уж за нескромный вопрос, качество интимной жизни улучшилось?

— И количество тоже, — Валерий покраснел. — Как вы про это говорите, как про производство какое–то.

— Нейтрально говорю. А теперь еще подумайте. Вы кем работали? Ведущим специалистом, начальником, получали хорошую зарплату? Кем работала ваша супруга? Она тоже получала златые горы? Ваш сын отлично учился и у него было много друзей? Вы обо всем этом жалеете? У вас это все было? Не было, ерничаю я. Сравните, просто сравните, что у вас было и что есть сейчас и подумайте, стоило ли оно того. Не смею мешать.

Афанасий Георгиевич ушел, а Валерий задумался. А ведь прав он! Как ни крути прав! Иришка отдохнула, расцвела, одно удовольствие на нее смотреть, Ленька — молодцом каким оказался. И сантехником он всегда и везде сможет устроиться. Действительно, стоило оно того!

Весь день был наполнен ахами и охами. У гостей болело все и везде. Хотели после обеда вниз спускаться, но кроткая и послушная Оленька сказала, что пусть ее здесь убьют лопатой, но она никуда сегодня не пойдет.

— Здорово, — прокричал неугомонный Ленька и побежал играть с собаками. В отличии от взрослых, просто умывавшихся в целебной воде, он с огромным удовольствием нырнул в ледяное Озеро и даже пробовал там плавать, пулей вылетел на берег и подбежал к огромному алабаю, обниматься и греться.

Вечером, отдохнувшие, в хорошем настроении, они собрались у костра.

— Как вы думаете, что же такое есть это Озеро? — Ира задала вопрос, на который они все пытались ответить. Сами себе.

— Что? А, может быть, кто? — Афанасий задумчиво посмотрел на черную воду, сквозь которую уже начало пробиваться таинственное свечение. — Насколько наша планета живой организм и насколько мы просто блохи на ее теле?

— Думаете, мы настолько безнадежны? Мы — паразиты?

— Я так не думаю. Иначе она бы не лечила нас, не дарила бы такие Озера. Вы же не думаете, что такого больше нет нигде на Земле?

— Скорее всего есть, но мало кто о них знает. Мы же держим это в секрете.

— Да, представьте, что будет, если об этом месте узнают все!

Они все помолчали, представляя, как сначала по чуть–чуть, потом все больше и больше люди будут ходить сюда, мусорить, а потом, вполне возможно, какой–нибудь олигарх построит здесь дачу и дорога для простых смертных будет закрыта.

— Ну это же неправильно, неправильно, что вы решаете, кому сюда можно, а кому нет!

— Нет, Ира, — Олеся ответила за всех, — решает оно само. А как оно выбирает людей, мы не знаем.

Красивые многоцветные коконы — так их видело Озеро. Некоторые ему были так близки и дороги, что оно вплетало в них свои золотистые нити и следило, чтобы их структура всегда была полна силы и света. Некоторые жили рядом с ним всегда, даже зимой. Оно, скованное льдом, дремавшее, в полусне видело, как они охраняют его покой и было им благодарно. Некоторые приходили летом, часто или нет, для него не было понятия времени. Расстояния для него тоже не было, поэтому «его» коконы могли прийти к нему отовсюду, чтобы поделиться с ним человечностью, в обмен на силу и здоровье. Таким его создала Земля, любопытная, ненасытная до знаний и эмоций, с интересом наблюдающая за всем, что происходит на ней.

— Коллеги, я поздравляю нас всех. Кризисная ситуация на планете Земля была успешно скорректирована и выброс эликсира жизни в одно горное озеро был приостановлен.

— Это значит нам можно праздновать?

— Увы, нет. Озеро еще сохраняет свои целебные свойства и вокруг него продолжают виться темные личности. Пока нейтрализована только одна.

— Как наши агенты там себя показали?

— Как всегда, прекрасно! На сторону света завербована целая семья, у мальчика — огромный потенциал. Думаю, необходимо поощрить ребенка присутствием нашего агента.

— Как всегда?

— Как всегда.

— Интересно, как маленький щенок сможет одолеть такое большое расстояние?

— Поверьте, наш агент сможет все. Он — профессионал.

— И все–таки проследите. Мы ждем ваших отчетов.

— Прослежу. Отчеты будут.